понять, почему северяне не отвечают тем же. Но главное -- гарты обожествляли воинскую доблесть, и всякий искусный боец имел шанс стать не только сайятом, но и великим героем. Сам Блейд, похоже, уже им стал -- по острову пошли гулять легенды о преследовании "Катрейи" и последней битве на палубе. Он стащил свой головной убор и задумчиво погладил роскошное белое перо, торчавшее в центре подобно султану на рыцарском шлеме. То был знак его титула -- перо из хвоста редчайшего белого карешина, огромной нелетающей птицы, похожей на страуса. Найла говорила, что как раз на таких чудищ ее отец, Ниласт, охотился вместе с рукбатским послом на Хотрале. Здесь же, на Гарторе, их разводили -- ради мяса и великолепных перьев. Единственная на острове стая белых карешинов содержалась при дворе лайота, который и раздавал перья гарторской аристократии: по одному -- сайятам, по два -- туйсам, принцам его дома. Три пера носил сам Порансо. Как говорил Блейду Магиди, местный жрец и навигатор Потока, лайот был стар, очень стар, и три его возможных наследника не ладили между собой. Сейчас Блейд решал дилемму, стоит ли ему бороться за три белых пера или нет? Посмотрим, подумал он. Посмотрим завтра на этого дряхлого туземного царька и примем решение. Он не собирался задерживаться на Гарторе дольше, чем будет необходимо для отдыха и разведки путей на юг. Если Порансо не станет ему мешать, то сохранит в целости свои перышки. Иначе... Внизу хлопнула дверь, и на палубе появилась Найла. Сегодня она опять была в новом туалете; их запас в сундуках "Катрейи" воистину был неистощим! Блейд, однако, ничего не имел против; ведь рано или поздно туалет оказывался там, где положено -- на полу. А Найла, нагая и розово-смуглая -- в его объятиях. Смысл этой демонстрации мод был ему совершенно ясен -- Найла благодарила своего героя, своего возлюбленного принца, завоевавшего для нее если не царскую корону, то, по крайней мере, княжеский венец. И каждый вечер она хотела предстать перед ним в новом обличье, в очередном изысканном наряде, с иной прической и иными ароматами, и даже какими-то другими, отличными от вчерашних, жестами и походкой. Ее бесконечно разнообразные туалеты имели, однако, нечто общее -- все они оказывались весьма соблазнительными. Иногда Блейд начинал гадать, что она предпримет, когда опустеют два сундука в ее каюте. Начнет все по новой? Или выпишет тряпки с Калитана, послав заказ авиапочтой? Но до этого было еще далеко. Родной остров его возлюбленной отличался весьма жарким климатом, и благородные калитанские дамы носили полупрозрачные и невесомые воздушные одежды, словно сотканные из разноцветного тумана и расшитые утренней радугой. Сундуки же в каюте Найлы выглядели очень вместительными. Сегодня она надела туфельки на высоком каблуке -- они держались на ногах только на паре золотистых ленточек, перекрещивающихся на подъеме, -- золотистый, в тон обуви, хитон и того же цвета венец, кольцом охватывающий высокую прическу. Широкий хитончик, схваченный на талии витым пояском, спускался до середины стройных икр, а туфельки добавляли Найле четыре дюйма роста; в этом наряде девушка походила на тоненького гибкого эльфа, слетевшего с зачарованных холмов Уэльса на погибель запоздавшему путнику. Она замерла на миг посреди палубы, потом медленно повернулась на каблуках, позволяя Блейду обозреть свое великолепное убранство. Над "Катрейей" поплыл чарующий аромат духов. Он захлопал в ладоши. -- Изумительно, малышка! -- Правда? -- склоненная к плечу головка, лукавый взгляд, полуоткрытые губы: это была Найла-которойчетырнадцать. -- Тогда иди сюда -- и поскорее! Блейд молнией слетел с юта, и в следующий миг девушка уже была в его руках. Он понес ее вниз, в каюту, где они проводили последние ночи; Найла, прижавшись лицом к его плечу, дышала часто и возбужденно. Сквозь паутину шелковистого одеяния он чувствовал тепло ее тела. Вскоре обнаружилось, что со вчерашней ночи диван не стал ни тверже, ни уже. Найла распростерлась на нем, позволив Блейду снять ее венец; темные блестящие волосы рассыпались по пестрой обивке изголовья. Затем ладони Блейда легли на тонкие колени девушки, скользнули вниз -- и туфельки словно сами слетели с ее ног. Теперь он занялся пояском. То ли случайно, то ли в силу изощренного кокетства, пояс был завязан на совесть, и странник провозился с ним довольно долго. Найла, однако, не проявляла нетерпения и не пыталась ему помочь; прижмурив глаза, она с интересом следила за его усилиями. Наконец последняя преграда пала. Блейд спустил свой кильт и поднял край хитончика Найлы. Воздушная ткань широким полукругом накрыла диван, внезапно превратив стройного эльфа в цветок огромной, пламенеющей золотом орхидеи. Найла, ее розовая сердцевина, чуть шевельнулась на полупрозрачном лепестке своего одеяния; колени ее разошлись, руки легли на маленькие груди, словно подсказывая