нулся. -- А что пираты? -- О них я знаю лишь то немногое, что поведал мне Диавон Слар... Я же предупреждал этого глупца, что месть моя будет ужасна... Скорее всего, разбойники вернулись в Мению, и ларец был продан с торгов. Теперь он окончательно покинул наш мир. -- Садрик шевельнулся -- словно тень колыхнулась в лунном свете. -- Но я чувствую свою душу. Она странствовала между мирами, там, куда долетел бы только дракон: это помешало мне вернуть ее. Пока я не призвал тебя сюда, я был бессилен, ибо прикован к этому месту, а теперь и к тебе, Эльрик. Но ты должен вернуть ларец. Лишь тогда я отыщу твою мать и избавлюсь от неправедной ненависти к сыну. А ты избавишься от меня. Не в силах унять дрожь, Эльрик отозвался: -- Отец, твое поручение выполнить невозможно. Мне кажется, ты выдумал все это из одной лишь ненависти ко мне. -- Да, я ненавижу тебя -- но я не лгу! Сын •мой, я должен найти твою мать! Я должен ее найти! Зная, как безумно любил Садрик супругу, альбинос поверил ему. -- Не подведи меня, сынок. -- Но если мне удастся это сделать, что будет с нами тогда? -- Верни мне душу, и мы оба обретем свободу. -- А если нет? -- Тогда душа моя покинет свою темницу и сольется с твоей. Мы будем едины до самой твоей смерти. И до конца жизни ты будешь нести в себе мою ненависть и все то, что ты сам больше всего ненавидишь в мелнибонэйцах, -- Казалось, отец его наслаждается этой угрозой. -- Таково будет мое утешение. -- Меня это едва ли утешит. Садрик кивнул и негромко засмеялся. -- Верно. -- И тебе больше нечем мне помочь, отец? Каким-нибудь заклятием или советом? -- Ты поможешь себе сам, сын мой. Верни мне ларец, и мы каждый пойдем своей дорогой. Иначе души наши будут связаны навеки! И тебе никогда не избавиться от меня, от своего прошлого и от Мелнибонэ! Но ты ведь сделаешь это, правда? Эльрика охватила дрожь. -- Мне пора возвращаться, отец. Я потерял все снадобья и совсем ослабел... Садрик пожал плечами. -- Так отыщи скорее каких-нибудь смертных и напои их душами свой меч. Я предвижу, тебя ждет кровь! Предвижу и еще кое-что... но все словно в тумане... -- Он нахмурился. -- Ступай! Альбинос застыл в нерешительности. Ему хотелось сказать отцу, что он давно уже не убивает людей просто так, из прихоти. Но Садрику, как истинному мелнибонэйцу, было этого не понять. Для него рунный меч был лишь полезным инструментом, подобно костылю для калеки. Хитрый и ловкий маг, сумевший обмануть двоих Владык Хаоса, его отец по-прежнему был уверен, что человеку необходимо покровительство высших сил, чтобы выжить в этом мире. Мечта Эльрика о месте, подобном Танелорну, где все Силы Космоса придут в равновесие и никто не сможет использовать власть во вред другим, была недоступна отцу. Для него, как и для всех его предков, пакт с Хаосом стал основой религии и философии, и духовные потери и извращения, неизбежные в таком союзе, были возведены в ранг достоинств, породив новую этику и мораль. Эльрику хотелось объяснить, что существуют на свете и иные взгляды, иная жизнь, где не было места ни жестокости, ни колдовству, ни завоеваниям и что он узнал это не только в Молодых Королевствах, но и из истории их собственного народа... Но он знал, что это бессмысленно. Садрик и теперь готов был возложить все свои недюжинные силы на алтарь прошлого. Он не ведал иной жизни, как, впрочем, и смерти. Альбинос отвернулся. Подобной тоски он не испытывал, даже когда от его клинка умерла Киморил, даже когда у него на глазах полыхал Имррир, и он впервые осознал, что обречен на беспросветное будущее и смерть в одиночестве. -- Отец, я отправлюсь на поиски ларца. Но с чего мне начать? -- Дракон знает. Он отнесет тебя туда, откуда ларец исчез. Больше я не могу ничего поведать тебе. Предсказания даются с трудом. Силы мои уменьшаются с каждым мигом. Возможно, тебе придется убивать, чтобы получить желаемое. Убивать множество раз. -- Голос призрака звучал едва слышно, словно шелест ветвей на ветру. -- И не только это... Эльрик с трудом держался на ногах. -- Отец, я совсем обессилел. -- Драконий яд... -- И Садрик исчез в лунном мерцании. Альбинос с трудом заставил себя двинуться с места. Теперь каждая рухнувшая стена казалась неодолимым препятствием. Он медленно пробирался среди развалин, через мусор и груды камней, через журчащие источники и поросшие травой террасы холмов, пока наконец из последних сил не вскарабкался на пригорок, где ожидал его Скарснаут. Черный силуэт на фоне заходящей луны -- дракон застыл в неподвижности, сложив огромные крылья, пробуя языком ветер. Эльрику вспомнились последние слова отца, и в памяти всплыли наставления старого травника. Особым образом разбавленный, драконий яд придавал силу слабым и ловкость воинам, которые с его помощью могли пять дней сражаться без устали. Так что, прежде чем вскарабкаться на загривок дракону, он подставил ему свой шлем. Сталь зашипела, когда единственная капля упала туда. Этого было достаточно. Скоро она застынет, как смола. Ему хватит и крошки -- только нужно развести яд в воде. А пока ему остается лишь стойко переносить боль и претерпевать слабость. Дракон несет его все выше, прямо в облако ледяной тьмы, за луной. И вот ударяет серебряная молния, и громыхает* гром в затаенном безмолвии небес, дракон вздымает голову, хлопает огромными крыльями и ревет, бросая вызов стихиям... ...А Эльрик поет древние песни Владык Драконов и несется на спине гигантской рептилии сквозь ночь -- прямо в ослепительное сияние летнего полудня. Глава третья Встреча странников. Спор о значении свободы Словно чувствуя слабость седока, дракон летел неспешно и плавно, затем изящно спланировал к самому лесу, такому густому, что Эльрику чудилось, будто они несутся над зелеными облаками. Но вот чаща уступила место холмам и лугам; вдали стремила чистые воды широкая река, и пейзаж этот вновь показался альбиносу знакомым. Но на сей раз не вызвал страха. На обоих берегах реки привольно раскинулся город, небо над ним было серым от дыма. Город из дерева, кирпича и камня, с домами, крытыми черепицей, тростником и лесом, -- тысячи запахов и шумов смешивались там. Статуи, рынки и храмы мелькали под широкими крыльями дракона. Люди с ужасом и восторгом смотрели на огромную тень, что кружила над их головами, иные что-то кричали вслед, другие бежали в укрытие. Но Скарснаут вдруг с силой взмахнул крылами и уверенно взмыл в небеса, как будто желал лишь осмотреть город поближе и что-то не пришлось ему по душе. Стоял солнечный летний день. Дракон еще несколько раз намеревался было приземлиться -- посреди поля, у какого-то селения, на болоте или на опушке леса, -- но всякий раз стремительно уносился прочь, словно не найдя того, что искал. Эльрик заранее привязал себя поясом к роговому выступу на шее. рептилии, но сейчас он с трудом удерживался у нее на спине, слабея с каждым мигом. Однако ныне смерть не казалась ему желанной отрадой. Худшей участи, чем оказаться навеки связанным с душой отца, он не мог себе представить. Наконец, когда дракон пролетал сквозь тучи, ему удалось набрать в шлем немного воды и растворить в ней кроху застывшего яда. Последняя надежда... Он одним глотком выпил дурно пахнущее и омерзительное на вкус снадобье. И тогда началось самое страшное. Огонь пронзил его тело тысячами игл, ему хотелось терзать собственную плоть, вырвать себе жилы, мышцы, сорвать с себя кожу, лишь бы избавиться от непереносимой боли. Ему подумалось, что он избрал на редкость мучительный способ воссоединиться с Садриком... Хотя сейчас даже смерть показалась бы ему благословением. Но вместе с болью тело наполнила сила. Она оживила слабеющего альбиноса, и с помощью этой же силы он сумел изгнать боль, закрыться от нее, пока огонь не перестал обжигать и не наполнил его сияющим, живительным теплом. Энергия, которую он получил от дракона, была светлее и чище той, что дарил ему рунный меч. Он продолжал полет в темнеющих небесах, ощущая себя превосходно, как никогда. Чудесная эйфория наполнила душу Эльрика. Он вновь затянул древнюю Драконью Песнь, звонкую и причудливую, полную тысячи смыслов. Да, несмотря на всю свою жестокость, мелнибонэйцы умели наслаждаться жизнью, всеми ее дарами и капризами, и это умение альбинос унаследовал в полной мере. Несмотря на физическую немощь, ему порой казалось, что в крови его есть нечто иное, что восполняет слабость тела: острота эмоций и ощущений, столь непереносимая, что порой волна чувств захлестывала, угрожала поглотить не только его самого, но и всех близких. Это было еще одной причиной, почему он мирился с одиночеством. Теперь ему было все равно, куда унесет его дракон. Яд придал ему сил. Теперь они с гигантской рептилией побратались по-настоящему. Они летели все дальше. И вот наконец, над полем, отливавшим медью в лучах заходящего солнца, где пораженный крестьянин в остроконечном колпаке что-то восторженно закричал им вслед и вспугнутая стайка скворцов расчертила небеса таинственным иероглифом, Скарснаут, широко расправив кожистые перепончатые крылья, спланировал к земле. Сперва Эльрику показалось, что впереди лежит обычная дорога, -вымощенная базальтом, но когда они приблизились, увиденное поразило его. Подобно гигантскому шраму, дорога шириной в добрую милю рассекала равнину, выходя из бесконечности и уходя в нее же. На ней не было ни души -- если не считать бесчисленных ворон и стервятников, копошившихся на грудах мусора по обе стороны дороги. Альбинос едва не задохнулся от вони. Чего здесь только не было! Отбросы, кости, объедки, обломки мебели и осколки посуды -- бесконечные валы мусора простирались вдоль идеально ровного тракта на всю его длину, сколько хватал глаз. Эльрик пропел дракону, чтобы тот взлетел выше и унес их кай можно дальше от этого кошмара, в чистоту небес, но тот не послушал всадника, повернул сперва на север, затем на юг и наконец понесся прямо вдоль дороги, видом и цветом и впрямь напоминавшей незаживший шрам, и приземлился точно посередине. Скарснаут свернул крылья и распластался на земле, явственно указывая, что не намерен двигаться дальше. Эльрик с неохотой спрыгнул с драконьего загривка, смотал кушак и вновь повязал его на поясе, словно надеялся, что тот и в дальнейшем будет хранить его от всех превратностей судьбы, затем пропел прощальную песнь благодарности. На последних строках дракон вскинул огромную вытянутую голову и звучным голосом допел мелодию вместе с Эльриком. То был словно глас самого Времени. Затем рептилия сомкнула челюсти, полуприкрытые тяжелыми веками глаза взглянули на альбиноса почти с любовью, раздвоенный язык тронул воздух, она расправила крылья, оттолкнулась от земли, так что та едва не раскололась от сотрясения, и наконец взмыла в небо. Гибкое тело зазмеилось в воздухе, стремительно уменьшаясь в размерах, и в последних лучах заходящего солнца огромная тень пронеслась по равнине. Серебристая молния сверкнула на горизонте, и Эльрик понял, что Скарснаут наконец вернулся в свое измерение. Он помахал ему рукой на прощание. Яд был воистину бесценным подарком. Но дракон подарил ему и нечто неизмеримо большее... Однако сейчас ему хотелось лишь одного: убраться со странной дороги как можно скорее. Покрытие ее блестело, точно полированный мрамор, но теперь альбинос видел, что это не более чем глина, утоптанная настолько, что сделалась тверже камня. Может, и под глиной тоже скрывались гниющие отбросы? Мысль эта показалась ему неприятной, и он поспешил к южному краю дороги, утирая пот с лица. Интересно, кому мог служить этот тракт? Мухи роились вокруг, а стервятники косились на него с явным вожделением. Он закашлялся от вони. К несчастью, чтобы выбраться на вольный воздух, ему предстояло еще перебраться через завалы мусора. -- Счастливо тебе добраться до родной пещеры, Скарснаут, -- прошептал мелнибонэец. -- Похоже, ты подарил мне не только жизнь, но и смерть. Хотя я на тебя не в обиде. Прикрывая кушаком рот и нос, Эльрик принялся карабкаться по вонючим отбросам, среди крошащихся костей и кишащих насекомых, распугивая птиц и злобно шипящих крыс. Он не знал, что за тварь могла оставить подобную тропу. Ясно одно, то не могло быть делом рук человеческих... Так что альбиносу не терпелось как можно скорее выбраться в поле. Оно, по крайней мере, не таило в себе никаких загадок. Наконец он вскарабкался на гребень завала и стал осторожно сползать вниз. Эльрик не мог даже вообразить, что за странный народ стал бы сносить все свои отбросы к тропе, проложенной неведомым чудовищем... Внезапно внизу, у самой границы поля, ему почудилось какое-то движение, и он насторожился. Ничего. Он продолжил спуск. Может быть, все -это -- подношения? Может быть, так местные жители поклоняются змееподобному божеству, которое оставило этот след, странствуя по подвластному ему миру? Он спрыгнул на Землю -- и вновь шорох привлек его внимание.' Из колосьев показалась мягкая фетровая шляпа... и по-птичьи внимательные глаза уставились на него в радостном изумлении. -- Боже праведный, сударь! Это не может быть совпадением. Как вы полагаете, зачем Судьба опять сводит нас? -- Уэлдрейк выбрался навстречу альбиносу. -- Что там у вас за спиной? Какой отвратительный запах! -- Там целые горы мусора. А между ними -- странная дорога, пролегающая строго с запада на восток. Мрачное зрелище. -- Я вижу, вам не терпится оказаться отсюда подальше. -- Как можно дальше, У меня нет особого желания встречаться с тем созданием, что оставило этот след и принимает такие подношения. Увы, полагаю, едва ли наши лошади оказались в этом измерении с вами вместе. -- Насколько мне известно, нет. Я был уверен, что вас давно уже съели. Но, как видно, рептилии питают слабость к истинным героям. -- Что-то в этом роде... -- Странно, но Эльрик был благодарен встрече с насмешником-поэтом. Приятная перемена после беседы с отцом. Отряхнув вонючую труху с одежды, он от всей души обнял Уэлдрейка, который восторженно защебетал: -- Сударь, до чего же я рад! До чего же я рад! Рука об руку они направились к реке, замеченной Эльриком с высоты. Там он видел город, до которого, как ему показалось, было не больше дня пути. Он сказал об этом Уэлдрейку, добавив, что, к несчастью, у них совершенно нет провизии. Придется голодать -- или жевать неспелые колосья. -- Не беда, -- задорно отозвался на это поэт. -- В юности я немало браконьерствовал в Нортумберленде. Силки и ружье -- жаль их нет сейчас со мной. Но я вижу, ваш кушак изрядно потрепан. Если не возражаете, я воспользуюсь им. Остается лишь надеяться, что старые умения не подведут. Пожав плечами, Эльрик протянул спутнику вязанью кушак. Тонкие пальцы проворно задвигались, распуская и связывая нити, пока не получилась длинная веревка. -- Надвигается вечер, сударь. Лучше мне не терять времени. Они достаточно удалились от мусорных завалов и теперь вдыхали лишь густые "ароматы летней межи. Уютно устроившись среди колосьев, альбинос внимательно наблюдал за действиями Уэлдрейка, и вскоре, расчистив небольшую площадку и выкопав ямку для очага, путники смогли насладиться восхитительным ароматом кролика, поджаривающегося на вертеле... это также была идея поэта. Странный мир -- необозримые поля, но не видно ни единого работника! Оба были немало удивлены. Поболтав немного, Эльрик вынужден был признать, что Уэлдрейку довелось странствовать по измерениям куда больше, чем ему самому. -- Может, и так, сударь, но и для меня сей мир -- сущая загадка. Однако путешествую я отнюдь не по собственной воле. Во всем виноват некий доктор Ди, с кем мы дискутировали о греках. Все дело в размере, сударь. В стихотворном размере. Мне было необходимо услышать язык Платона... В общем, это долгая история, и в ней нет ничего необычного для всех нас, невольных странников по множественной Вселенной. Но, если быть точным, я довольно долгое время провел в одном-единственном измерении, хотя и в разные времена, пока наконец не оказался в Патни. -- Вам хотелось бы вернуться туда, мастер Уэлдрейк? -- Еще как, сударь! Что-то староват я стал для путешествий. К тому же я человек привязчивый. И мне жаль потерять стольких друзей. -- Надеюсь, вы отыщете их вновь. -- Желаю удачи и вам, сударь. Надеюсь, вам удастся отыскать то, что вы ищете. Хотя, боюсь, вы из тех, кто вечно пытается обрести недостижимое. -- Может быть, -- коротко ответил Эльрик, пробуя мясо. -- Хотя боюсь, даже вы поразились бы, узнав, насколько недостижимо то, что я ищу сейчас. Уэлдрейк, похоже, собирался пуститься в расспросы, но передумал и ненадолго замолк, с нескрываемой гордостью любуясь приготовленным ужином. И альбинос с удивлением отметил про себя, что в обществе беззаботного поэта все его тревоги ненадолго отступили в тень. Тем временем тот отыскал в своих бездонных карманах увесистый том и приготовился при свете костра порадовать слух спутника поэмой о похождениях некоего полубога из его родного измерения, одолевшего многих врагов и обретшего трон и корону... как вдруг за спиной у них слышится поступь лошади -- осторожная и неспешная, словно поводья держит умелый наездник. Эльрик окликает его: -- Приветствуем тебя, странник. Не желаешь ли разделить с нами трапезу? Молчание. Затем до них доносится приглушенный голос: -- Буду рад ненадолго разделить с вами тепло костра, господа. Для меня в этих краях весьма прохладно. Лошадь так же медленно, шаг за шагом, приближается к ним, наконец у костра вырастает тень, всадник спешивается и не спеша идет к огню. Это крупный мужчина, с головы до ног закованный в броню, отливающую золотом, серебром и синевато-серым металлом. Шлем его венчает рыжее перо, на груди красуется черно-желтый знак Хаоса, герб слуги Владык Невероятного, изображающий восемь стрел, разлетающихся из единой точки, -- символ разнообразия и множественности Хаоса. Боевой жеребец у него за спиной покрыт сверкающей серебристо-черной шелковой попоной, высокое седло украшено слоновой костью и черным деревом, серебряная узда -- с золотыми кольцами. Эльрик встал, пораженный видом незнакомца, готовый отразить нападение. Больше всего его удивил стальной шлем, совершенно глухой, скрывавший лицо и шею воина. Узкие щели для глаз смотрели на мир недобро и подозрительно. Но во взгляде странника чувствовалось затаенное страдание, как нельзя лучше понятное мелнибонэйцу, и тот мгновенно ощутил родство с незнакомцем, усевшимся рядом с ним у огня. Воин протянул к костру руки, закованные в стальные рукавицы, и странное ощущение возникло у Эльрика при взгляде на него: казалось, доспехи слишком тесны для этого человека -- или не-человека -- и предназначены не столько защищать его от враждебного мира, сколько пленять внутри себя некую невероятно мощную, неодолимую силу. И все же незнакомец двигался, как самый обычный человек, потягивался, разминая суставы, вздыхал и явно наслаждался неожиданным комфортом ... -- Не желаете ли отведать кролика, сударь? -- Уэлдрейк гостеприимно указал на жарившуюся над огнем тушку. -- Нет, благодарю вас. -- Может быть, тогда хотя бы снимете шлем? Уверяю вас, здесь вам ничто не грозит. -- Я верю. Но, к несчастью, снять сей шлем пока не в моих силах. И, сказать правду, я давно не пробовал обычной человеческой пищи. Уэлдрейк нахмурил рыжие брови. -- Неужто Хаос нынче принуждает своих слуг к людоедству? -- Хватает и таких. -- Закованный в сталь воин повернулся к огню спиной. -- Но я не из их числа. Я не вкушал ни мяса, ни плодов уже добрых две тысячи лет. Возможно, больше. Я давно утратил счет времени. Есть измерения, где царит вечная Ночь, измерения вечного Дня, а есть и такие, где день сменяет ночь" с непостижимой для нас быстротой. -- Вы, должно быть, приняли обет, сударь? -- заинтересовался Уэлдрейк. -- Отправились в священный Поход? -- Почти так, но цель моих поисков куда скромнее, чем вы могли бы подумать. -- И чего же вы ищете, сударь? Может быть, свою нареченную? -- Вы весьма проницательны. -- Просто довольно начитан. Но ведь все не так просто, да? -- Я ищу смерти, мой друг. Такова печальная участь, на которую обрекло меня Равновесие, когда я предал его многие тысячи лет назад. Также участь моя -- сражаться со служителями Равновесия по всей Вселенной, хотя именно Равновесие я люблю и стремлюсь к нему всем сердцем. Мне было предречено -- хотя я не знаю, можно ли верить тому оракулу, -- что я познаю покой лишь от руки слуги Равновесия... каким я и сам был когда-то. -- Так кем же вы были прежде? -- Уэлдрейка история незнакомца явно заинтересовала куда больше, чем Эльрика. -- Я был принцем Равновесия, служителем и доверенным лицом той Силы, что поддерживает, славит и любит все живое во всей Вселенной... той самой Силы, которую с радостью низвергли бы, если бы могли, и Порядок, и Хаос... ,Но однажды, в миг великого Соединения, которое объединило Ключевые Измерения и дало толчок новому развитию миров, где Равновесию могло больше не найтись места, я поддался искушению. То, что творилось у меня на глазах, было слишком грандиозно, чтобы устоять перед соблазном вмешаться. Любопытство, безумие и самонадеянность погубили меня. Я был уверен, что служу интересам Равновесия, хотя, в действительности, служил лишь собственной гордыне. И сейчас плачу за это. -- Но это же не вся история! -- с воодушевлением воскликнул Уэлдрейк. -- Сударь, уверяю, вы ничуть не утомите меня, если поведаете еще немного! -- Увы, не могу. Я рассказываю то, что мне дозволено. Остальное знаю я один -- и сложу с себя это бремя, лишь когда обрету свободу. -- Свободу в смерти, сударь? Боюсь, тогда поделиться с кем-либо вам будет весьма затруднительно. -- Это решать Равновесию, -- отозвался незнакомец без намека на улыбку. -- Так ты ищешь смерти вообще? Или для тебя она имеет имя? -- поинтересовался Эльрик сочувственно. -- Я ищу трех сестер. Кажется, они были здесь несколько дней назад. Не видели ли вы их по дороге? -- Сожалею, но мы лишь недавно оказались в этом мире, и к тому же не по собственной воле, а потому лишены карт и ориентиров. -- Эльрик пожал плечами. -- Я надеялся расспросить об этих местах тебя самого. -- Мы находимся в Девятимиллионном Кольце, как его именуют местные маги. В так называемых Срединных Мирах Особой Значимости. Здесь и правда есть что-то необычное, хотя что именно -- я пока не сумел понять. Это не истинный Центр Вселенной, ибо таковым может считаться лишь Мир Равновесия, но я бы назвал его квазицентром. Надеюсь, вы простите мне этот философский жаргон. Я несколько веков был алхимиком в Праге. -- В Праге! -- восторженно восклицает Уэлдрейк, захлебываясь. -- Ах эти колокола и башни!.. А может, вы бывали и в Майренбурге, сударь? Что за чудное место! -- Должно быть, и впрямь чудесное, раз я утратил память о нем, -- отзывается воин. -- Я так понимаю, вы двое тоже что-то ищете в этом мире? -- Что касается меня, то едва. ли, сударь, -- улыбается Уэлдрейк. -- Разве только возможности вернуться в Патни и допить-таки свой эль. -- Да, я ищу одну вещь, -- осторожно согласился Эльрик. Он надеялся получить от незнакомца географические сведения, а отнюдь не мистические или астрологические. -- Меня зовут Эльрик Мелнибонэйский. Похоже, на закованного в броню воина его имя не произвело особого впечатления. -- Я -- Гайнор, бывший принц Равновесия, ныне прозывающийся Проклятым. Не доводилось ли нам встречаться прежде? С иными именами или даже лицами? В других перерождениях? -- По счастью, я не помню своих прошлых жизней. -- Расспросы Гайнора встревожили альбиноса. -- И в твоих словах мне многое непонятно. Я -- обычный наемник, ищу, к кому наняться на службу. И к сверхъестественному отношения не имею. За спиной у Гайнора Уэлдрейк выразительно поднял брови. Эльрик и сам не знал, что заставило его скрыть истину. Несмотря на то что он чувствовал в Гайноре родственную душу и оба .они служили Хаосу, в этом человеке крылось нечто пугающее, что препятствовало всякой откровенности. Хотя воин явно не желал ему зла, и было видно, что он не из тех, кто убивает просто ради забавы. Но все же уста Эльрика оставались сомкнуты, точно и ему их сковало само Равновесие, запретив говорить о себе правду. И вскоре все трое улеглись спать -- три крохотные фигурки в бесконечности колосящихся полей. На следующее утро Гайнор вновь уселся в седло. -- Благодарю за гостеприимство, господа. Если вы направитесь в ту сторону, то наткнетесь на весьма приятный городок. Там торговцы всегда радушно встречают путников. Больше того, относятся к ним с невероятным пиететом. А я отправлюсь своей дорогой. Мне сообщили, что три сестры собирались в Страну Цыган. Вы не слыхали о таком месте? -- Увы, нет. -- Уэлдрейк вытер руки огромным красным носовым платком. -- Мы новички в этом мире и невинны, как младенцы. Не знаем ничего ни о здешних нравах, ни о людях, ни о богах. Кстати, простите меня за прямоту, но не являетесь ли и вы сами божеством или полубогом? Ответом ему был смех, в котором слышались гулкие отголоски -- точно шлем принца скрывал за собой бездну. -- Я же говорил вам, мастер Уэлдрейк, я был принцем Равновесия. Но это было давно. Ныне же, уверяю вас, в Гайноре Проклятом нет ничего божественного. Пробормотав, что он все равно не в силах понять значение титула принца, Уэлдрейк перевел разговор в более прозаическое русло. -- Если мы можем чем-то помочь вам, сударь... -- А что это за женщины, которых ты ищешь? -- поинтересовался Эльрик. -- Три сестры, совершенно похожие друг на друга. Они странствуют с некоей сокровенной, лишь им одним известной целью.. Насколько я мог понять, они разыскивают не то пропавшего соотечественника, не то брата и хотят попасть в Страну Цыган. Им указали дорогу, но едва ли могли сообщить что-то еще. Я лично советую вам избегать этой темы в разговоре с кем бы то ни было. К тому же, подозреваю, если вам доведется столкнуться с этими бродягами, навряд ли вам придется по душе их общество. -- Спасибо за совет, принц Гайнор, -- отозвался мелнибонэец. -- А не знаешь ли ты, кто и зачем растит все это зерно? -- Их называют оседлыми крестьянами. А когда я задал тот же вопрос, местные ответили со смехом, что зерно нужно, чтобы прокормить саранчу. Что ж, я слышал и о куда более странных обычаях. Подозреваю, местные, вообще, не в ладах с цыганами. Они не любят говорить об этом. Страна эта именуется Салиш-Квуун -- если помнишь, так назывался город в Книге Кости. Странная ирония судьбы. Меня это весьма позабавило. -- С этими словами он повернул лошадь, полностью уйдя в свои мысли, и неспешно направился к обозначившимся далеко на горизонте холмам - -- грудам отвратительного мусора, -- над которыми, подобно клубам черного дыма, вились мухи и воронье. -- Ученый, -- заметил Уэлдрейк, когда принц отъехал достаточно далеко. -- И говорит загадками. Полагаю, вы понимаете его лучше, чем я, принц Эльрик. Жаль, ему с нами не по пути. Что вы думаете о нем? Альбинос теребил рукоять меча, подыскивая слова. -- Я его боюсь, -- вымолвил он наконец. -- Боюсь больше, чем любого живого существа, смертного или бессмертного. Участь его и впрямь ужасна, ибо ему ведомо было Прибежище Равновесия, о котором я могу лишь мечтать. А он обладал им -- и потерял... -- Да будет вам, сударь. Вы преувеличиваете. Конечно, он человек со странностями. Но, мне показалось, весьма любезен. Учитывая обстоятельства. Эльрик содрогнулся. Он был рад, что принц Гайнор наконец покинул их. -- И все же я страшусь его больше всех на свете. -- Кроме, может быть, себя самого? -- Уэлдрейк заметил, как переменился в лице Эльрик при его словах, и смущенно взмолился: -- Сударь, прошу меня простить! Я не хотел оскорбить вас своей прямотой. -- Вы слишком проницательны, мастер Уэлдрейк. Глаза поэта куда зорче, чем я думал. -- Это чистая случайность, сударь, уверяю вас. Инстинкт, если угодно. Я не понимаю ничего -- и говорю все. Это мой рок! Не такой ужасный, как у многих других, полагаю, но он доставляет мне довольно неприятностей, хотя порой и вызволяет из них... На этом мастер Уэлдрейк принимается затаптывать костер, затем ломает вертел, прячет самодельные силки в один карман с каким-то древним, давно лишившимся обложки томом, набрасывает плащ на плечи и устремляется через межу вслед за Эльриком. -- А читал ли я вам, сударь, мою эпическую поэму о любви и смерти сэра Танкреда и леди Мэри? Она написана в подражание нортумберлендским балладам -- это была первая поэтическая форма, что я услышал в своей жизни. Наша усадьба стояла в жуткой глуши, но мне не было там одиноко. Рыжеволосому стихоплету приходилось то семенить, то бежать вприпрыжку, чтобы угнаться за длинноногим альбиносом, но звенящий голосок его не сбился ни в единой строчке бесконечного стихотворения. Спустя четыре часа они вышли на берег широкой реки и на живописных утесах на другой стороне узрели город, который искал Эльрик. Уэлдрейк наконец дочитал торжественные строки бессмертной баллады -- и, похоже, воспринял окончание чтения с таким же облегчением, что и мелнибонэец. Город, казалось, был высечен резцом искусного мастера прямо из скалы. К нему вела узкая тропа, которая вилась над белой водой, понемногу карабкаясь все выше, и наконец переходила в широкую улицу, петлявшую среди высоких многоэтажных зданий и складов, лавок и постоялых дворов, ухоженных парков и цветущих садов, затем терялась среди проулков и аллей, чья паутина раскинулась у подножия заросшего лозой и плющом древнего замка, что возвышался над городом и тринадцатиарочным мостом, стягивавшим реку в самой узкой ее части и ведшим к небольшому поселку на другом берегу, где, по-видимому, располагались летние резиденции местной знати. Городок лучился самодовольством и благополучием, и Эльрик обрадовался, не увидев вокруг крепостных стен: жителям явно не приходилось страшиться осады. Люди здесь носили пестрые, расшитые одежды, ничем не напоминавшие его собственное платье или костюм Уэлдрейка, и здоровались с путниками радушно и без смущения, ничуть не опасаясь чужеземцев. -- Уж если они приняли Гайнора, -- заметил поэт, -- то, полагаю, и наш вид не покажется им слишком странным! На мой взгляд, в этом городе чувствуется французский дух. Он мне напоминает берега Луары -- не хватает только собора. Как вы полагаете, каким богам они здесь поклоняются? -- Может быть, никаким. Я слышал о таких народах. Но Уэлдрейк, похоже, не поверил своему спутнику. -- В Бога верят даже французы! Они миновали первые дома, нависшие над скалами, и террасы над ними, с самыми прелестными висячими садами, что только доводилось видеть Эльрику. В воздухе витал аромат цветов, краски и горячей еды, и путешественники понемногу расслабились, с улыбкой отвечая тем, кто приветствовал их, У молодой женщины в пышном красно-белом платье альбинос поинтересовался, как называется этот город. -- Агнеш-Вал, мой добрый господин, как же еще! А там, за рекой, -- Агнеш-Нал. Как вы здесь оказались, друзья? Должно быть, разбили лодку на Форлиевых Порогах? Тогда вам в Приют Бедствующих Путников, это в переулке Пяти Медяков, за Пироговой аллеей. Там вас хотя бы покормят. У вас есть значок Гильдии Поручителей? -- Увы, нет. -- Жаль. Тогда вам удастся воспользоваться только нашим гостеприимством. -- Это более чем щедро, сударыня, -- отозвался Уэлдрейк, хитро подмигивая женщине. А затем поспешил вслед за Эльриком. Пропетляв довольно долго по старым мощеным улочкам, они достигли наконец Приюта Бедствующих Путников. Здание с островерхой крышей было таким древним, что кренилось во все стороны разом, опираясь на соседние дома, точно пьянчуга на собутыльников, причем стены и перекрытия его изгибались и выпячивались столь невероятным образом, что Эльрик готов был поручиться, что здесь не обошлось без вмешательства самого Хаоса. В дверном проеме, почти сливаясь с ним, сидел человек -- казалось, плоть от плоти самого дома, такой же неуклюжий, перекошенный и несуразный. Тощий, похожий на паука, невероятно дряхлый -- у него был столь тоскливый и жалкий вид, что Эльрик невольно поспешил извиниться и поинтересовался, туда ли они попали. -- Точно так, мой добрый господин, милостью Зрящего, сюда вы и пришли. За подаянием, да? За подаянием и добрым советом? -- Мне сказали, что здесь нам окажут гостеприимство! -- возмущенно застрекотал Уэлдрейк. -- В милостыне мы не нуждаемся! -- Побагровев, он стал походить на тетерева. -- Какая разница, что за вычурные слова одевают истину? -- Существо зашевелилось, складываясь и разворачиваясь под самыми невероятными углами, пока наконец не поднялось во весь рост. -- Я лично зову это подаянием! -- Огоньки вспыхнули в глубине черных глазниц, и кривые зубы застучали в шамкающем рту. -- Мне все равно, что за опасности вас подстерегали, какие несчастья выпали на вашу долю, что за потери вы понесли, какими вы были богачами и какими нищими стали теперь. Если бы вы не знали, чем рискуете, то не забрались бы в такую даль и остались бы по ту сторону Раздела! Так что вам некого винить в своих злоключениях, кроме самих себя. -- В Приюте нам был обещан стол и кров, -- ровным тоном заметил Эльрик. -- А уж никак не грубость и оскорбления. -- Проклятые лицемеры, они солгали вам! Приют закрыт на ремонт. Скоро здесь будет богатая харчевня. Если повезет, она даже станет приносить прибыль. -- В моем мире, сударь, подобные меркантильные соображения давно уже вышли из моды, -- ответил на это Уэлдрейк. -- Как бы то ни было, просим нас простить за беспокойство. Нам неверно указали путь, только и всего. Эльрик, непривычный к подобному обращению и все еще мелнибонэец в душе, сам не заметил, как схватился за меч. -- Старец, твоя дерзость мне претит... -- Но Уэлдрейк предостерегающе тронул альбиноса за плечо, и тот взял себя в руки. -- Старик лжет! Лжет! Лжет! -- За спиной у них, сжимая в руке огромный ключ, на холм вскарабкался толстяк лет пятидесяти, с торчащими из-под шапки седыми волосами и спутанной бородой. Одевался он явно впопыхах, и вообще вид у него был такой, будто его только что подняли с постели. -- Да лжет он, добрые господа. Все лжет. Ступай прочь, Гнилой Язык, позорь какое-нибудь другое заведение! Этот человек -- пережиток такого далекого прошлого, о котором мы с вами даже и не слыхивали. Он судит всех лишь по богатству и воинской славе, а не по добрым делам и спокойствию духа. Доброго утра вам, господа. Доброго утра. Надеюсь, вы отобедаете с нами? -- Холоден и пресен хлеб милосердия! -- Старик с ворчанием двинулся вниз по улице, расталкивая сбежавшихся ребятишек своими паучьими руками. -- Равновесие и самодостаточность. Они погубят наш народ. Мы все погибнем. Все окажемся на плахе, помяните мое слово! И, свернув на улицу Древностей, исчез в толчее магазинов и лавок. Добродушный толстяк взмахнул ключом и вставил его в замок. -- Не слушайте его. Он говорит лишь сам за себя. Такие в любом городе найдутся... Я так понимаю, наши друзья-цыгане взяли с вас свой "налог"? Что вы нам везли? -- Золото большей частью, -- немедленно нашелся Эльрик, верно оценив положение. -- А также самоцветы. -- Отважные люди. Это была смелая попытка. Они вас отыскали по эту сторону Раздела? -- Похоже на то. -- И обчистили до нитки. Вам повезло еще, что сохранили хотя бы оружие и одежду. И что они не застали вас на самом Разделе. -- Мы долго выжидали, прежде чем рискнуть, -- подал голос Уэлдрейк, с восторгом включившийся в игру. -- Увы, как видно, недостаточно долго. Дверь отворилась бесшумно, и они оказались в освещенном желтыми лампами коридоре. Стены его были такими же кривыми, как и снаружи; не пойми откуда поднимались ведущие в никуда лестницы; в самых неожиданных местах открывались проходы и помещения причудливых форм со множеством углов, одни -- освещенные свечами, другие -- мрачные и пыльные. Но вот наконец путники оказались в просторном светлом зале с огромным дубовым столом посередине. На лавках вокруг него могло бы разместиться не меньше десятка голодных странников, но, кроме них, здесь оказалась всего одна гостья. Она накладывала себе густое рагу из котла над очагом. Это была девушка в простом дорожном костюме неярких цветов, крепкая, мускулистая, с копной рыжеватых волос. На поясе у нее висели тонкий меч и кинжал. Кивнув новоприбывшим, она молча уселась за стол и принялась за еду, всем своим видом показывая, что не расположена к беседе. Хозяин шепотом произнес, указывая на нее: -- Насколько мне известно, эта красавица -- ваш товарищ по несчастью. На ее долю выпали ужасные злоключения, и сегодня она не слишком общительна... Здесь вы найдете все, что нужно, господа. В случае чего слуга поможет вам. А я вернусь через пару часов узнать, как вы устроились. Мы в Агнеш-Вале стараемся поддерживать даже тех купцов, кого по дороге к нам постигла неудача, -- иначе торговля совсем захиреет! Наш принцип -- помогать обездоленным и получать прибыль с тех, кому повезло больше. Такой подход нам кажется здравым и справедливым. -- Совершенно верно, сударь! -- Уэлдрейк одобрительно закивал. -- Вы, я вижу, из либералов. Слишком много тори встречаешь, странствуя по Вселе... по миру. -- Мы верим в разумную выгоду, мой добрый господин, подобно всем цивилизованным народам. Ведь это, прежде всего, в интересах общества - -- ненавязчиво способствовать тому, чтобы каждый мог заниматься своим делом. Но садитесь же за стол, господа! Садитесь! Все это время Эльрик ощущал на себе пристальный взгляд незнакомки и, искоса оглядев ее, сказал себе, что, пожалуй, ему не доводилось видеть более очаровательного и решительного создания, с тех самых пор как умерла Киморил. Синие глаза девушки смотрели на мир уверенно и твердо, в ней не было заметно ни тени самолюбования, а лицо оставалось непроницаемым. Внезапна она отвела взор от Эльрика и вновь принялась за еду, но перед тем на устах ее мелькнула странная улыбка, которая совершенно озадачила альбиноса. Положив себе по полной тарелке ароматного жаркого, приятели уселись за стол и молча принялись за еду, как вдруг девушка обратилась к ним,' Причем, неожиданно для Эльрика, голос ее звучит тепло и приветливо, и это еще больше расположило его к незнакомке. -- - Что вы им наплели, друзья, чтобы заработать, этот прекрасный обед? -- О, с нашей стороны здесь не было лжи -- лишь некоторые недоговорки, -- дипломатично отозвался Уэлдрейк, облизывая ложку и с сомнением поглядывая на дымящийся котел: поэт явно колебался, не взять ли ему добавки. -- Вы такие же купцы, как и я, -- засмеялась девушка. -- - Совершенно верно. Я же говорю, недоразумение. Просто эти люди, как видно, не могут себе представить, чтобы странники забрели в их город по иной надобности, кроме торговой. -- Похоже на то. А вы, как я вижу, совсем недавно в этом мире? Верно, спустились по потоку,,' -- Боюсь, я вас не совсем понимаю. -- Эльрик еще соблюдал осторожность. -- Но вы же ищете трех сестер? -- Такое впечатление, что их ищут все на свете, -- усмехнулся альбинос. Ответ его прозвучал намеренно двусмысленно -- пусть думает, что хочет. -- Я Эльрик Мелнибонэйский. А это мой друг, мастер Уэлдрейк, поэт. -- Я слыхала о мастере Уэлдрейке. -- В голосе незнакомки сквозило восхищение. -- Но ваше имя, боюсь, мне незнакомо. Меня называют Розой, это мой меч -- Быстрый Шип, а кинжал мой именуется Малый Шип. -- Эти слова