Дженни Джонс. Голубое поместье ---------------------------------------------------------------------- Jenny Jones. The Blue Manor (Victor Gollancz, London, 1995). Изд. "Мир", 1999. Пер. - Ю.Соколов OCR & spellcheck by HarryFan, 28 July 2000 ---------------------------------------------------------------------- Моей матери Мери Черч, садовнице и музыкантше, с любовью. "Le Manoir de Rosamonde" by Robert de Bonnieres De sa dent soudaine et vorace, Comme un chien l'amourm'a mordu... En suivant mon sang repandu, Va, tu pourras suivre ma trace... Prends un cheval de bonne race, Pars, et suis mon chemin ardu, Fondriere ou sentier perdu, Si la course ne te harasse! En passant par ou j'ai passe, Tu verms que seul et blesse J'ai parcouru ce triste monde. Et qu'ainsi je m'en fus mourir Bien loin, bien loin, sans decouvrir Le bleu manoir de Rosamonde. "Дом Розамунды" Робер де Бонньер Внезапной и прожорливою пастью Как пес впилась в меня любовь, Езжай же следом, и поможет кровь Свидетелем стать моему несчастью. Седлай коня в далекую дорогу И средь чащоб, оврагов и теснин Кровь путь покажет - здесь я был один, Гони лишь от себя усталость и тревогу! И следуя за мной кровавою тропою, Увидишь ты: израненный и лишь с самим собою Объехал я наш мир печалей и тревог. И умер, не достигнув цели. Измученный болезнью и трудом, Не отыскал я Розамунды синий дом, Но злую участь и жестокий рок Я на себя своей рукой навлек. ПРЕЛЮДИЯ Огни выхватили его из тьмы всего лишь на мгновение. Стоявший на краю дороги мужчина, блеснув прилизанными дождем волосами, прикрыл руками лицо, скрывая глаза. Похоже было, что он собирается шагнуть на дорогу, в поток несущихся машин. Она едва не остановилась. Нет, не едва. Ни одна женщина не остановит ночью машину, чтобы подобрать незнакомца, чуть ли не прячущегося возле дороги. Кроме того, он был не один. Рут успела заметить две неясные фигуры, сидевшие на краю позади него. Для подробностей было слишком темно, и она ехала чересчур быстро. Она даже не задумалась. Он не был одинок: те, кто был с ним, должны были предотвратить любое несчастье. Она спешила домой; проехав лесной дорогой, она сразу повернула на Коппис-роу. Деревья здесь были гуще, они почти прикрывали въезд на аллею. С привычным нетерпением она остановилась, чтобы открыть ворота, а потом слишком уж быстро помчалась по обсаженной деревьями аллее. Неважно, других гостей в этот вечер не будет. Их было трое. Рут оставила автомобиль на подъездной дорожке, едва отметив, что в доме не горит свет. Белые розы - единственная радость - бледными огоньками светились вокруг террасы. Она поднялась по нескольким ступенькам к входной двери, открыла ее. И словно вступила в раскаленную печь. В доме было жарко и душно. Занавеси, наверное, были задернуты весь день, подумала она. Тяжелый бархат оставлял снаружи солнце, перекрывал доступ воздуха. При всем своем размере дом угнетал. Она оставила дверь открытой, и холодный, влажный от дождя воздух хлынул в дверь. - Закрой дверь. - Надо проветрить, - ответила она кротко, включая лампу, стоявшую возле двери. Сидевший за длинным столом Саймон заморгал от внезапного света. - Что ты делаешь во тьме? - Она не ожидала ответа: вопрос, конечно же, был излишним. В занятии его сомневаться не приходилось: бутылка виски уже наполовину опустела. Не закрывая двери, она села напротив него, открывая дорогу в холл насекомым. Рут налила и себе. А что, почему бы и нет? - Ну как дела сегодня? Как твои психи? - Так себе. - Можешь не говорить мне, я знаю. - Он медлил, поворачивая бокал в тонких пальцах. - Словом, ты получила истинное удовольствие? Много ли душ повернула назад от самого края? И как насчет благодарности, ощущения выполненной работы, крохотного огонька, зажженного в скорбной тьме злого мира? Он встал и направился в сторону выключателя. Темнота. Она опустила бокал. - А где Кейт? - В постели, а где же еще? Уже поздно. Рут! - Он стоял вполне спокойно, она слышала его дыхание, жесткое и напряженное. - Кто-нибудь звонил? Гости были? - Нет, или ты кого-нибудь ожидала? - Голос Саймона потерял резкость, в нем слышалась только усталость. Она направилась к нему, осторожно огибая стол и стулья. - А теперь пора в постель! - Она взяла его за руки. Дрожь Саймону скрыть не удалось. Неспешно, изображая, что она не заметила этого, Рут высвободила свою руку и шагнула назад к двери, чтобы закрыть ее. - Пойдем, тебе нужно поспать... - Это ты так говоришь! - Внезапный гнев, слова резкие и жесткие. Прибегнуть ли к извинениям... обычным, честным и безвредным? Или же нет? Рут поглядела на руки. - Ну, лично я иду ложиться. Ты чего-нибудь хочешь... может быть, травяного чая, какао?.. Молчание. Ответа она и не ожидала. Тем не менее Рут приготовила ему питье и отправилась спать. В ту ночь ей привиделось, что тот человек все еще стоит перед ней. Руки закрывают глаза, волосы прилипли к голове, гладкие и темные под дождем; он стоял возле ее постели, готовый шагнуть вперед. Рут шевельнулась, отворачиваясь, и наткнулась на Саймона. Оба отпрянули друг от друга, как слизняк от осы, как целлофан от огня. Сон закончился. Она лежала, открыв глаза, и только неясные очертания занавесей заставили ее вспомнить о фигурах, наблюдавших за ней из-за его спины. 1 Яркий свет слепил, инстинктивно он поднял руки, чтобы прикрыть глаза, и тогда ястреб скользнул в ночное небо. Рев, яркая вспышка, он отступил назад с дороги. И вовремя. Взлетела грязная жижа; красные огни исчезли вдали, и теперь уже новая машина мчалась через ночь к нему. Хмурясь, Бирн отступил на шаг, опустил руки, глаза его сделались внимательными. Он медленно повернулся. Позади него темнели промоченные дождем скучные деревья, низкие кусты, ежевика и папоротник. Пахло бензином, машинами, маслом и грязью. Его ноги то и дело ступали на мусор: промокшую бумагу, блестящие консервные банки, апельсиновую кожуру... Поздно, уже далеко за полночь. Последний везший его водитель нервничал, шарахался от грузовиков, словно испуганный кролик. Он устал от этого голосования, недолгих разговоров с незнакомцами. Для одной ночи довольно, Бирн хотел отыскать где-то укрытие, спрятаться от дождя. Теперь поздно искать отель или гостиницу, ему хватит навеса или гаража. В середине лета холодов можно не опасаться. Он заехал слишком далеко и чересчур быстро. На дороге шумели машины, скользкая трава под его ногами казалась сальной. Он направился вдоль края леса, параллельно дороге, разыскивая тропу - любой путь, уводящий в сторону от движения. Дождь все шел, дорога сделалась ужасной. Возможно, ему не следовало бежать, наверное, надо было встретить случившееся лицом к лицу... Тропы не было. Немного погодя он понял, что повернул назад к Эппингу. В густом лесу не обнаруживалось прогалин, ничего не было заметно и на другой стороне дороги. Впрочем, дождь начал ослабевать, и Бирн заметил луну - пятно, проступавшее за редеющими облаками. Поспать можно и под деревом. Дорога вдруг присмирела, ненадолго остановив свое течение к городу. И в наступившей необычной тишине по левую руку вдруг хрустнул сучок, зашелестела листва. Бирн остановился, выжидая. Здесь кто-то был; ни птица, ни лис не способны произвести такой шум. Словно в подтверждение его правоты, между деревьями блеснул небольшой огонек. Какой-нибудь бродяга. Он уже собирался отправиться дальше, когда его окликнули. - Эй, не подойдете ли на минутку? - прогнусавила женщина. Он медлил, стоя возле дороги. - Ну пожалуйста! - Голос смягчился, сделавшись ранимым и испуганным. Наверное, она тоже голосовала, как и он сам, и попала в беду. Быть может, ей надо помочь. Неуверенно Бирн направился к огоньку, раздвигая подлесок. Кусты цеплялись за куртку, ежевика царапалась. Тут он их и увидел на другой стороне небольшой прогалины, пламя свечи едва освещало лица. Их было трое, они сидели, скрестив ноги, на земле под натянутым между деревьями брезентовым навесом. Мужчина и две женщины. Женщины казались двойняшками или же просто сестрами. Он не мог сказать, которая из них только что говорила. Глаза обведены одинаковой чернотой - лишь торчат слипшиеся ресницы. Длинные волосы крысиными хвостами собраны на затылке. Одевались они, должно быть, у какого-то старьевщика: атлас и рваный бархат, на шеях серебряные цепочки. Подобно им мужчина был очень бледен, короткие темные волосы над восковой кожей, след древнего шрама, протянувшийся ото лба ко рту. Он был облачен в старинный костюм адвоката. Шарф завязан вокруг шеи. Рассеянный взгляд обращен к свече, как и у обеих женщин. Наркоманы, отстраненно подумал Бирн. Такая компания ему ни к чему. Но он вспомнил страх, прозвучавший в голосе женщины, и сделал еще пару шажков. - Что вам нужно? - спросил он. Мгновение никто не шевелился, никто не произнес ни слова. А потом мужчина поглядел вверх на Бирна и улыбнулся. Шрам тянул его рот вкось. Он поднял руки ладонями вверх, словно говоря: ну вот мы и здесь. И что же? Он напоминал Дэвида - не шрамом, не лохмотьями, но поступками. Та же беспомощная улыбка и открытые руки... и что же ты собираешься теперь делать? А он, Бирн, убежал. Убежал прочь. Тут обе женщины поднялись и направились к Бирну. Память все еще отвлекала его; захваченный представшим перед умственным взором изображением Дэвида, его болезненной улыбкой, этими пустыми ладонями, он едва заметил, что женщины почти истощены. Только потом Бирн вспомнил, как они двигались - точно повторяя движения друг друга, шаг за шагом. Они пересекли поляну и остановились по другую сторону от Бирна, так что он почувствовал запах немытого тела, тяжелую мускусную вонь. Но заговорил мужчина. - Странствуете? Так? Далеко ли? - Голос звучал культурно и старомодно, как на Би-Би-Си, совершенно не гармонируя с внешностью оборванца, с этими двумя неряшливыми женщинами возле него. Мужчина все еще улыбался, но дружелюбия в улыбке не было. Прежде чем Бирн успел ответить, одна из женщин залезла рукой под его куртку, во внутренний карман. Он дернулся, желая остановить ее, но почему-то опоздал. - Что вы делаете? - В ее руках оказался его швейцарский армейский нож. - Верните мне эту вещь! - Сейчас, гляди-ка, - сказала она своей спутнице, раскрыв складной нож. Они обменялись взглядами тайных соучастниц. А потом разом повернулись к человеку, сидящему на земле. Шевельнулась лишь одна из них - та, что с ножом; женщина скользнула по траве, не хрустнув ни одним сучком, ни одна ветвь не задела ее юбку. Она уселась под навесом возле сидящего. Это было опасно. Бирн знал, что это опасно. Ему следовало поскорее отсюда убираться. Он произнес вновь: "Что вы делаете?", но голос его звучал напряженно и неубедительно. Он рванулся вперед, но другая женщина повисла на его руке, задерживая на месте. - Смотри, - прошипела она. - Это предназначено для тебя. Вес, отяготивший его руку, ни в коей мере не соответствовал ее росту. Бирн попытался стряхнуть женщину и вдруг испытал совершенно необычное ощущение: ему показалось, что сила вдруг истекла из него через это прикосновение. Он закричал: - Что это такое? Кто вы? Луна исчезла за облаком, и он не мог видеть ее лица. Бирн пошатнулся, его колени внезапно ослабели, и ее хватка напряглась, не позволяя ему сдвинуться с места. - Подожди, - сказала женщина. - Запоминай. Та, что была с ножом, подала его мужчине, сидевшему на траве. Он провел пальцем по лезвию, опробуя остроту, и произнес: - Действуй же. Чего ты ждешь? Тут он передвинул свечу вбок, и женщина преклонила перед ним колени. Руки мужчины были разведены; свободные и расслабленные, они прикасались к траве. Он задрал голову, словно захотев увидеть звезды, и точным обратным движением руки женщина провела по его горлу. Все произошло в жутком молчании. На белой коже выступила темная тонкая линия, мгновенно хлынула кровь. Глаза мужчины закрылись, утопая в глазницах, его рот оставался недвижимым. И вдруг он повалился вбок, и костюм его спереди увлажнял пульсирующий алый поток. Бирн в потрясении что-то пробормотал... протест, неприятие. В случившемся было нечто нереальное, уродливое. Человек этот даже не пытался оказать сопротивление, он просто позволил всему совершиться - так Дэвид развел перед ним свои руки, и он убежал... Он хотел убежать и отсюда, подальше от этого... жертвоприношения? Так оно было, наверное, другого слова у него не находилось. Но немыслимая тяжесть все еще приковывала к женщине его руку, и Бирн не мог пошевелиться. Вторая ее рука скользнула вверх по спине - под куртку, холодные пальцы, острые как кость, сдавили шею. - Нет!.. - Но она оставалась неподвижной, словно скала или сама земля... приникая к его членам, она влекла его вниз. В ушах запело, и звезды посыпались перед глазами. А потом обрушилась тьма, придавившая его к земле. Бирн с трудом сел и приложил ладонь к вискам. Пальцы были в крови, и он с отвращением вспомнил хлеставшую кровь и человека, валившегося боком на траву. А потом вновь вспомнил Дэвида (лицо друга появилось в памяти) и эти слова: "_Действуй же. Чего ты ждешь?_" Нет. Довольно. Бирн резко повернулся к яркому солнечному свету, и боль пронзила голову. Те, другие, исчезли. Было светло, настало утро следующего дня... Он находился совсем один на поляне, и вокруг не было заметно никаких признаков того, что здесь кто-либо находился. Исчезли сгорбленный силуэт в черной одежде, брезент, две женщины и даже свеча. В неподвижном воздухе болезненно пахло его собственной кровью, но другая кровь засохла. Ее осталось всего лишь несколько пятен, несколько ржавых капель, разбрызганных по земле. Уже собрались мухи. Бирн встал, ощущая кислятину во рту, оперся рукой о дерево и огляделся. Яркая трава вокруг его ног горела каплями росы. Нетронутой росы. Неужели все это ему приснилось? Тут он понял, что в его рюкзаке покопались. Одежда была разбросана на траве, но бумажник с деньгами, кредитные карточки и водительская лицензия исчезли. Не было и фотографии Кристен. А из-за пояса в раннем утреннем свете кровавой ржавчиной подмигнул открытый нож. Бирн извлек его и повертел в ладонях. Что же случилось? Воспоминания об этой случайной и странной смерти оставались смутными. Кем были эти люди? Бирн даже представления не имел, зачем им потребовалось дожидаться его, чтобы убить этого человека. Ничего себе убийцы, которые разыскивают свидетеля? "Это предназначено для тебя", - сказала она. Такого ему не было нужно. И потом, где же тело? Бирн огляделся: ровная земля, никаких следов свежей могилы. Неужели где-то рядом у них стояла машина и они унесли этого человека? Он не видел чужих следов ни на мокрой траве, ни на глине - все следы оставили его собственные ноги. Доказательства случившегося предоставляла одна только память. Почему они оставили его в живых, позволив стать свидетелем их преступления? Более того, соучастником - во всем, кроме дела. Черная яма поджидала его здесь, манила к себе. Нет, не под утренним светом, не под солнцем. Они даже украли его бумажник, украли его личность. Ну что ж, он сам позволил. Это направило его размышления в другую сторону. Быть может, они хотели впутать его в убийство, если оно действительно совершилось. Впрочем, случившееся трудно было назвать этим словом. Вчерашний кровавый обряд обошелся без какого-либо сопротивления. Тот, со шрамом, сам опробовал нож и еще улыбнулся, как Дэвид. Но тела не осталось. Бирн не был уверен, что может доверять своим воспоминаниям. Происшедшее слишком напоминало галлюцинацию, слишком уж все путалось в его голове. Бирну ужасно не нравилось то, что нынешнее событие смешивается с тем, что произошло в Йоркшире. Он почувствовал себя плохо. На виске ныл синяк, рана кровоточила, но он не помнил, как это случилось. Быть может, его ударили, но он не был уверен. Все было так невероятно, так непонятно. Надо бы сообщить в полицию об этой смерти, принятой с непонятной кротостью. Он остановился. В полицию, безусловно, обращаться нельзя. Там спросят, а где же тело? И что вы лично делали, слоняясь по Эппингскому лесу в столь поздний час? Они станут выяснять, кто он такой, захотят узнать о нем все. Где вы живете и кто может поручиться за вас? Ничего, нигде, никто. Боже, какая путаница! Бирн вновь опустился на траву, обняв голову руками. Полиции уже известна его внешность, военные наверняка распространили описание. Там сразу поймут, кто он. А потом все начнется снова: психиатры, советники и вопросы. Он уже не мог выносить все это. Отчасти поэтому он и бежал, отчасти поэтому и оказался здесь. Из-за всей этой шумихи. Он отправился на юг, чтобы убраться подальше от всего. Бирн не намеревался вновь представать перед оком публики - теперь уже в качестве свидетеля при расследовании обстоятельств убийства. Но, но, но. У него нет денег, нет водительских прав или какого-нибудь удостоверения личности. У него просто нет никакой личности. Эти женщины лишили его всего важного, оставив ему только запятнанный кровью нож и головную боль. Он ощущал жажду, голова болела, безоблачное небо сулило горячий день. Надо бы напиться. Из ручья или из пруда, лишь бы была вода. Обстоятельства требуют. Бирн повернулся спиной к дороге и направился в лес. Ручеек он отыскал достаточно скоро, но грязная струйка не многим могла помочь ему. Прежде чем двинуться дальше, Бирн зарыл нож в перегнившую листву, а потом смыл с рук сочную яркую глину. В полицию идти нельзя, он понял это сразу, как только закопал нож. Если уж он не пошел в полицию в Мидлхеме, зачем же здесь проявлять подобную аккуратность? Быть может, он успел приобрести склонность к невмешательству. Бирн посидел немного, опершись спиной о ствол дуба и подобрав колени. Дуновение принесло острый запах: дикий чеснок. Дрозд опустился на соседнее бревно. Птица не обратила на Бирна никакого внимания. Солнце рассыпало по земле светлые пятна. На мгновение, на очень недолгое время, смертоносный поток памяти остановился, и лес наполнился звуками: шелестом, птичьей песней, журчанием воды. Дорога ушла куда-то далеко, хотя угадывалась за всеми остальными звуками. Под деревьями было приятно. Он мог хотя бы забыться. А в Лондоне сейчас уже жарко, людно и душно... Однако больше деваться некуда. В Лондоне он мог затеряться, там никто не станет интересоваться, кто он такой. Бирн вновь поднялся на ноги. Зашелестели листья. Между буками на краю мелкого овражка что-то блеснуло в солнечном свете - крошечная серебряная искорка. Он сразу понял, что это такое, вспомнив про серебряные цепочки на шеях женщин. Бирн бросился наверх, поскользнувшись на прелой листве, но увидел только пустую жестянку из-под пива, отразившую солнечный свет. Сердце его колотилось, дыхание стало неровным. Оказалось, что он встревожен куда больше. Что, если они по-прежнему неподалеку? Что, если это какие-нибудь сложные игры в "кошки-мышки"? Что, если за ним наблюдают? Он оглядел лес, но деревья замерли, листья чуть колыхались. Никого и нигде. Бирн уже собрался вернуться к дороге, когда заметил это. Голубое пятно блеснуло среди листвы, прохладное и зовущее. Он уже шел к нему, к этому слабому блеску сверкающей воды за деревьями. Идти пришлось дольше, чем рассчитывал Бирн. Он знал, что Эппингский лес невелик, что весь он рассечен дорогами и тропами, и все же Бирн словно прошел не одну милю под сенью деревьев, прежде чем добрался до дома. Его как бы втягивало внутрь, отрывая от обычной жизни, от цели. Он хотел начать новую жизнь. Начать сначала - в дыму, - и пусть никто не будет знать его или интересоваться им. Солнце поднялось на свои высоты, когда он наконец все увидел отчетливо. Бирн шел вдоль гребня. Это была не вода. К югу, в низине, его ждал синий дом. Сложенный из серо-голубого камня, цветом он напоминал воду и даже искрился под солнечными лучами. Дом высоко поднимался над окружающими деревьями своими тремя или четырьмя этажами. Фантазия на готические темы, отметил с интересом Бирн. Дом что-то напоминал ему, но что именно, он не мог вспомнить; память напрасно рылась на задворках его сознания. Бирн понимал это чувством, находящимся за пределами памяти. Позади дома за рощей блеснула вода. Деревья были повсюду, рощицы, перелески, словно лес вдруг откатился назад как прилив, оставив дом выброшенным на берег, в долине посреди зеленых луж. Голубой камень дома был оправлен в деревья, его черепицы поблескивали сквозь листву. Бирн уже почти не слышал шума дороги. Возле дома, должно быть, его не слышно совсем. Укромный уголок привлекал Бирна. Эти деревья прятали дом, смягчая резкую перспективу. Но кто решится жить здесь, подумал он, в такой изоляции? Какой-то преуспевающий бизнесмен, стареющая звезда... Впрочем, нет. Скорее всего дом пустует, ведь вокруг него царило безмолвие. Бирн обнаружил, что идет через лес. Дом ждал, открытый и приветствующий. 2 Краска на кованных из железа воротах потрескалась, из-под нее проступала ржавчина. Ворота были устроены в высокой неровной живой изгороди более трех метров высотой. Створки, скрипнув, подались под его прикосновением. Бирн вошел. Лес казался позади него плотным и непроницаемым. Впереди тоже были деревья, словно остановившиеся на пологом склоне, протиснувшись сквозь зеленую изгородь. Стриженые буки, конечно, были от плоти леса, но они только отделяли подобное от подобного. По бокам изгороди стояли дубы и грабы - древние деревья, распространявшие вокруг себя глубокую тень даже в ясный солнечный день. Высоко над его головой в ветвях деревьев перекликались грачи. Бирн сделал несколько шагов по кустам ежевики и орляка и, оглянувшись назад, уже не увидел ворот, то ли потерявшихся в подлеске, то ли спрятавшихся в тени под деревьями. Лес уступил дорогу просторному парку, полному испанских каштанов и тисов. Повсюду торчали крапива и чертополох. По правую руку появилась подъездная дорога, прямо впереди лежал сад. Бирн направился к дороге, чтобы соблюсти приличия. Он зашел с заднего входа, а это была частная собственность. Он посмотрел вдоль подъездной дороги в сторону главных ворот. Возле них оказался коттедж, неопрятный, грязный, в кровле зияли бреши. Явно необитаемое сооружение. Сам дом, вероятно, тоже заброшен, скорее всего он давно превратился в руины. Надо только взглянуть, вспомнить, не бывал ли он здесь. В конце концов, эти места он мог видеть на картине или где-то еще. Бирн пристроил свой рюкзак за кустом ежевики. Покрытие дороги потрескалось, из щелей проросла трава. На края асфальтовой ленты от деревьев наползала зелень. Дом почти целиком спрятался за деревьями, но Бирн угадывал за листвой холодный серо-голубой камень. Приблизившись, он заметил следы некоторых трудов. Клумба с розами была на удивление избавлена от сорняков. Благоденствующие розы Айсберг опрятно и аккуратно тянулись вверх. За ними виднелся результат попытки насадить растительный бордюр из привязанных к палочкам дельфиниумов. Подножие окружающей террасу стены заросло маргаритками и геранью, анютиными глазками. Но вокруг них царило полное запустение. Похоже, обитатели этого дома нуждаются в хорошем садовнике, не чурающемся тяжелой работы. Деревья расступились, и Бирн увидел дом. Только почему же поместье кажется ему таким знакомым? Неужели это здание пригрезилось ему? Дом, возникший перед ним, явно принадлежал некоему яркому, но неосознанному ночному путешествию. Должно быть, он побывал здесь во сне. Дом был под стать саду. Освинцованные окна криво отражали свет, несколько панелей на верхних этажах потрескались или разбились. Крутую крышу покрывали серо-голубые черепицы, однако многих не хватало, другие же лежали не на месте. Сама крыша казалась чересчур крутой, слишком обрывистой, и свет стекал с нее словно масло. Краска потускнела и отслоилась чешуями. Бирн знал, что повсюду встретит здесь тлен - и во влаге, и в сухости. Однако ощущалось и еще кое-что: какая-то беспокойная нотка. Дом казался хрупким, нестабильным. Он был слишком высок, и неуравновешенные заостренные башни поднимались из невозможных сопряжении крыш, создавая невероятную перспективу. Бирн замер на мгновение, пытаясь разобраться и что-нибудь вспомнить. Неужели ему и во сне тоже было здесь не по себе? Что-то шевельнулось возле двери, и он перевел взгляд. Около парадного входа стояла женщина, наблюдая за ним; в ее одетых в перчатки руках блестела небольшая лопатка. На мгновение Бирн смутился: эта женщина показалась ему частью камеи, тонкого рельефа, выгравированного на плоти холодного камня. Женщина опустила лопатку и направилась вперед по ступеням навстречу ему. Тонкое лицо, глубоко посаженные теплые карие глаза. Она казалась усталой, на щеке виднелось пятнышко грязи, легкие каштановые волосы рассыпались по лбу. Она была чуточку полновата, что лишь придавало ее фигуре приятную округлость. Морщинки на ее лице прикрыли загаром солнце и ветер. Бирн заметил, что она чистит каменные желоба, устроенные по обе стороны входной двери. Груда грязной листвы и корней покрыла потрескавшиеся плиты. Вздохнув, она посмотрела на него. Женщина действительно казалась усталой. - Дом закрыт для публичного посещения, - сказала она ровным голосом. - Не рассчитывайте на это. Голос ее прозвучал теплым альтом. - Я не турист, - проговорил Бирн, не зная, чем объяснить свой интерес к этому серо-голубому дому, спрятавшемуся за деревьями. Одновременно он заметил ее поникшие плечи, нотку уныния в прекрасном голосе. Эта женщина работала слишком много, она знала заботы и усталость. Один дом был слишком велик для хозяйки, не говоря уже о саде. - Вы заблудились? Или что-нибудь продаете? - В голосе ее послышалась подозрительность, словно он собирался внезапно раскрыть перед ней чемодан, полный метелок для пыли и чайных полотенец. Бирн протянул вперед ладони, показывая, что они пусты. Он уже ощущал зарождение идеи - безумной идеи - и нуждался во времени. - Я ничего не ел два дня, - ответил он. - Мой дом далеко отсюда. Хотелось бы знать, есть ли у нее в характере материнская нотка, принадлежит ли она к тому типу женщин, которые не прогонят голодного. Она вновь вздохнула. Сняв правую перчатку, запустила руку в карман джинсов. И, протянув ему пару монеток, с легким недовольством проговорила: - Возьмите. Через полчаса в конце аллеи останавливается автобус. Доедете до деревни и что-нибудь купите. - Спасибо, не надо. Я предпочел бы отработать любые деньги, которые вы способны мне заплатить. - Что он делает, что он _говорит_? Дом возвышался над ним, закрывая солнечный свет. Женщина задумчиво смотрела на него. Бирн явно привлек к себе ее внимание. На мгновение их глаза встретились. Он заметил, как она раздумывает, как оценивает его. - Мы не можем позволить себе нанимать работников. Бирн задержал дыхание, и она убрала деньги. Он выдохнул. Безумное, нежеланное чувство облегчения. Она возьмет его, он будет садовником. Он побудет здесь немного и... Что? Все, что он делал сейчас, не входило в его планы. (Мертвец. И эти две оборванки.) Бирн сразу же увидел собственные поступки словно на киноафише. Он будет работать в саду: полоть клумбы, высаживать, чистить бордюры, дорожку, попытается справиться с травой. Уже одна лужайка с бордюром обеспечит ему полную занятость. Ему не придется возвращаться назад, он может попытаться забыть... Он знал, что женщина все еще следит за ним. - А как насчет еды и крова? Мне не нужны деньги. В том конце дорожки есть домик. Я кое-что понимаю в садовом деле, когда-то пришлось заниматься ландшафтными парками. - Так оно и было, тут он мог не лгать. Женщина еще не была убеждена. - А у вас есть рекомендации? Откуда вы взялись? - Меня ограбили, - сказал он. - Я ехал на перекладных на юг. Унесли и багаж, и бумажник. - А вы сообщили в полицию? - Пока еще нет. - Бирн заметил, что она хмурится в нерешительности. - Вон там у вас растет манжетка, - сказал он с надеждой в голосе. - Она хороша перед домом. Бирн вспомнил, что читал однажды: манжетка защищает, посадите ее возле ворот или на границе участка. Листья ее ловят росу и дождевую воду, надежно и безопасно удерживают их. Взгляд ее не изменился. Глаза остались настороженными, тонкие морщины пересекли лоб. Женщина была моложе его, но не намного. Ей под сорок, подумал Бирн. - А вы будете косить траву? Чинить заборы, украшать, вставлять стекла, подрезать зеленые изгороди и полоть овощи? Здесь работы хватит на небольшое войско. - Все. Все что вам угодно. - Все, чтобы остаться. Он даже возьмется работать по дому, если она захочет. Женщина вдруг улыбнулась и сошла по ступенькам навстречу ему. Солнечный свет золотил ее волосы. - Я Рут Банньер, - сказала она. - А вас зовут... Без раздумий он ответил: - Физекерли [на манер наших 30-х годов в этом имени объединены слова, обозначающие физиономию и деньги, образуя нечто вроде "денежная мордашка", "богатая рожа"] Бирн. - _Что_? - Лицо женщины сразу переменилось, оживилось, расцвело. Она стала лет на двадцать моложе. - Как удивительно! Какое чудесное имя! Бирн едва не улыбнулся в ответ. И все-таки ему не следовало называть себя, во всяком случае сейчас перед лицом незнакомки. Что с ним происходит? - Такое представление о юморе имели мои родители, - пояснил он. - Да, либо это шутка, либо эксцентричная выходка. Вот что, а вы серьезно? Вы и в самом деле предлагаете свои услуги? Хотите помогать по дому и в саду за кров и еду? Он кивнул, глаза его обратились к стене ожидавшего дома. Голубой камень вблизи казался еще холоднее. - Домик у ворот подойдет самым идеальным образом, - сказал Бирн. - Я не стесню вас. - О нет, мы все равно не смогли бы разместить вас в доме. Он полон. Но пойдемте, выпьете чаю, познакомитесь с семьей. Посмотрим, что можно найти, чтобы разместить вас в коттедже. - Она поглядела на него повнимательнее. - Пожалуй, лучше оставим семейство на потом. Вы вот-вот упадете. Подождите, я принесу чай и сандвичи. Бирн с благодарностью улыбнулся и сел на ступеньки, ожидая. Готово. Он добился своего. И все-таки, неужели он потерял рассудок? - Ты _обезумела_? - Саймон Лайтоулер опустил книгу. - Совершенно незнакомый человек, заморенный голодом бродяга, без вещей, без рекомендаций... - Его ограбили, - начала Рут. - Это он _говорит_, что его ограбили. Я не верю ни единому его слову. Наверное, он скрывается. Зачем иначе он оказался здесь, что привело его на эту богом забытую свалку? Быть может, он думает, что дом набит старинными вещами или чем-то подобным? Большая ошибка номер один. Он не слишком умен, этот парень. Либо он жулик, либо дурак, либо и то и другое сразу. Вероятно, он принимает наркотики. Рут, это безумие. - Мне нужна помощь. Он знает растения... - Боже мой! - Саймон посмотрел на нее. - Значит, достаточно только этого? И где же сейчас обретается сей образец совершенства? - Я дала ему спальный мешок в коттедж. - Разве мы настолько богаты, что ты можешь позволить себе раздавать спальные мешки? Не сомневаюсь - мы никогда не увидим снова ни его самого, ни этот спальник. - Саймон. - Она встала и начала убирать кастрюли и тарелки. - Мне нужна помощь. Хорошо это или плохо, права я или нет, но мне кажется, что он достоин доверия. Я _не настолько наивна_ и знаю, что иначе не получу помощи в тяжелой работе. - Раз на меня больше нечего рассчитывать? Ты это хочешь сказать? - Он пренебрежительно усмехнулся. - Впрочем, этот проклятый дом принадлежит тебе. Кстати, как его зовут? - Физекерли. Физекерли Бирн. - Ну а я, значит, буду Бенджамин Дизраэли [премьер-министр Великобритании в 1868 и 1874-1880 гг., лидер и идеолог консерваторов, писатель]. Черт побери, Рут, иногда ты заставляешь меня сомневаться в том, кому именно здесь нужна помощь психиатра. - Теперь он тоже стоял, высокий и худой, сутулый, с болезненным лицом. - Во всяком случае, здесь нечего красть. Остается лишь позаботиться, чтобы нас не убили в постели. - С трескучим смешком он оставил кухню. - Что-то скажет об этом Кейт? - Она еще не вернулась. - Рут последовала за ним в холл. - Бирн будет с нами ужинать. Я обещала, что он будет есть с нами, пока не устроится в коттедже. Не смотри на меня так! - И нам придется сидеть за столом с этим... с этим бродягой? - А почему бы и нет? Он чистый, знает, где нужно сказать пожалуйста и спасибо. Как он говорил, у него было свое дело. Во всяком случае, так ты получишь возможность познакомиться с ним. - Мне никто не нужен! - Откуда ты знаешь? К тому же это _мой_ дом, и я содержу его на _свои_ деньги. - И постоянно твердишь мне об этом. - Саймон хлопнул дверью, и Рут осталась смотреть сквозь пыльные окна на густые заросли снаружи. - А мне все равно, - пробормотала она. - Мне все равно, действительно все равно. Он забыл свою книгу. "Тщетность" Герхарди. Рут оставила ее лежать и вышла в сад. 3 Физекерли Бирн отпер дверь в коттедж и распахнул ее. Первым по ноздрям сразу ударил запах... Крепкая застарелая вонь мышиного помета. В открывшейся перед ним комнате не было ковра, на мебели густым слоем лежала пыль. Свет едва проникал внутрь сквозь грязные окна. В комнате было сумрачно, пол покрывала пыль. К бордюрам липли комки пыли, грязь забилась в трещины на каждой поверхности. Опустив спальный мешок и рюкзак на ступеньки, он направился к раковине под окном. Кран поддался не сразу, но потом фыркнул, запели трубы и, наконец, хлынула бурая вода. На подоконнике нашлась окаменевшая губка. Бирн намочил ее в воде и провел по окну на уровне глаза. Вдали, в четверти мили отсюда, прятался дом, его хрупкий силуэт почти скрывали деревья. Бирн постоял, разглядывая поместье. Откуда этот странный призыв? Он был способен оставить это место не более чем улететь по воздуху. Вот почему он пришел сюда, вот почему он остался. Дом притягивал к себе как магнит, как сон или воспоминание, как завораживающая идея. Бирн не знал, что сказать. Дом слишком притягивал его. Очевидней всего было то, что поместье едва стояло. Дом требовал рук, денег и усилий. Им нельзя было пренебрегать, позволять превращаться в такие руины. Ну а поскольку Бирн считал себя практичным, умелым и аккуратным работником, он видел в первую очередь то, что следовало здесь сделать. Но не только. Он хотел понять тайны дома, его историю, его прошлое. Почему такое огромное здание укрылось в лесу? В любом другом месте его окружали бы широкие перспективы, регулярные