насчет шпиона? -- громко прошептал он. -- Ты не сказал ему про шпиона! -- Заткнись! -- прошипел в ответ Вольф. -- Теперь мы уже не можем ничего изменить, да это и к лучшему. Они никогда не поверили бы в шпиона, но мы, по крайней мере, можем доказать, что Сильверджек пьян. Офицер поднялся из каюты, брезгливо вытирая руки куском ткани. -- Вы знаете, что устье -- запретная зона в военное время? У нас есть дела поважнее, чем играть роль няньки. Вы понимаете, что вас могли убить, если бы вы попали под удар наших пушек? А если бы вы налетели на заграждение? -- Да, но мы думали, что ничего страшного не будет, -- пробормотал было Вольф, но тут же нашелся: -- Наверное, стоит сказать вам, что отец моего друга занимает очень важный пост на консервном заводе. Его зовут Алика- Берт. Чтоб тебя заморозило, Вольф, чтоб тебя заморозило, подумал я. Ты что, не можешь понять, что я не нуждаюсь в отце? Но отрицать очевидное было бы глупо, и я ответил: -- Именно так. Мой отец -- Алика-Берт. Меня зовут Алика-Дроув. И я вполне могу справиться с этой лодкой и сам! Офицер пожал плечами, и на лице его появилось странное выражение. * -- Уверен, что можешь, -- пробормотал он. -- Счастливого пути. -- Он перепрыгнул на борт катера, который отошел в сторону и умчался прочь. Я направился в сторону кормы, и Вольф отступил в сторону, освобождая руль. -- Это было впечатляющее зрелище, Алика-Дроув, -- сказал он. * * * После того как я безупречно провел лодку через гавань Паллахакси и привязал ее у набережной, мы договорились встретиться на следующее утро. Уже наступил вечер, когда я вошел во двор, где хранились лодки. Я хотел убедиться, что с моей плоскодонкой все в порядке; мне не удавалось взглянуть на нее в течение нескольких дней. Пока я рассматривал корпус, обеспокоенный несколькими царапинами на лаковом покрытии подошел Сильверджек, пошатываясь и потирая громадными волосатыми кулаками покрасневшие глаза. -- Надо было меня разбудить, парень, -- сказал он. -- Когда мы вернулись? -- Недавно. -- Я спал. -- Вы были пьяны. -- Ну-ну, парень, -- он с тревогой посмотрел на меня. -- Не стоит об этом распространяться, верно? -- Да чего вспоминать, -- я повернулся, собираясь уйти, но он схватил меня за руку. -- Отцу не скажешь, а, парень? -- А почему бы, собственно, и нет? Я еще расскажу и про то, как вы контрабандой доставляли спирт в "Золотой Груммет". -- Идем-ка со мной, Дроув, -- спокойно сказал он, отпустив мою руку и давая мне возможность самостоятельно принять решение. Я пошел за ним. -- Садись, -- сказал он, усаживаясь за свой стол и закуривая отвратительную сигару. -- Нам надо кое о чем поговорить. -- Твой отец -- парл, и, я полагаю, ты думаешь так же, как и он. Теперь послушай меня. Здесь, в Паллахакси, мы бы и не знали, что идет война, если бы не Правительство с его нормированным распределением, мерзлыми ограничениями и мелкими грязными секретами. Мы продолжаем торговать с Астой, хотя приходится делать это исподтишка; мы продолжаем производить столько же рыбы и зерна, как и всегда, но Парламент заявляет, что мы не можем ими пользоваться, и забирает их у нас. Они говорят, что в городах на материке голод. Как же они управлялись до войны, хотелось бы мне знать? Мне кажется, что это война Парламента, не наша. Почему они не могут оставить нас в покое и воевать с астонцами сами -- не знаю! Голос его сорвался на крик, и я уставился на него. -- Хорошо, что не все думают так, как вы, -- сказал я, воспользовавшись любимой фразой отца. Он крепко стиснул мое плечо. -- Все так думают, Дроув, -- прошептал он. -- Все. Ты скоро поймешь, что у Парламента нет друзей здесь, в Паллахакси. * * * Я медленно возвращался в коттедж, погруженный в серьезные размышления. У меня было какое-то приподнятое настроение, и требовалось некоторое время, чтобы успокоиться; но когда я остановился на ступенях, которые вели на вершину утеса, и взглянул через гавань на стоявшие на якоре лодки, дома на противоположном склоне, среди которых был старый консервный завод, на людей, которые работали, развлекались и просто сидели на набережной, я понял, в чем дело. Я любил город Паллахакси и все, что было с ним связано, -- лодки, жизнь, саму атмосферу. И если Паллахакси был против Парламента, дисциплины и ограничений, которые тот собой представлял, значит, и я тоже. Думаю, по мере того, как я все больше осознавал себя как личность, я нуждался в ком- то или чем-то, с кем мог бы сверить свои чувства, и таковым оказался для меня Паллахакси. Поднимаясь дальше, я прошел мимо старой женщины. Она выглядела изможденной и усталой, но непобежденной; внезапно мне показалось, что она символизирует город под ярмом Правительства, и мне захотелось сжать ее руку и сказать: я с тобой, мать. Родители хотели знать все подробности нашего путешествия, но я представил им сокращенный отчет, опустив проступок Сильверджека. Потом я задал вопрос: -- Папа, мы встретили