что твои желания выполняются. Она ненавидела своего отца, но в то же время он удерживал ее, например, от поджога дома или от того, чтобы она пожелала его собственной смерти, или еще от чего-то подобного. Он был достаточно силен, чтобы остановить ее. Но меня не остановил никто. То, что хочет Ивешка, и то, что заставляет ее убегать из дома, происходит по той причине, что колдуны не могут жить рядом друг с другом. Именно поэтому в городах и вырастают такие плохенькие колдуны. Ведь не даром отец Ууламетса отвел его в лес и оставил у дверей дома, где жила колдунья. - Это была Маленка. - Петр тоже слышал эту историю. - Ууламетс говорил, что большинство самых настоящих колдунов просто сходят с ума, а многие из оставшихся желают только об одном: вообще не иметь никаких желаний. И вот это и есть самое действенное лекарство от колдовства, если оно в данном случае действительно необходимо. Но Ивешка вряд ли захочет этого. А теперь подведем итог: Маленка умерла, Драга умерла, Ууламетс умер, Черневог... один Бог только знает, что с ним. И насколько мне известно, Ивешка и я - единственные сильные колдуны, оставшиеся в живых. Это... Наступила неожиданная пауза, в течение которой было слышно только потрескивание костра, да шелест ветра в деревьях. - Это ведь на самом деле очень трудно... Очень трудно бывает временами, - продолжил Саша после паузы. Петру даже показалось, что в его глазах появился какой-то странный блеск, сжатые пальцы побелели, а руки плотно обхватили колени. - Страшно и жутко. Но когда ты оказываешься в состоянии сделать то, что задумал, то становится еще страшнее от мысли оказаться беспомощным. Поэтому на поверку выходит, что лучше ничего не делать. Но уж если ты взялся за дело, то должен быть уверен в своей правоте. Петр не нашелся сразу, что сказать. Наконец он проговорил: - Ты гораздо лучше, чем Ууламетс. - Я тоже надеюсь на это, - сказал Саша и подбросил новые ветки в огонь. Его губы были плотно сжаты. Петр почувствовал, что что-то произошло: во всяком случае, все его боли неожиданно прекратились. Он предположил, что это была просто-напросто очередная кража из лесных запасов. - Ты полагаешь, что она просто боится, - спросил он. - Боится делать то, что делаешь ты, потому что может вовремя не остановиться? - Я думаю, что она ужасно боится этого. - Саша бросил еще несколько веток в костер. - Ей пришлось вести отчаянную борьбу с собственным отцом. И не только в словесной перепалке. Не забывай, что колдуны при этом обмениваются желаниями, которые носятся между ними туда-сюда. Но ему удалось-таки остановить ее. У него всегда хватало на это сил, пока в один прекрасный день она не сбежала из дома. Я не думаю, что она понимала, как он боялся за нее. - Но почему? Ведь она не могла победить его. - Да все потому, что колдун никогда не бывает так силен, как в детстве. - Саша помолчал, глядя на огонь. - Поэтому он хотел заставить ее делать то, что на его взгляд было разумно. По крайней мере, чтобы не допустить, чтобы ребенок спалил дом или пожелал чего-то по-настоящему опасного и глупого. Ведь мать Ивешки была колдунья, колдуном был и ее отец. Так что она получила в наследство этот дар с обеих сторон. Я не слышал ни от кого о подобном случае, не слышал о нем и сам Ууламетс. - О чем ты говоришь? - Петр откровенно признавался, что не понимает, о чем идет речь, возможно лишь за исключением того, что этот факт не предвещал ничего хорошего. - Я говорю о том, что мне очень интересно знать, задумывался ли Черневог хоть когда-нибудь над тем, чтобы отомстить Ууламетсу? Ведь вполне возможно, что он убил ее потому, что боялся. Петр не имел ни малейшего представления, как связать между собой все сказанное Сашей, и не мог понять, хорошо это было или плохо. Потому что побег Ивешки из дома приобретал теперь совершенно новый смысл. - Ты думаешь, что она может вступить с ним в сделку? - Не знаю. Но не думаю, что она и сама знает об этом. - Но что же тогда все это значит, черт побери? Может, не может... Что это значит? - Она не любит говорить об этом, но мне кажется, что с момента возвращения в жизнь она узнала очень многое о себе. Я думаю, что она очень хорошо представляет себе причины происходящего, и, вполне возможно, понимает, почему она и ее отец не ладили друг с другом. Даже если она по-прежнему ненавидит его. Ведь она боится, что он мог оказаться прав. А в таком случае все нити этого дела тянутся на север, если вокруг нас действительно что-то происходит. Она чувствует это, поскольку однажды уже вступала с ним в сделку... - Здорово. Это просто чертовски здорово. Все выглядит так, будто он позвал ее туда. И ты хочешь убедить меня в том, что она готова на любой риск в единоборстве с ним? Но послушай, ради Бога, ведь однажды он уже убил ее! Что еще может отдать человек, кроме как собственную жизнь? Саша как-то странно