аким бы стал мир, если бы державы Оси проиграли войну. А как еще они ее могут проиграть, если их не предаст Италия? - он заскрежетал зубами. - Дуче - он был клоуном на самом деле, мы все об этом знаем. - Мне нужно перевернуть бекон. - Она выскользнула из его рук и поспешила на кухню. Последовав за нею и не выпуская из рук книжку, он продолжал: - И в войну вмешиваются США. После того, как отколотили япошек. А после войны США и Британия делят мир между собой. Точно так же, как это сделали в действительности Германия и Япония. - Германия, Япония и Италия, - поправила его Джулия. Он бросил удивленный взгляд в ее сторону. - Ты забыл упомянуть Италию. - Она спокойно встретила его взгляд. Неужели ты тоже забыл об этом, - задала она самой себе вопрос, - как и все остальные? Эту крохотную империю на Ближнем Востоке... и ее опереточной столицей Новым Римом. Джулия поставила перед ним жареный бекон и яичницу, тосты и джем, кофе. Он с охотой принялся за еду. - А чем тебя кормили там, в Северной Африке? - спросила она, тоже усаживаясь за стол. - Дохлой ослятиной, - ответил Джо. - Фу, какая пакость! Криво усмехнувшись, Джо пояснил: - Асино Мортея. Консервы с говяжьей тушенкой имели выштампованные на банках буквы А.М. Немцы называли их "Алтер Манн". Дряхлый Старик. - Он снова принялся за еду с прежней скоростью. Нужно прочесть эту книгу, подумала Джулия и, протянув руку, вытащила ее из-под локтя Джо. Книга была вся засаленная, многие страницы надорваны. Ее читали водители грузовиков во время длительных перегонов, решила она. В дешевых столовых поздними вечерами... Могу поспорить, подумала она, ты очень медленно читаешь. Могу поспорить, что ты многие недели, если не месяцы, мусолил эту книгу. Открыв ее наугад, она прочла: "...теперь, в глубокой старости, он с невозмутимым спокойствием взирал на владения, которых домогались еще древние владыки, но не могли даже постичь их необъятности, на корабли от Крыма до Испании и по всей Империи, и все под одним флагом, по морям и долам, где была одна и та же речь, одна и та же монета в обращении. Старый великий Юнион Джек развевался от восхода солнца до его заката: наконец было достигнуто все, что касалось как солнца, так и флага". - Единственная книга, с которой я не расстаюсь, - сказала Джулия, - по сути даже вообще не книга. Это оракул, "Книга Перемен". Это Фрэнк пристрастил меня к ней, и я пользуюсь ею всегда, когда надо принять какое-нибудь решение. Я никогда не выпускаю ее из своего поля зрения. Никогда. - Она закрыла "И саранча..." - Хочешь на нее глянуть? Хочешь воспользоваться ею? - Нет, - отрезал Джо. Положив подбородок на руки, опирающиеся на стол, она спросила: - Ты надолго сюда переехал? И что намерен делать дальше? Размышлять над нанесенными твоей стране оскорблениями, над клеветой, которой она окружена? Ты поражаешь меня, подумала она, своей ненавистью к жизни. Но в тебе есть что-то. Ты - как небольшое животное, не очень-то известное, но проворное. Изучая его умное, узкое и смуглое лицо, она теперь удивлялась, как это я могла вообразить, что он моложе меня? Но эта твоя ребячливость вполне искренна. Ты все еще младший братишка, боготворящий своих старших братьев, майора Парди и генерала Роммеля, пыхтящий и потеющий, лишь бы выбраться на свободу и начать громить всех этих томми. Они и в самом деле задушили твоих братьев проволочной петлей? Мы слышали об этом, рассказы о зверствах, видели фотоснимки, которые стали печатать после войны. Она содрогнулась. Но ведь британские коммандос были отданы под суд и давным-давно наказаны. Радио прекратило передавать музыку. Похоже было на то, что будут давать последние известия, был слышен характерный коротковолновый треск из Европы. Голос почти затих и стал неразборчивым. Наступила продолжительная пауза, вообще ничего не было слышно. Только тишина. Затем раздался голос диктора из Денвера, очень чистый, как будто говорили совсем рядом. Она протянула руку, чтобы поискать другую станцию, но Джо перехватил ее. "...известно о кончине канцлера Бормана ошеломило потрясенную Германию, которая даже вчера как всегда была совершенно уверена..." Они с Джо разом вскочили со своих мест. "...все радиостанции Рейха отменили запланированные передачи, для радиослушателей звучат торжественные мелодии, исполняемые хором дивизии СС "Дас Рейх", перемежаемые партийным гимном "Хорст Вессель". Позже, в Дрездене, где находятся исполняющие обязанности секретаря партии и руководители "Зихерхайтсдинст", национальной службы безопасности, которая пришла на смену гестапо... Джо увеличил громкость. "...