ловеке. - Ты не знаешь, что это за ненависть, - заметил Бордман. - И он не знает. Уверяю тебя, все идет хорошо. Вне сомнения, будут еще кое-какие неудачи, но основное - это что он вообще с тобой разговаривает. Он не хочет ненавидеть. Создай такие условия, чтобы его лед растаял. - Когда вы пришлете за мной робота? - Попозже, - сказал Бордман, - если в том будет необходимость. Мюллер не возвращался. Сгущались сумерки и сделалось холоднее. Раулинс сидел в клетке, продрогший, съежившийся. Он пытался вообразить город в те времена, когда в нем бурлила жизнь, когда клетка служила для показа творений, выловленных в лабиринте. Сюда приходят толпы строителей города, невысоких и плотных, покрытых густой медного цвета шерстью, с зеленоватой кожей. Размахивают длинными руками, указывая на клетку. А в клетке извивается существо, напоминающее какого-то исполинского скорпиона. Зрачки его полыхают, белые когти дерут мостовую, внезапно бьет хвост, и животное только и ждет, чтобы кто-то подошел слишком близко. Скрежещущая музыка звучит в городе, чужаки смеются. От них идет теплый, мускусный запах. Дети плюют в клетку. Слюна их - как огонь. В ярких лунных лучах пляшут тени. Ужасный узник, полный злых намерений, чувствует себя одиноким без создания своего вида, которые кишмя кишат в освещенных туннелях на планете Альфекка или Маркаба - очень далеко. А тут целыми днями приходят строители города, издеваются, дразнят. Создание в клетке видеть не может их хрупкие тела, переплетающиеся длинные тоненькие пальцы. Но однажды под клеткой пол проваливается, поскольку обитателям города наскучил их пленник их чужого мира, и он, взмахнув хвостом, рушится в бездну, оскалившуюся остриями ножей. Настала ночь. Раулинс уже несколько часов не слышал голос Бордмана. Мюллера же он не видел с позднего полдня. По площади крались животные, преимущественно - небольшие, с отвратительными зубам и когтями. А он на этот раз пришел сюда безоружный. Он был готов затоптать любое из этих созданий, которое бы только сунулось между прутьев клетки. Он дрожал от холода, ему хотелось есть. Он пытался отыскать во тьме Мюллера. Все это перестало быть шуткой. - Ты меня слышишь? - спросил Бордман. - Вскоре мы тебя оттуда вызволим. - Да? Но когда? - Мы выслали робота, Нед. - Значит, достаточно будет четверти часа, чтобы робот дошел сюда. Здесь безопасные зоны. Какое-то время Бордман молчал. - Час назад Мюллер задержал робота и уничтожил его. - И ты не мог мне об этом сказать сразу? - Мы тотчас же выслали несколько роботов одновременно, - сообщил Бордман. - Мюллер наверняка уничтожит еще хотя бы одного. Все идет отлично, Нед. Тебе не грозит ни малейшая опасность. - Если только ничего не случится, - пробормотал Раулинс. Он не стал продолжать этого разговора, все более иззябший и голодный он оперся о стену и ждал. Наблюдал, как на расстоянии ста метров небольшие гибкие зверюшки набрасываются и убивают животных, значительно себя больших. Минуту спустя туда уже набегали стервятники, чтобы обглодать кучу окровавленных костей. Он прислушивался к звукам этой охоты и насыщений. Его поле зрения было частично ограниченно, так что ему приходилось вытягивать шею в поисках робота, высланного ему на помощь. Но робота не было. Он ощущал себя человеком, принесенным в жертву, избранником смерти. Стервятники завершили свою работу. И тихо двинулись через площадь к нему - небольшие, напоминающие лисиц зверюшки, с крупными крутолобыми головами, кривоватыми лапами и желтыми, загибающимися внутрь когтями. Они шевелили золотистыми белками, посматривая на него с интересом, задумчиво, серьезно. Мордочки их были измазаны густой, пурпурной кровью. Они приближались. Раулинс заметил длинное узкое рыльце между прутьями клетки. Ударил. Морда убралась. Но с левой стороны уже другой зверек протискивался сквозь решетку. А дальше - еще трое. И неожиданно эти зверюшки начали проникать в клетку отовсюду. 9 Бордман в лагере в зоне "Ф" свил себе уютное гнездышко. Но его старость как-то сама собой делала это естественным. Он никогда не был спартанцем, а уж сейчас, предприняв это тяжелое и рискованное путешествие, он прихватил с собой с Земли все, что только могло доставить ему удовольствие. Робот за роботом доставляли его имущество с корабля. В молочно-белой палатке он устроил себе жилище с центральным отоплением, световой драпировкой, поглощателями тяготения и даже с баром, полным напитков. Коньяк и другие деликатесы были у него под руками. Он спал на мягком надувном матраце, покрываясь толстым красным ковром, сотканным из теплого материала. Он знал, что остальные люди в лагере, хотя и вынуждены пользоваться гораздо меньшими удобствами, не питают к нему зла. Они понимали, что Чарльз Бордман должен жить в уюте, где бы он ни находился. Вошел Гринфилд. - Мы потеряли еще одного робота, - доложил