тебе. Ты все делаешь абсолютно правильно, малый. Ты твердо стоишь на ногах, в отличие от него, и ты ни в чем не ошибаешься. Последовало еще несколько глубоких вздохов. - Я не перестаю думать о лодке. Мне все время кажется, что Ивешка... должна была бы уже появиться здесь, если вообще сюда собиралась. Но ее нет. И не могу понять, почему. Вот теперь Петр по настоящему почувствовал полное расстройство в желудке. Он внимательно взглянул на Черневога, раздумывая, как далеко все это может зайти и не будет ли самым лучшим выходом прихлопнуть его без всякого предупреждения. Но в этот самый момент Черневог поднял голову, и поймав глазами сашин взгляд, сказал: - Ивешка не подвластна волшебству, под которым находятся лешие. Оно уже спадает, и осталось только здесь. Ничего лишнего, что давало бы возможность хоть что-то понять: как всегда у колдунов. - "Здесь", - словно эхо повторил Петр. - Что это значит "здесь"? - и взглянул на Сашу. - Что за чертовщину он несет? Но сейчас он был между двух колдунов. Оба отвернулись и смотрели в никуда, бормоча что-то вроде того, что сказал Черневог: - У них больше нет сил... А затем он услышал и сашин голос: - Петр, лошади возвращаются. Обычному человеку только и оставалось, что собрать поклажу и надеяться, что вот-вот все происходящее обретет хоть какой-то смысл, хотя при этом он мог и пожелать, чтобы эти два колдуна, о которых идет речь, не были до конца единодушны. 15 Первым неожиданно появился Волк. Затем из леса показалась Хозяюшка, поглядывая на них из-за спины Волка, словно еще не была уверена в том, что вновь видит перед собой, обычные деревья, которые только что оказались столь странно ненадежными. Но нигде не было никаких признаков Малыша, и Саша воспринял этот факт как непонятный и беспокойный. Молчание леших, казалось, близилось к концу, замкнувшись лишь среди этой маленькой рощи, и Саша продолжал раздумывать об этом в тот самый момент, когда появились лошади. Ему порой казалось, что это место собрало все окружавшее их зло. А что касается леших, то видимо лишь небольшая их часть была доброжелательно настроена к колдунам. И он сказал, обращаясь к Петру: - Лошади слишком ослабли и вряд ли способны на большой переход, иначе мы давно бы добрались до реки и я бы никогда и близко не подошел к этому месту. Он часто пугал Петра своими неопределенными заявлениями, и, сам зная об этом, подумал, с некоторой отрешенностью прислушиваясь к окружающему: он ничем не мог его успокоить, а самые казалось бы верные слова вряд ли могли описать их положение, не затрагивая сущность происходящего. Ведь существовало нечто странное и чужое, беспокоящее его и наводящее все время на одну и ту же мысль: что бы ни вызвало окружавшую их тишину, оно к тому же еще и уменьшало его способность к колдовству, и следовало бы благодарить Бога, что и Черневог испытывал точно такие же затруднения в этот момент. Но после некоторых раздумий Саша понял, что тот вряд ли был под таким же давлением: все желания, которые направлял Черневог, не проходили для Саши незамеченными. Черневог постоянно пытался доказать ему, что он защищает и их и Ивешку своим колдовством, и ругал его, называя маленьким дурачком, который только путает его планы и в конце концов только погубит их всех... Он постоянно напоминал Саше, что Ууламетс научил его совсем не тому, а только задушил все имевшиеся у Саши способности, чтобы использовать его как орудие для своих собственных целей. Он продолжал убеждать Сашу, что до этого старик точно так же ошибся и с самим Черневогом, и с Ивешкой. Он искал свои собственные пути, и эти его желания все еще живут вокруг них, и примером тому может быть то, что он, Саша Мисаров, в конце концов явился на это место! - Оставь меня в покое, - пробормотал Саша, подбирая поводья Хозяюшки. Он забросил их ей на шею и водрузил на ее спину свою поклажу, стараясь своими желаниями удержать лошадь на месте. Он все еще надеялся, что ему удастся прорваться сквозь окружавшую тишину и услышать хоть что-нибудь от Ивешки, но его продолжало беспокоить загадочное предложение леших, так как где-то в глубине собственного сознания, еще сохранившего способность рассуждать здраво и расчетливо, он ощущал себя так, будто они уже отыскали Ууламетса: ведь Ивешка постоянно обвиняла его в том, что все его мысли и советы всегда напоминают ей собственного отца. - Он сформировал тебя так, чтобы ты был слепым орудием в его руках, - заметил Черневог, на этот раз он говорил вслух, стоя сзади него. - Ууламетс никогда не имел друзей, и ты прекрасно знаешь об этом. Разве ты забыл? То, что он слышал сейчас, уже не было детскими заблуждениями, это были устоявшиеся мысли, и Саша даже взглянул на Кави Черневога. - Ты увлекаешься колдовством, - продолжал тот, - и старик тоже делал такие попытки. Только один Бог знает, куда они в итоге завели его. Саша с