и особенно острое положение в марте-мае восемьдесят восьмого года, когда в результате англо-русского соперничества в Средней Азии мир оказался на волосок от войны. Тогда, узнав, что русские войска достигли Пендинского оазиса на афганской границе, а газеты нагнетают военный психоз в Англии, молодой Вильгельм по наущению Бисмарка неоднократно писал в Россию царю о, якобы, военной слабости англичан и даже жалел, что, как русский офицер, не может лично принять участия в будущих сражениях. В то же время начальник Большого Генерального штаба Вальдерзее, ближайший советник молодого будущего кайзера, убеждал английского военного агента в Берлине, что Россия к войне не подготовлена и Англия, с военной точки зрения, еще никогда не имела столь благоприятных условий, чтобы нанести России удар. Самая страшная для Германской империи опасность, внушал Бисмарк дипломатам и кайзеру Вильгельму, состоит в сближении между Англией и Россией. Поэтому германская внешняя политика должна стремиться установить между Великобританией и Россией скорее враждебные, нежели слишком интимные отношения. Как и с Францией, непосредственной соседкой и едва ли не извечной противницей близлежащих германских княжеств. - Тогда и мы стояли перед искушением начать превентивную войну против России, - неторопливо дополнил внимательно слушавший фон Шлиффен. - Мой предшественник на посту начальника Большого Генерального штаба Вальдерзее предлагал напасть на Россию, зная, что войска ее на западных границах не развернуты и к войне не готовы. Но канцлер Бисмарк и Мольтке были против, считая, что распыляя силы и растягивая коммуникации на пустынных и бесконечных восточных просторах победить Россию невозможно, а увязнуть и сломать себе шею - вполне, как это уже случилось с Наполеоном. - А германские Остзейские провинции России? - не выдержал фон Хассе. - А богатейшее Поволжье? А ее житница Украина? Надо не бояться русского медведя, а направить туда всю нашу военную мощь. Германия как никогда остро нуждается в освоении новых территорий. Наряду с захватом заморских колоний следует обратить внимание на лежащую рядом Россию, особенно ее часть от Польши до Урала. Нам необходимо иметь пространства для посадки своих национальных саженцев. Бисмарк в свое время был против присоединения Прибалтики к Пруссии, считая эту длинную полосу без хинтерланда ничтожно малой величиной в обмен на вечную вражду гигантской России. Но время стремительно летит и уже сегодня возникла проблема будущего мирового господства Германии. Приобретение Остзейского края следует назвать главным национальным требованием Германия, а противоречия между германской и славянской расами - альфой и омегой современной европейской политики. Благосклонно кивнув, барон Гольштейн невозмутимо продолжил, - В девяносто первом году нами был заключен тройственный австро-германо-итальянский союз. Франция и Россия, опасаясь, что союз направлен против них, что так и было, пошли на сближение. В июле того года состоялся визит французской эскадры в Кронштадт, а в Париже начальники генеральных штабов Франции и России Буадеффр и Обручев вели переговоры о военной конвенции, которую и подписали в следующем году в Петербурге. Да, четыре года назад. Кроме того, как нам стало известно, министры иностранных дел России Гирс и Франции Рибо тогда же подписали секретный договор о совместных действиях на случай, если одна из стран окажется перед угрозой нападения. "Любители устриц" отлично знали, что винить в таком поражении внешней политики Германии отца и сына Бисмарков было нельзя, ведь великий железный канцлер и статс-секретарь министерства иностранных дел их совместными усилиями годом ранее были удалены в отставку, так что ответственность за состоявшийся союз извечных противников Германии ложилась на их плечи. - Да, по заключенной в девяносто втором году военной конвенции, если Франция подвергнется нападению со стороны Германии или Италии, поддержанной Германией, Россия употребит все свои войска, какими располагает, для нападения на Германию; если же нападению со стороны Германии подвергнется Россия, то Франция должна прийти ей на помощь всеми своими военными силами, - напомнил фон Шлиффен. - При получении сообщения о мобилизации сил Тройственного союза, Франция и Россия обязались немедленно приступить к мобилизации, чтобы, в случае войны, заставить нас воевать на два фронта. В начале января девяносто четвертого года русский министр иностранных дел Гирс и французский посол в Санкт-Петербурге Монтебелло обменялись письмами и военная конвенция приобрела обязательный характер. Видя, что стол накрыт, хозяин пригласил гостей садиться и сам занял свое высокое обитое кожей кресло с резным фамильным гербом на спинке. Эйленбург отметил, как обнюхивающе шевельнулись крылья его крупного крючковатого носа над поданной слугой тарелкой с салатом из омаров