ярко выделялся на фоне его бледной кожи. Над ним склонились две фигуры в серебряных масках, держа над его лицом какой-то необычный инструмент с остро отточенным широким лезвием с двумя рукоятками, соскабливая начисто... Не выдержав этого зрелища, Барсак отвернулся. - Все кончено, - произнес знакомый голос, голос человека, навестившего его в пивной. - Жаль, что он очень быстро умер. - Жаль, что не я сам проделал все это, - пробормотал Барсак. - Но ведь сей дьявол не давал мне ничего совершить. А теперь я свободен. Свободен! Вот только... - Да, - сказал один из последователей Культа. - Свободны. Но вам известна цена вашей свободы. Это уже была третья встреча с Лордом Кэрнотьютом, и впервые Барсак не видел в нем своего противника. Изможденный, уже не способный ни на ярость, ни на страсть, устало сидел он в роскошном кресле - высоко во дворце Кэрнотьюта, жадно впитывал слова великана. - Вы отбываете на Азонду завтра, - произнес губернатор. - В этой группе семнадцать посвященных. Период посвящения длится год. После этого - после этого вам станет известно, какие пути открыты для вас, а какие - нет. - А Зигмунн там будет? Кэрнотьют опешил на мгновенье, затем смерил Барсака сверху вниз. - До конца его года осталось еще несколько месяцев. Он будет там. Но если вы еще не оставили мысли... - Вы прекрасно знаете о том, что я давно уже отказался от всякой попытки выручить его - да и себя тоже. Барсак прислушался к своему голосу, сдавленному, совершенно невыразительному и в какой-то мере поразился тому, как сильно он изменился за эти семь месяцев пребывания на Глаурусе. Как будто испытанные им злоключения лишили жизнестойкости его душу, как будто она заржавела, подгнила изнутри, по сути дела превратилась в груду никчемной трухи, и для него уже ничего не оставалось, как воспринимать неопределенные милости Культа. - Выпьете? - спросил Кэрнотьют. - Не испытываю жажды. - Это хорошо. Утрата физических желаний является одной из существенных составляющих ритуала посвящения. Желания возвратятся или нет, это уж как вы сами решите, после того, как получите свою маску. Барсак на мгновенье прищурил глаза. - Так все же это вы убили ту девушку, Кассу? - Да. Она поставила меня в неловкое положение, и а либо должен был убить ее, либо самому покончить с собой. Но мне еще не надоела жизнь, Барсак. Остальное вам известно. - Да. Хоть еще и несколько непривычным было для него это чувство, но ему теперь стало в общем-то безразлично все, что произошло и с ним, и со всеми другими... Казалось, что последующее уже не имеет никакого значений. - Ступайте, - сказал Кэрнотьют. - Присоединяйтесь к своим сотоварищам-послушникам. Корабль отправляется на Азонду завтра. Не выражая никакого протеста, он позволил, чтобы его взяли за руку и провели в соседнюю комнату. Здесь, на мягких диванах, кольцом расставленных вдоль стен, сидели остальные шестнадцать, а три последователя Культа в серебристых масках стояли на страже у входа. Барсак стал разглядывать этих шестнадцать. Среди них он насчитал пять женщин и одиннадцать мужчин. Судя по виду, все они были гуманоидами. Все они сидели, устало прислонясь к спинкам, не переговаривались друг с другом. Некоторые из них по сути уже не принадлежали миру сему, а ушли в свой личный, замкнутый и по-видимому многокрасочный внутренний мир. Одно выражение было общим для всех их лиц - выражение, которое существовало, Барсак был в этом абсолютно уверен, и на его собственном лице. Это были люди, потерявшие всякую, пусть даже ничтожную, надежду. Одна из женщин все еще демонстрировала открытый костюм девушки для всех, но он был изношен и изодран. Точно такою же выглядела и она сама. На вид ей было около сорока. Ее некрасивое лицо покрывали морщины, глаза потускнели, безвольно отвисла нижняя челюсть. Рядом с нею сидел мальчик лет семнадцати, с причудливыми узорами на опухших руках и пурпурными пятнами на других частях тела - от длительного употребления наркотика самтор. Поймав взгляд Барсака, мальчик вдруг весь задрожал и разразился целым каскадом рыданий. Еще дальше сидел мужчина лет тридцати пяти, черты лица которого нельзя было разобрать из-за многочисленных шрамов. Одного глаза не было вовсе, другой был перекошен, нос расплющен поперек всего лица. У него была рассечена одна губа, щеки покрывали зеленые зигзагообразные следы татуировки. Он-то, наверное, как раз больше остальных имел все основания прятать свое лицо под маской, подумал Барсак. Он занял место на одном из диванов и напоминал себе: "Вот люди, которые сдались. Я еще не совсем такой, как они. Я еще держусь над поверхностью воды. Эти люди, все до единого, позволили себе утонуть". Но затем он с горечью и некоторой обидой признался самому себе в том, что он не прав, что он принадлежит в такой же степени, как и они, этому миру ходячих мертвецов. Культ подбирал только зашедших в тупик, для которых уже не было другого выхода. К нему приходили отверженные рода человеческого, те, кто уже упал настолько низко, что дальше опускаться уже было просто невозможно, а Культ подбирал их. И от этой мысли было и горько, и обидно. Культ следил за ним с самого начала. Приверженцы Культа определили еще с того самого мгновения, когда он впервые ступил на землю Глауруса, что он перспективен для рекрутирования. Они следовали за ним повсюду, от одного его злоключения к другому. А он опускался все ниже и ниже, все больше и больше распадался некогда цельный и твердый характер прежнего Барсака. И наступило время, когда уже некуда было катиться ниже, и тогда они вышли на авансцену, чтобы освободить его от Истиолога и пригласить занять место среди них. Он подумал о Зигмунне, который тоже был астронавтом и тек же, как и он, застрял на чужой планете, во враждебном окружении, и изумился тому, насколько медленно должен был опускаться Зигмунн в такую же яму, которая бы соответствовала требованиям Культа в качестве входа в другую жизнь. Но Зигмунн был тверже духом, к такому выводу пришел Барсак в своих размышлениях. Целых восемь лет провел луаспарец на Глаурусе прежде, чем стал соответствовать условиям набора в приверженцы Культ, Барсаку же для этого понадобилось менее восьми месяцев. Но ведь Зигмунн всегда выглядел изворотливым малым, тогда как Барсак был флегматичным силачом, зависевшим от своего побратима и нуждавшимся в его руководстве, когда им обоим случалось выпутываться из неприятностей. А вот теперь он влип в настоящую беду и не мог рассчитывать на помощь Зигмунна, так как тот попался в капкан гораздо раньше Барсака и теперь ожидал его на Азонде. Всем семнадцати будущим послушникам предоставили жилые комнаты во дворце Кэрнотьюта. Полноправные последователи Культа расхаживали среди них, ободряли, обещали вознаграждение, которое даст им приобщение к Культу. Барсак почти не слушал их. Он продолжал пребывать в своем внутреннем мире, где не было места предателям Споррфинам, лжецам Истиологам, девушкам сомнительных добродетелей Кассам, да и самому Культу. Очень медленно проходила эта ночь. Барсак сам не понимал, то ли он бодрствует, то ли дремлет, и почти не реагировал на окружающую его обстановку. Утром один из последователей Культа принес скудный завтрак: черствую булку с изюмом и сушеные водоросли. Барсак ел уныло и безразлично. Затем Кэрнотьют еще раз собрал их всех вместе, чтобы пожелать счастливого пути. Барсак, как полутруп, стоял среди других таких же наполовину трупов, и слушал вполуха. Какая-то часть его ума все еще хотела знать, а где все-таки сейчас находится "Дивэйн". Прошло уже более, чем полгода с того дня, как капитан Джаспелл направил звездолет к далеким планетам крайнего витка Галактики. Наверное, его коллеги побывали уже на планетах пурпурных веннов и золотистых паайидов и сейчас держат путь к планете Лорримок в системе двойной звезды Соптор. Вакантные места, без сомнения, давно уже заполнены, а угловатый человек по имени Барсак давно уже стерся в памяти членов экипажа "Дивэйна". В полудреме он дотронулся до шрамов возле своих губ и сообразил, что вскоре снова повстречается с Зигмунном. Почти одиннадцать лет пролетело со времени последнего свидания побратимов, ко даже в самом страшном сне не представлялось Барсаку, что воссоединение их произойдет в таком жутком месте, как Азонда. Приверженцы Культа провели семнадцать послушников, как стадо, по коридору в лифт. Молнией пролетели те несколько мгновений свободного падения, когда кабина лифта устремилась к самому низу дворца губернатора. Во дворе их ждали пять сверкающих эмалью и хромом небольших автомобилей, в которые их рассадили по три-четыре человека. За рулем каждого из автомобилей сидел человек без лица в серебряной маске. По сигналу головная машина стрелой помчалась в темное жерло туннеля. Барсак, сидевший во втором автомобиле, пристально вглядывался в тьму, но ничего не мог различить. Неизвестно, сколько времени отняла поездка - то ли пять минут, то ли целый час. В темноте Барсак был не в состоянии контролировать бег времени. Когда же машины вынырнули на поверхность, он увидел, что они уже очень далеко от Мильярда, на взлетном поле космопорта. Машины уехали, а они остались стоять робкой группой на лишенной травы бурой земле взлетного поля. Барсак заметил сияющие бело-голубые контуры стабилизаторов гигантского звездолета, и в голове его мелькнула шальная мысль - а вдруг это "Дивэйн"? Но чуть позже он увидел нанесенное через трафарет название на стояночных опорах. "Мувиоль". И ом уже не испытывал искушения вырваться из группы, побежать стремглав к незнакомому кораблю, справиться, имеется ли на борту вакансия для квалифицированного специалиста по подготовке к заправке топлива. Он ясно отдавал себе отчет в том, что теперь он принадлежит к группе будущих послушников Культа, к поэтому даже не пытался пошевелиться. Чуть дальше, рядом с посадочной полосой, стоял корабль гораздо меньших размеров, тонкий и хрупкий на вид, на золотисто-зеленом корпусе которого не было никакого названия. Последователи Культа повели Барсака и остальных шестнадцать к безымянному кораблю прямо через поле, и от внимания Барсака не ускользнуло, что все, кто находился на поле - ремонтники, члены команд, пассажиры, обслуга - отшатнулись назад и молча смотрели на процессию из едва волокущих ноги призраков, конвоируемых серебряными масками. Один за другим они прошли внутрь корабля. Приверженцы Культа распределили послушников по индивидуальным взлетным гамакам и стали их пристегивать. Барсак, несмотря на все свои двадцать лет работы в космосе, даже не шелохнулся, чтобы самому приладить вокруг себя ремень, а ждал безучастно, пока не подойдет очередь и его пристегнут по всем правилам. Загорелась предупредительная надпись, Барсак закрыл глаза и стал ждать. Наконец наступило мгновенье, которое, как он одно время думал, ему уже никогда не придется испытать, - слабую предстартовую дрожь вспомогательных механизмов, пробные выхлопы постепенно оживавших ракетных двигателей. Огни мигнули, зазвенел звонок - обычная, старая, как мир, процедура перед взлетом космического корабля. Где-то в глубине оцепеневшего мозга Барсака что-то шевельнулось, пробуждая к адекватной ответной реакции, к выполнению тех действий, которые требовались от механика по топливу при поступлении этих сигналов, но он сразу же вспомнил, что на этом корабле он пассажир, а не член экипажа, и окончательно расслабился. Затем наступил момент взлета, когда двигатели, преобразовав материю в энергию, оттолкнули Глаурус прочь от корабля. Барсак ощутил вызывающее тошноту свободное падение, но затем корпус корабля пришел во вращение, и вес возвратился. Через расположенный рядом иллюминатор он увидел покрытый облаками серо-золотой диск Глауруса на фоне сияющей черной бездны. Корабль был в космосе. Его целью была Азонда. 6 Безымянный корабль завис на языке пламени над мрачным пейзажем Азонды, затем упал неожиданно вниз, и для поддержания его в почву под острым углом вонзились посадочные опоры. На поверхность планеты через шлюзовую камеру вышло двадцать шесть человек в скафандрах - семнадцать кандидатов, и среди них Барсак, и девять бдительных стражей - приверженцев Культа. Даже несмотря на толстые стенки своего скафандра, несмотря на тепло, излучаемое встроенными в скафандр нагревателями, Барсак весь съежился от холода, пронизавшего его душу, - Азонда была совершенно безжизненной планетой. От золотистого солнца, согревавшего Глаурус, сюда доходили лишь слабые лучи, они едва освещали планету. От своего солнца ее отделяло одиннадцать миллиардов миль космической мглы. С этого расстояния солнце вряд ли можно было называть таким словом - скорее это была особенно яркая звезда. Повсюду лежали огромные сугробы снега, тускло мерцавшие в вечных сумерках - это была атмосфера Азонды, затвердевшая на морозе. Вдали мрачно краснели голые обрывистые утесы. Мертвая тишина стояла вокруг, мертвая тишина лишенного жизни мира. Жизнь никогда не возникала на Азонде прежде и не добиралась сюда с других планет. Волшебница? Мысль о ней не давала покоя Барсаку, двигавшемуся гуськом вместе со всеми остальными, поочередно, как автомат, поднимая то одну, обутую в специальный сапог, ногу и опуская ее, то другую. Ему казалось, что все его тело пронизывает ледяной ветер, хотя разумом он понимал, что не может быть ветра на этой оставшейся без газообразной атмосферы планете, что это всего лишь иллюзия, игра воображения. Но он продолжал идти, ведомый беспристрастным проводником по вырубленной во льду тропе, ни на шаг не отклоняясь в сторону. Наконец они вышли к весьма своеобразному, хотя и естественному образованию, внешне напоминавшему огромный амфитеатр. Казалось, рука какого-то великана выгребла скальный грунт, оставив углубление в виде половинки чаши. Барсак никак не мог различить, что находится внутри этого амфитеатра, ибо его внутреннюю честь прикрывало висевшее над ним серое непрозрачное облако. - Мы вышли к чертогу Волшебницы, - раздался в наушниках скафандра тихий голос проводника-приверженца Культа. - По ту сторону этой серой завесы находится место, к которому вы шли всю свою жизнь. Барсак прищурился и попытался, хотя и безуспешно, проникнуть взглядом за завесу, надеясь хотя бы по какому-нибудь слабому отблеску определить, что же все-таки скрывается за серой пеленой. - Когда вы пройдете сквозь завесу, - продолжал предостерегающе проводник, - вы сбросите скафандры и всякие иные одежды и нагими предстанете перед Волшебницей. - Но ведь это невозможно, - тотчас же воспротивился привыкший к открытому космосу разум Барсака. "Холод, отсутствие воздуха для дыхания и нормального давления его - каждый из этих факторов в отдельности погубит любого из нас". - С вами ничего не случится плохого, - как бы подслушав его мысли, успокоил проводник. Барсак увидел, как шедшие впереди него стали постепенно исчезать за серой пеленой, сначала одна нога, затем плечо, затем туловище, как они сразу же становятся невидимыми для тех, кто находится снаружи, будто проскальзывали между молекулами, из которых состоит завеса. С тяжелым сердцем он продолжал идти, покорно дожидаясь своей очереди. Наконец эта завеса смутно вырисовывалась всего лишь в нескольких дюймах от него, и он не колеблясь, поставил свою правую ногу за завесу, а затем подался вперед и все телом. Оно на мгновенье затрепетало, в ушах Барсака слегка закололо, но он прошел сквозь завесу и теперь был внутри чертога Волшебницы. - Сбросьте скафандры и одежду, - раздалось в ушах строгое предписание. "Не в состоянии", - подумал Барсак. Затем он посмотрел по сторонам и увидел, как обнажаются другие неофиты, сбрасывая свои скафандры и одежду, как сбрасывает змея свою изношенную кожу в процессе линьки, но при этом остаются живыми, как ни в чем не бывало. Барсак предположил, что это, должно быть, действует какое-то силовое поле, поле полупроницаемое, которое не воспрепятствует проходу людей в сферу его действия, но в то же самое время удерживает внутри себя пригодную для жизни атмосферу. Ради пробы он протянул руку назад, дотронулся кончиком пальца к внутренней поверхности этой силовой завесы, оставшейся сзади, и тут же получил ответ - завеса изнутри была твердой наощупь, как гранит. Через нее можно было проникнуть только в одном направлении, и все, что находилось внутри - и люди, и молекулы воздуха, - все это в равной степени оставалось внутри принудительно. Удовлетворившись, Барсак обхватил пальцами изолирующие клапаны скафандра и вскрыл их. Затем сдвинул гермошлем и сразу те почувствовал, как шипя, мимо его шеи стал вырываться воздух. Скафандр расщепился на две половинки, как раскрываются створки раковины морских моллюсков. Теперь, больше уже не обращая внимания на возможные последствия, он сбросил нагрудный щиток и лицевую маску, затем сорвал с себя убогую одежду, в которой он был внутри скафандра. Такой же обнаженный, как и все остальные шестнадцать послушников и девять приверженцев Культа, которые и здесь не расставались с прикрывающими их масками, Барсак двинулся вперед сквозь фиолетовую дымку, которая не позволяла разглядеть, что находится дальше. Так он шел минуты две, после чего дымка рассеялась. Он стоял прямо перед Волшебницей Азонды. Она величаво восседала на просвечивающем троне, отделанном ониксом и окаймленным халцедоном, положив руки на подлокотники. Перед нею размещалось некоторое возвышение, что-то вроде алтаря, высеченного из какого-то полупрозрачного камня нежно-розоватого цвета. Внутри алтаря виднелось что-то темное, возможно, какой-то механизм. Барсак поднял взор ка Волшебницу. Это была женщина во всем своем нагом великолепии. Кожа ее была светло-золотистого цвета, она вся как бы излучала тепло, ее пышное тело венчала высокая округлая грудь. Лица у нее не было. От лба до подбородка вместо лица была гладкая, слегка изогнутая поверхность, отполированная почти до зеркального блеска. Она напоминала пустую заготовку, из которой скульптор мог бы высечь лицо, какое ему заблагорассудится. И тем не менее впечатления несовершенства не было. Она казалась Барсаку верхом совершенства, живым произведением искусства. Вокруг нее полукругом расположились служители, отправлявшие службу: в центре, заметил Барсак, одиннадцать мужчин, все обнаженные, но с серебряными масками на лицах, по обоим бонам от них - восемь женщин, тоже в масках. От этой группы исходило низкое заунывное пение без слов, завывающее причитанье, дрожащие звуки которого то поднимались по синкопированной хроматической гамме, то таким же образом опускались. Казалось, что он плыл в море все более глубоко проникающих в сознание звуков этих непонятных псалмов. В мозгу его зазвучал нежный женский голос: "Приди ко мне, ибо я сама Жизнь: приди ко мне, ибо во мне нет больше боли, во мне покой и избавление от страданий, познанных тобою..." Ему казалось, что его разум омывается расходящимися веером световыми лучами. Он почувствовал, как какая-то необъяснимая сила влечет его вперед, как он скользит, повинуясь ей... "...а также конец страданий, конец мучений, избавление от самого себя. Во мне всегда покой, и дружеское соучастие, и неся меня в своем сердце, станешь с радостью служить мне и тем обретешь вечность". Повинуясь неслышной команде, Барсак простер обе свои руки и ощутил в них руки своих соседей. Все вокруг залил фантастически прекрасный свет, неся с собой тепло и всепроникающую нежность. Взявшись за руки, семнадцать приобщенных к Культу устремились к Волшебнице и преклонили перед алтарем колени. Вот и завершение всех поисков, подумал Барсак: вот здесь заканчивается всякая борьба: в изначальное чрево творения возвращается все сущее, обратным ходом пройдя все стадии. "...да исцелишься ты светом моим..." Чьи-то пальцы ласкали его разум, пробуждая позабыть о своей исключительности, отказаться от своей индивидуальности, стать частью братства, которое называло себя Культом Волшебницы. Он почувствовал, как тревога и сомнения, крепкой хваткой скреплявшие его разум, постепенно исчезают под воздействием нежных сладких песнопений. И как легко будет отделиться наконец-то от своего "я", позволить своему разуму и душе слиться с разумом и душами остальных. Он расслабился. Личность его погасла, растворилась в других. "Взгляни на меня", - услышал он призыв. Барсак поднял взор на лишенное лица безмолвное совершенство Волшебницы. Однако через мгновенье взгляд его почему-то соскользнул с нее и устремился на тех одиннадцать служителей, которые выстроились позади нее. Его заворожила яркость отражения фигуры Волшебницы от их отполированных масок. Создалось впечатление, будто в каждой из этих масок сияет все великолепие Волшебницы. Странно, пронеслась мысль в той небольшой части его мозга, которая еще принадлежала только одному ему. Нижняя часть лица одного из этих служителей была иссечена шрамами, конфигурация которых показалась ему знакомой. Надрезы веером расходились от уголков рта. Барсак нахмурился. Чарующая красота Волшебницы взывала к тому, чтобы он прекратил всякое рациональное мышление и капитулировал, однако он решительно поборол в себе это искушение, рука его потянулась вверх и стала ощупывать глубокие борозды, обезобразившие его собственное лицо. "Он и этот служитель были изуродованы по одному и тому же образцу", - подумал он. Странно. Как это могло так получиться? Как... Воспоминания бурным потоком захлестнули его просыпающийся разум. Он вырвал свои руки из рук других неофитов, которые продолжали причитать, оставаясь коленопреклоненными по обеим сторонам от него, и поднялся во весь рост. Он вспомнил теперь все. Крик его расколол священную тишину Чертога. - Зигмунн! Лучи света, озарявшие чертог Волшебницы, задрожали. Его неожиданный пронзительный крик будто взорвал колдовские чары, которыми она опутывала всех здесь находящихся. Остальные послушники стали бесцельно кружить около алтаря, не осознавая того, что с ними происходит. Будучи вырванными из состояния транса, в котором пребывали до этого, они еще не способны были снова стать полновластными хозяевами своих слов и своего ума. Позади трона ошеломленные служители окаменели в изумлении, а сама Волшебница некоторое время еще все так же оставалась воплощением нежности. Ее лишенное всяких черт лицо, как будто загадочно улыбалось, но затем стало постепенно превращаться в мрачное воплощение ужаса. Барсак бросился вперед. - Зигмунн! Это ты, там, за маской! Я узнаю тебя по шрамам! Я прибыл сюда, чтобы забрать тебя, увести отсюда. Ты помнишь, откуда у тебя эти шрамы, Зигмунн? Один из неподвижных, как столб, служителей Культа воскликнул: - Барсак! - Да. Не удалось твоей Волшебнице покорить меня, несмотря ни на что! Столь характерное для него упорство вспыхнуло в нем ярким пламенем. Он бросился вперед, к кольцу служителей. - Сбрось эту маску, Зигмунн! Возвращайся со мной на Глаурус! - Не делай глупости, Барсак! Волшебница предлагает твоей душе покой. - Все, что сообщает эта Волшебница, - сплошная ложь! - Никогда ты не сможешь уйти от нее, - спокойно возразил луаспарец. - Познай ее однажды, становишься ее частью, остальное все - чисто внешнее. Ты познал ее, Барсак? - Я видел ее. Но я остаюсь свободным человеком. - Это невозможно! Ты видел только себя, отраженного в Волшебнице. Она существует только в том случае, когда ее волшебные чары существуют в тебе, в черном колодце твоего подсознания. - Нет, - прорычал Барсак. - Да! Коль ты здесь, коль ты уже увидел Волшебницу, - значит ты всецело слился с нею! Тебя уже нет, согласись с этим, Барсак! Не упорствуй! Поклоняйся ей, коль она уже внутри тебя! - Нет!!! Барсак стал протискиваться вперед, расталкивая остальных. В его сознании возник какой-то шепот, но он понял, что слова предназначены не ему, а послушникам. - Остановите его! Они хватали его за руки и тянули к себе. Барсак безжалостно от них отбивался. Тело его, столь долго бывшее скованным, вновь обрело свободу, и весело застучали по серебряным маскам его кулаки. Один из противников грузно осел наземь, не устояв перед напором его неистовства. Теперь ему противостояло десять послушников-мужчин. Один только Зигмунн в панике спрятался за троном Волшебницы. Руки Барсака работали, как молотилка, послушники, кувыркаясь, летели наземь, разлетались во все стороны от его бешеным ударов. Он прокладывал себе дорогу голыми кулаками. Остановить его было невозможно. Вот уже только три послушника продолжали цепляться за него, затем двое, один. Оторвав от себя последнего, от отшвырнул его далеко в сторону и кинулся прямо к Волшебнице. Сквозь Волшебницу!!! Он прошел сквозь нее, как будто она была всего лишь бредовым видением, и, оставив трон позади, схватил Зигмунна за горло. С горечью оглядев шрамы на подбородке луаспарца, он одним небрежным движением смахнул с его лица серебряную маску. Затуманенные наркотиками глаза, в ужасе глядевшие на него, принадлежали луаспарцу, но это были глаза не того Зигмунна, которого он знал. С отвращением Барсак отпустил его, и тонкий, как карандаш, луаспарец отшатнулся в сторону. - Из Культа нет обратной дороги, - смиренно произнес Зигмунн. - Зачем ты последовал сюда за мною? Зачем ты устроил весь этот кавардак? - Я пришел... чтобы забрать тебя, - сдавленным голосом сказал Барсак. - Но ничего уже не осталось такого, что я мог взять с собой. И душой, и телом ты принадлежишь... этому... - Возвращайся назад, - низко опустив голову, стал подгонять его Зигмунн. - Преклони колени и проси у нее прощения. Она радушно встретит тебя. Единожды узрев ее, тебе уже никогда не убежать от нее. Твоя душа уже навеки принадлежит только ей. Барсак с горечью покачал головой. Теперь он до конца понял, насколько тщетными были все его попытки спасти Зигмунна. Отсюда нет спасения, и Зигмунн потерян навеки. Опустошенный пониманием совершившегося, он обернулся. Волшебница, устремив вперед взгляд отсутствующих глаз, все так же продолжала восседать на троне. Что же она из себя представляет? Гипнотическую фигуру, которую беспринципные, неразборчивые в средствах жрецы проецируют на сознание собираемых здесь несчастных? Или какое-то чуждое, внегалактическое существо, которое, обосновавшись на этой мертвой планете, ищет общества других существ и не в силах само покинуть ее. Этого ему никогда не узнать. Постепенно служители начали оправляться от шока, вызванного неожиданным порывом Барсака. Они стали ползти к нему. Отовсюду, из всех концов этого погруженного в сумерки амфитеатра к нему приближались фигуры в серебряных масках. Неожиданно новый взрыв ярости обуял Барсака. Он рывком подтянул к себе исхудавшее тело Зигмунна и крепко обхватил изнуренного луаспарца. Затем с дикой, необузданной силой он швырнул Зигмунна прямо в прозрачный алтарь из розового камня. Алтарь рассыпался. Материал, из которого он сооружен, был, по-видимому, не толще оконного стекла. Зигмунн откатился в сторону и так и остался лежать, не шевелясь. Силовой занавес, мигнув, исчез. На какое-то крохотное мгновение Барсак застыл, глядя на разбитый алтарь и служителей Волшебницы, издавших истошный вопль отчаяния. Атмосфера, более не удерживаемая полупроницаемым куполом, с чудовищной силой устремилась наружу, и безжалостный вакуум Азонды воцарился в Чертоге Волшебницы. Только безусловные рефлексы, выработавшиеся за двадцать лет работы в космосе, могли еще спасти Барсака. Не выпуская из легких воздух и усилием воли почти приостановив работу сердца, Барсак ринулся к своему брошенному недавно скафандру. Ему казалось, что прошли часы, прежде чем он его одел, целая вечность прежде, чем воздух устремился в шлем, и он получил снова возможность дышать. Фактически же прошло не более пятнадцати секунд. Он обернулся. Не менее сотни распростертых тел лежало вокруг алтаря. Пузырьки крови лопались на их лицах по мере того, как они выкашливали свои жизни в окружавший их вакуум. Надо всем этим продолжала возвышаться безучастная ко всему Волшебница, теперь более бледная, чем раньше, но тем не менее нисколько не изменившаяся во всех других отношениях, да, по-видимому, навеки неизменная. В горле у Барсака что-то мучительно заклокотало, он повернулся и, едва сдерживая рвоту, бросился бежать. Назад, через снежные заносы, прочь от сцены смерти, которая еще меньше минуты назад была Чертогом Волшебницы, к дожидавшемуся его золотисто-зеленому космическому кораблю, стоявшему вдалеке среди сугробов, опираясь на хвостовую часть. Добравшись до корабля, он влез в кабину, включил автопилот и поспешно произвел необходимые предстартовые манипуляции. У него не было времени на тщательную проверку механизмов и на контроль за показаниями приборов. На борту корабля был всего лишь один пассажир, да и тому решительно все равно, выживет ли он или погибнет при взлете. Корабль поднялся. Барсак отчаянно вцепился в приваренные к стенке кабины поручни и безучастно ждал, когда пресс многократного ускорения лишит его чувств. Не в силах дальше бороться, он упал на пол кабины управления и так и остался недвижимо лежать на холодном металле. Через некоторое время он пришел в себя. Данные, которые высвечивал ему контрольный дисплей, говорили о том, что он теперь далеко за пределами планетной системы, к которой принадлежал Глаурус, и по диагонали пересекает галактическую линзу в направлении тройной звездной системы Уона. Увидев в зеркале свое измученное лицо - лицо незнакомца, Барсак наконец-то до конца осознал, что ему удалось вырваться из цепких лап Культа. Многие его приверженцы валялись мертвыми далеко отсюда, на безжизненной Азонде, а в его распоряжении оказался корабль, благодаря чему перед ним была открыта все Галактика. Жизнь можно начинать сызнова. Вот только на самом ли деле ему удалось ускользнуть от этого Культа, задумался он, глядя на то, как становится все ближе и ближе к трехцветному великолепию Уоны яркая светящаяся точка, символизирующая его корабль на экране дисплея! Ведь язык пламени, исходившего от непостижимой Волшебницы, все-таки лизнул его разум, и, возможно, Зигмунн не солгал. Волшебница всегда теперь будет с ним, хочет он того или нет, пусть даже заберется он к потухшим звездам, дрейфующим далеко за пределами Галактики. Он смотрел на отраженное в зеркале свое бесплотное лицо, окаймленное седыми волосами, и не мог отделаться от ощущения, что где-то позади него есть еще одно лицо, лицо пустое, лишенное всяких индивидуальных черт, белое и сияющее. Волшебница никогда его не покинет, так же, как и память о восьми месяцах ада на Глаурусе и Азонде. Потирая горизонтальные борозды, испещрившие его челюсти, он не отрываясь глядел на дисплей и ждал, когда трехцветная Уона окажется совсем рядом с его кораблем. +========================================================================+ I Этот текст сделан Harry Fantasyst SF&F OCR Laboratory I I в рамках некоммерческого проекта "Сам-себе Гутенберг-2" I Г------------------------------------------------------------------------╤ I Если вы обнаружите ошибку в тексте, пришлите его фрагмент I I (указав номер строки) netmail'ом: Fido 2:463/2.5 Igor Zagumennov I +========================================================================+