и испуганно посмотрел на него, и Петр неожиданно пожалел, что задал этот вопрос. Саша продолжал сидеть, подбрасывая ветки в костер, из которого поднимались снопы искр. - Она может разделаться с ним, если сумеет выяснить то единственное, что действительно необходимо ей: наконец-то понять, что же она все-таки хочет. - Господи, - проговорил Петр, прежде чем обдумал услышанное. Затем покачал головой и добавил совершенно искренне: - Это означает, что мы оказались в беде? Разве не так? Освещенный ночными звездами, вокруг раскинулся притихший лес. Не было ни малейшего ветерка. Сова внезапно бросилась вниз, когти сомкнулись в жестоком ударе. В тишине коротко пискнул заяц. Саша проснулся от внезапного толчка. Он выровнял дыханье, стараясь поскорее прогнать сон, откинул груду одеял и встал, чтобы подбросить новые сучки и ветки в тлеющие угли. Петр зашевелился и пробормотал: - Помочь тебе? - Можешь еще поспать, - сказал Саша и пожелал, чтобы побыстрее наступил рассвет. Огонь охватил сухое дерево, повиснув желтой бахромой на красноватых углях. - Все хорошо. Петр оперся на локоть и с интересом глядел на Сашу. Где-то совсем близко прокричала сова. Саша подбросил очередную охапку веток в огонь и вновь устроился под одеялом, не желая вступать в дальнейший разговор. - Дождь наконец-то перестал, - заметил Петр. Это была сущая правда. До них долетали лишь мелкие капли, которые ветер срывал с окружающих деревьев. Гроза откатилась дальше на север. Саша чувствовал, что не может думать по ночам, находясь вблизи него. Он даже в мыслях опасался произнести это имя: Черневог. Он в который раз обращался в своих желаниях к Ивешке, надеясь, что она услышит его... Ночью он особенно остро чувствовал собственную уязвимость. Возможно, так действовали сны. Тут он вспомнил про зайца и про скорость, с которой произошло нападение... Он никогда толком не задумывался об оружии, не допуская даже мысли, чтобы обзавестись мечом: колдун, столь искусный, как он, стоил больше вооруженного человека. Колдун, одержимый желаньем убивать... всегда мог это сделать. Петр верил, что Саша непременно придумает что-то разумное и единственно верное, чтобы спасти их. И поэтому Саша постоянно опасался, что всякий раз делает неправильный выбор в своих решениях. Он часто мучился вопросом о том, что больше заставляло его колебаться по поводу убийства Черневога: добродетель и разум, или страх, порожденный неуверенностью. Или его удерживала сила собственных желаний Черневога? Он даже вздрогнул, прислушиваясь к тому, как Петр ворочался под одеялами, и подумал, что если ему чего-то и не хватало в данный момент, так это смелости Петра. Он осознавал, что опасается невообразимых последствий, и этот страх затруднял его рассужденья. Он чувствовал себя как тот проклятый кролик, который боялся каждой тучки на небе. Если лешие позволили проснуться Черневогу, думал он, и если Ивешка оказалась втянутой во что-то такое, откуда ему никогда не удастся вытащить ее, то, хотя Петр и верит в его способности, кто же он такой после всего этого, чтобы первый раз в своей жизни сразиться с настоящим волшебником? Ведь даже Ууламетс боялся его, Ууламетс не смог справиться с ним кроме как с помощью волшебства... И тогда он подумал, здраво и откровенно: "Господи, что же я собираюсь делать? Неужели я хочу воспользоваться волшебством против Черневога? Так ведь это то почти же самое, что садиться играть в кости против Дмитрия Венедикова... Дурак, ну и дурак же ты, Саша Васильевич!" Отягощенный этими мыслями, он встал, чтобы отыскать свои вещи. - Что случилось? - Петр вскочил, хватая его за руку. - Саша? Что с тобой? - Все хорошо, Петр, ничего страшного не произошло. Я всего лишь проснулся. - Он подтянул поближе свой мешок и начал вытаскивать из него один за другим горшки, наполненные травами. - Мне некогда было даже прочитать все, что я записал за эти годы, вот в чем дело. Ведь все это остается лишь словами, словами, словами пока ты не вдумаешься в их смысл. - Что ты хочешь сказать? Тебе нужно прочитать все то, что ты записал в книгу? А что ты ищешь сейчас? - Коровяк, желтокорень и фиалку. - Фиалку? - Мне очень нравится фиалка. Наконец он отыскал нужные горшочки, распечатал их и бросил по щепотке из каждого в огонь, добавив к ним еще и мох. Пламя взметнулось вверх. - Надо бы подбросить побольше дерева, - заметил он при этом. - Саша?.. - Казалось, что Петр передумал задать очередной вопрос, а вместо этого встал и бросил в огонь почти три охапки сучков и веток. - Я не обещаю, - пробормотал Саша, разговаривая сам с собой, словно пытаясь сдержать разбегающиеся мысли и рассматривая это "не обещаю" как скрытое сомнение. Затем он поправился: - Но, с другой стороны, явная ошибка браться за это дело с помощью волшебства. - Так ты сможешь поговорить с Ивешкой? Ты сможешь отыскать ее? - Возможно, но я