реорганизация правительства, сформированного по настояниям покойного рейхсфюрера Гиммлера, Альберта Шпеера и других, провозглашен двухнедельный государственный траур, уже закрыты многие предприятия и магазины. Однако о сих пор еще не объявлено об ожидаемом созыве Рейхстага, официального парламента Третьего Рейха, чье одобрение требуется для..." - Это будет Гейдрих, - сказал Джо. - Мне хочется, чтобы это был крупный блондин Ширах, - сказала Джулия. - Господи Иисусе, значит, он, в конце концов, умер. Как ты думаешь, у него есть шансы? - Никаких, - коротко ответил Джо. - Может быть, теперь начнется гражданская война, - сказала она. - Ведь эти пугала уже старики. Геринг и Геббельс - все эти старые партийцы. Радио продолжало: "...сказал просто, что он искренне опечален утратой не только солдата, патриота и преданного партии вождя, но также, как он о том уже говорил много раз, личного его друга, которого, как всякий вспомнит, он поддерживал в споре, возникшем в междуцарствие вскоре после войны, когда какое-то время стало казаться, сто элементы, противящиеся восхождению герра Бормана к верховной власти..." Джулия выключила радио. - Это все пустая болтовня, - сказала она. - Зачем они прибегают к подобным выражениям в отношении этих ужасных убийц, о которых говорят, будто они такие же, как и мы? - Они такие же, как и мы, - сказал Джо. Он сел за стол и снова принялся за еду. - Нет ничего такого, что они сделали, чего бы не сделали мы, окажись на их месте. Они спасли мир от коммунизма. Если бы не Германия, нами бы теперь правили красные. Нам было бы куда хуже. - Ты тоже просто болтаешь, - возмутилась Джулия. - Несешь сущий вздор. - Я жил при наци, - сказал Джо. - И знаю, что это такое. Это что, всего лишь пустая болтовня, прожить двенадцать, тринадцать - даже больше - пятнадцать лет? Я получил рабочую карточку в организации Тодта. В ней я работал с 1947 года, в Северной Африке и США. - Послушай, у меня подлинно итальянские способности к строительным работам. Организация Тодта дала мне высокий квалификационный разряд. Я не разгребал асфальт и не размешивал бетон для автострад. Я помогал проектировать. Инженеру. И вот как-то приходит к нам доктор Тодт и проверяет, что сделала наша бригада. Он говорит мне: "У тебя хорошие руки". Вот поистине великий момент. Уважение к труду. Это далеко не пустые слова. То, что они говорят. До них, нацистов, все смотрели свысока на физический труд. Я тоже. Этакий аристократизм. Трудовой фронт положил этому конец. Я впервые по-новому взглянул на собственные руки. - Он говорил теперь так быстро, что из-за его сильного акцента Джулия с трудом понимала, что он говорит. - Мы все тогда жили в лесу, как братья, в северной части штата Нью-Йорк. Пели песни. Строем ходили на работу. Поддерживали в себе воинский дух, только не для того, чтобы разрушать, а чтобы восстанавливать. Это были вообще лучшие дни моей жизни, послевоенное восстановление - прекрасные опрятные, построенные надолго бесконечные ряды общественных зданий, квартал за кварталом, целые новые центры Нью-Йорка и Балтимора. Теперь, разумеется, эта работа уже в прошлом. Теперь бал правят крупные картели, такие, как "Нью-Джерси Коупп и сыновья". И это уже не нацисты, это просто старые европейские могущественные воротилы. И намного хуже их, ты слышишь? Нацисты, такие, как Роммель или Тодт, в миллион раз более порядочные люди, чем промышленники, подобные Круппу и банкиры, все эти пруссаки. Жаль, что их не потравили газом. Всех этих господ в жилетах. Однако, подумала Джулия, эти господа в жилетах здесь утвердились навечно. А твои кумиры, Роммель и доктор Тодт, они просто появились здесь после прекращения военных действий для того, чтобы расчистить развалины, построить автострады, наладить промышленное производство. Они даже не тронули евреев, как приятный сюрприз - они объявили амнистию, так что и евреи тоже получили возможность энергично взяться за дело. Но только до сорок девятого года... и тогда, прощайте, Тодт и Роммель, ступайте в отставку и гуляйте себе на зеленой травке... Разве мне все это неизвестно? Подумала Джулия. Разве я не слышала обо всем этом от Фрэнка? Нечего тебе разглагольствовать тут передо мною о жизни под нацистами - ведь у меня муж был евреем. Я понимаю, что доктор Тодт был кротким и скромным человеком. Я понимаю, что все, что он хотел сделать, это обеспечить работой - честной, достойной уважения работой - миллионы отчаявшихся американских мужчин и женщин, которые с потухшими взорами бродили среди руин после войны. Я знаю, что он хотел предусмотреть медицинскую помощь, санатории, дома отдыха и достойное человека жилище для каждого, независимо от его расы. Он был строителем, а не мыслителем... и в большинстве случаев ему удавалось создать то, к чему он стремился. Вот только... - Джо, - наконец-то решилась спросить она, - эта книга, "И саранча легла густо", она, по-моему, запрещена на Восточном побережье. Он кивнул. - Тогда как же тебе удавалось ее читать? - Что-то в этом ее очень тревожило. - Разве там все еще не расстреливают за чтение... - Это зависит