Эльсу, хайритскому принцу и возлюбленному, где срочно требуется его помощь. Принца не надо было просить дважды. С похвальным усердием и страстью он целовал и то, что было ему указано, и то, что маленькие руки безуспешно пытались защитить от его губ. Впрочем, это сопротивление было только игрой -- той игрой, которую всегда начинает в постели женщина, предчувствуя неминуемое поражение. Блейд, во всяком случае, считал так. Но Найла еще не собиралась сдаваться. Когда он склонился над ней, готовый погрузиться в душистую и нежную плоть, она вдруг прижала его голову к груди и шепнула в самое ухо: -- Нет, Эльс, не так... Возьми меня на колени... Блейд замер. Это было чем-то новым! Правда, он давно уже понял, что теплый Калитан рождал женщин куда более страстных, чем его родной чопорно-холодный Альбион. Найла быстро впитывала науку любви, иногда удивляя своего многоопытного учителя той готовностью, с которой воспринимались самые смелые его предложения; иногда Блейд думал, что в теле юной девушки обитает душа зрелой, жаждущей наслаждений женщины. Однако инициатива в любовной игре всегда оставалась за ним; Найла подчинялась -- с удовольствием и нежностью, не отдавая предпочтения ни одной из поз, в которых они совместно штурмовали вершины страсти. И вот она попросила о чем-то... Впервые! Это было восхитительно! Отложив решающую атаку, Блейд перевернулся на спину, потом сел, скрестив ноги. Он сгорал от нетерпения и любопытства, искоса поглядывая на Найлу. Девушка приподнялась, и через секунду ее золотистый хитон полетел на пол, туда, где ему и надлежало пребывать до утра. Правда, раньше этим занимался он сам -- и с большим удовольствием, надо отметить! Найла встала над ним, широко раздвинув ноги, и Блейд, лаская нежные округлые бедра, настойчиво потянул девушку вниз. Но нет! На этот раз она не хотела капитулировать так быстро! Он почувствовал, как напряженный лобок приближается к его губам, и понял, что ему предлагают. Блейд откинул голову, и его язык скользнул в трепещущее влажное лоно Найлы. Она застонала, сжимая ладошками его затылок; она вскрикивала все громче и громче, пока Блейд осторожными прикосновениями ласкал набухающий бутон плоти, сгорая от желания по-волчьи впиться в него зубами. Вдруг он ощутил, как что-то изменилось -- Найла, по-прежнему прижимая его голову к бедру, согнула ногу, и нежные пальчики девушки пробежали по твердому стволу пениса Блейда. Бархатистая ступня Найлы снова и снова гладила готовый впиться в ее тело дротик; потом она зарылась глубже меж его ног, подрагивая от собственной смелости, готовая отдернуться в любой момент. Блейд шумно выдохнул. Он терпел эту муку еще минуту или две. Потом рванул к себе Найлу и вошел -- так резко, безжалостно, что она закричала -- не то от испуга, не то от неожиданности. Ноги ее сомкнулись на его спине, откинувшись назад, подставляя его поцелуям губы, шею, соски, она начала ритмично раскачиваться. Долго, бесконечно долго длилась эта скачка по благоухающим полям любви, сквозь цветущие сады страсти и поляны блаженства; наконец горячий поток оросил чрево Найлы, и она, обессиленная, сникла на груди своего принца. Блейд понял, что сегодня ему преподнесли редкий дар; давно, может быть, никогда раньше, он не испытывал такого наслаждения. Снова и снова они сходились в любовном поединке, в схватке, где не было проигравших, где каждый брал и дарил, завоевывая победу. Наконец приблизился миг расплаты. Свернувшись клубочком под боком Блейда, положив головку ему на плечо, Найла вздохнула; потом тонкие пальцы коснулись его щеки, ласково легли на подбородок. -- Эльс... милый... я хотела спросить... Блейд застонал -- про себя, конечно. Все шестнадцать дней, прошедших после схватки с Канто-Хейджем, ему удавалось уходить от этого вопроса; однако сейчас он был полностью в ее власти. Нельзя же просто так ринуться с ложа любви -- такой любви, которой его одарили этой ночью! Малышка снова обошла его -- с присущим ей тактом, умом и женским коварством; обошла, не забывая о собственных удовольствиях. Но на этот раз он подготовил запасные позиции. -- Эльс... милый... -- Слушаю и повинуюсь, моя ат киссана... Он пощекотал ее под грудками. -- Перестань дурачиться, милый... -- она помолчала, повернулась на бок, и бархатистое бедро легло на живот Блейда. -- Знаешь, я до сих пор не понимаю, как ты справился с этим зверем... с этим чудовищем. -- Я его заколдовал, малышка. Знаешь, магия бывает солнечной и лунной, доброй и... -- Эльс! Я же серьезно! Она не отступит, понял Блейд. Она верила в магию ничуть не больше его самого. Что ж, запасной рубеж обороны был готов, и он нырнул под колпак своего блиндажа, выстроенного из полуправды и скрепленного ложью. -- Как ты думаешь, зачем мы с тобой пытались разозлить этого скота в перьях? -- Ну-у-у... Он мог замучить нас... Ты искал смерти -- легкой и быстрой... хотя бы для меня. -- Верно. Но