но под странным стеклянным куполом, из которого выползало множество проводов и сосудов, они тянулись к аппарату слева. Что было под стеклянным куполом, разглядеть не удалось, купол находился в тени. Что со мной, хотел спросить он, но не выдавил ни звука. Он не мог говорить -- только сейчас он вспомнил это. Он попытался беззвучно проартикулировать слова: "Что со мной?" Но девушка не слышала его немых вопросов. "Что со мной?" Вновь и вновь безуспешно изображал он эти звуки. Собрав все силы, рывком повернул голову вправо... Но сестра хлопотала где-то в ногах, он не видел ее, а она его. Прямо перед ним светился один из экранов пульта, острые кривые стремительно взметались вверх, словно на датчике работающего ракетного двигателя, секунду они пребывали в неподвижности, потом отгорали ядовитым зеленым пламенем. Он закрыл глаза. -- Сестра, пациент беспокоится! -- произнес мужской голос. С трудом разомкнув веки, он увидел прямо перед собой парящую в воздухе руку, указывающую перстом на экран со стремительно вздымающимися вверх кривыми. В ответ раздался голос Крис: -- У него все нормально, господин главный врач. Теперь он мог разглядеть мужчину. На нем был белый медицинский халат. Он был высокого роста, с хорошей выправкой. Лицо строгое и уже не молодое, но выражение явно доброжелательное. Склонившись, он принялся разглядывать пациента. -- Вы выглядите отлично, Фил Абельсен,--сказал он.-- Не беспокойтесь, мы вас подштопаем. Как чувствуете себя, мой мальчик?--Повернувшись к сестре, он спросил:--Он уже реагирует на слова? -- Он делал даже движения губами, я могла их прочесть. Рука доктора Миера появилась перед правым глазом Фила и раздвинула ему веки. Вспышка карманного фонарика ослепила его, но пальцы врача не позволили зажмуриться. -- Реакция зрачка значительно улучшилась,--заметил врач.--Можно постепенно снимать тетралин. Он вновь повернулся к пульту. -- Все идет прекрасно, мой мальчик,--сказал он.--Но с вами пришлось здорово потрудиться. Посмотрели бы, что это было, когда я вас подобрал. -- Господин главный врач,--сказала сестра.-- Я еще ничего не говорила пациенту. У него может быть шок... -- Не будьте столь трепетны, дева,--сказал врач, скользнув по девушке каким-то особо бесцеремонным взглядом, так что в душе Фила мгновенно все возмути лось.-- Вас разодрало как быка на бойне,--продолжил врач.--Осколок угодил прямехонько в грудь. От нее, прямо скажем, немного осталось, разве что голова кое-как болталась на позвоночнике. Я уже многим удачно подштопал шкуру, но вы --мой шедевр. Сердце сгинуло--его просто не было, легкие в клочья, не говоря уже о пищеводе, диафрагме, желудке и других небесполезных вещах. Тяжелейшая потеря крови, выжат как лимон. Что хоть чуть-чуть уцелело из кожи, в клочьях, в нарывах, обожжено, обморожено--смотря какое место. Но не бойтесь. Я вытащил вас. Вы давно вне опасности. А что пока еще беспокоит--плевое дело. Вы мне верите? Вы поняли? Фил кивнул. -- Ну и хорошо,--сказал главный врач.-- Постепенно я приведу вас в полный порядок. Хотите взглянуть на тело? Не дожидаясь ответа, он приподнял левой рукой голову пациента, правая сопровождала объяснения. В глубине комнаты Фил увидел девушку. Перед ним, надо всем его телом лежал стеклянный купол. Он накрывал своего рода ванну, наполненную слегка мутноватой жидкостью. В жидкости плавал он сам--его тело. -- Все важные артерии мы подсоединили к искусственному сердцу. Взгляните--вот оно, этот насос.-- Врач показал на поршень, что в равномерном ритме двигался вверх-вниз.--Функцию легких также выполняет электрическое устройство. Вон эта штука, похожая на воздушный шар или мехи. Малый круг кровообращения, от правого желудочка в легкие, а оттуда в левое предсердие, свершается, естественно, вне организма. Все, что вы видите здесь,--он показал на пульт с правой стороны от Фила и на многочисленные сосуды с левой стороны,--все это принадлежит сейчас вам, это часть вашего тела. И функционирует, кстати, лучше, чем органические материалы.--Он тихо рассмеялся и продолжил:--Я мог бы оставить вас висеть на этом приборе всю жизнь. Но я прекрасно понимаю, что подобная перспектива не обнадеживает. Вам нечего тревожиться. Консервированных органов достаточно. Об этом позаботилась война. В ближайшие дни я поставлю вам полное оснащение. Сильное сердце, возможно, лучше даже, чем прежнее. Отличные легкие. Сегодня я как раз отобрал их, они уже разморожены и лежат в питательном растворе. Час назад я проверил, как бьется сердце. Это впечатляет... Месяцы, а может быть, и годы было оно мертво, и вот подключается ток, дается импульс, и оно снова живет. Он опустил голову больного. Фил закрыл глаза. -- Вы сильный мужчина, Абельсен, и должны уметь выносить удары судьбы,--сказал врач.--Я за честность, за правду. Вот почему я ничего от вас не скрыл. Сегодняшний врач кажется порой пациенту инженером. Свято верящий в прогресс, он экспериментирует с человеческим материалом, и лишь собственное тщеславие побуждает его с помощью различных трюков поддерживать существование тяжелобольных и нежизнеспособных людей, независимо от того, достойно это существование человека или нет. Я не таков. Для меня важен человек в естественной своей форме и с полной свободой действий. Для меня важно сохранять высшее и наиболее ценное в человеческом роде. Я говорю вам абсолютно открыто: я не лечил бы вас, если б не был уверен, что восстановлю полностью. Рука его лежала на каком-то регуляторе, слегка поворачивая его, он наблюдал за показаниями стрелки. -- Я позаботился, чтобы вы себя хорошо чувствовали. Мы располагаем ныне химическими средствами, позволяющими почти полностью управлять любыми чувственными впечатлениями, неважно, физические они или эмоциональные. Вам нечего бояться, вы не испытаете ни страха, ни боли. Обещаю вам вновь: вы станете полноценным членом человеческого общества. 5 Абель не знал точно, сколько времени прошло, но продолжалось все это долго. Он надеялся, что ночную тревогу на сей раз объявят не слишком скоро. Он лежал на самом верху трехъярусной кровати, снизу его трудно будет разглядеть, даже если внезапно вспыхнет свет. Не рекомендовалось вставать с постели без неотложной причины, ворочаться, тем не менее он принялся отодвигать от стенки матрац, матрац из стекловолокна, в обшивке которого он во время мертвого часа проделал дыру и где теперь лежали спрятанные части пистолета. Он отодвигал матрац и сдавливал, пока не образовался валик посередине и щель вдоль стены, позволяющая видеть нижний ярус. Там лежал Остин. Осторожными движениями, замирая и прислушиваясь, он медленно придвигался к стенке, пока ухо его не прижалось к щели. Какое-то время он слушал. Его широко раскрытые глаза зорко вглядывались в пустоту. Вокруг лежала лишенная очертаний ночная тьма, свет подобно холодной дымке струился из окон, густые тени, словно полог, укрывали койки. Размытые контуры распластанных, свернувшихся в комок тел угадывались под одеялами. Ритмичные вдохи и выдохи чередовались с механической размеренностью и напоминали ровно работающий насос, и Остин тоже дышал спокойно, но через какое-то время он повернулся на другой бок, потом принял прежнее положение. -- Эй, Остин!--прошептал Абель через щель вниз.--Остин, ты слышишь меня? Вдохи и выдохи поутихли... потом прекратились совсем. -- Остин, ответь что-нибудь! Абель услышал тихий шорох, потом неожиданно и ужасно громко прозвучал голос Остина: -- Чего тебе? Остин приподнялся, и теперь голова его находилась прямо под щелью. Абель вздрогнул и осторожно огляделся. Только потом ответил: -- Мне надо поговорить с тобой! -- Оставь меня в покое. Внизу скрипнула койка. Зашуршало одеяло. Абель сказал: -- Не строй из себя дурака! Если сейчас в твоей башке есть хоть искра разума, этим ты обязан мне. Слышишь? Только у нас двоих ясные головы в этом бараньем стойле. И нужно держаться вместе! -- Он помолчал несколько секунд. Внизу было тихо. Он снова зашептал во тьму: --Слушай внимательно. У меня есть план. Это совсем не просто, но возможно. Понимаешь? Это возможно! Он должен умереть! И если ты... Со средней койки донесся глухой звук. Остин быстро выпрямился. Его рот вновь был у отверстия. -- Кто должен умереть? -- Майор, конечно. Кто же еще? -- Абель представить не мог, что же тут непонятного.-- Майор --это ведь очевидно! -- Ты свихнулся,--сказал Остин. -- Послушай!--сказал Абель. --Все получится. Поверь мне. Я все продумал. Я убью его из пистолета. И уже знаю, как его добыть: нужно стащить одну часть за другой. А из них собрать новый пистолет. -- Ты сошел с ума! -- Тсс! На соседней постели один из спящих со стоном перевернулся на другой бок. Абель и Остин застыли... Через какое-то время оттуда донесся громкий храп. -- Все продумано,--шептал Абель.-- Не сорвется. А патроны я добуду во время учений на стрельбище. -- Почему ты хочешь его убить? -- Почему?--медленно повторил Абель. Почему? Странный вопрос. Это же было очевидно, а он спрашивает -- почему! -- Майор должен умереть, и я убью его,--не выразительно повторил он. -- Парень, ты все ставишь на карту,--сказал Остин.-- Какое нам дело до майора. Подохнет он или будет жить--мне от этого ни жарко, ни холодно. -- Что я ставлю на карту?--спросил Абель. -- Свободу. Что же еще? Как ты собираешься смыться, если устроишь здесь театр? -- Смыться? Я не собираюсь смываться. Я хочу убить майора. Я должен убить майора. И я убью его. -- А потом? Вопрос застиг Абеля врасплох. Что потом? Этого вопроса он себе не задавал. Этот вопрос еще впереди. -- Послушай,-- сказал он,--Ты можешь делать, что хочешь. Я тебе помогу. Но сначала помоги ты мне.