Книгу можно купить в : Biblion.Ru 31р.
Оцените этот текст:


--------------------
 Tim Powers "on Stranger Tides", 1987
-------------------------------------------------
Проскочил по файл-эхе BOOK Fido: 13.01.2000 16:09
--------------------

                           Джиму и Вики Блэйлокам, самым
                        радушным и преданным из  друзей,
                        а также памяти Эрика Бэтсфорда и
                        Ноэля Пауэрса посвящается



                      Удел неприкаянных душ - затеряться
                      В неведомых людям могучих приливах,
                      Игрушкою быть тех ветров, что ярятся,
                      Но шевельнуть даже волос не в силах.
                                              Вильям Эшблес


                      "...Живей! В разгаре брачный пир,
                      Жених - мой близкий друг.
                      Все ждут давно, кипит вино,
                      И весел шумный круг".

                      Тот держит цепкою рукой
                      "И был, - он молвит, - бриг".
                                  Сэмюэл Тейлор Кольридж(1)

    Даже легкий морской бриз, несущий вечернюю прохладу, не  мог  развеять
влажной духоты, накопившейся в густых зарослях за долгий  жаркий  день,  и
стоило Бенджамену Харвуду углубиться в джунгли, следуя за проводником, как
его лицо покрыли бисеринки пота. Харвуд рубанул мачете, стиснутым в  левой
- и единственной - руке, и тревожно вгляделся в ночные тени; за  пределами
освещенного  факелом  круга  они  теснились  и  нависали,  и  рассказы   о
каннибалах и гигантских удавах казались теперь до  ужаса  правдоподобными.
Белому человеку трудно поверить в  спасительную  силу  (даже  если  имеешь
доказательства обратного) коллекции бычьих хвостов, мешочков со  священной
золой и амулетов, свисающих с пояса чернокожего. Как ни старайся думать  о
фетишах как о чудодейственных гардез, аррес, дрогу, а о спутнике -  как  о
могущественном бокоре, в этом первобытном  дождевом  лесу  такое  помогало
мало.
    Чернокожий проводник ткнул факелом в сторону и оглянулся через плечо.
    - Теперь налево, - сказал он, тщательно выговаривая английские  слова,
и скороговоркой прибавил на исковерканном французском, обычном на Гаити: -
Смотри под ноги - тропу размыло.
    - Тогда не торопись, чтобы я видел, куда ты  ступаешь,  -  раздраженно
отозвался Харвуд по-французски. "Интересно,  -  подумал  он,  -  насколько
прекрасное  произношение,  приобретенное  в  школе,  пострадало  за  месяц
общения с людьми, говорящими на этой странной тарабарщине?"
    Вскоре подъем стал круче, и  Харвуду  пришлось  убрать  мачете,  чтобы
рукой  хвататься  за  ветви  и  подтягиваться  вверх.  Сердце  его  бешено
колотилось; казалось, оно вот-вот лопнет от  натуги,  несмотря  на  дрогу,
подаренный  чернокожим  шаманом.  Но  вскоре  они  выбрались  наконец   из
зарослей, и сразу же легкий вечерний  бриз  с  моря  овеял  лицо  приятной
прохладой. Тяжело дыша,
    Харвуд остановился  и  окликнул  своего  чернокожего  проводника.  Ему
хотелось хоть немного отдышаться и дать высохнуть взмокшим светлым волосам
и рубашке.
    Ветерок шуршал листьями пальм, и между редко растущими здесь деревьями
виднелась поблескивающая рябь пролива, называемого  здесь  Языком  Океана.
Они пересекли его сегодня днем, приплыв с  острова  Нью-Провиденс.  Харвуд
вспомнил, что еще тогда заметил холм, на котором они теперь находились,  и
заинтересовался  им,  хоть  необходимость  управлять  парусом  под  ругань
недовольного колдуна оставляла мало времени для размышлений.
    На картах  это  место  было  обозначено  как  остров  Андрос,  но  все
окрестные жители, с которыми последнее время Харвуду  доводилось  общаться
больше всего, звали его Isle de Loas Bossals, что, как он понял,  значило:
остров Диких (а точнее, Злых) Духов  (или,  как  толковалось  в  некоторых
случаях, Богов). Про себя же называл его "Берег Персефоны",  где,  как  он
надеялся, ему наконец-то удастся приоткрыть завесу над тайнами Годеса.
    Позади послышалось бульканье, и, обернувшись, он успел  заметить,  как
проводник затыкает пробкой  одну  из  бутылок.  В  свежем  чистом  воздухе
разлился аромат рома.
    - Проклятие! - разозлился  Харвуд.  -  Ведь  мы  приготовили  ром  для
призраков.
    Бокор пожал плечами.
    - Взяли чересчур много, - пояснил он. - Чересчур много, слишком многие
придут.
    Его однорукий спутник не ответил и в  который  уже  раз  пожалел,  что
знает недостаточно, чтобы проделать весь ритуал самому.
    - Совсем немного идти осталось, - сказал колдун, укладывая  бутылку  в
кожаный мешок на плече.
    Они снова двинулись по влажной тропинке, но в окружающем  мире  теперь
что-то изменилось: Харвуд явственно ощущал чье-то пристальное  внимание  к
себе и своему спутнику. Его спутник это тоже почувствовал. Он повернулся к
Харвуду и ухмыльнулся, обнажив не только белые зубы, но и белесые десны.
    - Они чуют ром, - объявил он.
    - Ты уверен, что это не просто те бедолаги-индейцы?
    - Они спят, - бросил проводник, не оборачиваясь. - Это духи следят  за
нами.
    И хотя он  знал,  что  пока  еще  нельзя  заметить  ничего  странного,
однорукий нервно огляделся.  И  впервые  ему  пришло  в  голову,  что  все
окружающее не столь уж необычно - такие же  тропические  заросли,  морской
бриз, ночное небо над головой можно встретить и в Средиземном море; и этот
карибский  островок,  возможно,  весьма  походит  на   тот   остров,   где
тысячелетия назад Одиссей прибег к почти такому же ритуалу, как  тот,  что
они сами собирались осуществить этой ночью.

    Лишь только когда они наконец достигли  прогалины  на  вершине  холма,
Харвуд  осознал,  с  каким  затаенным  испугом  он  ожидает  предстоявшего
события. В  окружающем  не  было  ничего  зловещего:  расчищенная  полоска
утоптанной земли с хижиной на краю, посреди площадки - небольшой навес  на
четырех столбах над деревянным ящиком. Но Харвуд знал, что в  хижине  спят
два накачанных наркотиками индейца-аравака, а с другой  стороны  прогалины
приготовлена выстеленная брезентом канавка длиной в шесть футов.
    Чернокожий прошел к ящику под навесом  -  алтарю  ли,  трону  ли,  кто
знает, - и, сняв несколько статуэток с  пояса,  бережно  расставил  их  на
крышке, поклонился, попятился прочь, а затем обернулся к Харвуду.
    - Ты знаешь, что дальше?  -  спросил  колдун.  Харвуд  знал,  что  это
проверка.
    - Побрызгать ромом и  насыпать  муку  вокруг  канавы,  -  ответил  он,
стараясь говорить уверенно.
    - Нет, - сказал бокор, - дальше, но перед этим. - В  его  тоне  теперь
сквозило явное недоверие.
    - А, вот ты о чем, - пробормотал Харвуд, лихорадочно соображая, какого
ответа от него ждут. - Мне казалось это само собой  разумеющимся.  -  Что,
черт возьми, имеет в виду этот тип?
    С чего там начинал Одиссей? Неизвестно, по крайней мере в мифе об этом
ничего  не  говорится.  Впрочем,  Одиссей  жил  во  времена,  когда  магия
удавалась сравнительно легко... да и  извратить  ее  не  успели.  А!  Вот,
пожалуй, что: обряд, отвергающий зло, -  при  их  сомнительной  затее  это
необходимо, чтобы укротить чудовищ, которых может привлечь жертва.
    - Ты о мерах предосторожности, да?
    - Которые состоят из чего?
    Когда в Восточной Европе применяли столь могучую магию, какие  же  там
существовали  меры  предосторожности  против  духов  и  сил  зла?  Чертили
пентаграммы, что ли?
    - Отметины на земле.
    Чернокожий удовлетворенно кивнул:
    - Да. Вервер.
    Он аккуратно положил факел на  землю  и,  запустив  пальцы  в  кожаную
наплечную сумку, вытащил из нее маленький мешочек, развязал, выудил щепоть
серой золы.
    - Мука Гвинеи, мы так ее называем, - пояснил он и принялся рисовать ею
на притоптанной земле сложный геометрический орнамент.
    Белый человек позволил себе немного расслабиться. Сколько  можно  было
всего узнать от этого  народа!  Бесспорно,  примитивны,  бесспорно,  сущие
дикари, но до сих пор в тесном контакте с той живой мощью, отзвуки которой
сохранились лишь в искаженных пересказах в более  цивилизованных  областях
мира.
    - Вот, - сказал бокор. Он сдернул с плеча сумку  и,  не  оборачиваясь,
протянул ее Харвуду.  -  Можешь  пока  заняться  мукой,  ромом...  там  же
леденцы. Духи падки на сладкое.
    Харвуд взял сумку и отнес ее к канаве. Его тень вытянулась перед ним в
прыгающем свете факела к стволам пальм на другой стороне прогалины. Харвуд
остановился у края канавы, бросил мешок на землю, потом наклонился, достал
из сумки бутыль с ромом, вытащил зубами пробку и принялся обходить канаву,
поливая ароматным напитком почву.  Когда  круг  замкнулся,  в  бутыли  еще
плескалось около стакана рома. Харвуд выпил его одним глотком и  отшвырнул
бутылку в темноту зарослей. Потом он достал муку и мешочек с  леденцами  и
принялся раскидывать их горстями, со смущением подумав, что  сейчас  похож
на пахаря, удобрившего и засевающего поле.
    Он обернулся, когда со стороны хижины раздался металлический скрежет -
бокор  с  усилием  толкал  перед  собой  тачку,  в  которой   лежали   два
одурманенных индейца. Это зрелище вызвало в Харвуде  смесь  противоречивых
чувств: ужаса и надежды одновременно. В нем на миг  возникло  сожаление  о
том, что нельзя заменить  человеческую  кровь  овечьей,  как  то  было  во
времена Одиссея,  однако  он,  стиснув  зубы,  помог  чернокожему  колдуну
положить тела на землю так, что головы свисали с края канавы.
    Бокор, у которого был острый короткий нож, протянул его однорукому:
    - Хочешь?
    Харвуд отрицательно мотнул головой и хрипло произнес:
    - Делай сам.
    Он  отвернулся  и  уставился  на  факел,  который  чадил  все  больше,
разбрасывая  по  земле  искры.  Чернокожий  присел  на  корточки  рядом  с
жертвами, и когда несколькими  мгновениями  позже  раздалось  хрипение,  а
кровь забулькала и полилась на брезент, Харвуд невольно зажмурился.
    - А теперь слова, - выдохнул колдун и  начал  речитативом  произносить
что-то на ужасной  смеси  французского,  негритянского  мандонго  и  языка
карибских индейцев, а белый человек, по-прежнему не  открывая  глаз,  стал
вторить ему на древнееврейском.
    Речитатив на разных языках становился все громче, как  будто  стремясь
заглушить новые звуки, доносящиеся со всех сторон из джунглей: тихий  смех
и плач, осторожное шуршание в ветвях, скрежет как от трущихся друг о друга
оброненных змеями шкурок.
    И неожиданно голоса обоих мужчин слились - их декламация  зазвучала  в
унисон, и совпадение это было полнейшим, хотя по-прежнему говорили они  на
разных языках. Пораженный этим  (хотя  нечто  подобное  он  и  предвидел),
Харвуд  ощутил  дрожь  истинного  благоговения  перед  столь   невероятным
совпадением. За острым ароматом пролитого рома  и  терпким  запахом  крови
неожиданно почудился новый  запах  -  запах  раскаленного  металла,  запах
магии, гораздо более сильный, чем Харвуд ощущал когда-то прежде...
    И как-то сразу вдруг пришло понимание, что они здесь уже не одни - вся
прогалина была заполнена призрачными силуэтами людей, и хотя  свет  факела
проходил сквозь них, он все же слегка  тускнел,  когда  между  пламенем  и
Харвудом их оказывалось несколько. И все эти бесплотные существа жались  к
канаве, жалобно и умоляюще щебеча при этом по-птичьи. Харвуд и  бокор,  не
сговариваясь, оборвали декламацию.
    Появились и другие создания, которые, не  пересекая  невидимой  черты,
проведенной колдуном по периметру поляны, собрались на  границе  джунглей,
выглядывая из-за стволов или сидя на ветвях. Харвуд  разглядел  теленка  с
пылающими глазницами, фиолетовую голову, повисшую в воздухе в ожерелье  из
кишок, нескольких существ, больше смахивающих на насекомых, чем на  людей,
и хотя привидения внутри магического периметра беспрестанно  гомонили,  те
снаружи хранили молчание.
    Колдун отгонял привидения от канавы яростными взмахами ножа.
    - Поторопись, - пропыхтел он. - Ищи того, кто тебе нужен.
    Харвуд сделал шаг к краю канавы  и  стал  всматриваться  в  прозрачные
силуэты. Под его взглядом некоторые тени делались более  различимыми,  как
сворачивающийся яичный белок в кипящей воде.
    "Бенджамен! - позвал его кто-то скрипучим голосом, перекрывая всеобщий
гомон. - Бенджамен, это я, Питер! Я был шафером на твоей свадьбе, помнишь?
Пусть он даст мне поесть!"
    Чернокожий вопросительно посмотрел на Харвуда.
    Бенджамен отрицательно покачал головой, нож шамана  яростно  сверкнул,
едва не рассекая надвое просителя. Тень  отчаянно  вскрикнула  и  исчезла,
рассеявшись, точно дым.
    "Бен!  -  вскричал  другой  голос.  -  Будь  благословен,  сынок!   Ты
позаботился о моем ужине, я знал..."
    - Нет, - сказал Харвуд. Он плотно сжал губы, нож сверкнул, и еще  одно
эхо затерялось в шелесте неумолчного бриза.
    - Не могу сдерживать их целую вечность, - выдохнул бокор.
    - Еще чуть-чуть, - бросил Харвуд и позвал: - Маргарет!
    В толпе призраков слева засуетились, и из общей массы выплыло туманное
облачко.
    - Бенджамен, как ты здесь оказался?
    - Маргарет! - В его восклицании сквозило больше боли, чем торжества. -
Она, - рявкнул он на шамана. - Пропусти ее!
    Шаман перестал махать ножом и стал наносить удары  призракам  -  всем,
кроме  одного.  Туманное  облачко  подплыло  к  канаве,  затем  формы  его
расплылись и проявились  снова  уже  в  коленопреклоненной  позе.  Женская
фигура потянулась было к крови,  потом  остановилась  и  просто  коснулась
пасты из муки и рома на краю канавы. На мгновение очертания в свете факела
приобрели плоть, и задетый пальцами шарик леденца откатился  на  несколько
дюймов.
    - Нам не следовало бы быть здесь, Бенджамен, - сказала она, и голос ее
стал немного более громким.
    - Вкуси же крови! -  взмолился  Харвуд,  падая  на  колени  по  другую
сторону канавы.
    Беззвучно призрак начал расплываться и  растворился  в  воздухе,  хотя
холодное железо в руках шамана ничем не угрожало ему.
    - Маргарет! - взревел мужчина  и,  прыгнув,  перелетел  через  канаву,
оказавшись в самой гуще призраков. Они расступились перед ним, как паутина
меж деревьев, и он больно  ударился  подбородком  о  землю.  Звон  в  ушах
заглушил затихающий хор печальных голосов.
    Несколько мгновений спустя Харвуд тяжело  сел  и,  щурясь,  огляделся.
Призраки пропали, и пламя факела посветлело.
    Колдун уставился на него:
    - Надеюсь, ты получил, что хотел?
    Харвуд не ответил.  Он  устало  поднялся  на  ноги,  потер  ушибленный
подбородок и откинул с  лица  свесившуюся  прядь  светлых  волос.  Монстры
по-прежнему теснились за пределами прогалины, за все это  время  никто  из
них даже не шелохнулся.
    - Наслаждаетесь,  да?  -  выкрикнул  Харвуд  по-английски,  тряхнув  в
воздухе единственным кулаком. - Надеетесь, что опять прыгну через  канаву?
- Голос его  истерично  зазвенел,  и,  часто  моргая,  он  шагнул  к  краю
прогалины, тыча пальцем в одного из наблюдателей - гигантскую  свинью,  из
шеи которой росла целая гроздь петушиных голов. - Вот вы, сэр, - продолжил
Харвуд с фальшивым дружелюбием, - поделились  бы  с  нами  вашими  ценными
наблюдениями. Может, по-вашему, мне лучше нацепить на себя картонный нос и
устроить здесь целый балаган, а? Что молчите?..
    Бокор ухватил Харвуда сзади за локоть и развернул его лицом к себе.  В
его глазах англичанин прочитал удивление и сочувствие одновременно.
    - Прекрати, - сказал колдун тихо. - Многие из них даже не слышат, и не
уверен, что кто-то понимает английский. На рассвете  они  исчезнут,  и  мы
спустимся.
    Харвуд вырвал локоть, отошел к алтарю и сел  неподалеку  от  канавы  и
двух обескровленных трупов. Запах нагретого металла, запах магии,  пропал,
но даже прохладный бриз не мог развеять удушливый запах крови.
    Хотя до рассвета еще оставалось девять или десять часов, сама мысль  о
сне казалась Харвуду нелепой. Перспектива долгого ожидания вызвала у  него
чувство дурноты.
    На память пришли слова  бокора:  "Надеюсь,  ты  получил,  что  хотел?"
Харвуд поднял глаза к звездам и вызывающе  улыбнулся.  "Только  попробуйте
теперь меня остановить, - подумал он. - Пусть  даже  на  это  уйдут  годы,
теперь я убедился, что это не ложь, что это можно сделать.  Пусть  бы  мне
пришлось  зарезать  хоть  дюжину  индейцев,  дюжину  белых,  даже   дюжину
друзей... все равно оно того стоит".



                      Моря и стихии нам не подвластны -
                   мы либо принимаем их  правила,  либо
                   идем ко дну.
                                             Джек Шэнди



    Держась за вибрирующий под рукой натянутый как струна канат  и  далеко
перегнувшись через леер, Джон Шанданьяк все  же  улучил  момент  и,  когда
набежавшая волна приподняла огромную скрипучую корму корабля,  на  которой
он находился, изо всех сил швырнул морской сухарь. Вначале ему показалось,
что бросок получился на славу, но вскоре по тому, как сухарь все  падал  и
падал в пространство, понял, что зашвырнул его не  так  уж  и  далеко.  Но
чайка все же заметила добычу и, стрелой метнувшись вниз, в последний  миг,
словно хвалясь собственной ловкостью,  подхватила  сухарь  у  самой  воды.
Сухарь развалился при этом, и чайка тотчас  метнулась  в  сторону,  плавно
набирая высоту, но было ясно, что ей все же перепало угощение.
    В кармане камзола был еще один сухарь, но Шанданьяк  вынимать  его  не
стал, а  лишь  рассеянно  продолжал  следить  за  плавным  полетом  птицы,
восхищаясь  той  естественной  грацией,  с  какой  чайка   парила,   точно
удерживаясь над раскачивающимся на корме фонарем. Шанданьяк вдыхал воздух,
с самого рассвета смутно пахнущий землей.
    Капитан  Чаворт  заверил,   что,   по   его   расчетам,   они   увидят
лилово-зеленые горы Ямайки уже после полудня, до ужина успеют обогнуть мыс
Морант и окажутся  в  гавани  Кингстона  до  темноты.  Но  хотя  разгрузка
"Громогласного Кармайкла" и означала конец заботам и  волнениям  капитана,
от которых тот за последнюю неделю плавания заметно  похудел,  высадка  на
берег положит начало хлопотам самого Шанданьяка.
    И не забывай,  сказал  он  себе  укоризненно,  вытаскивая  из  кармана
сухарь, что как Чаворт, так и ты виноваты в  половине  возникших  проблем.
Сухарь ему на сей раз удалось кинуть куда дальше, чем  в  прошлый  раз,  и
чайка поймала его, не нырнув вниз и на пару ярдов.
    Он повернулся к маленькому столику, поставленному здесь же на  палубе,
за которым  пассажирам  разрешалось  завтракать,  когда  не  было  никаких
срочных корабельных дел, и с удивлением обнаружил, что сидевшая за  столом
девушка поднялась со стула. Ее карие глаза искрились любопытством.
    - И чайка их поймала? - спросила она.
    - Вне всякого сомнения, - подтвердил  Шанданьяк,  подходя  к  столику.
Теперь он даже пожалел, что не брился сегодня. - Хотите, и ваш брошу?
    Девушка отодвинула стул и удивила Шанданьяка еще больше, сказав:
    - Я брошу сама... раз вы уверены, что она не побрезгует червями.
    Шанданьяк повернул голову и бросил взгляд на парящую птицу:
    - Во всяком  случае,  это  не  слишком  ее  пугает.  С  легкой  дрожью
отвращения она взяла со столика прогрызенный червями сухарь  и  подошла  к
перилам. Шанданьяк обратил внимание, что сегодня  утром  девушка  держится
куда увереннее, чем раньше, и морская качка уже не так тревожит ее. Глянув
вниз, девушка слегка отпрянула от перил, поскольку  корма  возвышалась  на
добрых десять футов над  кипящими  волнами.  Ухватившись  левой  рукой  за
ограждение, она подергала его, словно проверяя на прочность.
    - Не хотелось бы мне свалиться за борт, - с нервным  смешком  заметила
она.
    Шанданьяк встал рядом и ухватил ее за левый локоть.
    - Не бойтесь.  -  Он  почувствовал,  как  сердце  неожиданно  забилось
быстрее, и даже разозлился на себя за это.
    Девушка широко размахнулась и швырнула сухарь  вверх.  Чайка  послушно
спикировала,  вновь  подхватив  угощение  у  самой  воды.  Девушка  весело
рассмеялась - Шанданьяк впервые услышал ее смех за все время путешествия.
    - Готова поспорить - чайка встречает все  прибывающие  корабли,  зная,
что люди рады избавиться от остатков провизии.
    Шанданьяк кивнул, и они вернулись к столику.
    - Конечно, у меня не слишком тугой кошелек, но знаете, о чем я мечтаю?
- спросил Шанданьяк. - Я намерен сегодня с шиком  поужинать  в  Кингстоне.
Бифштекс с кровью, свежие овощи и нормальное  пиво,  а  не  эта  прокисшая
бурда, к тому же отдающая дегтем.
    - А мне вот мясо не разрешают, - поморщилась девушка.
    Шанданьяк передвинул стул чуть левее, в тень паруса. Он ощутил  прилив
интереса к этой девушке, и ему хотелось получше видеть ее лицо.
    - Да, я заметил, что вы едите одни лишь овощи, - сказал  он,  поднимая
салфетку. Она кивнула:
    - Питательное и целительное - вот как  это  определяет  мой  врач.  Он
утверждает, что я заполучила мозговую лихорадку  от  промозглой  атмосферы
шотландского монастыря, где я воспитывалась. Он  специалист  и,  наверное,
прав, хотя, признаюсь, чувствовала я себя гораздо  лучше,  пока  не  стала
следовать его предписаниям.
    Шанданьяк рассеянно ухватил одну из ниточек и стал  вытягивать  ее  из
салфетки, потом другую.
    - Ваш врач? - спросил он как бы между  прочим,  опасаясь  нарушить  ее
сегодняшнее веселое настроение и  превратить  ее  вновь  в  ту  неуклюжую,
молчаливую пассажирку, какой она была весь прошлый месяц. - Не  тот  ли...
грузный мужчина?
    Девушка рассмеялась:
    - Да, бедняга Лео. Говорите же прямо, не стесняйтесь. Скажите толстый,
скажите жирный. Да, это он - доктор  Лео  Френд.  Он  кажется  неловким  и
неповоротливым, но мой отец клянется, что лучше медика не сыскать.
    Шанданьяк поднял глаза от салфетки.
    - Вы нарушаете предписания... вашего врача? Сегодня  вы  кажетесь  мне
гораздо бодрее, чем обычно.
    Ее салфетка лежала на столе, и он принялся теребить ее тоже.
    - Это правда, вчера я выкинула в окно  все,  что  лежало  на  тарелке.
Надеюсь, бедная чайка не додумалась это  пробовать:  в  салате  ничего  не
было, кроме трав и сорняков, которые  Лео  так  старательно  выращивает  в
ящиках у себя в каюте. Потом я прокралась в  камбуз  и  выпросила  у  кока
сыра, маринованного лука и рому. - Она застенчиво улыбнулась.  -  Мне  так
отчаянно захотелось вдруг нормальной еды, а не этой преснятины.
    Шанданьяк пожал плечами:
    - Не вижу в этом ничего плохого.
    Он выдернул из каждой свернутой конусом салфетки по три нитяные петли,
просунул в них пальцы, и  салфетки  превратились  в  подобия  человеческих
фигурок, шагающих навстречу друг  другу.  Затем  Шанданьяк  заставил  одну
фигурку поклониться, в то время как вторая  присела  в  реверансе,  и  обе
самодельные куколки - одной из которых ему даже удалось придать  некоторую
женственность -  принялись  танцевать  по  столу,  выделывая  замысловатые
пируэты, поклоны, прыжки.
    Девушка восхищенно захлопала в ладоши. Шанданьяк приблизил  куколок  к
ней - одна присела в низком реверансе, а вторая склонилась перед  девушкой
в галантном гасконском поклоне - после чего он небрежным движением  скинул
салфетки с пальцев.
    - Благодарю вас, мисс Харвуд, - церемонно произнес он.
    - Благодарю вас, мистер  Шанданьяк,  -  сказала  она,  -  вас  и  ваши
замечательные салфетки. Оставим формальности, зовите меня Бет.
    - Отлично, - откликнулся Шанданьяк, - а я - Джон.
    Он уже сожалел о порыве развеселить ее: у него не было ни времени,  ни
особенного желания заводить близкое знакомство с женщиной. Ему вспомнились
уличные дворняги. Он частенько подзывал их просто так,  чтобы  посмотреть,
как они на его зов потешно виляют хвостами, а потом они часами  бежали  за
ним, не желая отставать.
    Он поднялся с вежливой улыбкой.
    - Что ж, - сказал он. - Пожалуй, я должен вас покинуть: мне  предстоит
обсудить некоторые дела с капитаном Чавортом.
    Теперь, когда эта мысль пришла ему в голову, Шанданьяк решил, что  ему
и впрямь следует пойти к капитану. "Кармайкл" шел ходко и ровно, и было не
лишним спуститься в каюту к капитану, хлебнуть с ним пивка  и  потолковать
по душам напоследок.
    Шанданьяк  собирался  поздравить   Чаворта   с   явным   успехом   его
рискованного предприятия: тот не застраховал свой груз, как того требовали
законы.   Шанданьяку,   правда,   придется   принести    поздравления    в
иносказательной форме, если они окажутся не одни, а  заодно  предупредить,
чтобы тот больше не повторял подобных опасных попыток.  Шанданьяк  успешно
вел собственный бизнес, во  всяком  случае,  до  сего  времени,  и  потому
прекрасно знал разницу между тщательно продуманным и рассчитанным риском и
бессмысленной игрой, когда на карту ставится не только  дело,  но  и  сама
репутация. Конечно. Шанданьяк выскажет свой упрек в шутливой форме,  чтобы
старый капитан не стал жалеть, что случайно проболтался в подпитии.
    - А, - сказала Бет,  явно  разочарованная  его  нежеланием  продолжить
беседу. - Что ж, тогда я  передвину  стул  к  перилам  и  буду  любоваться
океаном.
    - Давайте я помогу.
    Шанданьяк взял стул, прошел к правому борту и  поставил  его  рядом  с
одной  из  миниатюрных  пушек,  которые  матросы   называли   вращающимися
орудиями.
    - Тень здесь довольно относительная, - сказал он с сомнением, -  да  и
ветер дует вовсю. Вы уверены, что не будет лучше, если вы спуститесь вниз?
    - Лео уж точно счел бы именно так, - заметила она, усаживаясь на  стул
и одаривая Шанданьяка благодарной улыбкой. - Но  я  бы  хотела  продолжить
свой эксперимент и посмотреть, какую такую  болезнь  можно  заполучить  от
нормальной пищи, солнца и свежего воздуха. К тому же мой отец занят своими
опытами и вечно захламляет каюту бумагами, маятниками  и  камертонами.  Он
раскладывает это по всему полу, и тогда уж ни войти, ни выйти.
    Шанданьяк поколебался, но любопытство все же взяло верх:
    - Опыты? А что он изучает?
    - Он... Я, право, не знаю. Одно время он интересовался  математикой  и
естественной философией, но с тех пор, как шесть лет назад оставил кафедру
в Оксфорде...
    Шанданьяк видел ее отца лишь несколько раз за весь месяц  путешествия.
Солидный однорукий мужчина, который явно  чуждался  всякого  общества,  на
которого Шанданьяк не обращал особого внимания. Но сейчас,  услышав  слова
Бет, он возбужденно щелкнул пальцами:
    - Оксфорд? Бенджамен Харвуд?
    - Верно.
    - Ваш отец...
    - Парус! - донесся крик с мачты. - Слева по борту парус!
    Бет поднялась,  и  они  поспешно  перешли  к  левому  борту,  стараясь
высмотреть с кормы  замеченный  парусник;  им  мешал  собственный  такелаж
"Кармайкла". Шанданьяку вдруг подумалось, что это еще  хуже,  чем  глядеть
сверху на сцену кукольного театра, когда все марионетки в  действии  и  за
перепутанными нитями почти ничего не видно. Это воспоминание слишком  живо
напомнило ему об отце, и он торопливо прогнал  неприятную  мысль  и  снова
сосредоточился на море.
    В конце концов он сумел разглядеть белое пятнышко на самом горизонте и
указал на него Бет  Харвуд.  Какое-то  время  они  пристально  следили  за
парусом, но судно, похоже, не приближалось. Несмотря на солнце,  ветер  на
этой стороне казался холоднее, и вскоре они вернулись к ее стулу.
    - Ваш  отец  -  автор...  ммм...  все  время  забываю  название.  Того
опровержения Гоббса...
    - "Оправдание свободы воли". - Она облокотилась о  перила,  подставляя
лицо ветру. - Да, это он написал, хотя Гоббс и  мой  отец  были  друзьями,
насколько я помню. Вы читали?
    И снова Шанданьяк  пожалел,  что  затеял  весь  этот  разговор.  Книга
Харвуда  была  частью  обширной  программы,  которую  отец  заставлял  его
изучать. Поэзия, история, философия, искусство! Все это  замечательно,  но
вот римский солдат-невежда проткнул же  Архимеда  мечом,  а  орел  сбросил
черепаху на лысину Эсхила, приняв ее за камень, о который можно  расколоть
твердый панцирь.
    - Читал, и мне кажется, он  довольно  эффективно  разделался  с  самой
идеей Гоббса о космосе как о машине. - И прежде чем она успела согласиться
либо возразить, Шанданьяк торопливо поинтересовался: - Но как  же  с  этим
связаны маятники и камертоны?
    Бет нахмурилась:
    - Не знаю. Я  даже  не  знаю,  в  какой  области...  науки  он  сейчас
работает. С тех пор как умерла моя мать, он совсем ушел в себя. Иногда мне
кажется, он тоже  умер  тогда,  во  всяком  случае,  та  часть  его  души,
которая... ну не  знаю,  смеялась,  что  ли.  Последний  год,  правда,  он
несколько оживился - после его первого неудачного посещения Вест-Индии.  -
Она  озадаченно  покачала  головой.  -  Странно,  что  потеря   руки   так
подстегнула его.
    Шанданьяк вопросительно приподнял бровь:
    - Что же случилось?
    - Прошу прощения, я думала, вы знаете. Корабль, на  котором  он  плыл,
захватил пират по прозвищу Черная Борода, и свинцовая пуля раздробила папе
кость. Так что я удивилась, когда он снова решил вернуться сюда.  11равда,
теперь у папы не меньше дюжины заряженных пистолетов и  два  он  постоянно
носит с собой.
    Шанданьяк внутренне усмехнулся, представив себе  старого  оксфордского
профессора, хватающегося за пистолет в предвкушении встречи с пиратами.
    Над голубой гладью спокойного океана прокатился громкий звук - похожий
на удар тяжелого камня, упавшего на мостовую. Шанданьяк уже сделал  шаг  в
сторону левого борта, собираясь узнать, что происходит,  когда  неожиданно
по правому борту ярдах в ста от корабля вверх взмыл фонтан воды.
    Первой мыслью Шанданьяка было, что приближающееся судно -  рыбачье,  и
фонтан - это прыжок большой рыбы. Однако тут же  услышал,  как  матрос  на
мачте заорал пронзительно:
    - Пираты слева по борту! Одиночный шлюп! Вот ненормальные!
    Бет вскочила.
    - Боже милостивый, - произнесла она тихо. - Неужели это возможно?
    Шанданьяк  ощутил  приступ  легкого  головокружения,   сердце   бешено
заколотилось, но страха не было. Вместе с Бет он поспешно перешел к левому
борту.
    - Не знаю, но если это так, то  они  действительно  сумасшедшие.  Ведь
шлюп - он же, по сути, просто парусная лодка, а "Кармайкл" -  трехмачтовый
бриг с восемнадцатью орудиями.
    Ему  пришлось  повысить  голос,   потому   что   тихое   утро,   когда
единственными звуками  был  плеск  волн  о  борт  да  поскрипывание  мачт,
мгновенно преобразилось:  раздавались  возбужденные  возгласы,  отрывистые
команды, топот босых ног по палубе, скрип тросов в блоках. К этой кутерьме
примешивались  другие  звуки,  далекие,  но  пугающие:   где-то   отчаянно
барабанили по металлу, громко и немузыкально свистели в дудки.
    - Так это действительно пираты! - выдохнула Бет, стискивая поручень. -
Мой отец описывал мне этот шум. Они должны еще танцевать  -  они  называют
это "бахвалиться", - чтобы напугать жертву.
    "Этого они,  во  всяком  случае,  добиваются",  -  подумал  Шанданьяк.
Однако, повернувшись к Бет, он с улыбкой произнес:
    - Это бы меня напугало, будь мы на меньшем судне или они на большем.
    - Лево руля! - раздалась команда с нижней палубы, и Шанданьяк  увидел,
как рулевой и еще один матрос принялись крутить штурвал, одновременно реи,
несущие паруса, со скрипом развернулись.
    Все утро корабль слегка кренился вправо, а теперь он выровнялся и  тут
же завалился влево, да так сильно, что  Шанданьяку  пришлось  одной  рукой
ухватиться за первый попавшийся канат, а  другой  подхватить  Бет.  Палуба
вздыбилась под ногами. Столик сорвался с места и  с  грохотом  врезался  в
борт в  ярде  от  Бет.  Тарелки,  серебряные  столовые  приборы,  салфетки
посыпались  вниз  и  со  всплеском  попадали  в  воду  прямо  под   ногами
Шанданьяка.
    - Черт меня побери,  -  сквозь  стиснутые  зубы  проворчал  Шанданьяк.
Корабль все никак не выравнивался,  и  прямо  под  ними  пенились  зеленые
волны. - Что пираты могут нас убить, я не верю, но вот капитану,  пожалуй,
это удастся.
    Ему пришлось задрать голову, чтобы взглянуть на горизонт, но  в  таком
положении его начало мутить, и он поспешно опустил глаза на  воду.  Однако
за несколько секунд Шанданьяк успел увидеть, как  все  бескрайнее  морское
пространство вращается справа налево, и пиратский корабль,  уже  не  точка
вдали за кормой, превращается в цель прямо по курсу. Хотя Шанданьяк увидел
только нос судна, он убедился, что перед ними  действительно  одномачтовый
шлюп с  двумя  треугольными  парусами  в  заплатах.  На  палубе  толпились
оборванцы - действительно, кажется, танцующие.
    Левый борт сначала медленно, потом быстрее стал подниматься.  Горизонт
опустился,  вернувшись  на  свое  привычное  место.  "Кармайкл"   завершил
разворот. Солнце светило теперь с правого  борта  и  сзади,  ветер  дул  в
корму. Шанданьяк, поддерживая Бет за талию, увлек ее к трапу.
    - Я должен увести вас отсюда! - прокричал он. Отец Бет оказался на юте
одновременно с ними, поднявшись по трапу с нижней  палубы,  даже  царивший
вокруг переполох не помешал Шанданьяку вытаращить на  него  глаза:  старый
профессор был в нарядном жилете, длинном камзоле и пудреном парике. Харвуд
поднимался  по  трапу,  цепляясь  за  перекладины  рукоятью  пистолета   в
единственной руке; еще по крайней мере  полдюжины  торчало  из  петель  на
перекинутой через плечо перевязи.
    - Я провожу ее вниз, - рявкнул он, выбираясь на палубу  и  подталкивая
Бет к трапу. Она послушно принялась спускаться, а он  последовал  за  ней,
бросив через плечо: - Осторожнее спускайся, черт побери! Осторожнее!
    На какое-то сумасшедшее мгновение Шанданьяку пришла в  голову  нелепая
мысль: неужели профессор за несколько минут с тех пор, как матрос  крикнул
"пираты", успел отлить пули для пистолетов -  от  него  определенно  пахло
раскаленным металлом. Но тут Харвуд и Бет исчезли  из  виду,  и  Шанданьяк
отскочил в сторону, пропуская матросов, спешивших на корму. Он попятился к
столику, застрявшему между стойками перил, надеясь, что уж  тут-то  никому
не  помешает,  размышляя   о   том,   как   развернутся   события,   когда
двенадцатидюймовые пушки начнут стрелять, и удивляясь, почему  капитан  до
сих пор не отдал команды открыть огонь.
    Три отчетливых взрыва  потрясли  палубу.  "Может  быть,  это  стреляют
пушки?" - подумал Шанданьяк, но, перегнувшись через леер, не обнаружил  ни
клубов дыма у борта, ни фонтанов воды вокруг приближающегося судна.
    Что он увидел - так  это  пиратский  шлюп,  отвернувший  к  востоку  и
приближающийся, держась по ветру, к корме "Кармайкла" слева.
    "Что за чертовщина, - подумал он с нарастающим беспокойством. - Почему
никто не открыл огонь, когда пираты шли прямо на нас, почему  не  стреляют
теперь, когда они подставили борт?" Он  следил  за  мечущимися  по  палубе
фигурами матросов, пока не  заметил  плотную  фигуру  Чаворта  на  юте.  У
Шанданьяка внутри все так и оборвалось, когда  он  понял,  что  и  капитан
Чаворт явно поражен затянувшимся молчанием пушек. Шанданьяк обогнул стол и
заторопился к перилам у трапа, откуда открывался лучший обзор шкафута.
    Он увидел Чаворта, бегущего к  трапу,  ведущему  на  пушечную  палубу.
Почти одновременно оттуда повалил густой дым и донеслись панические крики:
    - Боже, пушка взорвалась!  Все  три  взорвались,  там  всех  в  клочья
разнесло! Спасайтесь!.. Сейчас рванет пороховой погреб!..
    Пистолетный выстрел прорезал нарастающий гвалт,  и  Шанданьяк  увидел,
как матрос, кинувшийся к лодкам, рухнул на  палубу  с  разможженным  пулей
черепом. Взгляд Шанданьяка  остановился  на  дымящемся  пистолете  в  руке
обычно добродушного Чаворта.
    - К шлюпкам только по моему приказу! - прогремел Чаворт. - Ни  взрыва,
ни пожара нет и в помине, просто дым...
    Как бы в подтверждение его слов несколько надрывно кашляющих  матросов
по очереди вскарабкались по трапу.
    - И мы имеем дело всего лишь со  шлюпом,  -  уже  спокойнее  продолжил
капитан. - Пушкари - к  пушкам  на  корме!  Мушкеты  заряжай!  Приготовить
абордажные сабли!
    Вскарабкавшийся по трапу на шкафут матрос грубо оттолкнул Шанданьяка в
сторону и кинулся  к  пушкам  на  корме,  и  тот  растерянно  попятился  к
застрявшему в перилах столику, который представлял хоть  какое-то  убежище
от пуль. Шанданьяк  неловко  пристроился  за  столешницей.  "Проклятие,  -
подумал он,  -  и  это  все  называется  морской  баталией?  Пираты  вовсю
наяривают  на  дудках  и  отплясывают,  матросы,  в  копоти  и  саже,  как
какие-нибудь кузнецы, выскакивают  с  нижней  палубы,  словно  статисты  в
лондонской музыкальной  комедии,  единственный  попавший  в  цель  выстрел
сделан капитаном, уложившим члена собственной команды". Рядом с ним заняли
свои  места  матросы,  готовые  манипулировать  парусами  и  фалами,   еще
несколько человек кинулись к пушкам у левого борта - по обеим сторонам  от
Шанданьяка. Зарядив их и проверив прицел, они застыли в  ожидании,  бросая
взгляды на  пиратский  шлюп  и  каждые  несколько  секунд  раздувая  концы
запальных шнуров.
    Шанданьяк, скорчившись, выглянул между стойками (а не поверх перил)  и
стал опять наблюдать за действиями пиратов. Обладавший мелкой осадкой шлюп
догонял "Кармайкла", он мог похвастать несколькими приличными пушками,  но
отплясывающие на палубе пираты, похоже, совсем  забыли  про  свои  орудия,
целясь  из  пистолетов  и  размахивая  саблями,  топорами  и   абордажными
крючьями.  "Должно  быть,  они  хотят   захватить   "Кармайкл"   целым   и
невредимым", - подумал Шанданьяк.  Если,  не  дай  Бог,  им  это  удастся,
догадаются ли они, что их выручило лишь несчастье на пушечной палубе?
    Бенджамен Харвуд неуклюже взобрался на полуют, вооруженный  до  зубов:
те же шесть пистолетов красовались на его  перевязи,  кроме  того,  еще  с
полдюжины было заткнуто за пояс, и один он сжимал в Руке. Выглядывая через
край стола и читая  на  лице  Харвуда  непреклонную  решимость,  Шанданьяк
признался себе, что, несмотря на всю несуразность облика, профессор  в  их
нынешней отчаянной ситуации выглядел достойно.
    Матрос рядом ухватился за длинную рукоять пушки, развернул и  наклонил
ствол, целясь в шлюп, поднес фитиль к запальному отверстию. Он был всего в
пяти футах от Шанданьяка, и тот наблюдал за  ним,  чувствуя,  как  к  нему
возвращается уверенность.
    Шанданьяк пытался представить себе, как сейчас выстрелит первая пушка,
потом раздастся залп всех орудий, затем  заговорят  мушкеты  и  пистолеты,
обрушивая свинец и сталь на заполненную людьми палубу шлюпа;  еще  два-три
залпа, и сквозь пороховой дым станет видно кренящееся беспомощное судно  с
немногими уцелевшими пиратами и изувеченными трупами. А  "Кармайкл"  вновь
вернется на прежний  курс  и  возобновит  путешествие.  Чаворт  отделается
легким испугом в связи со своим незаконным трюком со  страховкой  груза  и
будет более чем рад разделить с Шанданьяком обещанное пиво.
    Но выстрел  совершенно  неожиданно  грянул  за  спиной  Шанданьяка,  и
матроса, на которого смотрел Джон, швырнуло вперед прямо на пушку.  Прежде
чем он свалился за борт, Шанданьяк успел заметить на  его  спине  кровавую
дыру. За выстрелом послышалось звяканье  железа,  тут  же  раздался  новый
выстрел, за которым последовало то же звяканье.
    Шанданьяк обернулся и  выглянул  поверх  дубовой  столешницы  как  раз
вовремя, чтобы увидеть, как профессор Харвуд выхватил  третий  пистолет  и
разрядил его прямо в изумленное лицо одного из двух матросов, натягивавших
хлопающий парус.  Несчастный  упал  на  палубу,  в  предсмертной  судороге
выгибаясь всем телом. Его напарник  вскрикнул  и,  пригибаясь,  кинулся  к
лестнице. Харвуд бросил  еще  дымящийся  пистолет,  выхватил  другой:  его
следующий  выстрел  перебил  крепление,  удерживавшее  парус  в  свернутом
состоянии. Высвобожденный  конец  каната  взлетел  вверх,  тридцатифутовый
парус развернулся, внезапно  наполнившись  ветром,  и  нижняя  рея  тяжело
повернулась к левому борту, словно гнилые нити,  разрывая  на  своем  пути
бегучий такелаж. Ничем не удерживаемые паруса  захлопали  на  ветру,  весь
корабль содрогнулся, когда бизань-мачта накренилась  к  правому  борту,  и
сверху донесся оглушительный треск ломающегося дерева.
    Матрос  у  другой  пушки  лежал  на   палубе,   уткнувшись   лицом   в
окровавленные доски: именно он стал жертвой второго выстрела Харвуда.
    Харвуд не заметил Шанданьяка, укрывавшегося  за  столешницей.  Вытащив
очередной пистолет, он  шагнул  к  лестнице  и  бесстрастно  прицелился  в
беспорядочно снующую толпу на нижней палубе.
    Не размышляя, Шанданьяк выскочил из-за своего укрытия и, в два  прыжка
преодолев расстояние до профессора, плечом врезался в  спину  Харвуда  как
раз в тот момент, когда раздался выстрел. Пуля улетела куда-то в  сторону,
а Харвуд вместе с Шанданьяком покатились вниз по лестнице.
    Шанданьяк, согнув колени, перевернулся  в  воздухе  и  приземлился  на
ноги, но не устоял и, перекатившись, столкнулся с кем-то из матросов, сбив
того с ног. Шанданьяк  тут  же  вскочил  на  ноги  и  обернулся,  стараясь
разглядеть, что  с  Харвудом,  но  в  драке  впавших  в  панику  матросов,
мечущихся  по  палубе,  ничего  не  было  видно.  То  и  дело  раздавались
разрозненные выстрелы, свист рикошетирующих пуль заставлял людей поминутно
пригибаться, но кто и откуда ведет стрельбу, Шанданьяк определить не мог.
    Наверху с треском лопнули канаты, и  тяжелый  обломок  реи  рухнул  на
палубу, сметя часть ограждения борта. Тут же с глухим  стуком  ударился  о
палубу упавший с мачты матрос. Но не это вывело  Шанданьяка  из  состояния
оцепенения -  а  абордажный  крюк,  перелетевший  через  леер  и  намертво
вцепившийся в дерево. Матрос по соседству кинулся  вперед,  спеша  вырвать
его, пока  никто  не  успел  натянуть  прикрепленную  к  нему  веревку,  и
Шанданьяк за ним,  но  выстрел  сзади  сразил  матроса,  и  Шанданьяк,  не
удержавшись, полетел кубарем через него. Он тут  же  вскочил  на  ноги  и,
пригибаясь, стал озираться по сторонам, уверенный, что стрелял Харвуд,  но
тут очередная пуля расщепила доску палубы прямо перед  ним,  и,  глянув  в
сторону,  откуда  стреляли,  Шанданьяк  увидел  Лео  Френда,  толстого   и
щеголеватого врача Бет. Тот, стоя на полубаке в десяти  ярдах,  целился  в
него из пистолета.
    Шанданьяк нырнул в сторону, и пуля врезалась в планшир  как  раз  там,
где он только что был. Вскочив на ноги,  Шанданьяк,  пригибаясь,  бросился
бежать к правому борту, лавируя между матросами.
    Рядом  ничком  лежал  моряк  в  расплывающейся  под  ним  луже  крови.
Шанданьяк поспешно перевернул его на бок, заметив у того за поясом рукояти
двух заряженных пистолетов. Моряк еще был жив и попытался  что-то  сказать
разбитыми губами, но Шанданьяку было не до  него.  Кивнув  умирающему,  он
выхватил пистолеты у того из-за пояса и повернулся к полубаку.
    Он  нашел  Лео  Френда  не  сразу:   потерявший   управление   корабль
развернулся бортом  к  волне  и  так  сильно  накренился,  что  Шанданьяку
приходилось балансировать, чтобы устоять на ногах.  Наконец  он  обнаружил
толстяка-врача, для устойчивости всем телом  навалившегося  на  ограждение
полубака. Одной рукой он прижимал к  себе  ящик,  из  которого  методично,
после каждого выстрела, доставал новый пистолет.
    Шанданьяк заставил себя успокоиться. Он  слегка  присел,  чтобы  лучше
сохранять равновесие, и дождавшись момента, когда корабль замер на  гребне
волны, прицелился, прищурившись, в толстый живот Френда и нажал на курок.
    Раздался выстрел, и отдачей чуть было  не  вывихнуло  руку,  но  когда
едкий дым рассеялся, толстяк-врач все так же стоял на полубаке,  методично
расстреливая матросов на нижней палубе.
    Шанданьяк отшвырнул прочь разряженный пистолет, сжал оставшийся обеими
руками, и не сознавая, что делает, пересек палубу и с расстояния не  более
пятнадцати футов выстрелил Френду в живот.
    Невредимый толстяк лишь презрительно покосился на  Шанданьяка  сверху,
достал очередной пистолет и выстрелил в  новую  жертву  среди  экипажа  на
палубе. И вновь сквозь запахи порохового дыма,  пота  перепуганных  людей,
горящего дерева Шанданьяка обдало запахом раскаленного металла.
    Мгновением позже  Френд  опустил  пистолет.  Сражение  было  окончено.
Дюжина пиратов уже рассыпалась по палубе, и еще  столько  же  лезли  через
борт. Уцелевшие матросы сложили оружие.
    Шанданьяк выронил свой пистолет и попятился назад,  к  правому  борту,
неверящими глазами глядя на пиратов. Они  веселились,  их  желтые  зубы  и
возбужденные глаза блестели. Лица, если бы они не гримасничали, можно было
бы счесть вырезанными из красного дерева. Некоторые все еще  горланили  на
мотив той мелодии, с которой они вступили в бой. Они  походили,  отрешенно
подумал Шанданьяк, на детей, напяливших  на  себя  одежду  из  театральной
костюмерной. Несмотря на их явно бывшие в употреблении пистолеты  и  ножи,
несмотря на шрамы,  покрывающие  лица  и  тела,  они  казались  Шанданьяку
невинными дикарями, детьми природы - вроде хищных птиц -  по  сравнению  с
холодно-деловитыми Харвудом и Фрейдом.
    Один из пиратов вышел вперед и  одним  прыжком  оказался  на  полуюте;
Шанданьяк был поражен, увидев, когда тот  сдвинул  треуголку  на  затылок,
глубокие морщины на лице и седину во всклокоченных волосах. Пират  оглядел
побежденных противников и усмехнулся, прищурив глаза и оскалив зубы.
    - Пленники, - заговорил он, и его резкий голос  перекрыл  возбужденный
шепот. - Меня зовут Филли Дэвис, и я новый  капитан  этого  корабля.  Всем
собраться вокруг грот-мачты  -  мои  ребята  обыщут  вас...  вдруг  кто-то
припрятал оружие, э? Скэнк, ты, Бартоломью и еще кто-нибудь, живо пошарьте
внизу - нет ли там кого.  Да  осторожнее,  крови  сегодня  и  так  пролито
достаточно.
    Восемь  уцелевших  членов  команды  понуро  сгрудились  вокруг  мачты.
Шанданьяк присоединился к ним и оперся плечом о нагретое  солнцем  дерево,
надеясь, что его неустойчивую походку припишут качке, а не страху.  Глянув
мимо  предводителя  пиратов,  Шанданьяк  заметил,  как  чайка,   очевидно,
успокоившаяся после прекращения стрельбы, спикировала вниз  и  уселась  на
корме. Невозможно было поверить, что всего полчаса назад он и  Бет  Харвуд
мирно кормили птицу морскими сухарями.
    - Мистер Харвуд, - позвал Дэвис. - Мистер Харвуд, я знаю,  что  вы  не
убиты. Где же вы?
    - Да... - послышался слабый голос из-за груды трупов у трапа,  -  ...я
не был убит. Но хотел бы я, чтобы у меня было заклинание от ушибов.
    Харвуд с усилием поднялся и сел. Парик он потерял,  элегантная  одежда
была в беспорядке.
    - У вас же есть  дух-покровитель,  который  заботится  о  вас,  -  без
всякого сочувствия заметил Дэвис и обвел рукой усеянную трупами и ранеными
палубу. - Из этих парней никто не может этим похвастаться. Надеюсь, вы  не
сильно ушиблись.
    - Дочь моя внизу, - взволнованно заговорил Харвуд, понемногу приходя в
себя. - Я принял меры, но вели своим людям...
    - Ее не тронут, -  пообещал  предводитель  пиратов  и,  щурясь,  обвел
корабль оценивающим взглядом. -  А  неплохое  суденышко  вы  нам  привели,
Харвуд. Вижу, вы хорошо все  запомнили.  Эй,  вы!  Пэйн,  Рич!  Ну-ка  все
наверх,  за  работу.  Обрезать  все  обломки,  ставить  паруса.  Попробуем
переползти через Великую отмель Багам.
    - Сделаем, Фил,  -  заверил  его  нестройный  хор  голосов,  и  пираты
деловито принялись карабкаться вверх по вантам.
    Дэвис спустился с мостика на  ют  и  некоторое  время  созерцал  кучку
обезоруженных моряков подле грот-мачты.  Улыбка  все  еще  играла  на  его
губах.
    - Четверо моих парней погибли во время абордажной атаки, - заметил  он
вкрадчиво-тихим тоном.
    - Господи, - прошептал сосед Шанданьяка, закрывая глаза.
    - Однако, - продолжил Дэвис, - из вашей команды убито больше половины,
так что можно считать, что мы квиты.
    Все хранили молчание. Лишь кто-то шумно втянул воздух  да  послышалось
шарканье подошв о палубу. Шанданьяк с запозданием сообразил, что  решалась
и его собственная участь.
    - Вы вольны покинуть корабль на шлюпке, - закончил Дэвис. -  Эспаньола
лежит прямо на восток, Куба к северу, Ямайка  на  юго-востоке.  Вам  дадут
провизию, воду, карты, секстант и компас. Кстати, - добавил он  весело,  -
те из вас, кто желает присоединиться к нам, могут остаться.  Жизнь  у  нас
полегче, чем у других моряков, а еще доля в добыче плюс право покинуть нас
после каждого плавания.
    Нет  уж,  благодарю,  подумал  Шанданьяк.  Как  покончу  с  делами   в
Порт-о-Пренсе, так сразу же домой, и никогда в жизни не пожелаю  я  больше
видеть проклятого моря.
    Старый Чаворт вот уже несколько минут потерянно озирался по  сторонам,
и Шанданьяк понял, что, хотя капитан и примирился с потерей груза, до него
только теперь дошло, что и  корабль  он  тоже  теряет.  Ведь  пираты,  как
правило, предпочитали суда с мелкой осадкой, дающие возможность  в  случае
опасности  оторваться  от   погони   по   мелководью.   Крупный   корабль,
предназначенный для океанских просторов, как "Кармайкл", им был бы так  же
полезен, как разбойникам с большой дороги осадное орудие.
    Старик-капитан посерел лицом. Шанданьяк сообразил, что с потерей груза
Чаворту еще не грозила долговая тюрьма. Не лишись он "Кармайкла",  он  мог
бы продать корабль, и после расплаты с  акционерами  или  совладельцами  у
него еще остались  бы  деньги  на  уплату  страховки  за  груз.  Это,  без
сомнения, оставило  бы  его  без  гроша,  но  по  крайней  мере  позволило
сохранить  секрет,  насчет  которого   он   однажды   спьяну   проболтался
Шанданьяку: поскольку  стоимость  страховки  выше,  чем  вся  прибыль,  на
которую он  мог  рассчитывать,  он  взял  с  владельцев  груза  деньги  на
страховку, а документы оформлять не стал...
    На палубу поднялся один из пиратов, посланных вниз Дэвисом,  и,  глядя
назад, поманил кого-то рукой с зажатым в ней пистолетом. На солнечный свет
сначала,  шатаясь,  выбрался  корабельный  кок,  который  явно  последовал
освященной  временем   традиции   встречать   опасность,   упившись,   что
называется, до положения риз, затем появились  двое  мальчишек-юнг  и  Бет
Харвуд.
    Девушка была бледна и напряжена,  но  сохраняла  видимое  спокойствие,
пока не увидела растрепанного отца.
    - Папа! - крикнула она, бросаясь к нему. - Тебе больно? Тебя ранили?
    Не дожидаясь ответа, она сердито обернулась к Дэвису:
    - Вы уже причинили ему  достаточно  горя.  Встреча  с  пиратом  Черная
Борода стоила ему руки. Что бы он ни сделал вашим людям сегодня...
    - ...является предметом их глубокой благодарности, мисс, - улыбаясь во
весь рот, заявил Дэвис. - Согласно договору, который он с Тэтчем -  Черной
Бородой, если хотите, - заключили в прошлом году, ваш папочка доставил нам
этот прекрасный корабль.
    - Да о чем вы?..  -  начала  Бет,  но  договорить  не  успела.  Чаворт
взревел, вырвал у ближайшего пирата саблю, оттолкнул его и занес саблю над
Дэвисом.
    - Нет! - крикнул Шанданьяк, рванувшись вперед. - Чаворт, не надо!..
    Дэвис спокойно достал пистолет из-за своего яркого пояса, взвел  курок
и выстрелил Чаворту в грудь.  Пуля  пятидесятого  калибра  с  такой  силой
ударила капитана, что на какое-то мгновение он, перевернувшись в  воздухе,
почти встал на голову и только потом рухнул на палубу безжизненной грудой.
    Шанданьяк почувствовал головокружение и никак не мог набрать в  легкие
достаточно воздуха. Время словно остановилось... нет, скорее теперь каждый
момент существовал сам по себе, не связанный с общим  ходом  событий.  Бет
вскрикнула. Из дула пистолета вырвался клуб дыма. Морская чайка  в  испуге
взмыла в воздух. Выроненная Чавортом сабля заскользила  и  завращалась  по
палубе, задев эфесом ногу Шанданьяка. Он нагнулся и поднял оружие.
    И тут, без  всякого  участия  сознания,  он  кинулся  на  предводителя
пиратов. И хотя палуба под ногами отдает гулким  эхом  и  рука  устремлена
вперед, держа зажатую в ладони тяжелую саблю, мысленно он вновь за ширмой,
искусно дергает за веревочки,  и  марионетка  Меркуцио  прыгает  навстречу
марионетке   Тибальду   в   движении,   которое   отец   всегда    называл
coupe-et-fleche.
    Удивленный Дэвис улыбнулся,  кинул  разряженный  пистолет  кому-то  из
пиратов и обнажил свою рапиру, принимая классическую стойку en garde(2).
    С последним шагом - Шанданьяк буквально ощутил рывок веревочки вверх -
он острием сабли отвел рапиру Дэвиса и,  привыкнув  к  тому,  что  Тибальд
отбирает атаку движением шпаги вбок, сделал выпад - почти слишком  быстро;
однако в реальной, неотрепетированной ситуации Дэвис принял все за  чистую
монету и парировал - впустую. Его бок оказался незащищен,  и  Шанданьяк  с
разбегу вонзил в него саблю. Эфес тут  же  оказался  вырван  из  неопытной
руки.
    Сабля зазвенела, упав на  палубу,  и  на  одно  долгое  мгновение  все
замерло. Дэвис, развернувшись по инерции и все еще стоя на ногах,  смотрел
удивленно на Шанданьяка, а Шанданьяк  напряженно  застыл,  ожидая,  что  в
любой момент и откуда угодно раздастся выстрел, беспомощно глядя  в  глаза
раненому пирату.
    Наконец Дэвис медленно  вложил  рапиру  в  ножны  и  так  же  медленно
опустился на колени. Тишина царила невероятная, слышно было, как падают на
палубу капли крови.
    - Убейте его, - отчетливо произнес Дэвис. Шанданьяк повернулся было  к
борту, намереваясь прыгнуть в воду  и  попытаться  доплыть  до  Эспаньолы,
когда тишину прорезал чей-то насмешливый голос:
    - Убить за то. Фил, что он оказался искуснее тебя в фехтовании? Вот уж
верный способ подтвердить свое превосходство.
    Эти слова вызвали глухой  ропот  среди  пиратов,  и  Шанданьяк  замер,
покосившись на Дэвиса. В душе он молился, чтобы  тот  истек  кровью  и  не
повторял приказа.
    Но Дэвис глядел на пирата, который только что высказался. Он по-волчьи
осклабился и показал на рану:
    - А, Веннер, ты всерьез считаешь это раной? Этот порез?
    Дэвис оперся руками о палубу, согнув сначала одну  ногу,  приподнялся,
все еще улыбаясь, глянул  опять  на  Веннера  и  медленно-медленно  встал.
Улыбка не сходила с его лица, хотя он сильно побледнел под  загаром  и  по
вискам струился пот.
    - Ты... ты новичок, Веннер, - хрипло сказал Дэвис. - При случае спроси
Эбботта или Гарднера. какой должна быть рана, чтобы вывести меня из строя.
    Он сделал глубокий вдох, пошатнулся и какое-то время созерцал  палубу.
Штанину по всей длине окрасило кровью. Через секунду он  поднял  голову  и
неуверенно сделал шаг назад, вынимая рапиру опять.
    - Или... Веннер,  ты  и  сам  не  прочь...  проверить,  насколько  эта
царапина вывела меня из строя?..
    Веннер оказался  низеньким  крепышом  с  лицом,  изъеденным  оспой.  С
полуулыбкой на губах он какое-то время молча разглядывал своего  капитана,
словно противника за игорным столом,  который  либо  притворяется  пьяным,
либо нарочно преувеличивает степень опьянения. Наконец  он  просто  развел
руками.
    - Дьявол меня побери, Фил, - весело сказал он. - Ты же знаешь,  нам  с
тобой делить нечего.
    Дэвис кивнул и позволил себе на мгновение прикрыть глаза.
    - Да, конечно.
    Засовывая рапиру в ножны, он повернулся к Шанданьяку.
    - Веннер, однако, прав, - проскрипел он. - Я чертовски рад, что  никто
не убил тебя... по крайней мере пока я не смогу научиться этому  финту.  -
Он позволил себе прислониться к стене кубрика. -  Но  Боже  милостивый!  -
воскликнул он с ноткой искреннего изумления.  -  Откуда  ты  знаешь  такой
славный  трюк,  хотя  двигаешься  хуже  утки  и  саблю  держишь,  как  кок
сковороду!
    Шанданьяк не смог  сразу  выдумать  правдоподобной  лжи  и  неуверенно
признался:
    - Мой отец был хозяином кукольного театра, и я... я всю жизнь управлял
марионетками. Мы выступали... по  всей  Европе,  и  когда  по  ходу  пьесы
требовались поединки - а в наш репертуар входили и пьесы  Шекспира,  -  он
специально справлялся у мастеров фехтования,  чтобы  все  было  как  можно
более реалистично. Так... я научился многим приемам и  повторял  их  сотни
раз, но только с куклами.
    Держась за бок, Дэвис вытаращил на него глаза.
    - Куклы, - наконец выдавил он. - Что ж, я... Надо же, куклы! - Скользя
по стене, он осел на палубу. - Черт, куда подевался Хансон?!
    - Я здесь, Фил!  -  заторопился  к  нему  один  из  пиратов,  на  ходу
раскрывая складной нож. - Тебе бы надо прилечь, слышишь.
    Дэвис покорно лег, но оперся на локоть, чтобы видеть Шанданьяка,  пока
Хансон, очевидно, бывший у пиратов за хирурга, разрезал одежду.
    - Что ж, - повторил Дэвис, - Веннер намекнул,  что  я  был  слишком...
суров, отдавая приказ убить тебя, и  наше  братство  мы...  ай...  дьявол,
Хансон, поаккуратнее же, черт побери! - Он прикрыл глаза и,  собравшись  с
силами, продолжил: - ...а у нас принято обсуждать любой приказ, кроме  как
в бою. Тем не менее ты ранил меня, и я не могу просто взять и... позволить
тебе отплыть вместе со всеми на шлюпке. - Дэвис  оглядел  остальных.  -  Я
предлагаю предоставить ему выбор.
    Пираты закивали и криками выразили свое одобрение.
    Дэвис взглянул на Шанданьяка:
    - Итак, присоединяйся к нам и поклянись разделять наши цели либо прими
смерть, здесь и сейчас.
    Шанданьяк оглянулся на Бет Харвуд, но та что-то шептала  своему  отцу,
который, впрочем, не обращал на нее никакого внимания.  За  ними  высилась
массивная фигура Лео Френда. Его лицо  кривилось  в  недовольной  гримасе,
видимо, он был разочарован тем, что Шанданьяк  до  сих  пор  жив.  Никогда
прежде  Шанданьяк  не  чувствовал  себя  столь  одиноким  и   беззащитным.
Неожиданно он ощутил, как ужасно ему  не  хватает  отца.  Он  обернулся  к
Дэвису:
    - Я с вами.
    Дэвис рассудительно кивнул:
    - Что ж, ответ обычно таков, хоть я и засомневался было немного.
    Хансон поднялся и с сомнением посмотрел на сооруженный им бандаж.
    - Пожалуй, это все, что я могу сделать для тебя, Фил, - буркнул он.  -
Проследи,  чтобы  его  милость  Харвуд  остановил  кровь  и  не  дал  ране
воспалиться.
    Шанданьяк  с  изумлением  посмотрел   на   Хансона.   Тот,   наверное,
оговорился. Он, должно быть, имел в виду Френда, ведь  философия  вряд  ли
способна залечивать раны.
    Услышав свое имя,  Харвуд  наконец  вышел  из  задумчивости  и  поднял
голову.
    - Где Тэтч? - громко спросил он. - Он должен быть здесь. Где же он?
    - Ему времени не хватило, - бросил Дэвис, не поворачиваясь. - Как  раз
сейчас он добывает в Чарльстоне припасы, которые вы просили. Мы встретимся
с ним уже во Флориде. А теперь подойдите сюда и позаботьтесь, чтобы  я  не
подох от этой раны.
    Бет хотела было заговорить, но отец жестом остановил ее.
    - Он передал вам  проводника?  -  недовольно  поинтересовался  Харвуд.
Дэвис поморщился:
    - Мумифицированную собачью голову? Да, конечно. И  она  вчера  вечером
принялась хрипеть и вертеться в своей  банке  с  ромом,  а  около  полудня
застыла, повернувшись на юго-восток. С тех пор она двигалась, только когда
мы меняли курс. Так что мы направились туда,  куда  она  указывала.  -  Он
осторожно  пожал  плечами.  -  Она  точно  помогла  выйти   на   вас,   но
отвратительнее отброса еще поискать. Мне пришлось  потрудиться,  чтобы  не
дать крысам ее сожрать.
    - Черт бы побрал  этого  Тэтча!  -  взорвался  профессор.  -  Доверить
невежественным  бандитам  сложнейшее  приспособление!  Если   крысы   хоть
коснутся головы, они сожрут тебя  самого,  Дэвис,  обещаю.  Легкомысленный
глупец! Часто ли появляются на свет  двухголовые  псы?!  Немедленно  пошли
кого-нибудь за ней.
    Дэвис слабо улыбнулся и откинулся навзничь.
    - Ну уж нет,  -  сказал  он.  -  Вы  получите  вторую  половину  своей
отвратительной парочки лишь тогда, когда я сойду  на  берег  Нью-Провиденс
живым и здоровым, каким я был час назад.  В  противном  случае  мои  парни
сожгут проклятое чучело. Так, парни?
    -  Как  скажешь,  Фил!  -  отозвался  кто-то;  остальные  одобрительно
закивали.
    Харвуд негодующе глянул по сторонам, но все же подошел и опустился  на
колени рядом с Дэвисом. Он оглядел повязку, сдвинул ее и взглянул на рану.
    - Проклятие, ты прекрасно мог бы,  пожалуй,  поправиться  и  без  моей
помощи, - буркнул он, - но ради  вящей  безопасности  моего  проводника  я
позабочусь об этом.
    С этими словами Харвуд принялся рыться в глубоких карманах кафтана.
    Шанданьяк оглянулся. Взгляд его упал на труп  Чаворта.  Морская  качка
перекатывала  мертвеца  с  боку  на  бок,  и  далеко  откинутая  рука   то
поворачивалась ладонью вверх, то ложилась вновь на палубу жестом,  странно
полным философского смысла. Все приходит и уходит, казалось, говорил  этот
жест, радость и горе, жизнь и смерть, хорошее и плохое, и ничто не  должно
удивлять.
    Зрелище  почему-то  показалось  Шанданьяку  постыдным,  словно  бы   у
мертвеца остались спущены штаны. Ему страстно хотелось,  чтобы  кто-нибудь
придал руке пристойное положение. Шанданьяк отвел глаза...
    Ему еще не приходилось  видеть,  как  врач,  каким,  по-видимому,  был
Харвуд, обрабатывает рану, и ему захотелось посмотреть, как это  делается.
На какое-то сумасшедшее мгновение ему показалось,  что  Харвуд  собирается
начать с приведения в порядок внешности Дэвиса, потому что  достал  он  из
кармана нечто, похожее на кисточку для бритья.
    - Этот бычий хвост, - лекторским тоном объявил Харвуд,  -  был  особым
образом подготовлен для того, чтобы привлекать нечто,  которое  вы  зовете
духом-покровителем. Будь оно более могущественным, то могло бы  приглядеть
за всеми людьми на борту сразу, а так оно способно уделить  внимание  лишь
одному-двум. В этой недавней стычке он заботился обо мне и мистере Фрейде.
Поскольку опасность для нас миновала, я препоручаю тебя  его  вниманию.  -
Харвуд засунул колючий хвост за ворот зеленой  рубахи  Дэвиса  и  принялся
опять рыться в карманах. - Так, а теперь... Вот оно! - Он достал маленький
полотняный мешочек. - Это дрогу, благодаря ему  все  органы  работают  как
должно. Сейчас ты в большей опасности, чем я, поэтому передаю тебе амулет,
но помни - с возвратом. - Он снял треуголку с головы  Дэвиса,  положил  на
макушку мешочек и вновь прикрыл треуголкой. - На этом все, -  объявил  он,
поднимаясь с колен. - Довольно терять время. Сажайте в шлюпку пленников  и
пусть они отправляются.
    Новые хозяева "Кармайкла" небрежно спустили на воду одну  из  лодок  и
сбросили вниз веревочную лестницу, чтобы пленники могли спуститься.  Из-за
качки шлюпка ударилась о борт  судна  и  тут  же  зачерпнула  воды.  Дэвис
утомленно отдал необходимые распоряжения,  корабль  развернулся,  и  качка
прекратилась.
    Дэвис поднялся на ноги, раздраженно поморщившись.
    - Все по местам, - рявкнул он.
    Со смешанным чувством Шанданьяк наблюдал, как матросы старого экипажа,
поддерживая раненых товарищей, перелезают через борт. Бет Харвуд,  спрятав
медные  кудри  под  черным  капюшоном,  шагнула  вперед  и,  повернувшись,
позвала:
    - Отец! Жду тебя в лодке.
    Харвуд посмотрел на нее и издал смешок, похожий на скрежет несмазанных
шестерен.
    - Как бы они были рады этому там, внизу. Ведь добрая  половина  убитых
погибла от моей руки! Нет, моя дорогая, я остаюсь, и ты тоже.
    Слова отца ошеломили ее. Не говоря ни слова, она повернулась и пошла к
борту.
    - Эй, вы там, остановить ее, - нетерпеливо скомандовал  Харвуд.  Дэвис
кивнул, и двое ухмылявшихся пиратов заступили ей дорогу.
    Харвуд еще раз хохотнул, но смех тут же перешел  в  надсадный  кашель.
Через силу он выдавил:
    - Поднимайте паруса.
    - Верно, - отозвался Дэвис. - Эй вы, тупицы! Кидайте трупы за борт, да
смотрите шлюпку не заденьте. Он задрал голову наверх:
    - Как дела, Рич?
    - Мы не можем маневрировать без  половины  парусов,  но  при  попутном
ветре дойдем, если ты отправишь всех ребят тянуть шкоты.
    - Отлично. Эллиот, возьми двоих. Отведешь шлюп домой.
    - Есть, Фил.
    Бет Харвуд перевела взгляд с  отца  на  Лео  Френда,  который  тут  же
заулыбался и шагнул к ней -  Шанданьяк  впервые  заметил,  что  щегольской
наряд Френда включал в себя и модные туфли с высокими красными каблуками и
лентами, завязанными бантом "ветряная мельница", - предлагая руку, похожую
на расшитый и слишком туго набитый валик. Однако  Бет  молча  отвернулась,
прошла и встала рядом  с  Шанданьяком.  Ее  губы  были  плотно  сжаты,  но
Шанданьяк заметил  набежавшие  на  глаза  слезы,  которые  Бет  промокнула
манжетой.
    - Проводить вас вниз? - предложил он тихо. Она покачала головой:
    - Я там просто не выдержу.
    Дэвис глянул в их сторону.
    - У вас пока нет обязанностей, - обратился он к Шанданьяку. -  Уведите
ее куда-нибудь на нос, чтобы не путалась под  ногами.  Можете  к  тому  же
принести ей рома.
    - Я не думаю... - начал было Шанданьяк, но Элизабет перебила его:
    - О ради Бога, конечно.
    Дэвис усмехнулся и поторопил их размашистым жестом.
    Через несколько минут они уже стояли на полубаке у правого борта,  где
паруса грот-мачты защищали их от ветра. По пути Шанданьяк успел  заглянуть
на камбуз и, наполнив глиняные кружки ромом, протянул одну Бет.
    Канаты,  скрипя,  ползли  через  блоки,  заскрипел   такелаж,   паруса
развернулись  под  ветром,  и  корабль,  описав  широкую  дугу,  пошел  на
северо-восток. Шанданьяк  потерянно  созерцал,  как  переполненная  шлюпка
постепенно отдаляется от корабля, пока  совсем  не  скрылась  из  виду  за
кормой. По левому борту за "Кармайклом"  не  отставая  следовал  пиратский
шлюп. Со  своего  места,  где  он,  облокотившись  о  перила,  прихлебывал
тепловатый  ром,  Шанданьяк  видел  только  мачту  и   паруса   маленького
суденышка. По мере того как корабль  набирал  скорость,  шлюп  уходил  все
дальше, и теперь Шанданьяк видел весь длинный, с низкой посадкой,  корпус.
Он слегка покачал головой, словно все еще не веря в случившееся.
    - Что ж, могло быть и  хуже,  -  сказал  он  вполголоса  Бет,  пытаясь
убедить в этом не только ее, но  и  себя.  -  Мне,  по-видимому,  простили
нападение на их предводителя, а вы защищены от этих существ...  положением
вашего отца.
    По палубе, ниже того места, где они стояли, сновал,  насвистывая  себе
под нос, один из пиратов, присыпая песком лужицы и пятна крови.  Шанданьяк
поспешно отвернулся и продолжил:
    - И когда мы наконец выберемся из  этой  передряги,  то  все  матросы,
уплывшие на шлюпке, засвидетельствуют, что мы с вами остались здесь не  по
своей воле.
    Шанданьяк ощутил гордость тем, что  голос  его  прозвучал  спокойно  и
ровно. Он торопливо отхлебнул рому, пытаясь унять нервную дрожь в руках  и
ногах, которая появилась теперь, когда кризис миновал.
    - Боже мой, - ошеломленно пробормотала  Бет,  -  мне  остается  только
надеяться, что он погибнет здесь. Он никогда теперь  не  сможет  вернуться
домой. Его даже не отправят в сумасшедший дом - его повесят!
    Шанданьяк кивнул, думая о том, что даже и такая  казнь  слишком  мягка
после всего, что натворил ее отец.
    - Я должна была заметить признаки надвигающегося безумия, - продолжала
Бет. - Я же видела, что он стал...  эксцентричен,  в  последнее  время  он
занимался такими странными изысканиями... Но у меня даже в мыслях не было,
что он когда-нибудь сделается опасен, как бешеная собака, и начнет убивать
людей.
    Шанданьяку  припомнился  матрос,  застреленный  подле  пушки,  и  тот,
другой, кого Харвуд убил выстрелом в лицо.
    - Это не было припадком... безумия, мисс Харвуд,  -  отрывисто  сказал
он. - Все было проделано равнодушно и методично - так кок  давит  муравьев
на кухонном столе, одного за другим, а потом моет руки  и  принимается  за
стряпню. А этот ваш  доктор-толстяк  занимался  тем  же  на  другом  конце
корабля.
    - Френд, да... - прошептала  она.  -  В  нем  всегда  ощущалось  нечто
мерзкое.  Без  сомнения,  именно  он  вовлек  моего  бедного  отца  в  эту
отвратительную авантюру. Но мой отец все-таки безумен. Послушайте, как раз
перед тем, как мы оставили  Англию,  он  отсутствовал  почти  всю  ночь  и
вернулся на  рассвете,  весь  в  грязи,  без  шляпы,  с  какой-то  вонючей
деревянной шкатулкой. Он не хотел говорить, что там находилось, а когда  я
спросила, он посмотрел на меня так, словно никогда раньше не видел. С  тех
самых пор он не расстается с этой шкатулкой, постоянно держит ее при себе.
Она и теперь в его каюте, и, клянусь, он о чем-то шепчет ей  по  ночам.  О
Господи, ведь вы же читали его трактат! Он был таким блестящим мыслителем.
Ну что еще, кроме сумасшествия, может объяснить тот факт,  что  он,  автор
"Оправдания свободы воли", вдруг начинает  плести  околесицу  про  воловьи
хвосты и двухголовых псов?
    Шанданьяк различил в ее голосе страх и сомнение, хоть она и  старалась
сохранить самообладание.
    - Не стану спорить, - мягко согласился он. Бет допила ром.
    - Наверное, мне лучше спуститься вниз и... Джон, не могли бы вы помочь
мне раздобыть еды?
    Шанданьяк оторопело уставился на нее.
    - Прямо сейчас? Э-э... конечно. Что вы...
    - Нет, не сейчас. Когда наступит время обеда.  Теперь  мне,  наверное,
будет еще труднее уклониться от диеты, которую предписал Френд, а  теперь,
как никогда, я должна сохранять ясность рассудка.
    Шанданьяк улыбнулся и снова подумал о том, что бывает, когда пожалеешь
бездомную собаку.
    - Сделаю все, что смогу. Но Бог знает, чем эти дьяволы питаются. Может
статься, что травки Френда окажутся предпочтительнее.
    - Вы их просто не пробовали. - Бет шагнула к трапу, но остановилась. -
Это был действительно мужественный поступок,  Джон,  то,  как  вы  вызвали
этого пирата.
    -  Это  не  было  вызовом,  просто  сработал  рефлекс.   -   Шанданьяк
почувствовал раздражение. - Мне нравился старый Чаворт. Он  мне  напоминал
другого старика. Ни у одного из них не было ни на  грош  здравого  смысла.
Боюсь, я  тоже  его  лишен,  иначе  плыл  бы  сейчас  в  шлюпке  вместе  с
остальными. - Он залпом допил остатки рома. - Что ж, увидимся позже.
    Он смотрел вперед, мимо бушприта, на голубеющий под солнцем  горизонт,
а  когда  оглянулся,  она  уже  ушла.  Только  тогда   Шанданьяк   немного
расслабился и принялся следить за  работой  новой  команды.  Пираты  ловко
шныряли  по  вантам,  быстрые,  точно  пауки,   ругаясь   на   английском,
французском, итальянском и паре других языков, которые Шанданьяку  еще  не
доводилось слышать. С грамматикой они были явно не в  ладу,  но  следовало
признать - по степени  непристойности,  богохульства  и  изобретательности
оскорблений пираты выжимали максимум из доступных им языков.
    Он невольно улыбнулся и вдруг сообразил, что вся эта многоязычная и  в
общем-то добродушная ругань сильно напоминает то, что он привык слышать  в
тавернах Амстердама и Марселя,  Брайтона  и  Венеции.  В  его  памяти  они
слились в единый образ портовых кабаков, где они с отцом, бывало,  грелись
у  жаркого  огня,  потягивая  вино  и  обмениваясь  новостями  с   другими
путешественниками. Временами юному Шанданьяку казалось, что их  марионетки
- компания аристократов, путешествующих в сопровождении двух слуг-людей. И
вот теперь, семь лет спустя, Шанданьяк вдруг понял,  что  куклы,  пожалуй,
были не такими уж и плохими хозяевами. Правда, плата была нерегулярной, но
ведь великие дни кукольных театров  уже  закончились  к  1690  году,  году
рождения  Шанданьяка,  когда  правители  Германии  отменили  наконец  свой
десятилетний запрет на исполнение пьес живыми актерами. И все же временами
наступали и благословенные дни, когда деньги буквально шли им  в  руки,  и
тогда сытные обеды и теплые постели казались куда как приятнее в сравнении
с предыдущими месяцами холодных комнат и пропущенных завтраков.
    Пират, посыпавший палубу песком, закончил  свою  работу,  но,  проходя
мимо грот-мачты, неожиданно поскользнулся и чуть не  упал.  Он  с  вызовом
огляделся - не смеется ли кто над ним,  потом  высыпал  остатки  песка  на
скользкое пятно и ушел. Не на крови ли Чаворта тот поскользнулся,  подумал
Шанданьяк. И ему припомнилась ночь  в  Нанте,  когда  его  отец  попытался
обороняться ножом против банды бродяг, поджидавших их  за  винной  лавкой.
Франсуа Шанданьяк тогда как раз был при  деньгах,  но  ему  было  уже  под
шестьдесят и он не питал никаких надежд на будущее.  И  вот  вместо  того,
чтобы отдать деньги, как он благоразумно поступал раньше,  когда  их  пару
раз так же  грабили,  он  вынул  нож,  которым  вырезал  кукол  для  новых
представлений...
    Шанданьяк облокотился о так и не выстрелившую пушку  и  только  теперь
позволил себе почувствовать удовлетворение от того, как пригревает  солнце
спину, как по всему телу от рома разливается приятная истома и что он  цел
и невредим.
    Нож выбили сразу, точным ударом башмака, а потом  были  кулаки,  зубы,
колени, пинки, и когда бандиты наконец удалились, пересчитывая  серебро  в
туго набитом  кошельке  и  шумно  радуясь  богатой  добыче,  им  наверняка
казалось, что они оставили лежать пару трупов.
    В последующие годы Шанданьяк иногда жалел, что это оказалось  не  так:
ни отец, ни он сам полностью не оправились после той ночи.
    В конце концов они все же добрались до своего номера в гостинице. Отец
потерял передние зубы и левый  глаз.  Сам  Джон  долгое  время  не  владел
парализованной правой рукой, по  которой  прошелся  чей-то  каблук.  Целый
месяц он опирался при ходьбе на трость и лишь через год перестал  мочиться
кровью. Поврежденная рука, пусть даже потом он и научился ею  пользоваться
в полной мере, послужила поводом, чтобы навсегда  оставить  кочевой  образ
жизни. Ему удалось выклянчить у дальнего родственника в Англии  деньги  на
проезд и согласие поселить его в своем доме, и к двадцати  двум  годам  он
нашел себе место бухгалтера в текстильной фирме.
    Отец же, здоровье которого все ухудшалось, в одиночку продолжал давать
кукольные представления еще пару лет, пока не умер в Брюсселе  зимой  1714
года. Он так никогда и не узнал о тех деньгах, которые  могли  продлить  и
скрасить  его  жизнь,  о  деньгах,  которые  так  коварно   присвоил   его
собственный младший брат Себастьян.
    Шанданьяк бросил взгляд через правое плечо, и ему показалось,  что  он
различает на востоке темную полоску, которая  вполне  могла  быть  берегом
Эспаньолы.
    "Я бы прибыл туда уже через неделю, - с тоской  подумал  он,  -  после
того, как получил бы кредит в банке на Ямайке.  Когда  же  я  туда  теперь
попаду? Не умирай, дядя Себастьян. Не умирай, пока я до тебя не доберусь".