только отчасти. Еще я тянул время, -- он поднес к ее лицу руку. -- Погляди-ка, малышка. Ничего не замечаешь? Вот здесь, на тыльной стороне ладони... между большим и указательным пальцами? Найла пощупала, не доверяя глазам -- в каюте уже царил полумрак. -- Какая-то хайритская хитрость, Эльс? Тут что-то под кожей -- твердое, вытянутое и маленькое... -- Под кожей, но не под моей. Смотри. Блейд отодрал нашлепку и вытянул из-под нее крохотное лезвие. -- Этого Канто с рваным ухом сгубила самонадеянность. Когда ты шлепнулась в обморок, я уже перепилил ремень на руках. Он подошел ко мне близко, слишком близко... хотел видеть мои глаза во время намечаемой операции. Ну, и я... -- он замолчал. -- Ты освободил руки, да? Я знаю, ты очень, очень сильный... -- Найла прижалась горячей щекой к бицепсу Блейда, ласково поглаживая его грудь. -- Что же случилось потом? -- Я его вырубил. Мы, хайриты, умеем драться и с франом, и с мечом, и голыми руками. Один удар -- вот сюда, по горлу... -- Блейд пощекотал ей шейку, и Найла тихонько взвизгнула. -- Я взял меч и перерезал путы на ногах. Остальное было несложно. -- А как ты заставил его драться? Ведь был бой, да? Мои служанки говорили... -- Ну, детка, тут не понадобились хайритские хитрости. Он мог выбирать -- либо биться со мной как подобает мужчине и вождю, либо очутиться перед своими воинами без штанов... то есть без юбки... и не только без нее. -- О! -- Найла была шокирована. -- И ты... ты бы смог?.. -- Не знаю, -- Блейд задумчиво потер висок. -- Скорее, я просто убил бы его. Но он поверил, на наше счастье. И теперь я -- вождь! Сайят Эльс Перерубивший Рукоять! А ты -- верная подруга сайята! -- он негромко рассмеялся. Найла погрузилась в размышления. Блейд дорого бы дал, чтобы подслушать мысли, проносившиеся в ее хорошенькой головке. Наконец она нерешительно сказала: -- Я ужасно перепугалась, милый... Ты прости меня... я лежала без чувств и ничем не могла помочь тебе... -- Будем считать, что сегодня ты искупила свою вину, -- Блейд был само великодушие. -- И если ат-киссана и в дальнейшем осчастливит бедного дикого хайрита своими милостями... Найла захихикала и шлепнула его по губам. -- Ненасытный! Ат-киссана едва жива! -- Но этой ночью она была восхитительна! Блейд мысленно поздравил себя с тем, что сумел отсидеться в своем блиндаже. Однако его ждало разочарование. Они уже засыпали, когда Найла вдруг сказала: -- Знаешь, милый, я была в каком-то забытье... в полубреду... И мне привиделось... привиделось нечто странное... -- Да? И что же? -- Будто этот дикарь сам развязал тебя... Ты его ударил... А потом вы долго говорили с ним на непонятном языке... и кричали у двери... Так смешно! Правда? -- Удивительный был у тебя обморок, малышка, -- заметил Блейд. -- Я несколько раз пытался привести тебя в чувство, но без успеха. По-моему, ты крепко спала. И видела сны. Очень смешные! Правда? Вдруг Найла потянулась к нему и поцеловала в губы. -- Конечно, мой хитрый хайрит... * * * Лайот Порансо, против ожиданий Блейда, совсем не походил на дряхлого старца. Да, он был стар, но стан его оставался прямым, плечи -- широкими, и руки не дрожали -- даже после четырех или пяти объемистых чаш горячительного. Они расположились на палубе "Катрейи", которую Порансо подверг долгому и пристальному осмотру. Он восхищенно цокал языком, разглядывая ятаганы и сабли старого Ниласта, и Блейд, обменявшись с Найлой взглядом, тут же предложил лайоту любую на выбор. Три принца -- три сына, сопровождавшие его, -- тоже не остались без подарков. Это были дюжие молодцы, носившие по два белых пера, и поглядывали братья друг на друга весьма прохладно. Теперь вся компания, включая и ристинского жрецанавигатора Магиди, знатока морских течений, человека пожилого и весьма уважаемого, возлежала на ковре, потягивая крепкое фруктовое вино, закусывая жарким из молодых карешинов и плодами асинто, круглыми и сладкими, как перезрелые груши. Формально прием давался в честь старого лайота, но Блейд -- про себя, разумеется, -- полагал, что он-то и есть главный виновник торжества. Если его подсчеты были точны, то сегодня на Земле шел день двадцать девятого мая -- и, следовательно, Ричарду Блейду стукнуло пятьдесят шесть. Если приплюсовать к этому солидному возрасту года Рахи, вместе они окажутся постарше Порансо, решил странник. За спиной его сидела Найла. Она удостоилась такой чести не потому, что знатные гости пришли в восторг от ее внешности или изысканного туалета -- нет, на их взгляд эта красотка с запада была слишком худощавой и субтильной, слишком дерзкой и востроглазой. Но Блейд боялся, что не поймет кое-каких тонкостей языка, весьма цветистого и пышного, когда приходилось общаться с особами королевской крови, и посему его подругу допустили к столу. Разумеется, ей не досталось ни кусочка мяса, ни глотка вина, ни сочного плода. -- Я вижу, ты знатный и достойный человек, Эльс-хайрит, -- произнес Порансо и широким жестом обвел палубу каравеллы. -- Ты владеешь прекрасной большой лодкой, множеством чудесных вещей и великим воинским искусством. Ты стал моим сайятом, вождем тысячи воинов, и там, -- лайот повел глазами в сторону берега, -- строится твой новый дом, -- он помолчал, напряженно размышляя над некой сложной проблемой. -- Пожалуй, все, чего тебе еще не хватает -- десятка добрых, заботливых жен... -- Старый пень! -- едва слышно прошипела на ксамитском Найла за спиной Блейда. -- ...