Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
     Bob SHAW (1931-1996) "Orbitsville Judgement" (1990)
     Перевод Алексея Верди и Игоря Алюкова
     М: АСТ, 1995 (www.ast.ru)
---------------------------------------------------------------


     Круг небес ослепляет нас блеском своим.
     Ни конца, ни начала его мы не зрим.
     Этот круг недоступен для логики нашей,
     Меркой разума нашего не измерим.
     О.Хайям. "Рубаи"








     Однажды   знакомые  звезды,  что  оставались  неизменными  всю  историю
человечества, исчезли. В одно мгновение изменился привычный узор созвездий -
прежние светила погасли, но зажглись новые, доселе неведомые.
     Эти поразительные  изменения во Вселенной смогли  увидеть  лишь те, кто
работал  у порталов  Орбитсвиля  и непосредственно  в тот  момент  смотрел в
открытое  небо.  Новость,  конечно  же,  достигла  самых  отдаленных уголков
Орбитсвиля,  но  произошло это не  сразу. На благодушных жителей Оринджфилда
она не произвела особого впечатления. Большинство из них никогда не бывали у
порталов,  а следовательно  никогда не видели звезд. Странное происшествие в
открытом  космосе их  не  слишком  заинтересовало, у  обитателей  небольшого
городка были дела и поважнее, чем ломать голову над космической загадкой.
     Далекие  звезды   могли  исчезать  и  появляться,  могли   менять  свое
положение;  галактики  могли  сколько  угодно перемещаться самым странным  и
необычным  образом,  -  но здесь,  в Оринджфилде, жизнь текла своим чередом.
По-прежнему необходимо  было убирать урожай с плантаций, по-прежнему  должен
был  исправно  работать  механизм  торговли, люди  по-прежнему  должны  были
трудиться в  поте  лица  своего,  а  дети  каждый  вечер  должны  были  быть
накормлены,  вымыты  и вовремя  уложены спать. Загадка  Вселенной  никак  не
повлияла  на жизнь  Оринджфилда. В  часы, когда  городок  и его  окрестности
погружались  в  ночную тьму,  небо  Орбитсвиля,  никогда не  знавшее  звезд,
освещалось  бледными  сполохами,  и  сотни синих  и голубых  линий  привычно
испещряли горизонт. Словом, все было как обычно.


     Квартира Джима Никлина, его библиотека  и  мастерская располагались под
одной  крышей, в  старом бревенчатом  доме.  Сложенный из толстых бревен дом
находился в  чудесном  местечке на  северной окраине  городка и  выглядел на
редкость   прочным  и  основательным.   Он  не  мог  похвастать  какими-либо
архитектурными  изысками, но  он был очень удобен и вполне устраивал  Джима.
Поддерживать порядок в нем было нетрудно, а, с другой стороны, здесь хватало
места  для  разнообразных  занятий  хозяина.  Городская  цивилизация  с   ее
удобствами  и благами  располагалась совсем неподалеку,  но  в  то же  время
жилище Никлина стояло довольно уединенно, на  самой кромке  поля, за которым
простирались необъятные дикие степи.
     Примерно в сотне шагов  от дверей дома  пролегала дорога с покрытием из
расплавленных камней. Но незваные гости не слишком докучали Джиму. От дороги
дом отделялся  рекой.  В ее чистой, прозрачной воде водилось много рыбы, лет
сто назад завезенной на Орбитсвиль с Земли. Рыба настолько хорошо прижилась,
что, казалось, обитает здесь испокон веков.
     Чтобы  попасть во  владения Никлина, необходимо  было перебраться через
реку  по узкому  деревянному мосту, который заканчивался крепкими  воротами.
Когда  хозяин не был расположен к общению, он  попросту  запирал ворота, тем
самым отрезая  путь к своему дому. Реку, конечно  же,  можно было  перейти и
вброд  по камням, но  никому  это просто  не приходило  в голову.  Обнаружив
запертые ворота,  возможный  посетитель  понимал, что  явился в неподходящее
время,  и  если  дело,  с  которым он  пришел, могло подождать,  поворачивал
обратно.
     Джим   Никлин  пользовался   репутацией   человека   неуравновешенного,
склонного к быстрой смене настроения. С наступлением темноты на него нередко
накатывала меланхолия. Многие  считали, что причиной тому было  отсутствие в
его доме женщины. В городке поговаривали, что, дескать, негоже - здоровому и
нормальному   мужчине  каждый  вечер  укладываться  в  одинокую  холостяцкую
постель. Однако, несмотря на подобные пересуды, лишь немногие женщины города
всерьез  задумывались  о  Джиме Никлине  и  о возможности вступить с  ним  в
социально приемлемые отношения, а попросту говоря, выйти за него замуж.
     Джиму еще не  исполнилось и тридцати.  Это был  высокий,  светловолосый
человек,  довольно приятной и располагающей наружности. Правда, частенько он
выглядел  так, словно размышлял над  вселенским вопросом -  сколько  ангелов
уместится  на  кончике  булавки. Озабоченность,  написанная при  этом на его
мальчишеском   лице,  свидетельствовала,   что  найденный   ответ  никак  не
устраивает  мыслителя.  Когда  все  окружающие  были  предельно  серьезны  и
задумчивы, в глазах Джима нередко читалось искреннее веселье; и напротив, он
способен был грустить в тот момент, когда все вокруг покатывались от хохота.
Никлин  имел  репутацию прекрасного мастера  по  ремонту  бытовой техники  и
разного  рода  домашней утвари,  но при  этом  славился  своей  удивительной
непрактичностью.  Словом,  Джим  Никлин явно выделялся среди  прочих жителей
Оринджфилда. Его  мягкость,  мечтательность неприспособленность  к  нелегкой
сельской  жизни  отпугивали женщин. Лучшая  половина  Оринджфилда  ценила  в
мужчинах силу,  прагматичность,  хозяйственность  и,  конечно  же,  неуемное
трудолюбие.  Так  что при выборе мужа  женщины  вряд  ли могли рассматривать
Джима Никлина как серьезного кандидата.
     Но сам Никлин отнюдь  не страдал от подобной невнимательности,  и такое
положение дел его вполне устраивало. Оринджфилд представлял собой сообщество
с низким уровнем технологии, созданное  по  образу идеализированного городка
американского Среднего  Запада  года этак  1910  с  заимствованиями  из быта
английской деревни того же периода.  Жили  здесь совсем неплохо, несмотря на
отказ его  жителей  от последних достижений технической  мысли.  Впрочем,  в
случае  чрезвычайных  обстоятельств  к  ним всегда  можно  было  прибегнуть,
обратившись за помощью к соседям.
     Глядя  в окно,  Никлин с  тревогой  наблюдал, как  по мосту  через реку
перебирается  широкоплечий  здоровяк  Корт  Бренниген.  Миновав  распахнутые
ворота, Бренниген решительно направился  к  дому Никлина.  Стояло прекрасное
весеннее   утро,   способное   поднять  настроение  даже  самому   глубокому
пессимисту, но что-то в походке Бреннигена,  в его упрямо выдвинутой  нижней
челюсти и сжатых  кулаках  позволяло  предположить,  что настроен он  сейчас
отнюдь не благодушно.
     Это был толстый фермер лет шестидесяти. Ему  принадлежал участок земли,
простирающийся километров на  восемь к северу от городка.  Несмотря  на свою
тучность, что обычно является признаком добродушия, Бренниген имел репутацию
законченного скандалиста.  При ходьбе его огромный живот мерно раскачивался,
и тень от него время от  времени перекрывала тень, отбрасываемую широкополой
шляпой.  Из  кармана поношенной рубашки торчали  несколько коричных палочек,
которые  Бренниген имел привычку жевать, чтобы перебить запах виски.  Никлин
интересовал его лишь как специалист по ремонту всякой всячины.
     Дней  десять назад Бренниген принес  Джиму швейную машинку своей  жены,
чтобы     тот    приварил     сломавшуюся    лапку.    Никлин     побаивался
толстяка-скандалиста,  хотя  и старался  не  показывать  своего  страха.  Он
пообещал фермеру  отремонтировать машину  за  пару дней. Джим  хотел тут  же
поручить  ремонт своему помощнику Макси Меллому, но как  назло, именно в тот
день,  когда  Бренниген принес  свою  швейную машинку. Макси  не работал.  К
следующему утру в  мастерской накопилось много  срочных  заказов,  и машинка
Бреннигена  как-то  забылась.  Прошло несколько  дней,  Бренниген позвонил и
поинтересовался, как обстоит дело с его заказом, но Джим поспешил отделаться
от  него под  каким-то  наспех  придуманным предлогом.  После звонка  Никлин
клятвенно пообещал себе, что больше не станет откладывать дело в долгий ящик
и сейчас же займется швейной машинкой, но, как это  ни парадоксально, тут же
совершенно  забыл обо всем. Сейчас эта забывчивость казалась ему  совершенно
необъяснимой.
     Этим  утром Никлин все-таки  вспомнил  о  Бреннигене.  Именно  сейчас в
сарае, приспособленном для сварочных работ. Макси занимался Швейной машинкой
фермера. Ремонт и требовал-то всего лишь нескольких минут, так что Бренниген
не  уйдет  с  пустыми  руками,  но после сварки металл не  успеет  остыть, и
толстяк тут же поймет, насколько срочным сочли здесь его заказ.
     - Доброе утро, Корт, - поприветствовал Никлин Бреннигена, растянув губы
в радостной улыбке.
     Бренниген протиснулся  в двери  мастерской и,  набычившись,  направился
прямо к стойке, за которой стоял Джим.
     - Отличный сегодня денек, не правда ли?
     -  Не заметил, - буркнул Бренниген,  шаря глазами по полкам, где стояли
отремонтированные приборы. - Где она?
     - Она? А, ваша швейная машинка! Макси сейчас ее принесет.
     - Она не готова?
     -  Готова! Конечно же готова,  Корт! Она  стояла вот  здесь,  на полке,
дожидаясь вас. - Никлин лихорадочно соображал. - Но сегодня утром я заметил,
что  сварка  выполнена  не слишком  аккуратно, и велел Макси  исправить  эту
оплошность. Я не хотел бы, чтобы ваша супруга поцарапала руку.
     Бренниген презрительно выпятил нижнюю губу  и посмотрел на Джима как на
назойливую муху.
     -  Я встретил  юного  Макси  вчера вечером  в баре  отеля "Виктория"  и
поболтал с ним.
     Бренниген не отрывал пристального взгляда от лица Джима.
     - Вот как? - Никлин нервно вертел в руках пустую кофейную чашку. Он уже
догадался, что последует дальше. - Отлично.
     - Я спросил Макси о  моей машинке, но тот  впервые слышал о ней. Что вы
на это скажете?
     Никлин  мысленно  проклял своего  помощника  за  излишнюю  болтливость,
объясняемую то ли глупостью, то ли недостатком преданности.
     - Не стоит  серьезно относиться  к  болтовне Макси после  того, как  он
пропустит пару стаканчиков. У бедного парня  от виски в голове  все начинает
путаться. - Никлин постарался  улыбнуться. -  Думаю, у него попросту отшибло
память.
     -  Да  уж, вчера вечером память ему, наверняка, отшибло, - едко заметил
Бренниген, сверля Джима взглядом, - иначе, чем объяснить тот факт, что он не
смог  вспомнить  о  существовании своих родственников в  Пойнтинге. О  своем
любимом дядюшке, на чьих похоронах Макси недавно  присутствовал, он и слыхом
не слыхивал.
     - Да что вы?! - Никлин  горестно развел руками и тяжело вздохнул. - Моя
беда  состоит  в  том,  что  я  слишком  доверяю  людям.  -  Тут  его  голос
предательски  дрогнул:  Джим  увидел  в  окно  приближающуюся фигуру  своего
помощника.
     Под мышкой тот нес швейную машинку Бреннигена. Издалека Макси со своими
узкими плечами, крепким торсом  и широкими бедрами выглядел  гораздо  старше
своих девятнадцати лет. Как и многие люди с  подобной фигурой, Макси обладал
недюжинной  силой.  Сейчас он шагал  так энергично, что,  казалось, под  его
ногами  проседает земля.  Он не стал  надевать шляпу, и его череп, выбритый,
чтобы скрыть преждевременную лысину, сверкал на солнце, как бильярдный шар.
     Никлин  чуть  не  застонал от отчаяния. Надо же так вляпаться!  Встреча
Бреннигена с  Макси,  которой он  надеялся избежать, была теперь  неминуема.
"Пожалуйста,  Газообразное  Позвоночное!  -  взмолился  про  себя   Джим.  -
Пожалуйста, дай  Макси  немного здравого  смысла  и преданности. Пусть он не
упоминает о своем умершем дядюшке. Пожалуйста, я ведь прошу так немного..."
     Макси  энергично протопал по ступенькам и  ворвался внутрь. Он с порога
уперся враждебным взглядом в Никлина.
     -  С какой  стати,  - требовательно спросил он,  -  вы сказали  мистеру
Бреннигену, что у меня в Пойнтинге был дядя, который недавно умер?
     "О,  Боже,  Макси,  что  за чудовищная  словесная  конструкция!" -  Как
всегда,  когда  его  загоняли  в  угол,  Джим  начинал  думать о  чем-нибудь
незначительном  и  совершенно  не  относящемся  к  делу.  Его  лоб взмок  от
напряжения.
     - Чему вы улыбаетесь? - Бренниген, перегнулся через  стойку и  вплотную
приблизил  свое  налитое  кровью лицо к  Никлину. Джим  ощутил душный  запах
корицы. - Не вижу ничего смешного!
     Никлин,  и  не  подозревавший,  что  улыбается, растерянно посмотрел на
Бреннигена.
     -  Джентльмены, здесь  должно  быть  какая-то  путаница! - Мозги  Джима
вращались подобно мотору, у  которого только что полетел приводной ремень. -
Мне кажется, я никогда ничего не говорил о...
     Тут Джим  осекся, ибо на сцене появился  новый  персонаж, который, если
повезет,  мог  положить конец  этому  неприятному разговору.  В окно  Никлин
увидел, как по заросшей травой поляне, отделяющей его владения от соседских,
со всех ног бежит Зинди  Уайт, особа тринадцати с половиной лет.  Зинди и ее
родители были  ближайшими соседями  Никлина.  Сейчас она явно направлялась к
дому  Джима. Девочка была самым активным читателем  в  библиотеке Никлина и,
несмотря на солидную разницу в возрасте, ее можно было назвать лучшим другом
Джима. Глядя на то, как она торопится, Джим заключил - у Зинди припасена для
него  какая-то очень  важная новость. "Важная  новость"  могла оказаться чем
угодно - от  приобретения давно желанной игрушки до поимки жука какой-нибудь
особенно необычной расцветки.  Но что бы там ни  было, Джим дал  себе слово,
что не упустит своего шанса и найдет способ заполучить билет на свободу.
     "Благодарю  тебя, о Газообразное Позвоночное!" - патетично  подумал про
себя Никлин, вслух же воскликнул:
     - А  вот  и  малышка  Зинди! Вы  только взгляните,  как она  торопится!
Надеюсь, что у них дома все в порядке.
     Прежде, чем Бренниген и Макси успели как-то отреагировать на его слова,
Зинди вихрем ворвалась в распахнутую дверь мастерской.
     - Джим! Ты слышал новость?!
     Но увидев, что Никлин  не  один,  девочка  замолчала.  Сцепив  руки  за
спиной,  Зинди  обошла  стойку  и встала  рядом  с Джимом. Он  увидел в этом
проявление солидарности, и теплая волна благодарности затопила его сердце.
     - Эй детка, что тебе здесь нужно? - раздраженно спросил Макси.
     Зинди холодно посмотрела на своего давнего врага:
     - Не твое дело, плешивец!
     По лицу Макси  Никлин понял - стрела достигла цели. Он пожалел, что  не
обладает  способностью  наносить подобные удары. Джим  никогда  не  отпускал
обидных  замечаний по  поводу тех недостатков, которыми  человека  наградила
природа. Другое дело, если в своих неприятных качествах виноват сам человек.
В этом  случае все  честно.  Единственная  неувязка состояла в том, что Джим
вообще не умел наносить ударов ни в каких ситуациях.
     -  По-моему,  этому отродью  следует преподать  урок  хороших манер,  -
пробурчал Бренниген.
     Зинди мгновение  изучала его взглядом, и придя к выводу, что вступать в
перепалку  с  этим противником несколько неосторожно,  молча придвинулась  к
Никлину.
     - Так ты слышал новость, Джим? - тихо прошептала она.
     Макси, напряженно прислушивавшийся, тут же встрял:
     - Какая еще новость? Ну-ка выкладывай, детка.
     Зинди  вопросительно  посмотрела  на  Джима.  Никлин,  желая  разрядить
обстановку, кивком попросил ее продолжать.
     - Я только что смотрела телевизор: мир переместился, Джим!
     Никлин с улыбкой посмотрел на девочку. У Зинди было круглое веснушчатое
лицо  с  маленьким,   но   чрезвычайно  решительным   подбородком  и  широко
расставленными глазами, которые светились  умом  и чистотой. За многие  годы
общения с девочкой Никлин научился читать  это лицо. Он перестал улыбаться -
Зинди выглядела очень встревоженной.
     - Что ты имеешь в виду? Как это мир мог переместиться?
     -  Наверное,  кто-то   постарался,  -   загоготал   Макси  и  фальцетом
проверещал: - Может, это у тебя в голове что-то переместилось, дорогуша?
     -  Я слышала сообщение, - упрямо сказала Зинди. - На небе теперь совсем
другие  звезды,  Джим.  А  все  корабли,  находившиеся  снаружи  у порталов,
исчезли. После  сообщения показали  одну  женщину,  которая  совсем  недавно
прибыла с Земли, ее  зовут Сильвия Лондон. Она сказала,  что ее корабль тоже
исчез...
     - Совету  не  следовало  допускать  телевидение в Оринджфилд, - перебил
девочку Бренниген. - Телевидение лишь разлагает умы, будь оно не ладно! Этот
вот  ребенок, -  он ткнул  пальцем в Зинди, -  прекрасный тому  пример.  Она
ведать не ведает, что происходит на самом деле, а что нет.
     Никлин,  целиком  погруженный  в  свои  мечты, не  был  абонентом  даже
кабельной аудиосети, не говоря уже о телевидении. Но в последние дни он то и
дело  слышал  разговоры  о  странном  явлении,  наблюдаемом  вблизи оболочки
Орбитсвиля.  Поговаривали,  что вдоль поверхности  сферы с обеих  ее  сторон
перемещаются   зеленые  светящиеся  линии.  Сам   Никлин  не  мог  проверить
истинность  этих слухов. В районе Оринджфилда толщина скальных пород и почвы
достигала тысячи метров. Джима всегда несколько пугала мысль о  том, что они
живут  на  внутренней  поверхности  сферы,  диаметр  которой составляет  320
миллионов километров, а толщина - всего  лишь восемь сантиметров.  Все мысли
об этом Никлин постарался загнать поглубже.
     Будучи продуктом  двухвековой  миграции,  в процессе  которой, по  сути
дела, большая  часть населения Земли переселилась на Орбитсвиль, Джим Никлин
попросту называл его "миром" и жил так, как жил бы на Земле или любой другой
обычной планете.  Но  в  последние дни это  привычное  равновесие  оказалось
нарушенным.  Светящиеся  зеленые  линии,  о  которых  говорили  все  вокруг,
представляли  собой  нечто  совершенно необычное, не укладывающееся  в рамки
привычного "мира". Кое-кто в городе  уже начинал поговаривать, что эти линии
не иначе, как знамение, предвещающее нечто великое и страшное.
     Никлин взглянул на девочку:
     -  Пойдем-ка  к  тебе домой, Зинди, и  попытаемся понять, что  все-таки
происходит.
     - Эй, но ведь  мы не  закончили  наш разговор, -  несколько  растерянно
крикнул им вслед Бренниген.
     Никлин обернулся к Макси:
     - Прими за меня мистера Бреннигена и не забудь выписать ему счет.




     Родители  Зинди,  Чам  и Нора Уайт,  содержали  небольшую  ветеринарную
лечебницу по соседству с владениями Никлина. Лечили они лишь мелких домашних
животных,  что  в глазах  местных жителей  делало  эту пару  почти  столь же
эксцентричной, как  и Джима Никлина. Окрестные фермеры искренне считали, что
тратить силы  и время на больных кошек, хомяков и прочую подобную живность -
занятие  по  меньшей  мере  нелепое, С  их точки  зрения, внимания  и заботы
достоин был лишь домашний скот, приносящий материальную пользу.
     Репутация  чудаков в  какой-то мере  сближала родителей  Зинди и  Джима
Никлина,  но дальше  обычной симпатии дело  не шло. Для людей, не  связанных
кровными узами,  супруги  Уайты  удивительно походили  друг  на  друга - оба
среднего телосложения, с круглыми румяными лицами, остроносые и загорелые до
красновато-коричневого оттенка.  Они  чем-то напоминали  юрких белок, и  это
очень нравилось Джиму. Но их неуемное трудолюбие и полное отсутствие чувства
юмора удерживало его от дальнейшего сближения с этой парой.
     Уайты, несмотря на  свои  довольно пуританские взгляды, неожиданно  для
окружающих    оказались   среди   немногочисленных    абонентов   кабельного
телевидения, протянутого в Оринджфилд  из  Бостон-Бриджа.  Чтобы хоть как-то
оправдать  эту слабость, Уайты смотрели телевизор лишь по  вечерам. Поэтому,
войдя  в дом,  Никлин очень удивился,  застав  Нору и  Чама  перед  объемным
телеэкраном. Похоже, тревога Зинди  имела все основания: только чрезвычайные
новости могли заставить супругов Уайтов усесться перед телевизором солнечным
утром.
     - Доброе утро, Джим! - Чам Уайт жестом  пригласил гостя сесть. - Что ты
скажешь обо всем этом?
     - Мне сейчас трудно  что-либо сказать.  Зинди описала все лишь  в общих
чертах.
     - Да и нас к телевизору позвала именно Зинди! - Чам словно извинялся за
то, что его  застали за столь греховным  занятием  ранним  утром.  -  Что-то
невероятное!  Можно  ли  всему  этому  верить,  Джим?  Они  утверждают,  что
Орбитсвиль переместился!
     Никлин отпустил руку Зинди и уселся в огромное кресло.
     - Откуда это стало известно?
     - Мир вокруг Орбитсвиля изменился. Взгляните!
     Никлин сосредоточил внимание на объемном телеэкране. Сейчас изображение
было в два раза меньше реального, и поэтому угол гостиной заполняли карлики,
но  карлики,  обладавшие нормальным  телосложением.  Люди явно  пребывали  в
состоянии  крайней  растерянности.  Вокруг  валялись  пустые  аэрокостюмы  -
создавалось  такое  впечатление,  что  лужайка усеяна  бездыханными трупами.
Зрители  могли отчетливо  видеть, что место,  откуда сейчас  велся репортаж,
мало  освоено  -  задний  план  представлял  собой  однообразную  бескрайнюю
саванну.
     - Где это? - спросил Никлин.
     -   Портал   номер   тридцать   шесть.  В  этом   месте  имеется   лишь
исследовательская агростанция, - ответил Чам, не отрываясь от телеэкрана.
     В этот момент картина покрылась  рябью,  фигуры людей исказились. Сразу
стало понятно, что это  всего лишь  голоморфное  изображение,  проектируемое
двумя лазерными пучками.
     -  Нас предупредили, что качество репортажа будет плохим.  По-видимому,
все спутники  связи  и  стационарные внешние  антенны  исчезли. Телеинженеры
работают с помощью переносной системы.
     - Это  любительская  съемка,  -  вставила  Нора  Уайт,  помогая  дочери
устроиться  у  себя  на  коленях.  - Телекомпания решила  показать репортаж,
потому что эти люди производили  высадку  из своего корабля как  раз  в  тот
момент, когда он исчез. И они видели, как все произошло.
     Чам поднял руку, призывая к тишине.
     - Послушайте, что говорит этот парень.
     -  Мы  сейчас попытаемся вновь связаться  с  Риком Ренардом, владельцем
грузового корабля "Хоксбид", пытавшегося причалить к  порталу тридцать шесть
в тот момент,  когда все и случилось. Корабль  исчез  буквально  в никуда, -
взволнованно сказал комментатор.
     Картинка  изменилась. Из  глубины экрана наплывало изображение Ренарда.
Это  был  молодой  жизнерадостный  здоровяк  с  буйной  шевелюрой  и  хорошо
накачанными мышцами.
     - Как уже сказали, - начал он, - мой корабль пытался причалить. Все шло
как обычно,  но капитан  Лессеп  почему-то  так и не  смог завершить маневр.
Казалось,  что   какая-то   сила  отталкивает  корабль,   не  позволяя   ему
приблизиться  к  оболочке  Орбитсвиля. Сама  же  оболочка  выглядела  крайне
необычно  -  вся поверхность  пульсировала бледно-зеленым излучением. Период
пульсаций  составлял одну секунду.  Возможно, что  эти явления связаны между
собой. Но говорить с уверенностью мы не можем. Все было так странно. Я  хочу
сказать...
     Тут  Ренард  страдальчески  улыбнулся,  Никлин  увидел, как у здоровяка
задрожали  губы. Стало понятно, что этот человек,  не  привыкший  отступать,
сейчас  находится  в  состоянии  сильнейшего  шока.  Он  покачал  головой  и
повернулся к  красивой  темноволосой  девушке,  которая  выглядела столь  же
растерянной  и  испуганной. Он обхватил  ее за плечи,  она же  уткнулась ему
лицом  в  грудь.  Они  словно  пытались найти  друг у  друга  защиту от того
неведомого, с чем им пришлось столкнуться.
     - Я уже видел эту красотку, -  воскликнул Чам таким тоном, словно ждал,
что его  тут же наградят  призом за находчивость  и наблюдательность. -  Она
связана с какой-то научной организацией. Эти люди утверждают, что у них есть
доказательство  существования  жизни  после  смерти.   Ее  зовут  Сильвия...
Сильвия...
     - Лондон, - подсказала Зинди.
     - Точно! Сильвия Лондон. Она из фонда "Анима Мунди". Интересно, что она
делала на этом корабле?
     - Может  быть,  тебе  отправиться к  тридцать  шестому порталу и самому
спросить у нее об этом, - неожиданно резко оборвала его Нора.
     -  Дорогая,  у  тебя нет  никаких  оснований для ревности. -  Чаму явно
польстил  гнев жены. - Впрочем, теперь  пройдет немало  времени, прежде  чем
люди смогут путешествовать между порталами.
     - Почему? - удивленно спросил Никлин.
     - Но ведь кораблей-то больше нет! Джим, вы чем слушаете? Все, абсолютно
все, что находилось снаружи, исчезло. В том числе и транспортные корабли.
     - Я  как-то об  этом не подумал, - промямлил Джим, поймав сочувственный
взгляд Зинди.
     До него  только  сейчас стала доходить вся  серьезность  услышанного  и
увиденного.  Перелет  между порталами внутри  оболочки Орбитсвиля  с помощью
летательных аппаратов,  способных развивать скорость, в два раза превышающую
звуковую, занял бы девяносто дней. Такая одиссея не имела никакого смысла.
     - Я ждал, что в конце концов все это окажется розыгрышем или ошибкой, -
признался Джим. - Я как-то читал, что  лет двести или триста назад  на Земле
сделали передачу о пришельцах с соседней планеты. Так  эта передача  вызвала
массовую  панику среди населения,  и мне подумалось,  что  сейчас происходит
что-то подобное.
     - Герберт  Уэллс, - важно заявил Чам, гордясь своими познаниями,  - эту
историю придумал Герберт Уэллс.
     - Ну, как бы его там ни звали, он сыграл очень злую шутку.
     - Нет, Джим, здесь все иначе, - сказала Нора. - Пора бы им закончить  с
этой сентиментальной  чепухой и вернуться к ученым  из Бичхеда.  По  крайней
мере, они хоть немного да понимают, что происходит.
     Словно  откликаясь на ее пожелание,  экран помутнел,  замерцал  цветной
рябью, после чего  появилось  новое  изображение. За  круглым столом  сидело
несколько  человек. Женский  голос  сообщил, что возобновлена трансляция  из
центральной   студии   Орбитсвиля  в  Бичхед-Сити.   Комментатор  представил
экспертов,  перечислив все их  звания и  чины. Первым взял  слово энергичный
профессор Карпентер из университета Гарамонда.
     -  События последних нескольких часов  являются уникальными  в  истории
Оптима Туле, - начал он, - как бы невероятно это ни звучало...
     - Да уж, этот парень и впрямь ученый, -  громогласно объявил Чам, - кто
бы еще стал так напыщенно именовать наше Большое О.
     - Потише, Чам, - проворчала Нора. - Мы все-таки хотим послушать, что он
скажет.
     -  ...когда говорится о том, что  все, что находилось снаружи оболочки,
исчезло,  то  имеется  в  виду  абсолютно  все!  Даже   то,  что  находилось
непосредственно  вблизи поверхности  -  межзвездные  и  каботажные  корабли,
стоящие у причалов,  корабли, находившиеся  в пути, причальное оборудование,
все  устройства, грузовые и  пассажирские тоннели, антенны, словом все! Все,
что выступало за пределы  Оптима Туле, словно срезали острейшей  бритвой.  -
Тут  профессор Карпентер прервался, чтобы выпить  воды. -  Исчезло не только
то,  что  было  непосредственно   у  оболочки  Орбитсвиля,  но  и  все,  что
находилось, если можно так  выразиться,  на промежуточных расстояниях, в том
числе и внешняя планета нашей системы Нейпир! Но это выглядит сущим пустяком
рядом с исчезновением всех известных  нам  звезд. Мы больше  не наблюдаем ни
знакомых  звезд, ни знакомых галактик.  Изменения носят поистине космические
масштабы! У меня есть только одно объяснение происшедшему, сколь невероятным
оно ни покажется. Я считаю, что Оптима Туле переместилась в пространстве.
     Профессор замолчал и обвел взглядом своих слушателей.
     - Этого  не  может  быть, -  покачала  головой седовласая женщина. - Вы
претендуете  на компетентность, а сами  бросаетесь подобными заявлениями. Вы
хотите, чтобы мы поверили  в  то, что наш мир,  наш Орбитсвиль, вдруг взял и
переместился неизвестно куда?!
     Ее  слова потонули в гуле  голосов. Все  сидящие за  столом  заговорили
разом, разгорелся ожесточенный спор. Никлин, тут же упустивший все его нити,
погрузился   в  мечты.  Из   этого  состояния  его  вывела  новая  картинка,
появившаяся  в  углу  гостиной  Уайтов.  Зал заседаний  исчез,  вместо  него
возникла панорама  Первого Портала, находящегося в самом центре Бичхед-Сити.
Непосвященный мог бы принять его за круглое черное  озеро. Непосредственно у
портала стоял огромный памятник первооткрывателю Орбитсвиля Вэнсу Гарамонду.
     Панорама медленно надвигалась на зрителя до тех пор, пока телекамера не
зависла  у  самого  края  отверстия.  Затем  изображение  начало  вращаться,
создавая  у сидящих перед объемными телеэкранами  впечатление  погружения  в
пространство.  Но   вот  вращение  прекратилось.  Угол  гостиной  наполнился
чернотой, испещренной сотнями светящихся  точек. За кадром голос  профессора
Карпентера говорил о том,  что  привычной  картины звездного неба  больше не
наблюдается, на небе теперь видны совершенно незнакомые созвездия.
     Никлин  не  раз  видел  по  телевидению  звездное  небо.  И  каждый раз
испытывал  разочарование.  Хотя  Оринджфилд находился всего  лишь  в  тысяче
километров от  Бичхеда, он так  ни разу и не побывал  в столице, а значит ни
разу воочию не увидел звезд. Для Джима эти светящиеся  точки не представляли
интереса,  поскольку  они  не  имели никакого отношения к  его  повседневной
жизни.  Предки  Никлина  жили  на  Орбитсвиле  уже  шесть  поколений,  и  на
размеренное течение их бытия звезды никогда не оказывали никакого влияния.
     Вдруг рассказ профессора прервал чей-то взволнованный голос:
     - А что же с Землей?
     -  Мы больше не знаем,  где находится Земля. Мы не знаем, как добраться
до нее. - Голос профессора звучал  жизнерадостно и  весело, словно Карпентер
получал  огромное  удовольствие  от всего  происходящего.  -  Следовательно,
всякая  связь  с Землей утеряна,  и возможно,  навсегда. То  же самое  можно
сказать и о Терранове.
     "Неужели  кому-то есть дело до Земли  и Террановы? - недоуменно подумал
Никлин. - Музейный хлам!"
     Картина  звездного неба нагоняла на  Джима  сон.  Он решил посидеть еще
пять минут, чтобы быть уверенным, что Корт Бренниген покинул его владения, а
затем вернуться  домой к  своим делам, куда  более важным, чем эта  звездная
чепуха.  Пускай астрономы  ломают  головы  над  загадками Вселенной, а Джима
Никлина ждут сломанная соковыжималка и погнутое велосипедное колесо.
     - Эй, да вы только взгляните на старину Джима, - раздался громкий голос
хозяина, пробив  брешь  в  пелене сна, куда постепенно погружался  Никлин. -
Десятиминутное бодрствование измотало его.
     Никлин встрепенулся.
     - Извините меня, но сегодня я провел не самую лучшую ночь.
     Он даже не заметил, как легко сорвалась с языка эта ложь.
     - Что случилось, Джим? - заботливо спросила Нора. - Нелады с желудком?
     - Да. - Никлин с благодарностью ухватился за эту версию. - Я съел перед
сном  здоровый  кусок яблочного  пирога.  А потом  еще  немного  сыра,  что,
наверное, было совершенно лишним.
     - Яблочный пирог? Вы решили попробовать себя в кулинарии?
     - Нет. Это был небольшой подарок от Мэй Мак-Викар.
     Джим  с  возрастающей  тревогой прислушивался  к своим словам.  Ведь он
опять попадет в нелепейшую историю.  И  что его  дернуло  выбрать в качестве
мифического  дарителя именно Мэй  Мак-Викар?!  Ведь она  живет всего  в паре
километров  отсюда  и  очень  дружна с  Уайтами.  Через день-другой  женщины
встретятся  поболтать  и  поделиться  новостями.  О! Да что там, при  его-то
везении вполне можно ожидать, что уже в следующее мгновение эта старая карга
появится на пороге гостиной Уайтов!
     Уже  нешуточная  тревога  охватила Джима. Он  начал  спешно обдумывать,
каким образом можно  уйти от опасной темы яблочного пирога. Внезапно с улицы
донесся  странный  шум.  Звук  быстро  нарастал  и  уже  начал   перекрывать
телерепортаж.   Шум   становился   все   громче   и  громче,   он  настолько
контрастировал с обычной сельской тишиной, что  Джим  только через несколько
секунд смог разложить его на отдельные составляющие. Оглушительную бравурную
музыку перекрывал  настойчивый  мужской голос. Слов было  не разобрать, но в
интонациях чувствовался профессионализм политика или проповедника.
     - Похоже, в нашем городке гости, - сказал Никлин, вставая и направляясь
к двери. - Пойду-ка взгляну, что там происходит.
     Джим небрежно взмахнул  рукой,  прощаясь  с Уайтами, и  вышел на улицу.
Солнце Орбитсвиля нещадно пекло. Никлин пожалел, что не надел шляпу. Прикрыв
глаза  ладонью. Джим  разглядел,  как по  пыльной дороге  медленно  движется
необычная процессия, состоящая из десятка грузовиков и небольших  домиков на
колесах. Все они были выкрашены в  яркий голубой  цвет.  По  бортам тянулись
огромные  оранжевые  буквы.  Никлин  прищурился и  разобрал  надпись:  "КОРИ
МОНТЕЙН ВЕДЕТ ВАС ДОМОЙ".
     -  О   нет,  -  прошептал   Джим,  -  мы  не  нуждаемся  в   еще  одном
болтуне-проповеднике.  О,  Газообразное  Позвоночное,  пожалуйста,  не  надо
больше этих разъезжающих святош!
     Словно в пику его молитве,  музыка смолкла, и мужской голос, искаженный
громкоговорителем, возвестил,  что  странствующий  проповедник  Кори Монтейн
пробудет в Оринджфилде  три дня.  Он  намерен  указать  путь к спасению души
всем, кто не  закостенел  в безверии.  "Все остальные, по всей видимости,  -
подумал Джим, - прямиком  отправятся в ад". Голос по мере удаления процессии
затихал.  Но  прежде,  чем  она  скрылась  за  небольшой  рощицей  свистящих
деревьев, Никлин услышал: "Орбитсвиль - это орудие дьявола".
     "Вот это здорово", - подумал он, шагая к своему дому. Похоже, следующие
три  дня  его  спокойная  жизнь  будет  осквернена  вторжением  пустоголовых
ревнителей спасения человеческих душ. А тишина городской площади, где он так
любил  прогуливаться  по  вечерам,   будет   нарушена  шумными  проповедями,
отвратительной   громкой   музыкой  и  назойливыми  причитаниями   сборщиков
пожертвований.
     Все   религиозные   организации,  каких  бы   разных  взглядов  они  ни
придерживались, всех, кто призывал к спасению души и  отказу от земных благ,
объединяло одно - всегда кто-то выходил и собирал деньги.
     При  виде  религиозной  процессии,  мысли  о   переменах  во  Вселенной
мгновенно вылетели  из головы  Никлина. Хмуря  брови, он  шел к своему  дому
через заросли  высокой сочной  травы с видом человека, наконец-то  нашедшего
достойную причину для беспокойства.




     После  установки шатра Кори Монтейн  ощутил  вдруг  упадок сил и легкое
недомогание. Он уселся на  брезентовый  стул  у своего передвижного домика с
кружкой горячего чая в руках. Монтейн медленно  потягивал ароматный напиток,
и его  взгляд рассеянно скользил по  вывескам магазинов и  постоялых дворов,
расположенных вокруг  центральной  площади городка. Огромные  дубы и каштаны
тихо шелестели над головой. Вся  картина была словно напоена покоем и легкой
грустью.
     На протяжении долгой  истории человечества люди не раз создавали идеалы
своего  бытия, от  сентиментального  Нью-Йорка Франка  Капры  до  безмолвных
арктических замков Ричарда Кейна, поэта-романтика двадцать первого столетия.
Но  для огромного  числа людей идеал их земного существования приблизительно
соответствовал наблюдаемой  Монтейном картине.  В то  благословенное  время,
приметы которого так любовно и  старательно были воссозданы в этом  городке,
табак не вызывал рака,  натуральные масло и сливки не были символом греха, о
ядерном оружии  попросту  не  слышали,  а  работа  доставляла  людям  больше
радости, чем что-либо  другое. Дюжие бородатые игроки в  крикет вполне могли
отправиться  на  игру  с  командой  из  соседнего  городка  на  паровозе,  а
отдаленный  грохот  вполне  могли  издавать  сами  братья   Райт,  клепающие
очередного бесполезного механического монстра в своей мастерской.
     В  такие вечера Монтейну становилось ясно, почему так много  обитателей
Орбитсвиля  предпочитают жить  в подобных небольших  городках. Но ему  также
было понятно, что  это простое человеческое желание может прямиком  привести
людей к  серьезной угрозе  их  существованию, угрозе, которая, по  глубокому
убеждению Монтейна, таилась в самом Орбитсвиле.  Орбитсвиль  был ловушкой, а
покойная и безмятежная жизнь - приманкой.
     - С вами все в порядке, Кори?
     Монтейн  оглянулся.  Со стороны шатра, установка которого  подходила  к
концу,  к нему подошел Нибз Аффлек. Это был  еще  довольно молодой человек с
серьезными глазами и красным лицом, что было  следствием слишком длительного
пристрастия  к алкоголю. Аффлек  присоединился к  общине Монтейна год назад.
Убежденность и страстная вера  проповедника настолько вдохновили его, что он
даже сумел избавиться  от своего пагубного пристрастия. Как результатном был
очень предан  Монтейну и  проявлял  свою  благодарность неустанной заботой о
здоровье своего наставника, заботой порой очень назойливой.
     -  Все в полном порядке, Нибз. - Монтейн взглянул  на молодого человека
из-под своей широкополой шляпы. - Я немного устал, только и всего.
     - Такую работу, как установка палаток, вы могли бы оставить и нам.
     - Может, вам интересно будет  узнать, что шестьдесят  лет  еще не  дают
человеку права приковать  себя к инвалидному  креслу. -  Монтейн  улыбнулся,
показывая, что не  хотел обидеть своего собеседника, да и сам не обиделся. -
Кроме того,  вы же знаете  наши  правила, Нибз. Мы все равны и все должны  в
одинаковой мере участвовать в работах. Это правило относится и ко мне.
     Молодой  человек  переступил  с ноги на  ногу.  Вид у  него  был  самый
разнесчастный.
     - Я вовсе не имел в виду, что вы...
     - Все в порядке, Нибз. Я благодарен вам за заботу. А теперь, не окажете
ли мне одну любезность?
     -  Конечно, Кори! - с  горячностью  ответил Аффлек.  Его  круглое  лицо
засияло. - Вы только скажите, и я тут же исполню ваше поручение!
     -  В этом городке  выходит  ежедневная газета,  ну  совсем  как у Марка
Твена. Я подумываю дать в ней объявление и буду весьма вам признателен, если
вы раздобудете для меня сегодняшний выпуск.
     - Конечно, Кори!
     Аффлек  повернулся и торопливо пошел через площадь. Глаза его светились
безграничным и искренним счастьем.
     Монтейн,  нахмурившись, смотрел ему  вслед. Аффлек  был  чистосердечен,
трудолюбив  и  добр,  но  на  редкость  простодушен  и  наивен.  А  Монтейну
недоставало совсем других сторонников. Ему требовались смышленые помощники с
хорошо  подвешенными языками, умеющие добыть достаточно большие суммы денег.
Ему  нужны  были  люди, обладающие гипнотическим сочетанием деловой хватки и
религиозного   энтузиазма,  способные  убедить  богатых  граждан  Орбитсвиля
раскошелиться.  Надо  сказать, что  найти  миллионеров  на  Орбитсвиле  было
довольно  сложно, но даже  если богач и  обнаруживался,  даже если удавалось
выманить его  из своей крепости,  все равно он  не спешил жертвовать крупную
сумму денег на то, что считал нелепым чудачеством христиан.
     Когда-то Монтейн верил, что обладает способностью притягивать средства,
необходимой  для  успеха его  крестового похода,  что его устами  говорит  и
трогает  сердца людей сам  Бог. Но так было шесть лет назад. Монтейн едва не
застонал от мысли, сколько же времени миновало с тех пор, как  он прозрел, и
как мало за это время было достигнуто.
     Первые  пятьдесят лет своей жизни  Кори Монтейн был  обычным и ничем не
примечательным обитателем городка  Пьютерспир-97. Число в названии указывало
на  номер  ближайшего  к  городку  портала.  Впоследствии  вместо  этого  на
Орбитсвиле  была  введена  система  индексации.  То, что  номер  Пьютерспира
завершал  первую сотню, свидетельствовало об удаленности городка от столицы,
Бичхед-Сити. Но Монтейна это  мало  беспокоило,  ему нравилось жить вдали от
крупных  городских   центров,  вдали   от  промышленности  и  торговли.  Ему
принадлежала небольшая пекарня. Выпечка хлеба, приготовление мясных пирожков
и изысканных кондитерских изделий приносили скромный, но вполне  достаточный
доход.  В  доме  Монтейна  царила гармония,  у  него  никогда  не  возникало
конфликтов с помощниками, он любил свою жену Милли и дочь Тару.
     Ничто не указывало на  то, что в  его  жизни могут произойти  серьезные
перемены,  наоборот, все  свидетельствовало о том, что Монтейн  проживет  до
глубокой старости в полной гармонии с окружающим миром. Но все изменилось за
какие-то мгновения.


     То роковое январское  утро выдалось промозглым  и неуютным, но  Монтейн
вовсе  не  собирался  предаваться  унынию.  Крупные  капли дождя стучали  по
мостовой,  разбиваясь   хрустальными  фонтанчиками.  Монтейн   подумал,  что
сегодняшний день  очень  напоминает  сочельник,  с  которым  у  него  всегда
ассоциировалась дождливая погода. Освещенные  витрины  весело  отражались  в
мокрой мостовой,  внося  свой  вклад  в сходство  с  праздничной  атмосферой
грядущих Святок.
     Монтейн довольно улыбнулся, отметив еще одно сходство с предпраздничным
днем  - торговля в  это  утро шла исключительно бойко. Пора уже  и пополнить
прилавок новой порцией товара. Монтейн решил нарезать на куски большой пирог
с телятиной и яйцом и парочку сладких "марципановых горок".
     -  Милли, - позвал он жену, доставая из холодильника пирог,  - куда  ты
подевала все ножи?
     - Они здесь, в стерилизаторе, - откликнулась из кухни жена.
     - Ты не могла бы мне их принести?
     Милли, издав нетерпеливый возглас,  появилась в дверях  с  подносом, на
котором горкой лежали остро заточенные ножи.  Ее раздраженный голос напомнил
Монтейну,  что жена этим утром собиралась  отправиться в  Кентербери  выпить
кофе  с приятельницами. В эту  минуту Милли внезапно поскользнулась,  нелепо
взмахнула руками и упала лицом вперед. Впоследствии  предположили, что всему
виной оставленные  покупателями  лужи на  полу  магазина. Но  в  это  слегка
грустное,  ностальгическое  утро  у  Монтейна не было  никаких  предчувствий
чего-либо  неожиданного,  тем  более,   трагического.  Однако  в  то   самое
мгновение, когда  Милли падала  на пол,  он отчетливо  понял,  что случилось
непоправимое. Жуткий полухрип-полувздох, в котором смешались  боль,  страх и
недоумение, подтвердил его страшную догадку.
     -  Милли!  - Монтейн обежал стойку  и склонился над лежащей лицом  вниз
женой.  Из-под  Милли  выглядывал  краешек подноса. С перекошенным от  ужаса
лицом Монтейн опустился на  колени и перевернул тело  жены. Под левой грудью
торчала ручка ножа, лезвие которого целиком ушло в тело Милли.
     Женщина  умирала.  Она  смотрела  на  Монтейна  изумленным,  ничего  не
понимающим взглядом. Он чувствовал, как жизнь толчками уходит из ее тела. На
светлой  блузке  расплывалось алое пятно. Ручка ножа под действием последних
сердечных сокращений вздрагивала и игриво покачивалась. Все было кончено.
     Монтейн закричал.
     Последующие  часы  и дни были сущим кошмаром.  После того, как  полиция
провела предварительный следственный осмотр места  трагедии, и карета скорой
помощи увезла тело Милли, Монтейн остался наедине с дочерью. Он повернулся к
Таре, чтобы обнять ее, надеясь, что вместе им  будет легче пережить страшную
трагедию,  в одно  мгновение  разрушившую  их  счастливую  жизнь.  Но  к его
недоумению Тара ответила на  его молчаливую мольбу холодной яростью,  словно
это он был виновен в смерти  Милли. Монтейн так  и не  смог пробиться сквозь
стену ненависти и отчуждения,  внезапно выросшую между ним и  дочерью. Сразу
после похорон Тара  собрала свои вещи и уехала  из города, никому не сказав,
куда направляется.


     Монтейн в мыслях не раз  возвращался к тем трагическим дням. Он пытался
философски  осмыслить тот  удивительный  факт, что  причиной  перемены в его
мировоззрении  стали  не смерть жены  и  уход дочери, а как  это ни странно,
геологические особенности района Пьютерспира.
     Городок   расположился   на   дне   широкой   блюдцеобразной   впадины,
обозначаемой  на старых  топографических картах как ложе Макинтоша. Монтейну
всегда было  известно  это название, но  прежде  оно было  лишь поводом  для
вульгарных школьных шуток. Он также знал, что толщина слоя каменистой почвы,
на котором стоял  город, в некоторых  местах не превышала  и двух метров, но
это мало его заботило. Все изменилось, когда он впервые после похорон пришел
на могилу Милли.
     Он опустился на колени рядом со свежим холмиком. Когда-нибудь эта земля
примет  и его  тело, и  тогда он  воссоединится с Милли,  ведь смерть - лишь
часть  естественного   природного  цикла.   Человек  выходит   из   земли  и
возвращается в землю.
     И в  этот момент Монтейн внезапно осознал, что тело Милли от  безликого
серого  слоя илема  отделяет  всего лишь  ширина ладони. А за  ним  ледяная,
мертвая  пустота космоса,  безмолвие звездного неба! Милли от  этого черного
пространства  отделяют лишь несколько десятков сантиметров почвы и илема!  А
значит, она  никогда не воссоединится  с землей, никогда не  обретет  покоя.
Здесь невозможно тихое поглощение тела умершего  человека окружающим  миром,
здесь невозможно  воссоединение с этим миром, данным Богом. Но ведь  это  же
несправедливо!..
     Монтейн долго стоял на коленях у могилы жены. Его мозг, подобно парящей
в небе птице, балансировал между божественным вдохновением и безумием. Когда
же Монтейн, наконец, поднялся на  онемевшие ноги, он стал  уже совсем другим
человеком. Позже люди, имеющие отношение к медицине,  говорили ему,  что его
превращение стало результатом скорее  психологического шока нежели глубокого
религиозного переживания. Монтейн отвечал им, что ему лучше знать, что с ним
случилось.
     Даже  сейчас, когда проповедник сидел на  поросшей  травой  центральной
площади Оринджфилда и мирно потягивал горячий чай  - он никуда не мог деться
от одной-единственной грызущей его день и ночь мысли. Почему никто так  и не
может понять того, что все они оказались  в дьявольской западне?! Что за вид
массового безумия, что за форма коллективной  слепоты поразили  человечество
после того, как оно переселилось на Орбитсвиль?!
     Еще два века назад  люди были  продуктом цивилизации,  основным законом
которой  была борьба  за выживание. Люди были  суровы, циничны, их одолевали
самые  разные сомнения. Они понимали, что за все надо  платить,  что  космос
ничего  не отдает  даром. И  тем  не  менее,  обнаружив  Орбитсвиль, они, не
раздумывая, доверились ему, как пчела доверяется цветку.
     Никто не остановился и не сказал: "Подождите! Давайте не будем спешить,
давайте  обдумаем  то, что  мы  видим.  А  видим  мы  гигантскую сферу из не
поддающегося   анализу  материала,  обладающего  необычными  гравитационными
свойствами.   В  центре   сферы  висит  солнце,  окруженное  силовым  полем,
образующим  что-то  вроде  клетки.  Силовая  клетка  устроена  так,  что  на
внутренней поверхности Орбитсвиля существует  смена дня и  ночи и даже смена
времен  года.   Эта   штука   без  всякого  сомнения   имеет   искусственное
происхождение! Орбитсвиль  сулит нам разрешение всех наших проблем, он сулит
нам избавление от  трудностей, обещает исполнить все наши  мечты! Он слишком
хорош, чтобы быть правдой. А если  так, то стоит задуматься,  может быть эта
штука ничто иное, как ЗАПАДНЯ?!"
     Монтейн не имел  ни малейшего представления о создателях Орбитсвиля, но
он  знал  сердцем,  что  эти загадочные  существа задумали  исказить  судьбу
человечества, данную Богом. А  значит, создатели  Орбитсвиля  - враги Божьи.
Орбитсвиль оставался спокойным в течение двух столетий  -  срока, достаточно
долгого по сравнению с жизнью человека, но для истории Вселенной являющегося
лишь  кратчайшим мигом. Плотоядные цветы  всегда  хранят  спокойствие до тех
пор, пока жертва не заберется поглубже, пока не исчезнет малейший шанс на ее
спасение. Эти два века Орбитсвиль попросту ждал!
     Но  вот  недавно  появились  сообщения  о  светящихся  зеленых  линиях,
перемещающихся вдоль поверхности  гигантской  сферы. Монтейн  увидел в  этом
первые признаки грядущей катастрофы. Челюсти капкана дрогнули в предвкушении
момента, когда они захлопнутся и жертва будет поймана...
     Монтейн  встряхнулся  и  постарался  вернуться  к  более земным  делам.
Вдалеке он увидел фигуру  возвращающегося Нибза Аффлека.  Нибз  торопился  и
время от времени переходил  на бег. Белое пятно в его руке скорее всего было
газетой.  Монтейн улыбнулся, вспомнив те безвозвратно ушедшие времена, когда
он  мог  позволить  себе  растрачивать  силы  зря.  В  свои  шестьдесят  лет
проповедник выглядел еще довольно крепким  человеком - густые темные волосы,
лицо почти  без  морщин, прямая спина,  -  но  с  недавних  пор  стал быстро
уставать.  Монтейн вовсе  не считал, что  его подтачивает  какая-то  скрытая
болезнь. Ему  казалось,  что на плечи давит груз его знаний, тяжесть которых
возрастает с каждым годом.  Может быть, это токсины  усталости разъедают его
душу, так же как они отравляют мышцы переработавшего тела.
     Аффлек резко  остановился. После бега по жаркому солнцу  его нездоровый
румянец разгорелся еще ярче, сильно смахивая на чахоточный.
     - Вот ваша газета, Кори. Я принес вам экземпляр.
     - Вижу,  что  принесли.  - Монтейн  осторожно поставил  кружку на землю
рядом с собой. - Сколько она стоит?
     - Какие деньги, Кори! - обиженно воскликнул Аффлек. - Да и стоит-то она
всего ничего, какой-то четвертак.
     - Спасибо, Нибз.
     Монтейн поначалу хотел заставить  Аффлека взять деньги, но подумал, что
тот и впрямь обидится. Награда состояла  в том,  чтобы  сделать проповеднику
приятное,  большего  Нибз  и  не  желал.  Монтейн  жестом  разрешил молодому
человеку уйти,  сам же взялся за газету. Она оказалась довольно объемистой и
громоздкой, как в старых  видеофильмах. Но печать при этом была современная,
лазерная - издатели  не перегибали палку в своей тяге  к  традициям далекого
прошлого.  Монтейн, не  испытывавшей  не  малейшего  желания портить зрение,
удовлетворенно хмыкнул.
     На  первой  странице  бросался  в  глаза заголовок  "ЦЕНТРАЛЬНАЯ  УЛИЦА
ОСТАНЕТСЯ В ТЕМНОТЕ". Статья представляла  собой отчет о  споре  в городском
совете по поводу  просьбы одного из бизнесменов разрешить установку световых
вывесок на витринах его магазинов. Другие статьи были  в том же духе: одна о
том, как некий фермер обнаружил  на своем  поле неизвестный сорняк, другая о
выставке акварелей, принадлежащих кисти жены мэра города.
     Монтейн просмотрел газетные  столбцы со снисходительным интересом и уже
собирался  перевернуть   очередную  страницу,   когда  наткнулся  на  совсем
коротенькую  статью в  самом  низу газетного  листа.  Его привлек заголовок,
упоминающий астрономию - Монтейн с  особым вниманием относился ко всему, что
касалось отношений Орбитсвиля с естественным миром. Вот что он прочитал.



     Дорогие  сограждане.  Если кто-нибудь из вас  заметил розоватые отсветы
над  горизонтом в той стороне, где находится Бичхед, то знайте, что причиной
тому  вовсе не огромное число зажженных разом красных светофоров. Нет, всему
виной - красные лица наших  уважаемых протирателей штанов, наших смотрителей
за звездами, которые  сегодня  вечером заявили,  что они потеряли визуальный
контакт с известной доселе Вселенной!
     Профессор Карпентер из  университета Гарамонда попытался объяснить этот
недосмотр   очень   просто  -   Орбитсвиль   всего-навсего  переместился   в
пространстве.  Но  не падайте духом и не прислушивайтесь,  не колеблется  ли
почва под вашими ногами. Не стоит  волноваться - поколеблены не основы ваших
домов, а всего лишь основы науки!

     Монтейн  медленно опустил  газету  и уставился  в пространство.  Сердце
бешено стучало. Его не  обманул  ернический тон газетной статьи. Безусловно,
вся  эта  история нуждается в проверке,  но  он уже  сейчас был убежден  - в
космосе  действительно  произошло  что-то невероятное.  Необходимо  выяснить
следующее: Ловушка Орбитсвиля уже  захлопнулась  или  это всего лишь начало?
Обречено ли население Орбитсвиля,  или  еще есть время, чтобы ускользнуть из
дьявольского капкана  на космическом  корабле  и найти  какую-нибудь  данную
Богом планету,  пригодную для  жизни? Если  человеческая  раса погибнет,  не
будет  ли виноват  в этом  он.  Кори Монтейн?  Ведь ему удалось  сделать так
немного!
     Ужас и глубочайшее чувство вины затопили Монтейна.  Он встал и быстрыми
шагами направился к шатру, где беззаботно веселились, завершив свои  дневные
труды, его сторонники.