от твоей расовой принадлежности. От наличия старой доброй нарукавной повязки. Вот так-то. Славяне, поляки, пуэрториканцы - они испытывают наибольшие ограничения в том, что могут читать, делать, слушать. Положение англосаксов намного лучше: для их детей имеется доступное образование, они могут посещать библиотеки, музеи и концерты. Но даже для них... "Саранча" не просто засекреченная книга. Она запрещена для всех и каждого. - Я читал ее в туалете, - признался Джо. - Прятал под подушкой. Фактически я прочел ее лишь потому, что она запрещена. - Ты очень смелый малый. Он бросил подозрительный взгляд в ее сторону. - Ты это серьезно, без какой-либо доли сарказма? - Разумеется, серьезно. Он несколько смягчился. - Легко говорить вам здесь. Жизнь у вас безопасная, бесцельная, здесь совершенно нечего делать, не о чем тревожиться. Вы в стороне от основного потока событий, оставшись осколками далекого прошлого, верно? - Он теперь насмешливо глядел на нее. - Ты убиваешь себя, - сказала Джулия, - своим цинизмом. У тебя отобрали один за другим твоих кумиров, и теперь тебе некому отдавать свою любовь. - Она протянула ему вилку: - Ешь, или ты отказываешься даже от выполнения чисто биологических функций? Продолжая завтракать, Джо заметил: - Этот Абендсен живет неподалеку отсюда, так пишется на обложке. В Шайенне. Взирает на мир из такого безопасного места, что тебе и не догадаться. Прочти, о чем здесь говорится. Прочти вслух. Взяв книгу, она прочла, что было написано на тыльной стороне обложки. - Он - отставной военный. Во время второй мировой войны служил в военно-морских силах США, в Англии был ранен снарядом, выпущенным из нацистского танка "Тигр". Сержант. Здесь еще говорится о том, что он практически превратил в крепость то место, где писал эту книгу. Расставил повсюду огневые точки. - Отложив книгу, она добавила: - Здесь об этом не говорится, но я слышала от кого-то, что у него мания преследования. Вокруг он все обнес колючей проволокой, по которой проходит электрический ток, да и расположено это место в горах. Туда очень трудно добраться. - Может быть, он прав, - сказал Джо, - что так живет после того, как написал эту книгу. Германские "шишки" прыгали до потолка от злости, когда читали ее. - Он так жил и раньше, он там написал эту книгу. Его дом называется, - она глянула на обложку, - "Горная Твердыня". Ему очень нравится это название. - Тогда им до него не добраться, - сказал Джо, продолжая быстро жевать. - Он начеку. Хитрющий малый. - Я уверена, - сказала Джулия, что от него потребовалось немалое мужество, чтобы написать эту книгу. Если бы державы оси проиграли войну, мы бы могли говорить и писать все, что нам заблагорассудилось бы, подобно тому, как это делали прежде. Мы были единой страной и имели бы справедливую систему правосудия и законов, одинаковую для всех. К ее немалому удивлению, он кивнул в знак согласия. - Не понимаю я тебя, - сказала Джулия. Во что ты веришь? Чего добиваешься от жизни? Ты защищаешь этих чудовищ, этих ублюдков, которые истребили евреев, а потом ты же... - В отчаяньи она вцепилась ему в уши. Джо заморгал от удивления и боли. Так они и глядели друг на друга, тяжело дыша и потеряв дар речи. - Дай мне доесть приготовленный тобой завтрак, - в конце концов произнес Джо. - А разве ты не говорил об этом? Разве мне не рассказывал? Ты знаешь, что это такое, ты лично. Ты все понимаешь, и продолжаешь жрать, будто сам здесь не при чем, притворяясь будто и понятия не имеешь о том, что я имею ввиду. - Она отпустила его уши. - Пустой разговор, - произнес Джо. - Совершенно бессмысленный. Как то радио, о котором ты говорила. Ты знаешь, каким прозвищем награждали былые "коричневые рубашки" людей, которые любили умничать? Эйеркопф. Яйцеголовый. Потому что эти большие круглые пустые черепа было так легко разбивать... в уличных потасовках. - Если у тебя такое же чувство ко мне, - сказала Джулия, то почему ты отсюда не катишься? Ради чего остаешься здесь? Его загадочная гримаса остудила ее пыл. Я очень жалею о том, что позволила ему пойти со мной, подумала она. А теперь уже слишком поздно. Понимаю, но не могу от него избавиться - он такой сильный. Что-то страшное сейчас происходит, подумала она. И исходит от него. А я, кажется, способствую этому. - В чем дело? - он вытянул руку, ласково потрепал ее по подбородку, стал гладить шею, затем запустил пальцы под рубашку и нежно прижал ее к себе. - Это все твое настроение. Твоя проблема... сейчас запросто помогу тебе разобраться в ней. - Тебя станут называть еврейским психоаналитиком, - слегка улыбнувшись, попробовала пошутить Джулия. - Ты хочешь, чтобы тебя засунули в печку? - Ты боишься мужчин. Верно? - Не знаю. - Это можно было распознать прошлой ночью. Только потому, что я... - Он оборвал уже начатую фразу. - Потому, что я специально заметил то, что тебе так требуется. - Потому что ты заваливался в постель со многими девушками, - сказала Джулия. - Вот что ты начал говорить и недосказал. - Но я знаю, что прав. Послушай. Я никогда не сделаю тебе ничего плохого. Даю тебе слово - клянусь памятью своей матери. Я буду особенно с тобой деликатен, и если тебя так тревожит мой прежний опыт, то... я постараюсь сделать так, чтобы ты извлекала из него только пользу. Ты успокоишься, я помогу тебе расслабиться, помогу тебе стать лучше, притом для этого потребуется не так уж много времени. Тебе просто все время не везло. Она кивнула, приободренная его словами. Однако все еще ощущала какой-то внутренний холод и грусть, и все еще не могла понять, почему ею владеют такие чувства. Перед началом своего рабочего дня мистер Нобусуке Тагоми улучил момент побыть в одиночестве. Он сидел в своем кабинете в здании "Ниппон Таймз Билдинг" и размышлял. Еще перед тем, как отправиться из дому к себе в контору, он получил сообщение Ито в отношении мистера Бейнса. У молодого японца не было сомнений в том, что Бейнс никакой не швед, а немец, однако успехи Ито в знании языков германской группы никогда не производили особого впечатления ни на торговые миссии, ни на Токкоку, японскую секретную полицию. Этому дурачку, скорее всего, так ничего и не удалось вынюхать такого, чем можно было бы похвастаться, подумал Тагоми. С его весьма бестактным энтузиазмом в сочетании с романтическим догматизмом. Для того, чтобы что-то обнаружить, надо вооружиться еще и подозрением. Так или иначе, но вскоре, когда придет время, начнутся переговоры с Бейнсом и пожилым господином с островов метрополии независимо от того, какой национальности Бейнс. И этот человек понравился Тагоми. А это было, по его мнению, наверное, главным достоинством высокопоставленного лица - такого, как, например, он сам. Распознать хорошего человека при встрече с ним. Интуиция в отношении людей. Проникнуть сквозь внешнюю оболочку этикета и формального обмена любезностями. Добраться до самого сердца. Сердца, замкнутого между двумя линиями инь черной страсти. Иногда даже совсем задушенного, но тем не менее, даже тогда, увидеть вспышку в центре его, свет яня. Мне он нравится, повторял про себя Тагоми. Швед ли он, немец ли. Я надеюсь, что заракаин помог ему превозмочь головную боль. Нужно не забыть спросить. На столе зажужжал интерком. - Нет, - отрывисто произнес он. - Никаких вопросов. У меня момент постижения сокровенного смысла. Самососредоточения. Из крохотного громкоговорителя доносился голос мистера Рамсэя: "Сэр, из пресс-службы только что пришла важная новость. Умер рейхсканцлер. Мартин Борман". Голос Рамсэя внезапно исчез. Наступила тишина. Сегодня все дела отменяются, решил Тагоми. Он поднялся из-за стола, стал быстро ходить по кабинету. Надо разобраться. Прежде всего послать официальное соболезнование рейхсконсулу. Вопрос несложный. Его можно доверить подчиненным. Глубокая скорбь и тому подобное. Все японцы душой вместе с народом Германии в этот скорбный час. Что после? Жизненно необходимо все время быть в курсе событий. Обеспечить незамедлительный прием информации, поступающей из Токио. Нажав кнопку интеркома, он произнес: - Мистер Рамсэй, позаботьтесь о том, чтобы поддерживалась надежная связь с Токио. Велите девушкам-дежурным по радиосвязи быть начеку. Перебои связи должны быть совершенно исключены. - Слушаюсь, сэр, - ответил Рамсэй. - С этого момента я не буду никуда отлучаться из своего кабинета. Прошу не отвлекать меня никакими рутинными вопросами. Перекройте доступ в миссию любым посетителям. - Сэр? - Мои руки должны быть свободны на тот случай, если неожиданно возникнет необходимость предпринимать какие-либо действия. - Слушаюсь, сэр. Получасом позже, в девять утра, прибыло послание от наивысшего рангом представителя имперского правительства на Западном побережье, от посла Японии в Тихоокеанских Штатах Америки достопочтенного барона Л.Б.Калемакуле. Министерство иностранных дел устраивает чрезвычайное заседание в здании посольства на улице Зуттера, и каждая торговая миссия обязана участвовать в нем одним из своих наиболее высокопоставленных представителей. В данном случае, это приглашение касалось непосредственно мистера Тагоми. На то, чтобы сменить одежду, времени уже не оставалось. Тагоми поспешил к скоростному лифту, спустился на первый этаж и через несколько секунд уже ехал в служебном лимузине миссии, черном "Кадиллаке" выпуска 1940 года, за рулем которого сидел опытный водитель-китаец в особой форме. У здания посольства он увидел автомобили других высокопоставленных сановников, всего их было около дюжины. Некоторых из этих достойных людей он знал лично, с некоторыми из них он не был знаком, сейчас можно было видеть, как они поднимаются по широким ступеням, ведущим в здание посольства, и проходят внутрь. Водитель Тагоми распахнул перед ним дверцу лимузина, и он быстро вышел, прихватив с собой пустой портфель - было очень важно показать, что он простой наблюдатель событий. Поднимаясь по ступеням, всем своим видом давая понять, что играет жизненно важную роль в происходящем, хотя на самом деле ему даже не сообщили, о чем будет идти речь на предстоящем собрании. В вестибюле посольства образовывались небольшие группы высокопоставленных особ, стали слышны приглушенные дискуссии. Мистер Тагоми присоединился к нескольким приглашенным, с которыми он был знаком, раскланялся с ними и принял такой же, как и они, торжественный вид. Вскоре появился один из служащих посольства и провел их в просторный зал. Кресла в нем были с откидными сиденьями. Участники встречи постепенно наполнили зал и чинно расселись в тишине, нарушаемой только кашлем и шарканьем ног. Никто не разговаривал друг с другом. К установленному на небольшом возвышении столику подошел какой-то господин со стопкой бумаг - представитель министерства иностранных дел. В зале возникло некоторое замешательство. Высокопоставленные особы стали тихо переговариваться между собой, склонив друг к другу головы. - Господа, - раздался громкий повелительный голос представителя министерства иностранных дел. Глаза всех собравшихся устремились на него. - Как вам уже известно, пришло официальное подтверждение смерти рейхсканцлера. В Берлине сделано соответствующее правительственное заявление. Эта встреча продлится недолго - в скором времени вы получите возможность возвратиться в свои учреждения - организована с целью проинформировать вас о наших оценках нескольких соперничающих между собой группировок, имеющихся в германских политических кругах, которые, как ожидается, выйдут на политическую арену и будут вовлечены в бескомпромиссный спор за место, которое освободил герр Борман. Коротко о наиболее выдающихся представителях этих группировок. Пожалуйста, наберитесь терпения и выслушайте следующие подробности. Прежде всего, это Герман Геринг по прозвищу Толстяк, некогда отважный летчик-ас, во время первой мировой войны основал гестапо и в прусском правительстве занимал пост, дававший ему обширную власть. Один из наиболее жестоких деятелей фашистской партии в начальный период ее существования, однако впоследствии неумеренно пристрастие к удовольствиям и роскоши послужило поводом для создания вводящего в заблуждение образа этакого добродушного дегустатора изысканных вин. Наше правительство настоятельно рекомендует отвергнуть такую трактовку его личности. Этот человек, несмотря на все разговоры о его болезненном, пожалуй даже патологическом отношении ко всему, что относится к удовлетворению его непомерных аппетитов, напоминает скорее потакавших всем своим необузданным прихотям древнеримских цезарей, чья власть с возрастом не ослабилась, а еще более усиливалась. Внушающее ужас зрелище этого сановника в римской тоге со львами-любимцами по бокам, владельца огромного замка, наполненного добычей и произведениями искусства, вне всякого сомнения соответствует действительности. Даже во время проведения самых ответственных боевых операций поезда, груженные награбленными сокровищами, пропускались по пути в его имения впереди поездов с военным снаряжением. Наша оценка: этот человек страстно стремится к неограниченной власти и обладает способностью завладеть ею. Из всех нацистских вождей он больше других потворствует своим слабостям, что резко контрастировало с образом жизни покойного Гиммлера, который жил в нужде, получая невысокое жалованье. Геринг - это типичный образец государственного деятеля с извращенным складом ума, использующего власть в качестве средства личного обогащения. Человек с примитивным складом ума, даже, пожалуй, вульгарно-плебейским, однако очень умный, наверное, даже самый умный среди всех нацистских руководителей. Предмет его вожделений - самовозвеличивание в духе древнеримских императоров. Следующий - герр Геббельс. Переболел в детстве полиомиелитом. Первоначально был католиком. Блестящий оратор с гибким и изуверским умом, остроумен, изысканно вежлив, космополит по натуре. Очень активен с женщинами. Элегантен. Образован. В высшей степени одарен. Очень работоспособен. Почти неистовая организаторская напористость. Говорят, он никогда не отдыхает. Умеет очаровывать людей, но, как утверждают, несет в себе жилку такого безумия, которому нет равных среди других национал-социалистов. Идеологическая его ориентация наводит на мысль о мировоззрении средневековых иезуитов, еще больше обостренном пост-романтическим германским нигилизмом. Считается единственным настоящим интеллектуалом в партийной среде. В молодости мечтал стать драматургом. Друзей очень мало. Хотя и нелюбим своими подчиненными, тем не менее представляет из себя прекрасно отшлифованный продукт многих лучших элементов европейской культуры. В основе его честолюбивых устремлений не самопрославление, а власть в ее чистом виде, для того, чтобы ею пользоваться. В организаторском плане в духе традиций прусского государства. Герр Гейдрих... Представитель министерства иностранных дел сделал паузу, поднял голову и обвел взором присутствующих. Затем продолжал: - Гораздо моложе упомянутых выше деятелей, которые способствовали победе революции в 1932 году. Быстро выдвинулся среди элиты СС. Будучи в подчинении у Гиммлера, возможно сыграл определенную роль в пока еще во многом загадочной смерти Гиммлера в 1948 году. Внешне соблюдая видимость законности, ликвидировал всех других своих соперников из состава аппарата служб безопасности, таких, как Эйхман, Шелленберг и другие. Этого человека, говорят, опасаются многие члены партии. Был инициатором установления контроля над ключевыми постами вермахта после окончания военных действий в известной схватке между службами безопасности и армией, что привело к реорганизации правительственного аппарата, в результате которой победителем вышла НСДАП. Повсюду поддерживал Бормана. Является продуктом элитарного воспитания, так же, как и предшествующей ей так называемой "замковой" системы подготовки СС. Как утверждают, начисто лишен каких-либо эмоций в традиционном понимании. Представляет из себя загадку с точки зрения движущих им побуждений. Можно сказать, что, по всей вероятности, с его точки зрения общество, которое сдерживает борьбу между определенными группами людей, должно развиваться как последовательность игр. Своеобразная квазинаучная абстракция, которая имеет хождение также в определенных технократических кругах. В идеологических спорах участия не принимает. Подведем итог: по своему складу ума может быть назван самым современным человеком, характерным для эпохи, последовавшей за веком просвещения, человеком, расставшимся с так называемыми необходимыми иллюзиями, такими, как вера в бога и тому подобными. Смысл такого, так называемого, практического склада ума остается загадкой для ученых-социологов в Токио, поэтому человек этот должен рассматриваться под вопросительным знаком. Тем не менее следует отметить сходство вышесказанного вырождения эмоционального начала с патологическими проявлениями шизофрении. Мистеру Тагоми стало нехорошо от того, что он слышал. - Бальдур фон Ширах. Бывший руководитель гитлеровской молодежной организации. Внешне привлекателен, считается идеалистом, но не опытным или компетентным. Искренне верит в цели партии. К его заслугам можно отнести осушение Средиземного моря и освоение возникших при этом обширных сельскохозяйственных территорий, а также смягчение зверской политики расового уничтожения на землях, населенных славянами, в начале пятидесятых годов. Ходатайствовал непосредственно перед германским народом о разрешении остаткам славянских народов существовать в закрытых районах наподобие резерваций в глубинных областях фатерланда. Призывал покончить с практикой определенных форм убийств и медицинских экспериментов над людьми, но потерпел неудачу. Доктор Зейсс-Инкварт. Некогда австрийский национал-социалист, ныне заведующий всеми колониальными территориями Рейха и ответственный за проводимую на них политику. Человек, вызывающий, возможно, наибольшую к себе ненависть на всей территории Рейха. Как утверждают, был инициатором большинства, если не всех, репрессивных мер в отношении покоренных народов. Работал совместно с Розенбергом над достижением вызывавших наибольшее беспокойство своими масштабами идеологических побед - таких, как попытка подвергнуть поголовной стерилизации все русское население после окончания военных действий. Считается также, хоть и отсутствуют неопровержимые доказательства, одним из нескольких, кто ответственен за принятие решения о массовой резне на африканском континенте, тем самым создав условия для полного уничтожения всего негритянского населения. Весьма вероятно, что по темпераменту он ближе всех к фюреру-основоположнику, Альфу Гитлеру. Представитель министерства иностранных дел прекратил сухое и неторопливое изложение фактов. Мне кажется, что я схожу с ума, подумал Тагоми. Необходимо выбраться отсюда - сейчас со мной случится приступ. Мой разум отторгает услышанное, выбрасывает его - я умираю. Он с трудом поднялся, стал протискиваться к проходу, едва что-либо видя. Скорее в туалет. Несколько голов повернулось в его сторону. Какой стыд. Чтобы стало плохо на таком важном собрании. Так можно и место потерять. Как только вышел, паника тотчас же прекратилась. Окружающее перестало плыть перед его глазами. Он снова стал различать предметы вокруг себя. Устойчивый пол, стены. Приступ головокружения. Без сомнения, нарушение нормального функционирования среднего уха. Промежуточный мозг, подумал он, древний ствол мозга, дает себя знать. Какой-то кратковременный сбой организма. Постарайся себя успокоить. Вспомни, как устроен мир. Откуда черпать силы? Представил перед мысленным взором подробности путешествий, которые он совершал. Меню ресторанов, где он бывал. Мир, имеющий предел, имеющий предел... Служащий посольства, взяв его за локоть, спросил: - Сэр, я в состоянии вам чем-нибудь помочь? Тагоми с благодарностью поклонился. - Мне уже лучше. Лицо у служащего спокойное, сосредоточенное. Никаких признаков насмешки. Они, наверное, сейчас смеются надо мной, подумал Тагоми. Я готов провалиться сквозь землю. Вот оно зло! Настоящее, реальное, как бетон! Я не могу поверить этому. Я не в состоянии выдержать это. Зло не может быть основой мировоззрения. Он бродил по вестибюлю, слыша шум транспорта на улице Зуттера, слыша обращенные к участникам встречи слова представителя министерства иностранных дел. Вся наша религия в корне неверна. Что же мне делать? - задумался он и подошел к выходу из посольства. Служащий открыл перед ним дверь и Тагоми спустился по ступенькам к дорожке, которая вела на автомобильную стоянку. Рядом стояли водители. Зло - это одна из составных частей нас самих. В мире, что нас окружает. Единожды пролитое, оно просочилось в наши тела, умы, сердца, даже в камни мостовой. ПОЧЕМУ? Мы - слепые кроты. Ползающие под землей, все вокруг себя ощупывающие своими хоботками. Мы ничего не ведаем. Я постиг это... теперь я не знаю, куда мне деваться. И только визжу от страха. Бегу подальше прочь. Презираемый всеми. Смейтесь надо мной, думал он, увидев, что водители обратили на него внимание, когда он брел к своему автомобилю. Их глаза были устремлены на него, когда он кивком подозвал своего водителя. Тот раскрыл дверцу. Он вполз в кабину. В госпиталь, подумал он. - Нет, назад, в контору. - "Ниппон Таймз Билдинг", - произнес он вслух. - Не очень быстро. Он теперь внимательно глядел на город, автомобили, магазины, высокие здания самой современной архитектуры. На людей. Всех этих мужчин и женщин, что спешили каждый по своим особым делам. Стоило Рамсэю связаться с одной из других торговых миссий, чтобы ее представитель на встрече в посольстве позвонил ему о своем возвращении. Он объявился вскоре после полудня. - Вы, наверное, заметили, что мне стало не по себе на встрече, - сказал в трубку Тагоми. - На это, без сомнения, все обратили внимание, особенно на мой поспешный уход. - Я ничего не видел, - ответил представитель "Цветных металлов". - А вот по окончании встречи я вас не обнаружил и тотчас же захотел узнать, что это с вами случилось. - Вы очень тактичны, - уныло произнес Тагоми. - Вовсе нет. Я убежден в том, что все настолько были поглощены докладом министерства иностранных дел, что не обращали никакого внимания на все остальное. Что же касается содержания того, что было прочитано после вашего ухода - вы до конца дослушали краткий анализ претендентов в борьбе за власть? Он был приведен в самом начале доклада. - Я прослушал до той части, где говорилось о докторе Зейсс-Инкварте. - После этого докладчик стал освещать состояние экономики Рейха. На островах метрополии придерживаются той точки зрения, согласно которой осуществление германской программы низведения населения Европы и Северной Азии до положения рабов - плюс истребление всех интеллектуалов, буржуазных элементов, патриотической молодежи и чего только не еще - привело к экономической катастрофе. Нацистов спасли только грандиозные технологические достижения германской науки и техники. Чудо-оружие, так сказать. - Да, это так, - произнес Тагоми. Не поднимаясь из-за стола и держа трубку в одной руке, он другой налил себе чашку горячего чая. - Как помогли их чудо-ракеты ФАУ-1 и ФАУ-2 и реактивные истребители выиграть войну. - Но ведь это балансирование на краю пропасти, - сказал представитель "Руд Цветных Металлов". - Только использование атомной энергии позволяет им удержать экономику от полного распада. И отвлечение внимания с их помощью, правда, больше похожих на цирковые выступления, ракетных путешествий на Марс и Венеру. Докладчик подчеркнул, что, несмотря на всю эту захватывающую воображение важность подобных путешествий, они ничего им не дали в экономическом плане. - Но зато какое это производит впечатление, - заметил Тагоми. - Прогноз его мрачен. Он чувствует, что большая часть высокопоставленных нацистов отказываются смотреть в глаза фактам, касающимся их катастрофического экономического положения. И поступая так, они ускоряют развитие тенденций, ведущих к еще более головокружительным авантюрам, к еще большей непредсказуемости, к еще большей нестабильности. Они не в состоянии вырваться из цикла, состоящего сначала из маниакально энтузиазма, затем страха, затем отчаянных решений партии - так он хотел довести до нашего сознания, что все эти