ти сполз вниз, спрятавшись за механизм. -- Да... Нет счастья, приятель. Смотреть смотри, но руками не трогай. Значит, ты запал на серебряную звезду. -- Очень смешно, -- в голосе мужчины зазвучало презрение. -- А ты, Эльва, не хочешь узнать, как тебя в курилке называют мужчины? -- Нет, -- сурово ответила Эльва. -- А ну заткнись! Свет проник в нишу, где скрывался Том: женщина отодвинула панель. -- Что это ты?.. -- Ничего. -- Она внимательно осмотрела кладовку, -- Мне показалось, отсюда донесся какой-то шорох, вот и все. Том мог бы поклясться, что взгляд ее серых глаз на мгновение встретился с его взглядом, но женщина отвернулась, и панель снова встала на место. В нише опять стало темно. -- Пошли, умник, -- сказала напарнику Эльва. -- У нас еще масса дел. x x x В центре круглого помещения, где они играли в лайтбол, находилась полая витая колонна. Сквозь овальные окна был виден расколотый треугольный алтарь внутри. Зеленая шаровая молния, отскочив от стены туннеля, влетела в окно. Некогда красные плитки были расколоты, многие отсутствовали, обнажив почерневший камень. Поговаривали, что старый Заркрастрианский храм раньше часто посещали. -- Очко в мою пользу. Бамс! Падрейг швырнул шаровую молнию через всю площадку, та со свистом пронеслась по воздуху, ударилась о землю, подпрыгнула и пролетела мимо Тома. Когда Том попытался схватить ее, светящийся шар уже лежал на полу, издавая предсмертный вой. -- Играй или держись подальше, Коркориган. -- Извини. -- Том поднял шар и неловко бросил его назад. -- Проклятие Хаосу! -- Голос раздался у Тома за спиной, и сердце его упало: так грубо выражаться мог только один человек. -- Что ты здесь делаешь? -- Да вот собираюсь домой. Ставрел нахмурился. -- Тебе нравится лайтбол? -- Широкое лицо, изуродованное пурпурным родимым пятном, походило на страшную маску. -- Он не нравится только гомикам. Разве я не прав? -- Прав, -- солгал Том. -- Мне эта игра очень нравится. Но ложь его прозвучала недостаточно убедительно. Он попятился, глядя на Ставрела. Тот подошел ближе, прижал Тома к витой колонне. -- Послушай, приятель, -- тяжелая рука надавила Тому на грудь. -- Знаешь, что я собираюсь сделать? У Тома перехватило дыхание, он и слова не мог вымолвить. Не стоило и думать о том, чтобы смыться отсюда. Ставрел сплюнул: -- Сначала я... Он не договорил: послышался топот, кто-то бежал в эту сторону. -- Идем скорее! -- В помещение влетел маленький Левро, младший брат Падрейга. -- Там их сотни! Ставрел еще сильнее надавил Тому на грудь. Мальчику показалось, что сердце его сейчас разорвется. -- Что там происходит? -- Падрейг ухватил Левро за плечо. -- Милиция! Никогда не видел, чтобы их было так много... -- Где? -- Они направляются вниз по туннелю Скальт Бахрин. Прямо на рынок. -- Лучше пойти домой. Ходили слухи, что отец Падрейга и Левро, известный торговец, имел теневой бизнес. -- Пошли? Ставрел смотрел то на одного брата, то на другого. Падрейг оглянулся на Тома, покачал головой, но ответил он, обращаясь только к Левро: -- Пошли. Они, торопясь, покинули игровую площадку. "Что теперь будет?" Ставрел ударил Тома в грудь. Затем -- когда Том уже приготовился к тому, что избиение продолжится, -- ни слова не говоря, бросился к выходу и, оказавшись снаружи, повернул налево, устремляясь прочь от рынка. Раздавленный позором и болью, Том отлепился от колонны. Затем, смахнув слезы, медленно опустился на корточки. Руки его дрожали. Он снова прижался к твердому камню спиной и почувствовал, что дрожит и колонна. Снаружи доносился топот марширующей армии: ритм, выбиваемый сотнями армейских ботинок, звучал в унисон ударам сердца Тома Коркоригана. Глава 4 Нулапейрон, 3404 год н. э. Здесь было более шумно. Уставший Том брел по аллее Сплит -- туннелю, которым почти не пользовались. Он шагал по разбитым, неровным камням, не зная, что его ждет на рыночной площади. -- Храни нас Судьба! -- Голос старухи донесся из узкого бокового прохода. Топот марширующих милиционеров, доносившийся со стороны большого туннеля Скальт Бахрин, сопровождал его всю дорогу. Скальт Бахрин шел почти параллельно тому туннелю, по которому двигался Том. Хотя, возможно, аллея Сплит была немного короче. Сумеет ли он добраться до рынка раньше служителей закона? Том ускорил шаг, сам не зная почему. Может быть, ему стоит поискать какое-то укрытие? Впереди полыхнуло пламя, потянуло едким дымом. "Отец", -- испуганно подумал Том, споткнулся об обломок камня и почувствовал резкую боль в голени. Но рынок был уже совсем рядом, оставалось лишь завернуть за угол. Паники на рыночной площади не было. Все сосредоточенно пялились в одну сторону. Замедлив шаг и прихрамывая, Том вышел на площадь и прислонился к