     Прежде  чем  выйти из библиотеки,  Никлин просмотрел список заказов  на
книги. Оказалось,  что три  дома  расположены  на  его пути.  Заказаны  были
вестерн Джека  Шеффера,  небольшой  справочник  по  конструированию  моделей
планеров  из   бумаги  и   иллюстрированный   трактат   о  железных  дорогах
викторианской  Англии. Современные книги выглядели несколько больше тех, что
были в ходу в двадцатом веке, поскольку их страницы покрывал защитный  слой,
делающий их  практически вечными. Судя  по  внешнему виду,  книгам  было  не
больше двух веков.
     Никлин   подумал,  что,   если  астрономы   не  разберутся   со   своим
оборудованием пне восстановят связь с Землей, интерес к его библиотеке может
упасть. Джим имел в основном дело со старыми книгами, поступающими с  Земли.
На Орбитсвиле  практически  не создавалось  сколько-нибудь значительных  или
даже  интересных  произведений.  По  мнению  специалистов,  это  было прямым
следствием   отсутствия   какой-либо   социальной  напряженности.   Основным
двигателем искусства  всегда был конфликт, а на Орбитсвиле, площадь которого
в пять миллиардов раз превышала площадь Земли, у людей не было особых причин
конфликтовать или, тем более, воевать.  Неизбежным  следствием  такой  жизни
стало то, что даже те  немногие, кто решался  взяться  за перо  или сесть  к
клавиатуре, создавали лишь что-то вымученное, пустое и тривиальное.
     Никлин глубоко сомневался, что его клиенты в  Оринджфилде берут на себя
труд  анализировать свои читательские пристрастия,  но прекрасно знал  - они
отдают  явное  предпочтение старым книгам,  изданным еще  до  переселения  с
Земли. Может  быть, объяснялось это ностальгией, ностальгией  не  столько по
Старому миру, сколько по уютному чувству надежности  и защищенности, которое
давала  людям  Земля.  Книжного  рынка  по  причине  крайней  разбросанности
населенных пунктов  на  Орбитсвиле  не  существовало, так  что  единственным
источником книг была Гильдия владельцев библиотек, взявшая на себя заботу по
доставке контейнеров с книгами из покинутых городов Земли.
     Никлин   положил   на   видное   место   журнал   для   записей,  чтобы
припозднившийся посетитель мог сам выбрать книгу и  отметить свое посещение.
Критически окинув взглядом библиотеку, он напоследок стер  пыль со  стойки и
вышел  на  улицу, оставив  дверь незапертой.  Вот-вот должна  была появиться
Зинди.
     Она, по-видимому, следила за  домом Джима в  окно, поскольку  сразу  же
выскочила  из дверей и стремительно  понеслась  по  зеленой  траве. Родители
разрешили Зинди  пойти с Никлином  в город  угоститься мороженым. Девочка не
преминула  отметить  столь значительное событие, надев  свою лучшую шляпу из
розовой соломки с пряжкой в  виде черепашки  Тоби,  замершей в  такой  позе,
какую  ни один  представитель панцирных не  сумел бы  воспроизвести даже под
угрозой немедленной смерти.
     - Привет, Джим!
     Зинди подбежала к нему, создав вокруг себя маленький ураган.
     - Знаешь, я могу съесть самое огромное мороженое, какое только бывает!
     -  Ну  что  ж,  даром оно тебе не достанется,  - с шутливой  суровостью
ответил Никлин, протягивая ей книги, - я доверяю тебе разнести их. За каждую
получишь по порции отличного мороженого. Ясно?
     - Слушаюсь, мой повелитель! - Зинди покорно склонила голову.
     Они пересекли мост и зашагали в тени высоких свистящих деревьев, росших
вдоль дороги. Никлин  посмотрел на Зинди - похоже,  девочка  пребывала  не в
духе. Надеясь, что ее настроение  не связано с предполагаемым перемещением в
космосе Орбитсвиля, Никлин спросил, в чем дело.
     -  Я  все думаю о тех странных  вещах,  о которых  говорили сегодня  по
телевидению.
     Никлин весело фыркнул.
     - Вот уж чем бы я не стал забивать себе голову!
     - Но это так ужасно, Джим! Разве тебя не беспокоит это сообщение?
     - О перемещении Орбитсвиля? - Он еще раз фыркнул. - У меня очень чуткий
сон,  Зинди,  и  я  полагаю, что заметил  бы,  если  бы  мир  вдруг  взял  и
переместился.
     - Но как же звезды? Они ведь теперь совсем другие!
     -  Но  откуда  это известно? -  Никлин, в жизни  не  видевший ни  одной
звезды, имел весьма смутное представление об  астрономии, но  это  отнюдь не
помешало ему тут же изложить свою космогоническую теорию. - Я  как-то читал,
что  иногда  астрономы  обнаруживают  целое  скопление  неизвестных  далеких
галактик. Но, вглядевшись попристальней, ученые мужи начинают понимать - то,
что  они приняли за дюжину  галактик, всего  лишь одна-единственная!  Просто
свет, идущий от нее, отклоняется то туда, то сюда, пока достигнет глаз наших
дорогих  мудрецов,  которые,  не   разобравшись  в  чем  дело,   приходят  в
неописуемое  волнение и начинают громко  кудахтать по  поводу открытия целых
одиннадцати галактик, которых на самом-то деле не существует.
     Зинди нахмурилась:
     - Какое это имеет отношение к...
     - Мой  пример  означает, что,  когда  речь идет о звездах,  то не стоит
доверять своим глазам.  Свет имеет  свойство отклоняться. Может статься, что
пространство... пространство... -  тут  Никлин ощутил прилив того  бурного и
греховного  восторга, который охватывал  его всякий  раз,  когда  отдельные,
разрозненные  поначалу  слова,  начинали  складываться  в  величественную  и
стройную  ложь,  -  ...неоднородно, что  оно отнюдь  не одинаково  в  разных
точках. Быть  может, в  пространстве имеются  целые  аномальные области, где
свет буквально сворачивается в тонюсенькие трубочки,  и все, что  ты видишь,
начинает  путаться  и  мешаться.  Вдруг  Орбитсвиль  попал в одну  из  таких
областей, тогда внешняя картина мира действительно изменится. Это совершенно
естественно.
     -  Джим,  -  Зинди  своей  утрированной серьезностью напоминала  сейчас
нелепого   тринадцатилетнего   профессора   логики,   забредшего   в   своих
рассуждениях в тупик, - Джим, для меня все, что ты сейчас сказал, звучит как
полнейший бычий навоз!
     -  Но  эта теория объясняет факты гораздо лучше,  чем вся эта  чепуха о
перемещении Орбитсвиля на расстояние, равное миллионам световых лет.
     - А что ты скажешь об исчезновении космических кораблей и причалов?
     -  Аномальные  области  влияют  не только на  распространение  света, -
вдохновенно продолжал  сочинять Никлин, - материя в  таких областях попадает
во  что-то  вроде  бури,  в этакий  космический  торнадо, который  разгоняет
частицы межзвездной пыли  почти  до скорости  света. При этом возрастает  их
масса, понимаешь?  Увеличивается  энергия  этих  частиц, и  они  оказываются
способными  счистить  все  с поверхности Орбитсвиля  буквально за  несколько
секунд, подобно гигантской пескоструйке.
     - А как  насчет... -  Тут  Зинди внезапно замолчала. Закрыв глаза,  она
сомнамбулически покачала головой. - Интересно, пополнил ли мистер Чикли свои
запасы грецких орехов?  В прошлый  раз, помнишь, Джим, грецких орехов у него
не оказалось, а без них у мороженого совсем не тот вкус.
     -  Ты  очень  плавно  изменила  тему,  Зинди,  -  улыбнулся  Никлин,  -
практически незаметно.
     - Мне вдруг надоело говорить о... всей этой чепухе.
     - Вот  видишь, - удовлетворенно заметил  Никлин,  -  я с самого  начала
говорил тебе, что все это сплошное занудство.
     Никлин шутливо  ткнул Зинди локтем в  бок.  Она  споткнулась и  в ответ
сильно двинула  его плечом. Так  они  и продолжали свой  путь, задерживаясь,
чтобы занести книгу или немного порезвиться.
     - Что это за звуки, Джим? -  потянула его  за руку Зинди. - Я и в самом
деле что-то слышу или мне только кажется?
     До городской площади оставалось еще несколько минут ходу, но теперь уже
и Никлин  уловил  хрипящие, басовитые  звуки, совершенно  нехарактерные  для
сонных окрестностей Оринджфилда.
     - А,  - протянул он, -  наверное, это разъезжающие святоши. Похоже, они
даром времени не теряли и уже приступили к своей агитации. Но от меня они не
получат ни гроша.
     - Что такое агитация?
     -  Это  когда  какой-нибудь ловкач  пытается убедить  тебя,  что  будет
гораздо лучше, если все денежки из твоего кошелька перекочуют в его карманы.
     В глазах Зинди,  к  великому  удивлению  Никлина,  зажегся неподдельный
интерес.
     - Давай пойдем взглянем, что там происходит.
     - А как же наше мороженое?
     - Не растает!
     Зинди теперь почти тащила Никлина за руку, стремясь побыстрее оказаться
на городской площади.
     - Ну пойдем же, Джим!
     Никлину  ничего не оставалось, как недоуменно пожать плечами и ускорить
шаг.  По мере приближения к  площади музыка становилась все громче и громче.
Но  вот  они завернули  за угол и вышли  на открытое  пространство. В  самом
центре   площади   высился  огромный   полотняный  шатер,   предназначенный,
по-видимому,  для  проведения  собраний  в ненастные  дни.  Перед шатром  на
небольшом  возвышении  была  установлена  платформа.  На ней  стоял  высокий
темноволосый человек.  Он обращался к аудитории, насчитывавшей около четырех
сотен   слушателей.   Большинство  из  них   сидело  на   складных   стульях
непосредственно  перед  платформой.  Остальные  неровным  полукругом  стояли
сзади. "Оставляют себе лазейку, -  с одобрением отметил Никлин. - Послушают,
а затем смоются прежде, чем сборщики денег поймают их в свои сети".
     Когда  они с  Зинди  подошли к  толпе,  девочка  хотела было пробраться
поближе  к платформе и занять свободные места,  но Никлин удержал ее.  Зинди
мгновение  сердито  смотрела  на него,  но  потом  весело улыбнулась,  и они
выбрали себе место  там,  где  слушатели стояли не  так плотно и можно  было
видеть  оратора.  Никлин постарался встать так,  чтобы можно было улизнуть в
любой момент. И лишь поозиравшись вокруг  и  убедившись, что нигде не  видно
сборщиков пожертвований, он успокоился и смог воспринимать слова человека на
платформе.
     - ...в этом вечернем выпуске "Оринджфилдского обозревателя". Заметка, о
которой я говорю, весьма ядовита  и остроумна. Может  быть, ее автор  сейчас
здесь? Нет?  В конце концов, это  не так  уж и  важно, поскольку  у меня нет
никакого желания спорить с анонимом.  Этот человек попросту делал свое дело,
выражая  точку  зрения  редакции  на  то,   что,  несомненно,  выглядит  как
классический случай - всезнающие ученые мужи в очередной раз сели в лужу.
     У нас в Пьютерспире бытует поговорка -  "ученость не  помеха глупости".
Так что  я  с сочувствием отношусь  к довольно распространенному взгляду  на
ученого, разбивающего лоб столь же часто, как и атом.
     Оратор замолчал, пережидая  пока стихнет довольный  смех  аудитории. Он
стоял в прежней позе, даже  выражение его лица не изменилось, но  каждый  из
присутствующих вдруг понял, что шутки кончились, и теперь речь пойдет о куда
более  серьезных  вещах.  Никлин,  несмотря  на свой скептицизм и совершенно
неожиданно  для  самого  себя, заинтересовался.  Проповедник,  если  это был
именно  он, совершенно  не походил на своих собратьев.  На  нем  была  самая
обычная одежда  - простая серая шляпа от солнца, голубая рубашка с короткими
рукавами и серые брюки, а вовсе  не ряса или уныло-респектабельный костюм, с
которыми  обычно  ассоциируется  образ религиозных  вербовщиков.  И  говорил
Монтейн  тоже  в совершенно обычной манере, в его речи начисто отсутствовала
показная манерность. К  сидевшим перед ним людям он  обращался  напрямую, не
прибегая  ни  к каким  ухищрениям.  Никлину начал нравиться этот человек. Он
вновь поймал себя на мысли, что с нетерпением  и неподдельным интересом ждет
продолжения.
     - Но в этой связи, друзья, я должен сказать вам нечто такое, чего, быть
может, вам и не хотелось бы услышать.
     Голос   Монтейна,   подхваченный   мощными   динамиками,   катился  над
аккуратными садами и многочисленными каминными трубами Оринджфилда.
     -  Я  хочу  сказать вам,  что астрономы из Бичхед-Сити на  этот раз  не
напрасно тревожатся. Они в растерянности. Они, так же как и вы, не понимают,
какая страшная угроза исходит от  огромного пузыря, именуемого нами "миром".
Откуда мне это известно?  Я  отвечу вам,  откуда. Я  ждал  подобного события
многие годы, я  ждал  его  каждую минуту с  того момента, как  осознал,  что
Орбитсвиль  - это западня  дьявола!  Это ловушка!  Ловушка,  которую  дьявол
создал продуманно и любовно,  сделал ее привлекательной для людей. И  сейчас
дьявол собирается захлопнуть ее!
     На городской площади поднялся гул человеческих  голосов. В  этом гуле в
равной мере слышались тревога, удивление  и  насмешка. Сверкающий золотистый
ковер из солнцезащитных шляп заволновался.
     Монтейн вскинул руки и, подождав, пока Не уляжется шум, продолжил:
     - Я  не всеведущ.  Я не обладаю  прямой связью с  Богом, по которой  он
сообщил  бы  мне,  какое будущее  уготовано  его детям.  Я  также не знаю  и
дальнейших планов дьявола.  Я знаю  лишь одно - благодаря Божьей милости нам
дарована передышка.  Господь мог оставить нас наедине с нашими проблемами, и
мы   бы  заслужили  того,  поскольку  по  собственной  воле   покинули  мир,
сотворенный для нас руками Божьими. Мы отвернулись от дарованного нам Эдема.
Охваченные  высокомерием  и  ослепленные  глупостью,  мы  слетелись на  этот
металлический пузырь. Мы сами, по собственной воле, устремились в ловушку!
     Но, как  я уже сказал,  у нас еще есть время. Бог даст,  нам может  его
хватить, чтобы вырваться  из дьявольской западни. Для  этого нам понадобятся
космические корабли. Мы  должны построить их  и покинуть Орбитсвиль.  Земля,
возможно, навеки для нас потеряна - справедливое наказание за наши грехи, но
мы  можем отправиться на какой-нибудь другой  созданный  Богом мир, на новый
Эдем, и там заново создать человечество.
     Новая  волна  шума,  перешедшего  в  рокот,  прокатилась над  площадью.
Протестующие   выкрики   подкреплялись   скептическим   смехом.   "Постройка
космического  корабля должна  стоить  немалых  денег,  - беспокойно  подумал
Никлин, -  не нужно быть Газообразным Позвоночным,  чтобы понять, из  какого
источника предполагается  добыть  их".  Он  с  тревогой огляделся  в поисках
сборщиков пожертвований.
     - Я  вовсе не прошу  вас принимать мои слова на веру,  -  повысил голос
Монтейн, стараясь перекрыть шум. - Я слишком хорошо знаю, что на веру в наши
дни  спрос  невелик. Поэтому  я  прошу  лишь  об  одном  -  взвесьте  факты.
Бесстрастные,  холодные и  бесспорные факты.  Например,  почему  так  хорошо
приспособлен Орбитсвиль к...
     Придя к  выводу,  что,  несмотря  на  рациональную  манеру  говорить  и
абсолютно  нормальный  вид. Кори Монтейна следует показать психиатру, Никлин
мгновенно  потерял  всякий интерес к  выступлению  проповедника.  Он покачал
головой, почему-то испытывая  чувство  легкого разочарования, и повернулся к
Зинди, собираясь сказать ей, что пора уходить. Но девочка  сама поманила его
пальцем, прося наклониться к ней.
     - Джим, - шепнула она, - все  это сплошной бычий навоз! Может, нам пора
пойти к мистеру Чикли?
     - Прекрасная мысль!
     Никлин   приложил  палец  к  губам,  призывая  Зинди   к   молчанию,  и
утрированной крадущейся походкой двинулся прочь от  толпы слушателей. Зинди,
давясь от смеха и зажимая  рот рукой, следовала  за ним. Они успели  сделать
всего лишь несколько  гротескных  шагов,  когда  Никлин заметил,  что на них
смотрит  какая-то  молодая  женщина. В руках  она  держала  большое плетеное
блюдо, что с  головой  выдавало  в  ней  сборщицу  пожертвований. Она с чуть
укоризненной улыбкой наблюдала за их пантомимой.
     - Уже уходите? - спросила незнакомка глубоким низким голосом с приятным
выговором. - Вас совсем не взволновало то, о чем говорит Кори?
     Никлин не успел  еще сообразить что к чему, а его язык уже  принялся за
работу.
     - Наоборот, все великолепно,  просто великолепно.  Но, к  сожалению, на
другом конце  города нас ждет одно семейное  дело. Понимаете, мой дядя решил
создать у себя на участке сад камней, и я должен помочь ему.
     В голове Никлина теснились самые разнообразные подробности, которыми он
мог бы  украсить свою  ложь,  вплоть до  биографии воображаемого дядюшки. Он
обдумывал, какой из вариантов самый многообещающий, когда его взгляд наконец
остановился на сборщице пожертвований.
     К тому, что произошло в следующий миг, Никлин был совершенно не готов.
     Его  взору  предстала  самая  поразительная реальность,  с  которой  он
когда-либо сталкивался. Краткое мгновение - мир  перевернулся, и Никлин стал
совсем другим человеком.
     Его обуревали чувства, доселе незнакомые и странные.  И главным  в этой
удивительной эмоциональной вспышке было страстное,  неукротимое  вожделение,
внезапно  овладевшее всем его существом. Он хотел эту женщину, он жаждал ее,
он желал обладать ею, обладать немедленно, здесь и сейчас. Но его чувства не
ограничивались одним лишь плотским вожделением. Он жаждал не только обладать
стоящей передним женщиной. Он хотел бы просто спать  с ней  в одной постели,
чувствовать рядом тепло ее тела, обнимать ее,  слушать женский шепот,  опять
погружаться  в сладкую  истому сна.  Он  хотел  ходить  с ней за  покупками,
обороняться от назойливых уличных  торговцев, извлекать из ее глаз случайные
соринки. Он  хотел  услышать, что  она думает  о  современной музыке,  какое
расстояние она может пробежать не запыхавшись, какие болезни она перенесла в
детстве, хорошо ли она разгадывает кроссворды...
     "Вот это да, - подумал Никлин, пытаясь прийти в себя, - а я-то полагал,
что не подвержен подобного  рода иррациональным случайностям". Он смотрел на
женщину, тщетно пытаясь понять, чем же вызвано столь разрушительное для него
воздействие. Женщине  на вид  было около тридцати, то есть примерно  столько
же, сколько и ему. Джим сразу решил, что назвать ее красавицей никак нельзя.
Обычное лицо с довольно крупными чертами,  немного тяжелые веки, широкий рот
с припухшей  верхней  губой. Высокая,  темноволосая, под  черной  блузкой  и
черными же узкими  брючками угадывалось стройное и спортивное  тело. Похоже,
свою фигуру в нужной форме она поддерживала отнюдь не диетой, а  регулярными
физическими  упражнениями. На  голове  вместо обычной солнцезащитной шапочки
красовался  плоский   черный   берет.   Эта  деталь  указывала,  что  одежда
сознательно  была  подобрана  так,  чтобы произвести определенный эффект. Но
Никлин не был уверен, что именно этот эффект женщина предполагала произвести
своим  нарядом, однако уже  от  одной мысли о том, как  он  расстегивает эту
черную блузку, у него задрожали колени.
     - Конечно  же, вы должны помочь своему дяде, - улыбнулась женщина, - но
надеюсь, что  вы  все-таки вернетесь послушать Кори, когда освободитесь. То,
что он говорит, действительно очень важно.
     - Да, да, - закивал головой Никлин. - Я всерьез поразмыслю над тем, что
здесь услышал.
     - Вот и отлично. Кстати, меня зовут Дани.
     -  А  меня  Джим,  -  ответил  Никлин,  не  на  шутку  взволнованный  и
обрадованный - она  ведь вполне  могла  и не  называть своего имени.  - Джим
Никлин. Мне только что пришла в голову отличная мысль...
     Тут   он  взглянул  на  окружавших  их  людей.  Некоторые  уже   начали
оглядываться на них и сердито шикать,  давая понять, что их разговор  мешает
слушать  выступающего. Никлин показал на свои уши,  а  затем  ткнул  рукой в
сторону  вытоптанной травяной лужайки, находившейся на некотором удалении от
зрителей и мачт с динамиками.  Дани кивнула и  направилась туда, покачиваясь
на тонких каблуках черных туфелек.
     -  Нам  здесь  будет лучше, - сказал он, останавливаясь.  -  Знаете,  я
подумал, что скоро наступит  темнота, а  значит для работы  в саду  остается
совсем немного времени. Лучше уж я побуду здесь и...
     Тут Никлин запнулся, поскольку Зинди изо всех сил дернула его за руку и
потянула в сторону.
     - Джим! - сердито прошептала она. - Джим!
     Дани дружелюбно посмотрела на девочку.
     - Это ваша дочь?
     -  Нет!  -  Никлин  понял,  что его  ответ  прозвучал слишком резко,  и
попытался исправить неловкость. - Я не женат. Это Зинди, мой лучший друг. Мы
собирались угоститься мороженым, я хочу  сказать, заглянуть в кафе по дороге
к моему дяде.
     -  Привет,  Зинди, -  улыбнулась Дани.  -  Не беспокойся о мороженом. Я
хорошо понимаю, насколько  это важное мероприятие, и уверена, что Джим вовсе
не  собирается лишить тебя обещанного угощения. - Она весело  рассмеялась, и
ее глаза встретились  с глазами  Никлина. -  В конце концов, он ведь в любой
момент может вернуться сюда.
     - Да, - энергично кивнул головой Джим.
     - Что ж, тогда и увидимся.
     Дани  широко   улыбнулась  ему,  и  Никлин  по  достоинству  оценил  ее
великолепные  зубы. С улыбкой ее  глаза  смягчились, в них появились искорки
веселого вызова.  Никлин почувствовал,  как  его колени  вновь ослабели.  Он
поднял  свободную  руку,  прощаясь, и  позволил-таки  Зинди  утащить себя  в
направлении заведения мистера Чикли.
     - Зинди, почему ты  не поздоровалась с Дани?  - сердито спросил Никлин,
как только они отошли достаточно далеко.
     - Ты говорил за  нас обоих,  - Зинди  разозлилась не  на  шутку,  о чем
свидетельствовал вздернутый маленький подбородок. -  И что это еще за дерьмо
о твоем дядюшке и каком-то саде камней?
     Зинди не прибегла к своему излюбленному эвфемизму "бычий  навоз", и это
утвердило Никлина  во мнении, что у  него, похоже, опять возникли сложности.
На сей раз с Зинди.
     - Ты не поймешь, - неубедительно сказал он.
     - Чего я  не пойму, так это  почему  ты постоянно врешь. Зачем  ты  это
делаешь, Джим?
     "Я бы не прочь и сам узнать зачем",  - грустно подумал Никлин. На щеках
его выступил жаркий румянец.
     - Но ты все-таки не  ответила,  почему столь невежливо обошлась с нашей
новой знакомой.
     -  Она  разговаривала  со  мной  как  с  маленьким   ребенком.  "Важное
мероприятие"! - Зинди презрительно фыркнула.
     Никлин  решил  промолчать.  Они  покинули  площадь,  пересекли переулок
Четырех лошадей, вошли в кафе мистера Чикли и заняли отличные места у  окна.
В дальнем  от дверей конце кафе сверкала стойка  из стекла  и хромированного
железа. Толстяк Чикли очень гордился  тем, что собственными руками обустроил
кафе  в полном соответствии с  эпохой. Правда,  не  слишком ясным  оставался
вопрос, какую именно эпоху он  стремился  воспроизвести. Псевдовикторианские
газовые  рожки  на  стенах  там  и  тут  перемежались  с  цветными неоновыми
полосками.  Вдоль  стен  тянулись  два  ряда  кабинок,   сейчас  в  основном
пустовавших.  Похоже, заведение  Чикли  не  выдерживало конкуренции  с  Кори
Монтейном.
     Пока  Зинди  делала  у стойки свой  сложный заказ,  Никлин окинул  себя
взглядом и совершенно не удивился, обнаружив, что руки у него слегка дрожат.
Что же все-таки с ним случилось там, на площади? Ведь  Никлин никогда прежде
не вел  себя  так с незнакомками. Однако оставалось неясным,  поняла ли она,
что Никлин к ней  приставал? Можно ли ее поведение назвать поощрением?  Ведь
ни одна женщина,  проживающая в  Оринджфилде,  не  стала бы  отвечать  таким
образом  в подобной ситуации. Никлин  хорошо  знал, что в глазах большинства
жителей города он был не только неудачником  и неисправимым чудаком, многие,
ко всему прочему,  подозревали его в гомосексуализме. Наверняка, он вырос бы
в  глазах  мужской половины  Оринджфилда, а,  возможно,  и  в глазах  многих
женщин,  если  бы время от времени  бывал в определенных  домах,  жительницы
которых  предпочитали зарабатывать  деньги  древнейшей профессией.  Основная
причина, по которой Никлин  воздерживался  от  посещения подобных заведений,
состояла в  его  стремлении оградить свою  частную жизнь от чужих  взглядов.
Поэтому  Никлин   ограничивал   свою  интимную  жизнь  редкими  эпизодами  в
Вестон-Бридже, куда время от времени наезжал за книгами и запчастями.
     - А вот и я! - Зинди подошла  к  столу с подносом, на котором теснились
высокие запотевшие стаканы. - Ты только посмотри, Джим! Наверное, так должен
выглядеть рай.
     - Неплохо.
     -  Деревенщина!  Жалкий  обыватель,  не  способный   оценить  подлинное
произведение искусства! - весело воскликнула Зинди.
     - Может и так...
     Никлин взял ложку и задумчиво ткнул в бледно-зеленую массу ближайшего к
нему стаканчика.
     - Кто из нас теперь невежлив?
     - Виноват.
     Он безразлично отметил, что вовсе не чувствует  себя виноватым. "Зинди,
дорогая, почему бы тебе не оставить меня хоть на время в покое!" - с  тоской
подумал Никлин.
     - Джим, я знаю, что с тобой происходит! - Зинди торжествующе улыбнулась
перепачканными мороженым губами. - Да, я знаю, что угнетает нашего Джима!
     - Вот как?
     - Он влюбился! Бедняжка совершенно потерял голову от Дамы В Черном.
     - Зинди, ешь свое мороженое и не болтай глупостей. - Никлин взглянул на
нее с еще большим раздражением. - Ты несешь совершеннейший вздор!
     -  А вот и нет! Я за тобой  наблюдала. - Зинди кинула в рот вишенку  и,
глядя на  Джима, неторопливо  принялась  жевать. -  У  нее  совсем  неплохие
буфера.
     Никлин  понимал, что ему  следует немедленно отчитать Зинди за подобный
лексикон, но  после ее  замечания, он  почувствовал, что  возбуждение  вновь
охватывает  его.  Только сейчас Никлин понял  - несмотря  на  стройную, даже
худощавую  фигуру.  Дани  обладала крупной  высокой грудью.  А  как  она ему
улыбнулась! Сам Джим старался улыбаться как можно реже, считая, что когда он
улыбается, уголки губ поднимаются  вверх, делая его похожим  на деревенского
дурачка.  Так,  во всяком случае, полагал сам  Джим.  Но у Дани улыбка  была
совсем иной - уголки губ у нее скорее иронично загибались вниз. Такую улыбку
Никлин  всегда  считал  признаком  душевной  зрелости  и  жизненного  опыта.
Интересно, как  звучит  ее фамилия? Никлин вздохнул. Не  свидетельствует  ли
немного усталая тяжесть ее век и припухшая верхняя губа об усердных занятиях
сексом? Может быть,  даже  с Кори Монтейном. Никлин  читал, что руководители
религиозных  сект  зачастую  спят   со   своими  наиболее   привлекательными
последовательницами.  А  может   быть,  в  этой  секте  секс  служит  частью
религиозного  ритуала.  Может  быть,  Дани  спит  со  всеми  членами  общины
Монтейна?! Если это так, то и  Никлин получит  свою долю, даже если придется
притвориться приверженцем их дурацкой религии.
     Никлин  почувствовал  одновременно  и  острое  физическое  желание,   и
ревность, и протест. Он даже заерзал на месте от нетерпения.  Ему необходимо
быть сейчас с Дани, а  не разыгрывать из себя заботливую  няньку  перед этой
рано созревшей  девчонкой,  которая пиявкой присосалась к нему. Он  с тоской
посмотрел  сквозь  прозрачную  штору,  создававшую  в  кафе Чикли  атмосферу
уединенности.   Вдали   была  видна   городская  площадь.  Никлин  попытался
разглядеть Дани, но густая листва и снующие люди мешали что-либо увидеть.
     -  Джим, мне пришла в  голову  отличная мысль, - заявила Зинди. -  Ведь
тебе сейчас вовсе не хочется есть мороженое, не так ли?
     - Пожалуй, что и так. Что-то настроение пропало.
     - Ну, это еще мягко сказано.  А что, если ты отдашь мне свое мороженое?
Я с  удовольствием съем и твой порцию, правда, на это уйдет несколько больше
времени,  -  Зинди  говорила  сосредоточенно  и  серьезно,  словно  генерал,
разрабатывающий план  крупной  операции, -  а  ты  можешь  пока смотаться на
площадь и  назначить свидание  своей Даме  В Черном. Ну как,  что  ты на это
скажешь?
     - Я... -  Никлин с любовью, чуть ли не с поклонением взглянул на нее. -
Но как же ты, Зинди? Ты уверена, что с тобой все будет в порядке?
     Зинди пожала плечами:
     - Что может случиться со мной в кафе-мороженом?
     Никлин встал, благодарно  побарабанил  пальцем  по  тулье  ее  шляпы  и
выскочил на улицу. По пути на площадь он вдруг  понял, что в отсутствие Дани
он   вновь  обрел  свою  проклятую  застенчивость.  Никлин   совершенно   не
представлял, о чем  и как говорить с ней, и - поразительно! - ему захотелось
вернуться в  кафе,  к  Зинди.  Взглянув на  небо,  Никлин  увидел, что  край
солнечного диска  уже  скрылся  за  очередной  силовой  линией. Совсем скоро
наступит  ночь,  Джим надеялся, что под ее покровом к нему вернутся отвага и
наглость, но к тому времени он обязан будет вернуться к Зинди.
     Преодолевая мощные волны звуков, несущихся из динамиков, Никлин подошел
к   толпе.   Монтейн    все   еще    пугал   собравшихся   своими   ужасными
предостережениями, но его  слова  проходили мимо ушей  Никлина. Джим  трижды
обошел  толпу слушателей, белый шатер, грузовики и домики на колесиках. Дани
нигде не было.
     Испытывая одновременно  горькое разочарование и невероятное облегчение,
он  решил  вернуться,  в кафе Чикли. Еще издалека  Никлин  отчетливо  увидел
Зинди,  ярко  освещенную  только  что  зажженными в  кафе  лампами.  Девочка
сосредоточенно  поглощала  мороженое.  Он  улыбнулся при  мысли  о том,  как
приятно будет  возвращаться с ней домой.  Никлин  будет рад ее ни к  чему не
обязывающему присутствию.




     -  Мы  сегодня поработали совсем  неплохо,  - сказал  Кори  Монтейн,  -
гораздо лучше, чем обычно.
     Он  обращался к группе человек в сорок, состоявшей исключительно из его
приверженцев. Слушатели одобрительно, но как-то не совсем уверенно загудели.
Было довольно необычно, что  Монтейн созвал общее  собрание  в столь поздний
час. Все понимали -  предстоит что-то серьезное. Собравшиеся сидели  плотным
кругом в углу шатра. Все входы были задернуты  и  застегнуты. Шатер освещала
единственная  лампа,  висевшая  под самым  потолком и  усугублявшая ощущение
темноты  в  дальних  углах   огромной   палатки.  Атмосфера   таинственности
усиливалась тем, что Монтейн сидел в центре круга слушателей и говорил очень
тихо, так,  чтобы снаружи  его  нельзя было услышать,  даже приложив  ухо  к
брезентовой стене шатра.
     - Мы  собрали сегодня почти шестьсот  орбов, - продолжал Монтейн. - Это
вполне приличная сумма. Особенно по сравнению с нашими прежними заработками.
Но теперь нам нужно гораздо больше денег, чем раньше. Гораздо больше.
     Он  замолчал  и мрачно обвел слушателей глубокими темными глазами.  Эти
сидевшие  перед  ним  мужчины и  женщины так различались между собой, но  он
любил  их  всех.  Некоторые, как, например, электротехник  Петра  Дэвис  или
старик  Джок  Крейг,  присоединились к нему, предложив свое профессиональное
мастерство, другие  же пришли, ничего  не  имея за  душой,  кроме готовности
делать все, что угодно. Но всех их объединяла вера в его миссию, преданность
и доверие.
     И вот настал час, когда эти качества должны быть проверены.
     - Вы уже слышали сегодняшнюю новость  - наш мир переместился в какую-то
неизвестную часть пространства,  в место, столь удаленное  от прежнего,  что
астрономы не способны обнаружить даже  Местную  Систему - двадцать галактик,
расположенных по соседству с нашей. Это событие - доказательство всего того,
что  я  говорил  людям  последние  шесть  лет.  Но  как  ни  печально,  люди
по-прежнему не верят моим словам. Они, как и прежде, слепы.
     Но мы-то не слепы.  Мы знаем, что стальные челюсти дьявольского капкана
дрогнули и вот-вот захлопнутся.
     Я признаю, что все  эти годы проявлял преступное  благодушие.  С начала
переселения землян  на  Орбитсвиль прошло два  столетия.  Для  человека  это
огромный срок, но для Бога и для дьявола лишь краткий, незаметный миг.
     Двухсотлетний  срок жизни  на Орбитсвиле успокаивал меня, я утешал себя
мыслью, что  в  нашем распоряжении еще  много времени, гораздо  больше,  чем
оказалось в действительности. Я начал свою миссионерскую деятельность, строя
грандиозные  планы;  я  мечтал  собрать  огромные средства и  построить флот
космических кораблей. Но деньги поступали медленно, гораздо медленнее, чем я
думал. И я смирился  с  этим. Я уверял себя, что даже  в самом худшем случае
успею основать фонд  и  умру спокойно, сознавая, что рано  или поздно армада
космических кораблей устремится к новому Эдему, пускай даже без меня.
     Монтейн горько улыбнулся.
     -  Но  сегодняшняя  новость изменила все.  Она должна  изменить  и нас.
Теперь я готов ограничиться одним кораблем, одним ковчегом, который сохранит
семена для новой поросли человечества. Наш ковчег, наш космический  корабль,
должен быть  построен как можно  скорее. Может  случиться  так,  что  нам не
хватит  времени  и мы не успеем завершить его строительство, но  мы  обязаны
сделать эту  попытку.  Это  наша  единственная надежда обрести  спасение,  и
поэтому мы должны напрячь все наши силы.
     До этого дня мы вполне довольствовались сбором небольших сумм денег, но
это время прошло,  теперь нам надо искать  новые пути.  Мы должны  отбросить
наши моральные принципы, мы должны заглушить голос нашей совести. Мы обязаны
приложить все усилия, чтобы добыть необходимые деньги, даже  если способы, к
которым придется прибегнуть, покажутся нам грязными и отвратительными.
     Я  не  очень   люблю  вспоминать  самые  мрачные  эпизоды  из   истории
человечества, но сейчас этого не избежать!
     Монтейн умолк.
     В шатре повисла  напряженная  тишина.  Ее  нарушил  Мейс Винник,  тощий
человек  с  маленьким  сморщенным  лицом.  В свое  время  он  отбыл  срок  в
исправительной колонии. Винник откашлялся и спросил:
     - Кори, вы говорите о воровстве?
     Монтейн отрицательно покачал головой.
     -  Нет,  не  о  воровстве.  Его  я  исключаю,  но  не  из-за  моральных
соображений, а из-за большой вероятности быть пойманным.
     В шатре опять повисла тишина. Слушатели с тревогой и интересом смотрели
на  Монтейна,  они  словно впервые видели  этого  человека. Наконец повар Ди
Смерхерст, пухлая и розовощекая женщина почтенной наружности, подняла руку.
     -  Можно  подумать... -  ее  лицо  страдальчески  скривилось,  -  можно
подумать, что вы разрешаете... разрешаете проституцию.
     Монтейн старательно избегал смотреть в сторону тех женщин, что были еще
достаточно молоды и привлекательны, чтобы зарабатывать неплохие деньги таким
способом. Среди них  выделялись  Дани  Фартинг,  Кристин  Макгиверн  и  Одри
Лайтфут.
     - Да, я дам благословение на проституцию, женскую или мужскую, если она
поможет нам построить корабль.
     - Кори Монтейн!
     Ди Смерхерст  поджала губы и повернулась к остальным, всем  своим видом
показывая - позже она не преминет высказать все, что думает по этому поводу.
     Монтейн   подумал,   что   он   рискует   потерять   некоторых    своих
последователей. Что  ж, придется смириться. Он  слишком охотно  давал  приют
тем, кто  оказался  на  обочине  жизни. Пришло время  положить  этому конец.
Всякий, кто не готов пожертвовать  всем для  достижения высокой цели, должен
рассматриваться отныне как ненужный балласт.
     - Я уточню свои слова, - сказал Монтейн.  -  Я был  бы  готов допустить
обычную  проституцию, если бы она могла  решить наши проблемы.  Но пятьдесят
или  даже  сто  орбов в день,  я  не  слишком сведуща  панельных  расценках,
являются  слишком крошечным  шагом в нужном направлении. Однако я бы  только
приветствовал   стратегическую    проституцию,    когда    клиент   решается
присоединиться  к нашему  движению или хотя  бы поддержать его  материально,
продав свое имущество и передав вырученные деньги в наш фонд.
     Я  не люблю высокопарных  слов,  но сейчас  их  не избежать.  На  карту
поставлены  наши бессмертные  души. Само будущее человечества  поставлено на
карту!
     Помолчав,  Монтейн  предложил  слушателям  высказаться.  В  спорах  они
провели   больше   часа,  эмоции  то  разгорались,  то  затухали.   Наконец,
почувствовав,  что  сильно  устал,  Монтейн  оставил  паству  и   в  темноте
направился к своему прицепу. Войдя внутрь довольно просторного помещения, он
не стал включать верхний свет, ограничившись небольшой настольной  лампой на
письменном столе.  В теплом сиянии  матового стеклянного абажура он  заварил
чай, чашку которого  всегда  выпивал  перед  сном.  Мысли  его  беспорядочно
перескакивали с одного на другое. Он  попытался  обдумать  все происшедшее в
этот   знаменательный  день,  но  чувство  крайней  усталости   подсказывало
проповеднику - что лучше побыстрее  лечь в  кровать. Сегодня у него, похоже,
не будет особых проблем со сном.
     Допив чай, Монтейн разделся,  почистил зубы, выключил настольную лампу.
На  пути  к кровати он задержался  у серебристого гроба,  стоявшего в центре
комнаты.  Положив  ладони на  холодную  металлическую  поверхность,  Монтейн
закрыл глаза и тихо прошептал:
     - Прости меня, Милли,  за то, что все так складывается, но когда-нибудь
мы оба обязательно обретем покой.




     Никлин стоял за стойкой в  своей мастерской и  осматривался  с каким-то
печальным  изумлением. Это  утро было так похоже на предыдущее  - солнечное,
ясное, теплое и бодрящее. Прежде он бы только  порадовался хорошему  деньку,
но сегодня  солнечный  свет  лишь нагонял  на  него  тоску.  Никлин понимал,
причину следует искать не снаружи, а внутри самого себя.
     Может, все  дело  в  том, что он слишком  плохо  спал  прошедшей ночью?
Накануне он долго лежал без сна, вспоминая свой  разговор с  Дамой В Черном.
Без  устали  он перебирал  иные  продолжения их  короткой встречи. Время  от
времени  Джим  с деланной искренностью поздравлял  себя, что  ему так  легко
удалось  ускользнуть  из  ее  лап.  Но воображение подсказывало  совсем иной
сценарий, финал которого проходил в постели.
     У него и раньше  случалась  бессонница, но тогда  Никлин лишь радовался
утреннему  свету,  освобождавшему  его  из  мучительного  ночного   плена  и
возвращавшему  в   яркий   и  осязаемый  мир.   Но  сегодня  жизнь  казалась
безрадостной  и  удивительно  тоскливой.  Веселое  убранство   мастерской  и
библиотеки  напоминало  ему  сегодня  интерьер  морга.  А скромная  мысль  о
регулировке  магнито-импульсного мотора  привела  его в состояние, близкое к
полному отчаянию.
     Усилием  воли  он  заставил  себя  открыть  книгу заказов и просмотреть
список  незаконченных  дел.  Первыми  в нем  значились  циркулярная  пила  и
газонокосилка.  Около  них  стояла пометка "МР",  означавшая, что, по мнению
Макси, моторы этих устройств требовали регулировки. Этой  операции Макси так
и  не смог обучиться, поскольку  испытывал  суеверный страх  перед вспышками
гиромагнитной  энергии  неисправных моторов,  во  время которых  инструменты
слетали со станка подобно взбесившимся насекомым.
     Никлин  всегда  не  любил  это  занятие,  считая  его  крайне  скучным.
Настройка  парамагнитных блоков  моторов  похожа на  попытки  уговорить  это
капризное  существо.  Занятие и  впрямь  малоинтересное, даже  если  человек
пребывает  в  превосходном  настроении.  А  сегодняшним  утром  Никлину  оно
показалось поистине ужасным. Проклиная удаленность друг от друга  населенных
пунктов  Орбитсвиля  и отсутствие  единых технических стандартов, что делало
невозможным  простую замену барахлящих  блоков  на  новые,  Никлин в сердцах
захлопнул журнал заказов.
     В  этот момент бесцветная неподвижность мира за окном  мастерской  была
нарушена  облаком  пыли,  двигавшимся по  дороге. Макси  Меллом, как  обычно
опаздывая, торопился  на  работу на  своем  старом мотороллере.  Подъехав  к
мастерской,  Макси привстал и отсалютовал Никлину. Сохраняя горделивую  позу
всадника на параде, он с дребезжанием продефилировал мимо окна, замедлил ход
и наткнулся наскальный выступ, торчащий над поверхностью спекшейся от солнца
глины. Это случалось уже не в первый раз, мотороллер привычно дернулся вверх
и  медленно  завалился набок, увлекая за собой  хозяина.  Макси с проклятием
вскочил,  пару  раз  пнул мотороллер, подобрал свою  яркую  зеленую шляпу  и
смешной переваливающейся походкой направился к мастерской.
     - Доброе утро,  - проревел Макси, входя в  дверь.  Лицо его растягивала
широкая ухмылка. - Вы видели? Эта штука меня чуть не оскопила.
     "Хорошо бы", - мрачно подумал Джим.
     - Ты сегодня поздновато.
     - Да, - Макси даже не смутился, - лег только на рассвете. Мы с ребятами
были на собрании этих бродячих проповедников. Хотели посмотреть, что они там
затеяли, а потом завалились в "Белый уголок" выпить пивка. А я вас видел  на
собрании.
     - А я тебя нет.
     -  Ну  я  вас видел, это  точно,  - победоносно  заявил Макси. -  А вы,
похоже, времени даром не теряли. Я уже собирался  вмешаться и объяснить этой
вертихвостке,  что  она зря  теряет  с  вами время,  и зазвать ее  в  "Белый
уголок", но меня удержало мое воспитание.
     "Мне прямо в  лицо  говорят,  что  я гомик,  а я стою и спокойно слушаю
это".
     -  Я уверен,  что Дани  будет очень разочарована, когда  узнает,  какую
возможность  она  упустила.  Я  передам  ей твои  слова сегодня  же вечером.
Конечно, я  постараюсь сделать  это  как можно мягче,  чтобы  не разбить  ей
сердце. Не выношу женских слез.
     - Вы встречаетесь с ней сегодня вечером?
     -  Что ты! Мы  решили общаться посредством почтовых  голубей.  Ты  что,
оглох? Разумеется, я сегодня с ней встречаюсь.
     Макси переминался  с  ноги на ногу с выражением  веселого недоверия  на
лице.
     - В самом деле, Джим? У вас действительно свидание с ней? Мы с ребятами
придем понаблюдать за вами, глядишь, понаберемся уму-разуму.
     Зная, что Макси, умиравший в  свободное время от скуки, вполне способен
убить весь вечер на слежку за ним, Никлин пожал плечами и  отвернулся. И как
теперь выпутаться?! Может, сказаться  больным и остаться дома? Размышляя над
очередной  постигшей   его  неприятностью,  Никлин   направился   в  закуток
мастерской, служивший кухней, чтобы сварить кофе.
     - О, этого-то как раз мне и не хватало, - обрадованно воскликнул Макси,
следуя за Джимом. - Эй! А вы знаете, кого я видел на собрании этих чудаков?
     - Нет, не знаю, но может быть ты будешь так  любезен и поведаешь,  кого
же ты там видел.
     Невосприимчивый к сарказму Макси энергично тряхнул головой.
     -  Негра! Клянусь,  Джим,  у них  там  есть  престранный негр! Он черен
как... как... - Макси запнулся.
     "Как твои ногти", - подумал Никлин.
     - Как ботинок, - закончил Макси.
     Хотя Никлину и не хотелось потворствовать  Макси, проявляя  интерес,  к
его россказням, но уж слишком он был заинтригован. За свою жизнь Джим  видел
всего  одного  чернокожего,  да  и  то   в  далеком  детстве.  Он  попытался
представить себе негра, но далось ему это с трудом.
     "Опять  этот старый синдром Орбитсвиля, - подумал  Никлин. -  Давно уже
люди  перестали  нести  всю  эту древнюю  чушь  о всеобщем  братстве!  Когда
жизненное пространство в пять миллиардов раз превышает площадь Земли, каждый
может найти себе место,  где живут ему подобные. Никто больше не хочет  жить
там,  где  его  будут преследовать, подвергать  дискриминации  или  хотя  бы
терпеть, где  какие-нибудь  либералы будут лелеять его только  потому, что у
него не тот цвет  эпидермиса или не те политические  взгляды, что он говорит
не на том языке или придерживается не тех  религиозных убеждений, потому что
он родился не от тех родителей или не в том месте. Наперекор  всем учениям и
проповедям человек предпочитает жить среди себе подобных".
     - Во всяком случае, - сказал Макси, - глядя  на этого негра, я пришел к
выводу, что не люблю черномазых.
     -  Довольно скоропалительный  вывод.  -  Никлин достал  из  шкафа  пару
пластиковых чашек. - А могу я тебя спросить, почему?
     - Ну, они слишком вспыльчивы и  раздражительны. Мы  с  ребятами  просто
стояли  и  глазели на этого парня,  а он вдруг без всякого повода  велел нам
проваливать. - На  лоснящемся  лице  Макси появилось выражение  оскорбленной
добродетели. - Разве нельзя просто стоять и смотреть на кого хочешь?
     - И к чему идет наш мир? Именно это я всегда говорю.
     Никлин разлил кофе по чашкам, взял свою и направился к окну мастерской.
Отсюда было удобнее всего наблюдать за рекой, мостом и дорогой. За пределами
широкого навеса беззвучно лился вертикальный поток солнечных  лучей, с почти
ощутимой силой барабанящих по обесцвеченному пейзажу.
     В  Оринджфилде никогда ничего не  произойдет, и он, Джим Никлин, навеки
обречен  пребывать  здесь! От  этой  мысли Джиму захотелось  сесть на пол  и
расплакаться, как в детстве. Испуганно поймав себя на том, что нижняя губа у
него начинает  дрожать, Никлин глотнул  кофе и  сморщился, когда  обжигающая
жидкость устремилась в желудок.
     Погруженный  в  свои меланхолические  раздумья,  Никлин  уже  несколько
секунд  смотрел на приближающийся  голубой "Унимот" с откидным верхом. Он не
сразу понял, что  машина направляется прямиком к его дому. Вот она  скрылась
за  рощицей свистящих деревьев, вновь появилась,  повернула направо и  резко
остановилась  перед пешеходным мостом.  Мгновение  спустя появился водитель.
Сердце  Никлина  бешено  заколотилось  -  он узнал  в  водителе  женщину. Ту
женщину!
     Она уже больше не была  Дамой В  Черном, хотя ее  наряд и не  претерпел
особых  изменений  -  искристая блузка,  обтягивающие  брючки,  туфельки  на
высоких  каблуках и плоская шляпка. Доминирующим цветом в сегодняшнем наряде
был нежный бледно-желтый оттенок. С интересом оглядываясь по сторонам.  Дани
направилась  к мастерской.  Двигалась она словно  балерина, ставя одну  ногу
строго перед другой.  При этом подчеркивался удивительно выразительный изгиб
бедер, икр и лодыжек.
     Никлин ощутил покалывание  в бровях.  Он прокручивал в голове возможные
варианты. Вероятность того,  что женщина собирается  взять в его  библиотеке
книгу или  отдать в починку миксер, была близка к нулю, а значит, это сугубо
личный визит. Неужели она решила вернуться  к  тому,  на чем  они расстались
прошлым  вечером?  "Но  ведь  вчера,  собственно,  и   не  произошло  ничего
особенного, -  напомнил себе Никлин,  - все это лишь плод моего воспаленного
воображения".
     Он поставил чашку,  подмигнул на  ходу Макси  и  вышел  из  мастерской.
Заметив  Никлина, Дани улыбнулась столь  быстро и мимолетно, что эта  улыбка
вполне  могла лишь привидеться Джиму. Чем ближе  она подходила, тем  суровее
становилось выражение ее лица.
     - Что  с вами случилось вчера вечером? - резко  спросила она, подойдя к
Никлину вплотную.
     - Я... - Джим совершенно растерялся. - Что вы имеете в виду?
     - Джим, вы прекрасно знаете, что я имею в виду!
     То, что она назвала его по имени, подбодрило и даже возбудило Никлина.
     - Уверяю вас, Дани. Я не знаю, о чем вы говорите.
     - Ну  что  же, мое имя вы, по  крайней мере,  помните, - сказала она, и
взгляд ее  немного  смягчился.  -  Это  уже кое-что,  но  так  легко  вы  не
отвертитесь, Джим Никлин. Почему вы не вернулись, чтобы встретиться со мной,
как мы условились?
     Никлин чувствовал, что волна бешеной радости захлестывает его и вот-вот
лишит рассудка.  Радость еще не охватила его целиком, но Джим  был уже готов
отдаться этому удивительно приятному чувству. Да, это была лишь первая часть
его  сна,  сна, который  вот-вот превратится  в реальность. Осталось сделать
последнюю  маленькую  проверку,  которая  окончательно  снимет все сомнения.
Никлину совершенно не  хотелось попасть в унизительное положение и  испытать
горькое разочарование.
     - Монтейну, должно быть,  и впрямь очень нужны  деньги, раз он отправил
вас за парой орбов в такую даль,  - сказал Никлин, лучезарно улыбаясь. - Так
где ваш поднос?
     - Это вовсе не смешно, Джим. - Глаза женщины смотрели на него серьезно.
- Со мной никогда еще ничего подобного не  происходило, а от ваших слов  мне
становится еще хуже. Может быть, вы и привыкли к подобным вещам, но я нет.
     - Я вовсе не привык... Дани,  но ведь вчера вечером мы действительно не
сказали друг другу ничего определенного.
     - Я знаю. - Она не отрывала от  него умоляющего взгляда.  - Неужели  вы
думаете, что я не дрожу как осиновый лист при мысли, что я ошибаюсь.
     - Вы не ошибаетесь, - потрясенно ответил Никлин.
     Он взял ее руки в свои. Горячая волна Накрыла его с головой, оставив от
прежнего Джима Никлина одни лишь воспоминания.
     - Слава Богу! - улыбнулась Дани. Она подняла его руку так, что костяшки
пальцев уперлись ей в левую грудь. -  Я совсем не спала  в эту  ночь,  Джим.
Почему ты вчера не вернулся?
     -  Я вернулся. Удрал от Зинди, оставив ей свое мороженое, и вернулся на
площадь, чтобы разыскать тебя.
     -  Я  пряталась  в шатре, пыталась  прийти в  себя.  - Тыльной стороной
ладони Никлин ощущал ее грудь под тонком блузкой. - Я без ума от тебя, Джим.
Ужасно звучит, да?
     Прежний  Джим Никлин в ответ на такой  вопрос  промямлил  бы что-нибудь
невразумительное, но новый Никлин не растерялся.
     -  Это звучит прекрасно. Над  библиотекой у меня  есть  комната. Пойдем
туда.
     -  Нет! - Взгляд Дани был устремлен за его плечо, на окно мастерской. -
Это  тот ужасный  человек, что околачивался вчера на собрании. Он смотрит на
нас во все глаза... Подслушивает... Он работает на тебя?
     - В некотором роде. -  Никлин оглянулся. В окне, подобно фантастической
статуе, застыла нелепая фигура Макси с разинутым ртом. - Только Газообразное
Позвоночное знает, почему  я все еще не выгнал этого идиота. Можно отправить
Макси домой.
     Дани покачала головой.
     - Это будет слишком откровенно.
     - Ты хочешь ждать до вечера? - спросил Никлин.
     Его радость несколько утихла, омраченная беспокойством. Джим совершенно
определенно знал (так всегда случалось), - если он упустит эту  возможность,
то другого  шанса  судьба может  ему  и  не предоставить. До вечера была еще
целая вечность, могло произойти всякое - либо Дани образумится и передумает,
либо  унес  начнется  менструация,  либо  ее вызовут  ухаживать  за  больной
тетушкой. А, может, он сам споткнется и  сломает себе  обе ноги или, что еще
хуже, снадобье мистера Хайда перестанет действовать,  и он снова превратится
в робкого доктора Джекила, и у него начнется такой мандраж, что он не сможет
переступить даже порог собственного дома.
     -  Давай  лучше  прогуляемся,  -  сказала  Дани  и  кивнула  в  сторону
небольшого  холма,  расположенного за пределами владений Никлина. - Что  там
находится?
     "Благодарю тебя, о Газообразное Позвоночное!" - пропел про себя Никлин.
     - Там ничего нет, - ответил он, стараясь  говорить как можно спокойнее.
-  Во  всяком  случае, людей-то  там  точно  нет. Холмы  и  холмики.  Вполне
подходящее место для прогулок.
     Дани заговорщически улыбнулась ему.
     - Ты не хочешь пойти взять свою шляпу?
     - Нет, солнце мне никогда  не причиняет никакого беспокойства, - соврал
он, не желая оставлять ее даже на несколько секунд.
     Понимая, что Макси все еще глазеет на них, Никлин взял Дани под руку, и
они  направились  в сторону  поросшего травой  холма. Никлин гадал, надо  ли
поддерживать утонченный и снимающий  напряжение разговор, или  в  словах нет
никакой нужды. Краем глаза  он видел  упругие округлости,  выпиравшие из-под
блузки Дани  ("Ты  совершенно  права, Зинди, буфера  что надо!"),  легкое  и
томное покачивание узких бедер, обтянутых брючками. И каждый раз, когда Джим
напоминал себе,  что  это  вовсе  не сон, а  самая  настоящая реальность, за
спиной у него вырастали крылья.
     Когда  они  перевалили гребень холма,  и  дом  Никлина вместе с другими
постройками, вытянувшимися вдоль Корк-роуд, скрылся с глаз. Дани повернулась
к Никлину, и их губы слились в поцелуе. Все чувства Никлина были переполнены
одной лишь Дани - ее запахом, вкусом, ощущением ее тела.
     - Не  здесь, - мягко  прошептала она. - Слишком близко  от твоего дома.
Этот ужасный человек, возможно, преследует нас.
     Никлин только сейчас осознал, что пытается повалить Дани на землю.
     -  Ты совершенно  права.  Не стоит,  чтобы  он  нас  видел.  Здесь есть
местечко получше.
     Они обогнули яйцеобразный пригорок с северной стороны. Дальше до самого
верха изогнутого  горизонта простирались бескрайние  зеленые  волны  холмов.
Пригорок  окаймляли заросли  банданы, как  раз в  эту пору  набравшей  цвет.
Ярко-оранжевые    цветы,    давшие    название    стелющемуся    кустарнику,
представлявшему  собой как  бы  сторожевой пост на границе травяного океана.
Самый большой  куст,  имевший  форму буквы П, был достаточно  велик, чтобы в
центре его  зарослей могла укрыться влюбленная парочка.  Он  даже в какой-то
степени защищал от палящего солнца. Никлин обнаружил это убежище из цветов и
листьев во время  своих одиноких прогулок.  И каждый раз,  когда он проходил
неподалеку  от  этого  места,  его  воображение,  подстегиваемое  постоянным
одиночеством, рисовало ему укрывшихся в центре куста любовников. Но Джиму ни
разу не пришло в голову, что одним из них окажется он.
     - Ну, как тебе здесь? - спросил Никлин.
     Вместо ответа, не  отрывая от Джима серьезного взгляда своих карих глаз
Дани расстегнула блузку.


     Прошел,  быть  может,  час  -  Никлин не  мог  оценить,  сколько сейчас
времени, - прежде, чем  он вернулся в реальный мир. Джим лежал на Дани и  не
отрываясь смотрел в  ее  глаза. Они находились так близко, что он видел лишь
блестящие темные озера на голубовато-белом фоне. Но через какое-то время  до
Никлина дошло,  что Дани плачет. Он быстро перевернулся на бок и, не отрывая
встревоженного взгляда от ее  лица, коснулся  холодной сверкающей дорожки ка
ее щеке.
     - Что с тобой, Дани? - прошептал он. - Ты жалеешь о том,  что произошло
между нами?
     Женщина закусила нижнюю губу.
     - Я жалею, но вовсе не об этом. Не о том, что случилось.
     - О чем же?
     - Кори... Мы уезжаем из Оринджфилда послезавтра.  Я  тоже  должна ехать
вместе со  всеми, а  это значит...  - Она судорожно  всхлипнула  и уткнулась
лицом ему в плечо. - Я не хочу расставаться с тобой, Джим. Я не  хочу, чтобы
все кончилось, едва лишь успев начаться.
     - Но разве это обязательно?
     Никлин,  только что полностью поглощенный настоящим, заглянул в будущее
и вдруг  увидел, что  всего  лишь  несколько  часов  отделяют  его от черной
непроницаемой границы между неземным счастьем и безысходной тоской.
     - Ты обязательно должна ехать? Почему ты не можешь остаться со мной?
     Дани покачала головой. Он ощутил ее слезы на своей щеке.
     - Я связана с  ними, с  общиной,  -  сдавленно ответила она. - Это  моя
вера, Джим. Я не могу  отбросить свои клятвы... Кроме того,  вряд ли я смогу
жить в таком месте, как Оринджфилд.
     -  Дани, послушай,  у меня  есть для тебя  новость! - В  груди  Никлина
словно взорвалось что-то. - Я тоже не могу жить в Оринджфилде!
     Он  почувствовал,  как  напряглось ее тело. Дани подняла к нему  лицо и
принялась осыпать Никлина быстрыми поцелуями, щедро орошая его слезами:
     - Ты самый замечательный  человек, Джим! Но есть кое-что,  о чем  ты не
знаешь.
     - И что именно я не знаю?
     -  Кори  не разрешает сопровождать  нас посторонним. Но даже если бы он
позволил это тебе, нас с тобой  утопили бы  в прямом и переносном смысле мои
же  соратники. Каждый,  кто  вступает  в  ряды нашей  организации,  клянется
полностью отдать себя ей, а это значит...
     Дани  хотела опустить голову, но  Никлин  сжал ей руками  лоб, заставив
по-прежнему смотреть ему в глаза.
     - Продолжай.
     - Это значит, что ты должен будешь распродать все свое имущество - дом,
дело, страховку... все... а деньги передать общине.
     - Тебя беспокоит только  это? -  Никлин искренне рассмеялся.  - Считай,
что я уже все продал.
     Тяжесть окончательно покинула глаза Дани.
     -  Ты в самом деле  решишься на этот шаг? У нас был бы свой передвижной
домик. И тебе вовсе не обязательно жениться на мне, если ты этого не хочешь.
     - Я хочу!
     -  У  нас еще будет  время все обсудить,  - сказала Дани,  привстав  на
коленях. В  таком состоянии  она  пробыла  несколько  секунд. Затем  ее лицо
разгладилось, на нем появилось задумчивое выражение.
     Никлин, упиваясь собой, хотя и заметил перемену в любимой, но не придал
ей особого значения.
     - Что случилось на этот раз?
     - Я вот о  чем думаю, Джим. - Ее глаза со странным вниманием следили за
ним.  - Я не знаю,  что  подумают обо мне все остальные, в особенности Кори,
когда  я приду и нагло заявлю, что  втюрилась  в человека, с которым знакома
меньше суток. Для  тебя, возможно,  это  и глупо звучит. Ты ведь,  наверное,
привык  к  тому, что  женщины сменяют друг  друга в твоей  постели,  и  тебе
безразлично  мнение окружающих, но для меня все обстоит иначе. Это несколько
старомодно, но я и в самом деле очень ценю уважение тех, с кем живу.
     Дани замолчала. Казалось, что ей стало неловко.
     -  Ты  имеешь  в виду, что  мы  не сможем сразу же  пожениться? Это  не
страшно.
     - Спасибо, Джим! Спасибо! - Дани обняла его и крепко прижалась к груди.
- Надо только подождать, пока Кори не признает тебя своим. И мы не будем все
время врозь, мы сможем вместе прогуливаться.
     Ударение,  сделанное Дани  на последнем  слове и придавшее  ему особое,
тайное  значение, заставило сердце Никлина учащенно забиться  от  радости. В
дальнейшем  это будет  их  пароль,  о  тайном  смысле которого  никто  и  не
заподозрит. И  тогда, отправившись на "прогулку", они займутся  любовью  еще
более исступленно и страстно, чем сейчас. Жизнь прекрасна, и Дани прекрасна!
И как ему только могло прийти в голову, что это не так?!
     Уже  одетые  они  еще  какое-то время  сидели  в  тени  банданы. Никлин
принялся рассуждать, как можно  наиболее выгодно  распорядиться имуществом в
столь короткий срок. Дани немного растерялась и попросила его не говорить об
этом, пока  он не встретится с  Кори Монтейном.  Никлин умилился про себя ее
бескорыстности,  ибо  Дани совершенно  явно  хотела, чтобы их  отношения  не
осквернялись финансовыми вопросами.
     Никлину вдруг пришла в голову отличная мысль:
     - Если мы собираемся пожениться, - небрежно сказал он, - то,  наверное,
будет нелишним, если я узнаю твою фамилию.
     -  Ты хочешь сказать, что затащил меня в свое любовное гнездышко,  даже
не зная моей фамилии! - с возмущенным смехом оттолкнула его Дани. - Фартинг!
Моя фамилия Фартинг, и я говорила тебе об этом вчера вечером.
     - Не  говорила.  Клянусь  Газообразным  Позвоночным, не говорила!  - Он
задумчиво покачал головой. - Во всяком случае мне так кажется.
     - Кажется! Да он даже не уверен! - Дани подошла к Джиму и обвила руками
его  шею.  -  Скажи  мне  правду,  Джим.  Скольких   женщин  ты  водил  сюда
прогуляться?
     - Ты  первая  и  единственная!  -  протестующе  воскликнул  Никлин,  не
удержавшись от соблазна сделать это как можно неубедительнее.
     До этого момента он не слишком хорошо осознавал, насколько приятны были
ему ее  обвинения в многочисленных амурных похождениях. Если уж Дани  отдает
предпочтение мужчинам  с богатым  опытом, то не стоит  ее  переубеждать, что
он-то вовсе не таков. Жизнь для  него  засияла новыми, прежде неведомыми ему
красками.
     Никлин шагал под лучами палящего солнца, чувствуя, как бедро Дани время
от  времени  касается  его  бедра,  и  размышлял над  тем, что он собирается
распродать свое  имущество по одной-единственной причине - он страстно желал
быть рядом с  Дани.  Но в его душе не нашлось места каким-либо сомнениям или
дурным  предчувствиям.   Он  избавится  от  своих  оков,  станет  совершение
свободным и начнет новую, настоящую жизнь!
     - Послушай, Джим, - сказала Дани, - что это за газообразное позвоночное
ты постоянно упоминаешь. Что ты имеешь в виду?
     Никлин удивленно взглянул на нее:
     - Я  и  не думал, что...  Так  называл  Бога кто-то  из старых немецких
философов.
     - Странное имя для Бога. Не слишком-то уважительное.
     - А  почему  оно должно быть  уважительным?! Оно скорее должно выражать
недоверие. В  Библии говорится,  что Бог создал человека по  своему  образуй
подобию. Следовательно,  если мы выглядим  подобно Богу, то  и  он  выглядит
подобно  нам, а  это означает, что  у него должен  быть позвоночник. Но если
он-таки  дух  небесный, по  определению не имеющий веса,  то  зачем  же  ему
позвоночник? Что он должен удерживать?
     - Пожалуйста, обещай мне, - сказала Дани, на переносице у нее появилась
едва  заметная  морщинка, -  обещай  мне не называть так Бога  в присутствии
Кори. Я уверена, что это может оскорбить его чувства.
     Никлин  понимающе  кивнул.  В  творящемся в  его  голове  сумбуре вдруг
мелькнула смутная мысль, что он должен  обсудить с этой женщиной, которую он
полюбил всем сердцем, что-то очень и очень важное.




     Час,  проведенный  в обществе  управляющего  Оринджфилдского  отделения
Банка Первого Портала, совершенно вымотал Никлина.  Он  терялся в  догадках,
почему разговоры с Диксоном  Фиггом всегда  так изнуряют его. Никлин был рад
покинуть  безмолвное серое  здание  банка.  Чтобы  прийти  в себя, он  решил
прогуляться по парку Мамфорд.
     За два  века, проведенных  людьми на  Орбитсвиле,  профессия  агента по
продаже недвижимости сохранилась,  за  редким  исключением,  лишь  в крупных
городах. Никлин  часто размышлял над тем фактом, что по иронии судьбы именно
избыток  того,  с  чем  имела   дело  торговля  недвижимостью,  заставил  ее
прекратить свое существование.  Клиентов, готовых выплатить за гектар больше
ломаного  гроша,  в то  время  как  бесплатно  можно  было  заполучить целые
континенты, теперь нельзя было и днем с огнем сыскать.
     Банки, всегда готовые заполнить любой  коммерческий вакуум, занимались,
помимо   всего   прочего,   и   немногочисленными   операциями   с   землей.
Следовательно, Фигг должен был иметь представление о том, чего хочет Никлин.
Джиму очень не понравилось, что управляющий банком обращался с ним, несмотря
на  солидное  дело, полное отсутствие  долгов и неплохой счет  в сорок тысяч
орбов, с неодобрением и даже с плохо скрываемым презрением.
     Когда  Никлин сообщил  Фисту,  что  он собирается избавиться  от  всего
своего имущества и через пару дней покинуть город,  первоначальное изумление
того быстро уступило место  крайней  подозрительности.  Такая перемена столь
напугала  Никлина,  что  он  сочинил целую историю  о том,  что  его  кузен,
проживающий в Бичхед-Сити предложил ему заняться выгодным делом, связанным с
производством вентиляционного оборудования. Фигг  начал задавать вопросы, но
Никлин  врал все более изощренно  и  нагло.  В конце концов,  оскорбленный в
своих лучших чувствах банкир закончил разговор с враждебной холодностью.
     Сейчас,  шагая   по  зеленой  траве   парка,  Никлин  упрекал  себя  за
нерешительность  и  мягкотелость  в  своем  разговоре  с  Фиггом.  Следовало
разговаривать  жестко  и холодно, а при необходимости даже и жестоко.  Когда
управляющий   начал  свои  расспросы,   следовало  поставить  его  на  место
каким-нибудь едким замечанием. Может быть, ему удастся сделать это следующим
утром, когда он придет в банк за подписанным чеком на восемьдесят две тысячи
орбов, но скорее всего, с грустью подумал Никлин, опять ничего не получится.
Только в обществе Дани он обретал дерзость и уверенность в себе.
     Мысль, что  он  скоро навсегда оставит гнетущую атмосферу Оринджфилда и
отправится в манящую неизвестность будущего, вызвала у Джима подъем душевных
сил.  Ворчливый  Фигг  мгновенно вылетел  из головы.  Никлин  дважды  обошел
небольшой парк, стараясь дышать как можно глубже.  Тем временем близилось  к
одиннадцати - часу, когда была назначена его встреча с Кори Монтейном. Выйдя
из парка через Восточные  ворота,  Никлин направился  вдоль Телеграф-Роу. Он
шел довольно быстро, не испытывая  никаких помех  - людей в это сонное время
на улице  было немного,  утреннее затишье  еще не  успело  смениться дневной
суетой.  Никлин  вышел  на  Бакборт-лейн,  граничащую с городской  площадью.
Движение  на улице было редким, и Никлин, не оглядываясь по сторонам, быстро
пересек проезжую часть.
     Шатер, словно белый сугроб,  высился в центре площади. Подойдя поближе,
Никлин увидел, что  место,  еще вчера  заполненное грузовиками,  прицепами и
домиками на колесах, почти пустынно.  Несколько человек сидели на ступеньках
платформы, занятые каким-то серьезным разговором. Никлин не стал подходить к
ним ближе.  Дани  среди этих людей все равно не было. По  не вполне понятным
Джиму  причинам, она решила, что им лучше не встречаться друг с другом, пока
не состоится  разговор  с  Монтейном.  Никлин подошел к человеку  у  дерева.
Голову  незнакомца прикрывала огромная  соломенная шляпа с обвисшими полями.
Он стоял спиной к Никлину и, похоже, что-то ел.
     - Эй, послушайте! - окликнул его Джим. - Не могли бы вы подсказать, где
я могу найти Кори Монтейна?
     Человек  обернулся.  На его черном лице  сияла  широченная  белоснежная
улыбка, в руке он держал банановое яблоко. "Наверное, это тот самый  негр, о
котором говорил Макси", - подумал Никлин.
     -  Что  значит "мог бы"? Разумеется, я скажу  вам,  где  вы  безусловно
найдете Кори.
     - Тем лучше, - улыбнулся в ответ Никлин, стараясь не пялиться на него.
     - Да вон там. В той серебристой штуке без надписей.
     - Спасибо, - кивнул Джим и направился к указанному прицепу.
     Когда Никлин  приблизился к  серебристому  прицепу,  на пороге появился
Кори Монтейн.  Никлину сразу же бросилось в глаза,  что Монтейн сейчас вовсе
не  производит впечатление обычного  человека,  как  это  было на  собрании.
Причина таилась в лице проповедника. Черты его лица,  стандартно красивые, в
то   же   время  выглядели  несколько  утрированными,  словно   сошедшими  с
карикатуры. Никлину, хотя  он никогда и не занимался рисунком, казалось, что
смог  бы  легко  сделать с этого  лица вполне  узнаваемый  шарж.  Совершенно
правильные  черты - прямой,  будто по линейке  вычерченный  нос,  квадратный
подбородок, блестящие черные  волосы, переходящие в короткие баки - все  это
требовало всего нескольких угольных штрихов. И  только глаза вряд ли смог бы
воспроизвести  даже  самый  опытный  портретист. Темно-серые,  почти черные,
глубоко  посаженные,  полные  огня и живого  интереса, они  были  устремлены
куда-то вдаль, сквозь собеседника.
     Никлину проповедник  понравился  сразу же, и вопреки своей предвзятости
он начал проникаться к нему уважением.
     - Я Джим Никлин, - он протянул руку.
     -  Здравствуйте,  Джим. -  Рукопожатие  Монтейна  оказалось  твердым  и
сдержанным.  - Дани  рассказывала о вас.  Может,  зайдем  внутрь и выпьем по
чашке чая? В  этом стареньком прицепе нашему разговору никто не  помешает, к
тому же там заметно прохладнее, если, конечно, кондиционер вновь не вышел из
строя.
     - Если  он  сломан,  я  могу  его  починить.  - Никлин вошел  вслед  за
Монтейном. - Причина поломки может быть в...
     Он осекся, увидев в  центре  комнаты  длинный серебристый ящик. Монтейн
посмотрел на него оценивающе и слегка насмешливо.
     -  Да, это  именно  то, о чем  вы думаете, - это  гроб.  Здесь временно
покоится тело моей жены. Разве Дани  не рассказала  вам, что  в  моем домике
несколько необычная обстановка?
     - Н-нет...
     -  Наверное,  испугалась,  что  сочтете сумасшедшим. -  Монтейн  кивком
головы  пригласил  Никлина   садиться.   -  В  нашей  общине  мы   стремимся
придерживаться демократических принципов. Один из них - равенство в жилищных
условиях. Но хотя  в моем домике достаточно места еще для двух-трех человек,
никто  не  выказал  желания  поселиться  здесь.  Все  делают  вид,  что  это
исключительно из уважения  ко мне, но в  действительности причина в другом -
кому охота жить рядом с гробом. Тем более, что...
     Никлин натянуто улыбнулся:
     - Думаю, таких действительно найдется немного.
     -  Да, и  людей можно  понять, но я  вынужден  был пойти на  этот  Шаг.
Вынужден обстоятельствами, далекими от нормальных.
     "Да уж, наверное".
     Отношение  Никлина  к  Монтейну  постепенно  становилось  двойственным.
Первоначальное уважение не  исчезло, но появились сомнения  - кто  в здравом
уме станет таскать за собой гроб с телом своей жены? Помимо этой  странности
проповедника, Никлина беспокоило в нем еще что-то, но выяснять причины этого
беспокойства было некогда.
     - Вы  собираетесь сделать очень серьезный шаг, - сказал Монтейн.  - И я
полагаю, вы  отдаете себе отчет в том,  что деньги,  которые вы  собираетесь
передать нашей общине, являются безвозмездным даром с вашей стороны.
     - А чем же еще они могут являться?
     -  Я  хочу  сказать,  что  вы  не  становитесь  совладельцем  какого-то
коммерческого  предприятия, скажем,  компании по  строительству  космических
кораблей.  Более  того,  вы  не  сможете  даже в  самом  отдаленном  будущем
распорядиться своей долей денег по своему желанию.
     - Вы имеете в виду, что я никогда не смогу получить назад свои деньги?
     - Именно так. - Монтейн поставил перед Джимом две  старинные фарфоровые
чашки. - А ведь речь, вероятно, идет о довольно крупной сумме?
     - Да что там - взялся за гуж, не  говори, что не дюж, - сказал Никлин с
улыбкой и тут же пожалел о своей легкомысленности.
     - Вы  ведь понимаете, что дело не только  в деньгах, - серьезно  сказал
Монтейн, - я очень рад за вас с Дани и желаю вам обоим всяческих благ, но...
     - Мои  чувства к Дани никогда  не изменятся! Если же это случится, то я
не  понимаю, как перемена в моих отношениях с Дани может отразиться на нашем
с вами финансовом соглашении.
     Никлин с некоторым удивлением отметил, что слова его звучат на редкость
убедительно.   Прежде  пробная  убедительность  Джиму  была  совершенно   не
свойственна, особенно в разговорах с малознакомыми людьми. Никлин решил, что
причина здесь одна - Дани.
     Монтейн,  начавший   было   вскрывать  банку  с  молочными   капсулами,
остановился.
     - Извините,  Джим.  Я  не  хотел  вас  обидеть и  бросить тень  на ваше
отношение  к Дани. Я верю, что  вы  любите  друг друга,  хотя для меня это и
явилось большой неожиданностью. - Он помолчал. - Вы можете дать прямой ответ
на прямой вопрос?
     - Разумеется.
     Монтейн  отодвинул в сторону  банку  с молоком и  в  упор посмотрел  на
Джима.
     - Вы верите в Бога, Джим? Вы действительно верите в Бога и в ту миссию,
которую он возложил на меня?
     Никлин смотрел в спокойные серые глаза  проповедника и  впервые в жизни
осознавал, что ложь ему не поможет. Он медленно качнул головой.
     Неожиданно для него Монтейн широко улыбнулся.
     -  Если  бы вы сейчас солгали мне, я вышвырнул бы вас  за  дверь, Джим,
какой бы  суммы не лишилась при  этом  наша община. Я работаю только с теми,
кого уважаю и кто, в свою очередь, уважает меня. Хотите молока?
     - Одну  капсулу, - растерянно ответил Никлин. Монтейн вновь принялся за
банку. - Я рад, что мы все выяснили, но, признаться, вы удивили меня.
     - Тем, что я принимаю в общину  неверующего? Такие  уж настали времена.
Естественно, я бы предпочел общаться исключительно с последователями Господа
нашего,  но  мир  так  несовершенен.  Поэтому я  вынужден пользоваться любым
орудием, какое посылает мне Господь. Если  вы войдете в наши ряды, то община
получит двойную выгоду. Во-первых,  ваш щедрый денежный вклад, а, во-вторых,
ваши умелые руки. Дани сказала мне, что вы превосходный инженер.
     - Всего лишь техник и к тому же довольно посредственный.
     Никлин поднял свою чашку. Его опять охватило неприятное чувство, что он
упустил нечто очень важное. Разве Дани  не предупреждала его, что не следует
высказывать   своих  атеистических  взглядов  Монтейну?  Она  уверяла,   что
проповеднику это будет крайне неприятно, но все оказалось  совершенно иначе.
Дани  также  говорила,  что  Монтейн не  разрешает  гостям  сопровождать  их
процессию  даже  за  определенную  плату,  но  и  это утверждение  оказалось
неверным.  По-видимому,   Дани   не   так   хорошо  знает   взгляды   своего
руководителя...
     -  Что  ж, я  искренне  рад  принять  вас в нашу  общину. Я уверен,  вы
окажетесь  очень полезным  ее членом,  -  сказал  Монтейн.  -  А теперь  нам
необходимо уточнить некоторые детали. Вас не смущают разговоры о деньгах?
     - Напротив, это одна из моих любимейших тем.
     - Отлично! Деньги для нас сейчас очень важны.
     Монтейн сел напротив Никлина в  старое вертящееся кресло, поставил свою
чашку на крышку гроба, а сам повернулся вместе с креслом в  сторону Никлина.
Будучи убежденным  материалистом,  Джим совершенно  спокойно  воспринял  это
неожиданное использование гроба с телом любимой  жены в качестве  обеденного
стола,  но в глубине души ему вдруг стало очень  неприятно,  будто он увидел
нечто неуловимо отвратительное.
     - Милли была бы рада услужить мне,  - сказал Монтейн,  словно читая его
мысли, и поднес чашку к губам. - Мы  все еще муж и жена. Вы понимаете, что я
имею в  виду?  Мы связаны, пока тело моей жены не обретет покой в надлежащем
месте.
     -  Я вполне вас понимаю,  - пробормотал  Джим,  уткнувшись носом в свою
чашку и давясь от смеха. "Почему, о Газообразное Позвоночное, в этом мире не
встречается  ничего  в  чистом  виде?  Почему  в  каждой  драме  обязательно
присутствует что-нибудь страшно нелепое? Почему у каждого мессии обязательно
либо визгливый  голос, либо  прыщи  на заднице, либо  что-нибудь  еще? Может
быть. Газообразное Позвоночное, таким способом ты даешь понять,  что все это
лишь часть гигантского розыгрыша?"
     - Вы задумались, сын мой, - сказал Монтейн, - что вас тревожит?
     - Да нет, ничего особенного, - справившись с собой, ответил ему Никлин.
- Так, случайные  мысли обо всем. Ведь не каждый день человек начинает новую
жизнь.


     Хотя  все имущество Никлина было связано  с Банком Первого Портала, тем
не менее  Джиму  потребовалось гораздо больше  времени,  чтобы разделаться с
ним, чем он предполагал. Постоянно всплывали какие-то неотложные дела, много
времени ушло На то, чтобы  разобраться со всякими личными  мелочами - что-то
требовалось  сохранить, что-то  уничтожить. Будущим владельцам  мастерской и
библиотеки следовало  оставить массу разнообразных  письменных наставлений и
указаний. Когда Никлин договаривался с Дани о том, чтобы она  заехала за ним
в  полдень,  ему  казалось,  что  на  разборку  всех  дел  он оставляет себе
достаточно времени. Но сейчас его начинала охватывать паника.
     За  ночь погода изменилась. Ветер принес с запада хмурые серые облака и
постоянно  усиливался.  Листья на  ветвях  свистящих  деревьев свернулись  в
трубочки  и  начали  издавать  траурное  монотонное  завывание,  напомнившее
Никлину звуковые  эффекты  в дешевом фильме ужасов.  Дождя  еще  не было, но
воздух уплотнился и налился сыростью.
     К  счастью,  этот день у Макси  выдался выходным,  так что  Никлин  был
избавлен  от его назойливых расспросов. Он с большим удовольствием нацарапал
ему записку, что  больше  не нуждается в его услугах,  но затем Джиму  вновь
пришлось сосредоточиться на гораздо менее приятных делах.
     Куда  бы  ни  направлялся, Никлин  постоянно  чувствовал,  что  за  ним
неотрывно  наблюдают  глаза  Зинди. Наверное,  как  только она услышала  эту
новость от родителей, то сразу же поняла, что всему виной Дани Фартинг. Пока
Никлин  суетился  по  дому,  Зинди,  скорее   всего   затаившись  где-нибудь
поблизости,  грустно  размышляла о  переменах  в  своей  собственной  жизни,
неизбежных  с отъездом  ее  лучшего  друга.  Джим  очень  хотел,  чтобы  они
расстались как  добрые  друзья, но он  не  видел никакого смысла  в  поисках
Зинди. Если девочка захочет, то появится сама.
     За  пятнадцать минут до полудня, несмотря на свои страхи,  Никлин самым
чудесным  образом  разделался со  всеми  делами.  Он в последний  раз окинул
взглядом  свое  жилище,  библиотеку,  мастерскую,  затем  вышел  из  дома  и
аккуратно запер  все двери. Опустив ключи в карман, где лежали документы для
мистера  Фигга, Джим подхватил единственный чемодан и  направился  прочь. Он
перешел мостик, остановился, опустил чемодан на землю и принялся ждать Дани.
Зинди нигде не было видно, а ведь она должна догадываться,  что Джим вот-вот
уедет. Хмурые тучи уронили первые капли дождя, Никлин перешел под дерево.
     Мгновение спустя вдали показался голубой автомобиль. Никлин поднял было
чемодан, но тут же опустил его  - через заросли высокой травы к нему со всех
ног  мчалась  Зинди.  Он наклонился  и  подхватил  бросившуюся к нему на шею
девочку.
     - Спасибо, Зинди, - прошептал Джим, - спасибо, что все-таки пришла.
     - Тебя не будет на моем дне рождения!  - со слезами в голосе прошептала
она. - Ведь это уже послезавтра.
     - Этот я пропущу. Поверь, мне очень жаль, что все  так выходит. Но ведь
впереди еще много дней рождения.
     - Они так нескоро.
     - Я обещаю тебе, что обязательно вернусь, чтобы повидать тебя.
     Заслышав шум приближающегося автомобиля, Никлин сунул руку в  карман  и
вытащил оттуда сувенир, найденный им сегодня в ящике стола. Он вложил в руку
Зинди бронзовую древнеримскую монету.
     - Смотри, не истрать за один раз.
     Зинди  невольно рассмеялась,  потерлась мокрой  от  слез  щекой об  его
подбородок и высвободилась из объятий Джима.
     Никлин распрямился, отряхивая колени.
     - Постой, Зинди, попрощайся с Дани, - попросил он.
     Зинди,  вздернув  свой крошечный подбородок, бросила  злобный взгляд на
голубой автомобиль, затем повернулась и быстро побежала к своему дому. Капли
дождя  оставляли  на ее  светло-оранжевой майке  яркие расплывающиеся пятна.
Никлин  грустно  смотрел  вслед  ее  удаляющейся  фигурке,  пока  машина  не
затормозила совсем рядом с ним. Он  обернулся. Дани подняла  верх  машины, и
сейчас улыбалась ему из темноты кабины.
     - Не стой под дождем, - весело крикнула она, - не то корни пустишь.