--Мысли его вновь вернулись в наезженную колею,--Будь внимателен: несколько деталей я смогу раздобыть, и никто ничего не заметит. А потом мы должны будем... Ночью... -- Пустые фантазии,-- перебил его Остин.-- Делай со своим пистолетом, что хочешь, но без меня. Я хочу вырваться отсюда. Вот единственное, чего я хочу. Вырваться. Понимаешь? -- А что тебе надо там. снаружи?--спросил Абель. -- Снаружи, парень, ну... Глупый вопрос. Ну, там... Теперь запнулся Остин. -- Что там снаружи, Остин? Остин сделал новую попытку. -- Снаружи--там нет казармы, нет учебного плаца, нет командиров. Нет формы... Он вновь замолчал. -- Ну, а что там есть?--настаивал Абель. -- Все просто; нормальный мир, нормальная жизнь... Словом, свобода. -- Пустая болтовня,--прошептал Абель. В сознании его вспыхнул слабый свет, но он угас, не вызвав воспоминаний. -- А как ты думаешь... Что там снаружи?--спросил Остин. И чуть громче добавил:--Должно же там быть хоть что-то! -- Тише,--прошипел Абель. Рука, на которую он опирался, онемела, и он осторожно сменил позу.--А почему что-то должно быть снаружи?--спросил он.--Мне кажется, снаружи ничего нет! Мир ограничен. Для каждого человека мир ограничен. Существует предел, за который он выйти не может. Мы не можем выйти за пределы казармы. Вот и все. А цели нужно искать в пределах собственного мира. Я так и делаю. Майор... Остин встал на колени и прижал рот к краю матраца. -- То, что ты сейчас говоришь... это ведь у тебя не от сюда! Это из какого-то другого мира. Абель, попробуй вспомнить... Что было прежде? До казармы? И вновь вспыхнул в сознании Абеля свет. Картины сменяли друг друга и исчезали, а он не успевал их ухватить. Он напряг всю свою волю, не понимая, что это работает внутри, вызволяя картины, запрятанные в глубинах памяти. На лбу у него выступил пот. -- Что-то... да... возможно, было.--Он говорил беззвучно, почти неслышно.--Но не за стенами казармы. Быть может, в прошлом?--Он взял себя в руки.--Теперь-то какой в этом смысл? В любом случае другое недостижимо. Останься здесь и помоги мне убить майора. Тогда все будет хорошо. Вот увидишь! -- Абель,--донеслось из отверстия у стены,--Абель, я знаю, что там снаружи--ангелы. Снаружи должны быть ангелы! Внутри у Абеля что-то сжалось. Одна струна внесла диссонанс. От товарища его отделяла пропасть. Остин уже был однажды у них -- у ангелов. А он, Абель, не был. Каждые четыре недели после медицинского обследования отбирали четырех солдат. В один из вечеров их забирали, и они возвращались только к утру. Никто не знал, какие критерии определяли выбор. Это не была награда, ибо наград у них не существовало. Высшей наградой являлось сознание исполненного долга. Это не было и наказание, которое иногда оказывалось обоснованным, иногда нет. Это была сама неопределенность: нечто иррациональное, счастье, томление, надежда. Абель еще ни разу не видел ангела. Но избранные рассказывали о них: о белой коже и мягких губах, о чувстве защищенности, материнском тепле, ощущении дома. О мягком, все скрывающем шлейфе волос. Внезапно и резко прозвучала сирена. Зажегся тусклый белый свет. Одеяла полетели в сторону. Солдаты в бело-сером нижнем белье выскакивали из постелей, распахнулась дверь... И в этой поднявшейся суете Остин сказал: -- Делай что хочешь, а я хочу вырваться отсюда! Верхний ярус кровати давал Абелю особое преимущество --свет ламп падал сюда косо, и увидеть его снизу было трудно. Так что хватило времени поправить матрац, прежде чем спрыгнуть вниз--как раз в тот момент, когда капрал распахнул дверь. -- Внимание! Он стоял вместе с другими, повернувшись к командиру лицом, ноги вместе, руки по швам. Внизу у запястья, там, где застегивались манжеты формы, он ощущал приятный холодок металла-- зажигательное устройство пистолета, которое он пристроил к пуговице. Ощущение было жутким и сладостным одновременно. Искра вытолкнет смертельную пулю из ствола, загонит ее в массивное тело майора. -- Тревога! Надеть походную выкладку. Через минуту всем быть в окопах. Разойдись! Они лихорадочно натянули одежду, зашнуровали сапоги, подвязали ремни. -- Быстрее, ленивые собаки! Они впряглись в ремни ранцев, надели каски на гладко выбритые затылки, -- Быстрее, вперед! Стоя в дверях, капрал разглядывал пробегавших мимо. Последнего он задержал. Это был Абель. -- Доложите во время дневной поверки! -- Слушаюсь, господин капрал! Мгновение они разглядывали друг друга в упор, потом Абель опустил глаза. Капрал отпустил его, и он помчался догонять остальных. Небо затянуто было серой дымкой, сквозь которую пробивался рассеянный свет. Сильный ветер не мог разогнать холодный влажный туман. На касках солдат, как муравьи разбежавшихся по позициям, мерцали нанесенные светящейся краской личные номера. Учебный плац, вдоль и поперек изрезанный окопами, превратился в истоптанную, перемешанную ногами глиняную топь. Через несколько секунд столпотворение кончилось; на поле осталось лишь десять темных фигур, сержанты. Чуть в стороне неподвижно возвышалась одиннадцатая темная фигура-- майор. -- В атаку! Из окопов! Вперед! Они выкарабкались из окопов, бросились вперед. -- Штурмовики на бреющем с юга! Они рухнули на землю, прямо в сырую глину, втянули головы и замерли на несколько секунд, готовые к следующему броску... -- Встать, бегом марш! Глина липла к сапогам, к одежде, подошвы с трудом отрывались от земли. -- По окопам, марш! Они скользили, спотыкались, скатывались в глубокие, в человеческий рост, окопы, по дну которых струилась вода. -- В атаку! Вперед! Марш! Окопы были шириной примерно в полметра, черные провалы на коричневом глинистом поле, перепаханном ногами тяжело бегущих солдат. Абелю знакома была картина; не стоило и выглядывать из окопа, где он остался лежать. Он распластался на дне, прямо в потоке лениво текущей воды. -- Лечь! Окопаться! Его товарищи наверху раскрыли складные саперные лопатки, зафиксировали их в наиболее подходящем положении. Лежа разрывали они лопатами мягкую землю, отбрасывали в стороны слипшиеся комья, использовали любое углубление, зарываясь вглубь словно какие-нибудь земляные насекомые--их уже и отличить нельзя было от земли, ведь вся одежда облеплена была сырой глиной, словно панцирем. Абель тоже рыл землю. Он наслаждался неведомым прежде ощущением самостоятельного действия, пусть внешне и согласного с приказом. В боковой стене окопа в двух метрах влево от поворота, на высоте примерно полуметра он вырыл узкое прямоугольное отверстие сантиметров на тридцать вглубь. Поспешно закатав рукав куртки, он расстегнул пуговицу на рукаве белья. -- Встать! Вперед! Вперед! Они сейчас побегут! Абель выхватил из рукава зажигательное устройство. В пластиковом пакете, который он утаил во время раздачи таблеток, оно не отсыреет. Он завязал пакет ниткой, выдранной из тряпки для чистки оружия. -- Всем назад! Быстрее! Быстрее! Он аккуратно засунул пакетик в отверстие, вытащил наружу кончик нитки, сантиметра примерно на три. Потом залепил отверстие глиной. -- Занять окопы! Живее! Живее! Абель утрамбовал глину вокруг отверстия. Быстро огляделся. Первые солдаты уже прыгали сверху в окоп-- черные силуэты на фоне желтовато-серой небесной дымки. Абель застегнул пуговицы, опустил рукав куртки. Его товарищи сидели вокруг скрючившись, тяжело дыша, втянув головы в плечи. Никто в его сторону не смотрел. Никто ничего не заметил. -- Всем укрыться в окопах! Медленно, тяжело вваливались в окопы остальные. -- В атаку! Всем из окопов! Вперед! Вперед! Абель бегал и прыгал вместе с другими около часа, до полного почти изнеможения. Но поддерживало его теперь не счастливое чувство исполненного солдатского долга, а опьянение первым успехом. Школа представляла собой барак без внутренних перегородок. Доска, одиннадцать узких лавок, десять в ряд друг за другом для простых солдат, одиннадцатая справа у стены для капралов -- вот и вся мебель. Занятия проводил сержант. Вопросы всегда задавались лишь сидящим на первой скамье. Порядок был таков: после часа занятий взвод передвигался на одну скамью вперед. Таким образом, на первой скамье оказывались все по очереди. Сержант поучал: -- Ношение оружия--это одновременно честь и большая ответственность. Оружие не является нашей собственностью. Его вручают нам для выполнения важнейших наших задач, для ведения боевых действий в той великой войне, к которой устремлены должны быть все наши помыслы. Отсюда вытекает наша обязанность постоянно совершенствовать владение оружием. Этой цели служат упражнения в стрельбе. Всем ясно? Хор тут же ответил: -- Ясно, господин сержант! -- Другой важной обязанностью солдата является уход за оружием, которое нам доверено. Согласно предписанию, мы должны чистить его ежедневно. Чтоб держать оружие в постоянной боевой готовности, мы должны хорошо знать механизм его действия. Знать все части, чтобы даже во сне суметь разобрать и собрать пистолет. Как называется эта его часть, солдат Дэниел? Сержант направил указку на доску, слегка постучал ее кончиком по указанному месту. Дэниел вскочил, встал навытяжку. Он уставился на рисунок, схематично изображавший пистолет в разрезе. -- Спусковой механизм, господин сержант! -- А это что, солдат Дерек? Другой солдат вскочил и вытянулся. -- Зажигательный механизм... В угрожающей тишине Дерек напряженно размышлял около секунды. Потом с облегчением вздохнул, вытолкнул нужные слова: -- Зажигательный механизм с батарейкой. -- Правильно, зажигательный механизм с батарейкой. Они считаются одной частью. При чистке оружия их не следует разделять. Запомните это, солдат Дерек! -- Слушаюсь, господин сержант! Взвод Абеля разместился на последней скамье-- накануне они сидели на первой. Зажигательный механизм с батарейкой, подумал Абель. Винты. Магазин. Он немного придвинулся к Остину и выждал, пока впереди не начался снова опрос. Не поворачивая головы, он прошептал: -- Сегодня после обеда чистка оружия. Остин ответил не сразу. Сначала бросил внимательный взгляд вперед. Потом тихо спросил: -- Ну и? -- Сегодня я раздобуду магазин. -- Делай что хочешь. -- У меня уже есть зажигательный механизм с батарейкой, пружина и три винта. Всего их пять, но два лишние. Они крепят рукоятку. Мне она не нужна. -- Зачем ты мне все это говоришь? -- Мне не нужны рукоятка и спусковой крючок. Зажигание в действие я приведу пальцем. -- А мне-то что до этого? -- Я хочу тебе доказать, что дело верное. Хочешь мне помочь? -- Нет. Разговор прерывался бесчисленными паузами. Иногда они молчали минутами. -- Так хочешь вырваться отсюда или нет?--спросил Абель. -- Да,-- неохотно буркнул Остин. -- И ты уже знаешь, как? Остин молчал. -- А я знаю выход,--сказал Абель. Остин только пожал плечами. Абель шепотом продолжил: Вокруг нас сплошные постройки. Нельзя даже выглянуть наружу. Но есть одна дверь... -- Где?--спросил Остин. -- Я покажу, если ты мне поможешь! -- Врешь! -- Ты уверен? -- Я сам ее найду! -- Возможно, но придется долго искать. -- Время у меня есть. Они снова помолчали. Зычный голос сержанта заполнял помещение: -- Для чистки пистолета служат соответствующие принадлежности. Это тряпка, круглая щеточка и тюбик чистящей пасты. Для чего используется тряпка, солдат Дональд? Абель еще ближе придвинулся к Остину. -- Если б не я, ты сейчас вообще не размышлял бы о том, что снаружи. Был бы тупицей, как все остальные, от таблеток, внушающих послушание и убивающих память. Это я освободил тебя. -- Я не просил тебя об этом. Абель вновь помолчал какое-то время. Потом сказал: -- Ну хорошо. Ты все равно мне поможешь, так или иначе. Остин на это ничего не ответил, и Абель не возвращался больше к разговору. 6 Состояние Фила улучшалось, об этом сообщил ему и доктор Миер. Фил чувствовал, что выздоравливает. С каждым днем замечал, как ему повинуются все новые мускулы. Потом пришел срок большой операции. Он погрузился в долгое забытье, а когда проснулся, почувствовал нечто, чего давно был лишен,--собственное тело, подергивание мускулов при мысли о движении, хотя его верхняя часть тела по-прежнему оставалась неподвижной. Но даже без настоящего или только мысленно совершаемого движения он ощущал полноценное "я". Все еще скользил вверх и вниз поршень в цилиндре, не работали сердце и легкие, хотя и были уже размещены в грудной клетке с искусственными ребрами и ювелирно вмонтированы в мышечную ткань, в тончайшую сеть артерий и нервов. Все еще раздувался красный баллон. По-прежнему из трудной клетки и живота тянулись прозрачные, эластичные трубочки и платиновые проводки, но уже приживались новые органы, занимали в организме подобающее им место, реагировали на раздражения, жили. Фил Абельсен был счастлив. Он уважал и боготворил доктора Миера как творца собственной жизни -- к безграничной преданности подмешивалось, правда, порой холодное дыхание неопределенного страха. Сестра Крис была словно обещание дивного подарка в будущем. В других людях он не нуждался, никто и не появлялся. Время проходило между сном и грезами наяву. Ему не хотелось вспоминать прошлое или строить планы на будущее--он ничего не забыл, но сейчас ему не хотелось ни о чем думать, и все воспоминания он отодвигал как можно дальше от себя. Общая его слабость играла ему на руку -- любой всплеск эмоций утомлял его бесконечно. И прежде чем какая-нибудь мысль поднималась на поверхность сознания, он уже спал. Во сне многое из прошлого оживало-- но стоило ему проснуться, воспоминания гасли. Его необычное состояние полной удовлетворенности и отсутствия каких бы то ни было интересов держалось долго. Требовался какой-то особый толчок, чтоб пробудить дремлющие в нем силы, мобилизовать волю и желание действовать, чтоб вернуть ему сосредоточенность, неудовлетворенность своим положением, недоверчивость, постоянную готовность принимать решения, в том числе и за других, выбирать даже что-то неприятное, если это необходимо, выбирать путь, пройти который другие были не готовы. Толчок был дан, когда доктор Миер предпринял решающий эксперимент с сердцем Фила. Доктор пришел в назначенный час. -- Как чувствуете себя? -- спросил он. -- Спасибо, господин доктор,--ответил Фил. Его новые легкие еще не были подключены к системе кровообращения, но дыхание уже понемногу возобновлялось, пусть пока слабое, способное разве что разрабатывать мускулы грудной клетки. Но этого дыхания хватало уже на отрывистые, тихие фразы. Врач пододвинул вертящуюся табуретку ближе к пульту и принялся внимательно наблюдать за датчиками. -- На экране вы можете следить за функциями собственного тела,--сказал он.-- Вот эта кривая, например, отражает мозговую деятельность. Видите, какие сейчас зубцы? А теперь умножьте-ка быстро 17 на 29... Вот видите--дальше можете не считать,--реакция уже намного сильнее, зубцы на экране в три раза выше, чем прежде,--Он повернулся к другому прибору.--А это показатель количества перекачиваемой крови -- простой счетчик текущей жидкости, его еще применяют на бензоколонках. Он присоединен к главной артерии нашего насоса. А вот здесь потом появится электрокардиограмма. Он нажал кнопку, и слабое зеленоватое свечение появилось на экране. Показалась отдельная точка, быстро вспыхнув, она, медленно мерцая, вернулась к горизонтальной черте. Крис вновь появилась в глубине комнаты. Как всегда, она словно растворялась, когда входил ее начальник, но сейчас она спросила: -- Наркоз, господин главный врач? -- Нет, зачем?--ответил тот. Потянувшись к грудной клетке, которая уже не лежала больше в ванне с питательным раствором, он свернул два выступавших из кожи проводка. Потом подключил их к двум клеммам электроимпульсного прибора -- стимулятора работы сердца. Поставив указатель на деление 20 микровольт, врач нажал кнопку дистанционного включателя. Что-то вздрогнуло в теле Фила, потом успокоилось. -- В порядке,--сказал доктор Миер. Ногой он отодвинул стимулятор подальше от кровати. -- Поставьте теперь на тридцать,--приказал он. Крис чуть подвинула указатель -- 30 микровольт. Врач быстро нажал на кнопку, потом стал нажимать регулярно, с интервалом в секунду. Он смотрел не на Фила, а на экран, при каждом нажатии сплошная черта разлеталась там в клочья. Удары били в грудь Фила, как молот. Потом врач остановился. Зеленая сплошная линия вздрогнула еще раз и успокоилась. -- Пятьдесят микровольт,--сказал врач. Снова его палец начал в такт нажимать кнопку. Удары разрывали Фила. Дыхание его стало прерывистым, со стоном. Палец отпустил кнопку, и зеленая линия успокоилась. -- Придется попробовать по-другому,--пробормотал врач. И громко добавил: -- Двести микровольт. Крис перешла к дециметровой шкале и установила указатель на втором делении. Палец нажал на кнопку. Фила подбросило на кровати. Мускулы, давно уже безжизненные, проснулись и напряглись в судороге. Ремни, привязывавшие его к кровати, глубоко врезались в кожу. Он задыхался. Палец уже отпустил кнопку, но внутри Фила все еще дрожало и дергалось, что-то поворачивало его, трясло... Потом он откинулся на постель. Прошло. -- Почти!--сказал врач.--Четыреста микровольт. Крис переставила стрелку на четвертое деление. Палец быстро, твердо нажал на кнопку. Молния разорвала Фила. Что-то взорвалось внутри, какой-то великан всколыхнулся, потом что-то понеслось, стремительно, дико, спотыкаясь, оно неслось и не останавливалось, стуча поначалу громко, а потом все спокойнее. Фил смотрел на экран не отрываясь. Точка взмывала вверх и спускалась в долины, споткнулась поначалу о маленькое возвышение, потом влетела на высочайший склон, спустилась вниз по другой стороне, вновь вернулась к исходному пункту и начала свое путешествие снова. Это было его сердце--то, что сейчас билось. Только теперь оно стало его сердцем. Измученный до предела, он отвернулся от экрана к стене, пот лил со лба, все плыло перед глазами. На сером и бежевом фоне словно реклама пробегали одна за другой светящиеся зеленоватые точки. -- Хорошо получилось,--произнес врач.-- Оно бьется. Сделайте ему укол ревитала! Пока не спускайте с него глаз. Если удары станут слабее, вызовите меня. А завтра я его осмотрю вновь. До свидания! Фил ощутил прикосновение к щеке, затем перед затуманенным его взором мелькнул белый халат. Доктор вышел из комнаты. Итак, он вновь вернул Фила к жизни--он был упорен, этот врач, упорен, как никто другой. И он сделал все возможное и невозможное для того, чтобы Фил вновь стал человеком. И, несмотря на это, Фил не выносил его. Вдруг он понял это совершенно отчетливо: он его ненавидел. 7 Теперь у Абеля был еще и магазин. Как и остальные части, он спрятан был в окопе, вмазан в глину, надежно укрыт от любых поисков. А вдруг они уже начались? У шести пистолетов недоставало отдельных частей--это могло броситься в глаза, но Абель не заметил никаких признаков тревоги. Установили ли они взаимосвязь? Вполне возможно. Понятно, что какая-то часть пистолета могла потеряться случайно, но такое количество потерь случайностью быть уже не могло. Правда, связать их с ним никто напрямую не смог бы. Он знал: при существующей организации выдачи и хранения оружия пистолеты каждый день переходили в другие подразделения, к другим солдатам. Подозрение на него могло пасть с таким же успехом, как и на любого другого. Абель лежал без сна в постели и, как бывало уже не раз, заново продумывал свой план. Перед глазами разворачивались сцены во всей их реальности. В мыслях его майор был уже мертв, и от этого Абель ощущал легкое удовлетворение. Он лежал на жесткой постели, поперечные штанги, поддерживавшие матрац, врезались в спину, но он не чувствовал этого. Тело его наслаждалось отдыхом, он был все еще разгорячен ночным учением, вымотавшим его до предела, и теперь парил в приятной усталости. Только мысль его, не занятая сейчас службой и не оглушенная одурманивающим ядом, была абсолютно бодра и трудилась. Как каждую ночь, вокруг дышали и храпели спящие товарищи, но вдруг какой-то новый звук проник сквозь завесу привычных приглушенных ночных шумов. Звук, колебание? Еле заметно дрогнула стойка кровати. Абель напряженно прислушивался, замерев. Он не ошибся: что-то шевелилось внизу. Он услышал глухой звук... крадущиеся шаги... скрип дверцы шкафа. Осторожно повернув голову, он глянул через край подушки. Он увидел, что и ожидал: Остин одевался, то и дело оглядываясь, чтоб убедиться, что никто не проснулся. Затем он подкрался к двери... приоткрыл ее, проскользнул наружу. Дверь тихо закрылась. Абель выпрыгнул из кровати... тихо побежал к окну. Сначала он не видел ничего. Потом заметил Остина, в нерешительности стоявшего у дверей. Абель бросился к своему шкафчику, накинул плащ, схватил башмаки и торопливым мелким шагом двинулся босиком к двери. Теперь он стоял в коридоре с десятью дверями, каждая из которых вела в спальное помещение. Сквозь окно он увидел Остина, кравшегося вдоль стены по направлению к складам. Абель надел ботинки, наспех зашнуровал их и вышел из барака. Быстро, но неслышно двинулся он за Остином. Он поразился смелости Остина, впрочем, и собственной тоже. Должно быть, причина в резком сокращении количества яда в организме--еще вчера он ни за что бы не решился во время мертвого часа покинуть постель, и уж тем более выйти из спального помещения. Остин бегом пересек пустую площадку и укрылся в тени соседнего здания. Абель выждал, пока тот крадучись не двинулся дальше, потом, пригнувшись, тоже быстро пересек плац, как этому учили на учениях, и помчался следом за Остином. Абель вспомнил о бесконечных напряженных физических тренировках, спортивных занятиях-- теперь все, чему он научился, находило реальное применение. Тело его реагировало на любые команды мгновенно, ни холод, ни усталость не мешали приятной игре мускулов. Ветер, правда, проникал под плащ, но это было бодрящее прикосновение, и ощущать его было приятно. Остин подкрался к одному из складских зданий и теперь возился с дверью. Абель напряженно следил за ним из-за угла. Вот дверь раскрылась, и Остин исчез внутри. Абель бросился за ним. Прежде чем скользнуть в слегка приотворенную дверь, он огляделся вокруг--и вздрогнул. Площадь перед зданием пересекал кто-то в плащ-палатке и каске, он шел выпрямившись, спокойным, уверенным шагом. Он был еще далеко, но направлялся явно сюда. Абель тихо проскользнул в дверь, не выпуская его из глаз: охрана! Как он не предусмотрел этого?! Ему в голову не пришло. В глубине склада послышался шорох. Абель быстро оглянулся, но ничего не увидел--глаза еще не привыкли к такой темноте. Чья-то рука обхватила сзади грудь, другая сдавила шею, колено больно двинуло по спине... Он потерял равновесие и рухнул вперед. Из груди вырвался стон, он судорожно пытался глотнуть воздух. -- Зачем шпионишь за мной?--спросил Остин.--Ты что, думал, я тебя не замечу? Абель хотел ответить, но из груди вырвался только стон, он подавил его. Хотел показать рукой на дверь, но получился беспомощный жест, которого Остин явно не понял. Первый испуг прошел. Мысль заработала снова. Остина он не боялся, тот был не сильнее его, лишь внезапность обеспечила ему преимущество. Абель повернул голову в сторону, чтобы освободить глотку, давление немного ослабло. Он выжал два слова: -- Пусти! Перестань... Остин не дал ему договорить, вновь сжал пальцы: -- Тебе бы очень этого хотелось, правда?--поиздевался он. Схватив его за руку, Абель попытался хоть чуть-чуть ослабить хватку. Ему это удалось, зато колено Остина все сильнее прижимало его к земле. Острая боль вступила в позвоночник. Все это можно было вынести, лишь сознание, что с каждой секундой часовой метр за метром приближается к двери, повергало в отчаяние. Ноги его были свободны, и он попробовал правым носком дотянуться до двери, но они уже откатились примерно на метр. Напрягшись изо всех сил, он потянулся к двери вместе с висевшим на нем Остином и наконец смог коснуться ее носком ботинка. Собрав все силы, он попытался помешать Остину блокировать освободившуюся ногу. Потом медленно и бесшумно прикрыл дверь. Щелкнул замок. Лишь теперь он дал выход злости. Изо всех сил двинул свободной ногой Остина по голове. Тот сразу ослабил хватку, Абель высвободился, развернулся, чтоб нанести еще удар. Снаружи послышались шаги... Остин сделал слабый выпад против Абеля и получил сильнейший удар в правый бок. Теперь он уже не сидел, а навзничь опрокинулся на землю... Шаги были перед самой дверью. Абель схватил товарища за шиворот... Пригнувшись, пробежал несколько шагов в глубь помещения, волоча его за собой, в спасительную лень стеллажа. И сам бросился ничком рядом, в самый последний момент... Дверь распахнулась, обозначился кусок темно-серого неба... на фоне его человеческий силуэт... луч фонарика скользнул по помещению, выхватил упаковку сложенных солдатских сорочек, ящик с касками, выстроенные в ряд банки, ранцы, ремни, сапоги. Чуть тронув стеллажи, за которыми спрятались солдаты, он задержался на защитного цвета треугольниках двухместных палаток, развешанных на веревках для просушки, упал на застекленные рамы, прислоненные к боковой стене, оттуда отраженный луч прыгнул на пол... Свет погас. Силуэт исчез. Глухо захлопнулась дверь. С минуту Абель и Остин лежали неподвижно. Потом Абель подкрался к окну и выглянул наружу. Часовой удалялся, отмеривая ровные, уверенные шаги... Абель обернулся. Остин выпрямился. Теперь он массировал подбородок. -- Дурак,--сказал Абель.-- Неисправимый дурак. -- Зачем ты шпионишь за мной?--спросил Остин. -- Ты еще собираешься указывать мне, что делать?--вопросом на вопрос ответил Абель. Остин сделал неопределенное движение рукой. -- Делай что хочешь,--сказал он.--но меня оставь в покое. Он повернулся и направился к стене. Медленно прошел вдоль. -- Ты, конечно, ищешь дверь!--сказал Абель. Остин не ответил. Он искал дверь. Складские запасы не волновали его. Его интересовала только стена-задняя стена склада, соприкасающаяся с миром. В помещении было темно, ему приходилось на ощупь исследовать каждую щель. Абель наблюдал за ним, стоя рядом. Его гораздо больше интересовали запасы. Ничего, что могло бы ему пригодиться,--ни оружия, ни боеприпасов. Ну что ж, он и не рассчитывал на это. Конечно, это сэкономило бы ему силы, сократило избранный им путь, однако он был чуть ли не рад, что все оказалось не так просто. Оружия здесь не было. А собственно оружейный склад обследовать не имело смысла. Он стоял в центре учебного плаца, дверей не было. Выдача оружия проводилась автоматически, стоило капралу приложить свою печать. Абель наткнулся на полку с карманными фонарями. Взял пару; один положил в карман, второй протянул Остину, тот взял его после минутной заминки. В задней стене двери не было. И прохода в соседнее здание не было, пришлось выйти наружу и попробовать открыть дверь в машинный зал. Она тоже отворилась без труда. Здесь в воздухе царило тихое гудение и слабо пахло озоном. Свет карманных фонариков, прикрытых руками, сразу выхватил единственное, что двигалось в этом зале, по крайней мере на первый взгляд,--тяжелые поршни, легко и упруго скользящие взад-вперед. А большой маховик, от которого исходило гудение, казался абсолютно неподвижным--блестящая зеркальным блеском, совершенно гладкая металлическая болванка. Только винт сбоку описывал быстрые ровные круги. Остин тотчас направился к задней стене. Абель внимательно огляделся. -- Здесь тебе, возможно, повезет,-- сказал он, Снаружи это здание такого же размера, что и склад, а внутри уже. Выходит, сзади должно быть еще одно помещение. Остин искоса взглянул на него. -- А тебе все это зачем? -- Да так,--ответил Абель. Он подошел к большому распределительному щиту и попробовал понять, что к чему. Подкрашенные люминесцентной краской стрелки прыгали под стеклом на своих шкалах. Внизу расположился длинный ряд выключателей и рубильников, связанных между собой и с соответствующими шкалами. Наморщив лоб, Абель стоял перед щитом, как перед чем-то удивительно знакомым, когда-то изученным и теперь забытым, в чем невозможно разобраться заново. А ведь это был инструмент власти. Правильно используемый, он подарил бы ему господство над всей территорией и людьми. Мысль эта опьянила его. Он почувствовал искушение повернуть все выключатели, рвануть рубильники, а потом... но он подавил в себе безумное желание. Пока не разберется в их назначении... Он сосредоточился на чертеже. Вот это, похоже, схема электропроводки: круг с волнистой линией -- это источник энергии, а дальше пучки проводов... Да, теперь он понял систему освещения. В общем она соответствовала плану расположения казарм и складов. С горькой улыбкой отметил он, что ни одна из линий не вела наружу за пределы казарм... Скорее всего, за пределами их поселка не было вообще ничего, вот еще одно доказательство, но Остину он об этом ничего не сказал. Свет вряд ли мог быть полезен Абелю. А не стоит ли вывести из строя передатчик? Он поискал его на схеме--и нашел. Руки чесались одним движением парализовать всю систему связи их небольшого поселка--он знал, насколько важна система громкоговорителей и радиовещания для нормального функционирования их подразделений,--но он подавил в себе и это желание. Занялся рубильниками, выступавшими