ни в чем не уверен. - Он подбросил еще фиалки, вдохнул наполненный ароматом дым и попытался не воспринимать все те вопросы, которые только что задал ему Петр. Сейчас ему было необходимо собраться с мыслями и удерживать их, словно табун самых резвых лошадей. - Волшебство не имеет ничего общего с окружающей нас жизнью. Естественный мир отталкивает, тут же отталкивает нас, едва только я пытаюсь его использовать. Вот что происходит на самом деле, с природой ничего не поделаешь. - О чем ты говоришь? Ради Бога, объясни мне. - Это тоже самое, что шулерские кости Дмитрия Венедикова. Волшебство и мир естественных вещей: они не совместимы. Только лешие являют собой нечто необычное с этой точки зрения. Они обладают волшебством, как Малыш, а с другой стороны, столь же естественны, как окружающие нас деревья. Они, как колдуны, собрали отовсюду небольшую частицу и соединили их. Но в то же самое время, они не могут отличить нас даже по лицам. Для них нет разницы между отдельными людьми, если только эти люди не связаны с колдовством, которого те не желают иметь в своих лесах... - Господи. Да неужели ты думаешь, что все это могли устроить лешие? - Не знаю. Признаюсь честно, не знаю. Но прошу тебя, Петр, потише! - Саша прикрыл уши руками, словно из-за опасения растерять собственные мысли, так же, как когда-то делал Мисай, рассматривая молодые березы... Он наклонялся к ним очень близко, чтобы обнюхать и потрогать. Это тот самый Мисай, который слышал малейший треск веток в своем лесу, в своем лесу, который долгое время так или иначе принадлежал колдунам... Саша наклонился еще, чтобы не терять поднимающийся дым, высовываясь прямо под капли воды, падающие с деревьев. Он держал руки около огня, глядя в пламя открытыми немигающими глазами. - Мисай, - прошептал Саша, - Мисай, ты знаешь, что Ивешка отправилась вверх по реке, а мы никак не можем найти ее? Можешь ли ты поговорить с нами, Мисай? Он ожидал, что ответ, если он придет, будет едва различимым. Поэтому он расслабился и прижал ладони к глазам, пока искры не ослепили его. При этом он подумал, что после всех попыток воровства, после всего, что он позаимствовал у леса, вряд ли уместно доверять колдовству и думать про Мисая, если он на самом еще существует... Возможно, что в этот самый момент Мисай ругал его за ошибки: Саша вновь стал ощущать лес, далекий и готовый в любую минуту вновь исчезнуть от него. Но он вцепился в это ускользающее ощущение присутствия: он думал о молодых березах и старался не отвлекаться на другие мысли. - Мисай, - вновь прошептал он, и где-то далеко-далеко упала сосновая шишка. Когда имеешь дело с лешими, то нужно быть очень внимательным. К ним нужно очень тщательно прислушиваться, чтобы распознать их голос, а иначе можно и не услышать совсем, если настроиться на заранее ожидаемый отклик... Удивительно, как долго мог просидеть у костра этот малый, подумал Петр, забираясь под узкую полоску парусины и вновь заворачиваясь в свой проклятый кафтан и одеяла. Волшебный дым никак не повлиял на него, если не считать неприятного жжения в носу. Но он видел, как сосредоточен был Саша, и его не покидала уверенность, что именно сейчас происходит что-то важное: если понадобилось разводить огонь прямо среди ночи и если малый неожиданно заявил, что кое-что понял в происходящем, то тогда, Господи, если его уверенность сможет добавить хоть что-то к усилиям этого парня, то он согласен верить, черт побери, он согласен верить в старых друзей скорее, чем во что-нибудь еще... Малыш пронзительно зарычал и выскочил из-под навеса: сердце у Петра подскочило. Теперь Малыш обосновался на спине Волка, посвечивая в темноте над костром золотистыми блестящими глазами, в которых отражалось пламя. Но Саша даже не вздрогнул. Все ли идет так как надо, подумал Петр, больше всего беспокоясь в этот момент о том, как бы не испортить все дело своим вмешательством. В следующий момент до него донесся шелест листьев, похожий на чей-то разговор... Он не мог определить, что именно это было. Звук скорее напоминал вздох листвы и ощущался как свежий ветер, наполненный запахами весны. Он медленно прошел над ними. Наверное, это был Мисай, подумал Петр. Однако он не видел никакой разумной причины, чтобы сообщать о своем открытии, и только яростно тер нос, сдерживая прорывающееся чиханье. Тут он услышал сашин шепот: - Он слушает. Ему уже известно, что мы здесь. - Да, я тоже слышал, - просто ответил Петр. Саша еще долго сидел на корточках, уперев локти в колени, глядя на огонь полузакрытыми глазами. Петр, опираясь на затекшую руку, не смел двигаться и старался по возможности не дышать, думая о происходящем на его глазах. Все ли с ним хорошо? Может быть, его все-таки следует разбудить? Наконец Саша пробормотал, едва слышно шевеля губами: - Тишиной в лесу мы обязаны лешим. Они хотят, чтобы мы отправились