человека, который ловил рыбу, и у него был астонский акцент. Он вошел в устье, и мы направились следом, чтобы выяснить, кто он, но нас туда не пустили. Что может делать астонец возле нового завода? Отец улыбнулся с разочаровывающей непринужденностью; похоже, у него было хорошее настроение. -- Он может там работать, Дроув. У нас есть несколько беженцев -- это люди, которые родились в Эрто, но жили в Асте, когда была объявлена война, и которым удалось выбраться оттуда до того, как они были интернированы. Некоторые из них жили в Асте с детства, но им все равно пришлось бежать, иначе бы их арестовали. -- Они потеряли все, что у них было, -- добавила мать. -- Вот какие злодеи эти астонцы. Глава 8. На следующее утро после завтрака я отправился на набережную. За последние несколько дней яркий солнечный свет сменился легкой туманной дымкой, которая предшествует наступлению грума, но, тем не менее, день был прекрасный, и я втайне надеялся, что он пройдет без каких-либо чрезвычайных событий. Морских птиц было меньше, чем обычно; большая их часть уже улетела на север, чувствуя приближение грума. На рыбном рынке было не слишком оживленно, но я ненадолго остановился, чтобы понаблюдать за аукционистом, Продающим разнообразный улов. Скоро, когда начнется грум, день уже будет недостаточно длинным для того, чтобы распродать весь улов, и аукцион будет затягиваться до поздней ночи. Постоянно приходилось иметь в виду, что Парламент, с его ненасытной жаждой контролировать все и вся, не упустит своего, установит определенные квоты, и в итоге половина улова сгниет на каком-нибудь заброшенном складе. Рядом с рынком стоял монумент в честь какого-то давно забытого события. Я никогда не понимал страсти Парламента к возведению монументов в честь самых незначительных событий или персон, но обелиск в Паллахакси служил отличным местом встречи. Облокотившись на ограждение, спиной ко мне, стояли Вольф, Лента, Сквинт и Кареглазка. Внезапно у меня перехватило дыхание. -- Привет, -- сказал я, подходя к ним сзади. Вольф и Лента, естественно, не обратили на меня внимания, поглощенные какой-то сугубо личной беседой, но Сквинт обернулся и следом за ним Кареглазка. Кареглазка слегка улыбнулась, а Сквинт сказал: -- Привет. Все готовы? -- Готовы к чему? -- Мы же собираемся поймать этого вонючего шпиона, верно? Выследить и поймать. --- Это не шпион, -- сказал я и рассказал ему о том, что говорил мой отец, но он не желал со мной соглашаться. -- Ладно, -- сказал он, -- мы все равно собирались прогуляться вокруг Пальца, так что можно будет заодно и пошарить вокруг. Вольф небрежно обернулся, впервые заметив мое присутствие. -- Как хочешь, -- сказал он. -- Мы идем. Пошли, Лента. -- Он взял ее за руку, и они двинулись прочь. -- Пошли, Дроув, -- сказал Сквинт, и, поскольку я не знал, что собирается делать Кареглазка, и, естественно, вовсе не хотел оставаться в стороне, то пошел за ними. Дорога к Пальцу идет вдоль края гавани, прежде чем начать плавно подниматься, углубляясь в густой лес. Мы поднялись в тень деревьев, где дорога превращалась в тропинку. Несколько лоринов наблюдали за нами из ветвей и в своей обычной манере предупреждали нас криком каждый раз, когда мы приближались слишком близко к опасному дереву анемону, пожирающему людей, распространенному в этих краях. Некоторые говорят, что сначала это была водяная тварь, но в результате бесчисленных отливов и грумов она приспособилась к жизни на суше и теперь населяет большую часть прибрежной зоны. Оно намного больше, чем ее материковая разновидность и, видимо, оно состоит в отдаленном родстве с ледяным дьяволом. Вольф остановился, глядя вниз на гавань, все еще видимую сквозь деревья. -- Смотрите! Там, внизу, та лодка с желтой рубкой! -- Он показал в ту сторону. -- Это та самая лодка, о которой я вам говорил. Та самая, которую они используют для контрабанды! Мы сошли с тропинки и направились между деревьями к краю утеса, который обрушивался неподалеку водопадом громадных валунов к голубой воде далеко внизу. Мы увидели, как из рубки появилась фигура, прошла на нос и начала вытаскивать якорную цепь. -- Это Сильверджек, -- с благоговейным трепетом прошептал Сквинт. -- Сильверджек -- контрабандист! Вольф обернулся с видом человека, который уже достаточно увидел. -- Помнишь, что я говорил, Дроув? Он взял Ленту за руку, и они направились обратно к тропинке. Мы с Кареглазкой молча шли сзади, а Сквинт носился вокруг нас четверых, не в силах скрыть своей радости. -- Сильверджек -- контрабандист, -- распевал он снова и снова, пока Лента грубо не велела ему заткнуться. Я смотрел на Ленту и Вольфа, которые шли впереди, рука об руку, склонив головы друг к другу и тихо переговариваясь. Лента была одета в короткое платье, которое демонстрировало ее, без всякого сомнения, хорошенькие ноги, и я обнаружил, что смотрю на обратную сторону ее коленок. -- Лента очень