трудом вспрыгнул на спину Хозяюшки и сверху еще раз посмотрел на него. - Оставь меня в покое! - сказал он в очередной раз, а Петр подошел к ним ближе, ведя Волка в поводу, грубо оттолкнул Черневога от Хозяюшки и сказал: - Иди, иди. Не пытайся прибрать к рукам никого из нас. Черневог, должно быть, внутренне сопротивлялся такой грубой выходке, если бы его неожиданный гнев не нашел более определенного направления: Саша почувствовал в этот момент, как на него пахнуло холодом, но более Черневог ничего не сделал, а Петр, оставшийся таким образом невредимым, подал Саше мешок с горшками и связку книг. Господи, он совсем забыл про эти книги... - Петр, - прошептал он, как можно теснее прижимая мешок к себе, - будь поосторожнее с ним. Не задевай его, и не делай впредь ничего подобного! - Со мной ничего не случится, малый, ничего. Ты только позаботься о нас, хорошо? Петр повернулся и отошел от Саши. Саша со всей осторожностью пристроил книги и мешок с горшками впереди себя. Черневог стоял, поджидая, когда Петр водрузится на Волка. В этот момент Саша вдруг отчетливо подумал о том, что следует направить к реке именно Волка, потому что его нос был пожалуй самым лучшим проводником в сложившихся обстоятельствах, когда неустойчивые попытки использовать колдовство в этой мертвой тишине заканчивались явной неудачей. - Не управляй Волком, пусть он идет без поводьев, - сказал он Петру. - Я думаю, он найдет дорогу. - Хорошо, - сказал Петр, неодобрительно взглянув на него, и перестал натягивать повод. Разумеется, можно было попытаться не прибегать к суждениям Ууламетса, можно было совершенно искренне не делать этого, но сашины собственные мысли работали с большим трудом и детали событий продолжали ускользать от его внимания. Он даже подумал о том, глядя на Черневога, идущего впереди Хозяюшки, было ли это его желание или это было желание Черневога - заставить лошадь искать дорогу к реке? Он тут же поймал себя, что все еще думал о том пушистом белом клубке, с острым и прожорливым совиным клювом, который так неосторожно налетел на меч... Но как только он отделался от этой мысли, как тут же ее сменили воспоминания о сером камне и сплетенных в кольцо колючих кустах. Он знал, откуда могли проникнуть к нему подобные мысли. Чтобы отвлечься, он некоторое время прислушивался к лошади и пытался уловить запахи реки... Но Черневог упорно проскальзывал в его мысли, откровенно колдовским способом, идя рядом с его лошадью с понуро опущенной головой: "Это Драга попыталась с помощью Совы завладеть мной. Я был совсем глупым мальчишкой, и она надоумила меня отыскать это гнездо. Теперь я думаю, что именно так и было. Я подозревал, что она убила мать этого птенца, намереваясь заставить меня, чтобы я спрятал у него свое сердце. Ей казалось, что Сова была подвластна ее колдовству. Именно так оно и было, пока я не убил ее". Это страшное признание, подумал Саша, жалея Черневога, хотя это и была с его стороны безобразная уловка: он тут же подумал о Воджводе и о своем собственном воспитании, когда в лучшем случае это было лишь невнимание, а в худшем - откровенная постоянная жестокость. Он припомнил все это так отчетливо, что эти воспоминания показались ему неуместными здесь, в этом месте... если только это не было очередной ловушкой. А Черневог тем временем продолжал: "Мог ли ты предположить, что Ууламетс хотел оставить тебе то, что ты больше всего боялся потерять?" Саша пожелал тут же, чтобы Черневог замолчал, но в то же мгновенье, почувствовав внезапную слабость, вспомнил о том, как Ууламетс угрожал Петру, поставив его жизнь против той помощи, которую он потребовал от Саши... Все так же отчетливо он вспомнил, как разлетелась на куски чашка, которую держал в руках Петр, поводом для чего послужили лишь возражения, которые Петр высказал старику... И как он сам говорил, в страхе уговаривая Петра замолчать, напуганный тем, что таким же образом, как треснула та злополучная чашка, в один прекрасный момент могло разорваться на куски и его, Петра, сердце... И тем не менее, Ууламетс был добрым колдуном, по своему добродетельным, потому что, хотя он и угрожал Петру, хотя он и ненавидел мысль о том, что Петр был избранником ее дочери, он не смотря на это не убил его и не вымогал ничего лишнего, что мог бы получить за это со своего ученика. Больше того, старик полностью отвергал волшебство как вещь, абсолютно бесполезную для него и для остальных людей, и как вещь чрезвычайно опасную... Таков мог быть итог всех положительных качеств Ууламетса. Саша так задумался над этим, что не мог даже сообразить, кому именно принадлежала эта последняя мысль, ему самому или Черневогу. Затем он ухватился за нее, как за обломок кораблекрушения в волнах прилива, и подумал о том, что Ивешка не позволила бы своему отцу так свободно пользоваться любыми своими желаниями в отношении них. Теперь