Вот насколько я был близок. К тому, чтобы стать монахом. Снаружи меня ждали родители. Они принесли мне, во что одеться. Я с трепетом вышел к ним, сознавая, что меня ждут большие, очень большие неприятности. Неприятностей, однако, не произошло. Вместо этого мама обняла меня и поцеловала, а отец назвал меня героем. Выяснилось, что Т.С. Давстон успел поговорить с ними, и все объяснил. Он рассказал им, как мы вместе с ним начали генеральную уборку у нас дома, чтобы устроить им сюрприз, когда они вернутся с представления. И как в дом ворвались злобные хулиганы и разнесли все кругом. И как они взорвали мою Плюшку. Когда у него потребовали описать этих хулиганов, Т.С. Давстон смог вспомнить лишь, что они были в масках, но "сильно смахивали на цыган". 10 Выбрось сигарету, дружище, на Хамфри Богарта все равно не тянешь. Народное Лично я в шестидесятые годы провел время очень неплохо. Я знаю, что о них рассказывают много всякого вздора. Вроде той чепухи, что "если ты помнишь шестидесятые, значит, тебя там не было", и так далее. На самом деле, в те годы были вещи и поинтереснее, чем только "секс, наркотики, рок-н-ролл" (хотя и это могучее трио уже самодостаточно). Конечно, была свободная любовь: Тайное мировое правительство еще не успело изобрести ВИЧ. Конечно, были наркотики, и многие молодые умы перешли в измененное состояние сознания, да так в нем и остались. И конечно же, Боже мой, конечно же был добрый старый рок-н-ролл. Точнее, добрый новый рок-н-ролл. Но было и кое-что еще, много чего еще. К примеру, были йо-йо. Может быть, вы еще помните йо-йо: в конце девяностых мода на них ненадолго вернулась, и может быть, даже сейчас такая игрушка валяется в радиоактивной пыли в углу вашего бомбоубежища. Но бьюсь об заклад, вы не сможете вспомнить, что с ней делать, и уж конечно вы не знаете, что йо-йо было изобретено в Брентфорде. Вот-вот, именно там. Йо-йо изобрел Норман Хартнелл [Опять-таки, не путать с тем, другим Норманом Хартнеллом]. Это было его самое первое изобретение. Будет справедливо отметить, что, изобретая его, он не намеревался изобрести игрушку. Он изобрел йо-йо в качестве двигателя для своего мотороллера "Веспа". Норман просто помешался на альтернативных источниках энергии и страдал этим всю свою жизнь. Он пытался сделать двигатель, работающий без топлива. Этот Святой Грааль науки: вечный двигатель. Каким образом это пришло ему в голову, непонятно. Но если бы я заключал пари, я бы ставил на то, что эту идею подсказал ему Т.С. Давстон. К 1967 году, о котором я сейчас пишу, Т.С. Давстон уже утвердился в роли ментора Нормана. Теперь Норман стал главой семейного дела, поскольку его отец скоропостижно скончался в результате идиотского несчастного случая, в котором были задействованы наручники, цемент, и глубокий канал. Точные обстоятельства его гибели до сих пор остаются тайной и, хотя полиция провела допросы сицилийцев, державших винный магазин по соседству, не арестовали ни одного. Почему полиция вообще кого-то подозревала, лично я понять не могу. А если они собирались выбить из сицилийцев денег, так этот зловещий план вскоре был сорван. Потому что сицилийцы были в один миг стерты с лица земли через неделю после смерти отца Нормана, в результате другого идиотского несчастного случая. На этот раз в нем были задействованы их почтовый ящик и брикет динамита. Они были последними сицилийцами в Брентфорде, и, пользуясь выражением Фланна О'Брайена, не думаю, что этот вид снова будет встречаться в наших местах. Так вот, 1967 год многие с нежностью вспоминают, как Лето любви. И тысяча девятьсот шестьдесят седьмой год действительно был Летом любви. Конечно, не только летом. Были и другие времена года, и у каждого было свое название. Например, были Зима уныния, Весна тоски и Осень такой полной безысходности, что хотелось вскрыть себе вены. Но по каким-то непонятным причинам люди запомнили только лето. Я прекрасно помню то лето. Этим летом в жизнь вошли йо-йо и Брентсток. Да, Брентсток. Легендарный фестиваль, три дня Любви, Мира и Музыки. Я там был, понимаете, и я все видел. Позвольте мне рассказать о нем. Для меня все это началось одним весенним утром. Мне было страшно тоскливо, хотя и не понимал, почему. Я бросил школу в июле в предыдущем году и с той поры работал, где придется: всегда на подхвате, платили мне мало, и увольняли при первой возможности. Но с этим не было проблем. В шестидесятые годы не было безработицы и как только тебя выгоняли с одного места, можно было сразу найти другое. Конечно, все эти места были дерьмовые, но это лучше, чем безработица. Однако той весной я нашел себе новое место, и на этот раз весьма перспективное. Меня взял на работу Т.