й-то долине далеко к западу от затопленного города. Здесь не было никаких следов наводнения. Долина казалась каменной чашей, позолоченной солнцем и исчерченной тенями. До сих пор ничего, кроме солнца, теней и ветра, никогда не появлялось здесь. Зайрек коснулся лба Симму кольцом с янтарем; другим кольцом, с зеленым камнем, - его губ. Оцепенение Симму закончилось. От яркого света он зажмурил глаза. - Не жди от меня пощады. Ты ненадолго переживешь своих подданных, - бесстрастно сказал Зайрек. - Я намерен уничтожить тебя. Ты ведь слышал, как я говорил об этом. Лицо Симму было бледным, а движения - вялыми. - Если ты хочешь узнать, боюсь ли я тебя, - сказал он, - то я скажу тебе... Да, боюсь. И все же, несмотря на страх, я чувствую в тебе что-то знакомое. Вероятно, это из-за того, что ты - моя судьба. Как ты думаешь уничтожить меня? - Скоро узнаешь. - Да, пожалуй. Но в Симмураде ты говорил, что я что-то должен тебе... - Ни к чему напоминать тебе о твоих долгах. Не волнуйся, ты их заплатишь. - Я могу убежать от тебя. - Никогда. Зайрек оставил Симму в тени скалы, а сам отошел примерно на сто шагов. Бессмертный лежал неподвижно. Слабость и недоумение сделали его покорным, инстинкт самосохранения куда-то пропал. Он следил за Зайреком. Неожиданно вокруг чародея заклубился дым и скрыл его. Очередное колдовство. Зайрек не следил за своим пленником, однако Симму подозревал, что его связывают какие-то невидимые путы - или свяжут, если он попытается бежать. Солнце над долиной превратилось в огромную раскаленную золотую печь. Оно совершенно лишило Симму сил, и он наконец забылся в тяжелом лихорадочном сне. Ему приснилось, что он сидит на склоне холма и играет на тростниковой свирели. Тихие нежные звуки собрали у его ног множество разных зверей, а потом появился юноша - молодой черноволосый монах, босой, в желтых одеждах. Это был Зайрем - Симму часто вспоминал о нем во сне и забывал, просыпаясь. Зайрем сел на землю рядом с Симму, и тот вдруг заметил, что абсолютно безболезненно превратился в женщину. Однако тело Симму, видящего этот сон, не изменилось и даже не пыталось измениться. Симму уже утратил свою странную способность; дар, который в этот час мог спасти его, пропал. Может быть, виной тому была неумолимость Зайрека, а может, мучительная жажда смерти. Симму спал, полуулыбка забытой любви играла на его губах; он еще не знал о своих потерях. Часть десятая ОГОНЬ Глава 1 То был необычный сад. Высокие каменные стены окружали его. Мелкий зеленый песок шуршал под ногами, а по углам сада горели четыре медных светильника, подчеркивая черный цвет деревьев, с которых свисали оранжевые плоды, и кустов, источавших необычный аромат. Светильники ярко освещали каменный колодец посреди сада. В глубине его пылал огонь. Под одним из светильников сидела женщина. Ее лицо нельзя было назвать красивым, но кожа казалась молодой и гладкой, глаза - удивительно блестящими, а безупречные зубы - белее снега. Она могла бы гордиться длинными каштановыми волосами, не будь они спутаны и увешаны металлическими кольцами с обломками костей. Однако это было еще не все: у женщины были чрезвычайно худые, морщинистые руки и такие же ноги, торчащие из-под грязных одежд. Она занималась тем, что добывала яд из зубов золотистой змеи, лежащей на ее коленях, а когда плошка наполнилась, женщина довольно хихикнула. Казалось, ничего не изменилось ни в самом саду, ни во тьме снаружи, однако ведьма неожиданно подняла голову и быстро огляделась. - Кто здесь? - проскрипела она старушечьим голосом. - Тот, кто уже приходил однажды, - ответил невидимый гость. Вслед за этим на песке появилось облако дыма. Постепенно оно сгустилось и приняло форму человека. Его одежды и волосы были черны, а руки скрещены на груди, сверкающей золотом. Он стоял без движения, холодно и надменно разглядывая ведьму. Однако она ничуть не смутилась и прокаркала: - Ну-ну... Ты, верно, отец всех чародеев, раз смог проникнуть в мой сад. Это место хорошо охраняется, и никто до тебя еще не входил сюда без моего приглашения. Должно быть, ты мудрец, и твое могущество необычайно велико. - Не стану отрицать, - согласился чародей Зайрек. - Чего же столь могущественный маг хочет от меня? - Я хочу испытать силу колодца во второй раз. - А-а! - воскликнула ведьма. - Теперь я вспомнила... Ребенок четырех- пяти лет, с темными волосами, прекрасным лицом и глазами цвета прохладной воды... Теперь эти глаза похожи на две льдинки с вершины самого холодного ледника. - Я тоже помню тебя, - сказал Зайрек. - Раньше все случившееся со мной в детстве казалось мне сном, но недавно я узнал некоторые подробности. - Теперь ты обвиняешь меня во всех своих бедах? - удивилась ведьма. - Я предостерегала твою мать, когда она умоляла меня сделать ее сына неуязвимым, но она была упряма. - И отдала тебе в уплату за это свои