     Новое жилище Никлина представляло собой  передвижной домик,  внутреннее
пространство которого почти полностью занимали восемь коек. В  первый момент
эта  комната,  слегка  напоминавшая  каюту подводной лодки, привела  Джима в
полное замешательство. И лишь мысли  о Дани  вернули  ему присутствие  духа.
Никлин твердо пообещал себе, что вынесет все трудности ради  Дани и ее любви
к нему. Но  он также  понял,  что в  эту  ночь ему  вряд ли удастся  уснуть,
слишком  взвинчен  и возбужден он был, слишком  много мыслей теснилось в его
черепной коробке. Поэтому Джим очень обрадовался, когда ему предложили сесть
за руль и подежурить в  смену, называемую  "мертвой" - с полуночи до четырех
часов утра. Он  рассчитывал, не имея, правда никаких  на  то оснований,  что
первые дни будет предоставлен  сам  себе. Никлин  был доволен,  что проведет
несколько  часов в полном одиночестве да  еще  за  работой, которая,  скорее
всего, вымотает его.
     Сидя  за  рулевым  колесом,  он пребывал  в том  отрешенном философском
состоянии  духа,  когда любые  идеи  можно было принять  или отвергнуть,  не
подвергая  их  разрушительному   анализу.  Перед  глазами  вставали  события
последних трех дней. Сейчас они вызывали у Джима лишь не отличающиеся особой
глубиной комментарии  типа: "Что за странная штука  жизнь!", или "Никогда не
знаешь, чего ожидать, не так ли?",  или "Неплохо бы вернуться в Оринджфилд и
взглянуть  на их  дурацкие  лица!",  или,  наконец,  попросту:  "Кто  бы мог
подумать!"
     Сверху и снизу, слева  и справа его окружала сплошная тьма. Где-то там,
вблизи оболочки Орбитсвиля,  протянулись таинственные светящиеся линии цвета
индиго и сапфира, сливавшиеся у полюсов в единую призму призрачного света. А
дальше  простирался океан космической  черноты.  Никлин же видел только огни
идущей впереди машины.
     Эта картина успокаивала Никлина,  одновременно умиротворяя и напоминая,
что счастье его никогда не будет полным, если рядом нет Дани.  Как прекрасна
была бы эта ночь, если бы здесь, в тесной водительской кабине, прислонившись
к нему, сидела Дани. К немалому огорчению Никлин почти не видел ее в течение
прошедшего дня. А сейчас Дани  мирно спала в  своем  прицепе вместе с шестью
другими  женщинами.  Никлин  осознавал,  что Дани  не хочет выставлять  свои
чувства напоказ. Он способен был понять подобную сдержанность, особенно если
женщина скрывала что-то очень  личное и  дорогое. "Мы так похожи", - умильно
подумал Никлин. Впереди их ждало будущее, таинственное и непредсказуемое, но
Джим  твердо  знал  -  в  конце концов  они обретут друг  друга.  От Никлина
требовалось  лишь немного  терпения. Вскоре  у них появится свой собственный
домик, а потом и...
     Тут Никлин  нахмурился. По какой-то странной прихоти  память вытолкнула
на поверхность разговор с  Монтейном.  Разговор,  словно  заноза  засевший в
подсознании Никлина. "Одно из основных  правил нашей жизни, - нравоучительно
заметил Монтейн,  -  состоит в полном равенстве жилищных условий". Никлин не
заметил ни одной машины,  предназначенной для семейных  пар.  Значит ли это,
что они с Дани станут первыми, кто будет жить как муж и жена?
     - Почему бы и нет?
     Джим задал этот  вопрос вслух,  громко  и решительно,  словно напоминая
себе  - для Кори и  его приверженцев  наступило время катаклизмов. Он,  Джим
Никлин, очень благодарен  этим изменениям во Вселенной, поскольку именно они
позволили  ему  вступить  в  общину  и начать  совсем  иную  жизнь, жизнь...
бродяги.  Откопав в глубинах своей  памяти  это  слово, Джим  вновь  и вновь
повторял  его  вслух,  наслаждаясь  ароматом  исходящей  от  него  архаичной
романтики.
     Ему вдруг пришло в голову, что  значительная часть населения Орбитсвиля
-  это  именно  бродяги.  Люди,  среди  которых он жил, уже давно прекратили
странствовать  и  осели на  одном  месте, но кто  знает,  сколько еще  людей
продолжают свой путь, уходя  все дальше и дальше от тройного кольца порталов
на  зеленые просторы Большого О. За два столетия  эти люди  могли  проделать
огромный путь, разделяясь на все более непохожие племена, провозглашая  свои
автономии  и двигаясь  дальше и  дальше вглубь Орбитсвиля вследствие причин,
все менее и менее понятных прочим обитателям этого мира.
     Размышления  Джима  внезапно  прервало неожиданное  событие.  Перед ним
ехало шесть машин, и все время, пока Никлин сидел за рулем, порядок движения
оставался  неизменным;  лишь на поворотах и  спусках Джим  видел  огни сразу
нескольких  идущих  впереди   машин.  Но  теперь  все  грузовики  сбились  в
беспорядочную кучу  и замерцали  в темноте красными огоньками стоп-сигналов.
Никлин затормозил.  Он  провел за рулем почти  три часа, так что  скоро  его
должны  сменить. Джим вылез  из кабины.  Наверное, с  какой-нибудь  из машин
случилась небольшая авария.
     Но что его  догадка неверна, Никлин понял  еще до  того, как подошел  к
водителям,  столпившимся  у головной машины.  Поперек дороги лежала  зеленая
светящаяся лента, уходившая в  таинственную темноту  травяных полей  по  обе
стороны  от шоссе.  Когда Никлин подошел  поближе,  он понял -  это вовсе не
лента. Зеленое  сияние  исходило непосредственно  от  поверхности  дороги, а
причиной свечения была  отнюдь не специальная краска или что-либо  подобное.
Скорее, казалось, что люминесцирует сама почва.
     - Это не дорожная разметка,  - убежденно сказал мужчина, имени которого
Никлин еще не успел запомнить.
     - Особенно если учесть, что полоса выходит далеко за пределы  дороги, -
добавила  высокая  женщина.  Остальные,  как  по команде,  повернули  головы
сначала в одну сторону, затем в другую, провожая взглядами исчезающую  вдали
полосу.
     - А может  быть, это  граница...  Ну  что-то  вроде  границы  округа, -
нерешительно сказал Нибз Аффлек.
     Аффлек  не  сидел  за  рулем  в  эти  часы, он  был одним  из  немногих
проснувшихся и  вышел, взглянуть, что происходит. Никлин поймал себя на том,
что  вглядывается в неясные во тьме  фигуры людей, надеясь увидеть среди них
Дани.
     -  Не  слишком-то правдоподобно, Нибз, - заметил  первый  говоривший, -
границы исчезли в незапамятные времена.
     - Но что бы это ни было, оно уничтожает траву.
     Высокая женщина включила фонарь  и направила его на обочину дороги. Вся
растительность,  находившаяся  внутри полоски,  была  белого или золотистого
цвета и выглядела совершенно безжизненной.
     Никлин  представил  себе  абсурдную  картину,  как  маленький человечек
толкая  перед  собой устройство для  разметки  спортивных  площадок,  баллон
которого  вместо белой краски  заполнен сильнейшим гербицидом, делает полный
круг  по внутренней  поверхности Орбитсвиля. Решив  поближе познакомиться  с
необычным явлением, Никлин переступил светящуюся  полосу.  К своему немалому
удивлению,  он  ощутил  небольшое  сопротивление.  Ощущение  при  этом  было
неприятное  и даже слегка  тошнотворное. Джим несколько раз переступил через
полосу  и  убедился,  что  это  воздействие  на его  организм  действительно
существует.   Остальные,   заметив   его    манипуляции,    тоже   принялись
экспериментировать. Раздались изумленные возгласы.
     - Эй, Джим!
     Никлин  обернулся.  Неподалеку  от  него   стояла   высокая  женщина  с
фонариком. Он видел ее  днем  вместе  с Дани,  звали  ее,  кажется,  Кристин
Макгиверн. Женщина  поманила его  рукой. Никлин подошел  и увидел,  что  она
стоит, расставив ноги,  прямо  над сияющей  полосой  и  медленно  покачивает
бедрами.
     -  Забавное ощущение, -  прошептала она. - Я  чувствую, как оно трогает
меня.
     - Все  это не к добру, -  пробормотал Никлин, стараясь подстроиться под
несколько смущенную и в то же время вызывающую улыбку Кристин.
     Он  оглянулся  по  сторонам   и  с   облегчением  заметил,  что  к  ним
приближается Кори Монтейн.  Проповедник кутался в полосатый плащ, его черные
волосы были  взъерошены,  но  столь  аккуратно,  что  он походил на  актера,
изображающего внезапно  поднятого  с постели человека. Несколько бросились к
нему с объяснениями.
     - Не будет ли кто-нибудь так добр принести  лопату? - попросил Монтейн,
осмотрев светящуюся полосу.
     Почти тотчас ему подали лопату с короткой ручкой. Проповедник взял ее и
попытался подцепить землю в том месте, где проходила полоса,  но краснолицый
Нибз Аффлек  с  мягкой  настойчивостью  отобрал у  него  лопату  и  принялся
неистово  копать.  Зрители отпрянули, увертываясь  от летевших из-под лопаты
Нибза комьев влажной земли. Через  несколько мгновений Аффлек вырыл довольно
глубокую яму.
     -  Спасибо, Нибз,  -  мягко  поблагодарил  Монтейн. -  Я  думаю, вполне
достаточно.
     Аффлек,  по  всей  видимости, готовый копать  до  полного  изнеможения,
остановился с явной неохотой. Никлин,  все еще не придя в себя после встречи
с Кристин, заглянул в яму и понял, почему Монтейн решил копать.
     Зеленая полоса не прервалась в месте  раскопа. Она в точности повторяла
контуры ямы, ровным светом  сияя на поверхности  земляных стенок.  Казалось,
что яму освещает какое-то мощное оптическое устройство.
     "Наверное, это сечение какого-нибудь неизвестного науке поля, - подумал
Никлин, - проявляющегося на  границе  воздуха и земли. Интересно, доходит ли
это поле до оболочки Орбитсвиля?"
     - Эта штука...  Это  явление... - словно в  ответ  на его вопрос сказал
Монтейн, - должно простираться вплоть до оболочки Орбитсвиля. - Он  произнес
эти слова безапелляционно, без тени сомнения, повысив при  этом голос, чтобы
могли  слышать  все,  кто  еще не успел  подойти к нему. -  Друзья мои!  Это
знамение!  Нам  дан  еще  один  знак,  что  грядет  судный день  Орбитсвиля!
Дьявольская западня вот-вот захлопнется!
     - Господи, спаси  нас! -  посреди тревожного  гвалта  испуганно крикнул
женский голос.
     Монтейн мгновенно уловил перемену в настроении своей паствы.
     - Во власти Господа нашего сделать это! Хотя последний час близок, хотя
мы стоим на самом краю  пропасти, мы можем спастись - милость Божья не имеет
границ! Давайте склоним головы и вознесем молитву!
     Монтейн вскинул руки ладонями вверх, и все опустили головы,  предавшись
молитве.
     "Ловкая работа, Кори!" -  подумал Никлин, пораженный, с какой быстротой
проповедник  воспользовался  ситуацией и извлек из нее выгоду для себя.  "Во
время бури всякое знамение сгодится!" Пока Монтейн  руководил молитвой своих
подопечных, Никлин возобновил поиски Дани.  Не обнаружив  ее, он был страшно
разочарован. Мысли  о Дани напомнили Джиму о ее  подруге Кристин  Макгиверн,
сейчас  с самым целомудренным видом возносившей молитву вместе с остальными.
Никлин  понимал,  почему его так неприятно  поразила  ее  фраза.  Ее  слова,
произнесенные  интимным  шепотом,  ее  обращение  к  нему  по  имени  словно
устанавливали между ними тайную связь, соединяющую свободно мыслящих людей в
обществе ханжей. Но почему Кристин решила, что Джим именно таков? Ведь она с
ним совершенно не знакома.
     Единственное  объяснение состояло в  том, что Дани  совершенно свободно
беседует со  своей  подругой об очень  личных,  даже  интимных  вещах. Слова
"личные"  и "интимные" абсолютно  не  выражали чувств  Никлина, он бы скорее
назвал  их  "священными".  Джим   представил,  как  они  хихикают,  обсуждая
подробности его  тайной  встречи с Дани.  Кровь  прилила  к голове  Никлина.
Возможно ли, возможно ли это?
     Стоя посреди  причудливого сочетания света  и тьмы, образуемого  ночным
мраком, сияющей  зеленой полосой,  далекими  сполохами в  небе Орбитсвиля  и
яркими огнями автомобильных фар,  Джим  вдруг  почувствовал себя  бесконечно
одиноким среди толпы незнакомцев, с которыми он собрался породниться.


     Вскоре колонна  машин  снова тронулась в путь.  Когда грузовик  Никлина
пересекал зеленую полосу,  Джим почувствовал, как магнитно-импульсный  мотор
на   какое-то  мгновение  снизил   обороты.   Потеря   мощности  была  столь
незначительной и  столь неуловимо быстрой, что только тот, кто имел  большой
опыт общения с подобными устройствами, смог бы ее заметить.
     Никлин  бросил  хмурый  взгляд  на  приборную панель. Затем  его  мысли
вернулись к проблемам, которые казались Джиму бесконечно более важными.




     К  тому  моменту,  когда Монтейн  решил  вернуться  в свой  прицеп,  он
совершенно  продрог. Выходя,  проповедник накинул поверх  пижамы лишь легкий
плащ,  поскольку  рассчитывал  через  несколько минут  вернуться  обратно  в
постель. Монтейн, как и все прочие, полагал, что с  одной из машин произошла
небольшая авария.
     -  Спокойной  ночи,  -  сказал  Монтейн неповоротливому  Герлу Кингсли,
бывшему фермеру, сидевшему за рулем машины проповедника в эту мертвую смену.
- Я сменю вас ровно в четыре.
     - Кори, почему  бы вам не позволить мне отработать и  следующие  четыре
часа, - добродушно отозвался Кингсли, открывая Монтейну дверь  прицепа. - Вы
выглядите таким усталым.
     Монтейн улыбнулся:
     - Я сменю вас, как договорились.
     -  Но  я ведь все  равно  не смогу заснуть. У меня  столько сил,  что я
просто ума не приложу, куда их девать!
     Взглянув  на упрямого  здоровяка, Монтейн готов  был согласиться с этим
утверждением. Одна из его основных заповедей состояла в том, что он работает
наравне со всеми, не избегая никакого, пускай даже самого неприятного труда.
В ответ на  это члены общины платили  Монтейну искренней  привязанностью. Но
сейчас  проповедник  действительно  очень  устал, да  и  обдумать надо  было
многое.
     - Как-нибудь я вас тоже заменю, - нехотя уступил он Кингсли.
     Тот  обрадованно, с грубоватой вежливостью  впихнул его  в  теплый  уют
прицепа.  Монтейн запер дверь,  стянул с себя  промокший плащ.  Когда машина
тронулась,  чтобы не  потерять  равновесие,  он  оперся о серебристую крышку
гроба.
     - Прости,  Милли, за все это,  -  тихо прошептал  Монтейн. - Сатана  не
спит. Так что нам предстоит еще немало тревожных ночей.
     Он  наклонился над  гробом, словно ожидая ответа жены. Но из-под крышки
не раздалось ни звука. Постояв еще несколько минут,  Монтейн выключил свет и
улегся в  кровать. Устроившись  под одеялом поудобнее,  проповедник принялся
размышлять об увиденном. Инстинкт подсказывал ему: светящаяся зеленая полоса
-  несомненное  проявление  сил  зла.  Но  в  чем же  состоял  смысл  его  и
предназначение?
     Монтейну  вдруг  страстно  захотелось  узнать,  как далеко  тянется эта
зеленая линия. Существуют ли другие такие  же  полосы? Прямые ли они, или же
образуют затейливый узор? Наверное,  ответы на все эти  вопросы можно  будет
получить, когда они  доберутся  до следующего города.  В космосе  уже  Ложны
установить новые антенны, и радио  и телесвязь налажены. Но ждать целый день
было абсолютно  невыносимо.  Особенно сейчас, когда злодей номер  один решил
поторопить события.
     Уже  не  в  первый раз  Монтейн поймал себя на  желании  понять, почему
внутри   огромной   сферы   Орбитсвиля  невозможна   передача   сигналов   в
радиодиапазоне.  Два века  исследований не внесли  ясности в  эту загадку. В
глубине  души Монтейн был  уверен,  что это происки  Зла, что  таким образом
дьявол не дает  объединиться людям, населяющим  Орбитсвиль и разбросанным на
его огромном пространственно какая выгода дьяволу от людской разобщенности?
     Этот  вопрос  беспокоил  Монтейна  многие  годы.  Похоже,  это вовсе не
последняя  козырная карта в  колоде  дьявола.  Она, безусловно, сыграет свою
зловещую  роль в соответствующий момент. Монтейн  вздохнул. Надо бы подумать
над более  насущными проблемами, одна из  которых связана  с  этим новичком,
Джимом  Никлином.  Проповедник заерзал под одеялом. Совесть  его  саднила  -
Никлин был человеком еще совсем молодым, неглупым, хотя и наивным. И то, что
с ним  сделали - большой  грех.  Дани Фартинг  подцепила  его  на  крючок  и
вытащила  на берег,  как опытный рыболов цепляет  лосося, но этот грех лежит
вовсе не на ней. Она лишь выполняла прямое указание  Монтейна. Но ведь он-то
действовал  от имени  Бога. Наступили жестокие  времена,  и судьба или  даже
жизнь человека не являются слишком высокой ценой, когда речь идет о спасении
человеческой расы.
     Проблема состояла в том, что несмотря на  все эти философские аргументы
и высокопарные слова,  невинного  человека  выпотрошили, если  уж продолжать
начатое  сравнение,  выпотрошили  подобно рыбе.  И  именно он. Кори Монтейн,
должен будет смотреть  в эти  наивные голубые глаза. Что  он скажет Никлину?
Какие найдет слова? Какими аргументами оправдает содеянное? "Неужели Господь
сделал из меня ловца человеков? Подчиняюсь ли я только его приказам?"
     Монтейн  опять  заерзал  под  одеялом,  пытаясь  найти  то   неуловимое
положение, которое  позволило бы ему забыться  безмятежным сном.  Оставалось
уповать  лишь на присущую  Никлину  мягкость.  По  всей  вероятности,  после
короткой  перепалки  он  отправится  восвояси в  Оринджфилд, став  мудрее  и
печальнее, и попытается вернуться к прежней жизни. Монтейн с силой ударил по
непокорной подушке.
     - Зачем  ты  мучаешь себя?  -  раздался из центра  комнаты  тихий голос
Милли, участливый и даже жалостливый. - Ты  ведь знаешь, иного выбора у тебя
нет.
     Монтейн посмотрел в сторону поблескивающего в темноте гроба.
     - Но взгляд Никлина на этот вопрос может оказаться совсем иным.
     - Дорогой, ты сделал лишь то, что должен был сделать.
     -  Именно  поэтому  я  и чувствую себя  виноватым. - Монтейн прерывисто
вздохнул. - Но что еще хуже,  я уверен, что разговор с  Никлином не окажется
трудным.  Я  запросто избавлюсь  от этого  юноши. Я чувствовал бы  себя куда
лучше,  если  бы столкнулся  с сильным и непримиримым человеком, который  не
принял бы покорно случившееся, а стал бы сопротивляться.
     - Если бы Джим Никлин оказался именно таким человеком, то его деньги до
сих пор бы лежали в банке.
     - Знаю, знаю! - Монтейн  начал раздражаться. - Прости  меня, Милли! Это
все из-за  крайне неприятного оборота событий... - он помолчал. - Знаешь, мы
вынуждены  отправиться  в  Бичхед  и  остаться  там.  С  праздной жизнью,  с
беззаботными странствованиями по городам и  весям  покончено. Таким путем мы
не соберем много денег. Я знаю, никто из  нас  не любит больших городов,  но
иначе нельзя. Нам всем придется нелегко.
     - Бог никогда и не говорил, что будет легко. - В голосе Милли появилась
та благотворная убежденность, которой так недоставало сейчас Монтейну.  - Ты
никогда  прежде не  удерживал  на  своих  плечах такую тяжелую ношу - судьбу
человечества.
     - Я... я думаю, ты права, Милли. Права, как всегда. Спасибо.
     Монтейн  закрыл глаза, и уже  через  несколько мгновений его подхватила
безмятежная река сна.




     Когда Никлин  в четыре часа утра  улегся  на свою койку, сна у  него не
было  ни  в  одном глазу.  Будь  он  даже  в самом  уравновешенном  душевном
состоянии,  и  то вряд  ли ему бы удалось заснуть - слишком уж в непривычных
условиях он очутился. Он отказался от  всех благ цивилизации  ради одного  -
возможности   спать  в  обнимку  с   Дани.   Контраст  между  отложенным  на
неопределенное время блаженством и реальностью, с которой он вынужден сейчас
мириться, был столь разителен, что Джим едва не застонал от отчаяния.
     Хенти, человек, который  должен был сменить  Никлина, собираясь, что-то
долго и  обиженно бурчал, как будто тот, кто  составлял расписание дежурств,
из личной неприязни поставил его в самую плохую смену. Сев  за руль, он  дал
выход своему раздражению - машина ежеминутно подпрыгивала и тряслась. Тем не
менее, через довольно короткое время Джим погрузился в крепкий сон.
     Ему  снился  залитый ярким  солнечным светом  зеленый  холм  с округлой
вершиной. На склонах холма раскинулся чудесный сад. Искусственные каменистые
насыпи, поддерживающие целые  океаны цветов, умудрялись выглядеть творениями
природы, и  лишь  строгая  симметричность  выдавала  руку опытного  садового
архитектора. Дорожка из  тщательно подогнанных  камней вилась  вокруг холма,
ныряя под изящные арки и огибая многочисленные каменные скамьи. Кроме самого
Никлина  в сне  присутствовали еще двое - мать Джима, умершая когда ему было
семь лет,  и огромный огненно-рыжий  лис. Лис  передвигался на задних лапах,
ростом был с  человека,  да  и вел себя  как человек.  Он  наводила на Джима
страх.  На лисе  был поношенный  сюртук с  широкими отворотами  и засаленный
галстук,  удерживаемый заколкой  в  виде подковы. Мать  Джима  совершенно не
замечала особенностей своего собеседника.
     Они смеялись  и болтали, словно близкие друзья или даже родственники. А
маленький  Джимми съежился за материнской юбкой, напуганный тем, что мать не
замечает   острых   лисьих   клыков,   влажно    поблескивающего    носа   и
красно-коричневой звериной шерсти.
     Лис же весело  заигрывал с ней. Он  смеялся,  подталкивал ее  когтистой
лапой, отпускал шуточки и то и  дело  оценивающе поглядывал красными глазами
на  маленького  Джима. "Ну разве не забавно? - казалось, злорадно спрашивали
эти глаза. - Твоя  мать и ведать не  ведает,  что  я обычный лис. И, что еще
смешнее, она и не подозревает, что я собираюсь тебя съесть!"
     Страх  маленького  Джима   многократно   возрос  после  того,  как  лис
вкрадчиво-ласковым голосом  предложил  взять его на прогулку по  саду. Страх
перешел в  ужас, когда Джим услышал, как мать  радостно  приняла предложение
своего собеседника, объявив, что она тем временем пройдется по магазинам.
     - Мама! - в отчаянии закричал Джим, цепляясь за ее руку. - Мама, это же
лис! Разве ты не видишь?!
     - Не будь таким глупышом,  Джимми, - ласково сказала мать,  подталкивая
сына  к лису  со всей неумолимостью  представителя взрослого  мира. - С этим
чудесным дядей вы прекрасно проведете время.
     Мать беззаботно отвернулась  от  них,  а лис,  цепко  ухватив Джима  за
локоть, потащил его к холму. Через несколько секунд они  оказались  в  тихом
уголке сада,  отделенном  от остального  мира каменными стенами. Лис  тут же
повернулся к Джиму,  наклонился  и широко  разинул  клыкастую  пасть  и Джим
увидел, как в ее глубине забавно подрагивает розовый маленький язычок.
     Это  и подвело лиса!  Один лишь забавный штрих,  и все изменилось. Джим
вспомнил,  что видел  этого лиса  в десятках полузабытых мультфильмов. И  он
знал, что мультфильмы - это всего лишь  картинки на прозрачном пластике. Лис
был нарисован и не мог причинить ему никакого вреда!
     Сделав глубокий вдох, он закричал, что было сил:
     - Кому ты страшен? Ты всего-навсего картинка из мультфильма!
     Звук его голоса словно отбросил лиса на несколько шагов. На морде зверя
появилось комически-ошеломленное выражение, шерсть  у него съежилась. Весело
рассмеявшись, Джим развернулся и помчался  по каменной  дорожке.  Но  камни,
казавшиеся  незыблемыми, вдруг разверзлись  под его ногами, обнажив зловещий
черный провал. Джим, еще не осознав произошедшего, сорвался вниз.


     Никлин открыл глаза и  уставился  на  днище верхней  койки.  Первой его
мыслью было: "Что, черт побери, все это значит?" Джим почти не был  знаком с
теорией австрийского доктора, но у него возникло неуютное  чувство, что этот
странный и жутковатый сон имеет какой-то символический смысл.
     Внезапно до Никлина дошло, что сквозь круглое окно пробивается  тусклый
свет.  Машина стояла,  и снаружи доносился  какой-то шум. Джим приподнялся и
выглянул в окно. Колонна грузовиков и прицепов остановилась в месте, которое
походило   на   заброшенную  спортивную   площадку.   Спортивных  сооружений
сохранилось немного -  лишь  несколько футбольных ворот без сеток, сломанное
табло  и  небольшой  павильон.  Над  довольно  хилым   забором,  окаймлявшим
площадку, виднелись крыши каких-то построек.  Вдали, сквозь  утреннюю  дымку
проступали  контуры   высоких  зданий.  На  одном   из  них  мерцал  огонек,
свидетельствовавший о работе фототелестанции.
     Тысячелетний город. Никлин откинулся на подушку, как  только понял, где
они  находятся. Этот город  повсеместно  служил  мишенью  для многочисленных
шуток  из-за несоответствия  высокопарного  названия и безжизненной  пустоты
своих улиц  и  площадей, покрытых  красноватой пылью.  Здесь находились лишь
открытые  разработки  бокситов, автоматизированные обогатительные  заводы  и
железнодорожные  ветки. Не стоило подниматься с  постели  ради сомнительного
удовольствия  взглянуть  на  Тысячелетний   город  и   его  немногочисленных
обитателей. Спокойное похрапывание, доносившееся с соседних коек, говорило о
полной солидарности с ним его новых товарищей.
     Джим  полагал,  что  их всех скоро поднимут  для  сооружения шатра,  но
сейчас ему нужно было поразмыслить над символами  странного и страшного сна.
Почему среди его персонажей  оказался лис?  И как это связано с присутствием
матери Джима? Никлин уже очень давно не  видел ее во сне. Странен был и  тот
факт,  что подсознание изобразило мать предательницей, готовой отдать своего
сына в руки  монстра. Монстра...  Монс... Монтейн. А  мать, предавшая своего
сына мать, не  символизирует ли она  Дани  Фартинг?  Дани, которую  он начал
подозревать лишь несколько часов назад...
     Внезапно беспорядочный вихрь  вопросов и притянутых за уши  ассоциаций,
бушующий в голове Никлина, стих, оторванный от своего источника сухой прозой
жизни. Дани избегает  его с того самого момента,  как он вступил в общину, -
это объективный факт. Вне всякого сомнения, она ведет  предельно откровенные
разговоры  с этой  долговязой обладательницей  фонарика  -  как  там  ее?  -
Кристин. Почему же  Джим  не  разыскал вчера  Дани и  не заставил  ее  прямо
ответить на  вопросы?! Почему, о, Газообразное  Позвоночное, он так  надолго
отложил объяснение с Дани?!
     Ощущая неприятный озноб и слабость, вызванные необходимостью  проверить
самые  худшие  предположения,  Никлин  поднялся.  Не  заходя  в акустическую
душевую, он натянул  ту же  одежду, в  которой был  вчера, и вышел  под лучи
утреннего солнца. Первое,  что  он увидел, был расстеленный  на траве шатер.
Но, похоже, никто не  собирался  его  устанавливать. Вокруг брезентовых волн
несколько человек о чем-то спорили самым оживленным образом.
     Когда  Никлин вышел из прицепа, от группы отделились двое  мужчин и две
женщины  и решительным шагом направились  к выходу со спортивной площадки. В
руках  они  держали чемоданы, какая-то одежда  была перекинута  у них  через
плечи.  Во  главе  четверки  шагала пухлая Ди  Смерхерст, само олицетворение
поварской профессии. Она не скрывала своего возмущения.
     - Вас, мистер,  мне искренне жаль, - сказала она Джиму,  - против вас я
ничего не имею.
     Ее  спутники согласно качнули широкополыми шляпами. Они продолжили свое
целеустремленное  шествие, прежде чем Никлин успел спросить, что она имеет в
виду. Навстречу  им вышел  водитель такси,  ожидавшего у единственных ворот.
Никлин услышал, как  кто-то  из четверки  упомянул железнодорожную  станцию,
подтверждая тем самым, что Джим  стал  свидетелем дезертирства  из  славного
войска Кори Монтейна.
     Весьма озадаченный,  он  нахлобучил  на  голову шляпу  и  направился  к
стоящим у  шатра. Теперь он чувствовал себя одновременно и  возбужденным,  и
спокойным.  Он был  готов ко всему. Но  в этом  состоянии Джим пребывал лишь
несколько мгновений, а именно до того момента, как он увидел Дани Фартинг, и
не секундой дольше.
     Она снова  была в черном, но на  сей  раз  узкие  брючки уступили место
широкой  юбке.  Вид  ее стройной  фигуры среди бесцветных  некрасивых  людей
незамедлительно  подействовал  на  настроение  Никлина.  Он  почти физически
ощутил, как быстро исчезает его решимость.
     Направляясь  к  Дани, Никлин  попытался изобразить безразлично-холодную
улыбку, но, почувствовав, что уголки губ предательски ползут вверх, придавая
лицу дурашливо-счастливое выражение, Джим решил быть предельно серьезным. На
какое-то мгновение он малодушно пожелал,  чтобы она прошла мимо, сделав вид,
что не замечает его. Но Дани без тени смущения посмотрела ему прямо в глаза.
     - А вот и ты, Джим, - она тепло улыбнулась. - Где же ты скрываешься?
     В  ответ  Джим  лишь кивнул.  Уже не прежний Джим  Никлин, доверчивый и
наивный, задал себе вопрос, не выставляет ли  он себя на посмешище приступом
любовной паранойи.
     - Мы можем поговорить?
     Люди,  находившиеся в  пределах  слышимости, не стали подталкивать друг
друга локтями, но Джим явственно  заметил, как  по их рядам пробежала дрожь.
Других подтверждений ему уже не требовалось.
     - О чем? - чрезвычайно веселым тоном поинтересовалась Дани.
     - Не здесь.
     -  Вообще-то  я  должна  помочь  им,  но...  -  Дани пожала  плечами  и
направилась за  Джимом к футбольным воротам в  дальнем  конце площадки. - Ты
хорошо спал  этой ночью? Я слышала,  мы зачем-то остановились,  но не смогла
заставить себя подняться. А ты?
     - Разве Кристин не сообщила, что я там был?
     - Что ты... Почему она должна была сообщить мне об этом?
     Боковым зрением Никлин видел, как в утреннем небе Орбитсвиля пульсируют
голубые полосы.
     - Вы ведь все друг дружке рассказываете, не так ли?
     - О чем, черт побери, идет речь?
     - Ни о чем, - ответил он совершенно спокойно, - я полагаю, ни о чем.
     - Ладно. Я прошу  прощения. - Дани провела тыльной  стороной  ладони по
лбу,  слегка  сдвинув черный берет. - Я обычно так не выражаюсь.  Все дело в
том, что  я ужасно измучилась за эти дни. Я  чувствую  себя очень  виноватой
перед тобой. Все, что произошло между нами... все это ошибка.
     Никлин  почувствовал, как в  горле  встал  болезненный  ком.  Он не мог
произнести ни слова.
     - Я не  понимаю,  как такое вообще  могло  произойти,  - продолжала тем
временем  Дани. -  Я  не  знаю, что  ты  думаешь  обо мне, какое впечатление
сложилось у тебя...
     Память Никлина услужливо подсказала ответ. Он вновь обрел дар речи.
     -  У меня сложилось впечатление, что мы с тобой поселимся в собственном
домике, но Монтейн сказал, что это исключено.
     -  Ты  что,  носишь  с  собой  диктофон?  Записываешь  каждое  вскользь
брошенное слово, а потом, по мере надобности, воспроизводишь?
     - Что?
     - Позволь и мне сказать тебе кое-что, любезный  Мата Хари! Я не выношу,
когда за мной шпионят!
     Полная абсурдность этого заявления ошеломила Джима.
     - Я всегда полагал, что Мата Хари - женщина, - машинально ответил он, в
тот же самый миг осознав, какое оружие вкладывает в руки Дани.
     "Неужели  она  посмеет?  Неужели  она  воспользуется  им?  Прошу  тебя,
Газообразное  Позвоночное,  не  дай  ей  пасть  так  низко!"  Джим,   словно
зачарованный,  наблюдал,  как на  ее  лице  сменяют  друг  друга  удивление,
удовольствие  и  торжество.  Секунды  тянулись  бесконечно.  Никлин замер  в
ожидании удара.
     - Так ты полагаешь  -  это женщина,  - медленно  сказала  Дани,  смакуя
каждое слово, - а я и не знала.
     "Вот  так. А ведь Дани меньше,  чем кто бы то ни было, имеет  основания
сомневаться в моих мужских  достоинствах. Но тем не  менее что-то подсказало
ей,  что  следует  сказать,  как  ударить  побольнее.  Что-то  во мне  самом
подсказывает им всем, что и как надо говорить,  когда они хотят унизить меня
или  когда  наоборот..."  Никлин прищурился.  Разгадана еще  одна  небольшая
тайна, тревожившая его подсознание.
     В то утро, когда Дани решительно явилась к нему, в то самое утро, когда
он  из  гадкого  утенка  превратился  в  горделивого лебедя,  она непрерывно
твердила  о его огромном опыте обращения с  женщинами. В сущности, это  было
основной темой  ее  разговоров. "Скажи мне правду, Джим,  скольких женщин ты
приводил  в  свое  любовное  гнездышко?"  Слова,  произнесенные  с  грустным
восхищением, слова женщины, не способной устоять перед чарами повесы, слова,
которые он, Джим Никлин, жаждал услышать всю свою взрослую жизнь.
     О да, она  знала, что  надо сказать.  Знала,  ибо  он  сам выдавал свои
тайны.  В тот вечер, когда  они впервые встретились на  центральной  площади
Оринджфилда, Дани взглянула ему в лицо и хладнокровно прочла все, что хотела
узнать о нем. После этого ей не составило труда обобрать Никлина до нитки. И
не просто  обобрать, -  она  знала,  как  заставить  его наслаждаться  самим
процессом ощипывания  и  подготовки  к жарке  в  печи Кори  Монтейна.  Всего
несколько часов - и Джим из гадкого утенка превратился в прекрасного лебедя,
а из лебедя - в запеченную индейку. И шел на все это с огромной готовностью!
     - Отлично, Дани, - просто сказал Джим. - Ты все проделала отлично.
     На  какое-то мгновение  ему  показалось,  что  в  ее  глазах  мелькнуло
замешательство. Но Джим решительно отвернулся - если чему-то он и  научился,
так  это  лишь  тому,  что   не  следует   доверять  собственным   суждениям
относительно подобных вещей. Возможно,  Дани лишь ради него  изобразила этот
потерянный  взгляд,  подобно  тому,  как  мастер  наносит  последами  мазок,
завершая картину. Дани совершенно недвусмысленно дала ему понять, что  она о
нем думает. Ее мнение не отличалось от мнения всех прочих женщин, знакомых с
Джимом. Теперь остался лишь один вопрос - что делать дальше?
     Никлин  никогда не сможет  предстать перед добропорядочными обывателями
Оринджфилда, хотя, видит Бог, было  бы здорово оказаться рядом с не по годам
умной  Зинди. Он не  собирается оставаться и  здесь, в Тысячелетнем  городе.
Лучше  всего  отправиться в  Бичхед, где его никто не знает. Но у Никлина  в
кармане не больше десяти орбов, их не хватит даже на билет до столицы.
     Со  стороны  шатра послышался  гул  голосов. Никлин  почувствовал,  как
вспыхнуло его лицо. Дани подошла к своим друзьям и сейчас, наверное, потчует
их новыми подробностями того, как она облапошила простофилю из Оринджфилда.
     Джим  должен исчезнуть с места  своего  унижения,  исчезнуть  как можно
скорее.  Но  для  этого  необходимы  деньги.  Никлин  понимал:  единственный
источник - Кори  Монтейн.  Трудно придумать большее унижение, чем явиться  с
протянутой рукой  к этому  ханже,  тебя  же и обчистившему. Но если  Монтейн
решил  разыгрывать  из  себя  Божьего  человека,  то,  может,  он согласится
расстаться с сотней-другой. Особенно, если пригрозить ему неприятностями.
     Никлин представил, как он врывается к проповеднику, размахивая железным
прутом. От нелепости и абсурдности этой картины ему стало еще горше. Насилие
в  любой его  форме, как его ни провоцируй, было совершенно противно природе
Никлина. В полицию или газету он также не мог обратиться. Монтейн постарался
на славу  - никакой связи между  личными проблемами  Джима и переданными  им
деньгами  обнаружить невозможно. Самое  большее, чего  мог добиться  Джим, -
поднять шум и пополнить ряды людей, считающих его полным ослом.
     По дороге к прицепу Монтейна Никлин вдруг осознал, что все это время он
реагировал на происшедшее скорее как автомат, чем как живое существо. Он был
вежлив и пассивен в степени, чрезмерной даже для Джима Никлина.  Но где-то в
глубинах его существа накапливалось и нарастало что-то необычное и странное,
какая-то  внутренняя ярость,  обещавшая скорый  взрыв.  Но пока  длилось это
благословенное оцепенение, самое разумное - попытаться устроить свою жизнь.
     Обнаружив,  что средняя дверь  прицепа  приоткрыта,  Джим  поднялся  по
ступеням и  без стука решительно шагнул внутрь. Монтейн  сидел  на  откидном
стуле у стены с чашкой чая в руке и смотрел переносной телевизор, без лишних
церемоний  водруженный  на металлическую  крышку  гроба.  Хотя до  ближайшей
фототелестанции было никак не больше шести  километров, изображение рябило и
дергалось. Помехи создавала, скорее всего, висящая в воздухе утренняя дымка.
Однако  качество  звука было  вполне удовлетворительным. Монтейн  напряженно
слушал.
     Он молча  помахал свободной рукой, приветствуя Джима, и указал на  стул
рядом  с  собой.  Понимая,  что его  уже  поставили  в тактически невыгодное
положение,  Никлин неохотно опустился на указанное место. Его  колени  почти
касались гроба. Глядя на его серебристую  поверхность,  Джим поймал  себя на
том, что думает о содержимом этого ящика. Он тут же  решительно отбросил эти
малоаппетитные  мысли  и постарался  сосредоточиться  на  новостях,  которые
полностью поглотили внимание Монтейна.
     -  ...подчеркнули,  что в данный  момент они  могут  ограничиться  лишь
предположениями,  поскольку  радиосвязь  еще  не  восстановлена,  -  говорил
диктор,  -  однако,  эти  таинственные  зеленые  линии, по  всей  видимости,
представляют  собой  глобальное  явление.  Сообщения  о  них   поступили  из
окрестностей более чем двадцати  припортальных городов.  Эксперты, обобщив и
экстраполировав полученные  данные,  полагают,  что светящиеся линии тянутся
через весь экватор Орбитсвиля, а расстояние между ними  составляет около 900
километров. - Диктор сделал паузу. - Вы напуганы? Я - безусловно, но хороший
испуг бывает лишь  на пользу, поверьте. Более полную информацию мы передадим
чуть позже, а пока вернемся в студию к  обсуждению экономических последствий
того, что  некоторые ученые именуют Большим Скачком. Поскольку припортальные
сообщества  теперь  отрезаны  друг  от  друга,  многие  промышленные  центры
потеряли  доступ  к  своим  рынкам. Если подобная  ситуация  сохранится,  то
последует   быстрый  рост   отрасли,  специализирующейся  на   строительстве
межпортальных космических кораблей.
     Вместе с нами эту проблему обсуждает  Рик Ренард,  который  в последние
несколько  дней  постоянно участвует в  наших  передачах. Он,  как  вам уже,
наверное,  известно,  владелец  корабля  "Хоксбид",  который исчез в  момент
маневрирования  у  тридцать  шестого  Портала.  Мистер  Ренард  уже  создает
консорциум по конструированию и постройке...
     В этот момент Монтейн протянул руку и выключил телевизор.
     - Доброе утро, Джим. Чаю?
     Никлин продолжал смотреть на погасший экран, едва сознавая, что говорит
Монтейн. В какой-то момент его постигло озарение. Когда ведущий упомянул имя
Ренарда,  внутри Никлина  что-то  вздыбилось  -  другого слова  он  не  смог
подобрать.  В  самых глубинах  его  сознания что-то  шевельнулось, словно  в
темных доисторических топях заворочался чудовищный левиафан.
     "Ренард! Так  ведь  звали лиса в каком-то  мультфильме. Лис  и  ракета!
Неплохое название для пивного бара, но какая здесь связь..."
     - Вы меня слышите, Джим? - Монтейн насмешливо взглянул на  Никлина. - Я
предлагаю вам чай.
     Джим с некоторым усилием сфокусировал взгляд на лице проповедника.
     - Спасибо, но мне нужен не чай, а разговор с вами. Я хочу поговорить.
     - Я всегда готов выслушать  вас, -  любезно ответил  Монтейн  и тут  же
быстро, не давая  Никлину возможности высказаться, продолжил: - Относительно
той зеленой линии,  которую  мы обнаружили  прошлой ночью, я оказался  прав.
Помните, я сказал, что она достигает оболочки?  Так вот, в новостях сообщили
о сотнях подобных дьявольских штуковин, они  и впрямь достигают илема.  Меня
это очень тревожит, Джим.  Несомненная работа дьявола.  Так  о чем вы хотели
поговорить со мной?
     - Я думаю, мне следует вас поздравить.
     - Поздравить? - недоуменно переспросил Монтейн. - С чем же?
     -  С  тем,  как  изящно  и профессионально  вы вместе с  одной из своих
проституток обобрали меня до нитки.
     Никлин  с  удивлением  отметил,  что  яркие   и   проницательные  глаза
проповедника вдруг погасли, подернувшись мутной  пеленой. Джим вовсе не ждал
столь сильной реакции от профессионального вымогателя.
     - Вы говорите загадками, сын мой.
     -  Я  имею в виду  превосходную операцию, которую  вы провели с помощью
вашей шлюхи.
     Монтейн кинул беспокойный взгляд на гроб.
     - У нас не принято разговаривать подобным тоном.
     - О, простите меня! - Никлин не удержался от сарказма.
     -  Я полагаю,  -  холодно  сказал  Монтейн,  -  что между  вами  и Дани
произошла размолвка?
     - Вы очень проницательны.
     Монтейн  горестно вздохнул,  всем  своим  видом  давая  понять,  что он
безмерно огорчен событием, которое, хотя и предвидел, но надеялся избежать.
     - Я действительно огорчен  этим  обстоятельством, Джим.  Я, разумеется,
постараюсь ответить  на ваши  претензии,  но  вы  должны понять,  что личные
отношения между членами нашей общины меня не касаются. Я дал вам ясно понять
в нашем первом разговоре, что любой, переданный...
     - Вам не стоит  беспокоиться об этом,  - грубо оборвал  его  Джим. -  Я
совершил глупость и  готов смириться  с ее последствиями. Я хочу лишь уехать
отсюда, уехать  как можно  скорее. Полагаю, вы  не  откажете мне в просьбе и
вернете пару сотен на дорожные расходы.
     Монтейн нахмурился.
     - Кажется, вы не понимаете,  Джим.  Эти  деньги принадлежат Богу, а  не
мне. Вы  передали их Ему. Я не могу взять из них  больше, чем необходимо для
поддержания жизни членов нашей общины.
     -  Прекрасно,  - Джим уже не скрывал своей горечи. - Просто  прекрасно,
Кори. Вы с Дани стоите друг друга.
     Монтейн пропустил оскорбление мимо ушей.
     -  Все, что я могу  сделать,  -  а  я  бы  пренебрег своим христианским
долгом,  не  сделай  этого, - предложить вам содержимое моего  кармана.  Эти
деньги предназначены  для  ведения  домашнего  хозяйства. У меня  есть  лишь
тридцать орбов. Я понимаю, это немного, но вы можете рассчитывать на них.
     "Очень мило, черт бы тебя набрал!" - подумал про себя Джим, недоверчиво
глядя,  как Монтейн  поднялся, аккуратно  поставил чашку и достал с кухонной
полки лакированную  чайницу. Проповедник  открыл коробку,  извлек оттуда три
десятиорбовые  банкноты  и  с видом  монарха,  посвящающего  своего слугу  в
рыцари, протянул деньги Никлину.
     - Я никогда не забуду вашей доброты.
     Никлин встал,  засовывая пульсирующие светом  карточки в боковой карман
куртки.  Он резко повернулся,  нырнул в распахнутую дверь прицепа и спрыгнул
на вытоптанную траву. Толпа у брезента выросла. Джиму казалось, что все лица
обращены  в  его сторону. Собрались, наверное, поглазеть  на его сборы, и уж
точно не откажутся стать свидетелями его бегства.
     Джим  заколебался.  Он  чувствовал,  как  кровь  приливает к  лицу. Ему
захотелось исчезнуть отсюда прямо сейчас. Может, если он бросит свои скудные
пожитки, то убережет  нервную систему от лишних  потрясений? Сердце  в груди
стучало, к горлу подкатывала тошнота,  голова шла кругом. Первый раз в жизни
Джим испугался, что вот-вот потеряет  сознание.  Он  постарался взять себя в
руки.  Сделав несколько дыхательных упражнений,  он успокоил сердцебиение  и
даже в  какой-то  мере вернул себе  равновесие. И  тогда,  стоя под  жгучими
солнечными лучами с непокрытой головой, он начал осознавать происходящее.
     За его  спиной,  в  тенистом  уединении прицепа  Кори Монтейн с  кем-то
разговаривал.
     -  Прости,  дорогая. Ты  слышала,  как этот молодой  человек взвинчивал
себя. Единственный способ, которой позволил мне отделаться от него, это дать
ему немного денег. Из  тех, что предназначены для  ведения нашего хозяйства.
Но  я  позабочусь о том,  чтобы  на  тебе не сказалось  отсутствие денег.  Я
обещаю, что больше никто  нас  не потревожит.  Давай  допьем  чай,  а  потом
вознесем молитву. Хорошо, дорогая?
     Никлин, сделав глубокий вдох, прищурил глаза и огляделся вокруг, словно
увидел все в первый раз. На губах заиграла легкая улыбка.
     Камень, лежавший  непосильной  ношей  на  его душе  все последние часы,
внезапно исчез.
     "Это   лишь   шутка,   -  твердо  прошептал  Джим.  -  Благодарю  тебя.
Газообразное Позвоночное, за напоминание. Это шутка. Грандиозная шутка. Я не
знаю, что такое смущение,  я  не знаю, что такое унижение. Их не существует!
Мои деньги у Монтейна, и  здесь  уж ничего не попишешь, но втаптывать себя в
грязь я больше не дам. Никому не дам. Ни этому глупому плешивому старикашке,
который  таскает за  собой свою лучшую половину, закупоренную в жестянку,  и
беседует с ней, поглощая кукурузные  хлопья. Ни  этим пустоголовым, верящим,
что конец света наступит в следующий вторник..."
     Не забывая, что на него пялятся сгрудившиеся у разобранного шатра люди,
Никлин бодро помахал им  рукой и снова вошел  в прицеп Монтейна. Сидевший на
прежнем месте  проповедник удивленно взглянул на  него. Чашка застыла в  его
руке,   на   лице  появилось  выражение  сварливого  неудовольствия,   столь
характерное для священников.
     - Джим, я был максимально  щедр к  вам.  Не вижу  смысла  в продолжении
нашего разговора.
     -  Я  еще  раз все  хорошенько  обдумал,  -  весело  ответил Никлин.  -
Поразмыслил над вашими вчерашними словами. Вы сказали, что мои навыки  и мои
руки могут  принести вам немало пользы. И я решил, что мой христианский долг
призывает меня остаться с вами, со всеми остальными и... с Дани.
     Он достал  из кармана деньги и, многозначительно подмигнув,  положил их
на крышку гроба.
     -  В конце концов, - добавил Джим с широкой улыбкой,  - я и впрямь могу
принести немало пользы.




     Как только  транзитный  состав  достиг  центральной  части Бичхед-Сити,
Никлин сошел на переполненную  людьми пешеходную  дорожку. Заглянув в схему,
он  выяснил, что до места  назначения - Гарамонд-Парка  - оставалось еще три
остановки,  но Джим впервые очутился  в Бичхеде и ему  хотелось  насладиться
ароматом столичных улиц и площадей. Он расправил свою шляпу,  нахлобучил  ее
на голову и отправился в путь.
     Первое, что отметил Джим, если, конечно,  не считать  безбрежной  толпы
людей, -  город оказался  куда опрятнее  и  чище, чем он  ожидал. Магазины и
офисы,  тянущиеся по обеим сторонам  улицы, выглядели,  как новенькие,  а на
тротуарах совершенно  отсутствовал  мусор,  что  при  таком  скоплении людей
попросту поражало. Никлин усмехнулся.  Будучи жителем маленького городка, он
разделял общепринятое  мнение, что все большие  города так и тонут в грязи и
мусоре.  Еще  одна  провинциальная  иллюзия,  не  имевшая  ничего  общего  с
реальностью.
     Джим  шел  по улицам  Бичхеда и  не  уставал  поражаться  специализации
многочисленных магазинов и лавок.  Здесь  можно было найти магазины,  где не
продавалось ничего,  кроме  садовых  лопат, или оконных  рам, или спортивных
стрелковых  луков.  Один  лишь  этот  факт,  свидетельствовавший  о  наличии
миллионов   потребителей,  напомнил  Джиму,   что  он  находится  в  столице
Орбитсвиля. В диковинку для Джима была и еще одна деталь - на  всех ценниках
после цифр  стояла буква  "М",  означавшая,  что в  Бичхеде  в  ходу  монит.
Давным-давно  Метаправительство  постановило  -   глобальная   экономическая
система, охватывающая все  города, вытянувшиеся узкой полосой длиной в  один
миллиард километров  вдоль  экватора  Орбитсвиля, может существовать лишь на
основе универсальной денежной  единицы, одинаковой  у  всех  порталов. Такой
единицей и был монит, основное средство платежа в больших городах, тогда как
в сельских сообществах люди пользовались более привычным для них орбом, курс
которого колебался в зависимости от местных условий. Витрины магазинов, мимо
которых  шел Джим, сообщили ему,  что орб внутренних районов Первого Портала
составляет 0,8323 монита. Но Джима  этот факт  мало взволновал, поскольку  в
карманах его имелось всего лишь несколько мелких купюр.
     Привлеченный  прохладой и ароматными  запахами, доносящимися  из дверей
пивного бара, он решил заглянуть туда и утолить  жажду хорошей кружкой пива.
В этот  ранний утренний  час в баре было  темно и безлюдна.  Джим  подошел к
стойке, за которой молодой бармен и официантка средних лет увлеченно  играли
в стеке,  упрощенный  вариант трехмерных  шахмат. Взгляд бармена  равнодушно
скользнул по лицу Никлина, но в остальном парочка никак не прореагировала на
его появление.
     Окажись  в  подобной ситуации прежний  Джим Никлин, он  стал бы покорно
дожидаться,  не решаясь даже кашлянуть, но от нового Джима не  так-то просто
было избавиться.
     - Эй, любезный, может,  вы все-таки  соизволите повернуться  ко мне?  -
громко  спросил Джим. - Я тот, кого обычно  называют посетителем. А вы оба -
те,  кого  принято именовать  барменами.  И, как бы удивительно  вам  это ни
показалось, ваши  обязанности  состоят в том,  чтобы подавать посетителям те
напитки, которые  они  соизволят  заказать, каковым в  моем случае  является
пиво.
     Молодой   человек  оторвался  от  игры  и   тупо  уставился  на  Джима,
переваривая услышанное.
     - Пива?
     Никлин важно кивнул.
     -  Да. Вы, вероятно, слышали о пиве? Это  такой  напиток желтого цвета,
дающий обильную пену. Он должен литься вон  из тех кранов. Или вы пропустили
соответствующую лекцию?
     Парень недоуменно  нахмурился  и  повернулся к своей напарнице.  Поджав
губы, та  наполнила кружку и со стуком поставила  ее перед Джимом.  Пенистая
шапка дрогнула, и немного пены перевалило через край.
     -  Восемьдесят центов,  - холодно произнесла  официантка,  глядя сквозь
Джима.
     Он  положил  одноорбовую  купюру  на  стойку  и  тут  же  со  злорадным
удовлетворением сообразил, что переплатил всего лишь три цента.
     -  Сдачи не  надо,  -  великодушно  улыбнулся  Никлин.  -  Купите  себе
что-нибудь.
     Очень довольный собой, он прошествовал в дальний конец  пустынного зала
и уселся за столик.
     На то, чтобы  добраться до Бичхеда, общине Монтейна понадобилось десять
дней.  Дважды они останавливались  в  небольших городках. Никлин был приятно
удивлен,  когда Монтейн  объявил, что они  задержатся  в Бичхеде.  Появление
колонны  в  маленьких  городках  вызывало  у  жителей огромный интерес.  Но,
привычные ко всему  обитатели  столицы вряд ли заметили приезд странствующей
общины. Монтейну требовалось время  на  рекламную компанию.  Благодарный  за
возможность  побыть  некоторое время  предоставленным  самому  себе,  Никлин
забрал свои двадцать орбов, которые Монтейн почему-то именовал жалованьем, и
поспешил в  город.  В  первую очередь  он хотел посетить  знаменитый  Первый
Портал и впервые в жизни взглянуть на звезды. Но кроме  любопытства Джим еще
испытывал острую  потребность  поразмышлять.  Потягивая  пиво  и наслаждаясь
покоем и одиночеством, Джим позволил себе  расслабиться.  За  короткое время
произошло столько событий! Никлин чувствовал  себя собирателем антиквариата,
приобретшим за  раз слишком много вещей  и теперь страстно желавшим получить
передышку, чтобы как следует рассмотреть свои сокровища.
     И самым любопытным пополнением коллекции Никлина оказалаь Дани Фартинг.
Губы Джима сложились  в  его обычную дурашливую улыбку, когда он вспомнил то
утро, когда у прицепа Монтейна с ним произошла знаменательная перемена.


     Он направился  к разложенному шатру, наслаждаясь вниманием  окружающих.
Дани, словно почувствовав происшедшую в нем перемену, придвинулась поближе к
своей долговязой подруге Кристин Макгиверн. Никлин  дружелюбно  и  скабрезно
подмигнул Кристин, а затем обратился к Дани.
     - Прошу прощения за свою назойливость. Видите ли, никогда прежде мне не
приходилось  столько  платить  за  то,  чтобы  переспать  с  женщиной,  и я,
признаюсь,  ожидал,  что  за такую  сумму  эту  процедуру  можно  было  бы и
повторить.
     Кристин довольно затаила дыхание. Дани же заметно побледнела.
     Никлин продолжал:
     - Но теперь-то я понимаю, что вам не пристало выдавать сезонные билеты.
Ведь  трудитесь-то  вы на благо  Господа  нашего. Тем  не  менее я хотел  бы
повторить.  Нет-нет, ничего  возвышенного.  Только по  существу.  Сколько вы
возьмете с постоянного клиента?
     Дани несколько мгновений безмолвно раскрывала рот, словно вытащенная на
сушу рыба, затем растолкав собравшихся  вокруг соратников, кинулась к своему
прицепу.
     - Ста  орбов за  раз  хватит?  - прокричал  ей  вслед Никлин. - Я  буду
откладывать свое жалованье.
     С видом  самого искреннего недоумения он повернулся к  свидетелям  этой
сцены, большинство  из  которых  смотрели  на него либо с изумлением, либо с
нескрываемым отвращением.
     - Дани чем-то расстроена? Надеюсь, не из-за меня?
     - Вам не следовало так с ней разговаривать, - пробормотал Нибз Аффлек.
     Его  багровое  лицо  покрылось  бисеринками пота. Судя  по всему, Нибза
переполнял праведный гнев.
     - В самом деле? - кротко  поинтересовался Никлин. -  Но что  ужасного в
обычном деловом разговоре?
     Аффлек,  выпятив  грудь,  двинулся  было  на  Джима, но  стоящие  рядом
оттащили его в сторону. Метнув на Никлина взгляд, полный ярости, он вырвался
из удерживавших его рук, повернулся к  разложенному шатру и принялся свирепо
теребить брезент. Остальные тут же присоединились к нему.  Рядом с  Никлином
осталась стоять только Кристин.
     - Привет, - тепло сказала она, глядя на него и застенчиво, и вызывающе.
     Джим не отвел взгляда.
     - У вас запланировано на этот вечер что-нибудь особенное?
     - Это зависит от вас.
     - Тогда  мы  на  часок-другой  завалимся куда-нибудь выпить,  а потом я
продемонстрирую вам свои способности.


     Этот инцидент определенно можно назвать кульминационным завершением его
прежней  жизни, решил Никлин. Триумф омрачало лишь столь легкое  отступление
Дани. Впоследствии Кори Монтейн попытался завести с Никлином нравоучительную
беседу, долго рассуждая о  том, что в общине  следует соблюдать определенные
правила приличия.  Он  хмурил брови,  грозно  сверкал  глазами, но, судя  по
всему,  и сам  сознавал свое поражение. Он оказался  в  положении  человека,
вознамерившегося содержать добропорядочный и  респектабельный  бордель и  не
имеющего  ни  малейшего  представления,   как  поступать   со   скандальными
клиентами.  Монтейну  следовало   бы   поручить  двум  самым  крепким  своим
последователям  как  следует отделать Никлина железными прутьями  и  бросить
где-нибудь в темном переулке, но он попал в ловушку собственного ремесла.
     Сейчас, размышляя  над  происшедшим, Никлин  пришел  к выводу, что Кори
Монтейн не  так  уж  хорош  и  в  привычной  для  себя  роли  странствующего
проповедника.  Не  способный самостоятельно  раздобыть  деньги,  он  пытался
решить  финансовую  проблему,  собирая вокруг  себя  людей, по  той или иной
причине  оказавшихся  на  обочине  жизни. Большинство  из  них  следовало бы
записать  скорее в пассив, чем в актив.  Их связывали,  пожалуй, лишь вера в
то,  что Орбитсвиль  суть  ловушка дьявола, и  слепая преданность  Монтейну,
который спасет их и подарит Новый Эдем.
     Никлин улыбнулся.  Его  природный  скептицизм с  самого начала  воздвиг
барьер между ним  и  другими членами общины. Но Никлин не испытывал никакого
сожаления  на этот счет. Общество никогда  не  принимало его,  но теперь это
происходило на условиях самого Джима, что его вполне устраивало.
     Внезапно ему надоело сидеть в баре. Он  допил остатки пива и направился
к двери.
     - Я покидаю вас, любезные, - крикнул он парочке за стойкой.
     С удовлетворением отметив злобный взгляд официантки, Джим толкнул дверь
и нырнул в уличную толпу.


     Хотя  Никлин  впервые в  жизни  очутился  в  Гарамонд-парке, все  здесь
выглядело   очень  знакомым.  Прогуливающиеся   туристы,  тенистые  деревья,
изобилие цветов, блеск далеких высотных зданий. Все это Джим не раз видел по
телевизору. Тем не менее, завидев Портал, он пришел в сильное возбуждение.
     Портал выглядел  как  круглое черное  озеро диаметром  около километра.
Склоны  озера покрывала ярко-зеленая трава. На одном  из берегов возвышались
остатки древней каменной кладки  - разрушенные  фортификационные  сооружения
загадочных предшественников землян. На противоположной стороне черного озера
виднелись  причальные  постройки  и  здания  космической  станции.  Издалека
казалось,  что с ними  все в порядке. Но  огромные причальные  опоры, прежде
уходившие в черную глубь открытого космоса, сейчас отсутствовали.
     Чужеродным  элементом выглядели передвижные  лаборатории, выстроившиеся
на  восточной стороне Портала,  неподалеку от старого наблюдательного  поста
Объединенного   Руководства.   Переносная   металлическая  ограда   окружала
лаборатории, всюду кишели провода,  кабели,  токосъемники,  опоры, съемочные
камеры. К  самому  краю  озера спускались металлические конструкции,  нижней
частью  они  уходили  в  чернеющую  пустоту. Около  них  суетились  одетые в
скафандры люди.
     "Наверное, и впрямь снаружи произошло что-то серьезное, - подумал Джим,
- иначе  здесь не  было бы столько шума". Зачарованный возможностью  увидеть
чуждый мир космоса, о котором он столько слышал, Никлин вприпрыжку побежал к
черному   провалу.   Пробравшись   между   идиллическими   группами,   мирно
завтракающими на траве, он  оказался у дорожки,  идущей вдоль  края Портала.
Дорожка упиралась в небольшую полукруглую площадку.
     У  самого края  Портала  высился  знаменитый  памятник первооткрывателю
Орбитсвиля. В одной  руке  бронзовый астронавт держал шлем  от  скафандра, а
другой  прикрывал глаза от слепящих  солнечных лучей,  вглядываясь вдаль.  К
гранитному основанию памятника была прикреплена табличка, гласившая:

     ВЭНС ГАРАМОНД, разведчик

     Никлин  вздрогнул  -  в лицо  ему  ударил сноп радужных лучей,  в  ушах
зажурчал мягкий  бесполый голос.  Джим догадался - включилась информационная
система  в  основании  памятника. Компьютер, обработав  сигналы,  выдаваемые
подкоркой мозга, переключился на английский.
     "...большого    флота    исследовательских     космических    кораблей,
принадлежавшего  "Старфлайт  Инкорпорейтед", компании, имевшей  в  то  время
монополию на космические  перевозки.  Корабль "Биссендорф" под командованием
капитана..."
     Джим отошел в сторону, прервав свое общение с информационным лучом. Ему
вовсе  не хотелось  слушать  лекцию по  ранней истории  Орбитсвиля, особенно
сейчас, когда всего в нескольких шагах от его  ног распростерлась Вселенная.
Испытывая  нетерпение ребенка, спешащего развернуть долгожданный подарок, он
прошел вдоль ограды, нашел свободное место, облокотился о перила  и взглянул
на звезды.
     Но чернота внизу  казалась совершенно однородной. И  только когда глаза
немного привыкли, Джим различил слабое  мерцание. Разочарованный, словно его
жестоко  обманули, он  оглянулся на других зрителей. Они глазели  в провал с
видом полного  восхищения, некоторые даже тыкали  пальцами, показывая что-то
особенно интересное. "Может, все дело  в фокусировке зрения? Ведь  некоторые
так и не смогли приспособиться к старым стереовизорам".
     Джим вновь  заглянул  вниз.  Прищуриваясь и  вовсю  вращая глазами,  он
попытался  узреть величественную и прекрасную  картину, но  у него ничего не
вышло.  Вселенная  по-прежнему  выглядела  как  скучная   чернота,   кое-где
нарушаемая тусклыми световыми точками.
     Джим оторвался от перил и медленно побрел по дорожке вокруг Портала. Он
абсолютно не  представлял,  что ему делать  дальше. Через  равные отрезки на
дорожке  попадались  наблюдательные  кабинки,  одним  краем  нависающие  над
Порталом. Никлин решил, что укрывшись от  ослепительного солнца, можно будет
гораздо  лучше  разглядеть звезды.  Но  ко  всем  кабинкам  тянулись длинные
очереди. Скорее всего, он увидит тоже световые пятна, но только более яркие.
Вряд ли на это стоило тратить время.
     "Я  должен признать,  что на какое-то  время ты и в самом деле задурило
мне  голову,  о Газообразное  Позвоночное,  -  печально подумал  Джим. -  Но
взглянув на Вселенную, я убедился - все это лишь часть Большой Шутки. Что же
дальше? Самое разумное - это ввалиться куда-нибудь и выпить еще пива..."


     К вечеру Никлин начал уставать. Пешеходное исследование Бичхеда  давало
себя  знать.  Благотворное  воздействие восьми кружек  пива, поглощенных  во
время странствий  по улицам города, закончилось.  Навалилась  сонная апатия.
Никлин, не предполагавший,  что  когда-либо сможет  не то что привязаться, а
даже привыкнуть к своей неудобной походной койке, сейчас хотел лишь одного -
рухнуть на нее и забыться глубоким сном.
     Джим  шел вдоль витрины, заставленной трехмерными  телевизорами,  когда
изображение на экранах изменилось.  Вместо  демонстрационной картинки возник
розовощекий, пухлый человек. Он доверительно  улыбался  миру, но выступающие
вперед крупные зубы делали его улыбку неискренней, придавая лицу агрессивное
выражение.
     "Я где-то  его видел, -  Никлин напряг память. - Человек с космического
корабля, Рик Ренард. Ренард!"
     Джим споткнулся. Сон! Это же лицо из  его сна! Того самого сна, где лис
щеголяет в человеческой одежде, где прекрасный сад скрывает под собой черную
бездну. Но какая здесь связь с космическими кораблями? В какой-то момент ему
показалось, что он  вот-вот  раскроет тайну  этого причудливого сценария. Но
уже в следующий миг неуловимая догадка  исчезла. Дверь захлопнулась, оставив
его ни с чем.