красивая, правда? -- спросила Кареглазка. Я все испортил. У меня была прекрасная возможность превознести до небес внешность Кареглазки за счет Ленты, но у меня не хватило духу. -- Нормальная девчонка, -- пробормотал я. -- Тебе нравятся высокие девочки? Я бы хотела быть такой высокой, как Лента. Я повернулся, чтобы взглянуть на нее. Она улыбалась мне своими чудесными глазами, и на щеках ее появились знакомые ямочки. Я поколебался. Думаю, я уже собирался сказать, что мне нравятся девочки, которые выглядят, как Кареглазка, но Вольф в ту минуту умолк и мог нас услышать. -- Они строят там внизу пристань, -- сказал он. -- Смотрите. Мы обогнули оконечность мыса. Тропинка извивалась вдоль самого края скалы. Далеко внизу работали люди -- рыли землю, погоняли локсов, тащивших груженные булыжниками телеги, долбили кирками поверхность скалы. -- Там глубоко, -- заметила Лента. -- Вероятно, потребовалось громадное количество камней, чтобы построить эту дорогу. Зачем все это нужно? Вольф молчал. Он не знал. -- Когда наступит грум, они не смогут проводить большие рыболовные суда в устье, к новому заводу, -- объяснил я. -- Когда построят пристань, то смогут где-то разгружаться; затем можно будет доставлять рыбу на завод с помощью запряженных локсами телег. Можно будет даже построить рельсовый путь. Там, в море, -- показал я, -- канал Паллахакси, который выходит прямо в океан. Там никогда не бывает мелко, даже во время грума, так что суда всегда могут подходить с той стороны, прямо к этой пристани. -- Я все знаю про канал, -- сказал Вольф. -- Смотрите, -- воскликнула Кареглазка. Светлая голубизна моря была нарушена в нескольких местах коричневыми, в белой пене, пятнами выступающих камней, которых не было еще вчера. Уровень моря быстро понижался -- вскоре грум будет здесь. * * * Мы начали спускаться по откосу с Пальца, и деревья вокруг стали реже; под нами простирался сельский пейзаж. Вольф и Лента с серьезным видом начали обсуждать цели экспедиции, словно это имело какое-то значение. -- Мы собираемся произвести разведку местности вокруг консервного завода, или вы намерены целый день ходить вокруг да около? -- сурово спросил нас Вольф. -- Разведку! -- с энтузиазмом заорал Сквинт, брызгая во все стороны частичками ореха. -- Я с вами, -- сказала Кареглазка. -- Ладно. -- Вольф встал на пень, окидывая взглядом местность. -- Завод в той стороне; я вижу трубы. Между нами и заводом -- река. А прежде чем мы доберемся до реки, нам, похоже, придется преодолеть нечто вроде болота. Мы покинули дорогу, направившись прямо через луг к реке. Деревьев здесь было немного; растительность была представлена в основном низким кустарником безвредной разновидности и высоким тростником. Вскоре земля под ногами стала мокрой, и нам пришлось перепрыгивать с кочки на кочку, размахивая руками, чтобы удержать равновесие, а в траве блестела вода. -- Постойте, -- сказал Вольф, когда мы выбрались на более сухой участок. -- Мы сбиваемся с курса. Нам нужно туда. -- Он показал налево. -- Мы промочим ноги, -- возразил я. -- А здесь земля сухая. Вольф посмотрел на меня, изображая удивление. -- Ты что, боишься промочить ноги, Алика-Дроув? -- Да, я боюсь промочить ноги, -- твердо сказал я. -- Тебя это волнует? -- Что ж, в таком случае ты можешь пойти здесь, а мы пойдем там. -- Я с тобой, Дроув, -- улыбнулась Кареглазка. Сквинт беспокойно переводил взгляд с одной пары на другую. -- А мне что делать? -- У тебя есть выбор, Сквинт, -- ответил Вольф. -- Что ж, спасибо. -- Он угрюмо нахмурился, чувствуя, что Вольф не хочет видеть его рядом с собой, но все же склонялся к тому, чтобы остаться с сестрой. -- Чтоб вас всех заморозило, -- внезапно сказал он, направляясь в другую сторону. -- Я пойду один. Мы с Кареглазкой двинулись вперед по сухой земле, и голоса остальных постепенно утихли вдали; вскоре тростники скрыли их из виду. На нашем пути лежал небольшой ручеек, и я перепрыгнул его, потом протянул руку Кареглазке. Она оперлась о нее и тоже прыгнула. Рука об руку мы шли среди густой травы и кустов, направляясь примерно на восток. Я думал, что делать дальше. Разговор как-то сам собой прекратился, как бывало, когда мы с ней оставались одни. -- Я... Я рада, что мы здесь, -- вымолвила она. -- Хорошо, правда? Я имею в виду, что мы вместе. -- Мне тоже нравится, -- сумел сказать я. -- Я боялась, что остальные все время будут вертеться рядом, а ты? -- К счастью, они не боятся промочить ноги, -- ляпнул я. -- Дроув... -- сказала она, внезапно сглотнув, и я наконец понял, что она волнуется так же, как и я. -- Я... люблю тебя, Дроув. В самом деле люблю тебя! Я уставился на нее, думая, как она сумела сказать это, и надеясь, что она знает: я испытываю то же самое чувство. Я несколько раз открыл и закрыл рот, потом сжал ее руку, и мы пошли дальше. Мы подошли к большому неглубокому озеру, которое извивалось среди тростников и кустарников, и немного постояли, глядя