дица! Посмотрите, что метр Анго вытворяет! Широкая, нет - широченная доска, проложенная между двумя кораблями, была застлана бархатным ковром. Пройти по такому помосту одновременно могли бы не три-четыре человека, а, пожалуй, целый отряд. И, к счастью, море на этот раз было на диво спокойное. - Конечно, это очень красиво! - сказала сеньорита. -Только не знаю, нужно ли все это, - добавила она задумчиво. - Вспомните, как донья Мария добиралась до "Геновевы"... Уж кому-кому, но Марии Пачеко де Падилья в отваге отказать нельзя! А вы что скажете по поводу такой роскоши? - Ничего зазорного я в этой роскоши не вижу, - ответил Франческо. - У Анго есть отличный ковер, вот он и решил его подостлать под ноги своей гостье. А относительно отваги... Мне приходилось наблюдать, как в минуты опасности или крайней необходимости человек, напрягая все свои силы и всю свою волю, совершал поступки, которые можно приравнять к подвигу... Но вот опасность миновала, а человек после всего испытанного в совершенно спокойные минуты вдруг теряется от какого-нибудь пустяка: неожиданно хрустнет в лесу сучок под ногой, а он вздрагивает, точно это выстрел ломбарды. Простите, я неправильно выразился. Не человек в минуты опасности сознательно напрягает свои силы и волю, нет, он в этом как бы и не участвует: и сила и воля сами приходят ему на помощь... Простите, я очень бестолково излагаю свои мысли. Вот вам еще один случай посмеяться над неудачником... - А вам много раз случалось наблюдать, как я смеюсь над вами? - спросила девушка сердито. - И почему вам кажется, что вы неудачник? - Хотя бы потому, что я так невнятно излагаю свои мысли... - Вы говорите об этом слишком часто и, на мой взгляд, неискренне. И еще я могла бы добавить, что вы на редкость удачливы, но это завело бы нашу беседу слишком далеко... Пойдем-ка лучше предупредить донью Марию, что "Нормандия" готова к встрече гостьи. Поскольку дядя и маэстре не упустят случая в последний раз оказать маленькую услугу донье Марии и вызовутся ее сопровождать, мешать им не стоит... А вас, сеньор Франческо, - добавила девушка, смеясь, - я все же попрошу дать мне возможность совершить этот "опасный переход", опираясь на вашу сильную мужскую руку. И надеюсь, что вы не обратитесь от меня в постыдное бегство... И еще я надеюсь, что вы вместе с нами будете приняты при императорском дворе... Франческо мог бы возразить, что на такую высокую честь, как прием при императорском дворе, он не рассчитывает. В Сен-Дье Франческо были вручены письма к Эрнандо Колону с просьбой разрешить подателю сего воспользоваться, если возможно, богатой библиотекой сына адмирала. Имелось у Франческо и письмо к Америго Веспуччи: до Сен-Дье так и не дошло еще известие о том, что тот умер десять лет назад. Веспуччи был возведен в ранг главного лоцмана Португалии. О работе его, о его обязанностях, о жизни его и даже о его смерти слухи не распространялись. Помещение, в котором хранились карты новооткрытых земель, описания путешествий, записки географов и картографов, строго оберегалось. Говорят, что на двери помещения, в котором Веспуччи провел последние годы жизни, было навешано пять замков с очень замысловатыми затворами, а люди, изготовлявшие их, исчезли бесследно. Может быть, это были домыслы невежественных людей, но ведь всему миру известно, что Португалия, так же как и Испания, умеет беречь свои тайны. Расставание с доньей Марией Пачеко де Падилья нисколько не походило на прощание с "Флердоранж". У Жана Анго хватило и ума и такта не обставлять с излишней пышностью эту горестную разлуку доньи Марии с родиной. Постланный ей под ноги ковер был единственным знаком его благоговейного внимания к даме. ..."Геновева" все же на некотором расстоянии сопровождала "Нормандию" до местечка Жоао. Было условлено, что "Геновеву" оповестят, если почему-либо замыслы Жана Анго потерпят неудачу. Так сказал метр Анго, а он слов на ветер не бросает! Если все обойдется благополучно, Анго тут же отправится в свой родной Дьепп. И опять матросы "Геновевы" по-братски прощались с матросами "Нормандии", в точности как неделю назад с командой "Флердоранж". Франческо выполнил желание сеньориты и проводил ее на "Нормандию", но тут же, распрощавшись, повернул назад. На душе у него было неспокойно, хотя виноватым он себя не считал: в обществе людей, стоящих несравненно выше его и по рождению, и по уму, и по образованию, он, несомненно, оказался бы лишним. Однако, как ни был Франческо расстроен, он очень обрадовался, когда пилот позвал его к себе на помощь в среднюю каюту. Дело шло о карте, за которую пилот брался уже в третий раз, и в третий раз карта ему не удавалась. Промучившись несколько часов над малоизвестными ему очертаниями берегов Северной Европы и Западного материка, Франческо так устал, что его задолго до вечерней поверки стало клонить ко сну. И все же он