сады. Этот же прятался за деревьями, будто со стыда. Потом, хотя солнце сияло и небо было безоблачным, голубой камень казался холодным. Он повернулся назад к комнате. Стол, два кухонных стула, один из них лежал на полу. Бирн поднял его. Стол был поцарапан и выщерблен, выбелен руками и солнцем. Под раковиной был устроен ящик, в настенных полках отыскались кастрюли и сковородки, щербатый фарфор и ложки с вилками. Маленькая софа под покрывалом из вязаных квадратиков пестрела перед очагом единственным цветовым пятном. Под лестницей нашелся древний сундук с открытой крышкой. Он был полон книг, старых, выцветших и пыльных. Бирн извлек томик из слоя пыли. "Веснушки", Джин Страттон Портер. Ничего интересного, старомодные романы, приключения. Все это устарело еще пятьдесят лет назад, решил он. Наверху было примерно то же самое, но матрас оказался в удовлетворительном состоянии, а из кранов в ванной текла вода. Бирн пожал плечами. Хорошо. Он здесь ненадолго. Временное убежище, небольшое отклонение от пути. Так, во всяком случае, он представлял себе это. Взяв недолгую передышку, он придумает, что делать дальше, а пока устроит себе праздник. Сбросив ботинки, Бирн распростерся на постели. Он надеялся быстро уснуть, но на это - как и всегда - ушел целый век. Бирн лежал, смотрел, как паук тянет паутину через окно, медленно обшивая углы причудливой филигранью. И тут он впервые сообразил, испытав истинное потрясение, что за целый день он ни разу не вспомнил Кристен, не извлек ее из горькой памяти, хотя, конечно, она присутствовала в ней, как не столь уж далекая боль. Кристен, Кристен. Что он делает здесь? Бирн проснулся несколько часов спустя от стука в дверь. Молодой женский голос позвал: - Хелло? Хелло? Вы здесь? Он полежал мгновение и только потом вспомнил, кто он такой и почему оказался здесь. Привычная депрессия и знакомый страх замедлили его движения, память грохотала в голове с изяществом заводского молота. Девушка закричала громче: - Эй! Выходите! Бирн подошел к окну, распахнул его. Отступив от двери, она посмотрела на незнакомца. - О, привет! Мама говорит, что обед готов, если вы голодны. - Я сейчас. - Бирн натянул ботинки и плеснул воды на лицо. А потом спустился вниз. Когда он открыл дверь, девушка сказала: - Меня зовут Кейт Банньер. - Она склонила голову набок, и Бирн обратил внимание на широко посаженные темные глаза на нежном - сердечком - лице... Хорошенькая. - Физекерли Бирн. - Он протянул ей руку. Она улыбнулась. - А я не поверила матери, когда она мне сказала. Как же зовут вас друзья, просто Физ? [рожа] - Иногда. Или Бирном. Она приехала на велосипеде и первой направилась к дому. Он неторопливо последовал за ней, наслаждаясь теплым вечером. Вокруг было тихо. Только кричали грачи, и вдалеке едва слышно шелестело шоссе. Бирн шагал по дорожке и гадал, что делает здесь. Ему предстояло войти в дом. Ему предстояло встретиться с членами семьи, кем бы они ни были. А он совершенно не хотел этого делать. Они начнут задавать вопросы, подумал Бирн. Бегство его имело смысл, пока он не завел новых друзей и знакомых. Им потребуется какая-то история, общий фон его жизни. И он действительно не хотел - просто не был в силах - вновь повторять всю сагу. В раздражении он замахнулся палкой на головки коровьей петрушки. Посыпались цветки, распространился резкий запах. Ну почему он не предвидел этого визита? Все сложилось не очень ужасно. Он всего лишь садовник, наемный работник. У них не будет оснований для интереса. Сам же он будет молчать насколько возможно, предоставив им право самостоятельно придумать свою версию... Дом навис над ним. Девушка ждала Бирна на ступеньках террасы. Но вместо того чтобы войти через переднюю дверь, она повела его налево, вдоль стены дома к калитке, устроенной в высокой стене. За оградой сада рядами выстроились латук, порей, бобы. Кто-то здесь поддерживал огород в порядке. Рут, подумал он. Он не мог представить, чтобы Кейт тратила свое время, марая руки и коленки в грязи. А потом он переступил через порог, и все сложилось отлично. Холодный камень исчез за ярким пламенем. Кухня была выкрашена в горчичную желтизну, блестел белый и голубой фарфор, а в глазурованном кувшине было полно ромашек и васильков. Гостеприимная обстановка. В отличие от хозяев. Кейт представила его тощему мужчине средних лет, сидевшему за столом. - Это Саймон Лайтоулер, нечто вроде кузена. Он тоже живет здесь. Бирн протянул руку, на которую мужчина не обратил внимания. - Далеко забрались, не так ли? - проговорил Саймон. Рут передала Бирну какой-то фруктовый напиток с кусочками апельсина. Джинсы, ярко-изумрудная тенниска, вокруг шеи тоненькая золотая цепочка. Солнце вызолотило ее, волосы свободно спускались на плечи, подчеркивая напряженный разворот плеч. Он ответил: - Да, я бродил какое-то время. Мне нужно было найти работу, а дома особо