он очень хорошо знал это из книги Ууламетса и из всего произошедшего с ними... И как бы через мрак этих беспорядочных волнений он продолжал вглядываться в окружавший их реальный мир, весь сплошь из туманного леса, на Петра, который ехал на Волке впереди них и то и дело нагибался, увертываясь от выскакивающих перед ним веток и поправляя свою шапку. Петр знал окружавший их мир совсем по-другому, так, как Саша никогда не мог его узнать, он изучил его, проведя почти всю свою жизнь на улицах Воджвода, каждый миг готовый участвовать в очередном новом поединке, и поэтому Петр мог жить где угодно и не пропасть. Но ему совершенно не нужно было оставаться здесь, в этой колдовской компании... А почему Петр оставался здесь, если не было никаких желаний, удерживающих его здесь? Ведь он так хотел отправиться в Киев, именно о Киеве он грезил во сне и наяву. Они все вместе остановили его: и Ууламетс, и Ивешка и Саша. Найти Ууламетса... Господи, да он и на самом деле не искал встречи с ним, у него не было никакого желания увидеть его вновь, если учесть то, что он никогда не верил ему и при жизни, главным образом из-за того, что старик хотел разлучить его с Петром. А теперь Саша терялся в догадках, как ему избежать этой новой встречи со стариком. - Замолчи! - бросил он Черневогу, продолжая размышлять: ведь они оба были учениками старика, оба оказались на высоте перед этим старым лжецом, а теперь Черневог пользуется этим, выспрашивая меня... про Петра, черт побери! Он выспрашивает меня о Петре, вот что он делает в эту минуту. Черневог же положил свою руку на шею лошади, когда Саша в свою очередь пригнулся, уклоняясь от ветки, и сказал очень осторожно: - Послушай меня, послушай... Петр повернулся назад, пригибаясь к спине Волка. - Оставь его в покое, Змей. Убери руку с лошади! - Я лишь хотел сказать, что впереди еще много ветвей, - ответил колдун. - Петр! - едва не закричал Саша. Петр повернулся вперед, пригибаясь еще сильнее, еле увернулся от очередной ветки и вновь повернулся назад, хмурый и недовольный. - Это явная ошибка - разыскивать Ууламетса, - продолжал Черневог. - Ведь лешие могут ошибаться. Ууламетс не хочет ничего, кроме собственного благополучия. Можешь спросить об этом его дочь. - Последний раз говорю тебе, замолчи! - Ведь она жива, не так ли? Старику удалось вернуть ее с того света. - Замолчи! - закричал Петр. - Саша, заставь его замолчать. Было едва слышно, что говорил Петр. Саша вновь пригнулся перед приближающейся веткой: он был достаточно внимателен, чтобы следить за направлением движения Петра, когда тот повернулся назад, наблюдая за Черневогом. Тем временем вокруг них нарастала и нарастала тишина. В какой-то момент от постоянных напряжений воли и наблюдения за дорогой у Саши начала кружиться голова, а движение лошади под ним стало вызывать путаницу в мыслях. Но тут Петр слез с Волка, взял в руки повод и повел Волка сзади, следом за Черневогом... - Не делай этого, - сказал Саша, когда Петр попытался взять еще и поводья Хозяюшки. Петр о чем-то спросил его, но в этот момент Саша, как в ловушку, погрузился в какую-то особенную тишину, среди которой до него, словно из глубины, доносился далекий шепот, напоминавший дыхание леса, он чувствовал, как повеяло холодным ветром и все вокруг приняло серый оттенок... Все ощущалось так же, как перед надвигающейся бурей, хотя небо было уже давно пасмурным, а сгущавшийся туман был всего-навсего мелкими каплями воды, которые ветер срывал с веток и которые насыщали воздух... Теперь он совершенно точно знал, где именно находилась Ивешка, как знал и то, что на реке что-то случилось. И в отчаянии, которому не должен поддаваться ни один колдун, он заговорил: - Петр, Петр, Ивешка попала в беду. Что-то случилось там, и я думаю, что она даже сама не знает об этом. Мне кажется, что она или спит, или не чувствует этого по какой-то другой причине... - Тогда скажи ей! - отвечал Петр. - Разбуди ее! - И Саша начал пытаться сделать это со всем вниманием, какое мог позволить себе, отвлекаясь от Черневога. Черневог же начал тут же подступать к нему с тем, чтобы он прекратил это. Тогда Петр схватил его за рубашку и оттолкнул прочь. Но Черневог был далеко не самой худшей опасностью, которая поджидала Сашу и которую он ощущал. Было еще нечто совсем иное. Оно имело свое место, но он не мог определить истинное положение этой помехи, которая не несла в себе ни добра, ни зла, и, казалось, вообще не имела ни намерений, ни целей... - Ты ведь можешь отыскать ее? - продолжал свои расспросы Петр, для которого самым странным во всем происходящем было то, что лошади, казалось, должны были бы стоять очень тихо при такой буре, как будто в окружающем мире ничего не произошло. - Саша! Петр потряс его за колено, с неприязнью оглядываясь на Черневога. - Ради Бога, Саша, да очнись же ты! Но ничего страшного