внению с нашими прежними заработками. Но теперь нам нужно гораздо больше денег, чем раньше. Гораздо больше. Он замолчал и мрачно обвел слушателей глубокими темными глазами. Эти сидевшие перед ним мужчины и женщины так различались между собой, но он любил их всех. Некоторые, как, например, электротехник Петра Дэвис или старик Джок Крейг, присоединились к нему, предложив свое профессиональное мастерство, другие же пришли, ничего не имея за душой, кроме готовности делать все, что угодно. Но всех их объединяла вера в его миссию, преданность и доверие. И вот настал час, когда эти качества должны быть проверены. - Вы уже слышали сегодняшнюю новость - наш мир переместился в какую-то неизвестную часть пространства, в место, столь удаленное от прежнего, что астрономы не способны обнаружить даже Местную Систему - двадцать галактик, расположенных по соседству с нашей. Это событие - доказательство всего того, что я говорил людям последние шесть лет. Но как ни печально, люди по-прежнему не верят моим словам. Они, как и прежде, слепы. Но мы-то не слепы. Мы знаем, что стальные челюсти дьявольского капкана дрогнули и вот-вот захлопнутся. Я признаю, что все эти годы проявлял преступное благодушие. С начала переселения землян на Орбитсвиль прошло два столетия. Для человека это огромный срок, но для Бога и для дьявола лишь краткий, незаметный миг. Двухсотлетний срок жизни на Орбитсвиле успокаивал меня, я утешал себя мыслью, что в нашем распоряжении еще много времени, гораздо больше, чем оказалось в действительности. Я начал свою миссионерскую деятельность, строя грандиозные планы; я мечтал собрать огромные средства и построить флот космических кораблей. Но деньги поступали медленно, гораздо медленнее, чем я думал. И я смирился с этим. Я уверял себя, что даже в самом худшем случае успею основать фонд и умру спокойно, сознавая, что рано или поздно армада космических кораблей устремится к новому Эдему, пускай даже без меня. Монтейн горько улыбнулся. - Но сегодняшняя новость изменила все. Она должна изменить и нас. Теперь я готов ограничиться одним кораблем, одним ковчегом, который сохранит семена для новой поросли человечества. Наш ковчег, наш космический корабль, должен быть построен как можно скорее. Может случиться так, что нам не хватит времени и мы не успеем завершить его строительство, но мы обязаны сделать эту попытку. Это наша единственная надежда обрести спасение, и поэтому мы должны напрячь все наши силы. До этого дня мы вполне довольствовались сбором небольших сумм денег, но это время прошло, теперь нам надо искать новые пути. Мы должны отбросить наши моральные принципы, мы должны заглушить голос нашей совести. Мы обязаны приложить все усилия, чтобы добыть необходимые деньги, даже если способы, к которым придется прибегнуть, покажутся нам грязными и отвратительными. Я не очень люблю вспоминать самые мрачные эпизоды из истории человечества, но сейчас этого не избежать! Монтейн умолк. В шатре повисла напряженная тишина. Ее нарушил Мейс Винник, тощий человек с маленьким сморщенным лицом. В свое время он отбыл срок в исправительной колонии. Винник откашлялся и спросил: - Кори, вы говорите о воровстве? Монтейн отрицательно покачал головой. - Нет, не о воровстве. Его я исключаю, но не из-за моральных соображений, а из-за большой вероятности быть пойманным. В шатре опять повисла тишина. Слушатели с тревогой и интересом смотрели на Монтейна, они словно впервые видели этого человека. Наконец повар Ди Смерхерст, пухлая и розовощекая женщина почтенной наружности, подняла руку. - Можно подумать... - ее лицо страдальчески скривилось, - можно подумать, что вы разрешаете... разрешаете проституцию. Монтейн старательно избегал смотреть в сторону тех женщин, что были еще достаточно молоды и привлекательны, чтобы зарабатывать неплохие деньги таким способом. Среди них выделялись Дани Фартинг, Кристин Макгиверн и Одри Лайтфут. - Да, я дам благословение на проституцию, женскую или мужскую, если она поможет нам построить корабль. - Кори Монтейн! Ди Смерхерст поджала губы и повернулась к остальным, всем своим видом показывая - позже она не преминет высказать все, что думает по этому поводу. Монтейн подумал, что он рискует потерять некоторых своих последователей. Что ж, придется смириться. Он слишком охотно давал приют тем, кто оказался на обочине жизни. Пришло время положить этому конец. Всякий, кто не готов пожертвовать всем для достижения высокой цели, должен рассматриваться отныне как ненужный балласт. - Я уточню свои слова, - сказал Монтейн. - Я был бы готов допустить обычную проституцию, если бы она могла решить наши проблемы. Но пятьдесят или даже сто орбов в день, я не слишком сведуща панельных расценках, являются слишком крошечным шагом в нужном направлении. Однако я бы только приветствовал стратегическую проституцию, когда клиент решается