рад был случаю пополнить свои географические познания и обновить свои картографические навыки. Самым заманчивым в этой работе было то, что пилот, приступая к ней, воспользовался указаниями и Жана Анго и Северянина. За точность своих обозначений пилот поручиться не мог, но ведь и Анго и Северянин ни за что не ручались... Сеньор маэстре пообещал проверить их работу по имеющимся у эскривано картам. Пристроившись на своей койке, чтобы только чуть вздремнуть, Франческо тут же крепко заснул и проснулся только тогда, когда рядом было громко названо его имя. Однако то, что происходило в большой каюте, беседой или разговором назвать никак нельзя было. Речь держал один Хуанито, а вокруг его койки собрались любопытные слушатели. Вот тут-то и следовало бы оборвать противного мальчишку! Но Франческо этого не сделал... Потом он долго и горестно размышлял над своей оплошностью. Ведь только когда рассказчик дошел до прибытия своего героя в Кастилию, где его несомненно встретят с почестями при дворе императора Карла Пятого, Франческо, протирая глаза, сказал сердито: - Ты мог бы примоститься где-нибудь подальше, чтобы не мешать спать добрым людям своими баснями! И вдруг Федерико, человек положительный и всеми в большой каюте уважаемый, заметил: - А ведь самое главное ты проспал! Речь-то о тебе - о Франческо Руппи - шла! Что в рассказе Хуанито не обойдется дело без вранья, мы все наперед знали, меня Педро Большой все время в бок толкал... Но уж больно складно врет Хуанито, иной раз и не заметишь, что у него концы с концами не сходятся. А иной раз его сразу можно поймать на вранье. Скажу к примеру. Ты, по словам бесенка, продал шесть отцовских кораблей, чтобы удрать в далекие страны. А тут же тебе пришлось прятаться у какого-то художника, чтобы мать насильно не вернула тебя домой, так как ты в ту пору был еще мальчишкой. А скажи на милость, кто же у такого мальчишки стал бы корабли покупать?! И с портретом твоим у Хуанито неувязка. Ты ведь, по его словам, мальчишкой из дому бежал, не так ли? Значит, художник с тебя, с мальчишки, портрет рисовал? Невеста, стало быть, по портрету в мальчишку влюбилась, что ли? Да и о папе Александре Шестом Хуанито сочинил с запозданием: тот уже давно покоится в земле. Из боязни, что Федерико начнет подробнее перечислять все несуразности в рассказе Хуанито, Франческо только собрался было остановить его, как старый матрос добавил с улыбкой: - Но ты, Руппи, не сердись на него. Все же для всех нас этот бесенок - большое развлечение... Не дальше как на прошлой неделе, пока мы с Хуаном-бочаром возились в трюме, Хуанито под большим секретом поведал всем, что я - мавр, что я откупился от святых отцов за пять тысяч золотых дукатов, что деньги эти мне дал взаймы сеньор капитан и что теперь я ему их до самой смерти буду отрабатывать. Но как бесенок ни врет, однако какая-то крупинка правды в его вранье всегда есть... Он слышал, как я сказал сеньору капитану, что рад бы на "Геновеве" до самой смерти служить, разве что меня насильно отсюда погонят... И взаймы сеньор капитан мне вправду деньги давал, но совсем на другое дело. И я их ему давно отработал. Дал мне сеньор капитан действительно пять тысяч, но только не золотыми дукатами, а мелкими мараведи... Вот и о тебе Хуанито врал, врал да вдруг сказал, что ты хорошо обучен граверному делу. И что ты даже какую-то карту на меди вырезал... А ведь нам и сеньор пилот говорил об этом... - Сеньор Гарсиа говорил, - поправил Хуанито сквозь слезы. Франческо был очень зол на бесенка. Мельком глянув на него, он тотчас же отвел глаза, чтобы не поддаться чувству жалости. Лицо Хуанито было все перекошено, и он испуганно моргал своими огромными, слипшимися от слез ресницами. - Так вот, Франческо, - продолжал Федерико уже всерьез, - кое в чем мальчишка все-таки прав: действительно не к чему тебе учиться на "Геновеве" никакому другому ремеслу. Ты и без того нам нужен и полезен. Напрямик скажу тебе: в большой каюте ты всем пришелся по душе. Если есть у тебя охота, неси службу, как несешь, наравне с нами. Но если хочешь, переходи в среднюю, никто тебе худого слова не скажет, и всегда ты будешь у нас желанным гостем. Но если останешься здесь, обязательно надо будет с боцманом договориться, чтобы ты три дня в неделю уделял своему настоящему ремеслу. Граверное дело - вещь тонкая, а от грубой работы пальцы... Уж не помню, как сеньор капитан это боцману разъяснял... - Сеньорита разъясняла! - снова поправил мальчишка. А рассказал бесенок матросам такую историю: "Родился Франческо Руппи в очень богатой и знатной семье в Тоскане, в Италии. Еще с детства его учили всяким языкам. Кое-что он, может, и позабыл, по по-кастильски и по-латыни до сих пор говорит хорошо. Был у него учитель гравер, другой учитель - чертежник, третий - географ... А еще к нему на дом ходили маэстре и пилот - учили его кораблевождению. А