нется. Достаточно ли ее у вас? Ее губы сжались: -- Конечно, да. Но что потом? По-моему, вы не все продумали ночью. Полагаете, лорд Дондо так просто и сдастся и на том все и кончится? Он покачал головой. -- Если они прибегнут к силе -- брак будет считаться недействительным, и все это знают. Держитесь за эту мысль. В ее глазах застыли горе и безнадежность. -- Вы не понимаете. Так продолжалось до полудня, а потом в покои принцессы прибыл Дондо собственной персоной, чтобы добиться хотя бы подобия согласия на брак. Двери в гостиную оставались открытыми, но стоявшие возле них вооруженные охранники Дондо удерживали Кэсерила снаружи, а Бетрис и Нан ди Врит -- внутри. Кэсерил не разобрал и трети того, о чем громким яростным шепотом спорили толстый придворный и янтарноволосая девушка, но в конце концов Дондо удалился с выражением жестокой удовлетворенности на лице, а Исель впилась пальцами в подоконник, почти задыхаясь от бешенства и ужаса. Затем она прижалась к Бетрис и выдавила: -- Он сказал... если я не соглашусь, то он все равно возьмет меня. Я сказала, что Орико не позволит ему изнасиловать свою сестру. А он спросил: "Почему нет? Он же позволил нам насиловать его жену..." Когда рейна Сара так и не забеременела, а Орико оказался неспособен зачать бастарда, несмотря на все то множество леди, девушек и шлюх, что они ему приводили, Джироналы склонили его к согласию допустить их в спальню рейны. Дондо сказал, что он и его брат занимались этим каждую ночь в течение года -- оба одновременно или по очереди, пока она не пригрозила покончить с собой. Он сказал, что будет танцевать на мне до тех пор, пока в моем животе не завяжется плод, а если я попробую своевольничать, то он покажет, каким суровым мужем может быть. Она моргнула полными слез глазами, взглянув на Кэсерила, и стиснула зубы, чтобы не разрыдаться. -- Он сказал, что живот у меня будет огромным, потому что я маленького роста. Как думаете, Кэсерил, сколько смелости мне понадобится для простого "нет"? И что будет, когда из этой смелости ничего не выйдет? Совсем, совсем ничего?! "Я думал, что единственное место, где из смелости ничего не выходит, -- это рокнарские галеры. Я был неправ". Он тяжело вздохнул: -- Не знаю, принцесса. Измученная и отчаявшаяся, Исель объявила пост и принялась молиться. Нан и Бетрис помогли установить в ее покоях переносной алтарь и собрали все символы леди Весны, чтобы украсить его. Кэсерил, неотступно сопровождаемый двумя гвардейцами, спустился в Кардегосс и нашел цветочницу, торговавшую искусственно выращенными фиалками -- ведь был совсем не сезон для этих цветов. Вернувшись, он поставил их в вазочку на алтаре. Он почувствовал себя таким глупым и никчемным, когда принцесса, благодаря, уронила слезинку на его руку. Отказываясь от еды и питья, она лежала, распростершись на полу, посылая богам глубочайшую мольбу -- совсем как рейна Иста, когда Кэсерил впервые увидел ее в зале предков замка провинкары. Сам Кэсерил часами бродил по Зангру, пытаясь придумать хоть что-нибудь, но в голову шли только ужасные, жуткие мысли. Позднее тем же вечером леди Бетрис вызвала его в приемную рядом с кабинетом и сказала: -- Я придумала! Кэсерил, научите меня, как убить человека ножом. -- Что? -- Охранники Дондо слишком хорошо знают вас, чтобы не подпускать близко, но я буду рядом с Исель утром в день ее свадьбы, как свидетельница клятв. От меня никто не ожидает ничего подобного. Я спрячу нож за корсаж. Когда Дондо приблизится и наклонится, чтобы поцеловать ей руку, я успею ударить его два-три раза, пока меня остановят. Но я не знаю, куда нужно бить, чтобы попасть наверняка. Понимаю, что в шею, но куда именно? -- она достала из складок юбки огромный кинжал и протянула Кэсерилу. -- Покажите мне. Мы потренируемся, пока у меня не начнет получаться ловко и быстро. -- О боги! Леди Бетрис! Оставьте этот безумный план! Они тут же скрутят вас -- а потом повесят! -- Важно лишь то, что сначала я убью Дондо. Потом я с радостью пойду на виселицу. Я поклялась охранять Исель ценой моей жизни. Вот так, -- ее карие глаза горели на бледном лице. -- Нет, -- твердо ответил Кэсерил, отобрав нож. Интересно, где она его добыла? -- Это не женское дело. -- Я бы сказала, что это дело того, у кого есть шанс его осуществить. У меня шансов больше. Научите меня! -- Нет, погодите... подождите немного. Я... я попробую что-нибудь предпринять, может быть, что-то и получится. -- Вы можете убить Дондо? Исель молится леди о смерти, своей или Дондо, не важно -- лишь бы кто-то из них умер до свадьбы. Но мне важно, кто именно умрет. Это должен быть Дондо. -- Полностью согласен. Подождите, леди Бетрис. Просто подождите немного. Посмотрим, что я могу сделать. "Если боги не ответят на ваши молитвы, леди Исель, я попробую сделать это за них". 11 День накануне свадьбы Кэсерил провел, выслеживая Дондо в коридорах Зангра, словно кабана в каменном лесу, но ему так и не удалось приблизиться к нему на достаточное расстояние. Во второй половине дня Дондо вернулся во дворец Джироналов в городе, в который -- ни через стены, ни через ворота -- Кэсерил проникнуть не смог. После второй неудачной попытки пробраться во двор, головорезы ди Джиронала вышвырнули его на улицу, сильно избив. Пока один держал настырного секретаря, остальные наносили удары по голове, груди, животу, и в Зангр Кэсерил возвращался, шатаясь как пьяный и опираясь рукой на стены. Гвардейцы рея, от которых ему удалось улизнуть на улицах Кардегосса, отыскали его как раз вовремя, чтобы полюбоваться на сцену избиения и проследить за тем, как он ковыляет обратно. Они ни во что на вмешивались, видимо, подчиняясь приказу. В приступе внезапного вдохновения Кэсерил направился к тайному подземному ходу, соединявшему Зангр и дворец Джироналов, ранее принадлежавший лорду ди Льютесу. Одни говорили, что Иас и ди Льютес пользовались им ежедневно для проведения совещаний, другие -- что еженощно, для любовных свиданий. Как выяснилось, туннель теперь был столь же тайным, как и главная улица Кардегосса. С обоих концов стояла стража, двери были заперты. Попытки подкупить стражников навлекли на голову Кэсерила проклятия и ругань, а также угрозу еще одного избиения. "Ну и убийца же из меня", -- горько подумал он, добравшись до своей комнаты и со стоном рухнув на кровать. В голове словно стучал молот, все тело болело. Какое-то время Кэсерил лежал, не в силах пошевелиться, затем, собравшись с духом, встал и зажег свечи. Ему следовало бы подняться наверх и повидать своих подопечных, но он боялся, что не выдержит их слез. А также того, что последует за его признанием в своей неудаче, -- новых просьб Бетрис. Ведь если он не смог сам убить Дондо, какое право он имеет отказывать ей в ее шансе? "Я бы с радостью отправился к праотцам, лишь бы не допустить завтрашнего кошмара..." "Ты действительно так думаешь?" Он выпрямился. Ему вдруг показалось, что последнюю фразу произнес не он. Язык слегка шевелился за губами -- как бывало обычно, когда Кэсерил бормотал что-то себе под нос. "Да". Он кинулся к изножью кровати и, упав на колени, резким движением откинул крышку сундука. Почти зарывшись в аккуратно сложенные, пахнувшие отпугивающими моль травами одежды, он вытащил доставшиеся ему от покойного торговца шерстью плащ и мантию. Развернув теплую коричневую ткань, он достал книжку с зашифрованными записями, которые так до конца и не разобрал, поскольку срочная необходимость в этом отпала после бегства судьи Вриза. Отдавать записи в храм было уже как-то неловко -- потребовались бы объяснения задержки. Кэсерил судорожно открыл книжку и зажег еще свечей. "Осталось мало времени". Он не разобрал около трети дневника. "Забудь ты обо всех этих неудачных опытах! Переходи-ка сразу к последним страницам, чего ждать?" Отчаяние, владевшее торговцем, сквозило даже через плохо зашифрованный дартакан и обретало формы ясного и простого решения. Вот он -- ответ! Отвергнув все свои предыдущие измышления и странные эксперименты, он в конце концов обратился не к магии, а к обычной молитве. Крыса и ворон -- только чтобы донести мольбы богу, свечи -- чтобы осветить их путь, травы -- чтобы укрепить собственнное сердце. Он отказался от своей воли, полностью положившись на волю высших сил. "Помоги мне. Помоги мне. Помоги мне!" Это были последние занесенные в книгу слова. "У меня получится", -- изумленно подумал Кэсерил. А если нет... тогда придет черед Бетрис и ее ножа. "Я не проиграю эту игру. Я потерпел поражение практически во всем, за что только брался в жизни. Я не могу проиграть смерть". Спрятав книгу под подушку и заперев за собой дверь, Кэсерил отправился на поиски пажа. Он выбрал сонного мальчика, ожидавшего в коридоре окончания ужина в банкетном зале Орико, где отсутствие Исель породило множество разговоров -- и не только шепотом, поскольку первые люди государства тоже отсутствовали: Орико продолжал скрываться в лесу, а Джироналы устроили пирушку у себя во дворце. Кэсерил выудил из кошелька золотой и поднес его к лицу, улыбаясь через образовавшийся между большим и указательным пальцами кружок. -- Эй, мальчик, хочешь заработать реал? В Зангре пажи быстро делались смышлеными; реал -- достаточно крупная сумма, чтобы можно было купить на нее некоторые интимные услуги у тех, кто ими торгует. Но и достаточно настораживающая для тех, кто не рискует играть в подобные игры. -- Что я должен сделать, милорд? -- Поймай мне крысу. -- Крысу, милорд? Зачем? Ах да. Зачем. "Да затем, что она потребуется мне в обряде смертельной магии против второго по могуществу лорда Шалиона, конечно!" Нет, не годится. Кэсерил оперся плечами о стену и доверительно улыбнулся. -- Когда я был в крепости Готоргет во время ее осады три года назад -- ты знаешь, что я был ее комендантом?., так вот, пока наш бравый генерал не продал ее, мы научились есть крыс. Маленькие вкусные зверюшки, если, конечно, сумеешь наловить достаточно много. И я очень скучаю по вкусу хорошо поджаренного на свече бедрышка. Поймай мне большую жирную крысу и получишь еще один реал, -- Кэсерил уронил монету в руку пажа и облизнулся, представляя, каким безумцем должен сейчас выглядеть. Паж слегка попятился. -- Ты знаешь, где моя комната? -- Да, милорд. -- Принеси ее туда. В мешке. И чем скорее, тем лучше -- я голоден, -- Кэсерил развернулся и удалился, смеясь. Не притворяясь, а действительно смеясь. Странное, дикое веселье переполняло его сердце, пока он не поднялся к себе и не сел обдумывать свои дальнейшие действия -- свою темную молитву, свое самоубийство. Была ночь, ночью вороны не прилетят к его окну, сколько бы прихваченного с собой хлеба он им ни накрошил. Он повертел хлеб в руках. Вороны гнездились под крышей башни Фонсы. Если они не полетят к нему -- он сам полезет к ним. Вскарабкается по крышам. Поскальзываясь в темноте? А потом обратно в комнату с трепыхающимся свертком под мышкой? Нет. Под мышкой он понесет крысу в мешке. Если ему суждено будет умереть там, под полуразрушенной крышей, то проделывать обратный путь уже не придется. Да и смертельная магия ведь уже однажды сработала там, не так ли? Она удалась деду Исель. Вдруг дух Фонсы протянет руку помощи и грешному солдату его внучки? Башня посвящена Бастарду и его животным, а ночь -- особое время для этого бога, особенно дождливая полночь. Тело Кэсерила никто не найдет и не похоронит. На его останках будут пировать вороны, поминая своего сородича, -- достойная цена за жизнь бедняги. Животные невинны, даже жадные вороны; эта невинность делает их всех немного святыми. Расторопный паж с шевелящимся мешком в руках обернулся значительно быстрее, чем смел надеяться Кэсерил. Он проверил содержимое -- толстая, сердито шипевшая крыса весила почти полтора фунта -- и заплатил еще один реал. Паж спрятал монету в карман и зашагал прочь, оглядываясь через плечо. Кэсерил затянул мешок и прижал его к себе. Переодевшись в одежды торговца (на удачу), он задумался, что надеть на ноги: туфли, сапоги -- или идти босиком? Что будет надежнее на мокрой скользкой крыше? Босиком, решил он. Однако обулся еще для одного, последнего похода. -- Бетрис! -- громким шепотом позвал он из своего кабинета. -- Леди Бетрис! Я знаю, что уже поздно, но не могли бы вы выйти ко мне на минутку? Она была полностью одета, все такая же бледная и измученная. Бетрис позволила ему стиснуть свои руки и на мгновение прижалась пылающим лбом к его груди. Теплый аромат ее волос на секунду вернул Кэсерила в Валенду, в храм, где они стояли рядом в толпе на праздновании Дня Дочери. Единственным, что не изменилось в ней с того счастливого дня, была ее верность. -- Как принцесса? -- спросил Кэсерил. Она подняла взгляд. Вокруг тускло горели свечи. -- Она без устали молится Дочери. Не ела и не пила со вчерашнего дня. Я не знаю, куда смотрят боги и почему они оставили нас. -- Мне не удалось убить Дондо. Я не смог даже приблизиться к нему. -- Я так и поняла, в противном случае мы бы что-нибудь услышали. -- У меня есть еще одна идея. Если ничего не получится... я вернусь утром, и мы посмотрим, что можно придумать с вашим ножом. Я просто хотел сказать... если утром я не вернусь, не беспокойтесь обо мне, не ищите -- со мной все в порядке. -- Но вы же не бросаете нас? -- ее руки сжались вокруг его запястий. -- Нет, ни за что. Она моргнула. -- Я не понимаю. -- Все в порядке. Берегите Исель. И никогда не доверяйте канцлеру ди Джироналу. Никогда. -- Могли бы и не говорить мне этого. -- Да, еще. Мой друг Палли -- марч ди Паллиар -- знает правду о том, как я был предан после Готоргета и попал на галеры. Как я стал врагом Дондо... это сейчас не важно, но Исель должна знать, что его старший брат собственноручно вычеркнул меня из списка освобождаемых, приговорив к рабству и смерти. Здесь нет сомнений. Я видел список, написанный им лично -- его почерк мне хорошо знаком. Бетрис прошипела сквозь стиснутые зубы: -- И ничего нельзя сделать? -- Похоже, нет. Если бы удалось это доказать, большинство лордов Шалиона отказались бы воевать под его знаменами. Возможно, этого было бы достаточно для его падения. А возможно, и нет. Это порох, который должен быть в арсенале Исель. Когда-нибудь она сможет взорвать его, -- он сверху вниз смотрел на обращенное к нему лицо Бетрис -- белизна кожи, коралл губ и глубокие, черные, как ночь, глаза, огромные в полумраке комнаты. Кэсерил неловко наклонился и поцеловал ее. Дыхание девушки прервалось, затем она, вздрогнув, рассмеялась и прижала ладонь к губам. -- Ой, простите, ваша борода щекочется. -- Я... это вы простите меня. Палли будет для вас самым лучшим мужем, если, конечно, он нравится вам. Он очень честный и порядочный человек. Как и вы. Передайте ему мои слова. -- Кэсерил, что вы... В этот момент раздался голос Нан ди Врит: -- Бетрис, где вы? Идите сюда, пожалуйста. Он должен был уйти, уйти раз и навсегда, забрав с собой все свои сожаления. Кэсерил поцеловал ладони Бетрис и выскользнул за дверь. Ночное путешествие по крышам Зангра -- с жилого корпуса к башне Фонсы -- было столь головокружительным и опасным, как и предполагал Кэсерил. Дождь лил не переставая. Луна просвечивала сквозь тучи, но ее тусклый свет помогал мало. Крыша была холодной и скользила под босыми замерзшими ногами. Самым трудным оказался шестифутовый прыжок на крышу круглой башни. К счастью, прыгать пришлось под удобным углом -- иначе все закончилось бы банальным самоубийством при падении на булыжники двора, где-то там, далеко внизу. Мешок дергался в руках, дыхание со свистом вырывалось изо рта. Кэсерила била дрожь после прыжка, он наклонился, упершись ладонями в крышу и представил себе, как кусочек черепицы случайно срывается вниз, привлекая внимание стражи к башне... Затем он стал медленно продвигаться дальше, пока не добрался до разверзшейся в крыше дыры. Усевшись на краю, Кэсерил свесил ноги, но не почувствовал никакой опоры. Он решил дождаться момента, когда луна выйдет из-за туч. Есть ли там пол? Или осталось всего несколько балок? Вороны сонно переговаривались в темноте. Ждать пришлось около десяти минут, в течение которых он стучал зубами от холода, пытаясь трясущимися руками разжечь вытащенную из кармана свечу. Несколько раз обжегшись, он наконец запалил маленький огонек. Внизу оказались балки и сохранившийся местами пол. После пожара стены отчасти укрепили -- наверное, чтобы камни не обрушились кому-нибудь на голову. Кэсерил задержал дыхание и спрыгнул на твердый островок прямо под ним. Закрепив свечку, он разжег от нее еще одну, затем вынул хлеб и остро отточенный нож Бетрис. Добыть ворона. Да... Там, в его спальне, это казалось так просто. Воронов даже не было видно в пляшущих тенях. От шума крыльев над головой, когда ворон уселся на балку, у него едва не остановилось сердце. Вздрогнув, он протянул кусок хлеба. Птица выхватила хлеб и улетела. Кэсерил выругался, сделал несколько глубоких вдохов и сосредоточился. Хлеб. Нож. Свечи. Шевелящийся холщовый мешок. Человек на коленях. Со спокойствием в сердце? Вряд ли. "Помоги мне. Помоги мне. Помоги мне". Ворон -- или его близнец -- вернулся. -- Кэс! Кэс! -- негромко прокаркал он, однако от стен отразилось на удивление сильное эхо. -- Да, -- выдохнул Кэсерил. -- Все верно. Он вытащил крысу из мешка, прижал лезвие к ее горлу и прошептал: -- Беги к своему господину с моей молитвой. Резко и быстро он выпустил из нее кровь; темная горячая жидкость побежала в ладонь. Кэсерил положил трупик у колена и протянул руку своему ворону, тот уселся на нее и принялся пить крысиную кровь. Маленький черный птичий язык испугал Кэсерила, он вздрогнул и чуть не упустил ворона. Прижав птицу к себе, Кэсерил наклонился и поцеловал ее в голову. -- Прости меня. Моя нужда очень велика. Может, Бастард накормит тебя хлебом богов, и ты будешь сидеть у него на плече. Лети к своему господину с моей молитвой, -- коротким движением он свернул ворону шею. Птица дернулась и затихла; он положил ее у другого колена. -- Лорд Бастард, бог правосудия, когда правосудие терпит поражение, бог равновесия, бог всего, что приходит не в свое время, бог моей нужды. За ди Санда. За Исель. За всех, кто ее любит, -- за леди Бетрис, рейну Исту, старую провинкару. За шрамы на моей спине. За правду против лжи. Прими мою молитву, -- он не имел представления, были ли это правильные слова, да и существовали ли какие-нибудь правильные слова. Дыхание стало прерывистым, наверное, он кричал. Да, точно, он кричал. Потом он словно со стороны увидел себя склонившимся над принесенными в жертву животными. В животе родилась ужасная, непереносимая боль, сжигавшая внутренности. Ох... Он не знал, что это так больно... "Все лучше, чем сдохнуть на галере с браджарскими стрелами в заднице". Напоследок он вежливо добавил (как молился в детстве, отправляясь спать): -- Мы благодарим тебя, Бог несвоевременного, за твое благословение. "Помоги мне. Помоги мне. Помоги мне". Ох... Пламя свечей вспыхнуло и погасло. Темнота стала еще чернее, и все исчезло. 12 Кэсерил с трудом открыл глаза; веки были словно намазаны клеем. Он посмотрел вверх, не понимая, где находится. Увидел заключенное в черную рваную рамку серое небо. Облизав пересохшие губы, он попытался сглотнуть. Он лежал на спине под крышей башни Фонсы. Воспоминания ночи обрушились на него. "Я жив". "Значит, я проиграл". Правая рука нащупала неподвижную кучку остывших перьев. Он лежал, погруженный в воспоминания о пережитом ужасе. Страшная режущая боль в животе. Кэсерил дрожал, промерзший насквозь, весь мокрый и холодный, как труп. Он дышал. Значит, и Дондо ди Джиронал тоже дышит. В утро... в утро своей свадьбы?! Когда глаза немного привыкли к окружающему полумраку, он увидел, что не один -- над ним, на балке неподвижно сидело около дюжины воронов. Они пристально смотрели на Кэсерила сверху вниз. Он дотронулся до лица, но не обнаружил кровавых ран -- ни одна из птиц еще не приступала к трапезе. -- Нет, -- дрожащим шепотом произнес он, -- я не ваш завтрак. Мне очень жаль. При звуке его голоса один ворон встряхнул крыльями, но никто из птиц не сдвинулся с места. Даже когда Кэсерил сел, птицы не поднялись в воздух. Было еще темно, в голове мелькали обрывки странного сна. Он видел себя Дондо ди Джироналом, пирующим с приятелями и шлюхами в каком-то освещенном свечами и факелами зале. На толстых пальцах сверкали кольца. Он был сильно пьян и предвкушал, как лишит Исель невинности, сопровождая свои мысли непристойными жестами, когда... он вдруг закашлялся, в горле запершило, затем возникла нестерпимая боль. Горло распухло, стало невозможно дышать. Красные лица сотрапезников закружились перед его глазами, их смех и шутки сменились паникой при виде его делающегося пурпурным, раздувающегося тела. Крики, опрокинутые винные чаши, пугающий шепот: "Яд! Яд!". Ни слова, ни стона не вылетало из отекшего горла, распухший язык не шевелился. Безмолвные конвульсии, бешеный стук сердца, разрывающая боль в груди и голове, темнота, сменяющаяся кровавыми вспышками перед меркнущим взором... "Это был только сон. Если я жив, то и он тоже". Кэсерил снова упал на пол, согнувшись от боли в животе, обессиленный и отчаявшийся. Стая воронов смотрела на него в напряженной тишине. До него внезапно дошло, что нужно возвращаться, а он совершенно не продумал, как будет делать это. Он мог спуститься вниз до кирпичной кладки и, стоя на куче скопившегося за долгие годы птичьего помета и прочих отходов, кричать, чтобы его выпустили наружу. Услышит ли его кто сквозь мощные каменные стены? Не примут ли его глухой голос за бормотание воронов или завывание привидений? Тогда наверх? Тем же путем, что и пришел? Наконец он встал, ухватился за балку и подтянулся на руках, пытаясь забросить непослушное тело наверх. Даже теперь вороны не желали улетать. Кэсерил напряг ноющие мышцы и -- вынужденный силой спихнуть пару птиц, чтобы было куда встать, -- поднялся на ноги. Вороны, недовольно встряхнув крыльями, молча подвинулись. Он подоткнул полы коричневой мантии за пояс. Крыша была совсем рядом. Вздохнув, Кэсерил подпрыгнул и, болтая в воздухе босыми ногами, перекинул тело через край дыры. Туман был такой густой, что двора не разглядеть. Наверное, светает или только-только рассвело, решил Кэсерил. В это серое утро поздней осени некоторые слуги уже должны были подняться. Вороны, вылетая через дыру один за другим, торжественно последовали за Кэсерилом. Они уселись на крыше и, повернув головы, наблюдали за его маневрами. Он чувствовал на себе их взгляды, когда прыгал на крышу жилого корпуса замка. Они словно ждали его падения, чтобы отомстить за гибель сородича. Должно быть, представляли себе, как ноги Кэсерила соскользнут и он, размахивая руками, полетит вниз к поджидающей на булыжниках смерти. От боли в животе у него снова перехватило дыхание. Смерти он не боялся, может быть, даже и не сопротивлялся бы, а просто спрыгнул вниз -- но пугала возможность остаться в живых после падения, калекой с переломанными костями. Только это заставляло его осторожно продвигаться в поисках незапертого мансардного окна. В тумане Кэсерил не мог разобрать, из какого именно окна он выбрался вчера, и пробовал на прочность задвижки каждого. Окно к тому же могли запереть уже после его ухода. Вороны следовали за ним вдоль водосточной трубы, перелетая с места на место. Туман серебристыми капельками оседал на лице, волосах, бороде. Четвертое окно приветливо распахнулось под его рукой. Кэсерил скользнул внутрь, еле успев прикрыть его за собой -- вовремя, чтобы избавиться от своего одетого в черное эскорта, два первых представителя которого уже сунулись было внутрь. Одна птица ударилась в стекло грудью. Спустившись по лестнице к своей спальне и не встретив никого по пути, Кэсерил ввалился в комнату и запер за собой дверь. Покрытый холодным потом, мучимый жуткими спазмами в животе, он достал ночной горшок, куда из него изверглись вселяющие ужас огромные сгустки крови. Его руки дрожали, когда он мылся в умывальнике. Открыв окно, чтобы выплеснуть из тазика наружу кровавую воду, он вспугнул с каменного карниза пару мрачных воронов. Кэсерил крепко запер окно на задвижку. Покачиваясь и еле держась на ногах, словно пьяный, он подошел к постели и, рухнув, завернулся в покрывало. Так и лежал, весь дрожа, пока не услышал шаги и тихие голоса разносивших воду, полотенца и ночные горшки слуг. Проснулась ли уже Исель, чтобы умываться, одеваться и примерять украшения для своей ужасной свадьбы с Дондо? Спала ли она вообще? Или проплакала всю ночь, моля богов о смерти? Он должен подняться наверх, чтобы оказать посильную помощь. Нашла ли Бетрис другой нож? "Я не вынесу этого". Он сжался в комок и закрыл глаза. Кэсерил еще лежал в постели, прерывисто дыша, чуть не всхлипывая, когда в коридоре раздались тяжелые шаги и его дверь с шумом распахнулась. Голос канцлера ди Джиронала прорычал: -- Я знаю -- это он! Это должен быть он! Шаги остановились в изножье кровати, и кто-то сорвал с Кэсерила покрывало. Он повернулся и увидел над собой застывшее в изумлении седобородое лицо ди Джиронала. -- Ты жив! -- воскликнул тот. В его голосе звучало негодование. Полдюжины придворных, в которых Кэсерил узнал приспешников Дондо, склонились над кроватью. Их руки лежали на рукоятях мечей, словно собираясь исправить эту ошибку. Рей Орико, в ночной рубашке, в стареньком плаще, который он придерживал руками у горла, стоял позади остальных. Орико выглядел... странно. Кэсерил сморгнул и протер глаза. Некое подобие ауры окружало рея, но не светлой, а темной. Орико был словно окружен темнотой -- облаком или туманом. Эта аура следовала за всеми его движениями, словно одеяние. Ди Джиронал прикусил губу. Глаза его прожигали лицо Кэсерила. -- Если не ты, то кто? Должен же был кто-то... кто-то близкий к... Чертова девчонка! Гнусная маленькая убийца! -- он резко повернулся и вылетел прочь, коротким жестом приказав своим людям следовать за собой. -- Что случилось? -- приподнявшись, спросил Кэсерил у Орико, который тоже собрался выходить. Орико обернулся и, разведя руками, недоуменно ответил: -- Свадьба отменяется. Дондо ди Джиронал около полуночи был убит при помощи смертельной магии. Кэсерил открыл рот, но все, что он смог сказать, было слабое "ох". Изумленный, он упал на подушки, а Орико поспешил за своим канцлером. "Я не понимаю". "Если Дондо убит, а я жив... значит, мне не было даровано чудо смерти. Но ведь Дондо убит! Как?" Только если кто-то вырвал Кэсерила из лап смерти и сам занял его место. Внезапно он пришел к тому же выводу, что и ди Джиронал. "Бетрис?" "Нет, о нет!" Он вскочил с постели, тяжело упал на пол, но упрямо поднялся на ноги и потащился за разъяренными и обескураженными придворными. Поднявшись в свой забитый людьми кабинет, он услышал рев ди Джиронала. -- Тогда вытащите ее сюда, чтобы я сам мог увидеть ее! -- рычал тот на взлохмаченную и перепуганную Нан ди Врит, которая закрывала собой проход в покои девушек, грудью защищая от врага последние рубежи. Кэсерил чуть не вскрикнул от облегчения, увидев за спиной Нан сердито нахмурившуюся Бетрис. Если Нан ди Врит была в ночной рубашке, то девушка была полностью одета -- в том же зеленом платье, что и накануне вечером, бледная и осунувшаяся. "Спала ли она? Но она жива! Жива!" -- С какой стати вы подняли такой шум, милорд? -- холодно спросила она. -- Это совершенно неуместно и несвоевременно. Рот ди Джиронала приоткрылся, он подался назад. Потом стиснул зубы. -- Где принцесса? Я должен ее видеть! -- Она уснула впервые за несколько дней. И я не собираюсь ее беспокоить и никому не позволю это сделать. Скоро ей предстоит сменить сон на кошмар наяву! -- ноздри Бетрис затрепетали от неприкрытой враждебности. Ди Джиронала выпрямился и напрягся. -- Разбудите ее, -- прошипел он. -- Вы можете разбудить ее? "Великие боги! Неужели Исель?.." Но прежде, чем новый ужас сдавил горло Кэсерила, появилась Исель собственной персоной. Отодвинув своих дам, она решительным шагом подошла прямо к ди Джироналу. -- Я не сплю. Что вы хотите, милорд? -- она кинула взгляд на стоявшего у двери своего брата Орико, затем снова посмотрела на ди Джиронала. Брови ее сошлись на переносице, во взгляде забрезжило понимание. Не задав ни единого вопроса, она знала теперь, чья сила принуждала ее к нежеланной свадьбе. Ди Джиронал смотрел то на одну, то на другую женщину -- все были бесспорно живы и вполне самостоятельно стояли перед ним. Затем он повернулся к Кэсерилу, который не отрывал глаз от Исель. Вокруг нее тоже была аура, но не такая, как у Орико, а более беспокойная, в ней смешались глубокие темные и светящиеся бледно-голубые пятна, как сполохи в ночном небе далекого юга, виденном им однажды. -- Кем бы он ни был, -- процедил ди Джиронал, -- где бы он ни находился, но я найду труп этого мерзкого труса, даже если мне придется перевернуть весь Шалион. -- И что тогда? -- спросил Орико, потерев небритую щеку. -- Повесить его? Он иронично вздернул бровь, глядя на бледное от ярости лицо ди Джиронала. Тот стремительно вышел -- Кэсерил еле успел подвинуться, чтобы освободить ему путь. Переводя взгляд с Исель на Орико и обратно, он все сравнивал свои... галлюцинации? Больше ни у кого он не видел ни подобного свечения, ни хотя бы тени вокруг. "Может, я болен? Может, сошел с ума?" -- Кэсерил, -- нетерпеливо спросила Исель, как только мужчины ушли, а Нан спешно закрыла за ними дверь, -- что случилось? -- Прошлой ночью кто-то убил Дондо ди Джиронала с помощью смертельной магии. Ее рот удивленно приоткрылся. Она радостно захлопала в ладоши, словно ребенок, которому только что пообещали исполнить заветное желание. -- О! О! О-ох, какая чудесная новость! О, благодарю тебя, леди, о, благодарю тебя, Бастард! Я пошлю на его алтарь гору подарков! Но, Кэсерил, кто же?.. В ответ на подозрительный взгляд Бетрис Кэсерил только пожал плечами: -- Не я, как видите. "Но не потому, что не пытался". -- А вы... -- начала Бетрис и прикусила язык. Кэсерил молча поблагодарил ее за то, что она не стала задавать свой вопрос вслух при двух свидетелях, вынуждая его признать себя виновным в страшном преступлении. Да и вряд ли ему нужно было что-то говорить -- по блеску ее глаз он видел, что она все поняла. Исель отступила, чуть не прыгая от облегчения. -- Думаю, я почувствовала это, -- сказала она немного удивленным голосом. -- В любом случае, что-то я почувствовала. Около полуночи, вы говорите? Этого ей никто не говорил. -- Какое-то облегчение на душе, словно что-то во мне знало, что мои молитвы услышаны. Но я никак не предполагала подобного. Я просила леди о своей смерти... -- она помолчала и прикоснулась рукой к бледному лбу. -- Или о том, как будет ей угодно, -- ее голос стал тише. -- Кэсерил... могла я... могла я сделать это? Может, богиня так ответила на мои молитвы? -- Я... я не вижу, каким образом, принцесса. Вы молились леди Весны, разве нет? -- Да, и ее Матери -- обеим. Но в основном Весне. -- Великие леди дарят чудо жизни, а не смерть -- обычно так. Но все чудеса непредсказуемы и загадочны. Боги. Кто знает пределы возможностей богов и их цели? -- Это не ощущалось, как смерть, -- призналась Исель. -- Меня словно отпустило. Я даже смогла немного поесть, и меня не вытошнило. Потом я уснула. Нан ди Врит согласно закивала. -- И я очень этому рада, миледи. Кэсерил глубоко вздохнул. -- Что ж, полагаю, ди Джиронал займется поисками убийцы. Он будет рыскать по всему Кардегоссу в поисках человека, умершего прошлой ночью, да что там Кардегосс -- по всему Шалиону, я уверен, пока не выяснит, кто убил его брата. -- Благословение на бедную душу, разрушившую его ужасные планы, -- в общепринятом жесте благословения Исель прикоснулась ко лбу, губам, солнечному сплетению и пупку, затем, прижав ладонь к сердцу, широко развела пальцы. -- И пусть демоны Бастарда даруют ему прощение во всем, в чем только можно. -- Аминь, -- склонил голову Кэсерил. -- Будем надеяться, ди Джиронал не обнаружит близких друзей или родственников погибшего, чтобы отомстить им, -- он снова схватился за сведенный отчаянной болью живот. Бетрис приблизилась к нему, глядя в лицо; протянула было к нему руку, затем, поколебавшись, опустила ее. -- Лорд Кэс, вы выглядите ужасно. У вас лицо цвета холодной овсянки. -- Я... болен. Что-то съел, -- он перевел дух. -- Так что сегодня мы готовимся не к печальной свадьбе, а к радостным похоронам. Надеюсь, вы, леди, сумеете сдержать свой восторг на людях? Нан ди Врит хмыкнула. Исель призвала ее к спокойствию и твердо произнесла: -- Торжественная скорбь, я вам обещаю. И если мое сердце полно благодарности, а не печали, то об этом догадаются только боги. Кэсерил кивнул и потер ноющую шею. -- Обычно жертву смертельной магии предают огню до темноты, чтобы, как говорят священники, лишить потусторонние силы тела, на которое они могли бы оказать влияние. Похоже, такая смерть привлекает призраков. Это будут исключительно стремительные похороны для такого высокого лорда. Все должно быть подготовлено задолго до вечера, -- загадочная аура Исель вызывала у него головокружение и тошноту. Он сглотнул слюну и отвел от нее глаза. -- Тогда, Кэсерил, -- сказала Бетрис, -- умоляю вас, ложитесь пока в постель. Мы все столь неожиданно оказались в безопасности. Вам не нужно ничего больше делать, -- она дотронулась до его холодных рук, коротко сжала их в ладонях и улыбнулась со странным пониманием. Он попытался выдавить из себя ответную улыбку и удалился. Упав обратно в кровать, он провалялся там почти час, мучимый болью, и все еще дрожал в ознобе, когда дверь тихонько отворилась и вошла Бетрис. Она на цыпочках подошла к постели и, наклонившись над ним, положила ладонь на его влажный холодный лоб. -- Я боялась, что у вас жар, -- сказала она, -- а вы дрожите от холода. -- Я... замерз... да. Наверное, ночью сползло одеяло. Она дотронулась до его плеча. -- Ваша одежда промокла насквозь, -- заметила и прищурила глаза. -- Когда вы последний раз ели? Он не смог вспомнить. -- Вчера утром, кажется. -- Ясно, -- на мгновение Бетрис нахмурилась, затем развернулась и вышла. Через десять минут появилась служанка с большим металлическим листом, на котором дымились горячие угли. Еще через несколько минут прибыл слуга с ведром горячей воды, которому было приказано вымыть Кэсерила и уложить в постель в сухой теплой одежде. И это тогда, когда весь замок, казалось, ополоумел, готовясь к похоронам. Всем одновременно -- и леди, и кавалерам -- требовалось мыться и переодеваться, чтобы предстать на людях во всеоружии. Кэсерил ни о чем не спрашивал. Слуга только-только закончил одевать его, когда снова появилась Бетрис с фарфоровой мисочкой на подносе. Оставив дверь открытой, она уселась на край кровати с ложкой в руке. -- Ешьте. Это был хлеб, намоченный в горячем молоке с медом. Изумленно открыв рот и проглотив первую ложку, Кэсерил оперся на подушки. -- Я не настолько болен, -- в попытке восстановить свое достоинство он отобрал у Бетрис плошку; она не возражала и сидела на кровати молча, пока он ел. Кэсерил почувствовал, как он, оказывается, был голоден. Все съев, он понял, что ему больше не холодно. Бетрис удовлетворенно улыбнулась. -- Теперь цвет вашего лица нравится мне куда больше. Уже не такой призрачный. Хорошо. -- Как принцесса? -- Намного лучше. Она была... совсем убита. А теперь, после того как с ее плеч спала эта невыносимая тяжесть, на нее радостно смотреть. -- Да, я понимаю. Бетрис кивнула. -- Сейчас она отдыхает, пока не пора будет одеваться, -- она забрала из его рук опустевшую плошку, поставила ее рядом и понизила голос. -- Кэсерил, что вы делали прошлой ночью? -- Ничего. Правда. Ее губы сердито сжались. Но зачем было перекладывать на ее плечи этот груз? Признание облегчит его душу, но вдруг ей придется давать показания под присягой? -- Лорд ди Ринал говорит, вы заплатили пажу за крысу. Это и заставило, по словам ди Ринала, лорда ди Джиронала ворваться к вам в комнату. Паж сказал, вы хотели ее съесть. -- Ну да. Это не преступление, когда человек хочет съесть крысу. Маленький праздник в память об осаде Готоргета. -- Да-а? Но вы же только что сознались, что не ели со вчерашнего утра? Бетрис поколебалась и продолжала: -- Горничная говорит, что в вашем горшке, когда она выносила его утром, была кровь. -- Демоны Бастарда! -- Кэсерил, улегшийся было на подушки, снова сел. -- Есть ли хоть что-нибудь святое в этом замке, не подлежащее обсуждению? Человек что, не может считать своей неприкосновенной собственностью даже ночной горшок? Она протянула руку. -- Лорд Кэс, пожалуйста, не шутите так! Насколько вы больны? -- У меня болел живот. Теперь все прошло. Такое случается. И не о чем тут разговаривать, -- он поморщился и решил не рассказывать о своих галлюцинациях. -- Кроме того, кровь в горшке -- крысиная. И живот болел из-за того, что я съел эту тварь. Ну? Она медленно произнесла: -- Хорошая история. Все вроде бы сходится. -- Ну, так чего же еще? -- Но, Кэс, люди решат, что вы -- странный. -- Что же, добавим это в коллекцию сплетен. Будет соседствовать с той, где рассказывается, как я насилую девушек. Наверное, для достижения необходимого равновесия мне потребуется приписать еще одно извращение -- к примеру, попытки использования смертельной магии. Это приведет к равновесию на виселице. Бетрис нахмурилась и выпрямилась. -- Ладно. Я не буду давить на вас. Однако мне интересно, -- она обхватила себя руками, -- если двое -- теоретически -- одновременно пытаются прибегнуть к смертельной магии против одного человека, могут ли они оба достигнуть цели и остаться... полуживыми? Кэсерил пригляделся к девушке -- нет, она не выглядела больной -- и покачал головой. -- Не думаю. Принимая во внимание, что люди давно и разными способами пытаются использовать смертельную магию, таковое, будь оно возможным, уже наверняка имело бы место в прошлом. Бастардов демон смерти всегда изображается на храмовых фресках с коромыслом на плечах, на котором висят два одинаковых ведра -- одно для души убийцы, Другое для души жертвы, -- тут на ум ему пришли слова Умегата: "Я вообще уверен, что только так и бывает". -- Не думаю, что демон или сам Бастард может делать выбор. Бетрис прищурилась. -- Вы сказали, что если не вернетесь к утру, мы не должны беспокоиться и искать вас. Вы сказали, что с вами все будет в порядке. А еще вы сказали, что если тела своевременно не сжечь, то ими могут завладеть призраки. Кэсерил почувствовал себя неуютно и заерзал в подушках. -- Ну, я просто пытался предусмотреть кое-что -- в некотором роде. -- Предусмотреть что именно? Вы собирались уйти, не оставив тем, кто беспокоится о вас, никаких сведений о том, где вас искать и какому богу за вас молиться. Он откашлялся. -- Вороны Фонсы. Я забрался прошлой ночью в башню, чтобы... э-э... помолиться. Если бы все пошло... э-э... несколько иначе, то они позаботились бы о моем теле, как их собратья заботятся о трупах павших на поле брани или затерявшихся в горах овец. -- Кэсерил! -- возмущенно закричала Бетрис, но потом снова понизила голос до шепота