присоединиться к нашему движению или хотя бы поддержать его материально, продав свое имущество и передав вырученные деньги в наш фонд. Я не люблю высокопарных слов, но сейчас их не избежать. На карту поставлены наши бессмертные души. Само будущее человечества поставлено на карту! Помолчав, Монтейн предложил слушателям высказаться. В спорах они провели больше часа, эмоции то разгорались, то затухали. Наконец, почувствовав, что сильно устал, Монтейн оставил паству и в темноте направился к своему прицепу. Войдя внутрь довольно просторного помещения, он не стал включать верхний свет, ограничившись небольшой настольной лампой на письменном столе. В теплом сиянии матового стеклянного абажура он заварил чай, чашку которого всегда выпивал перед сном. Мысли его беспорядочно перескакивали с одного на другое. Он попытался обдумать все происшедшее в этот знаменательный день, но чувство крайней усталости подсказывало проповеднику - что лучше побыстрее лечь в кровать. Сегодня у него, похоже, не будет особых проблем со сном. Допив чай, Монтейн разделся, почистил зубы, выключил настольную лампу. На пути к кровати он задержался у серебристого гроба, стоявшего в центре комнаты. Положив ладони на холодную металлическую поверхность, Монтейн закрыл глаза и тихо прошептал: - Прости меня, Милли, за то, что все так складывается, но когда-нибудь мы оба обязательно обретем покой. 6 Никлин стоял за стойкой в своей мастерской и осматривался с каким-то печальным изумлением. Это утро было так похоже на предыдущее - солнечное, ясное, теплое и бодрящее. Прежде он бы только порадовался хорошему деньку, но сегодня солнечный свет лишь нагонял на него тоску. Никлин понимал, причину следует искать не снаружи, а внутри самого себя. Может, все дело в том, что он слишком плохо спал прошедшей ночью? Накануне он долго лежал без сна, вспоминая свой разговор с Дамой В Черном. Без устали он перебирал иные продолжения их короткой встречи. Время от времени Джим с деланной искренностью поздравлял себя, что ему так легко удалось ускользнуть из ее лап. Но воображение подсказывало совсем иной сценарий, финал которого проходил в постели. У него и раньше случалась бессонница, но тогда Никлин лишь радовался утреннему свету, освобождавшему его из мучительного ночного плена и возвращавшему в яркий и осязаемый мир. Но сегодня жизнь казалась безрадостной и удивительно тоскливой. Веселое убранство мастерской и библиотеки напоминало ему сегодня интерьер морга. А скромная мысль о регулировке магнито-импульсного мотора привела его в состояние, близкое к полному отчаянию. Усилием воли он заставил себя открыть книгу заказов и просмотреть список незаконченных дел. Первыми в нем значились циркулярная пила и газонокосилка. Около них стояла пометка "МР", означавшая, что, по мнению Макси, моторы этих устройств требовали регулировки. Этой операции Макси так и не смог обучиться, поскольку испытывал суеверный страх перед вспышками гиромагнитной энергии неисправных моторов, во время которых инструменты слетали со станка подобно взбесившимся насекомым. Никлин всегда не любил это занятие, считая его крайне скучным. Настройка парамагнитных блоков моторов похожа на попытки уговорить это капризное существо. Занятие и впрямь малоинтересное, даже если человек пребывает в превосходном настроении. А сегодняшним утром Никлину оно показалось поистине ужасным. Проклиная удаленность друг от друга населенных пунктов Орбитсвиля и отсутствие единых технических стандартов, что делало невозможным простую замену барахлящих блоков на новые, Никлин в сердцах захлопнул журнал заказов. В этот момент бесцветная неподвижность мира за окном мастерской была нарушена облаком пыли, двигавшимся по дороге. Макси Меллом, как обычно опаздывая, торопился на работу на своем старом мотороллере. Подъехав к мастерской, Макси привстал и отсалютовал Никлину. Сохраняя горделивую позу всадника на параде, он с дребезжанием продефилировал мимо окна, замедлил ход и наткнулся наскальный выступ, торчащий над поверхностью спекшейся от солнца глины. Это случалось уже не в первый раз, мотороллер привычно дернулся вверх и медленно завалился набок, увлекая за собой хозяина. Макси с проклятием вскочил, пару раз пнул мотороллер, подобрал свою яркую зеленую шляпу и смешной переваливающейся походкой направился к мастерской. - Доброе утро, - проревел Макси, входя в дверь. Лицо его растягивала широкая ухмылка. - Вы видели? Эта штука меня чуть не оскопила. "Хорошо бы", - мрачно подумал Джим. - Ты сегодня поздновато. - Да, - Макси даже не смутился, - лег только на рассвете. Мы с ребятами были на собрании этих бродячих проповедников. Хотели посмотреть, что они там затеяли, а потом завалились в "Белый уголок" выпить пивка. А я вас видел на собрании. - А я тебя нет. - Ну я вас видел, это точно, - победоносно заявил Макси. - А вы, похоже, времени