бы,-- согласился Азат,-- а то он так всех наших детей сожрет и за нас примется. Ну, да я-то для него костляв покажусь, подавится чего доброго. Ладно, айда обратно. Все узнали... Вечером они уже вернулись в лесной поселок, сообщив соплеменникам обо всем услышанном. Тут же провели и совет, куда собрались все мужчины поселка, Долго рядили, Как жить дальше. Старики предлагали идти еще дальше, за болото. Но постановили еще выждать, а там уже и решить окончательно, где им зимовать. Когда все разошлись, Томасы ткнул Ишкельды в бок и мотнул головой в сторону леса. Они отошли подальше от землянок, где их никто не мог слышать. -- Чего-то мне все это не особо нравится,-- начал Томасы,-- идти еще дальше в лес, прятаться... -- А чего ты предлагаешь? -- поинтересовался товарищ. -- Уходить отсюда надо, вот что. -- И наших жен бросить тут? -- Жен?! -- скривился Томасы. Таких жен в каждом ауле найдешь сколько хошь и еще следом побегут. -- Там нас ханский палач мигом на кол пристроит. -- А кто сказал тебе, что надо к ним идти? Мы с тобой и сами по себе могли бы неплохо прожить. Так говорю? -- Это как же? Двоих нас не те, так эти повяжут. -- Не повяжут. Можем еще парней подговорить что поздоровее и свой отряд организовать, промышлять по селениям. -- Это значит разбойничать? Так что ли? -- Какая разница, как называть. Главное, чтоб начальников и башлыков надо мной не было. Не люблю я этого. -- И когда ты уходить собрался? -- печально проговорил Ишкельды. -- Да хоть бы и завтра. Возьмем коней, оружие какое есть, еды немного и айда вперед. -- Нагонят нас, как хватятся. -- Не нагонят. Скажем, что на охоту собрались. А пока я тут двоих приметил здоровяков, с ними потолкуем, может, и согласятся. А сидеть тут сиднем, детей нянчить, по лесу за лосями таскаться, нет... не по мне это.-- Томасы упрямо, по-бычьи наклонил голову и исподлобья глядел на друга. -- Дай до завтра подумать. Хорошо? -- Подумай,-- согласился тот и медленно пошел в селение. ВРЕМЯ ЯРОСТНОГО БЫКА Первый снег, что покрыл сибирскую землю, вызвал среди степняков немалое замешательство. Никто не ожидал, что зима накатит так рано, и почти все надеялись уйти обратно в родную степь. Прежде всего пугали морозы, о которых рассказывали всякие чудеса, будто даже птица на лету может замерзнуть. А теплой одежды не было практически ни у кого. Не знали, как быть с лошадьми, точнее, с кормом для них. В степи-то все просто -- разгребет конь снег копытом, и трава вот она, наклонись и щипли сколько влезет. Тут же так землю засыплег, что не только траву, но и упавшее дерево не найдешь. К тому же многих тянуло домой, к родным, где остались у кого семьи, а кто-то хотел просто повстре чаться с друзьями, зайти к соседу посудачить, посидеть в тепле. А что тут? Ни жены, ни родни... Одни леса и болота кругом. Тоскливо... И самое главное, что молчит хан про оплату за поход. Воины к юзбашам, а от тех разве доброе слово услышишь? Пошли разговоры, что золото для оплаты украли. Другие клялись, что все золото Кучум отдал сибирским бекам за обещание не воевать с ним. А тут еще слух пошел, что движется на них с полуночной стороны большая армия сибирских народов, которую ведет непобедимый и могучий богатырь, который берет человека за ноги и рвет напополам. Неспокойно в Кашлыке... Целыми днями играют воины в кости да пьянствуют, выменивая за вино все, что награбили за время похода. Хватаются за кинжалы, ссорятся. Алтанай уже несколько раз, сам не особо трезвый, заходил в ханский шатер и, нерешительно потоптавшись у входа и позевывая от неловкости, произносил нараспев: -- Пора бы и делом заняться... Мы ведь воины, а не имамы какие али евнухи, чтоб без дела сидеть. Чего ждем-то? Кучум мрачно поднимал на него лобастую голову и, ничего не объясняя, говорил одно и то же: -- Сибирь наша. Что еще? Отдыхай. Сам говорил, что устал. С кем ты воевать собрался? Где видишь армию? Где? -- Да нигде не вижу...-- мямлил башлык,-- но делать-то чего? -- Отдыхайте. Пейте, ешьте, спите. -- Спите...-- повторял за ним Алтанай,-- сколько! можно спать? -- и уходил ни с чем. Так продолжалось почти каждый день, и неизвестно сколько бы еще тянулось, если бы не выпавший в ночь снег. Воины собрались группами и, уже не скрывая своего недовольства, громко выкрикивали: -- Мы не согласны тут замерзать! Пошли обратно домой! -- Где обещанная плата? За что дрались? Кто нам заплатит? -- Пусть хан скажет что он задумал! -- Где хан?! Позвать его сюда! -- Не желаем больше ждать!!! Обеспокоенный Алтанай влетел в шатер, где Кучум уже натягивал поверх кольчуги стальной панцирь, готовясь выйти наружу. -- Какая колючка им сегодня под хвост попадает зашумел встревоженный башлык, -- так просто их не удержишь, Надо выйти к ним. -- Сам вижу,-- зло бросил тот,-- собери всю охрану и надежных людей возле моего шатра. Дело, видать, жаркое будет. Алтанай исчез, кинувшись по городку сзывать верных ему и хану людей. На шум уже спешили Сабанак, его друзья. Подошли и несколько шейхов из тех, что постоянно были в Кашлыке. Остальные же ходили из селения в селение, пытаясь обратить сибирцев в истинную веру. Общими усилиями стали успокаивать расшумевшихся воинов. Из шатра показался наконец и сам Кучум. Он молча постоял перед толпой своих воинов, вглядываясь поочередно в их лица, а затем, широко улыбнувшись, как после хорошего обеда, спросил: -- Чего шумим, славные воины? -- Обратно хотим, домой! -- Когда платить станешь?! -- Снег вон уже, а у нас ни одежды, ни корма для коней нет. -- Надоело без дела сидеть! -- Сколько еще тут нам мерзнуть?! -- Мы в поход шли, а не тебя стеречь! -- угрожающе крикнул кто-то сзади. Но главное требование бунтовавших было, чтобы хан выплатил им положенное за поход, как и условливались с самого начала. Кучум чуть помолчал, дожидаясь, пока крики стихнут, и все с той же улыбкой сказал достаточно громко, чтоб слышали и стоящие в задних рядах: -- Дед мне как-то рассказывал, когда я еще совсем мальцом был. Пошли они так же вот в поход на соседнего хана. Я уже не помню, как того хана и звали, давно это было. Разбили его, дворец его заняли, весь гарем взяли, богатства его поделили. Все довольны. Пошли обратно. Домой, значит. Там один отряд идет, здесь другой. И что вы думаете? Хан тот уцелел, отсиделся где-то и налетел ночью на их отряд, вырезал. Потом на другой. И так поодиночке и перерезал почти всех,-- Кучум ненадолго замолчал, оценивая реакцию слушателей, которые совсем не ожидали от него подобного, а потому слушали, приоткрыв рты и не перебивая хана.-- Ну, дед-то мой спасся. У него воины хорошие были и кони быстрые. Ушли от погони. Почти никто из того похода назад и не вернулся. Почему, я спрашиваю? Да потому, что главного врага они не схватили, не раздавили гадину. А мы с вами как? Пойдем обратно, а сибирцы-то в спину и ударят, перережут всех, как ягнят. -- Ты, хан, сказки нам тут не рассказывай,-- послышался чей-то злой и срывающийся голос сзади,-- ты их своим детишкам расскажи. А нам лучше ответь, когда платить будешь. -- Платить, требуем оплаты! -- заорали со всех сторон. -- Дурьи вы головы! -- сорвался также на крик Кучум.-- Ну, заплачу я вам всем, а вы их тут же пропьете, в кости просадите, а с чем домой пожалуете?! -- То наши заботы,-- отвечал все тот же злой голос,-- мы не считаем, как ты свои собственные деньги тратишь. -- Вы еще десять раз спасибо мне скажете, что не выдал вам сразу,-- попытался Кучум воззвать к голосу разума. -- Давай деньги!! -- почти в одну глотку заорали собравшиеся. Алтанай с Сабанаком и юзбашами, стоящие почти плотную перед ханским шатром, положили руки на сабли, готовясь выхватить их, как только ряды бунтовщиков придут в движение. Но Кучум все еще надеялся закончить дело миром. -- Вы не даете мне договорить, а уже орете, как стадо баранов. Молчать, когда с вами хан говорит! -- неожиданно закричал он на весь городок тонким визгливым голосом.-- Молчать! А то получите у меня мешок с дерьмом! Его крик заставил замолчать бунтующих и остановиться, не доходя до шатра буквально несколько шагов. Но все тот же голос упрямо произнес: -- А ты нас не пужай, мы уже пуганы... -- Цыц! Я вам сказал! Вы поначалу уговор выполните, а потом уже оплату требуйте. Забыли про уговор? -- Какой еще уговор? -- спросил здоровенный детина с черной свисающей клочьями бородой, с добродушными по-детски глазами. -- А такой, что мы идем в поход на сибирского правителя, что самовольно занял трон, принадлежащий моим предкам. Войско сибирцев мы разбили, столицу их заняли, а хан их где? Я вас спрашиваю, где хан Едигир? Бежал он и сейчас где-то армию собирает, чтоб нам в тыл ударить. Я вам деньги выдам, а что потом? Вы деру дадите, а он тут как тут. Вот пока мне его голову не принесут -- не бывать расчету! Не выполнен уговор! -- и Кучум, тяжело дыша, замолчал, утирая тыльной стороной руки пот, который несмотря на холод капал со лба. Толпа, пораженная неожиданным поворотом дела, замерла и, не зная как вести себя дальше, заколебалась, зашушукались воины промеж собой. Но общее напряжение спало, и назревающего взрыва можно было уже не опасаться. Наконец, здоровенный детина, стоящий в первом ряду, запустил руку в бороду, с трудом подбирая слова, заговорил: -- Я чего скажу, значит... Может ты, хан, и прав, что уговор не выполнен, да только где его, сибирского хана, взять-то? Он сейчас где-то в лесу на кочке болотной сидит и посмеивается над нами... А мы ищи его, значит... как же его сыщешь? Ты нам покажи его, а мы уж возьмем его за горло,-- и детина свел вместе обе здоровенные ручищи и потряс ими. Сзади послышались одобрительные крики и смешки: -- Да... Ты уж, Аблаза, как возьмешь так и не отпустишь, пока он дух не испустит... Знаем мы тебя... Видать, Аблаза был известен своей недюжей силой, и его слова встретили с одобрением. Кучум, как видно, ждал этих слов и тут же перехватил инициативу: -- Так вы думаете, что я просто так здесь сижу? Жду, когда с неба белые мухи полетят? Нет, вижу, что не уважаете вы своего хана, коль так думаете. Давно уже отправлены лазутчики, которые ищут его, и как только выследят, так и схватим его. Вот тогда и произведем полный расчет. Решайте сами, кто здесь со мной останется, а кто пойдет обратно на родину. Ждать осталось немного. -- Быстрей бы...-- сказал кто-то, и воины начали понемногу расходиться, успокоенные услышанным. Меж тем Кучум шепнул что-то на ухо Алтанаю, и тот двинулся в толпу, раздвигая всех могучим плечом. Непонятно было, то ли он ищет кого, то ли просто пошел на другой конец городка. Хан же вошел в шатер и опустился в изнеможении на подушки. Следом вошел Сабанак, понуря голову. -- Что нужно? -- недовольно спросил Кучум, желающий побыстрее остаться один. -- Хан,-- заговорил тот почтительно,-- их надо отпустить, хотя бы часть. Сегодня бунт уняли, но они не успокоятся и поднимутся вновь. Нет разве? -- А ты забыл, что золото у нас похитили в ту проклятую ночь, когда я сам едва остался жив? Тех разбойников искали, но пойди отыщи их в болотах и лесах. Может, они и утонули совсем. Кто знает... -- Деньги или звериные шкуры можно взять у местных беков и мурз, которые не спешат заплатить тебе положенный оброк... -- Сам знаю и без сопливых,-- грубо перебил его Кучум,-- не пришло еще время требушить их. Рано... Сабанак в растерянности пожал плечами, как бы говоря: "Раз ты все знаешь, то решай сам..." Вошел Алтанай, отирая блестевшее от пота лицо. -- Узнал, кто орал громче всех. То Зайнулла из пятой сотни. Завтра же разберусь с ним... -- Не надо,-- остановил его Кучум,-- так только новые волнения и недовольство вызовешь. Отправь его лучше с заданием к тому же Соуз-хану, а там пусть его твои люди на дороге встретят. Мало ли чего может в дороге случиться. Все понял? -- Все,-- кивнул тот большой головой,-- кого еще с ним отправить? -- Сам решай,-- отмахнулся от него, как от назойливой мухи, Кучум,-- у тебя голова или кочан капусты на плечах? Порядок в войске поддерживать, то твои заботы. Алтанай чуть потоптался посреди шатра и, повернувшись, пошел к выходу. За ним двинулся и племянник. Но тут внутрь шатра стремительно вошел Карача-бек и, словно не замечая выходившего башлыка и Сабанака, направился прямо к хану. Те, удивленные происшедшей в визире переменой, задержались, желая послушать, с чем тот заявился. Несколько дней назад его отправили на розыски Едигира вместе со старым рыбаком Назисом, который должен был указать место, где он видел сибирского хана. И вот теперь Карача-бек вернулся. С добрыми ли вестями? -- Говори,-- кивнул ему Кучум. Но тот незаметно показал на стоявших за его спиной Алтаная и Сабанака, как бы давая понять, что их присутствие здесь нежелательно.-- А вы чего встали? Идите, вы мне больше не нужны,-- властно обратился к ним хан. Переглянувшись, те вышли. -- Да, однако эта кукушка всех других перекукует,-- уже на улице сплюнул себе под ноги Алтанай. -- Не говори,-- согласился племянник,-- хитрая лиса... Меж тем Карача, понизив голос, вкрадчиво заговорил: -- Мой хан, я уже знаю, что среди воинов бунт и недовольство. И мне думается, что начальники твои,-- он показал через плечо туда, где только что скрылись башлык и племянник,-- не во всем откровенны с тобой. -- Что ты имеешь в виду? -- Кучум даже привстал с подушек. -- Неужели ты и сам не знаешь, что они лишь саблей владеют хорошо... -- Это уже немало,-- оеребил его хан,--они хорошие воины. -- Может, они и хорошие воины, да только не боишься ли ты, что у тебя за спиной зреет заговор? -- Заговор, ты сказал! -- А ты хочешь сказать, что такого не может быть? -- Я пока что тебя слушаю,-- было видно, что хан весь напрягся от услышанного и, верно, его мысли в чем-то совпадали со словами визиря. -- Может, пока они еще ни о чем не договорились, но при их попустительстве творится все, что случилось сегодня, Я был среди них во время одной пирушки, и то, что они говорили, заставляет меня так думать. -- Ну, так что же ты тянешь, визирь мой.-- Кучум сощурил глаза, и недобрая усмешка блуждала по его смуглому лицу. Уже одно это служило плохим предзнаменованием.-- Говори все как есть, не стесняйся. Я готов услышать любую, даже самую горькую правду. Карача помялся для вида, будто ему не хотелось выдавать ближайших ханских сподвижников, и как бы нехотя выдавил: -- Да ничего особенного они и не сказали... Ну, разве что есть много других ханов, которые платят более щедро, нежели ты... И что они могут увести все войско, а тебе предоставить управлять сибирским ханством одному. Но они, хан, были изрядно пьяны... -- Я все понял, не надо лишних слов, а то я подумаю, что и ты с ними заодно.-- Судя по всему, слова Карачи легли на благодатную почву, и если они не подорвали доброе отношение к ханским воинским начальникам, то зародили изрядное сомнение.-- Ладно, хватит о них. С какими вестями ты вернулся? -- Рыбак показал место, где он повстречал хана Едигира и с ним была еще какая-то женщина. Хан был в беспамятстве после сражения, и она везла его в лодке куда-то в низовья Иртыша. -- Ты можешь их найти? -- В наших краях найти человека столь же трудно, как муравья на лесной поляне. Он где-то рядом, но...надо искать, так стану. -- Если тебе не помогут другие муравьи. Ты это имеешь в виду? -- Хан прав. Надо сообщить всем, что за поимку Едигира будет назначена хорошая награда, и желающих найдется сколько угодно. -- Хорошо, так и поступим. Сообщишь об этом всем бекам и мурзам. Пусть они постараются. Мне уже донесли, что ханский выкормыш Сейдяк спрятан неподалеку отсюда. Завтра отправишься за ним. -- Слушаюсь, мой повелитель,-- Карача-бек повернулся, чтобы идти, и тут, вспомнив что-то, заговорил снова.-- Я не доложил, что встретил на берегу Иртыша, там, где искал бежавшего Едигира, двух воинов, которые сказали, будто отправлены тобой для той же цели. -- О ком ты говоришь? -- наморщил лоб Кучум. -- Они здесь, возле шатра, под охраной. Я не поверид их словам. -- Пусть введут их. Карача вышел, и два стражника втолкнули в ханский шатер связанных одной веревкой оборванных и грязных мужчин. Те громко выражали недовольство, но, завидя хана, бухнулись на колени. -- Мы ни в чем не виноваты,-- запричитал один из них,-- на нас напали две сотни сибирцев, а что мы могли сделать с десятком человек против них? Лишь двое нас уцелело, бросившись в реку. -- Как ваши имена? -- спросил их Кучум, силясь распознать в этих бродягах своих воинов. -- Уразбай и Мухамедшариф,-- выкрикнули те. -- Не сами ли вы сбежали с поля боя? -- Хан сдвинул брови, прикидывая, что это могут быть и дезертиры, и тайные лазутчики. Затем велел кликнуть Алтаная. Тот быстро узнал следопытов, которые были отправлены сразу после сражения на поиски Едигира. -- Долго же вы шлялись где-то,-- проворчал он. -- Мы едва спаслись, а потом заплутали в лесу, отбивались от зверей, даже собственного коня съели, чтоб выжить. Когда мы натолкнулись на этого благородного человека, то едва не заплакали от радости... -- Это так,-- кивнул надменно головой Карача-бек. -- Ладно, пусть отдохнут и продолжат поиски вновь,-- принял решение Кучум.-- Едигира надо найти живого или мертвого. Идите все. На другой день Кучум разослал свои сотни по улусам с поручением взять с местных беков дань во что бы то ни стало. Направлены были отряды и на поимку Сейдяка и розыски Едигира. В Кашлыке осталось с полсотни человек для защиты. Хан вызвал к себе старого Ата-Бекира и приказал: -- Слушай и запоминай кто о чем из воинов толкует. Особенно выяви недовольных. Мне нужны верные люди, а не псы, готовые разорвать друг друга из-за голой кости. Докладывай о всем услышанном только мне. -- Все понял, мой хан,-- склонился в поклоне начальник стражи,-- у меня уже есть, что сообщить. -- Вот как? -- хан внимательно посмотрел на склонившегося перед ним Ата-Бекира.-- Молодец. Ты верно мне служишь. Так что там у тебя? -- Я знаю, где достают вино для ночных пирушек...-- промямлил тот, и его лисьи глазки заблестели от преданности. -- Уж не ты ли его продаешь? -- усмехнулся хан. -- Что ты! Что ты! -- замахал тот короткими ручками, изображая неподдельный ужас.-- Как хан мог такое подумать о верном своем слуге. То вино воины меняют на одежду и даже на оружие у рыбаков, что по ночам приплывают к стенам крепости. -- Возьми верных людей и сделайте засаду. Схватить поганцев! -- Но хан не спросил, к кому попадает часть вина... -- И к кому же? -- К самому башлыку,-- шепотом проговорил старик,-- если он узнает, что я сообщил об этом, то мне несдобровать. -- Если не выполнишь моих указаний, то я сам сообщу Алтанаю о твоих словах. А если схватишь разбойников, то получишь награду. Охранник тяжело вздохнул и попятился из шатра. -- Ох, тяжела моя доля, тяжела моя доля, тяжела...-- причитал он, покидая Кучума. СКРИП КРИВЫХ ДЕРЕВЬЕВ Карача-бек ехал на поимку Сейдяка, надеясь исполнить это быстро и удачно. С ним была сотня воинов, и он был единственный начальник над ними. Радостная улыбка не сходила с его лица -- хан теперь полностью доверял ему, и не за горами был тот день, когда он, Карача, станет ближайшим его советником и полновластным правителем всего ханства. "Хан не знает местных обычаев и порядков. Без меня ему не ступить и шагу. Военные победы закончились. Теперь нужно другое оружие. Он недоверчив от природы, и внушить ему, что все вокруг только и думают, как бы поскорее вернуться обратно в Бухару, не так и трудно. К тому же Кучум законный наследник ханского холма. Его род идет от самого хана Шейбана, что правил некогда всеми землями вокруг. Старики о том когда-то рассказывали. Знал это и мой отец. Но род Тайбуги убил хана Ибака, и с тех пор про хана Шейбана запрещено говорить под страхом смерти. Но от этого никуда не уйдешь. Правда все одно вылезет на свет, как сабля из ножен. И если будет пойман Едигир и его ближайшие родственники, то... хан Кучум может уже ничего не опасаться... К тому времени я должен стать его правой рукой, а тупых воинских начальников надо отдалить от него любыми путями". Так рассуждал Карача-бек, скакавший впереди возглавляемой им сотни. Но по странному стечению обстоятельств или по злому умыслу Алтаная с ним была отправлена пятая сотня, которая вчера, в Кашлыке, кричала громче всех и требовала от хана выплаты положенных денег и возвращения домой. Там же ехал и зачинщик всего, кипчак Зайнулла, которого велено было с надежными людьми отправить с каким-то поручением и по дороге с ним расправиться. Не знал всего этого Карача-бек и преспокойно скакал, подхлестывая своего коня, чтоб пораньше достичь селения, где, по сообщению лазутчиков, скрывался Сейдяк. Неожиданно он услышал, что сотня, идущая вслед за ним, остановилась и, повернув голову в ту сторону, с удивлением заметил, как все сбились в кучу и горячо что-то обсуждают. Карача-бек смекнул, что происшедшая заминка не случайна, и, медленно развернув коня, направился к сгрудившимся воинам. Не доезжая нескольких шагов до них, он крикнул: -- Что случилось, доблестные воины? Но никто даже не обратил на него внимания, и все продолжали горячо спорить, размахивать руками, наезжать конями друг на друга. Карача решил не вмешиваться в их спор и натянул поводья, ожидая, когда узнает причину задержки. Вскоре к нему направился один из всадников, в котором Карача узнал юзбашу отряда. -- Плохо дело,-- показал тот рукой на орущую толпу,-- вчера бунтовали и сегодня то же самое. Еще и хуже. Толкуют, что раз им хан не платит, то нечего и служить ему. Там главный заводила Зайнулла, он всех и подбивает в степь обратно идти, а по дороге нескольких беков ограбить и все меж собой поделить. Добром это не кончится. Я чего думаю, поехали-ка подобру-поздорову обратно в Кашлык, а они пусть сами разбираются. Карача оценивающе посмотрел на юзбашу, которого била крупная дрожь, как от озноба, провел указательным пальцем по верхней губе и неожиданно стегнул того наотмашь по испуганному, трясущемуся лицу: -- Значит, такой ты юзбаша! -- крикнул на него и направил коня прямо в гущу спорящих людей. Не ожидавшие такого поворота дел конники расступились перед Карачой-беком, и крики на время смолкли. -- Храбрые воины,-- обратился он к ним, не давая передышки коню, нахлестывал того, пока не прорезал всю ораву и не разбил на две половины.-- Я согласен с вами, тем более, что сам не богат и нет у меня улусов и невольников, кто бы работал на меня. Всем хочется домой. И в этом понимаю вас. Ваши начальники пьянствуют и совсем не думают, как вы встретите жуткую сибирскую зиму. Я согласен помочь вам, но... если вы четвертую часть добычи отдадите мне. Вы не знаете этих мест, а я вырос здесь. Решайте... Удивленные воины слушали ханского визиря, открыв рты и недоуменно поглядывая друг на друга. -- Дело говорит, однако,-- сказал негромко? кто-то. -- А не обманешь? -- тут же послышались вопросы самых недоверчивых. -- Сообща оно, понятно дело, сподручнее будет,-- закивали головами ближайшие к Караче. В образовавшееся свободное пространство выехал худощавый мужчина с рыжеватыми волосами и такой же каштановой бородкой. -- Я кипчак Зайнулла,-- заговорил он негромко, и по тому, как его с почтением слушали, можно было догадаться, что он у них за главного,-- мы не знаем, кто ты, но если твои слова от сердца, то вот тебе моя рука,-- и, сняв обшитую стальными пластинами рукавицу, он протянул Караче плотную и упругую ладонь. Тот пожал ее и, дружески улыбнувшись, поднял руку вверх: -- Я всегда уважал храбрых людей, а если они еще и умны, то вдвойне. -- Хорошо, визирь, что ты предлагаешь?-- вглядываясь Караче в глаза, спросил Зайнулла. -- То, что вы задумали, не так легко выполнить, особенно если все хотят остаться живыми и здоровыми, а не валяться в лесу с пробитой головой. Я хочу сказать, что так просто селения богатых беков не взять. А нищие вам не нужны, так я понимаю? -- Правильно понимаешь,-- засмеялись вокруг. -- А потому надо действовать хитростью. Неподалеку находится улус Соуз-хана. Он очень богагый человек, но его городок хорошо охраняется, и с наскоку вам его не взять. А потому...-- Карача сделал небольшую паузу и обвел всех глазами, заметив, что все слушали с утроенным вниманием и недоверие на лицах воинов исчезло,-- потому я поеду первым и сообщу тому, что наш хан послал вас схватить Сейдяка. Но без моего знака ничего не предпринимать. Согласны? -- Согласны! -- дружно заорали все. И лишь Зайнулла продолжал так же внимательно наблюдать за говорившим и ничем не выразил своих чувств. Но увидев, что вся сотня согласилась-с планом визиря, кивнул головой, проговорив: -- Что ж, будь по-твоему. Но если предашь... сам понимаешь... -- Я связан с вами обещанием и клянусь, что делаю это от всего сердца. На том и порешили. Карача-бек поехал вперед один, а сотня должна была через какое-то время скакать по его следу, благо, что вчерашний снег только чуть подтаял на солнце и следы хорошо на нем просматривались. Карача хлестнул коня и, отъезжая, повернул голову в сторону Кашлыка, посмотрел на тропу, по которой они ехали. Вдали виднелась небольшая фигурка, уменьшающаяся на глазах. То никем не замеченный юзбаша поспешил в городок, чтоб доложить хану о случившемся. "И это тоже хорошо...-- подумал Карача, пряча скользнувшую по губам недобрую ухмылку.-- Поглядим, что из всего этого выйдет. Или буду первым человеком в ханстве, или..." Когда Карача-бек подъехал к городку Соуз-хана, то еще издали был замечен охранниками на башнях и остановлен грозным окриком оттуда: -- Стой! Куда прешь?! -- Доложи хозяину, что к нему ханский визирь явился с поручением. И открой ворота, морда неумытая! Человек с башни соскользнул вниз, и через какое-то время заскрипели ворота и образовался небольшой проем, через который Карача неторопливо проследовал внутрь городка. Навстречу уже спешил сам хозяин, льстиво улыбаясь всеми складками заплывшей физиономии. -- Какой гость! Какой гость пожаловал,-- приговаривал он на ходу, вытянув вперед обе руки, отчего его тучное тело бурно колыхалось в такт шагам,-- почему не послал никого заранее? Я бы заранее барашка для тебя специально зарезал, музыкантов позвал. А так... Карача соскочил с лошади, поводя неровными плечами, двинулся навстречу Соуз-хану и позволил заключить себя в объятия, ощутив запах распаренного тела вперемешку с восточными благоуханиями. -- Не забыл еще, кто тебя нашему хану представил? -- посчитал нужным напомнить гостю Соуз-хан.-- Должником моим будешь теперь до конца жизни. Большим человеком стал, и все благодаря кому? Ладно, я твой друг, и мне ничего не нужно, главное, чтоб помнил о моей доброте и бескорыстии,-- все частил тот, сыпля словами, и трудно было разобрать, что говорится откровенно, а что из лести. Карача-бек дал ему высказаться и, когда запас обязательных приветствий был исчерпан, неожиданно спросил: -- Стражников много у тебя или все тут на башнях? -- А что такое? Или негодный самозванец Едигир объявился и идет на меня, чтоб поквитаться за все? -- всполошился Соуз-хан, и маленькие его глазки торопливо забегали, осматривая стены городка и как бы пробуя их на прочность.-- Говори скорее, Карача-бек, с какими вестями приехал? -- Плохие вести.-- Услышав это, Соуз-хан охнул и, застонав, прижал руки к лицу.-- Да не умирай раньше смерти, будет тебе. Если с умом подойти, то все в нашу пользу и обернется.-- И он рассказал о бунте в Кашлыке и что теперь сотня степняков едет сюда, чтоб убить и ограбить Соуз-хана.-- Но я что думаю,-- продолжил он, наблюдая, как тот едва не лишился чувств от услышанного,-- надо их встретить хорошо, запустить в крепость и тут расправиться с ними. Иначе... несдобровать нам. -- Век не забуду твоей заботы и помощи,-- залепетал Соуз-хан,-- только воинов у меня всего две сотни. Справятся ли? -- Две сотни?! -- изумился Карача.-- А тебе сколько их надо? По два человека на каждого, и хватит. -- Так те же волки, львы, а не люди! Что мои людишки с ними сделать могут? Они только в карауле и привыкли стоять да с поручениями ездить. А в сражениях-то никто, почитай, из них не участвовал. Где им... -- Тьфу на тебя! Две сотни, да чтоб с одной не справились! Где такое видано?! Ладно, что-нибудь придумаем еще, чтоб промашки не было. Вели тащить стрел побольше на башни и засесть на каждой по нескольку хорошим лучникам, чтоб били без промаху. Есть такие? -- Найдутся,-- с сомнением в голосе выдавил Соуз-хан. -- Остальные же пусть укроются кто где наготове и ждут, когда я крикну: "Бросай оружие!" И тогда уж выскакивают и действуют по обстановке. Понял? -- Все понял, пойду распоряжусь, -- Погоди пока. Есть ли у тебя трава сонная, чтоб человека с ног валила? -- Хозяин закивал головой.-- Пусть ее побольше в кумыс намешают. Да зови своих музыкантов, которых для меня хотел выставить. Как все рассядутся, чтоб играли без устали. И самое главное, угощение готовь знатное, как для лучших гостей. От того наша с тобой жизнь зависеть будет. И не жалей ничего, а то... знаю я тебя. В это время с вышки закричали: -- Конников вижу! Много их... около сотни будет, однако. -- Какой у тебя дозорный глазастый,-- пошутил Карача и сам пошел за ворота встречать приехавших. Сотня спешилась у ворот и оставила коней под при смотром двух воинов, а остальные шумно ввалились в крепость, толкаясь и рассматривая сидящих на башнях охранников. Зайнулла шел рядом с Карачой и вполголоса спросил того: -- Ну как хозяин? -- Все в порядке, сейчас угощение велит подавать. -- Это хорошо,-- согласился кипчак, крутя головой по сторонам,-- только чего-то на башни столько мужиков позалазило, что как бы бревна не рухнули. Не много ли для встречи? -- То они на вас поглазеть залезли, не видели еще столько народу в крепости у себя,-- успокоил его Карача,-- вон и музыканты пожаловали,-- перевел он внимание Зайнуллы,-- с музыкой нас встречают. Вновь прибывшие робко расселись, поджав под себя ноги, прямо посреди крепости, но Карача заметил, что сабли и кинжалы они держали наготове. Правда, луки и копья остались вместе с лошадьми за ворогами, но ухо с этими головорезами надо было держать востро. Заиграли музыканты, и слуги начали носить угощение. Появился и большой бурдюк с кумысом, из которого каждому налили по пиале. Степняки одобрительно запе-реговаривались меж собой, пили кумыс, подставляли пиалы для добавки. -- А ты чего не пробуешь угощение? -- обратился Карача к Зайнулле, увидев, что тот не берет в руки пиалу. -- Сперва надо дело сделать, а потом уж и о веселье думать. -- Тоже верно,-- согласился визирь,-- ладно, пойду хозяина поищу. А то как бы он не удрал от нас под шумок. Степняки накинулись на дармовое угощение и шумно выражали одобрение гостеприимству хозяина. Многие хлопали ладонями в такт музыке и раскачивались, улыбаясь блаженно друг другу. Карача разыскал трясущегося Соуз-хана в шатре и спросил тихо: -- Все готово, как я сказал? -- Да, да,-- закивал тот головой, и маленькие глазки его наполнились слезами,-- а если они ворвутся ко мне в шатер? Не уходи, Карача-бек, не покидай меня! Хочешь, я заплачу тебе? -- Да пошел ты...-- плюнул и его сторону Карача и, повернувшись, вышел вон, ощущая брезгливость к трусости своего бывшего соседа. Ему почудилось, что за шатром скользнула чья-то фигура, подслушивающая разговор с Соуз-ханом, но особого значения этому он не придал, поскольку внимание его привлекло происходящее внутри городка. Воины пятой сотни, опьяненные хмельным кумысом, казалось, забыли, зачем они пришли сюда. Многие из них горланили свои песни совершенно не в такт несущейся музыке, другие с жадностью набросились на угощение, и громкое чавканье неслось отовсюду. Но многие уже сонно хлопали глазами и дружно позевывали. Карача от радости чуть не дал волю своим чувствам, но заставил себя сдержаться и отправился к месту, где недавно оставил Зайнуллу. Однако того там не оказалось, отсутствовали еще несколько человек, что сидели прежде возле своего предводителя. Карача решил, что те отошли куда-то по своим делам, и двинулся на поиски начальника стражи городка. Он нашел его возле башни у центральных ворот. Незаметно кивнул ему, спросив: -- Все идет хорошо? -- Да,-- так же незаметно ответил тот,-- только несколько человек выскользнули за ворота. Я не посмел их удерживать. -- Какие они из себя? -- встрепенулся Карача. Из описания выходило, что то был Зайнулла со своими друзьями, сразу вспомнилась и фигура у шатра, и нетронутое бунтовщиком угощение. -- Отправь нескольких человек за ворота, чтоб узнать,что они там делают. Но в драку пусть не ввязываются. Стражник кивнул головой и отошел. Но не успел он сделать и нескольких шагов, как с башни раздались крики, и, подняв голову, Карача увидел, что один из защитников рухнул вниз с торчащей из шеи стрелой, другие прикрылись щитами и сами пытаются отстреливаться. Он все понял и, выскочив на середину площади, прямо меж пирующими воинами, громко заорал: -- Бросай оружие! Вы окружены! Степняки вначале не поняли, что эти слова обращены непосредственно к ним. Они удивленно смотрели на Карачу и на появившихся невесть откуда сибирцев с луками и копьями наперевес. Некоторые вяло схватились за сабли, плохо соображая после принятия сонного кумыса, что им делать, но тонко свистнули несколько стрел и пригвоздили на месте охотников взяться за оружие. Послышались крики: -- Нас предали! Заманили! Ловушка! Бежим! Но бежать было им некуда. В воротах также стояли лучники с натянутыми луками и с башен свешивались стрелки, готовые по первому знаку расправиться со степняками. -- Бросайте оружие, а то все здесь поляжете!-- повторил Карача, пристально оглядывая всю массу окруженных степняков. Краем глаза он заметил, как слева от него смуглый небольшого роста сарт вытащил из-за пояса кинжал и взмахнул рукой. Последующего он не видел, так как бросился плашмя на землю, но услышал свист пролетевшего над ним оружия. И тотчас несколько стрел впилось в незащищенного сарта. Он вскрикнул и схватился за бок. Карача неспешно встал, отряхнулся и, не оглядываясь больше, зашагал к воротам. Оттуда он крикнул начальнику стражи: -- Выводи всех за ворота и захвати побольше веревок.-- Потом остановился, вспомнив об ушедших бунтовщиках:-- Да, пусть полсотни скачет за сбежавшими, а остальных коней отогнать подальше.-- И, не дожидаясь ответа, вышел из крепости. Начали выводить и схваченных степняков. Они шли, понуря головы, бросая злобные взгляды в сторону Карачи. Позади всех шествовал Соуз-хан в блестящих на солнце боевых доспехах с золотой насечкой. Его шлем был украшен разноцветными перьями, а в руке он держал огромную саблю с рукоятью в драгоценных камнях. Он подошел к Караче и, кивнув головой на пленников, спросил: -- Вот как мы их ловко взяли. Мои воины дрались, как львы, и я сам зарубил двоих! Карача взглянул на девственно чистую саблю в его руках и не мог удержаться от смеха: -- Ты, верно, их тени порубил, а то получается, что враги твои бестелесны и бескровны оказались. Соуз-хан несколько смутился, сообразив о допущенном промахе, и махнул рукой: -- Да я ее уже вытер о траву. Зачем сталь поганой кровью пачкать.-- И, желая перевести разговор, спросил:-- Ведем их в Кашлык, к нашему хану? -- Поведем пока вон до того леска,-- неопределенно ответил Карача и пошел к своей лошади, привязанной отдельно от других. Подталкиваемые копьями и саблями охранников, степняки дошли до березового леска, в глубине которого помещалось местное кладбище. Следом несли на древках копий раненых. Среди защитников городка был убит лишь один стрелами, что пустили сообщники Зайнуллы, ускользнувшие из крепости. За ними была отправлена погоня, но Карача особо не надеялся на успех. Возле опушки все остановились, дожидаясь дальнейших указаний. Карача, не сходя с лошади, подозвал к себе начальника стражи и велел построить всех в один ряд. Когда это было исполнено, то визирь спрыгнул на землю и пошел вдоль понуро стоящих пленников. Он зорко всматривался в их лица и время от времени тыкал пальцем в грудь, командуя: -- Выходи... И ты... Шаг вперед... Тоже... Степняки, не понимая, зачем это нужно, подчинялись и выходили из строя. Можно было заметить, что в большинстве то были злобного вида воины, бросавшие на предавшего их Карачу свирепые взгляды ненависти. Верно, именно эти взгляды и заставляли его сортировать пленных по такому принципу. Дойдя до конца строя, он повернулся и поманил к себе начальника стражи. -- Связать этих,-- коротко бросил ему. А затем начал что-то тихо объяснять шепотом. Тем временем половина охранников бросилась исполнять приказание визиря. Они повалили выведенных из строя степняков на землю и связали им за спиной руки. К ним подошел начальник стражи и так же тихо объяснил, что делать дальше. Они поглядели на него с недоумением и двинулись к близрастущим березам. По одному полезли на вершины деревьев и, закрепив там веревки, держась за них, попрыгали вниз. Деревья напружинились и пригнули тонкие ветки. Подбежали еще несколько человек, помогая удерживать их в согнутом положении. Степняки с недоумением и даже усмешками поглядывали на пригоговления, не понимая, для чего сибирцы сгибают березки и как это с ними, пленными, связано. Но когда к березам потащили первых из указанных Карачей, то они вроде бы поняли, в чем дело. Многие заволновались, зашептали молитвы, подняв глаза к далекому, покрытому тяжелыми кустистыми облаками небу, попадали на колени. Но ни один из них не попытался даже бежать, чтоб спастись. Все как зачарованные смотрели, как привязывают к ветвям их товарищей за ноги и за руки, проверяют прочность узлов. При этом сибирцы даже посмеивались, похлопывая осужденных по голове и что-то им приговаривая вполголоса. Наконец веревки были закреплены у пяти человек, и охранники повернули головы в сторону Карачи, ожидая сигнала. Но тот, словно не видел обращенных к нему взоров, а сам внимательно смотрел на Соуз-хана, стоявшего в растерянности рядом с ним. -- Ну, дорогой сосед, командуй своими воинами,-- усмехнулся Карача,-- не ты разве их в плен взял? Чего смущаешься, словно красная девица? Верши суд. Твои нукеры ждут. -- Что ты... Не могу я им такое приказать...-- затрясся тот.-- Не мое это дело, не мое. Я в казнях сроду участия не принимал и палачом не буду. Ты, Карача-бек, все затеял, ты и до конца доводи. -- Кишка тонка, говоришь! А если бы они тебя на копья вздели, то как бы ты тогда запел? А? Ладно, ладно, так хану Кучуму и доложу, что пожалел ты бунтовщиков. А уж что он решит, поглядим... -- Зачем ты так, Карача-бек?! -- бросился к нему Соуз-хан.-- Пощади... -- Поступай как знаешь... ответил тот и пошел в сторону. Соуз-хан, увидев, что все взгляды обращены к нему, едва не зарыдал и махнул рукой начальнику своей стражи: -- Вели, чтоб начинали...-- выдохнул хрипло. Сибирцы, удерживающие вершины берез, по знаку начальника стражи враз отскочили от деревьев, и те, ничем не удерживаемые, медленно пошли вверх, распрямились и... послышались душераздирающие крики казненных. Соуз-хан, с ужасом смотрящий на все происходящее, успел заметить брызнувшую с