которые скрасили бы твое одиночество. У меня двадцать дочерей -- или больше, Катра? -- лайот бросил взгляд на старшего из принцев, -- и я готов отдать тебе трех на выбор. Любых! -- Мерзкий дикарь! -- послышался тихий шепот сзади. -- Да, ты получишь трех девушек из моего дома -- вместе с вторым белым пером и званием туйса! И еще семерых выберешь сам. Такому великому воину нужно десять жен, никак не меньше! -- Десять развратных девок! -- расслышал Блейд. -- Твоя женщина что-то сказала? -- с милостивой улыбкой осведомился Порансо. -- Она восхищается твоей щедростью, владыка, и советует мне не оставлять без внимания эти дары, особенно -- твоих дочерей. Не сомневаюсь, они очень красивы. Блейд почувствовал, как нечто острое -- вероятно, шпилька -- кольнуло его пониже поясницы, но даже ухом не повел. -- О, да! Они очень красивы, и каждая на голову выше твоей мудрой маленькой женщины. И еще они -- очень воспитанные девушки. Они не станут вмешиваться в беседу мужчин и давать советы своему господину. За спиной Блейда раздался долгий глубокий вздох -- Найла пыталась справиться с яростью. Не поворачиваясь, Блейд протянул руку и похлопал ее по круглой коленке. -- Ты прав, владыка, она -- мудрая маленькая женщина... но всего лишь женщина. Боюсь, я не смогу последовать ее советам и насладиться твоей щедростью. Порансо вопросительно приподнял бровь, и Блейд начал декламировать заранее подготовленную речь, сопровождая ее плавными ритмичными жестами, кои свидетельствовали о его глубоком почтении к владыке Гартора. -- У каждого мужчины свои дороги в этом мире, мой господин. Ты правишь обширной страной, храбрым народом -- и в том состоит твое предназначение. Твои сыновья водят в походы бойцов, учатся сражаться и побеждать. Магиди -- о, достойный Магиди молится богам, испрашивая у них милости для всех нас! -- Блейд закатил глаза, поднял к небесам чашу с вином, отхлебнул глоток и продолжил: -- Да, у каждого свои дороги... и у меня -- тоже, великий лайот. Я -- странник, скиталец, чей путь не завершен, цель -- не достигнута, искомое -- не найдено. Я проживу в своем новом доме еще целую луну, может, две или три, но рано или поздно снова отправлюсь в плавание. Легко ли будет моим безутешным женам? -- Он повернулся и накрыл рукой ладошку Найлы. -- Нет, уж лучше я оставлю себе эту маленькую женщину, которая так любит давать непрошенные советы. Ораторское искусство весьма ценилось на Гарторе, и он постарался не ударить в грязь лицом. Лайот в восторге хлопнул себя по коленям и обвел взглядом сыновей. -- Какая речь! Искренняя и мудрая! Хотел бы я, чтоб мои дети умели так говорить! -- Он сложил руки лодочкой перед грудью, словно боялся расплескать драгоценные слова Блейда, затем кивнул принцам: -- Ну, мои молодые туйсы, что же мы ответим Эльсу-хайриту? -- Не отпускать! -- буркнул угрюмый Катра, детина лет под тридцать с багровым шрамом на левой щеке. -- Отпустить! -- заявил Борти, мускулистый веселый парень, выглядевший слегка придурковатым; он с восхищением смотрел на Блейда. -- Отпустить, но с условием, -- дополнил Сетрага, третий и самый младший из братьев; на его подвижном живом лице играла неопределенная улыбка. И Блейд понял, что Порансо не так прост, как ему казалось. Взгляд лайота остановился на жреце. -- Наверно, -- произнес Магиди, одной рукой степенно поглаживая бритый череп, а другой перебирая звенья висевшего на груди ожерелья из костяных пластин, символа своего сана, -- стоило бы узнать, куда держит путь благородный сайят. Вдруг его цель лежит на расстоянии вытянутой руки? -- он покосился на Блейда, широкая ладонь которого все еще сжимала пальцы Найлы. Жрец благоволил новому сайяту; после трех-четырех вечеров, проведенных за чашей вина из неистощимых запасов "Катрейи", между ними установились самые добрые отношения. -- Я хочу перебраться через Поток -- туда... -- взгляд Блейда устремился к южному горизонту, столь недосягаемому и манящему. -- Хочу увидеть новые земли, неведомые моря и звезды, что восходят по ночам над ними... хочу побывать там, где не был еще никто! -- он сжал огромный кулак. -- Клянусь Семью Священными Ветрами -- я сделаю это! -- Достойное желание, -- кивнул Порансо, -- очень достойное! И ему никак нельзя препятствовать, -- лайот посмотрел на мрачного Катру, неодобрительно покачивая головой. -- С другой