даром не теряли. Я уже собирался вмешаться и объяснить этой вертихвостке, что она зря теряет с вами время, и зазвать ее в "Белый уголок", но меня удержало мое воспитание. "Мне прямо в лицо говорят, что я гомик, а я стою и спокойно слушаю это". - Я уверен, что Дани будет очень разочарована, когда узнает, какую возможность она упустила. Я передам ей твои слова сегодня же вечером. Конечно, я постараюсь сделать это как можно мягче, чтобы не разбить ей сердце. Не выношу женских слез. - Вы встречаетесь с ней сегодня вечером? - Что ты! Мы решили общаться посредством почтовых голубей. Ты что, оглох? Разумеется, я сегодня с ней встречаюсь. Макси переминался с ноги на ногу с выражением веселого недоверия на лице. - В самом деле, Джим? У вас действительно свидание с ней? Мы с ребятами придем понаблюдать за вами, глядишь, понаберемся уму-разуму. Зная, что Макси, умиравший в свободное время от скуки, вполне способен убить весь вечер на слежку за ним, Никлин пожал плечами и отвернулся. И как теперь выпутаться?! Может, сказаться больным и остаться дома? Размышляя над очередной постигшей его неприятностью, Никлин направился в закуток мастерской, служивший кухней, чтобы сварить кофе. - О, этого-то как раз мне и не хватало, - обрадованно воскликнул Макси, следуя за Джимом. - Эй! А вы знаете, кого я видел на собрании этих чудаков? - Нет, не знаю, но может быть ты будешь так любезен и поведаешь, кого же ты там видел. Невосприимчивый к сарказму Макси энергично тряхнул головой. - Негра! Клянусь, Джим, у них там есть престранный негр! Он черен как... как... - Макси запнулся. "Как твои ногти", - подумал Никлин. - Как ботинок, - закончил Макси. Хотя Никлину и не хотелось потворствовать Макси, проявляя интерес, к его россказням, но уж слишком он был заинтригован. За свою жизнь Джим видел всего одного чернокожего, да и то в далеком детстве. Он попытался представить себе негра, но далось ему это с трудом. "Опять этот старый синдром Орбитсвиля, - подумал Никлин. - Давно уже люди перестали нести всю эту древнюю чушь о всеобщем братстве! Когда жизненное пространство в пять миллиардов раз превышает площадь Земли, каждый может найти себе место, где живут ему подобные. Никто больше не хочет жить там, где его будут преследовать, подвергать дискриминации или хотя бы терпеть, где какие-нибудь либералы будут лелеять его только потому, что у него не тот цвет эпидермиса или не те политические взгляды, что он говорит не на том языке или придерживается не тех религиозных убеждений, потому что он родился не от тех родителей или не в том месте. Наперекор всем учениям и проповедям человек предпочитает жить среди себе подобных". - Во всяком случае, - сказал Макси, - глядя на этого негра, я пришел к выводу, что не люблю черномазых. - Довольно скоропалительный вывод. - Никлин достал из шкафа пару пластиковых чашек. - А могу я тебя спросить, почему? - Ну, они слишком вспыльчивы и раздражительны. Мы с ребятами просто стояли и глазели на этого парня, а он вдруг без всякого повода велел нам проваливать. - На лоснящемся лице Макси появилось выражение оскорбленной добродетели. - Разве нельзя просто стоять и смотреть на кого хочешь? - И к чему идет наш мир? Именно это я всегда говорю. Никлин разлил кофе по чашкам, взял свою и направился к окну мастерской. Отсюда было удобнее всего наблюдать за рекой, мостом и дорогой. За пределами широкого навеса беззвучно лился вертикальный поток солнечных лучей, с почти ощутимой силой барабанящих по обесцвеченному пейзажу. В Оринджфилде никогда ничего не произойдет, и он, Джим Никлин, навеки обречен пребывать здесь! От этой мысли Джиму захотелось сесть на пол и расплакаться, как в детстве. Испуганно поймав себя на том, что нижняя губа у него начинает дрожать, Никлин глотнул кофе и сморщился, когда обжигающая жидкость устремилась в желудок. Погруженный в свои меланхолические раздумья, Никлин уже несколько секунд смотрел на приближающийся голубой "Унимот" с откидным верхом. Он не сразу понял, что машина направляется прямиком к его дому. Вот она скрылась за рощицей свистящих деревьев, вновь появилась, повернула направо и резко остановилась перед пешеходным мостом. Мгновение спустя появился водитель. Сердце Никлина бешено заколотилось - он узнал в водителе женщину. Ту женщину! Она уже больше не была Дамой В Черном, хотя ее наряд и не претерпел особых изменений - искристая блузка, обтягивающие брючки, туфельки на высоких каблуках и плоская шляпка. Доминирующим цветом в сегодняшнем наряде был нежный бледно-желтый оттенок. С интересом оглядываясь по сторонам. Дани направилась к мастерской. Двигалась она словно балерина, ставя одну ногу строго перед другой. При этом подчеркивался удивительно выразительный изгиб бедер, икр и лодыжек. Никлин ощутил покалывание в бровях. Он прокручивал в голове возможные варианты. Вероятность того, что