ко присвистнул. То, что предлагала Ева, было лишено всякого смысла. - Это, конечно, поможет, но ненамного. Температура слишком высока. - Дело не только в температуре. Это все равно что пролетать мимо ядерной бомбы в момент ее взрыва, - сообщила Джослин. - Дайте мне договорить. Мы попробуем помочь вам, и вероятно, вы уцелеете. Вы должны уничтожить зоны запуска. "Левиафан" войдет в атмосферу через пятьдесят восемь часов. Моих ребят осталось слишком мало. Если так пойдет и дальше, вскоре у меня не будет ни единого пилота. "Левиафан" захватит планету, а затем разделается с Вапаусом, когда пожелает. Они выиграют. Но если зоны запуска их кораблей будут уничтожены, у нас еще останется шанс. Вы и ваш корабль - наша единственная призрачная надежда. - Ева, это невозможно! Почему бы тебе не заставить нас пролететь прямо сквозь солнце? - Мак... командир Ларсон и лейтенант Купер, вы получили приказ. Подготовка корабля начнется немедленно. Я предлагаю вам убавить температуру внутри корабля. Запуск через три часа. Связь окончена. Я указал на тонкую красную линию нашего курса. - Ты заметила, Джослин? Они даже не удосужились проложить для нас обратный курс. - Да, Мак, но я обратила на это внимание только сейчас. Черт... Знаешь, иногда мне становится жаль, что мы оба так серьезно относимся к своему долгу. - Говорит капитан буксира. Выводите корабль из дока. Остановка в ста метрах от спутника. Джослин выполнила приказ. Мы ждали, пока не услышали скрежет и глухие удары по обшивке, за которыми наступила тишина. - Говорит капитан буксира. Мы укрепили конец милара на корабле. Просим вас использовать только гироскопы, никаких реактивных двигателей, максимальная скорость - пол-оборота в минуту. "Джослин-Мари" начала медленно поворачиваться вокруг длинной оси. На экране мы видели Вапаус. Рядом с кораблем завис толстый цилиндр, придерживая в рабочих клешнях нечто вроде гигантского рулона алюминиевой фольги. По мере того как вращалась "Джослин-Мари", фольга разматывалась. Сам буксир двигался вдоль оси нашего корабля, и фольга постепенно окутывала его. Обычно миларом изолировали суда, предназначенные для работы вблизи от солнца. Сейчас эту работу проводили впопыхах, покрывая миларом двигатели высоты. Если бы нам пришлось использовать их, вся изоляция мгновенно исчезла бы. Наконец фольгой был обмотан весь корабль. Крохотная фигурка в скафандре, спокойно наблюдающая с площадки одной из клешней буксира, ножом, похожим на мачете, отсекла конец милара. Поднявшись с площадки, человек подхватил конец фольги, свисающей с "Джослин-Мари", и повис на нем. Корабль продолжал вращаться, и этот конец намотался на него. Человек достал баллон с клеящим веществом, покрыл им всю поверхность отрезанного конца милара, и с помощью двигателей в рюкзаке за спиной направился вдоль обшивки, таща за собой фольгу. Едва клейкий слой милара коснулся поверхности корабля, они словно присосались друг к другу, и человек в скафандре покачнулся. - Напомни, чтобы я никогда не брался за такое дело, - попросил я. - Сомневаюсь, что ты сам об этом забудешь, - отозвалась Джослин. - Следующий этап, - произнес я в микрофон. Буксир торопливо набрал высоту и развернулся вдоль нашего корабля. Толстая струя липкого вещества ударила из шланга, тянущегося из буксира. Попадая в вакуум, это вещество пузырилось, налипало поверх милара на обшивку корабля и застывало в виде густой пены. Это был теплозащитный материал. Под действием тепла он мог раствориться, но при этом уносил все избыточное тепло с собой. Все происходящее представляло собой беспомощную, жалкую попытку решить проблему полета в раскаленной плазме, но доставляло некоторое утешение. Казалось, с появлением защитного слоя уровень опасности нашего предприятия перешел с отметки "самоубийство" на отметку "рискованно". Если не считать антенны и главных двигателей, защитный слой покрыл весь корабль. Антенну так или иначе раскаленная плазма превратила бы в пар. Все остальные наружные приборы связи и поиска были убраны. - Система охлаждения запущена на полную мощность, - сообщила Джослин. Это была очень важная деталь - нам требовалось замерзнуть. В полете корабль постоянно нагревался. Защитный слой обеспечивал нам отличную изоляцию. Пропуская сверххолодный жидкий водород из топливных резервуаров в трубы охладительной системы корабля, а затем, уводя его к двигателям, мы могли понизить температуру. Как только будут запущены реактивные двигатели, у нас не останется способа охладить корабль - пока не расплавится защитный слой. Но неизвестно еще, доживем ли мы до того, как он расплавится. 