и ломтиками холодной телятины, и туг же перевел взгляд на высокие темного стекла бутылки прекрасного мозельского и рейнского вина с претензионными названиями "Гран вэн Шато Марго", "Гран вэн Шатон Мутон Ротшильд", зная о мнительности и подозрительности своего старого даже если и не друга, то единомышленника, и боясь дать тому повод для сомнений в своей верности и искренности. Впрочем, граф Филипп был уверен, что пока он близок к императору, жестокой мстительности барона Гольштейна ему можно не опасаться. Ожидая, когда слуга сдернет серебряные проволочки и оборвет залитую красным сургучом золоченую фольгу с горлышка бутылки, хозяин дома обратился прямо к нему. - Как поживает наш Райзе-кайзер? Вильгельм II был весьма подвижен, за что и приобрел такое прозвище - Кайзер-путешественник. Большую часть года он проводил в поездках по стране, всюду вмешиваясь и регламентируя все, чего бы не касался его взгляд - от солдатского обмундирования до дамских декольте, к коим он питал особое пристрастие. Но ведь ему приходилось постоянно доказывать свою мужественность, силу, ловкость и разум не только Германии, но и всему свету. Родился он хилым, с парализованной левой рукой, а отец его Фридрих-Вильгельм умер, не просидев на всегерманском троне и ста дней. И если избавиться от физического недостатка молодому кайзеру помогли упражнения Фридриха-Людвига Яна, турнфатера - отца гимнастики, то излишняя подвижность и даже суетливость и разбросанность неоднократно вызвали сомнения и насмешки по поводу его умственных способностей. - Да, он по-прежнему стремится объять необъятное, - с улыбкой ответил Эйленбург. - Теннис, верховая езда, фехтование, музицирование, штабные учения, смотры гарнизонов, балы и карты, государственные дела, заботы о процветания нации... Разумеется, они, четверо, считали себя мозговым центром Германской империи. Граф Эйленбург-Гертефельд - дипломат, поэт, драматург и композитор, вот уже десять лет близок к императору и умел так подавать тому выработанные на еженедельных по четвергам их решения, что кайзер воспринимал за плод собственной мысли. Эрнст фон Хассе представлял интересы растущей германской промышленности в ее стремлении к разного рода сырьевым запасам и рынкам сбыта готовых изделий. Граф Шлиффен - начальник Большого Генерального штаба объединенной Германской империи - обеспечивал непосредственное воплощение их замыслов в планы молниеносных ударов полками, дивизиями и армиями. Но истинным творцом политики всеподавляющей мощи и явного превосходства еще молодой, двадцатипятилетней и стремительно набирающей силы империи был барон Фридрих-Август фон Гольштейн. Занимая сравнительно незаметную должность политического советника в министерстве иностранных дел и всегда оставаясь в тени, он умело направлял внешнюю политику в интересах стальных баронов германской промышленности, в нужных случаях не останавливаясь и перед коварными интригами с целью отстранения от ключевых постов в государственном аппарате тех, кого считая неспособным соответствовать духу времени. Он был учеником и протеже великого железного канцлера, но именно его усилиями удалось устранить Отто Бисмарка, как только обнаружились расхождения их взглядов о роли Германии в Европе и способах ее возвышения. Война! Покорение железом и кровью главного неминуемого противника Германии - России, вот цель его политики. Но чтобы успешно вести войну на востоке, следовало уничтожить врага на западе - Францию. А для разрешения этой задачи следовало на время подготовки и ведения боевых действий с Францией нейтрализовать Россию. Попытки вовлечь ее в конфликт с Англией на Ближнем Востоке, а потом и в Средней Азии в свое время не удались, но сейчас возникает интересная ситуация на Дальнем Востоке, а там могучим противником восточной соседки Германии будет на только Великобритания, но и длиннорукая Америка и стремительно набирающая силы Япония. Темнело. Слуга зажег электрические светильники в хрустальной люстре над столом, подал на блюде мейсенского фарфора багрово-красный окорок с тушеной цветной капустой и обошел стол, наполняя бокалы вином. Доктор фон Хассе отпил глоток, зажмурился, изображая восхищение и, зная меру, продолжил, - Таким образом, мы оказались в тисках. Если австрийцам свое жизненное пространство можно увеличивать за счет Балканского полуострова, Италии - за счет Истрии, Далмации, Албании и Греции, то нам, сжатым Францией и Россией, необходимо каким-то образом разжать тиски. Сейчас у нас идет накопление сил, становление промышленности, мы нуждаемся в дешевом сырье, за бесценок поставляемом нам Россией; нам нужен и широкий рынок для сбыта продукция нашей промышленности. Но придет время, когда нам придется вооруженной рукой разжимать стискивающие нас оковы и обеспечить германской нации достойное ее жизненное пространство. Фон Шлиффен прожевал кусок окорока, запил