женщина собирается взять в его библиотеке книгу или отдать в починку миксер, была близка к нулю, а значит, это сугубо личный визит. Неужели она решила вернуться к тому, на чем они расстались прошлым вечером? "Но ведь вчера, собственно, и не произошло ничего особенного, - напомнил себе Никлин, - все это лишь плод моего воспаленного воображения". Он поставил чашку, подмигнул на ходу Макси и вышел из мастерской. Заметив Никлина, Дани улыбнулась столь быстро и мимолетно, что эта улыбка вполне могла лишь привидеться Джиму. Чем ближе она подходила, тем суровее становилось выражение ее лица. - Что с вами случилось вчера вечером? - резко спросила она, подойдя к Никлину вплотную. - Я... - Джим совершенно растерялся. - Что вы имеете в виду? - Джим, вы прекрасно знаете, что я имею в виду! То, что она назвала его по имени, подбодрило и даже возбудило Никлина. - Уверяю вас, Дани. Я не знаю, о чем вы говорите. - Ну что же, мое имя вы, по крайней мере, помните, - сказала она, и взгляд ее немного смягчился. - Это уже кое-что, но так легко вы не отвертитесь, Джим Никлин. Почему вы не вернулись, чтобы встретиться со мной, как мы условились? Никлин чувствовал, что волна бешеной радости захлестывает его и вот-вот лишит рассудка. Радость еще не охватила его целиком, но Джим был уже готов отдаться этому удивительно приятному чувству. Да, это была лишь первая часть его сна, сна, который вот-вот превратится в реальность. Осталось сделать последнюю маленькую проверку, которая окончательно снимет все сомнения. Никлину совершенно не хотелось попасть в унизительное положение и испытать горькое разочарование. - Монтейну, должно быть, и впрямь очень нужны деньги, раз он отправил вас за парой орбов в такую даль, - сказал Никлин, лучезарно улыбаясь. - Так где ваш поднос? - Это вовсе не смешно, Джим. - Глаза женщины смотрели на него серьезно. - Со мной никогда еще ничего подобного не происходило, а от ваших слов мне становится еще хуже. Может быть, вы и привыкли к подобным вещам, но я нет. - Я вовсе не привык... Дани, но ведь вчера вечером мы действительно не сказали друг другу ничего определенного. - Я знаю. - Она не отрывала от него умоляющего взгляда. - Неужели вы думаете, что я не дрожу как осиновый лист при мысли, что я ошибаюсь. - Вы не ошибаетесь, - потрясенно ответил Никлин. Он взял ее руки в свои. Горячая волна Накрыла его с головой, оставив от прежнего Джима Никлина одни лишь воспоминания. - Слава Богу! - улыбнулась Дани. Она подняла его руку так, что костяшки пальцев уперлись ей в левую грудь. - Я совсем не спала в эту ночь, Джим. Почему ты вчера не вернулся? - Я вернулся. Удрал от Зинди, оставив ей свое мороженое, и вернулся на площадь, чтобы разыскать тебя. - Я пряталась в шатре, пыталась прийти в себя. - Тыльной стороной ладони Никлин ощущал ее грудь под тонком блузкой. - Я без ума от тебя, Джим. Ужасно звучит, да? Прежний Джим Никлин в ответ на такой вопрос промямлил бы что-нибудь невразумительное, но новый Никлин не растерялся. - Это звучит прекрасно. Над библиотекой у меня есть комната. Пойдем туда. - Нет! - Взгляд Дани был устремлен за его плечо, на окно мастерской. - Это тот ужасный человек, что околачивался вчера на собрании. Он смотрит на нас во все глаза... Подслушивает... Он работает на тебя? - В некотором роде. - Никлин оглянулся. В окне, подобно фантастической статуе, застыла нелепая фигура Макси с разинутым ртом. - Только Газообразное Позвоночное знает, почему я все еще не выгнал этого идиота. Можно отправить Макси домой. Дани покачала головой. - Это будет слишком откровенно. - Ты хочешь ждать до вечера? - спросил Никлин. Его радость несколько утихла, омраченная беспокойством. Джим совершенно определенно знал (так всегда случалось), - если он упустит эту возможность, то другого шанса судьба может ему и не предоставить. До вечера была еще целая вечность, могло произойти всякое - либо Дани образумится и передумает, либо унес начнется менструация, либо ее вызовут ухаживать за больной тетушкой. А, может, он сам споткнется и сломает себе обе ноги или, что еще хуже, снадобье мистера Хайда перестанет действовать, и он снова превратится в робкого доктора Джекила, и у него начнется такой мандраж, что он не сможет переступить даже порог собственного дома. - Давай лучше прогуляемся, - сказала Дани и кивнула в сторону небольшого холма, расположенного за пределами владений Никлина. - Что там находится? "Благодарю тебя, о Газообразное Позвоночное!" - пропел про себя Никлин. - Там ничего нет, - ответил он, стараясь говорить как можно спокойнее. - Во всяком случае, людей-то там точно нет. Холмы и холмики. Вполне подходящее место для прогулок. Дани заговорщически улыбнулась ему. - Ты не хочешь пойти взять свою шляпу? - Нет, солнце мне никогда не причиняет никакого беспокойства, - соврал он, не желая оставлять ее даже на несколько