потом Руппи даже своего учителя гравера перещеголял: сам вырезал какую-то карту на меди, ее в Тоскане и сейчас за деньги показывают... А тут, на "Геновеве", его еще вздумали какому-то ремеслу учить! И все эти науки Руппи проходил потому, что у отца его было шесть кораблей и в семье решили, что, когда Франческо подрастет, отец передаст ему свое торговое дело. Потому что в Италии не так, как в Кастилии: там знатные люди не гнушаются торгового ремесла. А Франческо ни за что не хотел торговать. И когда его отец умер, он продал все шесть кораблей и решил уехать в далекие страны. Как ни плакала мать, как ни умоляла его, он стоял на своем. Но был он тогда еще мальчишка, помоложе меня, и мать могла силком вернуть его домой. Вот он на время и спрятался у одного художника. Его искали, искали и перестали искать. Тогда Франческо отцовскими деньгами подкупил какого-то капитана и на торговом судне удрал в Палос. А там как раз Кристобаль Колон, великий мореплаватель, набирал команду для своей каравеллы "Санта-Мария". Франческо и ему уплатил много денег и попросился в команду "Санта-Марии"... А еще до того, как он удрал из дому, его на родине обручили с одной девицей, тоже из богатого и знатного рода. Но тогда оба они еще были маленькие и плохо знали друг друга. И вот, пока Франческо ездил по разным странам, мать его от горя заболела. Болела, болела и умерла. А невеста Франческо уже подросла как следует. Будущая свекровь перед смертью призвала ее к себе и объяснила, как это ее жених по глупости еще мальчишкой уехал от родной матери и от невесты. Она отдала девушке все свое золото и драгоценности и портрет, который нарисовал с ее сына один очень хороший художник. И мать стала умолять девушку, чтобы та по этому портрету отыскала своего жениха. И еще дала ей большой золотой крест, и девушка на кресте поклялась, что сделает все, о чем мать Франческо ее просит. А сеньориту и умолять не надо было: она как глянула на портрет, тут же влюбилась в Франческо. Она и сама была богатая, а еще эти деньги свекрови. Вот она и попросила своего дядю отправиться искать по свету ее пропавшего жениха. А Руппи тем временем вернулся домой и узнал, что мать его умерла от горя из-за разлуки с ним. Он понял, что совершил большой грех, и решил его замолить. Из далеких стран он привез много золота и серебра и все это отдал в монастырь, что был рядом с их домом, на помин души своей матери. И дом свой тоже отдал монахам. И сам хотел постричься в монахи. Но они ему сказали, что такой великий грех они не могут отпустить и что он должен поехать в Рим, к папе Александру Шестому, и там перед святым престолом принести покаяние. И еще они ему сказали, что его невеста, с которой он был обручен еще в детстве, теперь стала красивая и богатая и сама поехала его разыскивать. В Риме папа принял Франческо и велел ему, чтобы замолить грех, надеть рубище и три года, три месяца и три дня просить подаяние... И еще папа дал Франческо тайное письмо к императору Карлу Пятому и сказал, что, когда Франческо выполнит наложенное на него наказание (оно епитимьей называется), - он должен отвезти это письмо императору. А если тот будет удивляться, что папский посол ходит в таком рубище, Франческо должен сказать, что оделся он так, чтобы португальцы не перехватили папское послание. Прошло уже три года и два месяца, а к тому времени в Рим к святому отцу явились сеньорита с дядей. Они рассказали папе, что разыскивают жениха сеньориты, и показали портрет Франческо. Папа сразу узнал кающегося, которому он повелел одеться в рубище. Святой отец пожалел девушку и объяснил ей и ее дяде, что жених ее вот-вот замолит свои грехи и уже, наверно, готовится ехать в Кастилию. Там они и найдут его, только пускай поторопятся. Папа поцеловал девушку в голову и сказал, что из них с Франческо получится хорошая пара, и что он, папа, уже сейчас благословляет их брак. И пускай сеньорита не пугается вида своего жениха, а пускай лучше обмоет его ноги, как святая Магдалина обмыла ноги спасителя. И тогда они вместе поедут в Кастилию, Франческо несомненно встретят с почестями при дворе императора Карла Пятого". - Ну, хоть одна сотая доля правды есть в рассказе Хуанито? - спросил Педро Большой. - Ты вправду из богатого рода, Франческо? - Я сын мужика из деревни Анастаджо, - коротко ответил Франческо, а лицо его стало таким, что остальные обитатели каюты поняли: дальше расспрашивать Руппи не следует. Только Рыжий с перевязанной щекой не утерпел: - Скажи, а ведь сеньорита и вправду, говорят, обмывала тебя, как святая Магдалина Христа? - Когда ты наконец снимешь свою повязку? - вопросом на вопрос ответил Франческо. - Смотри, как бы она не приросла у тебя к щеке! - У него была язва из-за испорченного зуба, - пояснил Федерико. - Рана уже зажила, но повязки он не снимает, так как на щеке осталась дыра - "фистула" называется. Со