16 Приближался час ноль. "Джослин-Мари" произвела запуск при одном "g", но спустя три минуты перегрузка возросла до шести "g". Мы слышали, как скрипят и постанывают конструкции корабля, принимая тяжесть. Вапаус уплывал от нас все быстрее и быстрее. Нас с Джослин вдавливало в противоперегрузочные кресла. Эти кресла приспособили к большим перегрузкам - теперь они представляли мешки вискозного геля под тонкими и гибкими оболочками. Гель, экзотическое органическое вещество, умудрялся проникать сквозь поверхностные оболочки, и вскоре в кабине распространилась нестерпимая вонь. Мы не могли позволить себе тратить энергию на включение системы вентиляции, тем более что выключать ее пришлось бы слишком скоро. Температура постепенно повышалась. Мы охладили весь корабль до четырех градусов Цельсия. Хотя двигатели были изолированы и в основном жар шел не от них, на корабле существовала масса других устройств, создающих при работе тепло, и избавиться от него было уже нельзя. Кабина вновь начала нагреваться - медленно, но заметно. Наша скорость достигла головокружительных высот. Менее чем через три минуты после набора шести "g" мы достигли скорости отрыва от Новой Финляндии. Если бы двигатели вдруг заглохли, если бы системы астронавигации забарахлили в самый неподходящий момент, мы никогда не вернулись бы обратно. Мы упали бы на солнце. Конечно, нам так или иначе приходилось сталкиваться с жаром - если не с солнцем, то с огненным хвостом из дюз "Левиафана". Снаружи, поверх защитного слоя, на корабле не были установлены камеры, но мы знали, что между нами и солнцем растет еще одна светящаяся точка - гораздо меньше по размеру, расположенная гораздо ближе и более яркая. Отсюда ее было видно невооруженным глазом. "Левиафан". Полет при шести "g" был изнуряющим занятием, если не сказать больше. К концу дня, несмотря на всю защиту и усовершенствованные кресла, нам с Джоз предстояло покрыться синяками и кровоподтеками от лопнувших сосудов. Нас с Джослин напичкали различными препаратами и витаминами, чтобы уберечь организм от губительной перегрузки. Но если перегрузка все-таки убьет нас, "Джослин-Мари" будет действовать дальше как робот и попытается выполнить задачу самостоятельно, везя на борту два трупа. Я уже сейчас чувствовал себя трупом. Я не мог повернуть голову, чтобы взглянуть на Джослин, но мы видели друг друга благодаря внутренним камерам корабля. Джослин выглядела так, словно на нее обрушилась тонна кирпичей - что, впрочем, было недалеко от истины. Скосив глаз на камеру, она дернула уголком рта, пытаясь изобразить улыбку. Мы мчались в ночной мрак, зная, что поблизости нет безопасной орбиты - только бесконечная пустота. Пятьсот секунд, семь тысяч триста километров от точки запуска. Скорость двадцать девять километров в секунду. Семьсот секунд, четырнадцать с половиной тысяч километров. Скорость - сорок один километр в секунду. Девятьсот секунд полета, пройдена половина пути - двадцать четыре тысячи километров от точки запуска. Скорость - пятьдесят два километра в секунду, сто девяносто тысяч километров в час. Скорость возрастала по мере того, как мы теряли топливо. На это была рассчитана программа корабля. Через тысячу секунд скорость достигла максимального предела. Все быстрее и быстрее мы приближались к столбу пламени, к массе распадающихся и возрождающихся вновь атомов. Мой организм изнемог до такой степени, что не было сил даже оставаться живым. Каждый вздох с трудом давался моему телу, внезапно прибавившему в весе шестьсот килограммов, душа трепетала в предчувствии встречи с космическим чудовищем, к которому мы направлялись, изрыгающим факел огня в пустой черноте. Сила, мощь, невероятная скорость больше не пугали, а возбуждали дух. Мы с женой мчались на мощной колеснице по небесам, чтобы отомстить своим врагам и мучителям. От последней мысли у меня перехватывало дыхание; массой "Левиафан" в тысячу раз превосходил "Джослин-Мари". И все-таки он был отличным кораблем. Его двигатели работали как часы, он не сбивался с курса, уверенно пронзая космос. Тысяча двести секунд в полете; сорок две тысячи километров от точки запуска; скорость - семьдесят километров в секунду, свыше двухсот пятидесяти тысяч километров в час. Скорость сейчас была нашей защитой. Мы двигались слишком быстро, и только у самого мощного радара оставался шанс заметить нас. Мы летели вслепую в непроглядную темноту. Тысяча пятьсот секунд, двадцать пять минут в полете - пройдено более шестидесяти шести тысяч километров, осталось приблизительно тридцать тысяч - по восемьдесят восемь в секунду. Тысяча шестьсот секунд. Эти цифры потеряли всякое значение. Наступало время готовиться к бою. Внешние камеры по-прежнему находились в защитных кожухах, но были включены. Я приготовил к работе радар, но не включил его - при миларовом щите он был бесполезен. Мы с Джослин сосредоточенно работали на пульте, почти не переговариваясь, стараясь экономить движения. Поднять руку при шести "g" требовало столько же усилий, сколько подтянуться на Земле. Тысяча восемьсот секунд. Курс верен. Полчаса с момента запуска. Скорость