С. Давстон. Официально моя должность называлась "надсмотрщик на плантации", и я должен был одеваться в форму и носить сапоги и кнут. Проще простого. Все, что мне нужно было делать -- это ходить между рядов рабочих-иммигрантов, поколачивать их кнутовищем и подгонять, чтобы не отлынивали. О такой работе можно только мечтать. Так что я до сих пор не знаю, почему мне было так тоскливо. У Т.С. Давстона была поговорка: "Завтра принадлежит тем, кто способен предвидеть его". И, конечно, он был именно из таких людей. Я помню, как он однажды сказал, что когда-нибудь в Брентфорде не будет мексиканского квартала, и помню, как я тогда посмеялся над ним. А ведь он оказался прав: к 1967 году почти все латинос перестреляли друг друга, а те, что остались -- в основном старухи и девчонки-малолетки -- жили теперь в лачугах на краю плантации и работали на Т.С. Давстона. Возможно, следует подробнее рассказать о том, где располагалась эта плантация. Ведь именно там и проходил Брентсток. Плантация была расположена на участках Брентфордского садоводческого товарищества св. Марии. Вплоть до середины шестидесятых в нем еще оставалось немало владельцев участков, которые арендовали клочки земли у городского совета и каждый год, соответственно, собирали с них собственноручно выращенный урожай фруктов и овощей. Но потом один за другим, старики вымирали, и один за другим освобождались их участки. И Т.С. Давстон скупал их -- один за другим. И теперь они принадлежали ему почти все, за исключением одного. Владельцем этого последнего участка был его "дядюшка", старый Пит, и Т.С. Давстон его не трогал. А все остальные участки перепахали, и огромное поле, отлого спускающееся к Темзе, стало табачной плантацией. Я немало поломал голову над этим. Я всегда думал, что выращивать табак без какой-нибудь лицензии от правительства -- противозаконно. Но, видимо, к Брентфорду это не относилось. К чему угодно, но не к Брентфорду. Это традиция, или старинный договор, или что-то вроде того. И вот я стал работать надсмотрщиком. Форма, сапоги, кнут и все такое. В шестьдесят седьмом году на плантации был первый большой урожай. И все следовало делать именно так, как того желал Т.С. Давстон. Годы труда ушли на это. Табак не слишком охотно растет в предместьях Лондона, но этот конкретный сорт подвергся генетической обработке. У Т.С. Давстона осталось множество записей, принадлежавших некоему Джону Перу Джонсу, и с помощью Старого Пита он вывел быстрорастущий сорт табака, успешно сопротивляющийся местным вредителям и прекрасно развивающийся в условиях английской погоды. Это было большое достижение, и те, кого охранники пропускали через укрепленные ворота в высокой загороди из колючей проволоки, останавливались на месте, пораженные красотой этих растений. Не слишком надолго, впрочем, потому что иначе они получали от меня кнутом. В то весеннее утро началась первая жатва. Работницы надрывались на плантации, а Т.С. Давстон и я сидели в высоких креслах, попыхивая только что изготовленными сигарами [скрученными на бедре смуглой девственницы] и потягивая бесцветную жидкость из бутылок без этикеток. Т.С. Давстон порылся в боковом кармане своего модного кафтана, что-то достал оттуда и протянул мне. -- Бьюсь об заклад, ты ничего подобного еще не видел, -- сказал он. Я внимательно осмотрел этот предмет: два деревянных диска, соединенных тонкой деревянной осью, к которой был привязан кусок веревки. -- Здесь ты прав, -- сказал я. -- Не видел. Что это? -- Это вниз-и-вверх-и-внизка. -- Легко сказать, -- заметил я. -- А что она делает? -- Едет вниз, и снова вверх, и опять вниз. Смотри, показываю. Он отобрал у меня эту штуку, нацепил конец веревки на средний палец и отпустил ее. Когда веревка полностью размоталась, он легонько дернул ее кверху, эта штука взобралась обратно, и он поймал ее. -- Невероятно, -- сказал я. -- Ничего удивительнее в жизни не видал. -- Это что, сарказм? -- спросил Т.С. Давстон. Я подумал над его вопросом. -- Возможно, -- сказал я. -- Но как она работает? Там что, моторчик внутри? Или, как было бы правомерно предположить, это работа неких демонических сил? Т.С. Давстон перегнулся через меня и забрал мою бутылку. -- Тебе, похоже, уже хватит, -- заметил он. Я покачал головой. -- Нет, выпивка здесь ни при чем. Хотя, может быть, это та таблетка, которую я съел на завтрак. -- Ну, это можно простить. В конце концов, на дворе шестидесятые годы. -- Ну так как, все-таки, она работает? Она же нарушает закон тяготения. -- Вот и Норман так сначала думал. К сожалению, не нарушает. А работает она благодаря инерции и этому легкому движению кистью. -- Как и многое другое, -- заметил я. -- Или, по крайней мере, то единственное, что приходит в голову. Так для чего она? Или ни для чего? -- Должна быть для чего-то. -- Т.