     К тому  времени, когда  он вернулся в лагерь, опустилась тьма. Несмотря
на острое желание лечь на  койку и заснуть, Никлин решил немного перекусить.
Весь  день  он  ходил  полуголодный  -  содержимое  карманов  не   позволяло
побаловать себя полновесным обедом.
     Стоянку разбили на пустыре, в районе, где за место под солнцем боролись
дешевые муниципальные дома, энергетические  подстанции и какие-то безымянные
склады.  Каким образом  Монтейн умудряется выбирать  подобные  места, да еще
убеждать всех в правильности своего выбора?  Джим  пожал плечами.  Проклиная
Монтейна и его жадность,  он  осторожно пробирался  в почти  полной темноте,
стараясь не угодить  в  одну из многочисленных ям или мусорных куч. И почему
Монтейн  не  может  понять,  что  большие  затраты  окупаются?   Что  деньги
притягивают деньги? Община  могла бы  арендовать самый крупный и  престижный
столичный стадион и  сделать  себе рекламу, разместив своих членов  в лучших
отелях  города.  В этом случае, вздохнул Джим, он  не страдал бы от голода и
отсутствия  элементарных  удобств.  Вместо  сомнительной  бурды  -  творения
Карлоса Кемпсона,  заменившего Ди Смерхерст на посту повара, он  получал  бы
первоклассную пищу, а вместо узкой неудобной койки в переполненном прицепе к
его услугам был бы отличный гостиничный номер.
     Добравшись  до  шатра  и  окружавших  его   машин,  Джим  с  удивлением
обнаружил,   что  прицеп   Кемпсона  заперт.   Несколько  обеспокоенный,  он
огляделся. Внутри шатра слышался негромкий голос, хотя света видно  не было.
Никлин  подошел  ко  входу  и,  отдернув полог,  заглянул  внутрь.  Картина,
открывшаяся  глазам Никлина,  своей  странной таинственностью напомнила  ему
собрания ранних христиан в языческом Риме.
     -  ...гораздо более  серьезным, чем я считал ранее... - говорил Монтейн
своей пастве, рассевшейся перед ним полукругом.
     Тут  он замолчал, увидев Джима.  Слушатели начали  оборачиваться, желая
узнать,   что  помешало  их  пастырю.  Послышались  возгласы,  неопровержимо
свидетельствовавшие,  что   кое-кто   считает  присутствие   Никлина  крайне
нежелательным. Монтейн жестом успокоил аудиторию.
     - Заходите, Джим, и присоединяйтесь к нам. Мы обсуждаем нашу дальнейшую
тактику,  и  Бог  знает,  какие  свежие  идеи  окажутся  нам  полезными  вне
зависимости от их источника.
     Решив не  обижаться  на последние слова,  Никлин направился  к  проходу
между рядами. Дани фартинг сидела во втором. Джим пробрался в третий, уселся
за ее спиной и легонько дунул ей в затылок.
     -  Привет,  дорогая, - нежно прошептал он. - Я вернулся из города сразу
же, как только смог. Ты ведь не очень скучала?
     Дани съежилась и подалась вперед. Джим злорадно улыбнулся, расположился
поудобнее и перевел взгляд на Монтейна.
     -  Повторю ради  тех, кто опоздал,  -  продолжил  Монтейн  с  некоторой
сухостью  в голосе,  означавшей, что он ждет полного  внимания Никлина. - Мы
обсуждаем новое серьезное препятствие, возникшее на нашем нелегком пути. Как
вы все уже  знаете, одиннадцать или двенадцать дней назад Орбитсвиль потерял
связь  со всем,  что  находилось вне оболочки. В том  числе и с межзвездными
космическими кораблями,  которые  приближались  к  Орбитсвилю или  стояли  у
причалов. В то  время я не видел причин для беспокойства, поскольку  никогда
не   рассчитывал  купить   полноценный   звездолет.   Ведь  даже  корабль  с
выработанным  ресурсом  стоит  около  двух  миллионов монитов,  а  эта сумма
выходит далеко  за пределы наших  скромных возможностей. Но я должен сказать
вам: никто из вас не виноват  в том, что нам не удалось  собрать необходимой
суммы. Вы старались изо всех сил, вина полностью лежит на  мне. Это я выбрал
неправильную тактику  добывания  денег,  я направил ваши усилия по неверному
пути.
     "Кори,  старина,  это  самые правдивые  слова,  которые  ты  когда-либо
произносил",  -  улыбнулся про себя Джим. Но по рядам слушателей побежал гул
несогласия. Монтейн судорожно  сглотнул и поклонился в знак признательности.
Никлин видел, что он действительно потрясен.
     -  Некоторое время  назад я  нашел, как мне  тогда казалось,  выход  из
создавшегося  положения.  Я связался  с одной крупной ремонтной  мастерской,
находящейся здесь,  в Бичхеде. У них имелся  пассажирский корабль устаревшей
девяносто  третьей  модели.  Владельцы  поставили  его в  наземный  док  для
капитального ремонта, но  впоследствии бросили,  так  и не  доведя ремонт до
конца.  Для наших  целей корабль подходил, конечно  же, не идеально, но  его
цена составляла всего три четверти миллиона плюс еще около двухсот тысяч для
завершения ремонта. У нас таких денег не было, но я рассчитывал достать их к
следующей зиме.
     "Тебе  требовалось всего лишь еще несколько пустоголовых  вроде меня. -
Никлин нетерпеливо заерзал на стуле. - Что же дальше?"
     -  Сейчас  я  сообщу  вам   горькую  новость.   Сегодня,  связавшись  с
посредниками, я узнал, что контракт  расторгнут. В качестве причины  названо
небольшое опоздание  с  очередным  из  промежуточных платежей. В  нормальных
обстоятельствах  небольшая  задержка  с  очередным взносом не повлекла бы за
собой никаких последствий,  но с  момента Большого  Скачка  все  изменилось.
Оказалось,  что образован  гигантский консорциум с  целью  восстановления  в
кратчайшие сроки межпортальной торговли. Члены этого консорциума скупают все
доступные  космические аппараты. Стоимость нашего корабля мгновенно взлетела
до трех миллионов монитов. Вот такие невеселые у нас дела, дети мои. - Голос
Монтейна, до  этого момента контролируемый,  вдруг дал трещину.  - Я... я не
знаю, что делать  дальше. Сегодня вечером  дьявол смеется, глядя на нас... а
я... я просто не представляю, как нам быть.
     Голос подал мужчина, сидящий в первом ряду:
     - Вам не следует винить себя,  Кори. Не вы виноваты в том, что контракт
разорван.
     - Да, но в довершение  всего я  потерял деньги, выплаченные в  качестве
начального взноса.
     - Сколько?
     Монтейн вымученно улыбнулся:
     - Сто кусков.
     Никлин отметил очень нехарактерное для Монтейна употребление старинного
жаргонного слова. Он  понял,  что за стремлением выглядеть небрежным кроются
отчаяние   и  глубокое  чувство  вины.  Неужели  Монтейн   решил   перестать
разыгрывать из себя нового спасителя?
     Против  своего  ожидания  Джима  не  радовало  случившееся.  Хотя  он и
собирался покинуть общину в самое ближайшее время, но жажда мести не затухла
в  его  душе.  Катастрофа,  постигшая Монтейна  и  его  последователей, была
вызвана не Никлином, поэтому он не получил никакого удовлетворения.
     Что касается Дани, для нее он разработал особую,  изощреннейшую  месть,
которая  принесет  ему  удовлетворение  во  всех  смыслах  этого слова. Джим
планировал собрать крупную  сумму  денег  (каким образом это ему удастся, он
еще  не  знал), сумму, от  которой ни сама Дани, ни ее неуклюжий Свенгали не
смогли бы  отказаться. И тогда она будет обязана лечь с ним снова. Если Дани
вздумает играть роль храмовой проститутки, то он, Джим Никлин,  станет самым
горячим ее поклонником  и почитателем. Именно  о таком исходе мечталось ему.
Когда же наступит этот благословенный день, она пожалеет, что некогда...
     "Стоп! - торопливо остановил себя  Никлин.  - Ты  должен разыграть  все
совершенно хладнокровно. Спокойно и безразлично. Если ты не будешь  холодным
и равнодушным, они не смогут возненавидеть тебя должным образом..."
     В первом ряду подняла руку электрик Петра Дэвис.
     -  Кори,   может,   стоит  обратиться   прямо  к   руководителям  этого
консорциума? Когда они узнают, что мы религиозная организация...
     - Верно,  - вмешался кто-то из  мужчин. - А, может, просто арендовать у
них  корабль? В  конце  концов  мы  хотим  совершить лишь  одно-единственное
путешествие, потом они могут забрать его.
     Монтейн покачал головой.
     - Идея  хорошая, но я сомневаюсь, что эти люди сочувственно отнесутся к
нашим целям.  Скорее наоборот. Во главе консорциума  стоит человек по  имени
Рик Ренард...
     Конца фразы Никлин  не  услышал.  В  голове  у  него  все  завертелось.
Упоминание имени Ренарда  вызвало взрыв в подсознании, и этот взрыв выбросил
на берег его памяти веер разрозненных осколков. Ренард... Ренард! Когда-то у
него был  дядя по  имени Ренар.  Нет, не  дядя,  а дедушка,  да,  двоюродный
дедушка, родной дядя его матери. Но  он всегда называл  его дядей. Маленький
Джим  всегда очень боялся дяди Ренара, а мать имела  привычку именовать того
хитрым старым  лисом. Маленький Джимми был убежден,  что дядя Ренар и впрямь
превращается в лиса в те моменты, когда его никто не видит. Он редко бывал в
доме  Никлинов, мотаясь  по  дальним  уголкам,  куда засылала  его профессия
землемера. Как-то  раз из одного такого  местечка  он прислал  Джимми, очень
примечательную открытку...
     - Кори, у меня для вас  припасена  крайне интересная новость, - крикнул
Джим. - Я знаю, где найти  космический корабль, который можно получить почти
даром.




     - И все-таки, Джим, к чему такая таинственность? - спросил Монтейн. - Я
не хочу держать остальных в неведении. Наши дела слишком плачевны.
     Дверь  прицепа   была  плотно  закрыта.  Лампа  под  матовым   абажуром
отбрасывала мягкий свет. На столе, а  точнее на крышке  гроба Милли Монтейн,
поблескивали  чайные приборы.  Джим, казалось, забыл  о  дневной  усталости,
наслаждаясь тишиной, уединенностью и относительным комфортом.
     - Мы должны обговорить размер вознаграждения, - ответил он. -  Полагаю,
это лучше сделать с глазу на глаз.
     - Вознаграждение? Вы требуете вознаграждения?!
     Никлин улыбнулся.
     - Разумеется! За все в  жизни нужно платить,  Кори. Вы-то  должны знать
эту истину.
     Монтейн внимательно посмотрел на него.
     - Вы хотите вернуть свои деньги?
     - Возможно. Я  еще  не  пришел к  окончательному выводу. Быть  может, я
соглашусь считать их своим вкладом в "Монтейн Энтерпрайзиз инкорпорейтед".
     -  Ну  хорошо, Джим,  чего  же  вы хотите?  Давайте,  говорите. Я готов
выслушать вас.
     Прежде чем начать, Никлин отпил чай, откровенно растягивая время.
     - Отложим  пока в сторону  вопрос о деньгах. Я хочу получить должность.
Отныне никаких ночных дежурств за рулем, никаких работ по расчистке земли от
колючек. Думаю, что мою должность можно назвать Вице-президент.
     - Пышные титулы у нас ничего не значат. - Монтейн едко усмехнулся.
     - Для меня значат. В соответствии с  моим новым  статусом я рассчитываю
на  увеличение  жалования.  Естественно,  я  не  стану  злоупотреблять  этой
привилегией. Мои запросы весьма умеренны.
     - Продолжайте, продолжайте, - все так же едко подбодрил его Монтейн.
     -  Кроме  того, я хочу иметь в своем распоряжении  отдельный  прицеп. -
Никлин с шумом втянул в себя чай, всем своим видом показывая, как тот хорош.
- Когда я говорю о прицепе,  я,  конечно же,  имею  в  виду жилое помещение.
Разумеется, должны быть водители, которые будут  в моем полном распоряжении.
Во время длительных остановок я хочу жить в лучших отелях.
     - Глядя  на  вас,  я тоже начинаю  получать удовольствие. Вы же  еще ни
слова не сказали о том, где находится ваш мифический корабль.
     - Я как раз к этому и перехожу, -  ответил Никлин. Сердце  его забилось
чаще. - Осталось уладить лишь один вопрос.
     - Какой же?
     - Дани Фартинг, - небрежно ответил Джим. - Я хочу Дани Фартинг.
     Усмешка слетела с лица Монтейна. Он резко поставил чашку, пролив чай на
блюдце.
     -  Вон отсюда,  Джим Никлин! Вон! Убирайтесь  и не смейте возвращаться!
Немедленно!
     Джим устроился на скамье поудобнее.
     - А  как  же  космический  корабль, Кори? Гарантия  покинуть Орбитсвиль
прежде,  чем  ловушка  захлопнется?  Надежный билет до Нового Эдема? Господь
доверил  вам  вести  его детей к  спасению,  он дал  вам право  не гнушаться
никакими средствами. Вы  ведь сами объясняли мне это совсем недавно, сидя на
этой самой  скамейке.  В тот день вы очень убедительно рассуждали о том, что
совершенно правильно обобрали меня. Неужели вы так быстро все забыли?
     -  Вы  гнусный... - Монтейн прикрыл  глаза. Лицо  его пожелтело. - Дани
Фартинг - живой человек.
     - Надеюсь, - усмехнулся Никлин. - Ну, так и я не зверь.
     - Избавьте меня от вашего юмора. Я повторяю, Дани - человек.
     -  Раз  так, значит, она продается! - В  голосе Никлина не было  и тени
юмора. - Поэтому  вам следует продать ее сейчас. Поговорите с ней. Уверен, у
вас получится.
     Монтейн  сжал   кулаки  и  просидел  так  более  десяти  секунд.  Затем
неожиданно расслабился, поднял веки. Взгляд его был мягок и незамутнен.
     - Я молился, - объяснил он. - Беседовал с Господом.
     - И что он вам сообщил?
     - Господь напомнил мне, что о корабле  я  знаю лишь с ваших слов. Может
быть, его уже не существует? Господь посоветовал мне сдержать гнев.
     - Воистину,  Господь  дал  вам добрый  совет. - Джим рассмеялся. - Этот
язык, оказывается, заразителен!
     - Так что же, Джим? - Монтейн не давал себя отвлечь.
     - Как насчет вознаграждения?
     -  Мне  кажется, я уже не верю в существование корабля, но, признаться,
сгораю от  любопытства и  жажду выслушать  вашу историю.  -  Теперь  Монтейн
говорил  в  своей  обычной проповеднической манере. Он был явно доволен, что
сумел получить преимущество  в  этом разговоре,  постепенно превратившемся в
словесную дуэль. -  Поэтому я не могу согласиться на ваши условия,  не узнав
сути.
     - Мудро. Очень мудро, - откликнулся Никлин.
     - Полагаю, что так,  Джим.  -  Лицо  Монтейна  было  теперь  совершенно
спокойно.  Он вновь взял чашку. - Так что я жду необыкновенной истории.  Где
же  этот таинственный космический корабль, который  мы  можем получить почти
даром?
     Несколько уязвленный спокойным и насмешливым  тоном Монтейна, Никлин не
внял внутреннему голосу, который настойчиво шептал, что он слишком  уж круто
берет быка за рога.
     - Он  захоронен вблизи  одного  небольшого городка в нескольких тысячах
километров от Бичхеда.
     -  Захоронен?! - Монтейн недоверчиво фыркнул. -  Вы хотите сказать, что
кто-то затащил космический корабль на тысячи километров вглубь Орбитсвиля, а
потом закопал его?
     -  Ну, он, конечно  же, не  вырыл яму в земле.  Корабль  закрыт  сверху
камнями и почвой.
     - Но зачем?
     - Корабль  использовали в качестве саркофага. -  Никлин удивлялся тому,
как  быстро  он оказался в  положении  обороняющегося.  -  Это что-то  вроде
мавзолея или мемориала. Насколько я помню, молодая жена одного богача  очень
хотела  побывать в космосе. Он подарил ей космический корабль. Она погибла в
первом же полете из-за  какой-то ерунды. Тогда влюбленный толстосум заплатил
за доставку корабля к своим владениям и  превратил его в усыпальницу. Однако
решил, что межзвездный крейсер не вписывается в мирный пейзаж, и я думаю, он
был совершенно прав - космический  корабль выглядит не слишком-то уместно на
задворках  твоего  дома. К  счастью, наш толстосум  увлекался  садоводством,
поэтому он засыпал корабль камнями и землей и посадил там цветы, за которыми
ухаживал всю оставшуюся жизнь. Трогательная история, не правда ли?
     - Вы, очевидно, находите свой рассказ очень забавным? - При этих словах
Монтейн взглянул на гроб своей жены.
     Острая радость пронзила Никлина, когда он понял значение этого взгляда.
Его  беспокоило,  как Монтейн воспримет этот рассказ,  но ему  и в голову не
приходило, что  между историей  богача  и  историей  самого  Монтейна  можно
провести  подобную  параллель. Слепой случай,  иначе  именуемый Газообразным
Позвоночным, сделал  Монтейна уступчивым и ранимым. "Благодарю тебя, Кори, я
и забыл,  что тот,  кто  таскает за  собой  свою старуху  в жестяной  банке,
склонен испытывать сочувствие к идее металлического Тадж-Махала".
     -  Я совершенно не  нахожу эту  историю  смешной.  Совсем  напротив,  -
ответил  Джим с печалью в голосе. -  Я  хотел скрыть свои чувства под маской
легкомыслия и веселья.
     В глазах Монтейна мелькнуло отвращение - верный  знак того, что оборона
проповедника дает сбой.
     - Как звали этого человека? - хмуро спросил Монтейн.
     - Я не помню.
     - Где находится корабль?
     - И этого я тоже не помню, - весело ответил Джим.
     - Что-то немного вы помните. Откуда вам известна эта история?
     -  В детстве  у меня был двоюродный дедушка. Его звали Ренар Никлин. Он
повсюду  разъезжал и  много где  побывал.  Был он то ли  землемером,  то  ли
картографом, словом, его профессия располагала к путешествиям. Как-то раз он
прислал мне открытку-голограмму этой гробницы с обещанием когда-нибудь взять
меня туда с собой. Голограмма была необыкновенно красивой,  мне нравилось ее
разглядывать - небольшой холм с удивительным декоративным садом на  склонах.
С  годами  я  забыл обо всем этом,  но  воспоминание не умерло, а  затаилось
где-то в глубинах  моей  памяти.  И  вот сейчас оно всплыло.  Весь день меня
тревожило что-то неуловимое,  ускользающее, а вечером, когда я вас слушал на
собрании, вдруг все встало на свои места - я вспомнил!
     - Минуточку,  -  остановил Джима Монтейн.  -  Вы получили  голограмму в
детстве? А эта история... когда она произошла?
     Никлин пожал плечами.
     - Лет шестьдесят назад, а, может, и все сто. Кто знает?
     - Я  даром  трачу свое время! - раздраженно выдохнул Монтейн. -  Я сижу
здесь, терплю ваши богохульства и непристойности. Я слушаю полнейший бр...
     - Спокойно, - резко оборвал его Никлин. - В чем дело?
     -  Коррозия! Вот  в чем дело! От  вашего корабля  осталась  лишь  груда
ржавых обломков.
     Никлин улыбнулся  своей  дурашливо-счастливой улыбкой. Он молчал до тех
пор, пока Монтейн удивленно и вопросительно не взглянул на него.
     - В те дни, дорогой Кори,  космические  корабли  строили еще  из старых
земных  материалов, -  успокаивающе  сказал Джим.  -  Нет, Кори,  любой  вид
коррозии  не страшен  кораблю. Беспокоиться нет причин. Обшивка,  внутренние
перегородки и основные механизмы наверняка целы и невредимы. Могут, конечно,
возникнуть  проблемы  с мелочами,  но... - Тут Никлин улыбнулся  еще шире. -
Если вы решили использовать космический корабль в качестве гроба для любимой
жены, то вы десять раз проверите, надежно ли он загерметизирован, не так ли?
Вряд  ли  вы захотите,  чтобы ваша дражайшая и любимейшая половина покрылась
плесенью. И  вам  уж определенно не понравится, если  по ней начнут  ползать
насекомые.
     Монтейн опять поставил  чашку на блюдце, на  этот раз  с преувеличенной
осторожностью. Когда он заговорил, каждое его слово пробирало до печенок.
     - Я  никогда не думал,  что произнесу эти слова в адрес кого-нибудь, но
если вы  имеете в виду мою жену, если вы позволите себе еще раз, я... я убью
вас. Клянусь, я убью вас!
     - Я  поражен, - спокойно ответил Джим. -  Позволить себе  такие ужасные
слова по отношению к человеку.
     - Я бы не позволил их себе по отношению к человеку.
     - О, с некоторых пор я нечувствителен к оскорблениям, Кори. Я теперь ни
к чему не чувствителен.
     - Тогда вы, должно быть, очень несчастны.
     -  Отнюдь. -  Никлин  снова  улыбнулся. - Я  открыл  тайну  абсолютного
счастья. Хотите знать, в чем оно состоит? Нет? Но я все равно скажу. В вашем
мозгу всегда  должна главенствовать  одна мысль: человек - это хороший кусок
дерьма.
     - И ты сам в том числе?
     -  Да!  Особенно  ты  сам!  В  том-то и дело,  старина Кори! Если  себя
исключить. Большая Шутка лишится своего смысла.
     Монтейн устало покачал головой.
     - Вернемся к захороненному кораблю. Где он все-таки находится?
     - Этого я не помню. Но, по-моему,  в  названии  города два или три раза
попадается буква "а",  - задумчиво  ответил Джим, размышляя,  не  следует ли
заставить проповедника закрепить детали  их нового  соглашения на  бумаге. -
Думаю,  что  смогу  найти  это название в  географическом  указателе Первого
Портала.
     -  Я тоже об  этом  подумал. - Монтейн ехидно  посмотрел  на  Джима.  -
Теперь-то я и сам смогу найти его.
     - А люди Ренарда? Я ведь могу предупредить их.
     - А что, если корабль нельзя заполучить, - упорствовал Монтейн. - Вдруг
потомки продолжают использовать его в качестве усыпальницы?
     - Факты утверждают, что наша леди погибла, не оставив потомства.
     - Могут  ведь быть и другие родственники. Они могли раскопать корабль и
сдать на металлолом.
     - Я подумал об этом.
     Никлин старался выглядеть  как можно правдивее. "Боже, в словах старика
есть смысл.  Мне стоило  помалкивать  и самому навести справки". Вслух же он
произнес:
     -  Стоимость  металлолома  вряд  ли покрыла бы расходы  на  раскопки  и
перевозку.
     -  Кроме того,  вас ведь  могла подвести память.  - Монтейн наслаждался
замешательством  Джима.  -  Пройдет  немало времени, прежде чем возобновятся
межпортальные полеты.  Так  что  если этот  город  расположен  не  в области
Первого Портала, а где-то еще, нам туда не добраться.
     - Разговор становится утомительным, к тому же я умираю от голода.
     Против  своего желания  Никлин  находился под  впечатлением  того,  как
быстро Монтейн пришел в себя и перехватил инициативу. Джим злился на себя за
то, что так быстро выложил все свои козыри.  Единственно правильной тактикой
было бы укрепление своих позиций; ему следовало сначала выяснить, существует
ли  корабль, есть  ли к нему  доступ, затем наметить пути его  приобретения,
найти  посредника.  Тогда и  только  тогда следовало  начать  диктовать свои
условия  Монтейну. Так почему же его подвела интуиция? Поняв причину, Никлин
скорчился от боли. Это Дани. Ее влияние. Лихорадка и поспешность объяснялись
одним - жаждой отомстить ей.
     - Если вы и  впрямь голодны, я могу попросить Карлоса принести поднос с
ужином сюда.
     При  мысли, что  он будет  есть  с  гроба Милли  Монтейн,  Никлин  едва
удержался от грубой шутки. Монтейн, похоже, и впрямь болезненно реагирует на
остроты по поводу своей жены.
     - Не  стоит беспокоить старика Карлоса.  Я  могу и  подождать. Так  как
насчет нашего соглашения?
     - Я человек слова, Джим. Правда состоит в том, что вы, вероятно, теперь
принесете  больше пользы,  чем прежде.  Ирония  судьбы. -  Монтейн  встал  и
подошел  к   полке  с   видеоприемником.   -  Посмотрим,  можно  ли  вызвать
географический  справочник  Первого  Портала.  Настала  пора проверить  вашу
память. Нет смысла попусту терять время.
     - Согласен,  -  ответил Никлин, но испугавшись,  что  может  показаться
слишком  мягким  и уступчивым,  добавил:  - Но должность  -  это  лишь часть
вознаграждения. Помните?
     - Если вы имеете в виду Дани, то вам тоже следует кое-что вспомнить.  В
первый же день нашего знакомства  я сказал вам, что Дани Фартинг имеет право
на личную жизнь, а личные отношения не касаются ни меня, ни нашей общины.
     "Он  обвел  меня вокруг пальца, -  с тревогой  подумал Джим. - Вот  что
значит поддаться  эмоциям. Старый болван, воображающий себя вторым Моисеем и
болтающий с костями своей супружницы, обскакал меня!"
     - Поздравьте  меня, если я  ослышался, - с горечью  сказал Джим. - Я-то
полагал, вы сказали что-то о человеке слова.
     - Мой обет Богу стоит превыше всего.
     - Как удобно!
     - Джим, вы должны постараться быть последовательным. - Монтейн  все еще
ковырялся с видеоприемником. - Несколько  минут назад вы со счастливой миной
на  лице  излагали  идею о том,  что Бог дал мне право подкладывать женщин в
постель тем,  кто  меня интересует.  Если  это так,  то он уж  наверняка  бы
позволил мне небольшую ложь, поскольку она служит его целям.
     "Так больше продолжаться не может, - сказал  себе Джим. Ногти вонзились
в ладони. - Произойдут большие перемены..."


     Он и не представлял, насколько точным окажется его предсказание.









     Внешне ружье совершенно не отличалось от своего старинного  охотничьего
предшественника,  но большая  часть  деталей  лишь  отражала  ностальгию  по
прошлому. Приклад выглядел  так, словно был и впрямь сделан из полированного
дерева, и плотно прилегал к плечу,  хотя выстрел не создавал никакой отдачи.
В  действие  бластер  приводился  традиционным   спусковым  крючком.  Радиус
действия  в сухую  и ясную  погоду составлял не  меньше трех  километров,  а
компьютерный  прицел обеспечивал  абсолютную  точность даже  в руках полного
профана.
     Совершеннейший  инструмент  для   убийства,  бластер   выглядел  крайне
неуместным среди ветхих потрепанных  зонтиков на старинной  вешалке.  Никлин
несколько секунд задумчиво смотрел на  оружие,  зная, что должен взять его с
собой. Затем покачал  головой. Несколько раз, отправляясь к холму, он брал с
собой  ружье,  чувствуя  себя  при  этом переростком,  решившим  поиграть  в
колонистов.  Джим снял с вешалки свою старую шляпу, нахлобучил  ее на голову
и, решительно распахнув дверь, шагнул на улицу.
     Особняк  Фугачча   стал  штаб-квартирой  общины  Кори   Монтейна,  хотя
проповедник выбрал его не совсем по своей воле. Наследники Вэса Фугачча жили
в ста километрах к востоку в хорошо освоенном районе и не проявляли никакого
интереса к  заброшенным  владениям своего предка на  границе цивилизованного
мира.  Однако  они  обладали  отличным  деловым  чутьем  и,  уловив  интерес
Монтейна,  решительно отказались  продать захороненный  корабль. Это  значит
обмануть доверие деда, заявили они, добавив, что добрые католики  никогда не
пойдут  на осквернение  могилы.  Тем не менее они решили  подумать о продаже
всего  поместья Альтамура.  Когда  же  цена  возросла  в  три  раза,  от  их
щепетильности не осталось и следа.
     Солнце только что вышло из-за силовой линии. Хотя все было залито ярким
светом, ночная прохлада еще не рассеялась. Перед Джимом  раскинулось то, что
прежде  было  ухоженным  садом,  закрывавшим  фасад особняка.  Теперь  здесь
буйствовало  переплетение  декоративных   кустарников,  дикого  винограда  и
местных  трав. Кое-где  растения образовывали такие  скопления, что с трудом
можно было угадать, что же они скрывают - летний домик или арку,  фонтан или
бельведер.  В  одном  таком  зеленом  скоплении из  листвы торчала мраморная
женская голова, печально созерцая пустыми глазницами этот растительный хаос.
     За остатками сада находился небольшой холм округлой формы. Он отчетливо
выделялся на фоне  перемежающихся лугов, озер и  таинственных  темных лесов,
создававших горизонтальный  ландшафт, который  по мере  удаления размывался,
терял  отчетливость и,  наконец,  сливался в  цепь  серо-голубых, подернутых
дымкой, гор. Как бы ни впечатляла эта живописная картина, взгляд Никлина был
прикован  к   маленькому  холму.  Именно  в  глубине  этого  холма  покоился
космический корабль.
     Джим  только что  позавтракал. Он знал,  что  несмотря  на  ранний час,
Монтейн  и  Герл Кингсли  уже  отправились  на холм  и сейчас вовсю  орудуют
кирками  и лопатами. Мощную технику уже  закупили, она двигалась  из Бичхеда
вместе с основной колонной, но Монтейн не мог сдержать нетерпение.
     Права на поместье  Фугачча перешли к нему  четыре  дня  назад. С  этого
момента он превратился в сущего наркомана. Он должен  был лично убедиться  в
существовании  корабля. Только коснувшись  металлической оболочки, он сможет
перевести дух, зная, что наконец-то взята серьезная высота.
     Пробираясь  по   узенькой  тропинке,  Никлин  улыбнулся,  вспомнив   об
очередном  фиглярстве  Монтейна.  Когда  проповедник   узнал,   что  корабль
относится  к  немодернизированному  восемьдесят третьему  типу,  он в  голос
разрыдался.
     - Почему? - спросил он Никлина, глядя на него сквозь  потоки слез. - Вы
хотите  знать,  почему я плачу? Потому, самодовольный вы болван, что корабль
относится к исследовательскому классу.
     Потребовалось  несколько  секунд,  прежде  чем  до  Никлина  дошло  все
значение   этой   фразы.  Подавляющее   большинство   космических  кораблей,
построенных  за  последние  два  века,  курсировали между  орбитой  Земли  и
причальными  опорами  Орбитсвиля,  поэтому  они  не  были  приспособлены для
посадки на неподготовленную  поверхность и  взлета  с нее. Монтейн  же,  как
оказалось,   всегда   предвидел   необходимость   затрат   на   оборудование
космического корабля  отделяемой  капсулой-челноком. Теперь  же эта проблема
неожиданно отпала.
     - Это знамение, Джим. Господь дает мне знак не отчаиваться. Он помнит о
нас.
     Крайняя иррациональность этого утверждения удержала  Никлина  от спора.
Господь,  по  всей  видимости,   не   слишком-то  жаловал  Эйприл   Фугачча.
Парикмахерше  без  гроша  за  душой  как-то раз попался в  качестве  клиента
престарелый миллиардер Вэс Фугачча. Денежный мешок  был очарован  только что
отчеканенным  золотом  ее  красоты, а она в  той  же степени -  перспективой
пожизненного благосостояния и необыкновенных путешествий.  Молодая  женщина,
наверное,  решила,  что  она  счастливейшая  из  смертных,  когда  в  первую
годовщину  их свадьбы  супруг преподнес ей в  подарок  космический  корабль.
Подобных  исследовательских аппаратов  было  построено  сравнительно немного
(опять  синдром  Орбитсвиля).  Огромные  размеры  корабля лишь  подтверждали
безграничную любовь мужа. При мысли, что ей предстоит стать  первопроходцем,
Эйприл потеряла остатки разума.  Она тайком пробралась  на борт  своей новой
игрушки,  стоявшей  в  наземном  доке  у  Девятого  Портала, и,  не  имея ни
малейшего  представления об обращении с системой  подачи  дыхательной смеси,
облачилась в  КВВС  (костюм  для выживания  во  враждебной среде).  Ее  тело
обнаружили в одном из кресел кабины отделяемой капсулы.
     Каким  образом Монтейн  умудрился вывести из столь  трагической истории
еще одно доказательство  существования заботливого Всевышнего, осталось  для
Джима загадкой. Посмеявшись  про себя над  этим ловкачом, Никлин воздержался
от комментариев и продолжал выполнять обязанности второго по значению  члена
общины. В настоящее время эти обязанности сводились  к проживанию в особняке
Фугачча вместе с Монтейном и Кингсли в ожидании прибытия всех остальных.
     В  частности,  Джим  ждал Дани  Фартинг.  Он  разработал  новый план  в
отношении этой особы. План был рассчитан  на долгий  срок, но  обладал одним
достоинством - унижение Дани должно было стать максимально полным.
     При этой мысли Никлин ускорил шаг. Он подошел к подножию холма  и начал
взбираться по склону. Прокладывать путь сквозь  заросли стало легче - холм в
изобилии  покрывали  каменные  дорожки и ступени,  в  точности,  как  в  том
памятном  сне. Джим шел по  спиралеобразной тропинке,  пока не наткнулся  на
Монтейна и Кингсли, стоявших у края широкой ямы.
     Под  верхним  слоем почвы гробокопатели обнаружили панцирь из спекшейся
земли  и  расплавленных камней. Он, с одной стороны,  замедлял работы,  но с
другой,  служил  прекрасной  защитой  для корабля.  Семьдесят лет во влажной
земле  -  нелегкое  испытание  для  любой  металлической  конструкции,  даже
изготовленной из особых сплавов.
     - Привет землекопам, - крикнул Джим.
     Монтейн  оторвался  от чертежа и самым дружеским образом поздоровался с
Никлином. Он находился в обществе Джима уже три месяца - все то  время, пока
они искали наследников Вэса Фугачча и вели переговоры о покупке поместья - и
решил, что лучший вид вражды - показное дружелюбие. Кингсли, толстый фермер,
не отягощенный подобными проблемами, ограничился неразборчивым ворчанием.
     - Вот  вы  инженер, - кивком подозвал Джима Монтейн, - взгляните-ка  на
этот чертеж и скажите, что вы об этом думаете?
     -  Я привык иметь  дело с миксерами  и пылесосами, - ответил  Никлин. -
Космические корабли не мой профиль.
     - И все-таки взгляните.
     Никлин пожал плечами и подчинился. Фотокопия была старой и измятой,  но
сам  оригинал,  с  которого  ее сняли,  выглядел еще хуже. Чертеж  был издан
компанией  "Ниссан-Викерс", Биркенхед,  Англия.  Корабль  имел  классическую
конфигурацию: три цилиндра, параллельных друг другу и связанных между собой.
Один из цилиндров выступает вперед почти на половину своей длины. Отличие от
стандартных аппаратов состояло в  наличии  отделяемой капсулы.  Остроносая и
обтекаемая,  она  висела  под  основным  цилиндром.  Из  подписи  к  чертежу
следовало, что это  общий вид аппаратов исследовательского класса "Лискард".
Сам чертеж был использован в качестве основы для более позднего и совершенно
иного рисунка.  Превосходную  компьютерную  графику  неопытная  рука покрыла
карандашными  линиями, изображавшими зеленый холм над  космическим кораблем.
Наспех  сделанные  наброски  указывали,  где  следует  проложить  дорожки  и
возвести стены, где высадить деревья, а где - цветы.
     Монтейн сделал карандашную пометку прямо над носом корабля.
     - Я думаю, мы находимся здесь. А вы что скажете?
     - Может вы и правы, но мы пока не... - Никлин замолчал и вновь заглянул
в чертеж. - Кори, из этого плана не ясно даже, где север!
     - Ну и что?
     - А  то, что  мы  с таким же  успехом можем находиться  и  над  хвостом
корабля.
     - О! - Монтейн на мгновение смутился, но тут же лицо его прояснилось. -
Тогда тем более, сын мой, нам  следует убрать грязь. Вооружайтесь лопатой  и
начинайте копать.
     Машины были уже на подходе, и тратить силы не имело никакого смысла, но
спорить   с  Монтейном  Джиму  не   хотелось.  Кроме  того,  за  три  месяца
бездеятельной жизни брюшко, прежде  едва заметное, сейчас  угрожающе нависло
над его брючным ремнем. Немного тяжелой работы пойдет лишь на пользу. Никлин
вооружился киркой  и  принялся крушить  низкую  каменную  стену.  Вскоре  он
обнаружил, что  монотонный  физический  труд - отличное средство забыться на
какое-то время. Он крушил и  ломал,  не думая о том, что находится  на самой
границе цивилизованного мира.
     В  четырех километрах  к востоку  от поместья Фугачча находился городок
Альтамура. Отсюда он выглядел горсткой  цветного  конфетти, рассыпанного  на
необозримых зеленых просторах Орбитсвиля. Город основали более ста лет назад
переселенцы с  юга  Италии. Трудолюбивые земляне ожидали,  что  со временем,
когда   этих  краев  достигнет  новая  волна  эмиграции,  их   город  станет
процветающим  центром региона. Но реальность  и мечта  не всегда совпадают -
последующие  волны так и не объявились. Граница  цивилизованного  мира  даже
несколько  откатилась  назад,  оставив  Альтамуру  на   нейтральной  полосе,
разделяющей познанное и неизведанное.
     - Есть  много  мест, куда может отправиться  человек, но людей, готовых
туда  поехать,  гораздо  меньше,  -  философски  заметил  адвокат  семейства
Фугачча. - Именно поэтому город был обречен уже в момент своего рождения.
     Адвокат  оказался  очень  словоохотливым  и  постоянно  потчевал  Джима
рассказами о своеобразии этого места:
     - Конечно, это вовсе не означает, что к западу от реки Ирсина не сыщешь
живой  души.  Некие  личности,  на мой  взгляд, довольно странные, время  от
времени  перебираются через  реку.  Некоторые  из  них  обычные  неудачники,
профессиональные  отшельники.  Вы  понимаете, что я имею  в виду?  Но есть и
такие, что бегут от правосудия. Они там и поныне.  Иногда вдали  виден  дым.
Иногда находят корову или овцу без задних ног...  - Он помолчал. -  А иногда
обнаруживают  мужчину, женщину или  даже несчастного  ребенка,  над  которым
проделывали  ужасные вещи... Потому-то  люди здесь не расстаются с  оружием.
Настоятельно советую и вам быть очень осторожными.
     Вспомнив эти слова, Никлин подумал, что они плохо согласуются с царящим
вокруг первозданным покоем. Разум  подсказывал -  у Орбитсвиля  должны  быть
темные  стороны; там, где люди абсолютно свободны в своем  выборе, некоторые
способны  выбрать образ  жизни,  угрожающий  существованию  тех,  кто  любит
спокойно спать по ночам. Но, с другой  стороны, он прожил здесь уже тридцать
лет и ни разу не сталкивался с этой изнанкой жизни.
     Отбросив в сторону мрачные мысли, Никлин улыбнулся и продолжил  крошить
камень. Он напряженно  трудился, пока не разрушил около десяти метров стены.
Тогда  Джим  принялся  поддевать  каменные  плиты,  которыми  была  выложена
дорожка.  Работа  была  не   из  легких,   но   она  приносила  определенное
удовлетворение. Когда  Монтейн  объявил  перерыв, Джим с удивлением отметил,
что прошло два часа.
     Никлин  собрался  было  пойти  в  дом  перекусить,  но  Кингсли  открыл
сумку-холодильник  и извлек оттуда  чай со льдом,  сандвичи и фрукты. Никлин
присел на  камень и  с  аппетитом принялся  поглощать припасы хозяйственного
Кингсли. Холодный чай, который никогда не относился к  его любимым напиткам,
показался сейчас подлинной амброзией.
     -  Думаю, мне пришлась бы  по душе  жизнь простого труженика, -  заявил
Джим, насытившись.
     -  Приятно  слышать такие  слова. -  Монтейн,  войдя в роль склонного к
шуткам добродушного  бригадира, подтолкнул Кингсли локтем. - Вы так долго не
вставали с постели, Джим, что мы уже решили, что вы умерли.
     Кингсли фыркнул, стряхнув при этом прилипшие к губам хлебные крошки.
     -  Я  просматривал  для  вас  новости,  Кори.  Я   знаю,  как  вы  всем
интересуетесь.  -  Никлин замолк,  вспомнив  сообщение, поступившее  сегодня
утром из  Альтамуры по  звуковой связи.  -  Появились  новые факты о зеленых
линиях.
     - Да?
     - Речь идет о вертикальных силовых полях над ними. Вы помните?
     - Да, да, продолжайте, Джим.
     - Так вот,  оказалось,  что эти  поля не столь уж нейтральны. Полагают,
что они  ослабляют атомарную решетку вещества. Это происходит постепенно. Но
уже сейчас  некоторые здания в... в  Ломзе,  Восемьдесят третий  Портал, да,
по-моему, там, так вот,  здания там начали  раскалываться.  Они  оказались в
зоне  одной из линий,  которая  словно  нож  медленно рассекает  их  надвое:
стропила, стены, полы, фундамент.
     - Враг не оставляет нас в покое.
     Монтейн все еще продолжал жевать яблоко,  но делал это машинально, явно
не чувствуя вкуса.
     "Хорошо,  что я не  вспомнил  об этих линиях  раньше,  - поздравил себя
Никлин. - А так пищеварительные соки старика прекратили свою работу".
     -  Ну  что вы,  Кори! - воскликнул он.  - Нельзя же  все  взваливать на
бедного  дьявола.  Он,  скорее,  расколол  бы  здания  внезапно,  чтобы  под
обломками погибло как можно больше людей.
     Монтейн угрюмо посмотрел на него.
     - Я не могу знать, что у дьявола на уме. Он ведет слишком тонкую  игру,
но когда она подойдет к концу, всем будет не до смеха. И вам тоже, Джим.
     - Я и не думал смеяться, - Никлин опроверг свои слова легкой улыбкой.
     - Лучше не делайте этого, - предупредил  Кингсли. - Будете смеяться над
Кори, я вас в порошок сотру.
     - Не обращайте  внимания, Герл. - Монтейн похлопал здоровяка по колену.
Некоторая сухость в  его  голосе  говорила  о  том,  что он  восстанавливает
душевное равновесие.  -  Я дам вам знак, когда потребуется  стереть Джима  в
порошок.
     "Разговор  окончен",  -  резюмировал  про  себя  Никлин.  Он  вновь был
вынужден  признать,  что дух  старикана на  редкость крепок. Чтобы  показать
Монтейну, что считает его  поведение неспортивным, Никлин повернулся  к нему
спиной и позволил своим мыслям вернуться к Дани Фартинг.
     Когда же прибудет колонна. Они с Монтейном совершили перелет из Бичхеда
в Нью-Таранто, ближайший к  Альтамуре аэропорт, всего за сутки. Герл Кингсли
выехал в тот же  день на грузовике  Монтейна  и добрался за  пять  дней, но,
чтобы уложиться в этот срок, гнал как сумасшедший, без сна и отдыха. Никлина
очень интересовало, была ли эта поспешность вызвана верностью своему хозяину
или же нежеланием провести слишком много ночей в обществе Милли Монтейн. ("У
вас прекрасная жена, хозяин, но она все же законсервирована".)
     Все  остальные  машины  еще  четыре  дня  назад  находились  в Бичхеде,
дожидаясь  сигнала. И вот, получив телеграмму  Монтейна, колонна тронулась в
путь. Они наверняка делают остановки для отдыха, поэтому предсказать срок их
прибытия довольно сложно.
     Решив  не ломать  голову  над этим вопросом, Никлин огляделся вокруг. И
тут увидел нечто необычное. В нескольких шагах от него на склоне холма росли
цветы,  похожие на  тюльпаны. Когда  безразличный взгляд  Джима  упал на  их
заросли, головка одного цветка вдруг отделилась от стебля и  упала на землю.
Не зная,  чем  занять  свой  уставший от безделья мозг, Никлин  стал  лениво
размышлять, обычны ли  такие явления в мире флоры, или же  это из  ряда  вон
выходящий случай.
     Джим уже начал  уставать  от  этих размышлений, когда  произошла вторая
странность -  у его левого уха  раздалось стремительное жужжание, и короткая
воздушная  вибрация коснулась  его щеки. Должно быть,  шершень.  Но  в звуке
присутствовало что-то необычное, в нем чувствовалась какая-то сила. И  тогда
Джима осенило.
     - Кори, -  сказал он спокойно, - может, это прозвучит, как одна из моих
шуток, но, по-моему, в нас стреляют.
     -  Стреляют! - Кингсли откинул голову и, широко разинув рот, захохотал.
Возможно,  именно раскрытый  рот  и  спас  ему  жизнь.  Пуля, которая  могла
разнести ему череп, пробила навылет обе щеки. Кингсли недоуменно прижал руку
к рваной ране и, заливаясь кровью, повалился набок.
     Никлин,  не веря своим глазам, смотрел на него.  Потом, сообразив,  что
все еще  сидит выпрямившись, поспешно  упал животом на  груду камней.  Шляпа
отлетела  в  сторону.  Он  посмотрел  в  сторону  Монтейна, тот  тоже лежал,
прижимаясь к земле и  пронзал Никлина обвиняющим взглядом. Джим хорошо понял
эту логику страха - ведь  именно он сообщил о выстрелах, значит, он и был их
причиной.
     "Что  же  дальше? Что, черт  побери,  делать?" -  эти  вопросы отбивали
барабанную дробь в его мозгу. Джим начал беспомощно озираться.
     - Ружье, - свирепо прошептал Монтейн. - Где ружье?
     - Осталось в доме.
     - Вы должны были  взять его с собой. - Лицо  Монтейна посуровело.  - Вы
должны были...
     Его слова  заглушил  свист пули. Чиркнув по камню, она с  воем раненого
зверя  рассекла воздух над головой Никлина. Джим, никогда прежде не видевший
рикошета, испуганно глазел на выбоину в камне.
     - Отправляйтесь за ружьем, - приказал Монтейн.
     Никлин  кивнул  и заскользил  по направлению к лишенному  растительного
покрова  пятачку  спекшейся  земли. Достигнув его,  он  вскочил  на  ноги  и
помчался вниз  по  единственной расчищенной  дорожке, отчаянно прыгая  через
целые  лестничные пролеты. За несколько секунд он достиг подножия холма и со
всех ног ринулся к украшенному колоннами особняку.
     "Неужели это  все наяву? - спрашивал он  себя. - Кто бы, интересно, это
мог быть? Кто-то действительно хочет нас убить, или несколько пьянчуг решили
после неудачной охоты пострелять во все, что движется?"
     Тут Никлин вспомнил, что выстрелов-то он и не слышал. Это означало, что
стреляют реактивными патронами, по сути, миниатюрными ракетами. Их, несмотря
на  невысокую  точность  такого  оружия, очень любили некоторые охотники.  У
этого оружия отсутствовал резкий звук, способный испугать жертву. Может, это
и правда парочка подвыпивших охотников-неудачников?
     Прошла,  казалось,  вечность,  прежде чем он  достиг  широких  ступеней
особняка. Джим  вбежал  сквозь  распахнутые  двери  в  затененную  прихожую.
"Наверное, мне и воспользоваться им не придется", - твердил он  себе, срывая
ружье со  старинной дубовой вешалки. Даже  в это мгновение  в  нем проснулся
любитель техники, по достоинству оценивший невесомость изделия.
     Он выскочил обратно под солнечные лучи, прикрыл глаза рукой и посмотрел
на холм, надеясь увидеть  спускающихся Монтейна и Кингсли. Но холм был пуст,
все вокруг замерло  в  тревожной  неподвижности. Джим взглянул на  часы и  с
изумлением осознал,  что с  того момента, как он  начал  свой  стремительный
спуск с вершины холма, прошло всего сорок-пятьдесят секунд.
     Никлин снова помчался во весь дух. Мимо промелькнули цветочные заросли,
хитросплетение  парковых  строений, и вот  он снова на  каменистой площадке.
Монтейн, стоя на коленях,  склонился над Кингсли, пытаясь с помощью носового
платка  остановить хлещущую кровь. Никаких других перемен Никлин не заметил.
Он пригнулся как  можно ниже, засеменил по камням и ничком свалился  рядом с
Монтейном.
     - Ну? - выдохнул Джим. - Что?
     - Ничего. Все то же.
     - Вы уверены.
     - Я видел поднятую пыль.
     Никлин  прочел  в  глазах  Монтейна  просьбу  о  помощи. Этот взгляд не
оставлял   Джиму   выбора,  лишая   его   возможности   остаться   сторонним
наблюдателем.
     - В таком случае...
     Он установил ружье  на низком валу из земли и мелких  камней и медленно
приподнял голову,  раздумывая, успеет ли  уловить  тот миг, когда реактивный
снаряд  разнесет ему  череп.  Солнечные лучи  беззвучно  лились  на  зеленое
великолепие трав, кустарников, деревьев. Все дышало покоем и безмятежностью.
     Джим заглянул  в  электронный  прицел.  Картина  мгновенно  изменилась.
Изображение  не  было  увеличенным, но  благодаря устройству,  собиравшему и
обрабатывавшему  визуальную  информацию,  стали  отчетливо видны  мельчайшие
детали.  В  этом  странном,  несколько  иллюзорном  мире,  листва  оказалась
прозрачной.  Сквозь  едва  различимые  призраки  растений Никлин  совершенно
отчетливо  увидел две  человеческие  фигуры.  Люди, извиваясь  словно  змеи,
подползали к холму.
     Привыкший к техническим играм Никлин быстро освоился с ружьем. Он навел
крест  прицела  на ближайшую из фигур и нажал на спуск.  Его опалила  жаркая
волна, и  человеческая фигура вдруг потеряла свои очертания, превратившись в
бесформенное пятно, таявшее на глазах.  Мгновение спустя Джим услышал глухой
разрыв.
     Сейчас Джиму все  было нипочем - игра продолжалась. Он переместил крест
прицела на вторую фигуру и снова нажал на спуск.
     - Вы  полагаете,  что куда-нибудь попали? -  спросил Монтейн,  пробегая
глазами - ненадежным биологическим органом - по залитому солнцем пейзажу.
     - О да, - уверил его Джим. - Куда-нибудь я несомненно попал.
     Монтейн испуганно взглянул на него.
     - Может спуститься вниз и взглянуть на...
     - Помолчите!
     Никлин  сосредоточил  свое  внимание  на   дереве.  Сверкающее  розовое
трепетание  подсказывало ему, что человек, скрытый стволом  дерева, убегает,
стараясь при этом держаться за  укрытием. Но  в  этот момент он вынужден был
свернуть  в  сторону  и  обогнуть куст.  Фигура  с  длинными  развевающимися
волосами  открылась  холодному   взгляду   Джима-охотника.   Крест   прицела
прилепился  к  спине, и  палец нажал на спуск. Человеческая фигура  исчезла,
лишь рука  розовым призраком отлетела в сторону,  вращаясь словно обломанная
лопасть пропеллера.
     Неожиданный  толчок в плечо  заставил Никлина вздрогнуть.  Он пришел  в
себя.
     - Зачем вы это сделали? - Лицо Монтейна исказилось от праведного гнева.
- В этом не было никакой необходимости.
     - Зачем?! - Никлин ткнул пальцем в Герла Кингсли, который в этот момент
ощупывал марлевый тампон, торчащий из дыры в щеке. - Спросите его, была ли в
этом необходимость!
     - Но Бог мой, ведь этот человек убегал!
     - Да, убегал. Убегал, чтобы привести с собой подмогу. Что, черт побери,
произошло с вами, Кори? Вам что, жить надоело?!
     Никлин  вдруг почувствовал  страшную слабость. Ему не хватало воздуха -
сказывался стремительный бег вверх по склону. Во рту пересохло.
     -  Вы не  можете знать,  что именно  этот  человек собирался сделать. -
Монтейн упрямо покачал головой.
     - Да, наверное, он вдруг вспомнил, что забыл выключить кран в ванной. -
Никлину внезапно стало смешно.
     "Неужели я прикончил трех человек? Неужели я превратил их в пар?"
     - Вы способны шутить? Как вы можете?!!
     -  Могу.  Это  совсем несложно. - Никлин решил  остановить  этот  поток
вопросов. - Следует только помнить, что любой человек - это всего лишь кусок
дерьма.
     Повисла пауза. Затем Монтейн спокойно сказал:
     - Необходимо показать Герла врачу. Займитесь этим.
     Посмотрев  Джиму  в  глаза,  он  отвернулся.  В этом  взгляде  не  было
ненависти,  как ожидал Никлин, - она лишь порадовала  бы его. В нем сквозило
нескрываемое презрение.




     Осень  принесла  много  перемен.  В первую  очередь эти  перемены  были
связаны с холмом. Имевший некогда форму яйца, положенного на бок, он лишился
теперь  своей  верхушки,  будто какой-то великан  решил его  вскрыть. Нижнюю
часть холма скрывала  насыпь из обломков каменной кладки, щебня, булыжников,
глины и комьев спекшейся земли. Из нее торчал основной цилиндр "Лискарда", к
носовой  части  которого  была  подвешена казавшаяся  игрушечной  отделяемая
капсула. Корпус,  сплошь покрытый желто-коричневыми пятнами  коррозии, почти
полностью  закрывали  строительные  леса,  пластиковые  щиты  и переплетения
веревочных лестниц.
     На  то,  чтобы  докопаться  до  корабля, потребовалось  гораздо  больше
времени,  чем предполагали  Монтейн и  все,  кто имел  отношение  к проекту.
Пробившись   сквозь  внешнюю  оболочку,  кладоискатели  легко   сняли   метр
уплотненного  грунта,  но  наткнулись  на  вторую оболочку из  расплавленных
камней.  Монтейн  утешался  мыслью, что  корабль  в  течение семидесяти  лет
подземного  заточения имел  превосходную защиту, но  даже он не  смог скрыть
растерянности и разочарования, когда обнаружили еще и третий защитный слой.
     По-видимому, безутешный Вэс Фугачча вознамерился сделать гробницу своей
молодой жены  столь  недоступной,  словно  миссис  Фугачча была  царственной
особой Древнего Египта. Третья оболочка, к счастью, оказалась последней, под
ней  был лишь  чистый песок,  но  даже тогда  возникали  все новые  и  новые
препятствия.  Все  три  люка в  верхней части  цилиндра оказались герметично
заваренными. Не  желая их ломать, Монтейн велел откопать боковые люки,  но и
те тоже были наглухо закупорены. Валентный резак был слишком грубым орудием,
поэтому  люки  вскрывали старинным  автогеном, надеясь,  что  он  не нанесет
чрезмерных повреждений конструкциям корабля.
     Зрителей было немало. Многолюдная толпа напомнила Никлину  еще об одной
происшедшей перемене, которую  он никак не предвидел. Вскоре после того, как
раскопали верхнюю часть "Лискарда", к  экспедиции Монтейна  проявили интерес
журналисты. Они зачастили  сюда  на  легких самолетах и вертолетах.  Реклама
привлекла людей, попавших  под  влияние проповедей Монтейна  и решивших либо
предложить ему свои услуги, либо забронировать места себе и своим семьям для
полета к  Новому Эдему. Многие  готовы были  расстаться со своим имуществом,
вложив вырученные средства в проект Монтейна.
     Одним из  первых прибыл Скотт Хепворт, физик из университета Гарамонда.
Он пришел пешком из Альтамуры. Монтейн и Никлин сидели  на ступенях особняка
Фугачча,  вяло обсуждая,  стоит  ли покупать прачечное  оборудование,  когда
грузный  человек лет  шестидесяти,  краснолицый и потный, появился из клубов
дорожной пыли.


     - Мистер  Монтейн? - осведомился незнакомец. - Я Скотт Хепворт,  физик.
Знаю толк в своем деле и готов предложить вам свои услуги.
     -  Все  зовут  меня просто Кори,  - с  кривой улыбкой, хорошо  знакомой
теперь    Никлину,    ответил   проповедник.   Улыбка   означала    скромную
демократичность. - А это Джим Никлин. Не хотите ли присесть?
     -  Спасибо, - поблагодарил  Хепворт, кивнул  Никлину  и сел  рядом.  Он
вытащил  огромный носовой  платок  и вытер  им потную  шею.  -  Я  несколько
староват для путешествий в такую жару.
     Монтейн сочувственно покачал головой.
     - Хотите чаю?
     -  Чаю?!  -  круглое лицо  Хепворта исказила гримаса отвращения. -  Мою
жажду способна  утолить  лишь  добрая порция джина  с тоникам.  Любой  менее
крепкий напиток нанес бы  оскорбление моим вкусовым рецепторам, служащим мне
верой и правдой многие годы. Но думаю, что вы...
     - Я  не  сторонник  крепких  алкогольных напитков,  - сухо  перебил его
Монтейн.
     Никлин,  уже готовый  вынести  приговор  нагловатому  пришельцу,  решил
повременить с  выводами. Очень  многие,  в том  числе и Джим  Никлин в своем
прошлом   воплощении,   надеясь   завоевать   расположение   предполагаемого
работодателя, сделали бы вид, что больше жизни любят чай, но Хепворт не стал
лицемерить  и  притворяться.  Манера  новичка  вести  разговор  была  не  из
приятных,  но зато  неопровержимо свидетельствовала о его прямом  и открытом
характере.
     Исподтишка разглядывая Хепворта, Никлин  с интересом  отметил,  что тот
вовсе не похож на маститого ученого. Дешевый костюм сидел на Хепворте далеко
не  самым лучшим  образом. О нем нельзя было сказать, что он "поношенный, но
добротно  скроенный"  - избитая  фраза  из старых  романов, означавшая,  что
описываемый   персонаж  -  человек  достойный,  но  попавший  в  "стесненные
обстоятельства".  Костюм  Хепворта был попросту  дрянным с самого  начала, и
время  не  сделало  его  лучше. Дополняли  облик  ученого  мятая  рубашка  и
совершенно стоптанные сандалии.
     -  У  меня в комнате  найдется немного  джина,  -  улыбнулся  Никлин  и
поднялся. - Лед и лимон?
     - Все, что положено, мой мальчик, - благодарно пропыхтел Хепворт.
     Сопровождаемый неодобрительным взглядом  Монтейна,  Никлин отправился в
свою комнату приготовить  напиток. Джим  не очень-то любил спиртное, джин он
купил  вместо  пива из  соображения, что его легче будет нести из города. Но
чтобы разозлить Монтейна, он решил смешать  изрядную порцию коктейля и себе.
Никлин вернулся как раз в тот момент, когда Монтейн расспрашивал посетителя,
почему тот покинул свой институт.
     - Не по  своей  воле,  -  просто ответил Хепворт. -  Меня выкинули. - И
словно могли  возникнуть какие-то сомнения относительно  значения его  слов,
добавил. - Вышвырнули. Пинком под зад.
     Испытывая  теперь  самые  теплые  чувства   к  этому  человеку,  Никлин
подмигнул  ему,  передавая запотевший стакан. Хепворт жадно схватил его,  но
вместо того, чтобы залпом осушить, поднес стакан к мясистому носу и втянул в
себя аромат напитка.
     - Нельзя  ли узнать,  почему университет  счел  возможным отказаться от
ваших услуг? - вежливо поинтересовался Монтейн.
     Высокопарный слог и некоторая холодность  тона свидетельствовали о том,
что  Хепворт   произвел  на  проповедника   далеко  не  самое  благоприятное
впечатление.
     -  У меня  вышел  спор - кое-кто мог бы назвать эту  дискуссию кулачным
боем - с начальством. - Хепворт радостно  улыбнулся, глядя в стакан,  словно
вспомнил что-то очень приятное. -  Они давно хотели  указать мне на дверь, и
вот наконец я предоставил им такую возможность.
     - В чем же суть вашего спора?
     -  Я  нашел  доказательство того,  что  Орбитсвиль  перепрыгнул  в иную
Вселенную, но профессор Фэйер не согласился со мной.
     - Иная Вселенная? - Монтейн заметно напрягся. - Но что же здесь нового?
Ведь с самого начала говорили, что шарик переместился.
     - Да, говорили,  но никто и не предполагал, что столь далеко. - Хепворт
с  наслаждением отхлебнул из  стакана. -  Речь идет вовсе не  о каком-нибудь
причудливом переходе в отдаленную часть нашего обычного континуума. Я говорю
о прыжке в совершенно иной мир - во Вселенную, состоящую из антивещества, во
Вселенную с обратным ходом времени, в Антивселенную.
     - Но... - Монтейн растерянно взглянул на Никлина.
     -  Отличная  идея,  -  откликнулся Джим,  припоминая  свою  собственную
теорию,  изложенную  как-то  Зинди  Уайт,  -  но  как  быть  с  космическими
кораблями,  которые уже начали курсировать  между  порталами?  Почему их,  в
таком случае, не разносят захватываемые ионы?
     Хепворт качнул головой.
     - Я вижу, эта  мысль  вам  тоже  приходила в голову. Но  в этом  случае
корабли  вообще бы  не смогли  действовать. Если бы звездолеты  состояли  из
обычной  адронной  материи, которую взяли и засунули в мир  антивещества, то
захватывающее  поле  кораблей  стало  бы  отталкивать   античастицы.   Я  же
утверждаю, что  наш дорогой Орбитсвиль  и  все находящееся  на нем,  включая
здесь  присутствующих, во время Большого Скачка перевернулись.  Вдобавок нас
отбросило назад  на сорок миллиардов лет, но  этот вопрос мы  пока оставим в
стороне. Суть моего  утверждения - мы  теперь  состоим из  антиматерии. Наши
корабли состоят из антиматерии. Все вокруг состоит из антиматерии.
     -  Но  ведь   в  этом   случае,  -   Никлин   постарался   скрыть  свое
замешательство, - не существует способа проверить вашу гипотезу.
     - До прошлой  недели  и я так думал,  - Хепворт сделал  еще один добрый
глоток.  -  В последние три  года я разрабатывал особо чувствительный датчик
для  применения  в  жидком  кислороде.  Он  должен  был содержать встроенный
источник электронов. Я решил  использовать для этого  радиоактивный кобальт.
Кобальт-60 отлично годился  для  моих целей, поскольку его  ядра излучают  с
одного  полюса  больше  электронов,  чем с другого. Обычно из-за  хаотичного
расположения ядер  этого нельзя  обнаружить, но  если  вещество  охладить  и
поместить в мощное  магнитное поле, то все ядра выстроятся параллельно  друг
другу.  И тогда этот  кусок  металла  станет излучать в одну сторону  больше
электронов, чем в другую.
     Хепворт замолчал и обвел своих слушателей блестящими глазами.
     - Вам это ничего не напоминает? Из школьного курса физики?
     Никлин,  стремясь блеснуть познаниями  и тем самым  уличить  Монтейна в
невежественности, порылся в своей памяти.
     - Это  не тот ли знаменитый  эксперимент с кобальтом-60, что провели на
Земле... лет триста или четыреста назад.
     - Именно! - торжествующе воскликнул  Хепворт. - Тот самый  эксперимент,
который доказал асимметричность Вселенной. Может быть,  вы  теперь  поймете,
что я почувствовал, когда на  прошлой неделе вытащил  свой  датчик из шкафа,
где он  томился в безделье долгие месяцы, и  обнаружил, что слабенький поток
электронов направлен в противоположную сторону?!
     Никлин почувствовал, как голова  его пошла  кругом. Мозг словно  замер,
отказываясь принять услышанное.
     -  Но, может быть, это  ошибка?  Вдруг вы  попросту неправильно собрали
свою установку?
     - Вот  именно  это  и  начал мне  твердить профессор  Фэйер.  - Хепворт
улыбнулся. - И твердил до тех пор, пока я его слегка не ударил.
     Монтейн что-то неодобрительно пробурчал.
     -  Я все-таки не понимаю, - сказал Джим, - ведь если все  во  Вселенной
перевернулось, в том числе и ход времени, то все процессы и связи внутри нее
не изменятся. Вы не сможете  ничего обнаружить. Если  ваш  электронный пучок
барабанил  в  дверь  лаборатории до  Большого Скачка, то же  самое он  будет
делать и после.
     Хепворт улыбнулся еще шире.
     -  Вы  забыли,  что  четность  в   слабых  ядерных  взаимодействиях  не
сохраняется.
     - Разве?
     - Разумеется. У вас есть степень в области ядерной физики?
     - У меня  есть лишь немалая  степень дискомфорта, - откликнулся Джим, -
от сидения на этих дурацких ступенях.
     - Понятно.
     Никлин смотрел  на широкое лицо Хепворта,  и  его  одолевало неприятное
чувство, что он упустил что-то существенное. Тут он заметил на носу Хепворта
прыщ. Мысли его смешались. Прыщ располагался там, где  нос переходил в щеку,
и  был довольно приличных размеров. "Как он может разгуливать с такой штукой
на лице, - удивился Никлин, как обычно отвлекшись на  совершенно посторонние
мысли. - Почему, о Господи, он не удалит его?"
     - Вас что-то еще беспокоит, Джим? - поинтересовался Хепворт.
     - Я никак не пойму, что произошло со временем. - Никлин отвел взгляд от
лица Хепворта.
     Он решил воздержаться от замечания по поводу болячки физика. Остановила
его вовсе не щепетильность - она больше не была свойственна Джиму,  особенно
после  того,  как  за какие-нибудь  десять секунд  он разнес  в  клочья трех
человек. Он  попросту не  хотел отталкивать того, кто  вполне мог  оказаться
интересным  собеседником.  Среди  членов  общины редко  попадались  люди,  с
которыми можно было бы поговорить.  И даже  те немногие, кто стоил внимания,
не желали общаться с Никлином.
     - Время - это одна из самых великих непредсказуемостей, - величественно
отчеканил Хепворт с видом провинциального актера, потерявшего всякую надежду
получить работу.
     Он осушил свой стакан.  Его взгляд тут же прилепился к  стакану  Джима.
Никлин  свой напиток  даже не пригубил  и сейчас  с готовностью протянул его
Хепворту.
     - Непредсказуемость, - задумчиво повторил Джим, - да,  это очень точное
слово. Но откуда вы взяли свои сорок миллиардов лет?
     - Уверяю вас, отнюдь не  с потолка.  -  Хепворт, решив подготовить свое
горло  к  пространному  монологу,  проглотил  половину  содержимого  стакана
Никлина. - Теория  Ричарда  Готта предполагает,  что в  результате  Большого
Взрыва образовались две Вселенные. В одной мы и обитали раньше, она движется
во  времени  вперед,  а  в другой мы находимся сейчас,  она движется  назад.
Вселенная Первой  Области,  как  окрестил ее  Готт,  имеет  возраст  порядка
двадцати миллиардов лет.  Разумно предположить, что Вселенная Второй Области
насчитывает такое же количество лет. Так что нас отбросило приблизительно на
сорок миллиардов лет. В этой гипотезе симметрия имеет определенное отношение
к...
     - Все  это,  безусловно, очень интересно, -  оборвал Хепворта  Монтейн.
Сделал он это  тоном, неопровержимо свидетельствовавшим,  что  этот разговор
ему порядком наскучил.  - Но, боюсь,  от вас  нам потребуются отнюдь не ваши
профессиональные знания и практические  навыки... Позвольте поинтересоваться
- вы верующий? Разделяете ли  вы мою теорию, что Орбитсвиль - это западня, в
которую дьявол загнал детей Божьих? Верите ли вы в Бога?
     Хепворт фыркнул.
     - Не больше, чем в существование другой  великой троицы  - Златовласки,
Золушки и Красной Шапочки.
     "Отлично сказано,  Скотт, - с некоторым сожалением подумал Никлин, - но
твой способ вести вступительное собеседование никуда не годится".
     - В  таком случае,  думаю, нам  не  стоит  терять время,  - сухо сказал
Монтейн. - Разве что какие-то иные обстоятельства...
     - Обстоятельства?
     - Кори жаждет узнать, есть ли у вас деньги, - помог Никлин.
     - Ни гроша!  - радостно объявил Хепворт.  Он,  казалось, гордился своей
нищетой, так же как и увольнением с работы. - Ни цента! Ни  фартинга! Ни су!
-  Физик  озадаченно  глянул на  Никлина.  - Разве  я произвожу  впечатление
человека, имеющего деньги?
     Монтейн  оперся  ладонями  о  колени  и  поднялся,  всем   своим  видом
показывая, что разговор окончен.
     - Я сожалею, что вы зря проделали этот путь, Скотт.
     Хепворт и не подумал двинуться с места.
     - Я имею большой опыт работы с ракетными двигателями как раз того типа,
что  установлены  на  этом  звездолете.  Я мог бы  взяться  за их  ремонт  и
обслуживание. Кроме того, если потребуется, я мог бы сесть в кресло пилота.


     Поднимаясь по склону, Никлин разглядел среда  толпы  жаждущих заглянуть
внутрь  "Лискарда"  Скотта Хепворта.  Физик  потратил  большую  часть своего
жалования на покупку пуховика. В этом  одеянии ярко-желтого цвета он здорово
выделялся в серой толпе. Там же находились Монтейн,  Кингсли, Нибз Аффлек  и
множество людей, чьих имен Никлин не знал, но среди них не было той, которую
он действительно хотел увидеть.
     Отсутствие  Дани  Фартинг   было  следствием  улучшения  благосостояния
организации.  Финансовые дела  общины  Монтейна  шли  в  гору. Немало  денег
приносила реклама. Информационные агентства и телевизионные  компании готовы
были платить немалые суммы за интервью и съемку.
     Всеобщая известность привела к моральной и  финансовой поддержке. Затем
газетные  страницы вновь запестрели сообщениями о загадочных зеленых линиях,
на  этот  раз  в  связи  с  обнаружением  их  на  внешней  стороне  оболочки
Орбитсвиля.  Интерес к  проекту  Монтейна  многократно  возрос,  возросла  и
поддержка этого проекта.
     Никлин  не  очень  понимал, почему эти  сообщения  вызвали  такой взрыв
общественного беспокойства. Возможно, причина заключалась в том, что зеленое
свечение охватило Орбитсвиль с внешней стороны непосредственно перед Большим
Скачком. А может быть, пристальное внимание к этому явлению объяснялось тем,
что  силовое поле  ассоциировалось  у  людей с эффектом ослабления  связей в
веществе.  Если силовое  поле  способно  разрезать здания, то же самое может
произойти и с самим Орбитсвилем!
     Многие, похоже,  забыли,  что  идем  - материал, из  которого  состояла
оболочка,  в течение  двух  веков  сопротивлялся  самым  отчаянным  попыткам
нанести на  его поверхности хотя бы  крошечную  царапину. Существует  немало
людей того  самого типа,  ярким представителем которого был Кори  Монтейн, -
они всегда  подвержены паранойе и вселенскому  пессимизму, всякое  необычное
событие для них - знамение грядущих катастроф.
     Такие люди видят знаки судьбы  в увеличении популяции майских жуков,  в
упавшей  со стены  картине,  в  зловещих сумерках,  которые  на  самом  деле
предрешают всего лишь непогоду. Эти люда составляют меньшинство, действовать
же способна  лишь малая доля  этого меньшинства. Но  по сравнению с прежними
масштабами деятельности общины  Монтейна число таких людей напоминало теперь
лавину. Монтейн  внезапно  оказался  заваленным  деньгами и  многочисленными
новыми  обязанностями. Он счел  необходимым  открыть  в Бичхеде офис как для
обработки потока запросов, связанных  с  полетом  к Новому Эдему,  так и для
юридического оформления поступающих даров.
     К огромному  недовольству Никлина  он поручил Дани  Фартинг  разъезжать
повсюду для  негласной проверки кандидатов и их  семей. Никлин совершенно не
понимал, каким образом можно оценить  потенциальных основателей новой  расы.
Но даже если подобный отбор и был  осуществим, то Джим очень сомневался, что
Дани  подходят  для  подобной  работы.  Она,  конечно  же,  обладает  редкой
способностью понимать  сущность  незнакомых людей  с  первого  взгляда, Джим
убедился  в этом на собственном  опыте,  но выяснить  их  способность  стать
Адамом и Евой...
     Основной  причиной  его  недовольства, хотя он  и не признавался себе в
этом, было возникшее  с отъездом Дани препятствие в осуществлении  его плана
мести. Раньше Джим шел напролом,  теперь же он хотел осуществить  свою месть
тонко, ему  не хотелось  спугнуть  свою дичь. Он завоюет ее, превратившись в
мистера  Отличного  Парня, обольстит  своим раскаянием,  искрометным юмором,
вниманием и  нежностью.  Он готов даже  жениться на ней! И только  когда она
полностью  и  бесповоротно поверит в  его  любовь и привязанность, когда она
станет нуждаться  в них,  когда их  отношения станут зеркальным отображением
прежних, только  тогда Джим сбросит свою маску, только тогда покажет ей, что
значит быть преданной тем, кого ты полюбила всем сердцем.
     Новый  план был прост и  великолепен.  Он заметно  превосходил в  своей
изощренности  предыдущий,  в  нем  чувствовался   терпкий  дразнящий  аромат
подлинного злодейства. Но в нем имелось одно слабое  место - его  невозможно
было осуществить, если жертвы нет рядом.
     Никлин  постарался выбросить из головы  мысли  о  Дани. Он добрался  до
места, где  неповрежденная поверхность холма сменялась грязью, вывороченными
камнями и скользкими дощатыми  настилами. Отсюда стометровый корабль походил
на таинственную  геологическую структуру, вечно пребывавшую в земле  и  лишь
сейчас  извлеченную   на   свет.   Невозможно  было  представить,  что   эта
металлическая громада  могла пронзать космическое пространство со скоростью,
во много раз превышающей скорость света.
     Никлин  ступил  на  деревянный настил.  Рядом  из защитного  слоя песка
торчала  верхняя часть цилиндра левого двигателя. Когда  он подошел к толпе,
его  приветствовал один  лишь Кингсли. Кингсли никогда не  сомневался в том,
что Никлин поступил совершенно  правильно,  убив удиравшего  бандита. С того
памятного дня он проявлял к Джиму нескрываемую симпатию. Однако в разговорах
с  Никлином парень  все-таки  испытывал  некоторые  трудности, поэтому  свое
дружеское   расположение  Кингсли  ограничивал  приветственными   жестами  и
дружеским  подмигиванием, к которым иногда  добавлялась странная фраза "Поля
аэрации, а, Джим!", произносившаяся заговорщическим шепотом.
     Это загадочное приветствие  Кингсли ввел в  свой лексикон  после одного
происшествия.  Как-то раз  Никлин поспорил  с  кем-то  из  женщин  по поводу
инцидента с нападением. Она настойчиво требовала объяснений от Джима, почему
он  не испытывает никаких  угрызений совести  после  убийства  трех человек.
Никлин тогда ответил:  "Угрызений  совести? Ни в малейшей степени -  я всего
лишь отправил три куска дерьма на  гигантские небесные поля аэрации". Джим с
удовлетворением  отметил, что  эта  фраза  мгновенно распространилась  среди
членов  общины.  Популярности она Никлину  не добавила, скорее наоборот, все
еще больше невзлюбили Джима.  За исключением Кристин  Макгиверн,  на которую
эта  фраза произвела совершенно  обратное впечатление. После этого инцидента
Кристин  стала еще изобретательнее в своих постельных упражнениях, что Джима
вполне устраивало.
     Происшествие казалось  теперь Никлину  совершенно  нереальным.  Местный
шериф, даже  не взял на себя труд приехать  из  города,  чтобы  взглянуть на
тела.
     - Похоже, вы нарвались на братьев Луччо, а в этих краях никто не станет
сожалеть о  них,  - сказал он Джиму. -  Давайте договоримся,  вы уничтожаете
улики, и я считаю дело закрытым.
     Подойдя  вплотную  к  толпе,  Джим  увидел,  что  женщина,  орудовавшая
автогеном,  уже  прошла  по  всему  опоясывавшему  шву.  Когда  работа  была
закончена, женщина отступила назад. Ее место занял Кори Монтейн.
     Никлин понимал, что проповедник старается казаться спокойным, тогда как
внутри его, наверняка,  трясет. Губы  Монтейна  дрогнули,  когда под громкие
одобрительные возгласы  зрителей он взялся за  поручень двери и  толкнул ее.
Дверь  не поддалась.  Монтейн навалился  на  нее всем  телом.  Он толкал ее,
дергал, тянул, но дверь оставалась неподвижной.
     "Ну  ты  и  мастак.  Газообразное  Позвоночное,  - усмехнулся про  себя
Никлин. - Так испоганить величайший момент в жизни Кори Монтейна!"
     Не  скрывая  удовольствия,  он  минут двадцать  наблюдал, как  в разрез
закачивали большое количество масла. Наконец под  совместными усилиями  трех
человек дверь поддалась.
     Монтейн повернулся к толпе и воздел руки:
     - Друзья мои, мы долго ждали этого момента. Кое-кто многие годы. Я хочу
поблагодарить  вас  за  вашу  самоотверженность  и  целеустремленность.  Бог
вознаградил нас  за наши  усилия. Сейчас мы сможем войти  в Ковчег,  который
Господь даровал нам.  Я  поздравляю  вас, но  прошу  не  забывать об  одном.
Корабль этот - не просто орудие нашего спасения. Он также и гробница. Внутри
корабля  мы должны вести себя соответствующим  образом, ведь мы находимся  в
освященном месте.  -  Монтейн замолчал и угрюмо оглядел слушателей. - Первым
делом  нам  необходимо исполнить печальный долг. Мы должны  вынести  бренные
останки Эйприл Фугачча с корабля и предать их земле с подобающим уважением.
     Тут Никлин с тревогой понял, что Монтейн сверлит его мрачным взглядом.
     -  Естественно,  будучи избранным  Богом руководителем этой экспедиции,
задачу по переносу тела я беру на себя, но мне понадобится помощь. - Монтейн
не сводил взгляда с Никлина. - Прошу вас, Джим.
     Он  достал  из кармана фонарь  и решительно зашагал  по трапу.  Никлин,
выругавшись про себя,  признал, что проповедник заработал еще одно очко в их
личной  дуэли.  Меньше  всего  Джиму  сейчас  хотелось   возиться  с  трупом
семидесятилетней  давности.  Даже  находиться  рядом  с  ним  казалось   ему
сомнительным  удовольствием.  Но убийца  Никлин никак  не  мог уклониться от
этого  поручения, когда  на  него глазела добрая  половина общины.  В  конце
концов, железный он человек или нет?
     -  Надеюсь, это ненадолго, - пробормотал он пробираясь сквозь  толпу, -
просто умираю с голоду.
     Он  без промедления последовал за Монтейном, шагнув  с дневного света в
мрачную внутренность корабля. Джим с удивлением  отметил,  что воздух внутри
пахнет папой листвой. Земной  аромат, в котором чувствовался запах грибов  и
дождя, оказался полной неожиданностью в  этой гробнице. Никлин пришел в себя
и  заторопился, когда услышал за собой шаги  электрика Джока Крейга  с целой
гроздью  фонарей в  руках.  Следом  за  ним  следовала  Петра  Дэвис,  также
нагруженная фонарями.
     Группа медленно продвигалась  по  кораблю. Электрики по пути  расширяли
освещенное  пространство,  развешивая  повсюду  миниатюрные  солнца.  Первое
впечатление   от  космического   корабля  было   искаженным,  поскольку  они
находились   под   прямым   углом  к  нормальному   расположению  помещений.
Переплетение лесов и настилов, оставленное, по всей видимости, ремонтниками,
вносило дополнительную неразбериху и в без того запутанную картину.
     Идущему  впереди Монтейну, должно  быть,  приходилось еще труднее, но и
Джиму было  нелегко  во время перемещения  с  палубы  на  палубу.  Он догнал
Монтейна в том  месте, где  трап проходил  над  круглым  люком, расположение
которого свидетельствовало о том, что проход ведете отделяемую капсулу...


     Бережливые наследники Вэса Фугачча были рады возможности избавиться  от
имения Альтамура за немалую цену, но  обусловили сделку одним пунктом - в их
распоряжении оставалось  небольшое  семейное  кладбище за особняком Фугачча.
Тело Эйприл Фугачча было предано  земле на  этом кладбище  в соответствии  с
религиозным ритуалом. Хотя  в глазах наследников Кори Монтейн  вряд  ли  был
рукоположен, они дали свое согласие на проведение им церемонии погребения.
     Джим пошел бы и дальше в демонстрации своего  цинизма и не явился бы на
церемонию  погребения,  если бы она не предстала ему вдруг в ином свете. При
виде  маленькой  фигурки  Эйприл Фугачча  в  левом кресле кабины  отделяемой
капсулы, все еще облаченной  в изготовленный на заказ скафандр, Джиму пришла
в голову довольно сентиментальная мысль. Он подумал, что  тревожить погибшую
- это акт подлинного святотатства. Эта девушка не заслужила фарсовых похорон
под  бормотание  маньяка-проповедника,  который явился сюда в  сопровождении
своего дурашливого, циничного и безнравственного помощника.


     Никлин присутствовал на похоронной церемонии. Он стоял на пронизывающем
ветру, а потом пил  джин вместе  со Скоттом Хепвортом,  пил, пока не утратил
способность что-либо чувствовать.




     На  перевозку корабля из Альтамуры в Бичхед-Сити понадобился почти год.
На каком-то этапе  мучительного,  изматывающего  перехода  Никлин понял, что
привязался к этому огромному неуклюжему уродцу.
     Стоя у окна  офиса общины в Бичхеде, откуда открывался превосходный вид
на "Тару" (так Монтейн переименовал корабль),  Джим пытался разобраться, что
именно  в  очертаниях  этого  сооружения  вызывает  у  него такое  волнение.
Трехцилиндровая  конструкция, разработанная вот  уж как два века  канувшей в
Лету "Старфлайт Инкорпорейтед",  сохранилась благодаря своей эффективности и
надежности.   Но   даже   самые   романтически  настроенные  ее  приверженцы
признавали, что вид у нее на редкость неуклюжий.
     Сейчас корабль более  чем  когда-либо выглядел неспособным к полету. Но
Никлин  ощущал ту внутреннюю дрожь, хорошо  знакомую всем любителям техники,
дрожь,  возникающую  при  виде  машины, на  которую  возложена  серьезная  и
нелегкая  задача  и  которая  имеет потенциальные возможности выполнить  эту
задачу самым превосходным образом.
     Этот  роман  Никлина  с "Тарой"  начался с одного  не  очень  приятного
события.
     Когда раскопали оба  двигательных цилиндра, на которых покоился корабль
во время своего подземного заточения, обнаружилось, что Вэс Фугачча допустил
ошибку, характерную  для  строителей  гигантских монументов.  Решив  сделать
гробницу своей жены совершенно недоступной, он наваливал один  защитный слой
за  другим.  В  результате  под  гигантским  весом  треснул   железобетонный
фундамент,  на  котором  покоилась  вся  огромная  конструкция.  К  тому  же
создатели   монумента   забыли   закупорить   вентиляционные   отверстия   и
канализационные трубы,  открытые во  время  капитального ремонта  в наземном
доке.
     Отверстия  были  небольшими,  почти  незаметными по сравнению  с  общей
площадью  поверхности  корабля,  но  для  бесчисленных  грибков  и  плесени,
всепроникающих  форм  жизни, обитавших в плодородной почве  Орбитсвиля,  они
стали шестирядными шоссе.
     Когда   Монтейн   и   его  сподвижники  распахнули  люки,   ведущие  из
центрального цилиндра  в двигательные,  на них пахнуло влажной и  нездоровой
атмосферой подземелья.  Тонкие нити  и  усы бесцветных растений образовывали
многочисленные  сплетения, в которых копошились целые полчища  ползающих или
бегающих тварей.
     Потребовалось  немало  дней,  прежде  чем  люди  привели  в  порядок  и
продезинфицировали двигательные  цилиндры,  но  еще долго  в  них  ощущалось
характерное  зловоние,  которое почувствовал  Никлин, когда  впервые  ступил
внутрь  корабля. И, конечно же, все оборудование  сильно  пострадало от этой
оккупации.
     Монтейн, увидев открывшуюся  картину, ужаснулся. Он представил, сколько
потребуется  времени  и денег,  чтобы восстановить  разрушенное. Но искренне
любящий технику Никлин,  проникся к кораблю  горячим сочувствием. "Я приведу
тебя в порядок, старина", - пообещал он.
     Планы его были  воистину грандиозны. Мало кто  решился бы взяться за их
исполнение, но  именно они не дали Джиму сойти с ума в течение этого долгого
и невыносимо скучного года, проведенного в пути. Ему помогали Скотт Хепворт,
согласившийся поделиться с  ним своими знаниями за определенную плату в виде
джина,  и Герл Кингсли,  предоставлявший в распоряжение Никлина  силу  своих
мышц.
     Теперь, когда "Тара" благополучно достигла  Бичхеда и заняла свое место
у  Первого Портала, начались основные работы по  ее восстановлению. Никлин и
Хепворт единодушно решили, что эти работы должны вестись под их руководством
исключительно   членами   общины.   Монтейн   искренне  обрадовался   такому
соглашению, поскольку в этом случае потребовалось бы куда меньше затрат.
     "Тара"  относилась  к классу  исследовательских судов и  потому не была
рассчитана  на  большое  количество  пассажиров,  но  ее  размеры  позволяли
установить дополнительные палубы. В настоящее  время их насчитывалось восемь
-  минимально  допустимое количество, обеспечивающее  необходимую  жесткость
центрального  цилиндра - но  предполагалось установить их  через  каждые два
метра. Двадцать пять палуб предназначались для пассажиров.
     Исходя из  этого,  в  полет могло  отправиться, по  выражению Монтейна,
около  "двухсот  душ".  Никлин,  для  которого  вся  эта  затея   продолжала
оставаться игрой, предположил, что  по  простым  биологическим  соображениям
почти  все  души  должны быть заключены в оболочки женщин, достигших половой
зрелости. Монтейн, разумеется, прочел  ему лекцию о необходимости сохранения
моральных  устоев, дав  понять, что собирается  внести в  список  участников
экспедиции  лишь   молодые  женатые  пары,   отличающиеся   благонравием   и
религиозностью.
     Этот  спор  вновь  напомнил Джиму о том, что Кори Монтейн  - совершенно
иррациональное  существо. На  какое-то  время  Никлин  почти забыл  об  этой
особенности проповедника.  Монтейн  не  был религиозным  маньяком в  обычном
смысле  этого  слова, он попросту  был сумасшедшим,  чьи  маниакальные  идеи
приобрели   религиозную  окраску.  Одежда  и   манеры  нормального  человека
постоянно оттесняли на задний план его странности - гроб, служащий обеденным
столом, его  манию величия, его безумную  цель, которой он подчинил всю свою
жизнь.
     Высмеять проповедника и его безумные идеи не составляло никакого труда,
но эти самые идеи время от времени умудрялись превращаться в самую настоящую
реальность. И доказательством тому служила нескладная  массивная конструкция
за  окном  офиса.  Глядя,  как  снег   медленно  опускается  на  поверхность
звездолета,  Никлин  вдруг ощутил холодок тревоги.  Он  понимал  весь абсурд
происходящего,   но  тем   не   менее  без  конца  спрашивал  себя,  неужели
действительно настанет день, когда эта угрюмая  громадина, давно вписавшаяся
в окружающий  ландшафт,  тихо  соскользнет  в  черноту  портала  и,  подобно
нырнувшему в воду неповоротливому на суше тюленю, обретет в новой среде силу
и  уверенность?  Неужели  она понесет  людей сквозь  тьму космоса к  тусклым
точечкам света? И останутся ли живы те, кто взойдет на ее борт?
     "Вот что  я  тебе  скажу,  о  Газообразное  Позвоночное.  Если  корабль
действительно отправится в дикую тьму неизвестности, то твой покорный  слуга
останется сидеть дома в своем любимом кресле, со стаканом в руке наблюдая за
этим великим событием по телевизору..."
     Сзади подошел Хепворт и встал рядом.
     - Когда появится этот человек?
     - Спросите Кори.
     Никлин  взглянул на Хепворта, и, как всегда, его  глаза остановились на
огромном прыще, красующемся на носу физика.
     -  Я не хочу мешать, Кори,  просто  интересно, почему  запаздывает  наш
высокий гость?
     - Вероятно,  его задержала непогода, -  неопределенно  ответил Монтейн,
оторвавшись от разложенных перед ним бумаг. - Наберитесь терпения.
     - Да, и не дергайте  нас так  часто. Вы ведете себя как дети, - добавил
Ропп   Воорсангер,  исполняющий  при   Монтейне  обязанности  бухгалтера   и
юридического консультанта. - Мы заняты.
     Он  сидел за  соседним  с  Монтейном  столом.  Это  был  узкоголовый  и
узколицый человечек лет тридцати, но выглядевший на все пятьдесят. Ропп тоже
в свое  время  выбрал  стезю проповедника-любителя, но он был гораздо  более
нетерпим и резок, чем Кори Монтейн.
     -  Прошу прощения, - повернулся к нему физик, - но на корабле меня ждет
работа, настоящая  работа,  а не та  совершеннейшая  чепуха, на  которую  вы
тратите все свое время.
     Никлин  сдержал улыбку. Настоящая работа,  которую имел в виду Хепворт,
заключалась  в   поглощении  очередной  порции  джина.  Надежда,  что   этот
неопрятный,  словоохотливый пьяница  окажется отличным товарищем,  полностью
оправдалась. Несмотря на горячую привязанность  к спиртному, Хепворт никогда
не  терял голову и всегда готов  был  сказать свое  веское  слово. Джим  мог
рассчитывать на его поддержку в любом споре.
     - Это так, Кори, - обратился он к Монтейну. - У нас со Скоттом и впрямь
есть работа, а...
     - А я устал каждый раз тратить кучу времени на ваши розыски, -  оборвал
его  Монтейн.  -  Я  требую, чтобы  вы  оба находились  здесь, когда приедет
Ренард.   Вы  должны  послушать,   что  он  скажет.   Так  что  постарайтесь
расслабиться. - Он  со  значением взглянул на Хепворта.  -  Почему бы вам не
выпить чашку чая?
     Никлин с интересом  ждал ответа Хепворта,  но в этот  момент за матовым
стеклом, отделяющим кабинет Монтейна от соседней  комнаты, мелькнуло цветное
пятно.  Дани Фартинг вернулась  из  своей  очередной  поездки.  Стараясь  не
выглядеть слишком заинтересованным, Никлин подошел к двери и открыл ее.
     - Ну что? - Дани сняла запорошенный снегом плащ.
     На ней был  синий шелковый костюм. Широкий пояс великолепно подчеркивал
фигуру. Глаза  из-под  тяжелых  век  глядели  на  Джима так,  словно  он был
порядком надоевшим предметом обстановки.
     - Со мной все в порядке. Спасибо. А как вы?
     - Я имела в виду - что вы хотите?
     - Кто говорит, что я чего-то хочу?
     "Я хочу  тебя, холодная  ты  стерва!  Я  хочу тебя, потому что ты самая
привлекательная баба во Вселенной и потому что ты полностью завладела мной".
     - Я всего лишь решил поздороваться с вами.
     - Очень мило.
     Дани стояла совершенно неподвижно, держа плащ в  руках. Она явно ждала,
когда Джим уйдет.
     - Вы прямо с самолета?
     - Да.
     - Долгий полет?
     - Да.
     - Вам следует отдохнуть. Не хотите ли выпить и пообедать?
     - Я уже договорилась пообедать с одним своим другом, - Дани по-прежнему
не двигалась. - Он зайдет за мной в полдень.
     - Прекрасно.  -  Никлин  изобразил  сожалеющую  улыбку. - Я всего  лишь
спросил.
     Дани  промолчала,  так что ему ничего не оставалось,  как откланяться и
вернуться  в кабинет Монтейна, плотно прикрыв  за собой дверь. Как только он
повернулся  к Дани  спиной, печальная улыбка преобразилась  в  счастливейшую
дурашливую  ухмылку.  Любой, кто наблюдал бы за этим разговором,  сказал бы,
что Дани недвусмысленно отшила Никлина. Но Джим  уловил два знака, поднявшие
его  дух.  Во время обмена  репликами Дани крепко прижимала  плащ  к  груди,
словно желая защитить свое тело от посягательств Никлина. К тому же, не было
никакой необходимости сообщать, что ее пригласил на обед другой мужчина. "Ты
просто   молодец,  Джим,   -  похвалил   себя  Никлин,  испытывая   холодное
удовлетворение. - Все идет, как надо..."
     -  Недолго  же ты  там  пробыл, - весело  заметил Хепворт, когда Никлин
встал рядом  с ним у окна.  - Послушайся опытного в таких  делах  человека и
покинь сцену с достоинством. Ведь совершенно ясно, эта баба не желает  иметь
с тобой дела.
     - Ты ни  черта не понимаешь,  - ответил  Никлин, которого задел игривый
тон  приятеля.  "Как  может  человек с  такой блямбой на  носу  считать себя
знатоком женщин?"
     - Ты пригласил ее на обед?
     - Да.
     - И что?
     - У нее уже назначена встреча. С другим парнем.
     Хепворт кивнул.
     - Наверное, с Роуэном Миксом. Она познакомилась с ним, занимаясь своими
книгами.
     Никлин предпочел  бы не  продолжать этот разговор, но  последняя  фраза
Хепворта пробудила в нем любопытство.
     - Какими книгами?
     - Говорящими. Дани  большую  часть своего свободного времени занимается
тем, что наговаривает на магнитофон книги  для слепых. -  Хепворт замолчал и
лукаво взглянул на Джима. - А ты и не знал?
     - Откуда?
     -  Вот  то-то  же!  -  торжествующе  ответил Хепворт. -  Ты  ничего  не
добьешься  от  женщины, если  не начнешь  интересоваться всеми  сторонами ее
жизни.  Твоя ошибка, Джим, состоит в том,  что тебя интересует лишь  одно, и
это видно невооруженным глазом.
     "Я  не  всегда был  таким..."  -  Никлин оборвал  себя, злясь, что  ему
приходится защищаться.
     - Мне  всегда казалось,  что слепые  пользуются  читающими  машинами, -
сказал  он,  надеясь,  что  Хепворт  клюнет на эту  приманку  и прочтет  ему
небольшую импровизированную лекцию.
     -  Синтезаторы  человеческого голоса  все еще  не  годятся  для  чтения
художественной литературы. С позиции  сегодняшнего дня, они, похоже, никогда
не смогут стать пригодными для этого дела. - Хепворт с радостью ухватился за
предложенную тему. - Все тот же синдром Орбитсвиля.  После испытания первого
синтезатора   прошло   более   трехсот   лет.   Полагали,   что   они  будут
совершенствоваться   и   совершенствоваться.   Но...   но   какой   в   этом
совершенствовании  смысл? Орбитсвиль преподнес нам  счастье и, благоденствие
на пресловутом блюдечке. Научный прогресс остановился. Лишь немногие  умники
из личной любознательности  продолжают  заниматься исследованиями.  Но  даже
если обнаруживается что-либо, имеющее  практический интерес, его  невозможно
внедрить из-за отсутствия промышленной базы. И  есть немало людей, - тут тон
Хепворта  стал  зловещим,  -   утверждающих,   что   Орбитсвиль  не   принес
человечеству ничего хорошего.
     - Твои слова начинают напоминать речь кое-кого другого, - Никлин кивнул
в  сторону Монтейна,  который что-то сосредоточенно  писал, склонившись  над
столом.
     -  Этот кое-кто другой делает  совершенно  правильные выводы, исходя из
совершенно неверных предпосылок.
     Никлин удивился.
     -  Уж  не  хочешь  ли  ты  сказать,  что  и  сам  собираешься  покинуть
Орбитсвиль, не дожидаясь, пока  пресловутый  дьявол  нажмет свою дьявольскую
кнопку?
     - Да, я хочу  покинуть Орбитсвиль, - спокойно ответил Хепворт. - Я хочу
взглянуть,  как  выглядит антипланета.  Мне нет  дела до его рассуждений, но
ведь никто кроме  Кори не собирается отправляться к Новым мирам,  так  что у
меня просто нет выбора.
     - Ты хочешь  сказать,  что  если "Тара"  сумеет улететь, то  ты  будешь
находиться на ее борту?
     - Джим, а зачем, по-твоему,  я  присоединился к этой дурацкой компании?
Неужто  ты думаешь, что меня прельстили те  гроши,  что выделяет Кори?  Этих
денег  едва хватает на  жалкий тоник, о  вещах более насущных и  говорить не
приходятся. Я здесь по одной единственной причине - как  член общины  я могу
рассчитывать на место на корабле. - Лицо Хепворта  страдальчески скривилось.
- Зря  я  упомянул  о  выпивке. Если  бы  не вспомнил, мог  бы потерпеть еще
немного.
     - Да,  это  ты зря,  - рассеянно протянул  Никлин, все  еще переваривая
новость  о том, что Хепворт действительно собирается отправиться на "Таре" в
неизвестность.
     До  сих пор он был  уверен, что физик, как  и он сам, стоит на подножке
Экспресса в Никуда, готовый спрыгнуть в подходящий момент. Кроме того, вновь
всплыла тема  о  Вселенной  из  антивещества. Для  Никлина  все  разговоры о
Вселенной  Первой Области  и  Вселенной Второй  Области,  о  текущем  вспять
времени,  об  изотопах  и   электронах  были  простой  словесной  игрой,  но
оказалось, что  для Хепворта все это и впрямь  реально, реально  так же, как
стакан джина или свистящие  деревья, скорбящие в этот холодный ветреный день
по ушедшему лету.
     - Объясни мне одну вещь, Скотт. Изменится ли что-нибудь хоть для одного
человека, если...
     Никлин  осекся. Наружная дверь распахнулась, и  в  комнату вошли двое -
мужчина  и женщина. Никлин  сразу же узнал  Рика Ренарда,  вызывающий костюм
которого  сразу  же  сделал  его   обладателя   центром  внимания   в  уныло
обставленном кабинете проповедника.  Лицо  женщины  тоже  показалось Никлину
знакомым.  Хотя  и не сразу,  но он  вспомнил,  что видел  ее  по телевизору
несколько лет  назад.  Это  было в гостиной Уайтов в тот  самый  день, когда
Орбитсвиль  совершил  свой пресловутый  Большой Скачок.  Именно  в  тот день
Монтейн  со  свитой  явился  в  Оринджфилд, и жизнь  Никлина совершила  свой
собственный  Большой  Скачок. В ушах Джима  зазвенел  голос Зинди Уайт:  "Ее
зовут Сильвия Лондон".
     - Я всегда хотел побывать в Лондоне, - пробормотал Никлин себе под нос,
разглядывая   ее  соблазнительные   формы.  Любовные  упражнения  с  Кристин
Макгиверн  потеряли свою  остроту,  и Джиму уже давно  хотелось  чего-нибудь
новенького.
     Хепворт прошептал:
     - Кто это?
     - Полагаю, требуется наше присутствие, - ответил  Никлин и пододвинулся
поближе к Монтейну и Воорсангеру.
     Ренард  представил свою спутницу. Она оказалась его женой.  Для Никлина
этот факт лишь добавил пикантности ее красоте и женственности.
     - Прошу простить  за опоздание,  -  сказал Ренард, когда  с формальными
приветствиями было покончено.
     В  его  улыбке  было что-то  вызывающее и странное. Никлин  заметил эту
особенность, когда  впервые  увидел  Ренарда  в  телерепортаже.  Эта  улыбка
обращала любое извинение в издевательскую бессмыслицу.
     Монтейн кивнул.
     - Погода и впрямь...
     -  Нет-нет,  меня задержал не  снег.  Когда  я прибыл сюда, то  не смог
удержаться и  первым  делом обошел ваш корабль. - Ренард  снова улыбнулся. -
Выглядит он не слишком хорошо, не правда ли?
     - Для  меня он  выглядит достаточно  хорошо,  -  быстро ответил Никлин.
Ренард улыбнулся, глядя ему прямо в глаза.
     - Вы уверены, что способны выносить суждения на данный счет?
     - Суждения и оценки  характерны для моей  семьи.  Я  впитал способность
выносить их с молоком матери.
     -  Почему  бы нам не  сесть и  не  побеседовать в более комфортабельных
условиях? - вмешался Монтейн.
     Он указал  на старый облупленный  стол и  такие же  стулья вокруг него,
используемые в основном для совместных трапез  на  скорую руку.  Но стол был
единственным предметом обстановки, пригодным для совещания.
     - Почему  бы  и нет? -  Ренард несколько изумленно  взглянул на стол со
стульями.
     Его  изумление  стало   явным,  когда  стул  под  ним   издал  жалобный
протестующий скрип.
     На  какое-то  мгновение Никлин  пожалел,  что Монтейн  из  скупости  не
арендовал  более приличное помещение, но уже в  следующий момент он поспешил
занять место рядом с Сильвией.
     -  У  меня  на сегодняшнее  утро  назначена еще  одна встреча,  так что
приступим к делу, - заявил Ренард,  улыбаясь Монтейну. - Я готов выложить за
корабль в его теперешнем состоянии четыре миллиона монитов. Ваши люди уйдут,
а мои придут. Вам даже не придется выключать огни.
     - Рик, я уже сказал вам, что "Тара" не продается, - ответил Монтейн.
     - Вы совершаете ошибку, если собираетесь упорствовать в надежде поднять
цену.  - Ренард, так же как и проповедник, выглядел совершенно спокойным.  -
Межзвездный  корабль вряд ли  пригоден  для полетов между порталами, так что
это вполне щедрое предложение.
     - Возможно, но меня оно не интересует.
     - Но такое положение вещей продлится только  до того момента,  пока  не
будет  налажен выпуск новых  кораблей малой дальности. Когда это произойдет,
цена вашей посудины упадет.
     Монтейн вздохнул.
     - Мне не хотелось бы показаться невежливым, Рик, но вы  не единственный
человек,  который  дорожит своим  временем, так что  не станем  его  попусту
терять. "Тара" не продается. Вам ясно?
     - Я могу лишь предложить джем, но не могу вынудить съесть его.
     - Теперь, когда вы  выяснили, какую  пищу  я ем,  а  какую  нет, - сухо
ответил Монтейн, - что еще вы хотите нам предложить?
     - Сколько звезд вы выбрали в качестве своей цели?
     - Восемь, все в пределах тысячи световых лет.
     - И каковы перспективы?
     - Очень неплохие.
     Монтейн в поисках поддержки взглянул на Хепворта.
     -  Полный спектральный  анализ,  проведенный  университетом  Гарамонда,
показал, что три звезды с восьмидесятипроцентной вероятностью имеют планеты,
по  своим  характеристикам  близкие  к Земле, - самым торжественным  образом
объявил тот.
     Ренард удивленно поднял брови, и его лицо вдруг стало мальчишеским.
     - И это, я полагаю, гораздо лучше, чем если бы вы имели уютные дома?
     Никлин, до этих слов погруженный в  истому пьянящим  ароматом  Сильвии,
вновь стал прислушиваться к разговору.
     - Это гораздо лучше, - ответил Хепворт. - Есть из чего выбирать.
     Ренард снова обратился к Монтейну.
     -  Мы все-таки  можем  прийти к  соглашению. Давайте  я посажу  на борт
корабля двух-трех ученых и  дополнительный экипаж, который  вернет звездолет
обратно. И в этом случае вы все равно получите четыре миллиона.
     "Кори, это баснословное предложение. От  него  нельзя отказываться!"  -
подумал Никлин и тут же сморщился, заметив кроткую улыбку отрицания на губах
Монтейна.
     -  Моя  совесть  не  позволяет  заключить  подобную  сделку.  Ведь  она
означает,  что  части  моих людей  не  хватит места  на  корабле. Вы  должны
осознать, что я отвечаю за них перед лицом Господа.
     - Ну, хорошо, тогда можно сделать следующее, - ответил Ренард.  - Когда
корабль вернется,  вы получите право использовать его для повторного полета.
Таким образом, вы спасете вдвое больше душ.
     Улыбка Монтейна стала еще более смиренной и еще более снисходительной.
     - "Тара" совершит один  и только  один полет.  Для второго не останется
времени. Второго шанса у нее просто не будет.
     - Кто вам это сказал?
     - Господь.
     - Господь? - недоверчиво переспросил Ренард.
     Его  самообладание  дало  первую  крошечную  трещину.  Никлин,  скрывая
улыбку, отвернулся  в  сторону - Ренард мог  сожрать на  завтрак прожженного
воротилу,  но он никогда  еще не сталкивался с безумцем-проповедником,  чьим
главным советником была мумия его жены, вещающая из гроба. Тут Джим заметил,
что жена Ренарда смотрит на него.
     - Вы не могли бы налить мне чего-нибудь горячего? - смущенно прошептала
она. - Например, кофе.
     -  Я  мог бы  заварить  для  вас чай, -  также  шепотом ответил Никлин,
обрадованный неожиданной возможностью завязать с ней отдельный разговор.
     - Прекрасно.
     Сильвия поднялась  и прошла вслед за Джимом  в дальний конец комнаты  к
буфету, где  хранились, скудные съестные припасы. "Отлично. Все идет хорошо,
но Скотт прав. Главное -  не идти напролом. Проявляй интерес к женщине как к
человеческому  существу  (а  в  данном  случае  ее   безусловно   можно  так
охарактеризовать).  Спроси ее, во что она верит, что ей нравится,  о чем она
мечтает..."
     Насыпая заварку из старинной чайницы Монтейна, Никлин взглянул на нее и
слегка нахмурился.
     - Не вас ли я видел по телевидению? Вас звали тогда Сильвия Лондон.
     - И до  сих пор зовут, - ответила она.  - Я сохранила  прежнюю фамилию,
когда вышла замуж за Рика.
     - Я был уверен, что не ошибся.
     - Вы, вероятно, видели один из репортажей от Тридцать шестого Портала в
тот день, когда... все изменилось.
     При  этих  словах  что-то промелькнуло в карих  глазах Сильвии.  Словно
легкая  рябь пробежала по неподвижной поверхности глубокого озера. Но Никлин
уловил эту перемену и решил  больше не  упоминать  о событиях того памятного
дня.
     - Возможно, - откликнулся он. - Но меня больше интересует другое... Как
же это называлось?.. Фонд "Анима Мунди"?
     -  Да!  -  Лицо  Сильвии просветлело.  -  Вас интересуют работы  Карала
Лондона?
     Никлин напряг память, и та не подвела.
     -  О жизни  личности после  физической смерти? Это действительно  очень
интересная проблема.
     - Это самая великая проблема. Вы бывали на  семинарах фонда  или читали
наши публикации?
     - Нет, к сожалению. Я был очень занят в последний год и никак не мог...
     Сильвия коснулась его руки.
     - Но вы знакомы с основами учения о сапионах?
     -  Я так до конца и  не разобрался в нем, -  осторожно ответил  Никлин,
доставая чашки.
     - Но  это так просто! - воскликнула Сильвия. Она  говорила  все  так же
негромко,  но теперь  в  ее речи появилась лихорадочная быстрота. - Сапион -
это  элементарная  частица. Гипотеза  о ее существовании  возникла много лет
назад, но до прошлого  года  она оставалась  недоказанной.  Благодаря работе
Карала, мы теперь  знаем, что сознание - это  всеобщее свойство материи, что
даже элементарные частицы наделены им до некоторой степени...
     Никлин продолжал возиться  с чаем, не забывая время от времени кивать и
поджидая удобного момента,  чтобы перевести разговор  в более  личное русло.
Начав с утверждений, которые Никлин выслушал, покорно кивая головой, Сильвия
перешла к тому, что она именовала "умственным пространством", где существуют
сапионные аналоги человеческого мозга. Она говорила все взволнованней, в  ее
голосе  слышалась твердая убежденность. Через несколько  минут Никлин понял,
что окончательно запутался в нагромождении  полумистических идей, излагаемых
на жаргоне ядерной физики.  Он  никак  не мог уловить  момент, чтобы сменить
тему разговора. "Что, черт побери, со всеми сегодня происходит? - недоумевал
он  про  себя,  разливая чай. -  Неужели я единственный  во  всем мире,  кто
остался верен реальности?"
     Сильвия тем временем продолжала:
     -   ...показывает,  что  личность  состоит  из   умственных  сущностей,
находящихся   в  умственном  пространстве,  и,  следовательно  она  способна
пережить  разрушение  мозга,  хотя  для  ее  развития  и  требуется  сложная
физическая организация мозгового  аппарата. - Сильвия  внимательно взглянула
на молодого человека. - Вы понимаете меня?
     Никлин пододвинул ей чашку.
     - Вам налить молока?
     Женщина не обратила  на  его слова никакого внимания, ее взгляд блуждал
по его лицу.
     - Я действительно хотела бы знать, что вы думаете по этому поводу.
     - Мне кажется, эта теория очень впечатляюща, - ответил Джим.
     -  Впечатляюща!  -  Сильвия кивнула,  показывая, что  прекрасно  поняла
двусмысленность этого слова. - Хорошо, но что все-таки вас в ней смущает?
     Не уставая поражаться тому, насколько их разговор  отличается  от того,
каким он себе его представлял, Никлин ответил:
     -  Я  полагаю, что  все, связанное  с созданием личности. Если,  как вы
говорите,  вся  материя  имеет сапионную составляющую,  то для  того,  чтобы
личность появилась на свет, необходима всего лишь физическая организация. Но
зачем тогда биологическая...
     -  Джим! -  в  голосе Монтейна  сквозило нетерпение.  -  Вы  не  хотите
вернуться к нашему столу?
     Никлин изобразил на лице крайнее сожаление.
     - Я вынужден вернуться, но мне хотелось бы продолжить.
     - Мне тоже. Мы могли бы поговорить после совещания.
     Он улыбнулся, не отводя от нее глаз.
     - Я имею в виду вовсе не это.
     Некоторое  время выражение  ее лица  оставалось прежним.  Никлин понял,
насколько  она  погружена  в   свой  метафизический  мир.  Ей  потребовалось
некоторое усилие, чтобы вернуться к реальности.
     - Вы сказали, что должны вернуться. Так почему же вы не возвращаетесь?
     Сильвия отвернулась и взяла свою чашку. Никлину не  хотелось так просто
отступать.
     - Это всего лишь проверка. Ведь нет ничего дурного в проверке.
     - Неужели люди, подобные вам, никогда не наскучивают самим себе?
     - Я мог бы задать вам тот же вопрос, - галантно ответил он и направился
к сидящим за столом.
     Никлин обнаружил, что за время его отсутствия события развивались очень
быстро.  Ренард, похоже, оставил мысль  о  покупке  "Тары" и решил выступить
посредником в приобретении отдельных компонентов:
     - Насколько я понял Кори, вы хотите приобрести двадцать пять палуб типа
5М.
     -  Что-то в  этом роде.  - На всякий случай Никлин решил  не  проявлять
энтузиазма. - Мы собираемся установить их в дополнение к уже имеющимся.
     - У меня есть подобные палубы.
     - И какова их цена?
     -  О...  -  Ренард  прикрыл  глаза,  изображая, что производит  сложный
подсчет. - Скажем, тридцать тысяч. Монитов, разумеется, а не орбов.
     Никлин не  обратил  внимания на  намек  по  поводу  его  провинциальной
привычки к орбам. Цена оказалась гораздо ниже, чем та, которую  он ожидал от
такой акулы, как Ренард. Нет ли здесь подвоха?
     - И в каком они состоянии?
     -  Не  использовались,  -  спокойно  ответил  Ренард.  -  Они, конечно,
довольно старые, но их никто никогда не эксплуатировал.
     Никлин  краем  глаза  заметил,  как Монтейн и  Воорсангер  обмениваются
победными взглядами. В нем окрепла убежденность,  что в  предложении Ренарда
что-то не так. Он снова все обдумал и внезапно понял затеянную Ренардом игру
в  кошки-мышки.  "Ублюдок!  -  подумал он с невольным восхищением. -  Ты еще
большее дерьмо, чем я предполагал!"
     -  Ну,  Рик,  -  удовлетворенно  сказал  Монтейн,  -  думаю,  мы  можем
столковаться и...
     - Прежде чем продолжить, - вмешался Никлин, - спросите мистера Ренарда,
не являются ли тридцать тысяч ценой одной штуки.
     Монтейн уставился на Ренарда:
     - Но ведь это составит... три четверти миллиона за двадцать пять палуб!
     - Рынок есть рынок, - губы Ренарда радостно дернулись.
     Никлин улыбнулся, давая ему понять,  что получил удовольствие от  этого
розыгрыша.
     - И все-таки, Рик, вы не считаете, что  это немного чересчур - пытаться
сбыть старые палубы за тройную цену новых?
     - Их цена стремительно растет. Большинство новых палуб пропало вместе с
внешними  ремонтными  сооружениями.  Мои сотрудники  скупили  все  приличные
части, которые завалялись в наземных доках.
     - В таком  случае мне придется использовать еще более  старые, - упрямо
сказал Монтейн, уткнувшись взглядом в стол.
     - Большая их часть также находится в моих руках. -  Ренард сочувственно
покачал  головой. -  Для  блага общества,  как вы понимаете,  необходимо как
можно быстрее  восстановить  межпортальную  торговлю.  Мы должны подготовить
корабли к  полетам  максимально быстрее, даже если для этого придется внести
упрощения в производственный процесс.
     -  В  таком случае,  -  Монтейн  поднялся,  -  я  воспользуюсь  старыми
палубами,  которые вы либо отвергли,  либо  упустили.  Если  понадобится,  я
выкопаю   их   на   свалках,  склею   слюной.  -  В  его   голосе  появилась
торжественность. - Никакая земная сила не сможет  помешать  мне  подготовить
"Тару" к полету. Я обещаю вам это во имя Господа!
     -   Вам  потребуется  все  его  могущество,  чтобы  получить   полетный
сертификат, - пробурчал Ренард.
     Монтейн с нескрываемой ненавистью посмотрел на него.
     - Почему бы вам... Почему бы вам...
     - Позвольте мне, - вмешался Никлин, поворачиваясь к Ренарду с довольной
улыбкой. -  Сан Кори  создает определенные трудности в  выражении  некоторых
человеческих  чувств,  но   как  я  полагаю,  он  хотел  сказать,  чтобы  вы
проваливали и побыстрее.
     Насмешливый  блеск  в  глазах Ренарда внезапно потух. Он  повернулся  к
Монтейну.
     - Вам следует тщательнее подбирать своих сотрудников.
     -  Язык  моего  коллеги  сильно  изменился в худшую сторону  со времени
нашего с ним знакомства, - ответил ему проповедник. - Обычно я сожалею о его
манерах, но не в данном случае.
     - Похоже, я понапрасну потерял много времени.
     Ренард  поднялся, кивнул Сильвии, которая уже  допила  свой  чай, и они
молча направились к выходу.
     Никлин задумчиво смотрел вслед женщине, пока дверь за ней не закрылась.
     - Мне всегда жаль жен подобных субъектов.
     -  Я заметил, как тебе ее жаль, - заметил Хепворт с шутливым упреком. -
Ведь ты клеился к ней, не так ли?
     - Эта женщина заслуживает кого-нибудь получше, чем Рик Ренард.
     Хепворт усмехнулся.
     - А ты, очевидно, не совсем соответствуешь этим требованиям.
     - Почему мы  должны выслушивать  подобные разговоры? -  гневно  спросил
Воорсангер. На его длинном унылом лице застыла гримаса отвращения.
     - Ропп совершенно прав. - Монтейн обвел их суровым взглядом.
     Никлин улыбнулся ему.
     - Я думаю,  что мы совершенно правильно обошлись с мистером Ренардом. В
частности, вы, шеф. Теперь я действительно горжусь вами.
     Он говорил в своей обычной легкомысленной манере, но вдруг понял, что и
в  самом  деле гордится Монтейном. Сумасшедший  он  или  нет, но проповедник
отстоял свои принципы перед сильным и богатым противником.
     - Я боюсь, - спокойно сказал  Монтейн, - что  подготовка  "Тары" займет
гораздо больше  времени, чем мы ожидали. Меня не  покидает предчувствие, что
нам может не хватить времени.




     Найти работу оказалось гораздо проще, чем ожидал Никлин.
     "Йеп и Ричли" была новой  компанией, образовавшейся на волне  спроса на
средние  межпортальные  грузовые  корабли. Компания  решила разместить  свои
производственные мощности прямо  в  Бичхеде,  что  было  довольно  необычно.
Традиционно,  в   строительстве  космических   кораблей  Орбитсвиль   всегда
полагался  на  Землю.  Только в  нескольких  космических  портах  занимались
производством  звездолетов, и все  они  располагались  в  Дальтоне, огромной
агломерации вблизи Двенадцатого Портала.  Мощности же бичхедского космопорта
в  отношении  ремонта  и  обслуживания  кораблей   всегда  были  ограничены.
Вследствие этого компания "Йеп и Ричли" испытывала определенный недостаток в
квалифицированной рабочей силе.
     Таими Йеп, президент  компании, поначалу  встревожился,  узнав,  что  у
Никлина формально нет инженерного образования, но будучи  таким же любителем
техники,  как и  Джим,  он  не  смог сдержать  своего восхищения  перед  его
мастерством  и способностью удерживать в памяти сотни мелочей.  В результате
Никлину  предложили  должность   ведущего  инженера.  Собственно,  как  само
название должности, так  и круг его  обязанностей, еще предстояло  уточнить.
Предполагалось, что  Никлин приступит к работе,  как только урегулирует  все
формальности с Монтейном.
     Джим   испытывал  смешанные   чувства,   когда   ступил  на  территорию
портального комплекса  и  увидел  массивный  трехцилиндровый корпус  "Тары".
Стоял  прохладный ветреный день. Поверхность корабля,  теперь безукоризненно
чистая, отливала  медью. Окрашенная в белый и алый цвета отделяемая  капсула
покоилась  на  своем  месте под носовой  частью.  "Тара" выглядела полностью
готовой к путешествию в открытом космосе.
     Никлину было  трудно  поверить, что с  тех  пор,  как  этот  изъеденный
коррозией  корабль установили на краю  портала,  прошло два года. В  течение
этих  двух лет  он трудился не покладая рук, отказываясь  даже  от  коротких
отпусков,  принося в  жертву своей страсти,  многое  из того, что составляет
нормальную человеческую жизнь.
     Когда требовалось приобрести какую-либо  деталь или конструкцию, работа
сразу  же  замедлялась  из-за  невидимого,  но  Постоянного  противодействия
консорциума Ренарда.
     Никлин  часто  вынужден был покупать детали,  предназначенные для иного
типа  корабля,  и  подгонять  их под  имеющуюся конструкцию. Небольшой отряд
рабочих,  целиком составленный из членов общины, вынужден был работать в три
смены. Под контролем Никлина они выполнили впечатляющий объем работы.
     Скотт Хепворт столкнулся с теми же трудностями в работе над двигателями
корабля.  Ему  приходилось  время  от  времени  приглашать  специалистов  со
стороны.  Но  в  конце  концов  двухлетний самоотверженный  труд  завершился
победой, и двигатели были готовы.
     "Птичка  собралась  улетать,  -  грустно  подумал  Джим. - Единственная
проблема состоит в том, что никто не откроет ей клетку".
     Дойдя до центрального трапа, ведущего в основной  пассажирский  цилиндр
корабля,  он  остановился,  заметив  спускающегося по трапу  Лэна  Хуэртаса.
Именно  Хуэртас,  единственный  чернокожий  в  общине,  первым  заговорил  с
Никлином в  тот  памятный день в  Оринджфилде. Теперь же  Хуэртас не скрывал
своей неприязни к Джиму и старался не разговаривать с ним.
     -  Доброе  утро, дорогой  мой, лучший  мой  друг!  - радостно  закричал
Никлин,  никогда не упускавший случая позлить  Хуэртаса  бурным  проявлением
дружелюбия. - Как ты себя чувствуешь сегодня?
     - Отлично, - буркнул тот, стараясь побыстрее пройти мимо.
     - Я очень рад слышать это. Скажи, старина. Кори на корабле?
     - Нет, в отеле.
     - Очень тебе признателен, дружище!
     Никлин  хлопнул   Хуэртаса   по  плечу   и  повернул  в  сторону  отеля
"Первопроходец". Процветание  этого отеля полностью зависело от регулярности
космических сообщений.  Со  времен Большого  Скачка отель испытывал огромные
финансовые  затруднения,  и  его владельцы  с огромной радостью предоставили
Монтейну  и  его соратникам льготы, поскольку благодаря проекту проповедника
их дела пошли  на поправку. Сам же  Монтейн сейчас с головой ушел в войну на
измор за получение сертификата.
     Предупрежденный   о   трудностях  с  получением   разрешения,   Монтейн
предпринял хитрый  ход, заставив всех своих последователей  приобрести акции
компании.  Юридически  это  означало, что корабль  становится частным, а  не
общественным   средством  передвижения,  и,   следовательно,  должен  теперь
удовлетворять  менее суровым правилам. Однако эти ухищрения не растопили лед
инспекции из Департамента Космических Перевозок.
     Никлин наблюдал,  как  представители Объединенного  Руководства пачками
приезжали и  уезжали с  брезгливым  выражением  на  лицах, словно  чиновники
полагали,  что возрожденный корабль угрожает самим основам их существования.
Их философий, разъяснял Джим недоумевающим Монтейну и Воорсангеру, состоит в
одной-единственной установке:  отверстие, просверленное одним рабочим здесь,
в порту,  гораздо хуже отверстия,  просверленного другим рабочим  на заводе,
имеющем соответствующую лицензию.
     Из  этого тупика есть два  выхода, добавлял  он. Первый -  прибегнуть к
подкупу  на всех  уровнях,  другой  выход  -  глухой ночью  сорвать замки  с
причальных  линий и  тихо  соскользнуть в черное отверстие Портала.  Монтейн
воспринял оба  предложения  как  шутки  дурного тона, и,  по-видимому,  ждал
вмешательства высших  сил, которые  помогут ему отправиться  в путь вместе с
будущими Адамами и Евами.
     "Определенно, пора  сматываться,  - подумал  Джим, шагая к отелю.  -  Я
сделал все,  что  наметил...  за  одним, но очень существенным  исключением.
Дани.  Впрочем,   я   готов   ко  всему,  что  предложит  мне   Газообразное
Позвоночное".
     Он  вышел  с территории порта  через  пустынный грузовой  вход, пересек
бульвар Линдстром. Пирамида "Первопроходца" высилась справа, в его наклонных
стеклянных стенах отражались бледно-голубые полосы неба Орбитсвиля. Джим уже
повернул  к  дверям  отеля,  когда  увидел  высокую  девушку,  шагавшую  ему
навстречу.  На  ней была лимонного цвета шляпка  и  такого  же  цвета легкий
полотняный костюм. Картину довершали светлые волосы и ровный  загар. Изящная
и уверенная в себе красота не могла не  броситься в глаза, но внимание Джима
привлекла в первую очередь улыбка. Девушка улыбалась и улыбалась именно ему.
В ее лице было что-то, заставившее Никлина вглядеться в него повнимательнее.
Джим напряг память. Какое-то мгновение раздумывал, не может ли это быть одна
из многочисленных проституток, с  которыми он  развлекался в  последние  два
года.
     - Джим! - воскликнула девушка. - Джим, я тебя всюду ищу!
     Она  подошла  ближе.  Никлин  вгляделся  в  красивое  лицо с  маленьким
решительным подбородком. Ее голос подстегнул память.
     - Зинди! Зинди Уайт!
     - Дай мне  взглянуть на тебя,  - сказал  Никлин, когда  они покончили с
объятиями и  поцелуями. -  Ведь когда мы  виделись в последний раз,  ты была
совсем еще маленькой.
     Джим  не раз слышал, как  взрослые употребляют именно эти слова,  когда
встречаются с молодыми  людьми,  сильно  изменившимися за несколько лет. Его
всегда коробила  их  банальность, но  он  не  смог подыскать  других.  Магия
биологических  законов на славу потрудилась над Зинди, Джиму оставалось лишь
в  удивлении  разинуть  рот,  глядя на  результат.  В  девушке  проглядывали
знакомые черты ребенка, которого он  когда-то знал, но их настойчиво теснила
прекрасная женственность.
     - Никак не могу поверить. Сколько же тебе лет?
     - Семнадцать.
     Никлин покачал головой:
     - Семнадцать?! Просто не верится.
     - А ты так и не написал мне, - упрекнула Зинди.
     - Да. Прости меня.  Но я помнил  о тебе всегда, хотя за эти годы  много
воды утекло, многое изменилось.
     - Я слышала. Во всяком случае, я тебя не забыла.
     Она  как-то  непонятно  улыбнулась  и  застенчиво коснулась  небольшого
медальона на груди. Никлин вгляделся.  Старинная бронзовая монета. Он поднял
голову.
     - А что ты здесь делаешь?
     - Семейный визит в столицу.
     Зинди перестала теребить украшение.  Ее лицо на  мгновение затуманилось
печалью. Может кто-то из ее  родителей  приехал в Бичхед  для обследования в
одном из медицинских институтов столицы?
     - Как Нора и Чам?
     -   Прекрасно.  Час   назад   мы   поселились   в  "Первопроходце".   В
информационном центре я  узнала, где  тебя  можно найти. -  Она  взглянула в
сторону порта. - Я надеюсь попасть туда, пока ты не улетел.
     - Иными словами, я тебя интересую в связи с моим кораблем.
     Зинди опустила ресницы.
     - Я бы так не сказала, но я действительно хочу его увидеть.
     - Тогда пошли!
     Они пересекли бульвар и подошли к центральным воротам порта. По просьбе
Никлина охранник  выдал Зинди пропуск  в  виде круглого серебристого значка.
Пока  они шли, взявшись за руки, к кораблю, Зинди рассказала, что собирается
прослушать общий курс в колледже "Дениз Серра Мемориал" в Восточном Бичхеде,
а  затем,  возможно,  всерьез  займется  энтомологией. Ее родители  приехали
вместе с ней, решив совместить приятное с полезным.
     - Прекрасно, - откликнулся на рассказ девушки Никлин. - Если ты два-три
года будешь жить в Бичхеде, мы сможем часто видеться.
     Зинди резко остановилась.
     - Но... Разве ты не улетаешь?
     Джим не сразу понял, что она имеет в виду, потом весело рассмеялся.
     - О  Боже,  нет, конечно! Ничто не заставит меня подвергнуть риску свою
драгоценную задницу  и  отправиться  путешествовать  в  никуда,  особенно  в
обществе этого стада пустоголовых.
     - Я не знала... Я думала ты и...
     - Дани? Стерва В Черном?  Та история ничем не кончилась, точнее, нельзя
даже сказать, что она хотя бы началась.
     - Голос у тебя, невеселый, Джим.
     - Невеселый? Нет, мне не  о чем печалиться.  Ведь она  вытащила меня из
Оринджфилда, а  это  самое  лучшее, что  когда-либо происходило  со мной.  Я
теперь совершенно другой человек.
     - Вижу, - кратко откликнулась Зинди.
     Она начала рассказывать о его знакомых - обитателях Оринджфилда, о том,
что  произошло в городке после его отъезда, но Джим слушал ее невнимательно.
Его  будоражила  близость  молодого  и   гибкого   тела   Зинди...  Воистину
Газообразное Позвоночное сегодня пребывало в отличнейшем настроении.
     -  Так вот  он какой,  космический корабль! - выдохнула  Зинди.  -  Как
красиво!
     - Да, неплохо, -  снисходительно согласился Никлин, скользя взглядом по
сверкающей поверхности "Тары".
     - А вот и Портал! Я просто сгораю от нетерпения, так хочется  побыстрее
взглянуть на звезды.
     - О, ради них не стоит утруждать себя и переходить на бег. Ты не хочешь
побывать внутри корабля?
     - А это возможно? - Зинди в сильном возбуждении сжала Джиму руку.
     - Разумеется!
     Вновь ощутив  жар  тесно  прижавшегося  к  нему  молодого тела,  Никлин
спросил  себя, осознает  ли Зинди,  что  делает. Но после минутного раздумья
решил,  что  Зинди  прекрасно  понимает,  какое  воздействие   оказывают  на
здорового мужчину подобные прикосновения. Правда он в два раза старше, и это
может создать определенные проблемы с пуританами Уайтами. Ничего, как-нибудь
разберемся.  При  мысли,  что,  возможно,  уже  сегодня он  переспит  с этой
золотоволосой  женщиной-девочкой,  в  голове  у  Никлина  застучало,   кровь
запульсировала по всему телу.
     "Не  следует торопить события. Пусть  все идет своим чередом. Медленно,
естественно и неизбежно".
     - А можно зайти туда прямо сейчас? - нетерпеливо спросила Зинди.
     - В любое время, когда ты захочешь...
     Никлин умолк, заметив у центрального трапа машину с надписью ДКП. Рядом
с машиной Скотт Хепворт разговаривал с троицей, весьма напоминающей комиссию
Метаправительства. Хепворт оживленно жестикулировал и явно что-то доказывал.
Вот он резко повернулся и двинулся вверх по  трапу, остальные последовали за
ним.
     - Давай лучше подождем. Там сейчас многовато народу.
     - Многовато? Даже для такого огромного корабля?
     -  Теперь,  когда монтаж  окончен, остался лишь  один  временный  трап,
тянущийся по всему кораблю. Кроме  того, там, вероятно, сейчас не стесняются
в выборе слов. Так что, побережем уши невинной девицы.
     Зинди отступила в сторону,  сдвинула на затылок шляпу и одарила Никлина
восхитительной улыбкой:
     - Кто сказал, что я невинна? Или тем более девица?
     - Зинди, я сомневаюсь, что даже столь испорченная особа, как ты, готова
выслушивать ругательства Скотта Хепворта.
     - Почему бы и нет.
     - Он слишком много пьет, он  слишком много ест, он слишком много  лжет,
он проматывает  деньги без счета, у него  на  уме одни лишь  грязные мысли -
одним  словом,  он  обладает всеми качествами, которыми должен обладать  мой
друг.
     Зинди расхохоталась.
     - Что тебе еще в нем нравится?
     Воодушевленный ее реакцией и готовый хоть целый час кряду травить байки
о  Хепворте,  Никлин  начал  описывать,  как и почему  физика  вышвырнули из
университета Гарамонда.
     -  Любой идиот  способен  увидеть мир  в  песчинке, - заключил он  свой
рассказ,  -  но  лишь  Скотт Хепворт  смог  увидеть  в  куске  металла  иную
Вселенную.
     Зинди неожиданно посерьезнела.
     - Так это именно он - ваш научный консультант?
     - У нас нет формальных должностей, но... да, можно сказать, что  и так.
В основном Скотт занимался двигателями.
     На  лице Зинди  появилось насмешливое  выражение, сделав ее  еще больше
похожей на того ребенка, которого знавал Никлин.
     - Надеюсь, в двигателях он понимает больше, чем в физике.
     - Что ты имеешь в виду?
     - Джим, даже я знаю,  что эксперимент с кобальтом-60 не доказывает, что
Орбитсвиль стал частью антивселенной, где  время течет вспять. Ты что-нибудь
слышал о СРТ-теореме?
     Никлин прищурился:
     - О чем это?
     - Значит,  не слышал.  Эта теорема утверждает, что  если все  принимает
противоположное значение, то не существует способа  обнаружить эту перемену.
Она также утверждает, что твой друг напортачил в своем эксперименте.
     - Но он  клянется, что  не допустил ошибок. Если верить его  словам, он
обнаружил неопровержимое доказательство Большого Скачка.
     - О, Джим, это все бычий навоз!
     Никлин  улыбнулся,  услышав  любимое  выражение Зинди.  Он  вспомнил  о
необычной для ее возраста способности верно схватывать самую суть вещей.
     - Ты полагаешь, все эти разговоры о Большом Скачке - полная ерунда?
     -  Я не знаю,  ерунда это или нет. Я  говорю  лишь  о том,  что никакие
манипуляции  ни с кобальтом-60, ни с каким  другим изотопом  не могут ничего
доказать.
     Никлин подумал,  что  под руководством  человека,  способного на  столь
грубые ошибки, велись работы по восстановлению звездолета.  И, что еще хуже,
этот  человек совершенно не умел  признавать свои ошибки.  Вероятно, в  этом
крылась одна из причин непреклонности Объединенного Руководства  в вопросе о
выдаче разрешения на полет.
     - В любом случае, все это весьма абстрактные рассуждения. - Джим  пожал
плечами. - Не хочешь взглянуть на отделяемую капсулу?
     - Да, пожалуйста.
     Когда  они подошли поближе  к черному озеру  Портала,  свежий  утренний
ветерок  туго  натянул  тонкую  ткань полотняного костюма девушки, сделав ее
похожей на фривольные создания с рекламных объявлений. Никлин вдруг осознал,
что все представители мужского  пола не отрывают глаз  от его спутницы. "Тут
вам ничего не перепадет, ребята", - злорадно ухмыльнулся он.
     - А должно быть и здорово летать на этой штуке! - воскликнула девушка.
     Маленький корабль, подвешенный в рабочем положении под носовым  отсеком
"Тары",  находился  очень  близко  от  края  Портала,  и  можно  было  легко
представить, как он устремляется вперед и ныряет в свою естественную среду.
     - В наши дни отделяемая капсула  сама по себе  стоит целое состояние, -
заметил  Джим.  -  Если  у  Кори вдруг прорежется  здравый  смысл и он решит
продать ее и  забыть о своей  безумной миссии, он станет очень состоятельным
человеком.
     - Ты не очень-то высокого мнения о нем, Джим?
     - Он чокнутый.
     И  Никлин  рассказал,  как  Монтейн  повсюду  возит  тело  своей  жены,
запакованное в металлический ящик, и беседует с ним.
     Зинди недоверчиво посмотрела на него:
     - И ты не почувствовал никакого запаха?
     - Это правда, Зинди! Покойная миссис Монтейн в эту минуту находится вон
там. - Он махнул рукой в  сторону  стоявшего неподалеку прицепа Монтейна.  -
Кори ночует в  этой развалине вместо того, чтобы жить, как все  остальные  в
отеле. А гроб использует в качестве чайного столика.
     Зинди с улыбкой посмотрела на Джима.
     - Это ведь одна из твоих историй, не так ли?
     - Нет, не так! Я уже давно отказался  от своих розыгрышей. Я совершенно
точно излагаю факты, и если людям не нравятся мои слова, то это их проблемы,
а не мои.
     - Как к тебе относятся остальные?
     - Все  просто обожают меня.  Особенно вон тот  увалень. -  Он  кивнул в
сторону неуклюжей  фигуры  Герла Кингсли,  двигавшегося в их  направлении со
стороны  "Первопроходца",  скорее  всего,  с  очередным  туманным поручением
Монтейна. - Хочешь верь, хочешь нет, но я спас ему жизнь.
     Поравнявшись  с  ними, Кингсли  замедлил  шаг и  улыбнулся  Джиму своей
жутковатой  кривой усмешкой,  оставшейся у него  после памятного  ранения на
вилле Фугачча. Потом он перевел взгляд на Зинди.
     - Думаю, ты ему понравилась, - прокомментировал Никлин. - И у меня язык
не повернется осудить его за это.
     Он попытался обнять девушку за талию, но Зинди ловко увернулась  от его
рук.
     - И как же ты спас ему жизнь?
     - Меткой стрельбой.
     Джим  рассказал   ей   историю,  происшедшую  на  бескрайних  просторах
Альтамуры  и  ставшую уже бесконечно  далекой.  Он редко  вспоминал  события
прошедших лет, и сейчас ему  казалось, что он рассказывает о  ком-то другом.
Когда  он дошел до  ее мрачноватого финала, даже для него самого эта история
приобрела черты какого-то кошмарного сна.
     - Если ты думаешь, что это еще одна из выдумок Джима Никлина, то уверяю
тебя, здесь нет и слова лжи.
     - Я тебе верю.
     Взгляд Зинди не отрывался от  его лица, ее глаза вглядывались в него со
странным вниманием, будто пытались найти потерянную драгоценность.
     Внезапно  Джим  почувствовал  себя очень неуютно  под  этим пристальным
взглядом и указал на корабль:
     - Надеюсь, Хепворт уже убрал оттуда свой зад.
     - Я не так уж и жажду побывать внутри...
     Зинди замолчала, ее внимание привлекла остановившаяся неподалеку от них
машина. Откидной верх был опущен. В  машине сидели Дани Фартинг и незнакомая
Никлину молодая пара с двумя детьми. Наверное, новенькие.
     Зинди нахмурилась:
     - Это не...
     - Ты не ошиблась, это Дани, - ответил Никлин, - недоступное богатство.
     - А я и не думала, что у нее такой хороший вкус.
     Зинди  произнесла   это   оценивающе,   внимательно  разглядывая  Дани.
Элегантный костюм переливчатого синего шелка,  перехваченный широким поясом,
маленькая  шляпка.  Девушка взмахнула  рукой,  когда  Дани  взглянула  в  их
сторону. Никлин,  припомнив  неприязнь Зинди по  отношению  к Дани  во время
первой их встречи, удивленно посмотрел на нее.
     - У Дани есть вкус,  - согласился он. Ему не  удалось избежать  горьких
ноток.
     Дани  что-то сказала своим подопечным и направилась  к Зинди.  При виде
темных  глаз  под  тяжелыми  веками, алых  губ и  стройной  фигуры,  Никлина
охватило   привычное   чувство   -   смесь   ненависти    и   безрассудного,
всепоглощающего  желания.  Три  года   эта   женщина   ускользала  от  него,
демонстрируя такую  непреклонность  характера,  которую не смогли  сокрушить
никакие  хитроумные  маневры.  И  эта  непреклонность,  как  ни тяжело  было
признать, позволила ей одержать полную победу над ним.
     -  Привет! - Дани смотрела только на Зинди. - Теперь я  убеждена,  всех
девочек следует держать на диете из сливочного мороженого.
     Зинди улыбнулась.
     - У вас хорошая память.
     - На лица, но не на имена.
     - Это  Зинди.  -  Никлин жестом  собственника  положил  руку  на  плечо
девушки. - Зинди Уайт.
     - Рада вновь встретиться с тобой, Зинди. Ты ведь, вроде бы, не летишь с
нами?
     - Нет.
     -  Я  так и  думала. У нас  есть  одна семья Уайтов,  но  они не  имеют
никакого отношения к Оринджфилду.
     - Я здесь на каникулах вместе с родителями.
     -  Жаль,  что вас не будет с нами. - Дани с некоторой грустью взглянула
на девушку. - Время Орбитсвиля подходит к концу, вы это знаете? Кори Монтейн
не раз говорил об этом, и мы все уверены в его правоте.
     Никлин сжал плечо Зинди.
     - Кори Монтейн - это тот самый человек,  который полагает, что женат на
сардинке.
     -  Мне нужно идти. - Дани по-прежнему не замечала Никлина. - Желаю тебе
всего хорошего, Зинди.
     -  Ну,  и что ты думаешь об этом спектакле?  - прошептал Никлин на  ухо
Зинди. Он  не  отрывал  глаз  от  Дани, возвращавшейся к  своим  подопечным,
терпеливо  дожидавшимся ее  у  машины.  -  Эта женщина, без сомнения,  самое
глупейшее и...
     Он осекся, пораженный - Зинди с силой оттолкнула его.
     - Не лезь ко мне! - резко сказала она, и в ее  глазах сверкнула ярость.
- Я не желаю играть в твои гнусные игры!
     - Зинди! - Никлин шагнул к ней, но его остановил взгляд девушки, полный
гнева  и  презрения. -  Послушай,  произошло какое-то  недоразумение.  Давай
пойдем ко мне и...
     - Прощай, Джим! - Зинди сорвала бронзовую монетку  с шеи, - это тебе на
память! - Она швырнула монету ему под ноги и побежала прочь.
     - Но...  - Джим ошеломленно смотрел  на  древнюю  бронзу. И  наконец он
вспомнил. "Я подарил  ей  эту монету в  тот  день,  когда  навсегда  покинул
Оринджфилд".
     Никлин нагнулся  и  подобрал  монету,  собираясь догнать  Зинди. Он уже
сделал  первый  шаг,  когда  с  резкостью  захлопнувшейся  двери,  весь  мир
погрузился в кромешную тьму.
     От неожиданности Никлин вскрикнул, на  какое-то мгновение его  охватила
паника  -  он решил,  что ослеп. Темнота казалась настолько  абсолютной - ни
уличных  огней,  ни зажженных  окон, ни  автомобильных  фар,  ни прожекторов
внутри корабля - что она могла быть лишь внутри него самого.  Это наказание,
наказание за грехи. Но уже через  несколько мгновений глаза начали привыкать
к темноте; постепенно, словно изображение на фотопластине, стала проявляться
блеклая картина полосатого ночного неба.
     Никлин поднял голову и увидел, что солнце скрылось за одной  из силовых
линий, движение которых создавало на Орбитсвиле смену дня и ночи.
     Его  вновь  охватил   страх.  Джим  осознал,   что  впервые  на  памяти
человечества  Орбитсвиль каким-то  непонятным  образом  вдруг перескочил  из
яркого солнечного утра в беспросветно черную ночь.