относительно цели - сто двадцать один километр в секунду, румб ноль-два-ноль. Остановка двигателей произошла внезапно. Перегрузка сменилась невесомостью. Мы открыли кожух третьей камеры. Наши тела неожиданно приобрели непривычную легкость, сердца дико заколотились от внезапного исчезновения перегрузки. Я ощутил тяжесть в желудке - гироскопы пришли в движение, поворачивая "Джослин-Мари" на безопасной высоте носом вперед. Нам предстояло броситься в пламя головой. Третья камера показывала темноту под слоями милара и защитной пены. Затем постепенно в этой темноте появился тусклый красноватый отблеск, постепенно набирающий силу и яркость. Очевидно, защитный слой растворился - на экране появилась вспышка, и камера обратилась в пар. Пронзительно завизжала сирена. - Температура обшивки достигла пятисот градусов и продолжает расти, - сообщила Джослин. - Аварийную систему охлаждения на полную мощность. - Температура обшивки - шестьсот. - Приготовиться к запуску торпед. - Начинаю запуск торпед. Цикл пошел. Запуск торпеды... один, два, три, четыре, пять, шесть - пуск. Второй цикл... торпеды запущены! - Джоз, похоже, внешние термодатчики испарились - нет показаний. - Да, вместе с остатками защитного слоя. Кормовые люки охлаждаются при девяностапятипроцентной мощности. - А температура растет. - Температура обшивки - тысяча двести градусов. Появилось еще несколько повреждений. - Систему охлаждения на аварийную мощность! - Семь секунд полета в плазме. - Все системы охлаждения на аварийную мощность. Но мы уже вылетели из огненного хвоста. Компьютер вновь взял на себя управление кораблем, бросив мегатонную тяжесть на сто градусов за полсекунды. По кабине "Джослин-Мари" пронесся горячий ураган, пока система охлаждения откачивала нагретый сверх всех возможных пределов воздух, наполненный вонью спаленной изоляции, расплавленного пластика и пота. Температура воздуха достигала точки кипения воды и быстро снижалась, а затем корабль вновь окатывали волны жара. Система охлаждения прогоняла жидкий водород из топливных баков по трубам и выбрасывала его в космос. Температура быстро падала. Мы даже не замечали этого: в этот момент ожили уцелевшие камеры, и мы увидели "Левиафан". Огромный, гигантский, чудовищный - ни одна машина, ни одно творение рук человеческих не могло быть таким невероятным, таким ошеломляющим. "Левиафан" следовало счесть чудовищем, порождением природы, потомком темного солнца, зверем в форме наконечника стрелы. И эта масса металла приближалась и росла, а мы не сводили с нее глаз, потрясенные этой животной, гротескной массивностью. Уродливое чудовище округлилось, когда мы подлетели ближе, исчезло и вновь появилось на экранах заднего вида. В численном выражении мы пролетели мимо нее за секунду, но эта секунда показалась нам невероятно долгой. Оказавшись позади огромного корабля, мы изменили первоначальный курс, повернув на девяносто градусов при привычном одном "g". Столбы огня вырвались со стороны борта "Левиафана" - один, второй... - Я насчитала пять, - сообщила Джослин. - Начинай второй запуск. - Торпедный залп: один, два, три, четыре, пять, шесть... загрузка цикла. - Четвертая и пятая - осечка. - Обезвредить и сбросить четвертую и пятую. Туда им и дорога. На экране появились и тут же исчезли вспышки - торпеды вырвались из корабля и ушли к "Левиафану". Лазеры корабля открыли огонь, но мы насчитали три попадания. - Ты заметила, они не выпустили истребители? - Подожди, сейчас проверю... нет. Мак, дорогой, мы удрали! - Ушам не верю! И вышли на обратный курс? - Безусловно, дорогой. Прямо на Куу! - Боюсь даже спрашивать, не шутишь ли ты. - Я обернулся к Джослин. Одной ее усмешки мне хватило. - Нет, не шутишь. Хорошо, курс на луну Новой Финляндии. Как только корабль взял новое направление, двигатели взревели, перегрузка возросла до шести "g", а нас вновь вдавило в кресла. После краткой передышки это оказалось еще хуже. Рассчитывая курс отхода от "Левиафана", Джослин знала: нам не удастся уйти туда, откуда мы появились, "Левиафан" нельзя одурачить дважды, к тому же мы лишились прежней защиты. Потому нам пришлось удирать от корабля, находящегося прямо между нами и Новой Финляндией. Однако прежде, чем окончательно оторваться, нам пришлось сбросить скорость. Джослин вывела нас на девяносто градусов в сторону от первоначального курса. Мы продолжали двигаться не только вперед, но и в сторону. Как только это боковое движение отвело нас на безопасное расстояние от "Левиафана", мы могли притормозить. Однако мы двигались слишком быстро и теперь баки были почти пусты. Чтобы замедлить ход, требовался хитрый маневр. Мы летели к Куу кормой вперед при работающих двигателях, которые нуждались в помощи. Именно Куу могла оказать нам такую помощь. Мы должны были облететь ее по кривой, сбавив скорость благодаря гравитации, или, точнее, начать