на воду и ничего не говоря. Однако на этот раз молчание было непринужденным, поскольку нам обоим нужно было много о чем подумать. Потом внезапно все переменилось. Думаю, Кареглазка увидела это первой. Она сильнее сжала мою руку и слегка приоткрыла рот -- и в этот самый момент я увидел, что поверхность озера дрожит. Оно появилось из-за поворота, где рукав озера исчезал из виду; оно появилось, словно ледяной луч вдоль поверхности, простирая сверкающий кристаллический отросток, потом другой, стремительно заполняя все пространство блестящими алмазными гранями, вытягиваясь вперед, в то время как озеро стонало и скрипело и внезапно стало тихим, неподвижным, кристально-твердым. Послышался далекий пронзительный вопль, полный ужаса, затем испуганный мальчишеский крик. -- Там, в озере, ледяной дьявол! -- крикнула Кареглазка. -- Он кого-то схватил! Глава 9. Вся поверхность озера теперь блестела, словно отполированное серебро на полуденном солнце; трещины, возникшие в момент кристаллизации, исчезли, и все озеро теперь представляло собой единую однородную массу. За исключением того, что где-то под этой сверкающей поверхностью таился ледяной дьявол... Сделав шаг, я услышал треск. Земля, которая мгновение назад была мокрой и податливой, теперь стала твердой, блестя сквозь траву все тем же холодным зеркалом. Снова послышался крик Вольфа. -- Идем, -- крикнул я, таща за собой Кареглазку. Мы осторожно шагали по жесткой упругой траве, опасаясь наступить на стеклянистую поверхность, на случай если ледяной дьявол почувствовал наше присутствие. Я обнаружил, что оказался в тупике, балансируя на кочке, зная, что до следующей слишком далеко. Я огляделся вокруг и увидел Кареглазку, тоже стоявшую на ненадежной опоре. -- Что будем делать? -- спросил я. -- Ты можешь вернуться назад? -- Могу... -- она повернулась и посмотрела в ту сторону, откуда мы пришли. Послышался далекий крик Ленты. -- Но не думаю, что это поможет, Дроув. Ледяной дьявол заморозил всю воду вокруг. Нам никогда не выбраться отсюда, если только мы не пойдем по поверхности. -- Это безопасно? -- Говорят, что да. Говорят, пока ты идешь и пока ледяной дьявол занят чем-то другим... Если бы он захотел поймать нас, ему пришлось бы отпустить того, кого он уже поймал. -- Ладно. Я пойду первым. Я ступил на хрустальную поверхность озера. Под ногами она была твердой, как камень; я наклонился и осторожно дотронулся до нее: холодная. Я кивнул Кареглазке, и она сошла со своей кочки, крепко держась за мою руку. -- Где они? -- спросила Кареглазка. -- По-моему, Вольф звал оттуда. Вольф снова закричал, и внезапно я увидел его и Ленту за кустами, шагах в тридцати от нас. Лицо Ленты было белым от боли, а Вольф склонился над ее лодыжкой. Когда мы подошли, он взглянул на нас. -- Ледяной дьявол схватил ее за ногу, -- безжизненно сказал он. Я присел рядом с ними. Правая нога Ленты прочно застряла в озере. Ногу прихватило чуть выше лодыжки, и сквозь прозрачный кристалл я мог различить туманные очертания ее ступни в красной туфле. Давление, похоже, было значительным, и меня удивило, что девушка не кричит. -- Что будем делать? -- спросил Вольф. Все смотрели на меня, и я не мог понять, почему. -- Кареглазка, -- попросил я, -- не могла бы ты немного посидеть с Лентой? Мне нужно поговорить с Вольфом. -- Я подумал, что таким образом мы могли бы спокойно обсудить безнадежную ситуацию, не тревожа больше попавшую в ловушку подругу. Мы с Вольфом отошли в заросли. -- Я однажды видел, как подобное произошло с птицей, -- рассказал я и описал гибель снежника. -- Пока Лента шевелится, ледяной дьявол знает, что она жива, и не нападает. Не думаю, что его щупальца очень сильные -- даже у такого большого ледяного дьявола, как этот. Это всего лишь тонкие отростки, чтобы обхватить тело и утащить его вниз. -- Так что же нам делать? Я задумался. Был один возможный выход, но я не был уверен, что Лента сможет это выдержать. Мы вернулись к девочкам. Кареглазка с надеждой посмотрела на нас, но, увидев наши лица, отвела взгляд. Вольф присел рядом с Лентой, взяв ее за руку. -- Лента, -- сказал я, вернувшись, -- я хочу, чтобы ты попыталась кое- что сделать. Я хочу, чтобы ты не шевелилась, вообще, так долго, как только сможешь. Тогда ледяной дьявол подумает, что ты умерла. Она кивнула. Ее щеки блестели от слез. -- Потом, как только он расслабится и озеро снова превратится в воду, прыгай назад, -- сказал я. -- Там есть кочка, и ты успеешь выскочить еще до того, как ледяной дьявол опомнится и снова кристаллизует озеро. Мы будем стоять там и подхватим тебя. Готова? Мы отступили на безопасное расстояние, оставив ее сидеть там. Она посмотрела на нас и попыталась улыбнуться, заставляя себя не шевелиться. Глядя на нее, я понял, что ей это не удастся. Холод от застывшего озера пронизывал ее, и как бы она ни пыталась -- а она действительно пыталась -- Лента не могла сдержать невольную