ое. Он ищет спасения. Или одиночества. Он ищет молчания - как внешнего, так и внутреннего, - чтобы собраться с мыслями. И сохранить контроль - и над самим собой, и над ситуацией. У городской черты вились какие-то порождения Фэа, смешавшись с кучей мелких демонов, - и последних оказалось более чем достаточно, чтобы он пожалел о том, что отправился в путь без меча. За спокойствие путешествия с Таррантом (подумал он, отделываясь от одной особенно назойливой твари, ухитрившейся впиться когтями ему в плечо, прежде чем он располосовал ее охотничьим ножом), так или иначе приходится расплачиваться тем, что перестаешь помнить о том, что такие твари вообще бывают. В присутствии Охотника эта мелкота, разумеется, предпочитает не возникать. Правда, именно это обстоятельство и помогло ему в конце концов найти Тарранта. Подобно тому, как ребенок играет в "горячо" и "холодно", он устремился туда, где мелькало меньше всего ночной нечисти, и попал наконец в место, где тварей не было вовсе. Еще несколько шагов - и он обошел несколько грубо привалившихся друг к дружке валунов, за которыми высилась ровная стена сплошного гранита. Таррант стоял там, его темная натура пожирала энергию ночи, прежде чем ею успевало воспользоваться какое-нибудь существо демонического происхождения. Вдалеке, едва видное отсюда, шумело море, омывая тяжкими валами гранитный остров; тишина стояла такая, что прибой можно было расслышать даже здесь. Поскольку Охотник явно не собирался спуститься с верхнего валуна, Дэмьен спрятал нож и взобрался к нему. Когда он поднялся на верхушку, Таррант не удостоил его и взглядом, да и вообще почти не отреагировал на его появление. Только сухо сказал: - У вас заражено плечо. Тихо выругавшись, Дэмьен присел и провел быстрое Исцеление. Вскоре его раны были промыты и зашиты. Изящные ноздри раздулись, вбирая ночные запахи. - А где кровь? - Это были всего лишь царапины, - заверил его Дэмьен. - Поганые здесь дела творятся, ничего не скажешь. - Местные порождения Фэа не в силах кормиться в городе. Вот они и собираются за воротами, дожидаясь, пока пища сама не придет к ним. Он неотрывно смотрел в южную сторону. Ищет признаков врага или просто любуется морем? Его профиль, более чем отчетливый в лунном свете, представлял собой пугающую и вместе с тем безупречную маску. "Как он владеет собой, - подумал Дэмьен. - Каждая волосинка на месте. Каждый дюйм кожи гладок и безукоризнен. И холоден, бесконечно холоден. Ничего удивительного в том, что самый обыкновенный солнечный свет может оказаться для него смертоносным". - Это правда? - спросил Дэмьен. - Что именно? - То, что девочка сказала про ваших детей? Что вы не всех убили? Ответ прозвучал еле слышным шепотом: - А вы разве сами не знаете? - Мне казалось, что знаю. Но теперь я в этом не уверен. - А что сказано в священных текстах? - Что вы уничтожили свою семью. Убили детей и расчленили тело жены. Только это. - Только это... - тихо повторил Таррант. Казалось, сама эта фраза позабавила его. - Но это так, - надавил Дэмьен. Охотник вздохнул: - Моего старшего сына в ту ночь дома не оказалось. Заночевал у соседей, как я припоминаю. Я не думал, что его жизнь имеет такое значение, чтобы пускаться за ним в погоню. - Остальных смертей вам хватило. Бледные глаза посмотрели на священника, искры в них показались в лунных лучах трещинами во льду. - Этого было достаточно, чтобы уговор вступил в силу. А мне ничего другого и не требовалось. - Вот оно как, значит? Отвернувшись, Таррант вновь уставился в морскую даль. - Так оно и есть, священник. Такова истина. Можете, если вам хочется, внести поправки в священные тексты. Святая Церковь от этого, несомненно, только выиграет. На миг Дэмьен онемел от изумления. А затем выпалил: - Ну и дерьмо же вы! Сами хоть это понимаете? - А когда Охотник промолчал в ответ, добавил: - Вы хотите убедить меня в том, что один из ваших сыновей в ту роковую ночь отсутствовал чисто случайно? Это было самым главным Творением за всю вашу жизнь, и вы спланировали его недостаточно тщательно для того, чтобы собрать под один кров всех подлежащих уничтожению жертв? - Он сплюнул себе под ноги. - Что же я, по-вашему, полный идиот? Охотник тихо хмыкнул: - Вы сами говорили про себя такое. - А я уверен, что вы сами решили оставить его в живых. Я уверен, что ваша единственная слабость заключается в тщеславии, и в тот раз вы этой слабости поддались. Род Таррантов был вашим высшим Творением, и вы не смогли устоять перед искушением посмотреть, как ваш сын сумеет распорядиться наследием - страной, властью, титулом - после вашего ухода. Речь не о милосердии, Охотник, а о еще одном вашем эксперименте вдобавок ко всем прочим. - Таррант промолчал. - Ну как? Прав я или нет? Серебряные глаза глянули на него - осуждающе и презрительно. - А зачем вы сюда явились? Дэмьен негромко ответил: - Хессет сказала, что девочка пользуется приливной