тенденции выведут на вершину власти наиболее безответственных и безрассудных соискателей. Тагоми понимающе кивнул. - Поэтому мы должны предполагать скорее худший, чем лучший выбор, который будет сделан. В нынешней схватке трезвомыслящие и осознающие свою ответственность элементы потерпят поражение. - А кто же из них, по его мнению, хуже других? - спросил Тагоми. - Гейдрих. Доктор Зейсс-Инкварт. Герман Геринг. По мнению имперского правительства. - А лучше? - Возможно, Бальдур фон Ширах и доктор Геббельс. Но в отношении этих претендентов он высказался с меньшей определенностью. - О чем он еще говорил? - Он сказал нам, что в такое время наша вера в императора и кабинет должна быть еще крепче, чем обычно. Что мы должны с уверенностью взирать на императорский дворец. - И была минута почтительного молчания? - Да. Мистер Тагоми поблагодарил представителя "Руд Цветных Металлов" и положил трубку. Пока он пил чай, зажужжал интерком. Раздался голос мисс Эфрикян. - Сэр, вы высказали пожелание отправить послание германскому консулу. - Она сделала паузу. - Вы соизволите продиктовать его мне сейчас? Еще вот это, дошло до Тагоми. А я и забыл. - Зайдите в кабинет, - попросил он. Мисс Эфрикян тут же вошла с улыбкой, исполненной надежды, на лице. - Вы уже чувствуете себя лучше, сэр? - спросила она. - Да. Инъекция витаминов очень помогла мне. - Он задумался. - Напомните мне имя германского консула. - Фрайгерр Хуго Рейсс. - Майн герр, - начал Тагоми. - Нас всех потрясло известие о том, что скончался ваш вождь, герр Мартин Борман. Слезами наполняются мои глаза, когда я пишу вам эти строки. Вспоминаю смелые деяния, совершенные герром Борманом для спасения немецкого народа от врагов внутренних, так и внешних, так же, как и поражающую душу твердость, проявленную им к изменникам, которые хотели предать извечную мечту всего человечества о покорении космоса, в который так смело ныне вторглись светловолосые голубоглазые нордические расы после тысячелетий... - Он умолк, потеряв всякую возможность хоть как-то закончить мысль мисс Эфрикян выключила свой диктофон и стала ждать дальнейших указаний. - Великие времена мы переживаем, - заметил Тагоми. - Записать это, сэр? И использовать в послании? - не зная, как поступить, она снова включила свой аппарат. - Это я сказал, обращаясь к вам, - пояснил Тагоми. Она улыбнулась. - Воспроизведите, что я наговорил, - попросил Тагоми. Послышался звук обратной перемотки. Затем его собственный голос, слабый и монотонный, воспроизводимый двухдюймовым громкоговорителем: "...совершенные герром Борманом для спасения..." Сказанное им очень напоминало писк насекомого, которое тщится выползти из ловушки. Скребя лапками и хлопая крылышками, подумал он. - Я придумал концовку, - сказал он, когда бобины перестали вращаться. - ...прикованности к земле к своей ни перед чем не останавливаясь принести себя в жертву и тем самым заслужить такое место в истории, из которого не сможет вытеснить их никакая другая форма жизни вне зависимости от того, что может произойти в будущем. - Он сделал паузу. - Мы все насекомые, - сказал он, обращаясь к мисс Эфрикян. - Стремимся вслепую к чему-то ужасному или божественному. Вы разве не согласны со мной? - Он отвесил поклон в ее сторону. Мисс Эфрикян, продолжая сидеть с диктофоном в руках, слегка наклонила в ответ голову. - Правьте это, - сказал он ей. - Подпишите, как положено, подработайте, если сочтете необходимым, предложения так, чтобы они хотя бы что-нибудь означали. - И когда она направилась к выходу, добавил: - Или чтобы вообще потерялся всякий в них смысл. Поступайте как сочтете нужным. Открывая дверь из кабинета, она с нескрываемым любопытством посмотрела на него. После ее ухода Тагоми принялся за разбор обычных повседневных дел. Однако почти сразу же его отвлек голос Рамсэя из динамика интеркома: - Сэр, вам звонит мистер Бейнс. Вот и прекрасно, подумал Тагоми. Теперь мы сможем приступить к важным переговорам. - Переключите его мне, - велел он, поднимая трубку. - Мистер Тагоми? - послышался голос мистера Бейнса. - Добрый день. В связи с сообщением о кончине канцлера Бормана мне пришлось неожиданно отлучиться из своей конторы сегодня утром. Тем не мене... - Мистер Ятабе уже связался с вами? - Пока еще нет, - ответил Тагоми. - Вы распорядились, чтобы ваш персонал внимательно следил за его появлением? - поинтересовался Бейнс. Он казался очень взволнованным. - Разумеется, - ответил Тагоми. Как только он прибудет, его проведут прямо ко мне. - Он взял себе на заметку сказать об этом Рамсэю. У самого еще не дошли руки заняться этим. А переговоры, значит, так и не начнутся, пока не появится этот пожилой господин? Эта мысль привела его в уныние. - Сэр, начал он. - Мне не терпится перейти к делу. Вы готовы представить нам прессформы новой конструкции, разработанные ваш