не происходило. Рядом с Петром, в том же самом мире, была Хозяюшка, здесь же прекрасно себя чувствовало его собственное тело и вокруг не было и намека на какую-то угрозу. Но Черневог сказал: - Господи, держись подальше от этого... Затем все обрело прежнюю ясность: дневной свет, легкий туман из остатков дождя и обеспокоенное лицо Петра. И вместе с этим вернулся и легкий, похожий на дыханье, шум деревьев и мало-помалу он вновь ощутил жизнь окружающего леса, небо, реку, так же ясно и отчетливо, как будто никогда не было той предательской тишины в лесу. Ничего не произошло, ничего не могло произойти, если не считать побледневшего, покрытого потом Черневога и обеспокоенного Петра. Хозяюшка тяжело дышала и нагибала голову, так же как и Волк, пытаясь проверить, насколько съедобна дикая трава, попадавшаяся под их ногами. - Возможно, что мы вышли за пределы их досягаемости, - сказал Черневог, имея в виду леших. - Или они просто прекратили свою работу, защищая нас. - Что, черт возьми происходит? - спросил Петр и второй раз потряс Сашу за ногу. - Саша? - Ивешка находится по ту сторону реки. - По ту сторону реки... - И я не знаю, почему. Там произошло что-то непредвиденное, и я боюсь, что она оказалась в самом центре, и никак не могу добиться, чтобы она услышала меня. - Господи, - только и сказал Петр, с раздражением пожимая плечами, будто это была какая-то городская перебранка, в которую попала Ивешка. Петр сделал шаг другой в сторону, сорвал шапку и некоторое время стоял так, вглядываясь в ту сторону, где должна быть река. Саше показалось на мгновенье, что они перестали слышать друг друга, и все его попытки исправить положение ни к чему не приводили. Господи, так что же происходило с Петром? Петр же хлопнул шапкой о ногу, повернулся и двинулся впереди них по направлению к реке. - Ну, хорошо, мы доберемся туда, а что дальше? Отыскать Ууламетса! Ууламетс наверняка в самом центре всего, что там происходит. Очень мы нужны ему там! Ему нужна Ивешка, вот кто ему нужен на самом деле! На какое-то мгновенье его слова обрели ужасный, но отчетливый смысл. Это было похоже на предупреждение Черневога, это напоминало только что сказанные им слова: - Он вернул ее назад с того света, Петр, он умер, возвращая ее назад. - Он умер, отбирая ее у него! Он умер в надежде, что Черневог больше не найдет себе места в этом мире! Это не значит, что он был счастлив или вмешивался не в свое дело! - Петр откинул волосы, надвинул шапку и вздохнул, а Саша тем временем пытался понять, кто из них сошел с ума. Хотя вслед за этим Петр продолжил очень тихо, оперев руку о бедро и чуть подергивая плечом: - Господи, на самом деле я ничего не знаю. Мне не нравится все происходящее, мне не нравится все, связанное с ним. Почему появился этот оборотень? Почему он был похож на него? - А что был оборотень? - спросил Черневог. - А ты замолчи! - бросил в его сторону Петр. Но Саша подумал, что эти оба вопроса были очень важными, и сказал после некоторой паузы: - Да, был. Он пытался куда-то завести Петра. - Да что же мы делаем? - воскликнул Петр. - Мы, что, просим у него совета? - Мой совет, - заметил Черневог, - в данном случае совпадает с вашим убеждением: ни в чем не доверять Ууламетсу. - Боже мой, - пробормотал Петр, прислоняясь к лошади. - Ведь мертвым нельзя доверять, - продолжал Черневог. - Никто не должен им верить. Ууламетс даже представления не имел, что он делал с волшебством, которого вовсе не понимал. Я, в отличие от него, понимаю, как следует обращаться с ним. Поэтому поверьте мне, что Илья Ууламетс никогда и ни при каких обстоятельствах не принимал ничьей стороны, кроме своей. - Господи, разумеется, что ты наш друг на всю жизнь и хочешь только добра для каждого из нас. - Петр, - начал было Саша с некоторым беспокойством, но Черневог очень спокойно сказал, сделав легкий взмах рукой в сторону Петра: - Я нисколько не виню его. Я только хочу сказать, что ты не такой непроходимый дурак, каким был Ууламетс. Он никогда не знал, что собирается делать, и если он и произвел что-то, став жертвой собственных заблуждений, то я не могу даже представить себе, во что он сейчас мог превратиться. Уверен, что ты просто не понимаешь меня. - Но лешие верят ему. - Я не знаю, что понимают и что не понимают лешие, и я сомневаюсь, что ты сам знаешь это. Уверяю тебя... - Тебе чертовски хочется убедить нас в том, что мы должны верить тебе! - сказал Петр. - Саша... Саша всем своим взглядом умолял Петра о терпении и, может быть, даже пожелал этого, Петр по крайней мере не понял, но он боялся не прислушаться к тому, что мог сказать Черневог, что могло иметь опасные последствия. А Черневог с горечью продолжал: - Вы убили Сову, вы загнали меня в ту же самую ловушку, что и себя. Нельзя заниматься чем-либо поверхностно, особенно когда это приближается к пределам колдовства, но заниматься