дрожь от страха и холода. Чем больше Лента убеждала себя, что ей не страшно, тем сильнее ее тело настаивало на обратном, и в доказательство этого тряслось мелкой дрожью... Мы смотрели на нее, и нам было бесконечно ее жаль, мы подбадривали ее и шутили, но все было бесполезно. Она оставалась в безжалостной кристаллической ловушке. -- Бесполезно, -- наконец пробормотала она. Тогда у меня родилась идея. Я сказал: -- Попытаюсь ее вытащить. Но если вы хотите, чтобы все получилось, вам с Кареглазкой придется уйти и оставить нас на какое-то время одних, Вольф. Вольф был озадачен, но вздохнул с облегчением. Он освободился от ответственности. Конечно, он изобразил озабоченность: -- Надеюсь, ты понимаешь, о чем говоришь, Алика-Дроув, -- сказал он. -- Если у тебя ничего не получится и Лента умрет, отвечать будешь ты. С этой угрозой он взял Кареглазку под руку, и они ушли. Лента молчала, когда я сел рядом с ней, потом оторвалась от созерцания своей невидимой ступни и сказала: -- Пожалуйста, сядь ближе и обними меня. Так лучше... Ой... -- поморщилась она, хватаясь за лодыжку. -- Мне больно, Дроув. Очень больно. -- Она напряглась в моих руках, потом, вздрогнув, расслабилась. -- Здесь так холодно... -- Говори о чем-нибудь, Лента. Постарайся не думать слишком много о боли. Расскажи мне о себе. Возможно, у тебя будет время, чтобы рассказать мне всю историю своей жизни. -- Я постарался улыбнуться, глядя на бледное лицо рядом со мной. -- Хотя бы начни. -- Я тебе не очень нравлюсь, верно? Я знаю, что сама виновата, но ты мерзло легко выходишь из себя, Дроув. Ты знаешь об этом? -- Знаю, но давай не будем говорить о ненависти. Лучше думай о себе как о животном, попавшем в ловушку. Животные не могут ненавидеть. Они не обвиняют людей в том, что у них болит нога. Они даже не обвиняют того человека, который поставил ловушку. Она слегка всхлипнула, потом сказала: -- Извини, Дроув. Ты прав. Это не твоя вина. Это я застряла здесь. Виновата я сама и этот дурак Вольф. Ракс! Если я только выберусь отсюда, я скажу этому мерзляку все, что я думаю о нем и о его глупом длинном носе! -- Лента! -- упрекнул я ее. -- Это ничем не поможет, не злись. -- Но она была права: у Вольфа действительно был длинный нос. -- Ты когда-нибудь замечала, как близко друг к другу посажены его глаза? -- с интересом спросил я. -- Часто. -- Она даже захихикала, но затем ее глаза снова затуманились, когда невольное движение снова причинило боль. -- Лента, -- быстро сказал я, -- я думаю, ты очень красивая. Ты права, ты мне не слишком понравилась, когда я в первый раз тебя встретил, но теперь, когда знаю тебя лучше, я думаю, что ты очень симпатичная и... красивая, -- неуклюже закончил я, думая о том, как у меня хватило смелости это сказать, но потом понял, что просто не слишком думал о том, какое произведу впечатление. -- Ты нормальный парень, если не обращать внимания на твои заскоки. -- У нее были голубые глаза. Она долго думала, потом сказала: -- Если только я выберусь отсюда, ты знаешь, я... я постараюсь быть лучше. Может быть... Может быть, если больше людей будут знать, какая я на самом деле, они станут лучше ко мне относиться. Я знаю, что произвожу плохое впечатление, так же, как и ты. Я был уверен, что она говорит искренне, и мы поговорили еще немного, прижавшись друг к другу и время от времени вздрагивая. Иногда она пыталась смеяться; значительно больше она плакала, но тихо, от боли, потому что не могла ничего с собой поделать. Я подумал, что она очень отважно ведет себя. Она была слишком хороша для Вольфа. Потом, наконец, пришли лорины. * * * Я не видел их приближения, но постепенно осознавал, что они наблюдают за нами с другой стороны озера. Их было, похоже, по крайней мере восемь, неподвижно стоявших в тени невысокого дерева, но в отношении лоринов этого никогда нельзя точно сказать; у них настолько мохнатые фигуры, что на расстоянии они сливаются друг с другом. Меня беспокоила возможная неприязнь к ним Ленты. -- Лента, -- спокойно сказал я, -- там несколько лоринов, и я думаю, что они собираются помочь нам. Вот чего я ждал. Ты не будешь плакать или сопротивляться, если они придут и дотронутся до тебя, правда? Она сглотнула, неуверенно глядя на туманные очертания. -- Сколько их там? Кажется, очень много. Они не опасны? Что они собираются делать? -- Спокойно. Они до тебя только дотронутся, вот и все. Расслабься и жди, когда они придут. Я крепче обнял ее, чтобы унять ее дрожь, и она зарылась головой в мою одежду. Лорины какое-то время наблюдали за нами, а потом все вместе начали двигаться в нашу сторону по хрустальной поверхности озера. Они подходили все ближе, и, думаю, Лента ощущала их близость, потому что почти перестала дрожать и обняла меня, а я был достаточно спокоен, чтобы наслаждаться этим. -- Дроув, они близко? -- прошептала она. -- Я уже не боюсь. Извини, что вела себя как ребенок. -- Они здесь, -- сказал я. Я встал, и они подошли к Ленте. Она смотрела на них, присевших вокруг нее, и в ее глазах не было отвращения или ненависти. Когда они коснулись ее своими лапами, она даже не вздрогнула. Она смотрела на меня с немым вопросом, пока они плотнее окружали ее, убаюкивая странным пришептыванием. -- Они знают, что делают, -- сказал я. -- Расслабься и ни о чем не беспокойся. Спи. Вскоре ее глаза закрылись, и тело обмякло на руках лоринов. Я отступил назад, на покрытый травой островок, и стоял там в полной безопасности, чувствуя одурманивающий туман мыслей лоринов, так что меня тоже начало клонить в сон. Лорины теперь были неподвижны, опустив головы на свои мохнатые груди, собравшись вокруг Ленты -- немая картина на фоне сверкающего озера. Я сел... Следующее, что я помню: озеро, ставшее жидким, плескалось у моих ног, а лорины бежали по воде ко мне, неся неподвижное тело Ленты, в то время как позади них отчаянно размахивало в воздухе гибкое щупальце. Они положили ее рядом со мной, и самый крупный из них долго смотрел мне в глаза. Потом они ушли. Я повернулся к Ленте. Она лежала неподвижно, лицо ее было бледным, но спокойным. Быстро оглядевшись по сторонам, я положил руку на ее мягкую грудь, но не почувствовал ни сердцебиения, ни дыхания. Я не чувствовал даже тепла... Может быть, я держал там руку несколько дольше, чем следовало; во всяком случае, вскоре ее грудь вздрогнула и тело быстро порозовело по мере того как восстановилось сердцебиение, и она снова начала дышать. Я быстро отдернул руку -- как раз в тот момент, когда она открыла глаза. -- Ох... -- Она посмотрела на меня с легкой улыбкой и быстро ощупала себя, словно что-то вспоминая, и я почувствовал, как жар приливает к моему лицу. -- Что случилось, Дроув? Как я сюда попала? -- Лорины усыпили тебя и вытащили из озера, -- коротко сказал я и встал. Период нашей близости закончился; мы приобрели нечто общее и в итоге лучше знали теперь друг друга. -- Пойдем найдем остальных, -- предложил я. Она вскочила, полностью придя в себя. Только голубой след вокруг лодыжки напоминал о драке. Лорины способны и не на такое. -- Как долго я спала? -- Ты проснулась почти сразу же, как только они положили тебя на землю. -- Угу... Спасибо, Дроув. -- Она взяла меня за руку. -- Будем дружить? -- Она была очень серьезна. -- Угу, -- застенчиво улыбнулся я. Мы пошли через болото, стараясь держаться сухих мест. Вскоре мы увидели Кареглазку и Вольфа, стоявших возле берега реки, и я отпустил руку Ленты, словно она была раскалена докрасна. * * * После объяснений и нескольких вопросительных взглядов Кареглазки, которая явно была возмущена нашей вынужденной близостью с Лентой, мы продолжили наш путь вдоль берега реки. Был конец дня, и солнце опускалось все ниже, так что мы сократили наши планы, чтобы добраться в Паллахакси до темноты. Вдруг Вольф остановился и сказал: -- Посмотрите туда. Что это за штуки, как вы думаете? Штук было несколько, и их покрывал брезент. Они находились на равных расстояниях друг от друга вдоль берега реки; повернувшись, я увидел, что ряд тянется почти до самого мыса. Ничего не зная об этих предметах, я чувствовал в них что-то зловещее; было нечто неумолимое в том, как они уходили вдаль. -- Я узнаю у отца, -- неуверенно пообещал я. И тут же представил бесстрастное выражение его лица, с каким он будет спрашивать о якобы неизвестных ему вещах. Ведь если бы нам полагалось об этом знать, то эти предметы не были бы столь хорошо спрятаны. Мы обсуждали эту загадку всю дорогу в Паллахакси, покуда ее не вытеснила новость о том, что Сквинт до сих пор не вернулся домой. Глава 10. Дом Ленты находился в северной части города, за гаванью. Пока мы шагали через предместья, она пригласила нас зайти к ней выпить чаю; было жарко, все мы хотели пить, а ее дом стоял ближе всего. Думаю, Вольфа несколько раздражало, что Кареглазка и я оказались в числе приглашенных. Дом был очень маленьким, и, несомненно, это нанесло удар по его гордости -- оказывается, его избранница оказалась всего-навсего дочерью рыбака, хоть и с "положением в обществе". Отец Ленты встретил нас в крохотной гостиной. -- Как только вы могли его потерять? Он же еще ребенок. Вы несли за него ответственность! Отца Ленты звали Паллахакси-Стронгарм, и его имя -- Сильная Рука -- очень хорошо ему подходило; его грозная фигура, казалось, в гневе заполняла всю комнату. -- Ты же знаешь, какой он непоседливый, -- добавила мать, Паллахакси- Уна. -- Ты же знаешь, что за ним все время нужен глаз да глаз! -- Мама, он просто ушел, -- беспомощно сказала Лента. -- Это ты так говоришь. Я одного не могу понять, почему ты за ним не следила? Почему ты вернулась без него? Лента плакала, а Вольф в замешательстве молча стоял рядом. Нужно было что-то делать. -- Ленту схватил ледяной дьявол! -- в отчаянии выпалил я. -- Нам потребовалась куча времени, чтобы ее освободить, и мы в самом деле думали, что Сквинт ушел вперед! -- Ее... что? -- в лице громадного мужчины произошла разительная перемена, он уставился на дочь. -- Где он тебя схватил, девочка? С тобой все в порядке? Как это случилось? -- Он... он схватил меня за ногу, -- всхлипнула она. -- Сейчас уже все в порядке, в самом деле в порядке. Стронгарм опустился на колени, нежно ощупывая оцарапанную ногу Ленты своими грубыми руками. -- Бедная моя девочка, -- пробормотал он. -- Тебе больно, милая? Извини... извини, что я на тебя кричал. -- Он снял с ее ноги туфлю. -- Сядь, милая, -- сказал он. Он поднял голову, и я увидел слезы в его глазах. -- Уна, принеси, пожалуйста, горячей воды. Они обмыли ногу Ленты, намазали ее мазью, стали утешать дочь и вообще начали суетиться вокруг нее. Мне стало ясно, почему Лента такая. Когда тебе постоянно твердят о том, какая ты красивая и умная, нетрудно поверить в это самой. Потом Стронгарм, ставший совсем другим человеком, многократно поблагодарил меня за участие в спасении дочери и обещал все, что я только захочу. Несмотря на то, что я, как он сказал, сын дармоеда из правительства. Наконец мы вернулись к проблеме Сквинта, который все еще не вернулся, но уже более спокойно. -- Этот маленький мерзляк, вероятно, забавляется где-нибудь в мастерской с этим бездельником Сильверджеком, -- предположил Стронгарм. -- Я всегда говорил, что он проводит там слишком много времени. Схожу посмотрю. Ты, Кареглазка, загляни в "Груммет". Дроув и ты, как там тебя зовут... Вольф, сходите к себе домой и проверьте там. Встретимся снова здесь. Ладно? Как я и ожидал, дома у нас его не было. Родители сидели в гостиной. Мне порой было интересно, чем занимаются взрослые, когда они одни. Они были крайне неподходящей компанией друг для друга. -- Мы уже думали, что с тобой что-то случилось, -- вскипела мать. -- Ты же знаешь, мы беспокоимся о тебе, Дроув. -- Я только зашел на минутку посмотреть, не было ли здесь Паллахакси- Сквинта, -- объяснил я. -- Он потерялся. Я пойду обратно, помогать его искать. -- Ты никуда не пойдешь, -- голос отца приобрел хорошо знакомый мне непреклонный тон. -- Я не позволю своему сыну болтаться ночью по окрестностям в поисках отродья какого-то рыбака. Ты останешься здесь, мой мальчик, и пойдешь спать. -- Что плохого в рыбаках? -- горячо спросил я. -- Что бы ты делал на своем мерзлом консервном заводе, если бы не было рыбаков? Мать встревоженно привстала, с опозданием почуяв нарастающий скандал. -- Твой отец считает рыбаков достойными уважения людьми, Дроув, -- прощебетала она. -- И я тоже. Но это не значит, дорогой, что мы считаем их детей подходящими товарищами для тебя. Отец не был склонен к увещеваниям -- Иди к себе в комнату и оставайся там. Увидимся позже, -- отрезал он. Я знал, что нет никакого смысла спорить с отцом, потому что физически он был сильнее меня. Я пошел к себе в комнату с чувством, что очень долго оттуда не выйду. Открыв окно, я выглянул наружу. У меня было искушение выбраться и убежать, но меня удержала мысль о том, что это ничего не решит. Я увидел свет фар у ворот, и на лужайку медленно въехал мотокар. Сначала я подумал, что это приехал за мной отец Ленты, но потом понял, что у него не могло быть мотокара. Вероятно, это прибыл один из папиных мерзлых сотрудников с завода. Машина остановилась у самого коттеджа и быстро, коротко прогудела. Я отступил за занавески, услышав, как открывается входная дверь. Отец быстро подошел к мотокару, навстречу ему вышел человек. Я узнал Хорлокс-Местлера. В их поведении было что-то таинственное. -- Ты, конечно, знаешь, что ищут мальчика, Сквинта, -- говорил Местлер. -- Мой сын мне сказал, -- так же тихо ответил отец. -- Он хотел присоединиться к поискам, но я его не отпустил. -- Почему? -- Ну... -- отец смутился. -- Я имею в виду, это могло бы показаться странным... Сын Парламентария... -- Берт, ты дурак и не понимаешь детей, -- к моему удовольствию бросил Местлер. -- Будет странно, если он не станет участвовать в поисках. Отношения между нами и городом и так уже порядком натянуты; так пусть твой сын покажет, что и мы не стоим в стороне от жизни и нужд простого народа. -- Это не так просто... -- пробормотал отец. -- Он вел себя нестерпимо грубо! -- Это твоя проблема. Впрочем, я пришел не за этим. Боюсь, плохие новости. "Изабель" задерживается. -- Опять? Ракс, с такими темпами она вряд ли успеет до грума! -- Этого-то я и боюсь. Теперь, возможно, придется разгружаться у новой пристани, чего нам не слишком хотелось бы. Так или иначе, я хочу, чтобы завтра ты первым делом организовал все, что требуется. Обеспечь, чтобы дорога в скале была закончена как. можно скорее. -- Конечно, конечно. Местлер внезапно усмехнулся. -- Не стоит так волноваться, Берт. Все будет в порядке, вот увидишь. -- Он забрался обратно в мотокар и уехал. Чуть позже отец вошел в мою комнату. Я вежливо взглянул на него. -- Я немного подумал о причинах твоей отвратительной грубости, -- деревянным тоном произнес он, -- и пришел к выводу, что, возможно, это простительно в подобных обстоятельствах. Беспокоясь за своего друга, ты просто сорвался. Ты молод, а подростки легко теряют контроль над собой... -- Послушай, ты что, хочешь сказать, что разрешаешь мне участвовать в поисках мальчишки, который, может быть, лежит сейчас в темноте и холоде со сломанной ногой? Он тяжело сглотнул, открыл рот и снова его закрыл. Наконец, он обрел дар речи: -- Катись отсюда! * * * Помню, тогда мне пришла в голову мысль, что Сквинту повезло с отцом: никто не смог бы лучше него организовать поиски -- не просто из-за того, что это касалось его лично; казалось, он был прирожденным руководителем, умевшим подчинять людей своей воле силой убеждения и, может быть, лишь изредка физическими угрозами. Позже Кареглазка сказала мне, что, хотя Стронгарм не занимал никакого официального поста в городе, тем не менее к нему относились с уважением, и он считался лидером в местных делах. Кареглазку, Ленту, Вольфа и меня поставили в середине цепочки и велели отправляться туда, где мы в последний раз видели Сквинта. Посмотрев налево, я мог увидеть факелы на расстоянии почти до самого Пальца; направо линия уходила далеко в глубь материка. Пока организовывались поисковые группы, приехали еще добровольцы из города, и к этому времени нас было уже более сотни. Внизу, в долине реки, двигались огни повозок, экипажи которых вели поиски наугад. Мы медленно направились вниз по склону холма, держа факелы над головой, пока у нас не устали руки. Время от времени Кареглазка и я видели сжавшуюся в комок фигуру в кустах, но, когда мы подходили ближе, это всегда оказывался спящий лорин или локс, или даже просто колючие заросли. Я обнаружил, что думаю о лоринах. Если кто-то и мог найти Сквинта, то они, с их сверхъестественной способностью ощущать эмоции попавшего в беду человека. Вдруг я услышал восклицание Вольфа. Он наклонился, показывая что-то Ленте. -- Что там? -- крикнул я. Он повернулся ко мне. -- Это кожура желтошара. Это... -- Он снова повернулся к Ленте, и они начали что-то обсуждать, показывая на землю. -- Идите сюда! -- крикнул он. Мы подошли к ним, и Вольф показал на речной ил. Постепенный отлив обнажил широкую полосу черной грязи между берегом и рекой, и в этом месте я мог различить следы, отпечатки в иле. Я подошел ближе, оскальзываясь и держа факел высоко над головой. Я увидел длинную одиночную борозду, уходившую в темную воду, и параллельно борозде ряд маленьких глубоких следов. Очевидно, кто-то в этом месте столкнул в устье реки лодку, забрался в нее и поплыл... куда? Его целью мог быть только консервный завод. -- Это могут быть следы Сквинта, -- заключила Лента. -- Они достаточно маленькие. И это очень похоже на него -- отправиться исследовать завод, поскольку он знает, что ему туда не положено. -- Что вы нашли? -- послышался крик с берега. Колонна покачивающихся огней двигалась в нашем направлении. Поисковики собирались вместе, чтобы обсудить дальнейший план действий. Вскоре вокруг нас собралась большая толпа. Подошел Стронгарм, протолкавшись через толпу и воинственно глядя на следы, словно требуя от них раскрыть свой секрет. -- Он должен быть на заводе, -- наконец сказал рыбак. -- Он нашел здесь лодку, ему стало любопытно, и он отправился туда. Ладно. -- Отец Ленты направился вверх по течению. -- Идем на этот мерзлый завод! -- Крикнул он, и колонна горящих факелов последовала за ним вдоль берега. Наконец огонь факелов осветил высокое проволочное заграждение и таблички, обозначавшие запретную зону. Мы остановились, и Стронгарм постучал дубиной в высокие ворота. -- Эй, там! Из маленькой будки за ограждением вышел охранник. Он уставился на нас, прищурив глаза от яркого света. -- Что вам надо? -- Не делай удивленное лицо, парень! -- крикнул Стронгарм. -- Ты должен был слышать, как мы подходили. Теперь открой ворота и впусти нас, ладно? Там мой мальчик. -- Здесь нет никакого мальчика, -- бесстрастно ответил охранник. -- Здесь запретная зона. У меня приказ никого не пускать. -- Послушай, ты! -- заорал Стронгарм. -- Открой ворота и впусти нас, пока я не разнес это мерзлое место! Ты меня слышишь? Последовала пауза, и я почувствовал, как Вольф толкает меня под локоть. -- Не нравится мне это, -- пробормотал он. -- Мой отец парл и работает - Правительство. Я не хочу ввязываться в эти дела. Тебе я тоже посоветовал бы быть благоразумнее. Увидимся завтра, может быть... Он крадучись ушел прочь, и я с отвращением посмотрел ему вслед. Лента вряд ли заметила его уход: она с тревогой смотрела на отца. -- Ты что, глухой? -- крикнул Стронгарм, потом, не получив ответа: -- Ладно. Ты сам этого хотел, парень. Где локсы? Мы привяжем их к воротам и свалим эту мерзлую штуковину. -- В задней части толпы произошло какое-то движение; толпа расступилась, пропуская людей, которые вели животных. -- Что сл