Фэа. По голосу Тарранта он понял, как отвратительна тому такая возможность. - Вот как? Человечество наконец адаптировалось к этой силе. - А вас это, судя по всему, не очень удивляет. - У долгожителя вырабатывается особое зрение, преподобный Райс. Я родился в эпоху, когда посвященные появлялись крайне редко, и мне довелось наблюдать, как их количество возрастает с каждым новым поколением. Однако лишь у весьма немногих людей нашей породы имеются собственные дети, и к тому же Видение, как правило, не передается по наследству. Но какое же другое объяснение было бы здесь уместно? Эта планета изменяет нас, вырабатывает у нас общие признаки с аборигенами. Но приливное Фэа... это и впрямь нечто исключительное. Он покачал головой, сложив руки на груди. Все это выглядело на редкость человечно. И на удивление уязвимо. - Той ночью... - прошептал он. Дэмьену не было нужды спрашивать какой. Речь могла идти об одной-единственной ночи. - Той ночью мне показалось... если наш враг и впрямь Йезу... О Господи! - В попытке сохранить самообладание Таррант прислонился спиной к валуну. Может быть, на него нахлынули воспоминания? - У нас не было ни малейшего шанса, и вы сами прекрасно понимали это. Против одного из представителей этого клана - ни малейшего. Ни малейшего шанса против демона, который может заставить наши собственные чувства работать против нас. - Он сделал глубокий вдох, потом медленно заговорил: - Вот мне и показалось... И вновь наступило молчание. Вдалеке шумел прибой - и в этом шуме слышалось предостережение о грядущей буре. Вот только разыграется ли она здесь или пройдет стороной? - Ничего хорошего, - прошептал Таррант. И сразу же повторил: - Ничего хорошего. - О чем это вы? Таррант покачал головой. В небе над океаном мелькнула молния. - Я не сомневался в том, что могу справиться в открытом бою с любым демоном... Но Йезу... Это все меняет. - То, что вы говорите, на самом деле означает, что нам нужна эта девочка. Медленно и тщательно взвешивая каждое слово, Таррант ответил: - Ее дар Видения чрезвычаен и, судя по всему, проникает сквозь иллюзию, созданную Йезу. Мне кажется, что если мы не собираемся отказаться от задуманного, то из этого дара можно извлечь определенную пользу. - Ну так что же? - нажал на него Дэмьен. Слишком уж уклончиво изъяснялся Охотник. - Едет она или нет? - Если вы на этом настаиваете, - прошептал Владетель. И это было так непохоже на Охотника, что Дэмьен умолк и пораженно уставился на него. Удивляясь тому, что подобный поворот разговора позволил ему обойтись без гнева и без угроз. Удивляясь и возникшему у него - и не совсем приятному - чувству: правила, по которым ведется игра, самым решительным образом меняются, причем никто не удосужился объяснить ему, каковы новые. И с каких пор они введены в действие. - Вам решать, преподобный Райс. - И вновь в небе вспыхнула молния. - Это ваша экспедиция, ваша миссия... Так что сами и решайте. Над морем загрохотал гром. - Ладно, - решился Дэмьен. - Мы возьмем ее. А если она действительно прибегает к приливной Фэа, то не исключено, что Хессет сумеет научить ее управлять этой энергией. - Ракхи не предпринимают Творений в интересах людей, - напомнил Таррант. - Иначе нам могла бы помочь сама Хессет - и тогда надобность в девочке отпала бы. Насколько я припоминаю, равнинные ракхи используют Творения только ради себя или себе подобных. Дэмьен вспомнил о том, как ластится девочка к Хессет и как та отвечает ей любовью и лаской. - Почему-то мне кажется, что с этим проблем не будет. Вспыхнула новая молния. Дэмьен мысленно сосчитал до восьми - и ударил гром. Гроза приближалась. - Я рассказал вам, где найти Рана Москована, - предпочел уйти от темы Охотник. - И я могу обещать приличные шансы, что он возьмется помочь нам, а взявшись помочь, не донесет. Но не более того. - А время, которое вы указали, действует только на нынешнюю ночь? - На нынешнюю или на завтрашнюю. Выбор за вами. После этого он выйдет в море. Выйдет в море - то есть отправится на юг. На территорию противника. - Два дня, - пробормотал Дэмьен. Впрочем, ему тоже казалось, что он и так уже слишком задержался в этой чертовой гостинице. Посмотрев на Тарранта, он задал последний волнующий его вопрос: - А вы? - Выбор за вами, преподобный Райс. Священник вздохнул: - Знаете, когда вы злились, с вами было куда проще иметь дело. Ему показалось, будто Охотник улыбнулся. - Пора бы вам домой, преподобный. Будет дождь - да еще какой! И словно в подтверждение его слов зигзаг молнии рассек небо. И гром раздался практически сразу же. - Джеральд... Удивленный непривычным обращением, Охотник посмотрел на Дэмьена сверху вниз. Священнику с превеликим трудом дались слова, но произнести их было необходимо: - Если вы действительно думаете, что мы не можем одержать победу... если вы полагаете, что у нас нет никаких шансов... то скажите мне. Скажите прямо. - И что тогда? Вы