стороны, -- продолжал он, -- ничто в пашей жизни не дается даром, и за исполнение мечты -- тем более такой великой! -- надо платить, -- теперь его укоризненный взгляд был обращен к Борти. -- Я думаю, совет моего сына Сетраги был самым мудрым, -- он милостиво кивнул младшему из принцев. -- Какое же условие ты поставишь? -- спросил Блейд. Наконец-то он сообразил, что имеет дело с прожженным старым хитрецом и делягой. Порансо поднял глаза к небу и произнес: -- Не хочешь ли сперва выслушать одну историю, сайят? Она очень древняя и похожа на сказку, но это не сказка. В ней говорится о вещах, которые существуют и по сей день, хотя случились в те давние года, когда великий Уйд создавал мир. Блейд кивнул. Уйд являлся солнечным божеством, местным вариантом Айдена и калитанского Йдана. Обитал он, естественно, на юге, так что легенда могла оказаться небесполезной. Порансо повел рукой в сторону жреца, и тот, смочив горло добрым глотком, начал: -- Уйд сотворил мир огромным и круглым, как плод асинто, из которого готовят сладкое вино. Снаружи мир был твердым, и на поверхности этой тверди вздымались горы, текли реки и плескались моря; внутри же бог наполнил его для согревания жидким пламенем, извергнув его из собственных жил. Огонь, однако, вышел из повиновения и стал рваться наружу, грозя уничтожить творение великого Уйда, над которым тот работал много веков. Мир мог лопнуть, словно перезревший плод... Итак, здесь тоже знали о шарообразности планеты! Затаив дыхание, Блейд слушал жреца, в неясных местах обращаясь к помощи Найлы. -- И тогда бог призвал огромного двуглавого змея Сатраку, верного слугу и помощника, повелев ему обвиться кольцом вокруг мира и укрепить своим телом то, что было готово разлететься на части. Сатрака был так велик и могуч, что мир содрогнулся, когда змей опустил свой хвост в море. Это случилось там, -- Магиди неопределенно махнул рукой в сторону восхода, и странник понял, что хвост змея купался в Западном океане. -- Затем Сатрака погрузил в воду свое туловище и потянулся зубастыми пастями к хвосту, чтобы стиснуть и укрепить мир нерушимым кольцом, как повелел ему великий Уйд. Однако грудь его оказалась прижатой к огромному камню, подымавшемуся со дна моря, и в обе стороны от него, налево и направо, торчали другие камни, поменьше, между которыми Сатрака никак не мог протиснуть свои головы. Те камни -- наши острова, -- теперь жрец распростер руки, изображая подводный хребет, вставший на пути змея. -- На север идет Понитэк, на юг -- Сайтэк. К счастью, -- заключил Магиди, -- шеи у Сатраки были очень длинными, так что он сначала вытянул их в стороны, а потом свел вместе и все же уцепился за свой хвост. Теперь ты понимаешь, -- он многозначительно взглянул на Блейда, -- что змеиные шеи окружают наши острова, а тело его охватывает остальной мир. Очень интересно, подумал Блейд. Сатрака со своими неимоверно длинными шеями улегся как раз там, где проходил Зеленый Поток. Вряд ли это было случайным! -- Огонь, бушевавший внутри мира, жег тело Сатраки, и тогда Уйд, желая облегчить муки своего слуги, всколыхнул воду и пустил ее быстрой струей над телом змея, -- продолжал жрец, волнообразно поводя руками. -- Там, -- он показал на запад, -- и здесь, вдоль островов на Нашем Краю, вода течет быстро, а в Той Стороне, где лежат головы Сатраки, гораздо медленнее. Теперь Блейд наконец-то понял, что за метаморфозы происходят с великим течением. В сравнительно узком канале меж Ксайденом и южным континентом его воды разгонялись и стремительным потоком выходили в Кинтанский океан, чтобы через пятнадцать тысяч миль наткнуться на меридиональный подводный хребет. Тут Зеленый Поток раздваивался, обтекал с запада, с Нашего Края, две островные гряды и, потеряв большую часть энергии, медленно гнал свои волны обратно -- от полюсов к экватору. На Той Стороне обе ветви сливались опять и неторопливое уже течение пересекало Западный океан, попадая в ускоряющую трубу меж двух материков Кольцо, перечеркнутое гигантской каменной вставкой архипелага! Он решил проверить свою догадку и повернулся к жрецу. -- Значит, вы можете быстро плыть на север, но чтобы возвратиться назад, надо выйти в другое море, на Ту Сторону, -- Блейд показал на восток, -- и попасть в медленную ветвь течения? Магиди кивнул головой, а Порансо, хлопнув себя по ляжкам, залился дребезжащим смехом. -- Ты все понял верно, о Эльс-хайрит! Мы, живущие у самой груди Сатраки, летим вниз молнией на своих пирогах, нападаем внезапно, берем добычу, уходим проливами на Ту Сторону Понитэка и поворачиваем к голове змея. Путь домой занимает в пять раз больше времени -- ну так что ж? Зато к нам никто не подберется незамеченным. Так вот почему с северных островов не приводили мстители! Те, кто жили выше по течению, могли ударить впятеро быстрее! Почти как в гнусной канаве трогов, где атаковали всегда обитатели Верховий, подумал Блейд. Здесь, однако, нападавшие могли вернуться -- только гораздо медленней. Теперь он не сомневался, что на Гарторе и соседних островах существует отработанная веками тактика подобных набегов -- вкупе со способами "дальнего обнаружения" плывущих с севера, с Низа, вражеских флотилий. Вероятно, их перехватывали и уничтожали гораздо раньше, чем тем удавалось подойти к "груди" или к "головам" Сатраки. Все это было весьма забавно, и на досуге Блейд не отказался бы поразмыслить о методах ведения войны в таких уникальных природных условиях. Однако в истории, рассказанной Магиди, таилось нечто более интересное, чем объяснение причин, в силу которых гарты могли безнаказанно грабить нижележащие острова. Огромный камень, к которому прижималась грудь Сатраки! Нельзя ли под его защитой перебраться в южное полушарие? Блейд облизнул пересохшие губы и посмотрел на лайота. Похоже, старый хитрец заранее знал, на чем его купить. И немудрено! Слишком часто он расспрашивал Магиди, искусного навигатора, о ветрах и течениях, и о землях, лежавших к югу -- сначала с помощью Найлы, потом сам. Нетрудно было догадаться, что его интересует! Его взгляд остановился на Порансо. -- Значит, отпустить, но с условием, -- медленно повторил он. -- Какой же службы ты хочешь от меня, лайот? Старик зацокал языком. -- О! Чем же может послужить такой великий воин? Ты убил Ригонду и Канто, и шесть десятков их лучших бойцов! -- Порансо в восхищении закатил глаза, потом уставился прямо в лицо Блейду. -- Теперь убей для меня! Убей, кого я прикажу! Убей, и я дам тебе проводников к Щиту Уйда, к великому камню, где расходятся шеи Сатраки! И ты пройдешь над ними, попав туда, куда влечет тебя сердце. -- Считай, что твой враг уже мертв, мой владыка Как его имя? Старый лайот приподнялся, а три его сына вскочили на ноги, сжимая рукояти своих медных клинков. Глаза Порансо горели яростью; в нем ничего не осталось от добродушного хитреца, который только что восхвалял доблести своего нового сайята. -- Брог! -- каркнул он, давясь от ненависти слюной. -- Брог -- вот это имя! Они летят молнией на своих пирогах, нападают внезапно, берут добычу и уходят на Ту Сторону! Трусливые бабы! Вонючки! Протухшие яйца карешина! Они безнаказанно грабят Гартор -- и только потому, что живут выше! Здесь, в Потоке, свои законы, подумал странник; тот, кто живет выше по течению, всегда прав. Кажется, лайот хочет, чтобы он изменил эту традицию. Ну что ж... Он закончил сооружать пирамидку из круглых сладких плодов асинто и показал на нее пальцем. -- Видишь, великий лайот? Считай, что это -- холм, сложенный из голов брогов. Мы выступим через пять дней. Глава 9. НАЙЛА Однако броги успели первыми. На третью ночь, часа за четыре до рассвета, Блейда разбудили раздавшиеся в селении вопли. Он выскочил на палубу и кликнул одного из своих телохранителей -- два десятка воинов всегда стояли на страже поблизости от бревенчатого пирса, у которого покачивалась "Катрейя". Не успел посыльный пробежать нескольких шагов, как на берегу показались огоньки факелов, и Магиди, сопровождаемый четырьмя рабами, торопливо приблизился к причалу. Блейд сошел на берег; его мучили мрачные предчувствия. -- Броги! -- пожилой жрец задыхался от быстрой ходьбы. -- Прибежал воин -- с заставы, что защищает Проход... Весь в крови! Похоже, наш отряд перебит! Черная Стена, гряда отвесных базальтовых утесов, прикрывавших Ристу с запада, была совершенно неприступна с моря -- за исключением одного места. Блейд видел его с палубы "Катрейи", когда каравелла шла узким каналом между Гартором и Гиртамом, -- разлом в скалах с каменными осыпями с обеих сторон. Это неширокое ущелье, или Проход, как называли его туземцы, вело прямо на ристинскую равнину и являлось весьма уязвимой точкой в обороне северного побережья; броги, плывшие по течению, могли добраться сюда со своего острова за четыре-пять часов. Поэтому Проход перегораживал бревенчатый частокол, а в хижинах неподалеку жило с полсотни воинов. На берегу громоздились темные корпуса боевых пирог -- штук десять, не меньше, -- чтобы жители ближайших деревень могли нагрянуть с тыла на захватчиков, если те попробуют прорваться в ристинскую бухту. Блейд бывал здесь раз или два и хорошо запомнил это место -- как раз отсюда отчалили лодки покойного Канто Рваное Ухо, на свою беду захватившего "Катрейю". Он поднял глаза на Магиди. -- Парень, что прибежал с заставы... он что-нибудь знает о том, сколько брогов на берегу? -- Сначала подошли четыре пироги -- значит, двести воинов... -- жрец-навигатор задумчиво загибал пальцы. -- Эти сразу бросились на штурм. Небольшой отряд, но из самых отборных бойцов. А в море видели целый флот... сотня лодок, не меньше! Сотня лодок! Четыре-пять тысяч человек! Риста могла выставить семьсот бойцов; войска, назначенные в карательную экспедицию на Брог, еще не подошли. Блейд свистнул, подзывая своих охранников. -- Собрать всех мужчин -- там! -- он показал на западную окраину поселка, откуда до заставы было мили три. -- Старики -- сотня или полторы -- останутся охранять причалы; остальные пойдут со мной. Ну, быстро! -- гаркнув на воинов, Блейд повернулся к Магиди. -- Слушай, жрец. Возьми рабов, женщин, подростков -- всех, кто есть под руками. Пусть срежут якоря с лодок вместе с канатами, раздобудут побольше толстых веревок, лестниц... да, в кузницах я видел клинки для кинжалов, наконечники копий -- пусть все берут... и молоты -- молоты тоже! -- Что ты задумал, сайят? -- Сейчас некогда объяснять. Делай, что я говорю, если дорожишь головой! Жрец вприпрыжку помчался к деревне. Блейд взошел на палубу; на корме скрипнула дверь, и из-за нее выскользнула Найла. В полумраке он видел только смутные контуры ее фигурки да слабую полоску света, падавшего на гладкие доски палубного настила, -- видимо, девушка зажгла в каюте свечу. -- Эльс, что случилось? -- ее голосок дрожал, -- Напали соседи, малышка. Те самые, которых так не любит старый Порансо. -- Блейд прошел в кормовой салон и начал торопливо натягивать свои доспехи; Найла последовала за ним. -- Но ты не бойся, к рассвету я с ними разберусь... -- он пристегнул к поясу меч и сунул фран в заплечный чехол. -- Сейчас сюда подойдет сотня воинов... тех, что постарше... будут охранять причалы, корабль и тебя, моя маленькая катрейя. Девушка вдруг прижалась к нему, обвив руками могучую шею. -- Эльс, не ходи... Или хотя бы возьми меня с собой... Мне страшно! Он поцеловал ее глаза, потом осторожно снял с плеч теплые ладошки. -- Я же сказал, не бойся! Они хотят прорваться к Ристе через Проход... Ну, я им покажу Ристу!.. -- Блейд на миг погрузил лицо в душистое облако ее волос. -- Я не могу взять тебя с собой, девочка. Мы полезем на скалы... Совсем неподходящее занятие для твоих маленьких ножек! С причала послышались гортанные крики и звон оружия -- прибыли воины. Подхватив девушку на руки, Блейд вынес ее на палубу и, поискав взглядом командира сотни, приказал: -- Моя женщина должна остаться целой, Харлока! Что бы ни случилось! Ты понял? Пожилой воин угрюмо кивнул. -- Иди, сайят, и не тревожься. Спаси нас! Не то к восходу солнца в Ристе останутся одни головешки и трупы! Блейд сбежал по сходням на берег и, не оборачиваясь, устремился мимо домов поселка на западную окраину. Еще секундудругую Найла могла следить за ним, потом высокая фигура растаяла в полумраке. Баст, большая яркая луна Айдена, стоял в ущербе, ночь была темной, и никто -- ни Найла, ни Харлока, старый и опытный разбойник, ни сам Блейд -- никто из них не видел, как поперек ристинской бухты, в миле от берега, начали разворачиваться лодки брогов. Их было очень много. Отряд Блейда приблизился к Стене в двухстах ярдах от Прохода. Странник уже знал, что застава разгромлена и приближаться к частоколу нельзя -- там его воинов встретили бы копья и стрелы всемеро превосходящего противника. Трое израненных лучников -- все, что осталось от полусотни, охранявшей ущелье, -- сообщили, что на берегу высадилось не меньше четырех тысяч врагов. Треть всего войска, которое был способен выставить Брог! Блейд уже не сомневался, чем вызван этот налет. Не рабы, не дорогая медь, не зерно и мясо прельстили на сей раз южных соседей; они пришли за "Катрейей" и ее сказочными сокровищами! Броги не смогли ими завладеть, когда корабль двадцать дней назад шел мимо их клубившегося дымами побережья; но теперь он стоял в ристинской бухте, на расстоянии протянутой руки! Соблазн был слишком велик. Что ж, подумал Блейд, эта ночь станет последней для многих. Бойцы его передовой сотни уже загоняли молотами медные клинья в трещины базальтовой стены; утесы были отвесными" но нигде не превышали ста футов -- пустяк для человека, владеющего альпинистской техникой! Он был хорошим скалолазом и знал, что любой крепкий мужчина сумеет подняться на такую высоту с помощью веревки и крюка. Вершины скал были плоскими, и его люди смогут подобраться к самому проходу... А там -- достаточно камней, чтобы завалить все ущелье! Только бы броги не услышали стук молотков... правда, он велел обернуть их лоскутами кожи, и звук ударов стал глухим, словно доносился из-под земли. Несколько воинов уже работали на самом верху тридцати футовых лестниц; половина Стены была пройдена, ибо мудрый Магиди вывел их к седловине, где скалы сильно понижались. Захватив длинную веревку с четырехфунтовым якорем, Блейд поднялся по самой длинной лестнице и раскрутил свой снаряд. Он зацепил его с третьей попытки и через минуту уже стоял на вершине утеса. Якорь пошел вниз и вернулся, нагруженный бухтами канатов. Странник обвязывал их вокруг массивных валунов и сбрасывал концы вниз -- туда, где горели факелы и еще глухо стучали молотки. Его люди начали подыматься, держась за веревки, упираясь ногами в медные наконечники