временем затянется и она. - Старый матрос явно хотел прекратить все разговоры. Да, конечно, сейчас расспрашивать Франческо никто не станет... Но как только он выйдет из каюты, - начнется! Нет, этого бесенка просто следовало бы выбросить за борт... Теперь-то он плачет, жалеет, что так заврался... А главное, зачем он приплел сюда сеньориту! Франческо снова улегся на койке и закрыл глаза, но заснуть не мог. Как ему быть? Заставить бесенка признаться, что в его рассказе все вранье, от начала до конца? Но поверят ли ему? Подумают, что мальчишка безусловно приврал, но какая-то доля правды в его болтовне все же есть... И еще этот Рыжий!.. Франческо лежал с закрытыми глазами и думал, думал, думал... Понимают ли матросы, что сеньорита из рассказа мальчишки и есть "их сеньорита"? Конечно, понимают! Иначе Рыжий не задал бы такого глупого вопроса... И Федерико понимает... Нет, этого бесенка следовало бы тут же взять за шиворот и вышвырнуть за борт! Нет, виновен не мальчишка, виновен только он один - Франческо Руппи! В его возможностях было оборвать Хуанито в самом начале его рассказа. Почему же он этого не сделал? Повернувшись на бок, Франческо заметил, что соседняя койка пустует. Наверно, Хуанито с перепугу забрался наверху в чей-нибудь гамак... Нет, больше думать и придумывать разные разности нельзя! "Франческо Руппи, - сказал он себе строго, - не увиливай от ответа! Ступай сейчас же к сеньорите и расскажи ей обо всем. Но расскажи всю правду! И о том, как радостно тебе было слышать ее имя рядом со своим. И о том, как хорошо получился у мальчишки рассказ о святом отце, который поцеловал девушку в голову и заранее благословил этот брак... Но, матерь божья милосердная, случается же людям видеть сны, после которых жалко бывает просыпаться! Разве не то же было и со мной?! Только поэтому я не остановил Хуанито! Нет, в своих снах мы не вольны, иначе тебе каждую ночь снилась бы сеньорита! Ступай и немедленно же расскажи ей обо всем! Вы сообща подумаете над тем, что следует делать... Еще не поздно: дежурный только что прокричал второй ночной смене готовиться. И Сигурд только еще натягивает теплую куртку. Надо поспешить, чтобы не столкнуться с ним". Спустив ноги с койки, Франческо осторожно огляделся. Многие уже спали. Рыжий даже храпел... "Может быть, не стоит бить тревогу? Нет, надо идти. Надо!" Он вышел на палубу. Напротив светилось одно окошко - в средней каюте. Разве что посоветоваться с сеньором Гарсиа? Да, но только не сейчас: сейчас эскривано в каюте не один. А сегодня же необходимо поговорить с сеньоритой! Ни у нее, ни у сеньора капитана в окнах света не было... Ничего, он ее разбудит, дело слишком серьезное! Услышав, что кто-то идет за ним, Франческо прибавил шагу, но Датчанин уже положил ему на плечо свою большую, тяжелую руку. - Не тужи, Франческо, - сказал Сигурд, - точно такие же сказки мы часто слушаем перед сном, а к утру все уже забывается... Ступай спать - больше никто к тебе приставать с расспросами не будет. ...Минуя освещенную среднюю каюту, Франческо поднялся по лесенке вверх. Негромко постучался в дверь сеньориты. Один раз, другой... На третий раз дверь напротив распахнулась, и из капитанской каюты вышли сеньорита, эскривано и сам капитан. - А, это ты, Франческо! - сказал капитан. - Отлично! Вот кто и поможет вам снести вниз мальчишку, - добавил он, повернувшись к племяннице. - Словом, Франческо, мы эту историю с папой и шестью кораблями уже знаем... Мы решили дать ему выспаться, а для этого лучше всего доставить его в большую каюту. Собственно, решили это не мы, а его заступники - сеньорита и сеньор эскривано. Что касается меня, то я обязательно спустил бы с мальчонки штаны и... - Дядя! - перебила его девушка. - Мальчик и так наказан! - Сеньорита, - сказал Франческо, уже внутренне подготовивший себя к исповеди, требующей мужества и самоотречения, - если вы дадите мне возможность сегодня же поговорить с вами, я объясню, что во всем происшедшем виновен не Хуанито, а один я... - Матерь божья и все двенадцать апостолов! - хохоча, еле выговорил капитан. - Я, как и полагается, винил и виню во всем только этого врунишку. Сеньор эскривано заверял нас, что во всем виноват он один. Моя племянница готова поклясться на кресте, что именно она виновница всего происходящего... И вдруг объявляется еще четвертый обвиняемый... или подозреваемый? Как следует его назвать, по мнению законников? Ты как думаешь, сеньор юстициарий? - Сеньор Франческо, - не обращая внимания на слова дяди, сказала сеньорита, - хорошо, что вы пришли. Хуанито, наплакавшись, очень крепко уснул. Вы поможете нам с сеньором эскривано доставить его в большую каюту и уложить на койку... Сейчас мы с вами беседовать не будем. Отложим на завтра. Мне думается, что сегодня Хуанито испытал самое сильное потрясение за всю свою недолгую жизнь... - Если не считать того дня, когда отчим, извините меня, пинком под зад вытолкал его из трактира, - заметил капитан. - Глубокоуважаемый сеньор капитан, - вмешался в беседу эскривано, - я всегда ценил в вас умение шутить в самые трудные минуты жизни. Я рад, что и сейчас вы шутите и таким образом вселяете в сердца троих участников сегодняшнего происшествия надежду... - В сердца четверых, четверых, - поправила девушка. - Вы плохо считаете, сеньор эскривано! Ну, давайте, сеньор Франческо, возьмемся за дело! - Спасибо большое, сеньор Гарсиа, - поблагодарила сеньорита, когда мальчишку донесли до большой каюты. - Здесь нам поможет кто-нибудь из матросов... А вот и сеньор Бьярн. Благодарю вас, сеньор Гарсиа, и спокойной вам ночи! Сеньор Бьярн, вы, конечно, слышали историю, которую рассказывал Хуанито? Как она вам понравилась? - По ночам - это уже все знают - я имею обыкновение либо спать, либо разгуливать по палубе... Нет, дорогая сеньорита, никаких историй я не слыхал, - сонно отозвался Северянин. - Простите, но я еще не совсем пришел в себя... Сигурд с разрешения капитана сегодня опять потчевал меня вашим отличным вином... А что я должен сделать? - Отнести вместе с сеньором Руппи этого мальчишку в большую каюту и уложить на койку... А вас, сеньор Франческо, я попрошу выйти на минуту ко мне, когда дело будет сделано. Уложив Хуанито, Франческо поспешил на палубу. - Проводите меня до лестницы, - сказала девушка. - Сейчас, правда, всюду очень темно, но я привыкла подыматься к себе на ощупь. И, шагая в ногу со своим спутником, сеньорита добавила ласково: - Прошу вас, не сердитесь на мальчишку! Он так любит и меня и вас, что вот и придумал нам такую чудесную судьбу... Вы боитесь, как бы матросы не заподозрили меня или вас в чем-нибудь дурном? Но ведь все свои грехи вы, по словам Хуанито, уже искупили... А я могу, если вам нужно, завтра же объявить в большой каюте, что я действительно искала вас всю свою жизнь и вот наконец нашла... Ведь сказал же сеньор Федерико, что во вранье Хуанито всегда есть какая-то крупинка правды... Сказал он так или мальчишка снова наврал? - Сказал, - ответил Франческо, не понимая, к чему девушка ведет речь. Он часто не понимал, шутит ли она или говорит серьезно. Чтобы понять, надо было заглянуть сеньорите в глаза, а сейчас он не мог этого сделать. Он так и брел рядом с ней, опустив голову. - Ну, вот и хорошо, что мальчишка иногда говорит правду, - заметила она. - Ну посмотрите же на меня! Улыбнитесь! О господи, как мне трудно с вами! Это же обвинение мог и Франческо предъявить сеньорите, но он молчал. - А не кажется ли вам, сеньор Франческо Руппи, что я только что предложила вам свою руку и сердце? - Нет, не кажется, - выговорил Франческо с трудом. - Простите меня, сеньорита, но я не всегда могу попасть вам в тон, как сделали бы люди, лучше воспитанные, чем я... - Для меня вы достаточно хорошо воспитаны. Но мучить больше я вас не стану. Спокойной вам ночи! - И вам, - отозвался Франческо. Больше он не мог выдавить из себя ни одного слова. - И прошу вас, - сказала сеньорита, - немедленно ложитесь и постарайтесь заснуть. Я-то засну, как только дойду до постели. Я сегодня очень устала!.. Нет, не беспокойтесь, не из-за вас и не из-за Хуанито... Просто мы сегодня с сеньором Гарсиа и дядей просидели за разговорами много часов... Ну, попрощаемся? На прощанье они никогда не подавали друг другу руки, поэтому Франческо только отвесил девушке низкий поклон. - Мужчины без шляпы так никогда не кланяются, я давно собиралась вам это сказать, - заметила сеньорита смеясь. - Вы должны были хотя бы приложить руку к сердцу... Франческо снова поклонился, приложив руку к сердцу. Сеньорита, улыбнувшись, сказала: - Ну, еще раз - спокойной ночи! - И вам, сеньорита, спокойной ночи! - как эхо, отозвался Франческо, кланяясь и приложив руку к сердцу. Глава двенадцатая ОБ ОБЫЧАЯХ ПАПСКОЙ КАНЦЕЛЯРИИ И О БЕЛОМ СОКОЛЕ Сообщив Франческо, что разговор с дядей и сеньором эскривано ее очень утомил, сеньорита сказала чистейшую правду. Однако она сказала не всю правду. Закончив свой прерываемый рыданиями рассказ обо всем, что произошло в большой каюте, Хуанито, зарывшись лицом в подол платья девушки, пробормотал с отчаянием: - Теперь Франческо будет меня ненавидеть! Вы бы посмотрели на его лицо! - А вот это будет тебе наука: нельзя врать так бессовестно! - Но тут же, обхватив мальчишку за плечи, сеньорита добавила: - Пройдет время, все уляжется, и сеньор Руппи в конце концов простит тебя так же, как прощаю тебя сейчас я... Но гнев его, вызванный твоей болтовней, мне вполне понятен. Кроме того, что ты уж слишком много насочинял, надо тебе знать, что сеньор Франческо принадлежит к числу людей, не терпящих, когда их личностью занимаются совершенно посторонние им люди... Ну, пришла тебе охота врать - врал бы обо мне и еще там о ком-нибудь... Но зачем ты приплел