вином, уголком салфетки промокнул усы и заговорил, постукивая по краю тарелки кончиком ножа, - В прошлом году, для переориентирования внимания России на Дальний Восток, мы через широкую сеть нашей агентуры сумели внушить российским правительственным, в том числе и военным кругам, и лично императору Николаю на недопустимость перехода Ляодунского полуострова в руки японцев как итога японо-китайской войны, мотивируя эти соображения резким изменением военно-политической обстановки на Дальнем Востоке и вообще в мире. Более того, мы сумели подтолкнуть Россию на предъявление ультиматума Японии, а для придания царю уверенности и преодоления некоторой его инертности, предложили располагать нашей эскадрой в китайских водах. Эйленбург вспомнил, как в начале апреля прошлого года, не прошло еще и суток после направления русским министерством иностранных дал инструкций послу России в Токио о дипломатическом демарше, как он положил на стол Вильгельму копии этих инструкций, и император отдал приказ германской тихоокеанской эскадре вступить в связь с русский эскадрой для возможной блокады японских портов. И тогда же, в апреле, Вильгельм письмом поздравил царя Николая за прекраснее начало, положенное против Японии, рекомендовал особенно не церемониться и приступить к аннексиям для России. Вильгельм даже пообещал охранять тылы России, чтобы никто не мог помешать ее действиям на Дальнем Востоке. Хотя, к чему лицемерить, кроме как от Германии, и охранять то было не от кого. Впрочем, про себя усмехнулся Эйленбург, подталкивать Россию не приходилось. Настолько жадно они сами рвутся на Дальний Восток, что стоит им только тихонечко подыграть, а уж они продолжат... - Нам обязательно надо подталкивать Россию на войну с Японией, которую поддержит Англия, - размеренно внушал Гольштейн. - Обязательно. Подталкивать обе стороны. Разжигать аппетиты, вооружать, снаряжать, обучать, японцев во всяком случае, играть на чувствах национальной гордости, использовать малейшие противоречия, провоцировать территориальные притязания, вносить элементы ревности, обиды, личной, я повторяю, личной заинтересованности власть имущих, привязывать их материально в такой степени, чтобы они не могли и помышлять расстаться с вложенными капиталами. Существует различие между ответственностью, служебным долгом и меркантильными интересами. Это присуще каждому человеку. Люди будут добросовестно выполнять свои служебные функции, отстаивать интересы сюзерена, государства, но сравнительно легко и даже безболезненно поступятся ими, под давлением, возможно. Но если здесь есть личный интерес, вложены личные средства, есть личная и довольно крупная материальная заинтересованность, то они будут стоять за нее насмерть. Поэтому я и обращаю ваше внимание на то, чтобы в китайские дела были вложены капиталы императора Николая и его супруги, урожденной герцогини Гессенской, дармштадтской подданной нашего кайзера. Крупные капиталы, очень крупные. Кстати, для успешного проведения в жизнь вырабатываемой нами линии нужны способные исполнители, - он обвел взглядом внимательно слушавших его собеседников. - Канцлер Гогенлоэ нерешителен, аморфен, пассивен, я достаточно хорошо это знаю по совместной службе в парижском посольстве. Да и статс-секретарь министерства иностранных дел Маршалль недостаточно активен, не всегда разделяет нашу точку зрения, пытается проводить собственную линию, а поэтому и неспособен твердо вести нужную Германии внешнюю политику.- Бернгард Бюлов, - напомнил граф Эйленбург. - Да, мне импонирует Бюлов. Он, надеюсь, явится вполне исполнительным инструментом в наших руках. Вы, Фили, настойчиво внушайте императору необходимость замены, на первых порах в министерстве иностранных дел, а затем и канцлера. - По сообщениям барона Ростока, создавшего вполне разветвленную, мозаичную систему шпионажа в России, - заговорил граф фон Шлиффен, - восемнадцатого мая, в день коронации царя, министр финансов Витте представил ему на утверждение проект соглашения русского правительства с Русско-Китайским банком об образовании общества Китайско-Восточной железной дороги. Таким путем Витте разрушил наши попытки создать акционерное общество, в котором главными владельцами акций стали бы лично император Николай, герцогиня Гессенская, - Шлиффен специально назвал так русскую императрицу Александру Федоровну, чтобы подчеркнуть германское ее происхождение и несомненную духовную связь с родиной, - и приближенные царя. Вместо этого, по соглашению, семьсот акций Общества КВЖД выкупит у Русско-Китайского банка Российский государственный банк, а остальные триста акций предполагается разместить в частных руках, предпочтительно среди французов, чтобы усилить привлечение французского капитала. В тот же день присутствовавший на коронации вице-канцлер Китайской империи Ли Хунчжан получил по телеграфу разрешение