к тому месту как можно скорее. - Да знают ли они, что едва не лишили меня жизни! - прошептал в ответ Петр. - Это из-за них Ивешка отправилась в одиночку, Бог знает куда... Если они хотят, чтобы мы отправлялись туда, так почему они раньше не сказали об этом? Саша ответил ему все так же тихо: - Они хотят предотвратить кое-что, только и всего. Они лишь следуют заключенному соглашению. Мне думается, что они сами попали в какую-то беду. - Прекрасно. Эта беда нам хорошо известна. Интересно только знать, слышал ли Мисай хоть что-нибудь от Ивешки? Ты не спросил его? - Я спрашивал его. Но он сказал лишь одно: поторопитесь. Это было самое неприятное из всего услышанного Петром. - Мы должны отправляться, - сказал Саша, - прямо сейчас. Итак, прямо ночью, сейчас, немедленно. Петр подхватил кучу одеял и начал укладываться. Он делал это очень быстро. Днем лес выглядел здоровым и сильно подросшим. По склону холма пробежала лиса, остановилась и с любопытством уставилась на них. Саша отметил, что они уже покинули владения водяного. Может быть именно поэтому, а может быть потому, что они получили хоть какой-то ответ от Мисая, у них прибавилось сил и появилась реальная надежда. Петр продолжал идти быстрым шагом, несмотря на случайные покалывания в боку. Он вел Волка и настаивал на том, чтобы Саша продолжал ехать верхом, уверяя, что его ноги гораздо длиннее и он себя прекрасно чувствует на этой прогулке. Так они шли, попеременно садясь на лошадь и изредка останавливаясь для короткого отдыха: только чтобы плеснуть на лицо воды, да смыть пыль и грязь в случайном ручье. От быстрой ходьбы одежда, недавно вымокшая под дождем, перепрела, от мокрых сапог на ногах появились волдыри, а день превратился в сплошную перепутанную ленту из покрытых зеленой листвой холмов и полян, заросших папоротниками. Но перемены, произошедшие в лесу, радовали сердце. Петр был уверен, что это была работа леших: ни одной упавшей ветки не попалось на их пути, все кругом было так ухожено и прочищено, что можно было идти и в сумерках, и даже в сгущающейся темноте. Когда же стало совсем темно, они достали свои одеяла и устроились на ночлег, не разжигая костра, расстелив постель прямо под шелестящими ветками. - Здесь чувствуешь себя в безопасности, пробормотал Петр, ощущая как сон подступает к нему и кружит голову. - Слава Богу, что здесь такое здоровое место. - Завтра ты поедешь верхом, - сказал Саша. - Пешком я иду быстрее тебя. На это Саша уже ничего не ответил. А у Петра мелькнула очередная мысль, что может быть, он имеет лишь только ощущение быстрой ходьбы, и одному Богу известно, какие усилия прикладывал для этого Саша... - И кроме того, - исправился он, - ты не можешь думать, когда идешь пешком, потому что должен отвлекать внимание на собственные ноги. А мои мысли все равно ничем не помогут нам, в отличие от твоих. По-прежнему не последовало никакого ответа. Затем Саша все-таки бросил кротко: - Я все время пытаюсь, Петр. - Я знаю, что ты все время пытаешься исправить наше положение. Разве я сказал, что нет? - Когда я был маленький, - продолжил Саша со вздохом, - и всякий раз, когда я обжигал или ушибал палец, я хотел немедленно остановить боль, и это мне всегда удавалось. Но в то же время это пугало меня, поэтому я вновь хотел ощутить боль, а затем вновь хотел остановить ее. Вот точно такие же ощущения сейчас временами охватывают меня. Петр некоторое время раздумывал над его словами, а затем сказал: - Я могу это понять. - Можешь? - Да. Ведь на самом деле никто никогда не знает, чего на самом деле он хочет. У каждого есть свои сомненья, вот в чем и заключается все дело, не так ли? - Я думаю, что это именно так. - Ты должен был бы сбросить своего дядю-скрягу на корм лошадям. Я думаю, ты и сам это прекрасно знаешь. - Я очень боялся сделать это. - Да, ты слишком церемонился с ними. - Вот это самое я и имел в виду! Я совсем другой человек, в отличие от тебя. Я не такой, как ты. - Ну и слава Богу. Что же тебе хочется? Тебе не хватает толпы бояр, которые гонятся за тобой, намереваясь повесить? - Я не такой смелый, как ты. И это проявляется во многом. - Господи, да что же все это значит?.. И все из-за того, что я сказал, что хожу пешком быстрее тебя? - Ты привык рисковать, и риск не пугает тебя. Петр тут же представил себе перила балкона, расположенное на самом верху окно Ирины, заледенелое крыльцо и огромную сосульку. - Они боялись меня, будто во мне сидел черт, готовый броситься на них! Я всегда был лишь игроком, и я знал, как уловить нужный момент. Но я никогда не был смельчаком, я был всего лишь обычным нищим. - Но ведь ты делал все это. Ты всегда знал, что делал. - Я рассчитывал. - У меня же не хватило бы духу на такое. - Ты - колдун. Тебе не следует делать это. - Нет, я тоже могу плутовать. - Это смешно. Настоящий плут был Федор Мисаров, а ты