движение в противоположном направлении с той же скоростью. Этот маневр использовался уже сотню лет, но загвоздка была в том, что для смены направления нам требовалось рискованно приблизиться к поверхности Куу - на расстояние тринадцати километров. Этого хватило бы, чтобы разбиться вдребезги при отклонении от курса более чем на сотую долю процента. Куу была невелика, представляла собой всего лишь каменный шарик, маленький и бесполезный. Но в случае аварии от этого нам не было бы легче. Все подробности рельефа никчемной планетки росли на экране. Ее почти сплошь покрывали кратеры, и очередной кратер, оставленный нами, просто пришелся бы на место какого-нибудь из прежних. Когда-то на Куу были горы, долины и равнины, а теперь от них остались одни сплошь усеивающие поверхность кратеры. Мертвенность и уродливость этой планетки теперь не скрывали ни расстояние, ни атмосфера. Мы опасались мести "Левиафана", но ответной атаки не последовало. Может, мы действительно повредили катапульты для запуска, а может, удрали слишком быстро или же гардианов утомила битва с истребителями Лиги. Черный лунный ландшафт подплыл еще ближе. Радар сообщал, что отклонение от курса равно нулю, но мы учитывали ошибку прибора, которая могла возникнуть при такой дальности. - Мак, включи пятую камеру! Я переключил экран на пятую камеру и тихо выругался. "Левиафан" произвел запуск. Одна, две, три ярких искры отделились от корабля. Четвертая только появилась и тут же рассыпалась снопом искр поменьше. - Что-то случилось с катапультой! - Мы не смогли их остановить, но, похоже, сумели задержать на время. Больше над кораблем не появилось ни одной искры. Я переключился на главную камеру и увидел, как Куу надвигается на нас, подобно валуну, катящемуся на муравья. Ее шар рос буквально на глазах, и мне пришлось настраивать масштаб, чтобы вновь видеть перед собой всю луну. Радар сообщил, что до поверхности планеты остается еще тридцать километров. Мы наблюдали, как мертвая планета растет, и ее изображение расплывалось перед нашими усталыми глазами. К тому времени, как расстояние между нами сократилось до десяти километров, наш резвый полет значительно замедлился. Оказавшись на расстоянии восьми километров от луны, мы почти ползли. Однако все было относительно: нам по-прежнему нужна была вся мощность двигателя, чтобы вырваться отсюда. Гравитация Куу держала и притягивала нас. Мы вновь набирали скорость. Теперь казалось, что мы движемся не только к луне, но и вокруг нее; ее поверхность скользила под нами по мере того, как мы описывали над ней дугу. "Джослин-Мари" летела с почти застопоренными двигателями, под нами прокатывался мрачный ландшафт. Казалось, мы катимся вниз по длинному, крутому склону одного из проплывающих внизу кратеров. Я запустил программу прогнозирования столкновения, ввел данные о Куу из памяти на свой монитор. Программа дала мне три схемы. Первая представляла собой простую координатную сетку карты Куу. Крохотный красный крестик медленно тащился по ней. Если бы двигатели отказали в эту минуту, на месте крестика появился бы новый кратер, оставленный нами. Вторую схему усеивали цифры от нуля до 15350 - наше превышение в метрах над средним радиусом планеты. На третьей схеме появилась ломаная черная линия, которая менялась с каждой минутой - это радар снимал рельеф Куу впереди нас. Вопрос состоял в одном: когда наше превышение достигнет пятнадцати километров, не окажутся ли в этом месте планеты горы высотой километров шестнадцать? Мы находились почти точно в центре оборотной стороны Куу - территории, для которой имелись лишь самые неточные карты. Если двигатели выдержат и мы дотянем до того места, где при этом исчезнет красный крестик, будет ли это означать, что Куу - идеально круглое тело без гор и долин (что маловероятно)? А если ее гравитационное поле повсюду одинаково (что тоже маловероятно), мы значительно отойдем от поверхности спутника. Внезапно значение нашего превышения над уровнем планеты стало падать - пятнадцать и три, пятнадцать и два, пятнадцать и один... Я чертыхнулся. Так и есть: гравитационное поле Куу не везде одинаково. Под поверхностью, над которой мы пролетали, залегали более плотные породы, и притяжение здесь было сильнее, чем в среднем над Куу. Нас тащило вниз. Ощущение скольжения по длинному склону исчезло - мы просто падали, второго варианта здесь быть не могло. Отвратительное лицо Куу проносилось перед камерами. Ломаная линия рельефа стала еще более ломаной. - Мы снижаемся над горной цепью, - вполне нейтрально сообщила Джослин. - О Боже мой, сейчас мы врежемся в гору! - Последнее замечание было абсолютно точным и справедливым. - Мак, я перейду на ручное управление. Начинай отсчет до точки среднего превышения над уровнем и называй значение превышения в метрах. - Двадцать секунд. Превышение двенадцать пятьсот. Девятнадцать