волшебством при наличии собственного сердца вообще невозможно, малый! Волшебство не подвластно желаниям, оно не имеет ничего общего с естественным миром, но если ты настолько глуп, что можешь позволить моим врагам разделаться со мной именно сейчас, когда я нахожусь в таком состоянии, тогда я напомню тебе, будь я проклят, что это такое. Саша почувствовал, как его спину обдало холодом. Он даже забыл о дыхании, увидев, как Петр опустил свою руку на меч. А тем временем Черневог продолжал: - Освободи меня, малый. Что-то преследует нас с тех пор, как только мы вышли за пределы влияния леших, а если еще и не преследует, то будет, поверь мне. И если я проиграю, то первое, что я подарю своим преследователям, так это вот этих двух дураков, стоящих передо мной, ты слышишь меня? У меня нет другого выбора. Саше на ум пришли слова Ууламетса: "Сомнения - это главное оружие Черневога..." И он ответил с холодным спокойствием, глядя вниз с высоты лошади: - Я это учту. - Самолюбивый недоношенный дурак! - Нет! - тут же воскликнул Саша, как только увидел, что Петр вновь взялся за меч. Ему вдруг показалось, что мертвый Черневог может быть еще более неуловимым, чем вода или туман. Он передал эту мысль Петру, и сказал, обращаясь к Черневогу, склонившись над белой лошадиной гривой, пока Хозяюшка ощипывала лесные цветы: - Интересно, что мог бы дать мне водяной, зная, что я могу рассказать ему о тебе? Я читал твою книгу, но я сомневаюсь, что он-то смог бы прочитать ее. Черневог побледнел и приложил палец к губам. - Ты будешь законченным дураком, если сделаешь это. - Не сделаю, если ты не прекратишь строить против нас свои козни. Ведь ты очень не хочешь видеть меня мертвым, Кави Черневог, и позволь мне сказать тебе еще кое-что: ты не посмеешь причинить никакого зла ни Петру, ни Ивешке, потому что ты не захочешь, чтобы мое сердце прямо сейчас взяло верх над моим рассудком. Потому что, когда ты заботишься о чем-то кроме себя, Кави Черневог, ты будешь заботиться и о своих друзьях, и ты не захочешь, чтобы хоть что-нибудь случилось с ними. Мне не нужно твое искусство волшебства. Колдовства мне вполне достаточно, потому что, я уверен, я уверен, что ты сделаешь ту единственную ужасную ошибку, после которой будешь рад отдать все, чтобы оказаться на моем месте. - То есть стать недоношенным дураком? - У недоношенного дурака всегда остается выбор, не так ли? Черневог промолчал, только с раздражением на один шаг отошел от лошади, тихо переживая обиду. Саша же подумал, что ему не следовало говорить подобных вещей, не следовало разговаривать с ним в таком тоне: Черневог, как бы он ни выглядел, был старше его на многие сотни лет и знал многое такое, о чем Саша не мог даже вообразить. Затем он продолжил, не обращая внимания на то, как нахмурился Черневог, что Петр смотрел на него, как на безумного: - Но наши разговоры не помогут нам переправиться через реку, верно? - Верно, - еле слышно произнес Петр, как будто это было все, что он смог сказать. Он взялся за поводья и вновь вскочил на коня. После этого Петр подъехал поближе к Саше, стараясь держать Черневога впереди них. Петр был очень обеспокоен, это было ясно, и Саша с отчаянием подумал о том, что если у него и был свой выбор, то он должен остановиться и прямо сейчас записать все это в книгу, а затем в течение последующих дней изучить все это как следует, чтобы попытаться отыскать выход из той цепочки желаний, которые он извлекал одно за одним. Но когда дела были плохи, время на раздумье почти не оставалось. Именно это Петр и пытался втолковать ему в течение этих последних, самых важных лет его повзросления: "Брось ко всем чертям эти проклятые книги, малый!" И он подумал о том, что за последние три года не было ни одного случая, когда он мог попытался бы настоять на своем. Он все еще думал, что все исходит только из книг и ничего не зависит от него самого. А теперь с тоской подумал о том, что скорее всего именно в этом и была его ошибка... Он потрогал рукой самую драгоценную часть своего багажа: промасленный холст, в который были завернуты книги, лежащий на спине лошади прямо перед ним. Сплетенные ветки. Ветки, склонившиеся над песчаным берегом и над водой... Теперь они поднимались по поросшему лесом холму. Сквозь деревья просвечивало серое небо, словно в мире не было ничего кроме низких густых облаков. Шум, доносившийся до них, напоминал шелест листьев под легким ветром, но на самом деле это были шорохи реки. Черневог остановился на самом гребне, его фигура отчетливо виднелась в светло сером свете дня. Волк закончил подъем, сделав неожиданно быстро последние несколько шагов, и Петр, изо всех сил натягивая повод, чтобы сдержать его, едва не задохнувшись, чуть слышно произнес: - Господи... Хозяюшка поднялась на вершину своим мерным шагом и встала рядом с Волком, как бы позволяя Саше в свою очередь взглянуть на серо-стальную поверхность реки, серое небо и узкую, изгибающуюся дугой, длинную ленту из бревен, перевитых плющом, повисшую в воздухе над рекой и исчезающую в тумане. 