составлять гороскоп новорожденного. И Митта поехала с ними... Профессор ведь страдает приливами крови и без дочки не может долго обходиться: ни лекарь, ни цирюльник не в силах ему угодить... А Митта приловчилась ставить ему пиявки к затылку и грелки - к ногам! Все это Каспер говорил с такой радостной улыбкой, точно речь шла не о болезнях Ланге, а об очень веселых вещах. Боцман Конопка хотел было ввернуть словечко, но, поглядев в искрящиеся радостью глаза своего любимца, воздержался. А хотел он сказать примерно вот что: "Не будь этот Мандельштамм в такой близости от Вармии, то есть от тебя, Каспер, пришлось бы твоему профессору обходиться без попечения дочки, не вызвалась бы девица пускаться в такое далекое путешествие!" Как ни странно, но Каспер думал о том же. Он хорошо помнил, как испугалась Митта, когда в прошлом году отец решил было взять ее с собою во Влоцлавек. А ведь Влоцлавек все-таки ближе от Кракова, чем вармийская граница! - А как интересно Збигнев пишет, - говорил Каспер сияя. - И на каждом шагу у него "Митта, Митта". Они приехали в Мандельштамм уже четыре дня тому... Вчера появился на свет наследник рода Мандельштаммов. Рыцарь на радостях в награду за хороший гороскоп богато одарил и профессора, и его помощника, и его дочку. Послушай-ка, Вуек, что пишет Збигнев: "А панне Митте рыцарь подарил янтарное ожерелье. В замок съехалось много народу, здесь я вижу знатных дам, богато одетых и красивых, но панна Митта в своем беленьком платье с ниткой дареного янтаря на шее лучше всех". Вуек, они задержатся в замке... Збигнев пишет: "Профессор располагает здесь задержаться, барон ждет к себе много гостей на крестины, вот он я пообещал Ланге, что тому закажут еще три-четыре гороскопа... Ждем гостей, а также ясного неба, иначе немецким господам придется уехать без гороскопов. Мы с Миттой ждем и тебя в замок!" - А кроме Митты и гороскопов, твой Збышек больше ни о чем не пишет? - спросил боцман. - Пишет, пишет, как же! - оживился Каспер. - Он ведь у нас умница и умеет пристойно вести себя в самом высоком обществе. В замке собрался сейчас цвет тевтонского рыцарства. И какой-то высокопоставленный патер отец Арнольд там, и еще, пишет Збышек, он свел знакомство с рыцарем фон Эльстером. Тот немец родом, но по виду совсем итальянец... Тоже, как и Збигнев, получил воспитание у отцов доминиканцев, у них нашлось много общего... Фон Эльстер даже пригласил Збышка к себе в Эльстерштейн, но тот отговорился недосугом... Ему ведь и вправду некогда разъезжать по замкам - на той неделе он должен вернуться в Краков: отец ректор вызывает профессора, а Збигнев поедет вместо него... Чего ты там ворчишь, Вуек? - Уж больно он смазливый, твой Збышек, - вздохнул пан Конопка, покосившись на Каспера. Видя, однако, что тот пропустил его слова мимо ушей, боцман тут же добавил: - А ты как же думал? Поляк, да еще из Кракова, уступит кому-нибудь?! Да куда там немцам - он любого итальянца за пояс заткнет! Уж на что испанцы гордый народ, а посмотрел бы ты, как пошли они кланяться (это в королевском дворце было), испанец - себе, а наш гданьщанин - себе, тот всякие кренделя шляпой выделывает, а наш - еще пуще... День, начавшийся для Каспера такою радостью, готовил юноше еще много приятных неожиданностей. Заметив отложенную в сторону тетрадь с рукописью Коперника, которую Вуек не раз видел в руках у Каспера, боцман осведомился: - Ну как, Касю, идут дела? Скоро ли шапочку бакалавра наденешь? Поедем в Италию? В другой раз Каспер только отмахнулся бы от надоедливых расспросов, но сегодня он был полон добрых чувств. Ему захотелось поделиться со славным боцманом своими сомнениями. - Не хочу огорчать тебя, Вуек, но боюсь, что в Италию я не поеду. Бакалавром я могу, конечно, со временем сделаться, но нужно ли это? Каспер, задумавшись, запустил пальцы в свою рыжую гриву. Как ему растолковать, доброму Вуйку, что, не попади он к профессору Ланге, не усвой он эту проклятую способность зазубривать все наизусть, возможно, из него и вышел бы настоящий ученый. А тут за постоянной зубрежкой, за этими таблицами, за составлением гороскопов прошли его лучшие студенческие годы (как каждый восемнадцатилетний юноша, Каспер считал себя многоопытным мужем). - Вот, Вуек, ты заговорил о том, о чем я сам думаю последние дни... Пребывание в Лидзбарке несомненно очень многому меня научило. Мне стало яснее, как могут прийти на помощь моряку и астролябия и секстант. А трикетрум, этот несложный и мудрый инструмент, которым меня научил пользоваться отец Миколай, произведет переворот в мореплавании... Не знаю, употреблял ли его прославленный генуэзец, пускаясь за Море Тьмы...* Да, каноник Коперник - это Учитель, каждому слову которого я внимаю с жадностью, но, как я успел понять, Каспер Бернат не такой ученик, какой ему нужен. (* Речь идет о Христофоре Колумбе.) - Да что ты, Касю, какой же ученик еще ему нужен!