чуть ли не так же сильно укреплен, как сам замок. Придя к дверям Совести, они стали стучать. Но старик, не зная их намерений, заперся на все время битвы. Воанаргес стал требовать, чтобы ему отворили двери, но, не получая ответа, он велел ударить в дверь головой одного тарана так сильно, что старик затрепетал, а дом его зашатался. Летописец сошел тогда к посетителям и дрожащим голосом спросил, что им надо и кто они. Воанаргес ответил: "Мы вожди великого Царя Шаддая и благословенного Его Сына и хотим занять дом твой для Царева Сына", и при этих словах был направлен другой удар тараном. Летописец еще сильнее задрожал, однако не смел не отворить дверей. И все три вождя вошли в его дом. Этот дом был очень подходящ Эммануилу в некоторых отношениях: он был в соседстве от крепости, просторен и фасадом стоял к замку, в котором заперся испуганный Диаволос. Вожди передали старику летописцу с большой осторожностью обо всем случившемся, ибо ему совершенно были неизвестны намерения Эммануила, так что он сам не знал, как ему все это принять и какой конец будет всему этому погрому. Скоро разнеслась по городу весть о занятии царским воинством дома летописца, и тотчас поднялась сильная тревога. Как всегда случается с новостью, чем более она передается, тем громаднее берет она размеры, и потому вскоре стали толковать в городе, что нечего другого ожидать от Царева Сына, как полного разрушения места. Основанием, этих толков служило то, что летописец в ужасе получил эту весть от самих царских вождей. Многие пришли к нему осведомиться, но когда они своими глазами увидали поселившихся вождей с их таранами в непрестанном действии против стен замка, они остолбенели от страха. Притом старик еще увеличивал их ужас своими словами, ибо он всем и каждому повторял: "Без всякого сомнения, смерть и разрушение ныне угрожают городу. "Согласитесь, -- говорил он, -- что мы все показали себя предателями в отношении ныне победоносного, но когда-то с презрением отверженного славного Царевича Эммануила. Он не только осадил наш город, он ныне в нем. Диаволос от него скрылся и сделал из моего дома наружное укрепление своему замку. Что до меня, я сильно согрешил, и счастлив тот, кто остался чистым. Я же тем сильнее согрешил, что молчал, когда мне следовало говорить, и искажал правосудие, которое мне следовало исполнять. Конечно, я отчасти пострадал от Диаволоса за то, что держался еще законов Шаддая, но это что? К чему это послужит? Разве это может искупить предательство, мое, и возмущение, и все зло, свидетелем которого я был и совсем не порицал, тогда как мне была вверена Душа? О, я трепещу при мысли, какой будет конец такому ужасному и гневному началу!" Между тем, пока вожди Эммануила занимались своим делом в доме летописца, вождь Казнь (Казнь действовала со своей стороны.-- Казнь, или наказание, -- исследователь Души, который "судит чувствования и помышления сердечные". Это есть принадлежность Божества, которая открывает тайные мысли и скрытые желания человека; воля принуждена покориться под иго Христа, и пока казнь разбирает все стороны души, она убивает многие диавольские наущения, хотя некоторым из них и Удается пережить это время и оставаться скрытыми в душе. Во время такой тревоги совесть, разумение и другие духовные способности дрожат за свою жизнь, слыша гром Слова Божия, видя убиение греховных помыслов) исполнял свое назначение по всем улицам, углам и домам города. Он собственноручно убил троих начальников войска князя Свободная Воля: старого Предубеждение, которому вверена была защита ворот Слуха, потом некоего Лшиъ-На-Зло-Годен, под ведением которого были обе пушки над теми же воротами, и еще третьего воина -- Предательство, личность низкого и подлого характера, но на которого сильно рассчитывал Свободная Воля. Вождь Казнь также убил многих воинов того же князя Свободная Воля, которые показались наглыми и напыщенными своей мнимой важностью, а между тем пред Диаволосом делались гибкими и расторопными; все эти люди были диавольцы, но ни один из природных жителей города не был ни ранен, ни убит. У других ворот были совершаемы другие подвиги прочими вождями Эммануила. У ворот Зрения вождь Добрая Надежда убил наповал привратника Слепоту, у которого были под командой тысяча людей, сражавшихся молотами. Он гнался за ними, убил некоторых, привел в бегство других, а прочих заставил скрыться. Также вития Диаволоса, Зловещее Колебание, был убит наповал; он носил длинную бороду, доходившую до пояса, и причинял много зла городу. Убитых между диавольцами можно было видеть на каждом шагу, а между тем многие из них остались живыми и продолжали жить в городе, скрываясь в закоулках и ямках. Вот однажды старик летописец, и бывший городской голова князь Разумение, и еще несколько других, сознавая, что в случае разрушения города они должны несомненно погибнуть, собрались вместе и после долгого совещания условились сочинить прошение (Прошение к Цареву Сыну. -- Человек обращается к молитве... но ответа на нее не получает. Христос долго предлагал помилование, оно было отвержено; и пока Диавол в сердце, а Христос только у двери и Его далее впустить не хотят, молитва к Нему -- лишь пустой звук. Эта молитва внушена страхом, и не будет ей ответа, пока сердце не отдастся добровольно Ему. Однако, так как молитва все же знак подчинения, то, ради молитвы, осада удвоена, ворота разбиты и военные действия окончены. Христос ждал первого луча молитвы, и все преграды отстранены: Он входит победителем, а душа тревожно ждет решения судьбы своей) к Эммануилу -- и подать ему, пока он находится у ворот города. Суть прошения состояла в том, что они, старые граждане несчастного города, сознают свой грех и сожалеют, что оскорбили своего Царя, и ныне молят его о сохранении им жизни. Получив прошение, Эммануил не дал на него ответа. Все это время вожди, вошедшие в дом летописца, не переставали приводить в действие свои тараны и стучали ими о стены замка, чтобы их разгромить. Наконец стена эта, известная под именем Неприступной, подалась, распалась на мелкие куски, так что стало легко вступить в замок, куда заперся Диаволос. Тотчас гонцы были посланы с этим известием к Эммануилу. Весь стан радостно затрубил в трубы, понимая, что вход Царева Сына в замок доказывает скорый конец войны и начало освобождения Души. Эммануил поднялся (Царев Сын поднялся -- Христос входит в сердце не так, как Он этого желал, призванный и ожидаемый, но Он входит Победителем, оскорбленным Судией: Он не успокаивает тревожных чувств, не отвечает на мольбы, не слышит или пренебрегает хвалениями; Он молчит, Душа пред ним лежит во прахе, но Он молчит и идет глубже -- в самую глубь сердца) со своего места, взял с собою тех из приближенных, которых нашел самыми нужными, и вступил в город, направляясь к центру. Он был облечен в золотые доспехи, и перед ним несли его знамя. Лицо его сохраняло невозмутимое, спокойное выражение, так что вышедшие из домов своих смотреть на его триумфальное шествие не знали, чувствует ли он к ним нежность или ненависть, и тревожно следили за Его движениями. Они, т. е. жители, сознавали, что преступили Его закон, что заслуживают смерть, они знали также, что Цареву Сыну известно, как они добровольно признали Диаволоса своим царем, и все это страшило их, и потому они боялись, как бы Эммануил не разрушил возмутившийся город и жителей не предал смерти. Это сознание заставило их взирать с умилением на Того, кого они недавно презирали и не хотели к себе принимать; они стали восхищаться его чудной красотой, преклонялись перед ним, кидались к ногам его, сожалея, что не Его избрали царем. Таким образом, Душа впадала из одной крайности в другую, переходила от страха к надежде, терзаясь в догадках, какая участь ее ожидает. Когда Эммануил подошел к замку, то приказал Диаволосу явиться. Увы! Как эта тварь страшилась показаться, как он гнулся и сгибался перед победителем своим и царем! Однако он должен был предстать. И вот привели пред Царева Сына дрожавшего всем телом Диаволоса, и дано было приказание связать его оковами и оставить так до назначенного Царем дня всеобщего суда. Тут лукавый дух стал молить Эммануила не высылать его в глубокую бездну, но дозволить ему мирно выйти из города. Когда Диаволосу надели оковы, (Диаволос в оковах. -- Но прежде чем Христос может расположиться в сердце как в своем законном владении, нужно изгнать оттуда врага. Вторая смерть ожидает сатану: он приговорен, но пока этот день не настал, он связан по рукам и ногам; с него сдирают латы и вооружение, которыми он был так горд и на которые рассчитывал; он привязан к победоносной колеснице Царева Сына и выставлен напоказ у ворот Зрения как поучительное зрелище ангелам и людям), Эммануил велел, чтобы повели его на торговую площадь и там пред собравшимся народом сорвали с него вооружение, которым он так хвастался. Это было первым торжеством Царева Сына, и в это время трубачи радостно затрубили, и раздались песни и крики восторга во всем воинстве. Таким образом, Душа могла убедиться, на кого она дотоле возлагала свою надежду и кем она так безумно хвалилась. Разоблачив его пред целым городом, Эммануил дал потом повеление, чтобы цепями привязали его обнаженного к колеснице. Назначив Воанаргеса и Убеждение с частью воинства для стражи у замка, в случае если б кто из последователей Диаволоса вздумал подать ему помощь, Царев Сын сел в колесницу и с триумфом проехал через весь город и перед воротами Зрения, сопровождаемый громкими криками восторга и хваления. Когда все увидали самозванца в таком унижении, все воинство Эммануила разразилось восклицаниями радости, громко воспевая: "Он взял в плен самое пленение, и он сверг начальства и силы, Диаволос узнал силу его меча и сделался посмешищем прежних своих рабов". Звук труб, чудное пение, крики восторга были так громки, что даже