даже не сбросил его в кормушку для лошадей. - Потому что я боялся его. - Нет, не поэтому. - Петр приподнял голову и взглянул на Сашу, который лежал на спине, а на его груди спал Малыш. - Ты боялся самого себя себя, приятель. Ты боялся, что когда ты будешь загружать его на корм лошадям, вместо кормушки там могло оказаться что-то другое. - Наверное, ты прав, - со вздохом произнес Саша. - Всегда лучше сделать хоть что-то, верно? Но с другой стороны, ты ничего и не испортишь, если ничего не сделаешь. - Именно это я и имел в виду, Петр. А вдруг кто-нибудь заставит меня своим желанием свершить ошибку? Петр чуть наклонился вперед, опираясь на локоть. - Может быть, когда ты ничего не делаешь, ты тоже совершаешь подобную ошибку? Ты никогда не задумывался над этим? Саша повернул голову и посмотрел на Петра. - Если бы ты был колдуном, то я должен сказать, ты был бы одним из лучших. - Господи, но я не колдун и никогда им не буду. - Эта мысль явно испугала его. - Нет, нет, только не я. - А все-таки, чтобы ты тогда сделал? - Я бы пожелал ему смерти! Я бы пожелал, чтобы лес оставался невредимым, а Ивешка вернулась бы домой. Это прежде всего. Саша слушал, почесывая голову Малыша. - И как бы тебе это удалось? - Что ты имеешь в виду под этим "как"? - Так ведь это самое главное. Как мы хотим все это осуществить? - Я думаю, что ты мне это и скажешь. - Но я спрашиваю тебя. Я говорю это вполне серьезно, Петр. У тебя хорошая голова, чтобы посылать правильные желания. Ты стараешься думать о многом, так подумай еще и о том, о чем он не догадывается. Тебе это всегда удавалось. Это был очень трудный вопрос. Петр улегся на спину и уставился в нависшие над ним темные ветки. - Я бы пожелал... я бы пожелал чтобы Ивешка принимала всегда верные решения. Это для начала. - Не плохо, но слишком широко. Успеха можно добиться на чем-то конкретном. - Ну и что дальше? - Так это я тебя спрашиваю. Ты очень хорош для оценки ситуации, потому что многое знаешь. - Да, хозяев трактиров, кредиторов... - Да разве колдуны намного умнее их? Ну так что же ты пожелаешь еще? - Я хочу, чтобы Ивешка была в безопасности! Разве ты не можешь сам пожелать этого без всяких увиливаний? - Быть в безопасности - это значит... Всякий, кто имеет дело с колдунами, должен знать эти простые истины. - Боже мой, - вздохнул Петр и закрыл глаза руками. - Ради Бога, давай лучше немного поспим. - Он задумался еще на какое-то время, и навязчивая мысль не отпускала его. Действительно, то, что он пожелал, осуществить будет очень трудно, но ему показалось, что это может как-то помочь Саше. - Я пожелаю, чтобы она по-прежнему любила меня. - Но разве это честно? - Если речь идет о ее защите, то вполне! Саша промолчал. Петр еще подумал над этим и над тем, что его беспокоило, особенно над той проклятой независимостью, которая так нравилась Ивешке, и в конце концов сказал, полагая, что утром ему будет гораздо труднее сказать это: - Тогда пожелай, чтобы я был кем-то таким, на кого она могла бы во всем положиться. - Вот это почти верно, - сказал Саша. - Постарайся как-нибудь пожелать этого. И пока ты будешь заниматься этим, то пожелай нам перехитрить наших врагов. - Я не уверен, что это удастся. Это желание требует уточнения. - Тогда... - Петр вновь подумал о высоких окнах в Воджводе, о балконах, о задвижках и о ставнях. - Пожелай нам... - Он вспомнил о детстве, когда начал свой путь наверх из трактирных подвалов, стараясь заручиться дружбой молодых господ, но всегда обманывался на их счет... - не забывать о самых дорогих минутах прошлого. - Это хорошо, - сказал Саша. - А что еще? Что ты думаешь по поводу Черневога? Тут Петр медленно покачал головой. - Не знаю. - Он обнаружил, что так же, как и Саша, не может ничего сказать на этот счет. Но ему не хотелось так просто уступать: - Пожелай, чтобы его укусила змея, или медведь задрал его. - Проснувшегося или спящего? Прямо сейчас, или позже? Тебе не следует усложнять свои желания. Ведь, например, по соседству может не оказаться ни одного медведя. - Хорошо, тогда отыщи его! Господи, разве ты не можешь все предвидеть заранее? Какой прок от этого проклятого банника, если и он не помогает тебе в этом? Ладно, давай спать. Мы можем сойти с ума, если будем разговаривать об этом всю ночь напролет. - Ууламетс всегда предупреждал, что не следует увлекаться злыми желаниями. - Возможно, но сам он редко останавливался перед этим. Разве не так? - Не останавливался, - заметил Саша, а затем продолжил со вздохом: - Но все-таки медведь сам по себе не так уж плох. 12 Слабый стук копыт приближался все быстрее и быстрее, вызывая у него зловещее чувство преследования... Саша оглянулся через плечо. Глаза ослепила тьма, Малыш зашипел... Белая грива хлестала его по лицу, а сзади с треском ломались и падали ветки. Он мчался верхом, сам не понимая куда, а