терракотовой стене. Оказывается, все смотрели на серое знамя: полинявшее изображение змея с разинутой пастью, из которой торчат ядовитые зубы. Перед Томом стояла группа жен Ларгина в синих одеждах. Их охраняли огромные евнухи. Могучие, с накачанными тестостероном мышцами, они окружали женщин защитным кольцом. А горело как раз знамя. Пока Том наблюдал за происходящим, обугленные остатки стяга обрушились вниз. Стоящие перед Томом люди и ларьки скрыли место падения, но ему показалось, что огонь полыхнул, метнувшись во все стороны. Рядом с Томом валялась куча старого хлама, и мальчик неловко вскарабкался на нее. Нога, которой он ударился о камень, была липкой от крови. Однако боли Том не чувствовал. Остатки обгоревшего знамени перед входом в Скальт Бахрин уже убрали, и теперь туннель показался Тому еще больше, чем он ожидал: черная дыра, достаточно широкая, чтобы в нее могли войти шестеро в ряд. Но они не вошли -- они вышли оттуда. Стоящая неподалеку от Тома маленькая седовласая женщина, согнутая бременем лет, осенила себя крестным знамением. Том покачал головой, оперся рукой о стену и поднялся на цыпочки. Их были сотни. Колонна милиционеров, одетых в алую форму, промаршировала на рыночную площадь. По бокам колонны шли офицеры службы безопасности, в крагах, с церемониальными повязками на головах. Толпа расступилась, милиционеры развернулись и, грохоча ботинками, образовали в центре площади фигуру в форме красной стрелы. Потом алые ряды раздались, образовав широкий прямой коридор и круг под люком в куполе. На мгновение Тому показалось, что люк сейчас откроется и она вновь взглянет на него уцелевшим глазом на обугленном лице, но он отогнал видение. -- Внимание!.. Оружие наизготовку! Милиционеры легко подняли тяжелые гразеры. Зрители вздрогнули от одновременного стука сотен каблуков. Потом наступила тишина. Служители закона замерли, словно статуи, и Том затаил дыхание. Его взгляд был прикован к входу в туннель... Там ничего не происходило. Проглотив слюну, Том сполз с кучи хлама и, крадучись, начал пробираться по краю рыночной площади. Когда он приблизился к ларьку Труды, старуха, почувствовав его присутствие, обернулась и кивнула. -- Залезай сюда. -- Она помогла Тому вскарабкаться на ящик, где и стояла. -- Нам нужно... Она замолкла: в черной пасти туннеля что-то мелькнуло. Левитокар -- темно-синий кобальт и сверкающее серебро -- медленно выскользнул из туннеля Скальт Бахрин, направляясь к центру рынка. Он проплывал вдоль алых рядов, и милиционеры отдавали ему честь. Дрожа от нахлынувшего возбуждения, Том наблюдал, как мобиль опустился на каменные плиты в центре алого круга. Стекла кабины стали прозрачными. Широкоплечий мужчина шагнул сквозь мембрану левитокара. Он отбросил за спину темно-синий плащ, и взглядам присутствующих открылась рубашка из тонкого безупречного шелка. Усмешка на мгновение пробежала по квадратному красивому лицу, обрамленному аккуратно подстриженной темной бородой, и мужчина шагнул на землю. Труда напряглась. Ее тело буквально свело судорогой от напряжения. -- Что... -- начал было Том, но осекся. Слуги в темных ливреях окружили своего лорда. -- Я знаю его, -- с горечью в голосе прошептала Труда. -- Это Оракул Жерар д'Оврезон. "Но он же не похож на других оракулов, -- подумал Том. -- Ну нисколечко не похож. -- Кажется, он собрался здесь заторчать. -- В голосе Труды не было радости. Вытянув тонкие лапки, с заднего сиденья мобиля поднялся черный двенадцатигранник. Словно паук. Он направился в центр рынка и опустился на пол. Лапки на мгновение втянулись внутрь, снова вытянулись, открывая глазу многочисленные сочленения, и уперлись в каменные плиты. Теперь кончики паучьих лап были расставлены по окружности диаметром около пятнадцати метров. -- Том, я думаю, тебе пора домой. -- Но... -- Юноша посмотрел на палатку отца. Ничего особенного не происходило. Отец точно так же, как и все остальные, смотрел на Оракула. Между тем двенадцатигранник вновь начал расти. Он рос до тех пор, пока не коснулся потолка. Вниз скользнула прозрачная пленка, растягиваясь между длинными членистыми ногами. -- Как палатка, -- пробормотал кто-то в толпе. "Точно", -- подумал Том. Пленка достигла пола, застыла и стала непрозрачной, образовав матовое черное полушарие. "Ловкий трюк", -- подумал мальчик. -- Пожалуйста, Том, -- голос Труды возвратил юношу к действительности. -- Я хочу, чтобы ты ушел. Том открыл было рот, чтобы спросить, почему... и замер. Стройная женщина пробиралась сквозь толпу. Медно-красные локоны ее были покрыты синим шелковым шарфом. Незнакомка прошла через ряды милиционеров, выбралась на расчищенное от толпы место. -- Они ждали ее, -- пробормотала Труда. У незнакомки была фигура танцовщицы: тонкая талия, прямая спина. -- Святая Судьба! -- разнесся над площадью тоскливый голос отца. -- Спаси и сохрани! "Да это же мама!" -- удивился Том. Подойдя к черной палатке, мать остановилась возле улыбающегося Оракула, учтиво предложившего ей руку. Мембрана раздвинулась перед ними, собравшись в гармошку. "Мама, -- подумал Том. -- Что ты тут делаешь?" Мать и Оракул прошли внутрь "палатки", и мембрана закрылась, скрыв их от взоров толпы. Глава 5 Нулапейрон, 3404 год н. э. Возненавидев себя, Том тем не менее привел голограмму в движение. -- Она без конца терла свои руки. -- У отца перехватило от волнения горло. -- И делала это часами. Даже во сне. -- Ах, Деврейг! -- Труда, сидевшая за столом напротив отца, сжала его руку. -- Но она пришла домой прошлой ночью. -- Это был не вопрос, а утверждение. Изображение застыло. Том откинулся на спину, сердце его бешено колотилось. Он сидел на кровати, опершись спиной о стену, от которой веяло ледяным холодом. -- Такова твоя Судьба, мама... -- Он произнес эти слова тихо, хотя комната была пуста. -- Но почему? Мальчик щелкнул пальцами, и голограмма вновь пришла в движение. -- Да. -- Отец глядел в ту сторону, где в нише, за незадернутой занавеской, на кровати Тома лежал инфор. -- Она вернулась взбудораженной. Говорила о том, что вела с кем-то изумительную беседу. На мгновение Тому показалось, что отец смотрит прямо ему в глаза. -- Она танцевала для него вчера вечером. -- Да. Там наверху труппа Шалко в фаворе. -- Отец указал на потолок, подразумевая, что его жена известна на более высоких стратах. -- До сих пор, наверное. Речь шла о труппе, в которой танцевала мать. И откуда она убежала, когда ей было чуть больше, чем Тому сейчас... Вот и все, что знал сын о прошлой жизни своей матери. -- Так что на него произвели впечатление рекомендации, которые сохранились у нее с тех пор, -- сказала Труда. -- Но непонятно, почему он так долго ждал. Ведь он -- Оракул, не так ли? Отец потупился. -- Я не достоин ее, Труда. И никогда не был достоин. -- Она любит тебя, -- слова Труды прозвучали не особенно убедительно. -- Танцоры не так глупы, ты же знаешь. Отец откинулся на спинку стула и провел пальцами по своим растрепанным седым волосам. Том поглядел на пустой стол посреди комнаты, затем на изображение, парящее перед ним. -- Она изучала физиологию, училась пению, драматическому искусству... Ее выступления, должно быть, были очень эффектны. Труда покачала головой. -- Это лишь внешняя сторона, -- сказала она. -- Это то, как тебя воспринимают другие люди. -- Возможно. Но выступать наверняка лучше, чем гнить здесь! -- Отец взмахнул, обводя рукой комнату. Том огляделся вокруг и недоуменно вздохнул. Что здесь не нравилось взрослым? -- Вспомни, какой ты нашел ее, -- сказала Труда. -- В то время удача отвернулась от нее, -- ответил отец. -- И в этом все дело. Том почувствовал боль в животе. Долго было тихо, потом вновь зазвучал голос Труды: -- Ты говорил, что она постоянно трет руки... Это плохой знак, Деврейг. Если бы ты мог забрать ее отсюда на несколько дней... -- У меня нет разрешения на путешествия. -- Но это недалеко, всего один или два клика отсюда. Я знаю людей в районе Фарлгрин... Отец покачал головой. -- А ты знаешь, когда человек трет руки? -- спросил он через некоторое время. -- Она делает это только тогда, когда очень расстроена... -- Как-то мы говорили об этом. -- Труда постучала костлявыми пальцами по столу. -- Когда она... Ну да ладно, это не важно. Бабьи разговоры. -- Труда взглянула отцу в глаза. -- Послушай моего совета. Я ведь не так часто даю советы. -- Неужели? -- Отец натужно рассмеялся. -- Я помню время... Рука Тома рассекла воздух, и голограмма исчезла. Мальчику было стыдно: поставить на запись инфор, никому не сказав об этом. Но ведь никто так и не объяснил ему, что произошло. Потом Том скрестил пальцы и заставил себя стереть запись. В нерешительности встал с кровати, затем снова сел, не зная, чем теперь заняться. Потом посмотрел на потолок и представил, как танцует его мать. "Что же, черт возьми, происходит?" -- подумал он. x x x -- Эй, крошка Томми! -- Парень сидел на выступе стены в обменнике "Пятиугольник", прикладывая к губам горлышко бутылки. Желтый обруч на лбу врос в кожу, ярко-желтые прыщи пятнами расплылись на щеках. -- Слышал, твоя мамочка вновь при деле... Наклонившись, он передал бутылку одному из своих приятелей. Когда тот обернулся, Том увидел темно-красное родимое пятно, и его сердце учащенно забилось: Ставрел. Том сжал в руках новое зарядное устройство для инструментов отца. Что, если Ставрел попробует отобрать его? Это было бы уже чересчур. Последние три дня мать платила за свои посещения палатки Оракула, тогда как подразделения милиционеров прочесывали местные туннели, а офицеры службы безопасности останавливали каждого второго и учиняли подробный допрос. Никто не говорил, с чем это связано. Одно слово было у всех на языке, но никогда не произносилось вслух. Это было слово "Пилот". "Я знаю о Пилоте больше других, -- подумал Том. -- Но важно ли это?.." Нынешним утром мать перевязала волосы сзади серебристым шнурком. А потом потратила часть кредит-лент на покупку корзины фруктов -- грипплов с джантрастой -- и захватила ее с собой в черную палатку... Ставрел взял бутылку и собрался было отхлебнуть из нее, но остановился, посмотрел на Тома и глупо хихикнул. -- Танцовщицы знают множество поз, не так ли? -- Он сплюнул. -- Во-первых, есть... Это было уже слишком. Том сжал кулаки. -- Ой как страшно! -- Ставрел опять хихикнул и спрыгнул со стены. Удар Тома пришелся в металлическую полосу на голове Ставрела, по лицу его потекла кровь. Ставрел остолбенело взглянул на Тома, молча повернулся и исчез в туннеле. x x x Том возвращался на рынок окольным путем, по-прежнему сжимая в руке зарядное устройство. На полпути к Гарверону располагалась энергостанция, обслуживавшая район Фарлгрин и Салис. Тут безраздельно правила служба безопасности. Встав в очередь на КПП, Том заметил впереди седую голову в зеленом платке. Неужели Труда? Он не смог бы сейчас притвориться... А вот и жак... Почему шпиков звали Жаками, Том не знал. Наверное, существовала какая-нибудь легенда... Ледяной страх вытеснил постоянные мысли о матери и мучающий Тома вопрос: "Почему отец ничего не предпринимает?" На этот раз Том испугался за себя самого. А вдруг они обнаружат эмиссию... Голодраматические герои обычно были с золотистой кожей, мускулистые. В реальной жизни Жак выглядел худым, почти изнуренным. Длинные голые руки и ноги, выставленная напоказ коже-сеть. Под ней -- белой, как кость, -- шевелящееся хитросплетение синих вен. Только на мгновение жак поглядел (или поглядела?) на Тома. Глаза-микрофасеты сверкали всеми цветами радуги. "Мой страх вполне естествен, -- сказал себе Том, чувствуя, что взмок от пота, что сердце готово выпрыгнуть из груди. -- Неужели он остановит меня?" За Жаком, соблюдая дистанцию, чтобы не создавать помех для его гиперчувствительной сенсорной системы, двигались четыре милиционера в темной боевой форме. "Если обойтись без шума..." -- Том свернул в маленький безымянный боковой туннель и ускорил шаг, надеясь, что никто за ним не последует. Прошел через сырой постоялый двор с низкими сводами. Там, за столами, вокруг чаш с пенящимся напитком, сидели, скрестив ноги, мужчины и женщины. Все они кутались в накидки с капюшонами. Они потягивали "мертвую воду" через трубочки, сделанные из змеиной кожи. Каменная стена справа была увешана накидками на липучках. Эти штуки выдавали всем посетителям: клиенты пользовались ими для соблюдения анонимности. Может быть, ему тоже взять накидку? Нет, надо торопиться. Накидка от Жака не спрячет. Том инстинктивно прижал руку к груди, нащупав под одеждой серебряного жеребенка. Если обнаружат эмиссию... Он остановился в самой узкой части пещеры, перед входом в очередной извивающийся туннель. Что-то знакомое почудилось ему в одной из сидящих за столом фигур в накидках. Том повернулся. -- Труда? -- неуверенно позвал он. Сидевшая у стены троица не обратила на него никакого внимания. Нет, должно быть, он ошибся. Это не Труда: вряд ли ее можно встретить в таком месте. -- Сюда идет жак, -- добавил он, чувствуя себя дурак дураком. На этот раз реакция была мгновенной. -- Не врешь? -- Труда откинула капюшон. О Хаос, Труда, это все-таки ты. -- Время расходиться, джентльмены, -- сказала старуха двум закутанным фигурам, сидящим рядом. -- Подойди сюда, Том. Мы уходим первыми. Швырнув накидку на землю, она взяла Тома за руку и повела его по туннелю. И хотя время от времени Труда бросала на своего спутника странные, оценивающие взгляды, по дороге к рыночной площади они не обмолвились ни словом. x x x Подходя к дому, Том услышал смех. -- Заходи, Том! -- Отец махнул бронзовым кубком. -- Ты тоже должен выпить... Мать схватила отца за плечо, притянула к себе, прошептала что-то на ухо и снова захихикала. Отец, забрызгав все вокруг, разлил вино и тоже подавился от смеха, затряс головой. Лицо его раскраснелось от выпитого, Том давно уже не видел Коркоригана-старшего таким счастливым. Мать подмигнула Тому. -- Э-э-э... -- Том застыл на пороге комнаты. -- Падрейг и Левро спрашивают, могу ли я заменить их сегодня вечером. Можно? -- Что? -- Отец выглядел сильно озадаченным. -- Ну-у-у... -- Конечно, -- сказала мать. -- Поступай, как захочешь, Том. -- Спасибо, мама. -- Том произнес эти слова, не допуская в голос даже тени сомнения. -- Э-э-э... -- сказал отец. -- В семье все должны держаться вместе. -- Все нормально, отец. Я сам хотел пойти. Едва Том задернул занавеску, мать снова тихо заговорила, а отец опять засмеялся. "Все будет хорошо", -- подумал Том, прислоняясь к стене. Вздохнул и вышел из дома, мучительно размышляя, где бы ему провести эту ночь. x x x -- ...