     - Ну, теперь вы сами можете убедиться, что ловушка вот-вот захлопнется.
     Монтейн с посеревшим  и  осунувшимся лицом  обращался  к членам общины,
собравшимся на третьем этаже офиса. Никлин отметил, что проповедник выглядит
удрученным  и  нерешительным  как раз  тогда,  когда  требуется  сплотить  и
воодушевить своих последователей.
     - Мне не надо напоминать вам, что дьявол сейчас довольно потирает руки,
- продолжал Монтейн.  -  Мы должны  покинуть это проклятое  место как  можно
скорее, друзья мои, иначе будет поздно.
     Никлин  слушал  и впервые  с  момента  знакомства с  Кори Монтейном  не
испытывал  никакого желания  высмеять его  слова. Светящиеся голографические
часы показывали 12:06, но  за окном царил непроглядный мрак.  Вместо обычной
для полудня картины залитых солнцем зданий и вырисовывающихся  вдали холмов,
за  окном ровно светились огни ночного города. Внутренние  часы подсказывали
Джиму -  произошло какое-то серьезное нарушение естественного порядка вещей.
Но еще большее беспокойство вызывало то обстоятельство, что впервые в  жизни
у него возникло подозрение - за дело взялись сверхъестественные силы.
     - Как скоро мы сможем отправиться, Кори? - крикнул кто-то.
     - Как только предоставится возможность,  - отрешенно ответил Монтейн. -
Я пойду в Департамент Космических Перевозок...
     Договорить ему не  дали. Монтейн с великим  изумлением наблюдал, как  с
яростными криками вскочила по меньшей мере половина его слушателей.
     - У нас нет времени думать о каких-то там сертификатах, - кричал Крейг,
начисто  забыв  о  подобострастном  тоне,  с  каким он  всегда  обращался  к
проповеднику. - Надо взломать запоры и отправляться немедленно.
     Его   слова  сопровождались  одобрительным  шумом.   Монтейн  попытался
успокоить  аудиторию,  воздев,  как  обычно,  руки  вверх.  Но  на  сей  раз
магический  жест оказался не столь эффективным, и наступившую тишину вряд ли
можно было назвать таковой.
     -  Правильно  ли  я  вас  расслышал,  Джок?  -  спросил  Монтейн.  - Вы
предлагаете оставить здесь большинство наших собратьев? Ведь  многие все еще
находятся в  своих  домах  по  всей Области Первого Портала.  -  Проповедник
указал  на  панель  связи, где мигали оранжевые  огоньки  -  сотни абонентов
дожидались ответа. - Что мы им скажем? Предложим остаться,  отдаться  в руки
дьявола?
     - Лучше  пусть  спасется  хоть  часть, чем  никто,  -  настаивал Крейг,
оглядываясь в поисках поддержки.
     -  Я думаю, мы все несколько торопим события, - вмешался Скотт Хепворт.
- Мы  стали  свидетелями  небольшого нарушения  в окружающей солнце  силовой
клетке,  но  кроме  этого  ведь ничего не  изменилось.  Возможно,  включился
какой-то механизм, который время от времени  поправляет картину  чередования
света и  тьмы.  Не забывайте - мы  находимся на Орбитсвиле два  столетия, по
космическим масштабам это  ничто. - Хепворт обвел всех увещевающим взглядом:
- Мой совет - давайте не будем поддаваться панике.
     "Вот голос  здравого смысла. Только все дело  в том,  что  никто уже не
верит в него, даже я". Никлин взглянул на Монтейна.
     -   Скотт   абсолютно  прав,  -   громко  сказал  проповедник,  пытаясь
восстановить  свой  авторитет. -  Мы  вызовем всех  наших  соратников  прямо
сейчас, но тем временем я хотел бы...
     Голос его  дрогнул  и  замолк. Тихая вспышка озарила все  вокруг,  и за
окнами во всем своем великолепии вновь засиял полуденный мир.
     Он  материализовался  из мрака в  одно мгновение. Все вокруг  выглядело
привычным, безмятежным и незыблемым. В воздухе парили птицы, ветер  медленно
колыхал флаги над главным  пассажирским  отделением. Мир  открылся людям  на
несколько  секунд,   в  течение  которых  они  обменивались  недоуменными  и
ошеломленными взглядами,  а затем  вновь погрузился  в темноту. Его проводил
хор испуганных криков и удивленных возгласов.
     Никлин  тоже вскрикнул, он  почувствовал, как пол уходит из-под  ног, и
решил, что вот-вот все они будут похоронены  под обломками здания. Но  уже в
следующий  миг  его глаза  обнаружили удивительнейший  факт  -  офис  и  все
находящееся в нем  по-прежнему выглядело целым  и невредимым и  покоилось на
своих  местах. Через мгновение Никлин  ощутил, как пол под  его ногами вновь
обрел стабильность.  Это  ощущение,  обычное для космического  полета, было,
конечно же, совершенно незнакомо Никлину.
     - Это временное  прекращение  действия силы  тяжести, - кричал Хепворт,
подтверждая  своими словами наихудшие подозрения Джима. - Только и всего. Не
следует проявлять слишком большое беспокойство.
     Никлин уставился  на  неопрятную фигуру  ученого. Понимает ли  Хепворт,
сколь   глупо   и  нелепо   пытаться  выдать   исчезновение   гравитации  за
незначительное происшествие, что-то вроде  отключения электроэнергии. Ничего
похожего  на  Орбитсвиле никогда прежде  не  происходило. Даже  внезапное  и
незапланированное наступление ночи, какой бы ужас  оно ни  вызвало, не могло
сравниться с тем животным страхом, который объял  людей с потерей веса. Ведь
свет -  это  всего  лишь  свет, и  каждый знает, как  легко его  включить  и
выключить. Но гравитация  - это  совсем иное! С гравитацией такой  номер  не
пройдет. Никто не мог воздействовать на нее. Когда гравитация исчезает, все,
от  малого  ребенка  до глубокого  старика  становятся искушенными знатоками
физических  основ  мироздания,  глубоко   проникая  в  суть  фундаментальных
законов. Они вдруг осознают, что  если  с одним  из условий их существования
что-то не в порядке, то под вопросом оказывается само их существование.


     За окном  вновь вспыхнул солнечный мир, словно Газообразное Позвоночное
решило  поддержать и  одобрить  ход  мыслей  Джима. Но  не  успел  Никлин  с
облегчением выдохнуть воздух из легких,  как мир опять  погрузился  во тьму.
Вспышка  света была мгновенной, словно молния или термоядерный взрыв. Никлин
напрягся в  ожидании ужасающего взрыва.  Но вместо этого повисла напряженная
тишина, она сопровождалась чередой быстрых вспышек - день, ночь, день, ночь,
день,  ночь... Календарный месяц сжался в  десяток стробоскопических секунд.
Раз или два  во время  этого  стаккато сила тяжести ослабевала, но  не столь
резко  и  сильно,  как в  самый первый раз. А  затем все кончилось  столь же
внезапно,  как и началось. За окном воцарилась  ночь, мирная ночь. Лампы под
потолком прекратили нервозно  вспыхивать, и обыденный микрокосм офиса озарил
ровный спокойный свет.
     -  Боже,  - совершенно спокойно  произнес женский голос.  -  Это  конец
света.
     "Вернее было бы сказать, что  наш Орбитсвиль потерял свою устойчивость,
- заметил про себя Никлин. - Впрочем, это одно и то же..."
     Хепворт шмякнул кулаком по столу:
     - Кто-нибудь знает, где сейчас Меган Флейшер?
     Упоминание  имени  пилота  стало  тем  катализатором,  который  обратил
рефлексию  в  действие. Не было сказано ни слова,  внешние  признаки  страха
отсутствовали, но все вдруг пришли в  движение, засуетились. Никлин понимал,
что все движимы одной-единственной целью - предупредить своих близких, своих
родственников  и  друзей,  собрать  все  необходимое  и погрузиться на  борт
корабля. Никлин точно знал, что творится в головах окружающих его людей, ибо
внезапно стал частью их.
     Орбитсвиль был домом для многих миллионов,  и в течение двухсот  лет он
служил людям верой и правдой. Казалось, его горы и степи, его реки  и океаны
обладают надежностью  и  постоянством  старушки  Земли. А ведь вряд ли можно
было бы вообразить более эфемерный  объект - сферическая пленка  загадочного
вещества  диаметром  почти  миллиард  километров  и  толщиной  всего  восемь
сантиметров.
     Никлин всегда относился к тем  счастливчикам, кто совершенно равнодушен
к подобного рода вопросам. Он отгородился от них крепкой стеной, решительно,
раз и навсегда, отогнал их прочь вместе с другими тревожными и неразрешимыми
проблемами.  Тем  не  менее  в  глубинах  его  подсознания  всегда   таилась
неприятная мысль,  что  он живет на внутренней поверхности пузыря. И вот эта
тревога вышла наружу. Часовой  механизм бомбы сработал, и  Никлин  перешел в
качественно новое состояние, состояние, в котором его действия  определялись
одним  -  стремлением  покинуть Орбитсвиль прежде, чем  произойдет  то,  что
человеческий мозг не в состоянии представить.
     В  этом  состоянии  Джим  воспринимал  происходящее  как-то  туманно  и
искаженно. Значение одних событий преувеличивалось, а других преуменьшалось.
В  какой-то момент  Никлин  осознал: Кори Монтейн  не способен  решиться  на
активные  действия,  а  подопечные  вышли  из-под  его  власти.  Проповедник
выглядел так, словно  он потерпел сокрушительное поражение. Казалось, что он
полностью сбит с толку и  не вполне доверяет собственным  органам  чувств. И
тут  Никлин понял: в глубине души Монтейн полагал, что этот день не наступит
никогда.  Бесконечные приготовления к побегу с  Орбитсвиля  стали  сутью его
жизни, и он находил все новые и новые причины, дабы оттянуть решающий шаг.


     В какой-то  момент  Никлин  обнаружил,  что  стоит в тесной  телефонной
будке.  Он  не помнил,  как  здесь очутился,  не понимал,  зачем  он  здесь.
Несколько секунд Джим тупо смотрел на аппарат, затем, придя в себя, попросил
соединить  его с  номером Уайтов в  отеле  "Первопроходец". Почти тотчас  на
экране  возникла  огненно-рыжая  голова  Чама  Уайта.  На его  лице  застыла
неестественная улыбка человека, приговоренного к смерти.
     - Джим! - сипло сказал Чам. - Джим Никлин?! Что происходит, Джим?
     Никлин нетерпеливо качнул головой.
     - Сейчас не время говорить. Вы хотите вырваться?
     - Вырваться?
     - Вырваться с Орбитсвиля. На корабле. Хотите?
     В этот момент  кабину залил солнечный свет.  Расположение силовых линий
вновь изменилось. Изображение Чама тоже посветлело.
     - Я боюсь, Джим! - В карих глазах Уайта сквозил неприкрытый ужас.
     - Мы все боимся! - резко ответил Никлин. - Именно поэтому я и спрашиваю
вас, хотите ли вы убраться отсюда. Так что?
     - Мы  с Норой уже думали об этом. Мы часто вас видели в телерепортажах,
поэтому эта мысль не раз  приходила нам  в голову, но серьезно мы никогда не
обсуждали ее. Мы  никогда не думали, что  дойдет до этого. У нас нет билетов
или что там требуется...
     -   Корабль   отправится  полупустым,   -  отрезал  Никлин,   поражаясь
способности Чама, подобно Монтейну, тратить время на бессмысленные мелочи. -
Зинди с вами?
     Чам оглянулся.
     - Она в спальне с матерью.
     - Тащите их на корабль, -  приказал Никлин. - Я говорю с вами как друг,
Чам.  Тащите  их  на  корабль,  и  Бога  ради,  поторопитесь!  Я  жду вас  у
центрального трапа. Вы поняли меня?
     Чам кивнул с несчастным видом.
     - Что нужно собрать?
     -  Собрать? Если вы станете  что-либо собирать, то неминуемо погибнете,
черт бы  вас  набрал!  -  Никлин  ткнул  кулаком в лицо Чама, рука прошла  в
изображение,  исказив  его.  -  Отправляйтесь  на  корабль  немедленно и  не
позволяйте никому задерживать вас!
     Джим уже отошел от телефона, когда смысл последней фразы дошел до него.
Наверняка очень многие захотят пробраться на борт "Тары".  Люди, не  имеющие
никакого отношения  к общине. Люди,  для  которых весь этот проект  был лишь
развлечением. Но теперь все изменилось - грянул Судный день Большого О.
     "Половина населения Бичхеда захочет отправиться с нами, - прошептал про
себя Никлин. - И никто не остановит их".


     В  следующий  момент  он  обнаружил,  что находится  в  душной  комнате
напротив   центрального  кабинета  офиса.   Здесь   хранилось  разнообразное
имущество членов общины.
     Открыв свой ящик, Джим извлек из него бластер, о котором не вспоминал с
того далекого  утра в Альтамуре. Когда они покидали особняк  Фугачча, Никлин
взял с собой оружие исключительно потому,  что счел неразумным оставлять без
присмотра столь  опасную игрушку  -  вдруг она  попадет  в  руки любопытного
ребенка. Теперь бластер уже не казался ему ненужной обузой. Оружие выглядело
удобным и очень опасным - качества, наиболее уместные в данной ситуации.
     Никлин  проверил индикаторы,  перекинул ремень бластера  через плечо  и
быстро вышел.
     Когда он вместе с другими  членами общины выбрался  из здания, на улице
сиял день. Солнце  светило  уже  целые  десять  минут,  и то, что  этот срок
казался  Никлину довольно  долгим,  неоспоримо свидетельствовало,  насколько
подорвана его вера в  естественный порядок вещей.  Когда Никлин вышел из-под
широкого навеса и взглянул на небо, его окатило волной тошнотворного страха.
     Всю   свою  жизнь  он  видел  в  небе  темно-синие  и  голубые  полосы,
указывающие на области дня  и  ночи на противоположной  стороне  Орбитсвиля;
полосы имели правильную геометрическую форму и  строгий порядок чередования.
Теперь  же  их было не узнать  - так  сильно они  исказились.  И тут по телу
Никлина пробежал  озноб  ужаса  -  они  двигались! Время от  времени  разные
участки неба вспыхивали,  несколько мгновений  мерцали  и  колыхались, затем
успокаивались, и  полосы  возвращались в исходное  состояние.  Глядя  на это
удивительное явление,  Никлин догадался, что именно оно вызвало лихорадочную
смену света и тьмы  в районе  Бичхеда. Солнечная  клетка сокращалась подобно
огромному  сердцу, бьющемуся  в предсмертных конвульсиях. "Это действительно
конец света".
     Борясь  с  подкатывающей  к горлу тошнотой,  Никлин взглянул  в сторону
корабля и увидел, что толпа в несколько десятков человек, в основном рабочие
космопорта, уже скопилась у центрального трапа.  Люди топтались на месте, не
делая никаких попыток миновать Кингсли и Винника, преградивших путь на трап,
но  в  любую  минуту они могли  ринуться вперед. А  снаружи шумела  огромная
толпа.   Люди  трясли  прутья   решетки  и  кричали  на  охранников,  нервно
топтавшихся с этой стороны ограды.  Часть бульвара  Линдстром, видимая с той
точки, где стоял Никлин, была до отказа забита автомобилями.
     Кори  Монтейн,  выглядевший  теперь,  когда решение было  навязано  ему
свыше, более уверенным,  помчался к своему прицепу.  За ним устремились Нибз
Аффлек и Лэн Хуэртас. Остальные направились к трапу.
     Никлин не двинулся с места, словно отгородившись от всего происходящего
невидимой стеной. Но затем  до его сознания дошли крики со  стороны главного
входа. Джим повернул голову  и тут же увидел Дани Фартинг.  Она сопровождала
группу  взрослых  и  детей,  пробиравшуюся  через  соседний служебный  вход.
Несколько  охранников стали  оттеснять  толпу,  создавая коридор, но в любую
минуту  их  могли  смять.  Никлин заметил, как  крепкий,  массивный  человек
прорвался  через  ворота  и  столкнулся  с  двумя  охранниками,  только  что
вышедшими из будки. Завязалась драка, стоявшие рядом женщины завизжали.
     Группа  переселенцев,  некоторые  из   которых  волокли  чемоданы,  уже
отделилась от толпы и спешила  к кораблю. У взрослых были абсолютно безумные
лица,  зато  немногочисленные  дети,  защищенные  броней  своей  невинности,
выглядели всего лишь возбужденными, и не отрывали глаз от блестящего корпуса
"Тары".
     И  тут Никлин  спохватился, что  у Чама и Норы  Уайт нет пропусков.  Он
ринулся к выходу. К тому моменту, когда Джим  добежал до ворот, борьба между
охранниками и их  пленником  подошла  к концу. Руки  задержанного склеили за
спиной специальной лентой и отвели его в сторону.
     Один из охранников, белобрысый верзила, хмуро глянул на Джима.
     - Вы не имеете права носить оружие, мистер.
     Никлин взглянул на небо.
     - Вы хотите арестовать меня?
     - Уводите побыстрей своих людей, -  буркнул охранник. -  Нам только что
сообщили  - толпа  в несколько тысяч  человек движется из  центра  города по
Гарамонд-парку. Сейчас  они  ломают  ограду  в северной части и совсем скоро
будут здесь.
     - Спасибо.
     - Что уж там. Я всего лишь не хочу оказаться в центре побоища, только и
всего.
     - Мудро.
     Никлин подбежал к Дани, схватил ее за руку:
     - Я хочу взять Зинди и ее родителей. Им нужны значки.
     Она  внимательно взглянула на него, извлекла из кармана  три золотистых
диска и протянула ему:
     - Времени почти не осталось, Меган уже на корабле.
     Никлин не сразу сообразил, что так зовут пилота звездолета.
     -  А что с  теми, кто  оплатил полет? -  спросил он, подавляя очередной
приступ паники. - Скольких еще нет?
     Дани взглянула на часы, работающие в режиме обратного отсчета.
     - Четверых. Они должны прибыть с минуты на минуту... - она вгляделась в
неистовствующую толпу. - Вот они!
     Никлин   прошел   через  служебный  вход.  Сдерживающие  людской  напор
охранники пропустили  молодую пару  с детьми на руках.  Поднявшись на носки,
Джим оглядел толпу и  с  огромным  облегчением увидел  в море голов огненную
шевелюру Чама Уайта.
     - Пропустите еще троих, - велел он охраннику.
     - Проклятая  работа, -  пожаловался  тот,  вытирая пот  со  лба. -  Еще
минута, и мы не выдержим.
     Никлин бросился на стену из человеческих тел.  В первую секунду он даже
растерялся  - с  такой  готовностью  она  расступилась перед  ним, но тут же
сообразил, что  причина - в  болтающемся за  его спиной бластере. Он схватил
протянутую руку Чама и вытянул его из толпы. Нора  и  Зинди следовали за ним
по пятам.  Обе  были очень бледны и совершенно растерянны. Нора  не отрывала
глаз от лица Никлина, словно видела его впервые, Зинди же прятала взгляд.
     - Сюда, - сказал Никлин, подталкивая Чама и женщин к узкому проходу.
     - Не  торопитесь! - к ним подошел охранник с сержантскими  нашивками на
рукаве. - Никто не войдет сюда без пропуска.
     - Об этом позаботились.
     Никлин  передал каждому из Уайтов по золотистому значку и втолкнул их в
дверной  проем, что  до  предела возбудило  толпу. До  этого  момента  людей
удерживали остатки уважения к  установленным правилам, но после того, как на
их глазах трое  из их числа совершенно неожиданно получили право  проникнуть
на космодром,  они  в  негодовании  ринулись  вперед. Охранников  прижали  к
ограде,  возникла  свалка.  Каким-то  образом  охранникам  все-таки  удалось
выбраться и запереть изнутри служебный вход.
     - Чего вы ждете? - крикнул сержант Никлину и Дани. - Вон отсюда!
     Никлин  вместе  с  остальными  побежал к кораблю.  Никлин  увидел,  как
Монтейн  с  Кингсли  тащат  вверх  гроб  с  останками  Милли Монтейн.  Часть
переселенцев  толпилась  у  подножия   трапа,  остальные  недружным   стадом
поднимались   за  парочкой  с  гробом.  Несколько  человек,  включая  Скотта
Хепворта, бежали в сторону причальных линий.
     Никлин едва успел разглядеть все детали этой суматохи, как  без всякого
предупреждения  мир   вновь  погрузился  во   тьму.   Последовала  еще  одна
лихорадочная смена солнечного света и ночной тьмы. Серия вспышек следовала с
частотой  два-три  раза  в секунду.  Мир превратился в  огромную театральную
сцену, молнии озаряли искаженные  лица застывших  персонажей. Со всех сторон
раздались  испуганные крики  -  это  опять  начала  свои  шутки  гравитация.
Казалось,   сама   земля   поднимается   и   опускается   под   их   ногами.
Стробоскопический  кошмар  продолжался  целую  вечность,  а  точнее,  секунд
десять, после  чего безмятежное солнце вновь озарило мгновенно успокоившийся
мир.
     Замершие в  невероятных  позах  люди  освободились  от  поразившего  их
паралича и вновь устремились к  кораблю, спотыкаясь и чуть  не падая. Дани и
Зинди  бежали рядом,  подгоняя  детей. Нора  Уайт  по-прежнему  не  отрывала
взгляда от Никлина, словно в его силах было прекратить этот кошмар.
     Никлин  взглянул  в  сторону  причальных  линий.  Там,  судя по  всему,
возникла стычка между  членами  общины и человеком в  серой  форме портового
служащего.  Служитель загородил дверной проем  застекленной  будки и яростно
размахивал  руками.  Понимая всю серьезность этого спора,  Никлин  побежал к
причальной будке.
     Когда он оказался рядом, к нему обратился Скотт Хепворт:
     - Этот  тип,  представь,  называет  себя  хозяином причальных  линий  и
отказывается выпустить корабль.
     - Вышвырни его оттуда, мы сами сделаем все, что требуется.
     - У него пистолет, и, похоже, он намерен им воспользоваться. Я полагаю,
этот  болван  настроен  совершенно  серьезно.   -  Щекастое   лицо  Хепворта
покраснело от гнева и бессилия. - Кроме того, мы не знаем код.
     - А как насчет замков на самих линиях?
     - Мы их взорвем.
     - Отлично! - Никлин снял ружье.
     Человек   шесть  поспешно   отскочили  в  сторону,  освобождая  Никлину
пространство. Служащему было  лет  пятьдесят,  у  него  было  длинное  лицо,
короткая стрижка и  маленькие  усики. Он стоял, горделиво расправив  плечи и
выпятив  грудь. В его новенькой  форме не было ни одного изъяна,  выделялась
лишь старомодная кобура. Похоже, ее только что извлекли с какого-то военного
склада, где она  пылилась  в  ящике и ждала своего часа  - вдруг он все-таки
наступит.
     - Приятель, сейчас не время для игр. Запускай линии и поживее!
     Служитель презрительно оглядел его с ног до головы и качнул головой:
     - Я ничего не стану делать без соответствующего разрешения.
     - Вот мое разрешение, - Никлин поднял бластер. - Оно нацелено вам прямо
в пупок.
     -  Любопытная штука!  -  Служитель  положил  руку на  свой  старомодный
револьвер и улыбнулся,  всем видом демонстрируя, как хорошо он разбирается в
оружии. - Это даже не очень точная копия.
     - Вы абсолютно правы.
     Никлин поднял ствол своего бластера и  нажал на спуск.  Сине-белый  луч
пронзил крышу  будки, мгновенно превратив  в пар часть водосточного  желоба,
навес и пластиковые балки. Даже Никлин, уже имевший возможность оценить мощь
этого оружия, был ошеломлен масштабом разрушений.
     - Это совершенно отвратительная копия, - улыбнулся он человеку в форме,
съежившемуся  и  обхватившему голову руками.  -  Ну,  а  теперь  перейдем  к
причальным линиям.
     - Я не верю, что вы осмелитесь выстрелить из этой штуки в человека.
     Служитель выпрямился  и  попытался снова  принять  неприступный вид, но
удалось ему это уже не столь убедительно.
     Никлин шагнул ему навстречу.
     -  Мне  уже доводилось убивать из  этой штуки и я с превеликой радостью
рассеку вас на две половины - верхнюю и нижнюю.
     Какую-то  секунду  не было  слышно  ничего, кроме  свиста ветра,  затем
послышались шум и крики с северной стороны порта. Никлин взглянул туда,  где
проходила  граница  парка  и  порта,  и  увидел  движущиеся  пестрые пятна -
приближалась обещанная толпа. Он быстро перевел  взгляд на служащего и сразу
же понял, что настроение того изменилось.
     - Я всегда стараюсь честно выполнять то, за что мне платят деньги, но в
моем  контракте  ничего  не  говорится, как  я  должен  действовать в  таких
ситуациях. Вы ведь не испытываете ко мне недобрых чувств?
     Никлин прищурившись смотрел на него и не двигался с места.
     -  Я вообще  не испытываю  никаких чувств. Так вы собираетесь выпустить
корабль и тем самым остаться в живых?
     - Я выпущу корабль. Как только вы погрузитесь, он будет отправлен.
     Хепворт приблизился к Никлину и положил руку ему на плечо.
     - Джим,  ты ведь понимаешь, что  он сделает? Как только мы окажемся  на
борту и  задраим все  входы-выходы,  он спрячется в укрытии и  оставит нас с
носом. А если мы снова откроем люк, то будет уже поздно...
     -  Я  знаю,  что  он  собирается  сделать,  -  резко  ответил   Никлин,
по-прежнему  целясь в служителя.  - Поднимайтесь  на борт. Я  пойду за вами,
держа   под  прицелом  этого  шутника,  так   что   оставьте  мне  свободное
пространство, чтобы, пятясь, я не упал. Понятно?
     - Хорошо, Джим. -  Хепворт  направился к  кораблю,  за  ним  потянулись
остальные.
     - Я не стану делать никаких глупостей.  - Человек взглянул  туда, где в
конце длинного ряда ангаров уже можно было различить отдельные фигуры. - Что
делать?
     -  Как только  я  поднимусь по  трапу, запускайте  причальные линии. Не
стоит  ждать, пока  задраят  люк. Как только  я  окажусь наверху - спускайте
корабль.
     Губы служителя скривились в подобии улыбки.
     - Но это опасно.
     - Для вас, -  отчеканил Никлин. - Этот момент действительно будет очень
опасным, но прежде всего для вас. Вы, может,  полагаете, я стану возиться  с
запорами люка  и сниму вас с прицела? Так  вот, люк будет открыт до тех пор,
пока  я не  почувствую,  что  нос  корабля  начал опускаться в  Портал. Если
движение застопорится хоть на мгновение, я нажму на спуск.
     - Если я берусь за дело, то все будет в порядке!
     Служитель повернулся к панели управления.
     Никлин начал отступать. Он слишком много времени потратил на разговоры,
но нужно было убедить служителя, что  он  не шутит. Краем глаза  Джим увидел
наблюдавших за ним портовых рабочих. Они стояли неровным кругом на приличном
удалении,  не  осмеливаясь  приблизиться.  Но   к  звездолету  очень  быстро
приближались  еще тысячи  непрошенных  желающих  принять участие в событиях.
Беспорядочный шум,  возвещавший  об  их прибытии, подсказывал  Никлину - эти
люди мыслят и действуют как толпа, а толпа  знает, что она  бессмертна. Если
кто-то упадет на причальных линиях, "Тара" не взлетит никогда...
     - Трап в двух шагах за твоей спиной, - услышал он голос Хепворта.
     - Понял.
     Никлин ступил на наклонную плоскость и возблагодарил Бога - поверхность
трапа была  ровная, со специальным  покрытием, предотвращающим скольжение. С
каждым шагом он все лучше и лучше видел, что происходит вокруг. Казалось, на
космопорт  накатывает гигантский человеческий  вал. Никлин добрался до люка.
По-прежнему не опуская  бластера,  он осторожно ступил на внутренний трап. В
то же мгновение корабль пришел в движение, и платформа внешнего трапа начала
удаляться.
     - Гидравлическая система дверей под давлением, Джим. - Хепворт сидел на
корточках перед панелью управления. - Скомандуешь, когда закрывать.
     -  Необходимо дождаться, пока нос  корабля не опустится вниз, - ответил
Никлин. - Наш друг в стеклянной будке слишком легко  согласился.  Он  еще не
закончил своего дела.
     - Но  на задраивание люка требуется время. Если мы проскочим через поле
диафрагмы, когда люк будет еще открыт...
     - Не  трогай кнопку, пока я не разрешу! - твердо сказал Никлин, пытаясь
за внешней уверенностью скрыть тревогу.
     В  это мгновение первая  волна  надвигавшейся со  стороны  парка  толпы
обогнула доки. Некоторые побежали к кораблю, яростно размахивая кулаками. Но
большая часть бросилась к будке управления причальными линиями.
     Где-то  внизу  раздавался   натужный   скрип  направляющих  -  их  валы
перемалывали  накопившийся за  два года  мусор, который  в обычных  условиях
перед  запуском  тщательно  вычищали.  Что,  если  в  этом  мусоре  найдется
достаточно крупный кусок металла и движение застопорится?
     Никлин затаил дыхание, когда в  поле его зрения появилось черное озеро.
Значит, корабль уже над Порталом. Люк находится  посредине корпуса,  так что
звездолет вот-вот опустит нос. Сердце стучало словно  молот. И вот картинка,
которую Никлин видел сквозь прицел, начала поворачиваться.
     - Я закрываю, Джим! - крикнул Хепворт.
     - Нет! Оставь люк в покое!
     - Ждать больше нельзя!
     Солнечный  мир кренился  все  больше и больше. Никлин оперся о  комингс
люка  и  по-прежнему  не  отрывал  прицела  от  стеклянной будки управления.
Раздался громкий чавкающий звук, и люк начал закрываться.
     - Прости, Джим, это было необходимо.
     Мир медленно исчезал из поля зрения Никлина. Он увидел, как служитель в
будке  сделал  резкое  движение, и в следующее мгновение  скрип направляющих
прекратился.
     - Ублюдок, - выдохнул Никлин.
     Нервная система подала команду пальцу на спуске, но тот не  шелохнулся.
Узкая солнечная щель сжалась до размеров линии и наконец исчезла совсем. Люк
закрылся, и тут же сработали автоматические запоры.
     "Что со мной? - с удивлением подумал Джим. - Этот ублюдок был уже почти
мертв, но я сам вернул его к жизни!"
     В следующее мгновение ему пришлось ухватился за дверную скобу, чтобы не
упасть  с  трапа,   -  корабль  двигаться!  Почти  сразу  же  с  невероятным
облегчением Джим почувствовал, что тело его стало невесомым.
     "Тара" начала свой полет.




     Никлин  крепко ухватился за поручень и потихоньку привыкал к мысли, что
он - Джим Никлин! - стал  космическим путешественником. В эту минуту Джим не
мог получить информацию о том, что  происходит снаружи, но разум подсказывал
ему  -  "Тара",  неуклюже  протиснувшись  через  силовую  диафрагму  Первого
Портала,  по  инерции  удаляется  от оболочки Орбитсвиля.  Корабль  медленно
кувыркается,  создавая  пилоту  немалые  проблемы  в  управлении и оттягивая
момент включения двигателей.
     Единственным  источником  информации  были  навигационные  экраны.  Как
только Никлин вспомнил о них, у него возникло  неодолимое желание немедленно
попасть в рубку управления. Происходит событие, на  которое стоит взглянуть,
а он торчит в шлюзовой камере. Джим оглянулся, выбирая траекторию  полета  к
внутреннему люку, и столкнулся с возмущенным взглядом Скотта Хепворта.
     - Этот кусок дерьма остановил механизм, -  хрипло сказал Хепворт.  - Он
почти остановил нас, Джим. Если бы корабль был развернут, мы бы остались там
навсегда.
     - Он выполнил свой долг и не покинул пост.
     - Это ты должен был позаботиться о том, чтобы он не  покинул свой пост.
Ты должен был расплавить этого ублюдка, Джим!
     - Все позади, Скотт. Ты не хочешь пойти взглянуть, что происходит?
     Не дожидаясь  ответа,  Никлин повесил бластер на  плечо и оттолкнулся в
направлении внутреннего люка шлюзовой камеры.  Он напоминал  теперь  пловца,
доверившего  свое тело невидимым водам. Джим ухватился за поручень у люка и,
очень довольный  естественностью этого движения, нырнул  в  отверстие. Перед
ним была широкая лестница, тянувшаяся вдоль всего пассажирского цилиндра.
     И  лишь  тогда Никлин  понял,  какая кутерьма  царит  на многочисленных
палубах корабля. В момент, когда "Тара" совершила свое неловкое погружение в
открытый  космос, лестница и  трапы, идущие  вдоль  нее, были забиты людьми.
Теперь же, лишенные веса и ориентации в пространстве, они пытались выбраться
в более удобное место. Некоторые вцепились  в поручни, другие, громко вопя и
бессмысленно размахивая руками и ногами, старались ухватиться за что-нибудь.
Повсюду плавал багаж незадачливых пассажиров, увеличивая беспорядок. Куда ни
кинь взгляд, везде творилось одно и то же.
     Никлин устремился в носовую часть корабля. Он знал здесь каждую планку,
каждое  соединение,  каждый  зажим столь  хорошо,  что  мог определить  свое
местонахождение по неровностям сварных швов. Никлин  преодолел  шесть палуб,
когда почувствовал слабую гравитацию - включились ионные двигатели "Тары".
     На  верхних палубах было  гораздо  спокойнее - они  предназначались для
членов общины, многие из которых остались в Бичхеде. Приблизившись к третьей
палубе, расположенной на два уровня ниже рубки  управления, Никлин прямо над
своей головой  услышал голос Монтейна  и остановился. Рядом  находился  люк,
ведущий в  шлюзовую камеру  отделяемой капсулы. Этот уровень в  основном был
загроможден оборудованием для капсулы, поэтому здесь имелось лишь  два жилых
помещения - самого Кори Монтейна и его помощника Воорсангера.
     Монтейн  и  Нибз  Аффлек стояли  в  дверях  каюты  Воорсангера,  крепко
ухватившись  за дверные скобы, чтобы  не  улететь при неловком  движении. Из
каюты доносились лающие звуки. Никлин в первый момент решил, что  Воорсангер
заболел,  но через несколько мгновений понял, что  тот  плачет. Мысль о том,
что  этот  упрямый  сухарь  дал  волю слезам,  показалась  Никлину  столь же
странной, как и все события последнего часа.
     - Что случилось? - спросил он Монтейна.
     Монтейн повернулся к нему. Лицо его было искажено яростью.
     - Это ваших рук дело?
     - У меня не было выбора.
     - Выбор! Кто  вы такой,  чтобы говорить здесь о выборе? - Губы Монтейна
затряслись от бессильного гнева. - Вы осознаете, что наделали? Десятки семей
остались там! Жена Роппа осталась там!
     - Это очень печально, - сказал Никлин, - но я абсолютно ничего не...
     - Мы не можем лететь, - оборвал его Монтейн. - Мы возвращаемся назад.
     - Назад?! Мы не можем вернуться, Кори, ведь нам едва удалось вырваться.
     - Джим прав, - поддержал его Хепворт, поднявшись следом за Никлином.
     - Вы!  -  проповедник нацелил на профессора дрожащий  перст.  - Вы  два
сапога пара, и вы оба в равной степени ответственны за этот запуск.
     - Вам следует успокоиться, Кори, - ровным голосом сказал Никлин. - Если
мы вернемся и причалим, то потеряем корабль. Толпа...
     - Господь оградит меня от врагов.
     Монтейн  бросился к лестнице  и с поразительной прытью побежал вверх  к
рубке управления.
     Аффлек,  взявший,  судя  по  всему,  на себя роль  охранника,  укоряюще
взглянул на приятелей и последовал за Монтейном.
     - Нам лучше поспешить за ними, - повернулся Никлин к Хепворту.
     - Ты не сможешь применить бластер - он пробьет корпус.
     - Я и не собираюсь. - Никлину надоели разговоры Хепворта об оружии. - В
конце концов, это  предприятие  задумал Кори Монтейн. Если он  решит вернуть
корабль назад, никто не вправе его останавливать.
     Хепворт фыркнул.
     - Именно поэтому его надо образумить.
     Никлин  начал быстро  подниматься  вверх.  Когда он добрался до  палубы
управления, Монтейн был уже там и стоял рядом с Меган Флейшер. Женщина-пилот
сидела в центральном кресле лицом к основному экрану,  на  который поступало
изображение с кормы корабля. Картина на экране так захватила Никлина, что он
забыл обо всем.
     Внизу изображения поблескивали  медью двигательные  цилиндры. Но Никлин
не стал задерживаться на этой детали. Большую часть  экрана занимал огромный
небесно-голубой  круг,  в центре  которого  сияло солнце Орбитсвиля. Это был
Бичхедский  Портал.  Остальную   часть   экрана  заполняла   кромешная  тьма
Орбитсвиля.
     "Это произошло, это действительно произошло, - Никлин не  мог  оторвать
глаз от экрана,  - я в  космическом корабле,  а мир остался там..."  До  его
сознания начали доходить слова пилота.
     -   ...надеюсь,  вы  понимаете,  что  никакой  корабль  не  сможет  сам
оторваться от причальных опор, - говорила Меган Флейшер. - Если мы вернемся,
то улететь еще раз без разрешения руководства порта не сможем.
     Пилоту было около пятидесяти  лет.  Как многие из выдвиженцев Монтейна,
она была глубоко религиозна. На ее тонком, с правильными чертами лице нельзя
было заметить  и  следа  косметических  ухищрений.  Хотя  никто  этого  и не
требовал, Флейшер  предпочитала  носить форменный  темно-серый  костюм почти
военного покроя.
     -  Кори,  вы  не видели, что  творилось на  территории порта,  когда мы
взлетали, - сказал Никлин. - Весь порт...
     - Я не спрашиваю вашего мнения, Никлин.
     Голос Монтейна стал жестким, взгляд выражал неприкрытую враждебность.
     - И все-таки я выскажу его, - твердо ответил Джим, отметив, что Монтейн
впервые обратился к нему по фамилии. - Возвращение - это безумие.
     -  В  конце концов,  что  вы  здесь  делаете? Что случилось  с  великим
неверующим?  Почему  вы  не остались  в Бичхеде  насмехаться  и зубоскалить,
рассказывая каждому, кто захочет слушать, что Орбитсвиль незыблем и вечен?
     -   Я...  -  Никлин  растерялся  под  напором   и  логичностью  упреков
проповедника.
     - Джим  прав, -  вмешался  Хепворт. - Если  мы  вернемся,  то  потеряем
корабль.
     Монтейн повелительным жестом остановил его и повернулся к пилоту:
     - Выполняйте мой приказ. Возвращайтесь к Порталу и причаливайте.
     Какое-то мгновение казалось, что Флейшер  собирается возразить.  Но она
лишь молча кивнула, повернулась к панели управления и быстро начала нажимать
кнопки. Хепворт шагнул к ней, но Аффлек преградил ему путь.
     Переполненный  самыми  противоречивыми чувствами,  Никлин  вгляделся  в
сияющий голубизной диск Портала. По его оценкам звездолет находился примерно
в  пяти  километрах  от  Орбитсвиля.  С такого расстояния причальные  опоры,
надежно закрепленные  на границе  окна,  выглядели  как крошечные заусеницы,
нарушающие  идеальность  круга.  Никлин  попытался  представить,  что  будет
твориться рядом с Порталом, когда толпа  обнаружит, что "Тара" возвращается,
но воображение отказало ему. Человеческое поведение непредсказуемо и в самые
лучшие времена, а когда  тысячи людей охвачены первобытным ужасом... "Но что
бы ни случилось,  стрелять я не буду". Рука сама собой скользнула к бластеру
и извлекла батарею.  Никлин, не отрывая взгляда  от  экрана, опустил тяжелый
цилиндр  в  карман. Внезапно он осознал, что  изображение на экране меняется
удивительным и непостижимым образом.  Перемена  была столь  заметна и  столь
противоречила его мыслям, что он вынужден был несколько секунд  вглядываться
в экран, прежде чем смог снова поверить своим глазам.
     Сверкающий голубой диск сжимался.
     В   первое   мгновение   у   Никлина   возникла   мысль,   что  Флейшер
ослушалась-таки  Монтейна  и включила  ионные двигатели на  полную мощность,
резко  увеличив  скорость  удаления  "Тары"  от  Орбитсвиля.  Но   потом  он
сообразил, что это физически невозможно  -  ни один созданный  человеческими
руками двигатель не  мог придать звездолету  такое ускорение. К тому же Джим
совсем  не  ощущал  увеличения гравитации.  Между  тем  изображение  Портала
уменьшалось на  глазах.  Единственное  объяснение было самым невероятным  из
возможных - экран отображал действительность.
     Уменьшался сам Портал!
     Все, кто находился  в  рубке управления, замерли. Менее чем  за  минуту
огромный  круг  уменьшился до  размеров  сияющей  в  бездне космоса  голубой
планеты, затем крошечного спутника, затем звезды...
     Эта звезда несколько мгновений еще мерцала, а затем исчезла.
     Ловушка Орбитсвиля захлопнулась.









     - Похоже, мы вовремя убрались.
     Это   произнес  Нибз   Аффлек,  обычно  помалкивавший   в   присутствии
начальства. Крайняя банальность его замечания помогла остальным освободиться
от душевного и физического паралича.
     - Боже, Боже, Боже,  - шептал Монтейн, опускаясь на колени с молитвенно
сложенными руками. - Не покинь детей своих в час погибели.
     -  Нужно  попытаться  наладить  радиосвязь,  -  сказал  Хепворт  пилоту
удивительно твердым и ясным голосом.
     Флейшер повернулась в кресле и в упор взглянула на него.
     - Зачем?
     - Хочу  узнать, что  с другими порталами. Возможно, то,  что мы видели,
произошло лишь с Первым Порталом.
     Флейшер попыталась улыбнуться.
     -  Что-то  подсказывает мне  -  это напрасная трата  времени.  Особенно
моего.
     - Я сам  могу этим заняться. - Хепворт взглянул  на соседнее с  пилотом
кресло.
     Никлин  отметил,  что  даже  в  состоянии  крайнего   потрясения  физик
соблюдает установленный на космическом корабле этикет.
     - Прошу вас, - Флейшер кивнула и снова повернулась к пульту управления.
     Как только  Хепворт опустился в кресло с высокой  спинкой, Никлин вновь
перевел  взгляд на основной экран. Экран был  затянут  однородным, ничем  не
нарушаемым  мраком. Изображение двигательных цилиндров  "Тары" исчезло после
того, как их перестало освещать солнце Орбитсвиля. Несколько вспомогательных
экранов, куда поступало  изображение  от телекамер, направленных вперед и  в
стороны от корабля, показывали  звездное  небо. Но  сзади царил непроглядный
мрак.  Никлин  знал, что эта черная  пустота  лишь кажущаяся -  огромная, не
отражающая света оболочка Орбитсвиля занимает  сейчас половину  неба, но его
охватило тоскливое чувство покинутости.
     Его  рассудок  находился  в   столь  же  неустойчивом   состоянии.  Как
примириться  с тем  простым фактом, что Кори Монтейн все-таки оказался прав?
Орбитсвиль не был  вечным и неизменным. Он, Джим Никлин,  всегда  исходил из
того, что это естественное образование, материя, каким-то образом перешедшая
в состояние, которое  человеческий мозг никогда не сможет постичь. Но теперь
Джим столкнулся с доказательством того,  что Орбитсвиль  имеет искусственное
происхождение. И возникали закономерные вопросы - кто создал его и зачем?
     Интуиция   Никлина,   его   рассудок,   само  его   существо  отвергали
сверхъестественное происхождение Орбитсвиля. Но что же тогда?
     Когда  его  мозг  отвлекся  от  проблем, которые  он  не  был  способен
разрешить, Никлин обнаружил,  что существует гораздо более  насущный вопрос:
что будет дальше? Враждебны ли жизни те силы,  которые, как полагал Монтейн,
ответственны  за происходящее?  Жизни  не только  человеческой  -  эта  идея
выглядела столь параноидальной, что даже определение "абсурдная" для нее  не
годилось  - но жизни как  форме существования  материи?  Может  быть, солнце
внутри оболочки погаснет, и сфера таким  образом  очистится от биологической
накипи  на своих внутренних стенках? Может, Большой О начнет сжиматься,  как
коллапсирующая звезда,  пока  совсем не  исчезнет?  Или разлетится на мелкие
осколки в результате гигантского взрыва?
     Апокалиптическое  видение того, как оболочка Орбитсвиля разлетается  во
все стороны, по ассоциации вызвало у  Никлина воспоминание о зеленых линиях,
появлявшихся  во   многих   местах  тремя   годами  раньше.   Силовое  поле,
сопутствовавшее этим линиям,  ослабляло  физико-химические  связи в  стали и
бетоне. Не  значит  ли  это, что то же  самое может  произойти  с  оболочкой
Орбитсвиля?
     -  Радио молчит,  Орбитсвиль  наглухо  закупорен, наступило  время  для
внесения предложений. - Хепворт повернулся к Никлину. - Что скажешь, Джим?
     - Мне кажется, у нас попросту нет выбора - мы должны  продолжать полет,
но... - Тут Никлин взглянул на Монтейна, который все еще беззвучно молился.
     - Что "но"?
     - Мы разговариваем так, будто  мы  -  совет директоров, а  это  не так.
Только Кори имеет право брать на себя ответственность.
     -   Джим!  О  чем  ты  говоришь?  -  Толстое  лицо  физика  раздраженно
скривилось.  -  Да ты только  взгляни  на  него!  Совершенно ясно, что  этот
человек не способен и прогулочной лодкой командовать, не то что...
     Он осекся и сделал примиряющий  жест в  сторону надвинувшегося на  него
Нибза Аффлека.
     -  Все,  что  я  хочу  сказать,  монсеньор  Джим,  -  тихо добавил  он,
наклонившись к  Никлину, - это то, что в  прошлом я никогда не замечал в вас
особой уступчивости по отношению к Папе Кори Первому.
     - Знаю, знаю. - От смятения, с которым  он никак  не мог  справиться, у
Никлина перехватывало дыхание. - Но несколько минут назад он  прямо высказал
мне... Мне не следует... Если бы не Кори Монтейн, я бы сейчас...
     - Все  в порядке, Джим.  - Монтейн поднялся с колен.  Бледное  лицо его
напоминало неподвижную  маску. - Сейчас  не  время спорить. Многие  остались
там,  но это  только  моя вина. Я давно  получил  предупреждение о  грядущем
судном дне, но... бездействовал. И настанет день, когда я отвечу за это пред
ликом  Господа.  Мне  остается лишь уповать на то,  что я  удостоюсь милости
предстать перед его ликом.
     - А тем временем, - нетерпеливо прервал его  Хепворт, - мы устремимся к
первому намеченному нами объекту. Вы это имеете в виду?
     Монтейн неопределенно пожал плечами.
     Хепворт торжествующе кивнул пилоту:
     - Теперь очередь за вами, капитан. Хотите ли вы расправить крылья?
     На   мгновение  Никлин  подумал,  что  Хепворт  вдруг   настроился   на
поэтический  лад,  но затем  понял, что  тот имеет в  виду  электромагнитные
ловушки "Тары".
     -  Почему бы и нет? - ответила Флейшер. - Диспетчеров  здесь нет,  да и
движения никакого. - Она повернулась к пульту.
     Никлин зачарованно наблюдал,  как пилот перебирает изящными пальцами по
чуть  наклонной панели, как загораются  под ее  руками переулки, магистрали,
целые города цветных  огней. Шла первая стадия подготовки к переходу корабля
из эйнштейновского пространства в странное царство артуровской физики.
     Для начала Меган Флейшер включила термоядерный реактор и подала питание
на ловушки, развернув таким образом невесомые и невидимые крылья "Тары". При
нынешней пренебрежимо малой  скорости звездолета захватывающее поле  служило
всего  лишь  дополнением к  ионным двигателям, но его эффективность росла  с
увеличением скорости корабля.
     - Вперед,  - сказала Флейшер  через несколько секунд и  нажала основную
клавишу.
     Никлин ощутил небольшое,  но резкое  увеличение собственного  веса. Его
переполняло   изумление  -  огромное  металлическое  существо,  которому  он
посвятил три года своей жизни, вдруг из неповоротливой и  уродливой гусеницы
превратилось в бабочку, расправившую свои крылья и обретшую истинную жизнь.
     Флейшер  переключила камеры, и  на основном  экране  расцвело  звездное
поле. Около сотни крупных звезд сияли алмазами на фоне россыпи  более мелких
драгоценностей. Корабль словно ввинчивался в трехмерную картину космоса. "Я,
наверное, был слеп, - подумал Никлин, скользя  взглядом  по  удивительному и
прекрасному зрелищу. - Как я мог не понимать, что мы рождены для звезд?"
     - Что-то не так, - обыденным голосом произнесла Флейшер. - Что-то здесь
не так.
     Хепворт тотчас оказался рядом с ней, внимательно оглядывая индикаторы.
     - Что вы имеете в виду?
     - Я бы не  назвала это включение  чистым. Захватывающие  поля нарастали
чуть медленнее, чем надо.
     - Процесс длится сотую  долю секунды, -  Хепворт облегченно вздохнул  и
раздраженно добавил. - Об этом невозможно судить на глаз.
     - Я  работаю пилотом более двадцати лет,  и я могу  судить  об  этом на
глаз, -  отрезала Флейшер. - Кроме  того, это  не  единственное, что мне  не
понравилось, - левое поле в момент раскрытия имело несколько деформированную
форму.
     - Что с ним?
     - Оно выглядело... плоским.
     Хепворт внимательно посмотрел на сияющую бабочку - график распределения
напряженности захватывающего поля.
     - На мой взгляд, все просто отлично.
     -  Сейчас  оно выглядит нормальным, - упрямо возразила Флейшер,  - но я
говорю, что в начальный момент оно было плоским.
     -  Возможно,  виновато  поле Орбитсвиля.  -  Хепворт  провел  рукой  по
роскошным  волосам пилота. - Я  думаю,  вы можете смело положиться на меня в
вопросах физики вакуума.
     Флейшер брезгливо отклонилась.
     - Не распускайте рук, Хепворт, иначе я  запрещу вам подходить к  пульту
управления.
     -  Спокойнее,  спокойнее! -  добродушно  ответил  физик  и обернулся  к
Никлину за поддержкой.
     Никлин без всякого сочувствия взглянул на Хепворта - в его ушах все еще
звучало едкое  замечание  Зинди  по поводу  компетентности физика.  Недолгое
наблюдение   за   Меган   Флейшер   убедило   его   -   эта    первоклассная
пилот-профессионал, всегда  точно знает  то, о чем говорит. Вполне возможно,
мимолетное  нарушение захватывающего  полян не имело  особого значения,  как
утверждает Хепворт,  но действительно ли он настолько хорошо знает двигатели
звездолетов или больше строит из себя знатока? Монтейн в своем стремлении  к
экономии слишком во многом доверился ему...
     - О чем ты думаешь, Джим? - От добродушия Хепворта не осталось и следа,
на лице появилась неприятная настороженность.
     Никлин вспомнил, в каких случаях Скотт Хепворт становится агрессивным и
даже способным применить силу, - когда  кто-либо высказывает  сомнения в его
научных или  технических  познаниях. За прошедшие  три  года Никлин  не  раз
наблюдал подобные вспышки гнева.
     - Я о многом думаю, Скотт. - Он взглянул на экраны. - Все это несколько
обескураживает.
     Хепворт нетерпеливо мотнул головой.
     -  Ты  смотришь  так,  словно обнаружил  в  своем  супе  что-то  крайне
непривлекательное. Может быть, ты думаешь, я не разбираюсь в том, о чем идет
речь?
     - Ты нервничаешь,  Скотт,  наверное,  так  же, как и  я,  -  примиряюще
ответил Никлин. - Ты прекрасно знаешь, что я считаю тебя величайшим  из ныне
здравствующих специалистов по каким угодно вопросам.
     - Мне  не  нравится твой  снисходительный тон, ты,  провинциальный... -
Хепворт замолчал, удивленно глядя на лестницу.
     Там стоял  бородатый молодой человек в синей форме портового охранника.
Он  мгновение смотрел на  собравшихся  у пульта  управления, затем  взмахнул
рукой и исчез.
     - Здесь  просто проходной двор, - раздраженно заметила Флейшер. - Я  не
могу позволить, чтобы люди сновали туда-сюда, когда им заблагорассудится.
     - Совершенно верно! - Монтейн, похоже, обрадовавшись возможности решить
хоть что-нибудь, пришел в себя. Он  повернулся к Аффлеку. - Я хочу, чтобы вы
с Герлом попеременно дежурили на нижней палубе. Не пропускайте никого, кроме
присутствующих здесь, без моего разрешения.
     - Хорошо, Кори.
     Безмерно обрадованный Аффлек бросился исполнять поручение патрона.
     Монтейн навернулся к Никлину, на губах его играла сухая улыбка.
     -  Джим,   поскольку   вы  решили  почтить  нас  в  этом  полете  своим
присутствием, я  надеюсь, вы не станете  даром  есть свой  хлеб.  Немедленно
начинайте  обход  палуб  и  выясните,  кто из  посторонних проник  на  борт.
Составьте список этих лиц и принесите мне. Я решу, где их разместить.
     - Хорошо, Кори.
     - И передайте им, что я желаю поговорить с  каждым  в отдельности сразу
же, как только у меня появится свободная минута.
     - Слушаюсь и повинуюсь!


     Горячий  душ  принес  такое  наслаждение,  какого  Джим  давно  уже  не
испытывал.
     Новоявленный путешественник проспал почти семь  часов, во время которых
его лишь изредка беспокоили сны, в которых он куда-то падал. Никлин очнулся,
испытывая два сильнейших чувства - голод и  жгучее желание вымыться. Мысль о
завтраке представлялась  очень  соблазнительной, но Джим резонно решил,  что
еда  принесет гораздо  больше удовольствия,  если  он примется за  нее после
хорошего душа.
     Никлин спустился  вниз,  на  двадцать четвертую палубу, где  находились
прачечная  и   душевые.  Горячая  вода  подавалась  из  расположенных  рядом
двигательных цилиндров. Никлин выстирал белье, оставил его в сушилке, а  сам
отправился в душевую кабинку.
     Наступила  благословенная  минута,  когда он мог  пассивно  и  бездумно
отдаться тугим, обжигающим струям воды. Блаженствуя под ними, Джим  внезапно
осознал, что в  самое ближайшее время у него возникнут проблемы с  одеждой -
ведь  полет продлится немало месяцев. Многие  из тех,  кто оказался на борту
"Тары" не имели ничего, кроме того, что на них было надето в момент старта.
     Никлин  улыбнулся,  представив  Монтейна в  подобной ситуации.  В  мире
идеальных христиан  богатые должны с  готовностью поделиться своим добром  с
обездоленными, но Джим как  истинный циник, подозревал, что в реальности все
окажется совсем иначе.
     К  счастью,  сам  Кори Монтейн  был избавлен от проблем,  действительно
отделяющих  имущих от  неимущих.  Запасы  консервированных продуктов  уже  в
течение нескольких недель доставлялись  на  борт, а  некоторый их недостаток
полностью компенсировался тем, что  на борту "Тары" находилась лишь половина
от запланированного числа пассажиров.
     Переселенцев,   оплативших   билет  до  Нового   Эдема,   насчитывалось
шестьдесят,  из членов  общины лишь  двадцать пять  человек  сумели  в  этот
ужасный час попасть на борт Ковчега; остальные в этот момент либо находились
в отпуске,  либо выполняли  какие-нибудь  поручения Монтейна.  Произведенный
Никлином осмотр всех  палуб выявил, что  кроме семьи Уайтов на борту корабля
находятся три  портовых охранника,  а также группа из семи мужчин  и женщин,
которые оказались вблизи корабля в момент старта.
     В итоге на борту насчитывалось сто восемь  человек. Эта цифра означала,
что "Тара"  в случае необходимости может находиться в  полете не  менее двух
лет. Никлин решительно  отогнал  все мысли о том, что их ждет  по  истечении
этого  срока,  если подходящий мир  не будет найден. Его и раньше  тревожило
будущее переселенцев, особенно судьба детей, но он утешался мыслью, что  как
бы  далеко ни улетел корабль,  всегда есть возможность вернуться  в исходную
точку.  Странная  математика сверхсветового  полета  делала  все объекты  во
Вселенной приблизительно равноудаленными и в равной  степени доступными - но
какой  смысл  было  возвращаться  назад  теперь,  когда  все  двери  за ними
захлопнулись.
     Пока его тело благодарно принимало горячие струи, мозг Никлина посетила
еще одна беспокойная мысль. Что, если все происшествия последнего  времени -
лишь переходные процессы, временное явление, возникающее в тот момент, когда
порталы должны захлопнуться? Это  было бы злой насмешкой  судьбы,  лучшей из
проделок  Великого Шутника. Если дело  обстоит именно  так, то жизнь в таких
местах  как Оринджфилд,  вероятно,  уже,  вернулась  в  свое  обычное сонное
состояние. В "Оринджфилдском обозревателе", наверное,  готовят занимательные
передовицы о любопытных  происшествиях  в столице;  парочки все также  чинно
прогуливаются по переулку  Четырех Лошадей; как обычно распахнуты в ожидании
редких гостей двери отеля "Виктория"; кафе-мороженое мистера Чикли все также
залито  ярким  светом неоновых  ламп.  Пройдет  несколько  лет, и  сам  факт
существования  порталов  сотрется  из памяти большинства  людей, и  никто не
вспомнит,  как  корабль-призрак  скользнул  в  черную  пустоту,  находящуюся
непосредственно под их ногами, за тонкой непроницаемой оболочкой Орбитсвиля.
Воображение так живо и  правдоподобно  нарисовало эту  картину, что  Никлину
стало вдруг очень неуютно. Он поспешно  выбрался из душа и лихорадочно начал
растираться  полотенцем.  Кроме него в душевой  в этот момент находился лишь
Лэн Хуэртас, который, как обычно, проигнорировал присутствие  Никлина.  Джим
молча оделся, провел эпилятором по подбородку и вышел.
     Поднимаясь  по  лестнице, он заметил,  что  затрачивает  гораздо меньше
усилий, чем обычно. Перед тем, как он  лег спать, именно в  тот час, который
Никлин условно окрестил "вечером", ускорение корабля составляло примерно 0,5
"g". Теперь же оно, похоже, уменьшилось, хотя  Никлин и не смог  бы сказать,
составляет ли оно  половину, треть или четверть от нормального.  Означает ли
такое   изменение   ускорения  то,   что   генераторы   захватывающих  полей
действительно  неисправны?  Или  корабль  просто  попал  в  область,  бедную
межзвездной пылью?
     Донесшийся из столовой (или  трапезной, как именовал ее Монтейн) аромат
свежего кофе  мгновенно отвлек  Никлина от  раздумий на эту тему.  Ужасающий
повар Карлос Кемпсон остался в  Бичхеде и он с  некоторым стыдом поймал себя
на том, что искренне радуется этому счастливому факту. Один из переселенцев,
профессиональный кулинар, вызвался взять на себя стряпню,  скрасив тем самым
перспективу долгого путешествия.
     На  тех  уровнях,  которые  Никлин  уже  миновал, царило  относительное
спокойствие.  Пассажиров  попросили оставаться  в своих каютах  до  9:00  по
корабельному времени. Несколько ребятишек играли  на площадке, куда выходили
двери четырех кают. Обычно жизнерадостные и весьма  шумные, сейчас  они были
молчаливы и  хмуры - суровость пластикового интерьера и  искусственный  свет
неоновых ламп еще не стали для них привычной средой обитания.
     На  десятой палубе  Никлин  услышал знакомый  голос. Он  оглянулся -  в
дверях каюты стояла  Зинди  Уайт.  Она разговаривала  с девочкой-подростком,
поселившейся, по  всей видимости,  в  соседней  каюте. Никлин  приветственно
поднял руку, но  прежде,  чем он успел что-нибудь  сказать, Зинди скрылась в
своей  каюте.  На  лице ее  собеседницы  появилось недоуменное  и  обиженное
выражение.
     Добравшись  до  столовой, Джим обнаружил там несколько членов общины, в
том числе Дани Фартинг и Герла Кингсли, сидевших за одним из длинных столов.
Увидев Никлина,  Кингсли скривил свое  лицо в  жутковато-гротескной  улыбке,
остальные   же  демонстративно  проигнорировали  его  появление.  Прием  был
обычный, Никлин  давно уже привык к  такому  отношению, даже получал от него
какое-то извращенное удовлетворение. В таких случаях он обычно протискивался
в самую гущу и  вклинивался в  разговор,  но на  этот раз  мощь  молчаливого
неприятия одержала над ним победу.
     Никлин  взял в автомате порцию кофе  и  сел  за отдельный стол. "Что-то
происходит  со  мной, - отстраненно  думал Джим,  глотая горячий кофе,  -  и
началось это со вчерашнего утра, когда Зинди убежала от меня".
     Подобно пьянице, пытающемуся  восстановить  события  вчерашней попойки,
Джим вспоминал встречу с  Зинди,  шаг за  шагом, детально анализируя  каждую
мелочь. Его глазам предстал  незнакомец... Незнакомец, внешне как две  капли
воды  похожий   на  него,   Джима  Никлина.  Незнакомец,  являющийся  Джимом
Никлином... для  всех  остальных. Как  зачарованный, он  с ужасом  и страхом
наблюдал, как захватчик,  овладевший его телом,  творит  свое  черное  дело,
притворяясь живым, хотя в  нем давным-давно погасла  та  главная  искра, что
делает человека человеком. Наблюдать за встречей  этого  чужака с Зинди Уайт
было тяжело и больно.  Никлин с горечью признал, что он сам и этот уродливый
незнакомец - одно и то же лицо, что они едины и вместе несут ответственность
за содеянное.
     "Я   был  мертв!   Я  был  ходячим  трупом...  Зинди  явилась  из  того
благословенного  времени,  которое я утратил...  Она напомнила мне  обо всем
хорошем  и  чистом,  чего  я лишился, а  я...  как  я  отплатил  ей  за  это
напоминание?"
     Никлин  почувствовал,  как кровь  приливает к  лицу. Кофе стыл в чашке,
рука замерла не донеся его до рта. Через какое-то время Джим почувствовал на
себе чей-то  взгляд.  Из-за соседнего стола на него задумчиво смотрела Дани.
Он улыбнулся, словно  только что  вспомнил  о чем-то  очень важном, поспешно
вскочил и вышел из столовой.
     На  тесной  площадке  у  лестницы  Никлин  на  мгновение  замер,  затем
направился к  рубке управления. Добравшись до третьей палубы,  которую легко
было  узнать по люку  капсулы,  Джим  взглянул  на  двери  кают  Монтейна  и
Воорсангера. Красные лампочки  свидетельствовали о  том, что  каюты  заперты
изнутри. По  всей  видимости,  оба еще спали - один  в обществе  своей давно
почившей  жены, другой,  лишенный  общества  своей живой жены.  "Характерный
штрих, о, Газообразное Позвоночное".
     На  второй  палубе,  где располагалась  каюта пилота, Никлин  обнаружил
Нибза Аффлека, охранявшего путь наверх. Когда он проходил мимо, Аффлек  едва
заметно кивнул. Войдя в рубку, Никлин обнаружил там Хепворта и Флейшер.  Они
сидели в креслах перед основным экраном, куда вновь подавалось изображение с
хвостовой камеры, но теперь экран заполняла вовсе не кромешная тьма.
     Корабль  ускорялся  уже  в течение  пятнадцати часов,  так  что  камера
охватывала  гораздо  большую область Орбитсвиля;  картина  изменилась  самым
кардинальным образом. Весь экран заполняли светящиеся зеленые линии, образуя
сложные  кривые,  напоминающие  переплетения причудливых  цветов. Орбитсвиль
походил на работу художника,  решившего покрыть  гигантскую поверхность ярко
светящимися  неоновыми трубками.  На вспомогательных  экранах эти яркие нити
тянулись во всех направлениях, образуя облако холодного зеленого сияния.
     - Каково зрелище, а, Джим?
     Хепворт повернулся  вместе с креслом и взглянул на Никлина. Он выглядел
изможденным  и  усталым  -  похоже,  так  и  не  ложился   спать.  Вчерашней
враждебности как не бывало.
     - Никогда не видел ничего подобного, - ответил  Джим, радуясь тому, что
добродушный физик не способен таить неприязнь. Приятно сознавать, что не все
отшатнулись от тебя.
     - Да, старушка решила показать нам напоследок роскошное представление.
     Хепворт извлек из бокового кармана куртки серебристую фляжку и протянул
Никлину:
     - Хочешь выпить?
     Никлин взглянул на Меган Флейшер, та спала глубоким сном, хотя и сидела
абсолютно прямо.
     - Нет, спасибо.
     -  Смотри,  больше не  попробуешь, Джим.  У меня не  осталось ни  одной
бутылки. Когда закончится  эта, мы усядемся  на  строжайшую  диету из какао,
морковного сока и  прочей дряни. - Гримаса отвращения  мелькнула  на толстом
лице Хепворта. - Боже! Возможно, мне даже придется хлебать этот чертов чай!
     Никлин  усмехнулся  и протянул руку  за фляжкой.  Неразбавленный теплый
джин - какая мерзость! - но это знак дружбы, а именно в дружбе он сейчас так
нуждался.
     "Знак дружбы, - Никлин  глотнул теплую противную жидкость.  - Несколько
лет  нас  было  двое,  только  двое.  Пара   атеистов,  пара  циников.  Пара
последователей Газообразного Позвоночного,  подкидывающего монетку  случая в
окружении благочестивых святош. Но  именно мы возродили этот корабль. Именно
мы".
     - Садись, - хлопнул по соседнему креслу Хепворт. - Ее милость сейчас не
станет возражать.
     - Хорошо. - Никлин сел рядом с приятелем и вернул ему фляжку.
     Он вновь уставился на фантастический узор, сияющий на основном экране.
     - Что, по-твоему, произошло там?
     Хепворт глотнул джина и пожал плечами.
     - Если хочешь знать мое мнение, это еще не конец. Нутром чую, Джим. Это
совершенно ненаучно, я знаю, но я нутром чую, что все только начинается.
     - Я понимаю, что ты имеешь в виду. - Никлин не мог оторвать взгляда  от
экрана. - Эти линии  должны  быть очень яркими,  если мы видим  их  с такого
расстояния. Я хочу сказать... Как далеко мы удалились от Орбитсвиля?
     - Недавно прошли двухмиллионную отметку.
     - Никогда не думал, что со мной может произойти что-то подобное. Джеймс
Никлин - космический путешественник!
     Надеясь,  что  наконец-то разговор  перешел  к  предмету,  допускающему
естественное  объяснение,  он  попытался  разобраться,  почему от  названной
Хепвортом  цифры  у него  по  спине  пробежал неприятный холодок. Пятнадцать
часов   лету  с  ускорением,  скажем,  0.5  "g"  составят...  Способность  к
умственной деятельности, казалось,  покинула Джима, когда он  осознал, что к
настоящему   моменту  на  звездолете  должна  установиться  нормальная  сила
тяжести, так  как с  ростом скорости двигатели  начинают работать  все более
эффективно,  обеспечивая  все больший  захват реактивной  массы.  Но  сейчас
ускорение,  согласно его  внутренним ощущениям,  составляло  треть или  даже
четверть от нормального. А пока он спал, ускорение могло колебаться, от чего
ему и снились бесконечные падения в пустоту.
     -  Смотри, не  перегрей  мозги,  -  дружески  заметил Хепворт  и  снова
протянул фляжку  Никлину - верный признак, что  он  не собирается спорить. -
При нормальных условиях мы находились бы сейчас гораздо дальше.
     - Я... не решался спросить тебя об этом.
     -  Я понял. Что-то  ты  стал  слишком  тактичным. -  Хепворт недоуменно
вздернул брови. - Никогда прежде не замечал за тобой особой дипломатичности.
Что случилось, Джим, ты случаем не заболел?
     Никлин вымученно улыбнулся.
     - Решил взять выходной. Так что ты говоришь о двигателях?
     -  О  двигателях? Ничего! Ни слова!  Ни  звука!  Ни писка! Двигатели  в
отличном состоянии.
     - Но ведь ты сказал...
     - Я сказал, что при  нормальных  условиях корабль преодолел  бы гораздо
большее расстояние.
     - Так что же неисправно?
     - Само пространство неисправно. - Хепворт был совершенно спокоен.  - Ты
должен помнить - мы теперь находимся во Вселенной, состоящей из антиматерии.
В  Антивселенной, Джим.  Многое теперь иначе. И скоро  я смогу сказать,  что
именно иначе.  Перемены,  скорее  всего, касаются плотности и  распределения
межзвездной  пыли, но,  может быть,  и чего-нибудь более существенного. Если
есть отличия  в ядерных  взаимодействиях,  как  в случае с  кобальтом-60, то
могут   измениться  и  какие-то  характеристики   корабля.  Например,   наше
захватывающее  поле  может  оказаться  частично проницаемым  для античастиц.
Говорю тебе, Джим, - перед нами открываются целые области неисследованного.
     Никлин глотнул теплого джина.
     "Я  полностью доверюсь этому человеку, -  он постарался не  скривиться,
когда  алкоголь обжег  ему горло, - я приму все, что  он  скажет.  Я целиком
поверю  в него,  потому что никто, даже  Великий  Шутник, не отправит  сотню
человеческих душ в путешествие на корабле, который не способен летать".


     Он снова падал во сне.
     В одном из снов корабль находился на орбите зеленой планеты. На планете
не было  видно ни  облаков,  ни океанов, ни  полярных льдов.  Меган  Флейшер
призналась Джиму, что не умеет управлять капсулой. И он заменил  ее. Никлину
снилось  - он сидит в кресле пилота. Небольшой аппарат нырнул,  швыряемый из
стороны в сторону, в направлении ярко-зеленой елочной игрушки. Джим взглянул
на пульт управления,  и ужас объял его, ибо он понял, что все эти рукоятки и
индикаторы лишены для него  всякого смысла. Он  ничего  не понимал в  летном
деле, абсолютно  ничего!  Какая безумная  сила заставила  его решить, что он
справится  с  любым  летательным   аппаратом?   Ядовито-зеленая  поверхность
опрокинулась, увеличиваясь в размерах и вращаясь перед глазами Джима. Теперь
он видел, что это болото, булькающее,  колеблющееся,  зловонное болото.  Оно
неслось ему навстречу со скоростью, во много раз превышающей скорость звука.
     И ему ничего не оставалось, как приготовиться к смерти...