сзади, вцепившись в его спину, находился второй наездник... Лошадь уносила на себе двоих... Волк поднял необычный шум, и Саша проснулся вместе с началом туманного утра, а над ним склонилась лошадь светлого оттенка, как раз такая, как он видел во сне. Белая, в коричневых яблоках лошадь на самом деле смотрела на него, делая очень знакомые ему движения ноздрями. Он подскочил, заставляя ее с некоторой обидой отскочить назад, а затем окликнул, все еще покачиваясь на ногах: - Хозяюшка? Ее уши тотчас встрепенулись, уверенно реагируя на его голос. Но они тут упали, как только начал подниматься со своего места Петр. - Боже мой, приятель, где ты только раздобываешь их? - На этот раз у меня не было подобных намерений. Честно признаюсь тебе: ни единого... - Так неужели это лошадь того самого извозчика? - Да, это Хозяюшка. - Ну и ладно. Господи, да только не отправляй ее назад! Иди сюда, Хозяюшка. Иди, девочка, сюда, наш Волк очень порядочный парень, и я отвечаю за его поведение. Но лошадь испуганно отскочила назад от всех приманок, на которые пускался Петр. Даже Малыш не привлек ее внимания. Но Саша сплутовал, опасаясь, что она может сбежать в лес, и пожелал, чтобы она успокоилась, а затем негромко свистнул. Он стоял вытянув руки, пока она не сделала первый осторожный шаг, а за ним и второй, и далее пока ее мягкий нос не коснулся его пальцев. Старые друзья вызывают в памяти старые воспоминания... Как хорошо было вновь увидеть ее среди этой наполненной сплошными бедами жизни, как это здорово - обхватить руками ее шею. - Бедняжка, извини меня. Но я не собирался забирать тебя сюда, в это ужасное место. Она же рассеянно бодала его головой, слегка поскрипывала зубами, поглядывала вверх, бросая при этом настороженный изучающий взгляд на Петра, на Волка и на Малыша. И без сомнения, она не раз задавала себе вопрос, что это за странное сборище было перед ней и что вообще может делать честная рабочая лошадь в такой компании. Но происходящее стало казаться чересчур неправдоподобным, а само присутствие Хозяюшки, как бы он ни любил ее, представляло определенную угрозу. Ведь он только во сне видел белую лошадь, но никогда не думал, что это могла быть белогривая Хозяюшка. - Я хотел вернуть ее сюда в ту самую ночь, когда появился Волк, - сказал он, все еще ослепленный свершившимся, придерживая лошадь за узду, в то время как Петр был занят упаковкой вещей. - Я знаю, что сделал это, но мне постоянно казалось, что я во-время остановил это желание. Именно поэтому я и сделал паузу во время письма, в тот самый момент, когда упала полка. Ведь в тот момент я пожелал и кое-что еще, Господи!.. о своем дяде... - Черный бог забрал твоего дядю Федора. И я сомневаюсь, что эта лошадь имеет хоть какое-то отношение к той злополучной полке. - Да, конечно не имеет. Но ведь ты не должен забывать, что она прискакала сюда прямо из города... она прискакала прямо туда, куда мы только еще собирались отправиться сегодняшним утром... - Ну, хорошо, черт побери. Но ведь все же есть какая-то польза от ее появления здесь именно сегодня, да или нет? Твое желание просто-напросто позаботилось о нас, приятель, ему пришлось прорываться буквально через половодье желаний, чтобы завершиться здесь... - Так в этом-то все и дело. Эта лошадь добиралась сюда не тем путем, по которому шли мы. У нее просто не хватило бы для этого времени. Тот единственный путь, которым она могла попасть сюда прямо из Воджвода, как я и пожелал в свое время, это был путь без дорог и даже без тропинок, а точнее вовсе даже и не путь. - Так может быть, она обрела мозги? Может, это тоже было предусмотрено в твоем желании? - Этого просто нельзя сделать. И вообще, события не могут опережать друг друга. Петр взглянул на него, вопросительно подняв одну бровь. - Ну ладно. В конце концов, я рад. Вот так и должен быть устроен мир. - По правде сказать, я не знаю. Петр, мне не нравится все это. И я говорю тебе, что я не верю, будто эта лошадь попала сюда именно по моему желанию. - Может быть, это было желание Ивешки. - Ивешка не хотела даже Волка! - Что и означает, что только ты мог сделать это. Черт возьми, я не думаю, чтобы это мог сделать Кави Черневог. - Петр связал поводья и забросил их на спину Волка, все еще покачивая головой. - Нам все равно пора отправляться в путь, иначе мы не сдвинемся с места этим утром. Откуда бы она ни пришла, почему бы она ни оказалась здесь, в итоге мы ничего не можем поделать с этим. Пожелай только, чтобы мы не оказались в дураках. - Этому не поможет ни одно желанье, - пробормотал Саша. - Малыш? Господи, да где же он? - Вон там, - сказал Петр, показывая рукой поверх головы. Саша взглянул через плечо, приготовившийся к очередному бедствию, и в тот же миг увидел Малыша, который со всеми удобствами развалился на спине Хозяюшки: черный пушистый шар, которого весь мир воспринимал