из Пекина подписать Русско-Китайский оборонительный договор. По этому договору России предоставляется право строительства железной дороги из Забайкалья через Маньчжурию на Владивосток; право использовать дорогу в любое время для переброски войск и любых грузов, и право занимать в случае войны любой китайский порт. Оборонительный договор направлен только против Японии. Двадцать второго мая Ли Хунчжан с китайской стороны и русский министр иностранных дел князь Лобанов-Ростовский подписали этот договор. Но здесь существует интересная деталь. Министр финансов Витте обманул Ли Хунчжана, который не соглашался, чтобы концессия на строительство дороги принадлежала русскому правительству. Ведь, приобретая семьдесят процентов акций, он фактически делает Трансманьчжурскую магистраль собственностью министерства финансов, русского правительства. - Кстати, что там произошло в день коронации в Москве? - со злорадным любопытством спросил Гольштейн. - Коронация проходила в Успенском соборе Кремля, а для празднования народа отвели так называемое Ходынское поле, служившее учебным полигоном для войск Московского гарнизона. На этом поле проводились учебные стрельбы, во множестве были накопаны траншеи, окопы, колодцы, бункера и брустверы и прочие земляные сооружения. Со свойственной русским безалаберностью, совершенно не заровняв ямы и траншеи, они на этом поле расставили ларьки, палатки и балаганы, в которых собирались выдавать горожанам кульки с закуской. Народу собралось множество, по оценкам их газет - свыше полумиллиона. Собирались с вечера, давка на площади в восемь квадратных километров была ужасной, к утру лег туман и отчего-то вспыхнула паника. Люди помчались по полю, падая в ямы и топча друг друга. Погибли до полутора тысяч человек, покалечены и ранены до десяти тысяч. Ответственность возлагается на обер-церемониймейстера двора фон дер Палена и московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. Ведется расследование, которое поручено тому же великому князю. Следовательно и результат известен. - Фон дер Пален? - удивился Гольштейн. - Германец не позаботился о месте празднования коронации императора? - Палены перебрались в Россию сто с лишним лет назад, во времена императрицы Екатерины II, в девичестве принцессы Ангальт-Цербтской, и с тех пор окончательно обрусели. Впрочем, в России такая бездна нищего, голодного, безмолвного и забитого народа, что с ним и не церемонятся. Десять миллионов в одну сторону, десять миллионов в другую... Там даже не знают, сколько их всех. Как китайцев. Тот же Ли Хунчжан, видя некоторую взволнованность русских сановников, хладнокровно заметил, что, когда он был генерал-губернатором столичной провинции и у него от чумы погибли несколько десятков тысяч человек, он совершенно не обратил на это внимания, и уж тем более не стал омрачать покой императора печальной вестью. - И еще одна приятная для нас новость. Присутствовавший на коронации начальник Генерального штаба Франции генерал Буадеффр, под впечатлением ходынской трагедии, демонстративно отклонил приглашение царя участвовать в голубиной охоте, что может повлечь некоторое охлаждение симпатий царя к Франции. - У самодержавного русского царя симпатий к республиканцам нет и быть не может, - счел нужным внести ясность граф Эйленбург. - Есть финансовые, военные и политические интересы. - Но не упускайте из внимания эту трещинку и постарайтесь при случае ею воспользоваться, - Гольштейн не давал им отвлекаться на колкости. - Подталкивая русского царя на войну с Японией, не следует забывать и о своих интересах в Китае, - забеспокоился фон Хассе. - В Шаньдуне, в частности, уже вложены крупные суммы в горную промышленность, в районе бассейна Янцзы мы ведем борьбу с английской торговлей, в провинции Хубэй построили железную дорогу, связавшую три крупных города Учан, Ухань и Ханьян... - Укреплением наших позиций в Китае сейчас занимается посланник барон Гейкинг, а помогает ему бывший посланник в Токио и Пекине фон Брандт, назначенный в Пекин директором Германского банка, - Годьштейн колюче покосился на фон Хассе, недовольный тем, что его перебили. - Теперь надо браться за дело с удвоенной энергией и сразу с двух направлений. Первое - искать возможность для создания на Дальнем Востоке крупной частной русской акционерной компании, в которую вложили бы большие деньги Романовы и их ближайшее окружение. Da ist der Hung begraben. С большой суммы ожидают больших дивидендов. Да и расстаться с такими деньгами они не пожелают. Компанию надо создавать в Китае или Корее, - Гольштейн немного поразмыслил и твердо продолжил, - лучше в Корее. Это сразу вызовет обострение русско-японских отношений, а их конфронтация с нашей и божьей помощью приведет к нужной нам цели. И второе - надо подталкивать Россию к территориальным захватам в Китае. И даже не на севере, в Маньчжурии, а в центральном Китае. Захват русскими оставленного японцами Порт-Артура был бы политически выгоден для нас. Это сильно ударит по национальной гордости японцев, возбудит острую их ненависть к России, заставит позаботиться о реванше. Все это - морально-этические соображения. Но есть и более существенные - экономические. Обосновываясь в Ляодуне, Россия тем самым загораживает Китай собою от Японии. А этого они России не позволят. Китай после победоносной для Японии японо-китайской войны представляется им беззащитной жертвой и они не простят России, выхватывающей плоды победы из рук. Чтобы возбуждать алчную жадность у русского императора и подтолкнуть его к более решительным действиям, надо тщательно спланировать и осуществить захват китайского порта где-нибудь поблизости от Ляодуна. Более того, подбросить мысль об аннексии китайского порта Австро-Венгрии или, скажем, Италии. Парочку броненосцев, для придания веса своим притязании, они наскребут. Николай II, прослышав, что даже крохотная Италия обзавелась владениями в Китае, и сам поторопится. Все это желательно осуществить года за два, не более. После обеда граф Эйленбург присел к стоявшему в углу зала роялю Эрара, вывезенному хозяином дома из Франции. После подавления Коммуны и оккупации Парижа германскими войсками инструмент даже такого знаменитого мастера можно было приобрести за бесценок. Начав играть "Славься в венке побед" - прусский гимн, он обернулся и увидел, что все присутствующие стояли в полном молчании. ЖУН МЭЙ. ВОЗВРАЩЕНИЕ В ПЕКИН Потом было долгое путешествие по странам Европы, визиты в Германию, Францию, Англию и Северо-Американские соединенные штаты и везде Жун Мэй днями служила Ли Хунчжану переводчицей, а ночами грела ему постель. Из Америки делегация на пароходе через Великий океан вернулась в ближайший к столице Поднебесной империй порт Тяньцзин, но прежде чем ехать в Пекин, Жун Мэй отпросилась на пару дней в Цзин-чжоу-тин, благо это недалеко. Со старым хэшаном Янем она обошла главный зал храма и оба его придела, зажгла свечи и воскурила благовония, а потом поставила на поминальный столик благовонные свечи духу своего сына. Позволив ей погоревать недолго, старый хушан увлек ее в свою каморку и велел рассказать обо всем, что она видела и слышала в долгом путешествии. Он был нетороплив и внимателен. - Говори, девочка, говори, - повторял он, изредка поднимая на нее прикрытые тяжелыми морщинистыми веками темные глаза. Все, что знаешь ты, очень важно для спасения Поднебесной. - Я так старалась выполнить ваше поручение, знать и видеть как можно больше, проникнуть в самые тайные замыслы императрицы Цыси и Ли Хунчжана, что стала его наложницей, - призналась она и горько заплакал. - И цветок, брошенный равнодушным ветром в грязь, и яшма, упавшая в пыль, остаются цветком и яшмой и не становятся грязью и пылью, - утешил старый Янь, бережно и ласково гладя ее по голове. - Поживи несколько дней в пристройке, побудь рядом с сыном, окрепни душой, отдохни, воспрянь телом, очистись в молитвах нашим богам и возвращайся в Пекин, к императрице-регентше Цыси. Все, что ты сообщила, очень важно. Это помогает нам копить силы и искать способ сохранить Поднебесную от захвата варварами. Ты помогаешь нам узнать замыслы безумных правителей и собрать силы для отпора врагам. Постарайся быть близкой к императрице Цыси и Ли Хунчжану. Его, как стало нам известно, скоро назначат главой Цзунли-ямыня, и все сношения с внешним миром будут проходить через его руки. Вернувшись в Пекин, Жун Мэй привезла императрице богатые подарки и вкусные заморские лакомства - консервы и конфеты. Старуха долго, с любовью, нескрываемым жадным любопытством и с явным наслаждением перебирала иностранные башмачки и туфли на высоких каблучках, даже попыталась ходить в них, но едва не упала, за что жестоко выбранила поддерживавшую ее служанку; хихикая, примеряла кружевные трусики и бюстгалтеры; закутывалась в яркие ткани; тщательно рассмотрела и, прижимая к уху выслушала многочисленные, привезенные из разных стран Европы и Америка золотые, серебряные и стальные часы; подивилась фонографу, поющему и разговаривающему на разные голоса; любовалась нанизанными на пальцы перстнями и кольцами с драгоценными камнями; тыкала пальцы в мази и притирания; с восхищением заставляла фрейлин перенюхать все флаконы с духами и одеколонами; кривлялась перед зеркалом, примеряя парижские, берлинские, лондонские и ньюйоркские шляпки... Радости и веселья императрице хватило едва ли не на неделю. Очень осталась она довольна Жун Мэй. Да и Ли Хунчжан обрадовал ее, сообщив, что тайный договор, согласно которому Россия обязалась защищать Поднебесную от всех варваров, подписан. Она потребовала принести этот договор, долго и внимательно разглядывала французские буквы, а затем велела унести в главное хранилище в Цзунли-ямыне и хранить его особенно