- сказал боцман с обидой в голосе. - Не знаю какой, но в точности знаю, что не я. - Каспер еще не закончил фразы, а уже почувствовал необычайное облегчение. Вот-вот, именно это его и гнетет все последние дни: Учитель тратит на него свое драгоценное время и свои драгоценные мысли, а он, Каспер, отнюдь не такой ученик, какой ему нужен. Будь на месте его Збышек, так воинственно настроенный против всяких новшеств в науке, даже это принесло бы больше пользы. Несомненно, Збышек либо проникся бы идеями учителя, либо, по присущему ему философскому складу ума, сумел бы примирить их с учением церкви, а это принесло бы пользу и астрономии, и учению святых отцов... Да господи, любой из друзей Каспера - и Збигнев, и Сташек, и Генрих, даже Ясь-Сорока - был бы лучшим учеником Коперника, и зерна, брошенные им, не пропали бы втуне! В двенадцать часов отец Миколай прислал Войцеха сообщить Касперу, что он, каноник, испросил у его преосвященства разрешения представить ему молодого бунтаря. Войцех в точности передал слова своего господина. - Он так и сказал "бунтаря", - повторил старик, улыбаясь. - Наденьте свое лучшее платье, - посоветовал он молодому человеку. Каспер смущенно оглянулся на свой легонький сундучок, но Вуек тут же пришел ему на помощь. - Не пристало тебе, безвестному студенту, одеваться в шелка да бархаты, - сказал он решительно, - когда ученейший и влиятельнейший племянник вармийского владыки никогда не снимает монашеской рясы! - И тут же, прикинув в уме, как хорош был бы его любимец в дворянском платье, при шпаге и в сапогах со шпорами, добрый боцман добавил: - Ничего, Каспрук, твое время еще придет. Да ты и в студенческой рясе видный и бравый из себя парень. "Видный и бравый из себя парень", однако, чувствовал себя в знатном вармийском обществе довольно-таки не по себе. Вскоре после прибытия в Лидзбарк отец Тидеман и отец Миколай представили пана Конопку и Каспера пану Здиславу Беньовскому, главному маршалку замка, и тот указал им места за столом, где рассаживали обычно гостей, не имеющих высокого ранга и не рассчитывающих на беседы с его преосвященством. Оба покровителя Каспера, однако, надеялись, что со временем ему удастся занять место поближе к его преосвященству, среди секретарей, капелланов и прочих служащих замка, а это способствовало бы продвижению юноши по службе. Кто он сейчас? Помощник каноника Миколая, нечто среднее между учеником и слугою. Надо сказать, однако, что ни Каспер, ни пан Конопка не спешили воспользоваться правом присутствовать в обеденном зале Лидзбарка, а довольствовались угощением, которое приносила к ним в комнату старенькая стряпуха Аделя. - Зайчатина так зайчатина, хотя, правду сказать, мы не охотники, а моряки и зайчатины отродясь не едали! - говорил со вздохом пан Конопка. - Но, должен сказать тебе, Касю, что и вепрь - славная дичь только тогда, когда угощаешься им в доброй компании... А там у них, за богатым столом, пожалуй, и кусок в горло не полезет! И во время отсутствия Вуйка добрая Аделя так усердно потчевала студента двойными порциями своих штруделей, или зайчатиной, нашпигованной салом, или клецками и бигосами, с такой материнской улыбкой наливала ему полные чарки сливовой и вишневой настойки, что Каспер нисколько не жалел о том высокородном обществе, которое вынуждено было обходиться без него в трапезной епископа. Однако в этот день все было иначе. Каспер заметил, что даже бравый пан Конопка тайком перекрестился, узнав, что приглашение каноника касается также и его. По знаку маршалка студент и боцман заняли места у дверей своей комнаты, дожидаясь выхода его преосвященства. До этого дня за все три месяца пребывания в Лидзбарке Касперу ни разу не удалось как следует разглядеть епископа Ваценрода, да и сейчас, встретившись с орлиным взором владыки Вармии, Каспер поспешно опустил глаза. Однако и одного этого мгновения было достаточно: это одно из тех лиц, которое, увидев однажды, запоминаешь навеки. У дяди с племянником было много общего: те же густые, крыльями расходящиеся брови, тот же резко очерченный нос, даже такой же маленький рот, с тою только разницей, что углы рта его преосвященства были брезгливо опущены книзу, а у его племянника они приподымались, что сообщало лицу Миколая Коперника нежное и лукавое выражение. Но глаза, о, глаза Лукаша Ваценрода нисколько не походили на сияющие, как звезды, глаза Коперника. Редко кто мог выдержать холодный, пронизывающий насквозь взгляд епископа! Высокий, дородный, но статный не по годам, епископ не только своей богатой одеждой выделялся в толпе сопровождавшей его свиты. - Королевских кровей человек, не иначе! - с восхищением пробормотал пан Конопка, когда толпа разряженных придворных заслонила от них епископа. - А болтают, что он только благодаря богатому наследству выбился в люди, - рассуждал