не иначе, как щурящуюся от удовольствия кошку из конюшни. Это заставило его укрепиться в мысли, что эта лошадь была самой настоящей Хозяюшкой, а не чем-то еще. Кобыла Андрея Андреевича благопристойно сбежала лишь с одним недоуздком, и поэтому им понадобился дополнительный кусок веревки, чтобы сделать для нее поводья, если только, а у Петра были на этот счет большие сомненья, учитывая сашины таланты, они вообще были нужны ей. - Возить репу было гораздо безопасней, - пробормотал Петр ей прямо в ухо, пока завязывал узел на кольце. - Но наш парень в полном порядке. Ты только делай, что он скажет тебе. Он еще не совсем свихнулся, во всяком случае пока с ним было все в порядке. Он не имел понятия, отчего последние два дня пребывал в приподнятом настроении, как будто вся эта история с побегом Ивешки так крепко ударила его и оставила в ошеломленном состоянии, подобно тому случаю, когда он упал с крыши "Оленихи". Однако вполне естественно, что со временем, даже после такого сильного падения, человек выпрямляется и постепенно приходит в себя. Он становился более разумным, в то время как Саша порой терял уверенность и рассудок, что в точности соответствовало всем бедам, сваливающимся на колдунов, включая и его, и Ивешку. Черт возьми, но ведь он все-таки был нужен ей, без всякого сомненья, особенно теперь, после этой очередной безумной выходки она нуждалась в них обоих. И поэтому они должны догнать ее... Он легко вскочил на спину Волка, а Малыш тем временем освободил место для Саши, который попытался столь же лихо забраться на Хозяюшку, но... потерпел неудачу. Его нога соскользнула с лошади, а Малыш наблюдал этот момент, сидя на земле. - Да, получается не так удачно, как ты обычно привык это делать, - заметил Петр, чуть наклонившись вперед, приготовившись наблюдать очередную попытку. Лошадь вздрогнула, но продолжала терпеливо стоять. - Попытайся чуть выше. И почему бы тебе не воспользоваться своим желанием? Саша мрачно взглянул на него и все-таки вскочил на лошадь, хотя получилось это не так красиво и легко, как у Петра: он почти лег собственным животом на спину лошади, когда та уже сделала первый шаг. Ему каким-то чудом удалось не свалить багаж. Петр чуть посмеялся над этим, как будто в мире уже ясно вырисовывалась надежда и как будто он имел право на этот смех, не заручившись одобрением Ивешки. Господи, да он и не хотел чувствовать себя так, как чувствовал сейчас, черт побери! Он хотел чтобы Ивешка была счастлива: он должен приложить для этого все силы... что порой заключалось даже в таких простых вещах, как отказ от своих дурных привычек, которых она не переносила, с чем он сам не был полностью согласен, и которые постепенно отмирали в нем, унося вместе с собой всякий раз частицу его "я". Вот черт, подумал он, чувствуя, как впадает в панику. Нет, это не так, нет, нет. Я никогда в жизни не был более счастлив, чем сейчас... Разумеется, я неразумно растратил свою молодость. Конечно, и Дмитрий и все остальные, не говоря уже о всем городе, только и ждали того момента, когда я окажусь с петлей на шее... Разве могла считаться счастливой такая жизнь? - Петр? Что случилось? Его руки закоченели. Волк шел под ним, куда глаза глядят, не заботясь о направлении. Он взглянул на Сашу с внезапным острым ощущением страха, будто подозревая, что тот мог подслушать его мысли. Но Саша лишь с недоумением глядел на него. - Петр? - Со мной все хорошо, - сказал он, осознавая, что этой отговорки совсем недостаточно. Он взял в руки поводья. - Все хорошо, я прекрасно себя чувствую. Вверх и вниз, оставляя за собой очередной поросший молодыми деревьями холм, вслед за оживленно трусившим впереди Малышом, кобыла извозчика степенно шла рядом с Волком. Ее уши настороженно торчали, ноздри постоянно шевелились, а глаза беспокойно оглядывали местность. Казалось что она все еще пытается отыскать знакомую улицу или сообразить, какие опасности могут подстерегать здесь лошадей. Но она очень уверенно держалась при подъемах, крепкие ноги придавали ей решительности в движениях, особенно когда она затаптывала незначительные преграды, попадавшиеся на пути, которые Волк, к примеру, старался переступать более изящно. Когда именно и почему она сбежала из города и как могли они оказаться именно в том месте, куда эта самая кобыла примчалась еще до того, как они осознали необходимость ее появления?.. Рассуждения, подобные этим, любой здравомыслящий человек наверняка препоручил бы заботам колдунов. Хотя, если некоторые сашины желанья вели себя подобным образом, как в случае с этой лошадью, продолжал раздумывать Петр, то вполне возможно, что у него могли быть и другие, точно также задержавшиеся в пути, и его самочувствие может быть объяснено как раз их действием... А он чувствовал себя так, как будто то тяжкое бремя, которое он ощущал на своих плечах все эти