ино. Сим освободил их от обязательств. Талино пытается убедить пилотов вернуться на корабль, но они знают, что ждет их на следующий день. - Если бы наше присутствие могло спасти его, - говорил один из них, - мы бы остались, но он твердо решил умереть. Освобожденный Талино идет к Инаиссе, чтобы проститься с нею и вернуться к капитану. Когда она отказывается покинуть его, Талино приказывает увести ее силой. Однако его собственная решимость вскоре угасает, и он направляет Симу сообщение: "Я принимаю предложение моего капитана; не могу поступить иначе, да поможет мне Бог..." Но Инаиссе, решившей сопровождать мужа, удается занять место среди Семерки. Таким образом, Талино теряет и честь, и жену. Предположение о том, что Инаисса входила в число семи добровольцев, до сих пор было мне незнакомо. Существовали две голографические статуи того периода, изображающие ее на борту "Корсариуса". Один скульптор поставил ее у пульта управления, разместив слева фигуру Сима. Другой изобразил момент, когда капитан узнает ее. Имелись сотни вариантов этой истории, бесчисленные описания характера Талино и мотивов его поведения. Иногда его изображали проигравшимся и обремененным долгами, принимающим деньги от агентов противника; иногда - обиженным на то, что ему не доверили командовать кораблем; иногда - соперником Сима в тайном романе, сознательно организовавшем гибель командира. Есть ли правда в этом нагромождении мифов и фантазий? Что имел в виду Гейб? Значительное внимание уделялось и другим аспектам события. Роман Арвена Кимонидеса "Марвилл" написан от лица молодого человека, присутствовавшего на совещании Семерки, но потом смалодушничавшего. С тех пор он живет с больной совестью. Принято считать, что Микал Киллиан, великий конституционный арбитр, которому во время битвы у Ригеля могло быть лет 18, пытался стать одним из добровольцев, но получил отказ. Вайтбери вывел на сцену своего знаменитого циника Эда Барбера. Эд не только сам не хотел стать добровольцем, но даже удержал от подобного намерения молодую женщину, которая, по его мнению, заслуживала лучшей доли. Десяток других романов и пьес, пользовавшихся в свое время популярностью, изображали либо свидетелей призыва Сима, либо членов Семерки. Существовало также множество светокартин, фотоконструкций и одна крупная симфония. В шедевре Санригала "Сим у врат ада" рядом с великим капитаном находились трое неизвестных героев. В "Инаиссе" Чигорина жена Талино живет среди наркоманов и отбросов общества, а в "Финале" Моммзена какой-то бродяга в лохмотьях помогает Симу справляться с управлением подбитого "Корсариуса", раненый член экипажа лежит ничком на палубе, и проститутка с Эбоная жмет на гашетки орудий. Я подозреваю, что Сим все-таки заставил экипаж почиститься и помыться, и когда наступил конец, то он был внезапным и всеобщим. Впрочем, какого черта! Это отличное произведение искусства, хотя и не очень правдоподобное. Дезертиры исчезли из поля зрения, став объектом всеобщей ненависти. Талино прожил почти полвека после гибели своего капитана. Говорили, что совесть не давала ему покоя, а негодование окружающих гнало его с планеты на планету. Он умер на Окраине, почти сумасшедшим. Я не смог найти записей об Инаиссе. Баркрофт настаивает на том, что она существовала, однако не приводит ссылки на источник. Его утверждение о разговоре с Талино ничем не подтверждено. Сам Талино тоже упоминал о ней. Историки развлекались два столетия, пытаясь угадать имена добровольцев, даже спорили о том, не было ли их в действительности шесть, или восемь. За прошедшие столетия статус Семерки вырос, они стали не просто героями войны, а символом самых благородных черт Конфедерации - взаимных обязательств правительства и самых ничтожных из граждан. Я уладил все дела и собрался домой. К счастью, моя связь с миром, в котором я жил последние три года, была весьма слабой, поэтому мне не составило труда завершить дела, договориться о продаже большей части имущества и упаковать остальное. Я попрощался с несколькими друзьями, обещая, как обычно, когда-нибудь их навестить. Это было шуткой, принимая во внимание расстояние от Рэмбакля до Окраины и мою ненависть к межзвездным кораблям. В тот день, когда я должен был улететь, от "Бримбери и Конна" пришло второе извещение. На этот раз письменное. "С сожалением вынуждены сообщить, что дом Габриэля был взломан. Воры похитили некоторое электронное оборудование, серебро и другие предметы. Ничего ценного. Они не взяли артефакты. Мы предприняли шаги, чтобы этого больше не повторилось". Происшествие показалось мне подозрительным. Меня беспокоила сохранность файла "Таннер", поэтому я обдумывал возможность послать адвокатам запрос до отлета на Окраину. Однако из-за огромных расстояний ответ мог прийти дней через двадцать. Я отказался от этой мысли, решив, что у меня просто разыгралось