16 - А вот и наш путь на ту сторону, - объявил Саша, словно эта хлипкая деревянная арка была самой большой достопримечательностью. - Я и сам подумывал о бревнах, - заметил Петр, чувствуя, как опять начинается волнение в желудке, - на них можно было бы поставить лошадей, а сами бревна связать с помощью веревок и парусины... река в этом месте не такая уж быстрая... - Это явно работа леших. Они сделали эту переправу специально для нас, потому что заранее спланировали наш переход через реку! - Господи, да хоть лешие и сделали все это, но ты попробуй объяснить это лошадям: ни одна из них и близко не подойдет к этой чертовой дуге... Только взгляни на нее! - Ты можешь сделать это! Ты въезжал на обледеневшее крыльцо "Петушка"... - Но в тот момент я был просто пьян, приятель! - При этом он заметил, что Черневог пристально всматривается в нитку моста. Его руки были сложены на груди, и Бог знает какие злонамерения роились в его голове. - А это сооружение раскачивается на ветру. Взгляни! Все это держится в воздухе лишь одними желаниями! - Лошади пройдут, Петр. Этот мост не упадет, не упадем и мы. Я не позволю этого. - Господи, - только и сказал Петр, поворачиваясь и хлопая Волка по шее, как бы извиняясь за то, что когда-то въехал на нем на высокое крыльцо трактира. Но Саша уже готовился вести Хозяюшку вперед по грязному склону. Петр глубоко вздохнул, приговаривая: - Идем, Волк, идем приятель, - и знаком показал Черневогу, чтобы тот шел впереди них. Черневог пожал плечами и с трудом начал очередной подъем по пропитанному водой земляному откосу к началу моста. Склон был одинаково труден и для человека и для лошади, и Петр старался из всех сил, сворачивая с пути там, где пройти было уже невозможно, и вскоре добрался до верха, где среди тумана и ветра уже стоял Черневог. Перед ними были потрескавшиеся бревна, а точнее огромными усилиями уложенные во всю длину стволы когда-то росших здесь деревьев, связанные между собой плющом и скрепленные желаниями, а снизу эта лента подпиралась деревьями, растущими прямо на речном берегу: их обломанные ветки вылезали наружу во многих местах этого так называемого моста. Господи, да разве кто-нибудь думал о том, какова на самом деле прочность этих связок и подпорок? Ширина моста почти везде не превышала двух бревен. И вся арка из потрескавшихся стволов за спиной Черневога скрывалась в туманной дали. - Я начинаю! - донесся откуда-то снизу голос Саши. Это означало, что ему следовало начать восхождение на мост, освобождая Саше подход к нему. - Идем, приятель, - сказал Петр и очень осторожно тронул поводья, уговаривая Волка подойти к самым бревнам, в то время как Черневог повернулся и ступил на потрескавшуюся неровную поверхность моста. Волк сделал несколько первых неуверенных шагов, стараясь заглянуть вперед. Петр старался как можно меньше натягивать поводья, позволяя лошади самой видеть, где удобнее ставить ногу, и доверяя колдовству, которое удерживало и лошадь и мост в относительно устойчивом положении. У него не было никакого желания смотреть вниз, но он тем не менее делал это, по крайней мере чтобы рассмотреть, насколько позволял туман, лежащие под ними бревна, и быть уверенным в том, куда именно лошадь ставила свои ноги и облегчить ей передвижение через те места, где бревна соединялись друг с другом. Так они шли, медленно делая шаг за шагом, пот градом катился по его лицу, но ветер тут же охлаждал его. Миновав первую группу подпорок, которые походили на поредевшие ряды обломанных веток по обе стороны от него, он увидел, что впереди видна лишь протянувшаяся в никуда тусклая деревянная лента. Со всех сторон и сверху и снизу его окружало лишь бесконечное серое пространство, а впереди, гораздо быстрее него, по мосту шел Черневог. Ветер дул не переставая. Пролеты моста скрипели. Господи... Петр испугался, что потеряет его, идущего впереди на таком расстоянии... - Саша! - громко закричал он, рискнув повернуться назад, туда, где на некотором расстоянии шли Саша и Хозяюшка. - Он ушел от нас слишком далеко вперед... Последовал новый порыв ветра, принесший холод и сырость. Внезапно Петр перестал понимать, где находится верх, а где низ. Он только ощутил, что Волк остановился под ним, в то время как мост дрогнул и покачнулся, может быть лишь на толщину пальца, но это ощущалось так, будто он готов рухнуть в любую минуту. Он задержал дыханье, удержал равновесие, направляя Волка вперед, и быстро взглянул перед собой, будто желая убедиться, куда он двигался. Черневог исчез, словно растворился в тумане. Господи... - Спокойней, приятель. Ты же все понимаешь. Ты получишь много зерна, а возможно и мед, когда мы переберемся