Вуек. - Вранье! Походка, походка-то какова! Да у него и нашему доброму королю Зыгмунту можно поучиться! Хорошо, что милосердная Аделя с утра сунула пану Конопке и своему любимцу "рыженькому" по огромному куску пирога. Если бы не это, просидел бы Каспер сегодня голодный: до еды ли, когда вокруг столько интересного! Глазам больно - до того сверкает алмазный крест на митре его преосвященства. Лилейно белый стихарь накинут поверх его лиловой бархатной рясы. По правую руку от владыки восседает генеральный викарий Вармии, а по левую руку - каноник вармийский, он же лейб-медик его преосвященства Миколай Коперник. Дальше - строго по чинам и рангам - бургомистры, знатные дворяне, гости из владений соседнего Тевтонского ордена. За вторым столом, также весьма почетным, расположились выборные и должностные лица из богатого вармийского купечества. Каспер с любопытством оглядел людей, пышностью нарядов соперничающих с придворной знатью. Он искал человека в зеленом, отделанном соболями наряде, который так благосклонно заговорил с ним сегодня по выходе с поздней обедни. Вот ему-то, оказывается, и обязан был Каспер получением письма из замка Мандельштамм! Сверкали золотые нагрудные цепи, пряжки, усыпанные драгоценными камнями, за пышными, высокими рукавами трудно было разглядеть лица. В зал, кувыркаясь на ходу, вбежали Дудка и Хомусь - любимые шуты его преосвященства. И внезапно Каспер встретился глазами со своим новым знакомым. Человек в зеленом платье, отделанном соболями, сидел во главе второго стола. Как раз в этот момент епископ велел кравчему поднести ему блюдо со своего стола. Это был знак особого внимания и большая честь. Осчастливленный поднялся с места и, вознеся кубок с вином, провозгласил здравицу в честь епископа Ваценрода и его многоученого и многоопытного племянника, доктора церковного права Миколая Коперника. Касперу показалось, что по лицу его дорогого Учителя прошло точно облачко, однако епископ шепнул что-то племяннику, и тот, поднявшись, произнес ответный тост за здоровье браневского бургомистра Филиппа Тешнера. Каспер рад был узнать имя этого красивого и важного господина. Встретившись сегодня с ним в притворе костела, Тешнер заботливо осведомился, доставили ли молодому человеку письмо из замка Мандельштамм. - Мой нарочный прибыл оттуда, - сказал бургомистр, приветливо улыбаясь, - и я, даже не разобрав еще собственной почты, поспешил порадовать вас. Я сам был молод и знаю, как важно в срок получить весточку от дорогих сердцу людей. В первую минуту лицо Каспера залил горячий румянец: ему почудилось, что бургомистру Тешнеру известно содержание письма Збигнева. Однако он тут же упрекнул себя за излишнюю подозрительность - Филипп Тешнер был человек несомненно опытный и понимал, что послать весточку Касперу могли безусловно только близкие, дорогие сердцу люди. Для того чтобы вести деловую переписку, студент был еще слишком молод... - Следите точно по башенным часам, - услышал Каспер чей-то шепот за спиной и, оглянувшись, увидел маршалка Беньовского. - Молодой человек, - продолжал маршалек, - ровно в час дня его преосвященство подымется из-за стола. Отсюда он проследует в библиотеку, где назначен большой прием. С его преосвященством готовится беседовать посланник его королевского величества, государя нашего Зыгмунта. Затем епископ примет возвратившегося из Италии каноника отца Яна Барковского... Вы поняли меня? - переспросил маршалек. - Вам надлежит в коридоре дожидаться, пока его преосвященство из рыцарского зала проследует в библиотеку. К епископу по дороге будут подходить просители. Отец Миколай и отец Тидеман поручили мне поставить вас в первом ряду, чтобы взгляд его преосвященства упал на вас. Если он обратит на вас внимание, только в этом случае отец Миколай представит вас дяде! Дальше все происходило, как в тяжелом, смутном сне. Сколько прошло минут? Или часов? В глазах Каспера замелькали уже огромные радужные круги, он чувствовал легкую тошноту. Стоя в первом ряду, он, не поднимая глаз, наблюдал разнообразную обувь проходящих. Вот широкие, по последней моде с четырьмя прорезями, туфли испанской кожи. Туфли зеленого цвета, как и платье человека, шагающего легкой, скользящей походкой. Это Филипп Тешнер, новый знакомый Каспера. По толпе ожидающих прошелестел смех: мимо, держа в зубах посох его преосвященства, проследовал сенбернар епископа. Но вот по какому-то особому шороху, по шепоту окружающих, по расступившейся по обе стороны коридора толпе Каспер понял, что шествует сам владыка Вармии. - Готовьтесь! - шепнул за его спиной маршалек Беньовский. О нет, ни за какие блага в мире Каспер не хочет попадаться владыке на глаза! Епископ, оглянувшись, задал какой-то вопрос одному из сопровождавших его людей. - Да, ваше преосвященство, это тот самый юноша, - услышал вдруг Каспер ответ Учителя. - Молодой друг мой находится сейчас на распутье, - пояснил отец Миколай, - то ли ему отдаться всецело наукам, то ли посвятить себя морскому делу по примеру его отца - капитана Роха Берната... Мне помнится, я уже имел случай говорить с вами о жизни и смерти этого достойного человека... Холодный взгляд из-под тяжелых век скользнул по лицу Каспера, по его студенческой рясе и остановился на его руках, которые юноша до боли сжал от волнения. - Протяни руки, сын мой, - произнес епископ, - ладонями кверху! - Руки воина, моряка или... может быть, искусного ремесленника, - отметил владыка с удовлетворением. - Прости меня, Миколай, ты знаешь, что я, как и ты, сердцем предан наукам, однако сейчас для Вармии - да и для Польши - настали такие времена, что и ремесленник, и моряк, и воин для нас предпочтительнее, чем ученый человек... Чего ты ищешь в жизни, юноша? - обратился епископ к Касперу по-латыни. Молодой человек вздрогнул от неожиданности. - В Краковской академии он считался одним из лучших учеников астролога - профессора Ланге, - видя смущение Каспера, пришел ему на помощь Коперник. - Обстоятельства не дали юноше возможность продолжать учение... Здесь он оказывает мне много неоценимых услуг при наблюдении ночного неба. Однако и я постарался, чтобы проведенные здесь месяцы не пропали для юноши втуне: он много продвинулся вперед в вычислениях и измерениях, а обращаться с приборами он сейчас может не хуже меня. Кроме того, мы много потрудились с ним, переводя римских авторов. В ближайшем будущем я надеюсь приступить с ним к изучению греческого языка, столь сейчас необходимого... - Отправить его за счет капитула продолжать учение в Болонью, - не дослушав племянника, кивнул епископ сопровождавшему его писцу. - Запиши: "Из внимания к заслугам отца его - капитана Берната". Напомнишь о нем на следующей неделе... Чего ты ищешь в моем дворце? - услышал Каспер, но вопрос этот был обращен уже к следующему просителю. - Мне можно уйти? - спросил юноша у пана Беньовского, но того уже не оказалось за его спиной. Епископ остановился в дверях библиотеки, когда к нему, склонившись в низком поклоне, одновременно подошли Тидеман Гизе и бургомистр Филипп Тешнер. - Ваше преподобие, если не ошибаюсь, это и ваш подопечный тоже? - спросил Лукаш Ваценрод, благосклонно улыбнувшись канонику. Каспер решил, что речь идет о бургомистре, однако тут же до него донесся звонкий голос отца Гизе: - Боюсь, ваше преосвященство, как бы опрометчиво, быстрым решением мы не повредили юноше... если, конечно, мне позволено давать советы. Я наблюдаю Каспера Берната в течение долгого времени. Юноша полон энергии, жажды подвигов, самозабвенно предан своей стране и своему Учителю, канонику Копернику. Каспер Бернат знает морское дело, умеет обращаться с парусами, вполне изучил астролябию и секстант. Кажется мне, что он не создан для жизни книжника, запертого в четырех стенах. К тому же он знает немного латынь, немного итальянский и очень хорошо немецкий. Если бы вы, ваше преосвященство, разрешили пану Конопке зачислить его в команду корабля, за постройкой коего боцман, по вашему распоряжению, наблюдает в Гданьске, пожалуй, исполнилось бы самое сокровенное желание юноши... Или, если корабль будет спущен на воду не так скоро, или если команда его уже набрана, вы, может быть, дали бы юноше рекомендательное письмо к торуньским или гданьским судохозяевам?.. Вармийский владыка, оглянувшись, окинул Каспера быстрым и как бы оценивающим взглядом. - Все меньше и меньше становится у нас храбрых, знающих и преданных своей родине людей, - сказал он как бы про себя. - Есть храбрые и преданные, но им недостает знаний. А ученым нашим иной раз не хватает храбрости... Да что вы скажете, ваше преподобие, мы с вами так долго ищем подходящего человека, а он тут же, рядом! - обратился он к канонику Гизе. - О судьбе юноши мы еще поговорим. Пошлем его все-таки учиться. Филипп, ты тоже сможешь принять участие в этом разговоре, но мы сперва потолкуем с отцами канониками о различных делах диацеза... Епископ и сопровождающая его свита исчезли в библиотеке. Прием начался. Касперу не терпелось поделиться с Вуйком радостным известием, хотя он так и не понял, какое поприще выбрал для него его преосвященство. Как ни странно, но, слушая беседу Учителя с епископом, молодой человек решил, что не так уж он безнадежен и что из него, даст бог, получится еще ученый. Теперь же, после слов отца Гизе, снова все перевернулось в его сознании, и, закрыв глаза, Каспер с восторгом представил себе голубую беспредельную даль океана. Где же добрый, милый Вуек? Как он обрадуется! Однако выбраться из рыцарского зала было не так просто. - Прием еще не кончился, куда вы? - сердито сказал толстый шляхтич, которого Каспер попросил посторониться. Где-то у самой стены из-за плеча высокого монаха выглядывал красный и растерянный пан Конопка. - Вам придется ждать конца приема, - сказал маршалек Беньовский, которому Каспер наконец попался на глаза. Прошло не менее двух часов, когда в дверях библиотеки показался отец Миколай. Разыскав кого-то в толпе, он сказал этому человеку несколько слов. Потом глазами нашел Каспера и подал ему знак рукой. "Очевидно, нужно подождать? - подумал юноша. - А может, мне можно уже уходить? Но это не так легко сделать". Сомнения его разрешил подошедший сзади Тидеман Гизе. - Пробирайся к выходу, - шепнул он. У самой двери их нагнал Коперник. - Я еще должен вернуться к его преосвященству, - торопливо сказал он. - Мне удалось поговорить о тебе с епископом. Каспер хорошо понимал, что отец Миколай умеет хранить свои чувства. Юноша сам старался следовать ему в этом. Но ученик слишком знал и любил глаза своего Учителя, и сейчас в самой глубине этих излучающих свет глаз он прочел озабоченность. У отца же Тидемана Гизе было явно огорченное выражение лица. Оба каноника снова вернулись в аудиенц-зал. Прием продолжался. Вот из библиотеки поспешно вышел Филипп Тешнер. Потом какой-то разряженный господин с дамой. Потом отец Барковский, следом за ним - Тидеман Гизе, и его тут же нагнал отец Миколай. - Ты поедешь в Италию, Каспер! - сказал он, подходя. - Это решение его преосвященства. - Вы недовольны чем-то? - спросил юноша робко. - Может быть, гонцы из дальних стран привезли недобрые вести? Или, может быть, я держал себя не так, как положено, и его преосвященство... Коперник задумчиво глянул на своего молодого друга. Потом привычным жестом откинул назад завивающиеся в кудри волосы. - А? Что? - спросил он рассеянно. - Нет, ты ошибаешься, сын мой, у меня нет оснований для недовольства. Известия, которые доставили гонцы, могут меня только порадовать. И его преосвященство отнесся к тебе, как ты, вероятно, заметил, весьма благосклонно. И твоя давнишняя мечта об Италии сбудется. Ты отправишься одновременно с паном Конопкой, но разными путями. Встретитесь в Риме... Его преосвященство действительно посылает тебя учиться, однако до этого тебе будет предоставлена возможность проявить свои познания в морском деле. Об этом поговорим подробнее потом... Это не то, чего бы я хотел для тебя, но так сложились обстоятельства... - О, пускай это вас не огорчает! - сказал Каспер горячо. - Когда зашла речь о пане Конопке, я уже понял, что мне разрешено будет продолжать карьеру моего отца. Боцман Конопка! Да лучшего наставника в морском деле я себе и не желаю! Я постараюсь не посрамить имени Роха Берната. Отец мой был человек храбрый и опытный, я же отсутствие опыта постараюсь возместить знаниями, кои приобрел в академии и здесь, под вашим руководством... Храбрости своей я еще не имел случая проверить, но полагаю, что и тут не посрамлю имени отца... Как я вам благодарен, дорогой отец Миколай, за то, что среди своих важных дел вы находите время и для меня... Я должен поблагодарить также и его преподобие отца Тидемана. До меня донеслись некоторые слова из его беседы с епископом... - Да, да, - подтвердил Тидеман Гизе и вдруг, дотянувшись до юноши, сжал его щеки своими маленькими сухими ручками и поцеловал в губы. - Только один господь бог знает, как мне хочется, чтобы ты, сын мой, никогда не клял меня за это! Глава шестая НИКОМУ НИ О ЧЕМ НИ СЛОВА! В маленькой келье Каспара и пана Конопки, несмотря на весенний день, натоплено до того, что трудно дышать. Четверо человек, занятых беседой, однако, этого не замечают, только изредка то один, то другой утирает выступающий на лбу пот. - Так ты понял, Каспер, что от тебя требуется? - спросил отец Миколай. - Вармийский капитул отправляет тебя на два года продолжать учение. Тебе за все это время будет выплачиваться из кассы капитула небольшая сумма на одежду и пропитание. Все это его преосвященство делает из внимания к заслугам твоего отца, капитана Берната... Каспер смущенно кивнул. - Слушай внимательно, - продолжал Коперник, - ты, конечно, был бы горд, если бы тебе представилась возможность оказать Вармии... даже больше - оказать Польше услугу... Каспер снова смущенно кивнул. Он не мог опомниться от радости. - Так вот, такая возможность тебе будет предоставлена. Перед самым отъездом тебе вручат пакет, который ты передашь его высокопреосвященству кардиналу Мадзини в Риме. Только от него ты узнаешь, что тебе надлежит делать далее. Возможно, что ты и продолжишь карьеру капитана Берната. Единственное, что я могу тебе сказать, это то, что тебе с паном Конопкой придется совершить небольшой переход по морю для того, чтобы получить интересующий вармийский капитул документ. Это поручение, мне думается, у тебя много времени не отнимет, но вот в Италию тебе придется добираться с большими трудностями! Там уже много лет не прекращается междоусобная война. Выполнив все, что от тебя требуется, ты либо сам доставишь полученные бумаги в Лидзбарк, либо передашь их пану Конопке, потому что, повторяю, сделав все, что тебе поручено, ты волен будешь распорядиться своей судьбой по собственному усмотрению. Хорошо бы, конечно, чтобы вы оба вернулись разом... Никто в Италии, кроме Мадзини, не должен знать о том, что вы с паном Конопкой до этого знали друг друга. С паном Конопкой мы уже договорились. Отсюда он отправится в путь другой дорогой, чтобы встретиться с тобой в Риме или Венеции. Этот вопрос решит сам кардинал Мадзини. Несмотря на смущение, Каспер не мог не обменяться с Вуйком радостным взглядом. Значит, им еще придется поплавать вместе! - Может случиться, - продолжал Коперник, - что ты и останешься в Италии продолжать учение. Не кивай отрицательно головой, никто не может поручиться за то, что твои нынешние планы не изменятся. Попав в Италию, ты поймешь, как вся тамошняя обстановка располагает к наукам. Если же ты убедишься, что тебя влечет другая доля, ты волен будешь вернуться в Польшу или переехать в Геную, город капитанов. Не бойся, мой милый мальчик, насильно делать из тебя ученого я не собираюсь, - ласково и лукаво добавил отец Миколай. ("Господи, да он просто читает мои мысли!" - подумал Каспер.) - Сумму, необходимую на обратный путь, ты получишь от Мадзини. Кончив это длинное наставление, Коперник привычным жестом откинул со лба волосы и вдруг улыбнулся: и ладонь его, и лоб, и волосы были мокры, точно после купания. - На дворе весна, - сказал он, - но в такое время, особенно после этих нескончаемых дождей, сыреют стены замка, и я распорядился затопить камины... Однако, Каспер, ты давно мог бы догадаться раскрыть окно. Тебе не жарко? Ну, я очень рад: следовательно, в Италии ты не станешь, как я, бывало, слишком страдать от жары. Но вернемся к делу: я должен предупредить вас, Каспер и пан Конопка, что дело, поручаемое вам, - государственной важности и никому ни о чем вы не должны о нем обмолвиться ни словом! Каспер с трудом распахнул разбухшее окно. В комнате тотчас же тонко и нежно запахло молодой травой. Оглянувшись, он невольно перехватил взгляд, которым обменялись оба каноника. Любовь, тревога, смущение и даже какая-то жалость сквозили в этих взглядах. - Каспер, - вдруг тихо сказал отец Миколай, - мальчик мой, поручение, которое дает вам вармийский диацез, - важное и опасное... Если бы я не знал, как горячо и верно любишь ты Польшу, я никогда бы тебе его не доверил. О пане Конопке я и не говорю: он уже много раз доказывал свою преданность родине! Слышишь, мальчик, многое может с тобой случиться, но все, что ты сделаешь, - сделаешь для Польши! И помните: никому ни о чем ни слова! Пан Конопка, повертев в пальцах кончик своего длинного уса, откашлялся, точно собираясь заговорить, но то ли у него не хватило смелости, то ли не стало голоса. Он снова откашлялся и промолчал. Касперу не нужно было даже взглядом просить у Вуйка разрешения высказать за него его мысли. - Учитель, - промолвил юноша почти умоляюще, - я догадываюсь, что смущает доброго пана Конопку: мы ведь - ни я, ни он - не знаем, какого рода поручение дает нам его преосвященство. Обо всем этом мы узнаем только в Риме, поэтому даже при желании мы не смогли бы выдать тайну, которая нам, собственно, и не доверена... Маленький отец Гизе, еле видный в глубоком кресле, пошевелился. - Вот, стало быть, мы с тобой были правы, брат Миколай, - сказал он своим красивым, звучным голосом отличного проповедника, - и Каспера и пана Конопку следует посвятить в тайну поручаемой им задачи. На тот случай, чтобы они могли принять соответствующее решение, если с ними случится что-либо непредвиденное. Коперник потер пальцами лоб и несколько минут помолчал. - Таково было и мое мнение, пока я не услышал разъяснения его преосвященства, - сказал он твердо. - Повторяю: здесь никому ни о чем касающемся предстоящего путешествия говорить нельзя... Полагаю, что за тот короткий срок, что они еще пробудут в Лидзбарке, ничего непредвиденного с ними не случится. - И, сняв с изголовья кровати Каспера маленькое распятие, протянул его юноше: - Поклянись, мой сын, и вы, уважаемый пан Конопка! Каспер и Вуек одновременно положили пальцы на крест. Им обоим уже случилось однажды приносить присягу: пану Конопке - когда он вступал в должность боцмана на "Ясколке", а Касперу - при поступлении в Краковскую академию. От волнения, от гордости и тревоги на глазах у юноши выступили слезы. Поцеловав распятие, он повернулся к Миколаю Копернику. - Исполняется самое заветное желание моей жизни, - сказал он тихо. - Я уйду в море вместе с моим милым ворчуном Вуйком, я увижу Италию и, может быть, другие страны. Я смогу продолжать учение, о котором так мечтала моя матушка. И главное - я смогу вернуться на родину, если меня одолеет тоска. Ваше преподобие, - добавил он еще тише, - но ведь перед отъездом мне разрешено будет повидаться... - Каспер запнулся, - с дорогими мне людьми?.. Ведь я понял, что молчать я должен только о поручении вармийского капитула, и я поклялся на муках господних*, что никому об этом ни обмолвлюсь и словом... Но о том, что я еду учиться... (* Так в католических странах в быту называют распятие.) Отец Гизе еще сильнее стиснул ручки подлокотников и еще глубже ушел в кресло. У них с Миколаем и его преосвященством был и об этом разговор. - Ты плохо, очевидно, меня понял, - ответил Коперник печально. - Мы окружены врагами... По юношеской неопытности ты, рассказывая о своих планах, можешь выдать врагам наши планы. Из замка Лидзбарк ты выйдешь только для того, чтобы отправиться в Италию, на вармийской земле ты никого ни письменно, ни устно не известишь о своем отъезде... Повторяю: самое поручение много времени у тебя не отнимет, отсутствие твое не будет продолжительным, если, конечно, ты сам не захочешь остаться в Италии надолго. Если же, покончив с порученными тебе делами и определив окончательно свою судьбу, ты захочешь остаться в Италии и порешишь написать о своих намерениях близким, то сделать это ты должен не раньше, чем убедишься, что пан Конопка доставил вместо тебя в Лидзбарк все интересующие нас бумаги. Я полагаю, что на ваше путешествие и на обратный путь уйдет не более года. - Не вешай носа, Каспрук, - сказал пан Конопка весело. - Матушке своей ты мог не писать по шесть и по семь месяцев, и я не замечал что-то, чтобы тебя очень мучила совесть. Что же касается других... друзей и вообще... то верь старому моряку, если любовь... я хотел сказать - дружба, крепка, как кремень, ее никакой разлукой не расшибешь... Походи по домишкам на Гданьской пристани, посмотри, по скольку лет дожидаются своих милых матросские жены и невесты! А если за один какой-то год все у вас расползется, то простите меня, святые отцы, собаке под хвост такую... дружбу! - Добрый боцман в одном несомненно прав, милый Каспер, - отозвался из глубины своего кресла отец Тидеман, - не вешай носа, мальчик! Каспер, однако, сидел пригорюнившись. Подумать только, он сейчас всего в двух часах езды от Митты! А разлучатся они на целый год! Многое может случиться за это время... А что, если девушка решит, что Каспер забыл о ней? Нет, нет, Митта слишком хорошо его знает, она не заподозрит ничего дурного! Миколай Коперник уже несколько минут сидел, внимательно наблюдая за юношей. - Я обещаю тебе, Каспер, - сказал он, обхватив плечи своего молодого друга, - что, приехав в Краков, разыщу дочку профессора Ланге и расскажу ей, что ты ее любишь, что был лишен возможности написать ей и что через короткое время ты к ней вернешься... Каспер, сбросив руку Учителя с плеча, вскочил, как ужаленный. - Вуек! - только и мог он выговорить с укором. Вот, значит, о чем намедни шептался пан Конопка с обоими канониками! Потом, не щадя своего старого наставника, Каспер, весь побагровев, выпалил: - Если бы его преосвященство знал, как ты болтлив, то навряд ли дал бы тебе столь серьезное поручение! Бедный боцман смущенно подергал усы. - Это я от любви, Касю... Я сказал его преподобию, что нужно же как-то дать знать барышне, потому что... Я ведь знаю... - И, в конце концов смутившись, замолчал. - Паном Конопкой руководили самые лучшие чувства, - вмешался в разговор отец Тидеман. - И не будем больше к этому возвращаться. Небо за окном синело, голубело, потом стало сине-зеленым и, наконец, порозовело. Где-то с противоположной стороны всходило солнце. "Ночь прошла. Много ли еще ночей мне придется провести здесь, в Лидзбарке?" - подумал Каспер растроганно. Злость на Вуйка рассеялась так же внезапно, как и вспыхнула. Точно прощаясь, Каспер обвел взглядом беленые стены, простой, сбитый из досок стол, большое дубовое распятие в углу и два маленьких - у изголовий кроватей. Взгляд его остановился на писанном маслом изображении святого Кристофора, переносящего через реку младенца Иисуса. - Я давно хотел вас спросить, отец Гизе, и тебя, Вуек, не прикрасил ли меня, по своей доброте, отец Миколай? Можно ли, глянув на это изображение, сказать, что это Каспер Бернат? Студент задал вопрос Тидеману Гизе и пану Конопке. Отозвался, однако, сам отец Миколай. - Я, возможно, уже безнадежно отстал от живописи или утратил к ней всякий вкус, - сказал он, - потому что, говоря по чести, считаю этот портрет лучшим из всех, какие я когда-либо писал. Только лицо у тебя здесь сердитое, милый Каспер. Видно, вода была очень студеная или маленький Ясь слишком сдавил тебе ручонками шею... Однако мне кажется бесспорным, что каждый, поглядев на портрет, тотчас же узнает Каспера Берната... - Да, да, вот и браневский бургомистр, как только вошел, тут же закричал: "Э, да это тот юноша, что помогает отцу Миколаю наблюдать звезды!" - отозвался пан Конопка. - Он вчера вечером искал тебя, Каспер, хотел взять письмо в замок Мандельштамм... - Вот как? - спросил Коперник с интересом и, переглянувшись с отцом Тидеманом, добавил: - Так помните, друзья, никому ни о чем ни слова! А теперь надо вам хоть немного отдохнуть. Поговорим после поздней обедни. Как только за обоими канониками закрылась дверь, студент и боцман в одно мгновение скинули с себя одежду. - Не кажется ли тебе, Вуек, - сказал Каспер, - что отец Миколай недолюбливает Филиппа Тешнера? Или мне это только почудилось? - Почудилось! - сказал пан Конопка сонно. - Ну, спать так спать! - А ведь его преосвященство очень благосклонно относится к бургомистру... Помнишь... - Еще бы - не благосклонно! - перебил Каспера Вуек. - Только что же ты откровенничаешь с таким старым болтуном? Соскочив с кровати, юноша подбежал к пану Конопке и, как в детстве, потерся носом о его плечо. - Не буду больше, не сердись! - сказал он жалобно. - И до чего же он прост в обращении, этот Филипп Тешнер! - рассуждал вслух боцман. - А ведь он - подумать только - браневский бургомистр! Да это, считай, один из богатейших городов Вармии! Быть браневским бургомистром - это знаешь... - Пан Конопка покачал головой. - Но никто его преосвященство за это не осудит: все-таки как-никак своя кровь... Родной сын... - Своя кровь? Родной сын? - с недоумением переспросил Каспер. - Ты о чем это? - Матка бозка, да этот телок до сих пор не знает, что Филипп Тешнер - сын вармийского владыки! Только на свет он появился, когда епископ был еще безвестным учителем... Вот директор школы - отец девушки - и не захотел выдавать за Ваценрода девушку. Дело в том, что ганзейские богатые купцы Тешнеры - родня директора - были против этого брака. А к тому времени, как Лукаш Ваценрод получил богатое наследство, было уже поздно: бывший жених принял сан... - Ну, знаешь, я хоть и просил у тебя прощения, но ты все-таки болтун, Вуек... Откуда у тебя такие сведения? - Да Езус сладчайший, все это знают! Наша стряпуха Аделя и та знает! А на отца Миколая ты напраслину возводишь... Вот Тешнер - другое дело: тому есть за что не любить отца Миколая; все же он, Тешнер, как-никак родной сын, а все милости, вся любовь - племяннику... Ну, давай соснем хоть часок! Заснуть в то утро ни Касперу, ни пану Конопке так и не удалось. Двор замка понемногу заполнялся топотом, шумом голосов, из кухни потянуло дымком и запахом жареного мяса, но не это помешало боцману и студенту. Закутавшись в одеяла, они оба уже повернулись к стене, когда раздался осторожный стук в дверь. - Войдите! - с досадой сказал боцман. Вошел Филипп Тешнер. - Даже навлекая на себя ваше неудовольствие, я решаюсь все-таки повидаться с вами, - сказал он вежливо. - Я искал вас с вечера, но не застал... Какой хороший портрет! - тут же перебил он сам себя. - Сколь многогранны таланты отца Миколая! Мой молодой друг, я тороплюсь и только поэтому решился нарушить ваш сон. Есть ли у вас весточки для обитателей Мандельштамма? Я уезжаю в Бранево через полчаса. Мой слуга по дороге заедет в замок. Могу с ним передать и ваше письмо... "Никому ни о чем ни слова!" - повторил Каспер про себя. - Какая жалость, что вы так спешите! - сказал он вслух. - К величайшему моему огорчению, я не заготовил письма моему другу Збигневу... - Жаль, жаль, - протянул Тешнер. - Хотя, если вы поторопитесь, несколько минут у меня в запасе есть... А новостей у вас, конечно, много. Я ведь присутствовал при разговоре его преосвященства с каноником Гизе и отцом Миколаем... Как, однако, огорчительно, что я прервал ваш самый сладкий утренний сон!.. "Ему все известно, - подумал Каспер. - Но все равно, я никому ни о чем не должен говорить о данном мне поручении!" Юноша не был находчив. Он с минуту молчал, уставившись на Тешнера. - Нет, вы нас не разбудили, - наконец нашелся он, - мы еще не ложились... То есть мы только что легли... - У вас были гости? - осведомился бургомистр. - Да что я! Я хотел сказать: это, вероятно, хозяева приходили навестить своих гостей на прощанье?.. "Он все знает. Но я поклялся на муках господних". Каспер протер кулаками глаза, потом громко зевнул. - Простите меня, пан Тешнер, это после бессонной ночи... На этот раз раскатисто зевнул уже пан Конопка. - Просим прощения, пан бургомистр, мы люди простые, неотесанные... Вот я давеча за обедом любовался на ваш прекрасный мех... Осмелюсь спросить, не из Московии ли привозят таких соболей? Королевский мех, правда, Каспер? Но Каспер, уронив голову в подушки, уже даже чуть-чуть похрапывал. - Вижу, что пришел не вовремя, - смущенно улыбаясь, произнес Филипп Тешнер. - Ну, пожелаю вам всего доброго... Мы, наверно, расстаемся надолго? - А разве вы не собираетесь вскоре посетить Лидзбарк? - осведомился Вуек и стыдливо прикрыл рот, удерживаясь от нового зевка. - Счастливо оставаться! - И, благосклонно кивнув, Филипп Тешнер, мягко ступая своими зелеными