годы, вдруг свалилось с него за время этого гнетущего пути, как будто, отдалившись от дома, со всем его выводящим из душевного равновесия укладом и ощущениями опасности, он смог вновь свободно вздохнуть. Он никогда даже в мыслях не желал зла Ивешке и поклялся себе, что никогда, никогда даже не позавидует, что отказался от многого ради нее... Но он все-таки думал об этом... Господи, что же такое происходило с ним? Что случилось? И почему он был так зол на нее? - Что же все-таки она написала? - спросил он Сашу, когда вечером, слегка поужинав и закончив пить чай, тот по обыкновению раскрыл свою книгу и достал чернила. - Покажи мне, где ее записка. Он не думал извлечь какую-то пользу из этого факта. Сам он не доверял никаким записям и, более того, подозревал, что книги способствовали всем бедам, обрушивающимся на них, но Ивешка очень много внимания уделяла записи собственных мыслей, и ее образ мышления был столь любопытен, что он снова и снова возвращался к нему в течение всего дня. Ее привязанности и антипатии порой так злили его, что за весь сегодняшний день он не мог вспомнить ничего, кроме ее упреков в его адрес, причиной которых, как он считал, была его собственная глупость, эгоизм и все остальные предосудительные качества, которые он приобрел очень давно и исправлением которых занимались Саша и Ивешка. Ему совершенно случайно пришла в голову мысль, что сам процесс письма схож с волшебством, и может быть, всего лишь может быть, Саша, читая ее записку и не зная Ивешку достаточно хорошо, а, возможно, и не обладая достаточным волшебством, мог пропустить в этой записке что-то очень важное. Итак, он, преодолев свои опасения, попросил показать ему саму запись. Саша со всей тщательностью открыл книгу в нужном месте и наклонил ее к свету, в то время как Петр придвинул плечо, чтобы их слившиеся тени не мешали ему разглядеть написанное. Он сразу узнал где была ее рука, еще до того, как Саша указал ему на то место, где были две оставленные ею строчки. Он даже не дотронулся до страницы, боясь разрушить колдовские силы, скрытые там, но все же присел на корточки, не отрывая глаз от книги, в то время как Малыш уютно устроился, свернувшись теплым пушистым шаром у него на руках. Петр слушал, пока Саша, водя пальцем по строчкам прочитал ему, что там было написано. Но это было все то же самое. - Однажды ты мне уже говорил это. - Так ведь именно это она и написала, Петр. Можно было обвинить Сашу в неспособности понять тайный смысл оставленного послания, но это было абсолютно безнадежно. - Попытайся еще. Я абсолютно уверен, что там есть что-то еще. Попытайся узнать это. - Петр, клянусь тебе, что чернила есть чернила, и даже колдун не в силах проделать с ними какой-нибудь трюк. Все, что здесь написано, невозможно изменить. - Ты уверен в этом? - Петр, этого вообще нельзя изменить. Ты можешь это сжечь, можешь соскоблить или уничтожить каким-то другим способом, но ничто не сможет превратить эти буквы во что-то иное. Они в точности означают все, что она сказала с тех самых пор, как последний раз пользовалась этой книгой. - А что, если другие колдуны направят против этого свои желанья? - Но это вообще нелегко сделать, а тем более в книге, принадлежащей колдуну. Буквы не могут, словно оборотни, менять свою форму. То, что там есть, там и есть. Она хотела, чтобы я понял кое-что из ее записки. И я абсолютно уверен, что то, что она хотела сказать, здесь полностью отражено. Она сообщала мне, что будет очень беспокоиться, если мы отправимся следом за ней. - И будем искать ее. - Да. Все написанное в сашином изложении звучало так, словно перед ними была Ивешка. Тогда он показал на чистое место внизу и сказал: - Тогда напиши здесь, чтобы она была как можно осторожней. - И Саша, нисколько не обижаясь, сделал то, что просил Петр, а тот наблюдал, пока Саша был занят письмом, видимо ощущая пользу этого занятия. Он был абсолютно уверен, что это его желание сохранится именно таким путем, как только что сказал Саша, и будет оберегать ее, что бы ни случилось с ним самим, даже если он падет жертвой какого-то колдовства и забудет все, что любил и что ему было так дорого. Ему от всего сердца хотелось придумать гораздо лучшее желание и он присел к костру, чтобы попытаться подумать над этим, но ему казалось, что все, лежащее за пределами этого, уже записанного в книгу, послужило бы лишь источником неуверенности и ничем не помогло бы ей. Поэтому он вылил солидную порцию из кувшина для Малыша, позаботился о себе и улегся спать, раздумывая о том, что теперь, когда они двинуться в путь на двух лошадях, жизнь покажется им немного веселее. Наконец он уснул. Нужно проявлять большую ловкость и осторожность, соприкасаясь с волшебством, потому что оно предоставляет большие возможности для плутовства и обмана. Саша плел кружево сна словно пряжу, желая, что