копий; в темноту полетели новые канаты, более короткие -- к ним приставляли лестницы. Вскоре двести человек, самых крепких и выносливых, стояли над пропастью, казавшейся в темноте бездонной. Блейд осторожно повел их вперед. Его людям надо было пройти небольшое расстояние, но двигаться в полумраке, среди камней и острых обломков, оказалось непросто. Факелы внизу погасли; четыре сотни оставшихся под стеной бойцов тихо направились к Проходу. Их задача заключалась в том, чтобы добить тех, кто вырвется из-под камнепада. Со стороны моря доносился гул тысяч голосов, скрип лодочных днищ по камням, звон оружия, резкие выкрики. На берегу пылали костры, и Блейд видел, как смутные тени, метавшиеся около них, вдруг обретали ясные и четкие очертания, становились плотнее, потом вытягивались в колонны, над которыми плыли огненные факельные языки. Войско брогов устремилось в ущелье, беспрепятственно затопив его от края до края; остатки бревенчатой изгороди догорали в кострах. Ристинцы растянулись вдоль края обрыва группами по тричетыре человека -- иначе тяжелые обломки, которые усеивали гребни утесов, было бы не своротить. Блейд ждал, наблюдая, как сотни огоньков неторопливо плывут во тьме под его ногами, словно ковер из живых светлячков, танцующих ночью над заповедной поляной. Он ждал, пока первые из них не выбрались на равнину, пока арьергард войска не втянулся в каменную щель Прохода, пока плотная масса людей, нагруженных связками стрел и тяжелыми щитами, не наполнила воздух острым запахом разгоряченных тел, пропотевших кожаных одежд, дыма и гари. Тогда, повернувшись к своим бойцам, он проревел только одно слово: "Вали!" -- и столкнул огромный валун. Лавина камней хлынула вниз. Они мчались, увлекая за собой более мелкие обломки, щебень и осколки, выбитые из базальтовых склонов, и зловещий протяжный шелест быстро переходил в громоподобное рычанье -- словно каменная пасть Прохода смыкалась с яростным торжествующим звериным воем, погружая свои остроконечные клыки в трепещущие человеческие тела. Внизу раздались испуганные крики, яркие точки факелов затанцевали, заметались, тесня друг друга; потом над ущельем повис страшный многоголосый вопль. Ристинцы с угрюмыми ухмылками продолжали сталкивать валуны. Никто из них не мог видеть, что творилось внизу -- свет факелов был неярок и число их стремительно уменьшалось, -- но они слышали. Слышали хруст костей и глухие звуки ударов, с которыми камни врезались в плоть, стоны и проклятья, звон щебня, попавшего в медную оковку щита, треск дерева, хрипы и тяжкое дыхание умиравших, Запах крови, поплывший над ущельем, сладкий запах растерзанной плоти заставлял их широко раздувать ноздри; они вдыхали этот упоительный аромат, и скрюченные пальцы сами тянулись к мечам, дрожа от нетерпения. Теперь гарты жаждали погрузить свои клинки и копья в тела врагов, довершая то, что начали скалы. Внизу воцарилась тьма -- почти полная, если не считать десятка-другого тлевших на земле огоньков, Блейд пронзительно свистнул, и его люди начали спускаться с утесов, скользя по канатам. Не в ущелье, нет, -- на галечный пляж рядом с ним, куда сбегалась оставленная у лодок охрана. Этих было десятков пять или шесть; к ним присоединилась сотня брогов из арьергарда, успевших выскочить из-под лавины. Теперь на берегу, в свете догорающих костров, завязалась схватка, в которую вступали все новые и новые бойцы, покидавшие скалистые вершины. Она была короткой и кровавой. Свистел фран Блейда, глухо лязгали о щиты клинки его дружины, змеиные языки копий пронзали тела врагов; броги падали один за другим. Наконец, устрашенные, они бросились к лодкам, пытаясь вдвоем или втроем столкнуть в море тяжелые пироги и скрыться в спасительных струях Потока. Здесь, в воде, среди мелких волн, с шуршанием накатывавшихся на гальку, их настигли и перерезали всех. Вытащив из костра головешку, Блейд помахал ею в воздухе, собирая своих людей. Потом велел зажечь побольше факелов и повел их к Проходу. Там царила могильная тишина. * * * Прибрежная окраина Ристы, на которую обрушились две тысячи озверевших дикарей, пылала. Видимо, нападавшие не сомневались, что с запада скоро подойдет второй отряд, и потому грабили методично, не торопясь. Их разрозненные группы подолгу задерживались у каждого дома, сначала вытаскивая наружу отчаянно сопротивлявшихся обитателей, потом -- их добро, до последней глиняной кружки и медного гвоздя; наконец сухие бревна охватывали яркие языки пламени. Блейд увидел зарево издалека, и сердце его сжалось от тяжкого предчувствия. Его отряд компактной массой обрушился на врагов, и половина их была перебита прежде, чем они сообразили, что происходит. Тогда броги начали сопротивляться, но разъяренные ристинцы, почти вдвое уступавшие им в числе, продолжали теснить их нестройные ряды к пирсам. Впрочем, численное преимущество вскоре оказалось на стороне Бле