    Даже в сумерках,  когда  на  берегу  начинали  загораться  костры,  на
которых готовили пищу, мели, окружающие гавань, были  отчетливо  видны,  и
прибывающие лодки и корабли то и дело меняли курс, держась темной воды, на
своем пути  из  открытого  моря  к  поселению  Нью-Провиденс.  Большинство
суденышек, принадлежащих жителям поселка, уже встали на ночь на якорь либо
прямо в гавани, либо вдоль обветшавшей  пристани,  однако  же  большинство
лодок просто вытащили на берег. В  этот  час  запахи  человеческого  жилья
соперничали со свежим морским бризом, ибо  к  обычной  вони  смеси  смолы,
серы,  протухшей  еды  и  бесчисленных  гальюнов  присоединялись   ароматы
неумелой готовки: горелых перьев, поскольку обитателям острова  было  лень
ощипывать цыплят, жутких рагу, в которые  щедрая  рука  накидала  побольше
ворованной мяты и китайской горчицы, чтобы отбить вкус несвежего  мяса,  а
также странные пары, образовавшиеся в результате смелых и  временами  даже
взрывоопасных экспериментов в приготовлении пунша.
    Бенджамен Харвуд забрал свою дочь и Лео Френда с "Кармайкла"  четырьмя
часами раньше, вскоре после того, как корабль  после  долгого  лавирования
все-таки вошел в гавань, и задолго до того, как пираты принялись  килевать
судно.  Он  окликнул  первую  же  шлюпку,  которая  подошла  к  борту,   и
потребовал, чтобы его перевезли на берег. Ему не только повиновались,  но,
как показалось Шанданьяку, его узнали.
    И  теперь  "Кармайкл",  завалившись  на  один  борт,  лежал  на  боку,
удерживаемый канатами,  привязанными  к  мачтам  и  продетыми  под  килем,
привалившись всеми ста десятью футами корпуса к песчаному берегу глубокого
заливчика в ста ярдах от скопления палаток и  хижин,  а  Шанданьяк  плелся
туда по берегу в компании пиратов, пошатываясь не только  от  непривычного
ощущения земной тверди под ногами, но и от усталости, поскольку  пираты  с
детской непосредственностью посчитали,  что  как  новый  член  команды  он
должен работать за двоих.
    - Ах, черт меня побери, - заметил щербатый парень,  шагавший  рядом  с
Шанданьяком, - мой нос чует свеженькую жратву.
    Шанданьяк уже успел узнать, что парня звали  Скэнк.  Заваленный  набок
корабль за их спинами натужно скрипел шпангоутами и канатами, а птицы - по
крайней мере Шанданьяк предположил, что это птицы, -  протяжно  кричали  и
возились в сумрачных джунглях.
    - Свеженькая, это верно, - кивнул Шанданьяк. Судя по багровым сполохам
впереди, запахам и многоголосым крикам,  предстоящий  обед  был,  по  всей
видимости, не просто свеженьким, но еще даже и не пойманным.
    Слева над кронами пальм показался округлый скальный выступ.
    - Форт, - ткнул пальцем в темноту щербатый спутник Шанданьяка.
    - Форт? - Шанданьяк прищурился и различил стены и башню, сложенные  из
того же камня, что и сама скала. Даже отсюда, с берега, он  мог  различить
проломы в неровной линии стен. - Вы что, выстроили здесь форт?
    - Не-а, испанцы.  А  может,  англичане.  Они  все  считают  его  своим
собственным. Не сосчитать, сколько раз он переходил  из  рук  в  руки,  но
когда Дженнинг нашел этот остров и решил основать здесь пиратский городок,
там  отыскался  один-единственный  житель  -  выживший  из  ума  старикан.
Англичане считают, что теперь форт принадлежит  им  -  король  Георг  даже
присылал  сюда  парня  с  помилованием   для   каждого,   кто   перестанет
пиратствовать  и  займется  мирным  трудом:  земледелием   или   еще   чем
добропорядочным. Да только и это все не надолго.
    Они пробирались между кострами, огибая кучки людей, расположившихся на
песке. Большинство из них опирались  спинами  на  бочки  и  обломки  мачт,
воткнутых в землю. Люди выкрикивали приветствия новоприбывшим,  размахивая
бутылками  и  подгорелыми  кусками  мяса.   Шанданьяк   нервно   оглядывал
освещенные пламенем лица,  с  удивлением  обнаружив,  что  около  четверти
населения острова составляли женщины.
    - "Дженни" стоит на якоре вон там, - сказал Скэнк, махнув в темноту. -
Они уже должны были развести огонь и, если повезло, найти, что  бросить  в
котел.
    Земля  по-прежнему  ощущалась  Шанданьяком,  как  раскачивающаяся  под
ногами палуба, и, перешагивая  через  кучу  песка,  он  споткнулся.  Джону
удалось сохранить равновесие, однако он неловко выбил куриную ножку из рук
одной женщины.
    Господи Иисусе, в ужасе подумал он.
    - Простите... - пробормотал Шанданьяк. - Простите, я...
    Но женщина лишь пьяно расхохоталась,  схватила  другой  кусок  мяса  с
блюда, казавшегося сделанным из золота, и что-то неотчетливо выкрикнула на
смеси французского и итальянского. Шанданьяк был  почти  уверен,  что  она
пригласила его  заняться  любовью,  однако  сленг  был  непривычен,  да  и
грамматика изрядно хромала.
    - Э-э-э, - поспешно обратился он к Скэнку, восстанавливая  равновесие.
- "Дженни"?
    - Да шлюп же, на котором мы брали ваш "Кармайкл",  -  пояснил  молодой
пират. - Ara, - добавил он, вглядываясь вперед,  когда  они  поднялись  на
гребень следующей дюны, усыпанной мусором. - Они уже  поставили  на  огонь
котел с морской водой и даже успели туда что-то кинуть.
    Скэнк тяжело припустил рысью, меся песок. Вслед за ним  устремились  и
остальные люди Дэвиса. Шанданьяк последовал за ними более медленно. Да, на
берегу действительно пылал огонь и на поленья был водружен огромный котел,
край которого доставал человеку до пояса.  Шанданьяк  разглядел  несколько
обезглавленных выпотрошенных кур,  никак  иначе  не  обработанных,  их  со
всплеском кинули в котел. Затем из тьмы,  пошатываясь,  появился  один  из
пиратов и выплеснул туда же  ведро  бурой  жидкости  с  плавающими  в  ней
комками чего-то. Усилием воли Шанданьяк подавил позыв к тошноте,  а  потом
улыбнулся своей реакции: похоже, пиратов он боялся  куда  меньше,  чем  их
еды.
    Какой-то коренастый  старик,  лысый,  однако  с  бородой,  торчащей  в
стороны, как крона пальмы, перегнулся через костер, запустил татуированную
руку в похлебку и принялся помешивать ее.
    - Еще не нагрелось толком,  -  недовольно  пробурчал  он.  Он  вытащил
мокрую курицу, отступил в сторону и впился зубами в крыло.  Зрелище  белых
перьев, перепутавшихся с  прядями  бороды,  поразило  Шанданьяка.  И  даже
сквозь гул всеобщей болтовни Шанданьяк ясно расслышал, как хрустнули кости
курицы. - Ага, похоже, уже  начинает  приобретать  вкус,  -  решил  пират,
швыряя тушку обратно в котел.
    - Давайте споем, - крикнул кто-то, - пока дожидаемся ужина.
    Раздались одобрительные возгласы, но тут  в  освещенный  круг  ступила
ухмыляющаяся фигура.
    - К черту песни, - рявкнул Филип Дэвис, глядя прямо на  Шанданьяка.  -
Давайте устроим кукольное представление.
    Насмешка,  прозвучавшая  в   голосе   пирата,   заставила   Шанданьяка
вспыхнуть. Может, Дэвис и шутил, но другие пираты восприняли его  слова  с
энтузиазмом.
    - Это точно! - заорал пират, единственный уцелевший глаз которого едва
не выскочил из орбиты от возбуждения. - Этот парень  с  "Кармайкла"  умеет
управлять марионетками! Он покажет нам представление, правда ведь?
    - Он покажет, - пьяно рыгнул толстяк, сидевший у костра неподалеку.  -
Он покажет или... я пну его в задницу. - И он с  яростью  потряс  кулаком,
грозя пустоте.
    Все остальные присоединились  к  этому  мнению  и  уже  через  секунду
Шанданьяка довольно грубо выпихнули на освещенный участок перед толпой.
    - Что... но... - Он огляделся  по  сторонам.  Пустая  угроза  пьяницы,
похоже, на самом деле была совсем  нешуточной,  и  ему  живо  припомнилась
страшная обыденность гибели Чаворта.
    - Так ты показываешь или нет, парень?  -  с  издевкой  поинтересовался
Дэвис. - В чем дело? Твой балаган слишком хорош для нас, да?
    Какой-то негр, выкатив глаза, ткнул пальцем в Шанданьяка:
    - Он обозвал меня собакой!
    - Подождите! - громко сказал Шанданьяк, вскидывая руку. - Погодите-ка.
Я устрою вам представление, но мне нужны  э-э-э...  нитки,  крепкая  игла,
острый нож и кусок мягкого дерева... ну, скажем, величиной с трехгаллонный
кувшин
    Несколько пиратов вскочили с радостными воплями.
    - Да, - добавил Шанданьяк уже более уверенно,  -  и  несколько  кусков
материи и маленькие гвозди. И еще, я вот смотрю,  вы  тут  передаете  друг
другу бутылки, как там насчет выпивки для кукольника?
    Несколькими минутами позже он уже сидел, нагнувшись над куском дерева,
по очереди то  работая,  то  отхлебывая  из  бутылки  действительно  очень
хороший бренди. Выстругивая торс,  конечности  и  голову  куклы  из  куска
пальмового ствола, он размышлял, что  же  может  прийтись  по  вкусу  этой
разношерстной  публике.  Шекспир  явно  отпадал.  Правда,   была   парочка
скабрезных диалогов, которые иногда исполнял в трактирах его  отец,  когда
полагал, будто его  маленький  сынишка  отправился  в  постель.  Шанданьяк
подозревал,  что  эти  сценки  составляли  значительную  часть  репертуара
старика в годы до того, как немецкое духовенство ввело запрет  на  участие
актеров в представлении. Если Шанданьяку удастся припомнить хотя  бы  один
из них, то представление пройдет на "ура".
    С мастерством, о котором он, казалось, давно забыл, Шанданьяк  вырезал
грубые, но выразительные лица. Затем он нарезал несколько  полосок  ткани,
которые прибил к рукам и ногам кукол,  чтобы  сделать  их  подвижными.  Из
больших кусков ткани выкроил одежду. Ему потребовалось не  больше  минуты,
чтобы соединить все это и прикрепить веревочки к головам, рукам, коленям и
спинам марионеток, а другие концы  -  к  небольшой  крестовине.  Управлять
одновременно двумя куклами - дело  сложное,  ему  пришлось  отказаться  от
отдельного стержня, двигавшего ногами, но он давно уже научился дергать за
веревочки, идущие к коленям марионеток. большим и указательным пальцами.
    - Ну  что  ж,  приступим,  -  сказал  он  наконец,  стараясь  казаться
уверенным: так всегда советовал  ему  отец,  когда  приходилось  выступать
перед буйной аудиторией вроде нынешней.  -  Все  садитесь!  -  объявил  он
громко. - Эй, кто-нибудь, киньте-ка  мне  этот...  эту  поломанную  бочку,
пожалуйста. Уж лучше такая сцена, чем совсем никакой.
    К его удивлению, один из пиратов  с  готовностью  поднялся,  принес  и
осторожно опустил бочку перед ним на песок. Шанданьяк оглядел выбитое дно,
потом решительно вышиб ногой половину заклепок, отодрал  разбитые  планки,
снял верхний обруч и отступил в сторону.
    - Вот это наша сцена, - кивнул он. Большинство  пиратов  расселись  на
песке и даже примолкли. Шанданьяк взял крестовину  и  пропустил  пальцы  в
петли. Он приподнял марионетку, чьи ноги были спрятаны  в  грубое  подобие
штанин.
    - Наш герой, - объявил он громко и, поднимая куклу в платье,  добавил:
- А вот женщина, которая встретилась ему по дороге.
    Его зрители сочли такое начало многообещающим.
    Женскую марионетку Шанданьяк поместил в  полукруг  разбитой  бочки,  и
кукла-мужчина начала приближаться к ней.
    Шанданьяк остро почувствовал, что находится на  другой  стороне  мира,
перед  толпой  пьяных  убийц.  Устраивать  здесь  кукольное  представление
казалось так же нелепо и неуместно,  как  украшать  цветочными  гирляндами
виселицу... или, неожиданно пришло ему в  голову,  как  танцевать  и  петь
перед тем, как взять на абордаж торговый корабль и перебить  половину  его
команды.
    Откуда-то от других костров приковылял старик, такой  древний,  какого
Шанданьяку уже давно не доводилось видеть, пожалуй, с  самой  Англии.  Его
борода и длинные, свалявшиеся волосы были цвета старых  истлевших  костей,
лицо походило на обтянутый темной кожей  череп.  Шанданьяк  не  взялся  бы
определить его национальность, однако когда пираты встретили его  веселыми
криками, именуя "комендантом", и потеснились, уступая  ему  лучшее  место,
Шанданьяк понял, что это, должно быть, и есть тот самый "выживший  из  ума
старикан",  которого  помянул  Скэнк:  тот  самый  старик,   который   был
единственным обитателем острова, когда пираты наткнулись на это место.
    Кукла-мужчина подошла к бочке и, похоже, собиралась  пройти  мимо,  но
тут женщина выглянула из двери - отверстия в бочке - и кивнула прохожему.
    - Добрый  вечер,  сэр,  -  произнес  Шанданьяк  тонким,  пронзительным
фальцетом, чувствуя себя полным идиотом. - Вы не поставите выпивку леди?
    -  Прошу  прощения.  -  Вторая   марионетка   пародировала   интонации
английского аристократа. - У меня очень...
    - Пожалуйста, погромче, сэр, - перебила  его  кукла-женщина.  -  Я  не
очень хорошо слышу.
    - ...плохо со слухом.
    - Что-что, сэр? Со страхом плохо? Ну, кажется, я понимаю, сэр, куда вы
клоните. Да только нечего вам меня бояться, я обещаю...
    - Нет, нет, со слухом, со слухом...
    - Что-что? Уха с луком? Да что же вы, совсем голодный? Ладно, хватит о
рыбе, не заняться ли нам делом?
    - Каким делом? И никакой я не холодный...
    - О, замечательно, сэр, замечательно. Не холодный? Ну стало быть, пылу
вам не занимать, вот и отлично
    - Это ловушка! - неожиданно завопил во всю глотку один из  пиратов.  -
Она сдаст его прямо в лапы вербовщиков! Вот и со мной такое было!
    - Женщина?! - недоверчиво переспросил другой пират. - А мне вот просто
поднесли выпивку. Я даже и половины выхлебать не  успел,  как  они  огрели
меня по голове, и очнулся я только на корабле Его Величества.
    Дэвис засмеялся, откупоривая новую бутыль.
    - А меня вот поймали на конфетку. Мне было пятнадцать, и я возвращался
из плотницкой, где работал подмастерьем. - Он запрокинул бутылку и  сделал
большой глоток.
    - Да это же запрещено! - изумленно воскликнул один из  пиратов.  -  Не
имеют права, подмастерья до восемнадцати  лет  не  подлежат  вербовке.  Ты
должен был все рассказать капитану, Фил, и он бы высадил тебя на  6epeг  с
извинениями.
    - Королева Анна издала этот закон в  1703-м,  но  меня-то  забрали  за
четыре года до этого. - Дэвис опять ухмыльнулся,  глотнул  ил  бутылки  и,
вытирая усы, добавил - В данном случае закон обратной силы не имеет. -  Он
глянул на Шанданьяка - Да, пусть она его сдаст вербовщикам.
    - Э-э-э...  хорошо.  -  Шанданьяку  приходилось  видеть,  как  орудуют
вербовщики в разных странах, хотя то ли его возраст, то ли национальность,
то ли взятка, вовремя сунутая отцом кому надо, позволили ему избежать этой
горькой участи.
    - Вот сюда, сэр, вот сюда! - завлекающе заговорила марионетка-женщина,
пятясь в глубину бочки. - Мы можем выпить, прежде чем  перейдем  к  другим
делам.
    Голова куклы-мужчины по-идиотски закивала:
    - Прошу прощения...
    - Я говорю, я знаю хорошее местечко. Давайте пропустим по кружечке.
    - Что? Дружочки? Это ваши дружочки? Сомнительная компания. Мне, право,
кажется, что я... что мне...
    Кукла-мужчина последовала внутрь бочки, и Шанданьяк принялся энергично
трясти ее и стучать носком башмака в стенку.
    - Оу! - вскрикивал он на разные лады. - Ох! Ах! Смотри!  Хватай!  Ага!
Держи его! Вот, сэр! Позвольте мне первому поздравить вас с  тем.  что  вы
избрали для себя жизнь на море, полную приключений и романтики.
    Шанданьяк намеревался направить свое представление в привычное  русло,
однако аудитория теперь требовала, чтобы его незадачливый герой  попал  на
военный корабль. Он повалил бочку на бок, изобразив подобие корабля, затем
быстренько подколол у куклы-женщины платье, соорудив таким образом  брюки,
чтобы получить исполнителя разнообразных мужских ролей.
    Побуждаемый аудиторией, ударившейся в воспоминания, Шанданьяк заставил
свою куклу - чей аристократический выговор уже исчез -  всячески  страдать
от презираемых и в то же время  грозных  офицеров.  Ему  отрезали  ухо  за
ответ, в котором мичман узрел  скрытый  сарказм,  выбили  зубы  за  другое
прегрешение, потом его "секли по флоту", то есть  с  помпой  перевозили  с
одного корабля на другой и поочередно секли на каждом  судне  в  назидание
всем остальным. Наконец аудитория смилостивилась над несчастным  героем  и
позволила ему сбежать с корабля в тропическом порту и вплавь добраться  до
берега. На этом месте часть пиратов утратила  интерес  к  представлению  и
принялась горланить песни, а парочка за пределами освещенного круга  стала
фехтовать на палках.
    Несмотря на все это, Шанданьяк продолжал и спрятал беглеца в  джунглях
в ожидании пиратского корабля, на который он мог бы наняться. Но тут самый
древний обитатель острова вскочил на ноги.
    - Родник! - завопил он во всю глотку. - Вода там вонючая,  тухнет,  не
успев проступить из земли,
    -  Все  путем,  губернатор,  -  сказал  Скэнк.  -  Но  ты  же  мешаешь
представлению.
    - Лица в брызгах. Потерянные души.
    - Заткнись, Сауни! - завопил кто-то еще,
    - А-а? - Старик недоуменно огляделся по сторонам, словно бы очнувшись.
- Винный уксус, - торжественно произнес он, словно  сообщая  им  пароль  в
Царствие Небесное, - избавит вас от вшей.
    - Я не собака! - завопил негр,  из-за  которого  Шанданьяк  согласился
дать представление.
    - Экипаж Чарли Вейна нуждается в  твоем  совете  куда  больше  нашего,
комендант, - заметил Дэвис. Предводитель передал старику свою  бутылку,  в
которой еще оставалось больше трети. - Почему бы не пойти и не сообщить им
это?
    Сауни  отпил  и  зашаркал  во  тьму,  раза  два  остановившись,  чтобы
прокричать назидательно звучащие цитаты из Ветхого Завета.
    В этот момент кто-то крикнул, что еда готова, и  Шанданьяк  облегченно
вздохнул. Он положил кукол и двинулся вслед за  остальными  к  котлу.  Ему
передали доску с дымящейся, мокрой, покрытой  странными  пятнами  курицей.
Запах, однако, от нее шел довольно  приятный:  содержимое  ведра,  которое
выплеснули в котел, оказалось карри, которое команда другого корабля нашла
слишком острым. Шанданьяк вытряхнул курицу из обвисшей  кожи  с  остатками
перьев, насадил ее на щепку и принялся  обжаривать  над  огнем.  Несколько
пиратов, которым, как видно, полусырое мясо тоже не  слишком  пришлось  по
вкусу, последовали его примеру, и после  того,  как  все  поели  и  запили
сомнительный обед изрядным количеством бренди,  кто-то  потребовал,  чтобы
кукольника официально назначили коком.
    Раздались одобрительные крики, и Дэвис, который  был  среди  тех,  кто
позаимствовал у Шанданьяка идею обжаривания курицы, шатаясь,  поднялся  на
ноги.
    - Встань, кук!
    Предпочтя   воспринять   обращение   как   уменьшительное   от   слова
"кукольник", Шанданьяк не спеша поднялся, правда, без улыбки.
    - Как тебя зовут, кукольник?
    - Джон Шанданьяк.
    - Шанд... что?
    - Шанданьяк.
    В костре треснула доска, подняв маленький сноп искр.
    - Э, приятель, жизнь слишком коротка для  подобных  имен.  Тебя  звать
Шэнди. И поверь мне, для кока это еще весьма увесистое имя. - Он обернулся
к остальным пиратам, которые вповалку валялись на песке,  словно  полегшие
на поле брани. - Знакомьтесь, это  Джек  Шэнди,  -  сказал  он  достаточно
громко, перекрывая общий гул болтовни. - Теперь кок - он.
    Все,  кто  разобрал  его  слова,  остались  довольны.  Скэнк  водрузил
несъеденную мокрую курицу на треуголку Шанданьяка и заставил его  в  таком
виде осушить кружку рома.
    После этого  вечер  для  новоиспеченного  кока  превратился  в  череду
отдельных неясных впечатлений. Вот  он  плещется  в  воде,  вот  принимает
участие в каком-то замысловатом  общем  танце  под  музыку,  ритм  которой
задают прибой, порывы теплого ночного бриза и даже биение его собственного
сердца. Позже он вырвался наконец из общей кучи, убежал на берег и  долгое
время бродил по песчаной полосе между водой и зарослями, обходя  костры  и
шепча: "Джон Шанданьяк" - снова и снова, поскольку ему  вдруг  почудилось,
что, получив новое имя, он вдруг стал забывать старое, здесь, в этом  мире
смерти, рома и крохотных красочных островков.  Какое-то  время  спустя  он
увидел группку нагих ребятишек, которые нашли его кукол  и  заставляли  их
теперь танцевать на разные лады. Они не прикасались к марионеткам  руками,
те отплясывали как бы сами по себе, и каждый гвоздик, забитый в деревянные
тельца, светился в темноте багрово-красным отсветом.  В  конце  концов  он
осознал, что сидит на мягком песке  и  что  лежать  на  нем  было  бы  еще
приятнее. Шанданьяк лег и только теперь понял, что треуголка с курицей  до
сих пор у него на голове. Неловким движением руки он скинул  ее,  случайно
угодил рукой в распотрошенную курицу, подскочил, согнулся, и его стошнило.
Потом он снова лег и уснул.



    Лето 1718 года было нетипичным для  пиратской  республики  на  острове
Нью-Провиденс. Обычно карибские пираты  большие  суда  чистили  весной,  и
когда на корпусах не оставалось ракушек и водорослей, а прогнившие доски и
такелаж были заменены,  трюмы  заполнялись  провизией,  водой  и  отборной
добычей, и корабли отплывали на северо-запад, по пути огибая острова Берри
и Бимини. Неторопливый Гольфстрим  нес  их  к  берегам  Северной  Америки.
Губернаторы английских колоний обычно  бывают  рады  пиратам,  приветствуя
приток дешевых товаров. Карибское  море  летом  превращалось  в  рассадник
малярии, желтой лихорадки и всяких прочих заболеваний,  не  говоря  уж  об
ураганах, которые бывали особенно яростны именно в это время года, налетая
из открытого океана мимо Барбадоса и Кубы на Мексиканский залив, создавая,
разрушая, а иногда и полностью сметая на своем пути острова.
    Однако сейчас  стоял  июнь,  а  гавань  Нью-Провиденса  все  еще  была
переполнена шлюпами, шхунами  и  бригантинами,  и  среди  них  можно  было
увидеть даже пару трехмачтовых кораблей. Костры по-прежнему  чадили  перед
пестрым лагерем из хижин  и  палаток,  а  проститутки  и  скупщики  добычи
шлялись между матросами и высматривали прибывающие корабли.  Прошел  слух,
будто Вудса Роджерса король Георг назначил губернатором острова, и  теперь
тот должен был прибыть со дня на день в сопровождении королевского  флота,
везя с  собой  помилование  тем,  кто  намеревался  навеки  отказаться  от
пиратства,  и  приказ  обрушить  кары,  предписанные  законом,   на   всех
остальных.
    Наиболее распространенное мнение  среди  обитателей  Нью-Провиденс  по
этому поводу в первые недели жаркого  лета  можно  было  свести  к  единой
фразе:  "Поживем  -  увидим".  Некоторые  -  такие,  как  Филип  Дэвис,  -
намеревались убраться подальше  к  тому  моменту,  как  Роджерс  со  своей
военной свитой ступит на берег острова, а другие - главным  образом  Чарли
Вейн со своей командой - собирались  остаться  и  дать  решительный  отпор
любым  поползновениям  непрошеных  гостей  из-за  Атлантики.  И   все   же
большинство было настроено  принять  предложение  об  амнистии  и  навечно
изгнать из  своих  кошмаров  призрак  церемониального  серебряного  весла,
которое нес палач, сопровождая осужденных пиратов на виселицу, священника,
толпы и последнего узла, который моряк  увидит  в  своей  жизни.  В  конце
концов, уж если жизнь под новым управлением им не понравится, всегда можно
украсть лодку и отправиться к какому-нибудь другому острову. Две сотни лет
назад испанцы предусмотрительно позаботились о том, чтобы завезти  на  эти
острова свиней и прочую  живность.  И  потому  жить  на  острове,  питаясь
копченым мясом и фруктами, право, не самая горькая  доля.  Однако  райская
жизнь браконьеров закончилась лет сто назад, когда Испания решила  изгнать
этих безобидных обитателей со своих земель. Деваться им было некуда, разве
что в море. И вскоре Испания пожалела о своем необдуманном шаге, поскольку
изгнанники превратились  в  морских  разбойников  -  а  острова  стали  их
охотничьими угодьями,
    Зелень джунглей была расцвечена спелыми апельсинами, как зеленый  шелк
золотыми монетками, и даже люди, выросшие в Англии, следуя примеру местных
обитателей, разнообразили свою пищу, добавляя к ней плоды тамаринда, манго
и папайи. Плоды авокадо,  мясистые  и  тяжелые,  время  от  времени  гулко
шлепались на песок, от чего испуганно  вздрагивали  пираты,  не  привыкшие
видеть эти плоды спелыми.
    Приготовление   пищи   занимало   теперь   основную   часть   дня   на
Нью-Провиденс. Во-первых, потому, что неминуемое прибытие  Вудса  Роджерса
по крайней мере  значительно  отодвигало  пиратские  набеги,  предоставляя
людям возможность больше времени  уделять  своим  желудкам.  А  во-вторых,
новый  кок  с  "Кармайкла"  оказался  не  просто  компетентным,  но   даже
согласился готовить сразу для  нескольких  команд  в  обмен  на  помощь  в
доставке и обработке припасов. Например, за три  недели  с  тех  пор,  как
"Кармайкл"  прибыл   в   бухту,   было   предпринято   семь   "буйабессных
предприятий", когда все население острова - пираты, проститутки, торговцы,
детвора - выходили при отливе в гавань и, вооруженные  сетями  и  ведрами,
ловили самую  разную  морскую  живность,  из  которой  потом  Шэнди  варил
бесподобное блюдо. И когда все это кипело и булькало  в  котлах  сразу  на
нескольких  кострах  вдоль  берега,  ароматы  шафрана,  корицы   и   перца
разносились так далеко, что  пираты  клялись  -  команды  судов  учуят  их
задолго до того, как увидят остров.
    Месяц близился к концу, и дни становились все длиннее,  и  все  больше
народу собиралось вокруг шлюпа "Дженни"  и  "Кармайкла",  потому  что  они
должны были отчалить двадцать третьего числа, в  субботу,  увозя  с  собой
замечательного кока.
    В пятницу днем Шэнди плыл на лодке из бухты, где "Кармайкл" стоял  уже
почищенный,  на  киле,  готовый  к  спуску  на  глубокие   воды.   Смуглые
мускулистые руки Джека Шэнди орудовали веслами, и корабль  проплывал  мимо
под стук топоров, освобожденных от лесов.
    К концу месяца, сказал  он  себе,  я  смогу  добраться  до  Кингстона,
получить кредит, после чего наведаться  с  визитом  в  Порт-о-Пренс,  в...
фамильное поместье.
    Теперь, когда он увидел яркие цвета западных небес, морей и  островов,
он уже не чувствовал того недоумения,  как  тогда,  когда  впервые  увидел
рисунок в письме, которое отыскал его поверенный: широкие веранды  и  окна
большого дома Шанданьяков в Порт-о-Пренсе,  с  раскачивающимися  по  ветру
пальмами, зарослями гигантских папоротников на заднем  плане,  пролетающей
над  крышей  стаей  попугаев;  все  это  теперь  казалось  гораздо   более
достижимым,  реальным  и  осязаемым,  ничуть  не  похожим  на  изображения
фантастических поселений на Луне.
    После смерти старого Франсуа Шанданьяка, его  отца,  поверенный  Джона
отыскал до сих пор неизвестного Джону кузена  в  городе  Байонна,  и  этот
кузен передал ему пачки писем от тетушки с Гаити, где -  как  Джон  всегда
смутно помнил - жили его дед и дядюшка. Эти письма, а затем и изыскания  в
лабиринтах актов, записей смертей и браков, отказов от права  наследования
и заверенных судом завещаний в конце  концов  пролили  свет  на  ситуацию,
которая заставила Шанданьяка расторгнуть помолвку с дочерью преуспевающего
торговца углем, оставить свой пост в фирме  текстиля  и  купить  билет  на
"Кармайкл",  чтобы  отправиться  в  другое  полушарие:  Джон  узнал,  что,
оказывается, дедушка  на  Гаити,  умерший  в  1703  году,  завещал  своему
старшему сыну Франсуа, отцу Джона, дом, плантации  сахарного  тростника  и
весьма приличную сумму,  и  что  сводный  брат  Франсуа,  Себастьян,  тоже
проживавший на Гаити, представил поддельные документы, свидетельствующие о
смерти старшего брата.
    В результате своего мошенничества Себастьян  унаследовал  поместье,  а
Франсуа Шанданьяк, даже  не  имея  представления  о  свалившемся  на  него
наследстве, продолжал из  года  в  год  давать  представления,  постепенно
нищая, пока не умер в полном одиночестве, без гроша в  кармане.  По  сути,
его дядя не только ограбил своего брата, но и убил его.
    Джек налег на весла, словно это могло приблизить  его  к  ненавистному
дядюшке. Ему вспомнился разговор с хозяйкой убогой гостиницы, где умер его
отец. Джон Шанданьяк отправился туда, как только получил известие о смерти
отца, и щедро поил старуху тягучим голландским джином,  пытаясь  заставить
сосредоточиться на бродячем кукольнике, чье тело  снесли  по  лестнице  ее
гостиницы четырьмя днями  раньше.  Она  наконец  вспомнила  это  маленькое
происшествие.
    - Ah, oui, - сказала она, улыбаясь и кивая. - Oui. C'etait  impossible
de savoir ci c'etait le froid ou la faim(3).
    Его отец либо насмерть замерз, либо умер с голоду,  отметил  про  себя
Джон тогда, и никто в этой грязной лачуге даже не знает, от чего именно.
    У Джека Шэнди не было ни планов, ни идей -  как  поступить,  когда  он
доберется до Порт-о-Пренса. Хотя он и прихватил с  собой  свидетельство  о
смерти  отца  для  французских  властей  на   Гаити,   однако   поверенный
предупредил  его,  что  предъявить   обвинение   жителю   другой   страны,
находящейся в другом полушарии, практически невозможно. Поэтому  Шанданьяк
и решил сам отправиться туда, где жил его дядя Себастьян.  Он  мог  только
догадываться, с какими проблемами  ему  придется  столкнуться:  ведь  ему,
иностранцу, предстояло предъявить  уголовное  обвинение,  нанять  местного
адвоката и выяснить, какие - если вообще они существуют -  местные  законы
были при этом нарушены... Нет, он просто знал, что должен оказаться  лицом
к лицу с дядей:  пусть  тот  знает,  что  преступление  раскрыто,  что  он
виновник смерти обворованного брата...
    Шэнди налег на весла и, глядя на  играющие  на  своих  руках  мускулы,
мрачно улыбнулся Работа шла  вовсю.  Вдобавок  к  новым  орудиям,  запасам
пороха и ядрам на борт "Кармайкла"  были  погружены  магические  предметы,
необходимые для  обрядов  вуду.  Какое-то  магическое  действие  требовало
наличия большого зеркала; в числе прочей добычи  другой  пиратский  экипаж
захватил несколько зеркал, и одно из них было продано Грустному Толстяку -
главному бокору Дэвиса; Шэнди поручили доставить его  на  борт.  Занимаясь
этим, Джон глянул на свое отражение и в первую секунду даже не узнал себя:
ему показалось, будто он видит кого-то из пиратов.
    После нескольких недель изнурительного труда на "Кармайкле" его  плечи
и грудь стали шире, а талия тоньше, на  руках  появились  новые  шрамы,  а
щетина на щеках превратилась в бороду.  Борода,  как  и  отросшие  волосы,
которые теперь для удобства он завязывал на затылке шнурком, выгорела.  Но
даже не это делало его похожим на заправского пирата, а тот темный  загар,
который он приобрел за недели работы без рубашки на тропическом солнце.
    Да уж, подумал он, остается только прокрасться в  ворованное  поместье
дядюшки Себастьяна и, когда тот будет гонять браконьеров по кустам  -  чем
там еще занимаются аристократы, - выскочить прямо  на  него  и  припугнуть
саблей.
    Но тут его злорадная ухмылка  стала  добродушной:  он  припомнил  свой
последний разговор с Бет Харвуд. Девушке удалось сбежать от Лео Фрейда,  и
они с Шэнди отправились на южный берег острова в тот  послеобеденный  час,
когда дует прохладный бриз и попугаи с криками летают  над  головой.  Джон
рассказал ей о своем отражении в зеркале: как  он  подумал,  будто  увидел
одного из пиратов Дэвиса.
    - Я хочу сказать -  одного  из  остальных  пиратов,  -  добавил  он  с
оттенком мальчишеской гордости в голосе.
    Бет снисходительно рассмеялась и взяла его за руку.
    - Вы вовсе не член их команды, - возразила она. - Разве  вы  могли  бы
стрелять в матросов или убить такого человека, как капитан Чаворт?
    Снова став серьезным и  надеясь,  что  загар  скроет  краску,  которая
залила лицо, Шанданьяк буркнул:
    - Нет.
    Какое-то время  они  шли  молча,  и  только  когда  впереди  показался
"Кармайкл" и настало время возвращаться, она отняла руку.
    Налегая на левое весло, чтобы развернуть лодку к берегу, Шэнди  бросил
взгляд через плечо и увидел Скэнка и прочих, поджидающих его  возле  груды
плит каррарского мрамора, которая с утра заметно уменьшилась. Белый  песок
ослепительно сверкал  под  лучами  полуденного  солнца,  по  нему,  словно
заплатки, были рассыпаны выцветшие палатки, а дальше  начинались  джунгли.
По гребню дюны шла женщина в рваном лиловом платье.
    Веннер  вошел  в  воду,  когда  лодка  приблизилась  к  берегу.  Шэнди
выпрыгнул, вместе они, ухватившись за планшир, вытянули лодку на песок.  -
Если ты устал, Джек, я могу и сам перевезти весь этот мрамор, - дружелюбно
предложил Веннер с улыбкой, которая, как и загар, никогда не сходила с его
лица. За его спиной маячил мистер Берд -  тот  самый  негр,  которому  все
казалось, будто его обзывают собакой.
    - Да нет, не надо, Веннер, - откликнулся Шэнди, наклоняясь и  хватаясь
за край мраморной плиты. Он поднял ее и на несгибающихся ногах поковылял к
лодке. Там он погрузил камень сначала за заднюю банку, а затем на  дно.  -
На  "Кармайкле"  они  уж  сами  вытягивают  их  на  канатах,  мое  дело  -
перевязывать их веревками. - Он двинулся за новой плитой, разминувшись  со
Скэнком, который тоже нес такой же груз.
    - Хорошо, - заметил Веннер, берясь за край глыбы. - Не высовываться  и
не рвать пупок - вот мой девиз.
    Они вместе подхватили большую плиту и потащили ее, и  Шэнди  задумчиво
посмотрел на Веннера. Тот всегда норовил уклониться от тяжелой работы,  но
именно он не дал убить Шэнди в тот день, когда Дэвис захватил  "Кармайкл",
а его философия ненадрывания пупка искушала Шэнди поделиться с  ним  своим
планом бегства. Веннер должен был расценить предстоящий вояж как  ненужную
тяготу, и уж коли Шэнди собирался прятаться на берегу  до  тех  пор,  пока
"Дженни" и "Кармайкл" не выйдут в  море,  а  затем  выйти  из  джунглей  и
дождаться прибытия нового губернатора, то товарищ, который бы знал  остров
как свои пять пальцев, был просто необходим.
    Мистер Берд тоже подхватил одну из глыб и,  неуклюже  переваливаясь  и
подозрительно  оглядываясь,  потащил  ее  к  лодке.  Шэнди  уже  собирался
спросить у Веннера, где бы они могли уединиться после  работы  и  обсудить
некоторые  практические  аспекты  высказанных  им  убеждений,  но   позади
зашуршал песок, и Шэнди обернулся посмотреть, кто к ним приближается.
    Это оказалась женщина в лиловом платье, и когда они опустили  глыбу  в
лодку, Шэнди, прикрыв ладонью глаза от солнца, пригляделся к ней.
    - Здорово, Джек, - окликнула она его, и Шэнди с опозданием  сообразил,
что это не кто иной, как жена Джима Бонни.
    - Привет, Энн, - отозвался он, раздосадованный тем,  что,  как  всегда
при ее появлении, ощутил озноб, а сердце начало колотиться  быстрее,  хотя
это была всего лишь коренастая девушка с торчащими вкривь и вкось  зубами.
Если рядом с Бет он  немного  стыдился  своей  бороды,  отросших  волос  и
темного загара, то, когда  к  нему  подходила  жена  Бонни,  Шэнди  втайне
гордился этим.
    - Все еще грузите балласт? - спросила она, кивая на  "Кармайкл".  Этот
непривычный термин она выучила в один из  дней,  когда  наблюдала  за  его
работой.
    - Угу, - откликнулся он, выбираясь из воды и стараясь не  коситься  на
ее полные груди, видные под небрежно застегнутым платьем. Он заставил себя
сосредоточиться  на  том  деле,  которым  занимался.  -  Кончаем   грузить
подвижный балласт. Прежде "Кармайкл" сильно кренился, особенно при сильном
ветре. Чуть не сбросил нас всех с палубы, когда разворачивался к "Дженни".
- Ему вспомнился опрокинутый стол и летящие за борт салфетки, когда они  с
Бет, ухватившись за леер и друг за друга, пытались удержаться на ногах.
    Он вдруг сообразил, что его взгляд снова прикован к груди  Энн.  Шэнди
отвернулся и суетливо подхватил очередную глыбу мрамора.
    - Да это же целая прорва работы! - заметила Энн. - И зачем вы  столько
вкалываете? Шанданьяк пожал плечами:
    - Моря и стихии нам не подвластны - мы либо принимаем их правила, либо
идем ко дну.
    Он поднял глыбу, повернулся к ней спиной и побрел к лодке, где  мистер
Берд и Скэнк опускали на дно предыдущую. Веннер же  уже  сидел  на  песке,
демонстративно, с деловитой озабоченностью рассматривая пятку.
    От напряжения сердце тяжело ухало в груди, в ушах шумело, он  даже  не
слышал, как Энн вслед за ним вошла в воду. Скэнк и мистер Берд  уже  вышли
на берег, когда Шэнди опустил свою ношу, распрямился и повернулся:  в  тот
же миг Энн его поцеловала.
    Руки Энн обвились вокруг его шеи,  рот  слегка  приоткрылся,  и  голой
грудью сквозь материю платья он почувствовал твердые соски ее грудей.  Как
и от всех обитателей острова, от нее исходил запах пота  и  спиртного,  но
вместе с тем и какой-то особый, женственный аромат, и он так  подействовал
на Шэнди, что, позабыв о своих решениях, о Бет и ее отце, о своем  дядюшке
и всем остальном, он обнял ее и прижал  к  себе.  Эта  девушка,  солнечные
лучи,  опалявшие  голую  спину,  теплая  вода,  плескавшаяся  вокруг  ног,
казалось, на мгновение приковали его к острову, словно корни - дерево,  им
двигали лишь неосознанные инстинкты.
    Однако, опомнившись, Шэнди опустил руки, и девушка  тут  же  отступила
назад, весело улыбаясь.
    - Зачем?..  -  внезапно  охрипшим  голосом  произнес  Шэнди  и  затем,
прокашлявшись, повторил вопрос  уже  нормальным  тоном:  -  Зачем  ты  это
сделала?
    Она расхохоталась:
    - Зачем? На счастье, парень.
    - Эй, Джек, не зевай, - негромко окликнул его Скэнк.
    Увязая в песке, Джим Бонни  сбегал  вниз  по  дюне.  Его  голова  была
повязана темным платком, а лицо побагровело от прилива крови.
    - Шэнди! Сукин ты сын! - взвизгнул он. - Ах ты гад ползучий!
    Шэнди, хоть и ожидал неприятностей, спокойно повернулся к нему:
    - Чего тебе, Джим?
    Тот подбежал к самой кромке прибоя, остановился напротив своей жены, и
на мгновение показалось, что он ударит ее.  Но  Бонни  заколебался,  отвел
взгляд и, снова нахмурившись, взглянул на Шэнди.  Он  вытащил  из  кармана
складной нож - Шэнди отступил, хватаясь за свой собственный,  -  но  Бонни
раскрыл нож, надрезал указательный палец левой руки  и  стряхнул  капельки
крови с лезвия в  сторону  Шэнди,  что-то  бормоча  на  невероятной  смеси
языков.
    Шэнди вдруг заметил, что солнце нестерпимо палит спину, но  тут  Скэнк
прыгнул на спину Бонни, заставив его упасть на колени в воде, затем  ловко
спрыгнул и босой ногой двинул Бонни промеж лопаток,  окунув  его  лицом  в
воду.
    Бонни заколотил руками по воде, отплевываясь и ругаясь, но  неожиданно
жар, охвативший Шэнди, прошел. Скэнк пнул Бонни в бок.
    - Не забыл ли ты о кое-каких  правилах,  а,  Джим?  -  поинтересовался
Скэнк. - Никаких штучек вуду, если это не дуэль. Разве не так?
    Бонни попытался выбраться из воды, опершись руками  о  дно,  но  Скэнк
снова пнул его, и тот опять нырнул лицом в соленую воду.
    Шэнди глянул на Энн и заметил на ее лице  озабоченность.  Мистер  Берд
наблюдал за разыгравшейся сценой с явным неодобрением.
    - Ведь ты даже не бокор, - продолжил Скэнк, - и  на  острове  найдется
достаточно сопляков, которые заставят твою голову пылать,  как  факел,  да
еще и от души похохочут над всеми твоими талисманами. А Шэнди в этом  деле
новичок и ни черта не смыслит ни в чем  таком.  Или  ты  считаешь,  Дэвиса
порадует твоя выходка, когда я ему расскажу?
    Бонни выполз на берег и поднялся на ноги:
    - Но... но ведь он... он же целовал мою...
    Скэнк с угрожающим видом двинулся к нему.
    - Думаешь, он порадуется? - гнул он свое.
    Бонни поспешно попятился, вздымая брызги.
    - Не говори ему.
    - Убирайся отсюда, - велел Скэнк, - да и ты, Энн, тоже.
    Не поднимая на Шэнди взгляда, Энн последовала  за  мужем,  с  которого
ручьями стекала вода. Шэнди обернулся к Скэнку:
    - Ничего не понимаю, но спасибо, Скэнк.
    - А, потом разберешься.  -  Скэнк  оглядел  лодку.  -  Она  сидит  уже
довольно глубоко, еще один блок, и хватит.
    Шэнди подошел к грубо сколоченным  саням,  на  которые  были  навалены
куски мрамора, и только сейчас заметил Веннера, который даже не  встал  во
время стычки. Он все так же добродушно  улыбался,  однако  внезапно  Шэнди
почувствовал, что желание делиться с ним своими планами исчезло.



    Поскольку  на  следующее  утро  "Кармайкл"  должен  был  отплыть,   то
разговоры вокруг костров  этой  ночью  представляли  собой  фантастическую
смесь предложений, предостережений и откровенных небылиц,  Джек  Шэнди  не
разделял  тревог  остального  экипажа,  поскольку  собирался  сбежать   до
отплытия, однако и ему было интересно  послушать  рассказы  о  кораблях  с
матросами-зомби, которые видели только обреченные люди, да  и  то  лишь  в
глухую  полночь,  о   различных   магических   предостережениях,   которые
понадобятся во Флориде, столь далекой  от  защиты  духов-покровителей,  об
испанцах, частенько встречавшихся в Мексиканском заливе, и  о  том,  какую
тактику лучше всего применять в подобных стычках.  Пересказывались  старые
легенды, и таким образом Шэнди  узнал  историю  пирата  Пьера  Ле  Гранда,
который  с  маленькой  шхуной  и  с  горсткой  людей  захватил  галеон  из
испанского флота, перевозившего золото в Старый Свет  лет  пятьдесят  тому
назад, и выслушал вдохновенный рассказ о четырехчасовом  морском  сражении
между английским судном "Шарлотта Бейли" и испанским  "Nuestra  Senora  de
Lagrimas"(4), закончившимся тем, что потонули оба корабля. Пираты пытались
перещеголять друг друга рассказами о вампирах  -  демонах  женского  пола,
благодаря которым последние часы тех, кто  был  выброшен  на  безжизненный
остров, оказывались окрашены кошмарными сексуальными переживаниями.
    "Кармайкл" должен был встретиться во Флориде с кораблем Черной  Бороды
"Месть королевы Анны", и, конечно же, сплетни вокруг  костров  касались  и
красочной фигуры этого пиратского предводителя. Высказывались  догадки  по
поводу  того,  почему  он  вновь  возвращается  в  этот  необжитый  уголок
континента, где пару лет назад он углубился в джунгли в поисках  источника
колдовской  силы  и  вернулся  один,   хромая,   больной   и   истощенный,
преследуемый духами, которые теперь изводили его, как  блохи  -  бродячего
пса.
    Шэнди приготовил по случаю отплытия лучший обед за все эти  недели  и,
сытый и слегка пьяный, наслаждался этим вечером... пока не заметил  других
членов экипажа, тех, кто не пил и не хохотал у костров. Несколько  человек
ушли в палатку, и один раз, когда бриз стих, Шэнди  показалось,  будто  он
слышит оттуда тихие причитания. К тому же он обратил внимание  на  Скэнка,
сидевшего в темноте под пальмой  и  тщательно  точившего  кинжал,  на  его
молодом лице было выражение сосредоточенности и даже печали.
    Шэнди поднялся и прошелся по берегу. В полумиле, в  темноте,  на  фоне
звезд, едва различался Свиной остров, чуть ближе покачивались голые мачты.
Шэнди услышал шаги сзади,  и  когда  он  повернулся,  собираясь  вернуться
обратно к кострам, то увидел высокую фигуру  Дэвиса,  который  направлялся
прямо к нему с двумя бутылками вина в руках. За  спиной  пирата  у  костра
музыканты настраивали свои разнокалиберные инструменты.
    - А, вот ты где, - протянул  Дэвис  пьяно.  -  Ну  кто,  как  не  кок,
заслуживает лучшего вина. - И он протянул Шанданьяку одну  из  бутылок,  у
которой, за неимением штопора, было отбито горлышко.
    - Спасибо, капитан, - откликнулся Шэнди, беря протянутую бутылку  и  с
сомнением глядя на неровные, зазубренные края.
    - "Шато Латур" 1702 года, - сказал Дэвис, запрокидывая бутылку и делая
большой глоток.
    Шэнди понюхал вино, поднял бутылку и пригубил напиток. Это было  самое
сухое, самое ароматное бордо, какое ему когда-либо доводилось пробовать. А
ведь в свое время им с отцом случалось пробовать отличнейшие вина.  Однако
он не позволил ни малейшему удовольствию отразиться на своем лице.
    - Ха! - воскликнул он с наигранной беззаботностью. - Жаль,  что  я  не
нашел его, когда искал специи для жаркого.
    - В жаркое, говоришь? - Лицо Дэвиса, освещенное только с одной стороны
пламенем костра, скривилось в кислой улыбке. - Ты вот  послушай,  когда  я
еще совсем мальцом жил  в  Бристоле,  вечером  под  Рождество  окно  нашей
плотницкой мастерской, где я был подмастерьем, разбили уличные  мальчишки.
Что не забрали с собой, то поразбросали крутом, и  там  еще  был...  -  он
помедлил, хлебнув из бутылки, - ...был еще этот  набор  фигурок  церковных
хористов, маленьких таких, не больше пальца, раскрашенных. Одна из фигурок
упала в снег, и кто-то из пацанов зацепил  ее  ногой,  когда  удирал,  она
вылетела на улицу. И помнится, я потом все время  думал,  что  бы  там  ни
случилось с этим крошкой-хористом, а ему уже никогда  не  сидеть  в  своем
ящичке, это уж точно.
    Дэвис повернулся к гавани и полной грудью вдохнул морской ветер.
    - Я знаю, что ты задумал, - бросил он Шэнди через плечо. - Ты, конечно
же, слышал, что сюда должен прибыть  Вудс  Роджерс  и  объявить  амнистию,
решил ночью тихонько улизнуть и спрятаться в джунглях,  пока  не  отплывет
"Кармайкл". Нет, нет, не перебивай, я выслушаю тебя потом. А ты  вернешься
и по-прежнему  будешь  коком,  греясь  на  солнышке,  до  самого  прибытия
Роджерса, верно?
    После продолжительной паузы Шэнди тихо рассмеялся и  сделал  еще  один
глоток чудесного вина.
    - А одно время это казалось мне хорошей идеей, - признал он.
    Дэвис кивнул и повернулся лицом к нему.
    - Да, мысль неплохая, - согласился он. - Но ты все еще считаешь, будто
можешь вернуться в ту витрину, из которой выпал, понимаешь? Ты никогда  не
сможешь вернуться к  тому  положению,  которое  занимал.  -  Отхлебнув  из
бутылки,  Дэвис  вздохнул  и  пятерней  взъерошил  спутанные   волосы.   -
Во-первых, дезертирство с корабля накануне выхода в море, - произнес он, -
у нас карается смертной казнью, так что, если ты заявишься в лагерь  после
отплытия "Кармайкла", тебя просто прикончат. Не  без  сожаления,  конечно,
поскольку парень ты симпатичный, да и готовишь  хорошо.  Но  правила  есть
правила, сам понимаешь. Помнишь Ванринхема?
    Шэнди кивнул. Это был парень лет  восемнадцати,  которого  осудили  на
смерть лишь за то, что он прятался в трюме, когда по его бригантине открыл
огонь корабль королевского  флота.  Пиратское  судно  дотащилось  в  бухту
Нью-Провиденс, капитан, дородный ветеран по имени Барджес, заверил  юношу,
что наказание будет смягчено ввиду его молодости и неопытности... а спустя
пару часов, той же ночью после обеда, подошел  к  Ванринхему  сзади  и  со
слезами сожаления на глазах прострелил тому голову.
    - Во-вторых, - продолжал Дэвис, - ты ранил меня уже  после  того,  как
сдался. Я понимаю, ты вскипел после того, как я пристрелил  твоего  друга,
хотя мог бы обойтись с ним и помягче, согласен. Но  ведь  и  он  тоже  уже
сдался. Во всяком случае, ты обязан жизнью тому обстоятельству, что  тогда
мне не хотелось связываться с Веннером, и когда я предоставил тебе  выбор,
это не был выбор между  смертью  и  тремя  неделями  бесплатной  жратвы  и
выпивки на тропическом берегу. Ты мне многим  обязан,  и  я  не  собираюсь
освобождать тебя от твоих обязательств.
    Наконец музыканты, придя к соглашению, заиграли "Зеленые рукава"(5), и
грустная старинная мелодия,  такая  знакомая  и  такая  неуместная  здесь,
полилась над  пустынным  берегом.  Пронзительные  крики  тропических  птиц
звучали насмешкой над ней, заставляя старый мир со всеми  его  атрибутами,
богами и философией казаться далеким и призрачным.
    - И в-третьих, - жесткие нотки перестали звучать в  голосе  Дэвиса,  -
может, всех этих королей и торговцев на той стороне Атлантики ждет  потеря
их новых земель. Для них Европа и Азия представляются  огромной  шахматной
доской, на которой они разыгрывают свои партии. И они видят нашему  новому
миру всего два применения: для них он  источник  быстрой  наживы  и  место
ссылки преступников. Вполне может статься,  такой  посев  дает  совершенно
неожиданные всходы, так что Роджерс обнаружит, прибыв сюда, что никому  не
нужно королевское помилование, да и никто не получит от него  пользы.  Что
значит амнистия, дарованная человеком, который правит  маленьким  холодным
островком на другой стороне мира?
    Морской бриз стал прохладным, зашелестели листья пальм,  и  запрыгало,
заколебалось пламя костров. Слова Дэвиса смутили Шэнди, и не  в  последнюю
очередь потому, что  лишили  смысла  его  путешествие  сюда.  Внезапно  он
почувствовал, что действия его дяди кажутся ему чисто прагматическими, как
охота голодных чаек на детенышей морских черепах. И его собственная миссия
предстала теперь такой же глупостью, как и попытка учить чаек  сострадать.
Он открыл было рот, собираясь что-то сказать, однако в этот момент  кто-то
крикнул от костра:
    - Фил! Кэп Дэвис! Тут кое-кто из парней задает вопросы, не  знаю,  как
ответить.
    Дэвис бросил бутылку на песок.
    - Это Веннер, - произнес он задумчиво.  -  Как  этот  выпад  делается?
Отводишь клинок, обманным движением целишь в  корпус,  а  когда  противник
парирует, подныриваешь и пронзаешь бок?
    Шэнди закрыл глаза и ясно представил действие.
    - Верно, надо только не забыть проскочить мимо противника.
    - Понял. - И, повысив голос, Дэвис крикнул: - Уже иду, Веннер!
    Они оба двинулись к кострам, и Дэвис вытащил из-за пояса пистолет.
    - Если Веннер поведет честную игру, я с ним справлюсь, -  тихо  сказал
он. - Если же нет, я бы хотел, чтобы ты стоял за спиной  и  подстраховывал
меня... - Он оборвал фразу и устало рассмеялся. - А, не важно. Я и  забыл,
что разговариваю с маленьким деревянным хористом.  -  Он  спрятал  обратно
пистолет и прибавил шагу.
    Шэнди последовал за ним, злясь на  себя  -  отчасти  из-за  того,  что
оказался отстранен от участия  в  событиях,  но  отчасти  -  как  ребенок,
отказавшийся от участия в проказе, жалеет об этом, - из-за своего  решения
остаться в стороне.

    Лео Френд спустился по дорожке, выложенной  песчаником,  которая  вела
вниз от разрушенного форта, путаясь в своих широких, как  юбки,  штанинах,
потея в  своем  нарядном  камзоле,  разукрашенном  лентами,  побрел  через
песчаные  дюны  к  кострам,  где  расположился  экипаж   Дэвиса.   Следом,
всхлипывая от ярости, шла Бет Харвуд,  с  ожесточением  выдирая  из  волос
мумифицированную лапу собаки, которую сунул туда Лео Френд. "Это  послужит
вам охраной, если вдруг меня не окажется рядом", - нетерпеливо рявкнул  он
перед тем, как бесцеремонно вытолкал ее из комнаты и, подталкивая, потащил
за собой.
    Она не отставала от него, но Лео Френд то и дело оборачивался к ней и,
задыхаясь, хрипел:
    - Нельзя ли побыстрее?
    И каждый раз украдкой заглядывал ей за ворот платья.
    Черт бы побрал все эти проволочки, думал про себя Френд, и  всех  этих
идиотов, с которыми приходится иметь дело,  чтобы  добраться  до  желанной
цели  во  Флориде.  И  почему  так  распорядилась  капризная  судьба,  что
обнаружить ее выпала честь вздорным, невежественным бандитам?  Хотя,  если
бы это место нашли более умудренные и хитрые, нам с Харвудом не удалось бы
с такой легкостью манипулировать ими. Похоже, Черная Борода даже  чересчур
умен: вот и сейчас он не слишком-то торопится, ждет, когда мы отправимся в
это путешествие во Флориду, и лишь тогда присоединится к нам. Бог ты  мой!
Он мог просто купить все эти лекарственные снадобья. Так  нет:  он  осадил
Чарлстон, захватил девять  кораблей  и  целую  толпу  заложников,  включая
советника губернатора, а взамен в качестве выкупа потребовал от  них  ящик
снадобий. Хотел бы я  знать,  с  раздражением  подумал  Френд,  то  ли  он
выпендривается, поддерживая  свои  экипажи  в  боевой  готовности,  то  ли
разыгрывает весь этот спектакль для прикрытия других своих темных делишек.
Но в каких таких его планах может  фигурировать  побережье  Каролины,  где
господствует  закон  и  порядок,  а  общество  достигло  таких  же   высот
цивилизации, как в Старом Свете?
    Он взглянул на Бет Харвуд, которая наконец выпутала  собачью  лапу  из
волос и  брезгливо  отшвырнула  ее  в  сторону.  Лео  торопливо  прошептал
заклинание и сделал странный жест,  словно  поглаживая  воздух.  В  ту  же
секунду платье Бет задралось, словно под сильным порывом ветра. Однако она
успела удержать его руками, и выше колен подол  не  поднялся.  Ну  погоди,
девица, подумал он, и во рту у него пересохло, сердце тяжело заколотилось.
Ты вскоре так будешь сохнуть по мне, что дыхание не сможешь перевести.
    Грузная фигура Лео Френда вклинилась в толпу пиратов, когда  с  другой
стороны лагеря из темноты показался Дэвис. Капитан  уверенно  улыбался,  и
Лео Френд лишь закатил глаза к небу.
    "Ох, избавь нас от этого спектакля, капитан, - подумал толстяк.  -  Уж
здесь-то тебе ничего не грозит, если только ты не станешь  испытывать  мое
терпение своими ужимками".
    - А вот и наш капитан! - воскликнул один  из  пиратов  -  широкоплечий
рыжий мужчина с широким веснушчатым улыбающимся лицом. И  хотя  кое-кто  в
толпе сердито хмурился, Френд  не  выпускал  из  виду  этого  улыбающегося
пирата, поскольку ощущал, что именно в нем таится реальная угроза.
    - Фил, - демонстрируя  искреннюю  озабоченность,  обратился  к  Дэвису
рыжий, - тут кое-кто из парней никак в толк не  возьмет,  собственно,  для
какого дела мы все тут горбатились, снаряжая "Кармайкл"?  Какие  опасности
нам предстоят и какую выгоду мы получим? Я  попытался  им  растолковать  в
общих чертах, но они требуют конкретных ответов.
    - А я-то думал, у них хватит мозгов не обращаться к тебе за  деталями,
Веннер, - непринужденно откликнулся он, хотя Френд уловил  настороженность
и напряженность в тоне Дэвиса.
    Френд заметил нового рекрута, приятеля Бет - как его там по  имени?  -
ах да, Шэнди! - пробиравшегося сквозь толпу вслед за Дэвисом, и на секунду
подумал: не сделать ли так, чтобы этого вездесущего кукольника убили, или,
еще того лучше, покалечили, или сделали из него  полного  кретина  хорошим
ударом по голове. Френд с сожалением отказался  от  этой  мысли:  сдержать
готовую взбунтоваться толпу пиратов и так  было  нелегко,  не  приходилось
думать о том, чтобы заставить их прихлопнуть эту надоедливую муху.
    Он сосредоточился на  Веннере,  чье  улыбающееся  лицо  тем  не  менее
лоснилось от пота.
    - Именно так я им и сказал, кэп, - ответил Веннер, и в  это  мгновение
для всех стала очевидна фальшь его улыбки, - но вот тут некоторые говорят,
что просто не поплывут с нами, раз мы намерены отправиться в это проклятое
место во Флориде, где Тэтч подцепил столько нечисти.
    Дэвис только пожал плечами:
    - Любой, кого не устраивает мое обещание  обогатить  команду  или  кто
сомневается в моих словах, может потолковать со мной один на один.  Любой,
кто  намерен  дезертировать,  прекрасно  знает,  какое  наказание  за  это
предписано правилами. Ну а ты сам, Веннер, в какую категорию входишь?
    Наблюдавший за происходящим со стороны Лео Френд  что-то  прошептал  и
поднял руку. Веннер попытался ответить,  но  издал  лишь  полуприглушенное
хрипение.
    "Следует ли мне заставить его спровоцировать  стычку,  в  которой  его
убьют? - размышлял Френд, - или все-таки оставить в живых?" Да нет, пусть,
пожалуй, живет. Толпа и без того полна ярости и страха, не стоит раздувать
это пламя.
    Лео опять что-то прошептал и резко  махнул  рукой.  Веннер  неожиданно
скорчился, перегнувшись пополам, и его вырвало на  песок.  Стоявшие  рядом
подались в сторону, и прокатившийся смех разрядил напряженную атмосферу.
    Играя на публику, Дэвис сказал:
    - Да,  веским  аргументом  это  не  назовешь.  Толстые  пальцы  Френда
затанцевали в воздухе. Выпрямившись, Веннер произнес громко, но запинаясь:
    - Нет... Фил... я тебе... верю... что происходит? Ведь это же не  я...
я просто выпил... и хотел слегка завести ребят... мы ведь все знаем...  ты
всегда о нас... черт побери!.. заботишься...
    Дэвис удивленно приподнял брови и принялся подозрительно  оглядываться
по сторонам. Однако слова Веннера показались убедительными по крайней мере
одному пирату,  и  он  со  всего  размаха  двинул  пошедшему  на  попятный
бунтовщику в челюсть.
    - Проклятый предатель, - пробормотал  он.  Веннер  сел  на  песок,  из
разбитого носа потекла кровь. - Я скорее положусь на твое слово, кэп,  чем
на его.
    Дэвис улыбнулся:
    - Смотри не забудь. Том.
    На краю толпы, за спинами  пиратов,  Лео  тоже  улыбнулся:  все  здесь
удавалось куда легче, чем на родине. Он повернулся к Элизабет Харвуд.
    - Теперь мы можем вернуться обратно в форт, - сказал он ей.
    Она удивленно посмотрела на него:
    - И это все? Вы мчались сюда так, что я думала,  сердце  не  выдержит,
только посмотреть, как стошнит человека и как его ударят?
    - Я должен был обеспечить именно такое развитие событий,  -  терпеливо
пояснил Френд. - Ну а теперь пошли.
    - Нет, - возразила Бет, -  раз  уж  мы  здесь,  пойду  поздороваюсь  с
Джоном.
    Лео с гневом обернулся к ней, но спохватился. Он сально  усмехнулся  и
иронично вскинул бровь.
    - Этот поваришка, да, кажется, он здесь, - закипая, выдавил он  сквозь
зубы, - если только это не мокрая курица, судя по запаху.
    - Ступайте обратно в форт, - сказала она устало,
    - Чтобы вы могли уединиться с ним, - брызгая слюной,  завизжал  Френд,
заикаясь и кляня себя за то, что начинает заикаться всякий раз, когда речь
заходит о сексе. - 3-забудьте об этом, моя д-д...  Элизабет.  Ваш  батюшка
в-велел мне не спускать с вас глаз. - Он добродетельно покачал головой.
    - Поступайте как угодно, проклятый недотепа, - произнесла она тихо,  и
со странным и нежеланным проблеском прозрения  Френд  осознал,  что  слово
"проклятый" было не просто фигурой речи. - Я пойду и поговорю с ним, а  вы
вольны следовать за мной или нет.
    - Я прослежу за вами и отсюда, - бросил ей вслед Френд, повышая голос.
- Можете не бояться, что я за вами последую:  я  не  собираюсь  оскорблять
свое обоняние исходящей от него вонью.
    Поскольку  противостоянне  у  костра  разрешилось  мирно,  кое-кто  из
пиратов и проституток начал поглядывать па Френда, ожидая, что  теперь  их
развлечет он - и явно не были разочарованы, поскольку начали  шептаться  и
хихикать, закрывая рты грязными, но унизанными перстнями руками.
    Френд нахмурился, поднял было руки, но усталость давала себя знать,  и
он лишь ограничился тем, что презрительно бросил в  пустоту:  "Крысы".  Он
взобрался на дюну,  встал  там  и,  драматически  сложив  на  груди  руки,
принялся следить за дочерью Харвуда. Бет нашла  Шэнди,  и  они  отошли  на
дюжину ярдов.
    Презирайте меня, подумал Френд, презирайте,  у  вас  осталась  на  это
всего лишь неделя.
    Впервые за все эти годы Френду вспомнился старик, который наставил его
на путь, ведущий к - толстяк  насладился  пришедшим  на  ум  выражением  -
божественному могуществу. Сколько же тогда ему было? Лет восемь, но он уже
знал греческий и латынь, читал "Принципы" Ньютона и "Превращение металлов"
Парацельса, и уже мелкие людишки из зависти  к  его  пышущему  здоровью  и
интеллекту начинали ненавидеть и бояться его.  Даже  отец  его,  ревнуя  к
величию, которого он никогда не мог постичь своим скудным умом.  заставлял
Лео выполнять бессмысленные физические упражнения и урезывал дневную норму
сладостей, которые поддерживали необходимый уровень сахара в крови. Только
его мать воистину признавала его гений и позаботилась о том, чтобы  он  не
ходил в школу с прочими ребятами. Да, верно, ему было около восьми,  когда
он увидел оборванного старика, заглядывающего в заднее  окно  кондитерской
лавки.
    Это был деревенский дурачок, и его привлек  к  окну  заманчивый  запах
только что испеченных кексов с фруктами. Фрейда поразила его  жестикуляция
- руки старика  делали  роющие  движения  в  воздухе,  словно  преодолевая
сопротивление; тогда-то Френд впервые ощутил странный  запах,  похожий  на
запах раскаленного металла.
    Френд, несмотря на то, что думали окружающие  по  поводу  его  жирного
тела, был ловок и подвижен. Он бесшумно влез на ящик позади бродяги, чтобы
все  видеть,  -  и  то,  что  он  увидел,  заставило  его  детское  сердце
заколотиться. Пирог рывками плыл по воздуху  к  старику,  и  каждый  новый
рывок совпадал с движениями его рук, Девушка-лавочница  стояла  в  дальнем
углу на четвереньках, и ей, похоже, было совсем не до пирога, плывшего  по
воздуху: ее сильно рвало. И каждые несколько секунд старикашка  отвлекался
от своего занятия и с противным хихиканьем делал пассы, от которых  одежда
девушки начинала задираться вверх,
    Возбужденный увиденным, Лео  сполз  с  ящика  и  спрятался,  а  потом,
несколько  минут  спустя,  последовал  за  стариком,   который,   радостно
улыбаясь, удирал с украденным пирогом.
    Мальчик следил за стариком почти весь день, наблюдая, как тот  добывал
себе обед, пиво и заставлял подолы юбок вспархивать над головами девиц,  и
все это достигалось одними  жестами  и  бормотанием.  У  Лео  Френда  даже
дыхание перехватило, когда он сообразил, что никто из ограбленных и тех, с
кем так бесцеремонно обошлись, не понимал,  что  всему  виной  хихикающий,
подмигивающий старый бродяга, что-то бормочущий себе под нос.  В  ту  ночь
старик сломал замок заколоченного дома и, зевая во  весь  рот,  укрылся  в
нем.
    На следующее утро Лео Френд уже расхаживал перед этим домом,  держа  в
руках роскошный торт, самый огромный, самый сладкий, какой он только сумел
купить на деньги, вытащенные из коробки, где  его  отец  хранил  плату  за
аренду земли. Это было зрелище, от которого слюнки  потекли  бы  у  любого
любителя сладостей. Мальчик  старательно  восстановил  слой  крема,  чтобы
скрыть следы своих манипуляций с начинкой.
    Лео  Френду  пришлось  расхаживать  так  почти   полтора   часа.   Его
коротенькие ручки занемели от тяжести торта, когда наконец старик, зевая и
потягиваясь, вышел из дома. Теперь он был одет в нарядный бархатный кафтан
на подкладке из тафты.
    Лео поднял торт повыше и прошел мимо старика. Он  только  порадовался,
когда у него вдруг схватило живот, а торт, вырвавшись из  рук,  поплыл  по
воздуху.
    От острых колик мальчишка согнулся пополам и начал кататься по  земле,
однако все-таки нашел в себе силы приоткрыть глаза и проследить за судьбой
своего торта. Тот взмыл прямо вверх, повис в воздухе, а потом опустился на
землю по другую сторону дома. Хихикая, старик  опять  скрылся  в  доме,  и
колики тут же ослабли. Мальчик с усилием поднялся на  ноги,  доковылял  до
двери и тихо проскользнул внутрь.
    Ему было хорошо слышно, как старик с чавканьем поедает торт в соседней
комнате, и Френд терпеливо дожидался,  пока  хруст  бисквита  не  сменился
стонами. Френд смело прошел в комнату, где старик катался  по  полу  между
мебелью, покрытой пыльными чехлами,
    - Противоядие я спрятал, - писклявым голосом сообщил мальчик. - Скажи,
как у тебя получается эта магия, и я тебе его отдам.
    Ему пришлось повторить эту фразу несколько раз, все громче  и  громче,
но наконец старик понял. С остановками, прибегая к жестикуляции, когда  не
хватало  слов,  старик  объяснил  принцип  используемого  им   колдовства,
концепцию простейшую, но далеко не очевидную: он  рассказал,  как  сделать
захват, как манипулировать предметом, чтобы  увеличить  силу  воздействия.
Парнишка  очень  быстро  ухватил  основную  мысль,  но   предусмотрительно
настоял, чтобы  старик  на  практике  обучил  его,  как  двигать  вещи  на
расстоянии, прежде чем дать тому снадобье. Когда  Френд  сумел  так  резко
поднять кушетку,  что  она  отбила  часть  штукатурки  с  потолка,  старик
принялся умолять его, прося положить  конец  невыносимой  боли.  Френд  со
смехом исполнил его просьбу, после чего незаметно вернулся домой,  оставив
в доме скорчившийся труп - в качестве подарка вернувшимся хозяевам.
    С возрастом, изучив книги  и  летописные  записи  о  древней  магии  -
поразительно, до чего же последовательно от страны  к  стране  сохранялись
магические обряды, - Лео  пришел  к  горькому  выводу,  что  действительно
великолепное  колдовство,  делающее  человека  могучим,  как  божество,  с
течением столетий стало просто невозможным. Магия, словно  родник,  бивший
ключом в древние времена, из  которого  каждый  мог  наполнить  себя,  как
сосуд, доверху, теперь превратилась в грязную  лужицу,  и  уже  невозможно
было зачерпнуть из нее больше пары капель, да и то с большим трудом... как
будто магические знания были камнями, образующими дорожку в небе,  но  вот
небо расширилось, растащив зыбкий мостик, и где  раньше  маги  без  всяких
усилий перескакивали с камня на камень,  теперь  приходилось  тратить  всю
жизнь, чтобы только перепрыгнуть с одного на другой.
    Но он работал с тем, что  оставалось  в  его  распоряжении,  и  уже  к
пятнадцати  годам  был  способен  получить  любую  вещь,  какую  хотел,  и
заставить   человека   против   воли   делать   все,   что    ему,    Лео,
заблагорассудится... И тогда он  попытался  все  объяснить  своей  матери,
которая единственная верила в него, дать  ей  доступ  в  тот  тайный  мир,
который он обрел. Он так и не мог потом  вспомнить,  что  же  произошло...
лишь помнил, что отец ударил его,  и  он  бежал  из  дома  родителей,  так
никогда уже больше туда и не вернувшись.
    Навыки колдовства позволили ему жить обеспеченно следующие  пять  лет,
пока он был студентом. Самая  лучшая  еда,  одежда,  апартаменты  -  стоит
только захотеть. Однако глубокое  недоверие  к  сексу  удерживало  его  от
рискованных  экспериментов,  оставляя  на   его   долю   лишь   смущающие,
унизительные, пачкающие простыни сны.
    И вот однажды  он  встревожился  не  на  шутку,  как  встревожился  бы
наркоман, обнаружив, что ему уже не хватает обычной дозы опиума, -  поняв,
что ему хочется - нет, ему необходимо, - получить нечто большее.
    Ведь в конце концов магия была прекрасна не  потому,  что  давала  ему
все, его привлекала власть,  даруемая  ею,  подчинение  себе  чужой  воли,
ощущение  собственной  мощи,  распространяющейся  вокруг.  Для  него  было
мучительно сознавать, что его господство над другими людьми небезгранично,
что существуют провалы в созданном им мире, провалы, сопротивляющиеся  его
влиянию, как навощенная поверхность клише сопротивляется чернилам:  он  не
мог  полностью  овладеть  умами  других  людей.  Он   мог   заставить   их
повиноваться против воли, но побудить их желать  этого  -  было  выше  его
возможностей. И до тех пор, пока в другом  человеке  сохранялось  хотя  бы
малейшее движение протеста  или  сопротивления,  его  господство  не  было
абсолютным.
    А именно абсолютное господство было ему необходимо... Но до того,  как
он встретил на своем пути Бенджамена Харвуда, Френд не верил, что  это  на
самом деле возможно.



    - А почему вы его так называете? - раздраженно спросила Бет Харвуд.
    - Как? Хунзи канцо? - переспросил Шэнди. - Так это его  титул.  А  как
еще?  Называть  его  Тэтч  -  фамильярно,  а  Черной  Бородой  -   слишком
театрально.
    - Его титул? И что он значит?
    - Это значит, что он... э-э-э...  посвященный,  что  он  прошел  обряд
огня.
    - Посвящен? Во что? - Она казалась смущенной тем, что  Шэнди  оказался
посвящен в подобные вещи.
    Шэнди собрался было ответить, но потом лишь пожал плечами:
    - А, все это выдумки про колдовство. Даже живя там, в старом форту, вы
не могли не  заметить,  что  магия  здесь  используется  так  же  часто  и
обыденно, как огонь в Англии.
    - Конечно, я заметила, как суеверны  все  эти  люди.  Думаю,  во  всех
примитивных сообществах...  -  Она  замерла  и  подняла  на  Шэнди  широко
раскрытые глаза. - Бог мой! Джон, но вы-то, надеюсь, не верите во все это?
    Шэнди нахмурился и перевел взгляд с костра на темную стену джунглей.
    - Я не хотел бы обидеть вас притворством. Здесь новый  мир,  и  пираты
живут с этой природой в куда более тесном контакте, чем любой  европеец  в
Кингстоне, Картахене или  Порт-о-Пренсе,  пытающийся  перенести  сюда  как
можно больше реалий Старого Света. Если уж вы не  сомневаетесь  в  истинах
Ветхого Завета, то должны признать существование сверхъестественного и  не
торопиться с выводами по поводу того, что возможно в этом мире,  а  что  -
нет.
    Мистер Берд яростно отшвырнул кусок мяса, который жевал,  и,  вскочив,
заозирался по сторонам.
    - Я не собака! - заорал он, мотая головой, и золотые серьги в его ушах
засверкали в свете пламени. - Ты - сукин сын!
    Бет с тревогой оглянулась на него. Шэнди улыбнулся, взял ее за руку  и
прошептал на ухо:
    - Не стоит пугаться, редкая ночь обходится без его воплей. На  что  бы
он там ни злился, но это никак не связано ни с Нью-Провиденс,  ни  с  1718
годом.
    - Черт бы тебя побрал! - продолжал кричать мистер Берд. -  Не  собака,
не собака, не собака я!
    - Похоже, его как-то раз  обозвали  собакой,  и  с  тех  пор  он,  как
напьется, вспоминает старую обиду, - тихо пояснил Шэнди.
    - Да, - уныло согласилась Бет. - Но, Джон, вы же  не  хотите  сказать,
что... ну, право, не знаю... что вы и сами носите все эти талисманы, чтобы
духи оберегали вас?
    - Нет, - ответил Шэнди, - но я явственно помню, как разрядил  пистолет
прямо в живот вашего доктора, когда он как раз и носил подобный  талисман.
Это было в тот самый день, когда пираты захватили  "Кармайкл".  И  еще,  в
первую неделю здесь, я как-то поймал  курицу,  сварил  ее  и  съел,  а  на
следующий день меня свалила лихорадка. Старый комендант Сауни  брел  мимо,
как всегда бормоча себе что-то под нос и отмахиваясь от невидимых  мух,  и
заглянул ко мне в палатку, где я метался и стонал от  боли.  И  первым  же
делом он спросил, не ел ли я  случаем  курицу  с  выцарапанными  на  клюве
словами. Я и в самом деле заметил какие-то знаки на клюве  этой  птицы,  о
чем ему и сказал. "Так я и думал, - пробурчал комендант, -  это  та  самая
курица, в которую я загнал лихорадку  Рунсивелла.  Ты,  дружочек,  никогда
больше не ешь куриц, у которых на клюве написаны слова,  иначе  схлопочешь
что-нибудь такое, от чего кто-то другой пожелал избавиться". Он достал мне
другую курицу, проделал с ней какой-то трюк, и уже на следующий день я был
совершенно здоров.
    - О Боже, Джон! - воскликнула Бет, всплескивая  руками.  -  Только  не
говорите мне, что вас и в самом деле излечили его трюки!
    Слегка раздраженный, Шэнди лишь пожал плечами.
    - Эту курицу я бы не стал есть  ни  под  каким  соусом.  Он  решил  не
рассказывать ей о человеке, которого он видел  однажды  ночью  на  берегу.
Карманы его были разорваны, челюсть подвязана веревкой с узлами,  так  что
человек не мог говорить, и когда Шэнди  проходил  мимо,  он  заметил,  что
кафтан не застегнут на пуговицы, а наглухо  зашит.  Рассказывать  об  этой
встрече Бет было бессмысленно, как и сообщать потом о людях, одетых  таким
образом.
    Она выказала свое отношение ко всей этой чепухе выразительным жестом.
    - Джон, - настойчиво заговорила она, - Френд следит за мной и не  даст
мне здесь задерживаться. Вы не могли бы мне сказать, куда мы завтра  утром
отплываем?
    Шэнди недоуменно моргнул.
    - Но ведь вы же не примете в этом участия, верно?
    - Мы тоже отправляемся. Мой отец...
    - Вы уверены? Я полагал, раз Вудс Роджерс вот-вот будет здесь,  вашему
отцу следовало бы...
    - Да, Джон, да,  я  сегодня  разговаривала  с  отцом,  первый  раз  за
последнюю неделю. Он  все  еще  таскает  с  собой  эту  противную  вонючую
шкатулку. Он сказал, что я отплываю завтра вместе со всеми. Он все говорил
и говорил... я ничего не поняла из его бреда. Он все твердил, как  надежно
я буду защищена от всякого вреда и болезней, но ни словом не обмолвился  о
том, куда мы направляемся и главное. - зачем.
    - Иисусе! - Шэнди глубоко вдохнул. - Дэвис тоже ничего не говорит, но,
по слухам, мы отплываем на западное побережье Флориды. Место, где хунзи...
э-э-э...  в  общем,  именно  туда,  где  Тэтч  случайно   позволил   духам
прицепиться  к  нему.  -  Джек  улыбнулся  ей,  однако  улыбка  получилась
неуверенная и нервная. - Что-то вроде того,  как  это  делают  миноги  или
пиявки. Во всяком случае, - добавил он поспешно, надеясь, что ему  удастся
скрыть собственные нехорошие предчувствия, - мы должны встретиться  там  с
Черной Бородой.
    - Боже, спаси и помилуй, - тихо прошептала она.
    "Боже и дух-покровитель", - подумал при этом Шэнди.
    Кряхтя, раскидывая песок неуклюжими ногами и переваливаясь из  стороны
в сторону, к ним приблизился Лео Френд.
    - Достаточно, Элизабет, - пропыхтел он. - В  форту  нас...  уже  давно
ждет обед. - Он промокнул лоб кружевным платочком.
    Бет Харвуд бросила такой выразительный взгляд  на  казаны,  в  которых
кипело варево, что Шэнди невольно переспросил:
    - Обед?
    - Зелень, черный хлеб и прочая дрянь, - вздохнула она.
    - Скромно, но питательно, - объявил Френд. - Мы должны заботиться о ее
здоровье. - Он тоже покосился на казаны, сделал вид, что его тошнит, затем
подхватил Бет под руку и повел прочь.
    Поблизости двое пиратов рассмеялись и сострили, что того  и  следовало
ожидать:  девушки  всегда  предпочитали   парням   с   честными   сердцами
разнаряженных попугаев.
    Шэнди  тоже  засмеялся,  правда,  несколько   натянуто,   и   высказал
предположение, что причина скорее всего - неунывающая натура  Лео  Френда.
Он отказался от жаркого, по попросил еще одну бутылочку "Латура" с отбитым
горлышком, а затем двинулся к берегу, в сторону "Кармайкла".
    Нос корабля все еще находился в узком проливе, удерживаемый подпорками
и последними двумя канатами, привязанными к деревьям на  берегу,  а  корма
сидела  в  воде  бухты.  Несмотря  на  теперешнее  беспомощное  положение,
"Кармайкл" сейчас казался Шэнди гораздо более родным,  чем  был  весь  тот
месяц, что он провел на его борту в качестве пассажира. Теперь Шэнди  знал
строение корабля как свои пять пальцев: он, как  обезьяна,  карабкался  по
вантам, когда они чинили такелаж, орудовал топором, когда сносили  носовой
бак и леера. С него сходило семь потов, когда он  пилой  и  сверлом  делал
порты для новых пушек. Он провел бесчисленное множество часов в  маленькой
корзинке, вися между бортом и водой, счищая водоросли и ракушки  с  досок,
выковыривая червей  и  вколачивая  тонкие  блестящие  латунные  талисманы,
заговоренные бокором Дэвиса для защиты обшивки корабля.
    И завтра, думал он, приближаясь к судну, завтра "Кармайкла" спустят на
воду, затем мы поднимем паруса и отправимся в путь.  И  моя  жизнь  пирата
вступит в новую фазу.
    Шэнди  заметил,  что  под   крутым   боком   корабля   кто-то   сидит.
Присмотревшись, он разглядел, что это полусумасшедший старик, которого все
пираты неизменно называли  "комендант".  Быть  может,  потому,  что  никто
толком не знал, как его зовут - хотя Шэнди приходилось  слышать,  как  его
величали Сауни, Гонси или Понси.
    И эта сцена перед Шэнди - старик, сидящий под корабельным бушпритом, -
что-то ему смутно напоминала - то ли картину, то ли  какую-то  историю.  И
странным  образом  это  полузабытое  воспоминание  придавало  удивительное
достоинство Сауни. Оно вдруг помогло Шэнди увидеть  в  старике  не  просто
полоумного бродягу, а нечто большее,
    И тут он понял, кого напоминает ему старик: древнего  Язона,  сидящего
под корпусом покинутого "Арго".
    - Кто там? - дрожащим голосом позвал старик,  заслышав  наконец  хруст
песка под ногами.
    - Джек Шэнди, губернатор. Хотел взглянуть на корабль напоследок, перед
дорогой.
    - Принес мне выпить?
    - Э-э... да. - Шэнди  отхлебнул  вина  и  передал  полупустую  бутылку
старику.
    - Ты завтра отплываешь?
    - Верно, - удивленно ответил Шэнди: он бы и не подумал, что старик еще
о чем-то способен помнить.
    - А, воссоединиться с хунзи канцо и его щенком? Шэнди  присмотрелся  к
старику, гадая, не нашло ли на того очередное просветление.
    - Каким щенком?
    - Боннетом. Я  видел,  как  ты  управляешь  марионетками:  заставляешь
маленьких ребяток плясать под свою дудку, дергая за веревочки.
    - А, да. - Шэнди знал о новом пирате Стиде Боннете, который недавно по
совершенно непонятным причинам вдруг бросил вполне преуспевающую плантацию
на Барбадосе и уже спустя короткое время прославился среди  пиратов  своей
неугомонностью и отвагой, однако Шэнди  ни  разу  не  слышал,  чтобы  этот
человек был каким-то образом связан с Черной Бородой, Хотя, впрочем,  вряд
ли можно было считать Сауни надежным источником информации.
    -  Вы,  как  я  слышал,  на  север  подадитесь,  -  продолжал  старик,
отхлебывая из бутылки. - Во Флориду. - Это название он произнес с  сильным
испанским акцентом. - Прекрасное название. Страна  лихорадки.  Знаю  я  те
места. Я там немало положил карибских индейцев в свое время. Да и меня раз
подстрелили стрелой. С ними надо держать ухо  востро,  самые  коварные  из
всех индейцев. Людоеды. Они там женщин и детей из других племен  держат  в
загонах, ну как мы скот.
    Шэнди не поверил этому, однако из  вежливости  присвистнул  и  покачал
головой:
    - Проклятие, уж я-то буду держаться от них подальше.
    - Да уж, не помешает. По крайней мере  пока  не  доберешься  до  этого
чертова гейзера. Ну а уж потом, если знаешь, как  с  ним  управляться,  то
тебе уже беспокоиться не о чем.
    - Вот это мне по душе,  -  согласился  Шэнди,  -  чтоб  ни  о  чем  не
беспокоиться.
    Сауни хмыкнул и произнес что-то по-испански, И хотя Шэнди  в  какой-то
мере освоил  примитивный  язык,  на  котором  говорили  пираты-полукровки,
произношение старика ему было совершенно  непонятно.  Оно  показалось  ему
одновременно  архаичным  и   чересчур   правильным.   Однако   речь   свою
"губернатор"   закончил   таким   непечатным   выражением    по-английски,
способность к каким Шэнди еще только надеялся обрести.
    Шэнди засмеялся, распрощался со стариком и направился обратно.  Сделав
несколько шагов и оказавшись на вершине дюны, он остановился и  обернулся.
Корабль был развернут к нему, и потому Шэнди сумел  разглядеть  в  темноте
шканцы и полуют. Он попытался прикинуть, где был убит  Чаворт,  где  стоял
раненый Дэвис и где был он сам, Шэнди, с Бет  Харвуд,  когда  они  кормили
чаек сухарями. Он обратил внимание, что часть лееров,  через  которые  они
оба перегибались, следя за птицей, теперь была вырезана,  и  на  мгновение
Шэнди вдруг обеспокоила мысль, что он даже не может вспомнить, не  сам  ли
их снес.
    Он попытался вообразить, какие же еще могут  развернуться  события  на
этой палубе, и поразился тому, что ясно  представил  себя  их  участником.
"Ведь это совсем не так! - сказал он себе с нервной улыбкой. - При  первой
же возможности мы с Бет  обязательно  сбежим  с  корабля.  И  потом  судно
поплывет к далеким берегам уже без меня, несмотря на весь пот (и  кровь  -
когда стамеска соскальзывала), впитавшийся в доски. Я  должен  заняться  и
дядюшкой, по которому плачет виселица".
    Шэнди опять повернул к кострам и зашагал в их направлении,  сообразив,
что находится  совсем  недалеко  от  того  места,  где  видел  человека  с
оторванными карманами и перевязанной  челюстью.  И  воспоминания  об  этом
заставили его прибавить шагу, не потому, конечно, что тот человек выглядел
угрожающе, а скорее из-за  сказанного  Дэвисом,  когда  Шэнди  упомянул  о
встрече.
    Дэвис сплюнул и с досадой потряс головой:
    - Должно быть, Дюплесси с корабля Тэтча.  Последнее  время  Тэтч  стал
пренебрегать мелочами. Дюплесси был бокором  на  его  корабле  и  задолжал
многим лоа, а такой долг не списывает даже смерть.  Как  я  понимаю,  Тэтч
похоронил его без соответствующего ритуала.
    - Похоронил? - вытаращил на него глаза  Шэнди.  Дэвис  ухмыльнулся  и,
презрительно   передразнивая   аристократический   выговор,   процитировал
заключительную фразу известной шутки:
    - Пришлось - он был  мертв,  знаете  ли.  -  И  уже  нормальным  тоном
добавил: - По крайней мере хоть сапоги с него снять не  забыл.  Привидения
подобного рода обожают отираться на кораблях. А если они еще и  обуты,  то
всю ночь не заснуть от бесконечного топота.
    Когда Шэнди вернулся к кострам, большинство уже разбрелось по хижинам,
а оставшиеся явно всерьез намеревались коротать ночь  за  бутылкой.  Шэнди
решил, что выпил достаточно, чтобы уснуть, и направился к своей  крохотной
хижине, которую он выстроил из плавника и Обрывков парусины под деревьями.
    Он поднимался вверх по склону дюны, но замер на месте, когда из ночной
тьмы донесся  глубокий  бас,  тихо  приказавший  ему  остановиться.  Шэнди
пригляделся к скользящим в лунном свете теням  листьев  пальм  и  в  конце
концов различил огромную черную фигуру, по-турецки восседавшую  посередине
начерченного на песке круга, тщательно очищенного от мусора.
    - Не входи в круг, - предупредил человек, не оборачиваясь, и  Шэнди  с
опозданием узнал бокора Дэвиса, Печального  Толстяка.  Считалось,  что  он
глух, и потому Шэнди только кивнул, опять же с опозданием  сообразив,  что
это еще более бессмысленно, чем говорить с бокором, раз тот сидит  к  нему
спиной. Шэнди сделал шаг назад,
    Печальный Толстяк не оборачивался. Он тыкал в воздух деревянным ножом,
который всегда носил с собой; казалось, нож встречает сопротивление.
    - Raasclaat, -  выругался  он  тихо,  а  затем  прогудел:  -  Не  могу
утихомирить этих толстых ублюдков. Спорю с ними с самого вечера.
    -  Э-э...  -  неуверенно  протянул  Шэнди,  озираясь  по  сторонам   и
вспоминая, есть ли другой путь по склону  к  хижине,  поскольку  Печальный
Толстяк перекрыл эту тропинку. - Почему бы мне...
    Бокор резко выкинул руку с деревянным ножом вверх, устремив  лезвие  в
небо.
    Шэнди невольно поднял глаза и в темноте  меж  крон  двух  пальм  вдруг
увидел прочерк падающей звезды, как линию, проведенную светящимся мелом на
грифельной доске. Несколькими секундами позже ветер на мгновение  стих,  а
затем снова подул, но теперь уже явно сильнее.
    Печальный Толстяк опустил руки и неожиданно легко  для  своей  грузной
фигуры  поднялся  на  ноги.  Он  одарил   Шэнди   ободряющей   улыбкой   и
посторонился.
    - Иди, - пробасил он. - Теперь это только черта на песке.
    - Спасибо. - Шэнди проскользнул мимо гиганта,  пересек  круг  и  пошел
дальше. Он слышал, как Печальный  Толстяк  тяжелой  поступью  удаляется  к
морю,  слышал,  как,  хмыкнув,  тот  пробурчал  себе  под  нос:   "C'etait
impossible de savoir ci  c'etait  le  froid  ou  la  faim"(6). Бокор снова
хмыкнул, но Шэнди больше ничего не слышал.
    Шэнди  несколько  минут  смотрел  ему  вслед,  словно  колеблясь:   не
последовать ли за ним. Наконец, бросив  опасливый  взгляд  на  звезды,  он
направился к своей хижине, радуясь, что построил  ее  под  чистым  навесом
ветвей.



    - Эй, держи, Джек! - сказал  Скэнк,  сунул  в  руки  Шэнди  деревянную
кружку с ромом и снова присоединился к матросам, натягивавшим канат. - Еще
один глоток, и я свалюсь за борт! - крикнул он весело.
    - Спасибо! - откликнулся Шэнди. Похоже, его  новые  товарищи  привыкли
быть  постоянно  навеселе.  Он   оглянулся.   За   кормой   уходил   вдаль
зелено-лиловый остров: неровная полоска выделялась на синем  фоне  океана,
Ему вдруг пришло в голову, что ему будет не хватать Нью-Провиденс.
    Скэнк вернулся на ют, облокотился на каронаду.
    - Угу, - сказал он, словно соглашаясь с чем-то, что  сказал  Шэнди.  -
Может, нам этого острова больше и не увидеть. На следующий  год,  пожалуй,
загнать  добычу  будет  куда  сложнее.  Теперь  ведь  нет  обычного,  всем
известного места, куда купцы могли бы присылать своих агентов.
    Шэнди пригубил ром.
    - Коммерсанты заключают сделки с пиратами?
    - Ну да, а с чего, ты думаешь, они иначе разбогатели  бы?  И  остались
богатыми? Они, конечно, не являются сюда лично, а присылают управляющих да
поверенных для закупок. А  при  особенно  больших  сделках  мы  даже  сами
доставляем товар, куда скажут. Сколько  раз  я  безлунной  ночью,  обернув
уключины тряпками, водил груженые лодки в какую-нибудь  потайную  бухточку
на Ямайке,  Гаити  или  Барбадосе,  Ведь  это  всем  выгодно:  мы  продаем
задешево, потому что сами ничего не платим.
    Не так уж всем это выгодно, подумал Шэнди.
    - А эти торговцы, они знают, что товар краденый?
    - А то  как  же,  Джек.  Если  хочешь  знать,  некоторые  богачи  даже
подкупают королевскую береговую охрану, чтобы  моряки  смотрели  в  другую
сторону,  когда   мы   переправляем   груз.   Вот   Тэтч   и   знается   с
купцами-богачами, с Боннетом на Барбадосе - правда, он сам  теперь  пират,
хотя и непонятно зачем. Лапин и Шандирнак на Гаити, и...
    - Кто, кто на Гаити? - Шэнди  вцепился  в  свернутый  парус  и  только
отчаянным усилием не выронил кружку с ромом.
    - Лапин - это значит кролик, и в общем, прозвище  ему  подходит.  -  И
Шандирнак... или  как  там  французишки  его  называют...  -  Скэнк  пьяно
нахмурился. - Твое настоящее имя тоже ведь как-то так звучит, да?
    - Вроде того. - Шэнди глубоко вздохнул и  поинтересовался:  -  Этот...
тип, Шандирнак, он что, постоянно скупает добычу у ва... у нас?
    - А, он настоящий  прожектер.  Тэтч  обожает  прожектеров.  Им  всегда
вот-вот должно подфартить, понимаешь? Ну как-то так выходит, что  и  через
год, когда встречаешься с ними, они все еще ждут удачи. Когда у  них  есть
деньги, они готовы тут же расплатиться с нами, а когда денег нет, им нужен
кредит, а уж богачам Тэтч всегда рад его предоставить.
    - Такой долг, наверное, довольно трудно стребовать, - рассудил Шэнди.
    Скэнк одарил его снисходительной улыбкой, оттолкнулся  от  каронады  и
побрел назад на корму.
    Шэнди остался на полубаке, и улыбка медленно расплылась на  его  лице.
Глаза сузились в предвкушении того дня, когда  он  сможет  воспользоваться
этой информацией, чтобы прижать своего дядюшку. Он  теперь  был  рад,  что
пираты отправлялись к необитаемому  побережью  Флориды,  а  не  собирались
ввязаться в какую-нибудь стычку, ибо было просто немыслимо  погибнуть,  не
расквитавшись с братом отца.
    Как только они выбрались с мелководья у Багамских островов и  вошли  в
глубокие воды пролива,  Ходж  -  худощавый  улыбчивый  шкипер  "Дженни"  -
подозвал Шэнди  и  объявил,  что  тому  пора  отрабатывать  свой  хлеб.  И
следующие пять часов Шэнди некогда было и пот стереть со лба. Он  научился
натягивать   гафель   правильно,   с   крохотными   складочками,   которые
располагались параллельно рее. К своему удивлению,  он  вдруг  узнал,  что
снасти - это совсем не то, что он  раньше  думал,  И  теперь  он  научился
кое-каким  тонкостям  установки  парусов  для  лавирования  против  ветра.
Поскольку "Дженни" была  более  маневренна,  чем  "Кармайкл",  Ходж  решил
преподать новому рекруту урок мореходства. Довольно быстро он научил Шэнди
разным премудростям: как закладывать галсы,  как  по  дрожанию  деревянных
колец,  которыми  крепился  основной  парус  грот-мачты,   угадывать   тот
единственный момент, когда  необходимо  слегка  повернуть  штурвал,  чтобы
полнее использовать силу ветра.
    И словно решив пополнить образование Шэнди, далеко на востоке в чистом
голубом  небе  из-за  горизонта  выплыло  сизое  пятнышко,  и  хотя   туча
находилась за много миль, Ходж погнал всю команду ставить штормовой гик  и
обрасопливать паруса, готовясь к приближающемуся шторму. Это называлось  у
него "снимать выстиранное белье". Он же вызвал на  палубу  старика-бокора,
чтобы тот насвистел дагомейскую мелодию,  утихомиривающую  ветер;  по  его
команде матросы подтягивали канаты и разворачивали  реи,  чтобы  шквал  не
сломал их.
    Сизое облачко неслось по  кобальтовой  синеве  неба.  Шэнди,  которому
никогда раньше не доводилось  обращать  внимание  на  погоду,  теперь  был
поражен скоростью, с которой шторм надвигался на корабли. Через час он уже
их нагнал. Даже при зарифленных парусах корабль резко накренился на  левый
борт при первом порыве ветра.
    Вслед за ветром хлынул ливень. Вода вокруг бортов тут же вспенилась  и
побелела  от  брызг,   словно   вскипев,   а   силуэт   "Кармайкла"   едва
просматривался сквозь мглистую  пелену.  Ходж  приказал  ослабить  гитовы.
Шэнди удивило то, что шкипера, похоже, ничуть не испугала перемена погоды.
    - Это опасно? - нервно спросил у шкипера Шэнди.
    - Это? - отозвался Ходж, перекрикивая грохот ливня и вой ветра. -  Это
пустяки. Так, только одежку замочить. Вот если бы сначала дождем  накрыло,
а потом налетел ветер, вот уж тут-то было бы над чем подумать.
    Шэнди кивнул и пробрался обратно на полубак. Дождь был теплый, и,  как
справедливо заметил Ходж, смыть с себя соль им не повредило  бы;  так  что
назавтра их одежда высохнет и наконец перестанет быть  липкой  от  морской
воды. Первый натиск ливня  ослаб,  и  теперь  "Кармайкл"  снова  явственно
виднелся впереди. Через несколько часов Шэнди, он знал,  ожидал  ночлег  в
трюме в мокрой одежде, он надеялся, что Бет Харвуд повезло больше и что ей
найдется более приличное место. Он оперся  спиной  о  каронаду,  расслабил
ноющие мышцы и принялся дожидаться новых приказов шкипера.

    Все свободное время следующего дня матросы тренировались в стрельбе из
пушек. Шэнди, который по роду своей бывшей профессии всегда был  ловок  во
всех тонких работах, вскоре стал настоящим экспертом в том,  как  наводить
каронаду на цель, вовремя запаливать фитиль, при этом не сбивая наводку  и
отскакивая, чтобы не опалило глаза при взрыве порохового заряда. Когда  он
разнес в щепки подряд несколько бочонков,  которые  скидывали  за  борт  в
качестве целей, Ходж тут же произвел его в старшего пушкаря, и к  сумеркам
пираты стали мазать куда реже, чем утром.
    Третий день был целиком посвящен  маневрам,  и  к  полудню  Шэнди  уже
позволили встать к рулю и даже отдавать  приказы;  он  сумел  за  двадцать
минут совершить полный круг вокруг "Кармайкла". Потом были учебные тревоги
и боевые  учения,  и  Дэвис  для  пущего  правдоподобия  сделал  несколько
выстрелов рядом по борту.
    Шэнди испытывал гордость от того, что он так ловко карабкается  теперь
по вантам и уверенно передвигается по палубе, и от того факта,  что,  хотя
многие пираты возражали против такой нагрузки, он чувствовал лишь приятную
усталость, когда вечернее солнце начало высекать золотые  искры  из  волн.
Однако  вся  его  радость  мигом  улетучилась,  когда  Дэвис   проорал   с
"Кармайкла", что прошлой ночью они потеряли слишком много времени, лежа  в
дрейфе, а потому и сегодня обоим судам придется плыть всю ночь  до  самого
рассвета.
    Шэнди досталась полночная вахта, и первое, что он усвоил, когда выполз
на палубу, это то, что ночью холодно и сыро. Роса  обильно  покрывала  все
кругом, и даже неструганные доски палубы  сделались  скользкими.  Шэнди  с
трудом пробирался в темноте на корму, и каждый раз, когда ему  приходилось
хвататься за канаты, чтобы удержаться  на  ногах,  холодная  струйка  воды
сбегала в рукав. Угловатое насмешливое лицо Ходжа, сидевшего за  компасом,
освещенным красной  лампой,  которая  не  слепила  глаза,  казалось  почти
демоническим. К облегчению Шэнди, задания, которые давал ему шкипер,  были
легки и нечасты: время от времени обходить с лампой палубу  и  осматривать
канаты, вести  наблюдение  на  носу  на  тот  маловероятный  случай,  если
какой-нибудь корабль встретится им в этих водах, а заодно проверять, горит
ли под бушпритом лампа, благодаря которой рулевой с  "Кармайкла"  мог,  не
слишком приближаясь к шлюпу, в то же время не потерять его в темноте.
    Корабль огромной  черной  башней  высился  по  правому  борту,  хлопал
парусами и скрипел. Но когда Шэнди смотрел в другую  сторону,  на  залитый
лунным светом безбрежный океан, ему чудилось: он слышит какие-то голоса  и
видит чьи-то призрачные руки, которые настойчиво манили  и  звали  его  за
собой.
    В четыре часа утра Ходж угостил Шэнди подогретым  ромом,  сказал  ему,
кого разбудить на смену, и отослал в трюм спать.