через это проклятое место... Господи! Его будто бы окатило ледяной водой: слева направо, поперек арки моста, мелькнул и тут же исчез призрак. - Ты не видел Ууламетса? - спросил он, обращаясь к нему. А сердце его в этот момент все еще продолжало трепетать, будто пойманная птица: среди белого дня редко появлялось что-то бледное, похожее на призрак. - Ведь мы ищем именно его. А теперь еще потеряли колдуна где-то впереди себя. Его зовут Черневог. Может быть, он нужен тебе. Так против этого мы не будем возражать. Куда бы он ни шел, он уже не вернется назад, и поэтому Петр продолжил свой путь, стараясь собрать силы против очередных подобных встреч, присматривая за бревнами, за ногами Волка и стараясь ни о чем не задумываться. Уже можно было разглядеть противоположный берег. По крайней мере, даже короткий взгляд, брошенный вперед, позволял различить смутно вырисовывавшееся зеленое пятно на общем сером фоне. - По крайней мере, там виднеется живой лес. Это... На их пути попалась очередная связка. Здесь одни бревна лежали ниже других, вверх торчали обломанные сучки и спутанные ветви. Пот стекал Петру за шею, а руки и ноги онемели на холодном ветру. - ...выглядит ободряюще, не правда ли? Да, да, там масса зелени, обещаю тебе, только веди себя поспокойней, приятель, осторожней, осторожней, следи за ногами и не торопись... Теперь он уже мог вполне отчетливо видеть конец моста, мог видеть и берег реки... и поджидающую их затянутую туманом фигуру, стоявшую в том самом месте, где заканчивались бревна. Это был Черневог, и только один Бог знает, что было у него на уме. Теперь сашиной заботой было устройство убежища от мелкого, похожего на изморось, дождя, и костра, на котором можно было вскипятить чай и приготовить, наконец, хоть какую-то еду. Несколько глотков водки помогли Петру успокоить желудок, и теперь он был вынужден приступить к выдаче обещанного меда и зерна. Он до боли в руках и коленях, которые тряслись теперь еще сильнее, чем после этой чертовой переправы, ухаживал за лошадьми. Итак, оба они работали, в то время как Черневог проводил время в приятном безделье: он сидел и с задумчивым видом обдирал ногтями лист, оставляя от него лишь переплетенный из зеленоватых жилок скелет. Возможно, что он напоминал ему оставшейся позади проклятый мост. Петр вытер о себя руки, убрал соломенную щетку и покачиваясь подошел к костру, чтобы получить свою порцию горячего чая, крепленого водкой. Он уселся около костра, на мгновенье прикрыл глаза, чтобы дать им небольшой отдых, но и тут продолжал видеть перед собой сплошное серое, совершенно пустое пространство и ощущать покачивания земли. Он уговаривал себя, что ему приходилось совершать и более отчаянные поступки: например, на спор прогуляться по деревянной островерхой крыше "Оленихи" или забраться на несколько самых высоких балконов в Воджводе, и все это без всякой колдовской поддержки. Теперь-то он был абсолютно уверен, что без колдовства тут не обошлось: лешие построили этот мост, но и Черневог наверняка приложил руку к этому переходу. Господи, куда он попал? Он даже вздрогнул от этих мыслей, затем выровнял дыханье и выпил еще. Саша чуть толкнул его локтем и протянул тарелку: там лежали оладьи и кусок колбаски. Следующая порция предназначалась для Черневога. - Пустой перевод добра, - пробормотал Петр, явно не склонный к благотворительности. Черневог взял тарелку и чашку с чаем. Протянув чашку в его сторону, он сказал достаточно вежливо: - Немного водки, если не затруднит. Подавись, подумал про себя Петр. Но явно неучтивый внутренний настрой заставлял его проявлять напускную вежливость. Сын игрока, проводивший массу времени среди богатых молодых людей, он волей-неволей перенял их манеры, используя это в целях самозащиты. Он одарил Черневога своей самой обворожительной и самой вероломной улыбкой и, добавив водки в его чай, сказал: - Лично я предпочел бы, чтобы здесь оказалась смертельная отрава. - За твое здоровье, - сказал Черневог, делая чашкой жест в сторону Саши. - Там действительно яд? - Нет, - спокойно ответил тот. - Уверяю тебя. Черневог с улыбкой отпил чай и водку, а затем помрачнел и сказал: - Я потерял Сову, и мне очень жаль ее. Ты слишком жесток, Саша Васильевич. - Откуда ты знаешь мое имя? Черневог пожал плечами и сделал большой глоток. - У меня есть свои источники. По крайней мере, были. Теперь я удовлетворяюсь лишь положением вашего пленника. - Ты лжешь, - заметил Петр. Черневог посмотрел ему прямо в глаза, поверх края чашки. - И за твое здоровье тоже, Петр Ильич. - Мы начали говорить о сове, - напомнил ему Саша. Черневог смотрел куда-то вдаль отсутствующим взглядом. Наконец он повернулся и уставился в чашку, которую так и не выпускал из своих рук. - Я собираюсь спать, - сказал он с какой-то странной покорностью в голосе. - Спокойной ночи, Петр Ильич. Но Петр даже