ь или  сорок  времен,  которые  владели  порталом  или
приближались к его построению. Но этого мало! Сколько  будет  тридцать  по
отношению к бесконечности?
     - Не забивай меня математикой, Дом!
     - Это не математика! Сейчас октябрь 1983, верно? И не только здесь, а
везде! Они не обогнали нас во времени! Им просто повезло... пятьдесят  или
сто лет назад. Но ведь это октябрь 1983-го и для  бесконечного  количества
параллельных времен - не только их и нас... всех  Времен!  И  везде  время
летит вперед! Может быть, в эту самую  секунду,  в  каком-то  паравремени,
куда никто не заглядывал, ты и я прорываем оболочку времен! И может  быть,
найдутся четыре-пять, кто  еще  не  сделал  этого,  но  пойдет  следом.  К
Рождеству возникнет дюжина паравремен, вмещающих в  себе  другие  миры,  к
январю - на двадцать пять  -  тридцать  больше...  и  в  феврале...  и  на
следующий год... и потом!
     - О Господи! - прошептала Найла.
     - И однажды, - закончил я, - их станет так много... их будут тысячи и
миллионы...  они  прорвутся  все  разом!  Ты  думаешь,  кто-нибудь  сможет
остановить их?
     - Милый святой крошка Иисус! - сказала Найла.
     - Вот именно!
     - Но ведь это же баллистический отскок!
     Я кивнул, подтверждая правильность догадки. Найла то ли с ужасом,  то
ли с уважением (для того,  чтобы  это  понять,  я  ее  знаю  недостаточно)
взглянула на меня.
     - И ты единственный, кто знает об этом?
     - Конечно же, нет! Об этом знают,  например,  те  люди,  которые  нас
схватили. И, уверен, есть другие! Все это можно увеличить в несколько раз.
Многие народы... как у сенатора, еще не дошли до  этой  стадии.  Многие...
хорошо, они просто не говорят об этом - боятся, я полагаю.
     Она воскликнула:
     - Чертовски точно, они боятся! Лично я - просто в панике!
     - Ну ладно, все это очень плохо. Если вы не боитесь, значит, у вас не
все дома. Но посмотрим и с хорошей стороны. С нами, несомненно, все  будет
о'кей! Мы уйдем в пустыню. Это будет эксцентрично, но не так опасно, как в
городе... где, я не знаю, что может случиться... например, в вашу  спальню
влетит цеппелин или еще куда-нибудь.
     Найла посмотрела на меня как-то странно: немного с неприязнью.
     - Ты сказал, - ехидно заметила она,  -  что  мы  выживем  и  потесним
остатки человеческой расы? Верно? - она перешла на крик. - И ты еще посмел
сказать, что я была грубой и эгоистичной, жестокой...
     - Но-но! - я нежно прикоснулся ладонью к ее губам.  -  Я  не  говорил
ничего подобного! Точно, и мне  не  безразлична  судьба  людей,  я  о  них
забочусь!
     - Но... но зачем тогда мы заговорили об этом, Дом?
     Я сказал:
     - Просто так, любовь моя! С этим мы ничего не можем поделать, но  это
непременно случится... Правда, есть один хороший момент.
     Я  подождал,  когда  Найла  заинтересуется.  Как  только  она  начала
сердиться, и нахмурила брови, приоткрыла ротик, я подумал, что,  если  она
спросит первой, мне это не понравится... и поспешил:
     - Это начнется с малого! Я уверен, прежде чем  станет  в  самом  деле
плохо, мы сможем  эвакуировать  города  или  что-нибудь  предпринять.  Это
неотвратимо... ты меня понимаешь? Мы  сделаем  самое  лучшее,  что  только
можно!
     Она соскочила с постели и посмотрела вниз, на  пустынные  равнины.  Я
дал ей время на размышление.
     - Дом, - спросила она, - а ты  уверен,  что  мы  поступаем  верно?  Я
говорю о ребенке... Иногда мне кажется,  что  это  понравилось  бы  и  мне
самой... Но примет ли этот страшный мир наших детей?
     Я поднялся и подошел к Найле, обнял за плечи.
     - А ты считаешь, что это знает кто-нибудь?