    В полдень следующего дня, вторника 26 июня, как раз когда оба  корабля
вошли в течение Гольфстрим между островами Бимини и полуостровом  Флорида,
их повстречал английский королевский корвет. Когда  они  впервые  заметили
маленькое белое пятнышко на южном горизонте, то решили,  что  это  обычное
торговое судно, такое же по размерам, как и "Кармайкл". Кто-то без особого
энтузиазма предложил захватить его вместо того, чтобы плыть во Флориду. Но
уже через несколько минут впередсмотрящий с подзорной  трубой  возбужденно
прокричал, что это английский военный корабль.
    Эта  новость  вызвала  некоторое  напряжение,  но  никакой  паники  не
последовало. Переоснастка "Кармайкла" сделала его гораздо более быстрым, а
"Дженни" могла укрыться на  мелководье  у  Бимини,  где  ее  восьмифутовая
осадка  позволяла  безопасно  маневрировать  вне   пределов   досягаемости
военного корабля.
    Однако "Кармайкл" продолжал мчаться на юго-запад под  всеми  парусами,
да и Ходж не отдавал команды повернуть "Дженни".
    - Чего мы ждем, кэп? -  спросил  недоумевающе  шорокоплечий  бородатый
гигант. - Если мы сблизимся с ними, потом  трудно  будет  стряхнуть  их  с
хвоста.
    Шэнди сидел на корточках за горизонтальным брусом, на котором крепился
якорь, и вопросительно смотрел на Ходжа. Ему показалось,  что  он  заметил
некоторую бледность  под  густым  слоем  загара,  но  шкипер  лишь  грязно
выругался и покачал головой:
    - Пока будем удирать, а потом снова ложиться на курс, уйдет по меньшей
мере день. Из-за дождя в субботу и маневров в воскресенье  мы  и  так  уже
припозднились. Того и гляди опоздаем на  наше  рандеву  во  Флориде.  Нет,
парни, на этот раз пусть драпает королевский флот. "Кармайкл" вооружен  не
хуже, чем этот корвет, да и мы сами не рыболовное суденышко. У нас еще про
запас есть дух-покровитель, не говоря уж о Лекбе и Босу.
    Коренастый седой моряк недоверчиво уставился на Ходжа,  потом,  словно
объясняя что-то ребенку, указал на приближающиеся  паруса  и  медленно,  с
расстановкой произнес:
    - Генри, это же чертов королевский флот.  Ходж  сердито  повернулся  к
нему:
    - Противник на горизонте, Исаак,  и  сегодня  я  капитан,  и  вдобавок
старший у нас - Дэвис. Бог и все его ангелы, ты что ж, думаешь, будто  мне
самому нравятся такие приказы? Приятель, если мы сейчас отступим,  считай,
хунзи канцо всех нас превратит в зомби;  теперь  же  ничего  худшего,  чем
смерть, нам не грозит.
    К удивлению и тревоге Шэнди, экипаж воспринял эту странную логику хоть
и без особой охоты, но и без возражений. Все кинулись  готовиться  к  бою.
Часть парусов зарифили, двух матросов послали на мачту поливать оставшиеся
паруса квасцами, чтобы уберечь их от огня, канаты заменили  цепями,  пушки
выкатили, так что теперь их черные жерла торчали  из  люков.  Бокор,  стоя
возле бушприта, начал что-то  декламировать  и  кидать  осколки  разбитого
зеркала в сторону  английского  корвета.  Шэнди  приказали  наполнить  все
пустые ведра водой, а заодно намочить  запасную  парусину  и  обмотать  ее
вокруг бочонков с порохом.
    Последние  три  недели  Шэнди  несколько  гордился  в  душе  тем,  как
решительно вел себя во время захвата "Кармайкла",  теперь  же,  видя,  как
трясутся его руки, вытаскивая очередное ведро с морской водой,  он  понял,
что его относительное хладнокровие в тот день явилось  скорее  результатом
шока, и даже  более  того,  результатом  невежества,  поскольку  осознание
опасности  пришло,  только  когда  все  закончилось.  На  этот  раз   беда
надвигалась с мучительной неторопливостью, и сейчас он знал  наперед,  как
человек умирает от выстрела в голову или удара сабли в живот.
    На этот раз он испытывал такой ужас, что чувствовал себя как пьяный  -
все цвета казались чересчур яркими, сочными, звуки  слишком  громкими.  Он
балансировал между слезами и  рвотой  и  каждую  секунду  боялся  попросту
обмочить штаны.
    Когда он наконец расставил ведра с водой вокруг бочонков с  порохом  и
накрыл их мокрым парусом, то заторопился на  палубу,  где  его  немедленно
приставили к пушке и сунули в руки дымящийся запальный шнур.
    - Не стреляй раньше, чем прикажет Ходж, Джек, - рявкнул пират, - а  уж
тогда не мажь.
    Шэнди посмотрел вдоль выщербленного ствола пушки. Все три корабля  шли
курсом на восток, но "Кармайкл" и "Дженни" держали круче к ветру.  Военный
корабль поворачивался к ним бортом,  похожим  на  черно-бежевую  шахматную
доску от открытых пушечных портов.
    "Нет, не могу я стрелять по английскому военному  кораблю,  -  подумал
Шэнди. - Но если я откажусь, меня убьют пираты. И если  уж  на  то  пошло,
начни я мазать, меня прикончат сами англичане вместе со  всеми  остальными
на борту. Бог мой, да у меня же просто нет никакого выхода!"
    От борта английского корвета отделилось белое облачко дыма,  мгновение
спустя донесся раскатистый грохот выстрела, и прямо  перед  глазами  Шэнди
неподалеку от борта вырос столб воды, постоял мгновение и опал сверкающими
на солнце брызгами.
    - Недолет! - прокричал визгливый от напряжения голос Ходжа. - Корвет у
нас на прицеле! Огонь!
    Как и многие солдаты до него, Шэнди к своему удивлению обнаружил,  что
интенсивная,  изнурительная  муштра  предыдущих  дней  сделала  подчинение
приказу автоматическим - он еще не успел решить, повиноваться или  нет,  а
руки уже навели ствол пушки, поднесли запал к фитилю, а затем он перебежал
к следующей пушке. Ну что ж, подумал он с отчаянием, наводя вторую  пушку,
теперь обратной дороги нет. Раз уж все так складывается,  теперь  придется
работать не за страх, а за совесть.
    В тот момент, когда он прикоснулся запальником к фитилю второй  пушки,
все семь пушек правого борта выстрелили  тоже,  и  шлюп,  кренившийся  под
ветром, отдачей почти выпрямило.
    И тут же "Громогласный Кармайкл" с поразительной  для  корабля  такого
размера скоростью ринулся в окутавшееся дымом пространство между  корветом
и шлюпом, вплыл, оказавшись так близко от "Дженни",  что  Шэнди  разглядел
знакомые  лица  матросов  на  вантах  и  явственно  расслышал,  как  Дэвис
скомандовал: "Огонь!" - за секунду до того, как пушки правого  борта  дали
залп, прозвучавший, как близкий раскат грома. Клубящееся  облако  дыма  на
мгновение скрыло из виду паруса корвета.
    "Дженни" продолжала разворачиваться к ветру, следуя за "Кармайклом", и
когда пушечный дым рассеялся,  Шэнди  с  ужасом  увидел  корвет,  явно  не
поврежденный, преследующий "Дженни" всего лишь в сотне ярдов. И лишь когда
Скэнк схватил его в охапку и толкнул к пушке и он  механически  навел  ее,
Шэнди сообразил, что корвет все же не избежал повреждений. Абордажные сети
вдоль бортов  были  полны  обломков  рей  и  рангоута,  шахматный  порядок
пушечных портов нарушался полудюжиной  свежих  зияющих  дыр.  Одновременно
Шэнди вспомнил, что "Дженни" двигается  гораздо  быстрее,  чем  корвет,  и
через минуту-другую окажется в безопасности перед  его  носом.  Совершенно
очевидно, что Дэвис вопреки собственной безопасности вклинился между двумя
кораблями, чтобы дать возможность шлюпу ускользнуть.
    - Цель в пушку на носу! - заорал над  ухом  Скэнк,  и  Шэнди  послушно
навел ствол на сияющий металл носовой пушки корвета и поджег  фитиль.  Его
пушка басисто рявкнула, и, щурясь сквозь дым, он с удовольствием  заметил,
как пыль и щепки полетели оттуда, куда он целил.
    - Отлично! - гаркнул Скэнк. - Ну-ка задай им! Дым окутал борт корвета,
но  грохот  пушечного  залпа  затерялся  в  треске  и  грохоте,  потрясших
"Дженни". Шэнди отшвырнуло от пушки в гущу  столпившихся  позади  пиратов.
Оглушенный и контуженный, он оказался распростерт на чьем-то  безжизненном
теле,  пытаясь  втянуть  воздух  в  легкие  и  не   захлебнуться   кровью,
наполнившей рот. Сквозь звон в ушах едва доносились вопли ярости и паники,
и Шэнди вдруг почувствовал, как изменилось - стало медленным и неуклюжим -
движение шхуны.
    Ходж  торопливо  выкрикивал  команды,  и  Шэнди  наконец   с   усилием
приподнялся и сел, кашляя и отплевываясь. С тревогой он оглядел себя  и  с
облегчением понял, что руки и ноги  целы  -  не  перебиты  и  не  сломаны.
Облегчение было тем более велико, когда он огляделся по сторонам. Трупы  и
раненые усеивали всю палубу, паруса были  порваны,  забрызганы  кровью,  а
потемневшее от  стихий  дерево  мачты  и  бортов  исцарапано  шрапнелью  и
сверкало теперь на  солнце  свежими  разломами.  Это  выглядит,  мелькнула
смутная мысль, будто разгневанный  Бог  прошелся  граблями  по  несчастной
"Дженни".
    - Румпель! Румпель на правый борт! Черт бы вас всех драл! - орал Ходж,
смахивая со лба кровь. - И кто-нибудь, держите парус!
    Рулевой пытался выполнить приказ, но беспомощно повалился  на  колени,
кровь хлынула из рваной раны на  груди.  Скэнк  отчаянно  было  кинулся  к
парусам, но опоздал. "Дженни", потерявшая управление в тот  момент,  когда
картечь огненным вихрем пронеслась по ее  палубе,  развернулась  носом  по
ветру и по крайней мере несколько минут была  напрочь  лишена  возможности
маневра.
    Высокая,  грациозная  корма  корвета  с  грохотом  врезалась  в   борт
"Дженни", абордажные крюки вцепились в палубу, и  хриплый  от  возбуждения
голос прокричал:
    - На каждого из вас, подонки, нацелен пистолет! Бросай  оружие!  Когда
спустим лестницу, подниматься на борт по одному и медленно!



    Хотя над головой, запутавшись  в  снастях,  болтались  обломки  рей  и
рангоута,  палуба  корвета  была  безупречно  чиста,   фалы   свернуты   в
безукоризненные спирали, а не брошены как попало (именно  так  это  обычно
было на "Дженни").  Правда,  Шэнди  не  слишком  смотрел  себе  под  ноги,
поскольку все время задирал голову, стараясь не капать кровью на  светлые,
с  песком  продраенные  дубовые  доски  палубы.  Его  нос  кровоточил   не
переставая с момента  залпа  корвета.  Вся  левая  сторона  головы  просто
разламывалась от боли и до нее нельзя было дотронуться. Шэнди  решил,  что
ядро попало в пушку, у которой он стоял, и та, отскочив,  ударила  его  по
виску.
    Вместе с десятью другими относительно не пострадавшими членами экипажа
он стоял теперь позади барабана кабестана, стараясь  не  слышать  стоны  и
крики тяжело раненных пиратов, оставленных на борту "Дженни".
    Матросы  корвета,  выстроившиеся  вдоль  бортов,  держа  пиратов   под
прицелом, были одеты в узкие  серые  куртки,  полосатые  штаны  и  кожаные
шапки. И эта простая одежда делала  яркие  облачения  пиратов,  вымазанные
сажей и смолой, смешными. Искоса поглядывая на моряков, Шэнди заметил, что
в выражениях их лиц кроме презрения и гнева крылось еще нечто,  и  это  не
придало ему уверенности в себе.  В  их  взглядах  сквозило  любопытство  к
людям, которые, хотя сейчас живы и дышат, очень скоро перестанут дышать  в
тугой петле палача.
    Хотя "Кармайкл" и казался теперь лишь  далекой  пирамидой  парусов  на
горизонте, капитан корвета  все  же  приказал  спустить  шлюпку;  глядя  в
подзорную трубу со своего места на полуюте, он засмеялся:
    - Черт подери, Хендрикс оказался  прав!  Кто-то  из  этих  подонков  и
впрямь свалился за борт! Мои  ребята  выловили  его.  -  Он  повернулся  и
оглядел пленников с жесткой ухмылкой. - Похоже, один из ваших приятелей не
вынес разлуки и решил составить вам компанию.
    На мгновение эта новость озадачила Шэнди. Потом  он  решил,  что  это,
должно быть, Бет, которой удалось воспользоваться неизбежной сумятицей  во
время боя и которая предпочла прыгнуть за борт, лишь бы сбежать от пиратов
и своего безумного отца. Он надеялся, что так оно и случилось.  Тогда  для
них обоих закончится наконец вся эта ужасная эскапада. Дэвис, Тэтч  Черная
Борода, Харвуд, Френд - все они могут отправляться во Флориду или  хоть  к
черту на рога, его это нисколько не заботило.
    Это напомнило ему, что пора бы уже перестать  безвольно  озираться  по
сторонам, поминутно ощупывая языком пустоту на месте одного  из  зубов,  и
объявить капитану, кто он такой и как оказался на борту шлюпа.
    Он набрал в грудь воздуха, заставил себя  поднять  глаза  и,  умоляюще
протянув руки, сделал шаг вперед: это чуть не стоило ему жизни,  поскольку
один из матросов тут же выстрелил в него.
    Шэнди слышал звук выстрела и  почувствовал,  как  пролетела  над  ухом
пуля. Он рухнул на колени, не опустив руки.
    - О Господи! - завопил он. - Не стреляйте, я же ничего не сделал!
    - Черт бы тебя побрал! - заорал  капитан,  внимание  которого  привлек
выстрел. - Эй ты, марш на место, к своим приятелям!
    - Они вовсе мне не приятели, капитан! - откликнулся  Шэнди,  осторожно
поднимаясь и стараясь сохранить видимость спокойствия. - Меня зовут Дже...
Джон Шанданьяк. Я был пассажиром на борту "Громогласного Кармайкла", когда
его взял на абордаж Фил Дэвис со своими людьми.  Во  время  этого...  этой
стычки я ранил Дэвиса, поэтому  вместо  того,  чтобы  отпустить  на  лодке
вместе с экипажем, меня  под  страхом  смерти  вынудили  присоединиться  к
пиратам. Они  также  принудили  остаться  на  борту  другого  пассажира  -
Элизабет  Харвуд,  и  как  я  подозреваю,  именно  она  прыгнула  за  борт
"Кармайкла". - Невольно оглянувшись на  своих  недавних  товарищей,  Шэнди
прочитал в их глазах не только презрение, но и ненависть и,  поворачиваясь
к  капитану,  быстро  добавил:  -  Я  понимаю,  понадобится  время,  чтобы
проверить мой рассказ, но я прошу вас содержать меня  где-нибудь  отдельно
от остальных...
    Хотя бы  просто  для  того,  чтобы  я  остался  жив  и  мог  выступить
свидетелем на суде над Филом Дэвисом.
    Капитан перегнулся через перила полуюта и, прищурившись, посмотрел  на
Шэнди в упор.
    - Дэвис? - Он перевел взгляд на пиратов, толпившихся вокруг кабестана,
затем глянул в сторону "Дженни". - Он здесь? Ранен?
    - Нет, - ответил Шэнди и кивнул в сторону удаляющегося корабля.  -  Он
на "Кармайкле".
    - А-а-а, - протянул капитан. - Тогда суд над ним будет еще не скоро. -
Он мигнул и посмотрел вниз на Шэнди. - Пассажир  с  "Кармайкла",  которого
заставили присоединиться к пиратам? Что ж, тогда  вам  приятно  -  или  не
очень - будет узнать, что мы можем немедленно проверить  ваш  рассказ.  Мы
только в пятницу покинули Кингстон, а "Кармайкл" был захвачен месяц назад,
так что наши текущие бюллетени должны упомянуть об этом. - Он повернулся к
стоящему рядом мичману.  -  Принесите,  пожалуйста,  журнал  с  рапортами,
мистер Нурс.
    - Есть, сэр. - И юноша быстро спустился по трапу и исчез в каюте.
    - Для подневольного ты слишком хорошо обращался с пушкой,  -  прошипел
за спиной Скэнк. - Предатель, сукин сын! - сплюнул он.
    Кровь прилила к лицу Шэнди. Ему вдруг вспомнился тот день, когда Скэнк
спас  его  от  Бонни  -  была  ли  попытка  того  использовать  колдовство
действительной или нет. Его так и подмывало напомнить  Скэнку,  при  каких
обстоятельствах  три  с  лишним  недели  назад  его  захватили  на   борту
"Кармайкла", но он подавил в себе это желание  и  лишь  негромко  попросил
ближайшего моряка:
    - Можно мне немного отойти?
    - Ладно, - сказал матрос,  -  только  медленно.  Шэнди  отодвинулся  в
сторонку, слыша, как за спиной пираты угрюмо  обсуждают:  трус  ли  он  по
своей предательской натуре или  просто  по  необходимости.  Обернувшись  к
морю, он посмотрел на возвращающиеся шлюпки и, щурясь от бликов солнца  на
мокрых веслах, попробовал разглядеть, действительно ли там Бет Харвуд  или
кто-то еще.
    Капитан опустил подзорную трубу и сухо заметил:
    - Того, кто там находится, наверняка зовут не Элизабет.
    "Черт возьми, - с досадой подумал Шэнди, - так она все еще с ними.  Ну
какого же дьявола она не додумалась прыгнуть за борт? Что ж, это теперь не
мое дело. Пусть теперь этот капитан или кто-нибудь другой отправляется  на
поиски и спасает ее. Лично я отправляюсь на Гаити. К тому же, может, Френд
и ее отец ничего плохого против нее и не замышляют".
    Он невесело улыбнулся собственной наивности и припомнил один за другим
все рассказы, слышанные о Черной Бороде. Как-то раз тому взбрело в  голову
устроить самодельную преисподнюю. Он загнал весь экипаж в  трюм,  подпалил
горшки с серой и никому не давал выбраться под дулом пистолета до тех пор,
пока половина команды не потеряла сознание от удушья.  Но  даже  тогда  он
самым последним поднялся на палубу подышать свежим воздухом.  И  хотя  эта
дурацкая  выходка  рассматривалась  как  очередная  варварская  шутка,  но
ритуальный характер события кое-кто все-таки подметил; один  бокор  спьяну
намекнул, что это было необходимым возобновлением  статуса  Черной  Бороды
как хунзи канцо и что обряд прошел не вполне успешно, поскольку  никто  из
экипажа не умер. Шэнди припомнились слухи о его связях с  одним  из  самых
ужасных лоа - по имени Барон Суббота, чьими  владениями  были  кладбища  и
чьим секретным дрогу являлся тлеющий огонь. Именно поэтому  Черная  Борода
всегда вплетал в свои  космы  и  бороду  тлеющие  фитили  перед  тем,  как
вступить в сражение. И еще Шэнди припомнил о внешне  безумных,  но  вполне
объяснимых с точки зрения магии ритуалах  бракосочетания,  которым  Черная
Борода подвергал любую несчастную женщину, попадавшую ему в когти. И Шэнди
подумал  о  бесполезном  мужестве  Бет  и  о  ее  жизнерадостной   натуре,
обнаружившейся лишь на какие-нибудь полчаса  на  полуюте  "Кармайкла"  три
недели назад.
    Появился мичман Нурс с переплетенным журналом и подошел к капитану.
    - Спасибо, мистер Нурс. - Капитан сунул подзорную трубу  под  мышку  и
взял том. Пару минут он сосредоточенно листал  страницы,  а  затем  уже  с
меньшей суровостью снова глянул на Шэнди.
    - Здесь действительно упоминается Джон  Шанданьяк,  которого  насильно
рекрутировали пираты.  -  Он  перелистнул  страницу.  -  Где  и  когда  вы
поднялись на борт "Кармайкла"?
    - Утром третьего июня в доке компании "Бэдсфорд" в Бристоле.
    - И... минуточку... с  каким  кораблем  вы  шли  вместе  через  пролив
Святого Георгия?
    - С "Мершоном". Они повернули на север за мысом Бизани, а направлялись
к островам Аран и Галоуэю.
    Какое-то время капитан стоял,  опустив  журнал,  и  молча  смотрел  на
стоявшего перед ним Шэнди.
    - Гм, - сказал он и, вернувшись к странице, которую просматривал перед
этим, заметил: - Верно, и экипаж  "Кармайкла"  упоминает  также  нападение
Шанданьяка на Дэвиса... Это выглядит очень смелым поступком.
    - Ха, - презрительно сплюнул Скэнк. - Напал внезапно. Дэвис, тот  даже
и не видел его.
    - Спасибо, молодой человек, - поблагодарил капитан  Скэнка  с  ледяной
улыбкой. - Ваши слова великолепно подтверждают сделанное заявление. Мистер
Шанданьяк, вы можете перейти от этих негодяев сюда, на мостик.
    Шэнди  облегченно   вздохнул   и   расслабился.   Он   только   теперь
почувствовал,  что,  не  осознавая  того,  все  эти  недели   пребывал   в
напряжении, живя среди людей, для которых дикарское насилие было обыденным
явлением. Он пересек палубу и взобрался по трапу на мостик.  Стоявшие  там
офицеры потеснились, с нескрываемым любопытством разглядывая его.
    - Вот, - сказал капитан, протягивая ему подзорную трубу, -  взгляните,
не могли бы вы опознать нашего пловца?
    Шэнди бросил взгляд на шлюпку, приближающуюся к кораблю, взлетая вверх
и вниз на голубой волне, и ему даже не понадобилась труба.
    - Это Дэвис, - тихо произнес он.
    Капитан вновь обратился к юному мичману.
    - Не спускайте глаз с пленных, мистер Hype, -  приказал  он,  кивая  в
сторону унылой кучки пиратов подле  кабестана.  -  Дэвиса  же  пришлете  в
кают-компанию.  Мистер  Шанданьяк,  мне  понадобится  ваше  присутствие  в
качестве свидетеля.
    "О Боже!" - подумал Шэнди.
    - Хорошо, капитан.
    Капитан направился было к лестнице, но остановился:
    - Есть еще время, мистер Шанданьяк, пока пленника не поднимут на борт.
Боцман покажет, где можно получить одежду, если вы  хотите  избавиться  от
своего... м-м-м... наряда.
    -  Благодарю  вас,  капитан,  я  с  удовольствием  воспользуюсь  вашим
предложением.
    Среди королевских офицеров в синей форме, сверкающих медных пуговиц  и
эполет Шанданьяк действительно начинал чувствовать себя  клоуном  в  своих
красных штанах и расшитом золотом поясе,  хотя  подобный  костюм  там,  на
острове, был в порядке  вещей.  Издалека  до  него  донесся  презрительный
смешок Скэнка.

    Позже, чувствуя себя куда  более  цивилизовано  в  клетчатой  рубашке,
парусиновых штанах, серых шерстяных чулках и башмаках, Шанданьяк  сидел  у
длинного стола в кают-компании  и  задумчиво  смотрел  в  окно  на  корме,
которое было слишком велико, чтобы называться иллюминатором; одна  створка
с мелкими стеклами в свинцовой оправе была распахнута, чтобы  дать  доступ
теплому ветру.  Он  размышлял  над  тем,  чем  займется  после  того,  как
разберется с дядей. Вернуться в Англию и вновь наняться бухгалтером? Он  с
сомнением  покачал  головой.  Англия  теперь  казалась  такой  далекой   и
холодной.
    И тут ему в голову пришла мысль, которая  немного  успокоила  мучившее
его чувство вины, не оставлявшее его с того самого момента, как он опознал
пленника в шлюпке. Теперь Шэнди знал, чем он  займется:  он  приложит  все
усилия, чтобы скорейшим образом арестовали, осудили и  посадили  в  тюрьму
его  дядюшку,  после  чего  воспользуется,  без  сомнения,   значительными
средствами, которые перейдут к  нему,  чтобы  вызволить  Бет  Харвуд.  Ему
казалось вполне реальным нанять  судно  какого-нибудь  знающего  Карибское
море капитана с жадной до добычи командой...
    За переборкой послышался топот ног, дверь  открылась,  и  два  офицера
ввели Фила Дэвиса. Руки предводителя пиратов были связаны за спиной, а вся
левая сторона мокрой от соленой воды  рубашки  пропиталась  кровью.  Лицо,
наполовину скрытое спутанными мокрыми волосами, было бледным и осунувшимся
более обычного. Однако он сохранял на лице невозмутимую улыбку, усаживаясь
на стул, а когда заметил Шэнди, то подмигнул ему:
    - Ну что, обратно в витрину водворился, а?
    - Похоже, - ровно ответил Шэнди.
    -  И  никаких  щербинок?  Краска  не  облупилась?  Шэнди  не  ответил.
Сопровождавшие пленника офицеры уселись с двух сторон от Дэвиса.
    Дверь вновь отворилась, и появились капитан с мичманом.  Мистер  Нурс,
несший  перо,  чернильницу  и  бумагу,  сел  рядом  с  Шэнди,  а   капитан
тяжеловесно опустился в кресло напротив Дэвиса. У каждого был  пистолет  и
кортик.
    - Укажите в протоколе, мистер Нурс, - сказал капитан, - что во вторник
26 июня 1718 года мы извлекли из моря пиратского капитана  Филипа  Дэвиса,
который упал за борт  захваченного  корабля  "Громогласный  Кармайкл"  как
следствие выстрела в спину одним из его приспешников.
    - Всего лишь навсего задело плечо, - сказал Дэвис, обращаясь к  Шэнди.
- Сдается мне, что это был тот толстяк, Френд.
    - С какой стати Френду вдруг вздумалось в тебя  стрелять?  -  изумился
Шэнди.
    - "Дженни" сопровождала "Кармайкл", - ответил  Дэвис,  и  видно  было,
какого напряжения ему стоили эти слова, - лишь для того, чтобы отвлечь  на
себя огонь в случае опасности... чтобы сам  "Кармайкл"  мог  добраться  до
цели без всяких препятствий. Ходж это знал, но мне  показалось,  что  если
развернуть "Кармайкл" еще разок и врезать по  этим  сволочам,  то  мы  все
могли бы унести ноги. Френд дьявольски  обозлился  еще  во  время  первого
маневра... Так что когда я начал отдавать команды о втором залпе... верно,
в этом я отступал от данного мне наказа... пуля сшибла меня.
    Дэвис было засмеялся, но поморщился и только криво усмехнулся:
    - Хорошо еще, дух-покровитель поддержал  меня  вовремя...  иначе  пуля
могла запросто перебить мне хребет.
    Испарина покрыла его лицо. Шэнди горестно покачал головой.
    - Нет чести между ворами, вот  так-то,  -  заметил  капитан.  -  Филип
Дэвис, тебя отвезут в Кингстон для суда за  многие  преступления,  включая
недавнее  злодеяние  -  убийство  Артура   Чаворта,   законного   капитана
"Громогласного Кармайкла". - Капитан прокашлялся. - Желаешь ли ты  сделать
какое-нибудь заявление?
    Дэвис подался вперед и, осклабившись, взглянул на капитана.
    - Уилсон, не так ли? - сказал он  хрипло.  -  А,  точно,  Сэм  Уилсон,
собственной персоной.  Я  тебя  узнал.  Что,  заявление  для  суда?  -  Он
оценивающе прищурился, глядя на капитана. - Нет, благодарю.  Однако  скажи
мне, Сэм. - Дэвис взял себя в руки и выпрямился. - Правда ли то, что Панда
Бичер рассказывает про тебя?
    Уилсон сжал побелевшие  губы,  его  взгляд  встревоженно  обежал  лица
присутствующих  офицеров,  затем  быстрым  движением  поднялся,   выхватил
пистолет, взвел курок и прицелился. В тот же момент Шэнди вскочил на  ноги
и, перегнувшись через стол, успел отбить дуло пистолета в  сторону,  когда
капитан спустил курок.
    От грохота выстрела у него вновь зазвенело в ушах, однако  он  все  же
расслышал крик капитана:
    - Черт бы тебя побрал, Шанданьяк! За одно это ты заслуживаешь  ареста!
Нурс, дайте мне свой пистолет!
    Шэнди глянул на Дэвиса, который напрягся,  но  не  выказал  испуга,  а
затем на Нурса. Юный мичман в ужасе затряс головой.
    - Это будет убийство, если вы его застрелите, капитан, - пронзительным
голосом запротестовал он. - Он должен предстать перед судом! Если мы...
    Капитан Уилсон грязно выругался, и хотя Нурс и  Шэнди  предостерегающе
вскрикнули почти одновременно, перегнулся через стол,  вырвал  пистолет  у
одного из сидевших рядом с Дэвисом оцепеневших офицеров, отступил на  шаг,
чтобы никто не мог ему помешать, поднял пистолет...
    ...Дэвис невозмутимо сидел, презрительно усмехаясь...
    Чувствуя дурноту от страха,  Шэнди  рванулся  вперед,  выхватил  из-за
пояса Нурса его пистолет и выстрелил в капитана.
    Два выстрела слились воедино,  но  в  то  время,  как  капитан  Уилсон
промахнулся и ранил в  руку  офицера,  сидевшего  справа  от  предводителя
пиратов, пуля Шэнди отбросила  капитана  к  переборке,  пробив  горло,  из
которого фонтанчиком брызнула кровь.
    Звон в голове казался нескончаемым, секунда, казалось,  длилась  целую
вечность.  Словно  во  сне,  Шэнди  медленно  повернул  голову  и   увидел
изумленные лица четырех человек в каюте. Самым удивленным из всех  казался
Дэвис.
    - Иисус на кресте, парень! - воскликнул он.  Облегчение  на  его  лице
сменилось ужасом. - Ты хоть понимаешь, что натворил?
    - Спас тебе жизнь - наверное,  -  выдохнул  Шэнди,  который  отчего-то
никак не мог глубоко вздохнуть. - Как будем теперь выбираться отсюда?
    Раненый  офицер  отбросил  стул  и  попытался  достать  свой  пистолет
здоровой рукой, Шэнди шагнул к нему и  почти  не  осознавая,  что  делает,
ударил его по  виску  рукоятью  зажатого  в  руке  пистолета.  Тот  мешком
повалился на пол. Шэнди  отшвырнул  свой  разряженный  пистолет  и  вырвал
оружие из-за пояса упавшего офицера, а  другой  рукой  вытянул  кортик  из
ножен. Выпрямившись, Шэнди в два шага пересек каюту и  задвинул  засов  на
двери.
    - Вы двое, - велел он, оборачиваясь к мичману и офицеру, чей  пистолет
отобрал капитан. - Положите кортики на стол и встаньте к задней переборке.
- Дэвис, вставай же, черт побери, и  повернись  ко  мне  спиной.  -  Дэвис
подчинился, хотя боль заставила его зажмуриться и оскалить зубы. Держа под
прицелом офицеров, Шэнди кортиком поддел веревочную петлю на руках  Дэвиса
и рванул. Тот пошатнулся, но устоял на ногах. Веревки упали как раз в  тот
момент, когда кто-то принялся стучать в дверь.
    - Все ли в порядке, капитан? - крикнул  кто-то  из-за  двери.  -  Кого
застрелили?
    Шэнди посмотрел на Нурса, угрожающе наводя на того дуло оружия.
    - Скажите им... скажите, что Дэвис оглушил капитана и был застрелен, -
приказал он тихо. - И пусть пришлют хирурга.
    Нурс громко повторил все, что приказал Шэнди. Невольная дрожь в голосе
придала его словам искренность.
    Дэвис жестом остановил Шэнди.
    - А пленных пиратов, - прошептал он,  -  пусть  переведут  вперед,  на
полубак.
    Нурс передал и это,  матрос  за  дверью  ответил,  что  все  понял,  и
заторопился прочь.
    - А теперь, - повторил с отчаянием Шэнди, - теперь как нам  выбираться
отсюда? - Он глянул на море за кормой, искушаемый  непреодолимым  желанием
выпрыгнуть прямо в  окно  и  отдаться  на  волю  волн.  Бедняжка  "Дженни"
казалась безнадежно недосягаемой.
    Худощавое лицо Дэвиса слегка порозовело, и он вновь повеселел.
    - А хирурга-то зачем? - спросил он, ухмыляясь. Шэнди пожал плечами:
    - Разве иначе история не показалась бы неправдоподобной?
    - Может, и так. - Дэвис пригладил пятерней влажные седеющие волосы.  -
Что ж, если только королевский флот сильно не изменился с моих времен,  то
пороховой погреб прямо под нами. - Он бросил взгляд  на  Нурса.  -  Верно,
дружок?
    - На такие вопросы я отвечать не стану, - с  дрожью  в  голосе  заявил
Нурс.
    Дэвис подобрал один из кортиков со стола  и,  приблизившись  к  Нурсу,
легонько кольнул в живот:
    - Ты проведешь меня туда, иначе пожалеешь. Меня зовут Филип Дэвис,  не
забыл еще?
    Нурс наверняка слышал многочисленные рассказы об этом  пирате,  потому
что, понурившись, он тут же пробормотал:
    - Хорошо... если только дадите мне слово, что не тронете ни  меня,  ни
корабль. Дэвис уставился на него.
    - Даю честное слово, - мягко сказал он и повернулся к Шэнди: - За этой
дверью каюта капитана. Возьми одеяла  и  заверни  в  них  старину  Уилсона
вместе с кортиками и прочим оружием, какое сможешь найти. Потом ты и  этот
парень, - он кивнул в сторону второго офицера, - перенесете труп туда, где
находится пленная команда с "Дженни".  Скажете,  что  это  мой  труп.  Все
поняли? Хорошо, теперь, когда пороховой погреб  взорвется  -  а  уж  взрыв
будет отличный, в запасе у меня есть парочка заклинаний, - так вот,  когда
погреб взорвется, я вылезу из переднего люка на носу  с  оружием.  Тут  ты
достаешь оружие для остальных, и мы прорываемся к  шлюпу.  Если  же  я  не
появлюсь сразу после взрыва, не теряйте время, дожидаясь меня.
    Нурс, разинув рот, уставился на Дэвиса.
    - Вы... - заикаясь начал он, - вы же дали мне слово.
    Дэвис расхохотался:
    - Вот теперь ты видишь, чего оно стоит. Но слушай,  ты,  веди  меня  к
погребу, или я отрежу тебе уши и засуну в глотку. Мне  уже  случалось  так
укрощать упрямцев.
    Нурс опустил взгляд, и опять  у  Шэнди  создалось  впечатление,  будто
мичману припомнилась еще одна история про  проделки  Дэвиса.  Как  же  так
случилось, с ужасом спросил себя Шэнди, что я на стороне этого монстра?
    Через пару минут все было готово. Шэнди с офицером закатали капитана в
одеяла, спрятав под ними кортики и  пару  обнаруженных  в  каюте  капитана
роскошных дуэльных пистолетов. Шэнди под полой  куртки  держал  заряженный
пистолет, направив его на офицера. Дэвис с трудом натягивал на себя куртку
оглушенного офицера, когда кто-то постучал в дверь.
    Шэнди от неожиданности вздрогнул, чуть не выронив пистолет.
    - Ага, прибыл хирург, - напряженным шепотом сказал Дэвис. Он встал  за
дверным косяком и кортиком  махнул  в  сторону  двери.  -  Впусти  его,  -
приказал он Нурсу.
    Нурса дрожь била еще сильнее, чем  Шэнди,  и  он  в  отчаянии  закатил
глаза, отодвигая засов.
    - Мы перенесли капитана в каюту, - невнятно  пробормотал  он,  впуская
хирурга.
    Словно заученный номер, который долго репетировали, оба проделали  все
быстро и четко: Дэвис вышел из-за двери и ударил старика-доктора по голове
рукоятью кортика, а Нурс подхватил падающее тело под руки.
    - Замечательно, - удовлетворенно подытожил Дэвис, - теперь вперед!

    1 В переводе В.В.Левика.
    2 En garde - защита (фехтовальный термин).
    3 Ах, да. Трудно сказать, умер он от голода или холода (фр.).
    4 Наша матерь слез (исп.).
    5 "Зеленые рукава" - популярная старинная английская песня,  известная
с XVI века.
    6 Невозможно знать, в чем тут дело - в голоде или в холоде (фр.).







    Минутой позже Шэнди и отчаянно  нервничающий  офицер  уже  волокли  по
палубе закутанные в одеяла труп и оружие. Сверток  оказался  на  удивление
тяжел и неудобен, в особенности потому, что Шэнди  все  время  приходилось
держать спрятанный в складках материи пистолет наведенным на офицера.  Они
буквально ползли по палубе, мучительно медленно передвигая ноги.
    Шэнди обливался потом,  и  не  только  от  жарких  лучей  тропического
солнца, он ощущал присутствие каждого вооруженного моряка, как если бы это
был скорпион на его одежде. Шэнди пытался сосредоточиться  на  том,  чтобы
дотащить неудобную ношу до полубака, и не думать о  том,  что  произойдет,
когда взорвется пороховой погреб, или когда моряки заподозрят  неладное  и
откроют по ним  огонь,  или  когда  бледный  как  полотно  офицер  наконец
сообразит, что во время схватки после взрыва он окажется меж двух огней.
    Так они миновали задраенный люк на средней палубе; оба  тяжело  дышали
широко открытыми ртами. Офицер не отводил глаз от скрытой под одеялом руки
Шэнди, и Шэнди понимал, что стоит рукояти пистолета  выскользнуть  из  его
потной ладони, как тот тут же бросится прочь, поднимая тревогу.
    Обезоруженные пленники настороженно следили за их приближением. Им уже
было известно, что перетаскивают труп  Филипа  Дэвиса,  и  они  испытывали
горькое  удовольствие  от  сознания  того,  что  именно  Шэнди   заставили
выполнять эту работу.
    - Только подойди еще чуть-чуть ближе, Шэнди, подлая тварь, - выкрикнул
один. - Ради того, чтобы добраться до твоего горла,  я  согласен  даже  не
присутствовать на собственной казни!
    - Так-то ты отблагодарил Дэвиса за то, что он оставил тебя в живых?  -
подхватил другой. - Будут за тобой  зомби  гоняться,  будут,  попомни  мое
слово!
    Кое-кто из молодых матросов захихикал, потешаясь над этим суеверием.
    Еще через одну нескончаемую минуту они миновали передний  люк,  и  тут
Шэнди понял: до его компаньона наконец дошло, что его ждет в ближайшие две
минуты.
    - Эй, стреляю, - выдохнул Шэнди, но офицер  разжал  руки  и  с  криком
кинулся бежать.
    - Это ловушка! - голос  его  сорвался.  -  Дэвис  сейчас  в  пороховом
погребе! Он взорвет корабль!
    Шэнди вздохнул почти с облегчением: наконец-то  кончилась  мучительная
неопределенность.  Он  быстро  наклонился,  развернул  одеяло  и,  выкатив
капитана на палубу, связал оружие в узел и замер на мгновение, озираясь.
    Только один из моряков  понял,  что  происходит,  и,  вскинув  мушкет,
прицелился. Шэнди выстрелил в него почти не глядя. Он  промахнулся,  но  и
пуля противника тоже пролетела мимо,  расколов  поручень  рядом  с  Шэнди.
Размахивая свертком с оружием, он кинулся бежать на полубак.
    Раздались выстрелы. Пули засвистели вокруг Шэнди, одна из них попала в
его узел. Не добежав до полубака, на котором  толпились  пленники,  он  на
бегу швырнул сверток с оружием изумленным пиратам,  а  сам  одним  прыжком
оказался у трапа.
    Со звуком, похожим на частые  удары  молотка,  две  пули  врезались  в
дерево как раз там, где он только что был.
    Шэнди взлетел по трапу и кинулся к футляру  с  дуэльными  пистолетами,
найденными в каюте капитана.
    - Всем на "Дженни"! - выдохнул он, выхватывая пистолеты из выложенного
бархатом футляра и поворачиваясь к расположенной ниже палубе.
    Однако прежде чем он успел решить, в  кого  стрелять,  его  неожиданно
швырнуло на колени; весь  корабль  судорожно  содрогнулся;  громовой  удар
потряс воздух до самых верхушек мачт. Вся  корма  корабля  как-то  странно
вздыбилась в растущем облаке  дыма  и  обломков.  Море  на  десятки  ярдов
закрыло клубящимся облаком, а сверху градом все падали  и  падали  щепа  и
обломки. По волнам прокатился могучий басистый грохот взрыва.
    Потом начали заваливаться мачты; канаты лопались со звуками,  похожими
на пистолетные выстрелы, однако они были едва различимы в нарастающем реве
еще взрывавшихся бочонков с порохом. Затем с грохотом и  скрипом  огромные
мачты обрушились на палубу, корежа и круша борта, корабельные надстройки и
людей.
    Палуба, на которой стоял Шэнди, накренилась  к  корме,  и  едва  Шэнди
успел это заметить, как крен стал еще более ощутимым. Бросив пистолеты, он
на четвереньках добрался до леера и ухватился за стойку.
    Он посмотрел на уходящую под воду корму, однако разорванные, дымящиеся
паруса и  дым  не  давали  возможности  разглядеть  все  хорошенько.  Труп
капитана Уилсона скатился в воду, и на глазах Шэнди за ним последовал один
из дуэльных пистолетов. Шэнди слышал, как из-под досок палубы  со  свистом
рвется наружу горячий воздух, а вокруг все стоял дробный перестук падающих
с неба обломков дерева и металла.
    Кто-то дернул его  за  руку,  и,  повернувшись,  он  увидел  Дэвиса  в
изодранной куртке офицера. Тот стоял, перекинув ногу через леер, и  что-то
кричал. Слов Шэнди разобрать не мог, но понял,  что  Дэвис  зовет  его  за
собой, и послушно полез через леер.
    На морской зыби колыхалась "Дженни", ее  связывал  с  корветом  теперь
лишь один канат. На глазах у Шэнди один из пиратов рубанул по нему  саблей
и прыгнул с задранного носа корабля, поднявшегося над водой уже  футов  на
тридцать.
    - Прыгай! - завопил Дэвис, сильно толкнув Шэнди  в  спину,  и  тут  же
последовал за ним сам.

    Первые несколько минут на борту "Дженни"  были  кошмаром.  Всего  лишь
дюжина мужчин, половина из которых  были  ранены,  изо  всех  сил  спешили
поднять паруса, продранные и наполовину обгоревшие от  выстрелов  корвета,
чтобы набрать скорость и отплыть прежде,  чем  корвет  пойдет  ко  дну;  в
образовавшемся водовороте перевернулся бы и  более  крупный  корабль,  чем
"Дженни".
    В конце концов, когда обреченный корабль до половины  ушел  под  воду,
задрав нос, а две перегруженные шлюпки успели отплыть примерно на тридцать
ярдов к югу, грот "Дженни" наполнился  ветром,  и  шлюп  наконец  принялся
набирать скорость. Они были уже в ста ярдах от корабля и шли все быстрее и
быстрее на юго-восток, когда военный  корабль,  дохнув  последним  облаком
серого дыма, скрылся под водой, подняв белый вал водоворота.
    - Так держать, - приказал Дэвис рулевому. -  А  мы  сейчас  подсчитаем
потери, - устало сказал он, облокачиваясь о леер.  Под  загаром  его  лицо
заливала смертельная бледность и похоже было,  что  он  едва  держится  на
ногах. Скэнк прикрутил удерживающий джиб  канат  к  кофель-нагелю  и  упал
грудью на планшир, ловя ртом воздух.
    - Как же... черт побери... мы выбрались живыми?
    Дэвис хмыкнул и махнул в сторону сидевшего на  корточках  Шэнди.  Того
била дрожь, скорее от шока, чем от мокрой одежды.
    - Ты что, все  еще  не  понял?  Наш  парень  Шэнди  втерся  в  доверие
капитану, заговорил ему зубы и, как только представился случай, пристрелил
его.
    В ошеломленной тишине, которая последовала вслед за  этим  заявлением,
Шэнди отвернулся и стал глядеть назад, туда, где всякий раз,  когда  волна
приподнимала корму "Дженни",  еще  виднелись  на  зеленых  волнах  обломки
корвета.
    Забыв об усталости, Скэнк пробрался на корму, перепрыгивая через трупы
и лавируя между завалами.
    - Правда?! - переспросил он голосом, внезапно осипшим от переполнявших
его эмоций. - Все эти разговоры про то,  что  ты  не  один  из  нас,  были
комедиантством?
    Шэнди вздохнул и пожал плечами, почувствовав, как от напряжения  снова
одеревенели его мускулы. "Вот теперь мне уже  никуда  не  деться  от  этой
жизни, - подумал он. - Моряки на тех двух шлюпках знают, кто я такой, и  в
глазах цивилизованного общества я теперь изгой навеки".  Он  повернулся  и
улыбнулся Скэнку.
    - Правда, - сказал он. - И мне надо было  так  сыграть,  чтобы  и  вас
одурачить. Иначе вы бы мне все сорвали.
    Скэнк озадаченно нахмурился:
    - Но ведь ты же не притворялся, я был рядом, я видел.
    - Я же тебе рассказывал, что когда-то несколько лет подряд  работал  в
театре, помнишь или забыл? - с наигранной легкостью ответил Шэнди. - Да ты
и сам видел, что Дэвиса доставили на борт связанным,  верно?  Так  кто  же
перерезал веревки, капитан, что ли? А оружие кто принес?
    - Черт, надо же! - пробормотал Скэнк, качая головой. -  Ну  ты,  брат,
хороший актер!
    Дэвис, с прищуром следивший за Шэнди, рассмеялся.
    - Да, что правда, то правда: актер  из  тебя  отличный,  Джек.  -  Его
шатнуло,  лицо  покрылось  испариной,  и,  тряхнув  головой,   он   хрипло
осведомился: - Бокор Ходжа, выжил он или нет?
    После недолгих поисков,  искромсанное  тело  бокора  нашли  наполовину
свесившимся в трюм.
    - Мертв, Фил, - сказал кто-то сквозь зубы.
    - Что ж, отыщите тогда, где он прятал свои снадобья, и тащите сюда, ко
мне, а заодно и тяжелораненых. - Дэвис повернулся  к  Шэнди  и  вполголоса
пояснил: - Сушеная печень, копченое мясо да изюм - их  постоянный  рацион,
особенно когда они имеют дело с серьезной магией. А мне  пришлось  сегодня
изрядно выложиться. Эти духи огня были ненасытны.
    - Да, видел. А почему печень, мясо и изюм?
    - Представления не имею. Утверждают, что это делает десны красными, но
у всех бокоров все равно белесые  десны.  -  Дэвис  вздохнул,  помолчал  и
легонько хлопнул Шэнди по спине. - Совсем забыл. Там ром, где-то на  носу.
Мне  он  понадобится,  чтобы  пробудить  духа-покровителя.  Пора  о   ране
позаботиться - да и ты, думаю, не против пропустить глоток-другой.
    - О да! - с горячностью ответил Шэнди.
    - Ходж выжил? - поинтересовался Дэвис у одного из пиратов.
    - Нет, Фил, он получил пулю в живот, когда мы прыгали за борт, и пошел
ко дну.
    - Ладно, все равно я здесь. Держать  курс  на  юго-запад!  -  приказал
Дэвис приунывшей команде, - Тем, кто ранен слишком тяжело, чтобы работать,
- чинить паруса, сращивать канаты. Нам придется плыть день и  ночь,  чтобы
вовремя поспеть во Флориду.
    - А, черт побери, Фил, - возразил старый поджарый  пират.  -  "Дженни"
слишком разбита. Никто нас не  обвинит,  если  мы  поворотим  обратно,  на
Нью-Провиденс.
    Дэвис по-волчьи осклабился:
    - С каких это пор нас стало заботить, кто чего скажет, а? "Кармайкл" -
мой корабль, и я хочу его  вернуть.  Уверен,  что  Эд  Тэтч  скоро  станет
королем Вест-Индии, и когда все это утрясется, я хочу быть  рядом.  Плохо,
что кое-кто из вас, стариков, еще помнит мирные корсарские деньки,  потому
что те времена безвозвратно миновали. Зарубите себе на носу: лето  прошло,
наступает сезон империи. Через несколько лет, вероятно, нигде в  Карибском
море нельзя будет  тихо  посиживать  где-нибудь,  греясь  на  солнышке,  и
поджаривать захваченную испанскую скотинку на костре.  Грядет  новый  мир,
нужно только протянуть руку и взять его, и мы - те самые, кто  знает,  как
жить в нем, в этом новом мире, не притворяясь,  будто  это  часть  Англии,
Франции или там Испании. И единственное, что нам может помешать,  так  это
наша собственная лень.
    - Ну, Фил! - отозвался пират, немало озадаченный цветистой тирадой.  -
Лениться я умею лучше всего.
    Дэвис отмахнулся:
    - Тогда выполняй приказы. Держись меня и будешь есть и пить до отвала,
а погибнешь, так тогда тебе без разницы.
    Он потянул Шэнди вперед, к раскачивавшемуся носу корабля, и когда  они
туда добрались, пошарил под грудой парусины и с возгласом радости  вытащил
бутылку. Дэвис зубами выдернул пробку и сунул бутылку в руки Шэнди.
    Тот сделал  несколько  глотков  нагретого  солнцем  напитка.  Ром  был
наполовину  жидким,  наполовину  газообразным.  И  когда  Шэнди   вдохнул,
передавая бутылку, то почувствовал, будто сделал еще один лишний глоток.
    - А теперь объясни мне, - сказал Дэвис,  пропустив  добрую  порцию,  -
почему ты застрелил Уилсона?
    Шэнди развел руками:
    - Он собирался выстрелить в тебя. Как сказал тот мичман, это  было  бы
убийством.
    Дэвис пристально посмотрел ему в глаза:
    - Да? И причина только в этом и больше ни в чем?
    Шэнди кивнул:
    - Именно, да поможет мне Бог.
    - А когда ты переоделся и заявил, что тебя заставили присоединиться  к
нам, что ты вовсе не пират, это было искренне?
    Шэнди с тоской вздохнул:
    - Да.
    Дэвис удивленно покачал головой и отхлебнул рома.
    - Э-э, Фил... а кто этот Пичи Бандер?
    - М-м?
    - Дай-ка мне хлебнуть. -  Шэнди  сделал  несколько  глотков  и  вернул
бутылку.
    - Перчер Бандер, - повторил он несколько невнятно, голова кружилась от
выпитого. - Ну знаешь,  тот  самый,  который  рассказал  тебе  о  капитане
Уилсоне. Это все правда?
    - А-а-а... - расхохотался Дэвис. - Панда  Бичер!  Он  торговал,  да  и
сейчас, наверное, торгует пряностями, и  он  всегда  норовил  пользоваться
услугами  капитанов  военного  флота  для  перевозки  своего  добра.   Это
незаконно, но  большинство  торговцев  охотно  идут  на  это.  Они  платят
капитанам вполне достаточно, и  в  то  же  время  это  обходится  им  куда
дешевле, чем услуги торгового флота с необходимостью оплачивать  страховку
и военный эскорт, который  убережет  их  от  пиратов.  Я  сам  оттрубил  в
королевском флоте двадцать четыре года и  знаю,  что  почти  все  капитаны
зарабатывают прибавку к жалованью, обслуживая Панду и ему подобных, хотя в
случае поимки им и грозит  трибунал.  Имя  капитана  корвета  я  узнал  из
разговоров на шлюпке, а потом притворился, будто знаю его.  Шанс,  что  он
окажется ни в чем не замешан, был невелик.  Вдобавок  в  девяностых  годах
Панда владел  парочкой  публичных  домов,  которые  специализировались  на
обслуживании королевских офицеров. Я слышал, что... тяготы и заботы службы
в  Карибском  море  заставляли  молодых  офицеров  предпочитать  экзотику:
мальчиков, понимаешь, плетки, восточные вариации. И вполне могло  статься,
что Уилсон принадлежал к числу клиентов Панды. Шэнди осоловело кивнул.
    - И ты потому задал такой вопрос, чтобы казалось, будто он относится и
к тому, и к другому, да?
    - Именно. Так или иначе мой вопрос попал в  точку,  верно  ведь?  Хотя
теперь-то мы уже никогда не узнаем, что именно задело капитана.
    Появился Скэнк, сунул Дэвису вонючий парусиновый мешок  и  заторопился
прочь, вытирая руки о штаны. Дэвис вытащил почерневший кусок  мяса  и  без
всякого удовольствия откусил.
    - Видишь ли, - продолжил он, набивая рот  колбасой  и  старательно  ее
прожевывая, - после проклятого Утрехского договора, оставившего без работы
экипажи  каперов,  превратившего  матросов  в  обыкновенных  батраков,   в
результате чего я стал пиратом, я дал себе клятву, что меня не повесят. За
свою жизнь я насмотрелся, как людей вешают... так что, -  он  запил  ромом
мясо, - я был чертовски рад, что вовремя припомнил Панду Бичера... ну  как
может быть доволен человек, оказавшийся на крохотном необитаемом  островке
с оружием в руках.
    Шэнди сдвинул брови, пытаясь понять мысль собеседника, потом понимающе
кивнул.
    - Это было самоубийство! - крикнул он, слишком пьяный, чтобы проявлять
такт. - Ты хотел, чтобы он тебя убил?
    - Предпочитал, давай скажем так, предпочитал суду и неизбежной  петле.
Да. - Он снова покачал головой, явно все еще пораженный поведением  Шэнди.
- И все из-за того, что это выглядело бы как убийство?
    Шэнди махнул рукой в сторону остальных пиратов.
    - Любой из них поступил бы так же.
    - Уже обеспечив себе безопасность? - Дэвис рассмеялся. -  Да  никогда!
Ни за что на свете, ни один из них. Ты помнишь Лота?
    - Прошу прощения?
    - Лот, Лот... ну тот парень из Библии с женой, которая была сделана из
соляной глыбы...
    - Ах, этот Лот, - Шэнди кивнул, - да, конечно.
    - Помнишь, как Яхве зашел к нему? Шэнди наморщил лоб.
    - Нет.
    - Ну, в общем, Яхве сказал ему, что собирается разрушить город, потому
что все кругом сущие подонки, так Лот ему в ответ: постой, постой, а  если
я найду десять порядочных парней, ты оставишь город в покое? Яхве  пыхтел,
вилял, но в конце концов согласился, что да, найдись десять добродетельных
мужей, то  не  станет  он  приканчивать  городишко.  Тогда  Лот,  хитрюга,
понимаешь ли, говорит: ну а как быть, если, например,  только  трое?  Яхве
вскакивает, начинает бегать туда-сюда, думает,  а  потом  говорит:  ладно,
сойдут и трое. И тут Лот спрашивает,  а  как  тогда  насчет  одного?  Яхве
совсем сбит с толку,  так  ему  хотелось  разнести  городишко,  но  все  ж
соглашается, что и один тоже годится. Да только Лот так и не смог найти ни
одного порядочного человека. Вот Яхве и разрушил город.
    Дэвис махнул рукой в сторону остальных -  жестом,  который  включал  и
"Кармайкл", и остров Нью-Прови-денс, да и, пожалуй, все Карибское море.
    - Не вздумай, Джек, совершить такую  же  глупость  и  подумать,  будто
сможешь найти среди них хоть одного порядочного человека.



              Пасынки родины, изгнаны ею,
              В новой земле не нашли мы поживы:
              Все захватили тут те, кто умнее,
              Мы же, тупицы, и здесь еле живы.

              Так встанем же, братья, так сдвинем же кружки,
              Помянем погибших - что нам остается?
              Стоять кто не может - поможем друг дружке
              И выпьем за тех, кому смерть улыбнется.

                                          Бартоломью Даулинг



    С моря дул ровный вечерний бриз, раскачивая три корабля,  стоявших  на
якоре борт о борт. Он подхватывал искры костров на берегу и  уносил  их  в
сумеречную темноту кипарисовых болот  Флориды.  Бет  Харвуд  выглянула  из
хижины на сваях, которую пираты выстроили на невысоком  песчаном  взгорке,
окинула взглядом небо и море и  вдохнула  полную  грудь  морского  свежего
воздуха, молясь, чтобы этот чистый бриз не утихал до утра. Ей не  хотелось
провести третью ночь подряд в душном "противомоскитнике" - тесном ящике  с
полотняными стенками, который ее отец заставил пиратов сколотить.
    Она никогда не думала, что будет с  сожалением  вспоминать  те  два  с
половиной года, что  провела  в  монастыре  в  Шотландии.  Но  теперь  она
оплакивала тот день, когда  отец  забрал  ее  оттуда.  Бледные  безмолвные
монахини в рясах и капюшонах, голые каменные стены, неизменная  овсянка  с
кусочками жухлых овощей и ни одной книги во всем монастыре,  даже  Библии.
По правде говоря, она  так  никогда  и  не  узнала,  ни  к  какому  ордену
принадлежали монахини, ни даже какой веры они придерживались. В  монастыре
не было ни картин, ни статуй, ни распятий; его обитатели  могли  оказаться
кем угодно, хоть магометанами. Но по крайней мере они оставляли ее в покое
и ничем не стесняли, и она была  вольна  прогуливаться  по  саду,  кормить
птиц, либо  взбираться  на  окружающую  монастырь  стену  и  наблюдать  за
дорогой,  петлявшей  по  вересковым  пустошам,  в  надежде  увидеть   хоть
кого-нибудь. Иногда ей удавалось заметить фермера на  телеге,  охотника  с
собаками, но странное дело, когда она махала  им,  они  всегда  торопились
прочь, будто опасались этого места. И тем не менее  она  чувствовала  себя
куда более близкой к этим  далеким,  торопящимся  прочь  фигуркам,  чем  к
ушедшим в себя монахиням. В конце концов в ее  жизни  все  были  чужими  и
далекими.
    Ее мать умерла, когда Бет исполнилось тринадцать, и  в  это  же  время
отец тоже отдалился. Он оставил свой преподавательский  пост  в  Оксфорде,
отдал дочь на попечение родственников  и  надолго  исчез  из  ее  жизни  -
занятый  "независимыми  изысканиями",  как  он  это  называл.  И  ей  было
пятнадцать, когда он повстречался с Лео Фрейдом...
    Хруст  песка  под  сапогами  заставил  ее  посмотреть  вниз.   Она   с
облегчением увидела, что приближался по крайней мере не  Френд,  а  кто-то
другой. Щурясь против закатного солнца, она не сразу узнала гостя, пока он
не поднялся по ступеням и не вошел в  хижину,  наклонив  голову  в  низкой
двери. И тогда ее губы тронула легкая  улыбка,  ибо  это  был  всего  лишь
старина Стид Боннет. Он прибыл  вчера  на  своем  корабле  "Возмездие",  и
несмотря на то, что был  пиратским  капитаном  и  партнером  Тэтча  Черной
Бороды,  он  был  человеком  благовоспитанным  и   в   нем   отсутствовали
издевательская  сардоническая  насмешливость  Фила  Дэвиса  и   варварская
одержимость ее отца. Бет не раз гадала,  что  же  все-таки  заставило  его
стать пиратом.
    - О, простите, - пробормотал он, поспешно стаскивая с головы шляпу,  -
я, право, не думал...
    - Ничего, ничего, мистер Боннет, - она махнула рукой в сторону бревна,
служившего лавкой, - прошу вас, присаживайтесь.
    - Благодарю вас, - сказал  он,  садясь.  В  этот  момент  из  зарослей
взлетела какая-то птица с длинной шеей, резко закричала и  пронеслась  над
самыми головами людей. Боннет от неожиданности подскочил  и  подозрительно
покосился в сторону болот.
    - Вы сегодня, похоже, чем-то расстроены, мистер Боннет,  -  попыталась
завязать разговор Бет.
    Он взглянул на нее и, казалось,  только  сейчас  по-настоящему  увидел
девушку.  Боннет  облизнул  губы  и  рассеянно  улыбнулся,  но  уже  через
мгновение снова нахмурился и отвел глаза.
    - Озабочен? Хм, я постоянно лезу на  рожон  после  этого  спектакля  в
Чарлстоне... перед тем как Тэтч потребовал выкуп,  они  всерьез  поверили,
что мы намерены штурмовать город... Я видел - в  подзорную  трубу,  знаете
ли, - женщины, дети рыдали, метались по улицам города... Боже мой,  и  все
ради чего?! Ящика черного  медицинского  табака,  чтобы  он  мог  спокойно
заглянуть в бухту Окракок. Вдобавок иногда я  говорю  совсем  не  то,  что
хотел бы, и поступаю совсем не свойственным мне образом. Странно, гм! Даже
сны... и те мне больше не принадлежат.
    Бриз с моря слегка изменил  направление,  кинул  в  лицо  Бет  длинную
каштановую прядь волос, и она с опозданием ощутила  исходящий  от  Боннета
густой аромат бренди. У нее вдруг возникла мысль, но, боясь разочарования,
она тут же подавила радостную надежду.
    Бет прикусила нижнюю губу. Следует соблюдать осторожность...
    - Откуда вы родом? - спросила она. Он долго молчал, и Бет  усомнилась,
слышал ли Боннет ее вопрос и собирается ли отвечать. "Мне  надо  выбраться
отсюда, - думала она, - выбраться любым способом. Я  хочу  убедиться,  что
где-то там, вдали от Фрейда и отца, мой рассудок перестанет  казаться  мне
чем-то хрупким и зыбким".
    - Барбадос, - наконец прошептал он хрипло. - Я...  владел  плантациями
сахарного тростника.
    - А-а, так вы разорились?
    - Ничего подобного, все шло как нельзя лучше, - буркнул он угрюмо. - Я
- армейский майор в отставке...  рабы,  конюшни,  все  такое...  плантации
процветали... Я был джентльменом, да.
    Бет подавила желание задать вопрос, который так и вертелся  на  языке:
если это все правда, то почему же он тогда стал пиратом. Но  вместо  этого
спросила совсем другое:
    - Вы хотели бы вернуться?
    Снова Боннет внимательно посмотрел на нее:
    - Да. Но я не могу. Меня повесят.
    - А если воспользоваться королевской амнистией?
    - Я... - Боннет нервно принялся грызть заусеницу на пальце. - Тэтч мне
этого никогда не позволит.
    Сердце Бет бешено колотилось в груди.
    - Мы могли бы тайком ускользнуть сегодня ночью: я  и  вы.  Сейчас  все
озабочены только тем, что собираются делать там, вверх по реке. - И глянув
направо, она уже в  который  раз  подивилась,  почему  эта  болотная  топь
называется рекой.
    Боннет нервно улыбнулся, облизнув сухие губы и снова обдав Бет запахом
бренди.
    - Вы и я, - сказал он, протягивая пухлую руку.
    - Да, - ответила она, делая шаг назад. - Бежать. Сегодня  же  в  ночь.
Когда хунзи канцо будет занят на реке.
    Упоминание Тэтча мигом протрезвило Боннета. Он скорчил гримасу и опять
принялся грызть заусеницу.
    Не желая, чтобы он заметил в ее глазах отчаянную надежду,  Бет  Харвуд
отвернулась к болотам. Возможно, подумала она, их потому и называют рекой,
что вода в этих маленьких болотцах медленно перетекает из одного в другое.
Вся вода здесь текла  на  запад,  но  так  медленно,  что  это  напоминало
пропитку  бисквита  ромом,  вечерние  туманы   тоже   двигались   в   этом
направлении; попав в них, можно было вымокнуть, как в настоящей реке.  Она
закрыла глаза. Называть эту трясину рекой -  как  это  типично  для  всего
ненавистного Нового  Света:  все  здесь  сырое,  несформировавшееся,  лишь
отдаленно напоминает упорядоченное, цивилизованное восточное полушарие.
    Она услышала, как за  спиной  зашевелился  Боннет,  и  перед  тем  как
повернуться к нему, Бет успела подумать:
    быть может, именно первозданность здешней природы - причина стремления
сюда ее отца, причина, заставившая его взять ее с собой.
    Боннет наклонился к ней, и в ранних  сумерках  она  различила  твердую
решимость на его пухлом старческом лице.
    - Я так и сделаю, - сказал он полушепотом. - Думаю, я  должен.  Думаю,
если я отправлюсь вверх по реке, меня ждет конец...  Хотя,  без  сомнения,
мое тело еще будет дышать, ходить, и говорить, и выполнять приказы Тэтча.
    - На борту вашего корабля хватит матросов,  чтобы  поднять  паруса?  -
спросила Бет, так порывисто поднимаясь на ноги, что хижина  зашаталась  на
своих опорах.
    Боннет прищурился:
    - "Возмездие"? Нет,  нет,  воспользоваться  им  мы  не  можем.  Уж  не
воображаете ли вы, мисс, что никто ничего не увидит и не услышит, когда мы
поднимем якорь, поставим паруса и покинем  стоянку?!  Нет,  мы  раздобудем
шлюпку, что-нибудь, из чего можно будет соорудить мачту и  парус,  обернем
уключины тряпками и на веслах пойдем вдоль  берега,  а  там  положимся  на
судьбу в открытом море. Господь более милостив, чем Тэтч.  -  Он  внезапно
ахнул и схватил ее за запястье. - Черт  меня  подери!  Это  ловушка?  Тэтч
подослал вас, чтобы проверить меня?.. Я же  совсем  забыл,  ваш  отец  его
компаньон...
    - Нет, - резко ответила Бет. - Это не ловушка,  я  действительно  хочу
бежать отсюда. Давайте же немедленно займемся этой шлюпкой!
    Боннет отпустил руку Бет, хотя, казалось, ее слова не слишком  убедили
его.
    - Но ведь, как я слышал, вы с ними уже месяц. Почему же вы до сих  пор
не бежали? Мне кажется, что это куда легче было сделать на Нью-Провиденс.
    Бет вздохнула.
    - Это ни при каких обстоятельствах не было бы легко, но...
    Еще одна птица захлопала крыльями рядом, и они оба нервно вздрогнули.
    - И к тому же, пока  мы  не  прибыли  сюда,  я  не  думала,  что  отец
замышляет зло против меня, но теперь... в общем, он  не  замышляет  ничего
плохого, но... вот позавчера хотя бы, когда мы высаживались  на  берег,  я
порезалась. Мой отец был прямо вне себя от волнения, что  моя  рана  может
загноиться и вызвать лихорадку. Он сказал Лео Френду, что  защитная  магия
карибов, - она с отвращением  произнесла  эти  слова,  -  здесь  не  очень
действенна, и им надо не спускать с меня глаз ни на минуту и  оберегать...
Только его обеспокоенность была какой-то отстраненной,  обезличенной,  это
было не беспокойство отца о здоровье дочери, а скорее... ну не  знаю,  как
выразить, ну может, беспокойство капитана за судно,  от  которого  зависит
его жизнь.
    Боннет не слишком внимательно вслушивался в  сбивчивую  речь  Бет.  Он
поправил букли парика, вновь облизнул губы, затем поднялся и приблизился к
ней. На его пухлом  лице  появилась  робкая  улыбка,  которой  он  пытался
придать игривость. Голос его стал хриплым:
    - Скажите мне, у вас есть кто-нибудь?..
    Бет, стараясь не смотреть ему в лицо, с печальной улыбкой ответила:
    - Да. Глупость, конечно, но... Я сама ничего не понимала до  вторника,
когда он погиб... он был на борту того шлюпа, "Дженни", и  Френд  говорит,
что никто не мог там выжить после бортового залпа в упор... Я,  право,  не
хотела бежать без... в общем, вы никогда не встречали  его.  Это  человек,
который был пассажиром на "Кармайкле"...
    Боннет вытянул губы дудочкой  и  сделал  шаг  назад,  снова  расслабив
толстый живот.
    - Знаете ли, у меня нет никакой необходимости брать вас, - отрезал он.
    Бет моргнула удивленно и обернулась:
    - Что? Конечно, я вам нужна. Если вы  меня  не  возьмете,  то  я  могу
просто  поднять  тревогу.  -  Она  вдруг  вспомнила,  что,   несмотря   на
обходительные манеры, перед ней все же пират, и  поспешно  добавила:  -  В
любом случае ваше дело в глазах официальных лиц только выиграет,  если  вы
не просто раскаетесь, но и сможете представить вдобавок освобожденную вами
пленницу Черной Бороды.
    - Да, в этом что-то есть, согласен, - буркнул  Боннет.  -  Ну  что  ж,
тогда слушайте: прямо сейчас мы порознь спустимся на берег. Там  на  песке
одна из шлюпок "Возмездия". Вы меня увидите подле нее... Вы  заберетесь  в
нее и спрячетесь, там есть старая парусина... Прилив уже начался, так  что
мне будет не трудно столкнуть шлюпку в воду. Затем  я  подгребу  к  своему
кораблю, загружу как можно больше провизии и всего необходимого -  сколько
смогу, конечно, не вызывая подозрений своего ненадежного экипажа, а  затем
погребу на юг вдоль берега. Кстати, вы умеете править по звездам?
    - Нет, - сказала Бет. - Но вы ведь умеете?
    - Да, конечно, - поспешно согласился Боннет. - Я просто... э-э-э...  я
думал о тех моментах, когда я буду спать.  Но  в  любом  случае,  если  мы
отправимся на юг, то довольно скоро окажемся на торговых путях, и тогда, -
добавил он, поворачиваясь к выходу, -  если  я  успею  убраться  подальше,
прежде чем он узнает, что я сбежал, может, ему и не удастся  вернуть  меня
назад.
    Это не успокоило страхов Бет, но она все же спустилась следом  за  ним
по лестнице и двинулась в противоположную сторону. Она собиралась обогнуть
все три костра, а затем спуститься к берегу, скрывшись  таким  образом  от
всевидящего ока Лео Френда.

    Медленно, о чем-то глубоко задумавшись, Стад Боннет двигался навстречу
кострам,  грузно  ступая  по  рыхлому  песку.   Выражение   грусти   почти
облагораживало его дряблое лицо.  Редкие  пучки  травы,  попадавшиеся  под
ноги, хрустели и шуршали под толстыми подошвами сапог.
    Говорить о побеге с дочерью Харвуда... даже  позволить  себе  увлечься
ею, глупо и наивно надеяться на взаимность - все это с  пугающей  ясностью
вернуло к воспоминаниям о той жизни, которую он вел еще три месяца  назад.
Конечно, даже если он и сумеет вырваться из цепкой хватки Тэтча и  получит
помилование, то едва ли сможет вернуться на Барбадос к жене. И в этом было
хоть какие-то утешение.
    Быть может, где-нибудь в другой стране, под другим именем,  он  сможет
начать все заново. В конце концов ему исполнилось лишь  пятьдесят  восемь.
Если следить  за  собой,  то  еще  лет  десять  можно  не  беспокоиться  о
примирении с Богом,  и  найдется  немало  молодых  женщин,  достойных  его
внимания.
    На мгновение улыбка тронула  его  лицо,  руки  невольно  шевельнулись,
оглаживая воображаемые округлости, и он ощутил прилив былой уверенности  в
себе. Женщина, на которой он женился четыре года назад, лишила его веры  в
собственные силы, превратила  прежде  сурового,  непреклонного  офицера  в
никчемного, жалкого человечка. И лишь после встреч с девицами из  "Рамоны"
к нему все вернулось опять. Но эта мысль вызвала  воспоминание  о  том,  в
каком ужасном  состоянии  он  оставил  последнюю  из  этих  девиц,  и  это
воспоминание вернуло его в реальность, в тот кошмар, в котором он жил  все
эти последние три месяца. Морщинистые руки старика бессильно упали.
    На  залитой  багрянцем  заката  глади  океана,  словно  черный  скелет
доисторического чудовища, стояло на якоре судно Тэтча "Возмездие  королевы
Анны". Боннет отвел глаза, опасаясь, что Тэтч способен прочесть его  мысли
даже по одному-единственному взгляду.
    Побег  должен  непременно  удаться,  размышлял   Боннет,   ступая   по
болотистой почве. Слава Богу, что король обещал полную амнистию. Ни в  чем
из происшедшего не было моей вины, но ведь ни один суд не поверит  в  это.
Ну какой законник способен понять, как хунзи канцо  способен  использовать
твою кровь, чтобы отделить разум от тела? Я  не  снаряжал  "Возмездие",  я
даже не уверен, что это именно я убил ту девицу из  "Рамоны",  хотя  готов
признать, что именно моя рука нанесла удар ножкой табурета... и  снова,  и
снова, и снова... так что, хотя я не помню этого, мое плечо ныло несколько
дней, и даже если это сделал я, то я был опоен...  И  кто,  вы  полагаете,
выбрал именно эту девицу для меня,  именно  с  такими  чертами  лица,  кто
подбил ее воспользоваться таким тоном и сказать именно те слова?..
    Ужасная мысль точно громом поразила его. Он остановился как вкопанный,
но грузное тело по инерции подалось вперед, и он чуть не упал.  А  почему,
собственно, он полагает, что Тэтч впервые заметил его у "Рамоны"? И только
тогда решил, что денежный  плантатор,  бывший  военный  окажется  полезным
партнером? Что, если - несмотря на то, что сейчас ему следовало бы  больше
беспокоиться об угрожающих ему опасностях, лицо Боннета  залилось  краской
унижения, - что, если он был на примете у Тэтча задолго до  этого?  И  все
происшедшее с ним было заранее подстроено? Что, если та первая девица лишь
притворялась, будто подвернула ногу, а на самом деле просто  была  выбрана
за свою худобу, чтобы он смог поднять ее и отнести в дом, на кровать. Она,
да  и  другие  девицы  отказывались  принимать  плату  от  него  во  время
последующих визитов, уверяя, что его уникальные мужские дарования были  им
достаточной  наградой,  лучшим  средством  от  всякого  рода  недомоганий,
обмороков и мигреней... Но что, если Тэтч платил им за услуги?!  И  платил
дорого, поскольку к  их  обычным  обязанностям  добавлялась  необходимость
играть роль.
    Он  вновь  бросил  взгляд  на  темное  судно  Тэтча,  взгляд,   полный
ненависти.
    "Так все, должно быть, и было, - подумал он.  -  Тэтч  хотел  накрепко
привязать меня к себе, он наблюдал за  мной,  чтобы  найти  самый  легкий,
самый верный способ вырвать меня из привычного окружения. Если бы я не был
женат на этой  стерве,  он  нашел  бы  другой  рычаг...  Интересно,  какой
именно?.. Он мог бы подстроить запрещенную законом дуэль,  от  которой  по
законам чести было бы невозможно уклониться. А может, сыграл  бы  на  моей
честности? Загнал бы в  такую  ситуацию,  когда  пришлось  бы  разориться,
заплатив долги собственной жены...
    Ну  конечно,  я  облегчил  ему  задачу.  Единственное,  что  от   него
требовалось, так это оплатить услуги девиц из  "Рамоны",  которые  вернули
мне то, что отняла у меня моя жена. А потом в конце концов опоить  меня  и
подослать девицу, которая была абсолютной копией моей жены: и  внешностью,
и ненавистными манерами...
    И когда потом мой организм избавился от наркотика, когда  я  с  ужасом
смотрел на эту мертвую девицу, которая больше ни на кого не была похожа...
И вот тогда этот ужасный великан вдруг появляется в комнате с  улыбкой  на
лице, холодном как гранитная скала, и предлагает мне выбор.
    Так называемый выбор..."



    Справа от Бет Харвуд тянулось  обширное  болото,  которое,  по  словам
пиратов, уходило далеко в глубь страны - место, где вода и земля сливались
друг с  другом,  становились  практически  неразличимыми;  где  в  озерцах
плавали змеи, а вдоль берегов по скользкой илистой траве ползали рыбы; где
сами контуры этого дьявольского лабиринта постоянно менялись, делая  карты
не более надежным ориентиром, чем облака в небе. Неподвижный воздух  здесь
напоминал стоячую воду болот, да и вся  атмосфера,  наполненная  миазмами,
была такой густой и тягучей, что даже крупные насекомые, в  других  местах
вовсе не способные  оторваться  от  земли,  здесь  летали  и  кружили  над
головами. Бет бросила взгляд в сторону болот, и  там,  далеко,  в  глубине
проток, неожиданно всплыл мерцающий огонек из тех, которые пираты называли
блуждающими духами. Фосфоресцирующий  шар  поднялся  над  прядями  ночного
тумана,  неуверенно  поколебался  меж  кипарисов  и   свисающего   космами
испанского мха, а потом так же медленно,  как  и  появился,  погрузился  в
разлив ночного тумана. Яркое сияние его стало призрачным, а потом и совсем
погасло.
    Она посмотрела на море,  чья  поверхность  теперь,  в  ночи,  отливала
сталью. Полчаса назад солнце зашло,  оставив  после  себя  такое  багровое
полыхающее зарево, что высокие облачка далеко в небе до сих  пор  отливали
розовым. И благодаря тому, что она находилась выше по склону и глаза ее не
были ослеплены отблеском костра,  Бет  Харвуд  разглядела  появившийся  на
горизонте парус мгновением раньше, чем пираты.
    Вначале с одного из кораблей  по  воде  донесся  слабый  неразборчивый
крик, а потом один из пиратов у костра вскочил и заорал:
    - Парус!
    Весь берег наполнился бегущими фигурами - пираты  спешно  грузились  в
шлюпки, инстинктивно предпочитая находиться на воде, если  вдруг  нагрянет
опасность. Бет застыла в нерешительности. Если парус - такой  крохотный  и
одинокий - принадлежал кораблю королевского флота,  то  она  уж  точно  не
хотела быть на борту любого судна, которое  попытается  скрыться.  Однако,
если она спрячется, останется на берегу, станет  ли  капитан  королевского
корабля высаживать на берег матросов, чтобы поймать скрывающихся пиратов?
    И в этот момент рядом раздался чей-то  смешок.  Бет  от  неожиданности
подпрыгнула, с трудом удержавшись от крика.
    Из-за купы скрюченных кленовых деревьев появился Лео Френд.
    - Ночной променад, моя д-д... Элизабет?
    Бет обратила внимание на то, что глаза его выкачены, а улыбка на  лице
появляется и исчезает, как тень под порывами ветра.
    - Э-э... да, - выдавила она, лихорадочно  соображая,  как  бы  получше
избавиться от него. - Что там за парус, как вы думаете?
    - Не имеет значения, -  сказал  Френд  голосом  более  визгливым,  чем
обычно. - Королевский флот, пираты-конкуренты - теперь уже поздно, нас  не
остановишь. - Улыбка появилась на его толстых губах и снова исчезла.  -  И
з-завтра м-мы... з-завтра отплываем отс-с...  проклятие!..  отсюда.  -  Он
вытянул из рукава кружевной платочек и промокнул влажный лоб. - А  пока  я
прогуляюсь вместе с вами.
    - Я хочу спуститься к кострам и  посмотреть,  что  происходит.  -  Бет
прекрасно знала, что с  того  момента,  как  Лео  подстрелил  Дэвиса,  он,
несмотря на все свои многочисленные амулеты, с большой неохотой появляется
в компании пиратов, справедливо опасаясь за свою жизнь.
    - Твой приятель корсар м-мертв, Элизабет, - отрезал Френд, стряхивая с
себя напускное благодушие, - и  по  меньшей  мере  недостаток  воображения
подыскивать ему замену среди такого же сброда.
    Бет ничего не ответила и легкими шагами сбежала  с  откоса.  К  своему
ужасу,  она  услышала  тяжелые  шаги  Лео  Фрейда  за  своей  спиной.  Она
заторопилась, лихорадочно соображая, как же избавиться  от  Лео  Френда  и
отыскать Боннета.
    Пират на "Кармайкле" прокричал что-то, чего Бет не расслышала, но  его
сообщение эхом пролетело по всему берегу.
    - Это же, тысяча чертей, "Дженни"!  -  послышался  удивленный  возглас
где-то совсем неподалеку. - "Дженни" улизнула от корвета!
    И без всякого перехода паника переросла в ликование. Забили в колокола
на "Кармайкле" и на "Возмездии" капитана  Боннета  -  хотя  корабль  Тэтча
остался безмолвен, - палили из мушкетов в потемневшее  небо,  и  музыканты
поспешно похватали свои инструменты и начали весело играть.
    Довольная теперь, что это не корабль королевского  флота.  Бет  Харвуд
почти бегом устремилась вниз, а Френд, видя,  что  судно  не  из  тех,  на
котором она могла бы бежать, с оскорбленным видом замедлил шаг.
    Обладая  значительно  меньшей  осадкой,  чем  остальные  три  корабля,
"Дженни" подошла совсем близко к берегу, прежде чем  встать  на  якорь,  и
лязг якорной цепи потерялся в общем гвалте радости  на  берегу.  Несколько
человек  на  борту  не  стали  дожидаться,   пока   спустят   шлюпки,   а,
разбежавшись, попрыгали в воду, рассчитывая, что там  окажется  достаточно
мелко. Мало кто из пиратов  умел  плавать,  но  кто  умел,  воспользовался
случаем показать себя. Они  отфыркивались,  как  дельфины,  били  по  воде
руками, кувыркались в воде.
    Однако один из них, не  тратя  времени  попусту,  кролем  добрался  до
берега и первым выбрался на сушу, уловив момент между двумя накатами волн.
    - Ну, слава святым, кок наш уцелел! - заорал кто-то на берегу.
    - Состряпай нам обед, Шэнди, пока капитаны не двинулись  в  болота,  -
подхватил другой пират.
    К этому времени и остальные моряки начали выбираться на берег, и  Джек
сумел уклониться от особенно горячей встречи. Он огляделся, защищая  глаза
от света костров, и его бородатое лицо озарила  улыбка,  когда  он  увидел
появившуюся из темноты гибкую фигурку Бет Харвуд.
    Она заторопилась к нему, Шэнди к ней, и  когда  они  встретились,  Бет
показалось совершенно естественным броситься ему на шею.
    - Все говорили, что вы  все  погибли  от  этого  залпа,  -  задыхаясь,
прошептала она.
    - Многие и в самом деле погибли, - ответил он. - Послушайте, последние
пять дней мы много говорили с Дэвисом, и...
    - Нет, это вы слушайте, Стид Боннет и я  собираемся  украсть  лодку  и
бежать сегодня ночью. Я уверена, что и для вас найдется место. С прибытием
"Дженни" нам придется  побег  немного  отложить,  но,  с  другой  стороны,
суматоха наверняка отвлечет  их  внимание.  Вот  что  вы  должны  сделать:
походите по берегу, дождитесь, пока Боннет выберет шлюпку, и тогда следите
за мной, я...
    - Шэнди! - донесся крик из толпы у костров. - Джек! Да где ж ты,  черт
бы тебя побрал?!
    - Проклятие, - выругался Шэнди. - Я скоро вернусь.
    И он размашистыми шагами направился к кострам.
    - А, вот он! - вскричал Дэвис. - Разрешите  представить,  джентльмены,
моего нового старшину-рулевого!
    Ответом ему были редкие возгласы одобрения. Дэвис продолжал:
    - Знаю, знаю, вы все считаете, что он  лучше  всего  умеет  показывать
представления да готовить. И я так  думал,  но  оказалось,  что  настоящих
качеств в нем хоть  отбавляй:  мужество,  хитрость,  умение  обращаться  с
пистолетом. Хотите знать, как нам удалось разделаться с корветом?
    Пираты  завопили.  Бет  Харвуд  сделала  несколько  шагов   назад,   с
окаменевшим лицом следя за толпой. Шэнди оглянулся на  нее,  желая  что-то
сказать, но множество  рук  выпихнули  его  на  свободное  место  рядом  с
Дэвисом. Предводитель пиратов весело ухмыльнулся. Хотя последние пять дней
Дэвис и крыл на чем свет стоит отсутствующего бокора, он сам сумел все  же
"разбудить духа-покровителя" и заставил его на себя  поработать,  так  что
теперь раненые на "Дженни" поправлялись, а плечо Дэвиса и вовсе зажило.
    - После того как я с раной в плече свалился с  "Кармайкла",  -  громко
проговорил  Дэвис,  -  обстоятельство,  которым  я  в  ближайшем   будущем
непременно займусь, - меня подобрали моряки флота Его Величества. "Дженни"
была подбита и захвачена, весь уцелевший экипаж под  вооруженной  охраной,
за исключением нашего приятеля Шэнди, который сказал капитану корвета так:
"О Боже мой, сэр, я не пират, я не  имею  ничего  общего  с  этим  вонючим
вшивым сбродом, меня силой заставили присоединиться к ним.  Я  с  радостью
готов выступить против них свидетелем на суде".
    Прибывшие с "Дженни" матросы восхищенно заорали:
    - Вот-вот, так оно и было, Фил! Невинен,  как  какой-нибудь  проклятый
ягненок, подумал капитан про нашего Джека!
    - Но, - продолжил Дэвис, - когда никто не видел, он мне  подмигнул,  я
сразу смекнул,  что  здесь  что-то  неспроста.  Жду.  И  тут  Джек  убедил
капитана, что меня, мол, надо непременно допросить  с  глазу  на  глаз,  в
кают-компании, и только они все там собрались: капитан, трое  офицеров  да
нас двое - только дверь закрылась, как Джек выхватывает пистолет и  первым
же выстрелом отправляет капитана на тот свет!
    На этот раз не отдельные крики, а рев пронесся над собравшейся толпой.
Все ликовали. Несмотря на сопротивление, Шэнди подхватили  и  пронесли  на
руках вокруг костров. Бет сделала  еще  шаг  назад,  потом  повернулась  и
кинулась бежать в темноту, не слушая больше, как Дэвис расписывает подвиги
Шэнди.
    Она нашла Боннета. Тот стоял на песке, глядя куда-то  в  море,  но  по
наклону широкополой шляпы она поняла, что смотрит он на звезды.
    - Отправляемся быстрее, - выдохнула запыхавшаяся Бет. - Боюсь,  что  я
выдала наши планы человеку, который может предать нас. Но  если  мы  будем
действовать быстро, то это уже не будет иметь никакого значения. Мы  можем
использовать  прибытие  "Дженни"  в  своих  интересах.  Притворитесь,  что
провизия в шлюпке  нужна  для  пополнения  запасов  "Дженни".  Ради  Бога,
поторопитесь! Каждая секунда...
    Слова застряли у нее в горле, ибо, когда Боннет повернулся к  ней,  на
лице его играла несвойственная ему саркастическая улыбка.
    - Ах, - сказал он тихо. - Бегство, вот как? Это объясняет его  тревогу
и волнение - очень заметные для того, кто чувствителен к  таким  вещам.  -
Боннет пожал плечами и не без симпатии в голосе добавил: - Мне  жаль.  Обе
фигуры, которые вы собираетесь убрать с доски, важны именно сейчас.
    Бет ахнула и в отчаянии опрометью бросилась бежать обратно к  кострам.
Все ее сложившиеся представления об окружающем мире впервые оказались  под
сомнением: она точно знала, хотя  и  не  надеялась  найти  этому  разумное
объяснение, что, хотя  слова  произносил  Боннет,  говорил  с  ней  кто-то
другой.