не взглянул в его сторону. Он сделал еще несколько глотков горячего чая с водкой, и некоторое время прислушивался, как Черневог устраивался на ночлег недалеко от костра. После этого он еще долго сидел в тишине, сквозь которую к нему доносилось дыхание колдуна, становившееся все более и спокойным. Он почему-то подумал о том, что Саша очень легко мог бы отравить этого негодяя. - Он, видимо, уже уснул, - сказал Саша. - Не рассчитывай на это. - А я рассчитываю только на чай и на свои желанья. И еще кое на что, добавленное в чай. Вероятно, у него будет немного болеть голова. - Тогда все в порядке. - Петр тут же припомнил тот грязный двор вокруг дома Черневога, который теперь был не так далеко от них, припомнил весь, казалось никогда нескончаемый, ад, окружавший их в ту ночь, и крик Ивешки: "Кави, нет, не делай этого!" Он скорчил гримасу и выпил еще, надеясь, что этот глоток должен быть последним: страшновато было погрузиться в глубокий сон на этом темном берегу под моросящим дождем. Он все еще чувствовал всякий раз, как только закрывал глаза, как под ним продолжала раскачиваться земля. - Утром мы должны дать ему еще, а потом я положу его на лошадь как обычный мешок репы, если он нам вообще зачем-нибудь нужен. - Я думаю, что у леших были свои причины. - Сомненья - один из моих скромных талантов, разве ты забыл об этом? Я сомневаюсь, что лешие понимают значительную часть из того, что они делают, если это не касается пересадки деревьев в лесу. Они не понимают нас. По каким-то неизвестным причинам в лесу стали происходить странные вещи, которые пугают их... И по какой-то странной причине мы не смогли отрубить голову этому мерзавцу! - Я знаю, знаю. Я думал над этим. Но пойми, что он тоже обеспокоен этим. - Обеспокоен. Слава Богу, что он обеспокоен, мне очень приятно слышать об этом. А я боюсь за свою шкуру и беспокоюсь о своей жене, черт побери! - Я знаю, знаю, Петр. - Можешь не говорить. - Хорошо, не буду. Он покачал головой, сделал еще глоток, даже не задумываясь о кувшине, который держал в руках. Он продолжал думать об Ивешке, которая была совсем одна, где-то там, на берегу, среди этой ночи, если только лешие не ошибались. Он думал и об Ууламетсе, который, находясь теперь в своей могиле, хотел еще сильнее прежнего вернуться и вернуть свою дочь, используя каждое свое желание, каждую возможность, предоставленную ему волшебством, чтобы вновь вторгнуться в жизнь других людей. Старик оставил Саше в наследство кое-что из своих познаний, и даже слишком много, если вспомнить, что говорила об этом Ивешка. И вот он, Петр, сидит здесь, желая заглушить водкой ощущение собственной беспомощности, почти так же, как и Черневог, а малый находится под действием какого-то чертова колдовства. "Мост безопасен, Петр, лешие построили его для нас..." Вдруг в сумерках появились два кошачьих глаза. Они вспыхнули прямо в воздухе, как раз около его колен. - Боже мой! - Он даже отпрянул назад, прислоняясь к растянутой парусине, прежде чем распознал едва заметные очертания маленького носа, который появился вслед за глазами, и контуры круглого живота. - Малыш! - воскликнул Саша. - Ну, слава Богу, наконец-то он появился. Иди сюда, Малыш... - А вот и водка, Малыш. - Петр открыл кувшин и плеснул немного прямо в воздух. Глаза исчезли, а водка пролилась на землю. А Саша сказал: - Он обижен. - Просто он хотел хорошенько рассмотреть нашу компанию. Черт побери, Малыш, иди сюда, здесь все в порядке. Но Малыш не вернулся. Вокруг не было слышно ни звука, кроме потрескивания их маленького костра, когда случайная капля падала в огонь с мокрой парусины. - Скорее всего, Малыш сильно перепугался, - предположил Саша. - Он сейчас наверняка находится где-то недалеко от нас. Хотя до этого мог и не быть здесь. Петр понимал, что Саша пытался подбодрить его. Петр вновь приложился к кувшину, стиснул челюсти и задумчиво уставился на огонь... Нет, черт возьми, он даже не хотел и думать о том, что может потерять Ивешку. И он отказывался думать о том, как, возможно, они были обмануты с самого начала, и о том, как, пережив временные неудобства, связанные с собственной смертью, Илья Ууламетс возможно вновь замыслил что-то против них. Он вполне мог околдовать парня, чтобы привести их всех сюда, когда он будет готов... Но из всей его схемы напрочь выпадала Ивешка, отсутствие которой портило всю картину: Ивешка всю свою долгую жизнь боролась за независимость от собственного отца, она наделала массу ошибок, пытаясь еще в молодости освободиться от Ууламетса, и уж ему никак не удалось бы заполучить ее на этот раз. Саша всегда возражал против этого, ссылаясь на записи в книге, и утверждал, что Ууламетс на самом деле никогда не был плохим человеком, на что Петр всегда очень резко возражал ему, доказывая, что он был достаточно хитер, чтобы выглядеть плохим. Он хотел все делать по-св