секунд, двенадцать тысяч четыреста. Восемнадцать секунд, одиннадцать тысяч девятьсот. Джослин прильнула к своим экранам, следя за двигателями, радаром и камерой заднего обзора. - Пятнадцать секунд, - продолжал я, - одиннадцать девятьсот. Четырнадцать секунд, двенадцать тысяч. Тринадцать секунд, по-прежнему двенадцать тысяч. - Хватит, читай только значения максимальной высоты рельефа, - приказала Джослин. - Максимальная высота - десять тысяч пятьсот метров. Подъем... Десять шестьсот. Одиннадцать восемьсот... данных нет. - Все верно, Мак, мы прошли зону гор. Радар пытается дать показания о пустом про... Ее заглушил грохот. На мгновение свет померк, и я неожиданно вспомнил, что, если мы врежемся, у нас не будет времени заметить, что мы мертвы. Включилось аварийное освещение, показания радара исчезли. Вдруг я понял, что мы летим в невесомости. - Джоз, что это... - Помолчи! - крикнула она, лихорадочно работая на пульте. Зависнув посреди кабины и желая весить раз в шесть побольше, я наблюдал, как пилот в соседнем кресле пытается спасти мою шкуру. Свет вновь мигнул, корабль мучительно закачало, где-то в его недрах включились двигатели. Вентиляторы принесли в кабину новый запах в дополнение к уже привычной для нас вони - запаху сгоревшей изоляции и расплавленного кабеля. - Пока корабль слушается управления. Мак, но, похоже, мы лишились второго двигателя и переключились на запасной компьютер. Посмотри, удастся ли запустить главный компьютер снова. Но я уже вводил команды запуска. Компьютер вернулся к работе через десять секунд. - Джоз, переключайся на автоматическое управление. - Готово... Вот это да! Теперь начинается самое плохое. - По-моему, хуже уж некуда. - Похоже, корабль еще держится более или менее. Второй двигатель просто исчез - кажется, его снесло ударом. Система охлаждения вышла из строя, но это еще не самое страшное. - В чем дело? - По-моему, когда мы проходили над последним высоким хребтом, компьютер решил, что мы сейчас врежемся. Он запустил автоматический обходной маневр, включил двигатели, а затем понял, что столкновения не произойдет, и резко выключил их. Все произошло за полсекунды, но двигатели от этого успели пострадать. Они и так весь полет испытывали чрезмерную нагрузку. Второй двигатель взорвался, и это вызвало второй скачок энергии по всей цепи - в том числе и цепи реактивной системы. При этом вырубились первый и второй двигатели. Мне удалось вновь запустить их и распределить нагрузку, но при этом перегрузка снизилась до двух "g" с шести. Это не пошло кораблю на пользу - в том числе и системе охлаждения, - заключила Джослин свой монолог. - Но сможем ли мы добраться до базы при двух "g"? - Разумеется! Мы ведь потеряли двигатель, а не топливо. Но лететь придется на несколько часов дольше. И кроме того, "Левиафан" остался на прежнем месте. "Джослин-Мари" вынырнула из-за мертвой планеты, где чуть не нашла гибель, и устремилась вперед - навстречу своей базе, врагам, друзьям и судьбе. ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. "ЛЕВИАФАН" 4. Рыкают враги Твои среди собраний Твоих; поставили знаки свои вместо знамений ваших. 7. Предали огню святилище Твое; совсем осквернили жилище имени Твоего. 8. Сказали в сердце своем; "разорим их совсем", - и сожгли все места собраний Божиих на земле. 13. Ты расторг силою Твоею море. Ты сокрушил головы змиев в воде. 14. Ты сокрушил голову левиафана, отдал его в пищу людям пустыни. 18. Вспомни же: враг поносит Господа, и люди безумные хулят имя Твое. 20. Призри на завет Твой; ибо наполнились все мрачные места земли жилищами насилия. 23. Не забудь крика врагов Твоих; шум восстающих против Тебя непрестанно поднимается. Псалом 73 17 Наш подбитый корабль вылетел из-за обратной стороны Куу и взял курс на внутренние орбиты Новой Финляндии. Джослин быстро выяснила, какая из орбит подойдет для нас. При отсутствии одного двигателя и еще двух, не вполне исправных, Джослин не решалась пускаться даже на самые простые маневры. Она выбрала высокую удлиненную экваториальную орбиту, которая пересекалась с орбитой Камня и поднималась над планетой на высоту пятидесяти тысяч километров. - Если с нами что-нибудь случится, с Камня или с Вапауса рано или поздно придут к нам на помощь, - объяснила Джослин. - Ты забыла про "Дядю Сэма", - напомнил я. - Это отличная шлюпка, и она вполне исправна. - Ничего я не забыла, но моя космическая тезка - ценное имущество, и мы должны доставить ее на базу. А пока я хочу выйти на эту орбиту и попробовать определить, насколько сильны повреждения. Это хороший корабль, но бедняжка может взорваться, если мы будем гонять его в хвост и в гриву, не заботясь о ремонте. - Полагаю, ремонтом придется заняться мне. - Я погрузился в компьютерную диагностику повреждений. Большую часть диагностической работы я мог проделать, сидя у пульта. Компьютеры