    Шенди выругался вполголоса. Он потерял Бет из  виду,  а  ведь  он  так
надеялся перехватить ее прежде, чем до нее дойдут досужие пересуды экипажа
"Дженни" о том, как он освободил Дэвиса.
    Он уже собирался потребовать, чтобы пираты наконец  поставили  его  на
ноги,  когда  уловил  уже  знакомый   запах   раскаленного   металла.   Он
насторожился, пытаясь припомнить кое-что из уроков, которые дал ему  Дэвис
за последние пять дней. Он выдохнул воздух и забормотал одно из простейших
охранительных заклинаний,  одновременно  пытаясь  извернуться  так,  чтобы
поочередно оказаться лицом ко всем четырем сторонам света.
    Больше всего жжение в носу ощущалось,  когда  он  повернулся  лицом  к
самому дальнему костру. И на секунду приглядевшись, Шенди сумел,  как  ему
казалось, различить коренастую, рыжеголовую фигуру  Веннера.  Джон  тотчас
вытянул руку, изобразив  пальцами  замысловатую  комбинацию,  которой  его
научил Дэвис. Но  как  только  Веннер  понял,  что  Шэнди  видит  его,  он
отвернулся, и запах тут же исчез.
    Шэнди со свистом втянул  воздух  в  легкие.  Пираты,  которым  наконец
надоело это развлечение, опустили Шэнди на утоптанный песок. "Ну что ж, по
крайней мере теперь известно, - подумал Шэнди, - что Веннер  имеет  веские
возражения против моего нового назначения".
    Крики, вопли и хохот неожиданно стали стихать. Сначала умолкли те, кто
стоял на самом берегу, а потом и остальные, только один какой-то упившийся
ветеран зашелся в судорожном приступе смеха, да мистер  Берд  не  преминул
напомнить всем, что он не собака. После этого воцарилась полнейшая тишина,
только со стороны  моря  доносилось  приглушенное  поскрипывание  весел  в
уключинах.
    Шэнди настороженно огляделся по сторонам, не понимая, что происходит.
    - Что стряслось? - шепотом  спросил  он  пирата,  стоявшего  рядом.  -
Шлюпка подваливает к берегу, что в этом особенного?
    Правая рука пирата вскинулась было ко лбу, а затем медленно потянулась
к затылку и почесала  его.  Шэнди  догадался,  что  парень  сначала  хотел
перекреститься.
    - Тэтч плывет.
    - А. - Шэнди кивнул и повернулся к морю. На полпути  между  берегом  и
погруженной в темноту "Местью королевы  Анны"  показалась  шлюпка.  В  ней
можно было различить две фигуры, у одной из них - той,  что  повыше,  -  в
волосах, казалось, сверкала тиара из светлячков.
    И Шэнди вновь с обостренной горечью ощутил сожаление по  поводу  того,
что  капитан  Уилсон  попытался  пристрелить  Дэвиса.  Ему  как-то   разом
припомнились все истории о человеке, который сейчас приближался  к  берегу
на шлюпке. Он вдруг подумал, что Тэтч Черная Борода - самый  удачливый  из
всех флибустьеров, сумел неплохо приспособиться к условиям западного мира.
Он казался теперь  такой  же  неотъемлемой  частью  Карибского  моря,  как
Гольфстрим.
    Шэнди кинул взгляд на Дэвиса. Предводитель пиратов стоял, стиснув зубы
и прищурившись, но, несмотря на хмурый вид и впалые щеки,  Шэнди  подумал,
что именно так выглядел этот человек в молодости: решительным и никому  не
показывающим своих сомнений в выбранном курсе.
    Неподалеку заскрипел песок под сапогами, и, оглянувшись, Шэнди  увидел
рядом   однорукого   Бенджамена   Харвуда,   пристально   смотревшего   на
приближающуюся лодку. Харвуд, похоже, тоже скрывал собственные чувства, но
в  противоположность  Дэвису  от  него  исходила   волна   возбуждения   и
нетерпения. Припоминая кое-что,  рассказанное  Дэвисом  о  Харвуде,  Шэнди
понял причину такого нетерпения. И хотя он признавался себе, что Харвуд  -
убийца, он знал, что, будь он на месте Харвуда, только страх, а отнюдь  не
добродетель, мог бы заставить его отказаться от затеянного Харвудом дела.
    На гребне набежавшей волны шлюпку вынесло на берег, и, улучив  момент,
Тэтч перешагнул через планшир и зашлепал к берегу. Его гребец - челюсть  у
него, с содроганием заметил Шэнди, была  подвязана,  -  остался  сидеть  в
лодке, он не пытался ни вытащить шлюпку на  берег,  ни  отплыть  на  более
глубокое место.
    Тэтч поднялся по пологому склону  и  остановился  на  гребне  песчаной
дюны. Шэнди ясно различал грузный силуэт на фоне лилового закатного  неба.
Его треуголка в окружении роя красноватых светляков придавала всей  фигуре
нечто мистическое. Тэтч напоминал вырвавшегося из ада трехрогого демона.
    Тэтч вышел на свет, и светляки тут же  превратились  в  тлеющие  концы
фитилей, вплетенных в спутанную гриву волос и бороду. Он был высок,  выше,
чем Дэвис, и массивен, словно гранитный утес.
    - А, вот мы  наконец  и  встречаемся  спустя  год,  мистер  Харвуд,  -
прогудел Тэтч. - Вы предоставили нам замечательный корабль, как и обещали,
я же привез травы, которые вы требовали. И несмотря на все ваши  опасения,
как видите, я не опоздал. Мы встретились здесь, как  и  договаривались,  в
канун праздника урожая. - Он говорил по-английски  с  легким  акцентом,  и
Шэнди никак не мог определить: то ли по происхождению он не англичанин, то
ли его просто не заботит произношение. - И пусть каждый из нас получит то,
чего хочет.
    За его гигантской фигурой Шэнди увидел, как Лео Френд, все  еще  не  в
силах отдышаться от быстрой ходьбы, украдкой ухмыльнулся. И только  теперь
Шэнди вдруг впервые подумал, что у этого толстого доктора,  пожалуй,  свои
какие-то тайные цели.
    Тэтч прошел на середину утоптанной площадки, и Шэнди отметил, что лицо
Черной Бороды лоснится от пота, возможно, оттого, что на нем  был  плотный
черный кафтан, разлетающиеся полы которого хлопали по щиколоткам.
    - Фил? - вопросительно произнес Тэтч.
    - Здесь, сэр, - выступил вперед Дэвис.
    - Ты уже окреп? Можешь пойти с нами?
    - Испытайте.
    - О да, не сомневайся. Сейчас  время  испытаний.  -  Тэтч  ухмыльнулся
волчьим оскалом. - Ты ослушался приказа, Фил.
    Дэвис ухмыльнулся в ответ:
    - Да уж, ты бы так не поступил, это точно.
    - Ха! - Гигант оглядел сгрудившуюся вокруг толпу, разделившуюся на три
группы - соответственно экипажам кораблей. -  Кто  еще...  -  Он  внезапно
осекся, его взгляд упал на широкую  манжету  кафтана,  и  лицо  окаменело.
Стоявшие поблизости пираты подались назад, бормоча  заговоры  от  нечистой
силы. Харвуд же и Френд даже  наклонились  вперед,  внимательно  глядя  на
Тэтча.
    Шэнди тоже уставился на гиганта, хотя и без такого  интереса.  Ему  на
мгновение показалось, что манжета  шевельнулась  и  от  нее  взвихрился  в
воздух завиток сизого дыма, потом он ясно увидел, как по двум пальцам руки
Тэтча заструилась кровь. Тяжелые капли  медленно  срывались  и  падали  на
песок. Плотный материал кафтана вдруг стал  впучиваться  и  подергиваться,
словно под ним затеяла возню целая стая крыс.
    - Рому, - бросил гигант  спокойно,  хотя  его  голос  все  же  выдавал
напряжение.
    Один из пиратов с "Кармайкла" торопливо протянул ему кувшин, но  Дэвис
успел ухватить того за воротник.
    - Просто ром не годится, - буркнул он. Дэвис выхватил  кувшин  из  рук
пирата, жестом потребовал себе чашу, плеснул в нее  рома,  затем  поспешно
открыл свой рожок с порохом, сыпанул горсть.
    - Джек, огня мне, быстро!
    Шэнди кинулся к ближайшему костру, выхватил пылающий сук и поспешил  к
Дэвису, который подставил чашу. Шэнди,  не  задумываясь,  поднес  пламя  к
рому.
    Напиток забурлил и запылал, Дэвис поднес чашу Тэтчу. Шэнди показалось,
что он видит нечто вроде ощипанной птицы, прильнувшей к ладони  Тэтча,  но
его отвлекло то, как пират запрокинул голову и выплеснул  содержимое  чаши
себе в рот.
    На мгновение, казалось, пламя охватило всю его голову, но огонь тут же
исчез, оставив лишь корону тлеющих фитилей и облачко клубящегося дыма  над
головой. Только Шэнди успел заметить, как подозрительно живо оно смахивает
на искаженную гневом физиономию, как дымок рассеялся.
    - Кто с нами пойдет? - хрипло спросил Тэтч.
    - Я и мой старшина, Джек Шэнди, - деловито ответил  Дэвис.  -  Боннет,
конечно же, Харвуд, наверное,  помощник  Харвуда  -  Лео  Френд,  вон  тот
толстяк... и дочь Харвуда.
    Многие стали оглядываться на Шэнди, и он постарался скрыть собственное
изумление. Шэнди рассердило, что Дэвис не  предупредил  его  о  Бет,  ведь
Дэвис описал ему эти гиблые болота и не менее  гиблое  "место  магического
равновесия", которое они  должны  были  отыскать  в  глубине  непроходимых
топей, полных самых отвратительных тварей. Он просто и представить себе не
мог, как Бет Харвуд вынесет все эти ужасные испытания.
    - Твой старшина? - прогудел Тэтч, с отсутствующим видом раздавив чашу.
- А что стало с Хеджем?
    - Он погиб, когда мы бежали с английского корвета, - сказал  Дэвис.  -
Это благодаря Шэнди мы оттуда выбрались.
    - Да, слышал кое-что, - задумчиво проговорил Тэтч. - Шэнди, покажись.
    Шэнди выступил вперед.  Вождь  пиратов  посмотрел  на  него,  и  Шэнди
физически ощутил на себе тяжесть пристального,  сосредоточенного  взгляда.
Какое-то мгновение Тэтч смотрел ему в глаза, оценивающе рассматривая  его,
и Шэнди бросило в жар. Он ощущал, как  все  закоулки  памяти  обшариваются
этим властным, пронзительным взглядом.
    - Вижу, "Громогласный Кармайкл" нес  больше,  чем  мы  подозревали,  -
сказал он тихо, почти с подозрением,  а  затем  громче  добавил:  -  Добро
пожаловать в реальный мир, Шэнди. Вижу, Дэвис сделал правильный выбор.
    - Благодарю вас, сэр. - Шэнди услышал свой собственный голос.  -  Хотя
не... я хочу сказать, это не совсем...
    - Да, так оно и бывает. Проявишь  себя  сегодня,  когда  мы  достигнем
родника... И хотя мы путешествуем с Бароном Субботой и Мэтром  Каррефуром,
умей и сам постоять за себя.
    Он отвернулся, и Шэнди почувствовал  себя  так,  словно  с  солнцепека
нырнул в благодатную тень. Он подавил  вздох  и  позволил  себе  несколько
расслабиться.
    Волны, почти затопившие лодку Тэтча, прибили ее наконец  к  отмели,  и
несколько матросов принялись  выгружать  огромный  ящик.  Они  действовали
неуклюже и неловко, поскольку  боялись  приближаться  к  застывшей  фигуре
матроса на корме. Тэтч глянул на них, презрительно сплюнул и направился  к
лодке, чтобы лично проследить за разгрузкой.
    Шэнди развернулся  и  чуть  было  не  столкнулся  с  гигантской  тушей
Печального Толстяка.  Ночь  гигантов,  подумал  Шэнди,  стараясь  обогнуть
бокора.
    - Простите, - сказал он, совершенно забыв, что бокор глух. - Простите,
сэр, вы не видели Фила? Э-э... капитана Дэвиса? А, черт, да.  Вы  ведь  не
слышите, верно? Так что же я... - Шэнди  оборвал  себя  на  полуслове  под
пристальным взглядом бокора. "Почему же, черт подери, эти люди  не  глядят
так друг на друга или на других", - поежившись, подумал он.
    В отличие от  Тэтча,  во  взгляде  которого  угадывалось  лишь  легкое
подозрение. Печальный Толстяк взирал на него с  явным  сомнением,  даже  с
разочарованием, словно Шэнди был бутылкой дорогого  вина,  которое  кто-то
надолго оставил лежать на солнцепеке.
    Шэнди нервно улыбнулся колдуну и  заторопился  прочь.  Дэвис,  как  он
теперь видел, стоял на краю песчаного склона, всего в нескольких ярдах.
    Дэвис заметил Шэнди, улыбнулся и кивнул в сторону Черной Бороды:
    - Могуч, а?
    - Видит Бог, - без улыбки согласился Шэнди. - Послушай, Фил, ты мне ни
разу не говорил, что Бет Харвуд отправляется с нами в болота.
    Дэвис поднял бровь:
    - Разве? Да, пожалуй. Во всяком случае, это тебя не касается.
    Шэнди  показалось,  что   слова   Дэвиса   звучат   так,   будто   тот
оправдывается. И это обстоятельство еще больше встревожило Шэнди.
    - Что они собираются с ней сделать?
    Дэвис вздохнул и покачал головой:
    - Право, Джек, я не уверен, хотя и знаю, как озабочены они тем,  чтобы
с ней ничего не случилось. Насколько я понимаю, дело тут в высокой магии.
    - Имеющей отношение к умершей жене Харвуда.
    - О да, конечно, - согласился Дэвис. - Как я тебе уже  рассказывал  на
"Дженни", стариканом Харвудом движет только эта надежда.
    Шэнди встревоженно покачал головой:
    - Да, но ведь ты же сказал, что карибские лоа здесь  слабы.  Бог  мой,
как же они могут уберечь ее в этих гиблых болотах?  И  кстати,  кто  такой
Мэтр Каррефур?
    - А, это наш старый приятель, дух-покровитель. Тэтч  просто  правильно
произнес его имя. Это означает Господин Перекрестков, Хозяин Возможностей,
другими словами. Хозяин Удачи. Но ты прав, он, Барон  Суббота,  да  и  все
остальные духи-приятели слабеют по  мере  того,  как  мы  продвигаемся  на
север, все дальше от мест, к которым они привязаны. Естественно, что здесь
тоже  найдутся  лоа,  но  они  индейского  происхождения   -   хуже,   чем
бесполезные. Одним словом, здесь можно полагаться только на свои силы. Как
Тэтч сказал: умей постоять  за  себя.  Ну  конечно,  после  того,  как  мы
доберемся до магического места, родника или как там его... и  если  Харвуд
сдержит свое обещание и сумеет показать, как им воспользоваться и не стать
одержимым бесами вроде Тэтча, который случайно набрел на это место,  тогда
и беспокоиться не о чем. Да мы сможем тогда  просто  улететь  оттуда,  как
птицы.
    Шэнди обеспокоенно нахмурился:
    -  Черт  побери,  не  пойму,  зачем  Тэтчу  вообще  понадобилось  сюда
забираться. Понятно,  он  слышал,  наверное,  что  в  этих  джунглях  есть
волшебный источник, но зачем ему надо было туда идти: преодолевать все эти
трудности, да к тому же и не владея достаточно магией, чтобы защитить себя
от неприятностей?
    Дэвис открыл было рот, а потом хмыкнул и покачал головой:
    - Сколько времени ты в Новом Свете, Джек?
    - Ты прекрасно знаешь.
    - Да, верно. Будем считать, что  месяц,  так?  Я  впервые  увидел  эти
острова, когда мне было шестнадцать, через год после того, как  вербовщики
сцапали меня в Бристоле и забрили во флот Его  Величества  короля  Англии.
Нет, нет, дай мне договорить, потом скажешь. В общем, я стал  матросом  на
фрегате "Лебедь", и в мае 1692  года  -  мне  тогда  как  раз  исполнилось
восемнадцать - "Лебедь" стал на рейд в Порт-Ройяле, в те дни  единственном
крупном порту Ямайки. Мы чистили днище в  ста  ярдах  к  западу  от  форта
Карлайль. - Дэвис вздохнул.  -  Лет  за  десять  до  того  Порт-Ройял  был
настоящим адом, базой Генри Моргана, но когда я туда попал, это был просто
уютный и оживленный городишко. Одним словом, на второй  день  июня,  когда
мои товарищи вкалывали, сдирая ракушки с бортов,  меня  послали  на  склад
доложить о возникшей путанице в поставках провианта. Закончив, я  заглянул
в таверну Литтлтона. И вот скажу тебе, Джек, только я  вышел  из  таверны,
под завязку накачавшись пивом и  отведав  отменного  рагу  из  говядины  и
черепахи, как мостовая у меня под ногами содрогнулась и из глубин  острова
донесся то ли гром, то ли грохот пушечной  канонады.  Я  обернулся:  фасад
таверны  мгновенно  рассекли  трещины,  словно  резали  пирог,   и   стена
обвалилась. Мостовая под ногами расползалась прямо на глазах -  поперечные
трещины, щели... - и рушилась в море, а следом за ней и весь город.
    Шэнди  жадно  ловил  каждое  слово,  на  время  даже  позабыв  о  теме
разговора.
    - Думаю, я пробыл под водой минуты три,  -  продолжил  Дэвис.  -  Море
бурлило, кипело, оно  швыряло  меня  из  стороны  в  сторону  и  буквально
раздирало на  части.  Камни,  бревна,  мы  все  словно  варились  в  одном
гигантском котле. Потом наконец я вынырнул на поверхность  и  уцепился  за
какую-то балку, которую, словно спички, швыряли бешеные волны. Позже  меня
подобрал мой "Лебедь", один из немногих уцелевших  кораблей.  Может  быть,
его  не  разбило  как  раз  потому,  что  он  лежал  на  боку   в   момент
землетрясения. Судно бороздило новый залив, который  еще  до  полудня  был
Порт-Ройялем, и мы  вылавливали  выживших.  И  знаешь,  море  было  белым,
бурлило и кипело. Я позже слышал, что тогда погибло две тысячи человек.
    - Боже, - отозвался Шэнди потрясенно и, спохватившись, добавил:  -  Но
как это связано с...
    - Ах да, извини, слишком увлекся воспоминаниями. В трех  кварталах  от
гавани, на Брод-стрит, в тот же самый ужасный день старый колдун из Англии
- вроде Харвуда - пытался воскресить  человека.  Не  думаю,  чтоб  он  был
большой знаток в таком деле, но в тот день  с  ним  был  шестнадцатилетний
парнишка, который вырос среди беглых  чернокожих  рабов  в  горах  Ямайки.
Парнишка, хотя и белый, приобрел основательные познания в обрядах  вуду  и
как раз за год до  этого  был  посвящен  самому  страшному  из  всех  лоа,
Повелителю Кладбищ, Барону Субботе, чьим тайным символом является  тлеющий
огонь. Они упражнялись в  магии  воскрешения,  пытаясь  научиться  вселять
старые души в новые тела. А для этого требуется свежая человеческая кровь,
вот они и схватили какого-то беднягу. Старый англичанин уже пытался делать
это и раньше, не знаю, может, ему и удавалось в особо удачные дни  оживить
парочку  тараканов,  но  вот  в  тот  день  в  паре  с  ним  работал  этот
шестнадцатилетний парень, ясно?
    - Что ясно? - эхом отозвался Шэнди.
    - В общем, как оказалось - а никто из них в то  время  того  не  знал,
хотя, может, старым бокорам и уж точно карибским индейцам до них это  было
известно, - такое трудное колдовство, как воскрешение, должно  совершаться
на море. Это имеет какое-то отношение к родству  между  кровью  и  соленой
водой, как я понимаю. Так вот, этот белый мальчишка оказался самым сильным
прирожденным магом среди белых... и вот он в  Порт-Ройяле  -  на  суше!  -
взялся за воскрешение.
    Шэнди выждал немного и прервал затянувшуюся паузу:
    - Да, и что?
    - И вот город Порт-Ройял нырнул под воду, Джек.
    -  А.  -  Шэнди  оглянулся  на   черный   океан.   -   Этот...   этого
шестнадцатилетнего парня...
    - ...звали Эд Тэтч. И с тех самых пор он  все  пытается  освоить  этот
трюк с воскрешением. Именно это и привело его сюда,  на  эти  берега,  два
года назад. Ты об этом спрашивал, помнишь?
    - Да. - Шэнди не почувствовал особого удовлетворения. -  Ну  ладно,  а
что же это за магическое место или  родник,  который  мы  должны  найти  в
джунглях?
    Дэвис моргнул.
    - Я думал, ты знаешь, Джек. Это дыра в стене между жизнью и смертью. И
любому, кто там окажется, может перепасть с той  или  другой  стороны.  Ты
что, ничего не слышал об этой истории? Именно  ее  безуспешно  искал  Хуан
Понсе де Леон, только он называл это Фонтаном юности.



    Когда окончательно  стемнело,  Тэтч,  Дэвис  и  все  остальные,  допив
остатки рома, направились на север к берегу реки, где их поджидали шлюпки,
и Бенджамен Харвуд заставил себя подняться и последовать за остальными.
    Грезы наяву, за последние два года становившиеся все  более  ясными  и
настойчивыми, теперь приобрели такую яркость, что их  можно  было  назвать
галлюцинациями. И лишь постоянным усилием воли  Харвуд  удерживал  себя  в
рамках реальности, заставляя себя не  обращать  внимания  на  те  видения,
которые, как он знал, существуют лишь в его воображении.
    "Сейчас 1718 год, - повторял  он  себе,  -  я  на  западном  побережье
Флориды с пиратом Эдвардом Тэтчем и... моей дочерью... как  же  ее  зовут,
черт возьми? Только не Маргарет... Элизабет! Точно, именно  так.  Несмотря
на то, что я вижу сейчас, на самом деле я не в церкви города Челси...  мне
не сорок три года, и сейчас не 1694 год, и вижу я  не  свою  невесту,  мою
ненаглядную Маргарет, мою жизнь, мое  прибежище...  нет,  это  наша  дочь,
сосуд... сосуд для духа..."
    Харвуд, жмурясь от ярких солнечных лучей, падающих сквозь широкое окно
ризницы, вернул фляжку своему шаферу.
    - Спасибо, Питер, - улыбнулся  он.  Он  заглянул  в  щель  между  двух
створок боковой двери церкви, но движение меж скамей не прекращалось, люди
рассаживались, да и  священник  еще  не  появился,  лишь  один  напуганный
мальчик из хора возился возле алтаря...
    - Еще есть время, - сказал он другу. - Ну-ка  погляжусь  еще  разок  в
зеркало.
    Харвуд пересек притвор и бросил взгляд в зеркало, которое он установил
на маленькой полочке. Питер улыбнулся ему вслед:
    - Грех тщеславия, Бен.
    - Капля тщеславия сегодня простительна, - ответил Харвуд,  приглаживая
длинные каштановые локоны. Хоть Харвуд и был книжным червем,  он  гордился
своими пышными кудрями и, вразрез с господствующей модой, никогда не носил
парика. Он всегда появлялся в обществе в "своих собственных  волосах",  и,
несмотря на возраст, седины у него еще не было.
    - Что-то Маргарет я не вижу, -  заметил  Питер,  приоткрывая  дверь  и
заглядывая в щелочку. - Готов держать пари, она передумала.
    Даже от такого невинного  замечания  у  Харвуда  холодок  пробежал  по
спине.
    - Бог мой, Питер, не шути ты так. Да я просто сойду с ума. Я...
    - Шучу, шучу, ну что ты, - успокоил его Питер, хотя за его  веселостью
крылась легкая обеспокоенность.  -  Не  волнуйся  так,  она,  конечно  же,
появится. Вот, хлебни еще бренди, а то  ты  самый  бледный  жених,  какого
видела эта церковь.
    Харвуд взял протянутую флягу и сделал большой глоток.
    - Спасибо, однако хватит. Не годится быть пьяным во время церемонии.
    - Мне сажать ее в шлюпку? -  спросил  Питер,  задергивая  портьеру  на
окне, отчего они оказались в  темноте,  которую  разгоняла  только  лампа,
раньше не замеченная Харвудом. Воздух внезапно посвежел, но  пах  морем  и
болотами.  У  Харвуда  мелькнула  мысль,  что  священнику  надо  бы   чаще
проветривать  церковь  -  за  столетия  запахи  ладана,  изъеденных  молью
занавесей, сухой бумаги молитвенников стали невыносимы.
    - Пожалуй, ты все же перепил, Питер, - возмутился Харвуд,  который  не
мог разглядеть себя в зеркале. - Отдерни же наконец портьеру.
    - Сейчас не  время  для  видений,  мистер  Харвуд,  -  сказал  кто-то,
предположительно Питер. - Пора садиться в шлюпки.
    Харвуд обернулся и с ужасом обнаружил, что лампа вдруг превратилась  в
костер, и даже не в один, пылающий в боковом притворе.
    - Питер, - выкрикнул он, -  церковь  горит!  Он  повернулся  к  своему
шаферу, но вместо худощавой, элегантной фигуры Питера увидел до безобразия
толстого молодого человека в нелепом одеянии.
    - Вы кто? - спросил Харвуд с испугом, ибо теперь он был уверен, что  с
невестой что-то приключилось. - С Маргарет все в порядке?
    - Она мертва, мистер Харвуд, - раздраженно бросил толстомордый юнец. -
Вот почему мы здесь, вспомнили?
    - Мертва! - Тогда, должно быть, он пришел в церковь на похороны, а  не
на  свадьбу.  Но  почему  же  тогда  гроб  такой  маленький  -  квадратная
деревянная коробка со стороной всего полтора фута?  И  отчего  же  он  так
отвратительно пахнет тленом?
    Харвуд наконец вырвался из  цепких  объятий  иллюзий,  и  воспоминания
последней четверти столетия обвалились на него разом, как лавина,  оставив
его слабым седым стариком.
    - Да, мертва, - повторил Лео Френд и добавил отчаянно: - И  вы  будете
вести себя разумно эти последние пару пару часов, даже если для этого  мне
придется взять вас под контроль!
    -  Успокойтесь,  Лео,  -  сказал  Харвуд,  стараясь   придать   голосу
веселость. - Да, конечно, усадите...Элизабет в шлюпку.
    Харвуд уверенно спустился по склону на берег реки, где их ждали шлюпки
и где теперь вскрывали деревянный ящик, доставленный с корабля  Тэтча,  но
все же шаги его были неровными -  Харвуд  все  время  сбивался  на  мерный
торжественный ритм, каким пристало идти по проходу в  церкви  под  руку  с
невестой.
    Вдоль берега ярдов на сто корни мангровых деревьев были вырублены все,
и пираты, стоя по колено  в  черной,  играющей  отблесками  факелов  воде,
передавали друг другу упакованные в клеенку тюки, укладывая их  в  шлюпки.
На корме каждой был установлен смоляной  факел,  и  в  колеблющемся  свете
Харвуд увидел, что Дэвис и кок уже сидят в одной из шлюпок и удерживают ее
на месте, держась за обрубок мангрового дерева.
    - ...В здравии и болезни, пока  смерть  не  разлучит  вас?  -  спросил
священник, улыбаясь паре, преклонившей перед  ним  колени.  Уголком  глаза
Харвуд заметил, что мальчик из хора все еще здесь и  по-прежнему  выглядит
перепуганным... нет, скорее растерянным, чем перепуганным.
    - Обещаю, - сказал Харвуд.
    - Что-что, босс? - переспросил пират, только что вытащивший  последний
тюк из ящика и кинувший его через борт шлюпки.
    - Он  говорит,  что  обещает,  -  хихикнул  его  сосед.  Первый  пират
подмигнул своему компаньону:
    - Да, он такой, наобещать может.
    - Ха-ха!
    Харвуд недоумевающе огляделся, потом улыбнулся:
    - Очень забавно. Обещаю вам, джентльмены, что обязательно прихвачу для
вас пару сувениров в память о Фонтане юности.
    Ухмылки как ветром сдуло с лиц пиратов.
    - Мы вовсе не хотим обидеть вас, сэр, - угрюмо произнес один из них.
    - И все же я не забуду.
    Он глянул через плечо на приближающегося Лео Френда.
    - Мы сядем в эту лодку, - сказал он перетрусившим пиратам, указывая на
одну из шлюпок. - Подведите ее ближе и держите крепче, мой спутник  весьма
грузен.
    Пираты молча повиновались и из страха перед Харвудом подтащили  шлюпку
так близко к берегу, что тот шагнул в нее, даже не замочив ног.
    Несколько человек осыпали его рисом, несмотря на то,  что  Харвуд  был
против такого обычая. Но это нисколько не испортило ему настроения,  и  он
улыбался,  садясь  в  карету  со  своей  молодой  женой.  Он  был  слишком
взволнован и  счастлив,  чтобы  обращать  внимание  на  подобные  досадные
мелочи.
    Харвуд широко улыбнулся.
    - Благодарю вас, - крикнул он опешившим пиратам и  Лео  Френду.  -  Мы
приглашаем вас всех на обед после возвращения из Европы.

    Шэнди перегнулся через борт шлюпки,  чтобы  лучше  видеть  Харвуда.  А
старик все улыбался и махал рукой,  прощаясь  с  теми,  кто  оставался  на
берегу, к  изумлению  пиратов,  Френда  и  Бет,  которая  в  сопровождении
похожего на лунатика Стида Боннета направлялась к  шлюпке  отца.  Пожалуй,
она все же права, подумал Шэнди, отец ее явно помешался.
    Луна все чаще и чаще скрывалась за  рваными  тучами,  и  вскоре  начал
накрапывать теплый дождь. Снаряжение  погрузили,  пассажиры  разместились:
Тэтч со своим странным гребцом в первой шлюпке, Харвуд, Френд, Элизабет  и
Боннет - в следующей, и Шэнди с Дэвисом - в третьей.  Шэнди  с  удивлением
отметил, что Печальный Толстяк с ними так и не отправился. Может,  толстый
бокор знал о чем-то, что не было известно людям в лодках?
    Шлюпки отвалили от берега, противно заскрипели весла в  уключинах.  От
факелов поднимался пар, и все путешественники, за исключением Бет  Харвуд,
принялись тихо напевать мотив без слов, долженствующий  привлечь  внимание
Барона Субботы и Мэтра Каррефура, но через несколько минут умолкли, словно
ощутив неуместность этого.
    Грести вверх против медленного течения было  легко,  и  вскоре  зарево
трех костров на берегу затерялось далеко позади. Шэнди примостился на носу
и, всматриваясь в непроглядную тьму вокруг, откуда  то  и  дело  выплывали
колышущиеся силуэты узловатых  кипарисов,  похожих  на  гигантских  черных
монахов в высоких клобуках или камни,  но  только  никак  не  на  деревья,
вполголоса сообщал направление Дэвису, настоявшему на том,  чтобы  грести,
несмотря на лишь недавно зажившее плечо.
    Во тьме с окружавших болот доносилось  хлюпанье,  плеск  и  бульканье,
однако   Шэнди   не   видел    ничего    движущегося,    за    исключением
перламутрово-радужных  пятен  на  воде,  которые  иногда  преображались  в
протянутые руки и искаженные лица, чьи разинутые рты выкрикивали неслышные
слова. Киль шлюпки разрезал их, и пятна распадались, исчезая без следа.
    Шлюпка Тэтча шла впереди, и среди ночных  звуков  застывшего  леса  до
Шэнди иногда доносилось странное громкое шипение, которое издавал  гребец.
К этому временами примешивался голос Френда, дававшего  указания  Боннету,
сидевшему на веслах, и изредка тихий, бессмысленный смешок  Харвуда.  Бет,
съежившись, сидела подле отца.
    Неожиданно  Шэнди  осознал,  что  вот  уже  несколько   минут   слышит
неумолчный странный шелест, до сих  пор  сливавшийся  с  плеском  весел  и
скрипом уключин. Шелест напоминал тревожный тихий говор огромной толпы.  В
окружающий мир к тому же вторгся новый запах,  вытеснивший  собой  ставшие
уже привычными  ароматы  смолистых  кипарисов,  гниющей  растительности  и
стоячей воды. Как только Шэнди  почувствовал  его,  он  сразу  понял,  что
подсознательно ждал чего-то подобного. Он резко выдохнул воздух, прочистил
горло и сплюнул за борт.
    - Ага, - буркнул Дэвис, который и сам не испытывал особой  радости,  -
похоже на вонь от пушек, которым не дают остыть.
    Харвуд тоже, похоже, заметил его, потому что перестал наконец хихикать
и повелительно скомандовал:
    - Добавьте ту траву в факелы!
    Шэнди развязал клеенчатый тючок, лежавший на дне шлюпки,  и  осторожно
начал кидать сухую траву  в  огонь  факела.  Трава  разом  вспыхнула,  дым
повалил  густыми  клубами,  и  Шэнди  отпрянул   назад,   отплевываясь   и
откашливаясь от едкого запаха. "Можно не  беспокоиться,  разгонит  ли  эта
гадость духов, - подумал Шэнди. - От нее сбегут даже деревянные  фигуры  с
бушпритов".
    Особого страха Шэнди не испытывал, но в то же время  ощущал,  что  его
нынешнее состояние схоже  с  его  хладнокровием  на  борту  "Кармайкла"  и
основывается оно на незнании опасности. "Но ведь Тэтч здесь уже  был  один
раз, - сказал себе Шэнди, - и не так уж при этом пострадал... К тому же он
наткнулся  на  это  место  случайно,  притягиваемый  магическими  флюидами
источника или чего там еще... Как бабочка, летящая  на  пламя.  А  с  нами
теперь  есть  проводник,  который  знает,  как  управляться  с   подобными
силами..."
    Но его уверенность несколько поувяла, когда он  вспомнил,  что  Харвуд
явно безумен. И почему это Тэтч, интересно,  запретил  им  брать  с  собой
пистолеты?
    Река сузилась или, точнее, разбилась  на  множество  заросших  проток,
нормально грести стало невозможно, и веслами  пришлось  пользоваться,  как
шестами. Шлюпка Тэтча по-прежнему шла впереди,  а  шлюпка  Шэнди  замыкала
процессию. Влажные лианы и ветви деревьев все теснее  и  теснее  смыкались
над головами, и у Шэнди закрадывалось подозрение, не преследует ли  их  по
болотам нечто гигантское, невидимое, беззвучное.  Он  попытался  заставить
свое воображение убавить прыть,  хотя  неумолчный  шелест  становился  все
сильнее и доносился теперь со всех сторон.
    Одним коленом опираясь на  банку,  Шэнди  то  отталкивался  веслом  от
топкого дна реки, то поднимал  глаза  и,  щурясь  в  едком  дыму,  пытался
разглядеть, в какие протоки свернули лодки впереди.  Искры  от  факела  на
носу все время летели на него, и Шэнди  рассеянно  смахивал  их,  пока  не
почувствовал жжение на талии. Он глянул туда, но упавших искр  не  увидел.
Он провел рукой по рубашке и обнаружил, что железная пряжка  пояса,  да  и
нож  в  чехле  сильно  нагрелись.  Теперь  он  обратил   внимание   и   на
подозрительное тепло там, где были пряжки его сапог.
    - Э? - начал он, оборачиваясь к Дэвису, но не успел даже сообразить, о
чем спросить, как раздался крик Харвуда.
    -  Железо!  -  выкрикнул  тот.  -  Без  сомнения,  древние   суеверия,
связывавшие  железо  с  магией,  справедливы.   Пожалуй,   будет   разумно
избавиться от железных предметов, насколько возможно...
    - Оружие оставить! - пробасил Тэтч. - Я уже был здесь, оно не  слишком
раскаляется. Терпеть можно. И не  выбрасывайте  пояса  с  пряжками,  иначе
штаны свалятся.
    Вопль, раздавшийся в ответ из тьмы, заставил Шэнди подпрыгнуть. Однако
Дэвис, наваливаясь на свое весло, тихо рассмеялся и сказал:
    - Это не привидение, это просто птица, такая коричневая с  белым,  она
ест улиток.
    - Ох... верно.
    Шэнди вытащил свое весло, положил его вдоль борта и осторожно,  словно
открывая еще горячий панцирь омара, расстегнул пряжку.  Затем  он  вытащил
нож - даже сквозь чехол чувствовался жар, - разложил ремень на планшире  и
аккуратно отрезал пряжку. Она, булькнув, упала в воду, плещущуюся  на  дне
шлюпки. Он сунул горячий нож обратно в ножны и снова взялся за весло.
    Дэвис, который все так же ритмично продолжал отталкиваться  веслом  от
илистого дна, насмешливо усмехнулся:
    - Смотри, чтоб штаны с тебя не свалились.
    Всем телом наваливаясь на весло, Шэнди подумал:  то  ли  они  все  еще
плывут по воде, то ли уже просто тащатся по грязи.
    - Следи лучше... чтобы твои штаны... не загорелись, - пропыхтел он.
    Три шлюпки ползли и ползли сквозь сырые джунгли, окутанные  дымкой  от
факелов. Дым разъедал глаза, и чтобы дать им немного отдохнуть да  к  тому
же опасаясь, как бы какой-нибудь болотный монстр не подкрался  к  ним  под
покровом  тьмы,  Шэнди  оглядывался  по  сторонам.  Вскоре  он,  к  своему
облегчению, обнаружил, что неясный шелест, так  беспокоивший  его,  издают
круглые грибы, похожие на дождевики, которых вокруг становилось все больше
и больше. Он даже попытался найти логическое  объяснение  этому  феномену.
Скорее всего корни этих растений уходят далеко вглубь, достигая  подземных
каверн, и воздух из-за разницы температуры устремляется  вверх,  производя
странные звуки. Однако по мере того как они все дальше и дальше  заплывали
в болота, грибы становились все крупнее,  и  ему  стали  чудиться  на  них
выпуклости и впадины, подозрительно напоминавшие глаза и нос.
    Ощущение  присутствия  таящегося  во  тьме   гигантского   безмолвного
существа  становилось  все  сильнее.  И   Шэнди   со   страхом   оглядывал
переплетения лиан и ветвей, поблескивающих в свете луны,  подозревая,  что
именно за ними скрывается нечто гигантское,  страшное.  Оно  было  древним
повелителем этих мест и состояло из этих болот, деревьев и лиан, амфибий и
рептилий.
    Видимо, и остальные это ощущали. Френд грузно поднялся на ноги и  едва
не затушил факел на их  лодке,  положив  вдвое  больше,  чем  требовалось,
травы. Пламя на мгновение угасло, а потом вспыхнуло в облаке дыма, который
взвился вверх к нависающим ветвям.
    И совершенно внезапно откуда-то с неба на них  обрушился  дикий  вопль
такой силы, что лепестки с цветов на  деревьях  посыпались  вниз,  а  вода
вокруг покрылась рябью. Вопль отзвенел и укатился прочь, оставив за  собой
только крики и гомон переполошившихся птиц, но вскоре замолкли и  они.  Их
продолжал сопровождать лишь неумолчный шелест грибов.
    Шэнди глянул на ближайшее  их  скопление  и  увидел,  что  теперь  они
определенно напоминали лица, и по тому, как дрожали веки,  догадался,  что
вскоре он встретит их взгляды.
    Позади Дэвис вполголоса сыпал ругательствами, не умолкая.
    - Только не говори мне, - сказал ему Шэнди довольно твердым голосом, -
что это кричала птица, одна из тех, которые питаются улитками.
    Дэвис хмыкнул и ничего не ответил. До Шэнди донесся тихий плач Бет.
    - Ах, моя милая Маргарет, - произнес Бенджамен  Харвуд  задыхаясь,  но
радостно. - Пусть слезы радости будут единственными, которые ты когда-либо
прольешь.  Сделай  милость,  прояви  благосклонность  к   сентиментальному
оксфордскому профессору.  Сегодня,  в  день  нашей  свадьбы,  я  хотел  бы
прочесть тебе сонет, который сочинил. - И он откашлялся.
    Присуствие духа болот незримой тяжестью наваливалось на  всех.  Сквозь
толстую кожу сапога пряжки жгли стопы все сильнее и сильнее.
    - О, Маргарет, лишь Данте муза...
    - Мы добрались до суши, - разнесся по болоту  голос  Тэтча.  -  Отсюда
пойдем пешком. "Бог мой", - подумал Шэнди.
    - Он что, шутит? - поинтерсовался он без особой надежды.
    Вместо ответа Дэвис бросил весло на дно шлюпки, перелез через  борт  и
спрыгнул в воду. Протока оказалась ему по пояс.
    - ...Воспела  б  страсть  сего  союза...  -  не  обращая  внимания  на
происходящее, продолжал декламировать Харвуд.
    Шэнди глянул вперед. Тэтч выдернул факел из подставки и теперь  вместе
со своим гребцом-зомби переходил протоку вброд, направляясь к берегу.  Они
двигались, а вокруг метались и порхали чернильные тени. И по мере того как
факел Тэтча освещал берег, становилось видно все больше и  больше  белесых
грибов-голов.
    - Мистер  Харвуд,  -  шипел  Лео  Фрейд,  тряся  за  плечо  однорукого
спутника. - Мистер Харвуд, да очнитесь вы, черт побери.

    - Когда на перекрестке судеб
    Бог дал возможность мне
    Оставить мрачные леса...

    Шэнди явственно видел, как  содрогаются  плечи  Бет.  А  Боннет  сидел
неподвижно, словно манекен.
    Тэтч со своим гребцом выбрались на берег и, цепляясь за лианы и низкие
ветви, остановились, не обращая ни малейшего внимания на шары под ногами.
    - Он нужен нам в полном рассудке, - крикнул Тэтч Лео Френду,  -  ударь
его как следует. Если это не поможет, то я спущусь и займусь им сам.
    Френд нервно улыбнулся, облизнул губы,  занес  пухлую  руку  и  ударил
Харвуда по улыбающемуся лицу.
    Харвуд издал вопль, похожий  на  всхлип,  некоторое  время  недоуменно
оглядывался и наконец пришел в себя.
    - Уже недалеко, - терпеливо объяснил ему Тэтч. -  Но  шлюпки  придется
оставить здесь.
    Харвуд с минуту вглядывался в воду, в вязкий склон  берега,  торчавшие
корни деревьев и наконец сказал:
    - Нам придется нести девушку.
    - Я помогу, - крикнул Шэнди. Френд метнул в Шэнди злобный  взгляд,  но
Харвуд бросил, не оборачиваясь:
    - Нет, я, Френд и Боннет справимся сами.
    -  Верно,  -  прогудел  Тэтч.  -  Остальным  и  так  хватит  работенки
прорубаться сквозь эти джунгли.
    Шэнди вздохнул и опустил весло. Он раскачал факел  и,  выдрав  его  из
крепления, подал его и траву Дэвису, а затем и сам выбрался из шлюпки.
    В сапоги немедленно залилась вода, и прохладная болотная жижа остудила
его разгоряченные ноги.



    С  полчаса  их  странная  процессия  брела  по  низинной,   болотистой
местности, разбрызгивая грязь, спотыкаясь о кочки и  переплетения  корней,
от одного сухого островка до другого. У Шэнди устала правая рука,  которой
он ножом прорубал дорогу, пот тек со лба, но он упорно шел  все  дальше  и
дальше, внимательно следя за тем, чтобы факел в левой руке  не  затухал  и
чтобы дымок от трав не прекращался ни на минуту.
    Харвуд, Боннет и Френд, шатаясь, плелись позади, останавливаясь каждые
несколько ярдов, чтобы поудобнее перехватить то, что несли:  факел,  ящики
Харвуда и Бет. Раза два Шэнди  слышал  всплески,  сопровождаемые  взрывами
визгливой ругани Харвуда и рыданиями Бет.
    Вскоре после того, как их восьмерка  ступила  на  берег,  головы-грибы
начали периодически чихать, выпуская в  воздух  маленькие  облачка  белого
порошка, похожего на  споры  или  пыльцу.  Густой,  низко  стелющийся  дым
факелов, однако, отгонял их, словно каждый факел был  источником  сильного
ветра, не действующего, правда, ни на что, кроме порошка.
    - Вот эта пыльца, - выдохнул Харвуд, когда несколько шаров  поблизости
чихнули одновременно, - вот она... от нее у тебя эта зараза, Тэтч.
    Тэтч расхохотался, срубая молодое деревце перед  собой  одним  взмахом
ножа.
    - Рассадники привидений, да?
    Шэнди, оглянувшись назад, заметил, как Харвуд  недовольно  поморщился,
смущенный отсутствием научной строгости в этом определении.
    - Приблизительно так, - буркнул он, наклонившись  вперед  и  поудобнее
устраивая ноги дочери на своих плечах.
    Шэнди сосредоточился на  своей  задаче.  Все  это  время  он  старался
держаться как можно дальше от  гребца  Тэтча,  который  столь  механически
размахивал своим мачете, что напомнил Шэнди приводимые  в  движение  водой
фигуры в садах Тиволи в Италии. В результате Шэнди  все  время  оказывался
между Дэвисом и Тэтчем.
    Ощущение присутствия огромного невидимого существа усилилось вновь,  и
опять Шэнди чувствовал, как это нечто склоняется над ними, негодуя  против
того, что восемь чужаков осмелились вторгнуться в его владения.
    Воткнув нож в дерево, Шэнди густо посыпал факел травой из  клеенчатого
мешка. Дым облаком взмыл вверх, едва не ослепив его,  пока  Шэнди  выдирал
нож из ствола. На этот раз, когда дым растворился в листве  деревьев,  лес
потрясло  глухое  рычание,  так  что  даже   вязкая   почва   под   ногами
содрогнулась. В ворчании  явственно  читались  раздражение  и  гнев;  было
совершенно очевидно, что ни одно существо из плоти и крови к  этому  звуку
не причастно.
    Тэтч шагнул назад, подозрительно оглядев стену зарослей.
    - В первый раз, когда я тут был, - пробормотал он, обращаясь к  Дэвису
и Шэнди, - я разговаривал с туземцами, с индейцами из племени крик,  лечил
их в обмен на сведения. Они упоминали о существе, которое  называли  "эсте
фаста". Сказали, что это значит "дайте человека". Похоже, какая-то местная
разновидность лоа. Вот я и думаю, не наш ли это рычун.
    - Но он-то не лез к тебе тогда, - глухо проговорил Дэвис.
    - Нет, - согласился Тэтч. - Но в тот раз у меня и не было средства  от
привидений. Вероятно, он решил, что ему нет нужды вмешиваться.
    "Великолепно", -  подумал  Шэнди.  Он  перевел  взгляд  на  освещенные
факелом переплетения ветвей и на одну или  две  секунды  раньше  остальных
заметил, что ветви и лианы извиваются в неподвижном воздухе.
    Тут движение заметил и Тэтч, и как только растения  приняли  очертание
гигантской руки, тянущейся к путникам, он бросился вперед, обронив  факел,
и рубанул наотмашь, рассекая лианы и ветви на куски.
    - Ну давай, дьявол, -  прорычал  Тэтч.  Он  и  сам  представлял  собой
пугающее зрелище: оскаленные зубы,  вращающиеся  безумные  глаза,  тлеющие
фитили в бороде и волосах. - Попробуй только еще помахать на меня ветвями!
    И не дожидаясь ответа незнакомого лоа, он устремился вперед,  крича  и
размахивая над головой мачете.
    - Выходи, ты, слизняк, nammy-оул! - взревел он,  переходя,  как  решил
Шэнди, на диалект ямайских горных племен. -  Да  разве  по  силам  жалкому
дегче бунгодйппи напугать хунзи канцо?!
    Шэнди уже почти не видел Тэтча, было лишь слышно, как мачете с хрустом
врубается в заросли, как шелестят, разлетаясь в  разные  стороны,  обрывки
лиан. Пригнувшись и выставив вперед нож, Шэнди думал, что,  вероятно,  это
бешенство - единственный  способ  для  Тэтча  избавиться  от  страха.  Тут
великан-пират снова выскочил из темноты. Часть фителей в бороде и  волосах
потухла, но он все еще являл собой впечатляющее зрелище. Тэтч подскочил  к
нему и выхватил из кармана  камзола  мешочек  с  травой.  Зубами  разорвав
клеенку, Тэтч швырнул траву прямо в грязь перед собой.
    - Ага! - заорал он, обращаясь к джунглям. Он выхватил у Шэнди факел  и
ткнул его в рассыпанную траву. - Отныне ты мой раб!
    Взлетели облака пара и дыма, воняющего раскаленной  грязью  и  горящей
травой, вызвав такой душераздирающий вопль нечеловеческого гнева  и  боли,
что джунгли содрогнулись. Шэнди упал, и на него посыпались листья. Пытаясь
подняться и ворочаясь в скользкой жиже, Шэнди видел силуэт Тэтча,  который
стоял, широко  расставив  ноги  и  запрокинув  бородатую  голову,  издавая
оглушительное  хриплое  рычание.  Звук  был  ужасен:  так   доисторические
огромные ящеры вызывали друг друга  на  бой.  Шэнди  подумалось,  что  ему
гораздо ближе волки, вой которых не раз доводилось слышать  в  те  далекие
годы, когда они вдвоем с отцом путешествовали по северным землям.
    Троица, несшая Бет, остановилась как  вкопанная.  Шэнди,  пригнувшись,
стоял с одной стороны Тэтча, бледный, спокойный Дэвис с саблей наголо -  с
другой.
    Внезапно порыв ветра унес отголоски  вопля  Тэтча,  и  остался  только
шелест грибов-голов. Ни одна птица не посмела крикнуть.
    Шэнди вдруг осознал,  что  эти  шары  действительно  открыли  глаза  и
говорят на разных языках,  а  не  шелестят.  Ближайший  к  нему  жаловался
по-французски: как это  жестоко,  что  такую  пожилую  женщину  забыли  ее
подлецы-дети. А гриб поближе к Дэвису  на  шотландском  диалекте  бормотал
советы, какие мог бы давать отец сыну, отправляющемуся  в  большой  город.
Шэнди с удивлением услышал, как тот наставляет отпрыска помалкивать насчет
религии и казни короля. "Казнь короля? - удивленно подумал Шэнди.  -  Что,
кто-то прикончил короля Георга... или речь идет о казни Карла I в  прошлом
веке?"
    Тэтч медленно опустил голову, яростным взглядом уставился на небольшой
лавр, усыпанный плодами, а затем одним взмахом мачете срубил его. И  когда
оно упало, вместо путаницы ветвей и лиан открылся  провал  тьмы,  потянуло
прохладой и вдали забрезжило  смутное  сияние,  как  будто  за  горизонтом
находился ярко освещенный город.
    Тэтч смачно выругался и шагнул  в  образовавшийся  проем;  его  гребец
последовал за ним. Шэнди и Дэвис обменялись взглядами,  пожали  плечами  и
шагнули в темноту.
    Джунгли исчезли. Перед ними простиралась  равнина,  освещенная  луной.
Ярдах в двухстах перед ними тянулся парапет, окружавший  огромный  круглый
бассейн,  больший,  чем  Колизей.  Вдали,  над  центром  бассейна,  висело
огромное светлое пятно - то ли  отблеск  огня,  то  ли  брызги,  -  и  вся
светящаяся масса медленно вздымалась  и  опадала,  как  плавающие  в  меду
опалы. Глядя на мелькающие огни, Шэнди с холодком в груди осознал, что  не
имеет никакого представления о том, далеко ли до них. То они казались  ему
радужными стеклянными бабочками, вьющимися на расстоянии вытянутой руки от
факела Харвуда, то - неким небесным феноменом, отстоящим от Земли  дальше,
чем солнце и планеты. Да и в самом  бассейне,  как  заметил  позже  Шэнди,
заключалась странность - как он ни щурился и ни вглядывался,  он  вынужден
был признать, что определить высоту  парапета  просто  невозможно.  Далеко
слева и справа от стены к центру уходили ажурные мосты.
    Пряжки на сапогах Шэнди стали невыносимо горячими. Обжигаясь о рукоять
ножа, он наклонился и спорол их. Он старался не думать о  кожаных  ножнах,
которые теперь начали дымиться, и о том, когда же наступит черед  гвоздей,
которые держат подметки. Слава Богу, что Тэтч запретил брать пистолеты.
    - Дальше я не ходил,  -  тихо  заметил  Тэтч,  обернулся  к  Дэвису  и
осклабился. - Давай пройди до края бассейна.
    Дэвис сглотнул и сделал шаг вперед.
    - Стой! - крикнул Харвуд. Он, Френд и Боннет, спотыкаясь,  только  что
прошли в проем в стене джунглей. Они едва успели опустить  Бет  на  землю,
прежде чем сами повалились на черный песок. Харвуд первым  принял  сидячее
положение. - Направления здесь теряют смысл. Можно  идти  прямо,  пока  не
умрешь от истощения, но так и не приблизиться к фонтану. Скорее  всего  он
будет перемещаться по кругу, не давая приблизиться.
    Тэтч засмеялся:
    - Я не собирался давать ему уйти далеко, Харвуд. Однако ты  прав,  так
оно и было. Два дня я шел к нему, прежде чем понял, что добраться до  него
невозможно. И еще три дня мне понадобилось, чтобы вернуться туда,  где  мы
стоим.
    Харвуд принялся отряхиваться.
    - Дней? - спросил он сухо.
    Тэтч бросил на него удивленный взгляд.
    - Пожалуй, нет. Солнце всходило, это верно, рассвет  тут  же  сменялся
закатом, дня между ними не было.
    Харвуд кивнул:
    - Мы сейчас на самом деле не во Флориде, во всяком случае, не более во
Флориде, чем в любом другом  месте.  Кто-нибудь  из  вас  серьезно  изучал
Пифагора?
    Дэвис и Тэтч признали, что нет.
    - Противоречия в его философии здесь не являются противоречиями. Я  уж
не знаю, имеет ли здесь место общий случай или какой-то  частный  вариант,
но корень из двух здесь не является иррациональным числом.
    - Бесконечность - апейрон, в том виде, в каком она  существует  здесь,
никак не противоречила бы Аристотелю, - добавил Лео Френд,  на  этот  раз,
похоже, в виде исключения совсем забывший о Бет Харвуд.
    - Отличные новости для Гарри Стоттла, - сказал Тэтч. - Здесь  я  смогу
избавиться от моих приведений?
    - Да, - ответил Харвуд. - Для  этого  надо  просто  доставить  тебя  к
бассейну. Тэтч махнул в сторону фонтана:
    - Веди нас.
    - Поведу. - Харвуд потянулся к сверткам, которые  принес  с  собой,  и
осторожно опустил их на песок.
    Пока Харвуд и Френд развязывали свертки, Шэнди подошел к Бет.
    - Как вы себя чувствуете? - были единственные  слова,  которые  пришли
ему в голову.
    - Хорошо, спасибо, -  механически  ответила  она.  Ее  глаза  невидяще
смотрели в пустоту, она дышала неглубоко и часто.
    - Держитесь, - прошептал Шэнди, сердясь на свою беспомощность.  -  Как
только мы вернемся к морю, клянусь, я вызволю вас отсюда и...
    Ее ноги подкосились, и она начала падать. Шэнди успел подхватить ее и,
поняв, что она потеряла сознание, осторожно опустил ее на песок. Лео Френд
тут же оттолкнул его и принялся нащупывать пульс и  подымать  веко,  чтобы
определить, реагирует ли зрачок на свет.
    Шэнди поднялся и поглядел на Харвуда, который зажигал от факела лампу,
доставленную в одном из свертков.
    - Как вы можете так поступать с собственной  дочерью?  -  спросил  его
Шэнди хрипло. -  Сукин  вы  сын.  Надеюсь,  что  ваша  Маргарет  оживет  и
проклянет вас, а потом растает в мерзкую, вонючую лужу, такую же  поганую,
как ваша душа.
    Харвуд бросил на него равнодушный взгляд  и  снова  вернулся  к  своей
работе. Он запалил фитиль  лампы  и  теперь  опускал  колпак.  Колпак  был
металлический, и в нем в определенном порядке оказались прорезаны щели. На
песок  лег  узор  из  переплетающихся  полосок  света.  Шэнди   шагнул   к
однорукому, но Тэтч преградил ему дорогу.
    - Потом, сынок, - сказал пират. - Харвуд сейчас мне нужен, и  если  ты
помешаешь моим планам, то я тебе выпущу кишки. - Он повернулся к  Харвуду.
- Ты готов?
    - Да. - Харвуд воткнул пылающий факел в песок и поднялся, держа  лампу
в руке. Деревянная шкатулка свисала с его пояса, как рыболовный  садок.  -
Она пришла в себя? - спросил он у Лео Френда.
    - Да, - отозвался толстяк. - Это был просто обморок.
    - Несите ее.
    Харвуд  поднял  лампу  единственной  рукой  и  стал   вглядываться   в
отбрасываемый ею световой узор, потом кивнул  и  двинулся  в  направлении,
ведущем чуть прочь от фонтана.
    Френд с трудом выпрямился с Бет на плече, хотя от усилий кровь прилила
к лицу. Он затопал вслед за  Харвудом,  дыша  натужно  и  громко.  За  ним
последовали все остальные. Боннет и гребец Тэтча замыкали процессию.
    Они шли не без остановок.  Харвуд  часто  сомневался,  всматривался  в
рисунок, образованный отблесками света, и принимался энергично  спорить  с
Лео Фрейдом о математических тонкостях. Один раз Шэнди услышал, как  Френд
указал на ошибку в "ваших антиньютоновских уравнениях". Несколько раз  они
меняли направление и довольно долго кружили на одном месте,  однако  Шэнди
заметил, что, каким бы ни было их видимое движение, луна все время  висела
над его левым плечом.  Он  только  поежился  от  этого,  воздержавшись  от
саркастических комментариев.
    Факел, который Харвуд воткнул в песок, часто был виден впереди,  сзади
и один-два раза сбоку. Но каждый раз, когда  Шэнди  смотрел  на  него,  он
отдалялся все дальше и дальше. Сам фонтан оставался чем-то неопределенным,
определить расстояние до него было невозможно, но Шэнди  все  же  заметил,
что зазор между ажурными мостами явно сократился.
    И тогда он увидел толпу. Вначале Шэнди  подумал,  что  это  стелющийся
туман, но чем больше он приглядывался к неровным полосам на горизонте, тем
лучше различал, что состоят они из сотен тысяч молчаливых  фигур,  которые
мечутся из стороны в сторону. Руки взметались ввысь и  колыхались,  словно
трава на ветру.
    - Никогда бы не поверил, - тихо сказал  Харвуд,  отвлекаясь  от  своих
подсчетов, - что смерть постигла столь многих.
    "Ад, - подумал Шэнди, -  песнь  третья,  если  не  ошибаюсь.  Впрочем,
сейчас это не имеет значения".
    Мосты теперь почти совсем сблизились, и небо  начало  светлеть  в  том
месте, где мог находиться восток. Световой рисунок  от  лампы  Харвуда  на
песке  явственно  приобретал  багрово-ржавый  оттенок.  Харвуд   и   Френд
заторопились. Формы, вздымавшиеся и опадавшие в  самом  сердце  источника,
все больше и больше серели, теряя цвет, и походили на облака водяной пыли,
а не на всполохи огня.  С  приближением  дня  мертвая  тишина  становилась
совсем противоестественной: ни щебета птиц, ни шороха листвы, даже  тысячи
мечущихся душ и сам фонтан не издавали ни единого звука. Воздух посвежел с
тех пор, как они оставили  джунгли,  хотя  ноги  согревались  от  железных
гвоздей в сапогах, да и руки можно было погреть над дымящимися ножнами.
    Шэнди то и дело оглядывался  на  далекую  точку  оставленного  факела,
поэтому чуть не сбил с ног Харвуда, когда вся группа остановилась.
    Теперь перед ними был всего один мост, широкой аркой вздымавшийся  над
бассейном. Мост был шириной в шесть  футов  и  вымощен  широкими  плоскими
плитами, перила достигали  уровня  плеч,  и  хотя  издали  мосты  казались
крутыми, теперь стало видно, что мост почти совершенно горизонтален, очень
постепенно поднимаясь к тому месту, где он исчезал в  колышущемся  облаке.
Как ни странно выглядел мост, Шэнди показалось, что он уже его видел.
    - Твой черед, - сказал Харвуд Тэтчу. Великан-пират, чей пояс и  сапоги
дымились и искрились, словно тлеющие фитили в спутанной бороде и  волосах,
шагнул на мост...
    ...и, казалось, взорвался. Клочья серого тумана вдруг полетели у  него
из  ушей,  из  носа,  а  одежда  заходила   волнами,   задергалась.   Руки
самопроизвольно  взметнулись  вверх,  когда  из  рукавов  вырвались  серые
облачка. Тэтч зарычал и, несмотря на конвульсии, умудрился  повернуться  к
ним лицом.
    - Оставайся там! - закричал Харвуд. - Не сходи с моста! Это твои  духи
обратились в бегство!
    Бурный исход привидений шел  на  убыль,  но  Тэтч  все  еще  продолжал
дергаться. Его пояс и сапоги загорелись. Обжигаясь,  он  вырвал  из  ножен
раскаленную саблю, одним движением рассек ею пояс и отшвырнул ее на песок,
затем отбросил и пояс. Потом Тэтч стащил с себя сапоги, встал и  улыбнулся
Харвуду.
    - Вот теперь оставьте все железо.  "...Всяк  сюда  входящий",  -  эхом
пронеслось в мозгу Шэнди.
    - Спускайся. Можешь подождать меня здесь вместе с остальными, - сказал
Харвуд. - Твои привидения сгинули, а  черной  магической  травы  у  нас  в
избытке. С теми двумя факелами, которые у нас остались, ее  вполне  хватит
на обратную дорогу, мы уже не рискуем подцепить новую заразу.  Я  выполнил
наш уговор. Мы с Лео скоро вернемся и проведем вас всех к тому месту,  где
этот мир соединяется с известным вам миром.
    Шэнди облегченно вздохнул и  стал  оглядываться,  ища  место,  где  бы
присесть, когда заметил, что Френд и не собирается опускать Бет Харвуд.
    - К-кто, - заикаясь, спросил Шэнди. - Кто идет туда, а кто остается?
    -  Лео,  девушка  и  я,  мы  отправляемся  вместе,  -  отрезал  Харвуд
нетерпеливо, ставя лампу на песок. Он снял пояс, сапоги,  потом  гротескно
интимным движением присел перед Фрейдом  и  одной  рукой  расстегнул  пояс
толстяка. Заляпанные грязью туфли Фрейда, по-видимому, не  имели  железных
украшений.
    - Я тоже иду, - объявил Тэтч, не сходя с моста. - Два года назад я шел
сюда совсем не затем, чтобы стать добычей привидений.
    Он глянул мимо Харвуда,  и  через  секунду  Боннет  и  гребец  шагнули
вперед. Боннет принялся стаскивать пояс и сапоги, у гребца же одежда  была
зашита на нем, а на ногах не было никакой обуви.
    - Они пойдут со мной, - сказал Тэтч. Дэвис  заметно  осунулся  с  того
момента,  как  они  покинули  побережье,  но  в  глазах  его   промелькнул
насмешливый огонек, и он начал стягивать сапоги.
    "Мне это вовсе не обязательно, от меня ничего не требуется, -  подумал
Шэнди почти спокойно. - Я и так уже на обочине реальности  -  я  просто  и
шагу не сделаю дальше. Никто из них уже не вернется, и мне придется самому
догадаться о магическом секрете лампы Харвуда, чтобы добраться до джунглей
и найти дорогу обратно. Почему  вообще  я  пошел  с  ними?  Почему  вообще
оставил Англию?"
    Он обнаружил, что непоколебимо уверен: выбраться он  сумеет...  И  тут
его бросило в краску, когда он осознал -  эта  уверенность  не  более  чем
остатки детского убеждения: если долго и громко  плакать,  то  обязательно
кто-нибудь возьмет его за руку и отведет домой.
    Какое право имели эти люди ставить его в такое унизительное положение?
    Он глянул на Бет Харвуд, которая все еще без сознания висела на  плече
Лео Френда. Ее лицо по-прежнему сохраняло для него свою красоту,  но  было
осунувшимся и носило отпечаток пережитых испытаний. Невинность, которой не
угрожает ужасная опасность. Не было бы... разве не было бы  гуманнее  дать
ей умереть сейчас, пока она без сознания и еще не подверглась мучениям?
    Все еще охваченный сомнениями, он поймал взгляд Лео Френда. На толстом
лице доктора играла уверенная, презрительная усмешка, и он передвинул свою
пухлую лапу на бедре Бет.
    В  тот  же  самый  момент  Харвуд  принялся   успокоительно   напевать
вполголоса, опустился на четвереньки, потом распластался на песке, бормоча
ласковые слова, и затрепыхался на нем в нарастающем темпе.
    Лео Френд побагровел и отдернул руку от бедра Бет.
    - Мистер Харвуд! - взвизгнул он не своим голосом.
    Харвуд, не прекращая движений, довольно хихикнул.
    - Как я заметил, он быстро выходит из этих припадков, - заметил  Тэтч,
- мы просто немного подождем.
    "Да что они все кругом, помешались, что ли, - подумал Шэнди. -  Харвуд
- единственный шанс, чертовски ненадежный,  выбраться  обратно  живыми.  А
теперь он даже более безумен, чем губернатор Сауни.  Нет  никакой  надежды
выжить, если не вернуться немедленно. Я не хочу раньше  времени  оказаться
среди молчаливых серых легионов на  этом  неестественном  горизонте.  Джек
Шэнди не сделает ни шагу, дождется темноты, и когда вы, обреченные глупцы,
не появитесь, я как-нибудь найду способ воспользоваться лампой  Харвуда  и
назло всем доберусь до факела, джунглей, шлюпок, берега. Я, конечно, потом
пожалею о своей трусости, но по крайней мере я смогу  сожалеть  при  ярком
свете солнца, попивая вино".
    Шэнди шагнул  прочь  от  моста  и  сел.  Он  не  собирался  ни  с  кем
встречаться взглядом, но, оглядываясь  в  поисках  лампы  Харвуда,  поднял
глаза на Дэвиса. Тот смотрел прямо на него. Старый пират весело  улыбался,
явно чем-то довольный.
    Шэнди улыбнулся в ответ, обрадовавшись, что Дэвис  понимает  его...  и
тогда сообразил: Дэвис решил, будто он присел снять сапоги.
    И тут он с отчаянием понял, что не может просто  отсидеться.  Все  это
было глупо, так же глупо, как и порыв отца, обнажившего нож  против  целой
банды, подстерегавшей их в темной аллее, как и нападение капитана  Чаворта
на вооруженного пистолетом Дэвиса. Но Шэнди чувствовал, что, как и у  них,
у него не осталось другого пути. Он рывком сбросил сапоги и поднялся.
    К тому времени как Лео Френд оторвал свой взгляд от нелепо дергающейся
фигуры Бенджамена Харвуда, сапоги Шэнди валялись в песке, а сам  он  стоял
перед доктором.
    - В чем дело? - спросил Шэнди толстяка слегка  дрогнувшим  голосом.  -
Что, способен только лапать девиц, когда они в обмороке?
    Лицо Френда стало свекольного цвета.
    - Не б-будь-дь идди-ди...
    - Мне кажется, он хочет сказать: не говори чепухи, Джек,  -  с  охотой
пояснил Дэвис.
    - Ты уверен? - спросил Шэнди саркастически. - А  мне  послышалось,  он
хотел сказать: да, потому что только в  таком  состоянии  их  от  меня  не
тошнит.
    Лео Френд попытался что-то сказать, но не  мог  произнести  ни  слова.
Затем у него из носа хлынула кровь,  яркие  красные  пятна  расплылись  на
шелковой манишке.
    Колени у него  подогнулись,  и  Шэнди  на  мгновение  показалось,  что
толстяк вот-вот грохнется в обморок или скончается на месте.
    Однако Френд выпрямился, вздохнул полной грудью, поудобнее  перехватил
Бет и шагнул на мост.
    Харвуд перевернулся на спину и несколько мгновений блаженно  улыбался,
глядя в  небо,  затем,  дернувшись,  осмотрелся,  поморщился  и  поднялся,
стряхивая песок.
    - Мы с Фрейдом пойдем впереди, - сказал он, вступая на мост.
    Шэнди и Дэвис последовали за ним, а замыкали шествие Боннет и гребец.
    Однако стоило гребцу ступить на плиты  моста,  как  он  исчез,  и  его
зашитая одежда кучкой свалилась на камни.
    Харвуд вопросительно посмотрел на Тэтча:
    - Твой слуга, похоже, был мертвецом?
    - М-м-м... да, - отозвался Тэтч.
    - А, - Харвуд пожал плечами. - Следовало ожидать. Что из праха придет,
то в прах и обратится. Он повернулся к ним спиной и зашагал вперед.



    Некоторое  время  они  шли  молча.  Единственным  звуком,   нарушавшим
гнетущую тишину, было шлепанье босых ног по  плитам.  Чтобы  отвлечься,  а
заодно удовлетворить любопытство, Шэнди принялся  мысленно  считать  шаги.
Когда счет перевалил за две тысячи, солнечный свет вновь стал меркнуть.  У
Шэнди не было  ни  малейшего  представления,  сколько  же  длился  светлый
период.
    Они, казалось, проходили теперь сквозь перемежающиеся полосы  света  и
тени, и один раз Шэнди показалось, что  он  уловил  запах  ладана.  Харвуд
замедлил шаги, и Шэнди невольно глянул в его сторону.
    Все они шли по центральному проходу церкви.  Харвуд  единственный  был
одет  в  длинный  нарядный  кафтан,  и  его  каштановые  волосы  оказались
тщательно завиты; остальная часть процессии по-прежнему выглядела так  же:
в драных  лохмотьях,  грязные,  босоногие.  Харвуд  держал  одну  руку  на
деревянном ящике, а другой размахивал при ходьбе. Теперь у него снова  обе
руки, без всякого удивления констатировал Шэнди, словно во сне.
    Он посмотрел вперед, на алтарь. Там приветливо  улыбался  им  какой-то
священник, но сбоку стоял мальчик-хорист,  смотревший  на  них  с  большим
ужасом, чем можно было бы объяснить просто их растерзанным внешним  видом.
Шэнди нервно оглянулся назад...
    ...И увидел, что мост, да и  долина  за  ним  погрузились  в  глубокие
сумерки. Он опять повернул голову к алтарю, но алтарь уже таял, растекался
серыми прядями, на Шэнди еще  раз  повеяло  ладаном,  и  мост  вновь  стал
мостом.
    "Что это было? - гадал он. - Сцена из воспоминаний Харвуда? Видели  ли
то же самое Дэвис и Тэтч, или же иллюзия коснулась только меня,  поскольку
я взглянул на Харвуда именно в тот момент, когда он думал об этом?"
    Шэнди заметил на плитах моста кровавые пятна.  По  сгусткам  и  каплям
крови, по отпечаткам ладоней Джек  заключил,  что  по  мосту  ползли  двое
истекающих кровью людей. Он нагнулся и тронул  пальцем  одно  из  пятен  -
кровь  была  еще  свежа.  По  какой-то  причине  это  открытие  очень  его
встревожило, хотя это и казалось пустяком по сравнению со всем  остальным.
Впереди не было видно никого, ни идущего, ни ползущего, но Шэнди продолжал
с беспокойством поглядывать вперед.
    В воздухе и до этого не было особой свежести, а теперь он и вовсе стал
затхлым, с неясными запахами тушеной капусты и грязных простынь. Шэнди  по
очереди оглядел своих спутников, и когда он  посмотрел  на  Френда,  перед
Шэнди внезапно возникла сцена: толстяк был совсем молод, почти  мальчишка,
и хотя он двигался, не отставая от остальных, он в то  же  время  лежал  в
постели. Шэнди проследил  за  взглядом  мальчика  и  с  изумлением  увидел
смутные очертания женских форм  за  полупрозрачными  занавесками.  В  этих
фигурах присутствовала наивно преувеличенная  эротичность,  как  в  грубых
мальчишеских рисунках на стенах. Но почему у них всех седые волосы?
    Сцена растворилась во всплеске белизны, и вновь под ногами были  плиты
моста. Нога  Шэнди  наткнулась  на  что-то,  похожее  на  камешек,  но  он
откуда-то знал, что это зуб. Ему стало не по себе.
    Теперь под ногами был песок, и Шэнди видел Дэвиса  при  свете  костра.
Лицо того было круглее, волосы темнее, и  на  Дэвисе  была  рваная  куртка
офицера  английского  флота.  Шэнди   огляделся.   Они   шли   по   берегу
Нью-Провиденс, правее смутно различался Свиной остров, и  костры  усеивали
дюны с левой стороны. Но костров было меньше, и  кораблей  в  гавани  было
немного. И остовы кораблей, которые  помнил  Шэнди,  отсутствовали.  Дэвис
разговаривал  с  Тэтчем.  Шэнди  не  слышал  их  беседы,  но  хотя   Дэвис
пренебрежительно качал головой  и  смеялся,  он  все-таки  казался  чем-то
расстроен и даже напуган. Казалось, что Тэтч на чем-то настаивал, Дэвис же
не отказывался прямо, а скорее  просто  тянул  время,  явно  сомневаясь  в
искренности предложения. В конце концов  Тэтч  вздохнул,  отступил  назад,
расправил плечи и сделал жест  рукой,  указывая  на  песок.  Шэнди  обдало
жаркой волной запаха нагретого металла, песок зашевелился,  кое-где  стали
проглядывать белеющие кости, их становилось все  больше,  они  сползались,
соединялись вместе, пока не собрались в человеческий скелет. Дэвис стоял и
смотрел; его улыбка превратилась в напряженный оскал. Скелет выпрямился  и
повернулся к нему... Тэтч что-то сказал,  скелет  опустился  на  колени  и
склонил  голову-череп.  Тэтч  взмахнул  рукой,  кости  вновь   рассыпались
бесформенной грудой, а Тэтч снова начал в чем-то  убеждать  Дэвиса.  Дэвис
по-прежнему ничего не отвечал, но насмешливый скептицизм покинул его.
    И Шэнди опять шел по запятнанному кровью мосту. - Скоро же мы  дойдем,
черт возьми? - спросил он. Заговорив, Шэнди  вдруг  испугался,  что  голос
выдаст его нарастающий страх, но  мертвый,  стоячий  воздух  заглушил  его
слова настолько, что он едва расслышал их сам.
    Не обращая на него внимания, остальные продолжали идти. Пару раз Шэнди
казалось, что он слышит скрежет металла по  камням,  задыхающиеся  всхлипы
впереди на мосту, но серые призрачные сумерки не давали ничего разглядеть.
Воздух стал тягучим и густым, как сироп, когда еще одна крупинка сахара  -
и начнется кристаллизация. И хотя это вызывало у него ужас, Шэнди  все  же
не удержался и отыскал глазами Тэтча... и на какое-то время перестал  быть
самим собой.
    Он был пятнадцатилетним подростком, известным беглым чернокожим  рабом
в горах, как Джонни Кон, хотя  с  того  самого  времени,  как  он  однажды
злоупотребил  заклинаниями  хунган,  он  перестал   считаться   подходящим
учеником для уважающего себя жреца вуду и не имел  больше  права  называть
себя аджаникон. Эд Тэтч  будет  его  настоящим  именем,  именем  взрослого
человека, и через три дня он может с полным правом носить его.
    Сегодня первый день его посвящения лоа, который станет его проводником
по жизни и чьи цели отныне он будет разделять. Чернокожие маррочы, которые
растили его с младенческих лет, этим утром препроводили Джонни к  подножию
голубых гор к дому Жана Петро,  легендарного  колдуна,  который,  по  всем
свидетельствам,  проживал  здесь  больше  ста  лет  и,  как  утверждалось,
сотворил многих лоа. Из-за этого ему приходилось жить  в  доме  на  сваях,
потому что земля от долгого соседства с  ним  становилась  бесплодной.  По
сравнению с Петро все прочие бокоры  Карибского  моря  считались  простыми
каплата - уличными фокусниками.
    Марроны были беглыми рабами, родом из Сенегала, Дагомеи и Конго. Им не
стоило труда привыкнуть к тяжелым условиям жизни  в  горах  Ямайки.  Белые
колонисты настолько опасались негров, что даже платили  ежегодную  дань  в
надежде уберечь свои поселения от грабежа. Но  даже  марроны  отказывались
приблизиться к дому Жана Петро ближе, чем на полмили.  Парень  в  одиночку
спустился по горной тропинке мимо хлевов,  мимо  сада,  а  затем  вышел  к
самому дому. За домом протекала речка, и старик оказался  там.  За  сваями
Тэтч увидел сначала его голые ноги, костлявые и узловатые,  как  палки  из
терна. Тэтч был, конечно, бос, и, проделав несколько пассов в сторону кур,
копошившихся вокруг свай, заставляя их  молчать,  сам  бесшумно  перебежал
маленький дворик, подкрался к углу дома и выглянул.  Старый  колдун  Петро
медленно ковылял по берегу то и  дело  наклоняясь  и  вылавливая  из  воды
квадратные бутыли; он  внимательно  всматривался  в  затуманенное  стекло,
встряхивал и прислушивался  к  чему-то,  побарабанив  по  стеклу  длинными
ногтями, потом снова опускал бутылку в воду.
    Тэтч показываться не спешил и дождался,  когда  в  конце  концов  лицо
старого бокора сморщилось в  улыбке,  когда  он  прислушался  к  бульканью
очередной  бутыли.  Он  вновь  побарабанил  ногтями   по   стеклу,   затем
прислушался и вновь побарабанил, напоминая  заключенного  камеры-одиночки,
который долгое время терпеливо простукивал стены и наконец услышал ответ.
    - Это уж точно наш парень, - дребезжащим старческим  голоском  нарушил
он вдруг молчание. - Здесь Геде, лоа, который...  ну  вроде  подручного  у
того, которому ты нужен.
    Тэтч понял, что замечен и старик  теперь  обращается  к  нему.  Своего
места он не покинул, но откликнулся:
    - Нужен? Но это я выбрал его.
    Старик хихикнул:
    - Что ж, его здесь, в речке, нет. И нам нужен Геде, чтобы его позвать.
Да и Геде у нас просто в виде намека. Здесь, в  этой  бутыли,  лишь  часть
его, пупок,  можно  сказать,  ровно  столько,  сколько  нужно,  чтобы  его
позвать. - Петро повернулся и шаркающей походкой направился во  двор,  где
стоял Тэтч. - Видишь ли,  мальчик  мой,  мертвые  со  временем  становятся
могучими. Что для твоего прадедушки было лишь беспокойным привидением,  то
твоим внукам предстанет могучим лоа. И я научился направлять их,  склонять
в нужном направлении, вот как виноградную лозу. Крестьянин сажает  семечко
в почву, и вот вырастает дерево -  а  я  сажаю  привидение  в  бутыль  под
бегущей водой, и получается лоа.  -  Старик  улыбнулся,  обнажив  немногие
оставшиеся зубы в белых деснах, и махнул бутылью  в  сторону  речки.  -  Я
вырастил их больше дюжины, они, правда, не такого качества, как лоа  Рады,
те, которые прибыли с нами из Гвинеи, но зато  я  могу  их  вырастить  для
особых целей.
    Куры в тени дома  уже  оправились  от  заклинания  Тэтча  и  принялись
кудахтать и хлопать крыльями. Петро мигнул, и они опять замолкли.
    - Конечно, - продолжил Петро, - тот, кому ты нужен или кого ты хочешь,
коль тебе так больше нравится, - старый  Барон  Суббота,  существо  совсем
другого сорта. - Он покачал головой, и глазки его благоговейно сощурились.
- Раза два или три за всю  мою  жизнь  мне  случайно  удавалось  сотворить
нечто, что обладало сильным сходством... с той  или  иной  тварью  в  мире
духов, понимаешь? Сходство оказывалось слишком большим,  чтобы  они  могли
существовать порознь. И вот тогда у меня в бутыли  появлялось  нечто,  для
чего она оказывалась тесна, очень тесна... пусть даже в виде  намека.  Мой
домишко чуть было не  снесло  со  свай  -  когда  Барон  Суббота  чересчур
разросся, бутыль взорвалась. Рвануло так, что деревья повырывало с корнем,
а русло речки пересохло на целый час. Вон там до сих пор глубокая, широкая
заводь, на берегах ничего не растет, и  каждую  весну  приходится  мешками
вытаскивать дохлых головастиков.
    Молодой Тэтч вызывающе уставился на бутыль.
    - Так что, в твоей пивной бутылке всего лишь слуга Барона Субботы?
    - Более или менее. Но Геде могучий лоа.  Он  номер  два  здесь  только
потому, что Барон уж очень велик. И как всех других лоа,  Геде  необходимо
пригласить, а затем умилостивить, прибегая к обрядам,  какие  он  требует,
чтобы он снизошел до нашей просьбы. Ну вот,  я  уже  раздобыл  простыни  с
постели умершего злодея и черный балахон для тебя,  и  сегодня  суббота  -
священный день Геде. Мы зажарим для него цыпленочка и козленочка. И где-то
у меня припасен целый бочонок рома - ведь  Геде  много  выпивает.  Сегодня
мы...
    - Я не за тем тащился сюда с гор, чтобы иметь  дело  с  лакеем  Барона
Субботы. Жан Петро широко осклабился:
    - А-а-а. - Он протянул бутылку парню. - Что ж, почему бы тебе самому с
ним не поговорить? Подними бутылку к  солнцу  и  попробуй  разглядеть  его
внутри... тогда ты сможешь высказать ему свое мнение.
    Тэтч сам никогда не имел дело  с  лоа,  но  попытался  скрыть  это  за
напускной уверенностью, с которой он выхватил бутылку из рук старика.
    - Так и быть. Ну что ж, привидение, - презрительно сказал он, хотя  во
рту у него пересохло и сердце бешено колотилось, - покажись.
    Сначала он не мог разглядеть  в  бутылке  ничего,  кроме  отсветов  от
неровностей стекла, но потом  заметил  некое  движение.  Он  присмотрелся.
Сначала  ему  показалось,  что  в  бутылке  в  мутной   жидкости   плавает
неоперившийся птенец с жалкими крылышками и лапками.
    А потом в голове  у  него  раздался  голос,  визгливо  тарахтевший  на
ломаном французском. Тэтч уловил лишь малую часть, но и  по  этому  малому
сообразил,  чего  требовал  лоа:  не  только  цыпленка  и   рома,   но   и
причитающихся ему по праву сладостей,  в  каких  он  захочет  количествах.
Голос грозил ужасными карами, если будет опущен  хоть  один  из  элементов
помпезного, замысловатого обряда приглашения, а уж  если  хоть  кто-нибудь
позволит себе засмеяться... В  то  же  время  у  Тэтча  возникло  ощущение
древнего  возраста  и  могущества,  которое   неимоверно   разрослось,   и
разрослось за  счет  былой  личности,  от  которой  теперь  осталась  лишь
крошечная часть: словно печная труба,  стоящая  посреди  объятого  пожаром
дома. И этот старческий маразм, как осознал Тэтч, и великая мощь нисколько
не противоречили друг другу - одно было следствием другого.
    Потом существо заметило  Тэтча.  Тирада  резко  оборвалась;  казалось,
будто говорящий в замешательстве  оглядывается.  Тэтчу  живо  представился
старый  король,  внезапно  обнаруживший,  что  он  не  один,  и   суетливо
поправляющий мантию и причесывающий реденькие  седые  волосы.  Однако  тут
Геде, по всей видимости, вызвал в памяти слова  Тэтча,  потому  что  вновь
юноша услышал голос, но это был уже не сварливый тенор, а рев  взбешенного
льва.
    - Привиденьице?! - гневался Геде. - Лакей?!
    Голова Тэтча дернулась от невидимого удара, кровь потекла из  носа  по
верхней губе. Пытаясь  устоять,  он  сделал  два  шага  назад,  попробовал
отшвырнуть бутыль, но она словно прилипла к ладони.
    - Тэтч твое имя, а? - Голос внутри черепа резанул, словно  острый  нож
кокосовую мякоть.
    Невидимый  кулак  с  невероятной  силой  врезался  в  живот,   дыхание
перехватило, кровь так и хлестала из носа. Тэтч не удержался  на  ногах  и
плюхнулся на песок. Мгновением позже одежда на нем вспыхнула. Не имея  сил
подняться, он покатился к речке,  содрогаясь  от  невидимых  ударов,  пока
наконец не добрался до воды и не погрузился в нее. Он бился и извивался  в
воде, не в силах избавиться от проклятой бутыли, а голос в голове твердил,
не умолкая:
    - Я расскажу Барону. Уж он обратит на тебя внимание.
    Наконец Тэтчу удалось выбраться на берег. Волосы обгорели  до  корней,
от одежды остались лишь мокрые обугленные лохмотья, кровь стекала с  руки,
в которой была бутылка. Но когда он поднял ее, рука у него не дрожала.  Он
с прищуром вгляделся в стеклянные глубины бутыли.
    - Давай, давай, - прошептал он, - ты, жалкая маринованная селедка...
    Яркий солнечный свет внезапно потускнел, и вновь его одежда была суха,
и он шел по мосту, снова став Джеком Шэнди.  Пятна  крови  на  плитах  под
ногами попадались теперь реже - возможно, раненые перевязали  друг  друга.
Повинуясь внезапному порыву, он наклонился и, прикоснувшись  к  одному  из
пятен, тут же отдернул руку - кровь была не только свежа, но  и  тепла,  и
еще громче, чем прежде, он услышал хриплое дыхание впереди.
    Джек поднял голову и тут сообразил, почему ему казалось, что мост  ему
знаком. Вот они, эти ползущие окровавленные фигуры, до  них  совсем  рукой
подать. Седовласая голова одного вся в пятнах слипшейся засохшей крови,  а
второй, более молодой, старается ползти, не  прикасаясь  к  плитам  правой
рукой, пальцы которой неестественно согнуты и  чудовищно  распухли.  Вдали
мигали тусклые огни города Нанта, и Шэнди  знал,  что  этим  двоим  так  и
придется ползти до самого трактира. Их  никто  не  заметит,  им  никто  не
поможет. Они ползком доберутся  до  своей  маленькой  каморки  с  жесткими
холодными постелями и вечными марионетками. Шэнди бросился вперед и присел
на корточки перед отцом. Один глаз  заливала  запекшаяся  кровь,  и  Шэнди
знал, что в скором будущем отец  лишится  именно  этого  глаза.  Его  лицо
застыло от напряжения, и воздух  свистел  сквозь  щели  на  месте  выбитых
зубов.
    - Папа! - позвал Шэнди, наклоняясь к  самому  уху  отца.  -  Папа,  ты
унаследовал кучу денег! Твой отец умер и оставил тебе поместье. Свяжись  с
властями на Гаити, в Порт-о-Пренсе, слышишь?
    Старый Франсуа Шанданьяк его не слышал. Шэнди повторил  это  еще  раза
два, а потом сдался и  перебежал  к  другому  -  совсем  еще  юному  Джону
Шанданьяку.
    - Джон! - позвал Джек, наклоняясь  над  своей  копией.  -  Слушай,  не
бросай отца! Возьми его с собой, не щади себя,  ты,  проклятый  деревянный
хорист! - Шэнди задыхался, по щекам взрослого бородатого лица текли слезы,
так же, как кровь - по лицу юноши.  -  Он  в  одиночку  ничего  не  сможет
сделать, но гордость, ты же знаешь, не позволит ему признаться в этом.  Не
оставляй его, ведь он - единственное, что у тебя есть на  этом  свете.  Он
любит тебя. Ведь он умрет в одиночестве, от холода и голода, думая о тебе,
когда  ты  уже  будешь  наслаждаться  уютом  в  Англии,  не  вспоминая   о
собственном отце.
    Молодой Шанданьяк не слышал его. Шэнди уткнулся лбом в холодные  плиты
моста, его тело сотрясали рыдания, а призрак его проползал сквозь него.
    Кто-то потряс его за плечо. Он поднял голову. Изможденное лицо  Дэвиса
улыбалось ему сверху.
    - Возьми себя в руки, Джек, - с ноткой сочувствия сказал старый  пират
и кивнул вперед. - Мы прибыли.



    Мост исчез, и Шэнди запоздало подумал: да  видели  ли  остальные  этот
мост? Быть может, Харвуду представлялся лишь  нескончаемо  длинный  проход
между рядами в церкви? Теперь они все стояли на глинистом склоне, и  Шэнди
ощущал, как ледяная влага, пропитавшая штаны, холодит колени.
    Шэнди растерянно огляделся, его снова охватила паника, он  чувствовал,
что во всей этой картине было нечто ужасно  неправильное,  неестественное,
но что именно, определить  никак  не  мог.  Глинистый  склон  большой  ямы
изгибался с обеих сторон, замыкаясь вдали, и внизу,  на  дне,  булькала  и
журчала вода. Небо застилали рваные, стремительно несущиеся  тучи,  сквозь
которые  мелькала  луна.  Он  оглядел  своих  семерых  спутников,  пытаясь
угадать, разделяют ли остальные его непонятную тревогу. Он не  смог  этого
определить.  Бет  пришла  в  сознание  и  оглядывалась,  не  понимая,  где
находится.  Лицо  Боннета  было  столь   же   невыразительно,   как   лицо
набальзамированного трупа.
    - Вперед, - сказал Харвуд, и они двинулись вниз.
    Хотя Шэнди несколько раз оскальзывался и съезжал по сырой  глине,  его
подавляла массивность земли.  Несмотря  на  высоко  несущиеся  облака,  он
испытывал что-то похожее на клаустрофобию.
    Только тут его поразило - семь спутников? Их должно быть всего  шесть!
Он приотстал и пересчитал: вот Тэтч и Дэвис, это Боннет, а там Бет, Френд,
Харвуд. Больше никого, всего шесть. Шэнди заторопился  вслед  за  ними  и,
чтобы успокоить  себя,  снова  пересчитал  всех...  на  этот  раз  у  него
получилось семь.
    Запах затхлой воды и чего-то похожего на старые трубы  ударил  в  нос.
Самое подходящее место для отвратительных запахов,  решил  он.  Эта  мысль
напомнила ему кое о чем, и он пробрался к Дэвису.
    - Кстати,  об  этой  вони,  -  пробормотал  Шэнди  вполголоса,  -  мне
казалось, ты говорил, что магию воскрешения на суше не осуществить...
    - Соскучился по запаху раскаленного железа? - отозвался пират. -  Нет,
нет, Джек, подобной магии здесь не творят. Они просто приспосабливают свои
души и смогут заняться воскрешениями позже, где-нибудь в море.
    Склон выровнялся, и они  смогли  выпрямиться,  не  опасаясь  скатиться
вниз.
    - Нет, они ничего не смогут здесь сделать, чувствуешь, какая земля под
ногами плотная? Весь остальной  мир  кажется  чем-то  вроде  неустойчивого
плота.
    Именно так оно и  есть,  сообразил  Шэнди.  Вот  что  его  беспокоило:
никакого ощущения движения. Раньше он никогда бы не подумал, что, стоя  на
твердой  земле,  можно  уловить  ее  движение,  разве  только   во   время
землетрясения. До этого момента он  бы  лишь  посмеялся  над  каждым,  кто
заявил  бы,  будто  способен  уловить  движение   планеты   Земля   сквозь
пространство. Но вот  теперь  ему  казалось,  что  он  всегда  ощущал  это
движение, пусть и не на сознательном  уровне,  ощущал  так  же,  как  рыба
чувствует воду.
    Коперник, Галилей и Ньютон, подумал он, им  бы  это  место  показалось
чем-то еще более неестественным, чем ему самому.
    Они все собрались  на  ровной  поверхности,  за  исключением  Боннета,
который, усевшись на склон, медленно сползал по нему, отталкиваясь руками.
    - А сколько нас здесь всего? - спросил Шэнди у Дэвиса.
    - Э-э-э, семеро, - ответил пират.
    - Посчитай.
    Дэвис посчитал и даже сплюнул:
    - Ты, Боннет и Тэтч, плюс трое из  Старого  Света,  да  я  сам,  всего
семеро. Все так, больше никого нет. Уф, на мгновение мне  показалось,  что
нас восемь.
    Шэнди угрюмо покачал головой:
    - Пересчитай вновь, но  быстро,  и  насчитаешь  восемь.  Если  считать
медленно и называть каждого, то получается семь.
    Дэвис так и поступил: сначала  пересчитал  быстро,  затем  медленно  и
поименно. Он устало выругался.
    - Джек, - сказал он с отвращением, за которым  прятался  страх,  -  мы
заколдованы, что ли? Ну как это может быть,  что  среди  нас  есть  чужак,
который становится невидимым, лишь когда мы считаем медленно.
    Шэнди даже и не пытался найти ответ.  Он  пристально  приглядывался  к
фонтану. Он заметил,  что  вода,  бившая  в  воздух,  была  до  странности
плотной; падая, она шлепала, а не плескалась. И именно она была источником
неясного слабого света, как и этого сладковатого, затхлого запаха.  Теперь
он видел лица, движущиеся в этой воде, сотни  лиц,  появлявшихся  друг  за
другом, как если бы фонтан был зеркалом,  вращавшимся  в  центре  огромной
толпы, и каждое мелькавшее в нем лицо  искажалось  гримасой  либо  ярости,
либо ужаса. Испытав отвращение, Шэнди все же  шагнул  вперед  -  и  увидел
колыхающиеся занавеси бледного цветного света, похожие на северное сияние.
Они струились вверх до самых  бегущих  облаков,  и  казалось,  именно  они
заставляли облака клубиться и нестись по небу.
    Харвуд встал рядом с Шэнди. Однорукий старик взволнованно дышал.
    - Не смотрите по сторонам, - сказал он. -  Все...  просто  смотрите  в
одну сторону. Тот, с кем мне надо побеседовать,  не  может  появиться  при
излишнем внимании.
    С холодком в груди Шэнди вдруг сообразил, что Харвуд, видимо,  говорит
о той самой фигуре, которую они с Дэвисом обнаруживали при пересчете.
    Неожиданно рядом с ними  раздался  шепот.  Шэнди  ожидал,  что  Харвуд
потребует тишины, однако вместо этого однорукий колдун отозвался на языке,
неизвестном Шэнди. И только тогда до него дошло, что шептали  на  этом  же
языке и что шептал один из них.
    Чужой голос вновь заговорил, теперь  значительно  громче,  и  у  Шэнди
создалось впечатление, что говорящий стоит совсем рядом, у него за плечом.
Шэнди послушно старался смотреть только перед собой,  однако  краем  глаза
все-таки различал смутную фигуру. Дэвис стоял с другой стороны...  значит,
это и есть их загадочный спутник? Или это Боннет, а может, даже Бет? Шэнди
так и подмывало бросить взгляд.
    Голос оборвался.
    - Смотреть перед собой, - напомнил всем Харвуд. - Закройте глаза, если
хотите, но только не оглядывайтесь.
    Потом он снова заговорил, на этот раз на другом языке. Когда он умолк,
что-то сказал и Лео Френд; его фраза прозвучала как вопрос.
    Голос отозвался и принялся что-то бормотать, а Шэнди гадал,  долго  ли
он еще сумеет удержаться и не оглянуться. От одной мысли закрыть  глаза  в
этом ужасном недвижном месте у него мурашки забегали по спине, но и стоять
неподвижно становилось совсем невмоготу.
    Наконец голос умолк, Харвуд и Френд зашевелились. Шэнди рискнул искоса
бросить на них взгляд.  Они  торопились  к  берегу  бассейна,  окружающего
фонтан. Войдя в тягучую жидкость, они наклонились и,  зачерпывая  ладонями
воду, принялись жадно ее пить. Потом опять выбрались на глинистый склон, и
Харвуд заговорил.
    Лишь несколько секунд спустя голос очень тихо  отозвался  -  наверное,
потому, что многие глядели по сторонам. Он  произнес  буквально  несколько
звуков.
    Тотчас Харвуд и Френд принялись  рыться  в  карманах.  Харвуд  вытащил
перочинный нож, а Френд шпильку из напудренного парика.  Оба  одновременно
укололи себе пальцы и стряхнули кровь прямо на землю.
    Упав на глину, капли зашипели, и Шэнди на  мгновение  показалось,  что
вверх протянулись руки со скрюченными пальцами. Лишь потом  он  сообразил,
что это растения -  длинные,  тонкие,  кактусообразные  в  этом  пустынном
месте. Шэнди разглядел еще и третье растение чуть  дальше  по  берегу,  но
засохшее и поникшее.
    Черная Борода двинулся вперед, и хотя Харвуд пытался  остановить  его,
Тэтч в два прыжка оказался в воде вокруг фонтана, наклонился, выпил  воды,
затем вышел, укусил палец и тоже стряхнул капельки крови на землю. И снова
они зашипели, снова забурлила грязь, и появилось еще одно растение рядом с
другими.
    Оба мага уставились на него со слегка  встревоженными  выражениями  на
лицах. Потом Харвуд повел плечами и пробормотал:
    - Ничего не поделаешь.
    Харвуд опять заговорил, голос на этот раз отозвался тихо, едва слышно,
и доносился с другой стороны, из-за спины Дэвиса.
    - Проклятие, - пробормотал Харвуд,  когда  голос  стих.  -  Он  ничего
сейчас об этом не знает. Шэнди увидел, как Френд пожал плечами.
    - Мы можем подождать немного, пока он узнает ответ.
    - Мы будем ждать до тех пор, пока он не узнает  и  не  скажет  мне,  -
твердо сказал Харвуд.
    - Кто это "он"? - спросил Тэтч.
    - Э-э... существо, с которым мы разговаривали,  -  ответил  Харвуд.  -
Хотя местоимение "он", пожалуй, вряд ли здесь применимо.
    Он вздохнул, очевидно, от безнадежности попытки что-либо объяснить. Но
затем преподавательская привычка все-таки одержала верх.
    - Законы механики Ньютона весьма полезны в описании мира,  который  мы
знаем: сила действия равна силе противодействия, и равномерно  двигающийся
объект будет двигаться равномерно бесконечно долго, если на него не  будет
действовать никакая иная сила. Но если вы  станете  изучать  самые  мелкие
движения, если будете исследовать их  в  таких  деталях,  что  вас  сочтут
сумасшедшим, то заметите: законы механики  Ньютона  справедливы  лишь  для
большинства случаев. В  самых  же  крошечных  промежутках  пространства  и
времени присутствует элемент неопределенности, и любая истина  оказывается
не такой уж непреложной. В нашем привычном  мире  это  не  так  уж  важно,
поскольку шансы за и против, как вы бы сказали, от места к месту  довольно
постоянны и согласуются с законами известной нам механики. Но  здесь,  где
нет постоянства, здесь происходит поляризация, хотя на первый взгляд мы  и
видим то же самое, что и везде. Нет гибкости, нет мягкости в  этой  почве,
нет неопределенности, и поэтому в окружающем пространстве может  произойти
что угодно. Мы расспрашивали гипотетическую личность, лишь  стремящуюся  к
обретению сознания. Тэтч фыркнул.
    - И на каком же языке разговаривает эта самая гипотетическая личность?
    - На самом древнем, - невозмутимо отозвался Харвуд.
    - И поэтому, - Шэнди с удивлением заметил, что спрашивает  он  сам,  -
поэтому его так трудно увидеть?
    - Да, - сказал Харвуд. - И не пытайтесь. Оно  нигде  не  присутствует,
слово "где" так же неприменимо к этому феномену, как и "он". Если вы ищете
что-то, то вы ищете нечто вполне определенное,  в  конкретном  месте  и  в
конкретном времени. Основываясь на этом, можно найти множество  вещей,  но
вы не найдете... - Тут он оборвал себя, безнадежно махнув рукой.
    По крайней мере с минуту все молча  стояли,  ежась  в  ожидании,  пока
Харвуд  повторял  снова  и  снова  какую-то  неразборчивую  фразу.   Шэнди
обернулся было к Бет, но Харвуд заметил и гневно прикрикнул на него.
    Наконец молчание нарушил Тэтч:
    - Эта задержка не входила в нашу сделку.
    - Отлично, -  сказал  Харвуд.  Он  снова  бросил  непонятную  фразу  в
темноту, а затем добавил, обращаясь к Тэтчу: - Ступай, если хочешь.  Желаю
удачи на пути к джунглям.
    Тэтч выругался, но не сделал ни малейшего движения.
    - Твой приятель-призрак что-то отыскивает для тебя, да?
    - Нет. Когда он снова появится, то это будет не та  личность,  хотя  и
другой личностью его тоже не назовешь. "То же самое" и  "другое"  чересчур
специфичны и конкретны, и он вовсе не ищет того, что я хочу знать.  Просто
когда появится, он уже будет знать. Если не в этот раз,  то  в  следующий.
Похоже на ожидание, когда при игре  в  кости  загадываешь  на  двойку  или
двенадцать.
    Время текло медленно, наконец на один из терпеливых  призывов  Харвуда
отозвались. Отец Бет о чем-то побеседовал с обладателем невидимого голоса,
а потом Шэнди услышал, как он тяжело зашлепал по грязи.
    - Ну вот и все, теперь можете смотреть куда угодно.  Шэнди  глянул  на
Харвуда, и ему не  понравилось  выражение  его  лица:  прищуренные  глаза,
решительно сжатые губы...
    - Лео, - бросил Харвуд на ходу, - держи Элизабет.
    Френд с радостным пыхтением собрался выполнять приказ.  Сознание  Бет,
казалось, все еще было затуманено, хотя Шэнди заметил, что дышит она очень
быстро.
    Харвуд отвязал деревянную шкатулку  со  своего  пояса,  зубами  поддел
крышку и снял ее. Шэнди не видел, что там внутри. Харвуд подошел к  Френду
с Бет и подставил шкатулку под руку Бет.
    - Пусти-ка кровь, Лео.
    Шэнди рванулся было вперед, но  Френд,  облизывая  губы  и  полузакрыв
глаза, опередил его и уколол ей палец своей шпилькой.  Это  вывело  ее  из
полудремотного состояния. Она заглянула в шкатулку, куда капала  кровь  из
пальца, взвизгнула  и  метнулась  прочь,  на  четвереньках  карабкаясь  по
скользкому склону.
    Шэнди бросился за ней, догнал и обхватил за плечи.
    - Все уже позади. Бет, - выдохнул он. - У вас только поранена рука, но
мы остались в живых. Думаю, мы скоро отправимся в  обратный  путь.  Худшее
уже...
    - Это голова моей матери! - взвизгнула Бет. - В этой  шкатулке  голова
моей матери!
    При этих словах Шэнди невольно с  ужасом  оглянулся  на  Харвуда.  Тот
сидел в грязи, запирая крышку шкатулки, его лицо  прямо-таки  лучилось  от
радости. А Лео Френд застыл на  месте,  голодным  взглядом  провожая  Бет.
Однако Дэвис и Тэтч смотрели на однорукого с изумлением и отвращением.
    Харвуд с усилием поднялся на ноги.
    - Назад, - сказал он. - Назад, к морю.
    От возбуждения и ликования ему было трудно говорить.
    Путники с трудом вскарабкались вверх по склону. Наверху Шэнди обхватил
Бет за талию и пошел рядом с ней, хотя она и не замечала его присутствия.
    Мост пропал. Харвуд вел их теперь по грунтовой дороге  меж  вересковых
полей  под  ненастным  небом.  Вдали  поднимались  горы,  и  когда   Шэнди
оглянулся, он увидел каменные  строения  за  высокой  стеной,  похожие  на
монастырь. Приглядевшись получше,  он  различил  на  стене  над  закрытыми
воротами тоненькую фигуру с длинными развевающимися волосами.
    От  безжизненно  плетущейся  рядом  молодой  женщины  ему  не  удалось
добиться никакого отклика, но когда  он  оглянулся  назад  и  помахал  той
девушке,  которая  стояла  на  стене,  она  помахала  ему  в  ответ  -   с
благодарностью, как ему показалось.