С. Давстон положил эту штуку на ладонь. -- Все должно быть для чего-то. К примеру, ты можешь с ней показывать фокусы. -- Я как раз не могу. -- Ну ладно. Я имел в виду, что я могу с ней показывать фокусы. И Т.С. Давстон продемонстрировал это. Он снова послал свою штуку вниз, но на этот раз дал ей проскользнуть по земли и только потом дернул ее кверху. -- Это я называю "выгуляй собаку". Я похлопал в ладоши. Потом он показал еще один фокус, на этот раз совершая какие-то сложные манипуляции с веревкой. -- А этот называется "укачай малыша". Я снова захлопал в ладоши. Т.С. Давстон показал весь свой репертуар. Он дал название каждому фокусу. Там были "отшлепай макаку", "пощекочи письку", "расчеши бороду" и даже "выпей чаю с пастором". Последний потребовал таких сложных телодвижений, что у Т.С. Давстона даже пот на лбу выступил. -- Слушай, знаешь, что ты сейчас держишь в руках? -- спросил я, когда он, наконец, закончил. -- Пока нет. И что же? -- Две деревяшки на конце веревочки. Выбрось эту дурь, пока кто-нибудь тебя с ней не увидел. Но кое-кто уже увидел его. Если точнее, все, кто работал на плантации в этот момент, его видели. Они все остановились, и глазели на него и, к моему удивлению, тоже аплодировали. Т.С. Давстон уставился на столь тепло принимающую его аудиторию, а я уставился на Т.С. Давстона. Он не давал им разрешения бросить работу, и я подозревал, что он сейчас прикажет мне пристрелить парочку тех, что постарше, в назидание остальным. Не приказал. Потому что вдруг все работницы упали перед ним на колени. Они кланялись Т.С. Давстону. -- Йо-Йо, -- закричала одна из них. И вдруг закричали все остальные: -- Йо-Йо! -- Что они делают? -- спросил Т.С. Давстон. Я изумленно потряс головой. -- Они поклоняются тебе. Они думают, что ты -- Йо-Йо. -- А кто такой, во имя "Золота Виргинии", этот Йо-Йо? -- А! -- сказал я. -- Ты не знаешь про Йо-Йо, потому что ты не ходил в школу св. Аргентия, как я. Снаружи мексиканцы, может, и католики, но они также поклоняются своим Старым богам. Один из них -- Йо-Йо. Он как-то там облажался, на небесах, и его послали на землю. Здесь он отличился, поработав среди крестьян, и снова взошел на небо. А там опять облажался, и его снова отослали вниз, а здесь он... -- Совершил много добрых дел, и снова вернулся на небо. -- Вот-вот. Снова вверх, и снова вниз, и снова вверх. Точно так, как твоя вниз-и-вверх-и-внизка. Т.С. Давстон улыбнулся -- почти как Господь Бог. -- Точно так, как мое йо-йо, ты хотел сказать. Жатва в том году была закончена вовремя. И Т.С. Давстону она не стоила ни гроша. Он приказал мне сходить к Норману с тючком табака. Я обменял его на сотню йо-йо, которые этот лавочник выточил на токарном станке меньше чем за час. Т.С. Давстон расплатился ими с работницами, и они ушли счастливые, унося эти священные реликвии в свои хижины, и всю дорогу почтительно кланялись и приглаживали челки. Или как там это называется у женщин. Может быть, челки и называется. И так на свет явилась йо-йо-мания. Скоро она распространилась по всему городку, и Норман, если бы ему хватило прозорливости запатентовать эту штуку, мог бы сколотить состояние на их продаже. А запатентовал йо-йо некий мистер Крэд, который продал патент одной из крупных фирм по производству игрушек за неизвестную сумму плюс выплаты роялти. Только много лет спустя я узнал, что мистер Крэд и мистер Давстон -- одно и то же лицо. Йо-йо-мания явилась на свет и начала свое победное шествие. Происходило это по обычному сценарию: сегодня Брентфорд, завтра -- весь мир. Конечно, были и проблемы. Архиепископ Кентерберийский осудил йо-йо как "пагубный языческий культ", и это безмерно способствовало увеличению продаж. Мэри Уайтхаус потребовала поднять вопрос о йо-йо в Парламенте, и вопрос был поднят. Член кабинета министров, выступая на лужайке перед Вестминстерским дворцом, заявил, что эти игрушки не наносят ни малейшего вреда здоровью, и репортеры засняли его дочь, играющую с йо-йо. В желтой прессе, разумеется, появились неизбежные страшилки про смерти и самоубийства, вызванные йо-йо. Началась эпидемия "пальцевого синдрома йо-йо", вызванного слишком тугой петлей, пережимающей кровеносные сосуды, и миссис Уайтхаус снова бросилась к телефону с требованием размещать на упаковке соответствующее предупреждение министерства здравоохранения. В свою очередь, тот же член кабинета министров снова появился на лужайке, в этот раз без дочери, которая, по всей видимости, была в больнице. "БЕЗУМИЕ ЙО-ЙО", как теперь называли это бульварные газетенки, в конце концов умерло естественной смертью. Так оно обычно и случается. Мода приходит, мода уходит, и редко кто знает, почему. Если вообще кто-либо знает. Вот она есть -- и вот, назавтра, ее уже нет. А завтра принадлежит тем, кто способен его предвидеть. Так что насчет Брентстока, спрашиваете вы. Так вот -- насчет Брентстока. 11 Если музыка -- пища для любви, то я не знаю, что тогда сигара. Нимрод Тумс -- Я собираюсь вернуть долги. Так сказал Т.С. Давстон. Мы сидели перед "Летящим лебедем". Был теплый поздний весенний вечер, и мне было невероятно тоскливо. Однако, заметьте, поскольку приближалось лето, в основной теме моей тоски начинали появляться нотки любви. Солнце уже почти опустилось за газгольдер, и последние его лучи играли на кружках с пивом "Лардж", стоявших перед нами, и отражались в наших невинных голубых глазах. -- Вернуть долги? -- переспросил я. -- Вернуть долги. -- Ну, не знаю, кому именно ты должен, но если мне -- я рад, что ты вспомнил об этом. -- Не тебе, -- сказал Т.С. Давстон. -- Городу. Я здесь родился, здесь вырос, и теперь хочу расплатиться за все, что получил у родины. -- Мне нравятся жители Брентфорда, за редким исключением, -- заметил я. -- Не думаю, что стоит так злиться на них, и называть "уродинами". Т.С. Давстон легонько двинул меня в ухо. -- "Родина", -- объяснил он, -- без "у". Я поднялся с земли. -- Похоже, тут ты меня недопонял, -- пробормотал я. -- Дела идут превосходно. -- Т.С. Давстон допил пиво и уставился на донышко кружки. -- Урожай собрали раньше намеченного. Скоро можно будет упаковывать табак, а потом пройдет совсем немного времени, и в ближайшем будущем сигары, сигареты и нюхательный табак в коробках и пачках с легко узнаваемым логотипом Давстона сплошным потоком пойдут по конвейерам. Кроме того, мне поклоняются как богу, что само по себе немало. И это не все. Мне повезло еще кое с чем. -- Он вытащил из кармана йо-йо и принялся любовно полировать его о рукав. -- И ты хочешь вернуть долги? -- Да, городу. -- И что же ты придумал? Что-нибудь революционное? Довести зарплату своих работников до прожиточного минимума? -- Страшись кулака, в ухо твое летящего. Мои работники отправились восвояси, на поля Крэда в Чизвике. Я собирался устроить что-нибудь типа праздника. -- Вечеринку? -- Вроде того. -- Только не в моем доме, приятель! -- Да нет, я думал о празднестве покруче. -- Ну, клуб скаутов тебе больше не сдадут. Они знают, что это ты устроил взрыв, которым ему снесло крышу. -- А-апчхи! -- сказал Т.С. Давстон. -- Кстати, ты купил себе новую собаку? -- Нет, не купил и буду тебе благодарен, если ты не будешь об этом вспоминать. -- Я же сказал, что мне очень жаль. -- На словах сказал, а на самом деле... -- А что на самом деле -- не имеет значения. Имеет значение то, что сказано. Я допил свое пиво. -- Вот и купи мне новую собаку, -- сказал я. -- И я это сказал, так что это имеет значение. -- Я что, похож на миллионера? -- Вообще-то похож. И если уж ты намерен возвращать долги горожанам, легко можешь начать это делать прямо сейчас. Т.С. Давстон заказал нам еще пива. -- Слушай, -- сказал он, приставив ладонь к уху. -- Скажи, что ты слышишь. Я прислушался. -- Это не Господь Бог, уже готовый воздать тебе за твою щедрость? -- Нет. Это музыкальный ящик. -- Ах да, -- сказал я. -- Точно. Музыкальный ящик, в котором стоят всего три пластинки, и все три -- кустарно изготовленные записи группы, в которой играет сын хозяина паба. -- Именно. Я глотнул пива. -- Разве ты не собираешься сказать какую-нибудь замечательную глупость? Я покачал головой и пролил пиво на рубашку. -- С меня хватит, -- сказал Т.С. Давстон. -- Что ты скажешь, если я скажу, что собирался устроить рок-фестиваль? -- Во-первых, я спрошу, кто на нем будет играть. Потом, раз уж ты заговорил об этом, и если мне действительно захочется пойти, кто бы на нем ни играл, я спрошу, сколько будут стоить билеты. А потом, когда ты мне это скажешь, я буду биться головой о стену и скажу: -- Да ты с глузду съехал, дружище! Вот что я скажу. Примерно. -- Я думал о том, чтобы устроить бесплатный фестиваль. -- Да ты с глузду съехал, дружище! -- Я серьезно. Его можно провести на плантации. Там спокойно уместятся тысяча зрителей -- две тысячи, если потесниться. -- И вытопчут все твои посевы? -- Какие посевы? Урожай собран, земля пустует. Замечательная возможность еще немного заработать. -- Мне показалось, ты говорил о бесплатном фестивале. -- Просто послушать -- бесплатно. Но людям нужно что-то есть, так ведь? И где-то покупать сигареты и пиво. Мы сможем поставить там киоски, чтобы удовлетворить любые запросы. -- Кто это мы, о которых ты говоришь? -- Ну, естественно, ты не откажешься принять участие. В конце концов, ты мой биограф и доверенное лицо, разве нет? -- Ну да, -- сказал я. -- Я тщательно записываю все, что относится к твоим начинаниям. -- Ну, значит, больше и говорить не о чем. Доверяю тебе подбор групп. Заполучи каких-нибудь знаменитостей, типа "Битлз" или "Роллинг Стоунз", в общем, что-то такое. Я посмотрел на Т.С. Давстона. А Т.С. Давстон посмотрел на меня. -- Может, попробуем заполучить группу, в которой играет сын хозяина паба? На самом деле все пошло намного лучше (что касается приглашения музыкантов), чем я мог ожидать. Наступило лето, и те группы, которые в обычное время запросили бы просто бандитскую плату за свои услуги, одна за другой начали, как миленькие, являться ко мне, готовые выступить бесплатно. У нас в доме уже поставили телефон, и однажды, июльским утром, я положил трубку, ответив на международный звонок, и сказал маме: -- Приедет капитан Бифхарт. -- Капитан кто? -- спросила она. -- Бифхарт, -- сказал отец. -- Известный также как Дон Ван Влиет, музыкант-авангардист с диапазоном голоса в четыре октавы, чей альбом "Копия маски форели" положил начало целому новому направлению и до сих пор считается одной из самых оригинальных записей во всей истории рока. Я тихонько отозвал его в другую комнату. -- Чуть-чуть дополню, -- сказал я. -- Во-первых, "Маска форели" -- двойной альбом. Во-вторых, она выйдет не раньше 1969 года. Я просто подумал, что это, в общем-то, имеет значение. Отец задумчиво кивнул. И спросил: -- Капитан кто? На самом деле наш капитан приехать не смог, но зато еще оставались "Джими Хендрикс Икспириенс", и Дженис Джоплин с "Биг Бразер энд Зе Холдинг Кампани". -- Попомни мои слова, друг мой, -- сказал Т.С. Давстон, когда я сообщил ему об этом, -- и Джими Хендрикс, и Дженис Джоплин умрут от наркотиков через несколько лет. Я покачал головой. -- Насчет мексиканского квартала ты, может, и угадал, -- сказал я, -- но это -- полная чушь. Должен признаться, я здорово разозлился, когда за месяц до фестиваля и Джими, и Дженис были вынуждены отказаться от участия в нем без указания причин. Без всякого сомнения, я бы снова пустился в плавание по морю скорби, если бы не был настолько переполнен любовью. -- Насчет вашего мальчика и его группы, -- сказал я хозяину "Летящего лебедя". x x x Оставалось всего три недели, когда Т.С. Давстон созвал специальное собрание оргкомитета фестиваля у себя дома. Я уже был у него дома много раз. Более того, я помогал Т.С. Давстону с переездом, и он назначил меня ответственным за наиболее тяжелую мебель. Квартирка у него была просто потрясная, и я описываю ее здесь, чтобы вы могли лучше себе представить обстановку, в которой происходило одно из так называемых "исторических событий". Квартира Т.С. Давстона занимала весь верхний этаж в здании Хотри Хаус, одном из шести новых жилых домов, построенных вместо снесенных кварталов, прежде населенных нацменьшинствами. Каждый такой дом получил название в честь одного из гигантов британской киноиндустрии: Хотри, Джеймс, Уиндзор, Уильямс, Симс и Мак-Мердо. Мак-Мердо оставался для меня загадкой, потому что я не мог вспомнить ни одного знаменитого актера с такой фамилией. Единственный Мак-Мердо, которого я знал, был советник Мак-Мердо, председатель муниципального комитета по градостроительству. Ясное дело, это был не он! Когда сносили старые здания, чтобы на их месте построить новые дома, прежних жильцов расселили по другим местам. Предполагалось, что они получат квартиры в новых домах, как только закончится строительство. Но, видимо, произошла какая-то бюрократическая ошибка, или в городском совете потеряли список адресов, по которым их расселили; в общем, что-то случилось, потому что ни один из прежних обитателей этого района не вернулся в Брентфорд для того, чтобы получить квартиру в новом доме. На их места въехали молодые, смекалистые ребята со стороны, которые носили галстуки и "работали в Сити". Т.С. Давстон тоже въехал в новую квартиру. Как оказалось, ему сильно повезло. Последний этаж здания Хотри Хаус должны были разделить на три отдельных квартиры. Но, по всей видимости, то ли денег на это городскому совету не хватило, то ли еще что-то, короче говоря, внутренние стены на этом этаже сделать не смогли, и Т.С. Давстону удалось заполучить весь этаж по цене одной квартиры. Он рассказывал Норману, что в этом ему помог один из его дядюшек. А Норман сказал мне, что не смог запомнить, как звали этого дядюшку, но было в его фамилии что-то шотландское. Квартирка получилась абсолютно потрясная. Оформлена она была в современном стиле: мигающие лампы, диваны в виде мешков с фасолью, занавески из бус и разноцветные коврики повсюду. Пол блестел, как зеркало, а на окнах были жалюзи из тростника. К этому моменту Т.С. Давстон собрал весьма обширную библиотеку, в которую входили книги, посвященные табаку. На многих из них был ясно виден штамп Мемориальной библиотеки, но по этому поводу я никогда не высказывался. Однако были там и кое-какие предметы, по поводу которых я высказывался. Например, там стояла превосходнейшая жардиньерка, которую я когда-то видел в оранжерее Джона Перу Джонса. И обшитый кожей чайник с шипами и клепками, из которого мне когда-то наливали чай в Исправительном доме. И красивая шкатулка, обтянутая кожей -- я уверен, что то была та же самая шкатулка, которую показывал нам профессор Мерлин в своем фургоне, почти десять лет назад. Когда я спрашивал о происхождении этих произведений искусства, Т.С. Давстон всегда отвечал очень туманно. Уже сами размеры квартиры придавали ей величественность. Широкие окна с великолепным видом на город. Курящиеся благовонные палочки (Т.С. Давстон сам делал их) наполняли воздух опьяняющими ароматами, а звуки ситара из нового музыкального центра добавляли последние штрихи. Я бы просто заболел от зависти, если бы мама не научила меня, что "мальчики, которые завидуют, отправляются в ад, а там их заставляют дни напролет смотреть на небеса в телескоп -- с другого конца". Оргкомитет Бесплатного Фестиваля состоял из меня, Нормана и Чико. Чико выжил в недавней перестрелке, и Т.С. Давстон нанял его шофером на полный рабочий день. Первым автомобилем Т.С. Давстона был потрепанный "Моррис Майнор", который Чико превратил в гоночную модель. С тех пор у Т.С. Давстона было множество машин, но водить он так и не научился. Мы сидели на мешках с фасолью, курили предложенные нам сигары и обсуждали положение дел. Фестиваль должен был состояться на выходные, 27 июля. По случайному совпадению, это был день рождения Т.С. Давстона. -- Расскажите мне про музыкантов, -- сказал Т.С. Давстон. -- Точно, -- сказал я. -- Именно про музыкантов. -- Ну и? -- Да, -- я откашлялся. -- Точно. Именно. Так и есть. -- Ты договорился с музыкантами, так ведь? -- Да, конечно. То есть не совсем договорился. То есть, в смысле, никаких подписанных обязательств. Контрактов там, или в этом смысле. Но... -- Но ты что? -- Чико дал мне в ухо, -- пожаловался я. -- Музыканты, -- напомнил Т.С. Давстон. -- Да, -- я полез в карман кафтана. -- Ну, знаменитостей я найти не смог. Они все такие занятые, у них отпуска и все такое, а многие вообще свалили в Сан-Франциско. -- Так кого ты нашел? Я зачитал список. -- Астро Лазер и "Летающие рыбы с Урана". Ангелбред хам Пердинг. "Семь запахов Сьюзи". "Уомпочумбасса". "Шоколадные майки" и Боб Дилан. -- Боб Дилан? -- переспросил Т.С. Давстон. -- Ты достал Боба Дилана? -- Да, его папаша сказал, что даст ему выходной. -- Папаша Боба Дилана? -- Джонни Дилан, хозяин лавки мясных деликатесов на Хай-Стрит. По субботам Боб обычно развозит сыр. Но его папаша сказал, что даст ему выходной, раз уж Бобу представился случай жонглировать на публике. -- Так Боб Дилан -- жонглер. -- Конечно, а ты как думал? Т.С. Давстон медленно покачал головой. -- Кто еще? -- Сонни и Шер, -- сказал я. -- Сонни и Шер? -- Сонни Уотсон и Шер О'Райли. Они держат паб в Кью. Т.С. Давстон поднял руку. -- И тоже жонглируют, так? -- Нет, бьют чечетку. -- Отлично. А есть у тебя эквилибрист-водопроводчик из Чизуика по имени Элвис Пресли? Я сверился со списком. -- Нет, -- сказал я. -- Добавить? Чико еще раз съездил меня по уху. -- Прекрати, -- сказал я. -- Итак, -- сказал Т.С. Давстон, достав йо-йо и принимаясь "преследовать дракона". -- Мы имеем толпу абсолютно неизвестных музыкантов и троих... -- Первоклассных артистов, -- сказал Чико. -- Вы думаете то же, что и я, босс? -- В том смысле, что нам следует поставить Боба, Сонни и Шер в начало списка? -- Это привлечет толпу профессионалов. Я почесал в затылке. Вшей у меня уже не было, но перхоти все еще хватало. -- Не понял, -- сказал я. -- Боб, Сонни и Шер не так уж хороши. Я думал просто заполнить ими паузы между выступлениями музыкантов. -- Поверь мне, -- сказал Т.С. Давстон. -- Я знаю, что делаю. И он, конечно, знал. Но я ведь тоже знал! Потому что я не полный идиот. Я прекрасно знал, кто такие настоящие Боб Дилан и Сонни и Шер. Но я не собирался выдавать своих секретов. Я рассуждал так. Если бы я принес Т.С. Давстону список абсолютно никому не известных артистов, он бы, скорее всего, просто приказал бы Чико выбросить меня из окна. А так он получал возможность сделать то, что доставляло ему наибольшее удовольствие. То есть продемонстрировать свое превосходство. А еще я рассуждал так: если одураченная толпа придет в ярость, и разорвет организатора фестиваля на маленькие кусочки, так я здесь буду почти ни при чем. И так ему и надо, за то, что он взорвал мою Плюшку. -- Значит, решено, -- сказал Т.С. Давстон. -- Займешься плакатами? -- Да, если можно, -- сказал я. -- Сам нарисую. Как пишется "Дилан"? Д-И-Л-Л-О-Н? -- Наверно, мне лучше самому ими заняться. -- Как скажешь. Если ты считаешь, что так лучше. -- А теперь нам надо придумать хорошее название для нашего фестиваля. -- У меня есть предложение, -- сказал я. -- Художественная Акция за Мир и Любовь в Брентфорде. Сокращенно ХАМЛюБ. -- Мне нравится, -- сказал Чико. -- Мне не нравится, -- сказал Т.С. Давстон. -- И мне тоже, -- сказал Чико. -- Совсем не нравится. -- Скоро ты станешь настоящим подхалимом, Чико, -- сказал я ему. -- И когда тебе прикажут сходить за пивом, ты просто бегом побежишь. -- Нет, не побегу -- Да побежишь. -- Нет, не побегу. -- Да побежишь! -- Чико, -- вмешался Т.С. Давстон. -- Принеси-ка нам пива. -- Сейчас сбегаю, -- сказал Чико. Как мы смеялись! Когда он принес пива, и смех утих, Т.С. Давстон сказал: -- Мы назовем этот фестиваль "Брентсток". -- Мне нравится, -- сказал Чико. -- Мне -- нет, -- сказал я. -- Что это означает? -- Это означает качество и вкус по доступной цене. -- Я так и думал, -- сказал Чико. -- Да не думал. -- Нет, думал! -- Нет, не думал! -- Прошу прощения, -- сказал Норман. -- Но "Брентсток" действительно означает качество и вкус по доступной цене. Потому что "Брентсток" -- это название эксклюзивных сигарет, сделанных в Брентфорде мистером Давстоном, которые впервые поступят в продажу во время фестиваля. -- Я так и думал, -- сказал Чико. -- Да не думал. -- Нет, думал! -- Нет, не думал! Чико вытащил свою пушку и ткнул дулом мне под ребро. -- Слушай, -- сказал я. -- Если ты говоришь, что так и думал, значит, ты так и думал. -- Итак, -- сказал Т.С. Давстон, изображая своим йо-йо фигуру "пни петуха". -- У нас есть музыка, у нас есть название. Что насчет зелья? -- Зелья? -- я пригнулся, и над моей головой пронеслось йо-йо. -- Зелья! -- Т.С. Давстон "кокнул кролика". -- Я не хочу, чтобы мой фестиваль испортила толпа чужих толкачей, которые припрутся со своим низкосортным товаром. -- Это точно, -- сказал Чико. -- Пусть покупают свой низкосортный товар у нас. -- Я не это имею в виду. Я не хочу, чтобы у меня на фестивале торговали наркотиками. Понятно? -- Яснее ясного, амиго, -- подмигнул ему Чико. -- Еще раз, -- сказал Т.С. Давстон. -- Я чертовски серьезен. Никаких наркотиков. -- На дворе же шестидесятые годы, амиго! Ты же сам говоришь все время говоришь: "на дворе шестидесятые годы"! -- Никаких наркотиков, -- сказал Т.С. Давстон. -- Я хочу, чтобы все веселились. Норман займется организацией торговли. Займешься, Норман? -- Да, конечно, -- кивнул наш лавочник. -- Киоски с сигаретами, стойки с майками, и, конечно, палатка с пивом. -- А еда? -- Все готово. Хот-доги, мороженое, диетический шелушеный рис, фалафель. Я арендовал места для торговли, и мы получаем процент с продаж. -- Норман похлопал по нагрудному карману халата, расписанного под кашмирскую шаль, в котором он работал в лавке. -- У меня все записано. -- Ну и отлично. Зрители смогут есть, пить и плясать под музыку. -- И покупать сигареты "Брентсток" на те деньги, которые они в противном случае потратили бы на наркоту? -- предположил я. -- Может, и так. -- Т.С. Давстон едва не задохнулся, выполняя особенно сложную фигуру со своим йо-йо. -- "Прореди грядку", -- пояснил он. -- Кстати, можешь мне поверить: в толпе будут переодетые полицейские. Не хочу, чтобы народ нажирался. Я хочу, чтобы на этом фестивале все работало, как хорошо смазанный... -- Член? -- встрял Чико. -- Часовой механизм, -- продолжил Т.С. Давстон. -- Черт, опять слова перепутал. -- А? На фестивале в Брентстоке все работало совсем не так, как хорошо смазанный часовой механизм. Даже не так, как хорошо смазанный член. Это было больше похоже на попытку протащить пресловутую репку по полю, усаженному энергично сопротивляющимися зубными щетками. По крайней мере, в том, что касается меня. За других я говорить не могу. Большинство из тех, кто умудрился пережить фестиваль, были не в состоянии ничего никому сказать еще несколько месяцев после его окончания. Некоторые из них даже дали обет молчания и больше вообще никогда ничего не говорили. Но в тот вечер в квартире Т.С. Давстона никто из нас даже предположить не мог, чем это закончится. Я не утверждаю, что виноват был только Т.С. Давстон. Но частично -- безусловно. Я утверждаю, однако, что я не был виноват ни в чем. Я абсолютно невиновен. Я сказал судье: -- Это не я. И, думаете, он услышал? Как же! Он сказал, что за все долгие годы, которые он провел в суде, он никогда не слышал ничего более ужасающего, и что ему теперь придется обратиться к психоаналитику, чтобы справиться с кошмарами, которые его теперь мучают. Может, именно поэтому он вынес такой суровый приговор. Но я забегаю вперед. Тысяча девятьсот шестьдесят седьмой год, Лето Любви и Брентстока. Ах, Брентсток. Я там был, понимаете? Все это началось вечером в пятницу. 12 Привычка, противная зрению, ненавистная обонянию, вредящая рассудку, останавливающая дыхание, и зловонным черным дымом, порождаемым ею, напоминающая более всего вселяющие ужас испарения Стикса, что течет в бездне, не имеющей дна. Иаков I (1566-1625), Порицание табаку Брентсток, Брентсток! Подходите, покупайте сигареты "Брентсток", они чудЕС-Сны! Норман Хартнелл [Не надо сюда смотреть, я больше не буду.] Они шли тысячами. Мирный народец, с цветами в волосах, с колокольчиками в руках, в бусах и сандалиях на босу ногу. И еще в клешах, но, поскольку на дворе были шестидесятые годы, это можно было простить. Они были живописны, они были прекрасны, и простой брентфордский люд глазел на них во все глаза. Матери выходили на крыльцо с младенцами на руках. Старперы, не выпуская из рук тяжелых палок, щурились сквозь дым трубочного табака. Лавочники стояли в дверях магазинчиков, а кошки на подоконниках лениво поднимали головы, смотрели вслед и тихо мурлыкали. Старый Пит удобно расположился у входа в хибарку на своем садовом участке. -- Толпа педиков, -- сказал он, наблюдая за вновь прибывшими. -- Им не помешало бы послужить в армии. -- Не питаете склонности к миру и любви? -- спросил я. -- Не лови меня на слове, парень. Я обеими руками за свободную любовь. -- Да ну? -- Вот и ну. Иди найди девочку помоложе, и скажи ей, что Старый Пит абсолютно свободен. Я вежливо улыбнулся. -- Ладно, мне пора, -- сказал я. -- Нужно убедиться, что сцену уже поставили, и все такое. -- Иди-иди, -- проворчал Старый Пит. -- Кстати, увидишь этого Давстона -- передай ему, чтобы убрал бочки с отравой из моей хижины. У меня от этой вони ноги слабеют. -- Бочки с отравой? -- удивился я. -- Фунгицид. Мы им поле опрыскивали. Какая-то американская дрянь, вокруг которой столько шума во Вьетнаме. Мне от нее тоже, между прочим, погано. Я говорил этому Давстону, но он разве послушает? -- Хрена с два он послушает! Старый Питер сплюнул в кадку под водостоком. -- Именно, -- сказал он, -- так что иди отсюда на хрен. И я пошел на хрен. У меня было еще очень много дел. Я должен был убедиться, что со сценой все в порядке, а также с освещением, а главное -- с усилителями. Вся эта фигня у нас была, и нечего удивляться. Мы взяли ее напрокат на местном складе. Его хозяин, венгр Лапшо Науши, обслуживал съемки кинофильмов и телепрограмм. Вообще мало есть вещей, которые нельзя найти в Брентфорде -- надо просто знать, где искать. Чтобы расплатиться, мне пришлось снять все деньги со сберкнижки, но Т.С. Давстон пообещал, что расходы мне возместят. Я взобрался на сцену и поглядел вниз, на все прибывающее море волосатых голов. А потом я сделал то, что мне всегда хотелось сделать. Я подошел к ближайшему микрофону, и сказал в него: -- Раз-раз... раз-два-три... И меня ждало немалое разочарование. Я повернулся к одному из ребят от Науши, который тащил мимо катушку с кабелем. -- Этот микрофон не работает, -- сказал я ему. -- А ничего не работает, приятель. Мы не можем найти сеть. Это был один из тех самых особых моментов. Знаете, да? Тех, что отделяют мужчин от мальчиков, героев от трусов, капитанов рынка от кочегаров, разгребающих... -- Дерьмо собачье, -- сказал я, чувствуя слабость в области мочевого пузыря. -- Не можете найти сеть... -- Когда будет фургон с генератором? Я улыбнулся особой улыбкой, которая, как мне казалось, должна была излучать уверенность. -- Что такое "фургон с генератором"? -- осведомился я. Парень от Науши ткнул в бок своего коллегу. -- Слыхал? -- спросил он. Его коллега ухмыльнулся. -- Может, он просто хочет, чтобы мы ему систему в розетку воткнули, в соседнем доме. Я заговорил тем спокойно-уверенным тоном, который всегда вызывает уважение у простонародья. -- Я хочу, чтобы именно это вы и сделали, любезный, -- сказал я. -- Не в моих правилах возиться с генераторами. У меня есть собственный дом, который граничит с полем. Мы можем протянуть кабель на кухню, через окно, и включить его в розетку для электрочайника. Судя по тому, как у них отвалились челюсти, стало ясно, что я вызвал у них не только уважение, но и восхищение. -- В розетку для чайника, -- тихо сказал один из них. -- Именно, -- кивнул я. -- У нас есть электрический чайник. На дворе, понимаете ли, шестидесятые годы. -- Точно, -- сказали они. -- Да, точно. Кабеля ушло довольно много, но мы наконец добрались до задней стены дома. Я залез в кухню через окно, вытащил шнур от чайника из розетки и включил в нее Брентсток. Я был очень доволен собой и, когда я шел обратно к сцене (заметьте -- шел, а не шаркал!), я не обращал внимания на дурацкое хихиканье и перешептывание за спиной. Теперь эти ребята знали, что имеют дело с прирожденным руководителем, и я уверен, что это их сильно раздражало. Хамы! Когда я вернулся к сцене, я с удовольствием увидел, что первая группа уже настраивается. Это были Астро Лазер и "Летающие рыбы с Урана". Их рекомендовал мне Чико. Играли он