белоснежные зубы. - Я всегда беру плату за свои услуги и немало выручила за эти годы. Вот, посмотри, эти волосы принадлежали одной девице, а черты лица - другой, правда не такой уж красавицы, но, по крайней мере, молодой. Если бы ты был хоть чуть-чуть полюбезнее, я могла бы показать тебе еще кое-что, спрятанное от посторонних глаз, что я приобрела у одной дурочки, отрекшейся от мужчин, но прекрасно приспособленной для любви. Вот так, подлатывая себя с помощью этих сделок, я и остаюсь бессмертной, ловко обходя божественный закон равновесия. Хоть ты и очень мудр, мой господин, но я все же мудрее тебя. - Ты просто старая безумная карга, - возразил Зайрек ровным голосом. - Горяч ли еще огонь в колодце? - Пока земля будет плоской, огонь не погаснет. Этот древний огонь вечен. Все ли ты помнишь о нем? Только ребенок может выжить в этом пламени и стать неуязвимым, ибо огонь пожирает и грехи, и мудрость... А что, ты привел с собой дитя, чтобы искупать его в колодце? - Ответь сначала, - потребовал Зайрек, - что будет, если человек, уже побывавший в огне и ставший неуязвимым, снова окунется в этот колодец? - А-а... - довольно протянула ведьма, и лицо ее приобрело лукавое выражение. - Вот зачем ты пришел. Ответ прост: прыгай в огонь и вернешься невредимым. Он тотчас же извергнет тебя, не опалив и волоса на твоей голове. Даже сам огонь не может уничтожить того, кто в него однажды окунулся. Срок твоей жизни останется неизменен, почтенный чародей, и этих оков тебе не сбросить. - И старая карга широко ухмыльнулась, сверкнув зубами матери Зайрема. Лицо Зайрека оставалось бесстрастным. - Я так и думал, - сказал он. - И жизни скольких людей ты уже превратила в преисподнюю? - Многих, - ответила ведьма. - Но ни один еще не возвращался, чтобы упрекнуть меня за это. Кстати, если ты задумал убить меня, то лучше побереги сипы. Огонь защищает своих хранителей. - Значит, ты тоже неуязвима? - Ну да, ведь я - хранительница! Есть особые правила, соблюдая которые можно жить вечно, не нарушая равновесия Весов Жизни и Смерти, Добра и Зла. Я знаю секрет. Зайрек отвернулся от ведьмы. Он начертил в воздухе знак силы и произнес тайные слова. Рядом с ним возникло облако. Ошеломленная ведьма широко раскрыла глаза. Мгновение спустя она увидела юношу в королевской мантии. Он был строен и красив, и глаза его казались такими же зелеными, как гемма, висевшая у него на шее. Лицо юноши было, бледным, а в глазах застыл страх. Несчастный не двигался и молчал. Казалось, он не видел ни Зайрека, ни ведьму. - Послушай, что я тебе скажу, - произнесла старуха. - Если ты собираешься окунуть в огонь этого человека, то он сгорит дотла. - Возможно, - согласился Зайрек. - Однако мне все же кажется, что огонь не сможет уничтожить его, ибо он отведал эликсира бессмертия. Ведьма отступила на шаг. - Ты не сделаешь этого, - проговорила она. - Сделаю, - ответил Зайрек. - И этим положу конец твоему доходному промыслу. До конца времен Симму будет кричать, горя и не сгорая в огне неуязвимости. Никто больше не осмелится приблизиться к твоему колодцу, старуха. - Ты, должно быть, очень ненавидишь этого человека, - сказала ведьма. - Какое же подлое преступление совершил он, если заслужил такую ненависть? - Это не ненависть, - ответил Зайрек. - Это любовь. Такова моя участь - творить добро из ненависти, а зло из любви. - Зайрек подошел к Симму и поцеловал его в лоб, но Симму не шелохнулся, не сказал ни единого слова. - Ты - единственная рана, которую я могу нанести себе, - сказал Зайрек Симму. - Твои крики будут преследовать меня всю жизнь. Я уйду отсюда. Я заткну уши, чтобы в них остался твой крик. Я буду корчиться от ужаса, обливаться потом при воспоминании о том, что сотворил с тобой. Я буду жить страдая. Сказав это, Зайрек обнял Симму за плечи и мягко повел его к колодцу. - Я еще раз повторяю... - начала было ведьма. - Помолчи! - приказал ей Зайрек. - Я сделаю то, что сказал. Не забывай о моем могуществе и молчи. Старуха отступила в угол сада и присела на корточки. Она потушила светильник, обвила себя золотистой змеей и зажала рот обеими руками, чтобы больше не противоречить Зайреку. Зайрек и Симму подошли к краю колодца. Далеко внизу бушевали языки пламени. В этот огонь когда-то опустили маленького Зайрема, удерживая на веревке, вплетенной в волосы. Он погрузился в невообразимое всепожирающее пламя, и оно выжгло у мальчика уязвимость тела и радость жизни. Симму наконец обернулся и посмотрел Зайреку в глаза. Бессмертный по- прежнему молчал. Но, несмотря на то что лицо его скривилось от страха, глаза ни о чем не спрашивали, ничего не просили. Симму не противился тому, что должно случиться. Зайрек ответил бывшему возлюбленному таким же ясным и недвусмысленным взглядом. Это был их последний разговор, и, казалось, что- то на самом деле произошло между ними, но даже они сами