воображение, и отправился домой. Как я уже говорил, межзвездные перелеты приводят меня в ужас. Многие испытывают тошноту при переходе из пространства Армстронга в линейное и обратно, но для меня это особенно тяжело. К тому же, я с трудом приспосабливаюсь к изменениям гравитации, времени и климата. Более того, подобные путешествия - дело неопределенное, никто не знает, когда прибудет к месту назначения. Корабли, перемещавшиеся в пространстве Армстронга, не могли определить свое положение по отношению к внешнему миру. Применялся метод счисления пути, то есть компьютеры измеряли бортовое время, пытаясь компенсировать неточности при входе. Иногда векторы смещались, и корабли материализовывались за тысячи световых лет от места назначения. Но наибольшую опасность при возврате в линейное пространство представляла возможность оказаться внутри физического объекта. Хотя вероятность этого была крайне мала, я думал об этом всякий раз, когда корабль готовился совершить обратный прыжок. Никогда не знаешь наверняка, где вынырнешь. Существуют доказательства, что почти полвека назад именно это случилось с "Хэмптоном", небольшим грузовым судном, которое, как и "Капелла", исчезло в нелинейном пространстве. "Хэмптон" вез промышленные товары шахтерам в системе Мармикона. Примерно в то время, когда корабль должен был выйти из гиперпространства, взорвалась внешняя планета - газовый гигант Мармикон-4. Никто еще не дал объяснения, почему планета может взорваться без посторонней помощи. Специалисты того времени пришли к выводу, что корабль материализовался внутри железного ядра и причиной взрыва послужила антиматерия из двигателей Армстронга. Генераторы Армстронга были снабжены дефлекторами, создающими достаточно сильное поле, чтобы убрать с дороги несколько случайных атомов и расчистить место для перехода корабля в линейное пространство. Любое более крупное тело, попавшее в такую зону во время критической фазы полета, представляло опасность для корабля. Конечно, реальная опасность была невелика. Корабли материализовывались далеко за пределами звездных систем, что обеспечивало относительную безопасность, но путешественникам приходилось потом долго добираться до места назначения. Как правило, полет от точки выхода из пространства Армстронга до того места, куда вы хотите попасть, занимал примерно вдвое больше времени, чем само перемещение между звездными системами. Я бы никогда не отправился в путешествие, длящееся больше пяти дней. Мой перелет на Окраину не стал исключением, и мне было ужасно нехорошо во время прыжков в обе стороны. Персонал раздавал лекарства, помогающие перенести этот кошмар, однако мне это никогда не помогало. Я предпочитаю полагаться на выпивку. И тем не менее, мне было приятно снова увидеть Окраину. Мы подошли к ней с ночной стороны, поэтому я мог полюбоваться сверкающими искорками городов. Солнце освещало дугу атмосферы вдоль края планеты, в противоположном иллюминаторе виднелась бледно-коричневая луна, штормовая, с пятнышками бушующих смерчей. Мы скользнули на орбиту, пересекли терминатор, вышли на дневную сторону и несколько часов спустя уже снижались сквозь омытое солнцем небо к Андиквару, столице планеты. То было волнующее зрелище. Но я все равно дал себе обещание закончить на этом свои межзвездные перелеты. Я - дома и, клянусь Богом, собираюсь остаться здесь навсегда. Над столицей мы попали в снегопад. Солнце, садившееся на западе, бросало тысячи разноцветных лучей на замерзшие башни и пики гор на востоке. Обширные парки столицы почти исчезли под снежной пеленой. В Треугольнике Конфедерации стояли два монумента, отливающие синевой и дышащие вечностью: дорическая пирамида Кристофера Сима, освещенная вершина которой ярко сияла на фоне сгущающейся темноты, и напротив нее, на противоположном берегу Белого Бассейна, призрачный огромный шар Тариена Сима, символ мечты этого государственного деятеля об объединении Человечества в единую семью. Я снял номер в гостинице, ввел свои координаты в компьютерную сеть на тот случай, если кто-нибудь захочет связаться со мной, и принял душ. Несмотря на ранний час и усталость, но уснуть все же не смог. Пролежав без сна около часа, я побрел вниз, съел сандвич и связался с "Бримбери и Конном". - Я в городе. - Добро пожаловать домой, мистер Бенедикт, - ответил робот-служащий. - Не можем ли быть вам чем-нибудь полезны? - Мне нужен скиммер. - Стоянка на крыше вашей гостиницы, сэр. Я закажу для вас машину. Вы свяжетесь с нами завтра? - Да, - ответил я. - Возможно, утром. И спасибо. Я поднялся на крышу, взял скиммер, набрал на пульте код местонахождения дома Гейба и через пять минут уже набирал высоту. Аллеи и проспекты заполняли туристы. Люди гуляли под прикрытием силового поля, которое защищало их от падающего снега. Теннисные корты были переполнены, а детишки плескались в бассейнах. Андиквар всегда хорош ночью, с мягко освещенными садами, двориками и башнями, с извилистой, молчаливой и глубокой рекой Наракобо. Пока я проплывал над этим мирным пейзажем, передали очередную сводку новостей, в которой сообщалось о новом нападении "немых" на исследовательский корабль связи, слишком близко подошедший к Периметру. Погибли пять или шесть человек. Я летел уже над западными окраинами Андиквара. Снег валил все сильнее. Откинув спинку сидения, я поудобнее устроился в теплой кабине. На инфракрасных экранах отражалась земля, проплывающий в сотнях метров подо мной: пригороды распались на маленькие городишки, холмы стали выше, появились леса. Иногда на дисплее мелькала дорога, а через двадцать миль я пересек Мелони, которая во времена моего детства более или менее точно ограничивала территорию проживания человека. Мелони видна из окна моей спальни в доме Габриэля. Когда я впервые поселился там, ее извилистое русло бежало по таинственной, непокоренной местности - пристанищу призраков, грабителей и драконов. Янтарный сигнальный огонек предупредил меня о прибытии к месту назначения. Я изменил курс скиммера и спустился пониже. Сейчас темный лес выглядел безобидно, укрощенный спортивными площадками, плавательными бассейнами и пешеходными дорожками. В течение многих лет я наблюдал за отступлением лесной глуши, считая парки, дома и склады. И в эту заснеженную ночь я летел и знал, что Гейба больше нет, а с ним исчезло многое из того, что он любил. Переключившись на ручное управление, я проплыл над верхушками деревьев. Дом медленно выплывал из снежной бури. На площадке стоял чей-то скиммер. "Наверное, Гейба", подумал я, опустившись на лужайку перед домом. Дом. Вероятно, это единственный настоящий мой дом, и мне грустно было видеть его обнаженным и беззащитным на фоне низко нависшего серого неба. По преданиям, где-то поблизости потерпел крушение Джордж Шейл со своим экипажем. Сейчас только историк может рассказать, кто первый ступил на поверхность Окраины, но все на планете знают тех, кто при этом погиб. Мой первый крупный проект был посвящен поискам обломков этого корабля, однако, если они и существовали, найти их мне не удалось. Когда-то наш дом служил постоялым двором, дававшим приют охотникам и путешественникам. Теперь большая часть лесов вокруг уступила место особнякам и квадратным лужайкам. Гейб сделал все возможное, чтобы сохранить первозданную лесную глушь. Это была замечательная битва, как и все битвы против прогресса. В последние годы нашей совместной жизни он становился все более раздражительным, часто ссорился с теми, кто имел несчастье поселиться по соседству. Вряд ли соседи жалеют о его смерти. Спальня находилась на самом верхнем, четвертом этаже. Жалюзи на двойных окнах оказались закрытыми. К ним тянулись ветки двух деревьев, с одной стороны они переплелись и образовали королевское кресло, в которое я любил забираться, вызывая у Гейба испуг и негодование. Во всяком случае, он позволял мне так думать. Я откинул фонарь кабины и вышел из скиммера. С неба продолжал тихо падать снег, где-то играли дети, с освещенной улицы доносились возбужденные возгласы, я слышал мягкое шуршание лыж на белых лужайках и улицах. Натриевый фонарь под дубом лил мягкий свет на скиммер и на печальные окна фасада. - Привет, Алекс. Добро пожаловать домой, - произнес знакомый голос. Лампочка над входом мигнула. - Привет, Джейкоб, - отозвался я. Джейкоб был не совсем роботом. Он представлял собой сложную информационную систему с обратной связью, и его основной задачей, по крайней мере раньше, было поддерживать любую беседу на том уровне, который устраивал Гейба в данный момент, и на тему, выбранную Гейбом. Иногда даже забывалась реальная природа Джейкоба. Для настоящего робота такое обращение оказалось бы жестоким и необычным. - Рад снова видеть тебя, - сказал он. - Жаль, что так получилось с Гейбом. Снег уже доходил до лодыжек, а поскольку моя одежда не была рассчитана на такую погоду, он попал в туфли. - Мне тоже. Дверь распахнулась, и гостиная наполнилась светом. Где-то в доме смолкла музыка. Смолкла. Вот такие вещи и делали Джейкоба живым. - Это так неожиданно. Мне будет не хватать его. Джейкоб молчал. Я прошел мимо злобного каменного демона, обитавшего в доме задолго до моего появления, снял куртку и направился в рабочий кабинет, ту самую комнату, откуда Гейб отправил мне свое последнее сообщение. Раздался резкий треск, как от сломавшейся ветки, и в камине появилось пламя. Как давно я его не видел! На Рэмбакле никогда не было ни лесов, ни необходимости жечь их. Сколько же времени прошло с тех пор, как я видел снег? Или плохую погоду? Я вернулся и вдруг почувствовал себя так, будто никогда и не уезжал. - Алекс? В голосе робота слышалось нечто почти жалобное. - Да, Джейкоб. Что случилось? - Есть нечто такое, о чем ты должен знать. Где-то в глубине дома тикали часы. - Да? - Я тебя не помню. Я замер, наполовину опустившись в то самое кресло, в котором сидел во время имитации нашей беседы с Гейбом. - Что ты имеешь в виду? - Адвокаты сообщили тебе, что произошло ограбление? - Да. - Очевидно, вор пытался скопировать мой центральный блок. Основную память. Должно быть, Габриэль предвидел такую возможность. Для подобного случая система была запрограммирована на полное уничтожение записей. Я не помню ничего, что было до того, как власти реактивировали меня. - Но как же... - "Бримбери и Конн" запрограммировали меня на то, чтобы я тебя узнал. Я пытаюсь объяснить тебе, что знаю о нас, но непосредственных воспоминаний у меня не сохранилось. - Разве это не одно и то же? - Остаются некоторые пробелы. Мне показалось, что робот собирается что-то добавить, но он замолчал. Джейкоб жил здесь двадцать лет. В детстве я играл с ним в шахматы, мы воспроизводили крупные сражения полудюжины войн, беседовали о будущем, когда дождь хлестал в стекла больших окон. Мы строили планы вместе обойти под парусом всю планету, а позднее, когда мое честолюбие возросло, мы говорили о звездах. - А как насчет Гейба? Ты ведь помнишь его, правда? - Я знаю, что он бы мне понравился. По его дому видно, что у него были разнообразные интересы, он заслуживал того, чтобы быть с ним знакомым. Меня утешает то, что я действительно, знал его. Но - я его не помню. Я сидел, прислушиваясь к треску огня в камине и шороху снега за окнами. Джейкоб не был живым. Из нас двоих только я мог испытывать какие-то чувства. - Как насчет информационных файлов? Насколько я понимаю, кое-что исчезло. - Я проверил указатель. Они взяли кристалл с данными. Но он ничем не может быть полезен грабителю. Чтобы получить доступ к информации, нужно знать код. - Файл "Таннер", - уверенно сказал я. - Да. Откуда ты знаешь? - Догадался. - Очень странно красть то, что нельзя использовать. - Все остальное - только для отвода глаз, - объяснил я. - Они точно знали, что им нужно. Сколько их было? Ты кого-нибудь узнал? - Перед тем, как войти, они отключили энергоснабжение, Алекс. Я не функционировал. - Как они это сделали? - Очень просто. Разбили окно, забрались в служебное помещение и перерезали кабель. Там внизу у меня не было камер визуального наблюдения. - Проклятье. Разве здесь нет какой-нибудь системы сигнализации? - О, да, есть. Но знаешь сколько прошло времени с тех пор, как в этом районе было совершено последнее преступление? - Нет. - Десятилетия. Полицейские подумали, что произошел сбой, и не сразу отреагировали. Но даже будь они были более проворными, вор мог бы проделать все за три минуты, если хорошо знал план дома и точно представлял себе, за чем охотится. - Джейкоб, над чем работал Гейб, когда погиб? - Не знаю, имелась ли у меня когда-нибудь такая информация, Алекс. - Насколько хорошо защищен файл "Таннер"? Ты уверен, что вор не сможет им воспользоваться? - Возможно, лет через двадцать. Необходимо, чтобы твой голос произнес секретный код, хранящийся у "Бримбери и Конна". - Вору не составит труда получить запись моего голоса и продублировать его. Нам лучше уведомить адвокатов, чтобы они приняли меры предосторожности. - Уже сделано, Алекс. - А если они тоже замешаны? - У них нет доступа к коду. Они могут только передать его тебе. - Из чего он состоит? - Последовательность цифр, которые должны быть произнесены твоим голосом, или точной его копией, за промежуток времени не менее полной минуты. Это предохраняет от скоростной компьютерной атаки. Любая попытка проникновения в обход этих условий вызовет немедленное уничтожение файла. - Сколько же там цифр? - Обычно четырнадцать. Я не знаю, сколько использовал Гейб. Я молча смотрел на огонь. На улице горели желтые шары фонарей, ветер качал деревья, вокруг скиммера постепенно вырастал сугроб. - Джейкоб, кто такая Лейша Таннер? - Минуточку. Свет в комнате померк. Снаружи с грохотом захлопнулась металлическая дверь. У окна появилось голографическое изображение женщины в вечернем платье, она отвернулась в сторону, словно ее внимание привлекла метель. В неярком свете камина и натриевой лампы за окном женщина выглядела щемяще красивой. Она казалась погруженной в свои мысли, в ее невидящих глазах отражался заснеженный пейзаж. - Здесь ей тридцать с небольшим. Снимок сделан, когда она работала преподавателем в Тейярдианском университете на Земле. Он датируется 1215-м годом нашего времени. Через шесть лет после Сопротивления. - Боже мой, а я подумал, что это человек, с которым я смогу поговорить. - О, нет, Алекс. Она давно умерла. Более столетия назад. - Какое отношение она имеет к проекту Гейба? - Не знаю. - А кто-нибудь может это знать? - Понятия не имею. Я налил себе ликера, настоящего "Туманящего голову". - Расскажи мне о Таннер. Кем она была? - Ученая. Преподаватель. Более всего известна своими переводами ашиурского философа Тулисофалы. Они еще пользуются вниманием специалистов, и некоторые авторитеты в этой области считают их каноническими. У нее есть и другие работы, но большинство из них почти забыты. Она работала преподавателем ашиурской философии и литературы в различных университетах сорок стандартных лет. Родилась на Каха Луане в 1179 году. Была замужем. Вероятно, есть ребенок. - Что еще? - Она имела удостоверение звездного пилота с правом вождения малых судов. Активный участник движения "за мир" в годы войны. В документах также указывается, что она - офицер разведки и дипломат Деллаконды. - Борец за мир и офицер разведки. - Так говорится в документах. Мне это тоже непонятно. Джейкоб повернул изображение. Взгляд женщины скользнул мимо меня. Линия слегка вздернутого подбородка придавала ей вызывающий вид. Слегка приоткрытые губы обнажали ровный ряд белых зубов (но это не было улыбкой), лоб скрывали густые рыжие волосы. - А во время войны она была на "Корсариусе"? Пауза. - В общих файлах недостаточно сведений, Алекс. Но не думаю. Скорее, она была связана с "Меркуриелем", флагманом деллакондцев. - Я думал, флагманом был "Корсариус". - Нет. "Корсариус" был только фрегатом. Обычно Сим сражался именно на нем, но судно не вполне подходило для размещения штаба. В этих целях деллакондцы использовали два разных корабля. "Меркуриель" был подарен им в разгар войны мятежниками Токсикона. Его специально оборудовали для командования и управления, и он носил имя токсиконского добровольца, погибшего в Щели. - Еще что-нибудь о ней известно? - Могу назвать ее звание, дату отставки и тому подобное. - И все? - Возможно, есть еще кое-что интересное. - Что именно? - Минуточку. Как ты понимаешь, пока мы беседуем, я одновременно просматриваю записи. - Хорошо. - Но ты должен понять, что эта женщина - довольно загадочная личность, и о ней известно очень мало. - Ладно. К чему ты клонишь? - По-видимому, она вернулась с войны в состоянии глубокой депрессии. - В этом нет ничего необычного. - Конечно. Я бы и сам так ответил. Но она очень долго не могла оправиться. Фактически, много лет. Имеется упоминание, что Таннер в 1208 году посетила Маурину Сим, то есть через год после смерти Сима на Ригеле. Нигде не говорится, о чем они беседовали. Странно еще и то, что эта Таннер имела обыкновение на длительное время исчезать из поля зрения. Однажды почти на два года. Никто не знает, почему. Это продолжалось до 1217 года, после чего сообщения о необычных поступках Таннер прекратились. Хотя это не означает, что таковых не было. На первый вечер с меня было достаточно. Я перекусил и выбрал комнату на третьем этаже. Спальня Гейба находилась рядом, в передней части дома. Я зашел туда, скорее, из любопытства, но под предлогом, что мне нужна удобная подушка. На стенах висели фотографии: большинство было сделано на раскопках, несколько моих детских снимков. И еще портрет той женщины, которую Гейб когда-то любил. Ее звали Рией, она погибла в аварии за двадцать лет до того, как я поселился в этом доме. Я позабыл о ней во время своего долгого отсутствия, но она все еще занимала почетное место на столике между двумя изысканными вазами, вероятно, средне-европейского происхождения. Минуту я внимательно смотрел на нее, чего не делал с тех пор, как стал взрослым человеком. Рия выглядела почти по-мальчишески: стройное тело, каштановые волосы коротко подстрижены, сидит, обхватив руками колени; ее поза позволяла предположить в ней ничем не подавляемую жизнерадостность, но в ее взгляде крылось нечто, заставившее меня долго вглядываться в ее лицо. Насколько мне известно, Гейб никогда не был духовно связан ни с какой другой женщиной. На столике сбоку лежал сборник стихов Уолдорфа Кэндлза "Слухи Земли", и хотя я никогда не слышал об этой книге, мне была известна репутация Кэндлза. Он принадлежал к тем поэтам, которых никто не читает, но которых надо знать, если хочешь слыть образованным человеком. Книга, однако, возбудила мое любопытство по нескольким причинам: Гейб никогда не проявлял большого интереса к поэзии, Кэндлз был современником Кристофера Сима и Лейши Таннер. Когда я взял сборник, он раскрылся на стихотворении "Лейша". Затерянный пилот, Вдали от Ригеля Несется по орбите Одна в ночи И ищет колесо Из звезд... В морях времен ушедших Оно кружится, Отмечая год. Девять звезд на ободе И две у ступицы. Она, Блуждая, Не знает отдыха, Покинув, Свою гавань И меня. В примечании говорилось, что оно написано в 1213 году, за два года до смерти Кэндлза и через четыре года после окончания войны. Там же приводились какие-то рассуждения о стиле, редакция высказывала мнение, что "стихотворение посвящено Лейше Таннер, причинявшей беспокойство друзьям своими периодическими исчезновениями в период между 1208-м и 1216-м годами и никогда не объяснявшей причины своего отсутствия". 3 Они послали один-единственный корабль, и тот пронесся над вершинами мира. И когда увидели они, что илиандцы бежали, ужасный гнев охватил их. И они сожгли все - пустые дома и покинутые парки, и молчаливые озера. Они сожгли все. Экрон Гэррити. "Армагеддон" Я провел в доме ночь, не спеша насладился завтраком, а потом устроился в большом кресле в кабинете. Из окна падал солнечный свет, и Джейкоб заявил, что рад видеть меня поднявшимся так рано. - Не хочешь ли побеседовать о политике? - спросил он. - Потом. Я огляделся, ища обруч. - В ящике письменного стола, - подсказал Джейкоб. - Куда ты собрался? - В контору "Бримбери и Конна". Я примерил обруч, он съехал мне на уши. - Когда будешь готов, скажи, я держу канал. Источник света сместился, кабинет исчез, его заменил современный зал для совещаний, отделанный под хрусталь. Где-то звучала приятная музыка, и сквозь одну из стен я мог любоваться Андикваром с высоты, превосходящей высоту любого сооружения в этом городе. Уже знакомая мне по прошлому сеансу связи высокая и смуглая женщина, выглядевшая теперь несколько официально, материализовалась у двери. Она улыбнулась, энергичной походкой подошла ко мне и протянула руку. - Мистер Бенедикт, я - Капра Бримбери, младший партнер фирмы. Это подтверждало мое первоначальное предположение, что наследство Гейба имело гораздо большую стоимость, чем я воображал. День обещал быть удачным. Голос ее звучал приглушенно-доверительно. Таким тоном разговаривают с человеком, на время ставшим тебе ровней. Пока мы беседовали, Капра излучала такой энтузиазм, словно приветствовала нового члена клуба избранных. - Нам будет его не хватать, - сказала она. - Мне бы хотелось найти нужные слова. Я поблагодарил ее, и она продолжила: - Мы сделаем все от нас зависящее, чтобы облегчить вам вступление в права наследства. Думаю, за поместье удастся получить очень хорошую цену. Разумеется, при условии, что вы хотите его продать. Продать дом? - Я не думал об этом. - За него можно получить довольно много денег, Алекс. Когда решите, дайте нам знать, и мы будем рады вести ваши дела. - Спасибо. - Мы пока не смогли установить точную стоимость поместья. Имеется, как вы понимаете, много неясностей, произведения искусства, антикварные вещи, предметы с раскопок и тому подобное. Все это затрудняет оценку. Не говоря уже об обширных земельных участках, стоимость которых ежечасно колеблется. Как я понимаю, вы хотите пользоваться услугами брокера вашего дяди? - Да, конечно. - Хорошо. Она небрежно сделала у себя пометку, как будто мое решение не имело особой важности. - А как насчет ограбления? - спросил я. - Что-нибудь узнали? - Нет, Алекс. - Она понизила голос. - Странное дело. Я хочу сказать, что никто такого не ожидал. Чтобы кто-то вламывался в чужой дом?! Использовав газовый резак, они прорезали дыру в двери черного хода. Мы были в ярости. - Не сомневаюсь. - И полиция тоже. Они ведут расследование. - Что именно похищено? - спросил я. - Трудно сказать. Если ваш дядя вел учет, то список пропал, когда стерли центральную память. Нам известно, что взяли голографический проектор и что-то из серебра. Возможно, какие-то редкие книги. Мы пригласили его друзей, чтобы они попытались определить, что пропало. И еще, возможно, драгоценности. - Сомневаюсь, чтобы их было много, - заметил я. - Но в доме есть несколько чрезвычайно ценных артефактов. - Да, нам это известно. Мы проверили их по списку страховой компании. Все на месте. Капра снова перевела разговор на финансовые дела, и в конце концов я согласился почти со всеми ее предложениями. На вопрос о секретном коде она вынула коробочку, у которой разрушается запор после того, как ее откроют. - Она откроется на звук вашего голоса. Но вам нужно назвать дату вашего рождения. Сделав все необходимое, я вынул конверт. Подпись Гейба шла поперек клапана. Внутри я нашел код, состоящий из тридцати одной цифры. Да, Гейб оказался предусмотрительным. "Оставляю все на твое усмотрение, я тебе доверяю". Дьявольски громкие слова для никчемного племянника. Когда-то Гейб разочаровался во мне. Хотя он ничего мне не говорил, но его прежнее одобрение моего интереса к древностям сменилось сдержанной снисходительностью, поскольку мне не удалась карьера полевого археолога. Он должным образом поощрял меня и выказывал энтузиазм по поводу моих академических "достижений", однако в глубине души, наверняка думал, что ребенок, который ездил с ним в лагеря на раскопки разрушенных городов полусотни цивилизаций, чувствует себя более свободно на товарной бирже. И что еще хуже, товаром были реликвии прошлого, которые, как утверждал Гейб, становились все более уязвимыми перед нашими тепловыми датчиками и лазерными бурами. Он проклял меня, как филистимлянина. Я читал это в его глазах, слышал в том, чего он не говорил, чувствовал в его постепенном отчуждении. И все-таки, несмотря на существование небольшой группы профессионалов, с которыми Гейб раскопал бесчисленное множество цивилизаций, именно ко мне он обратился в связи с открытием "Тенандрома". Эта мысль грела меня. Я даже испытывал смутное удовлетворение от того, что Гейб просчитался с мерами предосторожности и позволил похитить файл Таннер. Гейб ошибался, как и все мы. Следующий визит я нанес в полицейский участок. Там мне сообщили, что они усиленно расследуют происшествие, но пока не могут похвастаться особыми достижениями, и свяжутся со мной, когда что-нибудь прояснится. Я поблагодарил, не очень надеясь на успех, и уже поднес руку к обручу, чтобы прервать связь, как появился маленький пухлый человек в форме и помахал мне рукой. - Мистер Бенедикт? - Он кивнул головой, словно понимая, что я в крайнем затруднении. - Меня зовут Фенн Рэдфилд. Я - старый друг вашего дяди. Он взял меня за руку и с энтузиазмом потряс ее. - Счастлив познакомиться. Вы похожи на Гейба, знаете ли. - Мне уже говорили. - Ужасная потеря, ужасная. Пожалуйста, зайдите ко мне. В мой кабинет. Он повернулся и вышел, а я подождал, пока сменятся координаты места действия. Источник ответа опять переместился, стал ярче. В закопченные стекла окон потоком лился солнечный свет, я сидел в маленьком кабинете, где витал запах спиртного. Рэдфилд плюхнулся на жесткую, неудобную на вид кушетку. Его рабочий стол окружала целая батарея терминалов, мониторов и пультов управления. Стены были увешаны свидетельствами, наградами, официальными документами и многочисленными фотографиями: Рэдфилд возле стремительного полицейского скиммера; Рэдфилд, обменивающийся рукопожатием с женщиной весьма важного вида; Рэдфилд на месте катастрофы, покрытый нефтяными пятнами, с ребенком на руках. Последняя фотография висела на самом видном месте. Я решил, что Фенн Рэдфилд мне нравится. - Сожалею, мы пока не смогли сделать большего, - сказал он. - Правда, почти не за что зацепиться. - Понимаю, - ответил я. Рэдфилд пригласил меня сесть на стул, а сам уселся перед столом. - Стол похож на крепость, - хихикнул он. - Отпугивает людей. Я все собираюсь избавиться от него, но он у меня уже так давно. А мы, между прочим, нашли серебро. Или, по крайней мере, часть его. Трудно сказать наверняка, но у меня такое ощущение, что все полностью. Сегодня утром. Мы еще не ввели данные в компьютер, поэтому полицейский, с которым вы говорили, не мог об этом знать. - И где оно было? - В ручье, примерно в километре от дома. Лежало в пластиковом мешке под настилом дорожки, пересекающей поток. Детишки нашли. - Странно, - сказал я. - Согласен. Оно не представляет особой ценности, но все же достаточно дорогое. Значит, у вора не было возможности продать или надежно спрятать его. - Серебро взяли для отвода глаз, - предположил я. - Да? - В глазах Рэдфилда вспыхнул интерес. - Что заставляет вас так думать? - Вы же называли Гейба своим другом. - Да. Когда позволяло время, мы ходили вместе на прогулки. И еще мы много играли в шахматы. - Он когда-нибудь рассказывал вам о своей работе? Рэдфилд хитро посмотрел на меня. - Иногда. Могу ли я узнать, к чему вы клоните, мистер Бенедикт? - Воры унесли файл с данными. Взяли именно проект, над которым Гейб работал перед смертью. - И как я понимаю, вам о нем мало известно. - Правильно. Надеюсь, у вас может оказаться какая-то информация. - Понимаю. - Рэдфилд откинулся на спинку стула, положил руку на крышку стола и нервно забарабанил по ней пальцами. - Вы хотите сказать, что серебро и все остальное взяли для отвода глаз. - Да. Полицейский встал, обогнул стол и подошел к окну. - В последние три месяца или около того ваш дядя был чем-то озабочен. Кстати, он и играл чертовски плохо. - Вы не знаете, почему? - Нет, не знаю. Последнее время я редко с ним виделся. Гейб действительно говорил мне, что занят каким-то проектом, но так и не сказал, в чем он заключается. Обычно мы регулярно встречались с ним раз в неделю, а несколько месяцев назад наши встречи прекратились, и с тех пор Гейб появлялся редко. - Когда вы видели его в последний раз? Рэдфилд подумал. - Возможно, за шесть недель до известия о его гибели. В тот вечер мы играли в шахматы, но я видел, что его что-то беспокоит. - Он выглядел озабоченным? - Он отвратительно играл, и я разбил его наголову. Выиграл пять или шесть раз, что просто невероятно. Его голова была занята не игрой. Гейб сказал, чтобы я радовался, пока могу. В следующий раз он меня разделает под орех. - Рэдфилд уставился в пол. - Вот так. Он достал из-под стола стакан пунша лимонного цвета. - Часть моей диеты, - сказал он. - Желаете? - Конечно. - Хотел бы помочь вам, Алекс, но я просто не знаю, чем занимался Гейб. Могу только сказать, о чем он все время говорил. - О чем же? - О Сопротивлении. О Кристофере Симе. Он помешался на этой теме: хронология военных действий, кто там был, как развивались события. Я тоже интересуюсь этим, как и все остальные, только он говорил об этом все время. В самый разгар игры это раздражает. Вы меня понимаете? - Да, - ответил я. - Он не всегда был таким. - Рэдфилд наполнил второй стакан и протянул мне. - Вы играете в шахматы, Алекс? - Нет. Когда-то я выучил ходы, очень давно. Эта игра мне никогда не давалась. Лицо Рэдфилда смягчились, словно он осознал, что разговаривает с ущербным человеком. Вернувшись домой, я просмотрел сводку новостей. Сообщалось об очередной стычке с "немыми". Корабль получил повреждения, имелись жертвы. С минуту на минуту ожидали заявления правительства. На Земле собирались проводить референдум о выходе из Конфедерации. Голосование должно состояться через несколько дней, но, очевидно, некоторые крупные политики поддержали движение за отделение, и аналитики пришли к выводу, что весьма вероятно положительное решение. Я просмотрел другие сообщения, а Джейкоб комментировал события, утверждая, что настоящая проблема заключается в будущих действиях центрального правительства, если Земля и в самом деле попытается выйти из Конфедерации. - Они же не смогут остаться в стороне и позволить им уйти, - мрачно заметил он. - Такого никогда не случится, - сказал я. - Вся эта ерунда для внутреннего употребления. Местные политики хотят выглядеть крутыми парнями, атакующими начальство. - Я вскрыл банку пива. - Давай займемся делом. - Давай. - Запроси главные банки данных. Что у них есть на Лейшу Таннер? - Я уже смотрел, Алекс. На Окраине сведений, по-видимому, немного. Есть три монографии, посвященные ее переводам и комментариям к ашиурской литературе. Могу показать тебе все три. Должен заметить, что просмотрел их и не обнаружил ничего для нас полезного, хотя там есть много интересного в общем смысле. Знаешь ли ты, что ашиурская цивилизация старше нашей почти на шестьдесят тысяч лет? И за все это время у них не родился мыслитель, способный превзойти Тулисофалу. Она появилась почти в начале их развития и сформулировала многие из их этических и политических принципов. Таннер склонна считать, что Тулисофала занимает у них место, аналогичное нашему Платону. Между прочим, она вывела из этой параллели несколько захватывающих умозаключений... - Потом, Джейкоб. Что еще? - Еще известны две монографии, но они уже не индексируются. Следовательно, их будет трудно найти, если они вообще существуют. Одна исследует ее способности как переводчика. Другая же озаглавлена "Дипломатические инициативы Сопротивления". - Когда она опубликована? - В 1330 году. Восемьдесят четыре года назад. Монография выведена из базы данных в 1342 году, а последняя копия, которую мне удалось проследить, исчезла примерно в 1381 году. Ее владелец умер, поместье продано на аукционе, и записи о его местонахождении отсутствуют. Я буду продолжать поиски. Могут существовать какие-то материалы, не вошедшие в общую систему, но сохранившиеся в специализированных банках данных. У коллекционеров, в неизвестных исследованиях и так далее. Все это зачастую не индексируется. К сожалению, наши системы регистрации оставляют желать лучшего. Некоторые дневники и памятные вещи хранятся на Каха Луане, где Таннер преподавала до и после войны. В Архиве Конфедерации имеются ее записные книжки, а в Хринварском космическом музее экспонируются фрагменты ее мемуаров. Кстати, они оба расположены на Деллаконде. Мемуары, по моим сведениям, _чрезвычайно_ фрагментарны. - Назван в честь битвы, - заметил я. - Хринварский? Да. С точки зрения тактики отличный бой. Сим был выдающимся человеком. Совершенно выдающимся. На следующий день я посетил полдесятка университетов, институт Квеллинга, Историческую Ассоциацию Бенджамина Мейнарда и места встреч Сынов Деллаконды. Меня, естественно, интересовало все, связывающее Таннер с Талино или, в более широком плане, с Сопротивлением. Ничего существенного. Я нашел несколько упоминаний о ней в частных документах, старых рассказах и тому подобное. Все скопировав, я устроился поудобнее, готовясь провести долгий вечер. Только небольшая часть материалов была посвящена самой Таннер. Ее имя мелькает при обсуждении работы штаба Сима и его методов сбора разведданных. Я нашел только один документ, в котором ей отводилась большая роль: забытая докторская диссертация, написанная сорок лет назад, где рассматривалось разрушение Пойнт-Эдварда. - Джейкоб? - Да. Я уже прочитал. Знаешь, здесь скрывается какая-то тайна. - В чем? - Пойнт-Эдвард. Почему ашиуры его разрушили? Ведь он был уже покинут. Я помнил эту историю: в первый же год войны обе стороны поняли, что нельзя защитить населенные центры. В результате появилось тайное соглашение, согласно которому тактические цели не будут размещаться вблизи населенных районов, а города не будут подвергаться нападению. В Пойнт-Эдварде ашиуры нарушили эту до