сюда и сеньора Руппи?! Потом, дав Хуанито успокоиться, напоив его горячей водой с вином и уложив на койке капитана, она тронула дядю за локоть и спросила, улыбаясь: - Ну, как тебе понравился этот мальчуган в роли свахи, а особенно папа Александр Шестой, который, кстати, уже давно покоится в земле, но который, поцеловав меня в голову, благословил наш брак с сеньором Руппи? - Тебе не было и шестнадцати лет, когда ты заявила, что выходишь замуж за этого исландца, - ответил капитан, - забыл уже его имя. И даже тогда, как ты помнишь, я ответил: "Решай сама, это твое дело". Ты ведь и в ту пору была уже девушка неглупая и знакомая со многими науками... Какую-то толику знаний и я вложил в твою голову... Правда, как дядя твой и опекун, я обязан был следить и за твоим поведением и за тем, как ты растрачиваешь оставленные твоими родителями деньги... Должен сознаться, и опекуном и казначеем я был недостаточно строгим... Но ведь начни я тогда тебя отговаривать, ты немедленно отправилась бы венчаться со своим исландцем. Конечно, это избавило бы меня от многих хлопот и переживаний, но какие-то родственные чувства у меня к тебе все-таки были... Сеньор Гарсиа, если не ошибаюсь, присутствовал при том нашем разговоре! Эскривано молча кивнул головой. - Но во что превратилась бы жизнь этого молодого, красивого и отважного исландца после того, как вы были бы связаны брачными узами, я даже не могу себе представить! Ему повезло... Ему дьявольски повезло, когда обстоятельства вынудили его уехать по отцовским делам... Сеньорита пожала плечами. - Правда, вы давали друг другу клятвы в верности и любви до гроба... Надеюсь, что сейчас он с улыбкой вспоминает об этой поре своей юности... А что касается тебя, то я отнюдь не уверен, что ты помнишь хотя бы его лицо... - Помню, - сказала сеньорита, - но разреши мне сделать такое же замечание, какие я часто слыхала от тебя, отвечая уроки: "Сеньор капитан, вы уклоняетесь от ответа на заданный вам вопрос!" Я спросила тебя только о том, как понравился тебе рассказ о покойном папе Александре Шестом и вообще все эти выдумки мальчишки. - Если бы все это происходило на деле и, как следует понимать, еще при жизни папы Александра Борджиа, за которым еще в бытность его испанским кардиналом под именем Родриго Борхиа водились всякие грешки, боюсь, что он, расчувствовавшись при виде хорошенькой прихожанки... гм, гм... одним поцелуем в голову не ограничился бы. И тебе нелегко было бы выбраться из Рима. А так как туда сопровождал бы тебя я, то и я, безусловно, из Рима не выбрался бы... И, скорее всего, попал бы в один из каменных мешков, заготовляемых его святейшеством для своих ближних... Но это пустяки... А я хочу поговорить с тобой серьезно. Тот молодой исландец, не скрою, был мне приятен. И относился он ко мне с поистине сыновней почтительностью... Вот и все, что я могу о нем сказать. А что касается сеньора Руппи, то это человек... ну как бы тебе пояснить... Я имею в виду не его обширные, пускай и немного путаные познания из различных областей. Настолько обширные, что они и меня ставят иной раз в тупик... Однако с такого рода людьми мне уже приходилось встречаться... О скромности его, о прямоте и честности пускай повествует сеньор Гарсиа, я менее склонен к восторгам. Так вот, дорогая племянница, будет очень прискорбно, если из-за твоих капризов Франческо Руппи здесь, на нашей "Геновеве", потеряет из-за тебя покой, как тот мальчишка-исландец! Сеньорита несколько раз во время длинной речи капитана недоуменно пожимала плечами, но все же слушала дядю молча и почтительно. Когда он закончил, она нагнулась и поцеловала его руку. - А вы что скажете на все это, дорогой сеньор Гарсиа? - повернулась она к эскривано. Тот несколько раз тяжело вздохнул и с усилием, точно не веря в необходимость своего высказывания, начал тихо и смущенно: - Вы знаете, конечно, что мне уже пошел восьмой десяток... Я упоминаю об этом для того, чтобы сообщить вам, что все же я до сих пор помню и свою молодость и свою любовь... Да... Должен сказать, что любовь всегда приносит много и радостей и горестей... Но любви все прощается... Вернее - все должно прощаться! - Матерь божья! - всплеснула руками сеньорита. - Да вы как будто сговорились с сеньором капитаном! А я ведь совсем о другом... Ни о себе, ни об исландце, ни о сеньоре Руппи, ни, уж конечно, о любовных переживаниях я не собиралась толковать! Просто нам необходимо посоветоваться, каким образом раз и навсегда отучить Хуанито от вранья. Сеньор Гарсиа поднял на девушку свой печальный и проницательный взгляд. Сеньорита покраснела. Вот тут-то и начались покаянные речи в защиту мальчика. Было решено, что при Хуанито не следует вести никаких серьезных разговоров; не следует упоминать никаких имен; не следует, как это сделал сеньор Гарсиа, читать мальчишке выдержки из дневника Франческо Руппи; не следовало, как это сделала сеньорита в ту пору, когда Франческо Руппи еще лежал без сознания, кричать при мальчишке: "А я говорю вам, что его необходимо спасти! Иначе господь покарает всех нас!" И тем более не следовало при этом стучать кулаками по столу. - Я безусловно более других виновен во всем происшедшем, и вы не сможете меня в этом разуверить, - твердо сказал сеньор эскривано. - Я ведь чаще других общаюсь с Хуанито. Но именно поэтому меня не оставляет надежда, что мне удастся несколько загладить свою вину. Однако для меня неясно, откуда почерпнул мальчик сведения о покойном папе и о ныне здравствующем императоре... - Да мало ли откуда! - отозвался капитан. - Могли ему наболтать и наши матросы... А может быть, он узнал обо всем еще в бытность свою в трактире... Хотя, как я понимаю, в рассказе Хуанито и покойный папа, и ныне здравствующий Карл Пятый выглядят чуть ли не благодетелями рода человеческого, а нельзя сказать, чтобы тот или другой пользовались особой любовью в народе... Да, безусловно, узнал он и о них в трактире; там постоянно шныряли папские или королевские прихвостни... - Надеюсь, сеньор капитан, что вы так неблагожелательно отзываетесь об этих особах только в нашем присутствии? - спросила сеньорита. - Между прочим, я понимаю, почему Хуанито так хорошо говорил и о папе и о Карле Пятом: ему хотелось, чтобы люди, сделавшие добро сеньору Руппи, тоже оказались хорошими... Но должна вас предупредить, сеньор капитан и сеньор эскривано, что даже такой умный и сдержанный человек, как Сигурд Датчанин, при мне и Хуанито очень неодобрительно отозвался о покойном папе Александре Шестом. То же могу сказать о сеньоре Федерико, который при мне и опять же при мальчишке говорил, почему он ненавидит императора... Хорошо еще, что Хуанито все эти высказывания пропустил мимо ушей, во всяком случае - хвала святой деве! - ни при ком из пас он их не повторял... А уж при его характере удержаться от этого он не смог бы... Если бы Франческо присутствовал при этом разговоре, он предупредил бы своих доброжелателей, что высказывания Федерико о Карле Пятом он услыхал от Хуанито в первый же день знакомства. В тот момент, когда Франческо постучался к сеньорите, все серьезные разговоры в каюте были уже закончены. Приоткрыв дверь и убедившись, что мальчишку благополучно доставили вниз, капитан спать не лег, а принялся шагать по каюте, предаваясь воспоминаниям. Сколько слез пролила ее мать, сестра капитана, когда его племянница выкинула новую штуку! Переодевшись мальчишкой, она последовала за сеньором Гарсиа в Париж. В Сорбонне поначалу принялась изучать медицинскую науку, потом посещала все лекции, о которых одобрительно отзывались ее коллеги. Не останавливали ее и клички, которыми ее награждали: "Малыш", "Цыпленочек", "Пискунчик"... Басом говорить она, конечно, не могла и ростом была ниже почти всех студентов, но в науках она от них не отставала! Они с сеньором Гарсиа и Бьярном Бьярнарссоном поселились на чердаке у какой-то старухи... Догадывалась ли та, что это не мальчишка, а девица, капитана мало беспокоило. "А вот нос ей в драке однажды все-таки расквасили!" - рассмеялся капитан. - Дурак будет Руппи, если не поймет, что при всех ее недостатках девушку все же есть за что любить! - пробормотал он и тут же испуганно оглянулся на дверь. Нет, из соседней каюты не доносилось ни звука, ни шороха. Решительно подойдя к своей койке, капитан достал из стенного шкафчика узкогорлый кувшин с плотно привинченной пробкой. Ох, сколько раз кувшин этот во время качки вылетал из шкафчика, сколько раз катался по полу, а вот все же не разбился! Молодцы венецианцы! Капитан вывинтил пробку, поискал чашу, вспомнил, что она у Бьярна, отхлебнул немного вина прямо из горлышка кувшина и даже зажмурился от удовольствия. Поставив кувшин на место, капитан разделся, аккуратно сложил свое платье на скамье и, даже забыв помолиться, уснул через несколько минут. Из всех участников сегодняшних происшествий так сладко, по-детски спали в эту ночь, пожалуй, только сеньор капитан и Хуанито. "Ночью - грозовые тучи, а утром, глядишь, солнышко! - часто говаривала матушка Франческо. - Помни, сынок, самые черные ночные мысли уходят, когда подымается солнышко!" Но ведь случается иной раз и наоборот: ночью - ясное небо, а утром - грозовые тучи... Однако в это утро все и вся как бы задались целью развеселить тех, кто поднялся с печальными мыслями. Во-первых, солнце светило так, точно это было не начало осени, а середина лета. Во-вторых, сеньорита как никогда ласково ответила Франческо на его "с добрым утром"... Было еще одно обстоятельство, порадовавшее всех в это утро. Не прошло и полутора часов утренней вахты, как в океане был замечен корабль, а еще через полчаса все узнали "Нормандию". Свернула "Нормандия" не к югу, а к северу. Значит, Жан Анго, как и предполагал, направился прямо к своему родному Дьеппу. А это означало, что донья Мария Пачеко де Падилья была доставлена в Португалию вполне благополучно. И тут только сеньор Гарсиа решился поделиться со всеми своими уже давно мучившими его подозрениями: - Судя по сведениям, которые сообщали боцману встречные суда, Карл Пятый, прибыв в Испанию с четырьмя тысячами ландскнехтов, тут же подавил надежды на воскрешение "Священной хунты" (так назвали себя восставшие города). Казнил Карл двести трех наиболее почитаемых в народе вождей восстания... Ох, боюсь, что все это император не решился бы сотворить без соизволения папы... А ведь донья Мария так свято верит в помощь Рима... - Да кто в них разберется, в императорах и папах! - сердито отозвался капитан. - Знаю одно: папский престол редко занимают честные люди. Александр Шестой, Пий Третий, Юлий Второй, Лев Десятый... Правда, Пий Третий мало себя проявил, так как недолго пришлось ему восседать на папском престоле... Но уж Александр Шестой, Юлий Второй, Лев Десятый - да это не папы были, а разбойники с большой дороги! Но мы с эскривано не раз уже толковали об этом... Франческо с испугом глянул на сеньора Гарсиа. Нет, тот не возмущен, даже не смущен. И все время делает какие-то пометки на своем длиннейшем свитке бумаги. Не один Франческо с тревогой дожидался, как откликнется сеньор Гарсиа на слова капитана... Нет, эскривано, занятый своими записями, очевидно, ничего не слышал. Но вот он, поставив точку, неожиданно произнес: - Да, сеньор капитан, конечно, людям невозможно жить без радости... Все, что произошло в Испании, ужасно, но вы неправы, полагая, что император подавил в народе надежды на возрождение "Священной хунты"! Помните, что под пеплом часто тлеют искры... А что касается папы... Я нисколько не буду удивлен, если эти двое - владыка светский и владыка духовный - сцепятся когда-нибудь, как два пса... Но сейчас этим, вероятно, займется Андриан Утрехтский... Полагаю, что он действовал, не сверяясь с желаниями Рима... Испания как-никак оплот католической церкви... Вот на кардинала, мне думается, и обрушится гнев его святейшества... - А возможно - и гнев императора, - добавил капитан. На следующее утро сеньорита, постучавшись в большую каюту, попросила Франческо выйти к ней на палубу. - Сеньор Франческо, - сказала она, - вы, вероятно, уже поняли, что наш сеньор капитан - человек добрый и бесхитростный. Не могу сказать, что я в избытке наделена этим свойством - хитростью, но все же я намного сдержаннее дяди... А как вам думается? - У меня нет возможности сравнивать, - ответил Франческо неуверенно. - Мне думается, что слово "хитрость" здесь вообще неуместно... Простите, если я выразился слишком грубо... Хотя, возможно, что вы и правы... Сеньорита долго смотрела на него с улыбкой. - Меня так и тянет быть с вами откровенной, - медленно произнесла она, - откровеннее даже, чем с дядей или с сеньором эскривано. Но до этого мне необходимо пояснить вам одно обстоятельство. Наш народ прослыл лукавым потому, может быть, что мои соотечественники не всегда прямо излагают свои мысли - не из хитрости, а только из нежелания обидеть своего собеседника. А я воспитывалась вдали от родины, поэтому мне свойственна некоторая резкость, которую и вы не раз, конечно, замечали... Но вот дядя - он ведь до сорока лет безвыездно жил в нашей стране - так и не научился утаивать свои мысли. Но не пугайтесь: ничего противозаконного мы не совершили. Вы сказали однажды, что хотели бы знать хотя бы мое имя. Я ответила, что я и этого сказать вам не вправе. Долгое время я не вступала по этому поводу в спор ни с дядей, ни с сеньором Гарсиа, но сейчас убедилась, что именно от вас нам и не следовало скрывать свои тайны. Сегодня я заявила дяде, что не следует утаивать именно от вас то немногое, что известно многим... И я и дядя просим вас наведаться в мою каюту. Это ваше сегодняшнее посещение будет обставлено очень пышно, так как сеньор капитан, готовясь к прибытию в Испанию, примеривает сейчас у меня перед зеркалом свою парадную одежду. - И, отвесив полупоклон, сеньорита произнесла торжественно: - Итак, сеньор Франческо Руппи, сеньор капитан и я приглашаем вас пожаловать ко мне в каюту... Однако поспешим. Мне хочется, чтобы вы застали дядю во всем его великолепии! Франческо был удивлен: - А разве вы не можете просто сейчас сказать мне все, что задумали? И мое присутствие в вашей каюте так уж необходимо? - Господи, когда задуманное мною представление закончится, вы поймете, что только ради вас я и затеяла все это! Правда, того, что дядя именно сегодня начнет примерять свои наряды, я предвидеть не могла... Но все складывается как нельзя лучше. Сейчас вы убедитесь, что в пристрастии к нарядам у нас на родине мужчины могут посоперничать с женщинами... Для меня ведь тоже заготовлено очень красивое платье, но я так и не удосужилась его примерить...