секунд. Понимая, что Макси все еще глазеет на них, Никлин взял Дани под руку, и они направились в сторону поросшего травой холма. Никлин гадал, надо ли поддерживать утонченный и снимающий напряжение разговор, или в словах нет никакой нужды. Краем глаза он видел упругие округлости, выпиравшие из-под блузки Дани ("Ты совершенно права, Зинди, буфера что надо!"), легкое и томное покачивание узких бедер, обтянутых брючками. И каждый раз, когда Джим напоминал себе, что это вовсе не сон, а самая настоящая реальность, за спиной у него вырастали крылья. Когда они перевалили гребень холма, и дом Никлина вместе с другими постройками, вытянувшимися вдоль Корк-роуд, скрылся с глаз. Дани повернулась к Никлину, и их губы слились в поцелуе. Все чувства Никлина были переполнены одной лишь Дани - ее запахом, вкусом, ощущением ее тела. - Не здесь, - мягко прошептала она. - Слишком близко от твоего дома. Этот ужасный человек, возможно, преследует нас. Никлин только сейчас осознал, что пытается повалить Дани на землю. - Ты совершенно права. Не стоит, чтобы он нас видел. Здесь есть местечко получше. Они обогнули яйцеобразный пригорок с северной стороны. Дальше до самого верха изогнутого горизонта простирались бескрайние зеленые волны холмов. Пригорок окаймляли заросли банданы, как раз в эту пору набравшей цвет. Ярко-оранжевые цветы, давшие название стелющемуся кустарнику, представлявшему собой как бы сторожевой пост на границе травяного океана. Самый большой куст, имевший форму буквы П, был достаточно велик, чтобы в центре его зарослей могла укрыться влюбленная парочка. Он даже в какой-то степени защищал от палящего солнца. Никлин обнаружил это убежище из цветов и листьев во время своих одиноких прогулок. И каждый раз, когда он проходил неподалеку от этого места, его воображение, подстегиваемое постоянным одиночеством, рисовало ему укрывшихся в центре куста любовников. Но Джиму ни разу не пришло в голову, что одним из них окажется он. - Ну, как тебе здесь? - спросил Никлин. Вместо ответа, не отрывая от Джима серьезного взгляда своих карих глаз Дани расстегнула блузку. Прошел, быть может, час - Никлин не мог оценить, сколько сейчас времени, - прежде, чем он вернулся в реальный мир. Джим лежал на Дани и не отрываясь смотрел в ее глаза. Они находились так близко, что он видел лишь блестящие темные озера на голубовато-белом фоне. Но через какое-то время до Никлина дошло, что Дани плачет. Он быстро перевернулся на бок и, не отрывая встревоженного взгляда от ее лица, коснулся холодной сверкающей дорожки ка ее щеке. - Что с тобой, Дани? - прошептал он. - Ты жалеешь о том, что произошло между нами? Женщина закусила нижнюю губу. - Я жалею, но вовсе не об этом. Не о том, что случилось. - О чем же? - Кори... Мы уезжаем из Оринджфилда послезавтра. Я тоже должна ехать вместе со всеми, а это значит... - Она судорожно всхлипнула и уткнулась лицом ему в плечо. - Я не хочу расставаться с тобой, Джим. Я не хочу, чтобы все кончилось, едва лишь успев начаться. - Но разве это обязательно? Никлин, только что полностью поглощенный настоящим, заглянул в будущее и вдруг увидел, что всего лишь несколько часов отделяют его от черной непроницаемой границы между неземным счастьем и безысходной тоской. - Ты обязательно должна ехать? Почему ты не можешь остаться со мной? Дани покачала головой. Он ощутил ее слезы на своей щеке. - Я связана с ними, с общиной, - сдавленно ответила она. - Это моя вера, Джим. Я не могу отбросить свои клятвы... Кроме того, вряд ли я смогу жить в таком месте, как Оринджфилд. - Дани, послушай, у меня есть для тебя новость! - В груди Никлина словно взорвалось что-то. - Я тоже не могу жить в Оринджфилде! Он почувствовал, как напряглось ее тело. Дани подняла к нему лицо и принялась осыпать Никлина быстрыми поцелуями, щедро орошая его слезами: - Ты самый замечательный человек, Джим! Но есть кое-что, о чем ты не знаешь. - И что именно я не знаю? - Кори не разрешает сопровождать нас посторонним. Но даже если бы он позволил это тебе, нас с тобой утопили бы в прямом и переносном смысле мои же соратники. Каждый, кто вступает в ряды нашей организации, клянется полностью отдать себя ей, а это значит... Дани хотела опустить голову, но Никлин сжал ей руками лоб, заставив по-прежнему смотреть ему в глаза. - Продолжай. - Это значит, что ты должен будешь распродать все свое имущество - дом, дело, страховку... все... а деньги передать общине. - Тебя беспокоит только это? - Никлин искренне рассмеялся. - Считай, что я уже все продал. Тяжесть окончательно покинула глаза Дани. - Ты в самом деле решишься на этот шаг? У нас был бы свой передвижной домик. И тебе вовсе не обязательно жениться на мне, если ты этого не хочешь. - Я хочу! - У нас еще будет время все обсудить, - сказала Дани, привстав на коленях. В таком состоянии она пробыла несколько секунд. Затем ее лицо разгладилось, на нем появилось задумчивое выражение. Никлин, упиваясь собой, хотя и заметил перемену в любимой, но не придал ей особого значения. - Что случилось на этот раз? - Я вот о чем думаю, Джим. - Ее глаза со странным вниманием следили за ним. - Я не знаю, что подумают обо мне все остальные, в особенности Кори, когда я приду и нагло заявлю, что втюрилась в человека, с которым знакома меньше суток. Для тебя, возможно, это и глупо звучит. Ты ведь, наверное, привык к тому, что женщины сменяют друг друга в твоей постели, и тебе безразлично мнение окружающих, но для меня все обстоит иначе. Это несколько старомодно, но я и в самом деле очень ценю уважение тех, с кем живу. Дани замолчала. Казалось, что ей стало неловко. - Ты имеешь в виду, что мы не сможем сразу же пожениться? Это не страшно. - Спасибо, Джим! Спасибо! - Дани обняла его и крепко прижалась к груди. - Надо только подождать, пока Кори не признает тебя своим. И мы не будем все время врозь, мы сможем вместе прогуливаться. Ударение, сделанное Дани на последнем слове и придавшее ему особое, тайное значение, заставило сердце Никлина учащенно забиться от радости. В дальнейшем это будет их пароль, о тайном смысле которого никто и не заподозрит. И тогда, отправившись на "прогулку", они займутся любовью еще более исступленно и страстно, чем сейчас. Жизнь прекрасна, и Дани прекрасна! И как ему только могло прийти в голову, что это не так?! Уже одетые они еще какое-то время сидели в тени банданы. Никлин принялся рассуждать, как можно наиболее выгодно распорядиться имуществом в столь короткий срок. Дани немного растерялась и попросила его не говорить об этом, пока он не встретится с Кори Монтейном. Никлин умилился про себя ее бескорыстности, ибо Дани совершенно явно хотела, чтобы их отношения не осквернялись финансовыми вопросами. Никлину вдруг пришла в голову отличная мысль: - Если мы собираемся пожениться, - небрежно сказал он, - то, наверное, будет нелишним, если я узнаю твою фамилию. - Ты хочешь сказать, что затащил меня в свое любовное гнездышко, даже не зная моей фамилии! - с возмущенным смехом оттолкнула его Дани. - Фартинг! Моя фамилия Фартинг, и я говорила тебе об этом вчера вечером. - Не говорила. Клянусь Газообразным Позвоночным, не говорила! - Он задумчиво покачал головой. - Во всяком случае мне так кажется. - Кажется! Да он даже не уверен! - Дани подошла к Джиму и обвила руками его шею. - Скажи мне правду, Джим. Скольких женщин ты водил сюда прогуляться? - Ты первая и единственная! - протестующе воскликнул Никлин, не удержавшись от соблазна сделать это как можно неубедительнее. До этого момента он не слишком хорошо осознавал, насколько приятны были ему ее обвинения в многочисленных амурных похождениях. Если уж Дани отдает предпочтение мужчинам с богатым опытом, то не стоит ее переубеждать, что он-то вовсе не таков. Жизнь для него засияла новыми, прежде неведомыми ему красками. Никлин шагал под лучами палящего солнца, чувствуя, как бедро Дани время от времени касается его бедра, и размышлял над тем, что он собирается распродать свое имущество по одной-единственной причине - он страстно желал быть рядом с Дани. Но в его душе не нашлось места каким-либо сомнениям или дурным предчувствиям. Он избавится от своих оков, станет совершение свободным и начнет новую, настоящую жизнь! - Послушай, Джим, - сказала Дани, - что это за газообразное позвоночное ты постоянно упоминаешь. Что ты имеешь в виду? Никлин удивленно взглянул на нее: - Я и не думал, что... Так называл Бога кто-то из старых немецких философов. - Странное имя для Бога. Не слишком-то уважительное. - А почему оно должно быть уважительным?! Оно скорее должно выражать недоверие. В Библии говорится, что Бог создал человека по своему образуй подобию. Следовательно, если мы выглядим подобно Богу, то и он выглядит подобно нам, а это означает, что у него должен быть позвоночник. Но если он-таки дух небесный, по определению не имеющий веса, то зачем же ему позвоночник? Что он должен удерживать? - Пожалуйста, обещай мне, - сказала Дани, на переносице у нее появилась едва заметная морщинка, - обещай мне не называть так Бога в присутствии Кори. Я уверена, что это может оскорбить его чувства. Никлин понимающе кивнул. В творящемся в его голове сумбуре вдруг мелькнула смутная мысль, что он должен обсудить с этой женщиной, которую он полюбил всем сердцем, что-то очень и очень важное. 7 Час, проведенный в обществе управляющего Оринджфилдского отделения Банка Первого Портала, совершенно вымотал Никлина. Он терялся в догадках, почему разговоры с Диксоном Фиггом всегда так изнуряют его. Никлин был рад покинуть безмолвное серое здание банка. Чтобы прийти в себя, он решил прогуляться по парку Мамфорд. За два века, проведенных людьми на Орбитсвиле, профессия агента по продаже недвижимости сохранилась, за редким исключением, лишь в крупных городах. Никлин часто размышлял над тем фактом, что по иронии судьбы именно избыток того, с чем имела дело торговля недвижимостью, заставил ее прекратить свое существование. Клиентов, готовых выплатить за гектар больше ломаного гроша, в то время как бесплатно можно было заполучить целые континенты, теперь нельзя было и днем с огнем сыскать. Банки, всегда готовые заполнить любой коммерческий вакуум, занимались, помимо всего прочего, и немногочисленными операциями с землей. Следовательно, Фигг должен был иметь представление о том, чего хочет Никлин. Джиму очень не понравилось, что управляющий банком обращался с ним, несмотря на солидное дело, полное отсутствие долгов и неплохой счет в сорок тысяч орбов, с неодобрением и даже с плохо скрываемым презрением. Когда Никлин сообщил Фисту, что он собирается избавиться от всего своего имущества и через пару дней покинуть город, первоначальное изумление того быстро уступило место крайней подозрительности. Такая перемена столь напугала Никлина, что он сочинил целую историю о том, что его кузен, проживающий в Бичхед-Сити предложил ему заняться выгодным делом, связанным с производством вентиляционного оборудования. Фигг начал задавать вопросы, но Никлин врал все более изощренно и нагло. В конце концов, оскорбленный в своих лучших чувствах банкир закончил разговор с враждебной холодностью. Сейчас, шагая по зеленой траве парка, Никлин упрекал себя за нерешительность и мягкотелость в своем разговоре с Фиггом. Следовало разговаривать жестко и холодно, а при необходимости даже и жестоко. Когда управляющий начал свои расспросы, следовало поставить его на место каким-нибудь едким замечанием. Может быть, ему удастся сделать это следующим утром, когда он придет в банк за подписанным чеком на восемьдесят две тысячи орбов, но скорее всего, с грустью подумал Никлин, опять ничего не получится. Только в обществе Дани он обретал дерзость и уверенность в себе. Мысль, что он скоро навсегда оставит гнетущую атмосферу Оринджфилда и отправится в манящую неизвестность будущего, вызвала у Джима подъем душевных сил. Ворчливый Фигг мгновенно вылетел из головы. Никлин дважды обошел небольшой парк, стараясь дышать как можно глубже. Тем временем близилось к одиннадцати - часу, когда была назначена его встреча с Кори Монтейном. Выйдя из парка через Восточные ворота, Никлин направился вдоль Телеграф-Роу. Он шел довольно быстро, не испытывая никаких помех - людей в это сонное время на улице было немного, утреннее затишье еще не успело смениться дневной суетой. Никлин вышел на Бакборт-лейн, граничащую с городской площадью. Движение на улице было редким, и Никлин, не оглядываясь по сторонам, быстро пересек проезжую часть. Шатер, словно белый сугроб, высился в центре площади. Подойдя поближе, Никлин увидел, что место, еще вчера заполненное грузовиками, прицепами и домиками на колесах, почти пустынно. Несколько человек сидели на ступеньках платформы, занятые каким-то серьезным разговором. Никлин не стал подходить к ним ближе. Дани среди этих людей все равно не было. По не вполне понятным Джиму причинам, она решила, что им лучше не встречаться друг с другом, пока не состоится разговор с Монтейном. Никлин подошел к человеку у дерева. Голову незнакомца прикрывала огромная соломенная шляпа с обвисшими полями. Он стоял спиной к Никлину и, похоже, что-то ел. - Эй, послушайте! - окликнул его Джим. - Не могли бы вы подсказать, где я могу найти Кори Монтейна? Человек обернулся. На его черном лице сияла широченная белоснежная улыбка, в руке он держал банановое яблоко. "Наверное, это тот самый негр, о котором говорил Макси", - подумал Никлин. - Что значит "мог бы"? Разумеется, я скажу вам, где вы безусловно найдете Кори. - Тем лучше, - улыбнулся в ответ Никлин, стараясь не пялиться на него. - Да вон там. В той серебристой штуке без надписей. - Спасибо, - кивнул Джим и направился к указанному прицепу. Когда Никлин приблизился к серебристому прицепу, на пороге появился Кори Монтейн. Никлину сразу же бросилось в глаза, что Монтейн сейчас вовсе не производит впечатление обычного человека, как это было на собрании. Причина таилась в лице проповедника. Черты его лица, стандартно красивые, в то же время выглядели несколько утрированными, словно сошедшими с карикатуры. Никлину, хотя он никогда и не занимался рисунком, казалось, что смог бы легко сделать с этого лица вполне узнаваемый шарж. Совершенно правильные черты - прямой, будто по линейке вычерченный нос, квадратный подбородок, блестящие черные волосы, переходящие в короткие баки - все это требовало всего нескольких угольных штрихов. И только глаза вряд ли смог бы воспроизвести даже самый опытный портретист. Темно-серые, почти черные, глубоко посаженные, полные огня и живого интереса, они были устремлены куда-то вдаль, сквозь собеседника. Никлину проповедник понравился сразу же, и вопреки своей предвзятости он начал проникаться к нему уважением. - Я Джим Никлин, - он протянул руку. - Здравствуйте, Джим. - Рукопожатие Монтейна оказалось твердым и сдержанным. - Дани рассказывала о вас. Может, зайдем внутрь и выпьем по чашке чая? В этом стареньком прицепе нашему разговору никто не помешает, к тому же там заметно прохладнее, если, конечно, кондиционер вновь не вышел из строя. - Если он сломан, я могу его починить. - Никлин вошел вслед за Монтейном. - Причина поломки может быть в... Он осекся, увидев в центре комнаты длинный серебристый ящик. Монтейн посмотрел на него оценивающе и слегка насмешливо. - Да, это именно то, о чем вы думаете, - это гроб. Здесь временно покоится тело моей жены. Разве Дани не рассказала вам, что в моем домике несколько необычная обстановка? - Н-нет... - Наверное, испугалась, что сочтете сумасшедшим. - Монтейн кивком головы пригласил Никлина садиться. - В нашей общине мы стремимся придерживаться демократических принципов. Один из них - равенство в жилищных условиях. Но хотя в моем домике достаточно места еще для двух-трех человек, никто не выказал желания поселиться здесь. Все делают вид, что это исключительно из уважения ко мне, но в действительности причина в другом - кому охота жить рядом с гробом. Тем более, что... Никлин натянуто улыбнулся: - Думаю, таких действительно найдется немного. - Да, и людей можно понять, но я вынужден был пойти на этот Шаг. Вынужден обстоятельствами, далекими от нормальных. "Да уж, наверное". Отношение Никлина к Монтейну постепенно становилось двойственным. Первоначальное уважение не исчезло, но появились сомнения - кто в здравом уме станет таскать за собой гроб с телом своей жены? Помимо этой странности проповедника, Никлина беспокоило в нем еще что-то, но выяснять причины этого беспокойства было некогда. - Вы собираетесь сделать очень серьезный шаг, - сказал Монтейн. - И я полагаю, вы отдаете себе отчет в том, что деньги, которые вы собираетесь передать нашей общине, являются безвозмездным даром с вашей стороны. - А чем же еще они могут являться? - Я хочу сказать, что вы не становитесь совладельцем какого-то коммерческого предприятия, скажем, компании по строительству космических кораблей. Более того, вы не сможете даже в самом отдаленном будущем распорядиться своей долей денег по своему желанию. - Вы имеете в виду, что я никогда не смогу получить назад свои деньги? - Именно так. - Монтейн поставил перед Джимом две старинные фарфоровые чашки. - А ведь речь, вероятно, идет о довольно крупной сумме? - Да что там - взялся за гуж, не говори, что не дюж, - сказал Никлин с улыбкой и тут же пожалел о своей легкомысленности. - Вы ведь понимаете, что дело не только в деньгах, - серьезно сказал Монтейн, - я очень рад за вас с Дани и желаю вам обоим всяческих благ, но... - Мои чувства к Дани никогда не изменятся! Если же это случится, то я не понимаю, как перемена в моих отношениях с Дани может отразиться на нашем с вами финансовом соглашении. Никлин с некоторым удивлением отметил, что слова его звучат на редкость убедительно. Прежде пробная убедительность Джиму была совершенно не свойственна, особенно в разговорах с малознакомыми людьми. Никлин решил, что причина здесь одна - Дани. Монтейн, начавший было вскрывать банку с молочными капсулами, остановился. - Извините, Джим. Я не хотел вас обидеть и бросить тень на ваше отношение к Дани. Я верю, что вы любите друг друга, хотя для меня это и явилось большой неожиданностью. - Он помолчал. - Вы можете дать прямой ответ на прямой вопрос? - Разумеется. Монтейн отодвинул в сторону банку с молоком и в упор посмотрел на Джима. - Вы верите в Бога, Джим? Вы действительно верите в Бога и в ту миссию, которую он возложил на меня? Никлин смотрел в спокойные серые глаза проповедника и впервые в жизни осознавал, что ложь ему не поможет. Он медленно качнул головой. Неожиданно для него Монтейн широко улыбнулся. - Если бы вы сейчас солгали мне, я вышвырнул бы вас за дверь, Джим, какой бы суммы не лишилась при этом наша община. Я работаю только с теми, кого уважаю и кто, в свою очередь, уважает меня. Хотите молока? - Одну капсулу, - растерянно ответил Никлин. Монтейн вновь принялся за банку. - Я рад, что мы все выяснили, но, признаться, вы удивили меня. - Тем, что я принимаю в общину неверующего? Такие уж настали времена. Естественно, я бы предпочел общаться исключительно с последователями Господа нашего, но мир так несовершенен. Поэтому я вынужден пользоваться любым орудием, какое посылает мне Господь. Если вы войдете в наши ряды, то община получит двойную выгоду. Во-первых, ваш щедрый денежный вклад, а, во-вторых, ваши умелые руки. Дани сказала мне, что вы превосходный инженер. - Всего лишь техник и к тому же довольно посредственный. Никлин поднял свою чашку. Его опять охватило неп