он. - Значит, во внутренних стенах их осталось всего три. Бордман поднес ко рту самозажигающуюся сигару. Затянулся, то перекидывая ногу на ногу, то снимая ногу с ноги, потом выпустил из ноздрей дым и улыбнулся. - Значит, Мюллер вывел из строя и этих тоже? - Боюсь, что так. Он знает входные трассы лучше нас. И все держит под контролем. - Вы выслали хотя бы одного робота путем, которого у нас нет на картах? - Даже двух. Оба пропали. - Хм-м. Надо бы выслать большее число роботов одновременно. Тогда будет надежда, что хотя бы один не привлечет внимания Мюллера. Парнишка нервничает в клетке. Измените программу, хорошо? Мозг корабля подберет нужную диверсионную тактику, если вы его верно запрограммируете. Скажем, пусть роботов двадцать пойдут одновременно. - У нас их осталось всего три, - напомнил Гринфилд. Бордман прикусил сигару. - Три тут в лагере или вообще? - Три в лагере. Снаружи лабиринта их еще пять. Они уже начинают входить. - Кто такое допустил? Я еще поговорю с Хостином. Надо изготовить новые по шаблонам. К утру в моем распоряжении должно быть пятьдесят роботов. Нет, восемьдесят. Нет, какая безнадежная глупость, Гринфилд! - Именно так. - Ладно, убирайтесь! Бордман с раздражением затянулся сигарным дымом. Он набрал диск, и пододвинулась бутылка коньяка - превосходный, густой, ароматный напиток, изготовленный отцами-перептикалистами на Денебе-12. Ситуация и в самом деле была тревожной. Он отхлебнул с полбокала коньяка, на мгновенье потерял дыхание, потом наполнил бокал заново. Он знал, что ему грозит потеря перспективы, старейший из всех грехов. Деликатность этой миссии уже начала несколько раздражать его. Все эти крохотные шажки, мизерные успехи, утомительное приближение к цели, осмотрительность... Раулинс в клетке. Раулинс и его угрызения совести. Мюллер со своим психопатическим мировоззрением. Крохотные зверюшки, которые обгладывают человеку пятки, а сами только и думают, как бы добраться до горла. Все эти ловушки, расставленные демонами, и эта притаившаяся внегалактическая раса существ с огромными глазами, живущая в удивительном мире излучений, рядом с которыми Чарльз Бордман является чем-то не более чувствительным, чем растения. Угроза конца всему. Рассерженный, он погасил сигару о пепельницу и немедленно воззрился с изумлением на длинный окурок. Столько сигары пропало! Сама она уже не раскурится. Но ведь есть же инфракрасный луч от генератора. Он снова раскурил сигару и энергично запыхтел ею, пока она не раскурилась. Потом неохотно протянул руку и вновь нажал клавишу связи с Недом Раулинсом. Он увидел на экране вертикальный прутья в лунном отблеске и волосатые мордочки посверкивающие зубами. - Нед! - вскричал он. - Это Чарльз. Мы выслали к тебе много роботов, парень. Мы вызволим тебя из этой идиотской клетки за пять минут. Слышишь? За пять минут! Раулинс был очень занят. Это выглядело чуть ли не смешно. Прямо без конца набегали и набегали эти зверьки. Всовывали мордочки между прутьями - по два, по три сразу. Лисицы, норки, горностаи или дьявол их разберет, какие это зверюшки - ничего, кроме зубов и маленьких злых пастей. Но ведь кормились-то они падалью, сами не убивали. Неизвестно, что притягивало их к клетке. Они протискивались, собирались вокруг Раулинса, жестким мехом терлись о его ноги, били его лапками, драли ему кожу когтями, грызли ему лодыжки. Он топтал их. Он довольно скоро убедился, что стукая каждую по голове тяжелым ботинком, он сразу же ломает ей позвоночник. Мгновенными ударами он отбрасывал свои очередные жертвы в угол клетки, куда сразу же кучей кидались маленькие бестии. Каннибалы. Постепенно он вошел в ритм. Поворот. Удар. Толчок. Поворот. Удар. Толчок. Хруп. Хруп. Хруп. И все же грызли и царапали они его ужасно. Первые пять минут у него почти не было времени для отдыха. Поворот, удар, толчок. Он так расправился по крайней мере с двумя десятками за какие-то пять минут. В углу клетки скопилась гора маленьких скрючившихся телец, на которой копошились живые, пытаясь отыскать лучшие куски. Но наконец-то пришла пора, когда он угостил их всех, находящихся в клетке, а снаружи их больше не проникало. Теперь он мог передохнуть. Он ухватился за прут, поднял левую ногу и начал рассматривать многочисленные ранки, царапины, укусы. Интересно, дадут мне посмертно Звездный Крест, если я умру от галактического бешенства? - подумал он. Ноги у него были окровавлены от колен и ниже, и эти повреждения, хотя и не глубокие, саднили и болели. Неожиданно он понял, почему эти зверюшки, питающиеся падалью, пришли к нему. Имея сейчас возможность передохнуть, он почувствовал сильный запах гниющего мяса. Он чуть ли не ощутил в воображении - огромное животное с распоротым брюхом с красными липкими внутренностями... крупные черные мухи над ним... черви, копошащиеся в этом куске гнили... Здесь, в этой клетке, разлагаться было нечему. Мертвые стервятники еще не начали гнить, впрочем, немного их и останется, если не считать обгрызенных костей. Значит, наверняка это какая-то ловушка: западня с запахом, вмонтированная в клетку. Сама клетка распространяла такой запах. Зачем? Скорей всего, чтобы заманить стаю питающихся падалью внутрь. Изысканная форма пыток. Не исключено, что это дело рук Мюллера. Ведь мог же Мюллер дойти до ближайшего пульта управления и включить этот запах. На этом Раулинсу пришлось закончить свои размышления. Новая армия стервятников бежала через площадь. Они были несколько крупнее, хотя и недостаточно большими, чтобы не пролезть между прутьями. Это твари скалили зубы в лунном свете почти омерзительно. Раулинс немедленно растоптал трех урчащих, жрущих каннибалов, что еще оставались живыми, и вышвырнул их за прутья как можно дальше, метров на восемь-десять. Великолепно! Батальон новых визитеров спешно остановился и начал лакомиться пожирая трупики и еще не совсем мертвые тельца. Раулинс подумал, что если их не станет больше, то с ними он может справиться. В конце концов они перестали надоедать ему. Он убил уже семьдесят, а то и восемьдесят штук. Запах свежей крови перебивал даже искусственный запах разложения. Ноги его ныли от ранений, голова кружилась. Но остаток ночи прошел спокойно. Последние уцелевшие стервятники, обожравшись, тихонько удалились, даже не пытаясь добраться до утомленного человека. Изможденный, выдохнувшийся, близкий одновременно к смеху и плачу, Раулинс отпустил прутья и уже не смотрел больше на свои окровавленные ноги - они ныли, горели. Он представил, как целые флотилии неведомых микроорганизмов кружат по его кровеносной системе. Распухший, сине-фиолетовый труп под утро, жертва перехитрившей самое себя хитрости Чарльза Бордмана. Идиотской идеей было забираться в эту клетку! Дурацкий способ заслужить доверие Мюллера, воистину дурацкий! А ведь у этой клетки есть свои плюсы, неожиданно подумал он. Три крупных зверя крались в нему с трех сторон сразу. Походкой они напоминали львов, и внешностью - кабанов. Приземисты, весящие, наверное, по сотне килограммов создания с острыми хребтами и вытянутыми пирамидальными мордами. Слюна капала с узких губ, крохотные глазки, попарно посаженные сразу под рваными обвисшими ушами с каждой стороны морды, посверкивали. Загнутые клыки выделялись среди более мелких, более острых собачьих зубов на мощных челюстях. Подозрительно поглядывая друг на друга, эти три мерзких создания произвели ряд ритуальных перемещений, свидетельствующих о их тупости, поскольку они лишь ходили кругом и следили друг за другом, а не изучали окружающее. Какое-то время они рылись в горе мертвых стервятников, но, скорее всего, падалью они не питались - искали парное мясо. Их отвращение к этим жертвам каннибализма было очевидным. Потом они повернулись, чтобы посмотреть на Раулинса, стоящего так, что каждое из них могло направить одну из пар глаз прямо на него. Вот теперь уже Раулинс воспринял клетку как убежище. Он не хотел бы оказаться снаружи, уставшим и беззащитным, когда три этих чудовища разыскивают здесь себе мясо на ужин. И в ту же самую минуту прутья клетки начали бесшумно проваливаться в тротуар. Мюллер, подходя, как раз застал эту сцену. Он задержался лишь на мгновенье, чтобы поглядеть на исчезновенье прутьев - медленное, чуть ли не демонстративное. Он обвел глазами трех проголодавшихся диких свиней и ошеломленного окровавленного Раулинса, неожиданно оказавшегося перед ними без всякой преграды. - Падай! - крикнул он. Раулинс, перебежав четыре шага налево, упал на скользкую от крови мостовую лицом в груду маленьких трупиков на углу улицы. Мюллер выстрелил. Он не стал ломать голову над установлением прицела вручную, потому что это не были съедобные животные. Тремя быстрыми молниями он сразил свиней. Они даже не дернулись. Он бросился к Раулинсу, когда внезапно появился один из роботов, высланных из лагеря в зон "Ф", весело направлявшийся в их сторону. Черт побери! Мюллер извлек из кармана смертоносный шар и навел окошко на робота. Робот повернул к нему бездушное пустое лицо. Выстрел. Механизм развалился. Раулинс пытался подняться с тротуара. - Жаль, что ты его уничтожил, - пробормотал он. - Он пришел сюда затем, чтобы помочь мне. - В помощи не было необходимости, - сказал Мюллер. - Ты можешь идти? - Вроде бы. - Тебя здорово попортили? - Обглодали немножко, и ничего больше. Не так это страшно, как выглядит. - Иди за мной. Снова стервятники сбегались на площадь, притянутые таинственным телеграфом крови. Маленькие, поразительно зубастые, они серьезно взялись за дело с тремя огромными кабанами. Раулинс смотрел как-то рассеяно, что-то бормоча себе под нос. Забыв о своей эманации, Мюллер подхватил его под руку. Парнишка содрогнулся и вырвался, и тотчас же пожалел о своей невежливости и протянул Мюллеру руку. Через площадь они прошли вместе. Мюллер чувствовал, как того всего трясет. И все же он не мог понять, реакция ли это на недавние переживания, или же следствие редкой близости ничем не изолированного сознания. - Сюда! - резко сказал он. Они вошли в шестиугольное помещение, в котором он держал свой диагност. Мюллер плотно закрыл дверь, вновь ставшую неразличимой, и Раулинс повалился на голый пол. Светлые волосы, мокрые от пота, приклеились к его лбу. Глаза метались, зрачки расширились. - Долго продолжалось это нападение на тебя? - спросил Мюллер. - Наверное, минут пятнадцать-двадцать. Я не знаю. Должно быть, их было штук пятьдесят, а то и все сто. Они трескались, знаешь, словно ломались ветки. А потом клетка исчезла. - Раулинс разразился беззвучным смехом. - Это было наилучшее из всего! Едва я покончил с этим дрянями и попробовал передохнуть, явились три зверюги покрупнее, и, разумеется, клетка испарилась и... - Помедленнее, - попросил Мюллер. - Ты тараторил так быстро, что я не все понимаю. Ты можешь снять эти ботинки? - То, что от них осталось? - Вот именно. Скинь их, мы сейчас обработаем ноги. На Лемносе полным полно микробов. И вирусов, насколько мне известно. И бацилл, и бактерий и черт там знает чего еще... Раулинс потянулся руками к ботинкам. - Поможешь мне? Я, к сожалению, не... - Тебе станет плохо, если я подойду чуть поближе, - предостерег Мюллер. - К дьяволу это! Мюллер пожал плечами. Он подошел к Раулинсу и принялся возиться со сломанной и изогнутой молнией его ботинок. Металл искорежили крохотные зубки, так же, кстати, как повредили кожу самих ботинок и подметок. Минуту спустя Раулинс с голыми ногами лежал на полу, вытянувшись, и кривился, хотя и пытался строить из себя героя. Он мучился, хотя ни одно из повреждений не было, вроде бы, серьезным, но вот болели они здорово. Мюллер наладил диагност. Лампы аппарата засветились, блеснул сигнал на выходе рецептора. - Это какая-то старая модель, - сказал Раулинс. - Я не знаю, как с ней обращаться. - Вытяни ноги под анализатором. Раулинс пошевелился. Голубой свет теперь падал на его раны. Все в диагносте урчало и клокотало. Вытянулось гибкое щупальце с тампоном, которое бережно протерло его левую ногу почти что до паха. Диагност втянул окровавленный тампон и принялся разлагать его на составные элементы, тем временен как другое щупальце водило тампоном по правой ноге Раулинса. Парнишка прикусил губу. Тампоны сделали свое дело: коагулятор прекратил кровотечение. Кровь была смыта так, что стали четко видны все небольшие ранки и царапины. И сейчас это выглядело не очень-то хорошо. Подумал Мюллер, хотя и не так печально, как раньше. Из диагноста высунулся сверхзвуковой шприц и вогнал какой-то желтоватый раствор в ягодицу Раулинса. Обезболивающее средство, догадался Мюллер. Вторая инъекция, темно-янтарная, скорее всего была каким-то универсальным антибиотиком, противостоящим заражению. Раулинс явно успокаивался. Следом за этим из диагноста выскочило множество крохотных ручек, чтобы исследовать повреждения в подробностях и проверить, не требуется ли их где-нибудь зашить. Раздалось бренчание, и что-то трижды громко треснуло. Диагност принялся залечивать повреждения. - Лежи спокойно, - сказал Мюллер. - Через пару минут все будет позади. - Тебе не следовало этого делать, - перепугался Раулинс. - В нашем лагере есть медицинская аппаратура. Тебе наверняка уже не хватает разных важных химикалий. Если бы ты позволил тому роботу отнести меня в лагерь... - Я не хочу, чтобы автоматы крутились здесь. А мой диагност заправлен всем необходимым по крайней мере на полстолетия. Болею я не часто. Вдобавок ко всему этот аппарат способен сам синтезировать необходимое количество наиболее употребимых лекарств. Лишь бы я время от времени поставлял ему протоплазму, а остальное он делает сам. - Тогда позволь хотя бы, чтобы мы снабдили тебя запасом наиболее редких медикаментов. - Обойдусь. Я не нуждаюсь ни в каком милосердии. Ну вот и все! Диагност завершил свою работу над тобой. Скорее всего, у тебя даже шрамов не останется. Аппаратура оставила Раулинса в покое. Он сел и поглядел на Мюллера. Глаза его сделались совершенно здравыми. Мюллер стоял в одном из углов этой шестиугольной комнаты, оперевшись спиной о стену. - Если бы я мог предположить, - сказал он, - что они нападут на тебя, я бы не оставил тебя одного так долго. У тебя не было оружия? - Не было. - Хищники, которые питаются только падалью, обычно не нападают на живых. Что могло привлечь их к тебе? - Клетка, - сказал Раулинс. - Она выделяла запах гниющего мяса. Приманивала их. И, ни с того, ни с сего, множество их начало карабкаться внутрь. Я думал, они съедят меня живьем. Мюллер улыбнулся. - Интересно, - сказал он. - Значит, и клетки эти тоже запрограммированы как ловушки. Благодаря твоему неприятному приключению, мы получили любопытную информацию. Я даже не могу сказать тебе, насколько меня интересует эта клетка. Как весьма интересует меня любая деталька этого невероятного окружения. Акведук. Пилоны-календари, устройство, которые чистят улицы. Я тебе благодарен, что ты помог мне несколько углубить мое знание лабиринта, - Я знаю еще одного человека, у которого точно такой же подход. Для него неважно, насколько он рискует или какой ценой должен заплатить, чтобы извлечь для своего опыта необходимые данные. Борд... Энергичным движение руки Мюллер остановил Раулинса. - Кто? - Бордени, - сказал Раулинс. Эмилио Бордени. Мой профессор эпистологиии в университете. Преподавал он поразительно. Но на самом деле только герменетику... как учиться... - Эвристику, - поправил его Мюллер. - Ты уверен? Я бы поклялся, что... - Ты ошибаешься, - сказал Мюллер. - Ты же говоришь со специалистом. Герменетика это филологическая дисциплина, занимающаяся толкованием Священного Писания, но в последнее время нашедшая широкое применение в связи. Твой отец знал бы это превосходно. Собственно, и моя миссия у гидрян была экспериментом в области прикладной герменетики. Только он не удался. - Эвристика, герменетика! - Раулинс фыркнул от смеха. - Но в любом случае я рад, что помог тебе в изучении этих клеток. Мой достойный вклад в эвристику. Но на будущее я предпочел бы обходиться без таких переживаний. - Само собой, - согласился Мюллер. Он ощущал странное добродушие. Он уже почти забыл, как это приятно - помогать людям. И, кроме того, как это приятно - иметь возможность вести свободную беседу. Он спросил: - Ты пьешь, Нед? - Спиртное? - Именно это я имел в виду. - Умеренно. - Я тебя угощу нашим местным напитком, - сказал Мюллер. - Он изготавливается какими-то гномиками в недрах этой планеты. - Он извлек изящную плоскую бутылку и два фужера. Аккуратно налил в фужеры не больше, чем по двадцать миллилитров. - Я его получаю в зоне "Д", - разъяснил он, протягивая один из бокалов Раулинсу. - Этот напиток там бьет из фонтана. Он в самом деле заслуживает носить этикетку: "Пей меня!" Раулинс осторожно продегустировал. - Крепковато! - Примерно шестьдесят процентов алкоголя. Именно так. Понятия не имею, что составляет остальное, как оно изготавливается и для чего. Попросту эта штука пришлась мне по вкусу. Она как-то сразу, и сладковатая и изысканная. В голову бьет, само собой. Я полагаю, это еще одна из ловушек. Можно преприятнейше налакаться... а остальное выполнит лабиринт. - Он поднял фужер в руке. - Твое здоровье! - Твое здоровье! Они оба улыбнулись от этого архаического тоста и выпили. "Будь бдителен, Дик, - напомнил себе Мюллер. - Ты уже начал брататься с этим парнишкой. Не забывай, где ты. И почему. Ведь ты же - чудовище!" - Можно, я возьму немножко этой отравы в лагерь? - спросил Раулинс. - Будь добр. А для кого? - Для одного человека, кто бы смог в полной мере оценить его достоинства. Он - гурман. Он путешествует с коллекцией самых разнообразных напитков. Их там примерно с сотню сортов и, могу допустить, с сотни разных планет. Мне даже трудно вспомнить все названия. - Там есть что-нибудь с Мардука? - спросил Мюллер. - С планет Денеба? С Ригеля? - Честно говоря, я не знаю. Понимаешь, я не прочь выпить, но не разбираюсь в марках. - Может, этот твой приятель захотел бы какие-нибудь из своих деликатесов обменять... - Мюллер замолчал. - Нет, нет, - сказал он чуть погодя, - забудь о том, что я сказал. Не хочу никаких обменов. - Ты бы мог просто пойти со мной в лагерь, - сказал Раулинс. - Он бы побаловал тебя всем, что есть в его запасах. Это уж вне сомнения. - До чего ты хитрый, Нед! - теперь Мюллер печально глядел на свой фужер. - Меня не удастся уговорить, Нед. Я не хочу иметь ничего общего с теми людьми. - Мне неприятно, что ты так к этому подходишь. - Еще выпьешь? - Нет. Мне пора возвращаться. Я ведь пришел сюда не на весь день. В лагере меня такой ад поджидает за то, что я ничего не сделал из того, что мне было поручено. - Большую часть этого времени ты провел в клетке. За это они не могут быть на тебя в претензии. - Могут, все-таки. Я уже за вчерашнее получил немного. Им, вроде бы, не особенно нравиться, что я прихожу к тебе. Мюллер неожиданно почувствовал, как что-то защипало у него в сердце. Раулинс продолжал: - Я и так растранжирил здесь сегодня весь день, так что нисколько бы не удивился, если бы они совсем запретили мне приходить сюда. Они будут на меня злы. Понимаешь, раз уж они знают, что ты не горишь желанием сотрудничать с ними, они расценивают эти мои визиты к тебе как простую трату времени, которое я мог бы потратить на помощь нашим группам в зонах "Б" или "Ф". Он допил фужер до конца и поднялся, слегка пошатываясь. Посмотрел на свои голые ноги. Какая-то распыленная диагностом лечебная субстанция цвета кожи покрыла ранки так, что трудно было догадаться, что недавно ноги были искалечены. Он с трудом натянул свои изодранные брюки. - Ботинок и не буду надевать, - заявил он. - Они в жутком состоянии. Наверное, я могу добраться до лагеря и босиком. - Мостовая очень гладкая, - сказал Мюллер. - Ты мне дашь немного этого напитка для моего приятеля? Ни слова не говоря, Мюллер вручил Раулинсу наполовину еще полную фляжку. Раулинс прикрепил ее к поясу. - Это был очень интересный день. Я надеюсь, что мне еще удастся навестить тебя. Пока Раулинс, прихрамывая, добирался до зоны "Е", Бордман спросил: - Как твои ноги? - Устали. Но раны быстро подживают. Ничего со мной не случится. - Смотри, чтобы у тебя бутылка не выпала. - Не бойся, Чарльз. Я ее надежно привязал. Я не хотел бы лишить тебя такого удовольствия. - Нед, послушай. Мы в самом деле выслали к тебе множество роботов. Я все время смотрел на твое ужасное сражение с этими зверями. Но мы ничего не могли поделать. Каждого робота Мюллер останавливал и уничтожал. - Все в порядке, - сказал Раулинс. - Он на самом деле неуравновешен. Он не захотел пропустить во внутренние зоны ни одного нашего робота. - Все в порядке, Чарльз. Ведь я же выбрался из этого живым. Однако Бордман не мог прекратить говорить о своем: - Мне пришло голову, что если бы я совсем не выслал туда роботов, Нед, то было бы значительно лучше. Ведь они слишком надолго задержали Мюллера. За это время он вполне мог вернуться к тебе. Освободить тебя, или же поубивать этих животных. Он... Бордман замолчал, скривился и мысленно обругал себя за эти бредни. Признак старости. Он почувствовал складки жира на своем животе. Необходимо вновь придать себе вид шестидесятилетнего мужчины и одновременно вернуть хорошее физическое самочувствие тех времен, когда ему было пятьдесят. Таким способом хитрый человек скрывает свою хитрость. После длительного молчания он сказал: - Я полагаю, что Мюллер уже подружился с тобой. Я рад. Пришло время, чтобы его соблазнить и заставить покинуть лабиринт. - И как я это сделаю? - Пообещай ему исцеление, - сказал Бордман. 10 Они встретились через два дня около полудня зоне "Б". Мюллер приветствовал Раулинса с явной радостью и облегчением. Раулинс подошел, наискосок пересекая овальный - может быть, танцевальный - зал, расположенный между двумя сапфировыми башнями с плоскими крышами. Мюллер кивнул: - Как ноги? - Превосходно. - А твой приятель? Понравился ему мой напиток? - Безумно. - Раулинс вспомнил блеск в лисьих глазах Бордмана. - Он шлет тебе какой-то особенный коньяк и надеется, что еще раз угостишь его своей отравой. Мюллер присмотрелся к бутылке в вытянутой руке Раулинса. - К чертям это, - холодно произнес он. - Ты не уговоришь меня ни на какой обмен. Если ты дашь мне эту бутылку, я ее разобью. - Но почему? - Дай-ка, я тебе это покажу. Нет, подожди. Не разобью. Ну давай. Он обеими руками взял красивую плоскую бутылку у Раулинса, открутил колпачок и поднес к своим губам. - Вы - дьяволята! - ласково сказал он. - Что это? Из монастыря на Денебе-12? - Я не знаю. Он лишь сказал, что тебе это придется по вкусу. - Дьяволы! Искусители! Товарообмен, чтоб нам всем гореть в аду! На этом конец. Если ты еще раз заявишься ко мне с этим проклятым коньяком... или каким-нибудь другим, я не возьму. Чем ты, собственно, занят целыми днями? - Работаю. Я же говорил тебе. Им не нравится, что я посещаю тебя. "И все же он меня ждал, - подумал Раулинс. - Чарльз был прав: я уже добрался да него. Почему он такой упрямый?" - Где они сейчас копают? - спросил Мюллер. - Нигде не копают. Мы сейчас исследуем акустическими зондами границу зоны "Е" и "Ф", чтобы установить хронологию... был ли этот лабиринт построен сразу, или же его районы постепенно нарастали? А как ты думаешь, Дик? - Чтоб ты сдох. Ничего нового из археологии ты от меня не услышишь! - Мюллер сделал еще один глоток коньяка. - Ты, вроде бы, слишком близко стоишь, - заметил он. - Метра четыре-пять. Ты был еще ближе, когда подавал мне эту фляжку. Ты не ощущаешь последствий? - Ощущаю. - Но скрываешь их, как положено стоику, верно? Пожав плечами, Раулинс беззаботно ответил: - Мне кажется, что впечатление слабеет по мере повторения. Оно и до сих пор сильное, но мне гораздо лучше, чем было в первый день. Ты уже замечал что-нибудь похожее в случаях с другими? - Никто другой не отважился на повторения, как ты это называешь, - сказал Мюллер. - Иди-ка сюда, малыш. Видишь вон это? Это мой водопровод. Прямо роскошь. Черная труба бежит вдоль всей зоны "Б". Она из оникса, как мне кажется. Из полудрагоценного камня. В любом случае - смотрится прекрасно. - Мюллер погладил трубу и пошлепал по акведуку. - Там есть какая-то система насосов. Они выкачивают воду из каверны где-нибудь на глубине может в тысячу километров, не знаю. На поверхности Лемноса нет никакой воды. - Моря есть. - Независимо от... ну, от чего-то там. Вот здесь ты видишь один из кранов. Такой есть через каждые пятьдесят метров. Насколько я ориентируюсь, это был водопровод для всего города, из чего вытекает, что те, кто выстроил этот город, не нуждались в большом количестве воды. Скорее всего, вода не имела для них принципиального значения, поскольку они все это так спроектировали. Подключений я не нашел. Или же каких-нибудь присущих системе водоснабжения устройств. Пить хочешь? - Пожалуй, нет. Мюллер подставил изогнутую ладонь под спиральный с тонкой гравировкой кран, появилась вода. Он быстро сделал несколько глотков. Когда он убрал руку, вода перестала течь. Автоматически, словно что-то наблюдало за ним и знало, когда перекрыть струю, подумал Раулинс. Ловко. Каким чудом это пережило миллионы лет? - Попей, - предложил Мюллер. - Чтобы потом не мучиться от жажды. - Я не могу оставаться надолго, - сказал Раулинс, но воды немного глотнул. Неторопливым шагом они оба добрались до зоны "А". Клетки вновь были закрыты. Раулинс при виде их содрогнулся. Сегодня я бы не захотел ставить подобных экспериментов, подумал он. Они отыскали себе скамьи из полированного камня, изогнутые по бокам на манер кресел с подлокотниками, явно для существ со значительно более широким седалищами, чем обычный хомо сапиенс. Они уселись на этих скамьях и принялись беседовать. Их разделяло значительное расстояние, такое, чтобы Раулинс не чувствовал себя слишком нехорошо из-за эманации Мюллера, и все же ощущение разделенности не возникало. Мюллер разговорился. Он перескакивал с темы на тему, порой впадал в гнев, временами предавался самооплакиванию, но общем-то говорил спокойно с обаянием - пожилой мужчина, которому приятно в обществе молодежи. Он высказывал мнения, философствовал. Мюллер рассказывал о начале своей карьеры, о космических путешествиях, о деликатных миссиях, которые ему приходилось выполнять неоднократно в бунтующих колониях землян на других планетах. Частенько упоминал Бордмана. Раулинс старался относиться к этому безразлично. Отношение Мюллера к Бордману явно сочетало собой мешанину глубокого уважения и затаенной обиды. Мюллер все еще не мог справиться с тем, что Бордман воспользовался его слабостями и отправил его к гидрянам. Это нелогично, думал Раулинс. Если бы я сам обладал таким любопытством и честолюбием, я бы все сделал, чтобы именно мне поручили эту миссию. Безотносительно к Бордману, не глядя на риск. - А у тебя как все было? - спросил Мюллер под конец. - Ты строишь из себя менее знающего, чем есть на самом деле. Кажешься нерешительным и наделен соображением, старательно скрытым под маской старательного студента. Что тебе дает археология? Раулинс посмотрел ему прямо в глаза. - Возможность соприкоснуться с миллионом разных прошлых. Я хочу знать, как это все было и почему именно было так, а не иначе. И не только на Земле, в нашей солнечной системе. Везде. - Хорошо сказано! "Еще бы, - похвалил себя в душе Раулинс. - Наверное, Чарльз оценит этот мой прилив красноречия". - Может быть, я бы мог пойти на дипломатическую службу, - сказал он, - как это сделал ты. Но вместо дипломатии я выбрал археологию. Я думаю, что не буду жалеть. Тут столько всего для открытий... и в других местах! Мы еще только начинаем осматриваться. - В твоем голосе слышится энтузиазм. - Может быть. - Я рад это слышать. Это мне напоминает то, что я говорил когда-то. Раулинс вспылил: - Но чтобы ты не считал, что я - этакий восточный оптимист, я тебе скажу кое-что от души. Мной руководит скорее некий эгоистический интерес, а не абстрактная жажда знаний. - Ясное дело. И простительное. Мы и в самом деле не особенно отличаемся друг от друга. Кроме того, конечно же что между нами существует разница в возрасте... Сорок лет с лишним. Ты не особенно придавал значение своим побуждениям, Ник. Лети к звездам, лети. Радуйся каждому полету. Рано или поздно жизнь сломает тебя, также, как и меня, но будет это не скоро. Когда-нибудь... А может и никогда... кто знает? Не думай об этом. - Постараюсь не думать, - сказал Раулинс. Теперь он улавливал сердечность Мюллера, ниточку подлинной симпатии. И все же продолжала существовать эта волна кошмара, непрекращающееся излучение чего-то из нечистых глубин души, вонь, ослабленная расстоянием и все же ощутимая. Повинуясь состраданию Раулинс все откладывал то, что он должен был сказать. Бордман нетерпеливо подстегивал его: - Ну давай, парень! Переходи к делу. - Ты куда-то далеко забрался мыслями, - сказал Мюллер. - Собственно, я думал над тем, как это печально, что ты не хочешь нам помочь... что ты так враждебно относишься к человечеству. - У меня есть на это право. - Но ты не должен так всю жизнь и провести в этом лабиринте. Есть же какой-то выбор! - Позволить убрать себя вместе с выбросами? - Послушай, что я тебе скажу, - начал Раулинс. Он набрал в грудь воздуху и сверкнул открытой мальчишеской улыбкой. - Я говорил о твоем случае с врачом нашей экспедиции. Этот человек изучал нейрохирургию. О тебе он знал. Так вот, он утверждает, что теперь такие заболевания лечатся. Разработаны определенные методы... за последние два года. Можно блокировать источник этого излучения, Дик. Он просил, чтобы я тебе повторил это. А потом мы возьмем тебя с собой на Землю. Там тебе сделают операцию, Дик. Операцию. И ты станешь здоров. Это искрящееся, острое, ранящее слово среди слов тактичных, ласковых, попало прямо в сердце и пронзило его насквозь. Здоров! - эхом отразилось от темных, грозных стен лабиринта. Здоров! Здоров! Здоров! Мюллер ощутил яд этого искушения. - Нет, - сказал он, - чепуха! Излечение невозможно. - Откуда у тебя эта уверенность? - Я знаю. - Наука за эти девять лет ушла вперед. Люди уже исследовали, как работает мозг. Познакомились со структурой мозга. И знаешь, что сделали? Соорудили в одной из лунных лабораторий огромную модель... Ну да, года два назад... И провели на ней все эти опыты от начала до конца. Наверняка им прямо не терпится, чтобы ты вернулся, ведь тогда они смогут проверить верность своих теорий. Чтобы ты вернулся в том состоянии, в каком находишься. Они прооперируют тебя, заглушат то, что ты излучаешь, и тем докажут, что они правы. Тебе ничего не надо делать просто вернуться вместе с нами. Мюллер мерно постукивал ладонью о ладонь. - Почему ты не говорил мне об этом раньше? - Я не знал. Ничего не знал. - Ну, конечно. - Я правда на знал. Ведь мы же не могли рассчитывать, что встретим тебя здесь, верно же? Сперва мы только догадывались кто ты такой и что здесь делаешь. Потом я тебя узнал. И только сейчас наш врач вспомнил об этом лечении... А что такое? Ты мне не веришь? - С виду ты просто ангелочек, - сказал Мюллер. - Глазки голубые, полные сладости. Нед, в чем заключается твоя игра? Чего ради ты излагаешь мне все эти глупости? Раулинс покраснел. - Это не глупости! - Я тебе не верю. И я не верю в исцеление. - Можешь не верить. Но ты столько теряешь, если... - Не пугай! - Извини меня. Настала неприятная пауза. Мысли клубились в голове Мюллера. Улететь с Лемноса? Постараться, чтобы с него было снято это проклятие? Снова сжимать в объятиях женщину? Женские груди, округлые, жгущие как огнем... Губы, бедра... Восстановить карьеру? Еще раз достичь небес? Отыскать себя после девяти лет разлуки? Поверить? Вернуться на Землю? Прооперироваться? - Нет, - осторожно произнес он. - Мой случай неизлечим. - Это ты так говоришь. Но откуда ты знаешь? - Я просто не вижу в этом смысла. Я верю в предназначение, мальчик. В то, что моя трагедия - это возмездие. Возмездие за тщеславие. Боги не посылают временное несчастье. Они не ограничивают свое наказание несколькими годами. Эдип не вернул себе глаз. Не вернул матери. Прометей не смог оторваться от скалы. Боги... - Ты живешь в реальном мире, а не в греческих мифах, - напомнил ему Раулинс. - В настоящем мире. В нем не все обязано протекать согласно духу закона. Возможно, боги сочли, что ты достаточно натерпелся. А поскольку уж мы заговорили о литературе... Ореста они простили, верно? Так что почему ты думаешь, что этих твоих девяти лет им показалось недостаточно? - Действительно существует возможность исцеления? - Наш врач говорит, что да. - Мне кажется, что ты лжешь, сынок. Раулинс отвел глаза: - Но с какой целью? - Понятия не имею. - Ну хорошо, я вру, - отчаянно сказал Раулинс. - Нет способа, чтобы помочь тебе. Поговорим о чем-нибудь другом. Может, ты показал бы мне фонтан этого напитка? - Он в зоне "Д", - сказал Мюллер. - Но сейчас мы туда не пойдем. Зачем ты рассказал мне всю эту историю, если она не правда? - Я же просил - переменим тему. - Допустим, что она все-таки верна, - принялся рассуждать Мюллер. - Что, если я вернусь на Землю, меня, может быть, и вылечат. Так знай: меня это не интересует, даже если бы была гарантия. Я видел людей Земли такими, какими они есть в действительности. Они топтали меня, упавшего. Нет, игра кончилась, Нед. Они смердят. Воняют. Смакуют мое несчастье. - Ничего подобного! - Что ты можешь знать? Ты тогда был ребенком, еще более наивным детенышем, чем ты сейчас. Они относились ко мне как к мрази, поскольку я демонстрировал им тайны глубин их самих. Отражение их грязных душ. Зачем мне надо возвращаться к ним? Зачем они нужны мне? Черви. Свиньи! Я видел, какие они на самом деле, за те несколько месяцев что провел на Земле после возвращения с Беты Гидры-4. Выражения их глаз, улыбки, боязливые улыбки, стремления оказаться подальше. "Да, господин Мюллер. Разумеется, господин Мюллер. Только не подходите ближе". Сынок, приходи сюда как-нибудь н