    Харвуд и Френд благополучно довели их до полосы темного песка, где все
нашли свои еще горячие сапоги и ножи; затем два мага вновь воспользовались
лампой с прорезями в колпаке, чтобы отыскать  дорогу  к  горящему  факелу,
который  Харвуд  оставил  воткнутым  в  песок.  Наконец  они  вернулись  в
привычный  мир.  Даже  черные  джунгли  Флориды  казались   теперь   Шэнди
по-домашнему уютными, и он радостно вдыхал  запахи  болота,  как  человек,
вернувшийся к ароматным лугам своего детства.
    После того как он помог Дэвису и лунатику-Боннету запалить все  факелы
и столкнуть лодки на воду, он взял Бет за руку и провел к  лодке,  которую
занимали они с Дэвисом.
    - Вы поплывете обратно, - сказал он твердо. Харвуд услышал это и начал
страстно возражать - но несколько секунд не мог выдавить из  себя  ничего,
кроме младенческого агуканья. Потом он взял себя  в  руки,  закрыл  глаза,
чтобы сосредоточиться, и начал снова:
    - Дочь... останется... со мной.
    Настойчивость Харвуда встревожила Шэнди. Ему казалось, он догадался  о
планах Харвуда, но теперь у него возникло подозрение,  что  здесь  крылось
куда больше, чем он предполагал.
    - Зачем? - осторожно спросил он. - Она же больше вам не нужна.
    - Ошибаешься, парень, - поперхнулся от  возмущения  Харвуд.  -  Просто
я... да как это  объяснить...  взвел  курок,  а  выстрел  последует...  на
Рождество. Маргарет останется... хочу сказать... ее дитя...  останется  со
мной.
    - В-верно, - вставил Френд,  дергая  слюнявой  нижней  губой.  -  М-мы
п-позабот-тимся... - Тут он сдался и мотнул головой в сторону  лодки,  где
сидел Боннет.
    Внезапно до Шэнди дошло, каковы в действительности  могли  быть  планы
Харвуда.  Он  решил  проверить  свои  подозрения  тотчас  же.   Шэнди   не
беспокоило, не испугает ли он Харвуда, а Бет была слишком погружена в себя
и почти не обращала внимание на происходящее  вокруг.  Он  схватил  нож  и
приставил лезвие к горлу Бет, держа его так, чтобы Харвуду не было  видно:
на самом деле девушке ничто не угрожает.
    Торжествующее выражение на лице  Харвуда  в  мгновение  ока  сменилось
паническим ужасом. Он упал на колени прямо в лужу, они  с  Френдом  что-то
злобно забормотали.
    Опасения Шэнди подтвердились, и он злорадно улыбнулся.
    - Значит, договорились, - сказал он и, пятясь и не опуская ножа, повел
Бет за собой к шлюпке, где ждал озабоченный Дэвис.
    Харвуд умоляюще обернулся к Тэтчу и, простирая руки, невнятно замычал.
    Тэтч, с прищуром наблюдавший за разыгравшейся в свете факелов  драмой,
медленно покачал головой.
    - Я выполнил свои обязательства, -  сказал  он.  -  Вмешиваться  я  не
стану.
    Шэнди и Бет, похожая на сомнамбулу, забрались в лодку, Дэвис  поспешно
оттолкнулся от берега, и Шэнди спрятал нож в ножны.
    Как оказалось, Боннет  был  способен  направлять  лодку  только  прямо
вперед, и Лео Френду с его массивным задом пришлось самому сесть на банку,
сильно накренив при этом лодку, и взяться за весла своими холеными пухлыми
ручками. Харвуд сгорбился на корме, упершись рукой в колено и тяжело дыша.
    Тэтч резким толчком весла вывел свою лодку вперед. Факел на носу  ярко
высвечивал контур его головы с гривой всклокоченных  волос,  и  Шэнди  это
напомнило затмение солнца.
    - По всей видимости, - заметил  Тэтч,  -  мой  гребец  уже  больше  не
появится.
    Харвуд поднял голову и с усилием ответил:
    - Нет. Как и твои привидения. Пока горят факелы... пока тлеет трава...
они все останутся здесь.
    - Тогда будем надеяться, что я сумею вспомнить дорогу.
    Френд испуганно заморгал:
    - Что? Но вы же провели  нас  вверх  по  реке,  теперь  осталось  лишь
вернуться...
    Дэвис расхохотался:
    - Ты ведь не забыл оставить след из свежих хлебных крошек, а, Тэтч?
    - Как же, держи карман шире, -  недовольно  откликнулся  Тэтч,  толкая
лодку вперед. - Но  если  заблудимся,  справимся  о  дороге  в  первой  же
попавшейся таверне, на которую набредем.
    Три  шлюпки  медленно  продвигались   вперед   во   влажной   темноте,
разгоняемой только оранжевым  пламенем  факелов.  Головы  белесых  грибов,
усеивавшие  берега,  теперь  молчали,  издавая  лишь  прерывистый   скрип,
напоминавший тихий храп.
    Через некоторое время протока, по которой они  плыли,  расширилась,  и
стало возможно  нормально  грести.  Шэнди  снова  уселся  на  носу  лодки,
чувствуя  себя  куда  спокойнее,  поскольку  не  приходилось   все   время
отталкиваться от берегов и корней.
    И тут его охватил внезапный гнев, горячее желание  убить  кого-нибудь.
Он бросил свирепый взгляд на Харвуда, но  тот  сидел  жалкий,  понурый,  а
Френд повизгивал всякий раз, налегая на  весла.  Шэнди  понял,  что  гнев,
который он сейчас испытывал, отличается от его  собственного.  Его  эмоции
были бурными, гнев, смешанный с ужасом, душил его, но то, что он испытывал
сейчас, было привычной злобой, исходившей от разума слишком  эгоистичного,
чтобы испытывать ужас.
    Тэтч вскочил на ноги и выхватил факел из крепления.
    - А, это опять наш дружок, эсте фаста, - пробормотал он негромко. - Не
терпится ему порычать на нас да помахать ветвями перед нашими носами.
    Эта лесная тварь, казалось, все слышала, ибо Шэнди явственно  различил
в затопивших его миазмах ярости нотку горького юмора.
    Шэнди ощущал, как это нечто хищно  наклоняется  над  шлюпками.  Воздух
стал тяжелым, Шэнди дышал с трудом. Инстинктивно он схватил горсть травы и
швырнул на горящий факел. Вонючий дым заклубился, потянулся ввысь, к своду
лиан и мхов над головой.
    Он ощутил внезапно боль, охватившую тварь. На  этот  раз  не  было  ни
вопля,  ни  отступления.  Дух  джунглей  понес  урон,  но  отступаться  не
собирался.
    Вода и воздух, сами заросли вокруг задрожали,  заколебались  и  начали
меняться.
    - Продолжайте... плыть... -  послышался  крик  Харвуда.  -  Быстрее...
быстрее отсюда...
    - Если повезет! - горько бросил Дэвис, наваливаясь на весла.
    Поверхность воды задрожала, как студень, и в поднявшийся от болота пар
посыпался сверху всякий мусор: листва, обломанные сучья.  Шлюпка  странным
образом вдруг стала ненадежной, гибкой, и  когда  Шэнди  глянул  себе  под
ноги, то заметил, что вместо  отесанных  досок  под  ним  самые  настоящие
ветви, которые с невероятной быстротой пускали побеги, на которых  тут  же
распускались зеленые листья.
    Шэнди заметил у себя на запястье прилипшую водоросль. Он попытался  ее
стряхнуть, но водоросль держалась цепко, тогда он ухватил ее за  кончик  и
потянул; однако оказалось, что  он  просто  вытягивает  побег  из  дыры  в
собственной руке; и Шенди почувствовал, как что-то натянулось в его плече.
Он немедленно перестал тянуть  и  тут  же  обнаружил,  что  из-под  ногтей
проклюнулись маленькие изумрудные ростки.
    Он глянул на Дэвиса. У того на затылке разросся целый  цветник.  Цветы
распускались прямо на глазах, и треуголка съехала набок. Бет билась,  тоже
охваченная превращением в  растение.  Содрогнувшись,  Шэнди  оглянулся  на
третью шлюпку.
    Раздвигая побеги, которые росли из  самого  горла,  Харвуд  с  усилием
прохрипел:
    - Бросьте же... ему... кого-нибудь...
    - Боннета, - проквакал Френд. Он буквально прирос к шлюпке  и  веслам,
только руки еще оставались живыми. - Отдайте этой твари Боннета...
    Тэтч поднял  голову,  вместо  которой  теперь  на  плечах  красовалась
гигантская орхидея. Завибрировали листья, и послышался свистящий шепот:
    - Да... Боннета...
    Букет на голове Дэвиса кивнул.
    Шэнди почувствовал, как по ступням течет  вода,  и  понял,  что  ноги,
пустив корни, проросли сквозь дно шлюпки и достигли поверхности болота. Но
даже теперь он не мог заставить себя кивнуть.
    - Нет, - прошептал он. - Нет. Не могу. Дэвис, разве я... я  сдал  тебя
англичанам? Плечи Дэвиса поникли.
    - Черт бы тебя побрал, Джек, - просипел он. Шэнди вновь  покосился  на
третью лодку.  Лео  Френд  превратился  теперь  в  бочкообразный  ствол  с
торчащими во все стороны ветками. Покрытый лишайником кипарисовый пень был
Стидом  Боннетом,  а  Харвуд,  уже  неспособный  говорить,  превратился  в
папоротник, листья которого метались и раскачивались,  словно  их  трепали
порывы ветра.
    Дэвис яростно налегал на весла, но их  шлюпка  разваливалась  быстрее,
чем остальные две, и почти совсем затонула. Шэнди подумал, что  они  могли
бы еще успеть: достаточно Дэвису перестать грести, и  дождаться,  когда  к
ним приблизится шлюпка Харвуда, и скинуть  Боннета  в  воду.  После  такой
жертвы тварь, может быть, позволит им уйти... Но Шэнди удалось  отговорить
Дэвиса от таких действий.
    Дэвис выпрямился,  отпустив  весла.  "Он  собирается  это  сделать,  -
подумал Шэнди. - Это неправильно, мне все это не нравится, но, ради  Бога,
Фил, поторопись".
    Дэвис поднял ногу и провел по  залепленной  грязью  подошве  пальмовым
листом, который вырос у него вместо ладони, затем соскреб грязь с  другого
сапога и, к удивлению Шэнди, слепил небольшой шарик грязи.
    "Черт возьми, - подумал Шэнди. - На что годится шарик грязи?"
    Чудовищно удлинившиеся пальцы ног Шэнди нащупали дно реки и  принялись
зарываться в почву. Он ощутил, как по ним вверх хлынули питательные  соки.
Руки его тоже стали побегами, и теперь было даже трудно различить, где его
собственная плоть, а где доски лодки.
    Дэвис оперся рукой на извивающийся планшир, и ладонь  туг  же  пустила
корни, но зацветший пират отвел назад  другую  руку,  собрал  все  силы  и
швырнул ком грязи прямо вверх.
    И тут будто бомба взорвалась. Воздух разорвало  пронзительным  воплем,
от  которого  оглохли  уши  и  онемело  сознание.  Шлюпки  закачались   на
поднявшейся волне. Невидимая свинцовая тяжесть, разлитая вокруг,  сгинула.
Воздух внезапно стал  таким  холодным,  что  у  Шэнди  заломило  зубы.  Он
перекатился на бок...  и  только  сейчас  сообразил,  что  может  свободно
двигаться, что он уже не составляет единого целого со шлюпкой, да  и  сама
лодка приобрела прежний нормальный вид,  а  не  раскачивается  под  ногами
клубком извивающихся зеленых ветвей. Под  ногами  даже  было  относительно
сухо. Бет ничком лежала на корме; потеряла она  сознание  или  нет,  Шэнди
определить не мог, но по крайней мере она  дышала  и  обрела  человеческие
формы. Дэвис обессиленно поник на веслах и прижимал к груди  покрасневшую,
как от ожога, руку. Бесшумно закапал дождик, хотя по-прежнему густой полог
деревьев закрывал от них небо.
    В  ушах  Шэнди  звенело,  ему  пришлось  кричать,   чтобы   расслышать
собственные слова:
    - Комок грязи покончил с ним?
    - Грязь на моих сапогах была с берега у фонтана. Здесь она  смертельна
для живых мертвецов. - Шэнди расслышал его с трудом.
    Он глянул вперед. Тэтч, явно откладывая все объяснения на  потом,  уже
сел на весла и энергично греб.
    - Разрешите внести предложение, сэр, - как пьяный, обратился  Шэнди  к
Дэвису. - Не лучше ли нам, черт возьми, убраться отсюда со всей  возможной
поспешностью?
    Дэвис откинул со лба волосы и взялся за весла:
    - Мой дорогой друг, ваше предложение принимается с благодарностью.
    Пространство  вокруг  постепенно   наполнилось   приглушенным   шумом,
каким-то не то лаем, не то хрюканьем. До Шэнди не  сразу  дошло,  что  это
разговаривают уже знакомые шары.
    - Растительные ребята что-то не на шутку разошлись! - крикнул он через
плечо.
    - Подвыпили, я думаю, - с несколько  истеричной  веселостью  отозвался
Дэвис, перекрывая поднявшийся гам. - Уже в печенках сидят.
    Бет  наконец  приподнялась   и   села,   глядя   прямо   перед   собой
полуприкрытыми глазами. Могло бы показаться, будто  она  просто  отдыхает,
если бы не побелевшие костяшки вцепившихся в планшир пальцев.
    Мало-помалу вокруг факелов стали образовываться ореолы от сгущающегося
тумана. Впереди шлюпка Тэтча завернула к югу, и хотя Дэвис,  по  указаниям
Шэнди, направил лодку в ту же протоку, они уже  больше  не  видели  шлюпки
Тэтча. Оранжевые блики света на деревьях  отбрасывались  лишь  факелом  их
собственной шлюпки, и хотя  они  явственно  расслышали  рев  Тэтча,  когда
окликнули  его,  голос  пирата  донесся  издали  и  определить   по   нему
направление оказалось невозможным.
    Убедившись наконец, что они  потеряли  шлюпку  Тэтча  из  виду,  Шэнди
оглянулся назад; следовавшей за ними шлюпки Харвуда также не было видно.
    - Мы предоставлены самим себе, - сказал он Дэвису. - Скажи, ты сможешь
вывести нас к морю?
    Дэвис перестал грести и  стал  оглядывать  заводи  и  протоки  вокруг,
неотличимые от десятков других, которые  они  миновали.  Нависающие  кроны
деревьев, густые заросли на берегу -  болото  одинаково  тянулось  во  все
стороны.
    - Запросто, - сказал он и сплюнул в маслянистую воду за  бортом.  -  Я
определю направление по звездам.
    Шэнди поднял глаза. Высокий полог переплетенных ветвей, мха, листьев и
лиан был так же непроницаем, как купол собора.
    В течение следующего часа  Шэнди  не  переставая  окликал  две  другие
шлюпки,  не  получая  ответа.  Бет  сидела  совершенно  неподвижно,  туман
становился все гуще, и Дэвис греб по извилистым протокам,  стараясь  плыть
по течению. Продвижение  затрудняли  тупики  и  тихие  заводи,  в  которых
течение было неуловимо слабым. В  конце  концов  им  удалось  выбраться  в
широкую протоку, где течение казалось  более  сильным.  Шэнди  обрадовался
этому, поскольку факел уже начинал гаснуть.
    - Теперь течение нас выведет, - выдохнул Дэвис, выгребая  на  середину
протоки.
    Шэнди заметил, как он морщится, наваливаясь на весла, и вспомнил,  что
Дэвис обжегся, кидая комок грязи в лоа. Он собрался было настоять на  том,
чтобы сменить Дэвиса, когда  с  берега  их  неожиданно  окликнул  один  из
грибов-голов.
    -  Тупик,  -  прошелестел  он.  -  Возьмите  левее,  там  уже,  но  вы
выберетесь.
    К удивлению Шэнди, ему показалось, что он узнает голос.
    - Что-что? - переспросил он быстро. Дождевик молчал, а Дэвис продолжал
грести по широкой протоке.
    - Оно сказало, что это тупик, - после паузы сказал Шэнди.
    - Во-первых, - хрипло ответил Дэвис, - оно торчит  тут  в  грязи,  так
откуда ему знать, куда нам плыть. А во-вторых, почему мы должны верить?  С
какой стати ей давать нам искренний совет? Мы чуть не пустили корни здесь,
не забудь, а этот парень не смог улизнуть. Так почему же  ему  давать  нам
полезный совет? Неудачники любят компанию...
    Шэнди с сомнением нахмурился.
    - Нет, Дэвис, эти... Мы ведь не в них превращались, мы все становились
нормальными растениями, цветами, кустами... Мы отличались друг  от  друга,
были разные, а эти ребята - они все один к одному...
    - Назад,  Джек!  -  запищал  очередной  белесый  шар.  И  вновь  Шэнди
показалось, что он улавливает знакомую интонацию.
    - Что бы там  ни  было,  -  сказал  Дэвис  упрямо,  -  а  эта  протока
становится все шире.
    Один из шаров свисал прямо с ветвей дерева, и когда они проплывали под
ним, он приоткрыл маленькое отверстие, очень похожее на крохотный ротик, и
сказал:
    - Впереди болото и зыбучие пески, верь мне, Джек.  Шэнди  поглядел  на
Дэвиса.
    - Это же... это же голос моего отца, - прошептал он.
    - Не... может... быть, - выдавил Дэвис, налегая на весла.
    Шэнди отвернулся и сказал громко, обращаясь в темноту впереди:
    - Влево, говоришь, папа?
    - Да, - прошептала другая голова, -  но  надо  вернуться,  а  потом  с
течением к морю.
    Дэвис сделал еще пару гребков, а потом сердито остановил лодку.
    - Ну хорошо, хорошо, - рявкнул он и принялся разворачивать  шлюпку.  -
Хотя знаю, наверняка мы тоже станем такими же шарами и будем давать ложные
указания глупцам, которые сунутся сюда.
    При свете  уже  почти  потухшего  факела  они  нашли  проход  в  стене
деревьев, и Дэвис неохотно направил  шлюпку  в  него,  оставляя  за  собой
широкую, удобную протоку. Позади них  мгновение-другое  светились  огоньки
блуждающих духов, потом погасли.
    Густой туман двигался к морю. Он просачивался сквозь спутанные  ветви,
словно молоко, пролитое в чистую воду. Вскоре их окружала сплошная белесая
пелена, и факел превратился в мутное оранжевое пятно. Протока,  в  которой
они оказались, была так узка, что Шэнди запросто мог дотянуться  рукой  до
мокрых кустов на любом берегу.
    - Течение здесь, кажется, действительно быстрее,  -  неохотно  признал
Дэвис.
    Шэнди кивнул. В тумане стало зябко, и ему пришло  в  голову,  что  Бет
одета только в легкое хлопчатобумажное платье. Он скинул камзол и набросил
ей на плечи.
    Вскоре шлюпка нырнула в такой узенький  проход,  что  Дэвису  пришлось
совсем втянуть весла внутрь. Но затем их суденышко течением  выбросило  на
широкое пространство воды. Туман здесь  был  гораздо  реже,  и  когда  они
проплыли еще немного вниз по течению, Шэнди сумел различить впереди  пламя
трех костров.
    - Хэй! - воскликнул он радостно, хлопая Дэвиса по здоровому  плечу.  -
Ты только посмотри! Дэвис оглянулся, по лицу расплылась улыбка.
    - А теперь глянь туда, - сказал он, кивнув за корму. Шэнди вгляделся и
различил слабые пятнышки оранжевого света. Факелы.
    - Похоже, остальные тоже добрались, - заметил он без энтузиазма.
    Бет оглянулась назад.
    - Мой... мой отец в одной из этих лодок?
    - Да, - ответил Шэнди, - но я ни за что не позволю ему  причинить  вам
вред.
    Следующие несколько минут они плыли в тишине, и  лодка  пошла  немного
боком,  когда  Дэвис  дал   отдых   обожженной   руке.   Пираты   заметили
приближающиеся шлюпки и начали кричать и трубить в рожки.
    - Он... он что-то пытался мне сделать? - спросила Бет.
    Шэнди оглянулся на нее.
    - Разве вы не помните? - Шэнди вдруг сообразил, что  сейчас  не  самое
подходящее время будить в ней ужасные воспоминания. - Э-э-э... Он приказал
Френду уколоть вас в палец, - неуверенно закончил он.
    Она поднесла руку к лицу, но не произнесла больше ни слова до тех пор,
пока они не подошли к самому берегу и  встречавшие,  поднимая  брызги,  не
бросились в воду.
    - Я помню, вы приставляли мне нож к горлу, - произнесла она отрешенным
голосом. Шэнди досадливо улыбнулся:
    - Я приставил нож тупой стороной, да и вообще он вас  не  коснулся.  Я
просто хотел проверить, нужны ли вы ему еще для его  проклятой  магии  или
все, что ему требовалось, - это несколько капель вашей крови. Черт возьми,
я пытаюсь защитить вас от него!
    Пираты уже бежали к шлюпке, ухватились за борта  и  потащили  лодку  к
берегу.
    - Магия, - произнесла Бет задумчиво. Шэнди пришлось нагнуться  к  ней,
чтобы расслышать ее слова в шуме, поднятом пиратами.
    - Нравится вам это или нет, - сказал он  громко,  -  но  вокруг  этого
здесь все и вращается.
    Она перекинула ногу через борт, спрыгнула на мелководье и  подняла  на
него глаза. Факел на носу почти погас, но все еще давал достаточно  света,
чтобы Шенди прочел осуждение на ее осунувшемся лице.
    - Но  ведь  вы  по  собственной  воле  выбрали  это,  -  сказала  она,
повернулась и побрела к берегу.
    - Знаешь, - Шэнди обратился к Дэвису, - я все же  вытащу  ее  из  этой
передряги, хотя бы ради того, чтобы доказать, как она заблуждается.

    - Ну, парни, чертовски рады видеть  вас  живыми!  -  крикнул  один  из
толкавшихся у шлюпки пиратов. Они уже вытащили шлюпку  из  воды,  Шэнди  и
Дэвис выбрались  на  берег  и  теперь  стояли,  потягиваясь.  Возбужденные
возгласы постепенно утихли.
    - А мы чертовски рады выбраться оттуда.
    - Вы, должно быть, дьявольски проголодались, - вставил другой пират. -
Или вам там удалось подкрепиться?
    - Да у нас там и минутки свободной  не  было,  -  заверил  его  Дэвис,
поворачиваясь к реке и следя за приближающимися огнями двух других шлюпок.
- Сколько еще до рассвета? Может, Джек соорудит нам что-нибудь в  качестве
раннего завтрака?
    - Не знаю. Фил, сейчас еще не поздно - прошло часа два после заката.
    Шэнди и Дэвис уставились на говорящего.
    - Но ведь мы отплыли через час после  заката,  -  сказал  Шэнди.  -  И
отсутствовали по крайней мере несколько часов...
    Пират перевел непонимающий взгляд с Шэнди на  Дэвиса,  и  Дэвис  резко
спросил:
    - Сколько же мы отсутствовали, приятель?
    - Ну как сколько... два дня, - ответил озадаченный пират. - Точно, два
дня от сумерок до сумерок.
    - А, - сказал Дэвис, задумчиво кивая.
    - И от костра до костра,  -  заметил  Шэнди,  слишком  усталый,  чтобы
беспокоиться, понятно ли говорит. Он  поглядел  в  сторону  приближающихся
шлюпок.  Ему  хотелось  сейчас  только  одного:  как   следует   напиться,
завалиться в гамак и поспать часов двенадцать. Он лениво задумался: как же
не позволить Харвуду изгнать душу Бет из тела, чтобы привидение ее  матери
могло занять ее место.



    Поутру туман растекся от реки и  набросил  полупрозрачный  занавес  на
сушу и море. Он был таким пронизывающим и холодным, что пираты  сгрудились
вокруг стрелявших углями костров и лишь  только  ближе  к  полудню,  когда
туман начал подниматься, заметили, что "Громогласный Кармайкл" исчез.  Еще
полчаса было потрачено на беготню по берегу, крики, звон колоколов, прежде
чем стало окончательно ясно, что корабль ушел.
    Большая часть экипажа находилась на берегу, и  вгорячах  предположили,
что корабль просто каким-то образом сорвало с якоря и унесло прочь. Но тут
Харвуд выскочил из своей хижины с воплем, что его дочь  пропала  и  он  не
может отыскать Лео Френда.
    Шэнди стоял на берегу близ шлюпки вместе с остальными, когда весть  об
исчезновении  дочери  Харвуда  распространилась  по  лагерю  со  скоростью
пожара. Дэвис и Тэтч о  чем-то  совещались  в  сотне  футах  от  него,  но
обернулись, когда начался всеобщий гомон.
    - Совпадением здесь и не пахнет, - вынес приговор Тэтч.
    - Этот толстячок? - запротестовал Дэвис. - Но зачем?
    - Твой старшина знает, - сказал Тэтч, кивая на Шэнди. - Так, Шэнди?
    Шэнди подошел к ним, чувствуя пустоту и холод внутри.
    - Да, сэр, - подтвердил он хрипло. - Я видел, какие он бросал  на  нее
взгляды.
    - Зачем он украл  мой  корабль?!  -  рявкнул  Дэвис,  поворачиваясь  к
окутанной туманом дали моря.
    - Ему требовалось забрать Бет, - сказал Шэнди.  -  Ее  отец  вынашивал
планы, которые... несовместимы с планами Френда.
    Шэнди говорил тихо, но сам был напряжен как натянутая струна.
    Тэтч тоже посмотрел в море и покачал массивной головой.
    - Я подозревал, что он не просто помощник Харвуда, что он  преследовал
какую-то  свою  цель.  Возле  фонтана  он  наконец  получил  то,  что  ему
требовалось. Я должен был убить его прошлой ночью, я мог бы это сделать. -
Пират-великан медленно поднял руку и ударил кулаком по ладони.
    Звук удара тут же был заглушен раскатом грома, и молния полыхнула  так
близко, что Шэнди и Дэвис отшатнулись.
    - Я мог бы его  убить,  -  задумчиво  повторил  Тэтч.  Когда  громовые
раскаты затихли вдали и Тэтч расслабился,  Шэнди  почти  пожалел,  что  не
пролил собственной крови в грязь возле фонтана. Мысль  об  этом  напомнила
ему, каким способом Дэвис избавился,  а  может  даже  и  уничтожил  лоа  в
болотах. Стараясь действовать незаметно, он  поцарапал  ногтем  подошву  у
каблука, скатал грязь в шарик  и  спрятал  в  карман.  Он  не  мог  знать,
осталась ли там грязь с берегов источника и против какого врага он мог  бы
ее употребить, но одно было ясно:  любой  человек,  полагающийся  лишь  на
пистолет и шпагу, был смехотворно безоружен в тех сражениях, в которых ему
предстояло принять участие.
    - Я должен вернуть свой корабль, - повторил Дэвис.
    И тут до Шэнди дошло, что с потерей корабля Дэвис  теряет  свой  ранг,
ибо  без  "Громогласного  Кармайкла"  он  оставался  всего  лишь  шкипером
заслуженного, но скромного суденышка.
    Дэвис с мольбой обратил взор на Тэтча:
    - Ты поможешь? Ведь Френд гораздо сильнее теперь, чем был раньше, хотя
и до этого он знал кое-какие трюки.
    - Нет, - ответил Тэтч. Его смуглое лицо оставалось непроницаемым. -  К
этому времени Вудс Роджерс, должно быть, уже  прибыл  на  Нью-Провиденс  с
амнистией от короля, и я того гляди лишусь своего народа. - С  моря  подул
ветер, взметнув львиную  гриву  пиратского  короля.  Только  сейчас  Шэнди
заметил седину у него на висках и в бороде. - Я хотел  сделать  "Кармайкл"
флагманом своего флота. Я искренне надеюсь, что ты сумеешь  отыскать  его.
Однако сдается мне, что век  вольного  пиратства  миновал.  Наступает  век
империй. - Он криво ухмыльнулся. -  Как  ты  думаешь,  береговое  братство
последует за мной или примет амнистию, если им предоставить выбор?
    Дэвис нехотя  улыбнулся,  дождался,  пока  волна  ударит  в  берег  и,
разбившись на мириады брызг, докатится до их ног, и только тогда ответил:
    -  Оно  изберет  амнистию,  ведь  отплыть  с  Тэтчем  Черной   Бородой
равносильно тому, чтобы назначить свидание палачу.
    Тэтч кивнул.
    - Но...
    Дэвис пожал плечами:
    - Но проблема останется все  та  же,  если  только  королю  Георгу  не
достанет ума ввязаться в новую войну. Карибское море полно людей,  которые
не умеют ничего, кроме как сражаться под боевыми флагами.  С  наступлением
мира они все лишились работы. Ну конечно, они воспользуются амнистией -  и
с благодарностью!  -  лишь  бы  списать  свои  прошлые  грешки,  но  через
месяц-другой все они опять попадут в черные списки.
    Тэтч кивнул, и хотя Шэнди и Дэвис предусмотрительно  отступили  назад,
он позволил волне захлестнуть его ноги до самых колен. Наконец он медленно
проговорил:
    - Как ты думаешь, пойдут ли они за новым капитаном,  у  которого  есть
корабли и деньги?
    - Конечно. Если к тому же у этого капитана не окажется  разногласий  с
законом, то он сможет набрать лучших матросов в Новом Свете, поскольку они
не нарушат условия амнистии, если пойдут с ним в плавание.  Но  о  ком  ты
говоришь? Ведь даже Шэнди успел заработать здесь определенную репутацию.
    - Ты знаешь, Фил, почему Хуан Понсе де Леон назвал это место  Фонтаном
юности?
    - Нет. - Дэвис коротко хохотнул. - Если уж  на  то  пошло,  вернувшись
оттуда, я чувствую себя стариком. Тэтч обратил взор на Шэнди:
    - А ты что скажешь, Джек?
    Шэнди припомнил манипуляции Харвуда с головой умершей жены.
    - Наверное, этот источник можно использовать, чтобы вдохнуть  жизнь  в
мертвецов. Тэтч кивнул:
    - Я был уверен, что ты догадаешься. Да, старик Харвуд мечтает  вызвать
дух своей жены из ее мертвой головы и поместить в тело  своей  дочери.  Ну
что ж, дочка останется без  тела.  Бывает.  Не  повезло.  -  Пират-великан
насмешливо улыбнулся. - Харвуд в Новом Свете  объявился  в  прошлом  году,
когда прослышал, что магия здесь обыденна, как соль на берегу.
    Вокруг костров снова поднялся  гвалт,  но  Тэтч  не  обращал  на  него
внимания, захваченный воспоминаниями.
    - Пуля  попала  ему  в  предплечье,  раздробила  кость.  Нам  пришлось
отрубить руку и замазать смолой культю. Никогда не думал, что человек  его
возраста способен выжить после этого. Но уже на следующий день  он  словно
забыл обо всем, только все  присматривался  ко  мне.  Меня  тогда  здорово
мучили призраки, и мне приходилось по два или три раза на дню пить горячий
ром с порохом. И хотя магия в  Старом  Свете  иссякла  тысячу  лет  назад,
Харвуд нашел ее следы, раскопал остатки  и  изучил  их.  Он  знал,  в  чем
заключается моя беда, и хорошо представлял, как я мог подцепить призраков.
Он предложил излечить меня от них, изгнать их - так он выразился,  если  я
покажу ему то место, где они ко мне прицепились. Я согласился и  предложил
отправиться немедленно, но он меня осадил. Сказал, что  нам  нужна  особая
травка, отпугивающая привидения, которую выращивают индейцы в Каролине.  Я
должен был отплыть на север и раздобыть эту травку, сам  же  он  собирался
вернуться в Англию - за собственной дочерью и головой своей мертвой  жены.
Похоже, единственная причина, по которой он серьезно занялся магией, - это
желание вернуть жену. Но прежде чем отправиться в Англию, он отправился  с
нами на Нью-Провиденс и несколько недель провел с бокорами. Помню,  как-то
ночью он отплыл на запад с одним  из  них  и  вернулся  только  под  утро,
совершенно вымотанный и с безумным лицом, но довольный.  Я  знал,  что  он
как-то умудрился связаться с женой. Потом он отплыл в Европу,  пообещав  в
качестве платы раздобыть мне отличный корабль.
    Шэнди припомнил Чаворта, и мысль о том, что теперь  он  принадлежит  к
тому же племени, которое  разорило,  а  затем  и  убило  добряка-капитана,
наполнила его душу горечью.
    - И Харвуд оказался прав, конечно, - продолжал Тэтч неторопливо. -  Мы
применяем  здесь  магию,  особенно  те,  кто  прислушивается   к   советам
чернокожих бо-коров. Я знаю больше, пожалуй, чем кто-либо, и  после  нашей
экспедиции к фонтану мои силы удесятерились. - До сих  пор  он  смотрел  в
морскую даль, теперь повернулся к Шэнди и Дэвису. - Еще много лет назад  я
слышал рассказы об этом источнике и стал искать его именно потому, что  он
дарует могущество. Благодаря ему человек может  достичь  бессмертия,  если
будет жить на море. Кровь, свежая кровь и морская вода - вот  и  все,  что
необходимо. Для того чтобы душа возродилась,  не  требуется  чужого  тела:
колдун способен вырастить его себе из капли крови, как из яйца,  всего  за
несколько часов... Дэвис поднял бровь и задумчиво почесал в затылке.
    - Понятно, и ты собираешься...
    -  ...Отплыть  на  север,  Фил,  к  местам  более  обжитым,  где   без
официальных бумажек ты просто не существуешь. И может,  знаменитого  Тэтча
заманят в ловушку и убьют в сражении таким образом, что  капли  его  крови
попадут в море... И в таком случае, пожалуй, я не удивлюсь, если в  скором
времени объявится некий незнакомец, который будет  знать,  где  я  спрятал
свои клады. За ним не будет никаких грехов, в глазах закона он будет чист.
Сдается мне, он сообразит, как заполучить приличный корабль  -  ха!  готов
спорить, что без Стида Боннета тут не обойтись, - и наконец  объявится  на
юге. Мне кажется, Фил, он непременно захочет с тобой встретиться,  и  было
бы неплохо, если бы ты к тому времени заполучил "Кармайкл" обратно.
    Дэвис кивнул.
    - И ты хочешь, чтобы мы тоже оказались в числе тех,  кто  попадет  под
амнистию?
    - А почему бы и нет?
    - Слышишь, Джек, - подтолкнул Дэвис Шэнди. - Обратно на витрину.
    Шэнди открыл рот,  собираясь  что-то  сказать,  но  лишь  отрицательно
покачал головой.
    - Он слишком великий грешник для этого. Фил, - развеселившись, заметил
Тэтч.

    Последние  несколько  ярдов  Харвуд  уже  преодолел  бегом,   неуклюже
подпрыгивая. Тяжелая шкатулка на поясе так и моталась из стороны в сторону
и хлопала по ногам.
    - Когда мы отплываем? - выкрикнул  он,  подбегая  к  Тэтчу,  Дэвису  и
Шэнди. - Разве вы не понимаете, что сейчас  каждая  минута  на  счету?  Он
может убить ее. Уж теперь-то ему хватит мощи  преодолеть  наложенные  мною
чары.
    Тэтч не снизошел до ответа и, коротко бросив: "Я отплываю  на  север",
размашисто зашагал к кострам.
    Дэвис оценивающе оглядел  пританцовывающего  от  нервного  возбуждения
Харвуда и спросил:
    - А найти их вы сможете?
    - Конечно, смогу, по крайней  мере  ее.  -  Он  без  всякого  почтения
шлепнул по ящику. - Эта штука указывает на нее, как компас, гораздо  лучше
собачьей головы, что привела вас к "Кармайклу" месяц назад.
    - Мы отплываем немедленно, - сказал  Дэвис.  -  Как  только  я  загоню
экипаж на "Дженни". Мы... - Он оборвал себя. - Экипаж  "Кармайкла"  -  что
станет с ними, с теми, кого мы не сможем взять на "Дженни"?
    - Какое это имеет значение?! - заорал Харвуд. - Пусть  часть  уйдет  с
Тэтчем, часть с Боннетом. Черт побери мою душу, если  я  не  покажу  этому
толстяку, где  раки  зимуют.  Можно  считать,  Прометей  отделался  легким
испугом по сравнению с тем, что я ему устрою, это я вам обещаю.
    - Нет, - протянул Дэвис задумчиво. - Я  не  отправлю  никого  из  моих
парней на север с Тэтчем. Да я лучше загружу "Дженни" под завязку.
    Разъяренный Харвуд затряс кулаком, зажмурился и стал медленно-медленно
подниматься в воздух: его сапоги  оказались  в  ярде  над  песком.  Харвуд
открыл один глаз, зашипел, стиснув зубы, и тут его швырнуло, точно  куклу.
Он улетел довольно далеко в море и упал в прибой.
    Стоявшие на берегу на мгновение прервали  свои  дела  и  с  удивлением
уставились на столб брызг, которые поднял Харвуд.
    - Выловите его, - хрипло приказал Дэвис ближайшей  кучке  пиратов.  Те
тут же бросились к шлюпке, спустили ее на воду  и  мощными  ударами  весел
погнали к Харвуду. Повернув голову к Шэнди, Дэвис сказал: - Ты ведь хочешь
найти девушку, так?
    - Так.
    - А я хочу отыскать мой корабль. Так  что  давай  заберем  Харвуда  на
"Дженни", пока он не научился летать как следует и не отправился на поиски
один, без нас.
    Шлюпка уже приближалась к берегу.
    - Эй, на шлюпке, - заорал Дэвис, - везите его сразу на "Дженни".
    - Ага, Фи-ил, - донесся голос одного из гребцов, - тебя по-онял.
    Дэвис стиснул плечо Шэнди.
    - Пошли назад, в лагерь, Джек, - сказал он. - Отправь как можно больше
парней с "Кармайкла" на корабль Боннета, а остальных гони сюда и грузи  на
"Дженни" . Никто из наших парней не  должен  отплыть  на  "Мести  королевы
Анны", понимаешь?
    - Будь спокоен, Фил, - откликнулся Шэнди. - Я их в три  минуты  загоню
на "Дженни".
    - Отлично. Ступай.

    Но не успел Шэнди подняться по берегу к кострам,  как  его  перехватил
Печальный Толстяк. Карие глаза бокора испытующе смотрели с черного лица.
    - Да ты настоящий простофиля, парень, -  сказал  он.  -  Я  думал,  ты
сообразишь там, в джунглях. А теперь  не  будет  так  легко.  Теперь  тебе
придется убить его и обязательно сжечь на берегу.
    - Кого убить? - спросил Шэнди, забыв, что бокор глух.
    - Не плыви на "Мести королевы Анны", - сказал Печальный Толстяк.
    Шэнди покивал, старательно изображая согласие, и привстал на  цыпочки,
надеясь, что бокор не станет поднимать его еще выше.
    - Ни за что, сэр, - завопил он.
    - Я не для того прождал тебя пять лет, чтобы ты теперь  превратился  в
беспомощную куклу в его руках. Тебе совсем незачем  проливать  собственную
кровь, чтобы его смерть казалась более убедительной.
    - Я не  плыву  с  ним,  -  громко  сказал  Шэнди,  стараясь  отчетливо
выговаривать каждое слово, а потом добавил: - Это ты к  чему,  какие  пять
лет?
    Печальный Толстяк огляделся по сторонам, удостоверился, что  никто  на
них не обращает внимания, и сообщил шепотом:
    - Это когда война белых  людей  окончилась.  Всякий  видел,  что  Тэтч
слишком многому научился.
    Шэнди было трудно определить, отвечает ли  бокор  на  его  вопрос  или
продолжает какую-то свою мысль.
    - Ему многое сходило с рук, потому что  он  называл  себя  капером,  -
сказал бокор. - Англичане оставили его  в  покое,  считая,  что  он  будет
грабить лишь испанские корабли, но ему было безразлично -  что  испанские,
что английские, что  датские  корабли,  ему  были  нужны  только  кровь  и
человеческие жизни. Он убил даже старого англичанина-колдуна,  у  которого
учился, а потом попытался воскресить его. - Печальный Толстяк засмеялся. -
Я немного помог ему тогда, заставил черепаху выпить кровь мага, пролитую в
воду. Правда, из этого все равно ничего не вышло, поскольку никто  из  них
не пролил своей крови в Эребусе, но,  право,  стоило  поглядеть,  как  эта
черепаха пыталась ластами писать на палубе английские  слова.  Слушай,  ты
сам пролил кровь там или нет?
    - Где?
    - В Эребусе, как его называют белые, -  в  том  месте,  где  находится
фонтан, где привидения не могут быть привидениями, где из крови  вырастают
растения.
    - Нет! Только не я, - затряс головой Шэнди. - Отпусти  меня,  слышишь,
мне надо...
    - Нет, отлично. Он бы нашел, как использовать тебя,  если  бы  ты  это
сделал. И когда война закончилась, а он все еще оставался  жив,  даже  был
близок к созданию целой нации головорезов, я понял, что мне надо  призвать
смерть  для  него  из  Старого  Света.  Когда  в  прошлом  году  объявился
однорукий, знавший о призраках, я был уверен, что это именно тот,  кого  я
жду, особенно потому, что жена  его  умерла  в  тот  самый  год,  когда  я
обратился с призывом к  духам  Старого  Света.  Могущественные  лоа  могли
умертвить ее, чтобы заставить его отправиться в Новый Свет.
    - Здорово, - вздохнул Шэнди.  Ему  удалось  наконец  высвободиться  из
хватки бокора. - Сейчас мне некогда, мне надо  позаботиться  об  экипажах,
хорошо? Кого мне там надо убить и сжечь - это подождет, а сейчас пусти.  -
И он метнулся прочь прежде, чем Печальный Толстяк успел его удержать.
    Угрозами и намеками на то, что иначе его самого могут  бросить  здесь,
Шэнди умудрился сплавить большую часть команды "Кармайкла" Дэвиду Хэрриоту
- придурковатому  помощнику  Боннета,  а  остальных  загнать  в  шлюпки  и
отправить на "Дженни" прежде, чем Харвуда успели доставить на шлюп.
    Туман стал рассеиваться. Впереди показался низкий  корпус  потрепанной
"Дженни", и Шэнди, сидя в шлюпке  и  глядя  на  это  маленькое  суденышко,
ласково улыбнулся.
    - Да, здорово будет вернуться обратно на юг, где нам и место, - сказал
он Скэнку, сидевшему рядом с ним.
    - Точно, - согласился  молодой  пират,  -  рискованно  слишком  далеко
уплывать от своего духа-покровителя.
    - Угу. -  Шэнди  поспешно  похлопал  себя  по  карману,  проверяя,  не
потерялся ли глиняный шарик. - В этом мире хватает всякой нежити, ты прав,
так уж лучше держаться поближе к тем, кому ставил выпивку.
    Через несколько минут шлюпка  причалила  к  побитому  борту  "Дженни".
Шэнди подтянулся и быстро вскарабкался  на  палубу.  Он  тут  же  принялся
отдавать приказы, распорядился  ставить  паруса,  крепить  шкоты,  выделил
нескольких пиратов грузить  бочки  с  солониной  и  пивом,  которые  успел
прихватить из  лагеря.  Вскоре  он  заметил,  что  доски  палубы  ритмично
вибрируют, и когда он поднялся на ют доложить Дэвису, что все  готово,  то
заметил  Харвуда,  который  сидел,  скрючившись   над   своей   деревянной
шкатулкой. Он натужно, с хрипом, дышал, и  его  дыхание  странным  образом
совпадало с содроганием палубы.
    - Надеюсь, он не вздумает чихать, - пробормотал  Дэвис,  который  тоже
заметил эту странность. - Все готово?
    - Если можно это так назвать, Фил, - отозвался Шэнди несколько нервно.
- Слишком много людей, почти никакой провизии,  рангоут  сметан  на  живую
нитку, а в  навигаторах  у  нас  однорукий  помешанный,  который  во  всем
полагается на протухшую голову.
    - Превосходно, - сказал Дэвис, кивнув. - Отличная работа. Я знал,  что
не ошибся в тебе, назначая старшиной. - Он покосился  на  Харвуда.  -  Эй,
сэр, в какую сторону править?
    Харвуд показал на юг.
    - Поднять якорь! - закричал Дэвис. - Румпель на правый борт!
    Шлюп развернулся к югу и, несмотря  на  перегрузку,  понесся  с  такой
скоростью, что Шэнди понял: не обошлось  без  магии.  Уже  к  полудню  они
огибали южную оконечность Флориды.
    А через полчаса начали происходить всякие события. Следивший за старым
колдуном Шэнди заметил, как сгорбившийся  Харвуд,  неподвижно  сидевший  у
борта, вперив взгляд в шкатулку, вдруг поднял голову. Шэнди заторопился  к
нему. Шлюп бросало из стороны в сторону на  волнах,  и  Джеку  приходилось
через каждые несколько шагов хвататься за  канаты,  чтобы  не  упасть.  Он
остановился в нескольких шагах от Харвуда.
    - Я чувствую... присутствие других, - сказал однорукий.
    Часть пиратов, чтобы избежать толкотни на палубе, забрались по  вантам
наверх и после установки парусов удобно разместились  на  грот-мачте.  Они
развлекались тем, что перекидывали друг другу бутылку с ромом, которая раз
от разу становилась все легче. Но вот один из них уставился на запад.
    - Вижу парус! - заорал он. - А, черт! - выпалил он  в  сердцах,  когда
бутылка  с  ромом,  ударившись  о  его  колено,  полетела  вниз,  прямо  в
подставленные руки тех, кто стоял на палубе. - По правому борту вижу парус
в паре миль отсюда!
    Это должен быть "Кармайкл", подумал Шэнди,  так  резко  поворачиваясь,
что только чудом не свалился за борт. Но, завидев  корабль,  сразу  понял,
что это другой корабль - более  высокий  ют,  по  два  паруса  на  фок-  и
грот-мачтах, и даже  отсюда  можно  было  различить  красно-белую  окраску
корпуса.
    - Я не собака! -  завопил  мистер  Берд,  которому  досталась  упавшая
бутылка с ромом и который пятился  к  носу,  сердито  оглядывая  остальных
пиратов.
    - Что за корабль? -  спросил  Шэнди  Дэвиса,  не  отрывая  взгляда  от
горизонта. - И как им удалось незаметно подобраться к нам так близко?
    - Черт меня побери, если я знаю, -  проворчал  Дэвис.  -  На  вахту  я
никого не ставил, но даже один из этих пьяных балбесов обязательно  должен
был давно уже его заметить. - Прищурившись, он внимательно изучал корабль,
который продолжал идти параллельным курсом.
    - Да ведь это испанский галеон, - удивленно присвистнул он наконец.  -
Вот не знал, что они еще на плаву. Уже лет пятьдесят, как их не строят.
    Шэнди выругался, потом устало улыбнулся Дэвису.
    - Похоже, нас это не касается.
    - Похоже.
    - Так что придерживаемся прежнего курса?
    - Да, пожалуй, даже на  загруженной  до  чертиков  "Дженни"  мы  можем
оторваться от него, особенно с помощью Харвуда, если там вздумают...
    - Утопленник! - крикнул один из пиратов сверху. -  Слева  по  борту  в
двадцати ярдах.
    Шэнди посмотрел туда и увидел несколько чаек,  которые  кружились  над
чем-то в воде. Это нечто вскоре исчезло в волне, оставляемой "Дженни".
    - Еще один, прямо по  курсу!  -  закричал  добровольный  вахтенный.  -
"Дженни" как раз идет на него.
    - Эй, кто-нибудь, зацепите мертвеца багром, - скомандовал Дэвис,  -  и
втащите на борт.
    Через несколько секунд заметили еще один труп, но слишком далеко. Тот,
что был прямо по курсу, удалось зацепить, когда он проплывал вдоль  борта.
Чайки разразились негодующими криками, когда труп втащили на палубу.
    - Господи Иисусе! -  воскликнул  один  из  пиратов,  опуская  труп  на
палубу. - Да это же Джорджи де Бург!
    - Сомнений нет, мы идем по следу  толстяка,  -  мрачно  сказал  Дэвис,
направляясь к утопленнику. - Де Бург был одним  из  дюжины  оставшихся  на
"Кармайкле".
    Дэвис протолкался сквозь собравшуюся на палубе толпу, и Шэнди поспешил
за ним. Он клял себя за то,  что  не  пригляделся  к  первому  замеченному
утопленнику, мучительно пытаясь вспомнить, не было ли на том  одежды  того
же цвета, что платье, которое было на Бет.
    Пока Шэнди и Дэвис пробирались  на  нос,  толпа  начала  подаваться  в
сторону, и Шэнди еще издалека увидел утопленника. Это дало ему время взять
себя в руки, иначе его вырвало бы -  голова  трупа  была  почти  полностью
отсечена, явно одним ударом очень острого и очень тяжелого клинка.
    Сам  того  не  желая,  Шэнди  как  завороженный  все  еще  смотрел  на
обезображенный труп, когда один из матросов на мачте закричал:
    - Слева по борту еще один труп!
    - Утопленника за борт!  -  жестко  приказал  Дэвис,  поворачиваясь  на
каблуках, и поспешил на мостик.
    Они с Шэнди не разговаривали, пока не вернулись на прежнее место возле
румпеля, где находился  их  невероятный  штурман,  и  только  тогда  Дэвис
сказал:
    - Знаешь, Джек, можно предположить, что Френд перебил всех матросов  и
отправил их за борт. Как ему удалось это проделать, не  знаю,  но  главная
загадка не это.
    - Верно, - сказал Шэнди, глядя в морской простор. - Кто же  у  него  в
команде?
    Какое-то время они оба молчали, потом Шэнди случайно бросил взгляд  на
испанский галеон.
    - Слушай, Фил, ты, кажется, говорил, что наш  шлюп  быстроходнее,  чем
эти испанцы?
    - Что? Да, конечно. - Но тут Дэвис тоже взглянул на  галеон  и  замер,
вытаращив глаза - тот уже здорово обогнал "Дженни".
    - Силы небесные! - пробормотал он. - Быть этого не может.
    - Не может, - согласился Шэнди. - Посмотри - и кильватерной  струи  за
ним нет.
    Дэвис смотрел на галеон еще несколько секунд,  потом  потребовал  себе
подзорную трубу. Когда  ее  принесли,  он  долго  разглядывал  удаляющийся
галеон.
    - Займи людей чем-нибудь, - обратился он к  Шэнди,  опуская  трубу.  -
Пусть делают все, что угодно:
    сращивают канаты, ставят и снимают паруса, организуй учебную  тревогу,
лишь бы отвлечь их от галеона.
    - Хорошо, Фил, - озадаченно ответил Шэнди.  Он  так  рьяно  взялся  за
дело, что в суматохе один из  матросов,  куривший  трубку,  что  строжайше
запрещалось  на  судне,  умудрился  поджечь  небольшую  лужицу   пролитого
мистером Бердом рома. Через несколько секунд  на  носу  полыхал  настоящий
пожар. Просмоленная одежда и засаленные волосы многих так и  вспыхнули,  и
дюжина орущих  пиратов  заметалась  по  палубе,  сбивая  пламя;  несколько
человек попрыгали за борт.
    Шэнди немедленно приказал рулевому лечь в дрейф. Постоянные тренировки
экипажа сказались: в несколько минут огонь был потушен,  попавшие  в  воду
вытащены на борт прежде, чем хоть один из них мог бы утонуть.
    Когда суматоха  улеглась,  Шэнди  вернулся  на  корму,  предварительно
хлебнув еще остававшегося рома.
    Хотя Харвуд и выразил протест, когда судно замедлило  ход,  теперь  он
снова молча таращился в свой ящик. Галеон превратился  в  маленькое  белое
пятнышко на горизонте.
    - Когда я сказал: займи чем-нибудь экипаж, - начал  было  Дэвис,  -  я
вовсе...
    - Да, конечно. - Шэнди потер опаленную  бородку  и,  облокотившись  на
туго натянутый канат, вопросительно посмотрел на Дэвиса. - Ты  скажи  мне,
зачем? Чтобы никто не заметил отсутствия кильватерной струи?
    - Лишь отчасти.  Но  самое  главное,  я  не  хотел,  чтобы  кто-нибудь
пригляделся к корме испанца и прочитал название. Это "Наша сеньора  слез",
- сказал он задумчиво. - Ты, может, и не слышал о ней, но добрая  половина
экипажа наверняка знает эту историю. Галеон перевозил золото из  Веракруса
и встретился на свое несчастье с английским капером "Шарлотта Бейли". Пара
англичан уцелела, они обо всем  и  рассказали.  Упорное  морское  сражение
длилось четыре часа и кончилось тем, что оба корабля пошли ко  дну.  -  Он
посмотрел на Шэнди. - Это случилось в 1630 году. Шэнди заморгал.
    - Почти сто лет назад!
    - Верно. Ты знаешь что-нибудь о том, как вызывать привидения?
    - Понятия не имею. Но если  события  будут  разворачиваться  и  дальше
таким образом, не удивлюсь, если я быстрее поднаторею в магии, чем научусь
управлять кораблем.
    - Ясно. Сам я не такой уж знаток, но одно знаю твердо  -  сделать  это
чертовски трудно. Даже просто вызвать туманный  призрак,  и  то  требуется
огромная сверхъестественная сила. -  Он  кивнул  на  горизонт.  -  А  там,
смотри, кто-то  поднял  со  дна  "Сеньору"  целиком,  с  парусами,  реями,
краской, да и командой, судя по тому, как корабль маневрирует - и все  это
при свете дня.
    - Думаешь, Лео Френд?..
    - Да, мне так сдается, только не пойму: с какой  стати?  Шэнди  скосил
глаза на Харвуда.
    - Боюсь, мы скоро узнаем это на своей шкуре.  "И  надеюсь,  -  подумал
Шэнди, - что все это время Лео Френд был слишком занят, убивая  одного  за
другим членов экипажа и вызывая призрачный корабль, чтобы досаждать  своим
вниманием Бет Харвуд".





    Бет сидела, забившись в угол каюты, и из своего укрытия смотрела,  как
церемонно к ней приближается Лео Френд. Его грузная фигура то  появлялась,
то  исчезала,  потому  что  дверь  за  собой  он  закрыл,  и  единственным
источником света служило маленькое оконце наверху; кусочек  голубого  неба
светлел и темнел в такт с дыханием толстяка.
    Она проснулась на рассвете и обнаружила, что спускается  по  песчаному
склону к лодке, которая покачивалась  на  мелководье.  Когда  она  увидела
сидевшего  в  ней  и  ухмылявшегося  Лео  Френда,   то   сделала   попытку
остановиться, но тщетно. Тогда она попыталась свернуть в сторону, но и это
оказалось впустую. Она даже не сумела замедлить шаг, вошла в ледяную  воду
и взобралась в лодку.  Бет  попробовала  заговорить,  однако  и  голос  не
повиновался ей, она даже не могла открыть рта. Лодка понеслась  туда,  где
вырисовывался смутный силуэт  "Громогласного  Кармайкла".  Путешествие  до
корабля заняло не больше минуты. Френд даже не прикоснулся к веслам, а Бет
так и не смогла пошевелиться. Но это все произошло несколько часов  назад.
С  тех  пор  она  сумела  достаточно  восстановить  контроль  над   своими
действиями, чтобы забиться в этот темный угол и, услышав  стоны  умирающих
матросов, заткнуть уши.
    И теперь она  настороженно  следила  за  приближающимся  Лео  Фрейдом,
мысленно прикидывая, куда она может впиться ногтями, вонзить зубы, и в  то
же   время   стараясь    воспротивиться    отвратительной    марионеточной
беспомощности, вызванной колдовством.
    Но все оказалось тщетным. Мгновением позже ее тело поднялось  само  по
себе. Бет оказалась в очень неудобной позе, которую никогда бы не  приняла
добровольно. Руки ее взметнулись вперед и вверх, но совсем  не  для  того,
чтобы сохранить равновесие: она не могла  упасть  так  же,  как  не  могла
упасть мачта корабля в полной оснастке.
    Лео Френд тоже протянул вперед руки, и она поняла, что он заставил  ее
принять такую позу,  чтобы  она  обняла  его.  Его  нижняя  слюнявая  губа
подрагивала, а свет на потолке все мигал с ужасающей частотой. И когда  он
шагнул в ее объятия, она ощутила, как руки ее обхватили жирную спину, и  в
следующий миг он впился в ее губы.
    От него разило одеколоном, потом и леденцами. Одной рукой  он  неумело
шарил по ее груди. На какое-то мгновение Бет все же удалось закрыть  глаза
и стиснуть губы. Френд прервал  свой  поцелуй,  и  она  услышала,  как  он
страстно шепчет какое-то слово снова и снова.
    Она открыла глаза и заморгала в изумлении.
    Мигающее оконце, корабельная каюта, все куда-то исчезло. Они стояли на
вязаном половике посреди типичной английской  спальни.  В  комнате  воняло
тушеной капустой. Бет попыталась оттолкнуть Фрейда, и хотя у нее ничего не
получилось, ей удалось увидеть свое отражение в  зеркале.  На  ее  толстом
теле мешком висело черное платье, голова была седа. И  только  теперь  она
расслышала, что же такое он шепчет.
    - О мамочка! О мамочка! - жарко дышал  он  в  ее  шею.  -  О  мамочка,
мамочка, мамочка!
    И когда она вдруг сообразила, что при этом он лихорадочно трется о нее
бедрами, ее стошнило.

    Полминуты спустя Лео  Френд,  пунцово-багровый,  нервно  мерил  шагами
полубак.
    "Ошибки - это такая штука, что  из  них  следует  извлекать  уроки,  -
наставлял он самого себя, оттирая шелковым платком  оторочку  запачканного
камзола. - И этот случай в каюте меня точно кое-чему  научил.  Мне  просто
надо  подождать  совсем  немного,  расслабиться   и   успокоиться,   чтобы
воспользоваться всей  магической  силой,  которой  я  теперь  обладаю,  не
упуская из виду ни одной детали, и тогда все  будет  хорошо.  И  тогда,  -
подумал он, оглядываясь на дверь каюты, которую предусмотрительно запер на
засов снаружи, - и тогда посмотрим, кто еще от кого будет бегать".
    Он  несколько  раз  глубоко   вздохнул   и   выдохнул,   успокаиваясь,
остановившись на  этом  решении.  Он  оглядел  полубак  до  неузнаваемости
изменившегося "Кармайкла" и, приглядевшись к своей новой  команде,  решил,
что выглядит она куда как более вяло, чем в те  первые  минуты,  когда  он
создал их несколько  часов  назад.  Они  казались  более  бледными,  более
опухшими и все время клонили головы набок, словно прислушивались к чему-то
далекому, глядя на север с выражением страха, который явно читался  на  их
мертвых лицах.
    Лео Френд остановился.
    - Эй, ты, в чем дело? - рявкнул он на одного. - Ты что, боишься Тэтча?
Боишься, что  он  явится  и  выпустит  твои  холодные  кишки?  Или  Харвуд
погонится за своей д-д-до... чертовкой? У меня больше сил, чем у любого из
них, не трусь.
    Но тот, к кому он обратился, казалось,  не  слышал.  Держа  канат,  он
продолжал выворачивать голову назад и так напряг шею, что та  лопнула.  Из
глотки донеслось приглушенное шипение, казалось, он повизгивает от страха.
    Паническое состояние, в котором пребывал экипаж  мертвецов,  оказалось
заразительно, несмотря на его уверенность в себе. Френд поднялся по  трапу
на ют  -  левитация  все  еще  оставалась  для  него  нова  -  и  принялся
всматриваться в даль за кормой.
    Вначале  ему  показалось,  что  их  преследует  корабль  Тэтча  "Месть
королевы Анны", и его пухлые губы скривились в жестокой  усмешке.  Но  она
тут же исчезла, когда до него дошло, что этого корабля он  никогда  раньше
не видел. Тот был шире, выкрашен красно-белыми квадратами... и не  слишком
ли быстро он догонял "Кармайкл"? Разве могут корабли двигаться так  плавно
и разве не вспарывают волну носом, поднимая брызги?
    Он прошел вперед и оглядел палубу. По крайней мере теперь его  корабль
перестал менять очертания, мачты и палубные надстройки не возникали  и  не
пропадали каждую минуту. И даже окошко, там, в каюте,  либо  существовало,
либо нет.
    - Прибавить  скорость!  -  крикнул  Френд  своему  экипажу  мертвецов.
Несколько серых фигур начали карабкаться по рее.  -  Быстрее!  Быстрее!  -
завизжал он. - Неудивительно, что эта чертова "Шарлотта  Бейли"  затонула,
если вы и тогда были так неповоротливы!
    Он оглянулся на преследовавший их корабль, и ему показалось, что судно
стало гораздо ближе. Уперевшись расставленными ногами в палубу, он  привел
в действие свои новые умения  и  ткнул  в  приближающийся  корабль  пухлым
пальцем:
    - Сгинь!
    Широкая полоса воды за кормой вскипела, выбросив облако белого пара, и
Лео Френд довольно захихикал, но тут же  подавился  собственным  смехом  -
корабль вынырнул из окутавшего его пара ничуть не поврежденный. Его паруса
по-прежнему сияли белизной - парусина совсем не намокла.
    - Проклятие, - пробормотал себе под нос Френд, "Не имеет значения, кто
это там, - пытаясь отогнать тревогу, подумал он. - У меня  есть  и  другие
дела, поважнее. Я могу левитировать, поднять  себя  и  Элизабет  и  просто
улететь... Да, но если они преследуют нас, а не  корабль,  тогда  я  разом
лишаюсь преимущества, поскольку потребуется немало сил, чтобы поддерживать
себя в воздухе. Хотя,  с  другой  стороны,  я  и  сейчас  затрачиваю  уйму
энергии, заставляя шевелиться этих мертвецов".
    Он спустился по трапу и выкрикнул несколько приказов, потом  покосился
на доски палубы под своими заляпанными грязью, но модными туфлями.
    "Но ведь я могу сейчас просто ворваться в каюту и взять  ее  силой,  -
подумал он, и от возбуждения у него даже горло  перехватило,  несмотря  на
тревогу, которую вызывал загадочный корабль. - Ив этот раз я так зажму  ее
в тиски магии, что она даже и глазом не моргнет без моего разрешения...  А
лучше лишу-ка я ее сознания и колдовством заставлю  ее  тело  делать  все,
чего только я пожелаю".
    Он покачал головой. Нет, это, по сути, ничем не  будет  отличаться  от
прежних проделок, когда он еще подростком создавал призрачные женские тела
над своей постелью. Все, на что он был способен сейчас, - это изнасиловать
Бет Харвуд, а это мог сделать и любой матрос. Нет, Френд жаждал  сотворить
куда более изощренное насилие. Он хотел подчинить себе ее волю, чтобы  она
не только оказалась беспомощна, но и жила бы только мыслями о совокуплении
с ним, желала бы этого и к этому стремилась всем своим существом. И тогда,
если он превратит ее в... в кого-то  другого,  она  будет  польщена  такой
честью.
    Чтобы так полно властвовать над людьми,  правда,  он  должен  будет  в
гораздо большей степени  контролировать  реальность  -  контролировать  ее
полностью. Ведь чтобы полностью определять настоящее, он  должен  изменить
прошлое и диктовать будущее, а значит, стать богом.
    "Что ж, - подумал он с нервным смешком, - почему бы и  нет?  Разве  не
шел я к этой цели всю свою жизнь?"
    Он опять перешел на  корму,  облокотился  на  перила  и  уставился  на
загадочного преследователя. Корабль уже почти догнал их и слегка повернул,
словно намереваясь обогнуть "Кармайкл" с левого борта. Только теперь вдали
стал заметен еще один парус, который раньше заслонял красно-белый корабль.
Френд со свистом втянул воздух, вглядываясь вдаль.
    "Это судно слишком мало, чтобы оказаться кораблем Тэтча или Боннета, -
решил он. - Это, наверное, тот чертов шлюп, "Дженни", с Харвудом на  борту
и этим коком, Шэнди... Может, даже и Дэвис там, все еще злой  на  меня  за
то, что я  тогда  выстрелил  в  него.  Должно  быть,  это  из-за  них  моя
кладбищенская команда озирается последние полчаса".
    Чтобы  проверить  это,  он  покосился  на  своего   полуразложившегося
рулевого и тут только понял, что мертвецы в страхе озираются на галеон.
    - Идиоты!  -  взорвался  Френд.  -  Опасность  там!  -  Он  указал  на
приближающуюся "Дженни".
    Однако его команда мертвецов,  похоже,  придерживалась  на  этот  счет
другого мнения.

    - Да это же вовсе не  "Кармайкл",  -  воскликнул  Дэвис,  когда  новый
маневр галеона  "Наша  сеньора  слез"  дал  возможность  увидеть  корабль,
который они преследовали. Пиратский капитан неотрывно глядел  в  подзорную
трубу.
    - Не может быть, - сказал Шэнди.
    Харвуд, который за все время так ни разу и не  шелохнулся,  неожиданно
поднял голову.
    - Она на этом корабле. - Его голос был не  слышен  в  свисте  ветра  и
плеске волн.
    Дэвис с сомнением покачал головой:
    - Ют великоват. Ну да мы  скоро  узнаем  точно:  похоже,  оба  корабля
начали терять скорость. Мы по-прежнему выжимаем из "Дженни"  все,  на  что
она способна?
    Шэнди пожал плечами и указал на Харвуда:
    - Спрашивай его. Лично я думаю, что да, и даже  опасно  больше.  После
того как мы предприняли  попытку  не  отстать  от  испанца,  нам  пришлось
спустить  все  паруса.  Да  и  скрепы   корпуса   не   выдерживают:   течь
увеличивается с каждой большой волной, которую мы преодолеваем.
    - Ну что ж, ждать осталось совсем немного. Какой  бы  корабль  ни  был
впереди, они стремительно его нагоняли,  и  через  минуту  Дэвис  окликнул
Шэнди:
    - Держи! - и  перебросил  ему  подзорную  трубу.  -  Название  корабля
видишь? Шэнди пригляделся:
    - М-м-м... "Громодарный Бормайкл"... Нет, нет... Все это "Кармайкл", я
вижу теперь ясно...
    - Продолжай смотреть, - настаивал Дэвис.
    - Н-да, - устало сказал Шэнди,  опуская  трубу.  -  Ты  прав,  надпись
расплывается, колеблется,  буквы  меняются.  На  мгновение  ясно  и  четко
мелькнуло: "Шарлотта Бейли". - Он  вздохнул  и  пробормотал  ругательство,
которого не знал еще месяц назад.  -  Френд  воскресил  команду  "Шарлотты
Бейли" взамен убитого им экипажа, но его  магическая  сила  оказалась  так
велика, что он заодно поднял из морских глубин и призрак  самого  корабля,
который теперь привязался к "Кармайклу". Дэвис кивнул на испанский галеон:
    - Он даже поднял корабль, затонувший одновременно с "Шарлоттой Бейли".
    - Бог мой, - откликнулся Шэнди. - Интересно, сам  он  догадывается  об
этом?
    - Не важно. Но "Сеньора", похоже,  собирается  возобновить  прерванное
столетие назад сражение, а нам этого допустить нельзя.
    - Верно, - согласился Шэнди.
    -  Это  так,  -  сказал  Харвуд,  который   наконец   захлопнул   свою
отвратительную шкатулку. - А что касается твоего предыдущего  вопроса,  то
нет, Френд представления не имеет, откуда взялся этот галеон, иначе бы  он
не стал тратить энергию, пытаясь его  испарить.  Галеон  -  результат  той
самой магии, которую он применил, воскресив  команду  для  "Кармайкла",  и
избавиться от него можно  только  одним  способом  -  прекратить  действие
заклинания. - Он невесело рассмеялся. - Он еще не умеет  управлять  силой,
которую обрел. Он  дотянулся  до  морского  дна,  когда  ему  понадобилась
команда, и заодно поднял все вокруг, живое и неживое. Готов поспорить, под
нами теперь плавают рыбы, которые еще вчера были скелетами.
    - Извините, - сказал Шэнди. - А могут  эти  призрачные  пушечные  ядра
повредить настоящий корабль? Ведь "Сеньора", похоже, собирается дать  залп
из всех бортовых орудий.
    - Не знаю, - проскрипел Харвуд. Старик закрыл глаза и сделал  глубокий
вдох, и тут же половина пиратов на борту повалилась на палубу, потому  что
шлюп рванулся вперед с еще большей скоростью, разрезая носом волны.  Шэнди
успел ухватиться за транец, с трудом  вдохнув  упругий  воздух,  несущийся
навстречу. У него  мелькнула  смутная  мысль:  не  стоит  ли  предупредить
Харвуда, что их старое суденышко может не  выдержать  подобной  гонки,  но
решил не делать этого.
    Борт галеона окутался облаком  дыма.  Мгновением  позже  Шэнди  протер
глаза: "Кармайкл" наполовину исчез из виду, потом  появился,  одновременно
накренившись от удара и продолжая плыть прямо, с него  посыпались  обломки
такелажа и обрывки парусов, но в то же время наполненные ветром  полотнища
остались невредимы.
    Подвыпившие пираты на борту "Дженни" испуганно завопили. Некоторые  по
своей воле кинулись ставить паруса, другие бросились к румпелю, один пират
завозился у кабестана, пытаясь вытравить якорную цепь.
    Дэвис зловеще ухмыльнулся пиратам,  кинувшимся  к  румпелю,  и  извлек
из-за пояса пистолет, а Шэнди гаркнул:
    - Стойте! В  этом  сражении  и  так  участвует  достаточно  призраков,
добровольцы там не нужны. Наш единственный живой противник - толстяк  Лео.
Неужели же вы хотите, чтоб он удрал на вашем же корабле?
    Слова Шэнди и более веский  аргумент  в  руках  Дэвиса  подействовали.
Пираты  заколебались,  прикрывая  свою  неуверенность   ругательствами   и
возмущенными криками.
    Дэвис выстрелил в воздух и,  когда  воцарилась  относительная  тишина,
прокричал:
    - Галеон - всего лишь призрак, но он отвлекает внимание  толстяка.  Он
нас теперь заметил, и либо мы займемся им сейчас, пока ему не до нас, либо
будем ждать, когда он разделается с нами, освободившись от галеона.
    Пристыженные пираты, сгибаясь под ветром, разбрелись по своим  постам.
Им удалось поднять лишь топсель, и не успели  они  его  спустить,  как  он
разорвался под напором ветра на сотни узких лент, придавая мчащемуся шлюпу
до нелепости карнавальный облик.
    "Дженни"  стремительно  неслась  в  сужающийся  промежуток  меж   двух
кораблей.
    - Пушки левого борта - огонь! - проревел Дэвис,  стараясь  перекричать
гул ветра. - Румпель на левый борт!
    Семь пушек "Дженни" нестройно дали залп, палуба под  ногами  дрогнула.
Шлюп завалился на правый борт. Шэнди,  уцепившись  в  леер  левого  борта,
смахнул с лица пену волны, которая прокатилась всего в  нескольких  дюймах
от палубы. Когда же "Дженни" наконец  выпрямилась,  он  поднял  взгляд  на
галеон.
    "Сеньора",  без  сомнения,  была  в  отчаянном  положении:  грот-мачта
надломилась и рухнула за  борт  вместе  с  оснасткой,  образовав  плавучий
якорь. Шэнди тихо выругался. "Дженни" была гораздо меньшим судном, к  тому
же ее пушки стреляли по  корпусу  галеона,  не  по  мачтам...  Но  тут  он
сообразил, что видит ход первоначального сражения  между  "Нашей  Сеньорой
Слез"  и  "Шарлоттой  Бейли";  оно  вновь  разыгрывалось  воскрешенными  и
каким-то образом сохранившими память капитанами кораблей.
    - Держи румпель! - закричал Дэвис. - И нам лучше сбавить  скорость,  -
добавил он, обращаясь к Харвуду. - Мы обогнем нос  "Кармайкла"  и  возьмем
его на абордаж с правого борта.
    Корабли, вступив в поединок, замедлили движение,  и  теперь  "Дженни",
несмотря на свою перегрузку, легко обогнала  "Кармайкл",  описала  дугу  и
подошла к кораблю с правого борта. Нос "Дженни" проскрежетал  по  обшивке,
шлюп вздрогнул, теряя скорость. Дэвис приказал бросить абордажные  крючья,
и мгновением  позже  пираты,  как  жуки,  поползли  по  веревкам  на  борт
"Кармайкла". Среди первой волны атакующих  оказался  и  Шэнди,  с  горькой
иронией подумавший о том, что теперь, при вторичном  захвате  "Кармайкла",
он сам оказался в числе бородатых оборванцев, лезущих по канатам.
    Когда он долез до половины высоты корпуса,  упираясь  ногами  в  борт,
корабль под ним неожиданно содрогнулся,  словно  поверхность  барабана,  и
накренился. Шэнди  отшвырнуло  и  тут  же  ударило  боком  о  доски.  Удар
отозвался звоном в голове, правая  рука  онемела.  Однако  Шэнди  удалось,
вцепившись левой рукой в канат, удержаться. Глянув вниз,  он  увидел,  что
многие пираты попадали в воду, бурлившую меж двух судов.
    - Галеон дал залп по нему с другой стороны! - заорал  Дэвис,  хватаясь
за абордажный крюк. - Сейчас или никогда!
    Шэнди втянул воздух ртом - нос  заливала  кровь,  которую  он  не  мог
вытереть, - и попытался согнуть пальцы правой руки. Убедившись, что с ними
все в порядке, он перехватил веревку и, оттолкнувшись от корпуса, уперся в
него ногами и снова принялся карабкаться вверх. Он  добрался  до  планшира
одним из первых и перевалился через борт, однако, несмотря на  тревогу  по
поводу Бет Харвуд, несколько секунд мог только смотреть по сторонам.
    Испанский  галеон  нависал  рядом,  закрывая  небо  путаницей  мачт  и
сломанного такелажа. Но внимание Шэнди было приковано к тому, что он видел
перед  собой.  Корабль,  на  который  он  взобрался,   попросту   не   был
"Кармайклом"  -  палуба  оказалась  гораздо  шире  и  короче,   на   корме
поднимались две надстройки, пушки были расставлены на  верхней  палубе,  -
однако Шэнди с ужасом  смотрел  не  на  них,  а  на  сновавших  по  палубе
матросов.
    Они двигались неуклюже, их кожа обрела цвет чуть забеленного  сметаной
грибного супа, а глаза были того молочно-белого оттенка,  который  у  рыбы
свидетельствует о несвежести.
    Большинство неумело воскрешенных моряков  толпились  у  левого  борта,
готовясь к отражению атаки подобной же нежити, лезущей с "Сеньоры".
    Шэнди страстно захотелось прыгнуть в воду, подальше отсюда. То, что он
видел перед собой, было воплощением самых ужасных детских кошмаров,  и  он
совсем не был уверен, что и сам не упадет замертво, стоит только одной  из
этих тварей обратить на него свой познавший загробные тайны взор.
    Вскоре он понял, что  его  появление  не  осталось  незамеченным,  ибо
несколько мертвецов двинулись к нему  шаркающей,  но  удивительно  быстрой
поступью, угрожающе размахивая ржавыми, но весьма зловещего вида  саблями.
Их босые ноги шлепали по палубе со звуком, напоминавшим Шэнди мальчишескую
забаву: швырять дохлых жаб на черепицу крыши.
    Голосом, срывающимся от паники, Шэнди выкрикнул  первые  строки  "Отче
наш", вскочил, выхватил саблю и сделал выпад - один из  тех,  которым  его
научил Дэвис. Притворившись, что  он  собирается  вклиниться  между  двумя
противниками, он кинулся в сторону, ловким движением выбил оружие из  руки
нападающего слева матроса и рубанул мертвеца по  шее.  Перепрыгивая  через
обезглавленного противника, он краем глаза заметил на мостике растрепанную
фигуру Лео Френда. Толстяк, казалось,  был  в  ярости  и  в  то  же  время
напуган.  Он  стоял,  уставившись  куда-то  выше  и  позади  Шэнди.  После
нескольких маневров Джеку удалось разделаться со своими противниками, и он
рискнул оглянуться.
    В воздухе в нескольких футах над бортом висел Бенджамен Харвуд, сквозь
спутанные седые космы почти благожелательно улыбаясь Френду.
    - Я взял вас с собой, - сказал старик, и хотя он говорил тихо, лязг  и
грохот битвы между командами призраков затих, и слова доносились до  Шэнди
ясно и четко. - Я показал вам, как выйти из тупика, в котором вы застряли.
Я провел вас к месту, найти которое своими силами вы не  могли.  -  Улыбка
стала шире, превратившись в  оскал  черепа.  -  Неужели  вы  действительно
думали, будто  превосходите  меня  в  могуществе,  будто  можете  от  меня
скрыться? Ха! Я рад, что вы проявили свою предательскую  натуру  теперь  -
ведь в конце концов вы могли бы стать достаточно сильным, чтобы  доставить
мне неприятности.
    Харвуд медленно опустил веки.
    На борт уже взобрались и  остальные  пираты  и  после  первоначального
изумления  принялись  яростно  драться,  быстро  сообразив,  что   вывести
мертвеца из строя можно, лишь изрубив его на мелкие кусочки.  Несмотря  на
свою неуклюжесть, нежить  оказалась  весьма  проворной,  и  уже  несколько
человек Дэвиса лежали на палубе в крови.
    Шэнди слышал, как кто-то колотит  в  дверь  под  тем  возвышением,  на
котором стоял Френд, и догадался, что это запертая в  каюте  Бет,  но  ему
становилось все труднее проложить себе дорогу  к  корме.  Ушибленная  рука
быстро устала, и теперь Шэнди мог только парировать удары. Сил на атаку  у
него не оставалось. Потом один из оживших мертвецов размахнулся и бросил в
него позеленевший нож, метя в  голову.  Шэнди  успел  все  же  отбить  его
эфесом, но сила удара выбила саблю  из  руки.  Она  зазвенела,  отлетев  в
сторону. Мертвец был теперь слишком  близко,  чтобы  от  него  можно  было
увернуться; он уже занес руку для смертельного удара. Шэнди не  оставалось
ничего другого, кроме рукопашной схватки.
    От противника воняло тухлой рыбой. Тело его напоминало мокрый  кожаный
мешок, наполненный желе и железными цепями. Шэнди приходилось  бороться  с
собой, чтобы не лишиться чувств от его близости. Мертвец шипел, бил  Шэнди
рукоятью сабли по спине, но тому все-таки удалось  добраться  до  борта  и
перевалить мертвеца через планшир. Серые руки крепко вцепились в  отвороты
камзола Шэнди. На несколько  долгих  секунд  Джек  застыл,  что  было  сил
вцепившись в леер, глядя в мертвые глаза утопленника. Потом руки  мертвеца
развалились на части, и тело  полетело  вниз,  в  пучину,  оставив  кисти,
вцепившиеся в одежду Шэнди.
    Оказавшись без оружия, Шэнди  стал  отчаянно  оглядываться  в  поисках
выбитой сабли, но даже охватившая его  паника  не  помешала  ему  обратить
внимание на то, что происходит с Лео Френдом. Толстяк висел в воздухе  над
ютом, окутанный пламенем, и хотя огонь метался и ревел  вокруг,  волосы  и
одежда его совсем не пострадали. Шэнди метнул взгляд на Харвуда, тот  тоже
был охвачен пламенем, хотя языки  его  были  менее  заметны.  Тогда  Шэнди
понял, что присутствует при дуэли двух колдунов.
    - Джек, сзади! - крикнул ему Дэвис.  Шэнди  отпрыгнул,  вцепившиеся  в
камзол руки взметнулись в воздух, и в тот же самый миг сабля  свистнула  в
воздухе там, где только что была  его  голова.  Он  оказался  прямо  перед
другим мертвецом, который, с застывшим  лицом,  тут  же  занес  саблю  для
удара. Но он опоздал на долю секунды. Его собственная голова  скатилась  с
плеч, отсеченная ударом Дэвиса.
    - По сторонам, по сторонам смотри! - рявкнул Дэвис, ногой  подталкивая
оружие теперь уже дважды мертвого противника Шэнди. - Чему я  тебя  только
учил?!
    - Ага, Фил, - выдохнул Шэнди, подхватывая тяжелый клинок.
    Рядом с ними не оказалось никого из команды  "Шарлотты  Бейли".  Дэвис
перехватил саблю левой рукой и принялся  разминать  ладонь  правой.  Шэнди
заметил, как глаза предводителя пиратов сузились, и припомнил, что  именно
эту ладонь Дэвис обжег в джунглях.
    - Что, бо... - участливо хотел было спросить он и тут же с  криком:  -
Берегись! - прыгнул мимо Дэвиса и,  рубанув  сверху  вниз,  рассек  надвое
похожего на медузу мертвеца. - Действовать этой рукой ты можешь?
    - Выбирать не приходится, - процедил Дэвис, вновь перехватывая  клинок
в правую руку и оглядывая бойню на палубе.  -  Слушай,  надо  любой  ценой
добиться того, чтобы Френд проиграл этот поединок. Попытайся...
    Позади  Шэнди  раздался  треск  ломающегося  дерева.  Оглянувшись,  он
увидел, как Френд простер ладонь вниз, и хотя сам он парил в дюжине  ярдов
над палубой и его пухлая рука лишь слегка опустилась,  палуба  над  каютой
вздыбилась, выдранные доски на какое-то мгновение  зависли  в  воздухе,  а
затем их будто мощным порывом ветра смело в  сторону.  Раздались  крики  и
вопли тех, на кого обрушились эти обломки.
    Френд  поднял  сложенную  ковшиком  ладонь,  и  на  дневной  свет   из
развороченной дыры  выплыла  Бет  Харвуд,  тщетно  стараясь  вырваться  из
невидимых пут.



    "О Боже, - в ужасе подумал Шэнди. - Да  он  же  использует  ее,  чтобы
отвлечь Харвуда. Он уже, должно быть, изнасиловал ее, а теперь  собирается
спалить или еще что-нибудь, лишь бы Харвуд бросился ее спасать".
    Шэнди устремился к ней по скользкой, залитой кровью палубе и  даже  не
заметил, как один из  мертвецов  притаился  за  бухтой  каната,  собираясь
ударить Шэнди снизу.
    Однако Дэвис увидел опасность.
    - Черт  бы  тебя  побрал,  Джек,  -  устало  пробормотал  он,  кидаясь
наперерез Шэнди.
    Оказавшийся поблизости Веннер, рыжие волосы которого окрасила кровь из
раны на голове, а улыбка сменилась  гримасой  ярости,  моментально  оценил
ситуацию. Заметив, как Дэвис кинулся за Шэнди, он намеренно преградил  ему
путь, толкнув того в грудь плечом.
    Дэвиса шатнуло, воздух со свистом вырвался из легких,  но  он  все  же
нашел в себе силы бежать  дальше,  одарив  Веннера  гневным  красноречивым
взглядом.
    Шэнди пришлось огибать сгрудившихся у подножия трапа пиратов, но после
этого дорога к Бет - и терпеливо поджидавшему  ожившему  мертвецу  -  была
свободна.
    Дэвису не хватало времени на обманный выпад -  он  с  маху  перескочил
последние ступеньки и вонзил лезвие в шею мертвецу. Клинок вошел глубоко в
призрачную плоть, но Дэвис задыхался, сил в покалеченной руке не  хватило.
Мертвый соперник перевел на него рыбьи глаза, и не успел Дэвис высвободить
свой клинок, как изъеденный ржавчиной  нож  с  чмоканьем  вонзился  Дэвису
прямо в живот.
    Внезапно побледнев, Дэвис выдохнул  ругательство  и  стиснул  руку  на
эфесе сабли. Конвульсивным движением, которое было наполовину предсмертной
судорогой, наполовину боевым приемом, он из последних сил перерубил  серую
шею.
    Два трупа покатились по палубе.
    Шэнди даже не заметил этой стычки. Оказавшись рядом с Бет,  он  бросил
саблю и, вложив все силы в прыжок, попытался ее достать, но в футе  от  ее
тела пальцы натолкнулись на невидимое препятствие.  Его  взгляд  мимолетно
встретился с глазами Бет. В них он прочел мольбу, а  губы  девушки  что-то
прошептали.
    Он упал и, больно ударившись боком  о  громадный  брус,  повалился  на
нагретые солнцем доски палубы, ожидая, что в любую секунду  одна  или  две
позеленевшие сабли пригвоздят его к дереву.
    Но неожиданно призрачные фигуры побледнели, стали  почти  прозрачны  в
ярком свете солнца, и вес  рук,  вцепившихся  ему  в  камзол,  стал  почти
неосязаем.
    Тут же Шэнди увидел, что  лежит  на  столь  знакомой  ему  палубе,  на
полубаке "Громогласного Кармайкла",  и  понял,  что  Френд,  должно  быть,
слишком поглощен обороной и уже не  успевает  поддерживать  чары,  которые
дали ему команду.
    - Я ведь могу и убить ее, - сказал Френд. Напряженные морщины  на  лбу
разгладились, и к нему вернулась прежняя уверенная ухмылка.
    Теперь заколебался уже Харвуд, и Френд, воспользовавшись этим,  метнул
в него ослепительно белый  огненный  шар.  Однорукий  отмахнулся  от  него
нервным движением, и шар упал вниз, на "Дженни", вызвав хор  встревоженных
голосов. Но при этом Харвуд снизился на пару футов. Хриплый стон  вырвался
из его горла, он протянул руку к дочери, которая  медленно  поднималась  в
воздух к Лео Френду. Вокруг него уже не было огненного кольца, и  выглядел
он как гротескный, украшенный лентами воздушный шар.
    Молодой маг глубоко  вздохнул,  расправил  плечи  и  раскинул  руки  в
стороны.
    И тогда, несмотря на сильный ветер, в нос  ударил  запах  раскаленного
металла, "Кармайкл" вновь превратился в  многопалубную  широкую  "Шарлотту
Бейли", призраки не только обрели  плоть,  но  и  стали  казаться  живыми:
румяные щеки, загорелые  руки,  сверкающие  яростью  глаза,  а  сам  Френд
засветился в вышине, словно солнце, принявшее очертания человека...

    Лео Френд чувствовал, как  он  близок  к  пониманию  сути  вещей,  что
находится буквально на пороге всевластия, и все это без всякой посторонней
помощи, все достигнуто им самим! Он видел теперь, что именно так и  должно
было произойти,  что  только  своими  усилиями  можно  достичь  желаемого.
Одержать верх над Харвудом надо сейчас, именно сейчас или никогда.
    Но чтобы стать Богом - это ведь означало, что в  нем  изначально  была
заложена божественная сущность,  -  он  должен  был  найти  смысл  каждого
отдельного события в своем прошлом, определить его  место,  совместимое  с
его божественной сутью... Там не должно было остаться ничего, о чем стыдно
было бы вспомнить.
    Со сверхчеловеческой  быстротой  он  мысленно  просмотрел  собственную
жизнь год за годом: болезненная страсть истязать животных, мелкая  зависть
к товарищам, отравленные конфеты,  оставляемые  возле  школьных  дворов  и
работных домов, - он оказался способен взглянуть  в  глаза  фактам,  найти
оправдание   каждому   мелкому   случаю   и   совместить   их   со   своей
божественностью.  Френд  тотчас  почувствовал,  как  его  сила  неизмеримо
возрастает по мере того, как он приближается к полному  довольству  собой,
за которым его ждет всемогущество...
    И в конце концов, после устранения Харвуда, Френду останется оправдать
лишь один-единственный  факт  из...  Но  это  было  наиболее  унизительное
событие из всех, которые он пережил, и даже теперь с  огромным  трудом  он
заставлял себя не отворачиваться от него... Однако именно сейчас, когда он
висит в воздухе над своим кораблем,  противостоя  уже  почти  побежденному
врагу, когда почти завоеванный им приз поднимается  из  разрушенной  каюты
навстречу ему, он все же должен найти в себе силы пережить событие заново.
    Ему пятнадцать лет, он стоит  в  своей  провонявшей  тушеной  капустой
спальне напротив книжного шкафа... нет, нет, стоит он в роскошной  спальне
с  деревянными  панелями,  полной  благоухания  жасмина,  долетающего   из
открытого окна и мешающегося с неповторимым запахом переплетенных  в  кожу
книг... так оно было, есть и всегда будет,  не  существовало  никогда  той
вонючей, грязной берлоги, в которой он жил... Его  мать  открыла  дверь  и
вошла. Лишь одно мгновение она была толстой седой старухой в  бесформенном
балахоне. Нет, она была высокой, прекрасной женщиной в цветастом  шелковом
распахнутом халате... Семью годами раньше он открыл для себя магию и с тех
пор неуклонно совершенствовался в  ней.  Теперь  ему  хотелось  поделиться
богатствами своего ума с единственным человеком, который мог его оценить и
понять...
    Он подбежал к ней и поцеловал...
    И снова все вышло из-под контроля: она снова  была  толстой  старухой,
поднявшейся  наверх,  чтобы  перестелить  ему  постель.   Роскошная   зала
превратилась   в   клетушку   с   потрескавшимся    потолком,    а    его,
пятнадцатилетнего толстого подростка, застали за онанизмом. Он покрывал ее
поцелуями, потому что думал, будто она пришла по другой причине...
    - Ой, мамочка, - задыхаясь, пробормотал он с бьющимся сердцем. - Мы  с
тобой можем владеть миром. Я знаю магию, я могу...
    Огромным усилием воли он опять превратил ее  в  прекрасную  женщину  в
роскошной одежде, увеличил спальню до королевских размеров...  и  как  раз
вовремя, поскольку знал, что в следующий момент отец - муж  его  матери  -
войдет  в  комнату,  и  сомневался  в  том,  что  сумеет  вновь   пережить
последующую сцену такой, какой она была на самом деле.
    Что ж, внушал он себе, я создаю новую реальность,  и  через  несколько
минут   это   невыносимое    воспоминание    перестанет    соответствовать
действительности.
    На лестнице раздались грузные шаги,  Френд  сконцентрировался,  и  они
превратились в легкие шажки ребенка. На площадке была  лампа,  и  огромная
колеблющаяся тень угрожающе заслонила проем двери... И снова Френд усилием
воли заставил все измениться: теперь на пороге  лежала  тень  сгорбленного
маленького человечка, такая жидкая, словно отбрасывающее ее существо почти
нематериально.
    В комнату вошел тощий старик, похожий на  крысу,  вставшую  на  задние
лапы, не представляющий ни для кого никакой угрозы,  несмотря  на  злобный
прищур и хищный оскал.
    - Это что? - раздался раскатистый бас, но  Френд  спохватился,  и  бас
превратился в писк: - Что здесь происходит?! - От заморыша пахло  вином  и
табаком. Крошка-папаша смешно проковылял по выложенному плиткой полу к Лео
Френду, и в  этой  реальности  увесистая  оплеуха  сменилась  беспомощным,
слабым толчком.
    Мать повернулась к вошедшему, и только от одного ее  взгляда  крыса  в
штанах отпрянула от мальчика.
    - Ты - невежественная  скотина.  -  Ее  тихое  музыкальное  контральто
отдалось эхом от покрывающих стены панелей и слилось с  журчанием  веселых
фонтанов в саду. - Грязное  отродье!  Красота  и  величие  не  для  твоего
скудного умишка. Пошел вон!
    И тварь, спотыкаясь, попятилась к двери, унося с собой винную вонь...

    Харвуд осел еще на один фут. Он уже был почти вровень с бортом,  взмок
от пота, волосы прилипли ко лбу. Он натужно,  тяжело  дышал,  не  открывая
глаз. Лишь на мгновение один глаз приоткрылся, но  в  нем  блеснул  огонек
скрытого торжества.

    Это выбило Френда из колеи, и на мгновение его контроль над  событиями
поколебался. В воспоминании отец стал расти и двигаться медленнее, комната
на глазах начинала расползаться,  превращаясь  в  конуру,  и  мать  Френда
беспомощно залопотала:
    - Ты за что ударил Лео? Ты что всегда его бьешь?..
    И отец уже начал поворачиваться к ним. Высоко над палубой Лео  стиснул
сияющие кулаки, собрал  остатки  воли,  и  медленно,  медленно  отец  стал
уменьшаться, спальня вновь стала роскошной,  хотя  панели  на  стенах  еще
оставались полупрозрачными...

    В этот момент Харвуд перестал притворяться побежденным, расхохотался и
нанес удар.

    И отец, хотя все еще и стоял к нему спиной,  вдруг  невероятно  вырос,
так что косяк двери стал низок. Он обернулся, и  перед  Фрейдом  оказалось
ухмыляющееся лицо Харвуда. Он открыл огромный рот и изрек  фразу,  которую
так отчаянно пытался забыть Френд:
    - Ты что делаешь со своей матерью, ты, урод! Гляди, ее тошнит прямо на
пол.
    Охваченный животным ужасом, он повернулся  к  матери,  которая  за  те
секунды,  что  он  не  смотрел  на  нее,  ужасно  изменилась:  теперь  она
напоминала жирную, безволосую собаку, пятившуюся от него. Ее брюхо  ходило
ходуном от мучительных спазмов, она выблевывала на грязный пол собственные
внутренности...
    Спальня не только превратилась в ту убогую клетушку,  которой  была  в
действительности,  она  стала  еще  более  мрачной,  со  спертым,  вонючим
воздухом. Френд попытался вырваться обратно на чистый морской  воздух,  на
"Шарлотту Бейли", пусть даже на "Громогласный Кармайкл", но не  мог  найти
выхода.
    - Ты чересчур быстро истратил резервы, - изрекло существо, бывшее  его
отцом и Бенджаменом Харвудом и каждым сильным взрослым человеком,  который
когда-либо выражал ему свое презрение. И тут оно кинулось на  него,  стены
начали смыкаться, комната сжалась и поглотила Френда.

    Удар грома потряс воздух и не только оглушил успевшего  встать  Шэнди,
но и заставил ухватиться за канат, чтобы удержаться на ногах.  Оглянувшись
по сторонам, задыхаясь  от  вони  раскаленного  металла,  он  увидел,  что
корабль вновь превратился в привычный "Кармайкл",  а  воскрешенные  моряки
стали едва различимыми тенями. Руки, вцепившиеся в отвороты  его  камзола,
пропали.
    Шэнди  поднял  глаза.  Бет  Харвуд  по-прежнему  висела  неподвижно  в
воздухе, футах в двадцати над  палубой,  но  сам  Лео  Френд  стремительно
возносился  в  безоблачную  синеву,  сияя  нестерпимо  ярким  светом.   Он
отмахивался от чего-то, как от роя разъяренных пчел. Даже несмотря на звон
в ушах, Шэнди слышал пронзительный визг Лео Френда. Наконец там, в вышине,
полыхнуло так, что перед глазами заплясали красные пятна, а вскоре с  неба
посыпались хлопья белесого невесомого пепла.
    Бет Харвуд плавно опустилась обратно в  каюту,  и  разломанные  доски,
словно змеи, поползли обратно на свое место, закрывая пролом.
    Над палубой скользили привидения английских и испанских  моряков,  они
жадно  тянулись  к  лужицам   пролитой   крови,   на   мгновение   обретая
материальность от соприкосновения с  нею,  но  пепел  Френда,  гонимый  по
палубе бризом, отравлял все, чего касался, и  призраки  исчезали  один  за
другим.
    Груда досок  подле  дыры  продолжала  убывать,  и  вскоре  из-под  них
выкарабкались  две  окровавленные  фигуры.  Шэнди  уже  собрался  радостно
приветствовать их, но тут заметил расколотую голову  одного  и  вдавленную
грудь другого. Он глянул им в глаза и нисколько не удивился, увидев в  них
полнейшую пустоту.
    Рядом с Шэнди труп мистера Берда сел,  неуклюже  поднялся  на  ноги  и
побрел к блокам у грот-мачты. Один за другим прочие  трупы  собрались  там
же, с выражением ожидания на мертвых лицах.  Шэнди  насчитал  четырнадцать
погибших.
    - Только не Дэвис! - У Шэнди перехватило горло, когда среди этой толпы
он увидел своего друга и понял, что Дэвиса больше нет. - Только не Дэвис!
    Харвуд выпорхнул из-за борта и, обогнув  мачту,  приземлился  на  юте,
рядом с каютой, в которой находилась Бет. Он несколько секунд без  всякого
выражения смотрел на Шэнди, потом покачал головой.
    - Мне жаль, - сказал он. - Но моя команда и так невелика,  я  не  могу
обойтись без него. А теперь все вон с моего корабля.
    Шэнди оглянулся на "Дженни", чьи мачта и опаленные паруса  выглядывали
из-за борта. Дым превратился в редкие  струйки,  очевидно,  оставшиеся  на
борту сумели-таки погасить пожар.
    Около двадцати  пиратов,  оставшихся  в  живых,  толпились  на  палубе
"Кармайкла" - в крови, в лохмотьях,  израненные;  они  обратили  взоры  на
Шэнди.
    Тот кивнул.
    - Все на "Дженни", - сказал он, стараясь придать голосу уверенность  и
не дать прорваться горечи, которую он испытывал. - Я скоро присоединюсь  к
вам.
    Пока матросы, шатаясь и хромая, добирались до борта,  с  которого  все
еще  свешивались  абордажные  крючья,  Шэнди  сделал   глубокий   вдох   и
направился, понимая, что действия его бесполезны и скорее всего опасны,  к
каюте Бет.
    Харвуд молча следил за ним. На его губах играла легкая улыбка.
    Шэнди остановился перед запертой на засов дверью и,  несмотря  на  то,
что чувствовал всю нелепость этого, постучался.
    - Бет! - позвал он громко. - Это Джек Шэнди... то есть Джон Шанданьяк,
- поправился он. Собственное имя прозвучало как чужое и странное. - Идемте
со мной, и я обещаю, что высажу вас в ближайшем крупном порту.
    - Но как же я, - донесся из-за двери на удивление спокойный голос Бет,
- как же я могу  доверять  человеку,  который  убил  офицера  королевского
флота, дабы спасти убийцу от заслуженной кары, а позже приставил нож мне к
горлу, чтобы разлучить меня с моим отцом?
    Шэнди откинул волосы со  лба  и  поднял  взгляд  на  Харвуда,  который
улыбнулся и с насмешливым сочувствием пожал плечами.
    - Этот капитан корвета, - сказал Шэнди, пытаясь сохранить спокойствие,
- намеревался убить Дэвиса, убить его без суда и следствия. У меня не было
выбора. А что касается вашего отца, - он умолк, понимая всю  безнадежность
своей попытки в чем-то убедить ее, но  заставил  себя  продолжить,  бросая
слова, как экипаж тонущего корабля сбрасывает в воду пушки и бочки, -  ваш
отец намерен изгнать вашу душу из тела и заменить ее душой вашей матери.
    Внутри каюты было тихо.
    - Пожалуйста, покиньте мой корабль, - сказал Харвуд вежливо.
    Шэнди схватился за дверной засов, но мгновением  позже  он  беспомощно
барахтался в воздухе, отлетая прочь от двери каюты. Сердце у него замерло,
он зажмурился, испытывая сильнейшее головокружение. Шэнди перелетел  через
планшир, затем на какое-то мгновение завис над водой в тридцати  футах  от
носа "Дженни", а потом неведомая сила исчезла, и он рухнул вниз, с головой
уйдя в прохладную воду.
    Он вынырнул в облаке  воздушных  пузырьков,  устало  доплыл  до  борта
"Дженни" и, ухватившись за протянутые руки, выбрался на палубу.
    - Это все вонючая магия, кэп, - сказал Скэнк, когда Шэнди  обессиленно
навалился плечом на мачту, тяжело дыша. Под ногами растекалась лужа. - Нам
еще повезло, что мы сумели унести ноги.
    Шэнди скрыл свое удивление, услышав,  что  его  назвали  капитаном.  В
конце концов Дэвис мертв, и Шэнди был его старшиной.
    - Да, пожалуй, ты прав, - пробормотал он.
    - Чертовски рад, что ты уцелел, Шэнди, - заверил его Веннер с  широкой
улыбкой, которая не скрывала холодок в серых глазах.
    Двое пиратов отцепили абордажные крючья и прыгнули в воду.  Когда  они
взобрались на борт "Дженни", то тут же потребовали рому.
    - Да, дать всем выпить, - сказал Шэнди, опять отводя волосы со лба.  -
В каком состоянии шлюп?
    - Ну, - протянул Скэнк, - он и до огненного шара был не в лучшем виде.
Но до Нью-Провиденс мы должны добраться без труда.
    - Нью-Провиденс, - повторил Шэнди. Он бросил взгляд  на  "Кармайкл"  и
увидел, как по вантам ползет труп мистера  Берда.  Он  забрался  на  самый
верх, вставил  ноги  в  петли  и  принялся,  словно  автомат,  развязывать
крепления паруса. Мертвецы на палубе потянули за канаты, парус  наполнился
ветром, и, поначалу  медленно,  большой  корабль  принялся  отдаляться  от
"Дженни".
    - Ныо-Провиденс, - в задумчивости повторил новый капитан "Дженни".
    А в каюте "Кармайкла" заклинание перестало действовать на Бет  Харвуд,
и она выдохнула:
    - Я верю вам, Джон. Да! Да! Я согласна плыть  с  вами!  Заберите  меня
отсюда, ну пожалуйста!
    Но к этому времени парус "Дженни" уже превратился  в  крохотный  белый
лоскуток на сверкающей поверхности моря. И если  не  считать  Харвуда,  ее
слова слышал только мертвый экипаж "Громогласного Кармайкла".




                       - Который час?
                       - Вот-вот пробьет двенадцать.
                       Нас завтра ожидает судный день.
                                            Т.Л.Беддос




    Шестеро мужчин выбрались из шлюпки, ткнувшейся носом в песчаный берег.
Стид Боннет выглянул из-за кизилового дерева, росшего на  вершине  склона,
защищавшего его лагерь от холодного  ветра.  Он  облегченно  перевел  дух,
когда узнал их предводителя. То был  Уильям  Ретт,  тот  самый  британский
полковник, который взял Боннета в плен  месяц  назад  и  вот  сейчас  явно
явился  сюда  снова  захватить  его  после  недавнего  бегства  из  здания
гауптвахты, которая служила городу Чарлстон тюрьмой. . Слава Богу, подумал
Боннет, меня опять, похоже, запрут, а если очень повезет, быть может, меня
здесь сегодня убьют.
    Он отошел от дерева и поспешил на другую  сторону  холма,  прежде  чем
кому-нибудь из его спутников пришла в голову идея отправиться за  ним.  По
пути  он  пытался  подавить  в  себе  радостное   возбуждение,   поскольку
чернокожий мог улавливать чувства почти так же, как и сам Тэтч.
    Он нашел всех троих по-прежнему сидящими вокруг огня: индеец и  черный
с одной стороны, Дэвид Хэрриот - с другой.
    - Что ж, Дэвид, -  сказал  он,  стараясь  говорить  весело,  -  погода
заметно улучшается. Сдается мне, ты с нетерпением ждешь того дня, когда мы
сможем наконец убраться с этого  проклятого  острова  и  заполучить  новый
корабль.
    Хэрриот, бывший исполнительным помощником Боннета с  того  дня,  когда
"Возмездие" спустили на воду, и  до  захвата  корабля  полковником  Реттом
возле устья реки Фир, лишь пожал плечами. Его детский  восторг  по  поводу
того, что  они  сумели  сбежать  из  Чарлстона,  поугас  и  уступил  место
суеверному страху, когда необъяснимо отвратительная  погода  заставила  их
искать убежища  здесь,  на  острове  Салливан,  и  совсем  впал  в  черную
депрессию с того дня, как к ним  присоединились  индеец  и  этот  странный
негр.
    Индеец и негр объявились неделю назад,  утром.  Они  просто  стояли  у
палатки Боннета, и хотя ни он, ни Хэрриот их никогда раньше не видели, они
приветствовали тех по именам и  объяснили,  что  пришли  помочь  завладеть
новым судном. Боннету показалось, что он видел  индейца  в  мае  на  борту
"Месть королевы  Анны",  когда  Тэтч  осадил  Чарлстон,  чтобы  заполучить
колдовскую травку. А у негра были  подозрительно  белые  десны  -  примета
настоящего бокора. И даже для простодушного Хэрриота стало ясно, что  Тэтч
их наконец нашел.

    Почти полтора месяца после того ужасного путешествия к Фонтану  юности
Боннет не имел никакого влияния на свои собственные поступки.  "Возмездие"
сопровождало "Месть королевы Анны" в плавании на  север,  к  Вирджинии,  и
хотя Боннет отдавал приказы и управлял кораблем, на самом деле его голосом
командовал Тэтч. Словно во сне Боннет принял амнистию из  рук  губернатора
Северной Каролины, Эдена, и намеревался отплыть на юг,  на  Барбадос,  где
собирался вернуться в привычный круг богатых  плантаторов,  насколько  это
было  возможным.  Тэтч,  планировавший  оказаться  убитым,   чтобы   потом
возродиться в новом теле, явно чувствовал, что было бы неплохо  иметь  под
рукой богатого джентльмена или пусть даже  экс-джентльмена  -  в  качестве
послушной марионетки.
    С момента получения амнистии Боннет все  больше  и  больше  становился
самим собой. Тэтч явно полагал, что Боннет больше всего на  свете  мечтает
вернуться к своей прежней жизни, и поэтому не слишком давил на старика.
    На самом же деле Боннет страшился возвращения на Барбадос больше,  чем
смерти. В свое время он был  там  уважаемым  гражданином  как  вышедший  в
отставку армейский майор и как зажиточный  плантатор.  И  потому  мысль  о
возвращении в родные края  в  качестве  бывшего  пирата,  да  еще  такого,
который предпочел спрятаться от правосудия под юбкой королевской амнистии,
была ему просто невыносима.
    Всякие надежды, которые он мог питать, что обитатели этого отдаленного
острова останутся в неведении относительно его пиратской карьеры, рухнули,
ибо второе судно, которое он захватил в свое время, было "Торбет", корабль
с Барбадоса. Хоть он и знал, что ему не следует  оставлять  свидетелей,  у
него не хватило духу отдать приказ перебить всех  пленных,  а  кроме  того
Дэвид Хэрриот не остался бы в стороне, если бы людей, с которыми он плавал
всю свою жизнь, убивали у него на глазах.
    Вдобавок ко всему прочему при мысли о встрече с женой он едва не терял
сознание от ужаса. Она была сущей мегерой,  и  до  сих  пор  он  частенько
просыпался весь в поту, и в ушах звучал ее пронзительный голос:
    "Убирайся, ты, дрянной слизняк! Свинья вонючая!", и всегда он бежал из
собственного дома, пылая желанием убить и ее, и себя заодно.
    Будущее обещало лишь одно: возвращение на  Барбадос  и  к  жене,  если
только...  если  только  он  не  сумеет  расстроить  планы,  которые  Тэтч
вынашивал на его счет. И вот четырнадцатого сентября он отправил  Хэрриота
в город отыскать и собрать как можно больше членов старого экипажа - он не
хотел брать с собой ни одного, кто плавал с Тэтчем или Дэвисом, - а  потом
собрать их на борт "Возмездия". Этот  корабль  не  был  пиратским  призом,
захваченным в бою, Боннет оплатил каждую дощечку, каждый  ярд  канатов,  и
чиновники порта не  имели  ничего  против  его  отплытия  на  "Возмездии".
Выбравшись в открытое море, он тотчас же велел соскрести  старое  название
"Возмездие" и написать новое: "Король Джеймс".
    А потом Боннет принялся нарушать условия амнистии.  Не  успело  солнце
сесть в тот день, как он уже взял на  абордаж  корабль,  а  в  последующие
десять  дней  захватил  еще  одиннадцать.  Добыча  была  мизерная:  табак,
свинина, гвозди и иголки - но он занимался пиратством на  глазах  у  всех.
Экипажам ограбленных кораблей он представлялся как капитан Томас,  ибо  не
хотел, чтобы слухи о нем дошли  до  Тэтча  прежде,  чем  он  окажется  вне
пределов досягаемости.
    А чтобы достичь этого, он решил воспользоваться планами  Тэтча  насчет
собственного поражения. Поскольку Боннет был полностью  во  власти  Тэтча,
тот только с ним одним обсуждал детали своего плана. Правда, Боннет  хотел
воспользоваться им в более скромных целях. Тэтч собирался в  конце  концов
получить бессмертие, а Боннет искал лишь скорой смерти в бою,  а  если  не
повезет, то суда и виселицы. Он поднялся на "Короле Джеймсе" по  реке  Фир
для ремонта, но отпустил капитана и экипаж последнего захваченного корабля
лишь после того, как они увидели, где он встал на якорь.
    Губернаторские войска под командованием полковника Ретта не  преминули
прибыть в устье реки вечером двадцать шестого числа. И Боннет  позаботился
о том, чтобы его попытка сбежать пришлась  утром  на  время  отлива.  Хотя
Хэрриот опешил от последних команд  своего  капитана,  Боннет  преуспел  в
своих намерениях и посадил корабль на  мель.  В  последний  момент  Боннет
попытался взорвать пороховой погреб, взрыв которого разнес бы в клочья его
самого и весь его экипаж, но его остановили прежде, чем он успел подпалить
фитиль.
    Затем было обратное путешествие в Чарлстон в кандалах. Его экипаж  тут
же заперли в церкви анабаптистов в южной части города  под  охраной  целой
роты милиции, но Боннета и Хэрриота отправили на гауптвахту на берегу реки
Эшли под охраной лишь двух часовых.
    Через две недели оба сторожа одновременно отправились в город обедать,
а дверной замок проржавел  настолько,  что  один  пинок  ногой  вышиб  его
напрочь. В глубине души Боннету все же  не  хотелось  испытывать  унижения
суда и публичной казни, поэтому, вдохновленные такой небывалой удачей, они
с Хэрриотом выбрались из камеры, украли лодку, проплыли под стенами  форта
Джонсон и вышли в море.
    Погода тут же испортилась, поднялся ветер, нависли дождевые тучи, и им
пришлось высадиться на острове Салливан к северу от порта. И только  тогда
они задумались: не слишком уж легко им дался этот побег.
    Погода не улучшалась. Беглецы умудрились соорудить палатку  из  паруса
лодки и две недели жили на черепахах  и  камбале,  зажаренных  на  костре,
который они тщательно укрывали от посторонних глаз. Боннет  надеялся,  что
рассеянный дымок не будет заметен во время ненастья. Очевидно, он ошибся.
    Боннет сорвал сухой лист пальмы и бросил его в костер; огонь затрещал,
разбрасывая искры.  Боннет  надеялся,  что  эти  звуки  скроют  шум  шагов
полковника Ретта и его людей.
    - Да, - продолжал Боннет громко, - нам с тобой обоим пойдет на  пользу
возможность распоряжаться новым кораблем, Дэвид! Мне не терпится захватить
несколько богатых купеческих судов  -  теперь  уж  я  не  повторю  прежних
ошибок. Никогда больше не оставлю я ни одного  человека,  который  мог  бы
давать показания против меня, в живых. - Он надеялся, что Ретт и его отряд
слышат  эти  его  признания.  -  Куда  лучше   попользоваться   женщинами,
расстреляв мужчин, а потом и тех  и  других  отправить  за  борт  на  корм
акулам!
    Хэрриот явно не был обрадован такими планами своего капитана, а  бокор
смотрел на Боннета с подозрением.
    - Что это ты затеял? -  спросил  он.  Бокор  был  особенно  настороже,
потому что  от  благосклонных  карибских  лоа  их  отделяли  многие  мили.
Чернокожий поднял руку и пошевелил  пальцами,  словно  проверяя  ветер  на
ощупь.
    "Где же вы, Ретт? - с отчаянием подумал Боннет.  Ему  становилось  все
более в тягость притворяться веселым.  -  Неужели  еще  не  заняли  нужную
позицию? Неужели ваши ружья еще не заряжены, курки не взведены,  и  вы  не
взяли нас на прицел?"
    Индеец поднялся и оглядел прогалину между дюнами.
    - Да, - сказал он негру, - у него есть какая-то скрытая цель.
    Пальцы бокора все еще плели сложные узоры в воздухе,  но  теперь  рука
протянулась в сторону холма, закрывающего их со стороны моря.
    - Там... Чужие! Близко! - Он быстро повернулся к индейцу.  -  Защитные
чары! Скорее!
    Рука индейца метнулась к расшитой кожаной сумке на поясе.
    - Стреляйте! - завопил Боннет.
    Дюжина почти одновременных выстрелов сотрясла  воздух;  песок  взлетел
фонтанчиками по всей прогалине, вихрь искр взвился от  костра.  С  вершины
холма донеслись крики, но Боннет не разобрал слов.  Он  медленно  повернул
голову и огляделся.
    Индеец сидел на песке, сжимая руками рваную рану  на  бедре.  Бокор  с
изумлением смотрел на изувеченную правую руку - запястье было перебито,  а
пальцы оторваны. Дэвид Хэрриот лежал на спине, пристально  глядя  в  небо;
посередине лба зияла дыра, и кровь уже  образовала  на  песке  вокруг  его
головы темное пятно.
    "Прощай, Дэвид, - подумал Боннет. - Я рад, что смог  оказать  тебе  по
крайней мере эту услугу".
    Полковник Ретт и его солдаты, скользя в песке, бежали вниз по  склону,
держа в руках заряженные пистолеты. Боннет с сожалением подумал о том, что
пуля - при первом залпе - миновала его.
    Это значит, что он останется в живых... Это  значит,  что  теперь  его
ждет суд, а потом казнь  -  гнусное  развлечение  для  жителей  Чарлстона:
индейцев, матросов, трапперов, случайно оказавшихся  в  городе.  Он  будет
дергаться и кривляться в петле, у всех на глазах обмочит штаны...
    Боннет поежился и подумал: может, еще не поздно спровоцировать Ретта и
его людей, чтобы они пристрелили его на месте?
    Нет, поздно. Ретт успел подбежать к нему и  заломить  руки  за  спину.
Запястья быстро оказались связаны прочной веревкой.
    - Добрый день, майор Боннет, - холодно произнес Ретт.
    Озноб прошел, и Боннет почувствовал, что успокаивается.  Он  расправил
плечи,  как  подобает  бывшему  армейскому  офицеру,  и  поднял  глаза  на
полковника.
    "Что ж, я умру позорной смертью, - подумал он, - но по крайней мере ни
перед кем не останусь в долгу. Я заслужил смерть, которая  меня  ждет.  Не
пиратством - я никогда не занимался им по доброй воле. Теперь мне не нужно
обманывать себя насчет того, другого дела..."
    - Добрый день, полковник Ретт, - ответил он.
    - Свяжите чернокожего и индейца, - приказал  Ретт  своим  людям,  -  и
отведите в лодку. Не стесняйтесь подбодрить  их  острием  ножа,  если  они
будут недостаточно проворны. - Полковник пнул Боннета. - Это же  относится
и к вам.
    Боннет двинулся вверх по песчаному склону прямо в серое небо. Он почти
улыбался.
    "Нет, - сказал он себе. - Не следует дольше притворяться перед  собой,
будто я был под действием наркотика,  когда  забил  до  смерти  ту  бедную
шлюху, так похоже изображавшую мою жену. Теперь мне предстоит, хотя судить
меня будут за другое, расплатиться за  это  преступление,  и  я  рад,  что
нашлись люди, способные воздать мне по заслугам".
    Боннет вспомнил о Черной Бороде.
    - Не позволяйте мне снова сбежать, слышите! - обратился он к Ретту.  -
Заприте меня в надежном месте, откуда никто не сможет меня  освободить,  и
приставьте хорошую охрану.
    - Не беспокойтесь, - ответил полковник.




    Когда  первые  проблески   зари   над   островом   Окракок   разогнали
предрассветную тьму, Тэтч довольно хмыкнул, увидев в устье  бухты  силуэты
двух военных кораблей, вставших там на якорь еще с  вечера.  Пират-великан
выплеснул в рот последние капли рома и помахал бутылкой Ричардсу.
    - Вот еще одна для Миллера, - сказал он. - Я ему отнесу.
    Он глубоко вздохнул, наслаждаясь  смесью  прохладного  предрассветного
воздуха и паров рома. Казалось, сам воздух застыл в напряженном  ожидании,
словно натянутая струна - еще немного, и она лопнет.
    Хотя это ему уже и опротивело, он заставил себя прожевать и,  едва  не
подавившись, проглотить большую конфету из какао пополам с сахаром.
    "Этого должно быть достаточно, - сказал он себе, -  пожалуй,  никто  в
мире не выпил столько рома и не сожрал столько сладостей, сколько я за эту
ночь. Могу поклясться, во мне не осталось ни капли крови,  которая  бы  не
была пропитана алкоголем и сахаром".
    - Мы еще можем проскользнуть на восток, кэп, - нервно сказал  Ричарде.
- Прилив достаточно высок, мы сможем пройти на этом шлюпе по отмелям.
    Тэтч потянулся.
    - И бросить нашу добычу? - спросил он, тыкая пальцем в  качающийся  на
волнах в тридцати ярдах от них шлюп, захваченный ими  вчера.  -  Не-а,  мы
справимся с этими вояками.
    Ричарде  встревоженно  нахмурился,  но  промолчал.  Тэтч  ухмыльнулся,
направляясь к трапу, ведущему на пушечную  палубу.  Сдается,  подумал  он,
что, застрелив Израэля Хандса, я убил сразу двух зайцев.  Теперь  они  все
боятся спорить со мной.
    Его ухмылка превратилась в кислую гримасу - на менее жестоком лице это
можно было бы счесть выражением печали, - когда он припомнил то собрание в
его крошечной каюте два дня назад. Они получили известие от Тобиаса Найта,
таможенника,  что  губернатору  Вирджинии  Спотсвуду  стало   известно   о
присутствии Тэтча в этих местах и он  снарядил  корабли  для  его  поимки.
Израэль Хандс тут же стал настаивать, чтобы сняться с якоря  и  немедленно
покинуть остров Окракок.
    Тэтч с бесстрастным лицом наклонился и стал разливать ром по кружкам.
    - Разве ты здесь решаешь, как мы будем действовать, Израэль? - спросил
он.
    - Если этого не делаешь ты, ты устраняешься, то тогда да, я  решаю,  -
решительно ответил Хандс. Они плавали  вместе  еще  со  времен  каперства,
потом стали пиратами под командованием адмирала Бена Хорниголда, и Израэль
Хандс позволял себе более по-свойски разговаривать с Тэтчем. - А  что?  Ты
хочешь остаться и сражаться на "Приключении"?! - Он презрительно  похлопал
по переборке. - Это же всего лишь шлюп,  немногим  лучше  рыбацкой  лодки.
Давай лучше вернемся туда, где мы спрятали "Месть королевы Анны", и выйдем
в море. Черт бы побрал эти гонки по отмелям! Я хочу чувствовать под ногами
настоящую палубу, хочу увидеть настоящие волны!
    И уступая неожиданно нахлынувшей на него нежности  к  старому  верному
товарищу, Тэтч импульсивно решил совершить акт милосердия, который, как он
знал, никто таковым не сочтет.
    - Я позабочусь, - буркнул он едва  слышно,  -  чтобы  ты  увидел  море
опять, Израэль.
    Под столом он взвел курки двух пистолетов  и,  задув  лампу,  скрестил
пистолеты и выстрелил в темноте. Пламя полыхнуло сквозь щели между досками
стола, и Хандса вышвырнуло из  кресла.  Когда  крики  несколько  стихли  и
кто-то  наконец  сообразил  вновь  зажечь  лампу,  Тэтч  увидел,  что   не
промахнулся: одна пуля врезалась в стенку, так никого и не задев, а вторая
размозжила коленную чашечку Израэля.
    Все повскакали с мест, глядя на Тэтча с удивлением и  страхом,  а  сам
Хандс, скорчившись  у  переборки  и  пытаясь  остановить  льющуюся  кровь,
смотрел  на  своего  старого  товарища  с  выражением  человека,  которого
предали.
    - Почему, Эд? - удалось ему выдавить сквозь стиснутые зубы.
    Не имея возможности сказать правду, Тэтч лишь раздраженно рявкнул:
    - Черт побери! Да если я не пристрелю  кого-нибудь  из  вас  время  от
времени, вы вообще забудете, кто я такой.
    Хандса на следующее утро отвезли на  берег  мечущимся  в  лихорадке  и
пылающим жаждой мщения. "Но, - подумал Тэтч, спускаясь на пушечную  палубу
и пригибаясь под низеньким потолком, - ты по крайней мере  останешься  жив
сегодня, Израэль, - тебя не будет на корабле".
    - Держи еще одну, - сказал он Миллеру, который уже  насыпал  в  дюжину
бутылок порох и свинцовые пули и, воткнув в каждую  по  фитилю,  аккуратно
разложил их на одеяле. - Ну как вы тут, готовы?
    Миллер ухмыльнулся, и лицо с багровым шрамом еще больше исказилось  от
этой кривой усмешки.
    - Как только скажете, кэп, - радостно отозвался он.
    - Отлично.
    Примерно с тем же чувством, с которым он вспомнил об  Израэле  Хандсе,
он подумал о том, что хорошо бы  под  благовидным  предлогом  удалить  всю
команду с корабля, чтобы встретить охотников Спотсвуда в одиночку. Но  чем
больше прольется сегодня крови, тем лучше  будет  действовать  его  магия.
Чувства в сторону, цель оправдывает средства, и смерть других казалась ему
сейчас приемлемой ценой за собственное возрождение.
    - Никакой пощады. - Он хлопнул Миллера по плечу. - Сегодня вода  будет
соленой от крови!
    - Чертовски  верно,  -  согласился  Миллер,  хихикнув,  насыпая  через
воронку порох в новую бутылку.
    - Чертовски верно, - эхом откликнулся Тэтч.
    - Фитили я уже разжег, кэп, - заметил Миллер. -  Солнце  взошло,  и  я
думал, вам в самый раз вплести их в волосы.
    - Нет, - ответил задумчиво Тэтч, - пожалуй, я не стану  сегодня  этого
делать.
    Он повернулся к трапу, спохватился и, не оборачиваясь, махнул  Миллеру
и остальным:
    - Спасибо всем.
    Поднявшись на палубу, он увидел, что день уже действительно  наступил.
Нежно-розовая заря разлилась по небу,  мимо,  хлопая  крыльями,  пролетела
стая пеликанов, а по берегу  острова  в  ста  ярдах  от  корабля  деловито
шныряли птицы на длинных тонких ножках.
    - Вот они, кэп, - угрюмо сказал Ричарде. Паруса обоих  военных  шлюпов
были подняты и полны ветра, и узкие корпуса резали спокойное серебро воды.
    - Хотел бы я знать, есть ли у них лоцман, который знает эти  места,  -
задумчиво пробормотал Ричарде.
    Один из шлюпов  содрогнулся  и  резко  замедлил  ход,  наткнувшись  на
отмель. Секунду спустя то же самое произошло с другим.
    - Да, - сказал Тэтч, - как видно, нету.
    Надеюсь, подумал он, что все это не  впустую,  надеюсь,  что  Спотсвуд
послал за мной в погоню не полных кретинов.
    С палубы были видны всплески по бортам шлюпов - матросы  выкидывали  в
море балласт.
    "Поторопитесь же, идиоты, - подумал он, - скоро отлив, и если  я...  я
не перевоплощусь до Рождества - а до него осталось всего пять недель, -  я
могу не успеть, Харвуд проделает свой глупый трюк и избавится от нее".
    Как жаль, что он не узнал  -  или  не  догадался  -  раньше,  что  его
свадебная магия больше не будет срабатывать. Уже давно он обнаружил, что в
колдовстве есть не только мужские аспекты, но и женские,  и  что  ни  один
мужчина в одиночку не способен получить доступ к ним. В прошлом он  всегда
обходил это препятствие, связывая себя освященными узами с женщинами, что,
по сути, делало их равными партнерами и давало возможность  соединить  две
половины магии в  одну.  Изобилие  кандидаток  на  эту  роль  сделало  его
несколько легкомысленным в выборе. Они либо умирали, либо  сходили  с  ума
вскоре после брачной церемонии. Та, которая сегодня  станет  вдовой,  была
четырнадцатой по счету.
    Ей теперь исполнилось шестнадцать лет, и  она  оставалась  по-прежнему
миловидной, когда он в последний раз видел ее  в  мае.  Раньше  он  сильно
использовал ее, в частности, чтобы держать  Боннета  под  контролем  -  по
какой-то причине Боннет был более уязвим для женской магии, - но  в  конце
концов ее разум не выдержал. Теперь она содержалась в сумасшедшем  доме  в
Виргинии, и когда он навестил ее там в мае, чтобы выяснить,  будет  ли  от
нее еще польза или нет, она при  виде  него  завопила,  бросилась  бежать,
разбила окно и попыталась длинным  осколком  вспороть  себе  живот;  тогда
позвали не только священника, но  и  повитуху,  поскольку  санитар  решил,
будто она собирается сделать себе аборт.
    Но сейчас Тэтч значительно превосходил по своему  магическому  статусу
любую обычную женщину, он пролил кровь в Эребусе и теперь, чтобы в  полной
мере воспользоваться магией,  ему  требовалась  женщина,  которая  и  сама
пролила там кровь. И насколько он знал, существовала только одна такая.
    - Мы могли бы проскользнуть мимо них, пока они на  мели,  -  осторожно
заметил Ричарде. - Я думаю, если... - Он вздохнул. -  Впрочем,  не  важно.
Они уже на плаву.
    Тэтч подавил удовлетворенную улыбку и, щурясь, посмотрел вперед.
    - Да, верно.
    - Бог мой, - хрипло сказал Ричарде. - Все совпадает  с  тем,  как  они
захватили Боннета два месяца назад - поймали его в  устье,  когда  начался
отлив.
    Тэтч нахмурился.
    - Да, ты прав, - проворчал он.
    Ричарде глянул на него в надежде, что до его капитана  наконец  дошло,
какая опасность им грозит.
    Но Тэтч просто припомнил то,  что  слышал  о  пленении  Боннета.  "Да,
клянусь Бароном, - сердито подумал он, - если отбросить тот факт, что  все
это произошло в полутора сотнях миль отсюда, то  все  остальное  чертовски
схоже.
    Боннет украл мою идею!
    Он не только сделал себя неподходящим для роли, которую  я  планировал
для него, и попался, он также вспомнил и присвоил - пират проклятый  -  ту
идею, которую я решил претворить в жизнь сегодня. И двое колдунов, которых
я послал за ним, вернулись без него и раненые. А в  воскресенье,  точно  в
полдень, я перестал физически его  ощущать.  Он  отыскал  лазейку,  сквозь
которую ускользнул от меня,  и  лазейкой  этой,  похоже,  для  него  стала
петля".
    - Сейчас приблизятся на расстояние оклика, -  просипел  Ричарде.  Лицо
его было покрыто потом,  хотя  на  прохладном  утреннем  воздухе  изо  рта
вырывались облачка пара.
    - Пора, - сказал  Тэтч.  Он  расправил  массивные  плечи,  неторопливо
прошел на нос и оперся ногой в ботфорте о бушприт.
    Набрав в грудь воздуха, он заорал:
    - Кто вы и что вам здесь надо? На палубе ближайшего шлюпа засуетились,
и на мачте взвился британский флаг.
    - Как видите, - донесся ответный крик, - мы не пираты.
    Торжественно, как будто это был диалог в давным-давно известной пьесе,
Черная Борода крикнул:
    - Жду вас у себя на борту - хочу увидеть сам, кто вы такие.
    - Шлюпки заняты, - прокричал в ответ капитан британского флота. - Но я
поднимусь на борт со всем моим экипажем.
    Тэтч улыбнулся и, казалось, расслабился, а затем прокричал в ответ:
    - Будь я проклят, если пощажу хоть одного из вас.
    - Мы не ожидаем никакой пощады, но и сами не спустим.
    Тэтч повернулся к Ричардсу.
    - Теперь полная ясность, - бросил он.  -  Поднять  наш  флаг,  поднять
якорь, в бой!
    - Есть, кэп! - откликнулся Ричарде. - Добычу оставляем?  -  махнул  он
рукой в сторону захваченного торгового корабля.
    - О ней я позабочусь сам.
    Первый из  военных  кораблей  стал  разворачиваться  к  северу,  чтобы
перекрыть Тэтчу путь отступления на восток, однако "Приключение" уже несся
к западу на всех парусах по спокойной глади  утреннего  моря,  устремляясь
меж другим преследующим его шлюпом и берегом острова Окракок к  выходу  из
бухты и открытому морю  за  ним.  Все  пираты  до  единого,  кроме  Тэтча,
пожалуй, затаили дыхание, ибо глубина здесь едва достигала шести футов при
начавшемся отливе. Некоторые пираты даже выудили  из  карманов  монетки  и
швырнули их в темную воду.
    Ричарде  посмотрел  на  судно,  с  которого  их  окликнули,   и   тихо
рассмеялся:
    - Они снова сели на мель.
    Тэтч внезапно почувствовал навалившуюся усталость. Он вытащил пистолет
и велел:
    - Спусти паруса, Ричарде, дадим-ка бортовой залп на прощание.
    Ричарде резко повернулся к нему:
    - Что?! Все складывается замечательно, мы сможем удрать, если...
    Тэтч поднял пистолет и ткнул Ричардсу в зубы:
    - Спусти паруса и приготовься к стрельбе с правого борта.
    - Есть,  -  почти  всхлипнул  Ричарде,  отворачиваясь.  У  большинства
пиратов челюсти отвисли от изумления, но воспоминание  об  Израэле  Хандсе
все еще было свежо, они повиновались,  и  "Приключение",  теряя  скорость,
развернулся бортом к преследующему шлюпу.
    - Огонь! - рявкнул Тэтч, и "Приключение" содрогнулся от  залпа  пушек,
воздух наполнился вонючим дымом и криками испуганных птиц. Дым  отнесло  к
западу, и Тэтч расхохотался, видя беспомощно качавшееся судно неприятеля с
вдребезги разнесенными снастями и разбитыми бортами.
    - Ну что, поднимать паруса? - взмолился Ричарде, тревожно  оглядываясь
на берег, который с отливом становился все ближе и ближе.
    Тэтч тоже смотрел на остров.
    - Да, - согласился он мгновение спустя, видя, что уже слишком поздно.
    Утренний ветерок совсем  стих,  и  хотя  пираты  подняли  все  паруса,
"Приключение" продолжал дрейфовать к берегу.
    Вражеский шлюп снялся с мели, и матросы на нем взялись за весла, чтобы
приблизиться к "Приключению".
    Судно содрогнулось: "Приключение" сел на мель.
    - Перезарядить пушки правого борта!  -  скомандовал  Тэтч.  -  Эй  вы,
парни, - крикнул он группе пиратов, которые метались по палубе, выбрасывая
за борт бочки, цепи и весь лишний груз, - отставить! Все  равно  отлив  не
опередить. Лучше зарядите-ка пистолеты и приготовьте сабли.
    Второй военный шлюп упорно приближался.
    - Стрелять только по моей команде.
    - Верно! - подхватил Ричарде,  который  вытащил  саблю  и  крутил  ее,
разминая кисть. Теперь, когда не было никакой надежды  избежать  сражения,
вся его нервозность испарилась. Он улыбнулся Тэтчу:
    - Надеюсь, ты больше не станешь сражаться на таком близком расстоянии.
    Тэтч на мгновение сжал плечо Ричардса.
    - Обещаю, - сказал он тихо. - Больше такого не будет.
    Шлюп был от них всего лишь в паре дюжин ярдов,  и  Тэтч  сквозь  скрип
уключин даже слышал возгласы  матросов.  Он  понимал,  что  капитан  шлюпа
прикидывает, в какой момент разрядить пушки. Тэтч дожидаться не стал и, не
дав судну полностью развернуться, скомандовал:
    - Огонь!
    И снова рявкнули пушки правого борта "Приключения", смертоносный вихрь
пронесся по палубе шлюпа, сметая окровавленные  тела  вместе  с  обломками
такелажа. Пираты радостно завопили, однако Тэтч со своего места видел, что
не все потеряли голову на корабле противника. Молодой офицер загонял  всех
уцелевших на артиллерийскую палубу.
    -  Гранаты!  -  закричал  Тэтч,  как  только  последний  из   матросов
противника прыгнул в люк.
    Пираты радостно принялись зажигать фитили,  вставленные  в  бутылки  с
дробью и порохом. Стаккато взрывов на палубе вражеского шлюпа несло смерть
тем, кто был ранен слишком тяжело, чтобы спуститься по трапу.
    - Мы разделались со всеми, кроме, может, трех или четырех!  -  крикнул
Тэтч, обнажая саблю. - На абордаж! Искрошим их на кусочки!
    Отлив подтащил шлюп почти к самому борту. Тэтч  без  труда  перемахнул
через разделявшую суда полосу воды. В тот же миг крышка люка откинулась, и
командир шлюпа - судя по мундиру, лейтенант, - выбрался  на  палубу.  Тэтч
осклабился в такой радостной улыбке, что лейтенант невольно бросил  взгляд
через плечо - кого же там пират так счастлив видеть?
    Но  позади  не  было   никого,   кроме   его   собственных   матросов,
карабкавшихся по лестнице. Их  осталось  восемнадцать  из  тридцати  пяти,
которые еще могли держать в руках сабли и стрелять из пистолетов.
    Пираты ринулись вслед за Тэтчем, и  у  лейтенанта  и  его  людей  едва
хватило времени выхватить шпаги из ножен, прежде чем их атаковали.
    Первые несколько минут на  палубе  царил  хаос:  топот,  лязг  сабель,
вопли, время от времени прорезаемые выстрелами. Пираты прорубились  сквозь
линию обороны и напали на защитников шлюпа  сзади.  Более  тяжелые  клинки
пиратов наносили почти такой же урон при ударах плашмя, как и  при  ударах
острием. Бой кипел по всей палубе. Доски стали вскоре скользкими от крови,
которая хлестала из отрубленных  рук,  вспоротых  животов  и  перерезанных
глоток, воздух наполнил тяжелый запах свежей крови. Все это время  военные
моряки пытались избежать ударов тяжелых  сабель,  не  противопоставляя  им
своих рапир, и после первых  ожесточенных  минут  взмокшие  пираты  махали
своими десятифунтовыми клинками с меньшей силой и быстротой, и вот  тут-то
сказалось преимущество легких рапир. Они вонзались в глаза, глотки, груди;
хотя раны при этом выглядели куда менее ужасно, теперь потери пиратов были
не меньше, чем у военных моряков.
    Тэтч сражался у мачты, спиной к спине  с  одним  из  своих  людей,  но
вскоре рапира нашла уязвимое место  в  обороне  его  соратника,  и  тот  с
пронзенным сердцем рухнул на палубу. Тэтч отступил и левой рукой  выхватил
заткнутый за пояс пистолет.
    Лейтенант, оказавшийся перед ним, тоже вытащил пистолет. Два  выстрела
прозвучали  почти  одновременно.  Тэтч  промахнулся,  но  пуля  лейтенанта
угодила гиганту-пирату прямо в живот.
    Тэтч пошатнулся, но тут же взревел и прыгнул вперед,  перерубив  своей
тяжелой саблей клинок лейтенанта возле самого эфеса. Он занес  уже  клинок
для последнего смертельного удара,  но  сзади  на  него  напал  матрос,  с
размаху ударив по плечу пикой. Тяжелый наконечник пики с треском переломил
ключицу, и пират рухнул на одно колено. Тэтч все же поднял голову и  сумел
встать на ноги, когда пика снова обрушилась  на  него.  Удар  лишь  рассек
скулу, но не размозжил череп - нападавший промахнулся.
    Тэтч выронил разряженный пистолет, но в правой  руке  все  еще  держал
саблю. Он нанес ею удар горизонтально, и голова матроса с  пикой  полетела
на палубу отдельно от тела.
    Потом пистолет был разряжен прямо в грудь,  и  когда  Тэтч  отшатнулся
назад, ему в спину вонзились две рапиры. Тэтч так быстро  повернулся,  что
одна из рапир вылетела из руки нападавшего: пират взмахнул саблей, перебив
ею руку хозяина рапиры. Еще две пули попали ему в бок,  и  тут  же  клинок
впился под ребра.
    Тэтч выпрямился во весь свой могучий рост, и окружившие его матросы  в
страхе попятились. А затем, словно подрубленное дерево, он повалился лицом
на палубу, и от падения гиганта ощутимо вздрогнул корпус корабля.
    - Матерь Божья! - выдохнул лейтенант, внезапно садясь и все еще сжимая
разряженный пистолет и эфес сломанной шпаги.
    Один из матросов подобрал саблю Тэтча и, нагнувшись над трупом,  занес
ее над головой, пытаясь отыскать под  гривой  спутанных  волос  место  для
удара. Наконец он опустил тяжелое лезвие, оно с хрустом пронзило  позвонки
и впилось в палубу, и отсеченная голова Тэтча откатилась  и  воззрилась  в
небо с напряженной, сардонической улыбкой.
    Когда в сумерках начался прилив, четыре потрепанных шлюпа прошли  мимо
острова Бикон, направившись в открытое море. Уцелевшие пираты  содержались
под стражей на  борту  "Приключения",  а  голова  Тэтча  раскачивалась  на
бушприте одного из военных шлюпов. Кровь  давно  уже  перестала  капать  и
растворилась в соленой морской воде, но одна  из  капель  удерживалась  на
корпусе корабля ниже ватерлинии.
    Капля еле заметно пульсировала.




    Эхо выстрела прокатилось  по  гавани  острова  Нью-Провиденс,  и  хотя
отблеск  стекла  на  борту  "Делиции"  показал,  что  один   из   офицеров
британского флота направил подзорную трубу на стрелявшего, оно  никого  не
встревожило на берегу: никто не боялся быть убит и никто не интересовался,
кого убили, как это  могло  случиться  шесть  месяцев  назад.  Джек  Шэнди
прошлепал босиком по раскаленному песку к курице,  которую  он  обезглавил
выстрелом из пистолета. День только начинался, и  выпивка  еще  не  успела
лишить его меткости.
    Он подобрал голову; как Шэнди  и  опасался,  на  клюве  были  написаны
буквы, и он бросил ее на песок.
    Черт, подумал он, вот тебе и жареная курица. Хорошо еще,  что  старина
Сауни не начал загонять лихорадку в омаров.
    Он сунул пистолет за пояс и направился  к  форту.  Новая  кладка  была
более темной, и теперь стены  казались  пегими.  Шэнди  подумал,  что  эти
усовершенствования, а не британский флаг и не присутствие
    Вудса Роджерса заставили старого безумного губернатора Сауни  покинуть
форт.
    Шэнди бросил взгляд налево, на гавань. Здесь теперь стояло куда меньше
кораблей, чем до прибытия Роджерса, и легко можно было разглядеть старушку
"Дженни". Шэнди отказался от своего капитанства, когда  три  месяца  назад
они прибыли сюда, и ему даровали помилование. Теперь вместо него капитаном
"Дженни" объявил себя Веннер. К этому времени, однако, все пираты  сдались
властям: было ясно, что дни пиратства канули в прошлое, и  никто  особенно
не стремился к  командованию  старым  шлюпом.  Веннер  переоснастил  шлюп,
очистил корпус, и было совершенно очевидно, что он намеревается  вернуться
к прежнему занятию. Шэнди слышал, что он тайком подбирает себе команду  из
тех бывших пиратов, которые вздыхали по старым временам; однако  Шэнди  он
не звал, да и сам Шэнди этим не интересовался.
    Английская бригантина, которая с самого утра лавировала, пробираясь  в
гавань, стояла теперь на якоре, и хотя с нее и сгружали  и  перевозили  на
берег припасы, вокруг не  ощущалось  той  праздничной  атмосферы,  которой
ожидал Шэнди. Люди вокруг стояли  группами,  что-то  тихо  обсуждая  между
собой и качая головами, одна из проституток театрально всхлипывала.
    - Джек! - позвал его сзади кто-то. Шэнди обернулся  и  увидел,  что  к
нему торопится Скэнк.
    - Привет, Скэнк, - сказал он, когда парень, тяжело  дыша,  остановился
рядом.
    - Ты новости слышал?
    - Наверное, нет, - сказал Шэнди. - Если слышал, то забыл,
    - Тэтч убит!
    Шэнди улыбнулся, как улыбнулся бы воспоминанию о детских играх.
    - А. - Он опять двинулся вдоль берега, и Скэнк пошел рядом. -  Уверен,
что это правда? - спросил Шэнди,  останавливаясь  подле  палатки,  которая
была чем-то вроде кабака на открытом воздухе.
    - Да, точнее и  быть  не  может.  В  Северной  Каролине  месяц  назад.
Половину экипажа схватили, а голову Тэтча преподнесли самому губернатору.
    - Значит, он умер на воде? - пробормотал Шэнди, беря протянутую  чашку
с ромом; ему даже не приходилось теперь делать заказ.
    Скэнк кивнул:
    - Ага, его застукали возле Окракок, на шлюпе  "Приключение".  Говорят,
он припрятал где-то "Месть королевы Анны" и все свои  богатства  тоже.  На
борту "Приключения" не нашли ни  единого  реала.  Это  на  него  непохоже.
Сдается, военные прикарманили все денежки.
    - Вряд ли. Готов спорить, - Шэнди задумчиво отхлебнул  рома,  -  готов
спорить, что он все припрятал. "Приключение",  говоришь?  Подходящее  имя,
это действительно его величайшее приключение.
    Скэнк  оглядел  палатки,  пляж,   полузатонувшие   корпуса   брошенных
кораблей, от которых люди губернатора Роджерса очищали гавань.
    - Сдается, что это уже и не пиратский остров. Шэнди расхохотался:
    - Ты что, только что заметил? Только два дня  назад  вон  там  Роджерс
повесил восьмерых, помнишь? За нарушение условий амнистии. И мы все просто
были зрителями, а потом повернулись и разошлись.
    - Да, но... - Скэнк запнулся, пытаясь выразить свою мысль. - Мы знали,
что где-то там существует старина Тэтч...
    Шэнди пожал плечами и кивнул:
    - ...И что он может вернуться. Да, я понял  тебя.  Я  и  сам  не  могу
представить, чтобы даже Вудс Роджерс смог ему  долго  сопротивляться.  Да,
согласен, скоро введут налоги, штрафы, правила, где причаливать  лодку.  И
знаешь что? Я думаю, что и  магия  перестанет  тут  действовать,  как  это
случилось там, на востоке.
    - Черт возьми. - Скэнк рассеянно взял из рук Шэнди кружку, отхлебнул и
вернул  обратно.  -  Чем  ты   собираешься   заняться,   Джек?   Я   думаю
присоединиться к Веннеру.
    - А, останусь, пока хватает денег на ром, а потом подамся куда-нибудь,
найду себе работу. Черт возьми, не за горами тот день, когда Англия  вновь
объявит войну Испании, пиратство вновь узаконят, и я, быть может,  наймусь
на какой-нибудь капер. Не знаю. Сегодня солнечный день, у меня  есть  ром,
так что завтрашние проблемы завтра я и буду решать.
    - Ха, ты был более... - Сегодня Скэнк явно  упражнялся  в  абстрактных
понятиях. - Ты был более шустрый.
    - Да, верно, я помню. - Джек осушил кружку  и  протянул  ее  за  новой
порцией. - Но, думаю, я уже скоро забуду все это.
    Обеспокоенный, хотя и сам не знал чем, Скэнк кивнул  и  зашагал  туда,
где на берег сгружали припасы.
    Шэнди уселся на песок и улыбнулся, чувствуя тепло, которое разливалось
по всему телу от рома. Более шустрый, подумал он. Ну да,  конечно,  Скэнк,
было из-за чего проявлять прыть. Я хотел  наказать  дядюшку  Себастьяна  и
доказать миру - и закону! - что он совершил преступление, обобрав  и  убив
моего отца. Но еще сильнее мне хотелось вызволить  Бет  Харвуд  и  сказать
ей... поделиться с ней мыслями, которые пришли мне  в  голову.  Но  ничего
этого осуществить не удалось.
    Там, в гавани, косые паруса  на  "Дженни"  начали  разворачиваться,  и
Шэнди перевел на нее взгляд. Кто-то явно пытался переместить гафель выше.
    "Не получится, дружок, - подумал он, - кованый держатель так  побит  в
боях, что выше никак не даст поднять  гафель.  К  тому  же  при  не  очень
натянутом парусе "Дженни" шла по ветру гораздо лучше.  Будь  старина  Ходж
или Дэвис живы, они бы сказали то же самое. Ты бы лучше  занялся  починкой
корпуса".
    Он припомнил время, когда  сам  приводил  "Дженни"  в  порядок  месяца
четыре назад. Шлюп добрался до  гавани  полуразбитый,  с  течью  в  трюме,
потеряв капитана и половину  экипажа.  Двумя  неделями  раньше  на  остров
прибыл Роджерс со своими  солдатами,  и  к  тому  времени,  как  вернулась
"Дженни", он уже успел изгнать таких  нераскаявшихся  граждан,  как  Чарли
Вейн, произнести речь в защиту гражданской  гордости,  поднять  британский
флаг над Нью-Провиденс и  распространить  памфлеты  общества  христианской
веры, так что никто не был особо поражен новостью, что Филип Дэвис  мертв,
а "Громогласный Кармайкл" затерялся среди просторов Карибского  моря.  Это
соответствовало духу времени.
    Вначале Шэнди не интересовался старым шлюпом. Он привел его  в  гавань
днем в пятницу, и уже вечером, вдрызг  напившись,  организовал  пирушку  с
коронным блюдом -  буйабессом,  на  что  ушли  остатки  чеснока,  шафрана,
помидоров и оливкового масла. Он даже умудрился заслужить  похвалу  самого
Вудса Роджерса, который поинтересовался,  что  за  суматоха  поднялась  на
берегу, а узнав, потребовал угощения для себя и своих  капитанов.  Сам  же
Шэнди лишь попробовал блюдо, чтобы убедиться в правильности пропорций, и в
основном налегал на  "Латур  Бордо"  1702  года  из  запасов  Дэвиса.  Его
разбирал смех от каждой шутки, он с охотой подхватывал каждую песнь, хотя,
надо признать, ни одна из них не исполнялась так душевно,  как  в  дни  до
прибытия Роджерса. Но мысли его были далеко,  даже  Скэнк  это  заметил  и
настоял на том, чтобы  Шэнди  ел,  пил,  веселился  и  оставил  завтрашние
проблемы на завтра.
    В конце концов Шэнди отошел  от  костров  бывших  пиратов  и  офицеров
британского флота,  обеспокоенных  разгульным  весельем,  и  спустился  на
берег. Он в первый раз ступил на этот остров шесть недель  назад,  но  уже
успел сродниться с этими местами настолько, что Англия и Франция  казались
далеким сном. Он нашел здесь друзей, видел их смерть, и  все  это  еще  до
того, как на горизонте появились корабли нынешнего губернатора.
    Он услышал, как за  спиной  песок  зашуршал  под  чьими-то  ногами,  и
испуганно оглянулся, окликнув в темноте:
    - Кто там?
    Приземистый силуэт в рваном платье вырисовывался на фоне огней.
    - Это я, Джек, - послышался тихий девичий голос. - Энн. Энн Бонни.
    Он припомнил слухи, что она пыталась развестись с Джимом Бонни.
    - Энн. - Он поколебался, а потом медленно подошел к ней и взял  ее  за
плечи. - Так многих нет, Энн, - сказал он, чувствуя, как слезы  подступили
к глазам. - Фил... и Ходж... и мистер Берд.
    Энн рассмеялась, но в ее голосе слышались слезы.
    - Я не собака, - тихо повторила она.
    - Время проходит так... быстро здесь, - сказал он, обнимая ее за плечи
и другой рукой обводя темные заросли острова. - У меня такое чувство,  что
я прожил здесь годы...
    Они вместе пошли вдоль берега прочь от костров.
    - Это все зависит от того, подходишь ли ты для этой жизни,  -  сказала
она. - Губернатор Роджерс может прожить здесь и пятьдесят лет и все  равно
останется  чужим:  ведь  он  весь  в  плену  обязанностей,  наказывает  за
преступления, организует охрану кораблей с товаром. Это все  груз  Старого
Света, но ты... Да что говорить, когда я впервые тебя увидела,  я  сказала
себе: вот парень, который рожден для этих островов.
    Эти острова. Слова вызвали знакомые образы стайки розовых фламинго  на
рассвете, кучки перламутровых осколков раковин, набросанных на белом песке
вокруг  остатков  костра,  сине-зеленое  море  в  ослепительных  солнечных
бликах, на которое смотришь  сквозь  дымку  опьянения,  почерневшие  пыжи,
валяющиеся на песке после дуэли, как использованные промокашки самого бога
войны...
    И он действительно вписался в этот  мир,  или,  вернее,  мог  бы,  ибо
существовала в нем частица, которая  с  готовностью  открывалась  невинной
жестокости,    царившей    здесь,    раскрепощенности,    прощению    всех
провинностей...
    Энн повернулась к нему, обняла его, его свободная рука  обвила  ее,  и
внезапно ему страстно захотелось обладать ею, захотелось потерять  себя  в
ней, через секунду они оказались на  песке,  она  сбросила  платье,  и  он
навалился сверху на теплое тело...
    Звук выстрела над головой оглушил его, и вспышка на мгновение осветила
напряженное лицо Энн. Тут же рукоять пистолета ударила его в  затылок,  но
удар  пришелся  по  скользкой   косичке,   промазанной   смолой,   рукоять
соскользнула и лишь причинила острую боль. Он скатился с Энн и вскочил  на
ноги. Она продолжала лежать, распростершись на спине. Она не была  ранена.
Отметина в песке показывала, куда попала пуля. Энн нетерпеливо стонала, ее
бедра дергались, и Шэнди хотелось убить того,  кто  их  прервал,  и  снова
вернуться к женщине.
    Рядом с ней стоял Джим Бонни.  Он  отшвырнул  разряженный  пистолет  и
поднял руку. Шэнди ощутил  внезапный  жар  и  сделал  правой  рукой  жест,
отвращающий зло и обращающий магию на того, кто  ее  применил.  Он  укусил
себя за язык и плюнул кровью на  Бонни,  чтобы  придать  силу  возвратному
заклинанию. Волосы на Бонни задымились, запахло паленым. Он  ухватился  за
меховой плетеный ремешок, висевший на поясе, и дымок, вившийся  из  волос,
рассеялся.
    - Дух-покровитель присматривает за мной, скотина, - прошептал Бонни. -
Мы с ним покажем тебе, как красть чужих жен.
    Слишком взбудораженный, чтобы испугаться,  Шэнди  щелкнул  пальцами  и
указал на Бонни, но тот еще не убрал руку от своего  талисмана,  и  потому
заклинание, набрав силу, обрушилось на самого Шэнди. Схватившись за живот,
он  повалился  на  песок  от   невероятной   пронизывающей   боли.   Бонни
воспользовался моментом, пнул жену в бок и пробормотал  какой-то  заговор,
глядя на Шэнди.
    Из носа и ушей Шэнди хлынула кровь. Разумом он понимал,  что  проиграл
схватку и должен бежать или позвать на помощь, но он все  еще  желал  Энн,
желал овладеть ею с еще не остывшей кровью Джимми Бонни на руках.
    Но  он  мало  что  мог  сделать,  пока  Бонни  находился  под  защитой
духа-покровителя. Шэнди приподнялся на колени и насвистел  мотив,  который
должен был вызвать у Бонни слепоту. Но несмотря на  все  предосторожности,
это тоже ударило по нему же самому, и пока он слепо мотал  головой,  Бонни
наслал на него припадок судорог.
    Шэнди рухнул на песок, он метался и стонал. Он слышал, как  Бонни  еще
раз пнул свою жену и переступил через нее, остановившись над ним.
    Шэнди знал, что теперь слишком поздно спасаться бегством или звать  на
помощь - ему  предстояло  умереть  здесь  и  сейчас,  если  он  ничего  не
придумает. Эта мысль была тем более невыносима,  что  он  представил  себе
Энн. Именно Джим Бонни сейчас ляжет с ней, и в эту минуту она  не  заметит
никакой разницы.
    Игнорируя боль во всем  теле,  он  сумел  сунуть  дергающуюся  руку  в
карман, там все еще оставались крошки от шарика грязи, которую он  соскреб
с сапога во время того памятного путешествия к Фонтану юности. Он выдернул
руку и швырнул крошки в небо над собой...

    Он оказался в лодке, проплывающей под мостом, увешанным  разноцветными
фонарями. Вкус вина и чеснока во рту сменился вкусом клубники.  Он  помнил
эту сцену. Париж. Сколько же ему было? Лет девять, когда его отец,  хорошо
заработав, решил угостить его хорошим обедом, а затем прокатиться по Сене.
Человек рядом повернулся к нему, но это был не его отец.
    Прямо на Шэнди смотрел старый негр, его  седые  волосы  и  коротенькая
бородка так же круто курчавились, как шевелюры у мраморных статуй.
    - В вуду нападения обычно нацелены на память жертвы, -  сказал  старик
на певучем французском диалекте. - Сумма  воспоминаний  и  есть  личность.
Если бы я хотел причинить  тебе  вред,  ты  бы  обнаружил,  что  вот  этот
вспомнившийся тебе эпизод и участвующие в нем люди переменились страшным и
смертоносным образом. Ну как бред при  лихорадке.  Все  будет  становиться
хуже и хуже, пока ты либо не перейдешь в наступление, либо не погибнешь.
    Негр улыбнулся и протянул руку:
    - Меня зовут Мэтр Каррефур. Поколебавшись, Шэнди пожал ему руку.
    - К счастью для меня, - продолжил собеседник,  -  я  лоа,  чья  власть
распространяется на заселенные острова. Мне часто приходится иметь дело  с
людьми, и я способен предугадать их действия, не в пример  природным  лоа,
которых вы встретили во Флориде. Твои крошки магической глины не убили  бы
меня, они утратили значительную часть  своей  силы  за  прошедшие  полторы
недели. Но тем не менее они могут мне  навредить,  если  я  воздержусь  от
контратаки. Поэтому я не буду ввязываться в схватку между тобой и мистером
Бонни.
    Пристыженный, Шэнди отвернулся, глянув назад, туда, откуда они  плыли.
Среди пешеходов на мосту он разглядел  несколько  женщин,  и  несмотря  на
яркие фонари, лишь их лица были видны четко и ясно.  Ему  подумалось,  что
именно так ему в десятилетнем возрасте  и  виделись  все  женщины,  ничего
общего с тем, как выглядела для него минуту назад  Энн  Бонни.  Что  можно
назвать взглядом более ограниченным: тогда в детстве или сейчас?
    - Э-э... благодарю вас, - пробормотал Шэнди. - Но почему... почему  вы
так поступаете? Бонни сказал, что вы охраняете его.
    - Да, присматриваю, чтобы ему не был причинен вред. Ты разве  замыслил
что-нибудь плохое?
    - Нет. Теперь уже нет.
    - Тогда я выполнил свои обязанности. Что-то переменилось в небе. Шэнди
невольно посмотрел вверх.  Звезды  стали  расплывчатыми,  словно  видимыми
сквозь неровное стекло - иллюзия,  созданная  Мэтром  Каррефуром  начинала
рассеиваться. Старик тихо хихикнул:
    - Вам повезло, месье Шанданьяк, что я один из лоа  Рады,  а  не  более
молодое творение Петро. Я не позволяю эмоциям одержать надо мной верх.
    - Я... э-э... рад это слышать.
    Вкус клубники совсем пропал.
    - Надеюсь. Ты перенял этот трюк с глиной у Филипа Дэвиса  и  употребил
его впустую. Он оставил тебе еще кое-что, и меня не порадует, если  и  это
исчезнет впустую.

    Под боком Шэнди был мягкий песок, над  головой  звездное  небо,  и  он
понял, что вновь находится на Нью-Провиденс. Лицо осыпали крошки глины,  и
он понял еще одну  вещь:  встреча  с  духом-покровителем  произошла  не  в
реальном времени.
    Отразить атаки Бонни теперь не представило труда, и он устало поднялся
на ноги. Бонни не унимался.
    - Слушай, Джим, давай  прекратим,  -  наконец  вздохнул  Шэнди.  -  Ты
добьешься только одного: месяц тебе даже  вилку  поднять  сил  не  хватит.
Ступай лучше подкрепись изюмом и печеньем, и тогда, может,  последствия  и
не будут столь тяжелыми.
    Бонни удивленно заморгал, но тут же, стиснув кулаки  и  побагровев  от
усилия, выпалил очередную порцию заклинаний. Шэнди отбросил их в море.  Из
воды выпрыгнула рыба, которая  тут  же  исчезла  в  белой  вспышке.  Шэнди
покачал головой:
    - Если будешь продолжать в том же духе, то не только твои десны, но  и
твои волосы станут белыми.
    Бонни пошатнулся, сделал шаг к Шэнди, упал  лицом  в  песок  и  замер.
Шэнди обогнул Энн и присел, собираясь перекатить Бонни на спину, чтобы тот
не задохнулся.
    Энн села и потянулась к нему:
    - Иди сюда.
    Шэнди подошел и встал над ней.
    - Мне надо идти, Энн. То, что мы собирались сделать... Ничего хорошего
из этого  не  вышло  бы.  Я  остаюсь  здесь,  только  чтобы  переоснастить
"Дженни", и снова в путь. - Это решение пришло к  нему,  только  когда  он
начал говорить. - Мне нужно кое о чем позаботиться.
    - Это все он, да? - спросила она, пиная бесчувственное  тело  мужа.  -
Эта крыса, этот лакей на службе у губернатора Роджерса? Я  копила  деньги,
чтобы откупиться от него и развестись, и ты  можешь  выкупить  меня  прямо
сейчас.
    - Нет, Энн. Дело совсем не в нем или лишь отчасти. Я...
    - Подонок, - взвизгнула она. - Ты опять  вздумал  волочиться  за  этой
сучкой Харвуд!
    - Я отправляюсь на Гаити, -  терпеливо  объяснил  он.  -  У  меня  там
родственник, который, пока не попал на виселицу, снабдит  меня  подходящим
морским бригом.
    - Врешь! - продолжала вопить Энн. - Проклятый лгун!
    Шэнди  пошел  прочь  к  кострам,  шевеля  пальцами,  чтобы   отвратить
возможные чары, которые Энн  могла  навести  в  промежутках  между  градом
проклятий.
    "Не лгу я, Энн, - думал он. -  Я  действительно  хочу  отправиться  на
Гаити и положить конец  беззаконию,  творимому  моим  дядюшкой,  и  купить
корабль, если смогу. Но признаю, что доля истины в твоих словах есть.  Как
только  мне  удастся  получить  корабль,  способный  преодолевать  морские
стихии, я намерен отыскать, спасти и - если я еще кое-чего стою - жениться
на единственной женщине, в которой я вижу не только тело, но и лицо,  и  с
которой мне не придется жертвовать собственным лицом или телом".




    В последующие  три  дня  Шэнди  кормил  свою  усталую  команду  самыми
роскошными обедами,  которые  только  мог  приготовить,  и  угощал  самыми
лучшими напитками, какие смог  раздобыть.  В  обмен  на  это  вся  команда
исправно  трудилась  на  починке  "Дженни",  и  даже  Веннер,  чаще   всех
жаловавшийся на усталость,  не  мог  бы  сказать,  что  их  новый  капитан
чрезмерно загрузил их работой. Шэнди вставал раньше всех, брался за  самую
тяжелую работу, реже  других  устраивал  себе  перерывы,  а  потом,  когда
наступившая  темнота  не   позволяла   продолжать   работы   на   корабле,
собственными руками готовил обильные  обеды,  творя  чудеса  из  имевшихся
припасов, мариновал овощи, на тлеющих углях готовил бульоны,
    Утром  в  среду  семнадцатого  августа  "Дженни"  отплыла   от   южной
оконечности  острова  Нью-Провиденс,  загрузив  порох  и  ядра  вместе   с
припасами и водой. На борту было по крайней мере  вдвое  больше  матросов,
чем необходимо. Однако до срока  истечения  амнистии  оставалось  еще  три
недели, и Шэнди отплывал без  бокора  на  борту  -  он  пытался  уговорить
Печального Толстяка отплыть с ними на Гаити, но  великан-колдун,  каким-то
образом прибывший на Нью-Провиденс за день до прихода "Дженни", отказался,
- так что Вудс Роджерс решил не  осложнять  свое  шаткое  положение  и  не
препятствовать отплытию шлюпа.
    Экипаж  Шэнди  больше  всего  тревожился  из-за  возможных   ураганов,
поскольку  август  был  самым  опасным  месяцем  в  этом  отношении.   Все
предыдущие годы пираты Карибского моря, как правило, пережидали этот сезон
у  побережья  Америки,  но  Шэнди  убедил  экипаж,   что   путешествие   в
юго-восточном направлении к Порт-о-Пренсу короче и менее опасно, чем  рейд
вдоль западного побережья Флориды. К тому же они пройдут вдоль  архипелага
Эксума, островов Аклинс и Инагуа и, таким образом, при приближении урагана
всегда успеют укрыться в многочисленных бухточках. В течение  трехдневного
вояжа им  дважды  приходилось  видеть  зловещие  свинцовые  тучи,  башнями
громоздившиеся на южном горизонте, но оба раза  ураганы  уходили  прочь  в
сторону Кубы.
    В воскресенье утром "Дженни" вошла в гавань в бухте Легрена,  миновала
фортификационные сооружения на  поросших  джунглями  склонах  Сен-Марка  и
бросила якорь возле французского  поселения  Л'Аркахэй.  Шэнди  на  шлюпке
отправился на берег, где потратил несколько золотых из припрятанной добычи
Филипа Дэвиса, чтобы  подстричься  и  купить  приличный  кафтан  и  шейный
платок, который прикрыл его изношенную рубашку. Приобретя более или  менее
пристойный вид, он заплатил пару монет чернокожему фермеру за  возможность
добраться до Порт-о-Пренса, находящегося восемнадцатью  милями  дальше  по
берегу, в его повозке, груженной маниокой и плодами манго.
    Уже вечерело, когда они въехали в город. Местные рыбаки возвращались с
уловом, вытаскивали свои примитивные челны на песок под пальмы, взваливали
на спины плетеные корзины и бамбуковые клетки,  полные  крабов  и  омаров,
похожих на гигантских пауков.
    Городок Порт-о-Пренс  оказался  сплетением  узких  улочек,  ведущих  к
центральной площади. Сама площадь, да и  большинство  улиц  были  выложены
белым камнем, но возле лавок и складов на берегу мостовая практически была
завалена сотнями, нет, должно  быть,  тысячами  слоев  коричневой  соломы.
Шэнди поднял один из стеблей и понюхал его. Это был сахарный  тростник,  и
Шэнди сразу понял,  откуда  этот  тошнотворно-сладкий  запах,  витавший  в
воздухе  и  смешивавшийся  с  привычной  вонью  гниющей   рыбы   и   дымом
многочисленных очагов, на которых готовилась  еда.  Быть  может,  стебель,
который он сейчас держал в руках, был выращен  на  плантациях  Шанданьяка,
подумал Шэнди.
    Основная масса народа, которым кишела площадь, были негры, и  пока  он
протискивался сквозь  эту  толпу,  направляясь  к  официально  выглядевшим
зданиям на другой стороне, с ним несколько раз  вежливо  здоровались  "Bon
jou', blanc" (добрый день, белый), Шэнди вежливо кивал  в  ответ,  а  один
раз, когда молодой чернокожий, обращаясь к  своему  приятелю,  полушепотом
прошелся насчет замызганных манжет Шэнди на  диалекте  Дагомеи,  Джек  без
труда припомнил и  тут  же  процитировал  на  том  же  диалекте  поговорку
марронов: какие бы ни были манжеты и даже отсутствуй они напрочь, это  все
же лучше, чем наручники. Юноша рассмеялся  и  озадаченно  посмотрел  вслед
странному белому, и Шэнди сообразил,  что  здесь  ему  придется  за  собой
следить: это не Нью-Провиденс, сюда дошло влияние цивилизации.
    Шэнди  оглянулся  по  сторонам,  опасаясь  встречи  с  представителями
закона: он боялся, как бы англичане не сообщили французам о том, что некий
Джон Шанданьяк разыскивается в связи с гибелью королевского корвета  месяц
назад.  Он  поинтересовался  у  торговца,   где   можно   оформить   права
собственности на землю, и тот указал ему на одну из контор на площади.
    Так, размышлял он, приближаясь к зданию, сначала надо  разузнать,  где
находится  поместье,  и  нанести  визит  дядюшке  Себастьяну.  Нет   нужды
заблаговременно представляться  ему,  кто  я  такой,  хотя,  конечно,  это
предстоит сделать, особенно не откладывая.
    Внутри здание выглядело совершенно так  же,  как  и  любое  учреждение
Старого Света: несколько белых  работали  за  высокими  конторками,  вдоль
одной стены стояли  переплетенные  в  кожу  папки  с  документами,  однако
тропический бриз, лениво колыхавший кружевные занавеси на  высоких  окнах,
тут же развеивал иллюзию. И скрип перьев по бумаге  звучал  здесь  так  же
неуместно и нелепо, как крик попугая на Флит-стрит.
    При появлении Шэнди один из клерков тут же поднял голову:
    - Да, слушаю вас.
    - Добрый день,  -  сказал  Шэнди,  впервые  за  последние  два  месяца
возвращаясь к правильному французскому. - Где  можно  получить  справки...
э-э-э... по поводу плантаций Шанданьяка...
    - Вы там служите? Нет, к сожалению, мы  ничего  не  можем  поделать  в
отношении выплаты задолженности.
    - Нет,  я  не  служащий.  -  Шэнди  постарался  придать  голосу  чисто
парижский выговор. - Мой вопрос связан с правом  собственности  на  дом  и
землю.
    - А, понятно. Вы кредитор. Что ж, если я помню, все уже распродано. Ну
конечно, вы все узнаете, если переговорите с душеприказчиком покойного.
    - Душеприказчиком? - У Шэнди внутри все похолодело.
    - А разве вы ничего не знали? Да, он покончил самоубийством в  прошлую
среду.
    - В прошлую среду? - перебил его Шэнди,  едва  удерживаясь,  чтобы  не
выкрикнуть эти слова. - Три дня назад?
    - Да, его тело было обнаружено утром в четверг домоуправительницей.  -
Клерк пожал плечами. - Крах в делах, похоже. Говорят, ему пришлось продать
все и все равно он остался кругом в долгах.
    Лицо Шэнди онемело, словно он вдребезги напился.
    - Я... слышал, что он... много спекулировал.
    - Именно, месье.
    - Этот душеприказчик... Где я могу его отыскать?
    - В этот час он, вероятно, пьет бренди на террасе  кафе  в  порту.  Он
небольшого роста, у него кривые зубы. Его зовут Лапин, Жорж Лапин.
    Шэнди отыскал Лапина  за  столиком  кафе,  откуда  открывался  вид  на
переполненную кораблями гавань. Судя по тому, какая стопка  блюдец  стояла
перед ним, он был здесь уже давно.
    При  виде  Шэнди  он  нервно  вздрогнул,  потом  извинился  и   принял
предложение Шэнди угостить его бренди.
    - Как я понимаю, вы - душеприказчик Шанданьяка, -  начал  Шэнди,  беря
стул и садясь. - Два бренди, - бросил он официанту, который  подозрительно
следил за посетителем, подошедшим к столику Лапина.
    - Вы наверняка из родственников Себастьяна, - с  уверенностью  заметил
Лапин.
    - Гм, да, - признал Шэнди.
    - Сходство сильное, на мгновение мне даже показалось, что вы - это он.
- Лапин вздохнул. - Душеприказчик, да, это я, хотя так уж  случилось,  что
распоряжаться, собственно, нечем. Вся моя деятельность  сводится  к  тому,
что я свожу различных кредиторов друг с другом, так что они могут  сколько
угодно драться между собой. Совершенно непонятным образом  для  всех  нас,
его друзей, Себастьян оказался полностью  разорен.  -  Лапин  взял  бокал,
поставленный перед ним официантом, и тут же выплеснул  содержимое  себе  в
рот, словно подытоживая мысль о расточительности Себастьяна.
    - Еще один бренди для господина  Лапина,  пожалуйста,  -  велел  Шэнди
официанту  и,  повернувшись   к   собеседнику,   поинтересовался:   -   Он
действительно мертв? Вы уверены?
    - Я видел тело своими глазами, месье Шанданьяк. До чего же  непривычно
называть этим именем кого-то другого. Как вы  знаете,  здесь  не  осталось
никого из Шанданьяков. Да, так вот, он засыпал в ружье порох и зарядил его
оставшимся золотом и драгоценностями. - Лапин  выставил  вперед  сложенные
вместе ладони. - Пустяк, если  мерить  на  деньги,  но  в  качестве  дроби
поистине королевский жест. Потом он направил дуло себе в лицо  и,  бросив,
как можно предположить, последний  взгляд  на  остатки  своего  богатства,
разрядил всю эту роскошь себе прямо в  голову!  В  этом  даже  есть  нечто
поэтическое. Хотя, если подходить с прагматической точки  зрения,  как  вы
понимаете, это не самый лучший способ уйти  из  жизни.  Вся  комната  была
забрызгана кровью, а содержимое головы оказалось в саду, у  окна  спальни.
Бедняга Себастьян, я уверен, что  местная  жандармерия  прибрала  к  рукам
большую часть... заряда.
    И тут только Шэнди припомнил, где он  слышал  это  имя  -  Лапин:  его
упомянул Скэнк, когда говорил о крупнейших торговцах, действовавших заодно
с пиратами. "Ты прав, Скэнк, - подумал Шэнди, - он действительно смахивает
на кролика".
    - Теперь я понимаю, почему это выгодно  представить  самоубийством,  -
протянул Шэнди задумчиво.
    - Прошу прощения? - произнес Лапин. -  Представить?  Не  было  никаких
сомнений...
    - Нет, нет, - поспешно вставил Шэнди. - Продолжайте по-прежнему думать
так же. Я вовсе не собираюсь  говорить  вам  нечто  такое,  чего  вам  нет
необходимости знать. Вам не угрожает опасность. Я уверен, что  вы  никогда
не имели дел... - он наклонился через стол и закончил вполголоса:  -  ...с
пиратами.
    Пухлое лицо Лапина мертвенно побледнело в вечернем свете.
    - С пиратами?
    Шэнди кивнул.
    - На  остров  Нью-Провиденс  прибыл  губернатор,  назначенный  королем
Англии. Возможно, вы слышали, что это пиратская база, и вот теперь  пираты
заняты тем, что  рыщут  по  всему  Карибскому  морю  и  убивают  достойных
уважения коммерсантов, которые хоть раз имели с ними дело, чтобы, -  Шэнди
подмигнул, - чтобы никто и никогда не мог свидетельствовать против  них  в
суде.
    Шэндк чуть было  не  расхохотался  при  мысли  о  том,  что  пираты  с
Нью-Провиденс вообще способны что-то делать методично  и  последовательно,
но заставил себя сохранить мрачное выражение лица.
    Лапин нервно сглотнул.
    - Убивают коммерсантов?
    - Именно. Пираты просто дожидаются, пока торговец вступит в контакт  с
ними, и как только кто-то из прежних покупателей даст  о  себе  знать  или
согласится на встречу с ними, - Шэнди пожал плечами, - он погибнет так же,
как и Себастьян.
    - Боже мой! - Лапин  поспешно  вскочил,  пролив  недопитый  бренди,  и
метнул встревоженный взгляд на гавань, словно в любую минуту  ожидая,  что
на берег высадится толпа головорезов. - Сейчас... извините... много позже,
чем я предполагал. Я был рад встретиться с вами, месье Шанданьяк, но дела,
понимаете...
    Шэнди поднял бокал:
    - Пью за ваше здоровье, месье Лапин.
    Но когда Лапин, слепо натыкаясь на  прохожих,  скрылся  из  виду,  его
веселость исчезла. Его дядя был мертв, не оставив ни  гроша,  о  возмездии
приходилось забыть,  а  приобрести  новый  корабль  было  не  на  что.  Он
переночевал в гостинице, а утром вернулся на "Дженни".
    Последующие две недели он мотался  на  "Дженни"  по  всему  Карибскому
морю, и хотя он проверял все встречные порты, даже английские, где за  его
поимку была объявлена награда, никто не видел ни "Громогласного Кармайкла"
ни даже "Шарлотты Бейли" с того памятного первого августа, когда Бенджамен
Харвуд вышвырнул Шэнди за борт и уплыл прочь.
    В конце второй недели его экипаж был  на  грани  бунта,  до  окончания
срока амнистии оставалось всего два дня, и  Шэнди  волей-неволей  пришлось
вернуться на Нью-Провиденс.
    Они прибыли в  полдень  вторника  пятого  сентября,  и  Шэнди  покинул
"Дженни" не оглядываясь - пусть теперь Веннер ведет ее хоть в ад,  хоть  в
рай, Шэнди на это было глубоко наплевать. На берегу Джек заглянул в форт и
официально получил помилование из рук губернатора Роджерса, потом вернулся
на берег и приготовил обильный обед. Сам Шэнди  почти  ничего  не  ел,  но
очень много пил - за последующие три  месяца  это  почти  стало  для  него
привычкой.




    "Да, Скэнк, - подумал опять Шенди, глядя, как кто-то на  "Дженни"  еще
пытается до отказа развернуть паруса, - в те дни я действительно был более
деятельным.   Мне   многое   предстояло   сделать,   а   теперь   осталось
одно-единственное - забыть".
    Он поудобнее растянулся на теплом песке и поболтал  остатки  согретого
солнцем рома в кружке.
    Юный мичман неуверенно приблизился к Шэнди:
    - Простите, сэр, не вы ли Джек Шэнди?
    Шэнди допивал ром и через край кружки недоуменно посмотрел на мичмана.
    - Верно, - сказал он наконец, опуская кружку.
    - Простите, не вы ли потопили "Уитни"?
    - Не уверен. Что это за корабль?
    - Военный корвет, который взорвался и затонул. Они взяли в  плен  Фила
Дэвиса, и...
    - А. - Шэнди заметил, что в кружке совсем не осталось рома,  и  лениво
поднялся. - Верно. Правда, до этой минуты я не знал названия  корабля.  По
правде говоря, это Дэвис взорвал корабль, я лишь помог. - Он поставил чашу
на столик у палатки торговца спиртным и жестом приказал наполнить ее.
    - Но ведь это вы застрелили капитана? - не отставал мичман.
    Шэнди взял полную кружку и повернулся:
    - Это случилось давно, я уже и не помню.
    Мичман был разочарован.
    - Я прибыл сюда на "Делиции" с губернатором Роджерсом, - пояснил он. -
Похоже, у вас тут жизнь била ключом, столько приключений: дуэли на шпагах,
перестрелки, сокровища.
    Шэнди негромко засмеялся, но решил не лишать  юнца  его  романтических
иллюзий.
    - О да, все именно так.
    Ободренный, мичман увлеченно продолжил:
    -  И  вы  были  с  самим  Тэтчем  Черной  Бородой  в  этом  загадочном
путешествии к Флориде. Что там было? Шэнди махнул рукой:
    - Дьявольское это было плавание,  дьявольское.  Предательство,  дуэли,
людей вышвыривали за борт, морские битвы... непроходимые  болота,  ужасная
лихорадка, карибские индейцы-каннибалы шли по нашим следам... - Он осекся,
потому что мичман неожиданно покраснел и нахмурился.
    - Вы смеетесь надо мной, сэр, -  выпалил  мичман.  Шэнди  мигнул,  уже
забыв, что он там такое нагородил.
    - С чего бы это?
    - Хоть я и новичок здесь, это вовсе не значит, что я вообще ни  о  чем
не имею представления. Я знаю, что испанцы  полностью  перебили  карибских
индейцев два века назад.
    - Э-э... - Шэнди сосредоточенно нахмурился, пытаясь сообразить: где же
он слышал о карибских индейцах.  -  Не  знал  этого.  Ладно,  позволь  мне
угостить тебя ромом, я не хотел ничего... ничего...
    - Я не имею права пить, когда в форме, -  сказал  мичман  хмуро,  хотя
такое предложение Шэнди, казалось, несколько смягчило его.
    - Тогда я выпью за тебя. - Шэнди осушил кружку и грохнул  ею  о  стол.
Человек в палатке тут же снова наполнил ее и сделал пометку на листке, где
записывал долги клиентов.
    - Сдается мне, я не успел застать великие дни  пиратства,  -  вздохнул
мичман. - Дэвис, Боннет, Тэтч, все мертвы. Хорни Голд и Шэнди  согласились
на амнистию, хотя, правда, появился новый пират. Вы знаете Улисса Сегундо?
    - Нет, - сказал Шэнди, осторожно поднимая полную  кружку.  -  Шикарное
имя.
    - Да уж, это точно. У него трехмачтовый корабль "Восходящий Орфей",  и
за последние два месяца  он  успел  захватить  уже  дюжину  кораблей.  Он,
пожалуй, самый  кровожадный  из  всех  существовавших  пиратов:  люди  так
напуганы, что некоторые из них кидались в море  и  тонули  при  одном  его
приближении.
    - Да, нагнал он на всех страху, - согласился Шэнди, кивнув.
    - О нем ходит столько слухов, - восторженно начал мичман,  но  тут  же
прервал себя. - Конечно, я не верю большинству из них,  но  многие  верят.
Они говорят, что он способен свистом призвать себе попутный ветер,  а  его
жертва попадает в мертвый штиль. Он может взять  вас  на  абордаж  даже  в
самом густом тумане, а когда захватывает корабль, то  не  только  забирает
все золото и драгоценности, но и всех мертвецов,  погибших  в  стычке.  Он
даже  не  интересуется  грузом  вроде  зерна,  кож,  он  забирает   только
драгоценности и корабельную казну, хотя поговаривают, что превыше всего он
ценит свежую  кровь  и  поэтому  иногда  вырезает  команды  целиком.  Один
капитан, корабль которого был захвачен, но сам он сумел спастись, уверяет,
что  на  вантах   "Орфея"   видел   трупы,   настоящие   трупы,   гниющие,
разлагающиеся, но... один из них говорил! Шэнди улыбнулся.
    - И что же он такое сказал? - поинтересовался он.
    - Ну я не верю этому,  конечно...  -  замялся  мичман.  -  Но  капитан
клянется, что этот труп повторял снова и снова: "Я не  собака!.."  Эй,  вы
что это? - сердито крикнул мичман, потому что Шэнди выронил кружку, и  ром
забрызгал форменные брюки юноши.
    - Где его видели в последний раз? -  настойчиво  потребовал  Шэнди.  -
Когда это было?
    Мичман недоуменно заморгал при столь неожиданном  проявлении  интереса
со стороны вялого и сонного человека, который явно метил попасть в  разряд
записных пьяниц.
    - Э-э-э, я, право, не знаю, я...
    - Думай, вспомни! - Шэнди затряс мичмана за отвороты мундира. - Где  и
когда?!
    - Э-э-э... возле Ямайки,  неподалеку  от  Монтего-Бей,  меньше  недели
назад, наверное.
    Шэнди развернулся на каблуках и бросился к берегу:
    - Скэнк! Где ты, черт подери? Иди сюда!
    Молодой пират подбежал к нему, несколько удивленный.
    - Что стряслось, Джек?
    - "Дженни" отплывает сегодня. Собери всех, кого можешь, провизию, всех
на борт...
    - Но, Джек, Веннер же собирается ждать до января, чтобы объединиться с
Чарли Вейном.
    - Да пропади он пропадом, я что, отказывался от капитанства?
    - Да нет, Джек, но мы все думали...
    - Меня не интересует, что вы там думали. Собрать всех на борт.
    Озадаченная гримаса сменилась довольной улыбкой:
    - Да... есть, кэп.
    Он развернулся и понесся прочь, взрывая босыми пятками пескок.
    Шэнди тем временем подбежал  к  лодке,  которая  лежала  на  песке,  и
принялся сталкивать ее на воду, когда вдруг  вспомнил,  где  же  слышал  о
Карибских индейцах. Свихнувшийся губернатор Сауни упомянул их в  ту  ночь,
перед тем, как "Кармайкл" и  "Дженни"  отплыли  на  встречу  с  Тэтчем  во
Флориде. Что же тогда говорил о них старик? Ах да, что в  свое  время  ему
пришлось немало их перебить.
    Шэнди задумчиво прищурился и посмотрел  в  ту  сторону,  где  раскинул
палатку старикан. Нет, решил он, вновь наваливаясь на тяжелую лодку, Сауни
стар, но не настолько же.
    Но Шэнди потерял к лодке интерес, вспомнив кое-что еще. Старик  сказал
тогда: "Когда вы доберетесь до этого гейзера", а ведь Фонтан юности и  был
похож на гейзер. А когда Шэнди в первый раз давал кукольное представление,
что Сауни бормотал тогда: "Лица в брызгах... almas de los perditos?.. Лица
в брызгах, души проклятых..."
    Может, Сауни и был там на самом деле.
    Но если так, то тогда ему может быть и больше,  чем  двести  лет.  Это
было бы неудивительно. Удивительно скорее то, что он так деградировал.
    Шэнди поднялся и снова ухватился за борт лодки, гадая про себя: где же
он совершил ошибку?
    И опять Шэнди замер. Ну что ж, если существует нечто, подумал он,  что
способно  превратить  в  болтливого  идиота  колдуна,  который   настолько
могущественен, что сумел добраться до Эребуса и  продлить  себе  жизнь  на
одно-два столетия, то это что-то я обязательно должен знать, иначе меня  в
очередной раз небрежно выкинут за борт.
    Вначале медленно, затем все быстрее, по мере  того  как  он  вспоминал
другие странности - безукоризненный,  но  архаичный  испанский,  уверенное
владение магией, - Шэнди поднимался по склону берега.
    - Видел где-нибудь губернатора поблизости? - тяжело дыша,  спросил  он
первого попавшегося экс-пирата. - Я о Сауни говорю, не о Роджерсе.
    Хотя Шэнди и пытался изобразить на лице улыбку  и  говорить  спокойным
тоном, собеседник, который видел, чем кончился разговор Шэнди с  мичманом,
испуганно отступил:
    - Конечно, Джек, я видел его. Он в своей палатке, недалеко  от  бухты.
Ты не волнуйся.
    Не обращая внимания  на  бормотание  и  покачивание  головами  за  его
спиной, Шэнди кинулся в ту сторону,  на  ходу  перепрыгнув  через  яму,  в
которой жгли костры. Он бежал к бухте, где еще полгода назад  переоснащали
"Кармайкл". Заметив, к своему облегчению, Сауни, сидевшего перед  палаткой
из парусины с бутылкой рома  в  руках,  он  остановился,  чтобы  перевести
дыхание. Сауни был в поношенных,  пузырящихся  штанах  и  расшитой  желтой
куртке. Если у него и был повязан платок на шее, то  его  скрывала  густая
борода цвета старых костей.
    Шэнди сбежал вниз по склону и присел рядом.
    - Хочу поговорить с тобой, губернатор.
    - А? - Сауни, прищурясь, оглядел его. - Лихорадка прошла, да?  Держись
подальше от этих куриц.
    - Да нет,  губернатор,  я  хочу  поговорить  о...  бокорах,  колдунах,
особенно о тех, кто был у... Фонтана юности.
    Сауни отхлебнул из бутылки и снова заглянул в нее.
    - Бокоров полно кругом, я не бокор.
    - Но ты понял, что я сказал о Фонтане юности? О... гейзере?
    Старик  не  ответил,  он  только  взболтал  жидкость   в   бутылке   и
надтреснутым старческим тенорком пропел:

    - Mas olera si Dios quisiere -
    Cuene у pasa, que buen viaje faza.

    Шэнди мысленно перевел: "Больше будет течь с соизволения Божия, считай
да пропускай, и путешествие станет короче", - и  решил,  что  в  этом  нет
никакой подсказки. - Ну  хорошо,  -  сказал  он,  стараясь  обуздать  свое
нетерпение, - давай начнем с другого. Ты помнишь карибских индейцев?
    - А, да,  каннибалы.  Мы  разделались  с  ними,  перебили  их  всех  в
экспедицию Кордобы в семнадцатом - восемнадцатом, перебили либо продали  в
рабство на Кубу, что, по сути, одно и то же. Они все были  колдунами.  Вот
как  ты  бы  держал  в  загоне  домашний  скот,  так   и   они   содержали
индейцев-араваков, чтоб было, что подать на стол, конечно, но знаешь,  что
важнее всего этого?  А?  Кровь,  свежая  кровь.  Карибы  держали  араваков
живыми, вот как стараешься держать порох сухим.
    - А они знали об этом месте во Флориде? Том месте, где  земля  кажется
особенно плотной и осязаемой?
    - A, Dios... si... - прошептал Сауни, метнув взгляд на тихую,  залитую
полуденным солнцем гавань, словно боясь, что кто-то мог бы подслушать. - Я
слышал, до них там не было так темно, прямая дорога в ад...
    Шэнди подался вперед и тихо спросил:
    - И когда же ты побывал там?
    - В тысяча пятьсот двадцать первом году,  -  ясным  голосом  отозвался
Сауни и сделал большой глоток рома. - К тому времени я уже знал,  где  это
должно находиться. Я умел читать знаки, несмотря  на  всяких  падре  с  их
святой водой  и  молитвами...  Я  отправился  туда  и  сумел  удержать  на
расстоянии комариные тучи привидений, пока не нашел. Винный уксус прогонит
вшей  с  твоего  тела,  но  тебе  нужен  черный  табак,   чтобы   прогнать
привидения... Я пролил там свою кровь, у фонтана, там выросло растение,  и
вовремя: как только я выбрался из болот, так угодил в стычку с  индейцами.
Меня зацепило стрелой, рана загноилась... Я позаботился, чтобы хоть  часть
моей крови попала в море... кровь и морская вода, я буду жить вечно, снова
и снова, пока это растение живет там...
    Шэнди внезапно припомнил чахлый, высохший кустик, который он видел,  и
решил, что, должно быть, Сауни живет в последний раз.
    -  Как  же  так  получается,  -  мягко  спросил  он,   -   что   столь
могущественный колдун, человек, сумевший пролить кровь  и  воспользоваться
магией морской воды для продления жизни, начинает гибнуть, начинает терять
способность к магии? Превращается в... в простака?
    Сауни улыбнулся и вопросительно приподнял седую бровь:
    - Наподобие меня, хочешь сказать?.. Железо.
    Хоть Шэнди и смутило то, что старик все прекрасно понял, он  продолжал
расспросы:
    - Железо? Что ты имеешь в виду?
    - Ты должен был чуять его.  Магический  запах,  понимаешь?  Ну  словно
раскалившаяся сковорода, оставленная на огне. Железо, которое  проснулось.
Свежая кровь тоже так пахнет, а магия требует свежей крови, так что в  ней
определенно есть железо. Когда-нибудь слышал рассказ, как боги сошли в наш
мир с неба в виде расплавленного железа? Что, не слышал? Ну древние авторы
утверждали, что души звезд  заключены  в  этом  металле,  потому  что  это
последнее, что, умирая, выдыхает звезда.
    Шэнди подумал, что старик снова заговаривается, поскольку железа  явно
не может быть ни в крови, ни в звездах. Но решил все же задать  вопрос,  с
которым пришел:
    - Так как же это способно навредить колдунам?
    - А? - Сауни дунул  в  горлышко  бутылки,  и  над  берегом  пронеслась
протяжная нота. - А никак. Шэнди ударил кулаком по песку:
    - Черт возьми, губернатор, мне надо знать...
    - Им мешает холодное железо -  застывшее.  Оно  закончено,  понимаешь?
Рядом с ним ты не можешь колдовать, потому что вместе с  ним  кончилась  и
магия. Тебе когда-нибудь приходилось делать вино?
    Шэнди закатил глаза.
    - Нет, но я знаю о винном уксусе и вшах, благодарю. Я...
    - Тебе знакомо vino de Jerez? Шерри, так, кажется, англичане  называют
его. или портвейн?
    - Да, губернатор, - устало отозвался Шэнди, гадая, уж не собирается ли
старик попросить его принести бутылочку.
    - Ну ты знаешь, как оно делается? Ты знаешь,  почему  некоторые  сорта
так сладки?
    - М-м-м, они крепятся. Примешивают бренди  к  вину,  и  оно  перестает
бродить, так что не весь сахар превращается в алкоголь.
    - Молодчина! Да, бренди прекращает брожение, и сахар остается,  верно,
но уже в алкоголь превратиться не может. И что же это за штука такая, этот
бренди, который все останавливает?
    - Ну, - отозвался заинтригованный Шэнди, - это перегнанный спирт.
    -  Verdad (1). Продукт брожения  останавливает  всякое   брожение,  ты
понимаешь?
    Сердце Шэнди забилось быстрее, ему показалось, что он уже почти понял.
    - Холодное железо действует  на  магию,  как  бренди  воздействует  на
брожение? - проговорил он взволнованно. - Ты именно это хочешь сказать?
    -  Верно!  Железный  нож  -  надежная  штука,  чтобы   избавиться   от
привидений. Ты наверняка слышал подобные истории, я уверен.  Когда  кругом
холодное железо - даже если у тебя есть еще кровь, ее нельзя  использовать
для магии. Бокоры не носят на себе ничего железного, они творят магию,  им
не хватает крови. Ты видел их  десны?  А  вокруг  жилищ  наиболее  могучих
колдунов все покрыто рыжей пылью, - он подался вперед и  прошептал:  -  из
железа.
    Озноб пробежал по телу Шэнди.
    - Ив Старом Свете, - тихо проговорил  он,  -  магия  перестала  играть
важную роль как раз в то время, когда стали широко использовать железо для
инструментов и оружия.
    Сауни кивнул и хитро улыбнулся сквозь бороду.
    - Это не совпадение. - Он опять подул в  бутылку,  издавая  протяжный,
заунывный звук: у-у. - И любому магически  воскрешенному  сознанию  вредит
близость холодного железа. У-у! Чуть-чуть, постепенно, день за днем.  У-у!
К тому времени, когда я понял, было поздно.  Похоже,  с  тех  пор,  как  я
выбрался из этой  проклятой  дыры  во  Флориде,  я  должен  был  держаться
подальше от железа, не носить его, не держать и даже  не  есть  того,  что
было приготовлено в железном котелке. У-у! Так в древности жили цари, пока
магия  еще  не  исчезла  окончательно.  Черт,  если  ты  и  в  самом  деле
собираешься заниматься магией, тебе придется питаться  одними  салатами  и
бобами.
    - Никакого мяса? -  поинтересовался  Шэнди,  у  которого  промелькнула
какая-то смутная мысль.
    - Нет, надо есть много мяса, и не только ради магической  силы,  но  и
просто для поддержания тела,  потому  что  колдуны,  как  правило,  быстро
слабеют, у них кружится голова, они бледнеют. Ну конечно, это должно  быть
мясо, которое приготовили, не употребляя железа. У-у! Но ты  понимаешь,  я
не жалею. Я прожил лишних двести лет, как нормальный человек, я делал все,
что мне хотелось. Я бы свихнулся, если бы  всю  жизнь  мне  пришлось,  как
какому-нибудь чертовому бокору, трястись над  каждым  куском,  над  каждым
глотком и падать в обморок от ужаса  каждый  раз,  когда  предстоит  вбить
гвоздь в доску.
    - Скажи, а ты знаешь, каким образом можно воспользоваться  этим  самым
холодным железом, чтобы уничтожить колдуна, вернувшегося от Фонтана юности
столь недавно, что даже еще пыль Эребуса не смыта с его сапог?
    Сауни долгое время пристально глядел на него, а  потом  поставил  свою
бутылку на песок.
    - Может быть. Кого?
    Шэнди решил сказать правду:
    - Бенджамена Харвуда, или Улисса Сегундо, как он, по  всей  видимости,
называет себя сейчас. Он...
    - Того однорукого. Того самого, который готовит тело своей дочери  для
призрака его жены. Бедное дитя. Ты заметил, что ее кормят лишь зеленью  да
сухарями, что хранятся в деревянных бочонках? Они хотят,  чтобы  она  была
магически  восприимчивой,  но  оставалась  безвольной  игрушкой,  так  что
никакого мяса.
    Шэнди кивнул, он уже несколько минут назад понял  назначение  странной
диеты Бет.
    - Хорошо, я скажу тебе, как его уничтожить. Проткни его шпагой.
    - Губернатор, - нетерпеливо перебил его  Шэнди.  -  Мне  нужно  что-то
более действенное. Ведь он...
    - Ты считаешь меня простаком? Разве ты не слушал? Соедини свою кровь с
холодным железом шпаги, пусть атомы крови и железа выстроятся в одну цепь,
сольются в одном стремлении, как игла компаса  разворачивается  на  север.
Или наоборот, это  все  относительно.  А  действующее  колдовство  добавит
энергии, к его собственной погибели. Или же  сила  уничтожится,  поскольку
выстроенная цепочка из железа и крови полна энергии, понимаешь? Если  тебе
не нравится, что монета падает на землю, то представь себе это иначе:  что
сама земля подскакивает, чтобы врезаться в монетку. У-у!
    - Отлично. Ну а как мне это все проделать?
    - У-у! У-у!
    - Губернатор, как мне выстроить атомы? Как соединить кровь и железо?
    Сауни осушил бутылку, кинул ее на песок и запел:

    Bendita sea el alma,
    Y el Senor que nos la manda;
    Bendita sea el dia
    Y el Senor que nos lo envia.

    И снова Шэнди мысленно для себя перевел: "Благословенна будь  душа,  и
Господь, надзирающий за ней; благословен будь день и Господь,  прогоняющий
его".
    По крайней мере еще с минуту Шэнди  пытался  добиться  вразумительного
ответа на свой вопрос, но ром погасил искорку разума в старческих  глазах,
и в конце концов Шэнди сдался.
    - До встречи, губернатор.
    - Будь здоров, парень. Берегись куриц.
    - Верно. - Шэнди повернулся было прочь, но  остановился.  -  Послушай,
как тебя зовут на самом деле, губернатор?
    - Хуан.
    Шэнди уже слышал несколько вариантов имени губернатора, но это  всегда
было что-то вроде Сауни, или Понси, или Гонси.  Но  ни  разу  еще  ему  не
приходилось слышать, что того звали Хуаном.
    - А твое полное имя, губернатор? Старик хихикнул, пересыпая  песок  из
руки в руку. Потом глянул исподлобья на Шэнди и сказал:
    - Хуан Понсе де Леон.
    Шэнди  застыл  на  несколько  секунд,  чувствуя  озноб,  несмотря   на
тропическое  солнце.  Наконец  он  кивнул,  повернулся  и  зашагал  прочь,
прислушиваясь к тому, как за спиной старик  снова  принялся  дуть  в  свою
бутылку.
    И только после того, как он перевалил через песчаный гребень  и  пошел
между палаток и хижин, он сообразил,  что  бродяга,  которого  он  оставил
извлекать заунывные звуки из бутылки, действительно был, по крайней мере в
прошлом, губернатором этого острова, да и всех  остальных  островов  между
Нью-Провиденс и Флоридой.

    Он пробирался меж  палаток,  мысленно  прикидывая,  сколько  же  денег
Дэвиса еще осталось после трех месяцев безудержных трат на ром,  и  гадая,
сколько времени он может себе позволить отвести на  путешествие,  в  любом
случае оно не будет долгим. До Рождества оставалось всего  две  недели,  а
Харвуд говорил, что  именно  тогда  состоится  переселение  душ...  Кто-то
преградил ему дорогу. Он поднял голову и узнал Энн Бонни.  До  него  дошли
слухи, что она завязала роман с  другим  амнистированным  пиратом,  Джеком
Рэкамом, вскоре  после  того,  как  Шэнди  отплыл  на  Гаити,  и  что  они
безуспешно пытались получить развод для Энн с помощью перепродажи брачного
контракта.
    - Привет, Энн, - сказал  он,  останавливаясь.  Шэнди  чувствовал  себя
перед ней виноватым за те обстоятельства, при которых они расстались.
    - Лопни мои глаза, если это не кок, - сказала Энн. - Выполз из бочонка
с ромом наконец, да?
    Она   немного   похудела   и   выглядела   слегка   повзрослевшей,   и
неудивительно, ибо губернатор  Роджерс  с  осуждением  отнесся  к  давнему
английскому обычаю перекупать брачный контракт, воспринимая это  как  верх
распущенности, и пригрозил публично высечь ее, если она хоть раз  затронет
эту тему. Обитатели острова тут же сочинили парочку весьма игривых песенок
о том, как будет выглядеть это воображаемое наказание. Однако несмотря  на
все   эти   неприятности,   Энн    по-прежнему    оставалась    сексуально
привлекательной. Шэнди настороженно улыбнулся:
    - Твоя правда.
    - Ну а обратно в бочонок ты когда заползешь?
    - Недели через две, пожалуй.
    - Сомневаюсь, тебя наверняка хватит только на полчаса. Ты сдохнешь  на
этом острове, Шэнди, через  несколько  лет,  вот  походишь  в  учениках  у
губернатора Сауни и сдохнешь. Я не собираюсь здесь оставаться, мы с Джеком
убираемся отсюда. Наконец-то я нашла настоящего мужчину, который не боится
женщин.
    - Рад слышать, и я готов признать,  что  женщины  часто  пугают  меня.
Надеюсь, что ты с Рэкамом счастлива.
    Энн, несколько озадаченная таким ответом, немного отодвинулась.
    - Угу. Так куда же ты направляешься?
    - Куда-нибудь к северу от Ямайки. Там видели корабль, и  мне  сдается,
это наш старый знакомый "Громогласный Кармайкл".
    Она грустно улыбнулась, и, похоже, напряжение покинуло ее.
    - Боже мой, это все та девчонка, да? Как ее там, Харли?
    - Харвуд. - Он пожал плечами. - Да, это из-за нее.
    - А как же амнистия?
    - Не знаю. А твой Джек, если увезет тебя, он сам не нарушит условия?
    Она усмехнулась:
    - Только  между  нами,  Шэнди.  Конечно,  нарушит.  Но  у  Джека  есть
спутница, которая согласна жить и вне закона. А у тебя?
    - Я этого тоже не знаю.
    Энн поколебалась, затем прильнула к нему и легко прикоснулась губами к
щеке.
    - Это еще зачем?  -  спросил  он  удивленно.  Ее  глаза  подозрительно
блестели:
    - Пусть тебе повезет, парень.
    Энн отвернулась и пошла прочь. А он продолжил свой путь к гавани.  Ему
попалась группа детей, которые возились в песке и играли  с  парой  кукол,
которых он когда-то сделал. Шэнди заметил, что они используют нитки, чтобы
приводить марионеток в движение. "Учитесь ремеслу, -  подумал  он,  -  как
знать, может, пригодится. Я не уверен, что дух-покровитель проявит  заботу
о вашем поколении".
    Через какое-то время он услышал позади тяжелые шаги. Шэнди оглянулся и
слегка отпрянул, встретив безучастно вперенный в  него  взгляд  Печального
Толстяка. На этот раз он вовремя вспомнил, что тот глух, и просто кивнул.
    - Они обойдутся без него, - прогудел бокор. -  Каждая  земля  проходит
через время, когда магия в силе, а мы  здесь  уже  приближаемся  к  закату
магии. Я отплываю с тобой.
    - Да? - Шэнди был удивлен, потому что пытался уговорить - безуспешно -
бокора Дэвиса отправиться с ним на Гаити. - Замечательно. Сдается,  что  в
этом путешествии нам понадобится хороший бокор... ax, чего ж это я болтаю.
- Он энергично закивал головой.
    - Ты отправляешься на Ямайку.
    - Да нет в общем-то. Я хочу сказать - может быть, мы будем поблизости.
    - Я родился на Ямайке, хотя меня перевезли в Виргинию, когда мне  было
пять, а теперь я возвращаюсь назад, чтобы встретить смерть.
    - Э-э-э...
    Шэнди все еще придумывал, какими  жестами  выразить  свою  мысль,  как
бокор прошел мимо, и Шэнди пришлось прибавить шагу.
    Вокруг лодки, которую Шэнди  пытался  столкнуть  на  воду,  столпилась
кучка мужчин,  и  когда  Шэнди  приблизился,  от  них  отделились  двое  и
направились к нему, отчаянно жестикулируя и перебраниваясь.  Один  из  них
был Скэнк, а  другой  Веннер.  Он  так  побагровел,  что  не  видно  стало
веснушек.
    - Говорите  по  одному,  -  велел  Шэнди.  Веннер  яростным  движением
оттолкнул Скэнка.
    - "Дженни" никуда не пойдет, пока не прибудет Вейн, - заявил он.
    - Она отплывает на Ямайку  сегодня  днем,  -  сказал  Шэнди.  Хотя  он
продолжал улыбаться, одновременно он прикидывал, как  быстро  ему  удастся
добраться до сабли Скэнка.
    - Ты больше не капитан,  -  заявил  Веннер,  и  его  лицо  еще  больше
побагровело.
    - Я все еще остаюсь капитаном, - напомнил Шэнди.
    Люди вокруг переминались и переговаривались, явно  не  уверенные,  чью
сторону принять. Ухо Шэнди уловило часть  фразы:  "...Чертов  пьянчуга  за
капитана..."
    И в этот момент вперед выступил Печальный Толстяк.
    - "Дженни" идет на Ямайку, - объявил он, словно ветхозаветный  пророк.
- Отплываем сейчас.
    Пираты были ошарашены, даже Скэнк не догадывался, что бокор  Дэвиса  -
союзник Шэнди. И хотя Шэнди не отрывал взгляда от лица Веннера, он ощутил,
как общее настроение сменилось в его пользу.
    Веннер и Шэнди еще несколько секунд пристально смотрели друг на друга,
потом Скэнк вытащил саблю, которую Шэнди ловко поймал за  рукоять.  Веннер
опустил взгляд на саблю в руках Шэнди, и Джек понял, что Веннер, очевидно,
пришел к выводу, что не стоит связываться: не настолько Шэнди пьян,  чтобы
можно было запросто с ним разделаться. Затем Веннер оглядел толпу,  и  его
губы сжались в тонкую линию: он понял, что  общее  настроение  после  слов
Печального Толстяка сложилось явно не в его пользу.
    - Что ж,  -  проворчал  Веннер,  -  хотел  бы  я,  чтоб  ты...  впредь
предупреждал нас заранее, капитан. Я... - Он сделал паузу, а затем выдавил
слова, словно они встали ему поперек горла: - Я, конечно, не собирался  на
тебя давить.
    Шэнди ухмыльнулся и хлопнул Веннера по плечу:
    - Да какие проблемы?
    Он оглядел собравшихся и  постарался  не  выдать  то  разочарование  и
беспокойство, которое испытал.
    Этот экипаж, подумал он, прямое  свидетельство  эффективности  тактики
Вудса  Роджерса.  Единственные,  кто  теперь  согласится   отправиться   в
пиратский вояж, так это те, кто слишком туп,  кровожаден  и  ленив,  чтобы
годиться для нормальной жизни.  А  в  пиратский  поход  это  вполне  может
превратиться. Коль мы не найдем "Кармайкл", эти олухи и сволочи непременно
потребуют своей добычи.
    Скорее всего на  этом  и  закончится  недолгое  время  моей  амнистии,
подумал он. Однако уж лучше быть пиратом, но  иметь  цель,  чем  бесцельно
влачить свои дни.
    - Скэнк, - сказал он, решив, что тот из всей оравы наиболее надежен. -
Будешь боцманом.
    Он заметил, но никак не отреагировал на то, как недовольно  нахмурился
Веннер.
    - Проследи, чтобы все погрузились на борт. Надо убираться  отсюда  как
можно быстрее, пока губернатор не сообразил, в чем дело.
    - Есть, капитан!
    Двадцать минут спустя "Дженни"  без  фанфар,  скромно,  сопровождаемая
лишь неуверенными взглядами вахтенных  на  борту  корабля  Его  Величества
"Делиция",  отправилась  из  гавани   Нью-Провиденс   в   свое   последнее
путешествие.

    1 Правильно (исп.).




    Яркое утреннее  солнце  освещало  выходящий  на  юг  мраморный  балкон
солидного особняка на вершине холма над Спаниш-Тауном. Временами  утренний
прохладный бриз колыхал ветви перечного дерева, и  солнечные  лучи  падали
прямо на лицо мужчины с элегантной бородкой, завтракавшего за столиком,  и
тогда тот инстинктивно загораживал лицо рукой,  поскольку  для  него  было
важно сохранить моложавость, избегая морщин. Во-первых,  инвесторы  больше
полагались на мнение молодых бизнесменов, когда  дело  касалось  состояния
рынка и цен, а с другой стороны, теряется весь смысл погони за богатством,
если ты достигаешь его только к старости.
    От громкого стона, раздавшегося сверху, рука у него дрогнула,  и  чай,
который он  наливал,  пролился  на  блюдце.  Проклятие,  подумал  человек,
называющий себя Джошуа Хикс, с раздражением ставя чайник на стол. Разве не
может человек  спокойно  позавтракать  на  собственном  балконе  без  этих
стенаний? Еще шесть дней, напомнил он себе, и мой договор с этим проклятым
пиратом будет выполнен, он проделает  свои  трюки,  заберет  ее  отсюда  и
оставит меня наконец в покое.
    Однако он понимал, что надеяться на это не приходится.
    "Он никогда не оставит меня в покое, пока я хоть немного  остаюсь  ему
полезен.
    Может, мне следовало бы покончить с моей полезностью,  ведь  нашел  же
бедняга Стид  Боннет  мужество  в  подобной  ситуации  с  Тэтчем:  сдаться
властям, сознаться во всем... Черт, ведь я же встречался с  Боннетом  пару
раз, когда скачки цен на рынке сахарного тростника приводили его по  делам
в Порт-о-Пренс, и он вовсе не был ни героем, ни святым".
    Нет, признался он себе, глядя поверх полированных перил балкона сквозь
пальмовые  листья,  колышущиеся  в  прохладном  бризе,   на   спускающиеся
террасами белоснежные дома, где селились обитатели Спаниш-Тауна, и красную
черепицу уцелевшей части Порт-Ройяла. Он взял со стола хрустальный графин,
вынул пробку и налил в чай коньяка, отсвечивающего в лучах солнца золотом.
    "Да, кто бы он там ни был, этот Боннет  оказался  храбрее,  чем  я,  я
никогда не смогу поступить так, как он, и Улисс это тоже знает,  черти  бы
его побрали. Если мне приходится жить в клетке, то я предпочитаю роскошную
клетку с решеткой, которая хоть и крепче, чем любая железная, но  невидима
и неосязаема".
    Он выпил чай с коньяком и поднялся, изобразив на лице  улыбку,  прежде
чем повернуться к гостиной...  к  остекленевшим  глазам  собачьей  головы,
повешенной на стену, словно охотничий трофей.
    Он прошел через гостиную в холл, продолжая изображать улыбку на  лице,
потому что и  там  на  стене  висела  собачья  голова.  Он  с  содроганием
припомнил тот день в сентябре вскоре после его  прибытия  сюда,  когда  он
покрывалами  завесил  все  собачьи  головы  и  испытал  блаженное  чувство
уединенности. Но уже через час в дом без стука вошла  огромная  негритянка
и, пройдя по всему дому, поснимала все покрывала. Она даже  и  взгляда  не
бросила в его сторону и ничего не сказала - впрочем, этого она и не  могла
бы сделать с подвязанной челюстью.  Этот  визит  настолько  выбил  его  из
колеи, что он уже больше не пытался прятаться от соглядатаев Улисса.
    Слегка взбодренный порцией коньяка и уверенный в том, что в такую рань
негритянка не явится, он поднялся по лестнице и  замер,  прислушиваясь,  у
двери комнаты его  гостьи.  Внутри  больше  не  стонали,  и  он  отодвинул
щеколду, повернул ручку и открыл дверь.
    Молодая женщина спала, но тут же пробудилась с легким вскриком,  когда
он,  пробираясь  на  цыпочках  в  полумраке,  случайно  наткнулся  на   ее
нетронутый обед, оставленный у двери. Деревянная миска взлетела, ударилась
о стену и покатилась, рассыпая зелень по ковру. Девушка села  на  постели,
прижав одеяло к груди.
    - Боже мой, это ты, Джон?
    - Нет, черт побери, - сказал Хикс. - Это всего лишь я. Я услышал,  как
вы плачете, и зашел удостовериться, все ли в порядке. Кто  этот  Джон?  Вы
уже не в первый раз путаете меня с ним.
    - А. - Бет Харвуд откинулась на постель, надежда исчезла из ее глаз. -
Да, все в порядке.
    В этой маленькой комнатке висело сразу три  собачьих  головы,  и  Хикс
выпрямился во весь рост и, указав на разбросанные листочки зелени,  грозно
произнес:
    - Я этого не потерплю. Улисс желает, чтобы вы это ели, а я обеспечиваю
выполнение его распоряжений. - Он вовремя спохватился и удержался, чтобы в
праведном гневе не кивнуть песьей голове, прибитой над кроватью.
    - Мой отец - чудовище, - прошептала она. - И  когда-нибудь  он  и  вас
принесет в жертву.
    Хикс тотчас же позабыл  о  собачьих  головах  и  встревоженно  сдвинул
брови. В первые дни ее пребывания здесь  его  забавляли  утверждения  Бет,
будто Улисс Сегундо ее отец. Ведь она постоянно  твердила,  будто  у  отца
одна рука, а у Улисса их явно  было  две.  Однако  в  очередное  посещение
пирата Хикс присмотрелся к правой руке Сегундо и в душе у него  поселилось
сомнение. Да, она была  настоящей,  живой,  но  до  странности  розовой  и
пухлой, как у младенца, без мозолей и морщин.
    - Что ж, - сказал он хрипло, - до Рождества осталась всего  неделя,  и
тогда я наконец избавлюсь от вас.
    Молодая  женщина  откинула  покрывало  в  сторону,  спустила  ноги   и
попыталась встать, но  колени  подогнулись,  и  она  снова  повалилась  на
постель, тяжело дыша.
    - Черт бы побрал вас и моего отца, - выдохнула она. -  Ну  почему  мне
нельзя поесть по-человечески?
    - А это, по-вашему, что? - наклоняясь и поднимая лист шпината, рявкнул
Хикс, тряся им перед носом Бет. - В комнату уже нельзя войти, того и гляди
- споткнешься.
    - Подайте мне пример - съешьте это.
    Хикс с сомнением оглядел лист и, фыркнув, отшвырнул его, давая понять,
что не хочет иметь ничего общего с ее детскими выходками.
    - Хотя бы пальцы оближите, - настаивала Бет.
    - Я... Мне ничего не нужно вам доказывать.
    - А что должно произойти в субботу? Вы упоминали какую-то процедуру.
    Хикс был рад, что окна были закрыты шторами, потому что  почувствовал,
как краска прилила к лицу.
    - Вы же должны принимать это  чертово  лекарство,  вы  же  должны  все
время... - "Дремать, - мысленно закончил он, - а не задавать вопросов,  на
которые при всем желании трудно ответить прямо". - Кроме того, ваш  оте...
капитан Сегундо, я хочу сказать, наверняка прибудет сюда к тому времени, и
мне не придется... Я хочу сказать, разбирайтесь с ним тогда сами.
    Он решительно кивнул, повернулся,  но  испортил  торжественный  выход,
потому что невольно взвизгнул и отскочил назад, когда заметил  стоящую  на
пороге негритянку, бесшумно появившуюся несколько минут назад.
    Бет Харвуд хохотала,  негритянка  глядела  на  него  пустыми,  рыбьими
глазами. Хикс поспешно ретировался, подумав: "Почему же ее  одежда  всегда
наглухо зашита, а не застегнута, и почему, если уж она помешана на  шитье,
не зашьет оторванные  карманы,  и  почему,  черт  возьми,  она  все  время
расхаживает босиком? И еще, - подумал он уже на лестнице, вынимая  платок,
чтобы вытереть испарину, выступившую на лбу, - почему другие негры так  ее
боятся? Да что там, моя  прежняя  кухарка  лишь  только  увидела  ее,  так
выпрыгнула в окно прямо со  второго  этажа,  да  и  остальных  чернокожих,
сколько ни секи, в дом не загонишь. Мне пришлось нанимать белых слуг, да и
то многие из них уже поувольнялись".
    Он вернулся за свой столик на балконе, но  утреннее  спокойствие  было
нарушено, и он яростно выплеснул остатки чая  и  налил  в  чашку  коньяка.
"Черт бы побрал Улисса и его присных,  -  подумал  он.  -  Не  стоило  мне
оставлять Гаити и менять имя".
    Он  отпил  коньяка  и  скорчил  гримасу,  припомнив,  как  красноречив
поначалу был Улисс Сегундо. В начале августа он прибыл  в  Порт-о-Пренс  и
тут же предъявил векселя крупных европейских банков. Он  произвел  хорошее
впечатление в обществе, прекрасно говорил по-французски,  был  воспитан  и
образован, богат, являлся владельцем отличного корабля, который  стоял  на
причале поодаль от берега, по слухам, из-за того, что на борту  находилась
женщина, только что перенесшая мозговую лихорадку.
    Когда Хикса представили  ему,  на  него  произвели  впечатление  явная
независимость и богатство этого человека, и когда несколькими днями  позже
Сегундо пригласил его отобедать и предложил  принять  участие  в  паре  не
совсем этичных, но весьма выгодных предприятий, Хикс  был  поражен  еще  и
столь глубоким знанием торговли в Новом Свете. Явным стало и  то,  что  ни
одна сделка или мошенничество, как бы давно  они  ни  произошли,  не  были
скрыты  от  взгляда  Сегундо:  он  прекрасно  знал  о  них  и  безжалостно
использовал эти данные. Хиксу даже  подумалось:  чтобы  ориентироваться  в
таких тонкостях, надо быть либо телепатом, либо иметь  связи  с  загробным
миром.
    И вот однажды вечером в середине августа Сегундо появился в доме Хикса
с плохой вестью. Хикс сонно уставился  на  Сегундо  и  отправил  слугу  за
бренди.
    - Боюсь, - начал Сегундо, - что вы в опасности, мой друг.
    Человек, который теперь называл себя Хиксом, только что  проснулся,  и
вначале ему показалось, что Сегундо говорит о  разбойниках  или  о  беглых
рабах, которые в эту минуту приближаются к его дому.
    - Опасность? - спросил он, протирая глаза и зевая.  -  В  доме  десять
слуг, на которых я готов положиться, с дюжиной заряженных ружей, что...
    - Я не об этом, - прервал его Сегундо с улыбкой. - Я говорю о грозящей
вам опасности по закону, о судебном разбирательстве.
    Хикс мгновенно пробудился. Он взял бокал с бренди с подноса,  отпил  и
осторожно покосился на Сегундо.
    - А на каком основании?
    - Гм, - отозвался Сегундо, усаживаясь на один из стульев в гостиной. -
Трудно сказать. У нас с вами... имеется деловой партнер, и боюсь, что  он,
оказавшись захвачен и пытаясь облегчить собственную участь, выдал  властям
всех и вся, кого только мог. Контрабанда, скупка  краденого,  насколько  я
понимаю, но за ним водились грешки и другого  рода:  похищения,  убийства,
подлоги. Благодарю вас, - кивнул он, когда слуга подал ему бокал с бренди.
    Хикс сел на стул напротив.
    - Кто это?
    Сегундо бросил косой взгляд на зевающего слугу,  наклонился  вперед  и
проговорил:
    - Ну назовем его Эд Тэтч. Вам это имя ничего не говорит?
    Хикс осушил бокал, хотел было велеть слуге  наполнить  его  снова,  но
передумал и приказал ему оставить графин и убираться вон.
    - И о каких же, - спросил он, когда слуга  вышел  и  закрыл  за  собой
створки дверей, - нелегальных сделках он поведал закону?
    Бог свидетель, Тэтч действительно  помог  ему  во  многом,  начиная  с
тетушки, которую пришлось утопить, потому что она вечно совала нос куда не
следует, когда ему понадобилось распустить слух, будто его брат мертв.
    - В этом-то все и дело, понимаете? Мне это неизвестно, но предполагаю,
что он выложил все, что знал.
    Хикс застонал и спрятал лицо в ладони. Сегундо взял графин и  наполнил
бокал.
    - Не отчаивайтесь, - сказал он. - Полно, взгляните  на  меня.  Я  тоже
замешан, по крайней мере не меньше вас, и что, я отчаиваюсь?  Можно  найти
выход из любого тупика, кроме вашего последнего.
    Хикс поднял глаза:
    - Что можно сделать?
    - Проще простого: оставить Гаити. Вы можете  отплыть  на  борту  моего
судна.
    - Но, - вяло  запротестовал  Хикс,  -  где  мне  раздобыть  достаточно
средств, чтобы жить в достатке? И  притом  власти  наверняка  станут  меня
разыскивать.
    Улисс Сегундо подмигнул.
    - Нет, не станут, если вы все еще остаетесь здесь. Например, что, если
в вашей спальне будет найдено тело в вашей ночной рубашке, вашего роста...
Тело с полностью уничтоженным  выстрелом  в  упор  лицом.  Вдобавок  может
найтись прощальная записка, написанная вашей собственной рукой.
    - Да... но... кто же...
    - А что, у вас разве не найдется какого-нибудь белого  на  плантациях,
которого не станут слишком разыскивать?
    - Ну... я полагаю...
    - Что касается денег, я готов сразу  заплатить  за  все:  за  дом,  за
плантацию. Предвидя подобное  развитие  событий,  я  дал  указания  своему
поверенному подготовить документы: купчие, векселя и закладные, пометив их
задним  числом  за  последние  два  года.  Все  для  того,  чтобы  создать
впечатление, будто вы потеряли  все  и  все  теперь  в  руках  кредиторов.
Понадобится целая армия бухгалтеров и годы, чтобы добраться до  всех  этих
мнимых кредиторов, анонимных компаний, тайных партнеров и в  конце  концов
выйти на меня. - Сегундо лучезарно улыбнулся.  -  И  это  даст  мотив  для
самоубийства, понимаете? Финансовый крах! Я полагаю, вы многим  должны,  и
когда они попытаются взыскать долги, вся история и выплывет наружу.
    Так они и поступили. Хикс  подписал  все  бумаги  и  после  того,  как
Сегундо отбыл, отправился в бараки, где  проживали  батраки,  и,  разбудив
мужчину приблизительно его телосложения и возраста, велел следовать за ним
в дом. Ничего не объясняя, он провел батрака в спальню, напоил  его  вином
со снотворным, и когда тот забылся в тяжелом сне, раздел его, сжег  одежду
в камине и обрядил безвольное тело в  собственную  ночную  рубашку.  Потом
зарядил ружье кольцами, золотыми монетами и упаковал оставшееся  золото  и
драгоценности  в  три  сундука.  Перед  рассветом   Сегундо   вернулся   с
несколькими изможденными, но выносливыми моряками, и последнее, что сделал
Себастьян Шанданьяк перед тем, как оставить отчий дом и принять имя Джошуа
Хикса, - это разрядил ружье в лицо спящему батраку. Отдача  вывихнула  ему
запястье, мощный выстрел повредил стену, разнеся голову спящего на  куски,
которые через окно улетели в сад.
    Сегундо  пребывал  в  отличном  настроении  и,  отъезжая  на  фургоне,
запряженном четверкой лошадей, объявил, что ощущает запах  крови,  который
принес ночной ветерок.
    - Именно это мне сейчас и нужно, - сказал он, охаживая лошадей кнутом.
- Богатства теперь мне хватит, и единственное, в чем я нуждаюсь,  так  это
морская вода и кровь,  много  крови,  просто  безумное  количество  свежей
красной крови.
    Его веселый, мальчишеский смех стих в чаще кокосовых пальм  и  хлебных
деревьев, посаженных вдоль дороги, ведущей к гавани.
    И вот теперь на балконе богатого дома на  Ямайке  Себастьян  Шанданьяк
уныло пил свой коньяк, кривя губы в натянутой улыбке.
    "Глупец, - подумал он, - надо было выждать и не лезть  в  петлю.  Ведь
Сегундо я нужен лишь как  абсолютно  преданный  слуга,  кукла  с  хорошими
манерами, чтобы приглядеть за  этой  девицей,  и  в  случае  если  тот  не
вернется к Рождеству, чтобы... - как это  сказал  Сегундо?  -  осуществить
ритуал, который превратит ее в пустой сосуд, готовый к  наполнению".  Молю
Бога, чтобы он вернулся к Рождеству, и не только потому, что сама мысль об
осуществлении этого гнусного ритуала, последовательность которого  Сегундо
заставил меня выучить наизусть, противна моему существу, но и из-за  того,
что в эту самую ночь я устраиваю званый вечер. После  того,  как  с  таким
трудом мне удалось отрастить эту чудовищную бороду, чтобы во мне ненароком
не опознали Себастьяна Шанданьяка, появиться  на  таком  важном  для  меня
вечере в крови, в перьях и воняя могильной землей... Нет, немыслимо!"
    Шанданьяк  печально  покачал  головой,   ему   вспомнилось   поместье,
плантация, которые он оставил в Порто-Пренсе, и ради чего? Один из  банков
Сегундо платил ему регулярное жалованье, и все: вопрос о выплате денег  за
все его имущество даже не обсуждался. И лишь неделю назад во время  беседы
с почтальоном ему удалось наконец выяснить, что на самом деле Тэтча убили,
а вовсе не взяли в плен, еще в середине ноября, ровно  за  три  месяца  до
того полуночного визита,  когда  Сегундо  убедил  Шанданьяка,  будто  Тэтч
схвачен и выдает всех, кого знает.
    Он услышал, как наверху захлопнулась дверь, а затем  раздался  скрежет
латунного засова. Он рывком поднялся, залпом допил все, что  оставалось  в
чашке, схватил графин и кинулся в дом, надеясь, что  успеет  запереться  в
своей спальне, пока эта ужасная негритянка будет спускаться вниз.




    Джек Шэнди опустил наконец подзорную трубу. Он сидел, обхватив  ногами
рею и опершись спиной о мачту,  и  вот  уже  с  четверть  часа  пристально
рассматривал  волны,  редкие  облачка  над  головой,  но  главным  образом
разбухавшую на восточном горизонте сизую,  гигантскую  тучу.  Все  знания,
которые почерпнул он у Ходжа и Дэвиса, а также личный опыт говорили о том,
что Веннер оказался прав.  Было  бы  мудрее  вернуться  к  Гранд  Кайману,
пробраться мимо рифов Ром-Пойнт-Чендла и вытащить там "Дженни"  на  берег.
Решение надо было принимать незамедлительно, поскольку надвигающийся шторм
двигался куда быстрее "Дженни", да и ветер, похоже, стихал.
    Шэнди охватило отчаяние. Ведь сегодня двадцать третье декабря,  и  уже
послезавтра  Харвуд  должен  осуществить  свой  магический  ритуал,  чтобы
изгнать душу Бет из тела.
    "Мне надо найти этого Улисса Сегундо, как теперь  называет  себя  этот
проклятый старик, сегодня или завтра, иначе я мог бы вообще не выходить из
гавани, - думал
    Шэнди. - Если же мы развернемся и будем пережидать шторм в  безопасном
месте, то теряем как минимум день. Имею ли я право подвергать всю  команду
опасности  и  идти  навстречу  шторму?  А,  пропади  все   пропадом,   это
неотъемлемое право капитана, - подумал он, кинул подзорную трубу  матросу,
который ждал на палубе, и стал спускаться. - Моя работа не только избегать
рискованных ситуаций, а еще и вести людей сквозь опасности и преграды.  Да
и не поверю я, что Печальный  Толстяк,  если  уж  на  то  пошло,  позволит
стихии, пусть даже и тайфуну, помешать высадке на Ямайку".
    Он спрыгнул на палубу и уверенно улыбнулся Скэнку.
    - Мы прошмыгнем под этим штормом, пусть даже половина экипажа валяется
вдрызг пьяная, - заметил Шэнди. - Идти прежним курсом.
    - Матерь Божья, Джек... - начал было Скэнк, но тут вмешался Веннер.
    - Почему бы не повернуть. - Он махнул рукой за корму. -  Гранд  Кайман
всего в нескольких часах пути. Даже если  ветер  совсем  стихнет,  чертово
течение принесет нас туда!
    Шэнди неторопливо обернулся к Веннеру:
    - Я не обязан объясняться, но так и быть: мы  не  доберемся  до  Гранд
Каймана, этот шторм непременно нагонит нас,  и  нам  лучше  встретить  его
лицом к лицу. - Веннер стоял перед ним набычившись, и Шэнди заставил  себя
рассмеяться. - И что за черт, приятель!  Ведь  знаменитый  Сегундо  где-то
здесь, забыл, что ли?! Ловцы черепах сказали вчера, что еще  утром  видели
его корабль. У него  на  борту  не  только  добыча  с  дюжины  захваченных
кораблей, он наверняка плавает на старине "Кармайкле".  Это  наш  корабль,
это морское судно, гораздо лучшее, и в отличие от  "Дженни"  оно  способно
достичь Мадагаскара и Индийского океана, где только нам и раздолье  в  эти
дни. Взгляни, что стало с Тэтчем, когда он стал плавать только на шлюпе.
    - И у этого Улисса та женщина, - со злостью прошипел Веннер,  -  и  не
пытайся нас уверить, будто это не  единственная  причина,  по  которой  ты
собираешься догнать его! Что ж, может, она для тебя и значит больше  твоей
собственной шкуры, но мне на нее плевать, я не хочу рисковать  головой.  -
Веннер  обернулся  ко  всем  остальным.  -  Парни,  подумайте,  ну   какая
необходимость разыскивать этого Улисса,  или  Харвуда,  сегодня,  что  нам
мешает сделать это на следующей неделе?
    Последние несколько ночей Шэнди почти не спал.
    - Сегодня, потому что я так сказал, - бросил он резко.
    Печальный Толстяк встал рядом с  Шэнди.  В  его  тени  Веннер  потонул
целиком.
    - Мы плывем на Ямайку, - объявил он.  Несколько  долгих  секунд,  пока
грозовое облако разрасталось, а Гранд Кайман уплывал все дальше и  дальше,
Веннер стоял, не двигаясь, и лишь переводил взгляд с  Шэнди  и  Печального
Толстяка  на  остальной  экипаж,  он  явно  оценивал,  готовы  ли   пираты
взбунтоваться.
    Шэнди, хотя и надеялся, что выглядит  уверенно,  размышлял  о  том  же
самом. Он зарекомендовал себя неплохо за месяц  своего  капитанства  после
захвата  Харвудом  "Кармайкла"  и  еще  пользовался  уважением  пиратов  в
результате событий на борту английского корвета; помогала ему и  поддержка
бокора  Дэвиса,  несмотря  на  то,  что  команда  только  и   говорила   о
приближающейся смерти этого странного человека. Но Шэнди все же  мог  лишь
догадываться,  впрочем,  как  и  Веннер,  насколько  его  репутация   была
подорвана беспробудной пьянкой на  Нью-Провиденс  за  несколько  последних
месяцев.
    - Шэнди знает, что делает, - проворчал один беззубый старый пират.
    Скэнк кивнул с убежденным видом:
    -  Мы  просто  не  успеем  вернуться  к   Гранд   Кайману.   Шэнди   с
благодарностью глянул  на  него,  поскольку  знал,  что  Скэнк  солгал  из
верности ему.
    Плечи Веннера поникли, и  улыбочка,  теперь  уже  больше  напоминавшая
морщины на смятой рубашке, вновь была нацеплена на лицо.
    - Ну да, конечно, знает, -  хрипло  произнес  он,  -  я  просто  хотел
удостовериться, что мы все...  в  полном  согласии.  -  Он  повернулся  и,
оттолкнув двоих пиратов, зашагал на корму.
    Шэнди отдал команду обрасопить паруса.  Пока  Шэнди  присматривался  к
облачной пелене, нависшей над ними, Скэнк подошел к нему и кивком  отозвал
в сторону.
    - Что стряслось? - спросил Шэнди голосом, глухим от напряжения.
    - Веннер недоволен, - тихо сказал Скэнк. - Гляди  в  оба,  это  скорее
всего случится сегодня и наверняка сзади.
    - А, я поостерегусь, спасибо. - Шэнди уже хотел было  отвернуться,  но
Скэнк загородил ему дорогу.
    - Ты знаешь, - торопливо пробормотал  он,  -  нет,  ты,  наверное,  не
знаешь... Ведь это из-за него погиб Дэвис.
    Шэнди замер на месте.
    - Ну-ка рассказывай, - приказал он. Несколько тяжелых капель  дождя  с
глухим стуком упали на палубу. Дождь сначала, потом ветер - вспомнил Шэнди
давнее предупреждение Ходжа.
    - Ослабить канаты! - выкрикнул он и опять повернулся  к  Скэнку:  -  Я
слушаю.
    - Ну, - быстро сказал Скэнк, боязливо поглядывая на небо,  -  мертвяк,
который убил его, собирался прикончить тебя, ты бежал тогда к этой  девице
в воздухе... Глядел только на нее и не видел, как он там притаился...  Так
Фил и поторопился, чтобы прикончить  его  до  того,  дело  пустяковое,  да
Веннер  вмешался,  дорогу  преградил.  Веннеру-то  не  нравилось,  что  ты
старшина.
    Дождевые капли застучали чаще, но ветра пока не было.
    - Эй, на грот-мачте, взять рифы! Нет, отставить! Спустить  гафель!  Но
будьте готовы поднять паруса!
    - Ну вот, он задержал Дэвиса, - продолжал Скэнк, - и ты  был  почти  у
лестницы, а Дэвис все же сделал попытку  догнать  тебя,  но  не  успел  он
снести мертвяку голову, как тот всадил ему шпагу в живот.
    В этот момент на них обрушился шквал,  и  даже  с  убранными  парусами
"Дженни" так накренилась, что все поспешно ухватились за снасти и  канаты.
Мачта легла чуть ли не горизонтально.
    Вслед за ветром судно стали захлестывать  высокие  волны,  и  Скэнк  с
обезьяньей ловкостью вскарабкался наверх, чтобы  помочь  рулевому  держать
судно носом против ветра. Очень медленно, с огромным трудом,  мачта  вновь
выпрямилась.
    Какое-то мгновение  судно  балансировало  на  гребне  волны,  усеянном
клочьями пены, румпель беспомощно  болтался  в  воздухе.  Затем  суденышко
начало скользить вниз, и бушприт ушел  в  следующую  волну.  Шэнди  затаил
дыхание, ожидая, что вот-вот, в любой момент, бушприт не  выдержит,  волна
проломит нос судна, хлынет в трюм и утянет корабль на дно.  Однако  сердце
успело сделать всего восемь долгих  ударов,  как  бушприт  и  нос  корабля
вынырнули,  каскадами  расплескивая   пенистую   воду,   словно   человек,
стряхнувший с себя стаю седых от инея волков. Задирая нос,  корабль  вновь
полез вверх.
    Шэнди шумно выдохнул. Кто бы там ни строил эту "Дженни", он  прекрасно
знал свое дело. Он приказал лечь в дрейф. Когда они выбрались  на  гребень
новой волны, ветер уже дул с  правого  борта,  и  парусов  хватало,  чтобы
"Дженни" могла лечь на курс. Таким образом, спокойно можно было продолжать
лавировать в шторм.
    Цепляясь за канаты и скользя по  палубе,  Шэнди  наконец  добрался  до
кормы  и  пиратов,  боровшихся  с  румпелем.  Корабль  дрейфовал,  никаких
приказов не стоило отдавать, да и сильный ветер все равно заглушал  слова.
Поэтому Шэнди просто прислонился к переборке и стал  прикидывать,  сколько
еще  "Дженни"  сможет  протянуть  в  такую  бурю,  не  получив   серьезных
повреждений.
    Теплый  ветер,  похоже,  усиливался,  брызги  пролетали  мимо  густыми
облаками, словно картечь, обжигая лица и руки. Шэнди нервно облизал  губы,
и соленый привкус во рту сразу дал понять, что это морские  брызги,  а  не
капли дождя. Волны вздымались вверх, нависая  над  "Дженни",  как  зеленые
скалы, и каждый раз, когда хрупкое суденышко соскальзывало с одной волны и
врезалось в следующую, весь корпус содрогался, мачта так и ходила  ходуном
над головой. Вслед за  налетавшими  брызгами  Шэнди  тут  же  захлестывали
бурные потоки воды, пытавшиеся утащить его за борт.
    Прищурившись от сильного ветра  и  брызг,  Шэнди  внимательно  следил,
чтобы судно не поворачивалось носом к ветру и в то  же  время  не  слишком
уклонялось от курса. Вот уже несколько минут его удивляло, как старый шлюп
превосходно ведет себя при такой  погоде,  повинуясь  румпелю.  И  тут  он
заметил струйки пара, которые поднимались оттуда, где  руль  соединялся  с
румпелем. Приглядевшись, Шэнди заметил, что железная скоба раскалилась  до
вишневого цвета. Печальный Толстяк стоял рядом, и Шэнди, отерев  брызги  с
лица рукавом, так и впился взглядом в фигуру колдуна.  Глаза  бокора  были
закрыты, он нервно грыз кулак, и хотя  дождь  и  брызги  сплошным  потоком
текли по его руке, Шэнди заметил струйку крови и догадался, что  послушное
поведение "Дженни" связано не только с мастерством рулевого.
    Но каждая следующая волна оказывалась выше и круче, и когда  суденышко
с трудом вскарабкивалось на гребень и  Шэнди,  смаргивая  воду  с  ресниц,
оглядывал море, ему казалось, будто некая сила несет корабль через сияющие
вершины Альп. Ему приходилось напоминать себе, что за неистовыми  порывами
ветра не кроется сознательная злая воля.
    Когда суденышко стало взбираться  на  очереднук  крутую  волну,  Шэнди
физически почувствовал, как палуба под ногами словно бы развернулась.  Они
уже выскочили на гребень, и тут  крепление  реи  не  выдержало,  лопнув  с
оглушительным грохотом, похожим  на  пушечный  выстрел.  Она  крутанулась,
порвав веревки, и рухнула на транец, как копье с тремя остриями.
    Шэнди пригнулся в ту самую  секунду,  когда  рея  пронеслась  над  его
головой. Он огляделся, опасаясь, как бы, не дай  Бог,  не  убило  рулевого
или, того хуже, не разнесло румпель в щепки. Однако рулевой был цел, но не
успел Шэнди с облегчением вздохнуть, как заметил,  что  окованный  железом
конец реи вонзился в грудь Печального Толстяка и пригвоздил того к транцу.
    - Дева Мария! - выдавил Шэнди онемевшими губами. Сумеют ли они  теперь
уцелеть без бокора?
    Уверенность  окончательно  покинула  его,  но,  несмотря  на  это,  он
оттолкнулся от леера, ухватился за гик и, перебирая  руками,  добрался  до
мачты, где бился на ветру ничем не закрепленный парус.  С  другой  стороны
шел кто-то еще, это оказался Скэнк, в его руках были нож и веревка.  Когда
судно устремилось в провал между волнами, они вдвоем умудрились  прорезать
несколько дыр в парусе, потом ухватились за мачту и держались,  пока  вода
не схлынула с палубы. Когда же судно выскочило на гребень, Шэнди зашвырнул
конец веревки на левый борт, ветер перехлестнул  ее  вокруг  мачты,  Скэнк
поймал конец и успел два раза обмотать вокруг  кнехта,  прежде  чем  ветер
снова налетел на них со всей своей силой.
    Пары квадратных ярдов поставленного  паруса  хватило,  чтобы  удержать
корму от заноса по ветру, но Шэнди знал, что такой меры надолго не хватит.
Но на помощь им уже спешили другие, и Шэнди прижался  к  лееру,  пропуская
их. Он ощутил резкую боль в животе, то ли оттого, что он перенапрягся,  то
ли от съеденного. Шэнди  надеялся,  что  в  ближайшее  время  от  него  не
потребуется никаких физических усилий.
    В ту же минуту он вдруг осознал, что какая-то  тяжесть  давит  ему  на
грудь. Он непроизвольно посмотрел вниз и даже отшатнулся от леера, ибо  на
отворотах камзола болтались невесть откуда  взявшиеся  два  серых  угря  с
круглыми головами. И лишь когда он схватил одного, намереваясь оторвать от
лацкана и выкинуть за борт, Шэнди понял, что это оторванные по локоть руки
мертвеца.
    Все его существо содрогнулось от  отвращения  и  страха,  но  сознание
приказывало успокоиться. На нем сейчас был тот самый камзол, что и в  день
преследования "Кармайкла". Он помнил, как руки мертвеца, вцепившиеся в его
камзол, не выдержали, оборвались, и тот свалился  в  пучину.  Потом  руки,
казалось, исчезли, но, похоже, они все это время  призрачно  цеплялись  за
его  камзол,  подобно  паутине,  которую  можно  разглядеть   только   при
определенном освещении.
    Усилившаяся боль в животе заставила его согнуться.  Он  заставил  себя
размышлять. Что же это за освещение, которое  выявляет  эту  мерзость?  Ну
конечно же, чья-то враждебная магия, не скованная ограничениями берега. Ты
бы давно уже догадался об этом по  запаху  горячего  железа,  если  бы  не
ветер. Боль в желудке явно чей-то злобный подарок.
    Морская вода захлестнула его, когда  "Дженни"  врезалась  в  очередную
волну. Но несмотря на страстное желание скорчиться в  три  погибели  -  от
проступившего холодного пота даже брызги казались теплыми, - он выпрямился
и схватил за плечо первого же пирата.
    - Где Веннер? - проревел Шэнди тому в ухо.
    Тот с удивлением уставился на руки, болтавшиеся на  лацканах  камзола,
но все же указал куда-то вперед и вниз.
    Шэнди отпустил его и, мучительно переставляя ноги, стал пробираться  к
люку. Он хватался за все, что попадалось под руку, пытаясь  удержаться  на
ногах. Внезапный порыв ветра, когда "Дженни" взмыла на гребень волны, сбил
его, и последние несколько ярдов  он  прополз,  словно  какое-то  огромное
неуклюжее  насекомое.  Прилагая  огромные  усилия,  от  которых  у   него,
казалось,  полопаются  кишки,  Шэнди  откинул  крышку  люка  и  наполовину
свалился, наполовину сполз по трапу в трюм.
    В трюме было  темно,  но  он  прекрасно  знал,  где  хранится  оружие.
"Дженни" резко накренилась на волне, и Шэнди толчком отбросило влево,  где
в подставках стояли сабли и рапиры. Он вытащил одну из  них.  Рапира  была
легче сабли и немного длиннее. Шэнди поудобнее перехватил рукоять. Впереди
по носу различалось смутное багровое  сияние,  и  он  двинулся  туда.  При
каждом толчке омерзительные мертвые руки у него на лацканах  раскачивались
из стороны в сторону.
    Веннер скорчился над маленьким котелком, что-то шепча и кидая  в  него
какие-то растения.
    Усилием воли превозмогая боль в желудке, Шэнди заставил себя броситься
вперед, на Веннера, но в этот самый  момент  "Дженни"  перевалилась  через
гребень волны, ее нос нырнул, и Шэнди неловко упал, налетев на Веннера.  И
они оба рухнули в плескавшуюся воду по левому  борту.  И  сквозь  натужный
скрип  шпангоутов  корабля,  с  трудом  противостоящего   напору   стихии,
надрывное дыхание и свист ветра Шэнди ясно различил, как зашипел  котелок,
когда вода залила тлеющие в нем угли. И даже скорчившись  в  темной  воде,
под тяжелой тушей Веннера, который локтем немилосердно давил ему на спину,
Шэнди почувствовал невероятное облегчение, боль в желудке в мгновение  ока
исчезла, и руки мертвеца исчезли бесследно.
    Нос судна врезался в новую волну, и на несколько секунд их еще сильнее
вдавило в борт. Шэнди буквально ощущал  как  вода  проникает  сквозь  щели
обшивки, как будто само море плюется  на  него  сквозь  деревянные  клыки.
Раскаленный котелок прокатился по шее, обжигая кожу, а затем  шлюп  задрал
нос и начал свое восхождение на новую волну.
    Шэнди, Веннера и добрую порцию морской воды швырнуло в сторону  кормы.
В кромешной тьме Шэнди перекатился  на  бок,  пытаясь  попасть  рапирой  в
Веннера. Дважды он ясно ощущал,  что  конец  рапиры  утыкается  во  что-то
мягкое, а не в деревянную обшивку корабля, но,  скользя  и  перекатываясь,
ему было слишком трудно сделать выпад. Серый свет, льющийся  из  открытого
люка, на мгновение ярко высветил силуэт Веннера, но секундой позже  Веннер
вскарабкался по трапу и исчез.
    Шэнди вскочил на ноги и последовал за ним, держа рапиру  -  теперь  он
узнал в ней одну из запасных рапир Дэвиса - перед собой, чтобы блокировать
нападение. Но когда  выбрался  на  палубу,  то  увидел  Веннера  на  носу;
выхватив у кого-то пистолет, он целился в Шэнди.
    Шэнди подавил желание нырнуть обратно в трюм, ибо он был  капитаном  и
даже в самый разгул стихии половина команды с изумлением смотрела  на  это
противостояние. К тому же выстрел на мокрой, скользящей под ногами  палубе
не мог быть слишком точным, да и наверняка брызги подмочили порох.  И  все
же он повернулся к Веннеру боком, глядя на того  через  правое  плечо.  Он
поднял рапиру в дуэльном салюте, одновременно стремясь  продемонстрировать
невозмутимость уверенного в себе капитана и в  тайной  надежде,  что  если
пуля и полетит точно в него, то угодит либо в клинок, либо в эфес рапиры.
    Брызги не подмочили порох, и в то же самое мгновение, когда он  увидел
вспышку, огненный шар обжег кожу под ребром. Он  невольно  отшатнулся,  но
тут  же  преодолел  растерянность  и,  насколько  было  возможно  в   этой
круговерти  стихий,  вежливо  поклонился,  хотя  для  этого  ему  пришлось
ухватиться за леер и  пошире  расставить  ноги,  и  неумолимо  двинулся  к
Веннеру.
    Рулевой, отвлекшись на разыгрывающуюся драму, не успел  поставить  нос
судна к волне, и очередной удар пришелся в  левый  борт.  "Дженни"  грузно
завалилась на правый борт, зеленая масса воды  с  грохотом  обрушилась  на
палубу, закружилась вокруг мачты и по меньшей мере одного матроса смыла за
борт.
    "Дженни" боком вынырнула в провале меж волнами, им грозила  неминуемая
гибель,  и  перепуганный  этим  больше,  чем  нападением  Веннера,   Шэнди
заторопился на корму. По пути ему пришлось  бросить  рапиру  и  ухватиться
двумя руками за канат, чтобы не быть смытым волной. Скэнк с другими успели
высвободить еще несколько квадратных  футов  паруса,  один  смельчак  даже
карабкался по раскачивающейся мачте  с  концом  каната  в  зубах,  надеясь
перебросить канат через уцелевшую верхнюю рею и  таким  образом  подтянуть
полотнище кверху. Ничего больше они сделать не могли, но  Шэнди  прекрасно
понимал, что этого слишком мало.
    И  позади,  двигаясь  медленно,  поскольку  ему  не  хотелось   терять
подобранную где-то саблю, на корму пробирался Веннер.
    Шэнди глянул на рулевого, который всем телом навалился на румпель,  до
упора поворачивая его. Шэнди понимал, что надо бы помочь  ему,  ибо  стоит
только "Дженни" взобраться на гребень волны, и по ним снова  ударит  шквал
ветра; в этот момент взгляд его упал на Печального Толстяка.
    Бокор оторвался от транцев и теперь стоял на палубе, широко  расставив
ноги и взбугрившимися мышцами руками стискивая воткнувшийся  в  его  грудь
обломок реи. Треска лопающегося дерева  Шэнди  не  слышал  -  свист  ветра
заглушал звуки, - но он собственными глазами видел, как в  разные  стороны
полетели щепки. Пригибаясь, неловко переступая с ноги на ногу и  кружа  на
месте. Печальный Толстяк гнул  и  ломал  длинный  обломок.  Наконец  бокор
отшвырнул от себя обломок реи.
    Шэнди даже  озноб  прошиб,  когда  он  увидел,  как  из  спины  бокора
показался дымящийся кусок металла. И Шэнди вдруг понял, что магия  тут  ни
при чем, что бокор добился этого лишь силой собственных рук.
    Железный наконечник так и остался торчать  из  спины,  когда  бокор  в
изнеможении  опустился  на  колени.  Шэнди  кинулся  было  на  помощь,  но
Печальный Толстяк, превозмогая  боль,  с  усилием  отодвинул  одной  рукой
обломок реи, и само по себе это было  впечатляюще:  шесть  футов  крепкого
дерева, обмотанного обрывками мокрой парусины и канатами.
    - Плавучий якорь, - прохрипел бокор. - Брось по правому борту.
    Шэнди тотчас все понял. Перехватив обломок - ему  пришлось  ухватиться
за него двумя руками, напрягая все силы, - он с  трудом  перевалил  гафель
через леер, в бушующее море.
    И в этот момент "Дженни" взмыла на гребень, метнулась  в  сторону  под
напором ветра и  начала  скользить  по  пологому  склону  в  провал  между
волнами. Рулевой яростно, точно лев, сражался с румпелем, дюйм  за  дюймом
уступая стихии. Шэнди поспешно отвязал фал  и  принялся  травить  веревку,
чтобы дать плавучему якорю больше свободы.
    "Дженни" врезалась в следующую волну,  так  и  не  успев  развернуться
носом,  и  снова  волна  накрыла  корабль,  перекатившись  через   палубу.
Задыхаясь в воде, Шэнди отчаянно цеплялся за леер, гадая: не перевернулись
ли они, не проломлен ли  борт,  может,  "Дженни"  уже  идет  ко  дну?  Это
мгновение длилось целую вечность.
    Но вот вода стала спадать, сначала вынырнула  голова,  потом  руки,  и
когда море еще захлестывало колени, Шэнди  принялся  вторично  привязывать
фал, поскольку теперь канат был отпущен на полную длину.
    Самой реи видно не было, она болталась где-то за гребнем волны, но как
только "Дженни" начала взбираться на следующий водяной холм, Шэнди ощутил,
как натянулся фал, корпус под  ногами  вздрогнул,  и  старый  шлюп  слегка
развернулся. В дело вступили остатки паруса и румпель, нос  развернулся  к
ветру, судно стало более послушным.
    Шэнди изо всех сил стискивал пальцами леер, он был сосредоточен только
на своих ощущениях, внимательно прислушиваясь к малейшей вибрации корабля,
и потому, когда позади раздался незнакомый подозрительный скрип,  он  лишь
оглянулся. И тут же бросился на палубу ничком. Сабля Веннера рассекла леер
вместо головы Шэнди.
    Шэнди перекатился в сторону, пока Веннер выдергивал саблю из  твердого
дерева, и успел лишь подняться на корточки, когда Скэнк улучил минутку  и,
оторвав руки от паруса, перекинул Шэнди свою саблю.
    Палубу кидало из стороны в сторону, дождь  и  брызги  заливали  глаза,
Шэнди не поймал саблю, он слышал, как она со  звоном  упала  на  палубу  и
заскользила по ней, слышал, как, глухо заскрипев, лезвие противника  вышло
из дерева и тут же раздались шаги Веннера.
    Шэнди кинулся туда, куда отлетела сабля. В этот же  момент  нос  шлюпа
врезался в очередную волну: нахлынувшая вода перекатилась через него, едва
не смыв за борт, но Шэнди успел ухватиться за  планшир.  Волна  не  успела
схлынуть, а он уже,  моргая  и  стряхивая  воду  с  лица,  оглядывался  по
сторонам. Освещение  было  плохое,  но  он  успел  заметить  блеск  сабли,
перекатывающейся  в  воде,  и  нырнул,   поднимая   брызги.   Ладонь   его
натолкнулась на эфес.
    Веннер нанес удар, когда Шэнди пытался встать, но в этот момент палубу
резко накренило. Веннер потерял равновесие, и хотя конец сабли задел плечо
Шэнди, удар был нанесен плоской стороной.
    Тем не менее толчок бросил Шэнди на колени, но и Веннер тоже  упал,  и
Шэнди улучил мгновение и ткнул острием сабли в колено Веннера,  куда  смог
дотянуться, и стал устало подниматься на ноги.
    Веннер тоже успел подняться.
    Шэнди понимал, что эта стычка может закончиться для  него  поражением,
либо расколотой головой, либо распоротым  животом.  Но  он  был  настолько
измотан, что не испытывал никаких чувств, кроме усталости. Он привалился к
транцам, покрепче перехватывая скользкий эфес пальцами.
    Веннер замахнулся саблей, метя  в  голову  Шэнди.  Тот  заставил  себя
поднять руку, чтобы отразить смертельный удар,  но  единственное,  что  он
сумел сделать, так это изменить направление удара: Веннер снова ударил его
плоской стороной сабли, но на этот раз по уху. Резкая боль обожгла голову,
в ушах зазвенело, колени подогнулись.
    Он попытался выпрямиться, но в этот момент Веннер сделал выпад вперед,
и вместо этого Шэнди присел и едва успел отклониться: сабля скользнула  по
ребру, зацепила полу камзола  и  пригвоздила  ее  к  дереву.  Шэнди  успел
поднять свою саблю и хоть и с запозданием, но  оказался  способен  нанести
удар. На дрожащих от нервного напряжения ногах Шэнди выпрямился, подавшись
вперед, камзол с треском разорвался, лезвие вошло в тело  Веннера  сначала
на два дюйма, потом на четыре. Чуть не упав, Шэнди вовремя  спохватился  и
успел отступить.
    Внезапно побледнев,  Веннер  отшатнулся  назад,  рука  выпустила  эфес
сабли. "Дженни" взмыла на гребень волны, на мгновение  резко  накренилась,
все, за  исключением  двух  дуэлянтов,  схватились  за  что-нибудь,  чтобы
удержаться на палубе. Шэнди же использовал этот момент и бросился  вперед.
Палуба резко ушла из-под ног, и на  лету  Шэнди  ударил  в  широкую  грудь
Веннера с такой силой, что лезвие с треском обломилось, и оба сквозь дождь
и брызги полетели за борт. Шэнди выпустил  обломок  сабли  и  инстинктивно
успел ухватиться за один  из  канатов,  но  Веннер,  кувыркаясь  на  лету,
скрылся за бортом. Потом нос шлюпа  пошел  вниз,  корма  поднялась,  канат
выскользнул из онемевших рук Шэнди, и он рухнул на палубу.




    Шэнди приходил в сознание медленно,  постепенно,  с  большой  неохотой
расставаясь с видениями, которые были гораздо предпочтительнее холодной  и
неуютной действительности. Эти видения возвращали его в прошлое, когда  он
путешествовал со своим отцом и кукольным театром по всей Европе, он  видел
осуществление своей мечты: будто он находит Бет Харвуд и  говорит  ей  все
то, что давно уже собирался сказать. Поначалу  ему  даже  показалось,  что
если он  сосредоточится  хорошенько,  то  сумеет  изменить  реальность,  в
которой ему предстоит очнуться.  Но  действительность  все  настойчивее  и
настойчивее вторгалась в его сознание, и когда он наконец пришел в себя  и
открыл глаза, то обнаружил, что лежит на палубе "Дженни".
    Он попытался присесть, но внезапная тошнота подкатила к  горлу,  и  он
вновь откинулся навзничь, совершенно обессиленный. На  лбу  выступил  пот.
Когда Шэнди опять открыл глаза,  то  увидел  над  собой  озабоченное  лицо
Скэнка. Шэнди попытался  заговорить,  но  язык  не  повиновался,  его  бил
сильнейший озноб. Он стиснул зубы, а затем повторил попытку:
    - Что... что произошло?
    - Ты  здорово  припечатался  о  палубу  после  того,  как  покончил  с
Веннером.
    - Где Дэвис?
    Скэнк озадаченно сдвинул брови.
    - Он... э-э-э... мертв, кэп. Погиб еще тогда,  когда  Харвуд  захватил
"Кармайкл". Разве ты забыл?
    Шэнди показалось, что он действительно помнит о  чем-то  подобном.  Он
попытался сесть, но снова бессильно рухнул на палубу. Все  тело  сотрясала
крупная дрожь.
    - Что произошло?
    - Ну ты же был там, кэп. Да и я рассказал тебе сегодня, помнишь? Ну  о
том, как один из мертвяков Френда убил его.
    - Да нет, что произошло сейчас?
    - Ты грохнулся на палубу, я же только что сказал тебе.
    - А. - Шэнди сделал еще одну попытку присесть, на  этот  раз  успешно.
Тошнота подкатила к горлу, но тут же отступила. - Тебе, вероятно, какое-то
время придется  обо  всем  напоминать  мне.  -  Шэнди  поднялся,  шатаясь,
ухватился за леер и непонимающе посмотрел по сторонам.
    - Э-э... шторм прекратился, - отметил он,  гордый  тем,  что  способен
оценить обстановку.
    - Да, кэп. Кончился, пока ты был без сознания.  Мы  легли  в  дрейф  и
переждали бурю. Твой плавучий якорь здорово тут помог.
    Шэнди потер лицо.
    - Мой плавучий якорь. - Он решил  ничего  не  спрашивать.  -  Отлично.
Какой у нас курс?
    - Зюйд-ост.
    Шэнди поманил Скэнка  и,  когда  пират  наклонился  к  нему,  негромко
спросил:
    - Куда мы плывем?
    - На Ямайку, ты же сказал.
    - А-а. - Он сдвинул брови. - А что нам там нужно?
    - Улисс Сегундо, - пояснил Скэнк, все больше и больше нервничая,  -  и
его корабль "Восходящий Орфей". Ты сказал, что он на самом деле Харвуд,  а
"Орфей" - это "Кармайкл". По слухам, он крутился где-то  возле  Каймановых
островов, но, когда мы добрались туда, ты узнал, что он вернулся к Ямайке.
Да, и Печальный Толстяк тоже хотел попасть на Ямайку, да умер.
    Скэнк печально покачал головой.
    - Что, Печальный Толстяк мертв?
    - Большинство из нас так думает. Этот гафель  проткнул  его  насквозь,
как вертел курицу, и после того, как он выломал его, он свалился и  больше
не двигался. Мы оттащили его в трюм, чтобы похоронить, когда высадимся  на
берег. Мертвого бокора не станешь хоронить в море, если не уверен, что так
и следует. Однако двое парней говорят, что нащупали у него пульс, а Ламонт
утверждает, будто никак не может делать свое дело как следует, потому  что
Печальный Толстяк что-то напевает. Но сам я, кэп, ничего не слышал.
    Шэнди заставил себя сосредоточиться. Он  смутно  вспомнил  кое-что  из
того, о чем говорил Скэнк. Он осознавал острую  необходимость  торопиться,
что-то делать, но сколько ни пытался, так  и  не  мог  вспомнить,  что  он
должен был сделать, откуда такая  необходимость.  В  настоящую  минуту  им
владела единственная мечта: найти сухое местечко, чтобы выспаться.
    - Эта буря, она налетела внезапно? - спросил он. - Разве мы  не  могли
где-нибудь укрыться?
    - Мы могли бы вернуться назад и  найти  убежище  у  Гранд  Каймана,  -
сообщил Скэнк. - Веннер как раз предлагал это, но ты велел плыть дальше.
    - А я сказал, зачем?
    - Ты  сказал,  что  буря  все  равно  нас  настигнет,  так  что  лучше
продолжить поиски "Орфея", а Веннер сказал, что ты лишь  хочешь  разыскать
эту девицу... ну помнишь, дочь Харвуда.
    - А, - смутные мысли начали обретать какой-то порядок. - Какой сегодня
день?
    - Не знаю. Вроде пятница. А в воскресенье Рождество.
    - Ясно,  -  задумчиво  произнес  Шэнди.  -  Продолжай  напоминать  мне
изредка, хорошо? А сейчас, раз буря миновала, распорядись-ка поставить все
уцелевшие паруса.

    На следующий день на рассвете  они  увидели  "Восходящий  Орфей".  Как
поступить, сомнений ни у  кого  не  возникло.  В  этом  вопросе  все  были
единодушны. Ночь они провели,  вычерпывая  воду  из  трюма  "Дженни",  но,
несмотря на то, что они забили щели мешочками  с  рисом  и  обтянули  борт
пластырем из парусины, вода с каждым часом заполняла трюм  все  быстрее  и
быстрее. Шэнди сомневался, что потрепанный стихией старый шлюп продержится
на плаву достаточно долго, чтобы достичь берега. Поставив  все  оставшиеся
паруса, "Дженни", поминутно зарываясь носом в волну,  рванулась  навстречу
кораблю.
    Шэнди вглядывался в подзорную трубу, щурясь от ярких бликов солнца  на
воде.
    - "Орфея"  тоже  потрепало,  -  бросил  он  сгрудившимся  вокруг  пего
дрожащим, усталым людям.  -  Рей  не  хватает,  на  бизань-мачте  сплошная
путаница из парусов и  канатов...  но  корпус,  похоже,  цел.  Если  мы  в
ближайший час проделаем все, как надо, то нам хватит рома, жратвы и  сухой
одежды.
    Гул одобрительных  возгласов  был  ответом  на  его  слова,  поскольку
большинство  команды  провели  бессонную  утомительную  ночь  на   помпах,
выкачивая воду из трюма, поддерживая себя лишь надеждой на короткий  отдых
и пригоршню размокших крошек от сухарей. Бочонок с ромом же ударило о борт
во время шторма, щепки от него  разметало  по  всему  трюму,  и  теперь  в
воздухе витал лишь аромат недостижимого напитка.
    - Как там с порохом, не весь подмочен? - поинтересовался Шэнди.
    Скэнк пожал плечами:
    - Кто ж его знает.
    - Хм, ну что же, мы же все равно не собираемся  повредить  "Орфей".  -
Шэнди опустил подзорную трубу. - Если мачта не  обломится,  то  мы  сможем
отрезать им дорогу на юг, и тогда - на абордаж.
    - Верно, - подхватил молодой, с красными от бессонницы глазами, пират,
одетый в какие-то лохмотья. - Либо сражаться, либо  вплавь  добираться  до
Ямайки.
    - Ты не боишься, что  он  попытается  удрать,  когда  увидит,  что  мы
гонимся за ним? - выразил свои сомнения Скэнк.
    - Может быть, - вздохнул Шэнди, - хотя готов биться об заклад, что  мы
в любом случае нагоним его даже в нашем теперешнем состоянии.  К  тому  же
вряд ли мы сейчас кажемся особенно большой опасностью.
    Шэнди снова приставил подзорную трубу к глазу.
    - Впрочем,  не  важно,  -  буркнул  он  мгновением  позже.  -  Он  сам
направляется к нам.
    На секунду на палубе воцарилась тишина.
    - Видать, сильно их потрепало штормом,  -  заметил  кто-то  угрюмо,  -
нужны лишние руки.
    Скэнк закусил губу и, морща лоб, глянул на Шэнди.
    - Кэп, когда последний раз ты с ним столкнулся, он тебя просто  поднял
и бросил в воду. У тебя есть...  основание  думать,  что  этого  снова  не
случится?
    Шэнди ломал голову над этим вопросом с тех самых пор, как они отчалили
с острова Нью-Провиденс. "Соедини свою  кровь,  -  вспомнились  ему  слова
губернатора Сауни, - с холодным железом шпаги, пусть атомы крови и  железа
выстроятся в одну цепь, сольются в  одном  стремлении,  как  игла  компаса
поворачивается на север. Или наоборот. Это все относительно, приятель..."
    Несмотря на приложенные усилия, улыбка у Шэнди вышла несколько кривой.
    - Будем надеяться. Я буду у нактоуза. Пусть  кто-нибудь  принесет  мне
саблю, молоток и зубило.
    "Орфей" развернулся и несся прямо на "Дженни"  с  востока.  Восходящее
солнце отбрасывало на паруса тени мачт  и  рей.  Поминутно  вглядываясь  в
приближающийся корабль, Шэнди срезал с части рукояти  сабли,  которую  ему
принес Скэнк, кожу, отколол дерево, оголив железный стержень, чтобы ладонь
соприкасалась с металлом. В этом месте он процарапал узкий желобок.  Шэнди
закончил работу, когда "Орфей" был в ста ярдах от  них,  и  высоко  поднял
саблю за лезвие.
    Шэнди выпрямился и посмотрел на "Орфей".
    - Если события повернутся против нас, - сказал он  Скэнку,  который  с
удивлением следил за его  действиями,  -  то  постарайся  обогнуть  его  с
востока и правь прямо на Ямайку. В  том  состоянии,  в  котором  находится
"Кармайкл", он не успеет вовремя развернуться.
    - Уж  лучше  пусть  нам  повезет,  кэп.  Шэнди  улыбнулся,  но  улыбка
получилась усталой и вымученной:
    - Это точно.
    Он стукнул молотком  по  стеклу  компаса,  потом  отбросил  молоток  и
принялся шарить среди стеклянных осколков, пока не зажал  в  окровавленных
пальцах стрелку компаса. - Проверь, все ли на местах, готовы ли веревки  и
крючья. Если повезет, мы атакуем его раньше,  чем  он  сообразит,  что  мы
собираемся напасть.
    Шэнди вставил конец стрелки компаса, указывающий на север, в  желобок,
который процарапал в рукояти, и положив саблю на палубу, подобрал  молоток
и вогнал стрелку поглубже.
    Он осторожно засунул подготовленную таким образом саблю за пояс  и  на
минуту замер, дыша как можно глубже,  стараясь  сосредоточиться.  И  когда
"Восходящий Орфей" врезался носом в левый борт "Дженни",  бросив  тень  на
палубу, Шэнди раскрутил абордажный крюк и метнул его.  Зубья  блеснули  на
солнце, крюк на мгновение  застыл  в  воздухе,  потом  зацепился  за  борт
"Орфея".
    "Дженни" в последний раз атакует "Кармайкл", - подумал Шэнди  и  начал
карабкаться по веревке.
    От усилия  у  него  носом  пошла  кровь,  и  голова  раскалывалась  от
невыносимой боли. Добравшись до конца веревки,  он  обессиленно  повис  на
леере и никак не мог сообразить, зачем же он сюда  полез.  Что  ему  здесь
было нужно? Он был уверен, что перед ним "Громогласный Кармайкл", но часть
ограждения была снесена, полубак отсутствовал напрочь. Они что, до сих пор
не добрались до Ямайки? И где же капитан Чаворт и эта болезненная  девушка
с сопровождающим ее толстяком-врачом?
    Растерянность  несколько  уменьшилась,  когда  он  узнал  в  человеке,
спускавшемся по трапу с юта, отца девушки. Как там его зовут? Харвуд,  да,
Харвуд. Но тут Шэнди озадаченно нахмурился: он  явственно  помнил,  что  у
того не было одной руки.
    Его внимание отвлек лязг сабель  и  крики.  Шэнди  перевел  взгляд  на
палубу  и,  щурясь,  поскольку  яркое  солнце  слепило  глаза,   попытался
приглядеться к происходящему. Он подумал, что явно сходит с  ума.  Чумазые
люди в драной,  но  яркой  одежде  сражались  с  ожившими  трупами,  и  не
верилось,  что  костлявые  руки  мертвецов  способны  держать  оружие,   а
молочно-белые запавшие глаза - видеть. Кровь, текшая из его  ушей,  биение
пульса в висках делали окружающий мир  почти  беззвучным,  придавая  всему
происходящему гротескную призрачность  ночного  кошмара.  Даже  вопрос,  с
какой стати вдруг он вздумал украсить свой камзол  оторванными  по  локоть
мумифицированными руками, казался совершенно не важным.
    Шэнди боялся потерять равновесие  и  потому  осторожно  перебрался  на
палубу. Человек, который, казалось,  был  Бенджаменом  Харвудом,  шел  ему
навстречу. На его лице играла приветливая улыбка...
    И должно быть, у Шэнди вновь  начались  галлюцинации,  потому  что  он
неожиданно оказался рядом с отцом на затемненном помосте,  над  освещенной
кукольной сценой, держа  в  руках  коромысла.  Он  смотрел  на  освещенное
пространство внизу и лихорадочно соображал, что, наверное, они разыгрывают
какую-то  массовую  сцену,  потому  что   слишком   уж   много   коромысел
раскачивалось одновременно. И тут, на мгновение забыв, что это всего  лишь
галлюцинация, Шэнди почувствовал подступающую панику, поскольку совершенно
забыл, какую же пьесу они сегодня играют.
    Он присмотрелся к крошечным марионеткам внизу и тотчас же узнал  их  -
это были персонажи из пьесы "Юлий Цезарь". К счастью, начинался третий акт
- оставалось не так уж много действий. Они  дошли  до  сцены  убийства,  и
маленькие деревянные сенаторы уже сменили обычные правые руки  на  руки  с
кинжалами.
    Марионетка-Цезарь заговорил, и Шэнди в изумлении широко раскрыл глаза,
потому что личико уже не было деревянным, оно было из плоти, это было  его
собственное лицо.
    - Иль Олимп ты сдвинешь?  -  произнесло  его  миниатюрное  воплощение.
Куколки-сенаторы, которые теперь все были во плоти, кинулись к  нему...  и
сцена исчезла, и Шэндн вновь оказался на палубе "Кармайкла", и, щурясь  от
яркого солнца, смотрел в лицо Харвуду.
    Уверенная улыбка быстро исчезла с лица Харвуда, но он атаковал  снова,
и Шэнди опустился  на  горячий  песок  на  берегу  острова  Нью-Провиденс,
критически оглядывая четыре  бамбуковых  шеста,  воткнутых  в  песок.  Они
стояли до тех пор, пока он не попытался скрепить их друг с другом  сверху,
и теперь они накренились в разные стороны, словно пушки, готовые  отразить
атаку со всех сторон.
    - Что, плетете корзину? - послышался за спиной голос Бет Харвуд.
    Он не слышал ее шагов и хотел было раздраженно отмахнуться,  но  потом
улыбнулся:
    - Вообще-то это должно  было  быть  хижиной,  в  которой  я  собираюсь
ночевать.
    - Но проще построить шалаш. Вот, я вам сейчас покажу.
    Это был один из жарких дней июля, когда они  производили  переоснастку
"Кармайкла". Бет  показала  ему,  как  можно  соорудить  более  устойчивый
каркас, и был момент, когда  она,  стоя  на  цыпочках,  заматывала  пеньку
восьмеркой, но не удержалась и, потеряв равновесие, упала ему  в  объятия.
Карие глаза и медно-рыжие волосы ее оказались совсем рядом.  Его  охватили
чувства, в которых  физическое  влечение  было  лишь  частью,  как  партия
духовых инструментов в звучании огромного оркестра. Это воспоминание часто
возвращалось к нему в снах.
    На  этот  раз,  однако,  все  происходило  иначе.  Вместо  пеньки  она
воспользовалась молотком и гвоздями, она оскалила зубы, глаза были  широко
открыты. Она прижала его руки к бамбуковым шестам, приставила  к  запястью
гвоздь...
    ...и снова он стоял на палубе "Кармайкла", непонимающе мигая, глядя на
Харвуда.
    Харвуд явно растерялся.
    - Что, черт возьми, с вашим рассудком? - проворчал он. - Он  похож  на
полосатый волчок!
    Шэнди готов был согласиться. Он все пытался вспомнить, что же  он  тут
делает, и каждый раз,  когда  его  взгляд  падал  на  кошмарное  сражение,
кипевшее вокруг, он чувствовал изумление и  ужас.  И  теперь,  словно  для
того, чтобы окончательно свести его с ума, палуба начала удаляться,  и,  к
собственному изумлению, он обнаружил, что медленно поднимается в воздух.
    Инстинктивно он попытался за что-нибудь ухватиться, и странным образом
рука его ухватилась не за леер, не за канат, а за эфес сабли.  Выступающая
стрелка компаса вонзилась ему в ладонь, но тот же самый  импульс,  который
заставил его ухватиться за какую-нибудь опору, не дал  ему  разжать  руку.
Медленно его подъем сменился спуском, и  через  несколько  секунд  он  уже
снова стоял на палубе.
    Он вновь огляделся. Сражение кипело с  неубывающей  яростью,  хотя  ни
ударов, ни бряцания оружия он по-прежнему не слышал. Однако к ним никто не
приближался:  очевидно,  то,  что  происходило  между  Харвудом  и  Шэнди,
сражающиеся считали личным поединком.
    На  лице  Харвуда  промелькнуло   тревожное   удивление,   он   что-то
пробормотал себе под нос, но слишком тихо,  чтобы  Шэнди  мог  расслышать.
Затем старик выхватил свою рапиру и атаковал.
    По-прежнему стискивая эфес, который острой стрелкой впивался в ладонь,
Шэнди все-таки успел выхватить саблю из-за пояса в самый последний  момент
и неловко отбить выпад Харвуда, отпрыгнуть назад и уже спокойнее  отразить
новый выпад, а  потом  и  еще  один.  Омерзительные  руки,  вцепившиеся  в
лацканы, раскачиваясь  из  стороны  в  сторону,  стукались  друг  о  друга
локтями.
    От крови, текущей из пораненной ладони, эфес стал скользким, и  каждый
раз, когда  оружие  Шэнди  натыкалось  на  лезвие  Харвуда,  игла  компаса
впивалась в плоть, скрежеща по костям, и боль как молния пронзала руку  до
плеча.
    С хриплым смешком Харвуд кинулся вперед, однако Шэнди яростно  стиснул
эфес, от боли в  глазах  на  мгновение  потемнело,  но  он  все  же  сумел
захватить концом сабли рапиру Харвуда и последним усилием  вырвать  оружие
из руки противника; рапира со звоном отлетела  и  упала  за  борт.  Тяжело
дыша, Шэнди застыл на месте, ожидая, пока не прояснится в глазах.
    Харвуд отпрянул  назад  и,  глянув  куда-то  в  сторону,  повелительно
показал на Шэнди. Очевидно, это уже перестало быть только их дуэлью.
    Один из истлевших мертвецов  послушно  двинулся  по  палубе  навстречу
Шэнди. Грязные лохмотья едва прикрывали его, и солнце просвечивало  сквозь
кости одной ноги, но мертвец был высок, широкоплеч и размахивал  саблей  с
такой же легкостью, с какой парусных дел мастер управляется с иглой.
    Шэнди с ужасом чувствовал, что силы его уже на исходе. Компасная  игла
в ладони причиняла ему обжигающую боль, и казалось,  стоит  лишь  мотыльку
сесть на саблю, как он не  выдержит  и  потеряет  сознание.  Однако  Шэнди
заставил себя сделать шаг вперед и поднять саблю,  хотя  от  одного  этого
движения весь покрылся холодным потом.
    Мертвец тоже сделал шаг  вперед.  Харвуд  улыбнулся,  приказал:  "Убей
Шэнди!" - и смертоносное  оружие  взлетело  над  головой  моряка,  готовое
нанести удар.
    Шэнди  заставил  себя  сосредоточиться,  приподнял  саблю,  с  усилием
стиснув эфес.
    Но клинок не опустился на Шэнди, он метнулся в сторону и обрушился  на
Харвуда, швырнув его на палубу. И в то самое мгновение, как мертвый  моряк
рухнул на палубу грудой костей и серые мертвые руки испарились с  лацканов
камзола Шэнди, его  взгляд  встретился  с  взглядом  мертвеца,  и  искорка
понимания промелькнула между ними. Они узнали друг друга, в  этом  взгляде
было все: приветствие и одновременно прощание истинных  друзей.  Потом  не
осталось ничего, кроме груды старых истлевших костей  да  жалкого  тряпья.
Шэнди выронил саблю, опустился  на  колени  и  наклонился  над  останками.
Глухота неожиданно прошла, и он явственно расслышал стук собственных слез,
падавших на палубу.
    - Фил, - вскрикнул он. - Фил, друг, не уходи! Вернись!
    Но Дэвис и весь остальной экипаж мертвецов исчез. На  палубе  остались
только те, кто высадился с "Дженни".
    Харвуд, шатаясь, прислонился к борту, его лицо  покрывала  смертельная
бледность, а пальцы сжимали обрубок  недавно  выращенной  руки.  Крови  не
было, но все колдовские силы Харвуда явно уходили на  то,  чтобы  не  дать
себе истечь кровью.
    Харвуд пошевелился. Он оттолкнулся от  борта  и  медленно,  с  усилием
направился к кормовой каюте. Шэнди тоже поднялся на  ноги  и  поплелся  за
ним.
    Харвуд пнул дверь, она открылась, и он ввалился внутрь.  Шэнди  застыл
снаружи, вглядываясь в полумрак.
    - Бет, вы здесь?  -  неуверенно  позвал  он.  Никакого  ответа,  кроме
неразборчивого бормотания Харвуда, не последовало. Шэнди глубоко вздохнул,
здоровой рукой вытащил складной нож и шагнул внутрь.
    Харвуд лихорадочно рылся в  сундуке,  и  когда  он  выпрямился,  Шэнди
увидел в его руках знакомую деревянную шкатулку. Он повернулся и пошел  на
Шэнди. Воздух словно бы сгустился, выталкивая того  наружу.  Вскоре  Шэнди
снова оказался на прогретой солнцем палубе, и ему стало ясно,  что  Харвуд
направляется к шлюпке.
    Шэнди наполовину раскрыл свой нож, положил палец  и  захлопнул,  кровь
прыснула из  пореза,  и  сопротивление  воздуха  пропало.  Очевидно,  даже
обычное железо было теперь  способно  противостоять  заклинаниям  Харвуда.
Шэнди шагнул вперед  и,  прежде  чем  Харвуд  успел  заметить  собственное
бессилие, выбил шкатулку из его руки.
    Шкатулка покатилась по палубе, и  Харвуд,  с  открытым  от  напряжения
ртом, повернулся, но,  сделав  шаг,  рухнул  на  колени  и,  помогая  себе
единственной рукой, пополз к шкатулке.
    Шэнди был не менее обессилен, однако сумел опередить Харвуда,  сел  на
горячую палубу рядом со шкатулкой и пальцем, все еще зажатым лезвием ножа,
откинул крышку.
    - Мою саблю! - прохрипел он,  обращаясь  к  Скэнку,  который  оказался
поблизости, перебинтовывая себе ногу.
    Молодой пират оторвался от своего занятия, потянулся и  ногой  толкнул
саблю, которая со звоном подкатилась к Шэнди.
    Не обращая внимание на лезвие ножа, Шэнди ухватился  за  эфес,  вгоняя
иглу в ладонь, затем размахнулся и воткнул лезвие в шкатулку.
    Иссохшая голова в шкатулке лопнула со звуком разрываемого холста.
    Харвуд замер, не веря своим глазам, потом со свистом втянул  в  легкие
воздух и издал такой душераздирающий вопль, что даже самые тяжело раненные
невольно оглянулись на него. После этого он ничком рухнул на палубу, и  из
обрубка руки толчками забила алая кровь.
    С содроганием Шэнди выронил саблю, высвободил палец и, стащив  с  себя
камзол, принялся ножом кромсать  его  на  полосы,  чтобы  перевязать  рану
Харвуду - он не хотел, чтобы Харвуд истек кровью. Ему нужно  было  узнать,
где сейчас Бет.

    Из-за приступов головокружения и тошноты  Шэнди  казалось,  что  обыск
"Кармайкла" затянулся на целую вечность -  он  дважды  заглядывал  во  все
каюты и открывал подряд все сундуки,  даже  те,  где  Бет  явно  не  могла
поместиться. Причиной этого был ужас перед тем, что ему придется  сделать,
если Бет Харвуд не окажется на корабле. Но  все-таки  это  время  настало:
Шэнди вынужден был признать, что он обследовал  каждый  фут  на  судне.  В
трюмах обнаружилось столько золота и драгоценностей, что не  разгрузить  и
за день, однако Бет Харвуд отсутствовала.
    Шатаясь от усталости, он выбрался на палубу и, моргая от  ослепительно
яркого солнца, оглядывал столпившихся пиратов,  пока  наконец  не  признал
Скэнка.
    - Харвуд пришел в сознание? - спросил он.
    - Пока нет, - ответил Скэнк. - Послушай, там внизу ты ничего не нашел?
    - Нет. - Шэнди нехотя повернулся к  каюте,  куда  отнесли  Харвуда.  -
Найди мне...
    Скэнк и дюжина пиратов, которые еще держались на ногах, загородили ему
дорогу. Лицо молодого пирата было столь же жестким, как высушенный солнцем
кусок плавника.
    - Капитан, - прокричал он внезапно охрипшим голосом, - черт побери, ты
же нас уверял, что он держит в трюмах всю добычу, добычу, награбленную  со
всех кораблей, которые он потопил...
    - А, добыча. - Шэнди устало кивнул. - Да, конечно. Полно всего, как  я
и  говорил.  Я  даже  надорвался,  двигая  один  сундук,  полный   золота.
Отправляйтесь  вниз,  купайтесь  в  золоте,  сколько  хотите.  Но  сначала
зачерпните ведро морской воды и поищите где-нибудь огонь...  свечу...  что
угодно. Я буду в каюте с ним.
    Скэнк ошарашенно отступил в сторону.
    - Э-э, да, конечно, кэп. Разумеется. Шэнди печально  покачал  головой,
войдя в каюту. Харвуд без сознания лежал на дощатом  полу.  Из  его  горла
вырывалось натужное дыхание, похожее на скрип пилы по сухому  дереву.  Его
рубашка  потемнела  от  крови,  пол  покрывали   темные   брызги.   Однако
кровотечение, похоже, прекратилось.
    Шэнди смотрел на Харвуда, размышляя над тем, с кем же  все-таки  имеет
дело: с оксфордским профессором, автором "Оправдания свободы воли"?  Отцом
Бет?  Супругом  мертвой  Маргарет?  Или  Улиссом  Сегундо,   пиратом?   На
осунувшемся  лице  проступили   заострившиеся   скулы.   Шэнди   попытался
представить себе облик молодого Харвуда, но так и не смог. Он присел рядом
на корточки и потряс того за здоровое плечо.
    - Мистер Харвуд, проснитесь. Ритм дыхания  не  изменился,  морщинистые
веки не дрогнули.
    - Мистер Харвуд, это очень важно. Пожалуйста, проснитесь же.
    Никакой реакции.
    Шэнди опустился на одно колено и, глядя на старика, попытался прогнать
тяжелые мысли. Наконец за спиной раздались тяжелые шаги Скэнка. В полутьме
каюты заколебалось  оранжевое  пламя,  маленький  огонек  лампы  едва  мог
соперничать с ярким солнцем снаружи.
    - Вот вода, кэп, - сказал Скэнк, со стуком опуская на пол ведро.  -  И
лампа. - Неуверенно оглядевшись по сторонам, он нагнулся и  тоже  поставил
ее на пол.
    - Отлично, - прошептал Шэнди. - Спасибо. Скэнк вышел, прикрыв за собой
дверь. Теперь только лампа освещала каюту.
    Шэнди зачерпнул воду из ведра и плеснул  ее  в  лицо  Харвуду.  Старик
слегка нахмурился, больше никак не прореагировав.
    - Проклятие! - взорвался Шэнди, из горла невольно вырвался  всхлип.  -
Не вынуждайте же меня!
    Он схватил Харвуда за ухо и с силой крутанул. Никакого эффекта.
    В отчаянии и гневе Шэнди поднялся, отпихнул  лампу  ногой  и,  схватив
ведро, выплеснул воду на  Харвуда.  Под  действием  струи  голова  старика
повернулась, редкие волосы слиплись, словно зубцы короны. Однако, несмотря
ни на что, он продолжал дышать так же ровно и безмятежно.
    Рыдая  в  голос,  Шэнди  потянулся  за  лампой  и  тут  же   прошептал
благодарность Богу: за спиной раздался протяжный стон.
    Он присел подле Харвуда.
    - Проснитесь, - настойчиво потребовал он, - Вам будет лучше.
    Веки Харвуда медленно поднялись.
    - Мне... больно... - прошептал он.
    - Да. - Шэнди вытер слезы, чтобы отчетливо видеть лицо старика.  -  Но
жить вы, вероятно, будете. Вы уже  выжили  один  раз.  Где  Бет?  Элизабет
Харвуд, ваша дочь?
    - А... Все кончено, да? Все пропало. - Харвуд  встретился  взглядом  с
Шэнди. - Вы! Вы уничтожили... голову Маргарет... Я чувствовал, как ее  дух
отлетел. Обыкновенная сабля! - Его голос был спокоен, словно он высказывал
свою точку зрения на пьесу, которую они вместе видели. - Но  ведь  это  не
просто холодное железо?..
    - Да, вместе с моей кровью. - Шэнди пытался говорить так же  спокойно,
как Харвуд. - Где вы спрятали вашу дочь?
    - Ямайка, Спаниш-Таун.
    - А... - Шэнди кивнул и улыбнулся. - А где конкретно в Спаниш-Тауне?
    - В чудесном доме. Она, конечно, под присмотром, пленница. Но  комфорт
ей обеспечен.
    - В чьем доме?
    - Э-э, Джошуа Хикса.
    Харвуд, казалось, был по-детски горд тем, что  ему  удалось  вспомнить
это имя. Шэнди облегченно вздохнул.
    - У вас есть шоколад? -  вежливо  поинтересовался  Харвуд.  -  У  меня
ничего не осталось.
    - К сожалению, нет. - Шэнди поднялся. - Мы купим шоколад на Ямайке.
    - Мы плывем на Ямайку?
    - Еще бы, естественно.  Как  только  мы  приведем  в  порядок  старину
"Кармайкла". Теперь можно передохнуть, Бет может и подождать денек-другой,
пока мы не починимся.
    - О да, Хикс позаботится о ней. Я оставил ему строжайшие инструкции, к
тому же за ним присмотрит негритянка.
    "Негритянка, - подумал Шэнди. - Трудно представить негритянку, которая
командовала бы потомком аристократического рода".
    - Что ж, отлично, мы...
    - Кстати, какой сегодня день?
    - Канун Рождества, - отозвался Шэнди, а  про  себя  подумал:  "Неужели
было трудно сообразить по праздничному настроению вокруг?"
    - Может, мне стоит помахать ему завтра.
    Шэнди, с лица которого все еще не сходила улыбка облегчения,  наклонил
голову.
    - Помахать кому?
    - Хиксу. Он будет на скале, на Портланд-Пойнт, завтра  на  рассвете  с
подзорной трубой. - Харвуд хихикнул. - Ему чертовски не нравится это дело,
он собирается устраивать званый вечер и  предпочел  бы  быть  дома,  чтобы
приглядывать за подготовкой, однако он явится. Он боится меня. Я велел ему
ждать корабль и удостовериться, что я машу ему рукой с палубы.
    - Но к завтрашнему рассвету нам до  Ямайки  не  добраться,  -  ответил
Шэнди. - Боюсь, что наш корабль на такое не способен.
    - А... - Харвуд опустил веки. - Тогда я не сумею помахать ему.
    Шэнди, который уже собрался выйти из каюты, остановился и оглянулся.
    - А зачем, собственно, нужно  махать?  Почему  он  будет  ждать  этого
сигнала?
    - Я хочу спать, - пробормотал Харвуд.
    - Говорите же. - Взгляд Шэнди снова упал на лампу. -  Иначе  не  будет
никакого шоколада.
    Харвуд обиженно надул губы и все же ответил:
    - Если я не помашу ему с корабля, то он должен предположить, что я  не
прибуду вовремя, и поэтому ему  придется  самому  выполнить  первую  часть
магического  обряда,  часть,  которую  надо  осуществить  именно  в   день
Рождества. Я сам собирался быть на Ямайке сегодня, но вчерашний  шторм,  а
потом вы... - Харвуд приоткрыл глаза. - Я просто подумал, что, если бы  мы
успели туда к завтрашнему утру, я бы помахал ему с палубы и избавил бы его
от лишних хлопот. Ведь в конце концов все равно  нельзя  совершить  полный
обряд, раз вы уничтожили голову Маргарет... моей Маргарет...  -  Веки  его
снова смежились.
    - В чем же... заключается эта первая часть обряда?  -  спросил  Шэнди,
почувствовав, как неясная тревога поселяется в его сердце.
    - Та часть, которую можно выполнить на суше. Все остальные процедуры я
собирался совершить сам на море. И завтра  в  полдень  он  приступит.  Ему
очень хотелось, чтобы я его избавил от этой необходимости, он будет ужасно
разочарован завтра утром.
    - Какая процедура? Черт побери, в чем она заключается?
    Харвуд вновь открыл глаза и задумчиво посмотрел на Шэнди.
    - Как же, изгнание ее разума, ее души... Он освободит от нее тело  при
помощи магии. Я показал ему как, оставил инструкции. Хотя, -  добавил  он,
зевая, - это лишь пустая  трата  времени.  Некого  больше  поместить  туда
взамен.
    Лишь резкая боль в коленях дала знать Шэнди, что ноги его подкосились,
и он упал на пол.
    - Но она вернется? - спросил он, лишь усилием воли сдерживаясь,  чтобы
не закричать. - Душа Бет сумеет вернуться в тело?
    Харвуд рассмеялся легким, беззаботным смехом ребенка.
    - Вернется?! Нет, конечно. Когда она исчезнет, она... исчезнет.
    Шэнди  едва  удержался,  чтобы  не  придушить  старика  на  месте,   и
заговорил, только когда полностью взял себя в руки.
    - Ну что ж, - начал он, но в голосе все еще чувствовался  гнев,  и  он
повторил снова: - Ну что ж, я позабочусь, чтобы этот корабль был у берегов
Ямайки до рассвета. И тогда  вы  помашете  этому  своему...  другу,  этому
Хиксу, не так ли? - Он улыбался, глядя на Харвуда,  но  его  окровавленные
руки были с такой силой стиснуты, что, несмотря на загар, побелели.
    - Вот и хорошо, - бросил Харвуд, зевнув. - А теперь я хочу поспать.
    Шэпди тяжело поднялся.
    - Превосходно, спите. Завтра нам придется подняться чертовски рано.

    Не смея повернуться,  поскольку  предполагалось,  что  он  погружен  в
молитву, мальчик из церковного хора искоса осмотрел церковь и отметил  для
себя, что здесь стало намного темнее. И хотя он страшился  сухих,  пыльных
птицеподобных существ, которые  выбирались  из  своих  углов,  когда  мерк
дневной свет, он в то же время торопил наступление тьмы,  поскольку  после
свадебной церемонии священник примется раздавать святое  причастие,  а  он
знал, что слишком согрешил, и потому ему хотелось  в  темноте  ускользнуть
незамеченным... пусть это даже и значило,  что  сам  он  станет  одним  из
покрытых паутиной птицеподобных  существ.  Он  зябко  передернул  плечами,
думая о том, что стало со всем, что было в его жизни хорошего.  Ведь  были
же жена, друзья,  профессорство,  уважение  коллег,  уверенность  в  себе.
Может, это все было лишь недостижимыми грезами? И никогда не  существовало
ничего, кроме тьмы, холода и неумолимо ускользающего рассудка?
    Он почувствовал облегчение.
    Венчающаяся пара подошла к  алтарю,  их  руки  соединились,  медленно,
зыбко,  словно  переплелись  колышущиеся  водоросли.   Потом   они   стали
подниматься по ступеням, и мальчик из  хора  понял,  что  абсолютная  тьма
слишком долго не наступает.
    Вместо невесты рядом с женихом двигалось лишь пустое  ожившее  платье.
Само по себе это не было столь уж ужасно. Не  так  уж  страшно  обнаружить
отсутствие там, где предполагалось присутствие. Но вот жених был  живым  и
настоящим.  Правда,  было  невозможно  знать  наверняка,  человек  ли  он.
Казалось, эта кровоточащая, лишенная кожи плоть имела форму  лишь  потому,
что была заключена в тесные одежды. И  хотя  глаза  жениха  были  закрыты,
мальчик из хора с уверенностью мог сказать, что тот жив,  поскольку  кровь
струйками стекала по телу и одежде, а рот открывался и закрывался в  немом
крике.
    Неожиданно мальчик из хора осознал, что изувеченное существо - это  он
сам. Однако ужаса он не испытал, поскольку тотчас же понял,  что  способен
покинуть тело: достаточно было отказаться от всего, чтобы уйти в небытие.
    И так он с огромным облегчением и поступил.




    Когда в первых проблесках зари побледнел Сириус и  еще  три  крохотные
звездочки созведия вокруг него, Шэнди потребовал себе  подзорную  трубу  и
обозрел полутона серой мглы, которая окутывала юго-восточный  горизонт.  И
несмотря на усталость после утомительной бессонной ночи, несмотря  на  то,
что горло саднило от постоянных команд, он улыбнулся, потому что  в  тенях
на востоке он явственно различил смутные очертания, которые не могли  быть
ничем иным, кроме берега Ямайки.
    - Вот мы и прибыли, Скэнк, - тихо сказал он, передавая подзорную трубу
пирату, который стоял рядом. - Десять  часов  изнурительной  ночной  гонки
одним галсом, поскольку лавировать мы не могли. И  надо  же,  на  заре  мы
прибыли туда, куда и собирались прибыть. Видел бы это Дэвис.
    - Точно, - прохрипел Скэнк устало.
    - Пускай кто-нибудь  приведет  Харвуда.  Пожалуй,  настало  время  его
выхода на сцену.
    - Есть, кэп. - Скэнк растворился в темноте, и Шэнди остался один.
    Он вглядывался в юго-восточный горизонт, пытаясь невооруженным  глазом
определить очертания Ямайки. Но после двух бессонных  ночей  сфокусировать
внимание на чем-нибудь было физически невозможно. Он видел лишь призрачные
очертания, которые кружились и скользили, стоило отвести  от  них  взгляд.
Шэнди отчаянно надеялся спасти Бет, но не из  желания  почувствовать  себя
героем, а скорее потому, что после всего этого он  сможет  расслабиться  и
как следует выспаться.
    С усталой бесстрастностью он размышлял: схватят ли его  на  Ямайке,  а
если и схватят, то что последует за этим? Можно было сказать, что  условий
амнистии они не нарушили, поскольку  единственным  кораблем,  который  они
захватили,  был  "Кармайкл",  а  Харвуд  уж  точно  не  был  его  законным
владельцем. Что может считаться меньшим преступлением: украсть просто  или
украсть украденное? Что ж, если его схватят и осудят, он по  крайней  мере
освободит Бет Харвуд и заставит ее выслушать все, что расскажет ее отец. И
докажет, что все было совсем иначе, нежели она думает.
    Он потер усталые глаза и, не  испытывая  никаких  переживаний,  окинул
внутренним взором все то, что он утратил за последние  несколько  месяцев:
праведные  убеждения,  юридическое   положение   наследника,   скептицизм,
молодость, сердце... и он улыбнулся в  холодную  тьму,  когда  понял,  что
почти так же, как  утраченной  невинности  и  погибших  друзей,  ему  жаль
старого, потрепанного, но верного суденышка под названием
    "Дженни". Поскольку некого было поставить на откачку воды из трюмов во
время сражения, шлюп затонул, и абордажные  канаты  угрожающе  натянулись,
накренив "Кармайкл". И с горьким чувством в  душе  Шэнди  приказал  рубить
канаты. Со слезами на глазах Шэнди наблюдал за тем, как медленно под  воду
уходит мачта с заплатанными парусами, и хотя он по-прежнему плохо  слышал,
а может, именно поэтому, ему показалось, будто он различает нестройный хор
затихающих голосов, один из которых все повторял: "Я не собака".
    По палубе за спиной зашаркали шаги, и Скэнк похлопал его  по  плечу  и
позвал:
    - Эй, кэп. Шэнди повернулся:
    - Да? Где же Харвуд? Не важно, что он слаб, он должен...
    - Кэп, - сказал Скэнк, - он мертв. Шэнди почувствовал слезы ярости  на
глазах.
    - Мертв?! Ну уж нет, этот сукин сын не может так просто умереть, он...
    - Кэп, да он уже застыл и не дышит. Кровь не идет, если ткнуть ножом,
    Шэнди  пошатнулся,  навалился  на  поручень  и  сполз   вдоль   борта,
опустившись на палубу.
    - Черт бы его побрал, - свистящим шепотом  выдохнул  он.  -  Черт  его
побери, что же мне теперь: плыть к берегу, лезть на  скалы  и  разыскивать
этого Хикса? Каким образом, черт побери, я должен... - Он спрятал  лицо  в
ладонях, и на несколько секунд пораженному  Скэнку  показалось,  будто  он
плачет. Однако когда Шэнди поднял голову и заговорил, голос его был хоть и
хрипл, но тверд.
    - Притащите труп сюда. - Шэнди медленно поднялся на ноги, повернулся к
Ямайке,  нервно  сжимая  и  разжимая  пальцы.  Небо  на  востоке   заметно
посветлело, до восхода солнца оставалось совсем-совсем немного.
    - Э-э, слушаюсь, кэп. - Скэнк заторопился было прочь, но  остановился.
- А... а зачем?
    - Отыщи две планки, не меньше ярда длиной, и моток  прочной  и  тонкой
пеньки, - продолжил Шэнди, не отрывая взгляда от  острова,  -  и...  -  Он
сделал паузу и сглотнул, словно к горлу подступила тошнота.
    - И что, капитан? - подхватил Скэнк.
    - И иглу для парусов.

    "Ну какой же смысл был  покидать  Порт-о-Пренс,  -  подумал  Себастьян
Шанданьяк, пытаясь устроиться  поудобнее  среди  нагромождения  валунов  и
травы, усеянной капельками предутренней росы, - если и под  новой  личиной
Джошуа Хикса я по-прежнему тайком пробираюсь по берегу, ожидая  сигнала  с
пиратского корабля?" Он зябко передернул плечами, поплотнее запахнул плащ,
приложился к фляжке и хлебнул  бренди,  и  его  сразу  согрел  алкоголь  и
зависть кучера, который сидел в коляске всего в нескольких ярдах от него.
    Он опять бросил взгляд на горизонт, потому что  теперь  заметил  белое
пятнышко вдали, на темной поверхности моря. Он приставил подзорную трубу к
глазу и, прикрыв другой глаз ладонью, стал  изучать  точку.  Да,  это  был
корабль с высокими  мачтами  и  квадратными  парусами,  но  больше  ничего
разобрать было невозможно, корабль  находился  еще  слишком  далеко.  Хикс
нехотя опустил подзорную трубу.
    Это, должно быть, Сегундо.  Ну  какой  еще  другой  корабль  будет  на
рассвете в канун Рождества проплывать мимо Портленд-Пойнт? Он оглянулся на
коляску. Кучер сидел  насупившись,  завидуя  хозяину,  лошадь  нетерпеливо
ударила копытом, выдохнув струйку пара в прохладный  утренний  воздух.  Но
Шанданьяк продолжал сидеть, не вставая. Сегундо  дал  ясные  распоряжения,
что сам лично выйдет на палубу.
    - Корабль может быть и моим,  -  сказал  Сегундо  с  улыбкой,  которая
обнажала слишком много зубов. - Но меня на нем может и  не  быть,  я  могу
задержаться или быть убит, в таком случае я вернусь уже после Рождества. А
магия изгнания должна быть проделана именно  в  день  Рождества.  Так  что
приготовьтесь проделать обряд, если не убедитесь, что я стою на  палубе  и
подаю знак рукой.
    "Будь же на борту, - чуть не молился Шанданьяк, - дай знак. Не хочу  я
быть замешанным во все это грязное  дело".  Только  сейчас  ему  пришло  в
голову, что ему  куда  приятнее  находиться  здесь,  на  обдуваемом  всеми
ветрами скалистом берегу, а не в уютной постели дома,  ибо  со  вчерашнего
вечера эта ужасающая негритянка взялась за подготовку всего  необходимого:
жгла жуков и змей в очаге,  не  страшась  их  укусов,  а  затем  аккуратно
собрала пепел и посыпала  им  корни  и  листья,  предназначенные  на  обед
пленной девушке;  опробовала  и  настроила  примерно  с  дюжину  оловянных
свистков, что-то шептала в  старые  грязные  бутылки,  а  потом  торопливо
затыкала их, словно  пытаясь  закрыть  в  них  свои  слова.  И  что  самое
невыносимое, от чего нервы Шанданьяка не выдержали и он поспешил  на  этот
берег гораздо раньше, чем это было необходимо, - она на его глазах вскрыла
себе вену над чашкой, собрав в нее не кровь, да и вообще  не  жидкость,  а
мельчайший черный порошок...
    Вспоминая это, он теперь содрогнулся. "Улисс Сегундо, пожалуйста, будь
на борту. Ты уж сам твори свое  проклятое  колдовство,  не  вмешивай  меня
больше, и тогда я смогу спокойно заняться  подготовкой  к  вечеру.  Уж  ты
сдержи слово, что уберешь из моего дома все магические  принадлежности  до
трех  часов,  когда  начнут  прибывать  слуги  для  подготовки   вечернего
торжества".
    Он снова приложил к глазам подзорную трубу.  Это,  без  сомнения,  был
"Восходящий Орфей", правда, немного потрепанный.
    "Вот и отлично, - подумал он, боясь радоваться раньше времени, - через
полчаса я покачу к себе обратно  в  Спаниш-Таун,  позавтракаю  в  клубе  и
вообще буду держаться подальше от дома, пока Улисс не  закончит  со  своим
отвратительным делом. Потом завью парик, проверю, чтобы  моя  одежда  была
тщательно вычищена, может, даже вздремну  чуток,  это  же  очень  важно  -
суметь  выкинуть  из  головы  всю  мерзость,  чтобы   произвести   должное
впечатление на Эдмунда Морсиллу".
    Даже до  живущего  уединенно  Шанданьяка  дошли  слухи  о  Морсилле  -
толстом, лысом моложавом  богаче,  который  в  конце  ноября  объявился  в
Кингстоне и с тех пор постоянно вкладывал большие деньги не только в сахар
и землю, но и в торговлю рабами. И на прошлой неделе  от  Морсиллы  пришло
письмо  с  предложением  партнерства  в  каком-то  земельном  предприятии.
Шанданьяк охотно откликнулся на это предложение,  поскольку  видел  в  нем
возможность освободиться от опеки Сегундо. Морсилла прислал  ему  длинное,
дружелюбное  письмо,  где  вскользь  упомянул  о   желании   жениться   на
привлекательной  энергичной   молодой   леди,   предпочтительно   шатенке.
Шанданьяку так хотелось понравиться  Морсилле,  что  он  даже  упомянул  в
письме о молодой девушке с легкой мозговой лихорадкой, которая  гостила  у
него. В том же самом письме он пригласил Морсиллу на свой званый  вечер  и
был  так  доволен,  когда  Морсилла  ответил  согласием,  что  даже  и  не
волновался по поводу постскриптума, в  котором  богач  выразил  интерес  к
указанной молодой леди.
    Луч солнца,  ударив  в  глаза,  вырвал  его  из  этих  размышлений,  и
Шанданьяк снова поднял подзорную трубу. На этот  раз  он  не  опускал  ее,
поскольку корабль  проплывал  мимо  берега,  развернувшись  левым  бортом.
Похоже, его немного потрепало во  время  шторма:  отсутствовало  несколько
рей, оснастка была повреждена и починена на скорую руку, нижние паруса  на
бизань-мачте были  порваны  и  путались  в  такелаже,  но  Шанданьяк  ясно
различал людей на  палубе.  Оперев  подзорную  трубу  о  маленькое  чахлое
деревце, росшее неподалеку, он принялся внимательно  осматривать  матросов
на палубе и через несколько секунд различил Сегундо.
    Тот стоял у бизань-мачты, спиной к нему, но Шанданьяк легко узнал  его
фигуру, одежду и седые  волосы.  Потом  Сегундо  повернулся,  и  Шанданьяк
облегченно рассмеялся, потому что он повсюду узнал бы это морщинистое лицо
и пронизывающий властный взгляд. Пока Шанданьяк смотрел, Сегундо  поставил
ногу на разбитый транец, и хотя  правая  его  рука  оставалась  в  кармане
камзола, левой он размашисто помахал, одновременно кивая головой.
    Шанданьяк в ответ тоже помахал рукой, зажав  в  ней  подзорную  трубу,
хотя и знал, что его  жест  не  увидят  на  корабле,  и  даже  не  слишком
огорчился,  когда  металлический  тубус  трубы  выскочил  из  закоченевших
пальцев, полетел  вниз  и  разбился  о  камни  у  подножия  скалы.  Весело
насвистывая, Шанданьяк повернулся спиной к морю и направился к коляске.

    И Шэнди, под прикрытием перепутанных  парусов  и  оборванных  канатов,
привязанный к мачте, в изнеможении опустил  руки.  Теперь  можно  было  не
отгонять радужные переливы перед глазами  и  позволить  сознанию  покинуть
себя. Его руки выпустили  скользкое  от  крови  коромысло.  Мгновение  оно
балансировало на рее, а потом повисло. И  марионетка  на  палубе  внезапно
приняла поразительную позу: труп Харвуда, более или менее поддерживаемый в
вертикальном положении веревками, откинулся назад,  задрав  левую  ногу  и
вскинув  голову;  невидящие  глаза  уставились  в  небо,  губы  продолжали
улыбаться,  он   напоминал   танцора,   застывшего   посередине   особенно
энергичного движения.
    Несколько секунд пираты с удивлением смотрели на это странное зрелище,
потом один из них перекрестился и саблей перерубил веревки, которыми  были
прошиты рука, голова и ноги Харвуда. Раздался громкий  стук  -  это  упало
коромысло. Секундой позже с глухим звуком мертвое тело рухнуло на  палубу,
конец одной из освободившихся веревок перелетел через рею и хлестнул Шэнди
по щеке. Тело Харвуда распласталось на  палубе,  словно  сломанная  кукла.
Трупное окоченение уже началось, и Шэнди немало пришлось поработать пилой,
прежде чем пришивать веревки.
    Удар заставил Шэнди очнуться. Щурясь, он стал оглядываться по сторонам
и сделал попытку освободиться  из  веревок,  которые  были  пропущены  под
мышками.
    - Вышвырните его  за  борт,  -  распорядился  Скэнк,  кивнув  на  труп
Харвуда.
    - Нет! - закричал Шэнди и едва снова не потерял сознание от усилия.
    Пираты на палубе удивленно уставились на своего капитана.
    - Только... не его тело,  -  хрипло  выдохнул  Шэнди,  пытаясь  как-то
распутать веревки, чтобы спуститься. - Ни одна капля... черт бы побрал эти
веревки!... его крови... не должна попасть в  море.  -  Наконец  он  сумел
выпутаться из веревок и, уцепившись за мачту, дал  себе  передышку,  глядя
сверху вниз на палубу. - Вы поняли? Труп  надо  будет  обязательно  сжечь,
когда вы высадите меня на берег.
    - На берег,  -  тупо  повторил  один  из  пиратов.  -  Ты  собираешься
высадиться на берег.
    - Ну конечно, я сойду на берег, - проворчал Шэнди. Он  подергал  узлы,
стараясь их развязать. В глазах от напряжения потемнело,  порезанные  руки
невыносимо болели.
    - Эй, кто-нибудь, заберитесь сюда и помогите мне выпутаться! Я хочу...
- Он почувствовал, как обморок снова накатывает на него,  и  усилием  воли
постарался его прогнать. - Я еще хочу успеть на торжественный обед.

    "Кармайклу" понадобилось несколько часов,  чтобы  добраться  до  южной
оконечности гавани Кингстона. Ветер дул прямо  с  берега,  и  неспособному
маневрировать  кораблю  приходилось  часто  менять  галсы,  чтобы  поймать
попутный ветер. Вместо  того,  чтобы  преодолеть  двадцать  пять  миль  по
прямой, они сделали все шестьдесят. Шэнди как раз хватило  времени  сбрить
слипшуюся от морской воды бороду, в которой пробивалась седина,  подыскать
подходящую одежду из гардероба  Харвуда  и  натянуть  на  израненные  руки
лайковые перчатки.
    Солнце поднялось уже довольно высоко, когда  перед  ним  предстал  лес
мачт в гавани, а за красными крышами в  лиловой  дымке  открылись  вершины
гор. Ему пришло в голову, что он наконец добрался до Кингстона, и даже  на
борту "Кармайкла", правда, с опозданием на шесть  месяцев.  Он  припомнил,
как они с Бет преждевременно праздновали прибытие,  кидая  морские  сухари
чайке, и как он собирался вечером отобедать вместе с капитаном Чавортом.
    Он дал команду рулевому  не  приближаться  к  берегу  и  повернулся  к
Скэнку.
    - Прежде чем спустить шлюпку, заверните Харвуда в полотнище и положите
на дно, -  распорядился  он.  -  Спускайте  шлюпки  очень  осторожно.  Мне
необходим гребец, а ты отведи "Кармайкл" на юг за рифы и жди нас там. Если
мы не вернемся на корабль завтра  утром,  то  поднимай  якорь.  Это  будет
означать, что нас арестовали, и каждый час промедления  может  стоить  вам
всем  жизни.  Ты  останешься  за  капитана,  Скэнк.  Поделите  добычу   по
справедливости и живите себе припеваючи.  Я,  право,  не  знаю,  можно  ли
считать наш рейд нарушением условий амнистии. На всякий  случай  скройтесь
куда-нибудь, где о нас и слыхом не  слыхали.  Нагуляй  жирок,  валяйся  на
солнышке и пей каждый день, поскольку будешь пить и за меня тоже.
    Вероятно,  Скэнк  не  был  способен  плакать,  но  его  узкие   глазки
подозрительно блестели, когда он с чувством потряс правую руку Шэнди.
    - К черту, Джек, ты справишься. Ты же выходил невредимым и не из таких
переделок. Шэнди криво ухмыльнулся:
    - Ты прав, переделки были. Ну что ж, ладно, грузите Харвуда...
    - Оставьте труп пока на борту, - послышался откуда-то снизу, из трюма,
громкий голос.
    Шэнди и Скэнк оба узнали голос и  пораженно  смотрели,  как  Печальный
Толстяк взбирается на трап. Он  обмотался  обрывком  паруса,  задрапировав
парусиной торчавший из груди обломок реи, и двигался более  медленно,  чем
обычно,  но  во  всем  остальном  казался  прежним:  сильным,  суровым   и
бесстрастным.
    - Сожжете тело Харвуда позже. Я перевезу тебя на берег, Шэнди. Я  хочу
умереть на земле Ямайки.
    Шэнди и Скэнк обменялись растерянными взглядами. Шэнди пожал плечами и
кивнул.
    - Ну, похоже, мне не понадобится гребец, Скэнк.
    - Наоборот, Джек, понадобится,  -  возразил  Скэнк.  -  Похоже,  бокор
Дэвиса останется на берегу, а сам ты обратно как доберешься, у тебя же все
руки порезаны.
    - Ну это будет завтра, что-нибудь придумаю. - Повернувшись к бокору  и
помня, что тот глух, Шэнди махнул рукой в сторону шлюпки,  болтавшейся  на
талях над самой водой.




    "Кармайкл" описал крутую дугу,  ветер  наполнил  паруса,  и  не  успел
Печальный Толстяк сделать и пятидесяти гребков,  как  корабль  скрылся  за
южным мысом. Шэнди поудобнее устроился на корме и, стараясь не смотреть на
странно  умиротворенное  лицо  бокора,  наслаждался  солнцем,  пейзажем  и
ароматами, которые доносил бриз. Теперь, когда пиратский  корабль  скрылся
из виду, они превратились  в  обычных  людей,  плывущих  на  лодке,  хотя,
конечно, стоило лишь кому-нибудь заглянуть под тогу Печального Толстяка, и
любого могла взять оторопь. Шэнди имел все основания предполагать, что  им
удастся высадиться, не вызвав ничьих подозрений.
    И даже когда из-за  леса  мачт  и  корпусов  показался  военный  шлюп,
сверкавший свежей  краской  и  белоснежными  в  полуденном  солнце  новыми
парусами, идущий им наперерез,  Шэнди  лишь  вскользь  подумал,  что  тот,
видимо, направляется куда-то по  своим  делам.  Только  когда  шлюп  убрал
паруса и закачался на волнах,  преграждая  путь,  Шэнди  заволновался.  Он
поймал взгляд Печального Толстяка и сумел дать тому  понять,  что  впереди
возникло неожиданное препятствие.
    Печальный Толстяк оглянулся, кивнул и вынул весла из воды. Несколькими
секундами позже шлюпка мягко ткнулась в борт шлюпа.
    В окружении полудюжины моряков с  пистолетами  через  леер  перегнулся
молоденький офицер.
    - Не вы ли Джон Шанданьяк, также известный под именем Джека  Шэнди?  И
знахарь по прозвищу Печальный Толстяк? - явно нервничая, осведомился он.
    - Мы плывем на Ямайку, - перебил его бокор на середине фразы.
    - С ним бесполезно разговаривать, - начал было Шэнди.
    - Отвечайте на вопрос, - потребовал офицер.
    - Да нет, черт побери! - выкрикнул Шэнди с  отчаянием.  -  Я  -  Томас
Хоббс, а это мой слуга - Лавиофан. Мы только...
    - Горе тебе, воин Вавилона, -  прогудел  внезапно  Печальный  Толстяк,
тыкая пальцем в офицера и выкатывая белки глаз.  -  Лев  Иудеи  втопчет  в
грязь смоковницу твою, плоды приносящую...
    - Вы арестованы! - взвизгнул офицер,  выхватывая  пистолет.  И  бросил
своим морякам: - Спуститься и проверить, нет ли  оружия,  и  пленников  на
борт.
    Моряк уставился на офицера:
    - Есть. Только, простите, за что?
    - За что? Ты же слышал, как он оскорбил меня! Он обозвал меня плутом!
    - Все вовсе не так... - начал было  Шэнди,  но  замолк,  когда  офицер
направил дуло пистолета ему в лицо, и  поднял  руки  и  широко  улыбнулся,
краем рта прошептав глухому бокору: - Отлично придумано.
    Моряки спустили веревочную лестницу, и  Шэнди  с  Печальным  Толстяком
взобрались на палубу. Матросы продели веревку в причальное кольцо шлюпки и
взяли ее на буксир. И  когда  двум  пленникам  связали  руки,  молоденький
офицер провел их в крошечную каюту на нижней палубе.  Печальному  Толстяку
пришлось согнуться чуть ли не вдвое, чтобы войти.  Шэнди  с  беспокойством
вспомнил другую каюту на военном корабле - корвете, захватившем "Дженни".
    - Пленники, вас видели спускавшимися с  пиратского  судна  "Восходящий
Орфей". Мы получили донесение из колонии Нью-Провиденс  о  том,  что  Джон
Шанданьяк и Печальный Толстяк покинули остров тринадцатого декабря, отплыв
на Ямайку, с намерением встретиться с пиратом Улиссом Сегундо. Станете  ли
вы отрицать, что вы и есть вышепоименованные лица?
    - Да, мы отрицаем это, - рявкнул Шэнди. - Я  же  сказал  вам,  кто  мы
такие. Что вы хотите с нами сделать?
    - Доставим в тюрьму города, где вы будете ждать суда.
    И словно чтобы подчеркнуть значение его  слов,  корабль  вздрогнул,  и
шлюп с поднятыми парусами понесся к берегу.
    - Обвинения, выдвинутые против вас, весьма серьезны, - добавил  офицер
укоризненно. - Я буду сильно удивлен, если вас не повесят.
    Печальный Толстяк наклонился вперед,  его  голова  маячила  под  самым
потолком.
    - Куда вы нас доставите, - произнес он с нажимом, - так это в  Морское
управление.
    На мгновение Шэнди ощутил запах  каленого  железа,  и  струйка  сизого
дымка взвилась за спиной бокора.
    Как будто не слыша слов Печального Толстяка, молоденький офицер  важно
сообщил:
    - Мы вас доставим в Морское управление. - И  словно  бы  оправдываясь,
добавил: - В конце концов именно они предъявили вам обвинение.
    Печальный Толстяк откинулся на стуле, явно удовлетворенный  сказанным.
Шэнди почувствовал, как по каюте  распространился  запах  жженого  дерева.
Спинка стула начала тлеть  в  том  месте,  где  окованный  наконечник  реи
прикоснулся к дереву. Шэнди надеялся, что умирающий бокор что-то  задумал.
Шэнди прекрасно  знал,  что  Морское  управление  было  конторой,  которая
занималась исключительно делопроизводством, а вовсе не местом, куда обычно
доставляли преступников.
    Офицер вышел, заперев их в каюте, однако  через  тонкую  переборку  до
Шэнди донеслись удивленные возгласы озадаченных моряков.
    Морское управление оказалось самым  южным  из  полудюжины  официальных
учреждений в западной части гавани.  Перед  ним  располагался  собственный
причал, к которому и подошел шлюп. Как и  другие  прибрежные  здания,  оно
представляло собой  каменное  побеленное  строение  с  черепичной  крышей,
опирающейся на балки из  пальмового  дерева.  В  сопровождении  офицера  и
нескольких вооруженных моряков они прошли по бревенчатому настилу к входу,
и Шэнди заметил, как  у  одного  из  высоких  окон  столпились  клерки,  с
нескрываемым любопытством разглядывая диковинных посетителей.  Руки  Шэнди
оставались связанными, и он внимательно смотрел вокруг, выискивая, чем,  в
случае чего, перерезать веревки.
    Один из моряков забежал вперед и распахнул перед ними  дверь.  Офицер,
который начинал уже проявлять признаки неуверенности, вошел первым, однако
переполох внутри вызвал Печальный Толстяк в своей тоге  из  парусины.  При
виде него клерки повскакивали со своих мест,  побросав  перья.  На  голову
выше всех и по крайней мере раза  в  три  толще  каждого  присутствующего,
бокор окинул комнату хмурым взглядом. Шэнди решил, что доски  пола  вместо
земли Ямайки того явно не устраивают.
    Один из клерков, понукаемый старым седым  начальником,  приблизился  к
вошедшим.
    - Что в-вам здесь н-нужно? - дрожащим голосом  спросил  он,  с  ужасом
таращась на Печального Толстяка. - Чего в-вы хотите?
    Офицер открыл было рот, но громовой голос  Печального  Толстяка  легко
заглушил его.
    - Я глухой, ничего не  слышу,  -  объявил  бокор.  Клерк  побледнел  и
умоляюще оглянулся на свое начальство:
    - Господи помилуй, сэр, он говорит, что собирается испражняться!
    Клерки и счетоводы бросились врассыпную, стремясь  поскорее  выбраться
наружу; несколько человек просто выпрыгнули  из  окон.  Но  тут  Печальный
Толстяк увидел сквозь створки двойных дверей маленький внутренний дворик с
флагштоком, фонтаном... и травой. Он грузно зашагал в этом направлении.
    - Эй, стой, стой! - окликнул его офицер.
    Печальный Толстяк продолжал идти, не обращая на него внимания.  Офицер
выхватил пистолет. Заметив, что на время  про  него  все  позабыли,  Шэнди
бочком стал пробираться вдоль стены.
    Ба-бах!
    Грохнул выстрел, кровавые брызги полетели  во  все  стороны  из  спины
Печального Толстяка, но пуля даже не пошатнула бокора. Он распахнул  двери
и вступил на дорожку. Шэнди был совсем рядом.
    Офицер отбросил разряженный пистолет,  подбежал  и  вцепился  сзади  в
гиганта, пытаясь втащить его обратно, но сумел только сорвать  парусину  с
плеч гиганта. Когда взору потрясенных зрителей предстал торчащий из  спины
окровавленный обломок реи, кто-то завизжал  от  ужаса.  Печальный  Толстяк
сделал еще шаг и ступил на землю Ямайки.
    Шэнди следовал за ним по пятам, и когда бокор стал  внезапно  валиться
на спину, он инстинктивно подставил  связанные  руки,  пытаясь  поддержать
падающее тело.
    Зазубренный край железной оковки резанул по веревке, обмотанной вокруг
запястий, а в следующий миг  Печальный  Толстяк  уже  покоился  на  земле,
запрокинув в небо улыбающееся лицо и раскинув в траве  босые  ноги.  Шэнди
рванул ослабевшие путы на руках, они поддались, и он наконец освободился.
    Шэнди проскользнул  во  двор.  На  выстрел  из  окон  и  дверей  домов
повысовывались люди, многие с пистолетами и саблями наготове. Шэнди понял,
что его сейчас неминуемо  снова  захватят,  и  тут  ему  пришла  в  голову
спасительная идея.
    Неторопливо, словно выполняя свою обычную обязанность,  он  подошел  к
флагштоку, нарочито зевнул и принялся взбираться на деревянный шест, время
от времени хватаясь за веревку флага, и уже взобрался до середины  столба,
когда во двор выбежал офицер.
    - Сейчас же спустись! - заорал он.
    - И не подумаю! - бросил Шэнди через плечо. Он добрался уже до  самого
верха, на котором крепился латунный шар. Шэнди ухватился за  этот  шар,  и
британский флаг накрыл его, как капюшоном.
    - Принести топор! - закричал офицер.
    Но команда явно запоздала. Шэнди начал раскачивать шест все сильнее  и
сильнее; дерево не выдержало, раздался громкий треск,  верхушка  флагштока
обломилась, и Шэнди вместе с ней взлетел  вверх,  пронесся  над  двором  и
рухнул на черепичную крышу.
    Наполовину оглушенный, Шэнди заскользил по  скату  крыши  к  водостоку
вниз головой, и лишь широко раскинув ноги и  прижимаясь  к  черепице,  ему
удалось  наконец  остановиться.  Обломок  флагштока  и  несколько  черепиц
пронеслись мимо и упали вниз.
    Стоная от головокружения, Шэнди принялся задом  карабкаться  вверх  по
крыше, и когда обломок шеста и черепица загремели, достигнув земли, он уже
оседлал  конек.  Шэнди  перелез  на  другую  сторону  и,  пригибаясь,   на
полусогнутых ногах пробежал по трещавшей черепице до  самого  края  крыши,
рядом с которым росло высокое оливковое дерево,  и  с  легкостью  опытного
моряка по веткам спустился на землю. По переулку, в который он  спустился,
как раз проезжал фургон с овощами. Шэнди перемахнул через борт и зарылся в
колючую кучу кокосовых орехов.
    Он выбрался из фургона, лишь когда тот остановился перед крытым рынком
в центре Кингстона. Прохожие бросали на него  удивленные  взгляды,  но  он
лишь добродушно улыбнулся и пошел прочь. Одежда Харвуда была  продрана  во
многих местах и запорошена красной пылью от черепиц да к  тому  же  усеяна
волокнами кокосовых орехов. Поэтому, стараясь не привлекать  внимания,  он
на ходу оторвал подкладку перевязи и выудил пару золотых  эскудо,  которые
зашил туда. Их должно было хватить на приличный костюм и на оружие.
    Он остановился, когда ему в голову пришла забавная мысль. Он  хмыкнул,
сделал еще несколько шагов и снова остановился.  "А,  черт,  -  сказал  он
себе, - почему бы и нет? В конце концов денег хватит. Да,  пожалуй,  куплю
заодно и компас".




    То,  что  наступала  рождественская  ночь,  только  подчеркивало   всю
экзотичность этой земли: от  привычных  домашних  запахов  теплого  пунша,
жареной  индейки  и  сливового  пудинга  гости  лишь   острее   осознавали
странность пряных ароматов, приносимых морским бризом из джунглей.  Желтый
свет ламп и скрипичная музыка, струившиеся из  окон,  тут  же  поглощались
тьмой и пальмами, которые раскачивались, шурша и  потрескивая  под  теплым
тропическим ветерком. В пышных нарядах, сшитых по последней  моде  Старого
Света, гости чувствовали себя здесь неловко и напряженно,  и  потому  смех
звучал натянуто, а остроумие казалось искусственным.
    Однако на званый вечер Джошуа Хикса  народу  прибыло  много.  До  всех
дошли слухи, что сам  Эдмунд  Морсилла  будет  на  приеме,  и  большинство
денежных мешков Ямайки лишь из-за этого соизволили принять приглашение.
    Хозяина дома прямо-таки переполняла  радость,  что  вечер  удался.  Он
мелькал то в одном конце бального зала, то в другом,  целуя  ручки  дамам,
следя за тем, чтобы бокалы не пустели, смеясь  остротам.  Хикс  озабоченно
озирался по  сторонам,  поправлял  одежду  и  нервно  оглаживал  ухоженную
бородку.
    К  восьми  часам  перед  домом  выстроилась  целая  очередь   экипажей
прибывших  гостей.   Себастьян   Шанданьяк   оказался   не   в   состоянии
приветствовать каждого гостя лично - хотя он и постарался лично  встретить
Эдмунда Морсиллу, пожать его огромную руку. Вот так и получилось, что один
из гостей проник в дом, никем не замеченный. Он прошел к  столу,  где  уже
стояла огромная хрустальная пуншевая  чаша.  Его  внешность  не  привлекла
ничьего внимания. Ведь откуда приглашенным  гостям  было  знать,  что  его
парик, шпага и бархатный кафтан были приобретены лишь сегодня в полдень на
пиратское золото. Правда, он ходил с морской раскачкой, чего едва ли можно
было ожидать от элегантно одетого джентльмена, и может быть,  его  рука  в
лайковой перчатке слишком часто ложилась на эфес шпаги. Но здесь  в  конце
концов был Новый Свет, и многим  вдали  от  дома  приходилось  приобретать
странные привычки. Слуга, разливавший пунш, подал  ему  полный  бокал,  не
проявив к нему интереса.
    Шэнди  взял  бокал  и  сделал  глоток,  неторопливо   оглядывая   зал.
Определенного плана у него пока не было. Он  собирался  выяснить,  кто  из
собравшихся является Джошуа Хиксом, отвести того куда-нибудь в сторонку  и
заставить сказать, где находится Бет Харвуд, освободить ее,  объяснить  ей
ситуацию, а затем уже попытаться выбраться с острова.
    Горячий пунш, кислый от лимона и  пряный  от  корицы,  напомнил  Шэнди
рождественские вечера его юности, когда они с отцом торопились с покупками
по заснеженным  улицам  какого-либо  города  Европы,  куда  закидывала  их
судьба, в гостиничный номер, где отец принимался  готовить  рождественский
ужин  и  выпивку  у  огня,  отражавшегося  многочисленными   искорками   в
стеклянных глазах развешанных по стенам марионеток.  Эти  воспоминания  не
были  особенно  приятны,  поэтому  Шэнди  прогнал  их  и   заставил   себя
сосредоточиться на происходящем.
    На убранство дома была затрачена уйма денег. Некоторым образом  и  сам
имевший отношение к  импорту  и  экспорту,  Шэнди  представлял,  насколько
дорого и трудно было переправить из Европы все эти  гигантские  картины  в
позолоченных рамах, эти хрустальные канделябры, всю эту мебель. В зале  не
было  ни  одной  вещи  местного   производства,   и   судя   по   запахам,
просачивающимся из кухни, даже еда была чисто английская. Это меню не было
особенно привлекательно для Шэнди, который  успел  полюбить  мясо  зеленых
черепах, корни маниоки и салмагунди (1).
    Один из слуг Хикса появился в дверях и,  повысив  голос,  торжественно
объявил:
    - Уважаемые дамы и господа, прошу в столовую, обед  будет  сию  минуту
подан.
    Гости  начали  допивать  вино  и  продвигаться  к  дверям,  ведущим  в
столовую. Зал наполнился шарканьем и нестройным гулом восклицаний.  Шэнди,
продолжая улыбаться, позволил толпе увлечь  себя  к  столовой.  Однако  он
нервничал, поскольку понимал, что стоит только всем рассесться по  местам,
как станет ясно, что он здесь лишний и никто его не приглашал. И куда  же,
черт  побери,  подевался  этот  Хикс?  Шэнди  огляделся,   надеясь   найти
какого-нибудь толстячка посолиднее, которому он мог бы украдкой  поставить
подножку и тем самым отвлечь общее внимание.
    И в тот самый момент, когда он  уже  наметил  подходящую  кандидатуру:
старого толстяка, разодетого  в  красный  бархат  с  кружевными  оборками,
которого запросто можно было усадить в чашу с  пуншем,  всеобщее  внимание
привлекла толкотня в другом конце зала.
    В дверь вошли четверо. Один из них,  человек  с  аккуратной  бородкой,
большую часть  времени  находился  к  Шэнди  спиной:  похоже,  это  и  был
разыскиваемый им  хозяин,  поскольку  он  энергично  размахивал  руками  и
протестовал по какому-то поводу. Подле него высился грузный  гигант,  явно
забавлявшийся происходящим, попыхивая тонкой черной сигарой. Одет  он  был
элегантно, но парик не носил, что было тем более странно, так как  он  был
абсолютно лыс. А позади них в дверях  виднелись  два  офицера  британского
флота.
    - Ради вашей собственной безопасности и безопасности ваших  гостей,  -
донеслось до Шэнди.
    И человек, которого Шэнди принял за Хикса, уступил. Он пожал плечами и
пропустил  военных.  Стараясь  держаться  как  можно  естественнее,  Шэнди
отступил назад, укрываясь за широкой спиной толстяка в красном бархате, на
всякий случай держась поближе к окну.
    Лысый великан посторонился, пропуская офицеров. По его лицу скользнула
такая хитрая знающая улыбка, что Шэнди насторожился. Ему  показалось,  что
он где-то уже видел этого человека, трепетал  перед  ним,  хотя  моложавое
лицо гостя ему было незнакомо.
    Но времени на раздумье у него не оставалось. Ближайший морской  офицер
уже объявлял зычным голосом:
    - Я - лейтенант Маккинли. Мы не отнимем у вас много времени. Мы только
хотим предупредить вас, что сегодня был  схвачен  и  вскоре  бежал  из-под
ареста известный пират по имени Джек Шэнди. Где он скрывается, в настоящий
момент неизвестно.
    Это заявление вызвало всеобщий интерес. Даже  сквозь  пронизавший  его
испуг Шэнди успел заметить, что лысый гигант при  этих  словах  немедленно
вынул сигару изо рта  и  принялся  сосредоточенно  оглядывать  окружающих.
Выражение благодушия на его лице сменилось настороженностью.
    - Причина, по которой мы сочли необходимым уведомить вас  об  этом,  -
продолжал лейтенант Маккинли, - в том,  что,  купив  новый  костюм,  Шэнди
навел справки о том, где расположен этот дом. Те, кто видел его, описывают
его  как  прилично  одетого  джентльмена  в  белых  лайковых  перчатках  с
запекшейся на швах кровью.
    Толстяк перед ним грузно  развернулся  и  принялся  тыкать  пальцем  в
перчатки Шэнди. От возбуждения он на мгновение потерял  дар  речи  и  лишь
сипел, брызгая слюной.
    Лейтенант Маккинли пока  еще  не  заметил  разыгравшейся  сцены,  хотя
соседи уже начали с любопытством оборачиваться, и продолжал:
    - Вероятно, Шэнди узнал об этом вечере и явился  сюда,  замышляя  либо
грабеж,  либо  похищение.  Сейчас  сюда  направляется  отряд   вооруженных
моряков, а тем временем мы...
    Хикс повернулся наконец в сторону неожиданного  шума.  В  этот  момент
толстяк в красном бархате неожиданно рухнул на колени, и взгляды  Шэнди  и
Хикса встретились.
    Оба невольно отшатнулись, словно увидев привидение.
    Когда первый шок миновал, Шэнди понял, что это не  его  отец;  и  лицо
чересчур рыхло, и губы чересчур полны, но все остальное: и глаза, и нос, и
скулы - все было настолько отцовским, что он только подивился,  как  могло
возникнуть такое сходство. И тут до него наконец дошло, кто это  на  самом
деле и что собой представляло "самоубийство" Себастьяна Шанданьяка.
    - Боже помилуй! - вскрикнула поблизости женщина. - Так это он здесь  и
стоит!
    Несколько гостей схватились за рукояти своих парадных шпаг,  но  чтобы
вытащить их, почему-то оказалось необходимо отойти подальше от Шэнди.
    Лысый гигант внезапно расхохотался гулким смехом, подобным шуму прибоя
в штормовую погоду, и Шэнди узнал его.
    Офицеры  выхватили  пистолеты  и  громко  потребовали,   чтобы   гости
посторонились. Несколько человек двинулись на Шэнди,  размахивая  шпагами,
что  заказывают  обычно  у  портных  вместе  с  новой  одеждой.  Себастьян
Шанданьяк визгливо требовал, чтобы офицеры застрелили пирата немедленно.
    Женщины пронзительно визжали,  мужчины  натыкались  на  стулья.  Шэнди
прыгнул на стол и ринулся к дверям, выхватывая на бегу саблю. Он мимоходом
сбросил чашу с пуншем  прямо  под  ноги  нападавшим.  Оглушительно  грянул
выстрел, но пуля лишь свистнула над головой и  впилась  в  дверной  косяк.
Шэнди уже спрыгивал вниз. Напарник Маккинли целился  ему  прямо  в  грудь.
Шэнди  ничего  не  оставалось,  как  броситься  Не  него.  Резкий  поворот
запястья, конец шпаги вырвал пистолет и отбросил его в сторону прежде, чем
офицер успел выстрелить.
    Преследователи позади чертыхались,  скользя  на  залитом  вином  полу,
зазвенели одна или две выроненные шпаги. Шэнди отпрыгнул в сторону и  вбок
и, повернувшись, приставил острие  клинка  к  груди  лейтенанта  Маккинли.
Присутствующие застыли как вкопанные. В наступившей  тишине  было  слышно,
как катится по полу выбитый Шэнди из руки офицера пистолет.
    - Пожалуй, я сдамся, - сказал Шэнди, обращаясь к залу, - но прежде чем
я это сделаю, я хочу сказать, кто Джошуа Хикс на самом деле. Он...
    Себастьян Шанданьяк успел поднять упавший пистолет и теперь,  сидя  на
полу, выстрелил в Шэнди. Пуля разнесла череп Маккинли вдребезги.  Крики  и
шум возобновились с новой силой.  Себастьян  Шанданьяк  вскочил  на  ноги,
выхватил шпагу и бросился на Шэнди. Шэнди легко парировал выпад,  метнулся
вперед и схватил того свободной рукой за горло.
    - Бет Харвуд, девушка, которую ты держишь под замком. Где она?!
    Лысый великан Морсилла, шагнувший было  вперед,  собираясь  вмешаться,
при этих словах остановился.
    - Наверху, -  простонал  Шанданьяк,  закатывая  глаза.  -  В  запертой
комнате.
    Женщины  рыдали  навзрыд.   Несколько   мужчин   со   шпагами   наголо
нерешительно переминались с ноги на ногу.  Лейтенант  вытащил  рапиру,  но
колебался, не желая рисковать жизнью заложника.
    Пальцы Шэнди  сомкнулись  на  горле  его  дяди.  Он  знал,  что  может
придушить его с легкостью. Но его тошнило от бесконечных смертей, и он  не
верил, что смерть дяди принесет ему удовлетворение.  Он  ухватил  дядю  за
воротник.
    - Кто... кто вы? - выдавил из себя  Себастьян  Шанданьяк.  Его  широко
распахнутые глаза были полны ужаса.
    Неожиданно до Шэнди дошло, что пережитое наложило  свой  отпечаток  на
его лицо, и теперь Себастьян Шанданьяк видел перед собой воскресшую  копию
брата, каким он его помнил в молодости.  Откуда  было  ему  знать,  что  в
Карибское море прибыл не его брат, а его племянник.
    И хоть он решил  не  убивать  дядю,  Шэнди  все  же  не  удержался  от
маленькой мести.
    - Посмотри мне в глаза, - прошептал он зловещим голосом.
    Старик повиновался, дрожа и шмыгая носом.
    - Я твой брат, Себастьян, - прошипел Шэнди сквозь зубы. - Я Франсуа.
    Лицо дяди приобрело лиловый оттенок.
    -  Я  же  слышал,  ты  умер.  По-настоящему  умер.  Шэнди   кровожадно
улыбнулся:
    - Да, так. Но разве ты ничего не слышал о вуду? Я лишь сегодня  прибыл
из ада, чтобы забрать тебя, братец.
    Себастьян  явно  слышал  о  вуду  и  поверил  сказанному.  Его   глаза
закатились,  и  с  коротким  вздохом,  словно  его  ударили  в   солнечное
сплетение, он скорчился и обмяк в руке Шэнди. Удивленный, но нисколько  не
удрученный этим обстоятельством, он выпустил дядю из  рук,  и  тот  мешком
рухнул на пол.
    Почти  бок  о  бок  Шэнди  и  лысый  гигант  устремились  к  лестнице.
Предположительно тот преследовал пирата, но могло статься и так,  что  ими
двигало стремление к одной цели. Несколько смельчаков заступили им дорогу,
потом еще быстрее  ретировались.  Мгновением  позже  Шэнди,  задыхаясь  от
подступившего изнеможения, уже несся вверх по лестнице, перепрыгивая через
три ступеньки сразу и молясь лишь об одном: чтобы силы не оставили  его  в
последнюю минуту.
    Наверху тянулся длинный коридор. Он остановился, переводя  дыхание,  и
повернулся к следовавшему за ним человеку, называвшему себя Морсилла.  Тот
остановился двумя ступенями ниже, и их глаза оказались на одном уровне.
    - Чего... вы... хотите? - выдохнул Шэнди. На  лоснящемся  лице  лысого
улыбка выглядела прямо-таки ангельской.
    - Молодую леди.
    Внизу раздались крики, послышался грохот, и Шэнди нетерпеливо  покачал
головой:
    - Забудьте. Возвращайтесь назад.
    - Я заслужил ее. Следил за домом весь день, готовый вмешаться в  любую
минуту при первых признаках, что обряд начат...
    - ...Но этого не случилось, потому что я расстроил  планы  Харвуда,  -
прервал Шэнди. - Убирайтесь. Лысый поднял шпагу:
    - Я бы не хотел тебя убивать, Джек, но сделаю это, чтобы получить ее
    Шэнди обессиленно опустил плечи и  придал  лицу  выражение  покорности
судьбе и отчаяния - и кинулся вперед, отбил одной  рукой  шпагу  лысого  в
сторону, другой вонзил саблю прямо тому в грудь. Только то обстоятельство,
что лысый стоял непоколебимо  как  скала,  уберегло  Шэнди  от  падения  с
лестницы. Установив равновесие, Шэнди уперся сапогом тому в грудь, рядом с
вонзившимся лезвием, и столкнул великана вниз. Лысый кубарем покатился  по
ступенькам. Это было встречено внизу новыми возгласами.
    Шэнди оглядел коридор. Одна из дверных ручек была деревянной, и Шэнди,
шатаясь, подошел к этой двери. Она была закрыта. Тогда он  повторил  удар,
нанесенный  лысому.  Деревянный  замок   не   выдержал,   треснул,   дверь
распахнулась, и Шэнди, не удержавшись, ввалился  в  комнату,  выронив  при
падении саблю.
    Стоя на четвереньках, он огляделся. В представшей при свете лампы  кар
гипс было мало утешительного: пол засыпан отвратительно пахнувшей листвой,
на стенах развешаны мумифицированные собачьи головы, в дальнем углу грудой
лохмотьев валялся труп  явно  давно  мертвой  негритянки,  а  Бет  Харвуд,
скорчившись у окна, похоже, грызла деревянный подоконник.
    Она с тревогой оглянулась. Глаза ее были живыми и настороженными.
    - Джон! - хрипло выдохнула она, узнав, кто перед ней. - Бог мой, я уже
почти перестала надеяться. Возьмите саблю  и  перерубите  этот  деревянный
засов. Мне он не по зубам.
    Он  неуклюже   поднялся   и,   нащупав   саблю,   двинулся   к   окну,
поскользнувшись на листьях. Щурясь, он пригляделся  к  окну  и  примерился
саблей.
    - Я удивлен, что вы меня узнали, - сказал он.
    - Конечно, узнала, хотя вы и выглядите измученным. Когда  вы  спали  в
последний раз?
    - Не помню. - Шэнди  обрушил  саблю  на  болт.  Дерево  треснуло.  Бет
доломала куски руками и распахнула окно. Прохладный вечерний воздух тут же
разогнал спертую и душную атмосферу комнаты и донес крики тропических птиц
в подступавших к городу джунглях.
    - Там внизу крыша, - сообщила Бет. - А дальше совсем близко подступает
склон холма, можно спрыгнуть. Нам лучше поторопиться.
    - Нам? - тупо повторил Шэпди. - Нет, Бет. Вы  теперь  в  безопасности.
Мой дядя Джошуа Хикс мертв. Вам....
    - Не говорите глупостей,  конечно,  я  отправлюсь  с  вами  вместе  Но
послушайте меня, пожалуйста. Эта негритянка там, в  углу,  умерла,  умерла
опять, я хочу сказать, прошлой ночью, так что мне не пришлось больше  есть
эту проклятую траву. Но я слаба и временами на меня  находит...  не  знаю,
как назвать, помрачение, что ли. Я словно  засыпаю  на  ходу.  Если  такое
случится, не обращайте внимания, просто ведите меня. Я  быстро  прихожу  в
себя.
    - Что ж... Хорошо. - Шэнди выбрался через окно на крышу и повернулся к
Бет. - Вы уверены, что хотите последовать за мной?
    - Да. - Бет вылезла в окно, пошатнулась и ухватилась за плечо Шэнди. -
Да.
    - Тогда пошли.
    Через открытое окно Шэнди слышал, как  преследователи  нерешительно  и
шумно поднимаются по лестнице. Он крепко взял Бет  за  локоть  и  со  всей
быстротой, на которую мог отважиться, повел ее к северному скату крыши.




                  Он стал бледнеть при пеньи петуха.
                  Поверье есть, что каждый год, зимою,
                  Пред праздником Христова Рождества,
                  Ночь напролет поет дневная птица.
                  Тогда, по слухам, духи не шалят,
                  Все тихо ночью, не вредят планеты
                  И пропадают чары ведьм и фей,
                  Так благодатно и священно время.
                               Вильям Шекспир. "Гамлет" (2)

    Они шли несколько часов, избегая оживленных  дорог,  поскольку  отряды
солдат  с  факелами  прочесывали,  казалось,  весь   Спаниш-Таун   и   его
окрестности.  Шэнди  вел  Бет  по  задворкам;  они  пробирались  по  узким
тропинкам между рядами сахарного тростника. Дважды на них  начинали  лаять
собаки,  но  оба  раза  Шэнди  удалось,  насвистев  определенную  мелодию,
заставить ветер дуть в другую сторону и  унести  их  запах.  Он  не  смог,
однако, столь  же  легко  разделаться  с  москитами;  им  с  Бет  пришлось
обмазаться грязью,  чтобы  насекомые  не  так  докучали.  Шэнди  определял
направление и время по звездам, когда они выходили из-под ветвей деревьев.
Однако он не выбросил компас, который купил вместе с одеждой, хотя его вес
оттягивал карман.
    Несколько раз Бет впадала в транс и шла, как сомнамбула; если бы Шэнди
не вел ее за руку, она натыкалась бы  на  деревья  и  кусты.  Однажды  она
просто уснула на ходу, и Шэнди пришлось нести девушку, завидуя ее краткому
отдыху. Все же большую часть времени  Бет  была  бодра,  и  на  протяжении
долгих миль они с Шэнди шепотом беседовали. Бет рассказала Шэнди о  годах,
проведенных в монастыре, а Шэнди описал их с  отцом  путешествия  по  всей
Европе с театром марионеток.  Бет  спросила  Шэнди  про  Энн  Бонни  таким
нарочито равнодушным тоном, что сердце его бешено заколотилось. Он был как
пьяный - от усталости и от счастья - и в ответ  на  ее  вопрос  разразился
довольно бессвязным монологом о любви и расставании, возмужании и  смерти,
рождении и судьбе; когда потом он пытался вспомнить свои слова, оказалось,
что он сохранил о них лишь смутные воспоминания. Но что бы  он  ни  сказал
тогда, Бет была явно довольна услышанным, и  хотя  сейчас  она  шла  не  в
трансе, Шэнди взял ее за руку.
    Беглецы все время старались идти на юг; когда, по оценке  Шэнди,  было
около трех часов ночи, они оказались на  песчаном  берегу.  Между  ними  и
бесконечной чернотой моря смутно виднелись какие-то строения;
    Шэнди показалось, что он узнал здание Морского управления. Они  с  Бет
вышли из-под пальм и двинулись по берегу, прячась в тени домов и пересекая
улицы и площади так быстро и  бесшумно,  как  только  могли.  В  некоторых
здания огни еще не были потушены,  и  несколько  раз  они  слышали  пьяные
голоса, однако беглецов никто не окликнул.
    Они  миновали  несколько  причалов,  но  каждый   раз,   когда   Шэнди
подкрадывался к ним с намерением украсть лодку, его  отпугивали  голоса  и
свет фонаря. Дважды ночной ветер донес до него лязг оружия, и ему  удалось
даже подслушать разговор, в котором было упомянуто имя  Шэнди.  Британские
власти, которым не удалось помешать ему попасть  в  Спаниш-Таун,  явно  не
намеревались позволить ему покинуть город.
    Еще более осторожно, чем раньше, Шэнди и Бет продолжали пробираться на
юг; скоро строения кончились, потянулись  бамбуковые  навесы,  и  наконец,
когда звезды стали бледнеть, беглецы добрались до  широкой  полосы  болот,
окаймлявшей берег моря. На редких  возвышенностях  можно  было  разглядеть
загон для скота или рыбачью хижину. Москиты здесь особенно свирепствовали,
и Шэнди и Бет пришлось обвязать лица оторванными от одежды полосами ткани,
чтобы не вдохнуть насекомых.  Однако  в  этой  безлюдной  местности  Шэнди
чувствовал  себя  спокойнее;  теперь  не  нужно  было  так  заботиться   о
соблюдении тишины и можно было идти быстрее.
    При первых лучах рассвета они подошли  к  полуразвалившемуся  причалу,
рядом с которым качалась на волнах парусная лодка. Шэнди  несколько  минут
всматривался в фигуры пяти или шести оборванцев, дремавших вокруг  костра;
когда ветер раздувал угли, их силуэты четко выступали из темноты.  Наконец
он вернулся к Бет в кусты,  отделявшие  их  от  берега,  и  удовлетворенно
прошептал:
    - Это всего лишь рыбаки. - Бет не слышала его: ею снова  овладел  один
из приступов транса. Шэнди еще раньше накинул ей на плечи  свой  бархатный
кафтан, карман которого оттягивал компас,  и  сейчас  ежился  на  утреннем
ветру. - Пошли, - прошептал он,  поднимая  ее  на  ноги  и  ощупывая  свою
перевязь, чтобы убедиться: все его золотые эскудо на месте.  -  Мы  сейчас
купим лодку.
    Шэнди понимал, что рыбаки будут  удивлены  появившейся  перед  ними  в
холодные  рассветные  часы  странной  парой  -   женщиной,   идущей,   как
сомнамбула, в ночной рубашке и накинутом на плечи кафтане, и ее  спутником
в грязном и запятнанном кровью парадном костюме,  -  но  был  уверен,  что
полдюжины золотых монет усыпят все подозрения.
    К тому моменту когда они  спустились  на  пляж  и  пошли  по  песку  к
причалу, большинство сидевших у костра  повернулись  к  ним;  только  один
человек, в старой соломенной шляпе и накинутом на плечи одеяле,  продолжал
смотреть на позлащенные первыми лучами солнца волны.
    Шэнди улыбнулся, протянул шесть золотых монет на  ладони  затянутой  в
перчатку руки и вывел Бет на скрипучие доски причала...
    Его улыбка исчезла, когда он  разглядел  запавшие  подернутые  пленкой
глаза, серые лица,  подвязанные  челюсти,  зашитую  одежду  и  босые  ноги
сидевших вокруг костра.
    - О, проклятие, - прошептал он безнадежно, понимая, что ни у него,  ни
у Бет нет сил на то, чтобы бежать - он мог  только  беспомощно  стоять  на
месте.
    Без особого удивления он увидел, как человек у причала встал,  сбросив
одеяло и шляпу. В лучах рассвета заблестела лысина. Человек вынул изо  рта
сигару и улыбнулся Шэнди.
    - Спасибо, Джек, - пророкотал он. - Пойдем, моя дорогая. - Он  поманил
Бет, и девушка двинулась к нему, как будто  увлекаемая  непонятной  силой.
Бархатный кафтан соскользнул с ее плеч и упал на доски причала.
    Колени Шэнди подкосились, и он неожиданно для себя сел на доски.
    - Ты же мертв, - пробормотал  он.  -  Я  ведь  убил  тебя...  там,  на
лестнице.
    Бет сделала еще два быстрых шага, едва не потеряв равновесие.
    Лысый печально покачал головой, как если  бы  Шэнди  был  непонятливым
учеником. Он затянулся сигарой и помахал ее вспыхнувшим концом.
    - Ну же, Джек, разве ты забыл тлеющие фитили, которые я всегда вплетал
в волосы и бороду? Тлеющий огонь - то самое  дрогу,  которое  обеспечивает
мне защиту Барона Субботы. Горящая сигара выполняет эту  роль  тоже.  Твой
клинок ранил меня, конечно, но Барон, добрый старый хозяин кладбищ, пришел
мне на помощь, прежде чем я успел испустить дух.
    Бет, пошатываясь, остановилась на причале между ними.
    В  лучах  восходящего  солнца  пышные  локоны  ее  волос   отсвечивали
начищенной медью. Шэнди судорожно шарил  руками  по  доскам  причала,  ища
опоры и не находя в себе силы подняться.
    - Я не злопамятен, - продолжал великан, -  так  же,  как  и  Дэвис  не
держал на тебя зла, когда ты его ранил. Я благодарен тебе за  то,  что  ты
доставил мне невесту - единственную женщину в мире, которая пролила  кровь
в Эребусе, - и был бы чертовски рад видеть тебя боцманом  на  борту  моего
судна.
    Из зажмуренных глаз Шенди  потекли  слезы  и  закапали  на  деревянный
настил причала.
    - Скорее ты попадешь в ад, Черная Борода. Гигант засмеялся, не отрывая
пристального взгляда от приближавшейся к нему девушки.
    - Черная Борода мертв, Джек, - сказал он, жадно глядя на Бет Харвуд. -
Ты должен был слышать. Моя смерть подтверждена  документально,  есть  куча
свидетелей. Теперь мне нужно другое прозвище, Лысунчик,  быть  может,  или
Плешивчик. - И он раскатисто захохотал, и его неподвижные мертвецы вторили
ему, фырча сквозь ноздри, словно больные лошади.
    Шэнди рассеянно подтягивал к себе свалившийся кафтан, и тут он нащупал
в нем нечто твердое. Он запустил руку в карман и сразу  же  узнал  круглый
диск из латуни со стеклянным верхом - купленный  им  морской  компас.  Его
сердце бешено заколотилось, и с убедительным,  как  ему  казалось,  стоном
отчаяния он повалился на пирс, лицом прямо в бархат кафтана.
    Гигант потянулся к Бет.
    Шэнди вытащил компас из  кармана  и  на  секунду  растерялся:  чем  же
разбить стекло?!
    Черная Борода коснулся Бет Харвуд, и воздух вокруг глухо  содрогнулся,
будто некая исполинская сила ударила в купол неба.
    Шэнди  открыл  рот  и  стиснул  компас  зубами.  Латунь   немилосердно
врезалась в десны, он почувствовал, как хрустнул и сломался коренной  зуб,
но челюстей так и не разжал. Несмотря на невыносимую боль, едва  не  теряя
сознание, он продолжал давить зубами на  стекло.  Сквозь  туман,  плывущий
перед глазами, на грани беспамятства он вдруг увидел, как  Тэтч  хозяйским
жестом кладет свою ручищу на локоть Бет, и это зрелище придало  ему  силы.
Стекло наконец не выдержало и треснуло. Шэнди вытащил компас  изо  рта  и,
выплевывая осколки стекла и сгустки крови, вырвал иглу компаса и загнал ее
под кожу оплетки эфеса своей шпаги, пока металл не заскрежетал  по  стали.
Он бережно взял эфес израненной рукой в перчатке и  решительно  сжал  его.
Игла впилась в плоть. Он приподнялся, занес саблю над головой и словно  по
наитию позвал:
    - Фил!
    Ему даже оглядываться не пришлось, настолько ощутимо  вдруг  оказалось
присутствие друга. Шэнди с усилием встал на ноги, поднял оружие  рукой,  с
которой капала кровь, и  на  подкашивающихся  ногах  стал  приближаться  к
Тэтчу.
    И хотя грузная фигура четко вырисовывалась на фоне светлеющего моря  и
неба, Тэтч - быть может, даже и не по своей воле, - оказался тоже не один.
Словно для поддержания некоего космического равновесия призыв Шэнди вызвал
секундантов для них обоих. Шэнди не был уверен, откуда пришло к  нему  это
знание: звук?.. запах?..  Да,  конечно  же,  запах  -  слабая,  эфемерная,
раздражающая  смесь  одеколона,  шоколадного  сиропа  и   грязного   белья
отравляли чистый морской воздух.
    Памятный запах Лео Фрейда.
    Рука Тэтча скользнула на плечо  Бет  и  сдавила  его.  Он  лихорадочно
облизывал губы, прилипшая сигара болталась в  уголке  рта,  глаза  масляно
поблескивали, из гигантской груди с хрипом рвалось натужное дыхание,  лицо
покрылось потом. И сделав пару шагов навстречу Тэтчу, Шэнди  вдруг  понял,
что изгнанный из  мира  живых  Лео  Френд  сейчас  занимает  то  же  самое
пространство, что и Тэтч, и,  по  крайней  мере  в  эту  минуту,  является
хозяином положения.
    Левой рукой Шэнди ухватил Бет за другое плечо и оттолкнул ее  подальше
от этого монстра. Она отшатнулась в сторону. Шэнди ударил Тэтча  по  щеке,
выбив сигару изо рта. Она отлетела прочь, зашипев в воде, словно змея.  Не
давая врагу опомниться, Шэнди сделал выпад, вонзив клинок сабли в живот.
    Глаза великана по-прежнему были широко раскрыты. Он смотрел  прямо  на
Шэнди, и теперь это был уже не Френд, а Тэтч. Рот  скривился  в  уверенной
улыбке, хотя в углах губ пузырилась кровь.
    Тэтч сделал шаг вперед. Шэнди всей тяжестью навалился на  саблю,  игла
впилась в ладонь, боль пронзила руку до самого плеча, он едва  не  потерял
сознание и все же вынужден был податься назад. Доски глухо заскрипели  под
ногами.
    Тэтч, продолжая ухмыляться окровавленным ртом, вновь шагнул вперед,  и
Шэнди приготовился встретить новую волну боли. Он почувствовал, как лезвие
сабли пронзило тело лысого  великана  насквозь  и  вышло  из  спины.  Тэтч
дотянулся до костра, протянул руку, словно изысканное лакомство с подноса,
аккуратно подобрал один из алеющих угольков и сдавил в кулаке.
    И по всей округе морские птицы встревоженно  загомонили,  взвившись  в
воздух и беспорядочно кружа.
    Дымок заструился меж пальцев Тэтча, и  Шэнди  явственно  услышал,  как
зашипела опаленная ладонь.
    - Тлеющий огонь, - проскрежетал великан и быстро шагнул  назад.  Сабля
Шэнди выскользнула из тела, и Тэтч выхватил свою рапиру. На  мгновение  он
замер, глядя на капли крови, сбегавшие по руке Шэнди.
    - А, Джек, - сказал Тэтч тихо, - вижу,  кто-то  посвятил  тебя  в  эту
тайну железа и крови. Игла компаса, небось, да? Это не подействует  против
Барона Субботы, Джек. Он больше, чем  просто  лоа,  и  уже  не  связан  их
законами. Еще за столетие до рождения Жана Петро Барон  показал  карибским
индейцам, почему надо бояться наступления ночи. Брось саблю!
    Шэнди почти был уверен, что проиграл, но ощущал  незримое  присутствие
Филипа Дэвиса  и  исходящее  от  него  дружеское  одобрение.  И  когда  он
заговорил, ему даже показалось, что его устами говорит сам Фил.
    - Я и мои парни, - хрипло, но отчетливо произнес Шэнди,  -  отчаливаем
на Нью-Провиденс, чтобы сдаться Вудсу Роджерсу. - Он оскалил окровавленные
зубы. - Делай выбор, Тэтч: присоединяйся к нам и поклянись разделять  наши
цели либо прими смерть, здесь, сейчас же, немедленно.
    Какое-то мгновение Тэтч растерянно глядел на  Шэнди,  а  затем  угрюмо
засмеялся.
    ...И внезапно Шэнди покачнулся на лавке в плотницкой мастерской, держа
в правой руке деревянную марионетку. Это была одна из самых дорогих, в ярд
высотой, сицилийских кукол;  Шэнди  велели  держать  ее  крепко,  пока  не
высохнет клей, которым ее голова  крепилась  к  туловищу.  Но  в  спине  у
марионетки торчала какая-то  острая  щепка,  она  впивалась  в  ладонь,  и
судорожная боль растекалась по руке. Да и  сам  Шэнди  уже  устал  держать
тяжелую куклу. Рука от напряжения занемела и начала дрожать. Но  выпустить
ее Шэнди не мог, ведь тогда кукла была бы совершенно испорчена.
    Ее ярко раскрашенные глазки смотрели  прямо  на  Шэнди,  рот  внезапно
приоткрылся.
    - Отпусти меня, - сказала она. - Разожми пальцы, брось меня.
    Деревянная кукла разговаривала голосом самого Шэнди! Означает ли  это,
что так и нужно поступить? И избавиться от мучительной боли?! Шэнди  очень
хотелось, но он вспомнил, как гордился его  отец,  когда  они  купили  эту
марионетку. Нет, решительно никак не мог он ее уронить,  как  бы  ни  было
больно.
    - Брось меня! - повторила марионетка. "Ну почему бы  и  нет,  -  думал
Шэнди. Боль становилась все сильнее и сильнее. - Что из того, что от этого
зависит моя жизнь? Просто невозможно терпеть эту боль, да к  тому  же  все
эти марионетки, ведь они долго не служат, их век короток!"
    И тут ему припомнился древний негр, который разговаривал с ним в лодке
на Сене:
    - Ты перенял этот трюк  с  комочком  глины  от  Филипа  Девиса,  и  ты
потратил его впустую. Он преподал тебе еще  кое-что,  и  мне  не  доставит
удовольствия видеть, как ты и это тоже растратишь впустую.
    Негр исчез, но его плечо ободряюще и дружески сжала чья-то рука, и  он
решил, что подержит марионетку еще чуть-чуть.
    Он открыл глаза и прямо перед собой увидел лицо Бет Харвуд.

    Бет не сразу сообразила, где находится - на причале, в рассветный час,
в одной ночной сорочке и в окружении застывших мертвецов. Прямо перед  ней
был Джон Шанданьяк с саблей в руке, с которой капала кровь, противостоящий
огромному лысому мужчине с дымящимся кулаком и  с  отвратительной  колотой
раной в животе.
    Утренний зябкий холод и свежий запах моря окончательно убедили ее, что
зрелище не было очередной галлюцинацией. В воздухе ощущалось  титаническое
противостояние  и  вызов,  порывшись  в  памяти,  она  извлекла  последние
реплики:
    - А, Джек, кто-то посвятил тебя в  эту  тайну  железа  и  крови.  Игла
компаса небось, да? Это не  подействует  против  Барона  Субботы...  Брось
саблю!
    Ее взгляд метнулся к руке Шэнди, в которой  он  держал  саблю,  и  она
поморщилась, увидев кровь, лужицей натекшую на доски настила. И  в  то  же
время она понимала, что железная стрелка компаса, впившаяся в ладонь, была
единственной надеждой и спасением Джека. И что этот лысый великан пытается
заставить Джека бросить саблю.
    Его глаза были плотно зажмурены, и сабля дрожала в его руке. Джон  уже
был готов выпустить ее.  И  тогда  Бет  устремилась  к  нему.  Она  крепко
обхватила его за плечо одной рукой, а другой поддержала занесенную  саблю,
ухватившись за острое как бритва  лезвие.  Ее  собственная  горячая  кровь
потекла по холодной стали и смешалась с кровью Шэнди. Его глаза открылись,
и взгляды их встретились.
    Когда их кровь смешалась, лысый отшатнулся прочь, но Бет  чувствовала,
что это еще не победа.
    И в это мгновение в голове у нее раздался голос. Сначала она  даже  не
хотела вслушиваться в этот циничный голос, голос этого несносного  пирата,
Филипа Дэвиса... Но он объяснял нечто, что нужно было ей знать,  что-то  о
тех областях магии, которые доступны лишь женщинам и  становятся  доступны
мужчинам лишь при определенных обстоятельствах...

    - Ты, Джон, берешь ли ты меня, Элизабет Харвуд, в свои законные  жены?
Клянешься ли ты... любить и беречь меня... в э-э-э... в  богатстве  ли,  в
бедности... здравии и в болезни... пока смерть нас не разлучит?
    Ее ночная сорочка развевалась и билась  вокруг  колен  на  поднявшемся
утреннем ветерке, и ее била дрожь, словно вымокшую под дождем кошку.
    Тэтч снова попятился.  Он  со  свистом  рассекал  перед  собой  воздух
рапирой, словно рубя невидимое препятствие.
    - Нет, - сдавленно прохрипел он. - Ты моя! Ты не можешь!..
    - Клянусь... А ты, Элизабет, берешь ли ты меня, Дже... Джона,  себе  в
мужья? Клянешься ли ты любить и беречь меня  в  здравии  и  в  болезни,  в
богатстве и в бедности, пока смерть не разлучит нас?
    Тэтч яростно завыл.
    - Клянусь, - сказала Бет.
    Она отпустила лезвие и прижала порезанную ладонь к груди. Шэнди уже не
нуждался в  помощи,  он  ощущал  в  себе  прилив  бодрости,  боль  куда-то
отступала,  окружившие  его  мертвецы  начали  было  придвигаться,  но  их
оттолкнула некая сила, в мгновение ока превратив их в прах.
    Шэнди не мог бы сказать, кто - отец ли, Дэвис ли - подтолкнул его,  но
он кинулся на Тэтча. И хотя сапоги громко  затопали  по  скрипучим  старым
доскам, а рука с саблей метнулась вперед, он вновь видел себя  как  бы  со
стороны и ощущал, словно кто-то там, наверху, ловко управлял  раскрашенной
куклой, которой является он сам.
    Ошеломленный Тэтч сгорбился, выставив вперед рапиру.
    Делая последний бросок, Шэнди почувствовал, как где-то там  решительно
дернули за ниточку, и он обманным движением отвел рапиру.  Тэтч  парировал
наотмашь, но клинка  Шэнди  там  уже  не  было.  Поднырнув,  острие  сабли
пронзило незащищенный бок Тэтча.
    Пламя ожгло руку Шэнди, он чуть было не свалился с причала в воду.  Но
Тэтч все еще стоял, и Шэнди усилием воли заставил себя держаться на ногах,
ощущая себя частичкой великой  цепи,  в  которой  звеньями  стало  все:  и
смешавшаяся кровь его и Бет, и намагниченное железо компасной  стрелки,  и
холодный металл клинка. И на мгновение его сознание как  бы  распахнулось,
охватило все  окружавшее,  он  мог  видеть  себя  через  глаза  Бет  и  до
отвращения реально ощущал внутренности Тэтча на своей сабле...
    ...А потом все вокруг начало умирать. Чувством, которое вряд ли  можно
было бы назвать слухом, Шэнди уловил  стоны  изгнанных  существ,  искавших
убежище от солнечного света в море  и  зарослях...  Сиюминутные  творения,
созданные могущественным волшебством из инертных стихий, они  в  мгновение
ока канули в небытие, как капли дождя, жадно впитанные иссохшей  почвой...
Шэнди ощущал, но не откликался на отчаянные  голоса,  которые  молили  его
приютить их в своем сознании... и одно невидимое,  но  огромное  существо,
мрачное,  черное  и  холодное,  как  гибель  всего,   что   было   светом,
принужденное покинуть свой разбитый сосуд, угрюмо пригрозило Шэнди, прежде
чем убраться в утекающую на запад ночь...
    И когда Тэтч повалился на доски  причала,  выбив  саблю  из  онемевших
пальцев Шэнди, тот в тупом изумлении уставился на труп, ибо то,  что  было
Тэтчем, оказалось все изрублено и покрыто зияющими ранами от пуль, а левое
плечо рассечено, как от удара пики.
    Предсказание Печального Толстяка, похоже, исполнилось. Смерть Тэтча  и
впрямь явилась из Старого Света в образе Шэнди.
    Шэнди несколько минут безмолвно взирал на изуродованный труп, а  затем
огляделся. Мертвецы исчезли. Бет спокойно стояла, опустив  руки,  и  кровь
размеренно капала из порезанной ладони. Солнце уже взошло, и  Шэнди  вдруг
сообразил, что ему надо поторапливаться, если он хочет  успеть  перевязать
раны себе и Бет, сжечь труп Тэтча и привести парусную лодку к условленному
месту встречи, где поджидал "Кармайкл", прежде чем  Скэнк,  повинуясь  его
приказу, поднимет якорь и отплывет прочь.
    И даже тогда его проблемам не будет положен конец. Бет,  вероятно,  со
временем перестанут преследовать припадки беспамятства, но не  взбунтуется
ли его экипаж, когда он прикажет  вернуться  назад,  на  Нью-Провиденс?  И
удастся ли убедить губернатора Роджерса, что ни одно из действий прошедших
двух педель не нарушало буквы королевской амнистии?
    Его взгляд упал на  иглу  компаса,  торчавшую  из  пропитанной  кровью
правой перчатки. Погруженный в мысли, Шэнди медленно  расшатал  застрявшую
иглу и выдернул ее, даже не чувствуя боли. Потом он улыбнулся, кинул ее  в
сверкавшие под низкими лучами солнца волны и, щурясь от света,  рассмеялся
тихо и удовлетворенно, поскольку был женат на Бет Харвуд. Очевидно,  удача
по-прежнему сопутствовала ему, и он был полон уверенности,  что,  несмотря
на все штормы, которые еще предстоит пережить, ему удастся поставить парус
и направить лодку туда, где  его  ждет  тихая  гавань.  Ведь  его  трепали
гораздо более сильные бури.
    Все еще  улыбаясь  собственным  мыслям,  он  принялся  разрывать  свою
шелковую с кружевами рубашку на длинные полосы.

    1 Салмагунди - мясной салат с анчоусами, яйцами и луком.
    2 Перевод Б.Пастернака.

Last-modified: Thu, 20 Jan 2000 18:42:47 GMT

Оцените этот текст: