есть я, император и Негри -- неделю напролет просидели в обитой зеленым шелком комнате, что в императорской резиденции в Форбарр-Султане, изучая это досье вдоль и поперек. А Иллиан тем временем скучал в коридоре, осматривая императорскую художественную коллекцию. Кстати, ты верно угадала насчет Иллиана. Он и не подозревает об истинной цели вторжения. Ты мельком видела принца. Могу лишь добавить, что ты видела его в одну из лучших минут. Возможно, когда-то Форратьер и был его учителем, но принц уже давно превзошел его. Однако если бы он имел хоть какое-нибудь представление о государственной службе, отец наверняка простил бы ему даже самые гнусные пороки. Он был неуравновешен, и окружил себя людьми, в интересах которых было сделать его еще более неуравновешенным. Достойный племянник дядюшки Юрия. После восшествия Серга на престол Гришнов намеревался править через него Барраяром. Сам Гришнов, наверное, согласен был бы подождать, но принц... Принц за последние полтора года совершил уже два покушения на своего отца. Корделия беззвучно присвистнула. -- Кажется, я начинаю понимать. Но почему нельзя было просто убрать его втихую? Уж наверное император и этот твой капитан Негри могли бы это устроить. -- Такой вариант обсуждался. Каюсь, я даже вызвался сделать это самолично, лишь бы только избежать этой... бойни. -- Он помолчал. -- Но император умирает. Он не может ждать, пока эта проблема разрешиться сама собой. Он стал просто одержим стремлением оставить дела в порядке. Проблема -- в сыне принца. Ему всего четыре. Шестнадцать лет -- слишком долгое время для регентства. Если бы Гришнов и вся его министерская партия остались незатронуты, то после гибели принца они попросту заполнили бы образовавшийся вакуум власти. Убить принца было недостаточно. Император понимал, что необходимо разгромить всю партию "ястребов", причем так, чтобы она еще целое поколение не смогла бы подняться на ноги. И вот появляюсь я, поднимаю шум из-за стратегических проблем вторжения на Эскобар. Потом разведслужба Негри добывает информацию о плазменных зеркалах -- военная разведка этими данными не располагала. Затем снова я -- с вестью о том, что преимущество внезапности потеряно. Знаешь, он ведь и это сумел отчасти скрыть. Ничего другого кроме катастрофы из этой затеи выйти не могло. А Гришнов, принц и партия войны требовали славы. Ему нужно было всего лишь отойти в сторону и позволить им ринуться навстречу своей гибели. Теперь он выдергивал траву целыми пучками. -- Так ловко все складывалось -- просто не возможно было устоять перед таким соблазном. Но риск был. Существовала вероятность, что если пустить все на самотек, то могут погибнуть все, кроме принца. Поэтому мне было поручено проследить за точным исполнением сценария. Подстрекать принца, сделать так, чтобы в нужное время он оказался на передовой. Отсюда та сцена, которую ты наблюдала в моей каюте. Я вовсе не выходил из себя. Я просто забивал последний гвоздь в его гроб. -- Тогда, видимо, вторым агентом должен был быть... главный хирург? -- Именно. -- Прелестно. -- Не правда ли? -- Он улегся на траву, устремив взгляд в лазурное небо. -- Я даже не смог стать честным убийцей. Помнишь, я как-то говорил, что собираюсь податься в политику? Кажется, я уже излечился от этих амбиций. -- А что Форратьер? Он тоже должен был погибнуть? -- Нет. Согласно первоначальному сценарию, ему предназначалась роль козла отпущения. После поражения он должен был принести императору извинения за провал -- в стиле древних японцев. Это должно было стать частью крушения партии "ястребов". Пусть даже он был ближайшим советником принца, но все же я не завидовал тому, что его ждет. И пока он измывался надо мной, я видел, как проваливается земля у него под ногами. Это сбивало его с толку. Ведь прежде ему всегда удавалось вывести меня из себя. Когда мы были помоложе, это было его излюбленным развлечением. И он не мог понять, отчего его фокусы больше не срабатывают. Взгляд Форкосигана был по-прежнему устремлен куда-то в голубую небесную высь и не встречался с ее взглядом. -- Возможно, тебя немного утешит то, что его смерть спасла множество жизней. Он бы попытался продолжать сражение гораздо дольше, спасая свою карьеру. Именно это и подкупило меня в конце концов. Я подумал, что если окажусь в нужном месте в нужное время, то смогу провести отступление гораздо лучше, чем любой другой офицер генштаба. -- Так значит, все мы были всего лишь марионетками Эзара Форбарры, -- медленно проговорила Корделия. Ее мутило. -- Я со своим караваном, ты, эскобарцы... даже старина Форратьер. Вся эта патриотическая шумиха, праведный гнев... Сплошной фарс. -- Все верно. -- Просто дрожь пробирает. Неужели принц был настолько ужасен? -- Без сомнения. Не хочу портить тебе аппетит подробностями докладов Негри... Но император сказал, что если это не будет сделано сейчас, то еще лет пять-десять мы сами будем пытаться избавиться от него, и скорее всего провалим дело и погубим всех своих друзей во всепланетной гражданской войне. За свою жизнь он был свидетелем двух таких войн. Этот кошмар неотступно преследует его. Калигула или Юрий Форбарра могут править очень долго: лучшие люди долго не решаются совершить необходимое, а худшие этим пользуются. -- Император себя не жалеет. Он перечитывал доклады снова и снова, практически выучил их наизусть. Это решение не было поспешным или необдуманным. Ошибочным -- возможно, но точно не необдуманным. Понимаешь, он не хотел, чтобы принц погиб позорной смертью. Это был последний подарок, который он мог сделать сыну. Корделия сидела неподвижно, обхватив руками колени, и старалась запечатлеть в памяти его профиль. Мягкий полуденный ветерок шелестел листвой и колыхал золотистые травы. Форкосиган повернулся к ней. -- Правильно ли я поступил, Корделия, ввязываясь в эту историю? Если бы я отказался, он просто выбрал бы кого-нибудь еще. Я всегда старался идти дорогой чести. Но что делать, когда можно выбирать только из нескольких зол? Постыдные действия, постыдное бездействие -- любой путь ведет к гибели. -- Ты просишь меня судить тебя? -- Кто-то ведь должен. -- Прости. Я могу любить тебя. Я могу скорбеть о тебе, или вместе с тобой. Я могу разделить твою боль. Но судить тебя я не могу. -- Ах. -- Он перевернулся на живот и принялся смотреть на лагерь. -- С тобой я становлюсь таким разговорчивым. Если мой мозг когда-нибудь позволит мне уйти от реальности, то я, наверное, стану очень болтливым сумасшедшим. -- А ты что, больше ни с кем так откровенно не разговариваешь? -- встревожилась она. -- Боже, конечно же нет. Ты... ты... я не знаю, что ты такое. Но ты нужна мне. Ты выйдешь за меня? Она вздохнула и положила голову на колени, накручивая травинку на пальцы. -- Я люблю тебя. Надеюсь, ты это знаешь. Но я не могу принять Барраяр. Барраяр пожирает своих детей. -- Но Барраяр -- это не только треклятая политика. Некоторые проживают целую жизнь, даже не замечая ее. -- Да, но ты не из их числа. Он сел. -- Не знаю, удастся ли мне получить визу на Колонию Бета... -- В этом году -- вряд ли. И в следующем тоже. Сейчас там всех барраярцев считают военными преступниками. Такого оживления в политической жизни у нас не было уже много лет -- все просто на ушах стоят. И потом, есть еще Комарр. -- Понятно. Значит, мне будет затруднительно получить у вас работу тренера дзюдо. И, учитывая все обстоятельства, я вряд ли смогу заняться написанием мемуаров. -- В данный момент тебе будет затруднительно избежать толпы линчевателей. Она взглянула в его мрачное лицо. Не стоило этого делать -- ее сердце тут же скрутило жестокой болью. -- Мне... все равно надо какое-то время побыть дома. Повидаться с семьей, обдумать все это в тишине. Может, найдется еще какое-нибудь решение. И потом, мы можем писать друг другу. -- Да, наверное. Он встал и помог ей подняться. -- Чем ты теперь собираешься заняться? -- спросила она. -- Тебя восстановили в звании. -- Ну, сперва я покончу со всей этой грязной работой, -- взмах руки обозначил лагерь военнопленных и, по экстраполяции, всю эскобарскую авантюру, -- а потом, наверное, поеду домой. И напьюсь. Я больше не смогу служить ему. Он растратил меня без остатка. Смерть его сына и пяти тысяч людей, сопровождавших его в ад, всегда будет стоять между нами. Форхалас, Готтиан... -- Не забывай и об эскобарцах. И нескольких бетанцах. -- Я буду помнить. -- Он шел рядом с нею по тропе. -- Тебе в лагере ничего не нужно? Я старался проследить за тем, чтобы вы были обеспечены всем, что могут предоставить наши ограниченные ресурсы, но возможно, я что-то упустил. -- Сейчас там все в порядке. Мне самой ничего особенного не нужно. Все, что нам действительно нужно, так это вернуться домой. Хотя... если подумать, то у меня есть к тебе одна просьба. -- Говори, -- с жаром выпалил он. -- Могила лейтенанта Роузмонта. Она так и не была отмечена. Возможно, я больше никогда не попаду сюда. Пока еще возможно отыскать следы нашего лагеря, не мог бы ты поручить своим людям установить над могилой табличку? Я довольно часто пролистывала личное дело Роузмонта, так что помню наизусть все номера и даты. -- Я лично прослежу за этим. -- Подожди. Он остановился, и она протянула к нему руку. Крепкие пальцы охватили ее узкую кисть; его кожа была сухой и теплой -- это прикосновение обожгло Корделию. -- Прежде чем мы снова подберем бедолагу Иллиана... Он обнял ее, и они поцеловались -- в первый раз. И навсегда. -- Ох, -- пробормотала она, когда они с великой неохотой отстранились друг от друга. -- Наверное, не стоило этого делать. Так больно, когда ты останавливаешься. -- Ну так позволь мне... -- Его рука нежно погладила ее волосы, затем отчаянно зарылась в сверкающие кудри; они снова приникли друг к другу. -- Хм... сэр? -- подходя, Иллиан громко прочистил горло. -- Вы не забыли о совещании штаба? Форкосиган со вздохом выпустил ее. -- Нет, лейтенант. Я не забыл. -- Можно поздравить вас, сэр? -- улыбнулся Иллиан. -- Нет, лейтенант. Улыбка погасла. -- Я... не понимаю, сэр. -- Это меня вполне устраивает, лейтенант. И они пошли дальше: Корделия -- спрятав руки в карманы, а Форкосиган -- сцепив их за спиной. Вечером следующего дня, когда большинство эскобарских женщин уже вылетели на катере к кораблю, который должен был отвезти их домой, у входа в их палатку появился лощеный барраярский охранник, спросивший капитана Нейсмит. -- Адмирал шлет вам свои приветствия, мэм, и хочет узнать, не желаете ли вы проверить надпись на надгробной таблички, приготовленной для вашего офицера. Она в его кабинете. -- Да, конечно. -- Корделия, Бога ради, -- прошипела лейтенант Альфреди, -- не ходите туда одна. -- Ерунда, -- нетерпеливо пробормотала Корделия в ответ. -- Форкосиган меня не съест. -- О-о? Так что ему было нужно от вас вчера? -- Я же сказала -- подготовить табличку для могилы. -- На это не требуется целых два часа. Вы хоть осознаете, как долго отсутствовали? Я видела, как он на вас пялится. А вы сами? На вас лица не было, когда вы вернулись в прошлый раз. Корделия раздраженно отмахнулась от ее возражений и последовала за исключительно вежливым охранником в пещерный склад. Наземная администрация барраярской армии разместилась в одном из боковых помещений. Здесь царила оживленно-деловая атмосфера, свидетельствующая о близости начальства. И Форкосиган действительно был здесь -- они нашли его в кабинете, на двери которого красовались его имя и звание, начертанные поверх полустертого имени его предшественника. Вокруг него у компьютерного интерфейса столпились Иллиан, капитан и коммодор -- видимо, они проводили какое-то совещание. Форкосиган приветствовал ее осторожным кивком, на который она ответила в той же манере. "Интересно, у меня такие же голодные глаза, как и у него? -- подумала она. -- Эти изящные манеры, которыми мы прикрываемся от толпы, совершенно бесполезны, если мы не научимся прятать свои глаза". -- Оно на столе секретаря, Кор... капитан Нейсмит, -- он указал на него рукой. -- Посмотрите, все ли в порядке. -- И он снова повернулся к ожидающим его офицерам. Это была простая стальная табличка барраярского военного образца; написание и даты были в полном порядке. Она провела по металлу рукой -- видно, что эта вещь сделана добротно, на века. Форкосиган закончил разговор и подошел к ней. -- Все как следует? -- О да. -- Она одарила его благодарной улыбкой. -- Вы сможете отыскать могилу? -- Да, ваш лагерь все еще заметен с воздуха, хотя еще один дождливый сезон окончательно сотрет его следы... Из-за двери донесся голос охранника, перекрывший остальной шум: -- Это вы так говорите. Почем я знаю -- может, это бомбы. Нельзя втаскивать это сюда. Второй голос отозвался: -- Он должен лично расписаться в получении. У меня такой приказ. И нечего выступать -- можно подумать, что это вы нас победили. Второй из говоривших, человек в темно-красной эскобарской форме медтехника, вошел в двери задом, ведя за собой на шнуре антигравитационную платформу, похожую на диковинный аэростат. На ней разместились емкости довольно внушительных размеров -- около полуметра в высоту, -- снабженные разнообразными датчиками и отводными клапанами. Корделия тут же поняла, что это такое, и поежилась, ощутив приступ дурноты. Форкосиган выглядел озадаченным. Техник огляделся по сторонам. -- У меня на них накладная, требующая личной подписи адмирала Форкосигана. Он здесь? Форкосиган выступил вперед. -- Я Форкосиган. Что это такое, м-м... -- Медтехник, -- шепотом подсказала Корделия. -- ...медтехник? -- плавно закончил Форкосиган, хотя, судя по его раздраженному взгляду, это была не совсем та подсказка, которой он ждал. Эскобарец кисло улыбнулся: -- Мы возвращаем их отправителям. Форкосиган обошел вокруг платформы. -- Да, но что это за штуки? -- Все ваши ублюдки, -- ответил медтехник. Корделия, видя искреннее недоумение Форкосигана, пояснила: -- Это маточные репликаторы, э-э... адмирал. Переносные, работают от собственного источника питания... хотя им ведь необходимо обслуживание? -- Каждую неделю, -- злорадно подтвердил медтехник. Он вытащил дискету. -- А вот инструкции к ним. Форкосиган явно был в ужасе. -- Но какого черта мне с ними делать? -- Думали, что заставите наших женщин отвечать на этот вопрос, а? -- язвительно ответил медтехник. -- Лично я предлагаю повесить их на шею их папашам. На каждом указан отцовский генетический код, так что будет нетрудно определить, чьи они. Распишитесь здесь. Форкосиган взял пластинку с накладной и прочитал ее дважды. Он снова обошел вокруг платформы, пересчитывая емкости с крайне встревоженным видом. Завершив круг, он остановился рядом с Корделией и пробормотал: -- Я и не думал, что они могут проделывать такое! -- У нас их используют довольно часто. -- Должно быть, они невероятно сложные. -- И дорогие. Я удивлена... Наверное, эскобарцы решили обойтись без юридических разбирательств -- имеют ли они право забрать детей вместе с матерями. Кстати, одна или две из них возражали против аборта. Это возлагает на тебя кровную ответственность. -- Казалось, ее слова вонзились в него словно пули, и Корделия пожалела, что не выразилась как-нибудь иначе. -- Они там все живые? -- Конечно. Видишь вот эти зеленые огоньки? Там и плаценты, и все остальное. Они плавают в своей зародышевой оболочке, совсем как дома. -- И шевелятся? -- Наверное. Он потер лицо, затравленно глядя на репликаторы. -- Семнадцать. Боже, Корделия, что же мне с ними делать? Хирург, конечно, мог бы... но... -- Он повернулся к своему секретарю. -- Быстро вызвать сюда главного хирурга. Он снова повернулся к Корделии и тихо спросил: -- Как долго эти штуки могут работать? -- Если необходимо -- все девять месяцев. -- Могу я получить расписку, адмирал? -- громко произнес медтехник. -- Меня ждут другие дела. -- Он с любопытством покосился на Корделию в ее оранжевой пижаме. Форкосиган, по-прежнему загипнотизированный платформой с емкостями, рассеянно нацарапал свое имя внизу документа, поставил отпечаток большого пальца и вернул накладную обратно. Поддавшись нездоровому любопытству, Корделия тоже обошла платформу кругом, исследуя показания датчиков. -- Похоже, самому младшему из них семь недель. А старшему уже четыре с лишним месяца. Видимо. был зачат в самом начале войны. -- Но что же мне с ними делать? -- пробормотал он снова. Она никогда еще не видела его таким потерянным. -- А что вы обычно делаете с внебрачными детьми солдат? Наверняка подобные случаи бывали и раньше, хоть и при несколько иных обстоятельствах. -- У нас обычно избавляются от ублюдков посредством аборта. Но в данном случае это уже сделано... в каком-то смысле. Столько беспокойства... Они ожидают, что мы будем поддерживать их жизнь? Плавающие зародыши... дети в банках... -- Ну, не знаю. -- Корделия задумчиво вздохнула. -- Подумать только, до чего категорично все отвергли этих маленьких человеков! А ведь если бы не милость божья и не вмешательство сержанта Ботари, один из этих ребят мог бы быть моим и Форратьера. Или, если уж на то пошло, моим и Ботари. Форкосиган прямо-таки позеленел при мысли об этом. Понизив голос почти до шепота, он взмолился: -- Но что я... что бы ты хотела, чтобы я с ними сделал? -- Ты просишь меня отдать распоряжение? -- Я никогда... Корделия, ну пожалуйста... какое достойное... Да, наверное, это настоящий шок: вдруг обнаружить, что ты забеременел, причем семнадцать раз единовременно... и это в его-то возрасте. Она подавила вспышку черного юмора -- ведь он явно пребывал в растерянности -- и сжалилась над ним: -- Наверное, ты должен взять их под свою опеку. Я понятия не имею, что повлечет за собой это решение, но... ты же расписался за них. Он вздохнул. -- Верно. В каком-то смысле, я дал слово, -- Почувствовав себя в привычной колее, он быстро вернул себе душевное равновесие. -- Фактически, дал слово Форкосигана. Хорошо. Цель определена, план атаки намечен -- можем начинать действовать. Вошедший хирург просто остолбенел при виде плавающей платформы. -- Что за черт? А, кажется знаю. Хотя никогда не думал, что мне доведется увидеть такую штуку... -- С какой-то истинно технарской страстью он провел рукой по одной из емкостей. -- Это наши? -- Видимо, все наши, -- ответил Форкосиган. -- Их прислали эскобарцы. Доктор хмыкнул: -- Какой циничный жест с их стороны. Хотя, наверное, эскобарцев можно понять... Но почему бы просто не выплеснуть их? -- Возможно, из-за некоего совершенно невоенного представления о ценности человеческой жизни, -- запальчиво проговорила Корделия. -- Оно существует в некоторых культурах. Хирург удивленно поднял бровь, но, заметив полную серьезность своего командира, решил не ввязываться в спор. -- Вот инструкции к ним. -- Форкосиган передал ему диск. -- О, замечательно. Можно мне освободить один и разобрать на части? -- Нет, нельзя, -- холодно ответил Форкосиган. -- Я дал слово... слово Форкосигана, что о них позаботятся. Обо всех. -- Как они ухитрились втянуть вас в это? Ну ладно, может, я заполучу его позже... -- Он вернулся к осмотру мерцающей огоньками техники. -- Есть ли у вас оборудование, чтобы справиться с проблемами, которые могут возникнуть? -- спросил Форкосиган. -- Дьявольщина, конечно же нет. Такое есть только в императорском госпитале. Хотя у них там нет акушерского отделения. Но готов поспорить, что исследовательская лаборатория будет счастлива заполучить этих крошек... Сбитая с толку Корделия не сразу поняла, что он имеет в виду маточные репликаторы, а вовсе не их содержимое. -- Их необходимо обслуживать раз в неделю. Вы сможете сделать это здесь? -- Не думаю... -- Хирург вставил диск в компьютер на столе секретаря и начал пролистывать содержимое. -- Здесь, наверное, километров десять этих инструкций... Угу. Нет. Этого у нас нет... Нет. Очень жаль, адмирал. Боюсь, на этот раз вам придется отказаться от своего слова. Форкосиган хищно оскалился, что отнюдь не напоминало улыбку: -- Вы помните, что случилось с последним человеком, заставившим меня нарушить свое слово? Улыбка хирурга погасла. -- Тогда вот вам мой приказ, -- продолжил Форкосиган безапелляционным тоном. -- Через полчаса вы лично отправляетесь с этими... штуками на скоростной курьерский корабль. Он прибудет в Форбарр-Султану менее чем через неделю. Вы поедете в императорский госпиталь и любыми путями добудете оборудование и специалистов, необходимых для... завершения проекта. Если понадобится, добейтесь особого императорского приказа. Напрямую, не через обычные каналы. Я уверен, что наш общий друг Негри не откажется выслушать вас. Проследите за тем, чтобы их установили и обслужили, а потом сразу же доложите мне. -- Мы не успеем долететь за неделю! Даже на курьерском корабле! -- -- С ускорением на шесть пунктов выше максимально допустимого вы уложитесь в пять дней. Если инженеры отладили все как следует, то двигателям грозит опасность взорваться только при восьми пунктах свыше нормы. Так что это совершенно безопасно. -- Он обернулся к своим офицерам: -- Куэр, соберите, пожалуйста, экипаж курьерского корабля. И соедините меня с их капитаном, я хочу лично его проинструктировать. Коммодор Куэр изумленно вскинул брови, но отправился выполнять приказ. Хирург понизил голос, метнув взгляд на Корделию: -- Бетанская сентиментальность в действии, сэр? Вам не кажется, что это немного неуместно на императорской службе? Форкосиган улыбнулся и сузил глаза. -- Бетанское неподчинение, доктор? -- произнес он, копируя тон хирурга. -- Будьте любезны направить свою энергию на исполнение приказов, а не на сочинение отговорок. -- Черт, да ведь гораздо легче просто открыть крышки. Что вы собираетесь делать с ними, когда они... завершатся, или как там это называется? Кто возьмет на себя ответственность за них? Мне понятно ваше желание произвести впечатление на подружку, но подумайте о будущем, сэр! Форкосиган сдвинул брови и глухо зарычал. Хирург отшатнулся. Форкосиган замаскировал рычание кашлем и сделал глубокий вдох. -- Это моя проблема. Мое слово. Ваша ответственность на этом закончится. Двадцать пять минут, доктор. Если прибудете вовремя, то я позволю вам лететь внутри катера. -- Он оскалил зубы в неприкрыто агрессивной усмешке. -- Когда установите их в госпитале, можете взять увольнение на три дня, если захотите. Хирург, неохотно сдаваясь, пожал плечами и пошел укладываться. Корделия проводила его полным сомнения взглядом. -- Думаешь, он остынет? -- Да, ему просто нужно дать время рассмотреть проблему с другой стороны. По прибытии в Форбарр-Султану он уже будет вести себя так, будто этот проект был его личной идеей и он сам изобрел... маточные репликаторы. -- Взгляд Форкосигана снова обратился к плавающей платформе. -- Вот проклятущие штуковины... Вошел охранник. -- Прошу прощения, сэр, но пилот эскобарского катера спрашивает капитана Нейсмит. Они готовы к вылету. Возникший на коммуникационном мониторе Куэр отрапортовал: -- Сэр, капитан курьерского корабля на линии. Корделия глянула на Форкосигана с беспомощной досадой -- "ну что тут поделаешь!", -- и он едва заметно покачал головой, соглашаясь с нею; затем оба молча вернулись к исполнению своих обязанностей. Она размышляла над последним выпадом доктора. "А нам казалось, что мы так осторожны! Нам определенно нужно что-то делать с нашими чересчур откровенными глазами". ГЛАВА 12 Корделия летела домой вместе с двумястами других пассажиров, по большей части эскобарцев, на спешно переоборудованном для этих целей таукитянском пассажирском лайнере. Бывшие военнопленные коротали время, делясь воспоминаниями и обмениваясь впечатлениями о пережитом -- этими сеансами, как она довольно быстро сообразила, исподволь руководили многочисленные психоофицеры, присланные эскобарцами вместе с кораблем. Вскоре ее молчание стало выделяться на общем фоне, и Корделия научилась распознавать ненавязчивые приемы сгона пациентов на якобы импровизированные сессии групповой терапии, и увиливать от них. И это еще не все. Она обнаружила, что за ней тихо, но неотвязно следует яснолицая молодая женщина по имени Ирен, которой, по всей видимости, поручили заняться ею. Она появлялась рядом с ней в столовой, в коридорах, в комнатах отдыха, всегда с новым предлогом для начала беседы. Корделия по возможности избегала ее, а когда ей это не удавалось, то она ловко (а порой и грубо) переводила разговор на другие темы. Через неделю девушка растворилась в толпе, но, вернувшись однажды в свою каюту, Корделия обнаружила, что ее прежнюю соседку сменила новая: сдержанная пожилая женщина с твердым взглядом, одетая в гражданский костюм; она была не из числа бывших военнопленных. Корделия улеглась на кровать и угрюмо наблюдала, как та распаковывает вещи. -- Привет, я -- Джоан Спрейг, -- жизнерадостно представилась женщина. Ладно, пора расставить точки над "i". -- Добрый день, доктор Спрейг. Думаю, я не ошибусь, если предположу, что вы босс Ирен? Спрейг помолчала. -- Вы совершенно правы. Но я бы предпочла, чтобы наше общение было непринужденным. -- Нет, все несколько иначе. Вы предпочитаете, чтобы оно выглядело непринужденным. Это разные вещи. -- Вы очень интересная личность, капитан Нейсмит. -- Ну, скорее, это больше относится к вам, чем ко мне. Предположим, я соглашусь поговорить с вами. Вы отзовете остальных своих ищеек? -- Я здесь для того, чтобы слушать вас -- но только тогда, когда вы будете готовы говорить. -- Ну так спрашивайте меня. Давайте побыстрее покончим с этим и успокоимся наконец. -- "Мне бы действительно не мешало бы подлечиться, -- тоскливо подумала Корделия. -- Я чувствую себя так паршиво..." Спрейг уселась на кровать, на губах мягкая улыбка, в глазах -- пристальное внимание. -- Я хочу помочь вам вспомнить, что произошло с вами в то время, пока вы были в плену на барраярском флагмане. Какими бы ужасными ни были эти воспоминания, осознать их -- значит сделать первый шаг к исцелению. -- Э-э, кажется. у нас противоположные намерения. Я с необычайной ясностью помню все, что со мной произошло в то время. Мне не составляет никакого труда довести происшедшее до своего сознания. Чего бы я хотела, так это забыть обо всем хоть ненадолго, чтобы спокойно спать по ночам. -- Понятно. Продолжайте. Почему бы вам не рассказать о том, что с вами произошло? Корделия вкратце пересказала события, начиная с момента нуль-перехода от Колонии Бета и вплоть до убийства Форратьера, но оборвала рассказ перед появлением Форкосигана, проговорив неопределенно: -- Потом я пару дней пряталась по закоулкам корабля, но в конце концов меня поймали и снова заперли на гауптвахте. -- Ясно. Стало быть, вы не помните, как вас пытал и насиловал адмирал Форратьер, и не помните, как вы убили его. -- Меня не пытали. И я его не убивала. По-моему, я довольно ясно это объяснила. Доктор печально покачала головой. -- Мне сообщили, что барраярцы дважды забирали вас из лагеря. Вы помните, что с вами тогда происходило? -- Да, конечно. -- Можете рассказать об этом? -- Нет, -- уперлась Корделия. Для эскобарцев тайное политическое убийство принца ничего не значит -- едва ли они могут ненавидеть барраярцев сильнее, чем ненавидят сейчас. Но даже простой намек об этом способен разрушить хрупкий гражданский мир Барраяре. Беспорядки, армейские мятежи, свержение императора -- и это будут еще цветочки в сравнении с тем, что может случиться дальше. Если на Барраяре разразится гражданская война, разве Форкосиган не может погибнуть в ней? "Господи, пожалуйста, -- устало думала Корделия, -- не надо больше смертей..." Спрейг выглядела чрезвычайно заинтересованной. Корделия почувствовала себя загнанной в ловушку и попыталась загладить свою оплошность. -- Один из моих офицеров погиб во время бетанской экспедиции на эту планету... надеюсь, вы знаете об этом? -- Врач кивнула. -- По моей просьбе было изготовлено надгробие на его могилу. Вот и все. -- Я понимаю, -- вздохнула Спрейг. -- У нас тут был еще один случай вроде вашего. Девушка тоже была изнасилована Форратьером, или кем-то из его людей, а барраярские медики подчистили ей память. Полагаю, они пытались уберечь его репутацию. -- О, кажется, я встречалась с ней на флагмане. И еще она была в моей палатке, правильно? Спрейг сделала неопределенный жест в знак того, что это профессиональная тайна, однако удивление, мелькнувшее ее в глазах, подтвердило догадку Корделии. -- Вы правы насчет нее, -- продолжала Корделия. -- И я рада, что она получает необходимую помощь. Но со мной вы ошибаетесь. И относительно репутации Форратьера вы тоже заблуждаетесь. Единственная причина, по которой разошлась эта дурацкая история обо мне, кроется в том, что в глазах большинства быть убитым слабой женщиной еще позорнее, чем собственным солдатом. -- Одних только физических доказательств, полученных при медосмотре, достаточно, чтобы усомниться в этом, -- сказала Спрейг. -- Какие еще доказательства? -- оторопела Корделия. -- Доказательства пыток, -- ответила врач с мрачным, даже несколько разгневанным видом. Корделия сообразила, что этот гнев направлен не на нее. -- Что? Меня не пытали! -- Пытали. И подтерли вам память -- блестящая работа. Какая гнусность... Но они не смогли скрыть следов физических повреждений. Вам известно, что у вас была сломана рука, переломано два ребра, что у вас многочисленные синяки на шее, ушибы на голове, на руках -- вообще на всем теле? А биохимический анализ свидетельствует о крайнем стрессе, сенсорном голодании, значительной потере веса, нарушениях сна, избытке адреналина... мне продолжать? -- Ах, -- сказала Корделия. -- Это. -- "Ах, это"? -- повторила доктор, вскинув бровь. -- Это я могу объяснить, -- поспешно заверила ее Корделия. Она коротко рассмеялась. -- В некотором смысле вина за это лежит на вас, эскобарцах. Во время отступления я находилась в тюремной камере на флагмане. Корабль был подбит -- и все в нем встряхнуло, как камушки в банке, включая и меня. Вот откуда у меня переломы и все остальное. Доктор сделала пометку в блокноте. -- Очень хорошо. Действительно превосходная работа. Искусная. Но недостаточно искусная -- переломы у вас были в разное время. -- Ох, -- сказала Корделия. Как же объяснить историю с Ботари, не упоминая каюту Форкосигана? "Один мой друг пытался меня задушить..." -- Мне бы хотелось, чтобы вы подумали о возможности медикаментозной терапии, -- осторожно проговорила доктор Спрейг. -- Барраярцы проделали с вами огромную работу по сокрытию -- даже более капитальную, чем с другой девушкой, а для нее понадобилось чрезвычайно глубокое прощупывание. Думаю, в вашем случае это еще более необходимо. Но нам нужно ваше добровольное сотрудничество. -- Слава Богу. Корделия откинулась на койку и накрыла лицо подушкой, размышляя о медикаментозной терапии. От подобных мыслей у нее леденела кровь. Интересно, думала она, сколько времени можно вытерпеть, подвергаясь глубинному поиску несуществующих воспоминаний, прежде чем начнешь выдумывать их в соответствии с требованиями? Или еще хуже: первое же прощупывание извлечет на свет божий то, что занимает все ее мысли -- ее затаенную боль, душевные раны Форкосигана... Она вздохнула, сняла с лица подушку, прижала ее к груди и открыла глаза. Над ней с озабоченным видом стояла доктор Спрейг. -- Вы все еще здесь? -- Я всегда буду здесь, Корделия. -- Этого... этого я и боялась. После этого Спрейг больше ничего не смогла из нее вытянуть. Теперь Корделия не давала себе заснуть, опасаясь, что может заговорить или быть допрошена во сне. Она лишь позволяла себе ненадолго вздремнуть, вскакивая от любого шороха -- например, когда ее соседка выходила ночью в туалет. Корделия не испытывала восхищения по поводу тайных целей Эзара Форбарры, но они, по крайней мере, были уже достигнуты. Мысль о том, что все принесенные жертвы могут оказаться бессмысленными, преследовала ее. Она приняла твердое решение не допустить, чтобы из-за нее стала напрасной гибель всех солдат Форкосигана -- да, даже Форратьера и коменданта лагеря. К моменту прибытия на Эскобар Корделия была куда более измотана и издергана, чем в начале полета; она буквально балансировала на грани нервного срыва, мучилась головной болью, бессонницей, непонятной дрожью в левой руке и легким заиканием. Перелет от Эскобара до Колонии Бета прошел гораздо легче. Он занял всего четыре дня, поскольку Корделия летела на скоростном курьерском корабле -- к ее глубочайшему изумлению, присланном специально за ней. Она посмотрела новости по головиду в своей каюте. Корделия смертельно устала от войны, но, случайно наткнувшись на упоминание о Форкосигане, она не устояла и решила узнать, каково общественное мнение насчет его роли в конфликте. Она с ужасом обнаружила, что его сотрудничество со следователями Межзвездной судебной комиссии привело к тому, что бетанская и эскобарская пресса в один голос обвинили его в плохом обращении с пленными, словно он отвечал за это с самого начала. Заодно припомнили и старую ложь о Комарре. Корделию взбесила несправедливость всего этого, и она с отвращением бросила смотреть новости. Наконец они вышли на орбиту Колонии Бета, и Корделия принялась осаждать навигаторов просьбами показать ей родную планету. -- Вот наконец и наша старая песочница. -- жизнерадостно проговорил капитан, включая для нее обзор. -- За вами выслали катер, но над столицей сейчас буря, так что он слегка задерживается. Придется подождать, пока ветер утихнет, чтобы можно было отключить силовые экраны в порту. -- Думаю, лучше я позвоню маме уже из космопорта, -- сказала Корделия. -- Сейчас она, наверное, еще на работе -- незачем ее дергать. Больница недалеко от порта. Я посижу там, расслаблюсь, выпью чего-нибудь, пока у ее не кончится смена -- тогда она за мной и заедет. Капитан как-то странно на нее посмотрел. -- Хм... ну да. Катер прибыл незамедлительно. Корделия пожала всем руки, поблагодарила экипаж за поездку и перешла на катер. Стюардесса катера встретила ее со стопкой одежды в руках. -- Что это? Боже мой, да ведь это новая форма Экспедиционного корпуса! Наконец-то! Что ж, лучше поздно чем никогда. -- Почему бы вам не надеть ее прямо сейчас, -- предложила стюардесса, широко улыбнувшись. -- Почему бы и нет. -- Все последнее время она носила эскобарскую военную форму, и та уже успела порядком ей надоесть. Она развернула небесно-голубую ткань, увидела сияющие черные высокие сапоги и рассмеялась. -- Бога ради, зачем ботфорты? На Колонии Бета лошадь встретишь разве что в зоопарке. Хотя, надо признать, смотрятся они дьявольски шикарно. Обнаружив, что других пассажиров на катере нет, Корделия переоделась прямо в салоне. Стюардессе пришлось помочь ей натянуть ботинки. -- Того, кто их придумал, надо бы заставить лечь в них спать, -- пробурчала Корделия. -- А может, он в них и спит. Катер начал снижаться, и она поспешила к иллюминатору, горя желанием поскорее увидеть свой родной город. Наконец рыжеватая дымка рассеялась, и они аккуратно спустились к космопорту и подрулили к посадочному узлу. -- Похоже, тут сегодня куча народу. -- Да, президент собирается произнести речь, -- сказала стюардесса. -- Это так волнительно. Хоть я за него и не голосовала. -- Душка Фредди смог собрать такое количество публики на какую-то свою речь? Тем лучше. Я смогу затеряться в толпе. Эта форма такая яркая, а мне сегодня хотелось бы остаться невидимой. -- Она явственно ощущала, как на нее наваливается смертельная усталость, и гадала, как долго эта слабость продлится. Пусть доктор Спрейг и заблуждалась относительно фактов, но в принципе была права; Корделии еще предстоит расплатиться с эмоциональным долгом, который до поры до времени таился, свернувшись узлом где-то в животе. Двигатели катера в последний раз взвыли и замолкли. Корделия встала и неловко попрощалась с улыбчивой стюардессой. -- Надеюсь, меня там не поджидает встречающая д-делегация? Сказать по правде, я вряд ли смогу вынести это сегодня. -- Вам помогут, -- заверила ее стюардесса. -- Вот он идет. В катер, сияя широкой улыбкой, вошел человек в цивильном саронге. -- Здравствуйте, капитан Нейсмит, -- поприветствовал ее он. -- Я Филипп Гоулд, пресс-секретарь президента. -- Корделия была потрясена: пресс-секретарь -- должность на уровне кабинета министров. -- Для меня большая честь познакомиться с вами. В этот момент она явственно ощутила, как под ней разверзается пропасть. -- Вы, часом, не затеяли там какой-нибудь цирк? Я п-просто хочу попасть домой. -- Ну, президент запланировал выступление. И у него есть кое-что для вас, -- добавил он ласково, словно обещая ребенку конфету в обмен на хорошее поведение. -- На самом деле, он надеялся на несколько совместных выступлений с вами, но это мы можем обсудить позднее. Конечно, мы не думаем, что героиня Эскобара может испытывать страх перед большой аудиторией, но на всякий случай мы заготовили для вас несколько реплик. Я постоянно буду рядом с вами и подскажу, что делать. -- Он протянул ей портативный считыватель. -- Постарайтесь выглядеть удивленной, когда будете выходить из катера. -- Я и вправду удивлена. -- Она пробежала глазами текст речи. -- Это п-просто ворох лжи! Гоулд выглядел встревоженным. -- У вас всегда был этот небольшой дефект речи? -- осторожно спросил он. -- Н-нет, это сувенир от эскобарской психослужбы и п-прошлой войны. Но кто с-сочинил всю эту ч-чушь? -- Ей сразу же бросилась в глаза строчка "трусливый адмирал Форкосиган и его шайка бандитов". -- Форкосиган -- храбрейший человек из всех, с кем мне доводилось встречаться. Гоулд крепко взял ее за руку повыше локтя и повел к выходу из катера. -- Нам пора идти, чтобы попасть в выпуск новостей. Может, вы просто пропустите этот пассаж, ладно? А теперь улыбайтесь. -- Я хочу увидеться с матерью. -- Она с президентом. Все, выходим. У выхода из катера их встретила плотная толпа людей, вооруженных съемочным оборудованием. Все они разом начали выкрикивать вопросы. Корделия затрясло: волны дрожи возникали где-то внизу живота и разбегались по всему телу. -- Я никого из них не знаю, -- прошипела она Гоулду. -- Не останавливайтесь, -- прошипел он в ответ сквозь улыбку, которая не покидала его лица. Они поднялись на превращенный в трибуну балкон, с которого открывался вид на огромный вестибюль космопорта. Зал был набит ярко одетыми и празднично настроенными людьми. Они расплывались перед глазами Корделии. Наконец она различила в толпе знакомое лицо -- свою мать, улыбающуюся и плачущую одновременно. Корделия бросилась к ней в объятия, к восторгу прессы, поспешившей запечатлеть эту трогательную сцену. -- Вытащи меня отсюда побыстрее, -- горячо зашептала она на ухо матери. -- У меня сейчас начнется истерика. Мать чуть отстранилась, не понимая, продолжая улыбаться. Затем ее сменил брат Корделии, за спиной которого взволнованно и горд