не могли определить, что именно. Скорчившейся ведьме эти два человека представлялись символами - светлый и темный, свеча и тень, две стороны одного целого. Старуха бормотала себе под нос какие-то заклинания, все еще надеясь, что Зайрек не исполнит свой приговор. Колдун указал Симму на край колодца, и бессмертный покорно взошел на него. Словно предвкушая новую жертву, огонь столбом взметнулся вверх. Колодец оказался не так глубок, как считал Зайрек, - и это понятно, ведь он был маленьким ребенком, когда видел это место в первый раз. - Симму, если когда-нибудь ты найдешь способ наказать меня за то, что я сейчас делаю, отомсти мне, - на прощание сказал бессмертному Зайрек. Симму вздрогнул и качнулся над огнем, словно и сам хотел броситься вниз. Но Зайрек вовремя толкнул его сзади. Пытаясь сохранить равновесие, Симму шагнул вперед и, сорвавшись с края колодца, исчез в огне. Пламя ослепительно вспыхнуло. Зловещее сияние на мгновение залило весь сад. А потом все снова погрузилось в сумрак. Из колодца не доносилось ни звука. - Что это значит? - спросил Зайрек, повернувшись к ведьме. - Я помню, как сам страшно кричал в этой яме. А сейчас я ничего не слышу. Ведьма отняла руки от губ. - Огонь выжег его язык и глотку, - сказала она. - Твой враг кричал бы, если б мог. Ты ждал от этой казни слишком многого. - Но теперь я не уверен в том, что он будет обречен на вечные страдания. - Если тебе это так нужно, загляни в колодец и увидишь. Колдун так и сделал. Он долго вглядывался в языки пламени, а когда он наконец выпрямился и отошел от колодца, в его лице и глазах запечатлелось то, что он увидел. Зайрек покинул сад точно так же, как пришел, - в колдовском облаке... Ведьма в надежде обрести покой, сидя под угасшим светильником, царапала на песке руны. В саду воцарились страх и безумие. *** Была на Земле одна каменная пустыня, где песок истерся в пыль, а пыль унесло ветром. Это место и выбрал Зайрек для своего добровольного изгнания. Посреди этой пустыни возвышались белые, как кость, скалы, в некоторых из них зияли черные пасти пещер. Зайрек выбрал одну такую скалу, нашел подходящую пещеру и, склонив голову, сел у ее порога на горячий голый камень. Так он просидел много лет. Днем его жгло немилосердное солнце, ночью стегали ледяные ветры. Он питался тем, что приходило к нему само, - воздухом; он пил росу и редкие дождевые капли. И при этом он оставался жив, ведь ни голод, ни жажда не могли убить его. Но тело Зайрека почернело и высохло, и от его красоты не осталось и следа. Иногда к скале прилетали хищные птицы. Они без страха приближались к колдуну, принимая его за труп, - обед, приготовленный для них. Чародей не шевелился и не прогонял их, и птицы, обломав клювы о стену его неуязвимости, с хриплыми криками улетали в поисках иной добычи. Зайрек много спал - тем ужасным сном, дарованным ему Владыкой Смерти. Постепенно этот сон начисто смыл все воспоминания чародея. Его разум - причина всех его страданий - теперь был заперт в темноте за ставнями век; сознание колдуна незаметно разрушалось, и он забывал самого себя. Однако время от времени, плавая в темном озере небытия, Зайрек натыкался на воспоминание о Симму, вечно горящем в огненном колодце. Чудовищная боль этого видения стала для него сладкой и желанной. Зайрек не злоупотреблял ею, медленно, капля за каплей, выжимая из своего разума терпкий сок ненависти. Вот и все, что у него осталось; все, что он сохранил для себя. Но прошло время, и даже это воспоминание поблекло... Вначале люди редко заходили в эти места. Однако проходили десятилетия, и они осмелели. Пришли те дни, когда через каменную пустыню пошли караваны. Хотя караванный путь лежал в стороне от белой скалы, некоторые путешественники заметили, что на камне у входа в пещеру кто-то сидит. В городе на краю пустыни каждый по-своему рассказывал о таинственном создании. - Это какой-то необыкновенный зверь. - Это безумец! - Да нет, это отшельник, святой человек. Мы видели, как к его пещере слетаются стервятники и, по велению богов, кормят его. После этих рассказов люди решили, что Зайрек одарен сверхъестественной силой. И к нему через каменную пустыню потянулись паломники. Собираясь по пять - десять человек, они карабкались на скалу и устремляли любопытные взгляды на вход в пещеру. Зайрек - или создание, в которое он превратился, - смотрел на них с жуткой отрешенностью, но паломники или принимали его за слепого, или считали, что старец слишком глубоко погружен в себя и ничего вокруг не замечает. Колдун же не произносил ни звука в ответ на их благоговейные просьбы, и люди считали, что он дал обет молчания. Они приносили ему медовые лепешки, вино, изюм и холодное мясо. Нетронутая пища гнила на каменном уступе у ног Зайрека, пока кто-нибудь из паломников не выбрасывал ее. Так прошло несколько бесплодных месяцев, и