бережно. Теперь заключенный в Москве договор следовало обсудить в Высшем императорском совете, а затем утвердить императором. Трижды прозвенел серебряный колокол, вознесся к небу ароматный дым из старинных бронзовых курительниц, заиграли флейты и свирели у губ одетых в зеленые и голубые халаты музыкантов. Евнухи распахнули тяжелые драгоценного черного дерева двери и императрица Цыси шагнула к трону. Гуансюй, как обычно, чувствовал себя неважно и просил императрицу заниматься государственными делами в его отсутствии. Внизу на полу перед тронем застыли коленопреклоненные высшие сановники в разноцветных парчовых халатах, украшенных тканными золотом иероглифами, обозначающими мудрость, долголетие, честь, верность.., - лгуны, воры и лицемеры. Впереди всех в пурпурном халате с изображением журавля, красным поясом с пряжкой из нефрита и рубинов и рубиновыми шариками на шапочке скорчился Ли Хунчжан, раздувшийся спесью от сознания отлично выполненного поручения императрицы и недосягаемого превосходства над взиравшими на него с завистью, ненавистью и страстным желанием подставить ножку Гуна, Цина и Дуаня. Жун Лу выглядел озабоченным, а Юань Шикай, после сокрушительного разгрома в Корее неожиданно возвысившийся, просто пыжился от самодовольства; в интригах он, пока, не участвовал, хотя и заметно было, как льстиво он льнет к триумфатору - Ли Хунчжану. - Докладывай, - махнула рукой императрица. - Нуцай Ли Хунчжан заключил от имени Милосердной, Счастливой, Главной, Охраняемой, Здоровой, Глубокомысленной, Ясной, Спокойной, Величавой, Верной, Долголетней, Чтимой, Высочайшей, Мудрой, Возвышенной, Лучезарной императрицы Поднебесной империи оборонительный союз с Россией, - гордо, с видом человека, одержавшего грандиозную победу, произнес он. - Хао, хао, - кивала императрица, - мы знаем о том. А что еще? - Еще, за подарок от России восьми миллионов ланов была подписана концессия на строительство из Забайкалья до Владивостока через нашу Маньчжурию железной дороги. Концессия заключена на восемьдесят лет, по истечении которых дорога бесплатно поступит в обладание Поднебесной империи. Бесплатно! - он победно оглядел ревниво внушавших ему сановников. - Хотя, из осторожности, нуцай Ли Хунчжан в контракте концессии оговорил, что через тридцать шесть лет мы можем приступить к выкупу железной дороги. Русские обязались в день открытия движения по дороге уплатить правительству императрицы еще пять миллионов ланов. - Какое же участие в управлении строительством и работой железной дороги примем мы? - Нуцай Ли Хунчжан добился, что Председателем правления Общества Китайской Восточной Железной Дороги, так по-русски она называется, будет представитель правительства императрицы. Но туг вмешался великий князь Дуань, люто ненавидивший выскочку китайца Ли Хунчжана. - Нуцай Дуань осмелится спросить - кто будет вести изыскания трассы дороги, кто будут инженеры, которых у нас вообще нет, откуда возьмутся десятники, специалисты по строительству полотна дороги, мостов, станций, водокачек, депо и множества других сооружений? И на все эти вопросы старый Ли Хунчжан вынужден был отвечать: русские, русские, русские... - Нуцай Дуань знает, что такое строительство железной дороги, хотя бы на примере английских и германских в Южном Китае. Строительство железной дороги означает захват громадной полосы земли вдоль дороги, и совершенно бесплатно; вызванных этим волнений среди местного населения; наводнения трассы дороги множеством наглых и бесцеремонных белых дьяволов; появление чужеземных войск и полиции для охраны их; исключение полосы отвода дороги из нашей юрисдикции и установленне там законов государства красноголовых червей. То есть фактическое расчленение Срединного государства, захват нашей территории с нашего же разрешения. Они будут пользоваться трудом нашего населения, грабить богатства наших недр, устанавливать свои законы, введут свои войска, будут обманывать и обирать народ... И за что? - Но русские обязались оборонять нас за все это от всех других варваров, - воскликнул Ли Хунчжан, обиженный, что его дипломатическая победа не оценена по достоинству, а наоборот, подвергается беспощадной критике. - Ах, оборонять, - не выдержал молчавший до сих пор Жун Лу. - Свои армии им сюда подтянуть не удастся, слишком далеко. А если и удастся, то это будет самым ужасным, что только можно придумать. Добровольная оккупация - какой позор дня Поднебесной империи! Если они расположат свои войска на нашей территории, то мы не будем властны в своих землях, лишимся собираемых налогов, а народ станет дерзким и непослушным... Он перечислял все мыслимые и немыслимые беды, ожидающие Поднебесную от дипломатического успеха Ли Хунчжана, а Жун Мэй видела, что императрица успокоена тем, что, пусть и с помощью русских солдат, но она защищена, ей не придется бежать и прятаться от японцев или каких других варваров. Потом злобное бормотание сановников и лоскутки улавливаемых ею мыслей императрицы слились в ровное, успокаивающее жужжание толстого с коричневым брюшком мохнатого шмеля, изображение их дергающихся фигур подернулось туманом, словно она смотрела сквозь запотевшее стекло, дрогнуло, плавно накренилось и потихонечку поплыло. Жун Мэй покрепче ухватилась за кресло императрицы, махнула на них всех рукой и стремительно помчалась к своему милому, веселому, пушистому, с ровными белыми зубками, блестящими любопытными глазками, крепкими лапками и гладкой красной шерсткой лисенку. Они чрезвычайно соскучились друг по другу, да и наступила пора занятий. Сейчас Жун Мэй обучала сына запахам и вкусам. Осень, время уборки урожая, и они лакомились плодами земли от северной Маньчжурии до южной Юньнани и от Шаньдуна на востоке до Тибета на западе. И, кроме того, ей нужно было пересказать все, что она видела и слышала, старому мудрому хэшану Яню. Он ждет ее известий, он внимательно выслушает ее, он просит подробно описывать все, что она читает в мыслях импратрицы, слышит из уст сановников, видит на их лицах, узнает из сплетен и пересудов дворцовой челяди. Проницательный хэшан Янь видит всю опасность безмозглых и рискованных решений, принимаемых этими злобными пауками, именуемыми Верховным императорским советом, и только он один знает, как можно противостоять им. Ждут ужасные беды погрязших в пучине разврата. Сколько людей не обманывай, всегда наступит расплата. 1 I. Развеянные чары, стр. 396. Пер.И. Смирнова. МЕДНИКОВ. ПРИМОРСКАЯ ОБЛАСТЬ. Два дня Андрей Медников ходил как в угаре. Боялся. Из Никольского приехал полицейский пристав, днями долго рыскал по рощице, вынюхивал, высматривал, а вечерами вызывал к себе в опустевший домик Кирилловича землекопов по одному и подолгу беседовал. Дошла очередь и до Андрея. Пристав был вежлив, - Садись и рассказывай. - Чего? - решил стоять насмерть Андрей. - Все и с самого начала. - Когда родился, что ли? - Для протокола пригодится и это. - Метрика у хозяина, - хмуро отвел глаза Андрей. - Куда ушел Буяный? - внезапно спросил пристав. - Увели его сперва в полицию, а потом в тюрьму на Корейской улице об прошлом годе, солдатушки. - Хитришь, ты знаешь куда. Твои рваные бахилы со стоптанными подметками оставляют заметный след. Вот я сейчас покажу гипсовый слепок из рощицы, а затем полюбуемся твоими отпечатками, - пристав вытащил из-под стола какой-то грязно-белый камень с торчащими из него прутками и принялся тыкать его под нос Андрею. - Чего это? -отпрянул Андрей. - Я такого никогда не видывал. - Пойдем во двор, - пристав крепко ухватил Андрея за рукав и потащил к двери. На улице у скобы, об которую терли ноги, соскребая грязь, чтобы в дом не тащить, пристав указал на влажную жирную землю. - Ступи ногой! Андрей ступил. - Да крепче, - прикрикнул пристав. Андрей, не понимая, чего от него хотят, оперся на ногу всей своей тяжестью. - Отойди, - скомандовал пристав, присел над следом и внимательно его оглядел. - Ах, каналья, - вдруг выругался он, - хитришь, сволочь. Ты правой ступи! Опорки Андрей были худые, протекали и расквашивались, доставляя ему много хлопот, и как раз вчера он на старые подошвы набил новые из толстой кожи. И подковки приладил, чем очень гордился. Этим днем они его не подвели. Бегло взглянув на след правой ноги, пристав взъярился. - А ну, снимай их, - скомандовал он. - Нету такого закону, - не послушался Андрей, - чтобы босиком ходить. Или меняться станете? - кивнул он на блестящие сапоги пристава, надраенные, тупоносые, хромовые голенища гармошечкой. Тот уже понял бесполезность своего требования и решил испытать Андрея с другой стороны. - Ты куда в ту ночь ходил? - В каку? - В позапрошлу, - передразнил его пристав. - Дак дрых я, уставши. - Нет, ходил, ходил, люди видели. - Не зна..., по нужде может... Неудача с отпечатками обуви подорвала уверенность пристава в выстроенной версии, да и сведения, добытые хитроумными расспросами боявшихся власти мужиков были, видимо, расплывчаты и туманны, так что он махнул рукой, - Пошел вон... Андрей тому и рад был. Но назавтра с железки его выперли. Благо корейцев и китайцев на дорогу много нанялось. И деньги тот час рассчитаться нашлись. Огорчился Андрей, но и обрадовался. Подальше от греха. Сразу он в Никольские подался и вола купил. Довольно заморенного, правда, но мужик-малоросс присоветовал, бери, мол, по свежей траве быстро отъестся, кости, шкура есть и молод еще. Так, гордый покупкой, вошел он в Ивановку. Прошлый год Медниковы не то, что пробедствали - землю отдали корейцам-половинщикам, а сами дом достроили, огородом, садом, пасекой занимались, словом, испугом отделались. Да и деньжат немного скопили, сдав ячмень в интендантство. Купили они вола, да второго Андрей привел, опять пахать можно, чем они сразу и занялись. Но Андрей, пожив в новой избе с недельку, в город засобирался. - Плохо мне что-то тут, к людям привык. Пойду в город работу искать, - объяснил он отцу-матери. И ушел во Владивосток. С работой в городе было неважно. Все были рады пользоваться дешевым желтым трудом, да и специальности у Андрея никакой не было. Потыкался по городу он, работу поспрашивал, но все бестолку. Половым, правда, в трактир предложили, но Андрею с души воротили повадки внешне угодливых, да бесцеремонных молодцов, и он решил, что у него так не получится никогда. Тут прослышал он, что местный купец Яков Лазаревич Семенов набирает ватажку капусту морскую драть и подался к нему. Семенов со своим компаньоном Демби организовал капустный промысел, в прошлые годы у них хорошо получалось, вот они и расширяли свое дело. Артели набирали, по преимуществу корейские, человек по тридцать - сорок, но пять - шесть русских обязательно. Хоть корейцы и не обманут никогда и с оплатой всегда согласны, да на русских, по привычке, надежды более. Артели свои Семенов развозил по всему побережью Приморья, и на Сахалине южном капусты было множество. Но Андрею повезло, недалеко отправили, в залив Стрелок. Построили рабочие себе балаганы, лапника наземь елового-пихтового настлали, застелили брезентом, вот и устроились. Где по мелководью, где под воду ныряли корейцы с серпами, а на берегу длинные листья анфельции укладывали на козлы для просушки. Потом в плотные тюки упаковывали и шаландами в город отправляли, а оттуда уже в Китай и Японию. Работа тяжелая, совсем Андрей тощим стал и солнцем прожаренный. Но платил Семенов хорошо, в два раза больше, чем Андрей зарабатывая на строительстве дороги. К концу октября, когда совсем уже холодно стало, выбрались они в город. Семенов дал расчет, но остался Андреем доволен, звал на следующий год на прежнее место работать. На зиму же у него для Андрея работы не было. Побродил он по городу, опять везде потыкался, но без особого старания. По дому соскучился. Потом сходил к Кунсту и Альберсу на Мальцевскую, накупил обнов братовьям, шаль цветастую матери, сапоги добрые бати, а себе тульскую гармонику, девок к себе в Ивановке приваживать, и снес все добро в Матросскую слободку, чьи улочки за Гайдамаковским оврагом с сопки к Морскому госпиталю у моря скатывались, и где ночевал он у бабы Авдотьи. Завтра с утра решил домой отправляться, а вечером с товарищем по капустному промыслу зашли пиво попить в трактир "Петербург" обшарпанный, там же, в Матросской слободке. Без особого желания Андрей согласился в трактир идти. И накурено там, и воздух спертый, от чего назавтра голова болит, и тоска, и матерно, да и драки без конца вспыхивают, приходится унимать соседей. Но не откажешь же товарищу. Не к лицу, не по-мужски выйдет. Пришли пораньше, пока рабочие с механических мастерских и служивые из флотского экипажа не нахлынули, заняли удобный угол, за фикусом разлапистым в кадке, здесь покойней было, и пива заказали дюжину. По первой кружке залпом выпили, с жадностью, недолго посидели, внутрь себя блаженству прислушиваясь, по бутерброду с кетовой икрой сжевали и за второй потянулись. Но тут Андрей ощутил на себе взгляд из другого угла, тоже фикусой загороженного. Отпил он полкружки недовольно, мешали ведь, поставил на стол и вгляделся в соседний угол. А оттуда скалил зубы сквозь бороду Матвей Буяный. То-то радости было. И по груди поколотили кулаками друг друга и, обнявшись, по спинам тузили, и расцеловались даже от полноты чувств. Матвей тоже был с товарищем. Съехались они со своим добром за один стол, "пьянковки", которую только в Матросской слободке и подавали, принести велели и пир продолжили. Матвей Буяный принялся расспрашивать Андрея о житье-бытье, вспоминал старых товарищей. - Разбрелись кто куда, на железке осталась самая малость, - отвечал Андрей и рассказывал, как лето проработал на заготовке морской капусты купцу Семенову. - А сам-то ты как поживаешь? - осторожно спросил он. Матвей был уже в подпитии, язык развязался, но еще пытался себя контролировать. Немного недоговаривал, туману напускал, а потом вынул из кармана пиджака и на стол положил большой круглый полупрозрачный камень с темной веточкой в середине. - Вот, полюбуйтесь! Андрей взял камень, тяжелым он ему показался. А веточка желтой была и блеснула золотом. - Да, да, - видя Андреево удивление, кивал Матвей, - Золото! - Так ты в старатели подался? - Как сказать, - замялся Матвей Буяный. - Лето я у староверов в Осиновке, что на Чехезе, работал. Серьезные мужики, в работе спуску не дают, но платили хорошо. Крепко живут, все у них спорится. Баловства но допускают. Но тут их добру позавидовали, да в деревню малороссов-переселенцев и прибавили. Были среди малороссов мужики и справные, но много и вздорных человечков. По каждой малости в крик, драки устраивают, на чужое зарятся. Весь порядок порушили. Приста