почему нас беспокоит Неопределенность. Вздрогнув, Том проснулся. -- О чем это ты? Было жутко холодно. Но скорее всего это лишь одна из аномалий, связанная с подземными водами. Иногда на алее Сплит такое случалось. Температура, должно быть, понизилась, пока Том спал. -- Я слышал, как Его Мудрейшество говорил об этом. Жакам никак не найти чертов транслятор. -- Ничего себе шуточки! Том отполз поглубже в угол, пытаясь быть как можно незаметнее. Солдаты стояли на рыночной площади всего лишь в паре метров от входа. -- Да, он так сказал. И добавил, что, несмотря на это, поездка стоила предпринятых усилий. -- А это значит, что... Голоса постепенно затихали: солдаты удалялись. А может быть, их слова заглушал шум крови в висках. "Жаку в его поисках не обломилось, -- понял вдруг Том. -- Я спасен". x x x -- Доброе утро, папа! Отец сидел в одиночестве, ковыряя ложкой холодный рис. Разрезал гриппл, кивнул и указал ножом на стол: -- Садись. -- Да, спасибо. -- Том сгорал от нетерпения, так ему хотелось поделиться с кем-нибудь хорошими новостями, но не мог не заметить подавленный взгляд отца. -- Пожалуй, съем мисочку. Как только он сел, отец сразу встал. -- А я пойду, -- он натянул поверх рубашки куртку. -- Сегодня торговлю начнем пораньше. Это было не похоже на отца -- он редко оставлял еду на тарелке. Том был озадачен, но голод заставил его обо всем позабыть, и он набросился на еду. Позавтракав, он помыл и поставил на место обе миски, достал инфор и прикрепил его к поясу. -- Том? Он остановился: -- Да, мама? -- Подойди-ка сюда. -- Вынырнув из-за занавески, мать поцеловала его в щеку. -- Я люблю тебя, Том. -- Да, мама... А что еще можно сказать в ответ на такие нежности?.. -- Знаешь, у тебя ведь дедушкины глаза. -- При этом взгляд ее синих глаз остался непроницаемым, и Том так и не понял, восхищена она или раздражена. -- Думаю, я никогда... Впрочем, это не важно. -- В ее голосе прозвучали мечтательные нотки. -- Ты нужен отцу. Иди. Занавеска снова опустилась. x x x Расстроенный и сбитый с толку, Том брел, опустив голову. И не удивительно, что натолкнулся на солдата в темном. -- Извините, я не... Том проглотил язык: перед палаткой отца стоял офицер в красной безукоризненно подогнанной униформе. Застежка на плаще была начищены до блеска. Лицо гостя выглядело неприветливым. -- Папа... Они не обратили на Тома никакого внимания. Офицер протянул отцу маленький мешок. -- Пожалуйста, возьмите. -- Он говорил сквозь сжатые зубы, тихим голосом. -- Он может себе это позволить. Лицо отца, казалось, окаменело: -- Нет. -- Пожалуйста, подумайте еще раз. -- Офицер подождал. А не дождавшись ответа, произнес: -- Что ж, мое почтение. -- И поклонился отцу низко, точно соблюдая все тонкости этикета. Он вел себя так, словно перед ним стоял высокопоставленный чиновник. Но когда служитель закона развернулся на каблуках, Том увидел, как отвращение исказило его лицо. -- Эскорт: внимание! Шесть милиционеров щелкнули каблуками. И последовали за офицером к центру рыночной площади. x x x А потом Том увидел мать. Для покупателей было еще слишком рано, но владельцы ларьков уже суетились на рыночной площади. Милицейские шеренги выстроились, устроив заграждение вокруг центра. Черный навес занял свое место на заднем сиденье левитокара, втянув длинные паучьи лапы. Она появилась из того же туннеля, откуда и Том. Медные локоны. Легкая походка профессиональной танцовщицы. Милиционеры стояли наготове, но юноша вполне бы мог проскользнуть между ними. Если бы не был парализован происходящим... Нет, этого никак не могло быть!.. Оракул, большой и невероятно красивый, ждал ее возле левитокара. Он вежливо помог ей подняться и последовал за ней. "Мама!" -- хотел крикнуть Том. Мобиль двинулся, набирая скорость. Сквозь мембрану кабины все еще ясно было видно сидевших внутри. Ее рука лежала поверх его руки в перчатке. Две сотни милиционеров одновременно щелкнули каблуками и повернулись. Когда левитокар скрылся из виду, они, маршируя, эскадрон за эскадроном, двинулись прочь с рыночной площади и направились в темноту туннеля Скальт Бахрин. Том, как пригвожденный, глядел им вслед до тех пор, пока от колонны милиционеров осталось лишь эхо. В мертвенной тишине эти звуки напоминали кошмары, с пробуждением тут же ускользающие из памяти. Глава 6 Нулапейрон, 3404 год н. э. -- Том? Том притворился, что не слышит. Когда он натыкался на знакомых, они старались не встречаться с Томом взглядами. Так продолжалось целых десять дней. Том сильно переживал. Он постоянно чувствовал себя виноватым за то, что подслушивал с помощью инфора, но слова Труды слишком прочно засели у него в голове. -- Не казни себя, Деврейг! -- В голосе Труды прозвучало раздражение. -- Тебе следовало бы, спросить: что такого нашел в ней Оракул, помимо ее достоинств, очевидных для всех. Отец был подавлен, но в душе Тома воспоминания о случившемся вызывали лишь гнев. -- Она вернется, ты увидишь! -- выдержав паузу, Труда добавила: -- Кстати, я могла бы сделать запрос о ней. У меня есть некоторые... м-м-м... партнеры, оказывающие мне покровительство. -- Я смогу поговорить с нею? -- Можем попробовать. На подготовку мне понадобится дней десять. Это были десять дней сплошного отчаяния. x x x В Аква-холле оказалось слишком много народа -- Тому надо было бы прийти пораньше. Но он все-таки взял жетон и, поставив контейнеры на пол, сел на красную керамическую скамью, ожидая своей очереди. "Где же мама? -- думал он. -- На другой страте? В другом владении? Куда Оракул забрал ее?" -- С тобой все хорошо, сынок? -- обратился к мальчику седой человек, выглядевший крайне обеспокоенным. Том покачал головой и разжал кулаки: -- Просто болит голова. Скоро пройдет. -- Ты уверен?.. -- Спасибо. Все нормально. Том смотрел, как старик пробирается сквозь толпу, согнувшись под тяжестью взваленной на плечи канистры с водой. У входа в туннель старик оглянулся, кивнул помахавшему рукой Тому и растворился в толпе. Мальчик откинулся на спинку скамьи, наблюдая, как три струйки воды, выгнувшись дугой, падают в водоем. Встроенный в стену аквариум был заполнен рыбками: пурпурными, красными, черно-желтыми, с невероятно длинными, развевающимися в воде плавниками. Том любил смотреть на них... -- Гамма девять? Ваша очередь. Долго надо ждать?! Том проверил керамический жетон: это был его номер. Дежурные заполнили контейнеры, выдали ему талон, необходимый для получения отцовского рациона, и помогли накинуть лямки канистры на плечи. Неловко, пытаясь не поскользнуться, Том отправился в долгий путь домой. x x x -- Ранверу Коркориган, если можно. Том никогда не слышал, чтобы Труда говорила подобным голосом. С таким изяществом и так четко выговаривая слова. -- Минутку... На голограмме, висевшей над столом, лицо-пиктограмма со смазанными чертами сменилось человеческим: белобородый мужчина с темно-красными шрамами, пересекающими одну щеку. -- Главный управляющий Вэлнир к вашим услугам. Том застыл в дверном проеме -- всего лишь третий раз в жизни он присутствовал при вызове другой страты. Он медленно поставил контейнеры с водой на пол. Ни Труда, ни отец даже не посмотрели в его сторону. -- Я обращаюсь к вам от имени торговца Коркоригана. -- Труда кивком указала на отца. Его застывшее лицо напоминало маску. Он остался безучастным к тому, что Труда явно завысила его общественное положение. -- Жена торговца Коркоригана -- гость Его Мудрейшества, насколько нам известно. После долгой паузы управляющий ответил: -- Мы ждали этого запроса. Меня просили заверить вас, что мадам Коркориган здесь хорошо. Отец молча наблюдал за происходящим. -- Она... -- старик Вэлнир прочистил горло. -- Она вольна находиться там, где пожелает. -- Но она моя жена! -- наконец выдавил из себя отец. -- Мне очень жаль, -- глаза Вэлнира выражали неподдельное сочувствие. -- Такого объяснения мало! -- объявила Труда, и Тому показалось, что внутри у него все перевернулось от этого крика. -- М'дам, я... -- голос старика исчез. А затем его изображение завибрировало, раскололось на тысячу вращающихся фрагментов, которые тут же снова срослись. Рядом с Вэлниром был теперь Оракул Жерар д'Оврезон. -- Извини, старина, -- обратился он к управляющему. -- Это -- моя забота. -- Взгляд его красивых глаз скользнул по лицу Труды, потом Оракул слегка поклонился отцу: -- Мои наилучшие пожелания! Лицо отца стало пепельно-серым. -- Ран действительно прекрасная женщина, -- улыбка тронула губы Оракула. -- Но я обещал ей... гармонию... Ее нельзя тревожить. -- Она -- моя жена. -- Нет... Вот ведь проклятие! -- Оракул пожал широкими плечами. -- Есть одна вещь, о которой я не хотел говорить вам. -- Странная улыбка мелькнула у него на губах и тут же исчезла. -- Но, кажется, придется сказать... -- Ранвера -- моя жена. -- Боюсь, уже нет. -- Голос Оракула зазвучал неожиданно громко, усиленный эхом, подобного которому Том никогда не слышал. -- И я не сказал Ран... -- Оракул помедлил. И словно отрезал: -- О вашей приближающейся смерти. Том обратил внимание на руки Труды, вцепившиеся в край стола, бескровно-белые от напряжения, и гнев захлестнул его. -- Нет! -- закричал он. -- Это ее сын? -- бездонные холодные серые глаза уставились на Тома. Оракул готов был встретить волну ярости Тома и поглотить ее. -- Кажется, мы встречаемся впервые, если быть хронологически точным. -- Ранвера для вас ничего не значит, -- вновь начала Труда. -- Я могу втянуть в поток времени больше, чем... Впрочем, ладно... Скажем, она имеет качества, которые могу оценить только я один. -- Оракул нахмурился. -- Примите мои сожаления! -- Он отвесил учтивый поклон всем, кто находился в комнате. -- И вот что еще. -- Глаза Оракула остановились на отце. -- Деврейг... если мне, конечно, будет позволено называть вас так... С вашей стороны было бы очень мудро привести свои дела в порядок. Странный звук вырвался из груди Труды. -- Пять декад. -- Оракул перевел пристальный взгляд на нее. -- Именно столько отпущено вашему другу Деврейгу. Изображение померкло. x x x Минус тридцать дней. Осталось три декады. Кто-то коснулся рукава. Том обернулся. Бритоголовая прислужница жрицы, девочка-подросток немногим старше его, отодвинула Тома в сторону, чтобы Антистита, старшая жрица, шурша тяжелым лиловым шелком, смогла еще раз пройти мимо кровати отца. -- Я не... верю... -- голос отца был слабым. Бритоголовая прервала свою молитву: -- Вы привыкнете. Юная прислужница следила за дисплеями. Они стояли возле Тома: голографический медсканер слева, процессор для молитв -- справа. Затем она снова качнула кадилом, и Том закашлялся, вдохнув фиолетовый дым. Моргая и смахивая слезы, он наблюдал, как Антистита водит руками над отцовскими чакрами, нараспев произнося молитвы. Многообразие фазовых пространств множилось и разворачивалось на дисплеях. Когда Антистита наклонилась к отцу, тот слабо кивнул ей, лицо его было безучастно. -- Благословляю вас. Юная прислужница жестом свернула голографические дисплеи и убрала процессоры. Закончив, обе жрицы, одетые в лиловые одежды, ушли. Их поспешность удивила Тома. Но потом он понял, в чем дело, и вышел вслед за ними. Мне очень жаль, -- глаза Антиститы блестели в полумраке. Вы же не нашли у моего отца никакой болезни! Том и сам пытался поставить диагноз с помощью дешевой диагностической полоски. Когда он прилепил ее на лоб отца, полоска осталась красной, а графа "прогноз лечения" осталась абсолютно белой, что не предвещало ничего плохого. -- Да, мы не знаем, что с Деврейгом, -- жрица протянула руку и коснулась скрюченным пальцем лба мальчика. -- Но ты должен приготовиться к худшему. Том смотрел вдаль, моргая: дым от ладана все еще щипал его глаза. -- Я не могу. x x x Луч гразера испепелил половину лица, и один глаз уставился на него, навсегда остекленев... -- Эй, Том! Мальчик вздрогнул и стряхнул с себя промелькнувшее видение. -- Том? -- Голос доносился снаружи. Минус девять дней... Мальчик встал, прошлепал босыми ногами по холодному камню, взглянул на отца. Затем подошел к занавесу и отдернул его. Он не видел Труды в течение нескольких дней, но вот она, наконец-то вновь появилась. И на этот раз не одна за ее спиной стоял смуглый человек с желтой татуировкой на коже. -- Труда, ты знаешь, -- пробормотал Том, -- отец внешне очень сильно изменился за последнее время. Он скорее почувствовал, чем услышал, как она ахнула, когда вошла внутрь. Лампочка тускло освещала комнату, но она смогла разглядеть все, что осталось от Коркоригана-старшего. Серая сморщенная оболочка, свернувшаяся в позе зародыша... -- Это доктор Сухрам. -- Труда указала на своего спутника, который уже размещал крошечные диски на коже отца. Кривые, пульсируя, заскользили по дисплеям. -- Никаких травм, -- пробормотал себе под нос Сухрам. -- Он -- мой друг. -- Код доступа... -- Сухрам взглянул наверх, затем повернулся обратно к своим диагностическим приборам. -- Неважно. Смена цветов, расплывающиеся очертания... -- Святая Судьба, парень! -- сильные руки схватили его. -- Когда ты в последний раз спал? Том ощутил прохладное прикосновение к затылку, а затем провалился в темноту. x x x -- Есть прошедшее событие и есть будущее... "Богатая у него одежда, -- подумал Том. -- Наверно, он явился с верхней страты". -- Вот прошедшее событие, -- доктор Сухрам указал на дисплей, где зажглась золотистая точка. -- А здесь будущее событие. -- Доктор указал на другую точку. -- Каждое событие испускает две волны: одну, направленную в будущее, другую -- в прошлое. Все происходило словно во сне. Труда спрашивала о чем-то. Том мотнул головой, сконцентрировал все свое внимание и постарался уразуметь суть объяснений доктора. -- Волны, идущие от разных событий, накладываются и усиливают друг друга. Перед событием, происшедшим в прошлом, и после события, которое должно состояться в будущем, волны гасят друг друга из-за сдвига по фазе... "Волны, застывшие во времени", -- тупо подумал Том. -- Квантовое предопределение, Труда. Неужели вы никогда не посещаете лекции? -- Я... Серый туман, затем сон... Когда он окончательно проснулся, он спросил: -- С моим отцом все в порядке? Доктор Сухрам медленно покачал головой: -- Нет, я тут бессилен. У него нет никаких органических нарушений, это -- психологический шок. Медицинские сканеры и диагностические полосы не ошиблись. -- Так вы сможете... -- Том замолчал. Глаза доктора были темными и влажными. В них читалось только горе и никакой надежды. x x x Минус пять... Невероятно хрупкая фигура, шатаясь, стояла на полусогнутых ногах. -- Пап... -- Том попытался быть нежным. -- Ложись обратно в кровать. -- Лавка... -- Сухой шепот отца едва можно было разобрать. -- Мы закрыли лавку. Продали весь товар. Теперь можно отдохнуть. -- Лавка... Отдых... Диск из слоновой кости -- единственное, что оставил после себя доктор Сухрам, -- мягко жужжал, впрыскивая запрещенные наркоциты в кровь отца. Прошуршала занавеска, вошла Труда. -- Ран... ве... ра... -- Отец попытался облизать губы. -- Знал... ты должна... прийти. В молчании Труда села на табурет возле кровати и взяла отца за руку. Слезы, оставляя дорожки на ее морщинистых щеках, блестели в свете лампы. x x x Ноль. -- Прочь. Час перед началом дня. Зажегся дисплей диска из слоновой кости. Статус: -- Прочь, прочь, прочь. Какие дьяволы, явившись к отцу во сне, так сильно испугали его? Задрожав, Том отодвинулся, чтобы отец не увидел его. Переход в фазу агонии. Дыхание изменилось. Труда держала его за одну иссохшую руку, Том -- за другую. Отец начал задыхаться. Как бегун на длинной дистанции, борющийся за дыхание, за жизнь... Это продолжалось недолго. Фаза заканчивается. -- Мы любим тебя! -- закричал Том. Ритм дыхания становился все чаще. Спринтер перед финишем... Вероятность смерти... -- Мы... -- Том подавился. Вздох, хрип. ...100 процентов. Пациент умер. И тишина. x x x Послышалось шуршание. Том подошел и отодвинул занавес. Медленно и равнодушно... Перед Томом стояла юная жрица. -- Меня послала Антистита. Она сказала... -- Бритоголовая замолчала, глаза ее стали круглыми от страха. -- Она сказала, что время Деврейга наступило. Глава 7 Нулапейрон, 3404 год н.э. "Не оборачивайся", -- сказал себе Том. Все кружилось в едком зловонии: поверхность Водоворота Смерти переливалась всеми цветами радуги. Юная бритоголовая жрица покачивала кадилом, над которым курился фиолетовый дым с запахами трав. Она пыталась перебить запах испарений, поднимающихся над кислотой. "Смотри, -- Том вцепился руками в перила балкона, наблюдая, как кадило скользит вслед за жрицей. И помни". Было слышно, как Антистита читает молитвы. Труда в этот день надела черный головной обруч. Маленькие флажки висели на плечах у плакальщиков. Том видел все очень ясно. Ему все время казалось, что он наблюдает за происходящим со стороны: воспринимая и время, и место действия с некоторой отстраненностью. "Всегда помни". Кислота в воронке кружилась все быстрее. -- ...в сияние света бесконечности... Том шевелил губами, повторяя слова молитвы, но разум его оцепенел. -- ...предаем Деврейга Коркоригана... Мембрана медленно, медленно вытягивалась, опуская тело -- оболочку, которая когда-то вмещала дух отца, его жизненную основу, -- в бурлящий бассейн. -- Деврейг! -- зарыдала Труда. Тело опустили. Мгновение оно кружилось, держась на поверхности, затем, продолжая описывать круги, начало погружаться в кислоту: уже частично обугленное и разложившееся на неорганические элементы. Сжатые руки на безжизненной груди... -- Пора идти, -- один из тех, кто решил проводить отца в последний путь, положил руку на плечо Тома. Но Том продолжал смотреть, как потоки кислоты снова вытолкнули тело на поверхность. Сжатые руки, указательные пальцы, сложенные в застывшем благословении. Кости, добела отмытые кислотой... Кончик пальца отломился и упал во вспенившуюся жидкость... -- Идем! -- Тома дернули за плечо. Тело медленно растворялось в пузырящейся кислоте... "Отец!" -- мысленно крикнул Том. Тело пропало. x x x Потом была панихида. -- Прими мои соболезнования. Пронзительный странный звук волынки... -- Спасибо, -- вежливо поблагодарил Том, но сделал это автоматически. Его сознание, казалось, освободилось от телесной оболочки, он словно находился в иной реальности. На похороны пришло около тридцати человек, теперь они заняли свои места за спиральным столом. Слово взял здоровяк с квадратной челюстью и рыжими, как у матери Тома, волосами. Он носил все зеленое. -- Это -