люди перестали приходить к колдуну; вместо этого в городе на краю пустыни поползли слухи о святости и диком облике старца. Чтобы сделать свои сказки занятнее, люди приписывали отшельнику чудотворчество. Однажды из далеких краев прибыл могущественный князь, слышавший рассказы об отшельнике. Этот князь путешествовал в золоченой повозке под ярко-красным пологом. По обе стороны повозки бежали по тридцать рабов. Когда князь поднимался по скальной тропинке - там уже давно была протоптана тропинка, - прелестные девы стелили ему под ноги шелка, чтобы его ноги в мягких туфлях не ступали на голую землю. Князь небрежно кивнул Зайреку в знак приветствия. - Мне снился конец света. Наше солнце померкло, и на небе появилось новое; горы растаяли, а моря высохли. Что сие означает? - спросил он у Зайрека. Но колдун не ответил этому князю. Его глаза, когда-то цвета зеленой воды, отражающей голубое небо, при приближении князя закрылись словно ворота. Князь уехал, так и не получив ответа. Однако слава есть слава. Через сто лет демоны прослышали о святом отшельнике, который не разговаривает, не шевелится, не ест и не пьет. Когда взошла луна, трое эшв тихо подобрались к скале и начали танцевать перед ней. Они тоже молчали, легко обходясь без слов. Каждый скользящий шаг говорил за них. Танец вел их вверх по тропинке к входу в пещеру, где сидел Зайрек, склонив голову в сне-смерти. Ни один человек не смог бы разбудить его, но эшвы дохнули благоуханием на веки колдуна, их длинные черные волосы коснулись его тела, и вскоре Зайрек проснулся. Эшвы беззвучно, одними глазами, рассмеялись и пробежали по его телу своими сладострастными пальцами мягко и нежно, словно кошачьими лапками. Две женщины и один мужчина из эшв были прекрасны, как все демоны, и все же Зайрек не обратил ни них внимания - к тому времени он почти ничего не чувствовал. Тут, вспыхнув в лунном свете, ему в глаза ударил луч, исходивший из груди эшвы-мужчины. И Зайрек пробудился. Древний, иссохший скелет, в который превратился изможденный чародей, протянул руку, чтобы схватить камень, свисающий с шеи эшвы. Но трое демонов отпрянули, пристально глядя в лицо отшельника с детской наивной жестокостью. Зайрек заплакал. Словно дитя, он раскачивался и кулаками размазывал слезы по щекам. Он рыдал, и хриплые стоны скорби вырывались из его горла. Эшвы стояли рядом, пока им не надоело это зрелище, а потом они исчезли в ночи. Однако чародей еще долго рыдал и раскачивался. Тем временем зашла луна, потускнели звезды, и алая роза восходящего солнца расцвела на востоке. Когда солнце взошло, мимо скалы в сторону города проскакали всадники. - Что это за стенания? - удивились они. - Это святой, что живет в пещере, - ответил один, знавший об отшельнике. - Хотя.., обычно он более хладнокровен. С ними ехал священник, и он напыщенно провозгласил: - Поистине, отшельник оплакивает грехи мира! Но Зайреку не было дела до грехов мира. Он рыдал, не зная, от гнева или от радости, ибо его жестоко обманули. Глава 2 Сброшенный в огонь Симму, казалось, мгновение висел в воздухе, перед тем как рухнуть в пылающую бездну. Он испытывал неизмеримые муки и настолько нечеловеческую боль, что в долю секунды она превзошла все свои пределы и перестала быть болью, став чем-то другим, чему нет определения. Но от этого она не стала менее ужасной. Плоть Симму уже сгорела, и теперь горели его мысли. Но его бессмертная суть - то последнее, что не выпускало душу из ловушки человеческого тела, - продолжала жить. Его плоть осталась цела ровно настолько, чтоб не дать ему умереть в пламени колодца. Между тем в огне горели не только его волосы и кожа, не только его мозг и кости - в огне горел и зеленый камень эшв, оставшийся на шее бессмертного. Сколько времени это длилось? Говорят, девять лет. А потом, хоть Симму больше ничего не видел и не слышал, что-то возникло перед впадинами его глаз и зазвенело в провалах его ушей. Слова, похожие на музыку, донеслись до несчастного, преодолев огромное расстояние. - Смотри, камень снова в огне, как я тебе и говорил. - Уже в третий раз. Как пронзительно кричит этот зеленый камень, чувствуя прикосновение пламени! Но ведь наш князь больше не желает исполнять свою клятву! - Но ему придется. Эти мелодичные голоса принадлежали ваздру. А где-то в другом месте карлик дрин стонал и рвал на себе черные волосы от одной мысли о том, что его драгоценное создание, столь искусно ограненный камень, обугливается в пламени. Эшвы, демоны-посланцы, взлетели, словно черные голуби, и понеслись вверх по огненному колодцу. Их прохладные руки подхватили то, что осталось от Симму, и унесли вниз. Симму не знал, куда движется. Неясные призраки мелькали перед его слепыми глазами, шепот серебряных мыслей эшв проникал, в оглохшие уши. Симму испытывал жуткие страдания. Он забыл даже о демонах, хоть те и пытались, как могли, облегчить его боль. Бессмертного пронесли сквозь три ряда ворот в сверкающий черный город глубоко под землей. Как выглядел обгоревший Симму, неизвестно. Его можно было увидеть, но невозможно описать. Боль, которую он испытывал, тоже не поддается описанию. Бессмертный почувствовал - несомненно почувствовал, хоть никаких ощущений, кроме боли, в нем не осталось, - как к его груди прикоснулась рука. От этого прикосновения плоть Симму осыпалась, словно листья с замерзшего дерева, но он так и не узнал об этом, ибо рука утолила его боль и принесла забвение. Азрарн взглянул на то, что лежало на полу под окнами из винно-красного корунда. Он поднял камень. Камень почернел, словно мертвый уголь. Даже искусная работа дринов не выдержала пламени колодца. Тому, что вызвало у демонов интерес, они многое позволяли и многое давали. Все бесплодное или оскорбительное для них - уничтожали. На то, что нагоняло скуку, они просто не обращали внимания. Но при всем этом они оставались непостоянными, а поступки их казались непредсказуемыми. Симму обманул ожидания Азрарна. Роковую роль в этом сыграло простодушие Симму. Герой, получив бессмертие и в придачу Симмурад, не выдержал испытания. И, встретив однажды ночью на речном берегу Владыку Смерти, Азрарн подсказал ему единственное оружие, с помощью которого тот сможет проникнуть в город, - напомнил о чародее Зайреке. Но вполне вероятно, что Азрарн не просто так сыграл на руку Улуму. Зайрек стал рукой Смерти, но в то же время он послужил ложкой, которой Азрарн смог перемешать варево в котле Симмурада. Владыка Ночи, которого Симму так не хватало и которого ему так и не удалось призвать в нужный момент, теперь вновь оказался рядом. А может, и во время гибели города бессмертных Азрарн наблюдал за Симму из мрака безлунной ночи или через какое-нибудь волшебное зеркало Нижнего Мира? И если так, то что же он видел? Может, демон собирался наказать того, кто обманул его надежды, разочаровал и утомил? Но и в этом Азрарна опередили - наказание придумал другой. Совершенное наказание. Огонь неуязвимости представлял собой нечто гораздо более ужасное, чем все, что смог бы придумать Азрарн. И если бы он захотел причинить Симму страдания, то не сумел бы сделать больше того, что сделал Зайрек. Теперь же, чтобы показать свое могущество и утолить тщеславие, Азрарну не осталось ничего другого, как спасти Симму. К тому же демонов всегда пленяла справедливость, какие бы ужасные и странные формы она ни принимала. Азрарн призвал дринов и передал им свою волю. Они в восторге подпрыгивали оттого, что их повелитель обратил на них внимание, и ежились от страха, боясь что-нибудь не правильно понять. Потом они унесли останки Симму - груду пепла, которая, казалось, слабо дышала и время от времени слегка вздрагивала, будто спящий человек. У озера, воды которого напоминали черную смолу, в звездах ночи Нижнего Мира пылали огни кузниц дринов. Маленький народец из Драхим Ванашты прославился невообразимыми причудами и непревзойденным мастерством во всем, что касалось металлов, камней и разных хитроумных механизмов. Теперь им предстояло превзойти самих себя, создав удивительное создание. Его рост и очертания были человеческими. Для начала дрины вырезали остов из лучшей слоновой кости, не пропустив ни одного ребра, ни одного сустава пальца. Череп отполировали и снабдили сверкающими зубами, на которые пошла самая белая слоновая кость. Затем скелет одели изумительной плотью из самого прочного шелка и серебряных нитей, и среди всего этого великолепия поместили волшебные органы из бронзы и дерева. Новый механизм был тут же запущен: сердце начало биться, а легкие - вдыхать воздух. После этого на резную кость и шелковую плоть, словно перчатку, надели тонкую кожу из самого белого и тонкого пергамента, а эмалированные вены под ней наполнили благоухающими соками, окрасившими кожу изнутри. Это создание внешне принадлежало к роду демонов. Его волосы были сделаны из черного папоротника Нижнего Мира, а на черные ресницы пошла трава с лужаек Драхим Ванашты. Полированные черные агаты зияли вместо глаз, а ногти на руках и ногах были вырезаны из перламутра. Когда это удивительное создание было закончено, оно выглядело живым и в то же время слишком совершенным, чтобы быть живым, пусть даже демоном... Дрины изумлялись собственному искусству. Они в восхищении гладили свое творение руками и влюбленно глядели на него. Но они не собирались предъявлять свои права ни на то, чем это создание было сейчас, ни на то, чем оно станет. Закончив работу, они открыли ларец, в котором хранились обожженные лохмотья плоти, и поместили их внутрь искусственного существа через отверстие в черепе, предусмотрительно оставленное для этой цели. Запечатав отверстие, карлики принялись грубо трясти создание, словно жестянку, в которую только что насыпали сахар. Завершив этот ужасный ритуал, дрины отступили, словно испугавшись своего творения. Но ничего не произошло. Увидев это, дрины начали громко укорять друг друга, и каждый клялся, что его сосед забыл вставить какой-нибудь важный орган или произнести нужное заклинание. Их лица стали лиловыми. Мастера стали толкаться, пинаться и размахивать руками, как вдруг распростертое на ложе существо вздохнуло и повернулось, словно пытаясь отгородиться от поднятого ими шума. В мастерскую вошел Азрарн, и дрины, пища, тут же пали ниц. Повелитель демонов подошел к ложу и взглянул на новый сосуд, в котором содержалась теперь бессмертная сущность Симму - не душа или дух, а обгоревшие лохмотья плоти. - Маленькие искусники, - сказал он тихо, - вы хорошо поработали. Польщенные и расчувствовавшиеся дрины долго целовали край плаща Азрарна. Отогнав слуг, князь демонов легонько прикоснулся к плечу Симму - тело эшвы, в котором находилась теперь жизнь Симму, имело право и на его имя - и глаза бессмертного открылись. Он взмахнул ресницами из черной травы, и взгляд его лучистых глаз-агатов остановился на князе демонов. Азрарн отвел боль, мучившую Симму, и вернул ему все остальное или почти все. Ожили все чувства бессмертного - вкус, обоняние, осязание, зрение, слух - кроме речи, ведь эшвы не могут - или не хотят - говорить. Исчезла также и память. Симму пробудился, словно родившись заново, не помня ничего о своем прошлом. Его разум был чист и невинен. Ни следа не осталось от пережитого; ни радости, ни боли. Его ждало первое пробуждение и первые впечатления. И первым, кого он увидел в новом, неведомом мире, стал Азрарн Прекрасный. Именно Азрарн спросил его; - Скажи, кто ты? Ответ заключался в вопросе. Это был первый урок. И, повинуясь князю демонов, агатовые глаза бессмертного беззвучно ответили: "Демон и твой подцанный. Разве этого мало?" Симму склонился перед Азрарном. Его превосходно сделанное тело было таким же изящным, как и тела тех созданий, которые послужили для него образцом. Азрарн задумчиво посмотрел на бессмертного. Ему, и только ему, предстояло завершить творение дринов. Он поднял Симму на ноги и увел с собой. Когда-то Азрарн сказал Симму: "Я сам выберу подходящее время. Пока оно еще не пришло. Теперь это время неожиданно наступило. И не имело значения то, что это был всего лишь магический ритуал... Замкнулся круг, затянулась рана. Шепот демонов раздувает паруса Земли, а тьма их мира становится зеркалом, в которое могут заглянуть люди... Когда Азрарн провел рукой по папоротниковым волосам Симму, они стали настоящими волосами; то же произошло и с травой ресниц, касавшихся щек Азрарна. Глаза бессмертного наполнились слезами и, оставшись прекрасными, перестали быть агатами. А когда Азрарн поцеловал Симму в губы, бархат обернулся плотью, и все тело Симму стало из плоти и крови, совершенных и удивительных, но не человеческих. А когда Азрарн овладел Симму, вновь разрушив и пробудив его через подобные смерти муки наслаждения, каждый нерв и мускул, каждая капля крови, весь Симму - внутри и снаружи - стал по- настоящему живым. И это чудо совершил Азрарн. Даже среди смертных - и тогда, и теперь - любовь творит чудеса; Азрарн же - вероятно, придумавший любовь, - мог сделать с ее помощью намного больше, чем любой из смертных. И все же Азрарн был для Симму королем и повелителем, а не любовником. Азрарн любил немногих, да и те были смертными. С тех пор Симму жил и странствовал с эшвами. Он жил в темном Нижнем Мире и в лунные ночи поднимался на землю. Он стал тем, кем мечтал быть в раннем детстве, бродил по ночным лесам, без слов созывая к себе зверей и смеясь над человеческой глупостью. В пылающих грезах эшв он видел тех, кто нашел его и заботился о нем на заре его жизни. Возможно, Симму бродил именно с теми двумя эшвами, которые убаюкивали его своими чарами, когда он был еще младенцем; а может, все трое и не подозревали о том, что они когда- то давным-давно путешествовали вместе. Волосы Симму не были больше абрикосовыми, а глаза - зелеными. И волосы, и глаза бессмертного стали черными, как у любого демона. Тело Симму больше не изменялось, становясь то мужским, то женским, он стал эшвой-мужчиной, но демоны - а в особенности эшвы - подобны маятникам, их изменчивому, ничем не стесненному естеству доступна всякая любовь. На шее Симму все еще носил зеленый камень - точное подобие прежнего - подарок Азрарна. Князь демонов часто дарил драгоценности своим подданным, когда те угождали ему. Этот камень, сокровище Симму и предмет зависти его новых братьев, зеленой звездочкой мерцал и вспыхивал среди теней. Поколения за поколениями - убийцы, пробирающиеся по лесам, молодые девушки, по ночам сплетающие венки и делающие амулеты, чародеи, совершающие колдовские ритуалы, - захваченные врасплох демоном Симму, видели мельком зеленое пламя. Легко и свободно шел Симму сквозь череду тысячелетий; бессмертие перестало давить на него, ибо он был теперь эшвой. Истинно бессмертных - ни демонов, ни богов - не страшит бесконечная жизнь. Она всего лишь одна из сторон жизни и их таинственной сущности. Вполне вероятно, что однажды ночью Азрарн отправил Симму навестить безумного отшельника в далекой пустыне. Возможно, князь затеял некий розыгрыш, над которым лишь он мог посмеяться. А может быть, совсем другой эшва опустился у скалы и танцевал перед входом в пещеру. До того, о чем Зайрек догадался благодаря этой встрече, он мог бы дойти и сам... Колдун рыдал; а Симму вообще не плакал, разве что иногда, для развлечения, расточительно и бессмысленно, как плачут лишь эшвы. Так бессмертный и жил в Нижнем Мире, который стал ему наконец домом - впрочем, к этому все и шло. Эпилог Дом на колесах Вдоль широкой равнины двигалось нечто невообразимое. Мужчины в полях побросали серпы и встали, разинув рты. Женщины у колодцев выронили от удивления горшки и черпаки. Собаки в деревнях лаяли беспрерывно, а птицы взмыли вверх, хлопая крыльями, расцвеченными вечерним солнцем. Такого зрелища здесь не видели уже лет тридцать, с тех пор как по этим землям проезжал король, но воспоминание о великолепии королевской процессии тускнело перед не правдоподобным зрелищем, открывшимся селянам. Впереди процессии шествовали огромные угольно-черные слоны. Их красно- золотую сбрую усыпали алмазы и бубенцы. На спине слона, шедшего первым слева, удобно развалившись под навесом, в золотом седле, восседал толстяк, по-видимому погонщик. Сзади, удерживаемое разукрашенными оглоблями и бронзовыми цепями, катилось нечто вроде передвижного дворца с резными деревянными стенами, красными лакированными дверями, окнами из цветных стекол, черной фарфоровой крышей и шестью высокими башнями, увенчанными куполами. Сооружение это было установлено на медной платформе, снабженной двадцатью огромными позолоченными колесами. А медные спицы этих громыхающих колес были сделаны в виде драконьих голов и при каждом обороте испускали клубы благоухающего дыма. Погонщик слонов не обращал особого внимания ни на раздававшиеся со всех сторон громкие возгласы изумления, ни на тявканье собак, ни на визг детей, бегущих за исполинским домом на колесах. В маленькой тополиной роще у дороги приютилась харчевня. Купцы, сидящие в саду, окликнули толстяка на слоне. - Эй, иди к нам и выпей чашу вина за наш счет! Занятную штуку ты везешь! Чем торгуешь? Толстяк остановил слонов. - Я ничем не торгую, - ответил он звучным голосом. - Я - телохранитель и, осмелюсь добавить, приемный дядя, или даже отец, той, которая готова продать свой товар любому. - Еще занятнее, - удивился купец, начавший разговор. - Женщина... Интересно, что может продавать женщина? - Боюсь, ты не о том подумал. Госпожа, путешествующая в этом удивительном экипаже, - доверенное лицо одного могущественного владыки, его посредница, и товары, которые она предлагает, тоже принадлежат ему. - Так она не продает свое тело? - удивился купец. - Да что ты! - воскликнул толстяк, замахав руками. - Ты что, никогда не слыхал о Доме с Красными Дверями?! Вокруг воцарилась странная тишина. Закат догорел, в небе осталось только темно-розовое сияние вечерней зари. Тени, которые весь день жались к тополям, теперь раскинули по земле свои крылья - но светильники в деревенском кабачке еще не зажгли. В саду шелестели зеленые листья. "Да, да, - шептали листья, - мы слышали о Доме с Красными Дверями. Кто же не слышал о нем?" Купцы искоса, настороженно поглядывали на пышный дворец на колесах, в наступивших сумерках казавшийся таинственным и призрачным. - Слухи есть слухи, - сказал купец. - Думаю, им не стоит доверять. - Дело твое, - отозвался толстяк. - Но если бы ты изменил свое мнение, то мог бы навестить мою госпожу, так как на ночь мы остановимся на соседнем холме. Ну, а теперь, - добавил он, - скажите, можно ли где-нибудь поблизости купить сена для наших слонов? И есть ли тут кто-нибудь косоглазый и не особенно добродетельный?.. *** Почти час купцы яростно спорили. - Я не верю этим басням, - сказал один. - Но дом и в самом деле на колесах, и двери у него красные, как рассказывают. К тому же толстяк точно подходит под описание Йолсиппы- бродяги, Ловкого Йолсиппы, бессмертного балагура, чей конь встает на дыбы при одном упоминании о косоглазых. - А кто госпожа, живущая в доме? - Ну, если все остальное - правда, то это Кассафех, служанка самого... - Тихо! Тихо, будь ты проклят! Передвижной дворец застыл на вершине холма в четверти мили от деревни. Два пылающих факела, воткнутые в землю перед его дверями, ясно обозначали его местонахождение. Пока купцы шумели и спорили, один из них задумчиво молчал. А когда все отправились ужинать, он встал и, дрожа, отправился к Дому с Красными Дверями. Это был серьезный мужчина средних лет, худощавый и скромно одетый. Поднимаясь в темноте по склону холма, он прошел мимо слонов, стреноженных на лугу. При его приближении они хрипло затрубили, словно извещая свою госпожу о появлении просителя. Когда купец добрался до факелов, он увидел, что Йолсиппа - если это и вправду был он - сидит перед покрытыми красным лаком дверями и терпеливо поджидает его. - Ну, и зачем же ты пришел? - закричал Йолсиппа. - Должно быть, желаешь отыскать и разграбить какую-нибудь древнюю гробницу? А может, жаждешь обменять на сокровища свою только что умершую любовницу? Или ты замыслил погрузиться в сон, подобный смерти, способный обмануть мудрейшего лекаря, чтобы укрыться от сборщика налогов? Купец побледнел: - Как можешь ты шутить, если и в самом деле служишь Ему?! - Я служу своей госпоже, - ответил Йолсиппа. Теперь у купца не осталось сомнений, что это тот самый Дом. - А вот она служит тому, о ком мы говорим, - Улуму, Владыке Смерти. Купец вздрогнул. - Однако, - продолжал Йолсиппа, - я должен тебе кое-что сказать. Хоть моя госпожа и способна попросить своего господина сделать тебе одолжение, он может оказаться занят в данный момент и не придет на ее зов. Ты должен понимать, что у него много важных дел. А теперь скажи, что привело тебя сюда. Любовь, алчность или любопытство желаешь ты утолить? - Если все, что говорят о твоей госпоже, правда, - твердо сказал купец (хотя он старался скрыть испуг, это ему плохо удавалось), - да, если все это правда, то я расскажу о своем деле только колдунье, которая живет в этом доме, - Кассафех. Йолсиппа пожал плечами. - Как хочешь, - сказал он. - В любом случае у меня сейчас свидание с мальчонкой, прислуживающим в кабаке. Хотя он и не косит, но уверял меня, что может за три серебряные монеты развернуть свои глазки крест-накрест. - Йолсиппа легонько постучал в красную дверь, которая тут же распахнулась. - Заходи, - пригласил он и не спеша стал спускаться по склону холма, оставив разинувшего рот купца в одиночестве. Прошло некоторое время, прежде чем тот собрался с духом и вошел в дом на колесах. Убранство покоев Кассафех завлекало и манило. Со всех сторон горели розовые светильники, открывающие взору всевозможные чудеса. Самой удивительной была центральная комната - помещение с резными колоннами из кедра, расписными стенами и сиреневыми шторами. В золотых вазах благоухали прекрасные цветы; на полу лежала шкура огромного тигра, хитроумно устроенные глаза которого смотрел на купца, куда бы он ни пошел, а из пасти хищника вырывалось негромкое рычание. Рядом стоял ткацкий станок с незаконченным радужным полотном. Купец осторожно приблизился к станку и вдруг отскочил в сторону в неописуемом ужасе, потому что челнок неожиданно дернулся. - Не бойся, - послышался голос из-за станка. - Это всего лишь женщина за работой. Купец боялся, что его ждет встреча со старой и безобразной ведьмой, но Кассафех оказалась молода и прекрасна, ее длинные блестящие волосы были чуть светлее ее золотистого платья. Однако глаза колдуньи постоянно меняли цвет, и одно это уже вселяло страх. Женщина, несмотря на приветливые слова, надменно посмотрела на купца, так что он счел благоразумным трижды поклониться. - Не ты ли, - пробормотал он, - Кассафех? - Да, это я, - услышал он в ответ. - А теперь садись и поведай, что привело тебя сюда. Купец присел на диван, оббитый расшитым шелком. - Какое великолепие! - воскликнул он. - Мне кажется, я вижу сон! - Это не сон, здесь все настоящее, - холодно ответила Кассафех. - В моем доме нет иллюзий. - Казалось, ее раздражают подобные замечания. Купец, чтобы не сердить ее, тут же принялся объяснять причину своего визита. - Я бы никогда не решился побеспокоить тебя, если бы не мой престарелый дед, - начал он. - Так вот, мой дед - а ему уже очень много лет - клянется, что в молодости заключил договор с.., с тем господином, которому ты служишь. По правде говоря, я всегда думал, что старик просто выжил из ума и похваляется тем, чего не было. Однако мне пришлось притворяться, будто я верю ему, так как после его смерти состояние должно перейти ко мне, и поэтому вполне разумно потакать ему. И вот теперь, как ты, верно, уже догадалась, мой старик устал от жизни и собирался покинуть этот мир. С радостью он уверял меня, что ему уготовано местечко при дворе.., ты знаешь чьем. Дед рассказал мне суть договора. В обмен на огромные богатства из древнего саркофага, который охраняли столь ужасные стражи и заклятия, что лишь.., э-э.., такой могущественный владыка, как твой господин, мог совладать с ними... Так вот, в обмен на эти богатства мой дед обязался провести тысячу лет во Внутреннем Мире, в обществе.., м-м-м.., известного лица. Будучи приверженцем всего сверхъестественного, старик в своих снах часто видел, что творится во Внутреннем Мире, который,