капитулируете и отправитесь восвояси? - Я прибыл сюда рискнуть жизнью ради победы. А не лишиться ее в ходе самоубийственной авантюры. От этого никому не будет проку. - Дэмьен сделал паузу, дав Охотнику возможность возразить, а затем добавил: - Мне может не нравиться то, как вы живете, но я ценю ваши суждения. И вам об этом известно. И если вы скажете, что у нас нет шансов, что у нас нет ни малейшего шанса, я продумаю нашу миссию заново. - И повернете обратно? - Ну, знаете... - Дэмьен закашлялся. - Сформулируем это так: я попробую найти иной способ атаковать врага. Молчание. - Ну, так что же? - Шанс есть, - прошептал Охотник. - Зыбкий, но есть. И присутствие девочки при всех связанных с этим осложнениях может застигнуть врага врасплох. Хотя кому это в конечном счете пойдет на пользу, покажет только время. Дэмьен почувствовал, как что-то (и конечно же это был страх) отпускает его. Впервые за несколько долгих минут он позволил себе сделать глубокий вдох. - Что ж, этого достаточно. - Интересно, почему столь туманная оценка шансов принесла ему такое невероятное облегчение? - Благодарю вас. Холодная капля упала на голову, другая - на руку. Частая дробь дождя близилась, шум накатывался со стороны моря. И все же ему было страшно задать следующий вопрос: - А какую же цену они назначили? Первые капли упали уже и на светло-каштановые волосы Тарранта. - Десять тысяч за вас, преподобный Райс. Пять тысяч за Хессет. Две тысячи за любого другого, кто на момент поимки окажется рядом с вами. Дэмьен подумал о девочке и оцепенел от страха. - Живыми или мертвыми? - Только мертвыми, - спокойно сообщил Охотник. - Допрашивать вас они, знаете ли, не собираются. Просто хотят убрать со сцены. - И вновь бледные глаза остановились на Дэмьене. - Не медлите, священник. Идти вам долго, а вот-вот обрушится ливень. - А вы? - О себе-то уж я сумею позаботиться. - И уже умолкнув было, Таррант неожиданно добавил: - Как всегда. Но Дэмьен не торопился с уходом. Он стоял на месте, вглядываясь в лицо Тарранта и размышляя над тайнами его прошлого. "Значит, его прямые потомки до сих пор могут быть живы, - понял он. - Целый клан Таррантов, порожденный этой демонической гордостью и окрещенный в ходе ритуального жертвоприношения. О Господи! Жить и умирать в тени такой истории твоего рода... Да и каково пришлось мальчику, вернувшемуся домой - и заставшему плоды истинной бойни? Какую печать наложило это на все последующие поколения? Страшно и подумать о таком". И тут дождь полил по-настоящему, и Дэмьен поспешил спуститься по скользким камням на более надежную почву. За сплошной стеной дождя Таррант превратился в невидимку. Если он по-прежнему оставался на месте. Если в последнее мгновение не подыскал себе пристанища понадежней. "Да и мне следовало бы поступить точно так же", - попрекнул себя Дэмьен, под проливным дождем бредя в далекую гостиницу. 4 Мать города-государства Эсперанова не любила заставлять дожидаться аудиенции своего регента. Остальные люди были ей глубоко безразличны - она бы без тени смущения оставила их просиживать в приемной по многу часов, но только не своего регента. На протяжении многих лет она самым тщательным образом строила взаимоотношения с ним, она превратила его в послушную собачонку, готовую по первому хозяйскому свисту броситься на спину в грязь, лишь бы нашлось сухое место, куда поставить ногу госпоже. Иногда она и впрямь испытывала к нему чувства, отдаленно напоминающие материнские, - как к собственной кошке... как к щенку, мокнущему под дождем. Как к домашнему животному. Да-да, вот именно. Как к домашнему животному. Заставлять его ждать ей не хотелось, но приливное Фэа было сегодня капризно. Мать уже дважды пыталась войти в мнимо человеческий образ, но потоки не сулили более или менее стабильной фиксации. Она слишком много времени попусту провозилась над этим и уже готова была с досады расцарапать себя когтями, когда энергия наконец заискрилась в комнате. Энергии было немного, но вполне достаточно. Воспользовавшись моментом, она несколькими давным-давно разученными пассами создала маску, заглянуть сквозь которую люди были бессильны. Правда, энергии не хватило на то, чтобы перебить специфический запах представительницы племени ракхов, но это уже не имело значения. Человеческое обоняние недостаточно остро. Огорченная вынужденной задержкой, она торопливым шагом прошла к регенту, дожидавшемуся в зале для аудиенций. Подобно большинству Матерей, она носила просторные, даже несколько мешковатые одеяния, что сводило возможность разоблачения к минимуму. Тем не менее бывали случаи, когда сила приливной Фэа внезапно покидала ее, и тогда ей приходилось снимать иллюзорную личину раньше положенного срока. Как правило, она успевала к этому времени оказаться где-нибудь в укромном месте, но однажды развоплощение произошло прямо на глазах церковного служки-человека. Его, разумеется, пришлось убить. Придумав какую-то религиозную мотивацию. Ересь? Одержимость? Она и сама не помнит. Человек увидел ее подлинное лицо - и ему пришлось умереть. Точка. Человеческие религии тоже на что-то годятся. Некоторые Матери заходили в своем стремлении обрести псевдочеловеческую внешность настолько далеко, что стали сбривать с лица щетину. Дело заключалось в том, что, чем больше твой истинный облик соответствует человеческому, тем легче создать иллюзию полной идентичности. Но Мать Эсперановы не могла заставить себя пойти на это. Люди настолько отвратительные существа; порой она с трудом дотерпевала до конца проведенный на людях день, и утешала ее лишь мысль о том, что ночью - в своей секретной комнате, куда не ступала нога человека, она сможет сбросить ненавистный образ вместе с мешковатыми одеяниями и наконец расслабиться, приняв или, вернее, восстановив подлинный образ, которым благословила ее планета Эрна. "И запах, - думала она, проходя мимо одного из служек. Острый отвратительный запах человека шибанул ей в ноздри, и она поморщилась. - Нельзя забывать об их запахе!" Зал для аудиенций, строго говоря, был небольшой комнатой, религиозное убранство которой свели к минимуму. Комнатой, в которой можно уединиться для неформального общения - и, соответственно, с близкой тебе персоной. Во всяком случае, регент сам полагал, что является близкой к Матери персоной. Людям такое нравится - и она время от времени именно такими свиданиями подпитывала служебный пыл и без того послушного служаки. "Глупые животные", - подумала она о людях, открывая дубовую дверь. Кинси Доннел уже дожидался ее, и, как всегда, встреча с ним не сулила никаких сюрпризов. Знакомые глаза на ничем не примечательном лице, лишь самую чуточку подобострастном. Вялое выражение или, точнее, отсутствие какого бы то ни было выражения. Слабый налет волнения, причину которого она легко могла бы угадать, не раскапризничайся сегодня приливное Фэа. И тем не менее это ее заинтересовало: регент Эсперановы редко приходил в волнение. - Кинси, - произнесла она вместо приветствия. Подойдя к Матери, он опустился на одно колено, затем поцеловал ей руку: - Ваша Святость. - Какой сюрприз. - Ловя каждое ее слово, он медленно и с известной неуклюжестью поднялся на ноги. - Что вас сюда привело? Вялые глаза неожиданно загорелись: - Их нашли. Здесь. В Эсперанове. - Кого? - Чужестранцев. Из Мерсии, людей с Запада. - Последнее определение он произнес с особым трепетом. Мать почувствовала, что сердце у нее в груди забилось сильнее, а когти непроизвольно обнажились; оставалось только порадоваться тому, что иллюзия распространяется не только на лицо, но и на руки. - Расскажите. - Их нашел Селкирст. Вы его помните? У него контора частного сыска. Он взял под наблюдение менял и ювелиров, решив, что если люди с Запада каким-то образом доберутся сюда, то им наверняка понадобятся наши деньги. Потому что, пояснил он, они потеряли лошадь в Кирстааде, а с нею, скорее всего, треть припасов. Вот он и расставил своих людей в нужных местах, указав им, кого искать, но не объяснив почему. "Разумеется, - подумала Мать. - Чтобы не делиться с ними вознаграждением". - Продолжайте. - Он обнаружил священника. То есть не он сам, а один из его людей. Человек подпадал под описание - естественно, бородатый и измученный дорогой, но все остальные приметы совпали. Сыщик прошел за ним от ювелира в магазин охотничьих товаров, потом в бакалею. Проверил насчет его покупок - и тоже все совпало. Солонина, высококалорийные продукты, витамины. - Оружие? Регент покачал головой: - Одежда и всякие мелочи в дорогу. Бритва, кружка. Мать с трудом втянула когти в подушечки. - Ясно, - прошептала она. - Значит, у нас. Что ж, тем лучше. Мы готовы к приему. - Хотите, чтобы я их арестовал? - А женщина с ним? Регент задумался, не без усилия: - По-моему, нет. - А что насчет лошадей? Тут он окончательно впал в замешательство. Ни он сам, ни его информатор явно не представляли себе, что такое лошадь. - Не думаю, Ваша Святость. Мать с трудом сдерживала нарастающее раздражение. - Ну, и где он сейчас. - Селкирст доложил, что он остановился в гостинице в бедной части города. С почасовой оплатой. Люди Селкирста следят за гостиницей. Но... - Он вновь запнулся. - Продолжайте же! - Да, знаете ли... Он сказал, что его люди допросили владельца. Чтобы выяснить насчет женщины. Чтобы получить подтверждение. Но тот говорил как-то странно. Как будто и сам не знает, кто у него остановился. - В создавшихся обстоятельствах это не представляет собой ничего странного. Произнося эти слова, Мать почувствовала в глубине души чисто звериный охотничий азарт, почувствовала настоящий голод. "Мы охотимся на колдуна, - напомнила она себе. - Что ж, тем интереснее будет охота". Она однажды уже охотилась на человека. Происходило это в Черных Землях, давным-давно, за много лет до назначения Матерью Эсперановы. И все эти годы она тосковала по испытанным тогда ощущениям. Свобода. Возбуждение. Острый запах ненависти, которая вместе с кровью струится по жилам любой ракханки. А теперь здесь, у нее в городе, появились эти беглецы. У нее в городе! Конечно, это не чета тогдашней охоте, но хотя бы нечто похожее. И вновь ее когти обнажились. - Ладно, - сказала она. - Подключайте своих людей. Гостиницу под круглосуточное наблюдение. Но не нападать в закрытом помещении, ясно? Это жизненно важно. - Понял, - кивнул регент. Хотя было видно, что на самом деле он как раз ничего не понял. - Нам нужны они оба, Кинси. И женщина тоже. Если мы возьмем одного мужчину, а женщины при нем не окажется... "Из колдуна ты информацию не вытянешь, - подсказал ей внутренний голос. - По меньшей мере, когтями... Да, не вытянешь. Но интересно будет попробовать". - Если ее не окажется рядом с ним, продолжите наблюдение. Тайное, естественно. Мне нужны они оба. - А если она будет с ним? - Прикажите людям подождать, пока они не окажутся на открытом месте. И я не хочу, чтобы при этом пострадали случайные свидетели. На открытом месте - только там наносите удар. - Вы хотите, чтобы мы их взяли? - Я хочу, чтобы вы их убили, Кинси. Мне нужны их тела. Я хочу убедиться в их гибели собственными глазами. Регент раскашлялся. - А что, если там окажется кто-то еще? - Кроме священника и женщины? - Да. Она улыбнулась, припомнив древнее изречение с планеты Земля. Из периода религиозных войн. Оно когда-то сразу поразило ее - как образчик чисто человеческого мышления. - Бог своих разберет. Вот пусть сам и разбирается. 5 Они выступили незадолго до заката. Вода подымется на достаточный уровень только ближе к полуночи - так, во всяком случае, предупредил их Москован, - но Дэмьену захотелось пуститься в путь, пока улицы города еще полны народу. И пусть в самом городе населению порождения Фэа были практически не страшны, местные жители в большинстве своем придерживались дневного времяпрепровождения. Чисто человеческий инстинкт. Сейчас это сработает на пользу беглецам: переполненные публикой улицы обеспечат им лучшее прикрытие, чем самое надежное Затемнение. И, как никогда не забывали подчеркивать учителя Дэмьена, куда проще затеряться в толпе, чем стать невидимкой там, где ничто не отвлекает от тебя нежелательного внимания. Не то чтобы он мог сейчас добиться особых успехов Творением. Подземные толчки произошли всего около часа назад - практически невоспринимаемые, и все же Фэа уподобилось после них лесному пожару - и Творение при таком потоке оказалось разве что не исключенным. Конечно, если бы подождать еще часок, пока не остынут потоки... а впрочем, жаловаться было уже поздно. Всему свое время, и остается благодарить Фэа за то, что оно отвечало Творениям взаимностью в те часы, когда это было ему особенно нужно. "Конечно, Таррант поработал бы и с таким Фэа", - подумал он. Но было еще слишком светло, и Охотник не мог к ним присоединиться. Одному Богу ведомо, куда запропастился посвященный и что за временное пристанище себе подыскал. И все же Дэмьен обнаружил, что молится за Охотника. Не испытывая при этом ни сожаления, ни стыда. Потому что при столь ничтожных шансах на успех миссии, которыми они сейчас обладали, в отсутствие Охотника эти шансы и вовсе бы испарились. Они поспешно пробирались по узким улочкам, стараясь примериться к темпу ходьбы прохожих; им не терпелось как можно скорее прибыть на место. Девочка семенила рядом с Хессет, держа ее за руку, личико у нее было бледным и пасмурным. И все же ее поведение свидетельствовало о немалой отваге; Дэмьен знал, что кошмарные звуки и жуткие ощущения обрушиваются на нее со всех сторон и, чтобы идти дальше, ей приходится постоянно подавлять это внешнее воздействие. И держалась она до сих пор молодцом. А скоро они покинут потаенно-разбойничьи кварталы, попадут в сравнительно более безопасную часть города, и тогда ей, скорее всего, полегчает. Ему хотелось надеяться на это из-за нее самой. Он словно и сам разделял ее страдания. И тут он услышал тихое шипение Хессет - этот звук предназначался исключительно для его ушей. Не сбиваясь с шагу и даже не поглядев в ее сторону, он пробормотал: - В чем дело? - Шаги. За нами. В том же ритме. И уже довольно давно. Дэмьен тоже попытался прислушаться к шагам позади. Движение и шум окружающей их толпы носили чисто хаотический характер: рабочие возвращались домой с работы, матери кричали на расшалившихся детей, со всех сторон слышались бессвязные и непонятные для постороннего уха фрагменты бесед, - и священник обнаружил, что человеческого слуха не хватает, чтобы сконцентрироваться на шуме чьих-то конкретных шагов. Собравшись, он прибег к Творению. Сила заструилась по его телу с таким напором, что он даже испугался, не заказал ли чересчур много, - но вот дело пошло на лад, перегревшаяся после толчков Фэа уже в достаточной степени остыла. Прибегнув к Познанию, он в то же самое время старался не сбиться с шага. Творение такого уровня не требует тотального погружения, поэтому он надеялся справиться с ним. Осторожно прикоснулся он мыслью к пульсирующим потокам Фэа. И едва прикоснувшись, понял, что этого достаточно: энергия бушевала лесным пожаром. Он обратил на нее Творение, сосредоточившись не столько на визуальном образе, сколько на звуковом, в надежде вычленить тот особый ритм, о котором сообщила Хессет. И услышал, как охнула Йенсени, когда Творение обрело форму, - девочка это наверняка почувствовала, - но рука, легшая девочке на плечо, заставила ее успокоиться. Она на диво быстро все схватывала. И теперь услышал и он. И не одну пару ног, а две, примерно в десяти ярдах позади. Примененное им Познание разбило общий шум на несколько отчетливых ритмов, и ритм этой парочки резко отличался от остальных. Слишком четкий. И слишком твердый. Слишком целеустремленный в этой безалаберной толпе. Дэмьен пошел чуть медленнее и знаком подсказал Хессет последовать своему примеру. Те двое сохраняли дистанцию в десять ярдов. Он прибавил шаг - пошел все быстрее и быстрее, надеясь, что преследователи не догадаются о подлинном смысле его действий, - и они тоже пошли быстрее, по-прежнему выдерживая дистанцию в десять ярдов. В конце концов, сбившись с дыхания, он устранил образ Познания. - Дэмьен? - прошептала ракханка. - Мы в опасности. Они уже покинули бедные кварталы. Дома здесь, ближе к центру города, были краше, а улицы - шире. Следовало ожидать и того, что прохожих на улице станет меньше, вследствие чего беглецы лишатся естественного прикрытия. Именно этого и дожидаются преследователи, понял Дэмьен. Открытое место, где не пострадают случайные люди. Четкая линия для прицельного огня. - Господи Боже, - пробормотал он. И резко повернул вместе с ракханкой и девочкой на восток. "Не сейчас, - взмолился он. - Прошу тебя. Не сейчас и не так. Нам предстоит еще столько сделать. Не дай им остановить нас уже сейчас". Если бы он молился какому-нибудь языческому богу, тот, возможно, и внял бы его мольбе. Организовал бы для возлюбленного адепта какое-нибудь чудесное спасение с пиротехническими эффектами и с хором демонов на заднем плане. Наверняка у Йезу, с которыми знается Таррант, нашлись бы и силы, и вкус для такого спектакля. Но если хочешь изменить мир Истинной Верой, то платить за это приходится ненарушимостью причинно-следственных связей. Поэтому, не надеясь на материальный успех молитвы, Дэмьен изменил первоначально намеченный маршрут и двинулся в самое сердце фабричного района. Здесь, в длинных бесформенных бараках, проживало такое количество людей, что Эсперанова по праву слыла крупным городом. С утра до вечера на приисках молодые люди, мужчины и женщины - и, вопреки запрету на детский труд, порой даже дети - рылись в корзинах, заполненных только что добытой породой, выискивая среди бесполезных камней драгоценные. За цвет и яркость камня счастливчику приплачивали особо. Затем умелые руки разбирали и перебирали найденные камни - не только крупные, но и едва воспринимаемые невооруженным глазом: алмазную крошку, рубиновую пыль и тому подобное. Для выполнения некоторых работ годились именно и только детские ручонки; руки взрослых были для этого слишком велики и грубы. А по соседству выплавляли драгоценные металлы, почти целиком уходившие на производство бесчисленных украшений, находивших широкий сбыт в северных городах. Здесь же ковали и закаляли стальные лезвия, мечи и кинжалы. Из дерева изготовляли мебель, гладкую, как стекло. Богатство Эсперановы зиждилось на ее промышленности, и западная часть города представляла собой подлинный лабиринт фабрик и заводов, не говоря уж о маленьких мастерских. Но все эти предприятия с наступлением темноты, конечно, закроют и запрут на ночь. Так что когда они добрались до промышленных районов, на улицах уже почти никого не было видно, что само по себе могло послужить сигналом к тревоге. Забираясь в незнакомые места, Дэмьен рискнул, причем рискнул весьма сильно, и на мгновение ему показалось, будто он проиграл. Проходя по запутанному хитросплетению улочек, он чувствовал на себе недоуменный взгляд Хессет: той было непонятно, зачем он их сюда привел. Возможно, она даже решила, будто священник спятил со страха. Да и его самого посетила та же догадка, пока он вел обеих своих подопечных по улицам, стараясь выбирать те немногие, где еще оставалось хотя бы несколько прохожих. Но делать это становилось все труднее и труднее. И тут, без какого-либо предупреждения, уже практически в сумерках раздался пронзительный гудок. Дэмьен почувствовал, как напряглась у него в ладони рука Йенсени. И священник пожал ее, чтобы хоть так приободрить. Какое-то мгновение он не осмеливался ничего предпринять: мог только ждать на месте, уповая на то, что хоть в какой-то мере держит ситуацию под контролем. Несколько последних минут вокруг них не было никаких прохожих, а следовательно, прикрытие они утратили. И у Дэмьена уже зачесалось в затылке, словно под прицелом ружья или арбалета... Тут-то они и появились. Сперва по двое, по трое, потом - целой толпой. Или, точнее, роем. Женщины, дети, подростки и старики, все красноглазые и вымотанные за долгий рабочий день; каждому не терпится проделать по здешним улочкам обратный путь к месту, что у него считается домом. Аморфная и, на первый взгляд, неисчислимая толпа; само присутствие вокруг такого количества людей было много эффективнее любого Затемнения. Дэмьен облегченно вздохнул, когда толпа возвращающихся с работы простолюдинов окружила со всех сторон его маленький отряд, даруя и гарантируя временную безопасность. Правду, одновременно он почувствовал, как съежилась Йенсени, когда в непосредственной близости от нее оказалось такое количество душ; девочка поневоле впитывала их воспоминания, их страхи и... кто взялся бы сказать, что еще? Покрепче взяв бедняжку за руку, он потащил ее вперед, бормоча себе под нос слова очередного Творения. Сосредоточиться в такой толкотне было трудно, но Дэмьен не сомневался: от этого зависит и его собственная жизнь, и жизни его спутников. А прохожие толкали его плечами то справа, то слева, и приходилось прижимать Йенсени к себе, чтобы ее не захлестнуло и не унесло человеческим потоком, да и за шагавшей впереди Хессет следовало приглядывать, чтобы в случае чего успеть прийти той на помощь. Ему необходимо было Затемнение. Мощное Затемнение, которое почерпнуло бы силу из самой природы человеческой, а именно из свойства переключать внимание с одного предмета на другой. На голой скале можно разглядеть и песчинку (так его учили), тогда как в толще песчаной дюны она становится практически невидимой. Так оно сейчас и должно было выйти. Если Дэмьену удастся собрать должную силу - и направить ее в надлежащем направлении, - то он отвлечет от себя внимание преследователей настолько, что те и вовсе потеряют беглецов из виду. "Ничто не затемняет четкий след, - отчетливо припомнил Дэмьен слова наставника, - так же основательно, как наличие других похожих следов". Оставалось надеяться на то, что давнишний урок был верен. Земное Фэа по-прежнему было горячо, прикасаться к нему удавалось с трудом, перестраивать потоки - еще труднее. Дэмьен чувствовал, как струи пота заливают ему лоб, когда, погрузившись в Фэа, он вознамерился подчинить энергию своей воле. Это и при обычных обстоятельствах было бы в такой момент трудно, а уж на ходу, да когда тебя со всех сторон толкают, - почти немыслимо. Один раз Хессет пришлось потянуть священника за плечо, поторапливая, и он инстинктивно отшатнулся, как поступил бы и любой другой колдун, не воспринимая ничего, что не связано с самим Творением. Но подобная отрешенность была бы в сложившейся ситуации чрезмерной роскошью - и он был благодарен Хессет за то, что она вывела его из оцепенения. Кое-кто из прохожих уже принялся удивленно посматривать на него, а таких взглядов следовало в любом случае избегать. Он вновь пошел в ногу с толпой, позволив людскому потоку как бы захлестнуть себя общей волной. Не было времени сосредоточиваться на собственных шагах, не было времени думать о том, кем могут оказаться преследователи, надо было заниматься только земной Фэа, надо было подчинять ее своей воле. И тут... Наконец-то! Вот оно! Потоки Фэа раздвоились под его напором и начали переформировываться. Затаив дыхание, священник попробовал стабилизировать этот процесс. В толпе что-то интуитивно почувствовали, но сам Дэмьен не обратил на это никакого внимания, сейчас для него не существовало ничего, кроме Творения, кроме горячей Фэа, струй пота на лбу да боли во всем теле, напоминающей уколы бесчисленных иголок, - потоки вились под ногами, и их необходимо было укротить. Он уже перестал понимать, идет ли в толпе или стоит на месте, он не осознавал, где находится, сейчас ничто не имело значения, кроме мощного течения Фэа, перегретого подземными толчками. Им необходимо Затемнение - и это все, что занимало его разум. Дело было сделано. Он устранил Видение - и на какое-то мгновение едва устоял на ногах, пораженный моментальной слепотою. Хессет хотела было силком потащить его вперед, но он жестом остановил ее, одновременно, другой рукой, прижав к себе девочку, чтобы ту не унесло потоком. - Сделано, - выдохнул он. И кивнул в сторону ближайшего переулка. - Уходим. Немедленно. Ракханка сразу же поняла его мысль: они быстро пересекли улицу, буквально волоча за собой девочку, и вырвались из человеческой гущи. Йенсени дрожала, она была сильно напугана, но, по крайней мере, не потерялась в толпе. И по-прежнему держалась на ногах. За одно это ее можно было похвалить. Привалившись к стене, Дэмьен тяжело отдышался, успокаиваясь. Дело было сделано. Все сработало. Мимо них теперь в любое мгновение могли пройти преследователи, но глядеть они будут строго перед собой, даже не догадываясь о том, что беглецы свернули в сторону. Следовательно, на какое-то время им обеспечена безопасность. Может быть, на вполне достаточное время. Оставалось на это надеяться. - Что вы сделали? - прошептала девочка. Ей было боязно задать этот вопрос, но больно уж ее разбирало любопытство. - Что случилось? - Я заставил их отвлечься, - тоже шепотом ответил Дэмьен. Вообще-то в сложившихся условиях можно было говорить и в полный голос, но к чему искушать судьбу? - Когда они вновь вспомнят о том, что охотятся на нас, будет уже слишком поздно. - И сколько же это продлится? - спросила Хессет. Он вздохнул, потом потер виски. - Достаточно долго. Если мы пройдем густо заселенными районами, то доберемся до гавани незамеченными. Это я гарантирую. - А потом? Священник закрыл глаза и позволил себе роскошь глубокого, по-настоящему глубокого вдоха. Затемнение вроде нынешнего было весьма деликатным делом и во многом зависело от тысячи сопутствующих факторов. И только один из них имел сейчас решающее значение. Один-единственный, от которого зависело все. - Я не знаю, - спокойно сказал он, - организована там засада или нет. Стемнело. Гавань погрузилась во мрак. Идеальное время для засады. - Вот они! Стоя за массивным, приземистым зданием склада, солдаты регента легко углядели свою добычу. Схоронившись во тьме, они сами оставались практически невидимыми. Идеальные условия. - Сейчас, - прошептал один из них. Но начальник покачал головой: нет еще. У причалов сейчас толпилось уже не так уж много народу, чтобы четко выделить беглецов. Священник в мешковатой неприметной одежде без каких бы то ни было признаков духовного звания и ранга, кроме меча в ножнах, укрепленного за спиной. Женщина, низкорослая и загадочная, закутанная чуть ли не до самых глаз согласно церковной традиции. И девочка, маленькая и испуганная, темные глаза которой стреляют из стороны в сторону, словно в поисках чего-то, чего ей следует бояться. Темные волнистые волосы рассыпаны по плечам; вглядываясь в портовый сумрак, она пальчиком крутит локон. - Что еще за ребенок? - хриплым шепотом спросил солдат по имени Чаррель. - Не имеет значения, - буркнул командир. - Приказ ты знаешь. Они покинули свои места. Пошли сперва осторожно, как дикие звери, проверяющие почву на прочность. Перебегая из одного затемненного участка на другой, передвигаясь бесшумно, практически сливаясь в своей темной одежде с уже наступившей тьмой. Беглецы все еще не замечали солдат, и это было им на руку. Если успеть окружить их, прежде чем они догадаются вернуться в город... И тут девочка посмотрела на них. Прямо на них, взгляд темных глаз прямо-таки пробуравил тьму. Рот у нее раскрылся, она задрожала всем телом, будучи не в силах каким-нибудь иным способом среагировать на увиденное. Но такое замешательство продлится не больше секунды, решил командир. Жестом он приказал одному из солдат открыть огонь. Но как раз в этот миг на линии огня оказалась какая-то совершенно посторонняя компания или семья. Выругавшись себе под нос, командир распорядился окружить беглецов. А девочка уже вышла из оцепенения. Уже предупредила спутников об опасности, и вся троица бросилась бежать. "Черт побери!" - подумал командир. Выхватил пистоль, взял его на изготовку и выскочил на открытое место. И тоже побежал, сжимая оружие в потной руке. "Черт побери!" Редкие зеваки на причале боязливо расступались перед несущимся во весь опор головорезом, да и попробовали бы они не уступить путь, - но все это происходило слишком медленно: беглецы устремились к торговой части гавани, где моряки, купцы и пассажиры никак не могли разойтись; сейчас они добегут, затеряются в этой толпе - и пиши пропало! Но тут командир с удовлетворением заметил, как один из его подчиненных, бросившись наперерез беглецам, отсек их от собравшихся в кучу зевак. Девочка пошатнулась, и священник подхватил ее на руки. Заминка сбила их с темпа. И теперь они направлялись в отдаленную, бедную и, соответственно, малолюдную часть гавани. Командир, оттолкнув с дороги какую-то старуху и едва не затоптав вертевшегося у ее ног малыша, бросился вдогонку. Регент говорил, что беглецы скорее всего собираются нанять какое-нибудь торговое судно, но направлялись-то они поначалу в совершенно другую сторону; оставалось предположить, что информатор регента допустил ошибку и беглецы стремились попасть на борт одного из больших пассажирских кораблей, стоявших у причала в западном конце гавани и дожидавшихся, пока приливная волна не позволит им выйти в море. "Что ж, на борт вам не взойти, - мысленно поклялся офицер, прибавляя скорость. - Вы не покинете эту гавань живыми!" И вот возле беглецов не оказалось ни одного человека. Удобней всего стрелять было Чаррелю - тот и выстрелил первым: заряд картечи, прочертив дымную дугу в воздухе, попал в бедр