ялись  скрипучими  голосами  зазывать
толстых туристов.
   Робертсон зашагал по узкой улочке. Где же торговец с бородкой? Ага, вон
там.
   Робертсон перешел на другую сторону улочки. Сухопарый торговец улыбался
покупателям, обнажая скверные зубы, а на  прилавке  в  куче  всевозможного
хлама маняще возлежала металлическая  шкатулка.  Робертсон  остановился  у
ларька. Вариостат снова шепнул: "С твоей стороны будет  совсем  не  глупо,
если ты купишь эту шкатулку".
   Робертсон взял вариостат в руки.
   - Сколько стоит?
   - Три шиллинга шесть пенсов.
   Робертсон положил вариостат на место.
   - К сожалению, мне это не подходит.
   - Два и шесть пенсов, - молящим тоном предложил торговец.
   - Да я ее и за фартинг  не  возьму,  -  сказал  Робертсон.  -  Это  мое
последнее слово. "Слышите меня, Морверад? Я отказался от вариостата". - Он
быстро отошел.
   В тот же миг противотемпор пришел  к  концу.  Временной  континуум,  до
неузнаваемости искаженный  тем,  что  вариостат  находился  у  Робертсона,
мгновенно принял  подобающий  вид.  Ни  с  того  ни  сего  Брюс  Робертсон
остановился метрах в шести от злополучного ларька, потер  лоб,  оглянулся.
Шкатулки уже не было. Он пожал плечами. Никчемный кусок металла, не  более
того. Робертсон не представлял себе, с чего это вдруг ему взбрело в голову
прицениться. Он пробрался сквозь толпу, подозвал такси и вернулся в отель.
   В отеле он небрежно  перелистал  газеты,  съел  легкий  ленч  и  прилег
вздремнуть.  Когда  он  проснулся,  у  него  чуть  побаливала  голова.  Он
расплатился за номер, взял такси до лондонского аэропорта и сел в самолет,
отправляющийся девятичасовым рейсом.