проверяли десятки систем и подсистем корабля. Когда работа какой-либо из них не отвечала определенным требованиям, компьютер объяснял мне ситуацию. Я мог принять решение о последующем ручном ремонте, мог сделать визуальный осмотр или отдать компьютеру команду перейти на аварийную систему. Большинство проблем решал сам компьютер, просто сообщая мне о переключении на аварийные устройства, - основные системы были в безнадежном состоянии. Казалось, ситуация не смертельна. Я обнаружил десятки незначительных повреждений, но в таком количестве они не радовали. Обычно к трагедиям в космосе приводит не одно крупное повреждение, а множество мелких, сочетающихся неожиданным образом. Вот почему поломка двигателя была таким крупным бедствием, гораздо хуже, чем отсутствие этого двигателя. Конструкторы корабля предусмотрели надежные аварийные системы, но разумнее всего было бы не полагаться на них, подлетая близко к планете с огромной скоростью. Не то чтобы опасность столкновения нам не угрожала - столкновение было вполне возможно, но в тот момент, когда не выдержал двигатель, мы вовсе не должны были врезаться. Просто ситуация оказалась чересчур близкой к критической. Избежать столкновения было чрезвычайно важно, если не сказать большего, и система отдала предпочтение именно спасению, не доводя дело до критической ситуации. Досаднее же всего оказалось, что отличная система вмешалась в дело в самый неподходящий момент, при непредвиденных обстоятельствах. В тот момент, когда всего страшнее было перенапряжение и без того перегруженных двигателей, система, задачей которой было избежать столкновения, запаниковала и запустила двигатели. Взорвавшись, один из этих двигателей вызвал неполадки в системах питания и контроля по всему кораблю - как раз эти неполадки чуть не погубили нас. Допускать что-либо подобное в будущем мы не собирались. Закончив работу с компьютером, я отправился в инспекционный обход по кораблю. После нескольких путешествий к отсеку, где хранились запчасти, и обратно, я заменил большинство деталей, которым компьютер не доверял. Наконец с мелким ремонтом было покончено, до орбиты мы еще не добрались, а пульт управления сообщил, что наш корабль находится в плачевном состоянии. Индикаторы, которым полагалось быть зелеными, стали янтарными, а потом красными. Вытянув телескопические трубы, камеры принялись обозревать наружную поверхность корабля и выдавать на экраны изображение исковерканной обшивки. Защитного слоя, нанесенного на поверхность корабля перед полетом к "Левиафану", едва хватило. В десятке мест обшивка потеряла цвет и вид. Вдобавок оказалось, что на борту наблюдается утечка воздуха. Я запечатал люки, ведущие в кормовые отсеки, считая, что нет никакого смысла тратить воздух на помещения, в которых некому дышать. Хвостовая наружная камера вышла из строя вместе с двигателем. Нам удалось направить туда одну из ближайших уцелевших камер и осмотреть двигатели. Зрелище оказалось малоприятным. Второй двигатель был вовсе не разбит - он просто исчез. Пламя из дюз расплавило и наружные, и большинство внутренних частей двигателя за считанные миллисекунды. Первый и третий двигатели были на месте, но их обильно покрывали вмятины. Очевидно, эти двигатели не постигла судьба собрата, но их положение отличалось лишь немногим. Ни Вапаус, ни Камень долгое время не выходили с нами на связь. Мы несколько раз передали условный код с помощью лазеров связи, сообщая: "Мы здесь!", и получили автоматический ответ от компьютеров: "Мы тоже". Казалось, люди были слишком заняты, чтобы уделить нам внимание. В окружающем космосе все было мирно. Мы не пользовались радаром, боясь, что нас обнаружат, но инфракрасные приборы, передатчик и камеры дальнего обзора давали нам некоторую информацию. Мы засекли несколько взрывов, несколько лазерных вспышек и полетов ракет. Очевидно, битва измотала обе воюющие стороны. К тому времени все спутники, передающие информацию между кораблями и станциями, оказались далеко позади, а многие были просто выведены из строя. Мы приблизились к планете. Если для штаба в этот момент мы не представляли интереса, нас это вполне устраивало. Мы начали приводить в порядок себя и корабль. Неудобные, но эффективные душевые насадки, предназначенные для работы в невесомости, смыли с нашей кожи весь пот, накопленный за время полета при большой перегрузке. Сам процесс купания казался невыразимо приятным. Теперь, при таком состоянии двигателей, "Джослин-Мари" не смогла бы вновь набрать ускорение даже при необходимости. Оба мы оказались покрыты с ног до головы кроваво-красными пятнами - при перегрузке рвались капилляры. Эти пятна причиняли больше неудобства, чем боли, но мы запаслись мазью, которая хорошо помогала, хотя от нее чистая одежда липла к телу. Мы не стали возиться со стряпней, просто заставили себя перекусить всухомятку, дополнив рацион протеиновыми добавками и витаминами. Мы выспались по очереди, по четыре часа каждый. Прошло пятнадцать часов после нашей бомбардировки "Левиафана", когда штаб наконец-то связался с нами по лазерному передатчику. У пульта как раз дежурил я и успел разбудить Джослин, едва поступил сигнал. - ...Штаб. Отвечайте, "Джослин-Мари". Вы слышите? Голоса я не узнал, но, судя по звукам, его обладатель был на последнем издыхании. - Говорит "Джослин-Мари". Мы слышим вас. - Ждите дальнейших инструкций... - Последовала полуминутная пауза. - Говорит Берман. Выслушайте приказ и подтвердите его получение. - Голос Евы был совершенно мертвым - в нем не осталось ни намека на человечность. - Вы должны очистить всю доступную память бортового компьютера "Джослин-Мари". Не сохраняйте информацию для последующего перезапуска или операций. Оставьте только программы, совершенно необходимые для полета корабля по орбите, а также все программы связи и поддержания систем жизнеобеспечения. Вся информация, связанная с баллистическими, маневренными и прочими функциями, должна быть уничтожена. Все компьютерные файлы, не требующиеся для настоящей работы корабля, следует стереть из памяти. После этого начинайте прием и запись информации, передаваемой нами, - вам предстоит взять на себя функции штаба. Информацию о нынешнем тактическом положении мы передадим через пятнадцать секунд. Сообщение закончено. Подтвердите получение. - Черт побери! "Взять на себя функции штаба"! Что она городит? - изумленно воскликнула Джослин. - Кажется, я понял. Это контрудар, - произнес я, указывая на экран. На него только что передали схему тактической ситуации из штаба. Траектории трех ракет сходились на Камне. Вероятно, перехватить их было некому. Я запросил у компьютера состояние оборонных систем Камня. Компьютер провел поиск в только что переданной информации и выдал на главном экране: "Все лазерные станции выведены из строя. Количество оставшихся ракет: 1". Простейшая арифметика: приближаются три ракеты, а ракета-перехватчик осталась только одна. Камень обречен. Так "Левиафан" отомстил за нашу атаку. - Какого черта мы вообще согласились на этот полет! - выпалил я. - У нас не было выбора. Мак, мы просто воспользовались шансом. - Ничего себе шанс! Они были просто обязаны отомстить! - Знаю. И Ева знала, но отдала этот приказ. - Джослин вздохнула. - А теперь отдает другой. Мы сможем его выполнить? Я задумался - и надолго. Каким бы отличным кораблем ни была "Джослин-Мари", какими бы мощными компьютерами мы ни оснастили ее, она все равно не могла стать командным центром. Для этого у нас не хватило бы каналов связи. Компьютеры не могли вместить все данные по всем кораблям, своим и вражеским, а тем более следить за их перемещениями. Наш радар тоже не был приспособлен для этого. Нам оставалось полагаться на сообщения истребителей. Нет, такая задача была нам явно не под силу. И все-таки ее поручили нам. Я нажал кнопку передатчика: - Говорит "Джослин-Мари". Мы начинаем чистку памяти компьютера. Приготовьтесь к передаче информации. Что еще нам оставалось делать? Штаб был обречен, а мы по крайней мере могли продолжать борьбу. Баллистические и маневренные программы, информация о складе и запасах, программы связи со вспомогательными кораблями, диагностика, системы обнаружения атаки, контроль повреждений в реальном времени - все они должны быть уничтожены, должны исчезнуть. "Джослин-Мари" останется парализованной, немой, беспомощной и обобранной. Корабль лишился возможности регулировать высоту полета, как когда-то было с "Боикой" (неужели это случилось совсем недавно?), и нам предстояла тряска. Я вывел на принтер копию судового журнала, прежде чем стереть его, - в будущем им наверняка кто-нибудь заинтересуется. Мы усердно потрошили кораблю мозги. Точно так же, как идеально функционирующая рука или нога становится бесполезной при травме головы, так и наш корабль, не лишаясь возможностей, утратил средства их контроля и использования. Мы с Джослин работали, как в оцепенении. Мы превращали в беспомощного калеку корабль, который сохранил нам жизнь, стал нашим домом. Мы понимали, что можем поплатиться за это жизнью. Конечно, мы могли бы сбежать на "Дяде Сэме", но куда? Камень вскоре превратится в пыль. "Левиафан" войдет в атмосферу планеты. Гардианы победят. Раньше или позже кого-нибудь из них осенит мысль послать ракету на эту одинокую орбиту. Отключено большинство систем жизнеобеспечения, приборы в кормовых отсеках, аварийные приборы в передней части корабля. Что толку в системах сигнализации, если нет больше способов справиться с аварийной ситуацией? Можно подумать, что где-то должен быть способ управлять всеми этими системами и приборами, следить за их показаниями по шкалам, переключать или нажимать кнопки вручную. Но все датчики, шкалы, переключатели и кнопки были связаны с компьютерной системой. В случае неисправности основного компьютера его функции могли принять вторая, третья и четвертая машины, но их память теперь была нужна нам целиком. Через десять минут штаб начал перекачивать данные к нам - по всем имеющимся каналам. Самой важной информацией был эмулятор, позволяющий компьютерам "Джослин-Мари" работать с программами, написанными для штаба. Этот эмулятор был перекачан дважды и заставил нас запустить программу сравнения, чтобы убедиться, что запись ничем не отличается от оригинала. Нашим машинам предстояло сыграть роль своих старших братьев, оставшихся на Камне, - иначе им было просто не разобраться в потоке информации, приходящей по всем каналам. А информации было немерено. Координаты кораблей, отчеты о запасах топлива и энергии на каждом из них, сообщения о вражеских истребителях, о положении "Левиафана". Голографическое представление боя вплоть до нынешнего момента - в надежде, что мы разгадаем еще какую-нибудь хитрость противника и его тактику и изменим согласно этому тактику собственную. Работа оказалась не такой сложной, как я считал: прежде всего благодаря мрачному факту - следить приходилось за мизерным количеством наших кораблей. Во-вторых, кто-то на Камне счел своим долгом передать нам множество вещей, знать которые было бы неплохо, но воспользоваться ими мы никогда бы не смогли. Несколько программ и файлов пришли лишь в виде заголовков: "Список и биографические данные пилотов истребителей", "Расчет вероятности попадания", "Траектории запуска к планетарным целям с орбиты Камня" и так далее. Были и еще более незаметные штрихи: я заметил, что нам не передали программы действий на высоте. превышающей нынешнюю высоту "Левиафана". Впрочем, так высоко мы и не собирались. Огромное значение имели данные о противнике. Сколько их осталось? Какова форма "Левиафана"? Каковы его недостатки? Есть ли у нас шансы, а если есть, как ими воспользоваться? По крайней мере, мы выяснили, что наша атака на зоны запуска "Левиафана" имела успех. С тех пор с авианосца не запускали управляемые пилотами корабли, ограничиваясь ракетами. Однако у нас осталось всего восемнадцать "Биби" и "Зверей". Оба корабля связи, "Шляпные вешалки", погибли. Оставались еще шлюпки - "Дядя Сэм", "Звезды", "Полосы", несколько баллистических кораблей, пара-тройка буксиров, курьеров и других судов, не предназначенных для боя. Нам пришлось отвести огромную зону памяти компьютера для всех известных сведений о "Левиафане" и его нынешнем положении. Джослин добавила туда же все записи наших камер, сделанные во время полета вокруг огромного корабля. Вначале информация прибывала мощным потоком, но постепенно уменьшилась до размеров средней реки, превратилась в ручеек и исчезла. Разумеется, штаб мог бы отправить нам в несколько раз больше данных, но даже полученной частью мы были почти не в состоянии распорядиться. Наши компьютеры были полны под завязку, данными заполнился каждый используемый байт памяти. Оставалось лишь немного места для данных, которые должны были поступать с кораблей - и только. Все линии связи были переключены на компьютеры, и у нас не оказалось возможности поговорить с людьми на Камне. Тех из них, которых требовалось спасти, уже увозили медленные, не приспособленные для войны буксиры, кое-кто выбросился в космос в скафандрах - в надежде, что их поймают. Некоторым удалось спастись. Других так и не нашли. На Камне осталось лишь несколько человек команды, ждущих смерти спутника. Из всего штаба я знал лишь Еву и Джорджа. Мари и ее команду уже увезли с Камня на Вапаус, где им предстояло разгадать следующий ход гардианов. Мари-Франсуаза настояла, чтобы Джордж присоединился к ее команде. Он был лучшим источником информации по гардианам, и Мари не позволила ему остаться на спутнике и ждать смерти, которая разрешила бы все его сомнения. Не помню, как я попрощался с Евой. Не припоминаю, что я сказал, сказал ли я что-нибудь вообще и ответили ли мне. Все, что осталось у меня в памяти - ее лицо в последние минуты, когда видеокамеры показали нам тех, кто остался в штабе. Ева выглядела неимоверно усталой и изможденной, и в первый миг мне показалось, что на этом лице незачем искать отражение других чувств. Но я ошибся. Приглядевшись, я увидел, что на нем отражается гнев, решительность, может, даже намек на азарт воина перед битвой. Ева не боялась - у нее не было ни времени, ни желания поддаваться страху. В этот момент первая ракета достигла цели, следом - вторая и третья, и те, кого мы только что видели на экране, погибли в пламени взрыва. Камеры показали нам, как взрываются ракеты. Камень медленно распался на части. Несколько только что появившихся метеоритов угодили в Новую Финляндию, Куу и Вапаус, а потом все было кончено. - Мак, с Вапауса сообщили, что ракета взорвалась точно в десяти к