жители высших сфер заглянули вниз, чтобы узнать причину всеобщей радости. Граждане смотрели и слушали, не понимая, какой всему этому будет конец, но между тем что-то влекло их к Эммануилу, и они не могли отвратить от него своих взоров. Когда Эммануил нашел, что его враг достаточно наказан, то он выгнал его вон с запрещением -- никогда более не являться в город, и Диаволос вышел в унижении и со стыдом стал искать убежища в бесплодных окраинах соляной земли, где думал обрести спокойствие, которого нигде, однако ж, получить не мог. Полководцы Воанаргес и Убеждение были личности с особенной энергией и силой; черты лица обоих напоминали своим выражением льва, а голос их был сильнее бурливого океана. Они все еще находились в жилище летописца Совесть. Когда всякие отношения с Диаволосом были прекращены, жители города обратили все свое внимание на образ действия этих двух мужей. Но вожди исполняли свое дело без рассуждения, внушая страх и трепет (Страх и трепет. -- Грех все еще лежит на человеке, он еще не получил должной мзды, он не прощен. Христос вошел в сердце Победителем, но не Спасителем. Человек долго ограждал слух к Его воззваниям, теперь он осужден ожидать в неведении свою участь. Он сознает свой грех, но правосудие Божие требует наказания греху. Воля, совесть и разумение управляли душой и могли бы не допустить ее до греха, но они также покорились сатане и теперь под стражей ожидают решения своего Судии. Вот тревожное состояние духа, когда человек долго не внимал милостивым увещеваниям Христа. Он томится, не получает мира от молитвы; все в нем молчит, кроме чувства своего недостоинства и страха заслуженного гнева. Прежде нежели душа получит мир, она должна вынести целый ряд скорбей и из глубины печали воззвать ко Христу о помиловании) окружавшим их, так что весь народ жил в постоянном замирании сердца и беспокойстве насчет своей будущности, и долгое время никто из них не знал ни покоя, ни мира, ни надежды. Сам Царев Сын не желал обитать .в городе, а поселился в своем стане среди соединенных сил своего Отца. Однажды он послал приказание вождю Воанаргесу собрать всю общину жителей на дворе замка и при них арестовать и посадить под стражу летописца Совесть, городского голову Разумение и князя Свободная Воля. Приказание было исполнено и усилило испуг жителей; им казалось несомненным, что настало время разрушения города. Какою смертью они погибнут и долго ли будут длиться их мучения, сильно занимало все умы; они даже боялись, что Эммануил велит бросить их в ту бездонную пропасть, которой так боялся сам Диаволос, но при этом они сознавали, что заслужили такое наказание. Умереть от руки такого доброго Царевича или остаться у него в немилости -- горько тревожило их. Они также страдали за арестованных своих руководителей и начальников и были уверены, что их казнь будет началом разрушения города. Поэтому, собравшись на совет, они решили от себя и от имени арестантов сочинить просьбу Эммануилу и послать ее к нему через некоего Потребность Жить (Потребность жить. -- Человек обратился к молитве. Но дух его молитвы, дел ее -- лишь потребность жить. Первый вопль опомнившейся души: "Помилуй нас, Господи!" Даже неверующие предпочитают жить, чем умереть. Эта молитва не получила ответа: она принята Христом молча; Душа в ужасе). Он отправился с письмом в стан Царевича и подал ему прошение, содержание коего следующее: "Великий и чудный Владыко, победитель Диаволоса и завоеватель Души! Смиренно просим тебя помиловать нас, несчастных жителей несчастного мира; не вспоминай соделанные нами преступления, ни греха нашего начальника, но помилуй нас по великому твоему милосердию и не дай нам умереть, но жить под твоим оком. И мы будем верными твоими слугами и по твоему дозволению будем собирать крохи под столом Твоим. Аминь". Избранный проситель отправился к Цареву Сыну, который принял прошение из рук его, но отпустил посланного, не сказав ни слова. Это сильно огорчило город. Но, обдумывая свое положение, они ясно убедились, что им либо следует снова просить о помиловании, либо решиться умереть, и они общим советом придумали послать вторичное прошение. Написав другую просьбу, они не знали, с кем ее послать, опасаясь, что первый их поверенный чем-нибудь не угодил Эммануилу, который потому и не обратил на него никакого внимания. Они стали просить вождя Убеждение ходатайствовать за них, но тот отказался, говоря, что не берется просить за изменников. "Впрочем, -- прибавил он, -- наш Царевич добр, и вы можете еще раз просить его через одного из ваших, лишь бы он надел веревку на шею и молил не о чем другом, как о его милосердии". Страх продлил их недоумение гораздо долее, чем следовало, но, опасаясь наконец усугубить свое положение, они решились послать свою просьбу с одним из своих, по имени Желанье Пробуждения (Желание пробуждения. -- Вот молитва степенью выше. Душа сознает, что пора ей пробудиться от сна и выйти из мрака. Нет более ни малейшей личины гордости: глубокое смирение пред правосудием Божиим. Дух раскаяния,, сознания и унижения приносит мольбу, и Христос при виде смиренной, молящейся души плачет и дает обещание, что обсудит дело. Между тем ответа еще нет, и душа в сильной тревоге. Надежда и страх волнуют ее. Неведение своей участи смущает ее. Так бывает всегда, когда Дух Божий в нас борется со грехом и убеждение овладевает совестью. Душа под бременем греха, стыда и скорби; она молит и молит, и все еще не обретает покоя. Совесть в смущении и передает свой страх и сомнение всему существу человека. Это знак, что в нем совершается великое изменение). Он жил в отдаленной лачужке города, и, явившись на зов, объявил, что с готовностью исполнит все для спасения Души. Посланный отправился к обители Царевича и велел просить аудиенцию. Эммануил вышел к нему сам. Проситель при виде его пал ниц лицом и воскликнул: "О, даруй жизнь Душе!" И с этим подал прошение. Царевич, прочитав просьбу, отвернулся, чтобы скрыть свои слезы; потом, обратясь к лежавшему у ног его посланному, который с воплем продолжал взывать к нему, он ответил ему: "Иди обратно на место свое, я обсужу твою просьбу". Все тревожно ожидали возвращения просителя. Но он объявил, что передаст о случившемся лишь в присутствии пленного начальника в остроге. Все обступили его; князь Свободная Воля побледнел от ужаса, а летописец Совесть был в трепете. Когда посланный рассказал слово в слово все как было, он еще прибавил в заключение: "А Царевич, к которому вы меня послали, такой красоты и славы, что увидевший его тотчас чувствует к нему любовь и боязнь, и я это чувствую также, но не могу сказать вам, какой будет всему этому конец!" После этого собравшиеся в безмолвном недоумении разошлись по домам, а пленные начальники стали обсуждать ответ Царевича. Городской голова Разумение находил, что ответ был не слишком прискорбен. Князь Свободная Воля утверждал, что это дурное предзнаменование, а Совесть -- что это приговор к смерти. Некоторые из опоздавших на совещание жителей услыхали их суждение, но не в целости, и поняли весь вопрос вкривь и вкось и передали другим; всякий толковал по-своему, и ни капли истины не было ни в ком. Весь город был в волнении. Один кричал с отчаянием: "Мы все погибнем!" Другой, напротив: "Мы все будем спасены!" Третий: "Нами вовсе не занимается Царевич!" Четвертый: "Пленные вскоре будут казнены!" Весь этот день прошел в толках и спорах, но приближалась ночь, и весь город впал в уныние до следующего утра. Вся эта сумятица произошла от слов летописца, находившего ответ Царевича равным приговору к смерти. Город привык внимать с уважением к словам Совести и даже когда-то считал его ясновидцем, а его решения неопровержимыми. И тут стали они чувствовать горькие последствия своего возмущения и беззаконного сопротивления воле Царева Сына. Чувство виновности и страха овладело ими, но кто более всех страшился, потому что более всех сознавал свою вину, -- это было пленное начальство Души. Наконец после некоторых обсуждений начальники города решились послать третье послание (Третье прошение. -- Человек научается, что следует непрестанно молиться. Ответ ему не дан еще, поэтому он снова должен просить и стучать. На этот раз он искренно исповедует свое недостоинство) Царевичу в следующих выражениях: "Великий Эммануил, Владетель миров, исполненный милосердия! Мы, несчастные, жалкие обитатели Души, исповедуем и сознаемся пред твоей светлой милостью, что мы согрешили перед Отцом твоим и тобой, и не достойны более славного имени Души, и не заслуживаем помилования. Если тебе угодно казнить нас, мы примем казнь как заслуженную нами. Если тебе заблагорассудится ввергнуть нас во тьму, мы знаем, что мы того достойны и что ты правосуден. Мы не имеем права жаловаться, каков бы ни был твой приговор, но молим тебя, облеки нас милосердием твоим, и помилуй нас, и сними с нас согрешения наши, дабы мы прославили твою благодать и милость. Аминь". Тут снова они подняли вопрос, кто возьмется передать прошение Эммануилу. Одни советовали послать первого, другие находили, что следует избрать другого, так как первый так неловко исполнил свое поручение. В городе жил старик по имени Добрые Дела (Добрые дела. -- Молящаяся душа не может ожидать исполнения просимого, если она основывает свою просьбу на собственных своих добрых делах, которые до ее примирения с Богом верою в искупление Христом не что иное, как грязные рубища -- одно пустое название. Душа молит о помиловании, следственно, признает свое неповиновение и грех, и самые ее лучшие дела запятнаны грехом и потому ценности для Бога иметь не могут. Напротив того, кающаяся душа, которая с верою и любовью принимает спасение, дарованное ей Христом, совершает по уверовании дела истинно угодные Богу как доказательство, что ее вера не мертва, а приносит ожидаемые от нее плоды), но это имя вовсе ему не подобало, ибо в сущности ничего доброго в нем не было. Некоторые предложили его. Против этого восстал Совесть, говоря: "Мы в опасности и молим о пощаде, и вдруг пошлем прошение с таким, чье имя одно уничтожает смысл нашего прошения. Как может Добрые Дела ходатайствовать о помиловании? Притом, если б вздумалось Царевичу спросить, как имя подателя сего прошения, и он получил бы в ответ: "Добрые Дела", я уверен, что он бы на это сказал: "А, Добрые Дела еще в живых, пускай же Душа спасается сама". На это опровержение Совести против старика Добрые Дела все подали мнение, что следует снова отправить Желание Пробуждения. Тотчас послали за ним. Тогда он стал просить старшин отпустить с ним Слезные Очи (Слезные очи. -- Здесь автор отлично объясняет различные ступени молитвы в кающейся душе. Страх ее пред будущностью усиливается, сознание становится искреннее, унижение полнее, слова льются вместе со слезами обращения и приняты Христом, Который внимает ей с сочувствием и с сожалением, и тут Он обещает ответить им к славе Отца и Своей), его близкого соседа, бедного человека, добродушного, но весьма способного для передачи прошения; Желание Пробуждения обернул шею веревкой, а Слезные Очи сложил руки крестом на груди, и таким образом оба отправились к Царевичу. Подходя к обители Эммануила, они пришли в нерешительность, не найдет ли он их докучливыми. Поэтому они прежде всего стали извиняться пред Ним, что его так часто беспокоят, что причина тому не желание докучать ему или из любви к многоречию, а собственно по сознанию необходимой нужды в нем; к этому они присовокупили, что не знают покоя ни днем, ни ночью, вспоминая, насколько они провинились пред Царем Шаддаем и пред Ним, Сыном Его. После того Желание Пробуждения пал ниц лицом пред Царевичем, восклицая: "Пощади, помилуй жалкую Душу!", -- и вручил прошение в его руки. Эммануил, прочитав просьбу, точно так же отвернулся от них на минуту, чтобы скрыть свои слезы, и потом спросил, как его зовут и почему он был избран обществом как податель прошения. На это тот отечал: "О, зачем тебе имя такого жалкого пса, каким я себя считаю! Ты знаешь все сам, и потому не осмелился я предстать пред тобой, что о себе возмечтал, будто тебе могу быть угодным. Я желаю жить и мои соотечественники также, и я пришел от них и от себя молить тебя даровать нам жизнь. Не взирай на нас, недостойных рабов твоих, но простри нам руку милосердия". -- "А как зовут твоего товарища?" -- спросил Эммануил. -- "Зовут его Слезные Очи, и он мой сосед по жилищу, бедный, скорбный старик". Тогда Слезные Очи пал ниц лицом пред Царевичем и начал: "О, мой Господь! Меня так назвали потому, что отцом моим был Обращение. Конечно, иногда и добрые люди имеют дурных детей, и в слезах моих не скрыта от меня грязь, и в молитвах моих вижу все их недостоинство. Но все же молю тебя (и слезы полились из глаз старика), не вспоминай грехи юности нашей, не взирай на недостойность рабов твоих, но пощади твое творение, Душу, и дай нам благословлять Твое милосердие". После того они поднялись на ноги и стояли пред ним в трепете, не смея поднять на него взоры. Он же отвечал так: "Душа сильно возмутилась против Отца моего, не признавая его своим Царем и избрав себе другого, который лжец, убийца и возмущенный раб. Ибо тот, которого вы считали могущественным и сильным, был изгнан Отцом моим во тьму кромешную со всеми его сотоварищами и долгое время был в цепях. И он явился вам, и вы приняли его. Вы за него сражались с посланными моими, и они упросили Отца моего даровать им более силы. Тогда я сам сошел с большою силой. Но как вы поступили с моими слугами, так поступили и со мной. Вы не хотели внимать мне и вели против меня войну. Но я победил вас, и пока вы не уверились, что я имею всякую власть, ибо она дана мне Отцом, вы не молили о пощаде. Теперь вы скорбите и проливаете слезы, а когда я велел вывесить белое знамя милости, красное -- правосудия и черное -- наказания, вы молчали? Однако я все же хочу принять вашу просьбу, обсудить ее и дам ответ к славе Отца и моей. Скажите вождям Воанаргесу и Убеждение завтра привести в мой стан пленных (Привести пленных. -- Заключенная душа не тотчас получает освобождение: она должна постичь сперва тяжесть своего греха. Совесть страшится предстать пред Господом. Разумение и Воля убеждаются в своем заблуждении и не смеют являться пред Судией своим. Ужас велик, надежды ослабли. Слово Господне и убеждение приводят грешную, связанную, но кающуюся душу ко Христу. Между тем суд Божий и исполнение суда должны обитать в сердце и усмирять могущие явиться в нем чувства возмущения и гордости. Вот какую борьбу ведет с душой Дух Божий, когда десница Господня простерта к человеку, когда слово Его действует с силой и властью и душа находится в муках перерождения), а вождям Суд и Казнь передайте, чтобы они отправились в замок и заботились бы о сохранении спокойствия в городе". После этих слов он отправился к себе. Посланные направились обратно, раздумывая на пути, что все же не получили они никакой ясной надежды на пощаду, скорбь так ими овладела, что они еле-еле дошли до замка, где лежали пленные начальники. Там передали они слово в слово всю свою беседу с Эммануилом, и когда объявили его приказание насчет пленных, последние разразились громким воплем. Всякий, из них стал готовиться к смерти, и весь город облекся во вретища и покрыл головы золой. Так прошла ночь. Когда настало утро, пленные отправились (Пленные отправились. -- Слово идет во главе и указывает путь грешной душе. Убеждение заставляет идти вперед. Слово Божие действует на разум и на совесть человека, убеждение сгибает волю его. Душа в цепях виновности: вретище покаяния ее одежда, а веревка на шее -- собственное осуждение и сознание греха) по направлению к стану Эммануила. Воанаргес шел во главе шествия, Убеждение позади. Меж ними пленные с веревкой вокруг шеи, ударяя себя в грудь, не смея поднять взоры к небу, шли тихо, восклицая: "О жалкая, печальная Душа!" Бряцание цепей, смешанное с воплями их, потрясало воздух раздирающими звуками. Когда они дошли до обители Царевича, то все пали ниц лицом. Кто-то пошел доложить Ему, что пришли пленные; Эммануил явился, воссел на престол свой и велел подозвать к себе несчастных. Они подошли и снова пали пред ним ниц и с трепетом и стыдом закрыли лицо (Закрыли лица от стыда. -- Это стыд, ведущий к обращению. Чувство своего ничтожества и святости Христа заставляет душу укрываться. Вдали от Христа душа часто очень довольна своими действиями; при Нем она чувствует свое низкое греховное состояние, и ей стыдно. Христос заставляет душу разбирать прежние ее Действия и чувствования, принуждает ее сознаться в виновности и признать всякое наказание заслуженным) свое руками. Он обратился к Воанаргесу и сказал: "Прикажи им встать на ноги". Они встали дрожа всем телом. -- "Вы ли те, которые себе дозволили быть оскверненными Диаволосом?" -- спросил он пленных. -- "Мы более чем дозволили, Господи, мы избрали его по собственному желанию". -- "Могли ли вы довольствоваться жить под его игом весь свой век?" -- "Да, Господи, ибо его законы были приятны нашей плоти, и мы стали чужды иному блаженству". -- "И когда Я пришел спасти вас от него, ужели вы искренно желали мне не быть победителем?" -- "Увы, желали!" -- отвечали они. -- "А какого наказания вы достойны за такое ваше возмущение и прочие преступления?" -- "И смерть, и тьму кромешную, Господи: мы все заслуживаем". -- "Нет ли у вас какого извинения?" -- "Никакого нет, Господи! Ты правосуден, мы согрешили". -- "Зачем надеты веревки у вас на шее?" -- "Дабы ими связать нас и отправить на место казни, если мы пред тобой не удостоимся получить помилования". -- "Все ли вы одного мнения?" -- спросил еще Эммануил". -- "Да, что касается нас, природных жителей, Господи; но есть в нашем городе поселившиеся диавольцы, за них мы не отвечаем". Тогда Царевич Эммануил приказал позвать вестника; ему было велено провозгласить трубным звуком, что Царевич, Сын Царя Шаддая, именем Отца своего и ради его славы одержал полную победу и совершенно покорил Душу (Полная победа и покорение. -- Христос -- победитель. Он победил и покори любовью и объявляет падшей душе прощение и мир. Диавол лишен власти. Человек свободен, и великая радость на небе о спасении грешного человека. Однако не заметно ликования в самой душе. Чудная, благая весть известна на небе ранее, чем на земле. Не так легко утихают взволнованные воды. Душе нужно удостовериться в Cвoeм прощении. Совесть получает приказание возвестить ей, быть свидетелем Бога пер человеком. Еще свидетельствует Дух Святой нашему духу, что представлено пергаментом за семью печатями. Человек облечен в новую, светлую одежду -оправдание Христом: вместо веревки вокруг шеи надета золотая цепь -- любовь Христа, оковывающая нас для спасения и ограждающая от осуждения. Душа свободна, и со слезами радости и благодарения она при новых силах старается выразить истину прощения прославлением имени Христа, т. е. делами, угодными Ему и приносящими Ему славу) и что за ним, т. е. за вестником, должны следовать пленные и повторять после каждого возвещения: "Аминь". Как было приказано, так и исполнено. И в это мгновение раздалась чудная мелодия с высших сфер мира, войско же в стане разразилось шумными восклицаниями радости и торжественными песнями во славу Царевича. Знамена развевались, и везде царствовал восторг, но только не в сердцах жителей города. Царевич подозвал после того пленных и приказал им стать перед ним. Они повиновались с трепетом. Он обратился к ним, сказав: "Проступки, преступления и беззакония, которые Душа совершила наперекор воле Отца моего, имею власть и повеление от него простить и отпустить вам и потому ныне все совершенное вами зло прощаю". Сказав сие, он вручил им сверток из пергамента за семью печатями и. приказал городскому голове Разумение, князю Свободная Воля и летописцу Совесть провозгласить эту весть всему городу и начать это с восхождением солнца на следующее утро. Кроме того, Царевич заменил вретища их светлой белой одеждой, золу -- красотой, помазал их елеем радости и внушил дух славословия вместо духа уныния. После того все трое получили от Царевича украшения из золота и дорогих каменьев; он снял веревки с их шеи и надел на них золотую цепь. Когда же пленные услыхали милостивые слова Царевича и увидали дары его, они чуть было не упали в обморок, ибо благодать была так велика и неожиданна, что они ею были ошеломлены. Сам же князь Свободная Воля не выдержал и упал, лишившись всякого сознания; но Эммануил поспешил к нему на помощь, открыл ему объятия, дал ему лобзание мира и стал уговаривать его собраться духом и успокоиться, ибо все обещанное будет исполнено. Он дал такое же лобзание и двум его товарищам и сказал им с кроткой улыбкой: "Примите сие как знак моей к вам любви, милости сожаления, и тебе, Совесть, даю обязанность обо всем известить Душу". Оковы их сняты, разбиты пред их глазами и брошены на воздух, и поступь их стала свободна и вольна. Они тут же пали к ногам Эммануила, лобызая его ноги, и проливая на них слезы, и громким голосом восклицая: "Благословенна слава Господа и Царя нашего!" Потом им приказано было подняться и вернуться в город для передачи жителям о великих виденных ими делах. Он велел одному из слуг своих идти перед ними, играя на флейте и тамбурине по всему пути, ведущему в город. Таким образом совершилось то, о чем они никогда не мечтали, и стали обладать тем, на что они не смели и надеяться. Царевич приказал вождю Вера идти (Вера направляется к воротам зрения. -- Совесть получила новую силу и громко говорит всем мыслям и чувствам человека. Она объявляет благую весть -- спасение и прощение. Пусть каждый из нас спросит себя: говорит ли мне совесть, что я Христов? Ежели нет, да не мешкает он, пусть облекается духовно в смирение, как будто посыпая голову золой, и обращается к Тому, Кому дана всякая власть на земле и на небе. Когда уверенность или Вера поселяется в сердце, чтобы приготовить в нем обитель Самому Христу, тогда грех или сатана будет изгнан, тьма заменится светом. До тех же пор Слово Божие будет нам казаться Воанаргесом, т. е. ужасающим и опасным громом. Суд Божий и наказание, т. е. осуждение на вечную погибель, не дадут миру воцариться в душе. Но лишь только вступает в нее Вера, все тревожные чувства страха и сомнения покидают душу. Автор отлично представляет здесь в виде аллегории состояние жителей города -- иначе чувств человека Он говорит, "жители от радости прыгали по стенам города", т. е. радостные чувства спасения и прощения не обращали более внимание на плоть и ее наклонности, но топтали ее ногами. Далее сказано: "колокола зазвонили", т. е. самые теплые, пламенные чувства любви овладели сердцем и заглушили всякие прежние чувства. Потом вождь Вера показал себя на высотах замка, чтобы в одно время и Эммануил и народ видели, кто обитает в замке, т. е. вера не может быть безмолвна и бездейственна, она показывает себя во всех чувствах и делах жизни, она парит над всем существом человека, она готовит обитель самому Христу и поэтому показывается ясно миру и его всевидящему Оку) также перед ними с извивавшимися по воздуху цветными стягами и присутствовать при чтении к жителям летописцем о чудном событии; потом со всеми знаменами пройти через ворота Зрения и занять замок, пока он не придет туда сам по возвышенному пути и не поселится в нем. К этому еще Эммануил присовокупил, чтобы этот же вождь объявил двум другим, а именно Суду и Казни, чтобы они немедленно вышли из города и вернулись в стан. Так Душа была избавлена от чувства ужаса, внушенного ей присутствием первых четырех вождей и их воинства. Пока все это происходило в присутствии Эммануила и пленные еще были в отсутствии, жители города страдали унынием от неизвестности о будущей их участи. Мысли их были колеблемы ветрами то в ту, то в другую сторону, и чувства их раскачивались, как весы, поднимаясь и опускаясь бессознательно. Наконец, в то время как они старались разглядеть даль с вершины стены, им показалось, что нечто особенное появилось на горизонте. Страх, ожидание и надежда отуманивали взоры их. Но вот все яснее стали показываться знакомые им лица... и -- что же это такое? -- в каком новом, неизвестном им виде! Представители их отправились в черных одеждах, а возвращаются в белых как снег! Они пошли с веревками на шее, теперь же на них золотые цепи; ноги их были в кандалах, теперь поступь их вольная и шаги широкие; они пошли с мрачным лицом, а приходят назад с ясным взором; отправились с тяжелым духом уныния, возвращаются при звуке флейты и тамбурина. Лишь только жители - собрались у ворот Зрения и разглядели всю непостижимую перемену, то хотя от долгого страдания они ослабели и были нетверды на ногах, но, собрав все свои силы, они испустили такой громкий возглас радости, что весь стан Эммануила встрепенулся. Бедные друзья их, которых они считали уже мертвыми, вот ныне живы и сияют неведомой для них радостью и блеском. Они ожидали для них секиры и виселицы, и вот восторг и утешение на всех лицах и чудная мелодия сопровождает их! Когда веселая процессия подошла к воротам города, то послышались обоюдные приветствия. "Радуйтесь, радуйтесь! И буди благословен Помиловавший вас!" А жители им в ответ: "Мы видим, что вам хорошо, но что будет с городом? Будет ли радость Душе?" Летописец и городской голова отвечали: "О, весть благая! Благая весть! Чудная весть благости и великая радость бедной Душе!" Они единодушно испустили вдруг такой крик восторга, что вся земля затряслась. После того жители стали подробно расспрашивать обо всем случившемся и что им прислал сказать Эммануил. Все было передано во всей истине, и все стали удивляться премудрости и благости Царева Сына. Потом пришедшие начальники показали жителям, что им было вручено для всего города, и летописец объявил, что "прощение, прощение Душе, и это узнает она завтра". И он приказал, чтобы на следующее утро весь город собрался на торговое место услышать манифест полного прощения. Кто может описать внезапную перемену в духе городских жителей? Они не могли уснуть от радости. Они пели хвалебные песни, ликовали, трубили, говоря: "Кто из нас мог ожидать такого блаженства? Кто, видя уходящих от нас начальников, присудивших самих себя на кандалы, мог вообразить, что увидит их снова в золотых цепях и в белых одеждах, и не потому, что были признаны невиновными, но лишь по благости Царева Сына, который отпустил им преступления их и прислал назад при звуках флейты и тамбурина! О нет, так могут поступить лишь добрый Царь Шаддай и Эммануил, Сын его!" Когда настало утро и начальники в назначенный час пришли на торговый рынок, весь народ уже был в сборе. Летописец, князь Разумение и князь Свободная Воля были облечены в дарованные им царские одежды, и они сияли таким блеском, что собой освещали весь город. Начальники направились к воротам Уст, где исстари держались речи к народу, и все были вне себя от нетерпения и ожидания услышать благую весть. Летописец встал и рукой дал знать, чтобы водворилась тишина в публике, и потом громким голосом прочел манифест полного и, всеобщего прощения. Но когда он дошел до этих слов: "Господь, Господь Бог всемилостивый и всеблагий, прощающий беззакония, преступления и грех; и будут им отпущены всякого рода богохульства и согрешения и проч.", они, жители, долее не устояли на месте и запрыгали от радости, ибо следует здесь заметить, что всякий из жителей был поименован, и печати прощения были выставлены с торжеством. Когда Летописец дочитал манифест, граждане побежали к стенам, вспрыгнули на них и стали по ним топать и плясать от радости, восклицая: "Да здравствует Эммануил вовеки!" Молодым людям было приказано звонить в колокола. Весь город был вне себя от восторга; колокола звонили, песни звучали повсюду и музыка гремела во всех местах города. После того как Цесаревич отослал обратно в город прощенных им пленных, он приказал своим вождям и всему воинству быть наготове в следующее утро исполнить дальнейшие его повеления, а именно: в ту минуту, когда летописец кончал в городе чтение манифеста, Царевич приказал, чтобы знамена были подняты и выставлены частью на горе Милости, а частью на горе Правосудия. Вожди получили приказание предстать пред городом в полном наряде, а воинству приказать восклицать с шумом и возвещать великую радость. Вождь Вера также не остался в бездействии в этот знаменитый день, а, поднявшись на самую вершину крепости, он с трубным звуком показывал себя всему городу и всему стану Царевича Эммануила. ГЛАВА VI Духовные упражнения и дисциплина души. -- Приглашение. -- "У нас место для Тебя!" -- Безусловное подчинение и безграничная власть. -- Царская милость. -- Вождь Вера вводит Царева Сына. -- Народное одобрение и радушие. -- "Вот грядет Царь твой!" -- Эммануил вселяется в душу. -- Его вожди там же. -- Помещение для Царевича. -- Большие празднества. -- Город вновь перестроен. -- Сатанинские укрепления разрушены. Вот каким образом Эммануил избавил Душу от тирании Диаволоса. После того Царевич пожелал показать гражданам воинские упражнения своей армии, и весь народ с удивлением смотрел на быстроту и ловкость движений царского воинства. Они маршировали то вперед, то назад, то вправо, то влево; разделялись и подразделялись, раскрывали один фланг и прикрывали другим; снова соединялись в одну массу, и всякое движение было обдуманно, ловко и с быстротой стрелы. Кроме того, они отлично и метко стреляли и привели весь город в неописанный восторг. По окончании упражнений все жители вышли навстречу к Царевичу, принесли ему благодарение и хвалу за его милости и молили его войти в