     Наступило утро второго дня полета. Проснувшись, Никлин пришел к выводу,
что выжить в длительном путешествии и сохранить здравый рассудок можно, лишь
занявшись  чем-нибудь полезным. Выработанная  за последние годы  привычка  к
напряженному труду поддерживала  его весь утомительный год, пока "Тара" метр
за  метром  преодолевала  путь  от  Альтамуры  до  Бичхеда.  Этот  опыт  мог
пригодиться ему и сейчас.
     -  Ты можешь  довериться  работе, -  громко  произнес Никлин в  пустоту
комнаты. -  Работа  не  изменит тебе  и не  предаст  тебя. Работа никогда не
подведет тебя.
     Никлин знал, что есть занятие как раз для него, для  его способностей и
знаний. Джок  Крейг,  имевший репутацию мастера  на все  руки, был  выдвинут
Монтейном  по  соображениям, ведомым лишь одному проповеднику,  на должность
"ответственного за техническое  состояние".  В его обязанность входил ремонт
всевозможных устройств, от  выключателей до  вентиляторов, но Крейг оказался
среди оставшихся на Орбитсвиле, так что вакансия была свободна.
     Насколько Никлин знал, за первые  часы полета  ничего не сломалось, но,
тем не менее, имелась работа, требовавшая незамедлительного  внимания. Трап,
проходивший  по всем  палубам корабля, был  жизненно необходимым  элементом,
когда  корабль находился в наземном доке и лежал на боку. Теперь  же он лишь
мешал передвижению по  единственной продольной  лестнице,  и его  необходимо
было убрать как можно скорее.
     Примерно через час Никлин разыскал Монтейна и предложил себя в качестве
ответственного за техническое состояние.
     Трап частично состоял  из  металлических  листов, частично  из  обычных
досок. Никлин  начал работу сверху,  снимая секции,  разрезая  их на куски и
складывая в  пустую  каюту  на пятой  палубе.  После освобождения  от  трапа
очередной палубы он проверял,  насколько легко открывается пожарный  люк.  В
работе  ему помогала малая гравитация,  но  зато очень мешали многочисленные
пассажиры,   так  и  снующие  по  лестнице.  Потратив  день   на  то,  чтобы
приспособиться  к  окружающей  обстановке  и  привыкнуть  к мысли,  что  они
находятся  теперь  в открытом космосе, переселенцы начали обустраивать  свой
быт в расчете на многомесячный полет.
     Находясь  на  лестнице,  Никлин  мог  видеть  все,  что происходило  на
палубах.  Сквозь лестничные пролеты  он наблюдал, как  люди  мельтешат между
двумя уровнями, предназначенными для общественного пользования -  столовой и
душевой, оживленно беседуют, толпятся  на площадках у кают;  всюду  он видел
детей,   осваивавших  новый  мир,  родители  непрерывно   отчитывали   своих
расшалившихся отпрысков - жизнь шла своим чередом.
     Хотя  непрерывное  движение  по лестнице  и доставляло Никлину  большие
неудобства,   он  был  рад   наблюдать  за  столь  вескими  доказательствами
неукротимости человеческого духа. Многие переселенцы приветливо заговаривали
с  ним,  некоторые, более  осведомленные  о  его  роли в  отправке  корабля,
останавливались и  начинали горячо благодарить.  Эти мужчины и  женщины явно
лучше представляли себе реальную ситуацию, чем ожидал Никлин. Мысль, что они
окажутся  способными  организовать  жизнеспособную  колонию  в  новом  мире,
постепенно перестала казаться ему такой уж нелепой.
     Два  раза  мимо  проскальзывала  Зинди.  Не  находя  в  себе   мужества
встретиться  с  ней   взглядом,  Джим   отходил  подальше   от  лестницы   и
отворачивался,  делая  вид, что  не  замечает девушку. В первый  раз он  еще
надеялся, что она сама заговорит с ним, но этого не произошло.
     "Вот так, - мрачно  сказал он себе, - если использовать  одно из лучших
клише Кори: что посеешь, то и пожнешь".
     Разборка  трапа не требовала никакого умственного напряжения, но Никлин
постарался  полностью  сосредоточиться  на  работе,  надеясь,  что   тяжелый
физический труд принесет облегчение.  Выкинув из своей личной вселенной все,
кроме болтов, скоб и  канатов, он испытал тупое удивление, когда увидел, что
с верхней палубы ему нетерпеливо машет рукой Нибз Аффлек.
     Убедившись,  что в его  отсутствие  никто  не  поломает себе ноги, Джим
поднялся на палубу управления, гадая по  дороге, зачем  он мог понадобиться.
Никлин знал, что  Меган  Флейшер очень беспокоится  по поводу слишком малого
ускорения, проводя  время в бесконечных спорах на эту  тему  с Хепвортом, но
сам  он  в  этом  ничего  не  понимал. Может  Монтейн, озабоченный  мелочами
корабельной жизни, решил обсудить  с ним  освещение  звездолета  или  график
дежурств на кухне? Или... может...
     Орбитсвиль!
     Неожиданное  предчувствие уступило  место цепенящей уверенности  в  тот
момент, когда он переступил порог рубки управления.
     Несмотря  на увеличенный масштаб  изображения,  экран сейчас  показывал
гораздо большую часть Орбитсвиля. В результате было видно,  что узор зеленых
линий  еще  более  замысловат,  чем  можно  было  предположить.   На  равные
расстояния  друг  от друга  отстояли клубки зеленых  линий,  откуда, подобно
лепесткам цветов,  исходили побеги  переплетающихся  кривых.  Свечение  было
столь ярким,  что  начинали  болеть  глаза.  Усилилась  не  только  яркость,
изображение  теперь пульсировало с частотой примерно один  раз в  секунду. С
каждой  вспышкой  ослепительный  свет  заливал  рубку  управления,  фиксируя
застывшие в креслах фигуры.
     - Взгляни на это, Джим, -  сказал  Хепворт,  не  поворачивая головы.  -
Что-то должно произойти.
     Никлин встал за креслом физика.
     - Когда начались пульсации?
     - Пару минут назад, и их частота растет.
     Пульсации   превратились   в  слепящее  неистовство,  промежутки  между
вспышками уже почти не фиксировались глазом. И вот экран залило равномерное,
невыносимо яркое зеленое сияние.
     Прошла секунда, вторая, третья...
     "Скотт   оказался  прав.   -  Никлин  почувствовал,   как  от  мрачного
предчувствия у него ослабели колени. - Что-то должно произойти".
     Вдруг  фантастический  огненно-зеленый  узор  исчез. Его  место  заняла
совсем другая картина.
     Весь экран заполнили сине-голубые  полумесяцы.  Ряд за  рядом,  слой за
слоем.  Самые  большие  располагались  в   центре  экрана,   на  краях   они
превращались в точечные бусины. Чем дальше от центра экрана, тем больше было
полумесяцев  и   тем   меньше  их   размеры.   В   целом   они  образовывали
концентрические  сферы, вложенные одна  в другую,  а в  центре располагалось
маленькое желтое солнце.
     Никлин сосредоточил внимание на одном из самых крупных шаров. Не успели
еще его глаза  как следует сосредоточиться на удивительном образовании,  как
он уже понял: голубые  и зеленые пятна на шаре -  это океаны  и  континенты.
Внутренний голос настойчиво  твердил ему  - они  стали свидетелями  рождения
новых планет.
     Орбитсвиль,  площадь которого в миллионы  раз превышала площадь  Земли,
сам стал миллионами планет.




     Несколько минут в рубке управления стояла абсолютная  тишина. А процесс
на экране продолжался.
     Не  в силах  оторвать взгляд от невероятного  зрелища,  Никлин на ощупь
обогнул соседнее с  Хепвортом кресло и сел.  По  мере  того,  как  его глаза
постепенно  привыкали  к  яркому свечению,  он  начинал  различать  детали и
подробности удивительной картины, узнавая отдельные ее элементы.
     Теперь  он  видел,  что  солнце  окружает  вовсе  не  чернота  космоса.
Многочисленные  слои планет  на переднем плане  не позволили ему  разглядеть
сразу, что солнце находится в  центре  голубого диска. По поверхности  диска
двигались муаровые узоры более бледного оттенка, и,  несмотря  на совершенно
чуждую для человеческого  глаза природу всей этой картины, диск  казался  до
боли знакомым.
     - Это  небо, - выдохнул Никлин. - Я  хочу  сказать... Мы смотрим внутрь
Орбитсвиля.
     - Ты прав.  - Голос Хепворта звучал бесстрастно и холодно. Ученый в нем
оттеснил  человека. - Любуйся этой картиной, мой  мальчик, пока  есть  такая
возможность. В твоем распоряжении чуть больше восемнадцати минут. Затем все,
что ты видишь, исчезнет.
     - Восемнадцать минут? - Парадоксальность этой цифры ужаснула Никлина. -
Откуда ты знаешь?
     -  По  всей  видимости,  оболочка Орбитсвиля  превратилась в  небольшие
сферы, каждая размером  со среднюю планету. - Хепворт взглянул на остальных.
- Вы  согласны?  Никто не  станет  утверждать,  что все это лишь  оптический
обман?
     Флейшер кивнула. Монтейн и Воорсангер, во все глаза глядевшие на экран,
казалось, ничего не расслышали.
     -  Я  полагаю,  можно  допустить,  что  превращение  произошло  со всей
оболочкой,  - продолжал Хепворт ровным голосом. - Во всяком случае, мне  это
кажется наиболее вероятным. Вся  оболочка разрушилась  в одно мгновение  и в
одно  же  мгновение превратилась  в  небольшие  сферы, но для  нас  все  это
выглядит не так, ибо Орбитсвиль имел в диаметре восемнадцать световых минут.
Для нас превращение происходит последовательно...
     Никлин  перестал вслушиваться  в слова Хепворта, когда понял,  что  тот
хочет  сказать. Как зачарованный, он смотрел на  экран,  где увеличивался  в
размерах  голубой диск -  его  край, казалось, растворялся  в  состоящем  из
планет  тумане.  Диск  с  причудливым  узором  из  дневных  и  ночных  полос
представлял собой залитую солнцем внутреннюю часть Орбитсвиля  - Орбитсвиля,
которого  больше не существовало.  Никлин знал,  что  видит лишь  оптический
призрак того,  что произошло еще тогда,  когда он  сам  возился с  трапом на
нижних палубах.
     Впервые в жизни Никлин  осознал истинный масштаб  Орбитсвиля.  Огромная
сфера  уже  окончила  свое  существование,  но  благодаря  своим  гигантским
размерам, все  еще  цеплялась  за  свой  образ, со скоростью светового  луча
неохотно отдавая его во власть небытия.
     "Вот я превращаюсь в новое  и  странное..." - продекламировал про  себя
Никлин.
     Узорчатый  голубой диск заполнил  весь экран.  Флейшер  тронула  панель
телекамер,  убрав  увеличение  и  расширив  в  десять раз поле зрения.  Диск
продолжал  расти,  выплевывая  в  серебристый туман  миллионы  новых  миров.
Скорость  роста  замедлялась по мере  приближения размеров диска  к размерам
оболочки.  Свет по-прежнему  создавал  изображение  обреченного  Орбитсвиля,
уничтожая  его для  зрителей со  скоростью 300.000  километров в секунду. Но
теперь  процесс  происходил   преимущественно  параллельно  оси   зрения,  а
поперечное изменение почти прекратилось.
     Более минуты  длилось это почти статическое  состояние,  затем лазурный
диск начал сжиматься.
     Его уменьшение поначалу было  едва заметно,  но в полном соответствии с
законами   сферической  геометрии,   скорость   уменьшения  все   нарастала,
нарастала, нарастала... Голубой диск катастрофически исчезал, словно выкипая
в марево  планет.  Последняя  безмолвная  вспышка,  и  он исчез в  солнечном
сиянии.
     Солнце осталось, ничуть  не изменившись, в  центре сферического  облака
новорожденных миров.
     Никлин   застыл  в   кресле,  едва   дыша   и  не  отрывая  взгляда  от
неправдоподобно прекрасной  картины,  воцарившейся  на  основном  экране.  В
голове  у  него  звенело.  Он  чувствовал  себя  опустошенным,  подвергшимся
насильственному  очищению  и  получившим   уникальную  привилегию  лицезреть
процесс  сотворения  мира. Он  понимал,  что нужно сказать  хоть что-нибудь,
разорвать круг молчания, но не мог найти слов.
     - Зрение  у  меня уже совсем не  то, что прежде,  - брюзгливо  произнес
Хепворт, - но это планеты, не так ли?
     Никлин  кивнул,  прилагая все усилия,  чтобы вернуть  к жизни голосовые
связки.
     - Мне тоже кажется, что это планеты.
     Монтейн издал хриплый всхлип:
     -  Это не планеты! Это  все  дьявольские штучки! Это  ложь!  Это  обман
зрения!
     - Я полагал, что мы уже обсудили эту идею,  - терпеливо сказал Хепворт.
-  Только  что мы  стали  свидетелями рождения миллионов  планет из оболочки
Орбитсвиля. Сейчас главный вопрос  состоит  в том, есть ли на них кто-нибудь
живой.
     - Они все мертвы! - выкрикнул Монтейн. - Мертвы!
     Никлин, полагавший, что уже потерял всякую способность к удивлению, еще
раз поразился силе воображения Хепворта.
     - Как? После всего того, что мы видели, там кто-то мог остаться живой?
     -  Не спрашивайте  меня как,  -  ответил  физик. -  Я не  думаю, что мы
когда-либо сумеем  понять происшедшее. Но мне кажется, - и не  ждите от меня
никаких объяснений, - мне кажется, что все случившееся не  имело бы никакого
смысла, если бы жизнь там не сохранилась. Неужели вам это непонятно?
     - Я хочу понять это. Я очень хочу понять именно это.
     - Какое максимальное увеличение вы можете сделать? - Хепворт повернулся
к Флейшер. - Сто?
     Она  молча  кивнула,  и  ее  пальцы  стремительно  забегали  по  панели
телекамер. В центре экрана появился красный кружок. Он медленно перемещался,
пока  не  захватил  одно  из  сине-зеленых пятен. Затем  круг  начал  расти,
вытесняя  все  остальное за пределы экрана  и увеличивая внутренний  объект.
Быстро  стало   понятно,   что  находящийся  внутри  красного  круга  объект
представляет собой черный диск, окруженный тонким светящимся ореолом.
     - Планета находится почти на одной прямой с солнцем, - заметил Хепворт.
- Мы смотрим на ее темную сторону, но окружающий ее нимб, указывает на очень
важную вещь - у планеты есть атмосфера. Это доказывает, во всяком случае для
меня, что тот, кто разрушил Орбитсвиль, действовал в наших интересах, кем бы
он ни был.
     - Вы глупец, - прошептал Монтейн. - Дьявол - наш враг.
     - Сместитесь немного в сторону, - попросил Хепворт пилота.
     Красный круг сжался  до начальных размеров, сдвинулся влево и  захватил
еще одно световое пятно. Процесс увеличения начался заново, на этот раз цель
превратилась в яркий полумесяц, на котором безошибочно  можно было различить
под причудливым узором облаков зеленые и синие пятна.
     - Вот видите,  -  торжествующе  заметил Хепворт.  - Превосходный  кусок
Орбитсвиля, завернутый в другую упаковку.
     Сознание Никлина совершило головокружительный скачок.
     - Мы сможем разглядеть города?
     - Возможно.  Но ведь  их надо еще  обнаружить. -  Хепворт  обвел  рукой
ярко-красный  круг масштабной  мишени. - Какова была площадь  Орбитсвиля  по
сравнению с  Землей? В 650 миллионов раз больше. Если ни одна часть оболочки
не  исчезла, то  теперь существует приблизительно  650 миллионов  планет,  и
разыскать на них горстку городов очень трудно.
     - Я включу радиомаяк, - сказала Флейшер. - Прошло слишком мало времени,
чтобы...
     -  Остановитесь!  -  закричал  Монтейн.  Его трясущееся  лицо  заливала
смертельная бледность. - Я не желаю слушать этой... этого богохульства.
     -  Мы  обсуждаем  научную проблему, Кори! -  Голос  Хепворта был  полон
доброжелательной снисходительности.  -  Рано  или  поздно,  но  вам придется
считаться с фактами.
     - Факты!  Я  предоставлю вам  факты! Это ненастоящие миры! Лишь Господь
может  творить  истинные миры. Нет никаких городов. Все души, все до единой,
оставшиеся там,  потребовало к себе  Всемирное  Зло.  Они  мертвы!  Они  все
мертвы!
     Воорсангер заерзал в своем кресле.
     - Погодите, Кори. Я вот что хотел бы узнать...
     - Устами  этого  человека говорит  сам  Дьявол.  -  Голос  проповедника
сорвался на визг.  - Я предупреждаю вас, Ропп, если вы станете слушать этого
человека, вы погубите свою бессмертную душу.
     -  Но  если все-таки существует шанс, что моя  жена жива! -  Воорсангер
замолчал.  Виду него был одновременно  пристыженный и упрямый. Он  заговорил
снова, старательно избегая взгляда Монтейна. - Если существует хоть малейший
шанс, что Грета жива...  и что все остальные живы... разве  не  наш святой и
человеческий долг вернуться и попытаться разыскать их?
     -  Но вы же видели, что произошло! - завизжал Монтейн.  - Как вы смеете
даже...
     Он внезапно замолчал  и  начал  шарить одной  рукой  по  груди, другой,
по-змеиному изогнувшись, ощупывал спину, словно пытался найти пронзившее его
невидимое   лезвие.  Язык  вывалился  изо   рта,  кончик  его  отвратительно
подрагивал, по подбородку потекла слюна. Аффлек, до того неподвижно стоявший
у входа в рубку, бросился к проповеднику и бережно усадил его в кресло.
     - Смотрите,  что  вы  наделали!  -  проревел  он,  свирепо  взглянув на
Воорсангера и Хепворта. - Если Кори умрет...
     -  Я  не  собираюсь умирать,  Нибз,  все  в  порядке. -  Монтейн сделал
несколько глубоких  вдохов и неожиданно для всех слабо улыбнулся. - Не о чем
беспокоиться.
     - Кори, вам нужно прилечь.
     Монтейн тронул Аффлека за руку.
     - Я  лучше посижу,  мой добрый  друг.  Сейчас все  будет в порядке, вот
увидите.
     Аффлек неуверенно кивнул и вернулся на свой пост у лестницы.
     - Я должен извиниться за эту слабость. - Несмотря на недавнюю истерику,
голос  Монтейна   звучал  спокойно  и  уверенно.   -  Я  обвинил   Скотта  в
богохульстве, хотя именно  я был  истинным  богохульником. Я  вообразил, что
являюсь рупором божественного гнева, но Господь напомнил мне, что  гордыня -
смертный грех.
     "Все те же штампы, - с некоторой тревогой подумал Никлин, на  мгновение
забыв о  невероятности  всего  происходящего,  -  но  произносит их, похоже,
совсем другой человек".
     - С нами летит доктор Хардинг,  - нерешительно  сказал Воорсангер. -  Я
думаю, что следует попросить его подняться сюда и...
     - Спасибо, Ропп, но уверяю тебя, мне не требуется медицинская помощь. -
Монтейн взглянул  на Хепворта.  - Продолжайте,  Скотт.  Я хочу услышать, что
думает ученый о происках дьявола.
     - Мои  заключения достаточно умозрительны. - Хепворт  явно  сомневался,
какой эффект окажут его слова на состояние Монтейна.
     -  Не  скромничайте!  Вы выполняете  достойную  работу - устанавливаете
научные законы, которым подчиняются и Бог, и дьявол. Продолжайте, Скотт, мне
действительно интересно.
     Такое   поведение   столь  не   вязалось  с   обычной   непримиримостью
проповедника,  что Никлин забеспокоился еще сильнее. "Кори, ты ли  это?  Или
среди нас появился незнакомец?"
     -  Хорошо,  давайте  попытаемся,  по  возможности,  сохранять  разум  и
спокойствие, - негромко  заговорил Хепворт. Похоже, он  также был обеспокоен
душевным состоянием  Монтейна.  - Кори полагает,  что Орбитсвиль разрушен...
гм...  дьяволом с единственной целью - уничтожить род  человеческий. Назовем
это предположение Гипотезой Зла. Я с ней не согласен и придерживаюсь  совсем
иной точки зрения - Гипотезы Добра. Я почти не  сомневаюсь, что  наблюдаемые
нами  на  экранах  сферы,  все  до  единой, все 650  миллионов  -  вовсе  не
"настоящие"  планеты  в  обычном  астрофизическом  смысле.  Я  полагаю,  это
пустотелые образования, такие же, как и сам Орбитсвиль.
     - Далее, - продолжал Хепворт. - Из моей Гипотезы Добра следует, что эти
искусственные планеты столь же долговечны, как и  "настоящие", а может, даже
и  в большей  степени. Есть также основания  полагать,  что  эти  планеты  -
идеальное   пристанище  для   разумной  жизни.   Здесь,  если  хотите,   все
приспособлено к нашим нуждам, все, как по заказу.
     Никлин попытался понять логику Хепворта и не смог.
     -  Ход твоих  мыслей ускользает от меня,  Скотт. Как...  как  ты можешь
доказать свое утверждение?
     - Это  подразумевается  самой  теорией,  Джим.  Ведь условия  на  самом
Орбитсвиле столь точно  соответствовали нашим потребностям, что человечество
на  нем ни в  чем не  знало нужды. Сколько раз мы слышали, как Кори приводил
тот же самый аргумент - Орбитсвиль не случайно оказался для  людей  столь же
привлекательным, что и мед для пчел.
     - Ты превращаешься...  -  Никлин взглянул  на Хепворта. - Мы говорим  о
науке или о религии?
     - О науке, Джим! О науке. Хотя, честно говоря, я был бы очень рад, если
бы какой-нибудь демон, или дьявол, или  бесенок,  или что-нибудь вроде этого
материализовался в этом самом месте в этот самый  час. - Хепворт отер  пот с
лица. - Я был  бы  несказанно счастлив, поверь мне, продать свою бессмертную
душу за бутылку джина. Или даже за стакан!
     - Вернемся к твоей гипотезе. - Никлин начал проявлять нетерпение.
     -  Как  я  уже сказал,  все свидетельствует о  продуманности. Вспомните
зеленые  линии.  Они, как вы помните,  ослабляли  физико-химические связи  в
строительных материалах. Я бы сказал, что это было  предупреждение держаться
подальше от них, ибо эти границы представляли опасность. -  Хепворт взглянул
на фантастический  мир на  основном экране.  - Я, ни  минуты  не  колеблясь,
побьюсь об заклад, что при всех катаклизмах,  которые мы испытали,  находясь
на Орбитсвиле, не погиб ни один человек. Я понимаю, что  звучит это довольно
нелепо, но для существ, способных управлять пространством,  а  быть может, и
временем, это вполне возможно.
     Монтейн тоненько хихикнул:
     - И когда же объявится эта Добрая Фея?
     Хепворт задумчиво склонил голову, слегка улыбнулся.
     - Хорошее имя для существа, которое всем здесь заправляет.  Оно  вполне
подходит для моей гипотезы. Оно мне нравится, Кори. Добрая Фея? Да,  оно мне
определенно нравится.
     - Его можно слегка сократить, - заметил Никлин.
     Он чувствовал себя очень неуютно, подобно человеку,  против собственной
воли втянутому в публичный спор.  Только что  на их глазах произошло событие
вселенского  значения,  и  ему  казалось  неуместным  вступать в отвлеченную
философскую дискуссию.
     - Ты имеешь в виду  Бога? - Хепворт скептически прищурился. - Это  вряд
ли в его стиле, разве нет?
     -  Хорошо, не  можешь ли  ты сказать, кто такая эта Добрая  Фея, и что,
скажи на милость, она умеет делать?
     - Добрая Фея - это то существо, что с самого начала придумало и создало
Орбитсвиль. Оно должно так же далеко отстоять от нас, как мы от амебы.
     - Ну, я тоже мог бы придумать что-нибудь подобное, - возразил Никлин. -
Скотт,  мне  не хотелось  этого  говорить,  но твоя теория, похоже, мало чем
может помочь нам.
     -  Мистер Хепворт,  нельзя ли рассказать  о  той  части  вашей  теории,
которая  связана  с  Добром?  - напряженно спросил  Воорсангер. -  Почему вы
решили, что моя... Что все, кто остался там, живы?
     - Клинок Оккама. Ведь иначе этого  попросту не следовало затевать... Не
следовало  брать  на себя труд создавать шестьсот пятьдесят  миллионов новых
домов  для   привилегированных  обитателей,  чтобы   потом   позволить  этим
обитателям умереть. Это противно всякой логике.
     - Логика! Не могу! Логика!
     Монтейн откинулся в кресле и, глядя в потолок, широко улыбнулся.
     К Никлину  вернулось прежнее беспокойство  -  он  заметил,  что  улыбка
проповедника   очень  несимметрична.   А   вдруг   лицевые   мышцы  Монтейна
превратились в  аморфную массу, и рот  проповедника из-за  этого  непрерывно
перекашивается.  "Неужели  мы все сошли с ума? Неужели встреча с Доброй Феей
окончательно нас доконала?"
     - Мне хочется верить  вам,  мистер Хепворт.  -  Воорсангер  не сводил с
физика  умоляющего  взгляда. -  Как вы  думаете,  мы сможем найти...  нужную
планету?
     - Почему бы и нет? - К Хепворту вернулся  его высокопарный слог. - Если
материя  экваториальной  области  Орбитсвиля   осталась   в  соответствующей
позиции, то, по-видимому, логично будет предположить, что...
     - Ради всего святого, Скотт, -  вмешался  Никлин,  повысив голос.  - Не
увлекайся. Я вижу, что творится в твоей голове. Ты  прямо на ходу добавляешь
к своей теории все новые и новые детали.
     Хепворт  резко  обернулся.   Никлин  увидел  в  его  глазах  предвестие
внезапной вспышки гнева,  которые столь часто преображали физика всякий раз,
когда  сомневались  в   его   профессиональной  компетентности.   Молчаливое
противоборство длилось  лишь  краткое мгновение, затем толстое лицо Хепворта
расслабилось. Он поднялся, неторопливо обошел пульт управления и остановился
у главного  экрана,  словно школьный учитель у доски.  Основную часть экрана
занимало изображение одной-единственной планеты.
     Хепворт небрежно улыбнулся Меган Флейшер.
     - Не могли бы вы вернуть на экран общий вид?
     Рука  пилота  дрогнула, и  планета исчезла.  Экран вновь заняло  облако
миров,  окруживших  солнце   полупрозрачной  светящейся  сферой  невыразимой
красоты.
     -  В  несколько грубой  и  наивной  форме  ты,  Джим,  затронул  важный
философский вопрос, - мягко сказал  Хепворт, глядя Никлину прямо в  глаза. -
Существует  классический способ проверки  научной  теории. На основе  теории
делается  предсказание,  и если  оно оказывается  верным,  теория  верна. Не
станешь  ли  ты более снисходительным к продукту моей мозговой деятельности,
если мы  будем действовать именно таким образом? Если прямо  сейчас я сделаю
подобное предсказание, и если это, как кое-кто из нас назвал бы, пророчество
сбудется? Не  вернет ли такой поворот событий улыбку  на твое ангелоподобное
лицо?
     "Не превращай все в  балаган",  - раздраженно подумал Никлин,  даже  не
кивнув в ответ.
     -   Очень  хорошо,  -  продолжал   Хепворт,  словно  актер,  получающий
удовольствие оттого, что  находится в  центре внимания. - Теперь  я рискну и
сделаю необходимое предсказание.  Я полагаю, что эти миры...  которые только
что  были созданы Доброй Феей... все шестьсот пятьдесят  миллионов...  скоро
просто исчезнут.
     Флейшер выпрямилась.
     - Откуда вы можете знать?
     Этот вопрос словно эхо звучал в голове Никлина, пока он  в упор смотрел
на лицо Хепворта, поросшее седой неопрятной  щетиной.  Физик сейчас выглядел
непригляднее, чем обычно: мятая грязная одежда не красила его, так же, как и
не красило его пьянство,  до  такой  степени изъевшее его мозг, что он начал
ошибаться  в  фундаментальных  вопросах.  Но  сила  воображения   при  этом,
казалось, лишь возросла, покоряя галактики, вселенные, бесконечности.
     "Я  слушаю  тебя, Скотт,  - подумал  Джим,  постаравшись избавиться  от
враждебности  и скептицизма. - Скажи, что ты собираешься сказать -  и я тебе
поверю".
     - Это  неотъемлемая часть Гипотезы  Добра,  -  начал Хепворт, указав на
облако из планет. - Нет необходимости говорить, что эти планеты не вращаются
по орбитам вокруг  солнца. С  точки зрения небесной механики  такая  система
невозможна. Она должна была бы  разлететься, но этого не происходит, значит,
планеты удерживает какая-то неизвестная сила.
     Флейшер, словно школьница, подняла руку.
     -  Мне кажется, что  из сказанного вами вовсе не  следует, что  планеты
исчезнут.
     - И  да, и нет. Я говорю, что планеты могли  бы оставаться в теперешнем
состоянии,  если  бы  Добрая Фея  захотела  этого.  Но какой тогда  смысл  в
разрушении Орбитсвиля?
     Хепворт распростер руки и оглядел своих слушателей.
     - Ведь по сути, мало что изменилось. Вместо одного огромного Орбитсвиля
мы   теперь   имеем  шестьсот   пятьдесят  миллионов  небольших,  вывернутых
наизнанку. Если все  останется  в  таком виде,  жизнь  быстро нормализуется.
Вопли удивления и страха, исторгаемые обывателями, скоро стихнут, потому что
такова  уж  природа  обычных  людей.  Конечно  же,   кое  к  чему   придется
приспособиться,  и  еще  многие века этот незабвенный блистающий  град будет
волновать  умы  философов, историков и естествоиспытателей, но, по существу,
все останется без изменений.
     Хепворт  замолк,  его  внимание  отвлекла вылезшая из брюк рубашка.  Он
неторопливо заправил ее  обратно в  штаны, затем  мрачно взглянул  на  своих
слушателей.
     -  Так  вот  я спрашиваю вас,  какой смысл оставлять эти новоиспеченные
планеты в теперешнем состоянии?
     - А может и не следует искать здесь никакого смысла? -  спросил Никлин.
- Может, все идет так, как и должно идти?
     - Что ж,  это  еще одна точка зрения, назовем ее Нейтральной Гипотезой,
но она мне не нравится, я не  верю, что Добрая Фея понапрасну  тратила  свои
силы и время.
     Никлин  понял,  что  окончательно  запутался  в  этом  сумбуре  идеи  и
предположении.
     -  Хорошо,  но в таком случае,  куда  попадут все эти планеты? И почему
именно туда они попадут?
     -  А об  этом  мы не  договаривались, -  по-детски бесхитростно ответил
Хепворт. - Я не  могу ответить на все эти куда и почему. Я просто утверждаю,
что они исчезнут, переместятся. Они могут исчезнуть внезапно и одновременно,
а могут и постепенно. Насколько нам известно, этот процесс уже начался...
     - Это  будет  нетрудно выяснить,  если наша  программа поиска планет  в
состоянии обработать такое  количество точек, - сказала Флейшер, приступив к
общению с главным  компьютером.  -  Мы могли бы следить,  скажем,  за  одним
процентом, а затем...
     Ее голос  превратился в неразборчивое бормотание, ибо она погрузилась в
математические расчеты, решая поставленную самой себе задачу.
     Воорсангер, прежде  чем обратить  свой  взгляд на  Хепворта, с тревогой
посмотрел на Монтейна.
     - Всего этого вполне достаточно, чтобы задать вопрос - в чем собственно
теперь смысл нашего полета?
     Хепворт согласно кивнул.
     - Вы имеете в виду, что нам следует вернуться?
     - Я полагаю... - Воорсангер снова взглянул на проповедника, и  лицо его
затвердело. - Да, именно это я имею в виду.
     - Что ты думаешь, Джим?
     -  Откуда  мне  знать? -  ответил  Никлин,  словно  школьник,  которого
спросили не  по программе. -  Кроме того, мы опять ведем себя так, словно мы
совет управляющих.
     - Хорошо,  спросим  босса. -  Хепворт  взглянул на  Монтейна.  - Что вы
думаете, Кори?
     - Вы идиоты! - Монтейн все еще улыбался и глазел в потолок. - Вы полные
идиоты!
     -  Я  не думаю,  что Кори вполне  готов  высказать разумное  мнение.  -
Хепворт  многозначительно  взглянул  на  Аффлека.   -  Нибз,  почему  вы  не
отправились на поиски доктора Хардинга и  не привели его сюда? Я думаю, было
бы лучше...
     Аффлек виновато затоптался  на месте с самым разнесчастным видом, затем
повернулся и исчез из виду.
     Хепворт опять обратился к Никлину:
     - Так что ты думаешь, Джим?
     -  А ты?  -  спросил  его вместо ответа  Джим,  пытаясь оттянуть момент
принятия решения. - Что ты скажешь?
     Хепворт улыбнулся ему странной короткой улыбкой.
     - Трудно что-либо решить, особенно без соответствующей смазки. Ведь так
много еще неизвестного во Вселенной. Я хотел бы продолжить, и  в то же время
я хочу вернуться.
     - Здорово же ты мне помог,  - улыбнулся Никлин. - Мне-то  казалось, раз
ты начал, то...
     - Господа! - подала голос Меган Флейшер. - Позвольте принять решение за
вас - мы вынуждены вернуться.
     - По крайней мере, это заявление звучит очень недвусмысленно, - холодно
заметил  Хепворт.  - Не могли бы вы  сообщить нам, каким образом и почему вы
пришли к столь твердому заключению?
     -  Пожалуйста.  -  Улыбка  пилота неопровержимо свидетельствовала о  ее
неприязни к физику. - Корабль не в состоянии совершить межзвездный полет.
     -  Что? - В  голосе Хепворта появились воинственные интонации. - О  чем
идет речь, женщина?
     - Речь  идет  о  двигателях, мужчина. У нас исчезло левое захватывающее
поле.
     - Чушь!
     Хепворт  склонился  над  пультом управления,  вглядываясь  в  индикатор
распределения  напряженности  захватывающего  поля. Никлин проследил за  его
взглядом  и увидел, что  светящаяся  бабочка  стала  явно асимметричной.  Он
завороженно  наблюдал,  как  за  несколько  секунд  левое крыло  сжалось  до
размеров крошечного  пятнышка,  а  затем и  вовсе исчезло. В тот же момент в
животе у  него возникла тошнотворная волна - ускорение резко  упало. Повисла
звенящая тишина. Ее прервала Флейшер.
     - Как капитан  корабля, - произнесла она  ясным и твердым голосом,  - я
приняла решение прервать полет.
     - Дура! - взвизгнул Хепворт.
     Он повернулся  и побежал к  лестнице,  из-за малой гравитации преодолев
это  расстояние в два гигантских прыжка,  и  спрыгнул  в люк  палубы. Прошло
несколько  секунд, прежде  чем  до Никлина  дошло, что Хепворт  отправился к
двигательным    цилиндрам.   Его   вновь   охватило   чувство   нереальности
происходящего. Он  встал  и  посмотрел  на остальных, словно ожидая  от  них
указаний,  что  делать ему дальше. Флейшер и Воорсангер смотрели  на  него с
ничего не выражающими  лицами; Монтейн  слабо  улыбался, все так же  глядя в
потолок, по щекам его текли слезы.
     Никлин неловко добрался  до люка и выпрыгнул на лестницу. Он  некоторое
время  спускался  обычным образом, затем  сообразил,  что  в  условиях малой
гравитации самый лучший вид передвижения -  управляемый полет.  Джим  крепко
обхватил пальцами продольную балку лестницы, поджал ноги и заскользил вниз.
     Откуда-то снизу доносились крики Хепворта. На всех палубах  на площадки
высыпали дети, пребывавшие в полном восторге от демонстрации нетрадиционного
спуска по лестнице; немногие взрослые, наблюдавшие за происходящим, проявили
куда меньший энтузиазм. Они были охвачены беспокойством, которое так знакомо
путешественникам, заметившим что-то странное и необычное.
     Джим нашел  Хепворта  на четырнадцатой палубе,  откуда  имелся доступ к
двигательным цилиндрам. Хепворт уже  вставил кодовую  карту в замок и сейчас
открывал тяжелую экранированную дверь.
     - Что тебе нужно? - резко спросил он, враждебно уставившись на Джима.
     - Скотт, я с тобой. Не только ты за все это отвечаешь. Вспомни.
     Взгляд Хепворта просветлел.
     -  У  нас  совсем  ерундовая  поломка, Джим.  Эта  стерва  Флейшер лишь
порадуется, если накроются все двигатели, но этому не  бывать! Я точно знаю,
что не так, и также точно я знаю, как устранить неисправность.
     -  Это  хорошо. -  Никлин  с  тоской  припомнил  недавнюю  убежденность
Хепворта в  том,  что причиной  слабого  ускорения являются  неблагоприятные
условия вне корабля.
     -  Все  дело  в  механизмах  управления выпускным  клапаном.  - Хепворт
перешагнул через высокий порог в залитый холодным светом двигательный зал. -
Они всегда  барахлили! Я с самого начала твердил  об  этом Кори. Подрядчики,
осуществлявшие их  капитальный ремонт,  ничего не смыслили,  но этот  жадный
старик решил  пренебречь надежностью ради горстки монет. Ох  уж этот Кори! И
теперь,  когда произошло  неизбежное, эта  дура хочет повесить  всю  вину на
меня!
     Не переставая говорить,  Хепворт  продвигался к левой выпускной камере.
Никлин не отставал от него, пытаясь осмыслить слова физика. Он почти не имел
дела  с  клапанами  и связанными  с ними  механизмами,  отчасти потому,  что
Хепворт  оберегал  эту  сферу  деятельности,  отчасти  из-за огромного  веса
клапанов.  Они  представляли  собой  железомолибденовые  блоки  весом  почти
шестьсот  тонн каждый, а  двигаться  должны  были быстро и  легко,  с  тремя
степенями свободы,  так как клапаны меняли направление потока  захватывающих
полей.
     Опорные рамы,  органы управления, передаточные механизмы и  резонансные
моторы  были  тяжелым  силовым  оборудованием,  в котором  Никлин  мало  что
смыслил.  Он  всегда  работал в  одиночку, его не  интересовали  объекты,  с
которыми он не смог бы справиться без  посторонней помощи. Но даже  несмотря
на  свои  скудные  познания  в  этой  области,  Джим  снова  засомневался  в
компетентности Хепворта.
     То,  что  он  видел  на  пульте   управления,  выглядело   как  быстрое
исчезновение  левого  захватывающего  поля.  На его  взгляд,  вышел из строя
магнитный насос, но из-за отсутствия должной подготовки  он был  обречен  на
роль  стороннего наблюдателя.  Можно ли  было по  изображению захватывающего
поля сделать вывод, что неисправен именно клапанный механизм?
     Хепворт  добрался  до  массивной  переборки эмиссионной  камеры,  тяжко
вздохнул и ввел кодовую карту в замок.
     - Скотт, что ты делаешь?!  -  Никлин схватил его  за плечо. -  Туда  же
нельзя!
     Хепворт резко выпрямился.
     - Я знаю, что делаю. Система отключилась автоматически.
     - Но ты не знаешь,  каков остаточный  уровень активности  мотора! Может
оказаться...
     Никлин  умолк, пытаясь найти слова, способные  пробиться  сквозь  броню
иррациональной  ярости  Хепворта.  В   свое  время  он  немало  повозился  с
магнитными  импульсными моторами  и  знал,  какие  разрушения  они  способны
вызвать в  неисправном  состоянии.  В  течение пяти  минут  после  аварийной
остановки   происходят   выбросы  гиромагнитной  энергии,   которая   словно
таинственный полтергейст оживляет окружающие предметы.  Никлин видел кабели,
извивавшиеся словно  змеи, плоскогубцы, соскакивавшие с  верстака.  Во  всех
этих  случаях  энергия  высвобождалась  моторами  не  больше  кулака,   а  в
эмиссионной камере моторы имели размеры пивного бочонка.
     - С моторами все в порядке, - отрезал Хепворт. - Все дело в управляющих
стержнях клапанов, я точно знаю, что и где искать.
     -  Но  надо,  по  крайней мере,  взглянуть  на  индикаторы... -  Никлин
посмотрел на расположенную рядом с дверью камеры приборную панель и осекся -
все стрелки стояли на нулях.
     -  Кто-то перепутал  предохранители, - решительно заявил  Хепворт.  - В
любом случае, это ненужный хлам.
     - Но ты же говорил Кори... Ты же  говорил, что завершил все работы  еще
несколько недель назад! Что еще ты объявишь тут ненужным?
     - Все основные системы в порядке!
     Никлин  в упор посмотрел  на физика,  и то,  что  он  увидел  в  глазах
Хепворта, испугало его.
     - Флейшер была права, не так ли? Ты ничего не смыслишь в этом.
     Хепворт  неловко  замахнулся  и  как-то  замедленно ударил его.  Никлин
увернулся  бы  играючи, но его непривычные к малой гравитации ноги отказали.
Кулак Хепворта воткнулся Джиму прямо в живот. Никлин  опрокинулся на спину и
врезался в  стеллаж  с инструментами.  Испытывая боль  скорее  душевную, чем
физическую, он ухватился за стеллаж, подтянулся и встал на ноги. Хепворт уже
почти скрылся в глубине эмиссионной камеры.
     - Скотт, я прошу прощения! Скотт! Пожалуйста, не надо!
     Но  голос  Никлина  потонул  в донесшемся из камеры оглушительном шуме.
Металл бился о  металл  с яростью, от которой  закладывало уши и немел мозг.
Лязг  длился,  быть   может,  секунд  десять,  и  в  какой-то  момент  среди
металлического  грохота Никлин  уловил совсем иной  звук.  Какой-то  ватный,
мягкий  -  словно перемалывалось  что-то отличное  от металла.  Механический
бедлам достиг апогея, а затем стремительно стих. Никлин еще несколько секунд
слышал тихое постукивание, а затем и оно прекратилось.
     Окаменевший Никлин застыл на месте и  тупо смотрел на предохранительный
экран, не позволявший ему  заглянуть внутрь эмиссионной камеры. Он понимал -
гиромагнитные  демоны  вырвались  на  свободу,  и  попросту  не  осмеливался
проникнуть в их  логово  до тех пор, пока  они не утихнут. "Пять  минут. Для
надежности я отсчитаю пять минут".
     Он  включил секундомер на часах. "Не  стоит уводить  меня  на  неверный
путь. Я не утверждаю,  что  старина  Скотт мертв. Он молчит,  это  верно, но
молчание  вовсе  не означает, что  он погиб,  отнюдь  не означает. Наверное,
спрятался  где-нибудь и  недоумевает, что могло  случиться.  Он, может быть,
даже наложил в свои дурацкие мешковатые штаны  и стыдится  выйти наружу. Вот
смех-то!"
     Прошло почти две минуты, когда из-за экрана снова послышался лязг.
     - Скотт? - прошептал Никлин. - Это ты, Скотт?
     Как бы в ответ у него в кармане зашевелились отвертки и  гаечные ключи,
дергаясь  и  извиваясь,  словно  попавшие  в  неволю  зверьки.  Никлин  тихо
застонал.  Неожиданно затрясся металлический стеллаж. Раздался беспорядочный
звон  инструментов,  словно  заиграл  безумный  оркестр.  Страх   постепенно
отпускал Никлина - он понял, что гиромагнитные демоны в  своей  предсмертной
агонии породили и выпустили сонм озорных кинетических бесенят.
     "Отличный  прием,  о Газообразное Позвоночное!  Ты так  и подталкиваешь
меня  туда. Осталась  самая  малость. Скотт Хепворт действительно мертв?  Он
замолчал навсегда?!"
     Прошло еще две  минуты. Никлин услышал  справа  от себя  какой-то новый
звук, оглянулся и увидел человека в форме портового охранника.  Это  был все
тот  же молодой бородач. Он пристально посмотрел на Никлина, не произнеся ни
слова, приложил палец к губам, попятился и скрылся из виду.
     Прошло  пять минут.  Никлин медленно приблизился  к экрану  эмиссионной
камеры. Сквозь узкий проход между перегородкой и защитным  экраном он увидел
кусок  сюрреалистического  мира: обломки серого  металла, серые безжизненные
ящики, покореженные управляющие стержни.  И  всюду, всюду - красные  потеки,
красные пятна.
     Джим дошел до края экрана. Первое, что он увидел, была голова Хепворта.
Голова была  отрезана  неаккуратно,  очень  неаккуратно,  и  глаза  Хепворта
смотрели прямо на него.
     Никлин почувствовал, как его собственное лицо превращается в посмертную
маску,   как  искажаются  его  черты.  И  тут  же  сознание  перескочило   в
спасительный  мир  абсурдных  и  совершенно  неуместных  мыслей.  "Ты только
взгляни  на этот ужасный  прыщ  у  него на носу! Может, стоит  выдавить его,
прежде чем  кто-нибудь увидит такое...  оказать ему последнюю  любезность...
выразить уважение..."
     Та  часть  сознания  Никлина,  которая  все еще оставалась  способной к
логическому мышлению, подсказывала -  где-то  рядом должно  находиться тело.
Боковым зрением Джим уловил какую-то темную массу, но не смог заставить себя
взглянуть в ту сторону. С каждым выдохом у него вырывался не то  стон, не то
всхлип. Никлин  выбрался  из  эмиссионной  камеры  и  подошел  к  ближайшему
переговорному устройству. Он назвал номер пилота, и на  экране возникло лицо
Флейшер.
     - Это Джим Никлин.
     - Я вижу, - сухо ответила Флейшер. - Ну?
     - Доктор Хардинг с вами?
     - Да, он осматривает Кори. А в чем дело?
     - Скотт  Хепворт мертв. Кому-то  нужно... собрать  его, я не могу этого
сделать.   -  Никлин  сделал  глубокий  вдох,  стараясь   обрести   душевное
равновесие. - Попросите доктора Хардинга спуститься на четырнадцатую палубу.
Здесь требуются его услуги.


     В критические  моменты,  как  установил  Никлин  на  собственном опыте,
простые  и  маленькие радости  имеют огромное  значение.  Среди  медицинских
припасов корабля не фигурировал алкоголь - на то была воля Кори Монтейна. Но
оказалось, что в личной  аптечке доктора  Хардинга  имеется  бутылка бренди.
Хардинг не  был официальным  врачом  "Тары".  Он  был обычным переселенцем и
оплатил место для  себя  и своей  семьи.  Но, как выяснилось  в  первые часы
полета, его профессия - врач-терапевт, и Хардинг  был  назначен на должность
корабельного врача вместо специально нанятого человека, оказавшегося жертвой
внезапного старта корабля. Джим чуть не заплакал от благодарности, когда ему
поднесли наполненный  до  краев  стакан.  Этот стакан  представлял для  него
сейчас ценность куда большую, чем целый орб золота.
     На  борту  стояла "ночь"  и  хотя  суматоха  последних часов  несколько
улеглась,  последовавшая  за ней тишина  была  далека от абсолютной. Слишком
многое случилось за слишком короткое время. Пассажиры  были испуганы и сбиты
с толку  новостью о превращении Орбитсвиля. Встревоженные толпы  собрались у
телемониторов на палубных площадках. Тревогу  усилили уменьшение  ускорения,
смерть Хепворта и, наконец, заявление о возвращении "Тары".
     Воорсангер  и  Меган  Флейшер  по  общей  трансляционной  сети  корабля
выступили  с  обращением.  Они   сказали,  что  корабль   возвращается   для
исследования планетарного облака. Их заявление  было  скорее дипломатическим
умолчанием, чем  прямой ложью. Они  упирали на то, что по сравнению с долгим
полетом, эта задержка  - сущий пустяк. Тем не менее в  коллективном сознании
пассажиров  возникло  множество  страхов и сомнений. Дани  Фартинг  и другие
старожилы  общины,  которых полностью  ввели в курс  дела, сбивались с  ног,
успокаивая  встревоженных людей,  но  успех их  деятельности  был  более чем
сомнителен.
     Никлин    физически    чувствовал,    как   по   пассажирским   палубам
распространяются страх и паника. Холодок засел и у него в душе. Джим никогда
не любил спиртного, но сейчас, сидя в рубке управления вместе с Воорсангером
и  Флейшер,  он наслаждался  каждым глотком  бренди. Никлин представил,  как
когда-нибудь, оказавшись  в  подходящих  условиях, посвятит  всю  оставшуюся
жизнь  поклонению зеленому змию  с огненным сердцем. Однако возможность  эта
начинала казаться ему все более призрачной, еще более далекой, чем звезды.
     Хардинг проявил редкое мужество и в одиночку  убрал останки Хепворта из
эмиссионной камеры. "Тара", будучи кораблем исследовательского класса, могла
управляться,  в  случае  необходимости,  одним  человеком.  Ее  конструкторы
постарались   предусмотреть  любую   нештатную   ситуацию,  с   которой  мог
столкнуться небольшой экипаж, но они не учли одной детали - что делать, если
число членов  экипажа звездолета уменьшится  во время полета.  На корабле не
было  места для  трупов.  Это  упущение  создало  для  Хардинга определенные
проблемы,  однако он  с честью вышел из  столь  затруднительного  положения,
запаковав  останки Хепворта в пластиковую оболочку и положив мрачный сверток
в свободный морозильник. После  этого Никлин смог войти в эмиссионную камеру
и поискать неисправность.
     Он обнаружил, что один из стержней, управляющих положением клапана, как
и предполагал Хепворт, сломался. Сломанный стержень  выскочил из держателей,
выбил  все остальные стержни и  повредил  два  сервомотора. Хепворт не  учел
последнего обстоятельства, в  результате чего и  потерял жизнь.  Но причина,
лежавшая в основе всех этих неполадок, была куда более принципиальной.
     Цепь  неисправностей брала свое  начало  в загоревшейся обмотке насоса.
Автоматическое отключение сработало  не сразу (еще одна неисправность), и за
долю секунды левое захватывающее поле исказилось.  Попытка системы исправить
это  искажение привела  к тому, что на управляющую систему  входного клапана
была подана абсолютно невозможная команда.
     Никлин  заерзал в кресле, представив себе, что Хепворт мог натворить  с
двигателем в правом цилиндре.
     В целом  корабль  находился в хорошем состоянии. Термоядерная установка
работала  вполне  надежно.  Она  не требовала присмотра и была рассчитана на
века.  То  же можно было сказать и о предназначенных для коротких расстояний
ионных двигателях. Кроме всего прочего, Никлин был абсолютно уверен во всем,
за что он нес ответственность.  Оборудование, к которому он  имел отношение,
работало как часы, и  пассажиры  "Тары" могли  не  волноваться  о кислороде,
вентиляции, освещении, отоплении и водопроводе.
     Их жизнь зависела сейчас от  бесперебойной работы оборудования в правом
цилиндре. Никлину  представилось, как  в  эту  минуту  дух  Скотта  Хепворта
спускается  в эмиссионную  камеру, кичливый, подвыпивший, направо  и  налево
раздающий ничего не стоящие гарантии, лезущий в драку, лишь только усомнятся
в его компетентности...
     - Я только что  от Кори,  -  раздался  голос  Воорсангера. - Он все еще
спит, и Джон сказал,  что сон его продлится еще шесть-семь часов. Я полагаю,
это благо для всех нас, не так ли?
     - Это,  скорее, благо  для него, - устало откликнулась Флейшер. - Я  не
знаю, что он может изменить.
     - Ну...  Он  скорее  всего...  не станет  столь энергично,  как прежде,
возражать против нашего возвращения, когда обнаружит, что дело сделано.
     -  Он  может  возражать, сколько  хочет,  -  твердо сказала  Флейшер. -
Командир корабля - я. Я  приняла решение вернуться, и ничто не заставит меня
изменить его.
     "И  слава  Богу!"  -  Никлин с  симпатией взглянул  на пилота.  Флейшер
большей частью хранила молчание, не давая волю все нарастающему раздражению.
Никлин  хорошо понимал ее состояние. Она  была настоящим профессионалом,  но
каким-то  непостижимым  образом позволила религиозной  стороне своей  натуры
одержать верх над разумом,  забыв о том, что оказалась в компании идиотов. И
сейчас ей стало ясно, что за слепую веру  в Кори Монтейна придется заплатить
очень большую цену, быть может, даже жизнью  многих людей. И осознание этого
факта выводило Флейшер из равновесия.
     "У  Газообразного Позвоночного есть отличный шанс обратить в  свою веру
еще одного. - Никлин  с наслаждением вдохнул аромат бренди. - Посмотрим, что
будет дальше".
     - Господь в конце  концов все разрешит. - В словах Воорсангера слышался
упрек. - Но в любом  случае, мне гораздо  лучше от одной лишь  мысли, что мы
возвращаемся.
     -  Возможно,  мне  тоже  стало  бы  легче,  если  бы  мы  действительно
возвращались.
     - Но  ведь  вы давным-давно повернули  корабль!  - Воорсангер  ткнул  в
экран,  где сияло  солнце  в  окружении  фантастической свиты  планет.  Ведь
указано же, ноль градусов. Значит камера смотрит прямо вперед, разве не так?
     Никлин улыбнулся  про себя,  сделав маленький глоток  бренди. Он  хотел
растянуть  наслаждение драгоценной  влагой. Воорсангер,  без  сомнения, умел
обращаться  с  цифрами  и бухгалтерскими  книгами, но,  очевидно, никогда не
задумывался, суммируя занесенные в  вахтенный  журнал энергетические затраты
"Тары".
     - Да, я развернула корабль, - несколько нетерпеливо ответила Флейшер, -
но мы ускорялись почти тридцать часов, удаляясь от солнца со скоростью свыше
трехсот  двадцати  километров в секунду. Сейчас корабль направлен  в сторону
солнца, и вам кажется, что он туда  и движется, но на самом деле  он все еще
летит  назад.  Мы   пытаемся  погасить   скорость,  но  поскольку   в  нашем
распоряжении  теперь лишь один двигатель,  нам потребуется шестьдесят часов,
чтобы  остановиться,  и за это  время мы удалимся еще на пятьдесят миллионов
километров. Только тогда  мы начнем  двигаться вперед, к границе  планетного
облака. И обратная дорога займет еще больше времени.
     - Понятно,  - угрюмо сказал Воорсангер.  - Я полагал, что мы уже совсем
скоро сможем начать поиски... Через пару дней...
     Флейшер покачала головой.
     - Восемь дней минимум. И то,  если все будет в порядке, а в сложившихся
обстоятельствах это крайне смелое предположение.
     -  Полагаю,  мы  все  это понимаем.  -  Воорсангер  мрачно взглянул  на
Никлина. - Я предупреждал Кори, что не следует доверяться этим пропойцам.
     -  О мертвых  не  следует говорить  дурно.  -  Голос  Никлина был полон
благочестия и смирения.
     - Когда  я  сказал  "пропойцы",  я имел  в  виду  и  вас, хотя,  должен
признать, приятель ваш был похлеще. Всякий раз, когда  я  встречал Хепворта,
от него  так и разило алкоголем. Неудивительно,  что он плохо  выполнял свою
работу.
     - Пьянство не имеет к этому никакого  отношения. Скотт мог наломать еще
больше  дров,  когда   был  совершенно  трезв.  У  него  были   прирожденные
способности к этому делу.
     "Отличная  эпитафия",  - добавил Никлин  про  себя, гадая,  когда  его,
наконец,  настигнет  эмоциональный  удар,  связанный  со  смертью  Хепворта.
Слишком  много  времени  они  провели вместе,  прячась дождливыми  ночами  в
укромных уголках  корабля,  слишком многое  было  сказано друг  другу.  Боль
должна была затаиться где-то в глубине его существа. Она  лежала там, словно
вклад в банке, накапливая проценты. Скоро она одарит его своими миллионами.
     - Шутки в сторону. - Воорсангер зло посмотрел на него. - Они не изменят
того факта, что Хепворт поставил под угрозу жизни десятков мужчин, женщин  и
детей.
     - Скотт был хорошим человеком, - ответил упрямо Никлин.
     Он знал,  что  с  этим утверждением нелегко  согласиться, и большинство
людей, знавших физика,  не  найдут,  сколько бы они ни искали, подтверждений
тому.
     - Скотт был ископаемым, сохранившимся  с  доисторических времен мужским
шовинистом, - вмешалась Меган  Флейшер, голос ее звучал столь  обыденно, что
Никлин, несмотря на усталость и небольшое опьянение, сразу  же  понял -  она
собирается  сказать что-то очень важное. - Но вот это  просто кричит  в  его
пользу, - пилот указала на панель компьютера. - Он оказался абсолютно прав -
планеты исчезают, облако стало редеть.
     - Вот видите!  - Никлин уже собирался отпустить реплику по  поводу силы
воображения  Скотта  Хепворта,  когда до  него дошло.  - Если Скотт прав, то
облако должно исчезнуть совсем.
     - Возможно. Даже крайне вероятно.
     - Вы можете сказать, сколько времени это займет?
     - Нет.  - Флейшер сохраняла хладнокровие настоящего профессионала.  - Я
не знаю, можно ли опираться на данные, полученные с одного участка, и, кроме
того, у меня есть подозрение, что компьютер  несколько ошибается из-за того,
что точки движутся, перекрывая друг друга, и уменьшает  их  истинное  число.
Необходимо более тщательно проанализировать данные.
     - Давайте выразимся несколько  иначе.  - Никлин подумал, не нарочно  ли
она мучает его. - Займет ли этот процесс более восьми дней?
     - По  данным  компьютера  от тридцати  до  сорока  дней, так что все  в
порядке. - Выражение лица Флейшер было трудно разглядеть за копной роскошных
волос. - Хотя я и не знаю, насколько  точны вычисления, и еще я сделала одно
немаловажное допущение - что скорость исчезновения планет постоянна.
     "Большое спасибо, черт бы тебя набрал,  за этот последний удар". Никлин
не отрывал  взгляда  от главного  экрана.  Полупрозрачная сфера  притягивала
теперь не только своей захватывающей красотой. Джим поднес стакан к губам и,
не желая больше растягивать удовольствие, осушил стакан до дна.
     Добавилась  еще одна неопределенность в ситуации, в  которой и без того
хватало угрожающих жизни неизвестных величин. Никлин во все глаза смотрел на
облако   планет,  пытаясь   впасть   в   какое-нибудь  особенное  состояние,
позволяющее ему заметить, как Добрая Фея делает свое дело, отправляя планеты
в другие миры.
     Джим не собирался  спать, но за  очень короткое время его  мозг и глаза
изрядно утомились, уж очень непосильную задачу он  на них возложил.  В рубке
управления было тихо и тепло,  кресло неожиданно стало очень удобным, бренди
начало  оказывать  свое  благотворное воздействие,  и совсем  нетрудно  было
представить себе, что  находишься  в ином месте и ином времени. Например,  в
Оринджфилде, сонном царстве, застывшем в янтаре далекого солнечного дня.


     Его разбудил удивленный голос Меган Флейшер.
     Джим встрепенулся,  почти  уверенный,  что сейчас увидит облако планет,
распавшееся  на  отдельные  пятна  и  нити,  но  изображение  на  экране  не
изменилось. Слева от него сонно  хлопал  глазами Воорсангер. Флейшер  во все
глаза смотрела на вспыхивающие ромбики на пульте управления.
     - Кто-то  проник в отделяемую капсулу! - Она прижала ладони к щекам. От
ее невозмутимости не осталось и следа. - Капсула отчаливает! Отчаливает!
     Никлин выпрыгнул из кресла и гигантским парящим прыжком сразу же достиг
лестницы. Он  начал  быстро спускаться,  но еще не достигнув  второй  палубы
увидел, что плита пола сдвинута  и доступ на  нижнюю палубу  перекрыт.  Джим
опустился на колени, одной  рукой ухватился за  лестничный поручень,  другой
что было сил потянул  за плиту. Ее  ничто  не  удерживало, но сдвинулась она
лишь  на  один-два  сантиметра,  а когда Никлин  ослабил усилие,  немедленно
вернулась на прежнее место. Джим сразу понял - кто-то привязал плиту снизу.
     - Нибз! - крикнул он. - Это вы, Нибз? Какого черта?
     Словно отвечая на его вопрос, лестница и вся палуба задрожали.
     - Капсула отчалила! - В проеме рубки управления появилась Флейшер. -  Я
ничего не могу сделать.
     Никлин громко постучал по плите:
     - Нибз, если вы не уберете эту чертову плиту, я спущусь и убью вас!
     Он  тут  же  сообразил,  что  его угроза несколько  нелогична, и  решил
изменить тактику:
     - Мистер Воорсангер хочет спуститься. Это очень важно, Нибз!
     Мгновение  спустя  внизу послышалась  возня,  и  плита  отодвинулась  в
сторону. Никлин  увидел Аффлека, стоящего в открытых дверях  каюты Монтейна.
Плита  третьей  палубы  также  была сдвинута и привязана, перекрыв доступ из
нижних отсеков  корабля.  Из  каюты  высовывался  прямоугольник  гроба Милли
Монтейн. Но крышка гроба отсутствовала!
     "О Боже, нет!"  -  Никлин прыжком спустился на  третью  палубу. За  ним
последовали Флейшер и Воорсангер. Никлин остановился и заглянул в  гроб. Его
ожидания сбылись - гроб был пуст. Белое атласное покрывало еще хранило форму
человеческого тела, по его краю тянулись пятна всех цветов радуги. В воздухе
витал сладковато-острый запах разложения.
     - Что там такое? - спросила Флейшер, толкая Никлина в спину.
     Он  посторонился, давая ей взглянуть. Флейшер заглянула в пустой гроб и
резко повернулась. Лицо ее было абсолютно бесстрастно. Оттолкнув  Никлина  и
Воорсангера,  пилот устремилась  к  лестнице. Облокотившись о поручень,  она
склонилась над ступенями. Сухие и  резкие рвотные спазмы сотрясли ее хрупкое
тело.
     "Неужели она не  знала  об этом лишнем пассажире?  Добро пожаловать  на
борт нашего корабля, капитан".
     - Никто из  вас  не знает, что связывало меня  с  Кори, -  подал  голос
Аффлек. - Я обязан был делать то, что он мне говорил. Я обязан Кори жизнью.
     - Теперь уже нет, - ответил ему Никлин.
     Лавина событий, обрушившаяся на них в эти последние минуты, ввергла его
мозг  в  какое-то оцепенение; непристойно  зияющий гроб  лишь усиливал  этот
ступор. Но все же постепенно  до Никлина  дошло, что  ни  одно  несчастье, с
которым пришлось  столкнуться пассажирам экспресса  до Нового Эдема, не идет
ни в какое сравнение с последним мрачным происшествием.
     Лишь с помощью отделяемой капсулы можно было  осуществить  приземление.
Без нее  сотня с лишним пассажиров "Тары"  были обречены болтаться в космосе
всю оставшуюся жизнь.
     - С моей точки зрения, - Джим невидяще взглянул на Аффлека, - вы с Кори
квиты.




     Монтейн  знал,  что  в первые  секунды после  старта капсулы он  должен
действовать как можно быстрее.
     Прошло уже много лет с тех пор, как Монтейн летал, но у него сохранился
присущий  любому пилоту автоматизм. Он запустил двигатели на полную мощность
и одновременно нажал на единственный рычаг управления.
     Нос  пассажирского  цилиндра  поехал  в   сторону,  а  картина  впереди
изменилась  самым ошеломляющим  образом. Солнце уплыло  вверх и  скрылось из
поля зрения,  огромное  облако  псевдопланет последовало  за ним. В  течение
одного головокружительного  мгновения  мерцающий  занавес  стремительно плыл
перед глазами, затем он исчез, и кабину затопил космический мрак.
     Монтейн вернул  рычаг  управления  в  нейтральное положение,  остановив
разворот  капсулы.  Вечные звезды  снова  послушно  сияли  на своих  местах.
Проповедник  знал, что ему  удалось вырваться  из липкой паутины, сплетенной
дьяволом вокруг одной из этих звезд.
     Господь  в своем  не  знающем  границ  милосердии распростер перед  ним
Вселенную со всеми ее  сокровищами; и каждая из  этих сияющих точек  таила в
себе бесконечное богатство.
     Монтейн  расхохотался. Смех уносил с собой  прошедшие ужасные  годы. Он
снова  был молод  и  - кто бы  стал возражать?  - оптимизм и энергия  юности
разливались по его телу.
     Господь выбрал Монтейна для самой благородной и славной миссии.
     - Нам придется  нелегко, - сказал он своей юной жене.  - Мы,  возможно,
встретимся с  немалыми  трудностями, когда  доберемся до Нового Эдема, но мы
преодолеем их. Надо лишь хранить веру в Него и нашу любовь.
     - Я знаю, дорогой. - Милли улыбнулась ему из соседнего кресла.
     Жемчужный  шелк  подвенечного   платья  подчеркивал  стройный   стан  и
необыкновенную,  чудесную женственность ее облика. Но  проповедник знал, что
душа  Милли еще  прекраснее. Стойкость его жены  поможет  им преодолеть  все
препятствия  предстоящих лет.  Радость  от  ее присутствия становилась почти
невыносимой.
     - Ты никогда не выглядела столь прекрасной. - Он коснулся ее запястья.
     Милли не ответила, лишь счастливая улыбка осветила ее лицо.




     Мысль, что  его  только что  приговорили  к  смерти,  Никлин принял  на
удивление спокойно.
     Он не испытывал  ни страха, ни ярости, лишь  печальное  смирение  перед
судьбой.  Стоя  вместе  с  остальными   на  третьей   палубе,  Никлин  нашел
правдоподобное  объяснение своему спокойствию. В глубине  души  он уже очень
давно  ощущал  неизбежность  этого  момента,   неизбежность   конца.  Смерть
неумолимо приближалась  к  нему  по узким переулкам  времени  с того  самого
солнечного дня  в  Альтамуре, когда  Джим впервые встретил Скотта  Хепворта.
Смерть  приближалась   все  быстрее   и   быстрее,   подталкиваемая   каждым
непредвиденным  событием, происходящим как вне,  так и внутри корабля. И вот
теперь она была совсем рядом во всей своей неотвратимости.
     "Я превращаюсь в фаталиста. Самый подходящий момент".
     - Может, все-таки, уберем  это с дороги!  - Он пнул гроб Милли Монтейн,
затем впихнул его в каюту и захлопнул дверь.
     - Кори, должно быть, сошел с ума.
     - Безусловно. Я бы даже сказал, что Кори уже  давным-давно жил совсем в
ином мире.
     - Но куда он направился?
     - Туда  же, куда направимся  и мы,  но  он окажется там раньше нас.  На
капсуле нет ни воды, ни пищи, да и кислорода совсем немного.
     -  Не будет  ли  кто-нибудь столь любезен и... объяснит  мне, что здесь
происходит?  -  Флейшер  судорожно глотнула в  мучительном  усилии  сдержать
очередной рвотный позыв. Лоб ее был в испарине.
     - Жена Кори умерла  давным-давно,  но он  не мог  допустить,  чтобы  ее
похоронили на Орбитсвиле.  - Никлин,  для  которого  за  годы  знакомства  с
проповедником   эта  странная  история   потеряла   вкус  новизны,  не   мог
представить, какое  впечатление его рассказ произведет на Флейшер,  да еще в
столь чрезвычайных обстоятельствах. - Думаю, ему  была невыносима мысль, что
она вернется назад...
     - Вы сумасшедший,  - прошептала  пилот,  расширенными глазами  глядя на
Никлина. - Вы все сумасшедшие.
     "Не стоит на меня так смотреть,  мадам", - подумал Никлин, но затем ему
пришло в голову, что у нее есть основания для возмущения.
     - Может, вы и правы. Тогда многое объясняется.
     - Если бы я знала, во что ввязываюсь! - Флейшер отерла пот со лба.
     - Может, Кори вернется, - Воорсангер обвел их полным мольбы взглядом. -
Дети...
     "Лучше бы ты этого  не говорил". Никлин вдруг понял, что беспокоится не
только о собственной персоне.
     Среди переселенцев  имелось  немало детей, родители которых поверили  в
обещание Кори Монтейна спасти их бренные тела и  бессмертные  души. Взрослые
серьезно ошиблись и должны  заплатить за свое легкомыслие, но дети, невинные
создания! Их мнения  никто не  спрашивал,  за что они обречены на  мучения и
смерть?
     Джиму стало  еще  тяжелее,  когда он  вспомнил, что  на  борту  корабля
находится Зинди Уайт. Она и  ее  бедные родители слепо доверились еще одному
лжепророку, и вот результат...
     Его самобичевание прервал едва различимый мужской голос,  донесшийся из
люка над ними.
     - Радио! - Флейшер ухватилась за поручень и быстро скрылась наверху.
     - Это Кори! -  Голос Воорсангера победоносно вибрировал.  - Я знал, что
он не покинет нас. Я хочу поговорить с ним.
     Он последовал за пилотом.
     Никлин  миновал  ошеломленного Аффлека  и начал подниматься.  Когда  он
вошел  в рубку управления,  Флейшер уже сидела  в своем кресле и лихорадочно
возилась с панелью управления. Голос звучал все громче и отчетливее.
     - Я  повторяю. Это  пункт  управления космопорта  Силвер-Плейнз, Двести
второй Портал. Мы приняли ваш автосигнал в общем диапазоне. Есть ли на борту
кто-нибудь  живой? Пожалуйста, ответьте. Прием. Прием. Повторяю,  это  пункт
управления космопорта Силвер-Плейнз, Двести второй Портал.
     - Силвер Плейнз, вам отвечает W-602874. - Голос Флейшер после надсадных
рвотных приступов звучал неестественно резко. - Вы меня слышите? Прием.
     Прошло  несколько  томительных  секунд,   прежде  чем  вновь  заговорил
космопорт:
     -  Это  пункт  управления  космопорта  Силвер-Плейнз.  Мы  приняли  ваш
автосигнал в...
     И снова почти слово в слово прозвучало уже знакомое сообщение.
     - Они нас не слышат, - нервно сказал Воорсангер.
     -  Подождите.  -  Флейшер  взглянула  на  пульт  связи.  -  Передают  с
расстояния тридцать пять миллионов километров. Наш радиосигнал достигнет  их
через пару минут. И еще столько же будет идти их ответ.
     - По  крайней  мере, нас  слышат.  - Никлин пытался  осознать  значение
происшедшего.  - Значит,  Скотт был  прав. Его  Гипотеза Добра работает даже
лучше, чем он предполагал.
     - Может статься, что в ней и  добра больше, чем он предполагал. - Пилот
улыбнулась Никлину, впервые с момента  их  знакомства.  - Если  оборудование
космопорта уцелело, есть все основания надеяться, что нам удастся заполучить
другую капсулу. А может, даже не одну.
     -   Это  действительно   добрая  весть.  -  Его  ответная  улыбка  была
нерешительной, словно  Джим боялся принять предлагаемый дар. - Вы сказали не
одну?
     - В Хилверсумском Центре космических технологий, Шестнадцатый Портал, я
видела четыре капсулы различных типов.
     - В рабочем состоянии?
     - На  двух я  летала  в прошлом году, когда  сдавала  экзамен  на право
управления кораблем исследовательского класса.
     - И что дальше?
     - А  дальше  надо  попытаться  распознать Хилверсум среди  всего  этого
многообразия. - Флейшер жестом,  вдруг  придавшим  ей сходство  с Хепвортом,
указала в сторону облака  планет на главном экране.  - Это, должно быть,  не
так  сложно,  когда  они  очухаются  и  выйдут  в  эфир,  подобно  людям  из
Силвер-Плейнз.
     - Затем мы выйдем на орбиту планеты, где теперь  находится Хилверсум, и
они переправят нас на землю, а остальное все в руках Господа.
     - Мы должны молить его о милосердии и защите, - голос Воорсангера вновь
наполнился религиозным пылом. - Теперь, когда Кори больше нет с нами, на мне
лежит обязанность отслужить молебен во спасение наше.
     Никлин открыл было рот,  чтобы прокомментировать внезапно  изменившийся
статус Орбитсвиля,  -  из  ловушки  дьявола он  вдруг превратился  в  Гавань
Господню, - но решил воздержаться от столь дешевого сарказма. Слишком далеко
он зашел по пути насмешек и циничных замечаний. Джим был сыт ими по горло. А
если  рассмотреть  события последних часов в свете предшествующих  знамений,
над которыми он вволю поиздевался...
     - Полагаю, вам следует  дождаться  более надежной информации прежде чем
что-то сообщать всем остальным, - после небольшой паузы заметила Флейшер.
     - Конечно, но неужели каждый раз придется ждать четыре минуты?
     - Нет.  Когда мы  наконец остановимся  и начнем возвращаться,  задержка
составит семь минут.
     -  Неужели ничего нельзя  сделать? - Воорсангер  взглянул  на  наручные
часы. - Но как же мы связывались с Землей в прежние времена?
     Флейшер качнула головой.
     - На корабле нет тахионного оборудования.
     -  Что?!  -  Воорсангер повернулся к  Никлину, на его  сморщенном  лице
читался упрек.
     -  Вы сами  решили, что это  слишком  дорогое  удовольствие.  -  Никлин
поразился,  как  быстро, убедив себя  в  том,  что  опасность для жизни  уже
миновала,  Воорсангер  вернулся  к  своей  прежней  роли вечно  недовольного
счетовода, для которого потеря минуты равносильна  потере состояния. - Кроме
того, ведь предполагалось, что "Таре" вовсе не нужно тахионное оборудование.
План состоял  в  том, чтобы  вырваться с Орбитсвиля и  удалиться от него как
можно дальше.
     - План состоял также и в... - Воорсангер осекся.
     В динамике раздался предупреждающий щелчок.
     -  Это Силвер-Плейнз,  -  произнес все тот же голос. -  Мы  слышим вас,
W-602874.    Подтвердите   информацию.    По    нашим    сведениям   корабль
исследовательского класса "Тара" находится  в наземном доке  на  капитальном
ремонте.
     - "Тара" подтверждает свою информацию, - тут же  ответила Флейшер. - Мы
покинули Первый Портал  непосредственно  перед тем...  как начались  все эти
события. Одна из наших двигательных установок вышла из строя, поэтому сейчас
мы тормозим и собираемся вернуться в любой доступный порт. Мы также потеряли
вспомогательный  аппарат.  Повторяю,  мы  потеряли  вспомогательный аппарат.
Вымажете снять с орбиты около сотни человек? Прием.
     -  Это   серьезный  вопрос,  -  сказал  Никлин,  когда  Флейшер  устало
откинулась в кресле. - Какова вероятность, что в Силвер Плейнз найдется хоть
что-нибудь?
     - Мы  можем  лишь  молиться и надеяться.  Мы  ведь даже не  знаем,  что
произошло, когда Порталы захлопнулись, не так ли? Вполне  можно ожидать, что
все корабли, находившиеся на внешних причальных опорах,  лишились доступа  в
Орбитсвиль.  А  затем, когда  Орбитсвиль разрушился и  его геометрия как  бы
вывернулась наизнанку, все они оказались внутри соответствующих планет. А вы
что думаете по этому поводу?
     -  Я  об этом и не задумывался,  -  признался Никлин.  - Интересно, все
успели выбраться?
     - Времени было достаточно, если корабли в момент схлопывания Орбитсвиля
действительно  находились   на   опорах.  -  Голос  пилота  обрел  привычную
уверенность и звучал почти бесстрастно. - Но, должно быть, некоторые корабли
совершали в этот  момент перелет между Порталами.  Хотела  бы я  знать,  что
случилось с ними. Даже если каким-то чудесным образом их выбросило на орбиту
новых планет, как люди,  находящиеся на борту, доберутся  до  земли? Корабли
типа  земля-космос довольно  редки,  и  если  они  есть,  то только  на  тех
планетах, где теперь находятся космопорты.  Но даже в  экваториальном  поясе
таких  одна  из  сотни. - Флейшер  увлеклась  собственными рассуждениями.  -
Интересно,  насколько  Добрая  Фея  Скотта  Хепворта готова  позаботиться  о
человеческих жизнях?
     "Еще один хороший вопрос". Никлин  понял,  что  даже  едва  теплившаяся
искра  надежды, появившаяся у него в  последние минуты, была  необдуманной и
преждевременной.  Флейшер  сказала, что  возле Шестнадцатого Портала имелись
четыре  капсулы,   но  с  большой  вероятностью  в  момент  схлопывания  они
находились  у внешних причальных опор. В этом  случае  капсулы могут  теперь
болтаться внутри новоиспеченного мира Хилверсума.
     В этот момент Джим потерял нить рассуждений, так как по радио  раздался
сигнал связи.
     - Это пункт управления космопорта в Хилверсуме, Шестнадцатый Портал,  -
голос звучал как-то не очень уверенно. - Мы получили сигнал автопередатчика.
Пожалуйста, ответьте, кто вы. Прием.
     - Он, похоже, еще  более  напуган,  чем мы. - Флейшер криво  улыбнулась
остальным, что еще больше расположило к ней Никлина. - Кто же, интересно, по
его мнению, посылает сигналы?
     - Ответьте ему, - нетерпеливо потребовал Воорсангер.
     - Это звездолет W-602874. Отвечаем  на ваш вызов, Хилверсум. Вы слышите
меня? Прием. - Флейшер кинула взгляд на панель связи, затем снова откинулась
в кресле. - На этот вызов я и надеялась. Скоро мы узнаем, как обстоят дела.
     Воорсангер пересел поближе.
     - Сколько придется ждать?
     - Хилверсум расположен дальше по экватору. Сейчас расстояние составляет
около семидесяти пяти  миков,  так  что в оба конца сигнал будет  идти более
восьми минут.
     - Это слишком долго,  -  замогильным  голосом  простонал Воорсангер.  -
Почему, почему у нас нет тахионного оборудования?
     -  Я могу  подождать восемь  минут.  С  каждым  ответом  наши  шансы на
спасение возрастают,  а я надеюсь  в ближайшие  несколько  часов связаться с
сотней космопортов. Если два из них функционируют, я  не вижу причин, почему
бы и остальным не выйти в эфир.
     Никлин слушал Флейшер, и его уважение к ее логике росло. В то время как
душа Джима металась от надежды к отчаянию, пилот, казалось, ни на секунду не
теряла присутствия духа. Чтобы сделать их шансы  на выживание максимальными,
она призвала на  помощь весь свой  опыт, талант,  способность мыслить. Вдоль
экватора Орбитсвиля имелось двести семь Порталов, и все они были оборудованы
космопортами. Они представляли собой огромный  резерв оборудования и рабочей
силы, который можно будет  пустить в ход, чтобы вызволить  "Тару" из объятий
космоса.
     "На  нашей стороне  большие силы. Если только  забыть  о том, что время
ограничено. Облако планет истончается, как и предсказывал Хепворт. Эти новые
планеты  куда-то исчезают, и, в соответствии  с Гипотезой  Добра, там совсем
неплохо. Если мы, черт побери, как можно скорее  не приземлимся,  то рискуем
остаться здесь одни..."
     Никлин изо всех сил старался не думать о том, что ждет пассажиров, если
корабль окажется  на  опустевшей  вдруг орбите солнца  Орбитсвиля.  Съестных
припасов хватит на два года, но захочет  ли  хоть кто-нибудь, находящийся  в
здравом уме,  тянуть до самого конца в этой  космической гробнице, где число
мертвых в какой-то момент превысит число живых? И когда будет снят запрет на
каннибализм?  Нет, лучше  направить корабль прямо  на  солнце,  пока ужас не
лишит их  всех рассудка,  но даже в  этом случае  дети  обречены  на  долгую
мучительную  смерть. Наверное,  лучше всего  заблокировать предохранительные
устройства и разгерметизировать корабль, в этом случае смерть будет быстрой.
     Никлину вдруг стало  душно. Он  сделал глубокий  вдох  и  усилием  воли
переключил мысли. Воорсангер расспрашивал Флейшер, как перевести  корабль на
орбиту планеты и удастся ли  переправить находящихся на звездолете людей  на
землю. Тема  была вполне жизнеутверждающей, и Джим с головой окунулся в нее,
пока не раздался новый сигнал.
     - Это пункт управления космическим движением Амстердама, Третий Портал,
- произнес спокойный женский голос.  -  Мы  получаем  ваш автосигнал в общем
диапазоне. Пожалуйста, назовите себя. Конец связи.
     - Положение улучшается, - так же спокойно заметила Флейшер.
     Она протянула руку к  панели  связи, но в этот момент  послышался новый
сигнал.  На  этот  раз  вызывал  Пекин,  Двести  пятый  Портал.  Сообщества,
обитавшие в экваториальном поясе, сумели пережить распад Орбитсвиля и теперь
шарят  по всему космосу, разыскивая своих блудных детей. Им  надо  ответить,
поблагодарить их, ведь молчание было бы предательством человеческого духа.
     Через несколько мгновений после того,  как Флейшер  назвала свой номер,
пришел ответ из Хилверсума.
     - Хилверсум отвечает  на ваш запрос, "Тара". В наземном доке у нас есть
две  капсулы   одиннадцатого   типа.   На  обеих  установлено  оборудование,
совместимое с кораблями исследовательского класса и обе можно подготовить за
три-четыре дня. Не  предвидится никаких сложностей с эвакуацией ста человек,
так что можете быть  спокойны на этот счет. Мы снимем вас оттуда, но прежде,
чем закончить связь, необходимо передать вам еще одно сообщение.
     Последовала  короткая   пауза,  во  время  которой  Никлин,  Флейшер  и
Воорсангер обменялись понимающими взглядами. Затем послышался другой голос.
     -  "Тара", говорит Кэвин Гомери. Я  возглавляю астрономический отдел  в
ЦКТ. Я  подтверждаю слова  моего коллеги: вам следует выйти на орбиту,  а мы
уже позаботимся обо всем остальном. Тем временем я хотел бы попросить помочь
нам в разрешении другого вопроса.
     Излишне говорить, что  с Орбитсвилем произошло странное превращение. Но
вы, возможно, не знаете, что число образовавшихся  планет уменьшается. Мы не
знаем, как хотя бы подойти к объяснению этого явления, нам нужно получил как
можно больше данных, чтобы суметь взяться за  эту проблему. И в этом  смысле
вы находитесь в уникальном положении.
     Не могли  бы вы  передать  нам общую панораму образовавшейся сферы? Нам
необходимо хорошее изображение в  течение длительного  времени,  иначе мы не
успеем рассчитать скорость исчезновения планет. Я жду вашего ответа. Прием.


     Оставшуюся  часть   "ночи"  Никлин  наблюдал,  как   Флейшер  виртуозно
справляется со все большим объемом радиосообщений, каждое из которых служило
еще одним доказательством Гипотезы Добра Скотта Хепворта.
     В  конце   радиосеанса   начали  поступать  сообщения  из  космопортов,
находившихся в свое время  у  Порталов с номерами, близкими к ста. Вызовы  с
дальней стороны  планетарного облака поступали с  задержкой в сорок минут  -
еще одно напоминание  о  размерах Орбитсвиля.  Эфирный галдеж достиг  такого
уровня, что Меган  Флейшер  была вынуждена прибегнуть к  помощи компьютера и
установить очередность.  Никлин понимал,  что слышит лишь  малую часть вновь
созданных миров, заполнявших основной экран.
     Радиосвязь,  невозможная внутри  оболочки Орбитсвиля, была  привилегией
только  тех  планет,  на которых оказались  космопорты.  Лишь  они  обладали
голосом. Никлин  не сомневался,  что обитатели остальных  планет лихорадочно
создают  сейчас  необходимое  оборудование,  позволяющее  им   связаться   с
соседями. Он  также понимал, что  люди жаждут  услышать живые  голоса, чтобы
хоть как-то успокоиться и утешиться.
     Все  сообщения  имели одну общую черту. На скупом радиожаргоне молила о
помощи выбитая  из  векового благодушия  человеческая  цивилизация,  Никлин,
полностью   поглощенный   собственными   болезненными    переживаниями,   не
задумывался  об остальном человечестве, выкинутом загадочным превращением из
рутины повседневной жизни.  Но голоса из космоса помогли ему ощутить связь с
людьми, понять, что они чувствовали во время случившегося кошмара.
     С  неба исчезли знакомые звезды, стала скакать гравитация, день  и ночь
сошли с ума,  дойдя  в  своей смене до  стробоскопического  неистовства,  от
которого замирала душа и немел разум.
     А затем вдруг... ба-бах.
     Для кого-то  в следующий  миг в свете  яркого дня предстал новый мир, в
котором  обезумевшее  солнце покинуло свое,  казавшееся  вечным, положение в
зените.  Для других  наступила  ночь,  и  сияющие  лучи  на  небе  сменились
миллионами голубых бриллиантов, расцветивших небо немыслимыми узорами. А те,
кто  оказался  на внешней границе  планетарного облака, впервые увидели ночь
такой, какой ее  знали  на  Земле их предан -  ночное черное небо, усыпанное
мириадами далеких звезд.
     Кроме ответа на просьбу о помощи, космопорты передавали также сообщения
друг другу, сплачиваясь перед лицом  грядущей  неизвестности,  ища ответы на
вопросы,  которые  днем раньше  просто  невозможно было сформулировать.  Что
произошло?  Почему   это  произошло?  Что   будет   дальше?  Новые   планеты
перемещаются  в  результате  какого-то  пространственного фокуса  или просто
прекращают  свое  существование?   Исчезнут   ли  все  планеты  или  процесс
прореживания планетарного облака в конце концов прекратится  и горстка новых
миров останется на устойчивых орбитах?
     Для находившихся  на борту "Тары" пассажиров  существовал  ряд вопросов
первостепенной важности:  насколько быстро истончается  планетарное  облако?
Происходит этот  процесс равномерно по всему облаку, или имеет  место зонный
эффект, который они пока не могут обнаружить? Постоянна ли скорость процесса
или она растет?
     Короче  говоря,  каковы шансы, что  корабль достигнет безопасной гавани
Хилверсума прежде, чем планеты полностью исчезнут из вида?
     Несмотря на все усилия этот вопрос  настойчиво колотился в  его голове,
подобно колоколу.


     На вторую ночь торможения, когда на всех нижних палубах царили сумрак и
тишина, Никлин  спустился в столовую  выпить кофе и с удивлением обнаружил в
безлюдном зале Дани Фартинг. Она одиноко сидела за столиком.  Джим знал, что
весь день Дани выбивалась из  сил, передавая  встревоженным людям  сообщения
капитана и стараясь внушить им частицу стоического оптимизма Меган Флейшер.
     Задача, возложенная на Дани,  не отличалась легкостью и простотой. Хотя
пассажиры воспринимали сообщения  Флейшер молча, кое-кто из  переселенцев не
скрывал своего  горького  сожаления  по  поводу  того,  что  вообще когда-то
услышал  о Кори  Монтейне. Возмущение пассажиров и стойкое ощущение, что  их
предали, могло вот-вот выплеснуться на поверхность.
     У входа в столовую Никлин взял в автоматическом раздатчике порцию кофе.
Когда  он  заметил, что Дани  наблюдает за ним  своим загадочным и печальным
взглядом,  он  хотел было  уйти. Но решил  все-таки  продолжить  свою  линию
открытой враждебности, хотя и с некоторой опаской.
     - Как я вижу, вы в гордом одиночестве. - Джим  сел рядом. - Полагаю, вы
скучаете по Кристин.
     Слова вырвались у него прежде, чем он успел что-либо сообразить. Никлин
ужаснулся  их  неуместности.  Он  начал  с  банальности и тут же  перешел  к
бестактности.
     - Думаю, у вас больше  оснований скучать  по ней,  - спокойно  ответила
Дани.
     Никлин  уставился  в  чашку  с  кофе, стараясь скрыть волнение.  От  ее
замечания у него начала подергиваться щека. И почему он не  ушел из столовой
сразу  же!  Встать  и  уйти  сейчас  -  значит  выставить  себя  неотесанным
провинциалом,  каким он  когда-то был,  а  остаться -  лишь усилить ощущение
неловкости.
     -  Что происходит наверху? - Голос Дани звучал совершенно нейтрально. -
Есть какие-нибудь изменения?
     - На  планетах  образуются  полярные  шапки.  -  Никлин  с  готовностью
ухватился за предложенную тему. - Шапки изо льда и снега на северном и южном
полюсах! Это делает планеты похожими на изображения Земли.
     - Интересно, но я не это имею в виду.
     -  Мы все  еще не знаем, как быстро они исчезают. Компьютеры продолжают
расчеты. - Никлин отхлебнул кофе. - Думаю, скоро мы получим ответ.
     - Это хорошо. -  Дани улыбнулась. Сразу стало  заметно,  насколько  она
устала.  Темные глаза в упор взглянули  на Никлина из-под тяжелых  век. - Вы
жалеете, что уехали из Оринджфилда?
     "Что за вопрос? - Никлин был сбит с толку. - Что она имеет в виду?"
     - Дани, я... - Джиму вдруг страстно захотелось дотронуться до ее руки.
     Со стороны лестницы послышался шум.
     - Я рад, что не все спят на этом корабле. Вы позволите присоединиться к
вам?
     Это был все тот же светловолосый бородач  в форме охранника космопорта,
с которым Никлин сталкивался уже дважды.  Похоже, большую часть времени этот
человек проводил в бесконечных блужданиях  по кораблю.  Не дожидаясь ответа,
он налил себе кофе и сел рядом с Дани.
     - Джим, познакомьтесь, это Пер Боссардт.
     - Привет, Джим! - широко  улыбнулся бородач. - Мы постоянно встречаемся
в самые неподходящие моменты.
     Никлин кивнул.
     - Да, действительно.
     -  У меня  с собой  пятьдесят два  отличных  приятеля. Они помогут  нам
развлечься. - Боссардт достал из кармана колоду карт. - Сыграем?
     -  Прошу прощения.  -  Никлин  встал.  -  Я должен  вернуться  в  рубку
управления.
     - Жаль. - Боссардт радушно помахал рукой. - Как-нибудь  снова увидимся,
Джим.
     У выхода Никлин оглянулся  - Боссардт уже сдавал карты,  которые  из-за
небольшой гравитации так и летали  над  столом. Дани  весело  смеялась, ловя
порхающие прямоугольники.
     - Вы жалеете, что уехали  из Оринджфилда? - бормотал Никлин, поднимаясь
по лестнице. - Что, черт побери, это значит?


     Когда наступила "ночь",  Никлин  подумал, что,  вероятно, чувствовал бы
себя куда  лучше в своей  постели, а не  в кресле  рядом с Меган  Флейшер. С
какой стати он  отказывается от полноценного отдыха? Но словно какая-то сила
удерживала  Джима  у   основного   экрана.  В   изображении  облака   планет
сосредоточились   его   прошлое,  настоящее  и  будущее.   Облако   казалось
безмятежным  и  вечным,  но  только  благодаря  ограниченности человеческого
восприятия. Над  ним неустанно трудилась Добрая  Фея, определяя судьбу целых
скоплений планет  со скоростью,  быть  может,  нескольких  сотен в  секунду.
Никлину казалось, что если вглядываться  достаточно  долго,  он сможет найти
свидетельства ее деятельности.
     Миллиарды  людей  на  этих  новорожденных  эфемерных  мирах  испытывали
серьезные опасения  за свое будущее. Перспектива быть вырванным  из обычного
континуума,   а,  может,   и  вовсе  прекратить  существование  каким-нибудь
таинственным способом казалась ужасающей,  но это соображение служило слабым
утешением для пассажиров "Тары", молившихся лишь  за  то, чтобы стать частью
этих  обреченных на  неизвестность  миров.  Прыжок  в  таинственную  пустоту
казался  предпочтительнее иного  исхода, перед лицом которого оказались  те,
кого заманили в это путешествие к Новому Эдему.
     Чувство  беспомощности  усиливалось  тем,  что,   вопреки  очевидности,
корабль все еще удалялся от  облака  планет. Нос его был направлен в сторону
того,  что  было  когда-то  Орбитсвилем, его  двигатели  толкали  корабль  в
направлении планет, но  уже  набранная скорость была такова, что после  двух
долгих дней торможения "Тара" все еще удалялась от своей цели.
     - Нет  смысла  кипятиться  по этому поводу,  - говорила ему Флейшер.  -
Лично я благодарю Господа за каждый час работы двигателей.
     "Наверное, это  она  так меня подбадривает", -  мелькнуло у  Никлина  в
голове. Он устало  размышлял о том,  сумеет ли уловить момент, когда корабль
наконец остановится и начнет двигаться в обратном направлении.
     "Нет,  стоп. Здесь  что-то не то.  Я, должно быть, устал  как собака  и
ничего не соображаю. Надо начать все сначала..."
     Джим  сделал усилие в попытке  проснуться - у него возникло  неприятное
ощущение какой-то перемены на пульте управления.
     Прошло   несколько  томительных   секунд,  прежде  чем  он  понял,  что
изменилось.  Уровень  шума, создаваемый  системой  связи,  резко  упал.  Его
тревога   возросла  еще  больше,   когда  он   осознал,   что   насыщенность
радиопереговоров  спадает уже давно.  Даже когда Флейшер  была  вынуждена  с
помощью  компьютера  регулировать  поток  поступающей  информации,  динамики
выдавали почти непрерывную серию кодовых сигналов.
     Никлин выпрямился  и  взглянул на соседние кресла.  Воорсангера там  не
было, Флейшер застыла  в максимальной  сосредоточенности, неотрывно наблюдая
за  изображением облака планет.  У  Никлина сжалось  сердце, когда он увидел
лицо пилота.
     - Что происходит? - почти крикнул он. - Неужели...
     Она взмахом  одной  руки попросила его замолчать, в то время как другой
быстро перебирала кнопки на панели связи.
     - ...определенно, - послышался  мужской голос. - Мы установили! Планеты
со сферы исчезают полосами. Уже есть пять пустых  полос,  можете называть их
так или по-другому, не имеет значения. Две - в  северном полушарии. Две -  в
южном. Одна - вблизи экватора. Полосы  быстро расширяются. Боже, помоги нам!
Невозможно предсказать, сколько  времени осталось до того момента, когда эта
передающая станция...
     Голос оборвался и в рубке повисла звенящая тишина.
     Никлин сосредоточился на  изображении облака. Теперь,  когда  он  точно
знал,  куда следует смотреть, Джим увидел результат работы Доброй Феи. Вдоль
экватора было  заметно мерцающее оживление.  Но  по  сути,  это было как раз
обратное  мерцанию  явление,  всего-навсего  изменение  неподвижной картины,
вызванное исчезновением крошечных источников света.
     Облако планет разматывалось прямо на глазах, подобно гигантскому клубку
шерсти. Разматывалось в никуда.
     - Они исчезают. - Голос пилота зазвучал как голос застеснявшегося вдруг
ребенка. - Все космопорты уже исчезли.
     - Нам не  нужны космопорты!  -  крикнул Никлин, отказываясь подчиниться
жестокой логике происходящего. - Мы должны двигаться вперед!  Мы можем выйти
на орбиту любой из этих дерьмовых планет!
     - И какой в этом смысл? Если мы никогда не сможем сесть на нее?
     - Это лучше, чем лететь в пустоту.
     - Может, вы и правы. - Флейшер кивнула, обдумывая это  предположение, а
затем ее  лицо засветилось каким-то  жестоким,  извращенным  торжеством. Она
нашла ответ.
     - Все дело в  том, мистер Никлин, что мы не можем добраться ни до одной
из этих, как вы выразились, дерьмовых планет.  Положение вещей  изменилось к
худшему.  Пока  вы  спали, скорость  исчезновения  возросла,  она  все время
растет... Через несколько часов не останется ни одной планеты, дерьмовой или
какой-нибудь иной.




     В том, что происходит, есть своя какая-то логика, решил Никлин.
     До  этого в течение почти двадцати  часов он сидел в рубке управления и
как завороженный  следам  за  планетами,  исчезающими  со  все  возрастающей
скоростью.  В  самом начале  этот процесс  был  почти неощутим, затем темные
редкие  участки  превратились в  пять расширяющихся полосок,  их  можно было
различить невооруженным взглядом.  Зрелище стало  еще более  завораживающим,
облако теперь напоминало  удивительное, прекрасное  пуантилистское полотно с
изображением  гигантской  полосатой  планеты.  С этого момента  исчезновение
планет стало  хорошо заметным, слой за  слоем пропадал  в  пустоте,  уступая
место мраку, сквозь который мерцали далекие  звезды. В какой-то момент этого
процесса "Тара" наконец погасила свою скорость и начала мучительно-медленное
возвращение,  но никто в рубке  управления даже не заметил  этого.  Всем  им
ничего   не  оставалось,  как  только  наблюдать.  Казалось,  они   утратили
способность  думать. Итак, единый организм,  каким когда-то  был Орбитсвиль,
сократился  теперь  до узких полосок,  до  стремительно тающей паутины, и, в
конце концов, до пустоты, до Абсолютного Ничто.
     Шестьсот  пятьдесят  миллионов  новоиспеченных  миров  прекратили  свое
существование,  осталось лишь  небольшое солнце, одинокий  источник  света и
тепла в совершенно  пустом пространстве, распростершемся  во  все стороны на
многие световые годы.
     "Что дальше? - тупо спрашивал себя Никлин. - Куда теперь?"
     А  дальше,  спустя всего  лишь несколько  секунд, заработала внутренняя
связь. Женщина,  купавшая своего ребенка  в  душевой на  двадцать  четвертой
палубе, разыскивала  Джима Никлина.  Температура  воды  в душе стала падать,
женщина сердилась и требовала, чтобы неисправность устранили немедленно. Она
также  хотела  знать,  почему  Никлин   все  время  прохлаждается  в   рубке
управления, а не занимается своими обязанностями.
     Это  напомнило  Джиму, что  жизнь все еще продолжается, и  надо  решать
возникающие  бытовые  вопросы.  Напоминание, словно  манна небесная,  спасло
Никлина от апатии, и он немедленно покинул рубку.
     Поскольку на "Таре" находилась лишь половина от запланированного  числа
людей,  пассажиры  в  значительной степени имели  свободу  в  выборе  жилья.
Большинство, подчиняясь своим инстинктам, выбрали носовые  отсеки, удаленные
от двигательных цилиндров.
     Когда  Джим добрался до  четырнадцатой палубы,  первой,  откуда  имелся
доступ  в двигательный цилиндр, гул человеческих голосов затих и  лишь слабо
доносился откуда-то сверху. Никлин  продолжал скользить вниз,  едва  касаясь
руками  поручня.  Он  уже  почти  миновал  семнадцатую  палубу,  когда  рука
независимо от  его  воли  до  боли  сжала  дюралевый  поручень,  и  он резко
остановился. Какое-то  мгновение Никлин пребывал в полнейшем замешательстве,
но затем  до его сознания дошла фантастическая причина этой самопроизвольной
реакции.
     Совсем рядом,  справа от  него на чуть  изогнутой стенке  пассажирского
цилиндра он увидел дверь, ведущую в двигательный цилиндр.
     Для  того,  кто   не  так   хорошо  знаком  с  металлическим  скелетом,
внутренностями и нервными нитями "Тары", вид этой двери ничего не значил, но
Никлина  словно искрой пронзило. Он отлично знал, что  с семнадцатой  палубы
нет доступа к двигателям, нет и никогда не было.
     Он замер на лестнице, растерянно оглядываясь по сторонам. Все остальное
выглядело таким, каким и должно было быть. За  спиной  находились две двери,
ведущие в пассажирские  каюты, а надпись на  стене неопровержимо указывала -
это  именно  семнадцатая  палуба. Да и  не нужны ему были  никакие  надписи,
вполне  достаточно  расположения заклепок  или  формы сварных швов. И тем не
менее Никлин видел перед собой дверь в двигательный цилиндр. Дверь там,  где
она не имела права существовать!
     Дверь  была самой  что  ни  на есть  настоящей.  Никлин  мог  различить
царапины  на зеленой поверхности. Он  видел грязные  пятна на белых  деталях
кодового замка. Дверь было настоящей!
     -  Это сон, - громко  сказал он, радуясь  тому, что нашел объяснение. -
Это всего лишь один из моих снов, и для доказательства...
     Никлин изо всех сил ударил  кулаком по ребру палубы и тут же вскрикнул.
Боль пронзила  его нервную систему, волной прокатилась по  всему телу. Он  с
удивленном взглянул  на  костяшки  пальцев - кожа на них была содрана, и  на
подкожной ткани выступили крошечные капельки крови.
     Все сомнения относительно того, бодрствует он или спит, разом  исчезли.
Но дверь осталась на месте.
     "Моя память  на числа начинает сбоить, - заклинал себя  Никлин, сходя с
лестницы  и  приближаясь  к  двери.  - Маленькая  молекула  серого  вещества
испортилась, или протекла, или что там с ней происходит, когда она  начинает
стареть. Всегда существовал вход  с семнадцатой  палубы. То, что я ничего не
помню об этом, еще ничего не значит, и в доказательство..."
     Никлин  набрал на замке  код  -  8949823  и улыбнулся,  услышав щелчок.
"Какие-то числа еще помню!" Он начал медленно открывать дверь и с удивлением
обнаружил,  что  смотрит  внутрь  помещения, размером  не  больше телефонной
будки. Все  там выглядело  совершенно чуждым для "Тары", но Джим уже приучил
себя  к мысли,  что черное -  это  белое, а белое - это черное.  И  довольно
дерзко Никлин переступил таинственный порог.
     Когда дверь за спиной захлопнулась, он увидел еще одну, слева  от себя,
рядом с этой дверью в стене имелась небольшая ниша, подобная тем, где обычно
хранится пожарное оборудование. В нише стоял  изящный  серебряный флакон. На
флаконе  какой-то шутник  выгравировал надпись "ВЫПЕЙ МЕНЯ".  В  буквах была
характерная вычурность, и Никлин с улыбкой узнал почерк Скотта Хепворта.
     "Да ты забыл об одной из своих заначек, ты, старый пьянчужка!"
     Все еще от души забавляясь, Джим  взял флакон в руки. Тот был теплым на
ощупь. Никлин встряхнул его и услышал, точнее ощутил, как внутри бултыхается
небольшое количество жидкости. Повинуясь какому-то безотчетному импульсу, он
отвинтил крышку и глотнул содержимое. Это был джин, обычный тепловатый джин.
     Самый настоящий "Особый Хепвортин". Скотт любил джин с тоником и  всеми
прочими  добавками,  но при  необходимости  поглощал  его  в любом виде. Как
сказал какой-то драматург, а, может и не драматург: "Коль замучила жажда, то
извлечь спиртное можно из чего угодно". Никлин  улыбнулся: "Бьюсь об заклад,
старина Скотт перевернулся  бы  в своем пластиковом мешке,  узнай он, что не
ему  достался этот последний глоток. Хотя одного я  не  могу понять.  Почему
джин до сих пор теплый?"
     Охваченный неприятным предчувствием, что он  совершает какую-то ошибку,
Никлин  открыл вторую дверь.  За ней находилось  плохо освещенное помещение,
казавшееся  слишком   большим   для  пятиметрового  двигательного  цилиндра.
Единственная лампа над дверью отбрасывала круг тусклого  света на совершенно
пустую  палубу.  Эта  пустота тоже была очень странной,  ведь большая  часть
пространства должна быть занята громоздким двигательным оборудованием.  Джим
попытался  рассмотреть что-нибудь за пределами освещенного круга, но темнота
казалась непроницаемой. Воздух здесь был  чист и  свеж, словно Никлин  стоял
посреди необозримой ночной степи.
     Через  несколько секунд из темноты  выступила фигура. Она приближалась.
Никлин вскрикнул, сжался и закусил костяшки пальцев. Это был Скотт Хепворт.
     - Господи, ты нашел мое лекарство! - Хепворт  подошел к нему вплотную и
взял флакон из застывшей руки. - Где же я его оставил?
     Никлин издал какой-то хриплый звук, а  Хепворт поднес флакон  ко  рту и
сделал большой глоток. Шея его выглядела совершенно неповрежденный. Но когда
он пил, жидкость вытекала сквозь ворот рубашки.
     - Убирайся, - прошептал Никлин. - Убирайся! Ты мертв!
     -  Ну, не  стоит  мыслить  столь вульгарно, мой  мальчик,  - добродушно
откликнулся Хепворт. - Разве я выгляжу мертвым?
     Никлин внимательно изучил призрак и убедился, что все детали совершенно
точны, начиная от грязной и мятой  одежды до знаменитого  голубоватого прыща
на носу.
     -  Уходи,  Скотт. - В  шепоте  Никлина  слышалась мольба.  - Я  не могу
смотреть на тебя.
     -  Хорошо, я уйду, но должен сказать,  что глубоко разочарован  в тебе,
Джим.  -  Хепворт  начал  отступать  в темноту.  -  Я  мог  бы  помочь  тебе
подготовиться к тому, что последует дальше. Встречи с тобой ждут другие, и я
мог бы подсказать, как обращаться с ними...
     Когда  подобие Хепворта скрылось  в темноте, Никлин схватился  за ручку
двери  и судорожно  рванул ее вниз. Ручка  не  повернулась. Впрочем,  ничего
другого он и не ждал. Теперь  к  нему приближались еще две фигуры. На  губах
Кори  Монтейна  играла  плаксивая  кривоватая  усмешка,  рядом  с  ним   шла
хорошенькая молодая  женщина, выглядевшая бы вполне  здоровой  и невредимой,
если бы не рукоятка кухонного ножа, торчавшая из ее груди. Нож покачивался в
такт ударам ее сердца.
     - Мы с Милли теперь счастливы, Джим. - Монтейн обнял  женщину за талию.
- И я хочу,  чтобы вы знали  -  вы тоже можете  стать счастливым.  Для этого
нужно лишь...
     - Вы мертвы! Вы тоже  мертвы! - закричал Никлин. - Не подходите ко мне!
Не приближайтесь!  Вы мертвы!  И вы хотите заставить меня поверить,  что и я
тоже мертв! Но я еще жив! Все это только сон!
     Монтейн  обменялся  с  женой  обеспокоенным  взглядом.  Они   все   еще
приближались к Никлину.
     - Вы мне не  нравитесь, Джим, - сказал Монтейн. - Это все лишнее. Нужно
только выслушать...
     - Убирайтесь! - заорал Никлин и крепко прижал ладони к глазам.
     Он  стоял  с  закрытыми  глазами,  пока немного не  успокоился.  Никлин
боялся,  что эти  кошмарные существа украдкой подошли  к  нему, и  теперь их
сочувственные лица покачиваются совсем  рядом.  Но  когда  он открыл  глаза,
Монтейн и его  жена исчезли. Окружающая тьма вновь была спокойна.  Но теперь
Джим  мог  видеть  несколько  дальше,  и  им вновь  овладело  первоначальное
впечатление бескрайней степи.  На  неуловимом, неощутимом  расстоянии  можно
было различить что-то огромное, какие-то черные  кривые  в таком  же  черном
мраке. Может, это холм, гора из обсидиана, отражающая свет невидимых звезд?
     "За что мне все это? За что?" -  Никлин еще раз безрезультатно подергал
ручку двери.
     - Я скажу тебе, за что. - За пределами круга маслянистого желтого света
раздался одновременно и знакомый и совершенно неузнаваемый голос. - Ты забил
свою голову нигилизмом  и ложными идеями, малыш  Джимми. И именно за это  ты
держишь теперь ответ.
     - Кто вы?  - дрожащим голосом спросил Никлин. Дурные предчувствия вновь
навалились на него.  - И почему вы называете меня Джимми? Никто не звал меня
так с тех пор, как...
     - С тех пор, как ты вырос, не так ли?
     Огромная фигура дядюшки Ренара вступила в унылый конус света.
     Никлин снова  съежился от страха и ужаса. Он видел  - это  вовсе не тот
сохранившийся в его памяти дядюшка Ренар. Этот человек, точнее, это существо
было совсем иным.  Это был дядя Ренар из его сна. То самое ужасное существо,
с которым  мать заставляла  обращаться как с  совершенно  обычным человеком,
несмотря на его  огромный рост,  колючую  рыжую шерсть, дикие желтые глаза и
острую  морду. И,  как  и прежде,  едва Никлин узнал  его, существо лишилось
своей силы.
     - Ты не напугаешь меня! - с вызовом крикнул Джим.
     -  А  почему  кто-то должен бояться такого симпатягу, как я? - Нос лиса
горделиво  выглянул из стоячего  ворота  засаленного сюртука  девятнадцатого
века. -  Я прекрасно понимаю, почему ты не захотел иметь дело с  остальными,
особенно  с  той ужасной  женщиной.  Ты  видел  этот  нож?  Тьфу! -  Гримаса
отвращения сморщила  морду лиса. -  Между нами  говоря, Джим, ты  совершенно
правильно сделал, что избавился от этого сброда.
     - От тебя я тоже хочу избавиться. Ты не существуешь!
     - Что за  странные вещи ты говоришь. - Лис обеспокоенно оглянулся через
плечо, затем рассмеялся, разинув пасть, полную острых зубов. - Да ты ведь не
смог бы со мной  разговаривать,  если бы меня не  существовало.  Логично, не
правда ли? Видишь ли, это место, где мы с тобой  сейчас так славно беседуем,
находится в мысленном  пространстве. Поэтому выдуманные существа здесь столь
же  реальны, как  и  физические.  Ты ведь помнишь, что тебе  рассказывали  о
мысленном пространстве?
     Никлин покачал головой.
     - Я не позволю тебе существовать ни в каком пространстве.
     -  Не  делай  этого, Джимми!  -  Дядя Ренар вновь оглянулся  в темноту,
стряхнув со лба нарисованные капельки  пота.  -  Я  могу подготовить тебя  к
предстоящему. Ты скоро встретишься с Гэ Пэ, и я могу...
     - Убирайся!
     Лис отступил,  его  фигура покрылась рябью,  и  вдруг он  превратился в
худого, лысоватого  человека лет  сорока самого  разнесчастного вида. Что-то
шевельнулось в памяти Никлина. Перед ним стоял настоящий дядя Ренар.
     - Ты тоже можешь уматывать, - приказал Никлин.
     - Джимми, дай мне объяснить одну очень важную для тебя вещь, - существо
становилось  назойливым. - Ты думаешь,  что  все это сон,  но это не так! Ты
сейчас находишься в мысленном пространстве, Джимми. Ты должен вспомнить, что
говорила тебе  Сильвия Лондон.  Ты ведь помнишь ее? Такая шикарная  женщина.
Так вот, все сказанное ею абсолютная правда!
     Никлин нахмурился.
     - Это значит, что ты существуешь независимо от  чего бы то ни было, и я
не могу причинить тебе вреда?
     -  Да, но  я не являюсь истинно  сапионным  существом. - Фигура  быстро
оглянулась в  сторону той  темной  массы,  присутствие  которой почувствовал
Никлин. Лицо его стало  еще несчастнее.  -  Настоящий  дядя Ренар  находится
где-то в  ином месте этого континуума.  Я существую лишь потому, что являюсь
проекцией твоих детских воспоминаний, и если ты начнешь вмешиваться в...
     - Ты имеешь в виду, если я вырасту?
     -  Ты  давным-давно  вырос,  Джимми.  -  Существо  хитро  и заискивающе
улыбнулось. - Ты здорово  вырос! Было приятно наблюдать, как ты разнес в пух
и прах этих громил в Альтамуре. Особенно третьего,  когда он уже был уверен,
что  спасся.  А потом,  эта  стерва  Фартинг.  Я  скажу тебе кое-что важное,
Джимми.  Она сожалеет, что когда-то обошлась с тобой так несправедливо. Если
ты сейчас подойдешь к ней, то ты...
     - Прочь!  - приказал  Никлин,  ненависть затопила его сердце. -  Сгинь!
Прекрати существовать!
     Дядюшка сердито и испуганно зарычал.  Черты лица его  стали меняться...
вытягиваться  в звериную морду, зубы превращались в клыки...  но прежде, чем
метаморфоза завершилась, призрак исчез, растворившись во мраке.
     Никлин остался один. И в то же время здесь был кто-то еще. За пределами
конуса   желто-болезненного  света,  где-то  вдали,  на  бескрайней  равнине
двигалось нечто огромное и непостижимое. Абсолютная пустынность местности не
позволяла оценить  его размеры. Как же называлась та статуя?.. Человек, сидя
на камне, замер в глубоком раздумье, подперев голову кулаком...
     - Джим Никлин!
     Голос прогремел где-то внутри его головы.
     - Пришло время поговорить с тобой.
     -  Я не  хочу.  -  Голос Никлина  дрогнул.  Он удивился, что вообще еще
способен издавать какие-либо звуки. - Я не желаю иметь с тобой никаких дел.
     - Это ложь. Ты знаешь, что так больше продолжаться не может.
     Никлин спиной прижался к  металлическому косяку, словно пытался обрести
утраченную связь с реальным миром.
     - Кто ты?
     - Подумай сам, Джим! Ты хорошо знаешь, кто я.
     - Откуда... откуда мне знать?
     - Но ведь ты не раз беседовал со мной.
     - Беседовал? Я никогда  не был верующим. Единственное божество, которое
я признавал... это Газообразное Позвоночное.
     - Отлично, Джим.
     -  Но  это  невозможно!  Ведь это  лишь моя собственная  шутка.  Я... я
выдумал тебя!
     - Нет, Джим. Это я выдумал тебя.
     Никлину каким-то непостижимым образом удалось возродить в себе упрямого
спорщика.
     -  Прошу прощения,  но  с  этим я не  могу согласиться. Даже  во сне не
бывает такого.
     - Ты всегда все  усложняешь. Я просто хочу  ради тебя персонифицировать
свою  особу.  Твое  представление  о  Газообразном  Позвоночном,  о  Великом
Шутнике... Ты  очень близко подошел  к  постижению  существа  более высокого
порядка, чем ты сам.
     - Я считал его воплощением слепого случая.
     - Да, но ты персонифицировал его.
     -  Тем  не  менее,  я  не  могу  думать  о  тебе,  как  о  Газообразном
Позвоночном. Это неправильно.
     - Это не должно быть неправильным.
     - Но ведь ты утверждаешь, что ты Бог.
     - Нет, я вовсе не утверждаю, что я Бог, но ты можешь думать обо мне как
о Боге, если тебе это нравится.
     -  Так  мы никогда  ни  к  чему не придем.  Я предпочитаю  Газообразное
Позвоночное.
     - Итак,  после всех этих разговоров ты вернулся к тому, с чего начал: я
- Газообразное Позвоночное.
     - Может, ты еще и  Добрая Фея? Это ты создал искусственное образование,
известное мне как Орбитсвиль?
     - Наконец-то ты задал разумный вопрос, на который я  могу дать разумный
ответ. Нет, я не создавал Орбитсвиля.
     - Есть ли у тебя какие-либо основания не говорить мне, кто это сделал?
     - У меня нет таких оснований, Джим. Я хочу передать тебе все то знание,
какое  ты  способен  усвоить. Твой  разум - это часть моего разума в  данный
конкретный момент  космической истории.  Ограничение  на количество  знания,
которое ты можешь постичь, определяется твоим интеллектом.
     - Ты сказал, что мой разум - это часть твоего разума?
     - Не  стоит задавать риторических вопросов, Джим.  Ты знаешь,  о  чем я
сказал.
     - Но это важно для меня. Есть небольшие вопросы, которые не менее важны
для  меня,  чем крупные. Например, я хотел  бы знать,  почему я не боюсь.  Я
оказался в  сюрреалистическом кошмаре,  я был свидетелем совершенно  ужасных
вещей...
     - Эти ужасы выдумал ты сам.
     - Хорошо, пускай так, но я нахожусь сейчас в  месте, очень напоминающем
картину Дали. Черная статуя величиной с гору... все Это жутко, так жутко, но
я почему-то не боюсь, совершенно не боюсь. Почему?
     - Ты сейчас находишься в мысленном пространстве, Джим. В данный  момент
ты сапионное существо, а  раз так,  то ты невосприимчив  к  страхам, которым
подвержены создания из плоти и крови.
     - Я понимаю.  Потому  я  и могу спокойно  беседовать с  разумным черным
небоскребом.
     -  Нет  никакой беседы, Джим. На  какое-то  время твой мозг стал частью
моего  мозга, объединился с ним. Ты должен взять из него  все, что можешь, и
делать с этим знанием все, что пожелаешь.
     - Очень хорошо, но кто же тогда создал Орбитсвиль?
     - Орбитсвиль придумали и сотворили существа,  стоящие  на гораздо более
высокой  ступени  развития,  чем  человечество.  Когда  они  непосредственно
столкнулись с людьми, то назвались ультанами. Это имя столь же  им подходит,
как и любое другое.
     - Но зачем ультаны создали Орбитсвиль?
     - Они  хотели изменить судьбу Вселенной. Кое-кто из  людей уже  понял -
разум является  составной  частью материи.  И не такой  уж несущественной ее
частью.  В  каком-то смысле эта часть даже более  значима,  чем  гравитация.
Именно сила притяжения разума замыкает Вселенную. Одна гравитация с  этим не
справилась бы.
     - Я помню ту женщину...  Жену Рика Ренарда. Она пыталась рассказать мне
что-то подобное.
     -  Да, но  ее больше интересовал побочный эффект -  сохранение личности
после физической смерти. Истинное значение  частиц,  известных под названием
сапионов  состоит  в  том, что  они  обладают  силой  притяжения.  Без  этой
сапионно-гравитонной   компоненты  расширяющаяся   Вселенная  продолжала  бы
расширяться  вечно.  Один из  твоих  современников,  обладающий  поэтическим
складом ума, сказал, что именно мыслитель  в тиши своего кабинета возвращает
самые далекие галактики из объятий ночи.
     - Я не понимаю, какое это имеет отношение к Орбитсвилю.
     -  Историю Вселенной можно представить, если  воспользоваться  корявыми
терминами,  к которым  столь склонны ваши  ученые, в виде последовательности
Больших  Взрывов  и  Больших  Сжатий.  В  момент   каждого  Большого  Взрыва
образуются  две Вселенные - одна  из обычной материи, движущаяся  во времени
вперед; другая - из антиматерии, движущаяся  во времени назад. Обе Вселенные
расширяются  до  своих предельных  размеров, а затем начинается сжатие, и, в
конце концов, когда  стрелка часов  проходит  полный  круг, они  соединяются
вновь,  и все  готово к новому Большому Взрыву. Ты,  конечно, понимаешь, что
термины "материя" и "антиматерия" чисто условны.
     - Я не дурак, - обиделся Никлин.
     - Тут есть свои сложности, вроде тахионной и антитахионной Вселенных. Я
их сейчас касаться не стану.
     - Очень мило. Продолжай.
     - В момент последнего Большого Взрыва, который, по  моим подсчетам, был
восемнадцатым в этой Великой Последовательности, образовались две Вселенные,
так  же,  как  это  происходило  и  прежде.  Но  их  эволюция  не  пошла  по
проторенному пути. Возникла существенная асимметрия - по причинам, не вполне
мне еще ясным, во Вселенной Второй Области не развилась разумная жизнь.
     В таких  обстоятельствах, без сапионного притяжения,  Вселенная  Второй
Области была обречена разлетаться вечно,  а без  вклада  ее материи  природа
очередного Большого Взрыва будет совершенно иной. И как следствие, нарушится
цикл обновления мироздания.
     Часть ультанов была  недовольна  подобной  перспективой  с  философской
точки зрения - и они предприняли шаги, чтобы исправить возникшую асимметрию.
     - Они построили Орбитсвиль?
     - Да.
     -  Он служил для  сбора  разума!  Тогда это  объясняет Большой  Скачок,
перемещение  Орбитсвиля во  Вселенную  из  антиматерии.  Когда  ультаны  все
подготовили, они попросту перенесли его!
     - Ситуация была  несколько сложнее. Другая  часть  ультанов,  также  по
философским  соображениям,  выступила  против  какого-либо  вмешательства  в
естественный ход событий. Но, в основном, ты прав.
     -  А  разве  такого  перемещения  достаточно,  чтобы  изменить  будущее
Вселенной?   Я   не   привык   мыслить   такими   масштабами,   но   влияние
одной-единственной сферы кажется мне чересчур уж несопоставимым.
     -  Была  создана  не  одна  сфера,  Джим.  Чтобы  заманить  достаточное
количество живых  существ, ультаны  поместили  подобные конструкции в каждую
галактику Вселенной Первой Области. В каждой галактике, в  зависимости от ее
размеров, оказалось  в  различных местах от  восьми до  сорока  сфер, причем
именно там, где имелись наиболее благоприятные условия для развития разумной
жизни.   Тот   факт,  что  ваше  племя  обнаружило  объект,  названный  вами
Орбитсвилем, не был случайностью.
     -  Но  существует по  меньшей мере  сто миллиардов  галактик! -  Никлин
почувствовал свою  ничтожность,  осознав  масштаб усилий ультанов,  решивших
повлиять  на сам  пространственно-временной континуум. - И если умножить это
число...
     - Не следует погружаться в математические расчеты. Достаточно  сказать,
что ультаны  в  своем заблуждении зашли  так далеко, что я с  моими братьями
вынужден был вмешаться.
     - Но не слишком ли поздно? Я видел, как Орбитсвиль распался на миллионы
планет  и  как  все  эти  планеты  исчезли.  Если  они  разлетелись  по всей
галактике...
     - Это моя работа. Новые планеты действительно разлетелись, но  под моим
контролем. Они рассыпаны по той  галактике Первой Области, где первоначально
находился Орбитсвиль.
     Где-то  в глубине  сознания у  Никлина оформился  новый  вопрос,  но он
метнулся от него в сторону.
     - Планеты вернулись назад?
     - Да, Джим. Видишь ли, ультаны  были не правы, когда пытались  навязать
свою  волю, свою неизбежно ограниченную точку зрения  естественному  порядку
вещей. Асимметрия между Первой и Второй Областями в текущем цикле предвещает
большую перемену в мироздании, это верно, но перемены - это орудие эволюции.
Переменам нельзя противиться. Развитие должно быть свободным.
     - Подвергнутся ли ультаны наказанию?
     - Они  получат совет,  и за  ними  установят наблюдение,  но  вреда  им
никакого не причинят.  Я и мои братья -  мы  часть Жизни, и мы служим Жизни.
Этика требует от нас, чтобы мы делали все, что в наших силах, чтобы ни  один
носитель разума не погиб в результате наших действий.
     - Поэтому ты здесь? Поэтому ты говоришь со мной?
     -  Как  я уже  сказал,  этот  диалог происходит исключительно  в  твоем
сознании.  Он - это твоя  личная реакция на то,  что  твой разум стал частью
моего разума, пока я переношу  корабль обратно во  Вселенную Первой Области.
Ты интерпретируешь происходящее по-своему, переживания других будут иными.
     - Ты хочешь сказать, что для них это будет религиозное переживание? Они
видят то, что, по их мнению, есть Бог?
     - Они видят  то,  во что верят.  Так же,  как и  ты  видишь  то, во что
веришь.
     Вопрос, который уже оформился в  какой-то части сознания Никлина, вновь
настойчиво заявил о себе, и он не смог больше тянуть.
     - Мы будем жить?
     -  Да,  Джим.  Я   выдернул  ваш  маленький   корабль   из  тела  моего
мертворожденного  брата   и   поместил   его  на   поверхность   чрезвычайно
гостеприимного мира в вашей родной галактике. Вы будете жить.
     - Спасибо! Спасибо! - У Никлина вдруг возникло безотчетное чувство, что
надо спешить. - Значит, время нашей встречи подходит к концу?
     -  В мысленном  измерении нет времени в твоем понимании.  С одной точки
зрения,  перенос  осуществляется   мгновенно,  с  другой,  он  длится  сорок
миллиардов лет.
     - Но диалог подходит к концу.
     - Ты почти достиг предела.
     - Тогда еще один вопрос. Прошу тебя! Я должен узнать ответ.
     По ту сторону полночной равнины тяжелое нечто, казалось, шевельнулось.
     - Я слушаю.
     - Кто ты?
     - Теперь тебе не нужен ответ.
     Никлин  отчетливо  видел  движение. Что-то  увеличивалось  в  размерах,
росло. Оно готовилось к уходу.
     - Ты ЗНАЕШЬ, кто я. Ты ЗНАЕШЬ, разве не так, Джим?
     -  Да,  - прошептал Никлин. Сосуд  его разума наполнился  до краев. - Я
знаю, кто ты.




     Шесть  летательных  аппаратов  "Керлью"   компании  "Вудстон  Скайвейз"
выстроились  в  ряд,  дожидаясь отправки  пассажиров  в  региональный  центр
Рашпорт.   Выбор  на  "Керлью"  пал  потому,  что  они   могли  взлетать   с
неподготовленной травяной  площадки.  Каждый аппарат вмещал  минимум  десять
человек.  Пассажиры   "Тары"  должны  были  совершить  недолгий  перелет  до
Рашпорта, где пересядут  на аэролайнер, который перенесет их на восемь тысяч
километров, в Бичхед-Сити.
     За  "Керлью"  замерли три  крошечных и быстрых самолета,  принадлежащих
агентствам  новостей, первыми поспевшими  на место события.  Над  аппаратами
высился огромный,  сверкающий медью корпус "Тары". За кораблем лежало озеро,
протянувшееся до  самого  горизонта; низкое утреннее  солнце играло  на  его
поверхности алмазными бликами.
     Никлин решил, что проживи он хоть тысячу лет, ему никогда не привыкнуть
к движению  светила.  Прошлым  вечером, в день  возвращения  "Тары",  Никлин
наблюдал первый в своей жизни закат. Он не мог оторвать глаз от удивительной
и прекрасной  картины  -  пылающий  алый диск  медленно  исчезал  за  линией
горизонта. Как и большинство ошеломленных происшедшим пассажиров  "Тары", он
провел  большую  часть  ночи под  открытым  небом,  разглядывая  звезды и  с
волнением дожидаясь,  когда же вновь появится  солнце.  Хотя Джим конечно же
знал, что оно должно взойти  на  противоположной стороне (как, разумеется, и
случилось), восход  наполнил его чувством  глубочайшего изумления.  Реальное
подтверждение того, что отныне он  будет жить на внешней поверхности  сферы,
было для Никлина, привыкшего к изолированности Орбитсвиля, почти религиозным
переживанием. Он  чувствовал  себя  беззащитным перед безбрежной  Вселенной,
крошечным микроорганизмом,  прицепившимся  к  огромному мячу, запущенному  в
незнакомое пространство.
     Словно гармонируя  с меньшими, по сравнению  с  Орбитсвилем,  размерами
нового мира, степень человеческой  активности, казалось, возросла,  напомнив
Никлину  трепещущую  активность  крошечных  созданий,  весь  космос  которых
заключен в капле воды...
     Одно мгновение "Тара" летела в межзвездной тишине, а  уже в следующее -
покоилась на залитой солнцем, заросшей густой травой поляне. Часы на корабле
не зафиксировали  никакого разрыва  во  времени,  но  каждый  из пассажиров,
включая  детей, помнил  о  странном  состоянии вне времени. Насколько Никлин
смог  установить,  все  они, за  исключением лишь  его  самого,  провели это
безвременье  в кратком и  безмолвном общении с добрым божеством,  скрытым за
сияющим белым облаком.
     Все они вышли из  этого состояния, по сути дела, теми же людьми, только
еще больше утвердившись  в своей  вере.  Первое, что сделал  Ропп Воорсангер
после  приземления  "Тары",  -  вывел всех  пассажиров  на  заросшую  буйным
разнотравьем  поляну  и  вознес благодарственный  молебен.  И  никогда еще в
истории человечества  не существовало  религиозного братства столь единого и
непоколебимого  в своей  вере.  Но  ведь,  в конце  концов, эти  люди  стали
участниками яркого и удивительного чуда. Они уже считали себя мертвецами, но
оказались спасенными,  и спасение их сотворило Божественное Вмешательство. У
них, как ни у кого другого, были все основания слиться в едином "Аллилуйя!"
     То, что испытал Никлин, сильно отличалось от переживаний остальных,  и,
наверное, поэтому  в нем  произошли  неизбежные перемены. Он вышел из  всего
этого с совершенно иными  убеждениями. И эти  новые убеждения  требовали  от
Джима  пересмотра  его  личной  модели  реального  мира.  Соответственно, он
вынужден был признать существование верховного разума. Зовут ли его Бог, или
Добрая Фея, или Газообразное Позвоночное  - это не  имело  никакого значения
для того главного, центрального факта  -  он,  Джим  Никлин, больше не может
вести жизнь скептика и нигилиста.
     Гуляя в  одиночестве  под непривычным звездным небом,  Джим раздумывал,
могло ли воздействие на него быть еще более сильным, таким, чтобы он признал
существование   ветхозаветного   Бога,   а   не   только   высшую   Личность
немистического характера.
     Ты ЗНАЕШЬ, кто я.
     Так  сказано  было ему, и самое сверхъестественное  состояло в том, что
Никлин давно был подготовлен к этому откровению. Он почти постиг истину в то
хмурое  ветреное  утро  в бичхедском  офисе, когда Сильвия  Лондон  страстно
рассказывала  ему,  что вся  материя  имеет  сапионную компоненту и  что для
развития бессмертной личности необходимо  только  наличие достаточно сложной
физической системы, вроде человеческого мозга. Никлин тогда начал возражать:
если одной физической  сложности достаточно для возникновения  разума, то, в
принципе, нет необходимости в биологическом элементе. Тогда любая достаточно
сложная  система  может обладать  разумом.  И,  доводя  это  рассуждение  до
логического  конца,  можно  ли   найти  лучшего   кандидата  среди   сложных
многокомпонентных структур, чем галактика?
     Идея  разумной галактики не нова, научные  провидцы выдвигали  ее еще в
середине двадцатого века.
     Но чтобы вступить в борьбу с действительностью!
     Никлин знал, пройдут годы, прежде  чем он сможет хотя бы надеяться, что
свыкнется  с мыслью, что на подмостках вечности  он  играет вместе  с такими
существами, как ультаны, столь развитыми  и могущественными,  что  они могут
задумать  перестройку  всей  схемы творения  по собственному  желанию. И что
существуют  еще  те, кто ушел  от  ультанов столь же далеко, как  ультаны от
людей. Он мог  бы  назвать  их Галактианы.  Это  невообразимые, непостижимые
существа, но они столь озабочены сохранением жизни, что  способны заботиться
о благополучии одного-единственного носителя разума.
     Никлин допускал вероятность того,  что "Тара"  переместилась вследствие
какого-то  странного   и   хитрого   парафизического  закона,  что   материя
непостижимым  образом  вернулась на  место своего возникновения  на  прежней
оболочке Орбитсвиля. Но  его новые инстинкты подсказывали - тот, кто  назвал
галактику Второй Области  "мертворожденным братом", сделал свой  собственный
сознательный выбор.
     Это  означало,  что  все  носители разума  в  равной  степени  являются
уникальными и  значительными. Все они бессмертны,  все  будут участвовать  в
величественной  картине  эволюции,  которая  в  конечном  итоге  приведет  к
сближению всех форм Жизни.  А для  тех, кто способен постичь, это означало -
ни одна жизнь не пропала зря и...
     -  Доброе утро,  Джим!  - Это  был  Чам  Уайт. Они  Нора  взобрались на
облюбованный Никлином пригорок. Оба тяжело дышали. - Что вы здесь делаете?
     Никлин приветливо взмахнул рукой.
     - Здесь хорошо думается.
     - О чем же? - спросила Нора, и на ее веснушчатом лице появилась улыбка.
- Мне помнится, в прежние времена вы были законченным атеистом.
     Никлин кивнул.
     - Как вы правильно заметили, Нора, мне есть о чем подумать.
     - Мы пришли попрощаться с вами. Надеюсь, что не навсегда, - сказал Чам.
- Мы хотим побыстрее вернуться в Бичхед, а оттуда уехать в Оринджфилд.
     - У вас нет желания остаться здесь и помочь Воорсангеру основать Святой
город?
     - Он прочитал  сегодня утром вдохновенную проповедь.  - Чам  показал на
свои грязные брюки  с  наигранным отвращением. - Но, думаю, я  подожду, пока
здесь не откроются отели и не проложат водопровод.
     - Чам Уайт! - Нора подтолкнула его локтем. - Ты оскорбляешь Господа.
     - Зато вид  этих брюк оскорбляет всех  остальных.  Я не дождусь,  когда
смогу переодеться во что-нибудь более приличное.
     -  Я  пошла!  - Нора пожала Никлину руку, чмокнула  его в  щеку и стала
спускаться вниз по склону.
     Чам подождал, пока она удалится на достаточное расстояние.
     - Джим, я не знаю, что произошло между вами и Зинди, и не хочу знать, -
быстро сказал он. - Но у меня такое чувство, что она хочет поговорить с вами
прежде, чем мы уедем. Вы не спуститесь сейчас со мной?
     Сердце Никлина екнуло.
     - Конечно, Чам.
     Он шел  рядом с Уайтом, окидывая  взглядом группы  суетящихся  людей. К
каждому "Керлью" выстроилась очередь, но несколько семей все же предпочли на
какое-то  время  остаться  подле  "Тары".  Дети возбужденно  носились  между
группами  взрослых.  Повсюду бродили  журналисты  с  камерами и диктофонами.
Чиновники из Рашпорта, в том числе люди из отдела социального обеспечения  и
несколько полицейских занимались  своими  крайне важными  делами,  понятными
только  им самим. Гул приближающегося  вертолета  усиливал  впечатление, что
этот случайно выбранный клочок земли оказался вдруг в центре  внимания всего
остального мира.
     На Орбитсвиле радиосвязь была невозможна, но здесь Флейшер сумела сразу
же вызвать космопорт в Бичхеде. Ее слова  вызвали сенсацию даже в том  мире,
жители которого уже устали удивляться. Никлин в который раз подумал, что все
произошло так, как предсказывал Скотт Хепворт. Астрономические чудеса хороши
для  тех,  кто  интересуется подобными  вещами, а вот  сотня  людей чудесным
образом вернувшаяся из небытия - это настоящая, неподдельная новость.
     Никлин забыл обо всем остальном, когда увидел стройную  фигуру  Зинди в
зеленом платье. Девушка  стояла у покрытого оранжевыми пятнами цветов  куста
банданы.  Чам  куда-то  делся, проявляя  такт  и деликатность,  и  Никлин  в
одиночку направился к Зинди. Когда он подошел поближе,  девушка взглянула на
него  каким-то  странным,  внимательным и задумчивым  взглядом. Этот  взгляд
необъяснимым образом напомнил ему последнюю встречу с Дани.
     - Здравствуй, Зинди, - неловко сказал Никлин. - Я слышал,  ты  уезжаешь
домой.
     - Да. - Ее глаза неотрывно следили за его лицом. - Назад, в Оринджфилд.
На время.
     - Это хорошо. - Он никак не мог заставить себя  взглянуть ей в глаза. -
А... Мне надо идти, Зинди. Я нужен Роппу на корабле.
     - Зачем?
     - Что зачем?
     - Зачем ты нужен Роппу на корабле?
     -  Ну,  видишь   ли...   -  Джим  страстно   желал   найти   добротную,
правдоподобную  причину.  - Корабль не  предусмотрен  для стоянки  на  таком
мягком  грунте.  В  вертикальном  положении  он должен  покоиться  на  шести
специальных опорах. А сейчас мягкий грунт давит непосредственно  на  обшивку
корабля  и постепенно  разрушает несущие  конструкции.  Это может привести к
нарушению герметизации и...
     Смутившись, он замолчал, Зинди же разразилась довольным смехом.
     - Все это бычий навоз, - предъявила она свое обвинение. - Ты лжец, Джим
Никлин! Это одна из твоих историй! Ты все выдумал.
     -  Ну...  -  Он  наконец  посмотрел  Зинди  в  глаза и некоторое  время
размышлял над тем, что же  увидел в них. И решил,  что видит ничто иное, как
радость. В глазах Зинди сияла радость! - Может, ты и права.
     Зинди перестала смеяться.
     - Что с тобой произошло, Джим?
     - Я... - Он растерянно и  безнадежно развел руками. - Я сбился с  пути,
Зинди. Это все, что я могу сказать.
     - Вполне достаточно.
     Она подошла поближе, обняла его и поцеловала. В ее прикосновениях, в ее
прижавшемся  к  нему теле не было ничего  чувственного. От  ее волос исходил
детский запах чистой испарины. Джим  долго  сжимал девушку в объятиях, затем
отступил  на  шаг,  порылся в  кармане и достал  древнюю монету, которая уже
однажды висела на ее груди.
     - Ты не заберешь ее обратно? - спросил он.
     - Я как раз собиралась попросить тебя об этом. - Зинди  положила монету
на раскрытую  ладонь.  Пропеллеры "Керлью"  зашумели.  - Похоже,  они  скоро
взлетят, Джим. Тебе надо пошевеливаться.
     - Пошевеливаться?
     -  Да, пошевеливаться! Самолет Дани взлетит через пару  минут. А ты все
стоишь здесь. Ты что, собираешься позволить ей лететь в Бичхед одной?
     Никлин проследил  за  направлением  ее взгляда и увидел Дани  в  группе
ожидающих очередной посадки. Рядом с ней  он узнал  человека  в  форме. Пера
Боссардта.
     - Может, она и не одна летит?
     - Отправляйся туда и  выясни! - Крошечный  подбородок  Зинди решительно
вздернулся.  Жест хорошо знакомый ему  по прежним  временам. -  Джим Никлин,
если  вы  ничего  не  сделаете,  я   никогда  больше  не  заговорю  с  вами.
Отправляйся!
     - Хорошо, хорошо!
     Никлин  медленно зашагал в  высокой траве. Кровь  стучала  в висках. Он
остановился в десяти шагах от группы, не в силах найти слова, которые скажет
Дани. Женщина стояла совершенно неподвижно и  смотрела на  него из-под полей
черного сомбреро. На лице Боссардта появилась легкая вопросительная улыбка.
     - Дани, - в отчаянии сказал Никлин. - Мне нужно поговорить с вами.
     Он ждал,  понимая  -  все висит  на  волоске.  Если Дани  попросит  его
подойти, то их  разговор  услышат все остальные  и в  нем не  будет никакого
смысла. В  тени  сомбреро ее  лицо  было  необычайно  красивым  и  абсолютно
непроницаемым.  Непроницаемым,  как  всегда.  Прошло  несколько  томительных
секунд. Затем Дани отделилась от очереди и подошла к нему.
     - О  чем  вы  хотите  поговорить? - Ее  глаза  под тяжелыми веками были
холодны и спокойны, в них сквозило легкое любопытство.
     Голова его была пуста.
     - Что вы собираетесь делать в Бичхеде?
     - Какое-то время ничего. Мне нужен отдых.
     - Нам всем нужен отдых. - Никлин попытался  улыбнуться. -  Нам  здорово
досталось.
     - Да.
     - Что ж... Быть может, как-нибудь увидимся в Бичхеде.
     -  Быть  может.  - Дани  оглянулась  на  людей,  смотревших  на  них из
летательного аппарата. - Самолет сейчас отправится.
     - Да... - Никлин судорожно сглотнул воздух. Он  понимал -  такой момент
ему  больше не представится  никогда в жизни. -  Не улетай, Дани.  Не улетай
сегодня.
     Ее глаза расширились.
     - Что вы говорите?
     - Я говорю, что  мне плевать  на  те деньги. Я  говорю, что сожалею обо
всем,  что я сказал тебе в  прошлом. Я сожалею,  что  так плохо обходился  с
тобой все это время.  Я говорю, что  не хочу, чтобы ты уезжала. Я... я люблю
тебя, Дани.
     - Этого недостаточно, Джим.
     Ее тихий голос дрогнул.
     - Тогда... в то утро в Оринджфилде... когда я приехала к тебе...
     - Да.
     - Ты  веришь?..  Я любила тебя,  Джим! Ты веришь? Если ты сомневаешься,
если  ты  хоть  немного сомневаешься, Джим... Хоть тень  сомнения...  У  нас
никогда ничего не сложится.
     -  Я верю! -  с жаром ответил он. Пот заливал глаза. Он моргнул,  чтобы
лучше видеть. - Я клянусь...
     - Не надо клясться, - пробормотала  она, прижав палец к его губам. - Ты
сказал эти слова, и я не хочу больше ничего слышать.
     Дани прижалась к нему. Никлин обнял ее и в тот же миг понял, что на них
со всех сторон смотрят десятки людских глаз.
     - На нас смотрят, - прошептал он. - Может прогуляемся?


     Позже  они, обнявшись, лежали в окружении разросшихся кустов  банданы и
говорили о предстоящих долгих годах.
     - Хотя Кори уже нет, начатое им дело будет продолжаться и продолжаться,
- мечтательно сказала Дани.  - Мне нравится идея основать здесь новый город.
"Тара" станет его центром. Мы можем так много сделать.
     -  Этот  город  станет  хорошим памятником.  - Никлин размышлял о  трех
прошедших  годах.  -  Я почти всегда  не  соглашался  со  всем,  что говорил
Монтейн, но  теперь понимаю - он был абсолютно прав. Все дело в выборе слов.
Он пользовался терминами религии,  а я  предпочитал  словарь науки,  но Кори
знал, что Орбитсвиль - это ловушка... тупик...
     - Ты изменился,  Джим. - Дани приподнялась и посмотрела на него сверху.
- На корабле... когда это случилось... ты видел Бога? Как все остальные?
     "Следует ли мне солгать?  Если я  принимаю идею разумной галактики лишь
потому,   что  галактика  -  достаточно  сложная  структура,  чтобы   в  ней
существовала  сапионная личность, то что  тогда можно сказать  о  Вселенной?
Разве Вселенная  - это не высшая структурой? А  следовательно,  не высшая ли
она сапионная личность?
     Но тогда... не достойна ли эта личность имени Бога?"
     - Я видел то, что  видели все  остальные, - ответил он своей любимой. -
Разве я стал бы тебе лгать?


     Когда б я властен был над этим небом злым,
     Я б сокрушил его и заменил другим,
     Чтоб не было преград стремленьям благородным
     И человек мог жить, тоскою не томим.
     О.Хайям. "Рубаи"

Last-modified: Sun, 17 Mar 2002 18:39:51 GMT

Оцените этот текст: