оти этого дурака-рогоносца. Принц в его руках, и только вы можете его освободить. Поэтому я вынужден предложить вам этот документ. - Документ, который Летописцы исключили из индексирующих каталогов, чтобы он не попал в наши руки! - Документ, который Летописцы по ошибке положили не в то место и забыли. - Сомневаюсь в этом, - сказал Прокуратор. - Они не так уж небрежны. Они его спрятали, и отдавая его, разве ты не предаешь свою планету? Ты становишься сообщником ненавистного врага. Я пожал плечами. - Я хочу, чтобы Принц Роума был свободен, а все остальное меня не волнует. Место хранения документа я меняю на предоставление ему амнистии. На лице Прокуратора появилось то, что можно было назвать улыбкой: - Не в наших интересах оставлять бывших Властителей на свободе. Твое положение опасно, ты знаешь? Я могу силой заставить тебя признаться, где находится документ, и в то же время схватить Принца. - Можете, - согласился я. - Что ж, я рискую. Но полагаю, что у народа, который прибыл отомстить за древнее преступление, есть чувство чести. Я в вашей власти, а местонахождения документа в моем мозгу. Теперь уже он громко рассмеялся. - Подожди минутку, - сказал он. Затем Прокуратор произнес несколько слов на своем языке в переговорное устройство, и вскоре в канцелярию вошел один из его соплеменников. Я узнал его мгновенно, хотя на нем не было того вызывающего одеяния, в котором он путешествовал со мной под именем Измененный Гормон. Он улыбнулся мне и сказал: - Приветствую тебя, Наблюдатель. - И я приветствую, Гормон. - Меня зовут теперь Победоносный Тринадцатый. - А меня зовут Томис из Летописцев, - представился я. - Где это вы успели стать друзьями? - удивился Прокуратор. - Во время вторжения, - объяснил Победоносный Тринадцатый. - Я выполнял свое задание как разведчик, встретил этого человека в Талии, и мы путешествовали вместе до Роума. Но мы были попутчиками, а не друзьями. - А где Летательница Эвлюэлла? - задрожал я. - В Парсе, наверное, - ответил он безразлично. - Она говорила, что хочет вернуться в Хинд, где живет ее народ. - Так ты любил ее очень недолго? - Мы были скорее попутчиками, а не любовниками, - бросил завоеватель. - У нас это прошло. - У тебя, быть может, - возразил я. - У нас. - И из-за того, что прошло, ты лишил человека глаз? Тот, который был Гормоном, пожал плечами: - Я сделал это, чтобы проучить его за гордыню. - Тогда ты сказал, что тобою двигала ревность, - напомнил я. - Ты утверждал, что хочешь поступить так из-за любви. Казалось, что Победоносный Тринадцатый потерял ко мне всякий интерес. Прокуратора он спросил: - Что здесь делает этот человек? Зачем ты меня вызвал? - Принц Роума в Перрише, - ответил тот. Победоносный Тринадцатый выразил явное удивление. Человекоправитель Седьмой продолжал: - Он пленник Летописцев. Этот человек предлагает странную сделку. Ты знаешь Принца лучше нашего. Мне нужен твой совет. Прокуратор описал ситуацию. Тот, кто был Гормон, слушал задумчиво, не говоря ни слова. В конце Прокуратор сказал: - Вопрос вот в чем: амнистировать ли Властителя? - Он слеп, - ответил Победоносный Тринадцатый. - И лишен власти. Сторонники его рассеяны. Может, дух его и тверд, но он не представляет опасности для нас. Можно согласиться на эту сделку. - Существует амнистивный риск при освобождении Властителя от ареста, - заметил Прокуратор, - но я согласен. Рискнем. Мне он сказал. - Скажи, где нам найти документ? - Обеспечьте сначала свободу Принцу, - спокойно предложил я. Оба завоевателя улыбнулись. - Вполне справедливо, - ответил Человеко-правитель Седьмой. - Однако послушай, как мы можем быть уверены в том, что ты сдержишь свое слово? Все что угодно может случиться с тобой в течение следующего часа, когда мы будем освобождать Принца. - Я предлагаю вот что, - вмешался Победоносный Тринадцатый. - Это вопрос не взаимного недоверия, а вопрос времени. Томис, запиши индексы документа на кубик с шестичасовой отсрочкой. Мы настроим кубик так, что он выдаст информацию только в том случае, если сам Принц и никто другой даст команду. Если мы в течение этого времени не найдем и не освободим Принца, информация будет уничтожена. Если мы освободим Принца, то кубик выдаст нам информацию даже в том случае, если что-то случится с тобой за это время. - Ты все предусмотрел, - признал я. - По рукам? - спросил Прокуратор. - По рукам, - согласился я. Они принесли мне кубик и поместили меня за ширмой. На блестящей поверхности кубика я начертил номер стеллажа и последовательность индексов для нахождения документа. Через мгновение информация исчезла в темной глубине кубика. И я вернул его. Вот таким образом я предал свое земное наследство и стал пособником завоевателей из-за своей преданности слепому Принцу, совратившего чужую жену. Тем временем наступил рассвет. Я не пошел с завоевателями в Зал Летописцев - не мое это было дело, присутствовать при таких деликатного свойства событиях. Я предпочел уйти в другую сторону. Моросил дождь, когда я шел вдоль Сены по серым улицам. Эта река текла сквозь тысячелетия вдоль каменных парапетов эпохи Первого Цикла, ее древние мосты были свидетелями тех времен, когда только начиналось интеллектуальное развитие человечества. Наступило утро, и во мне проснулся старый рефлекс: я стал неосознанно искать свои приборы, чтобы произвести наблюдение, но тут же вспомнил, что все уже позади. Гильдия Наблюдателей упразднена, нас завоевали враги, и старый Вуэллиг, ныне Томис из Летописцев, продал себя врагам человечества. В тени религиозного дома с двумя колокольнями, принадлежавшего древним христерам, меня привлекла будка сомнамбулиста, и я вошел туда. Я редко общался с членами этой гильдии, ибо опасаюсь шарлатанов, а их в наше время развелось великое множество. Сомнамбулист в состоянии транса говорит о том, что было, есть и будет. Я знаю кое-что о том, что такое транс, ибо, будучи Наблюдателем, я входил в это состояние четыре раза в день. Но наблюдатели, гордясь своими искусством, всегда презирали тех, кто использует внутреннее видение ради обогащения. А именно таковы сомнамбулисты. Однако на нынешней своей службе я, к своему удивлению, узнал, что сомнамбулисты часто дают консультации при раскопках и вообще нередко помогают Летописцам. Я подчинился любопытству, хотя и с некоторой долей скептицизма, и, кроме того, решил, что здесь можно найти убежище от бури, которая должна разразиться в Зале Летописцев. Человек с изящной фигурой, облаченный в черное, приветствовал меня желанным поклоном, когда я вошел в будку. Я Самит из Сомнамбулистов, - представился он тонким хныкающим голосом. - Приветствую тебя и желаю добрых вестей. Моя компаньонка - Мерта. Передо мной предстала грузная женщина в кружевном одеянии с одутловатым лицом, черными кругами под глазами и небольшими усиками. Сомнамбулисты всегда работают в паре - один зазывает, другой же - рассказывает. Обычно это муж и жена. Дико было представить себе, как миниатюрный Самит обнимает эту гору плоти. Я сел там, где он указал. На столе лежали пищевые таблетки нескольких расцветок - очевидно я прервал семейный завтрак. Мерта в глубоком трансе шествовала по комнате большими шагами. Говорят, что некоторые сомнамбулисты просыпаются всего на два-три часа из двадцати только для того, чтобы принять пищу и совершить другие прогулки. Я едва прислушивался к тому, как Самит заученными словами рекламировал свои услуги. Это предназначалось для невежественных - ведь сомнамбулисты чаще всего имеют дело с представителями низших гильдий. Наконец, видя мое нетерпение, он спросил, что я хочу узнать? - Я хочу знать судьбу тех, кто окружает меня. Особенно же хочу, чтобы Мерта сосредоточилась на том, что происходит сейчас в Зале Летописцев. Самит постучал ногтями по ровной поверхности стола и бросил взгляд на коровоподобную Мерту. - Ты ощущаешь истину? - спросил он. Ответом был долгий и легкий вздох, исторгнутый из самых глубин ее подрагивавших телес. - Что ты видишь? - последовал следующий вопрос. Она начала что-то бормотать. Сомнамбулисты говорят на языке, на котором кроме них не говорит никто на Земле, - это какие-то резкие звуки. Некоторые утверждают, что их язык происходит от древнего языка Эгапта. Я ничего не знаю об этом. Для меня ее речь звучала нечленораздельно и бессмысленно. Самит слушал ее некоторое время, затем, удовлетворенно кивнул головой, протянул ко мне ладонь. После непродолжительного торга мы договорились о цене. - Теперь разъясни мне истину, - предложил я. Он не очень уверенно начал говорить: - В этом замешаны чужеземцы, а также несколько членов гильдии Летописцев. Я молчал, ничем не выказывая своего интереса. - Они все втянуты в серьезную ссору. Причина ее - это человек без глаз. Я резко выпрямился. На губах Самита появилась торжествующая улыбка. - Человек без глаз потерял свое высокое положение. Он землянин, пострадавший от завоевателей. Скоро ему наступит конец. Он хочет возвратить свое положение, но знает, что это невозможно. Он послужил причиной того, что один из Летописцев нарушил клятву. В Зал Летописцев пришло несколько завоевателей - что, они хотят наказать его? Нет, нет. Они хотят освободить его из плена. Продолжать? - Да! - Ты услышал все, за что заплатил. Я поморщился. В общем сомнамбулистка увидела истину. Правда, пока я не узнал ничего нового для себя, но был достаточно заинтересован и поэтому добавил денег. Самит забрал мои монеты и снова посовещался с Мертой. Она говорила долго, крутилась несколько раз, падала на диван. Наконец Самит продолжил: - Человек без глаз стал между мужем и женой. Муж в ярости и требует, чтобы того наказали, но завоеватели отказываются. Они ищут скрытую истину, они ее найдут с помощью предателя. Человек без глаз ищет свободы и власти, но найдет лишь покой. Женщина ищет развлечений и получит неприятности. - А я? - нетерпеливо спросил я. - Ты ничего не сказал обо мне. - Ты вскоре покинешь Перриш таким же образом, как и вошел в него. И уйдешь не один. Ты не останешься в той гильдии, в которой состоишь сейчас. - А куда я пойду? - Ты знаешь это не хуже нас, - зачем тратить свои деньги на это? Он снова умолк. - Скажи, что мне суждено в Ерслеме? - спросил я. - Эту информацию ты не можешь получить. Раскрытие будущего стоит очень дорого. Удовлетворись тем, что уже узнал. - Я хочу кое-что уточнить. - Мы не разъясняем ничего ни за какие деньги. Он равнодушно смотрел на меня. Мерта все еще бродила по комнате, стонала и бормотала. Силы, с которыми она была в контакте, очевидно, сообщили ей новую информацию. Она хныкала, дрожала и издавала какие-то кудахчущие звуки. Самит заговорил с ней на их языке. Она ответила. Он взглянул на меня. - Это бесплатно, - заявил он, - последняя информация. Твоя жизнь вне опасности, но в опасности, твой дух. Было бы неплохо, если бы ты пришел к согласию с Волей, и при том как можно скорее. Восстанови свое моральное здоровье. Вспомни об истинных ценностях. Искупи грех, который ты совершил с благими намерениями. Больше я ничего не скажу. Мерта пошевелилась, похоже, проснулась. Ее глаза открылись, но я видел только белки - ужасное зрелище. Ее толстые губы кривились, открывая испорченные зубы. Самит выпроводил меня быстрыми жестами своих крошечных рук. Я вышел в темное дождливое утро и торопливо возвратился к Залу Летописцев. У меня прервалось дыхание, болела грудь. Перед входом в здание я остановился на минуту, чтобы собраться с силами. Мужество почти покинуло меня, но в конце концов я вошел и поднялся на уровень, где находились апартаменты Элегро и Олмейн. Мне пришлось пройти мимо группы возбужденных Летописцев. До меня донеслось жужжание их голосов. Человек, которого я узнал, один из высших чиновников гильдии - поднял руку и спросил: - Что привело тебя сюда, ученик? - Я Томис, которому попечительствует Летописец Олмейн. Моя комната рядом. Меня схватили и втолкнули в знакомую комнату, которая сейчас была в полном беспорядке. С десяток Летописцев стояли там, нервно теребя свои шали. Среди них выделялся элегантностью канцлер Кенишел. Его глаза были полны отчаяния. Слева от входа в луже крови, скорчившись, лежал Принц Роума. В противоположной стороне комнаты около полки с прекрасными произведениями искусства Второго Цикла лежал Летописец Элегро. На лице его застыли ярость и удивление, из горла торчал тонкий дротик. Еще дальше в окружении дородных Летописцев стояла Олмейн с растрепанными волосами и диким взглядом. Алое одеяние ее было разорвано спереди и открывало высокие белые груди, атласная кожа блестела от пота. Казалось, она была погружена в транс и не осознавала, что происходит. - Что здесь случилось! - воскликнул я. - Двойное убийство, - ответил канцлер Кенишел прерывавшимся голосом. Затем он обратился ко мне с вопросом. - Когда ты в последний раз видел этих людей, ученик? - Этой ночью. - Как ты попал сюда? - Просто нанес визит. - Происходил ли здесь какой-либо конфликт? - Да, Летописец Элегро и Пилигрим ссорились. - В чем заключалась причина ссоры? Я с чувством неловкости взглянул на Олмейн, но она ничего не видела и не слышала. - Из-за нее, - тихо ответил я. Я услышал, как забормотали остальные Летописцы. Они подталкивали друг друга локтями, кивали, некоторые улыбались: я подтвердил, что здесь происходил скандал. Канцлер принял более официальный вид. Он указал на тело Принца. - Он был твоим спутником, когда вы вошли в Перриш, - сказал он. - Знал ли ты, кто он? Я облизнул пересохшие губы. - У меня были подозрения. - Что он был... - ...Беглым Принцем Роума, - продолжил я. Сейчас было не время для уверток. Мое положение осложнилось, снова последовали кивки и подталкивания. Канцлер Кениш сказал: - Этот человек подлежал аресту. Ты не имел права скрывать, кто он такой. Я хранил молчание. Канцлер продолжал: - Ты отсутствовал в зале несколько часов. Расскажи, что ты делал, когда покинул апартаменты Элегро и Олмейн. - Я пошел к Прокуратору Человекоправителю Седьмому, - сообщил я. Все уставились на меня. Это была сенсация! - С какой целью? - Сообщить, что Принц Роума задержан и находится в этих апартаментах. Я сделал это по приказу Летописца Элегро. После этого я бродил по улицам без цели и вот вернулся сюда и обнаружил... - И обнаружил здесь полный хаос, - констатировал Канцлер Кенишел. - Прокуратор приходил сюда на заре. Он зашел в эти апартаменты. Элегро и Принц, наверное, были еще живы. Затем он пошел в наши архивы и забрал... забрал... материалы строжайшей секретности... строжайшей секретности... забрал... материалы, которые считались недоступными... Канцлер запнулся. Подобно сложной чувствительной машине, пораженной ржавчиной, он замедлил свои движения, начал издавать хриплые звуки, казалось, что он на грани коллапса. Несколько Летописцев кинулись на помощь, один сделал ему укол в руку. Через некоторое время Канцлер пришел в себя. - Эти убийства произошли после того, как Прокуратор покинул здание, - продолжил он свой рассказ. - Летописец Олмейн не смогла сообщить нам ничего по этому поводу. Быть может, ты, ученик, что-то знаешь. - Меня здесь не было. Двое сомнамбулистов из будки возле Сены могут подтвердить, что я находился с ними, когда совершалось убийство. Канцлер сказал медленно: - Ты пойдешь в свою комнату, ученик, и будешь ждать там допроса. Потом ты покинешь Перриш в течение двадцати часов. Властью своей я исключаю тебя из гильдии Летописцев. Предупрежденный сомнамбулистом, я тем не менее был ошарашен. - Исключаете? За что? - Мы больше тебе не доверяем. Вокруг тебя происходит слишком много загадочных событий. Ты приводишь Принца и скрываешь свои подозрения. Ты присутствуешь при ссоре, приведшей к убийству. Ты посещаешь Прокуратора в середине ночи. Возможно именно ты виновен в том, что наш архив понес утрату. Нам не нужен человек, окруженный загадками. Мы порываем с тобой все отношения. Подкрепив свои слова энергичным жестом, канцлер снова повелел мне: - Следуй в свою комнату. Жди допроса, а затем уходи. Выходя уже через закрывавшуюся дверь я, оглянувшись, увидел канцлера. Он побледнел, его поддерживали помощники. В это время Олмейн пришла в себя, упала на пол и зарыдала. 7 В комнате я долго собирал свои немногочисленные вещи. Наступал день, когда пришел Летописец, которого я не знал, с оборудованием для допроса. Я поглядел на аппарат с беспокойством, думая о том, что случится со мной, если Летописцы узнают, что именно я указал координаты записи резервации завоевателям. Они меня уже и так подозревали. Канцлер сомневался в моей вине по единственной причине: ему казалось странным, что какой-то ученик способен был провести такое сложное исследование в архиве. Но судьба была на моей стороне. Допрашивающий интересовался только деталями убийства и, как только убедился, что я об этом ничего не знаю, оставил меня в покое, предупредив, чтобы я покинул здание в течение назначенного срока. Я заверил его, что именно так и намерен поступить. Но прежде всего мне необходимо было отдохнуть после бессонной ночи. Я выпил снадобье с трехчасовым действием и забылся сном успокоения. Когда я проснулся, около меня кто-то стоял. Я понял, что это Олмейн. Она постарела за одни сутки. Одета она была в тунику темных тонов без украшений. Черты лица ее обострились. Я поднялся с постели и извинился, что не сразу признал ее. - Успокойся, - сказала она мягко. - Я тебя разбудила? - Нет. Я поспал столько, сколько хотел. - А я совсем не спала. Но для сна будет время потом. Мы должны объясниться, Томис. - Да, - неуверенно согласился я. - Ты себя хорошо чувствуешь? Я видел тебя раньше, мне показалось, что ты была не в себе. - Мне дали лекарства, - ответила она. - Расскажи, что можешь, о том, что произошло прошлой ночью. Она устало прикрыла глаза. - Ты был здесь, когда Элегро обвинял нас, и Принц выгнал его. Через несколько часов Элегро вернулся. С ним был Прокуратор Перриша и другие завоеватели. У Элегро был ликующий вид. Прокуратор достал кубик и приказал Принцу положить на него руку. Принц заартачился, но в конце концов Прокуратор убедил его. После того, как Принц приложил руку к кубику, Прокуратор и Элегро удалились, а мы с Принцем остались, ничего не понимая. У входа в комнату стояла стража. Вскоре Прокуратор с Элегро вернулись. Элегро выглядел опустошенным и разочарованным, а Прокуратор очень возбужденным. В нашей комнате Прокуратор объявил, что Бывший Принц Роума амнистирован и что никто не смеет причинять ему вреда. После этого все завоеватели удалились. - Продолжай. Олмейн говорила невнятно, словно сомнамбулистка. - Элегро не понимал, что произошло. Он кричал о предательстве, визжал, что его тоже предали. Дальше последовала ссора между Элегро и Принцем, они все больше распалялись. Каждый из них требовал, чтобы другой покинул комнату. Ссора стала такой неистовой, что ковер начал умирать. У него опустились лепестки, и его маленькие рты жадно хватали воздух. Элегро схватил оружие и угрожал. Принц недооценил темперамент Элегро, он думал, что тот блефует и направился к нему, чтобы вышвырнуть его вон. Тогда Элегро убил Принца. А через секунду я схватила дротик из нашей коллекции и метнула его в горло Элегро. Дротик был отравлен, и он умер мгновенно. - Странная ночь, - сказал я. - Слишком странная. Скажи мне, Томис, почему пришел Прокуратор и почему они не забрали Принца в тюрьму? - Прокуратор пришел, потому что я по приказу твоего покойного мужа позвал его. Прокуратор не арестовал Принца, потому что его свобода была куплена. - Какой ценой? - Ценой моего позора, - ответил я. - Ты говоришь загадками. - Правда лишает меня достоинства. Умоляю, не настаивай, чтобы я объяснял. - Канцлер говорил о каком-то документе, который забрал Прокуратор... - Да это имеет отношение к делу, - признался я, и Олмейн больше не задавала вопросов. Наконец я сказал. - Ты совершила убийство. Какое наказание ждет тебя? - Я совершила преступление в состоянии аффекта, - ответила она. - Я не буду подвергнута наказанию гражданской администрацией, но меня изгнали из гильдии за прелюбодеяние и убийство. - Мне жаль тебя. - Мне приказано совершить паломничество в Ерслем для очищения души. Я должна уйти отсюда в течение дня, иначе предстану перед судом гильдии. - Меня тоже изгнали, - сказал я ей. - И я тоже направляюсь в Ерслем, хотя и по своей воле. - Может быть пойдем вместе? Я предложил это очень неуверенно, на что были свои причины. Я пришел сюда со слепым Принцем - это было достаточно тяжело для меня, тем более мне не хотелось уходить отсюда с женщиной-изгоем, к тому же убийцей. Не пришло ли время путешествовать в одиночку? Однако сомнамбулист сказал, что у меня будет спутник. Ровным тоном Олмейн произнесла: - У тебя не хватает энтузиазма. Может быть я смогу возбудить его в тебе. Она распахнула свою тунику. Между снежными холмами ее грудей я увидел кошель. Она соблазняла меня не плотью, а кошельком. - Здесь, - пояснила она, - все, что хранил Принц в своем бедре. Он показал мне эти сокровища, и я забрала их, когда он лежал мертвым в моей комнате. Кроме того, здесь и мои средства. Мы будет путешествовать с комфортом. Ну? - Мне трудно отказаться. - Будь готов выступить вскоре. - Я уже готов, - сказал я. - Тогда жди. Олмейн оставила меня и вернулась часа через два. Она одела маску и одежды Пилигрима и принесла с собой еще один комплект одеяния Пилигрима, который предложила мне. Я был теперь вне гильдии и мне было опасно путешествовать. Значит, я пойду в Ерслем как Пилигрим. Я облачился в незнакомое одеяние. Мы собрали пожитки. - Я сообщила наши данные гильдии Пилигримов, - заявила Олмейн, когда мы покинули Зал Летописцев. - Нас зарегистрировали. Позднее получим звездные камни. Как сидит твоя маска, Томис? - Удобно. - Так и должно быть. Наш путь из Перриша лежал через большую площадь мимо старинного серого здания древнего происхождения. Там собралась толпа. В центре я заметил завоевателей. Вокруг крутились нищие. На нас они не обращали внимания: кто станет просить милостыню у Пилигримов? Я остановил одного из них и спросил: - Что здесь происходит? - Похороны Принца Роума, - ответил он. - По приказу Прокуратора. Государственные похороны со всеми почестями. Они из этого делают настоящий праздник. - А почему это делают в Перрише? - спросил я. - Как умер Принц? - Послушай, спроси кого-нибудь другого. Мне нужно работать. - Он выкрутился из моих рук и пошел работать. - Будем присутствовать на похоронах? - спросил я Олмейн. - Лучше не надо. - Как скажешь. Мы двинулись по массивному каменному мосту, висящему над Сеной. Позади нас поднялся яркий голубой огонь погребального костра Принца. Огонь этот освещал наш путь, пока мы медленно брели на восток в Ерслем.  * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *  1 Наш мир теперь полностью стал их собственностью. В течение всего пути по Эйроп я находил свидетельства того, что завоеватели все взяли в свои руки, и что мы принадлежим им как животные в стойле принадлежат хозяину. Они проникли повсюду, подобно буйным растениям разрастающимся после ливня. Они были полны холодной самоуверенности, словно хотели подчеркнуть, что Воля отвернула свой лик от нас и повернулась к ним. Оккупанты не были жестокими по отношению к нам, однако они лишали нас жизненных сил уже одним своим присутствием. Наше солнце, наши музеи древних предметов, наши руины прежних циклов, наши города и дворцы, наше будущее и настоящее, как и наше прошлое, - все теперь было не таким, как раньше. Наша жизнь лишилась смысла. Казалось, что по ночам звезды смотрят на нас с издевкой. Вся Вселенная наблюдала наш позор. Холодный зимний вечер вещал нам, что за грехи наши мы утеряли свою свободу. Нестерпимая летняя жара давила нас словно хотела лишить остатков достоинства. По странному миру двигались мы - существа, лишенные своего прошлого. Я - тот, кто каждый день вглядывался в звезды, потерял всякий интерес. И теперь по пути в Ерслем я испытывал успокоение от того, что в качестве Пилигрима я могу получить искупление и возрождение в этом святом городе. Каждый вечер мы с Олмейн совершали полный ритуал паломничества. "Мы уповаем на Волю Во всех деяниях, малых и больших. И молим о прощении За грехи настоящие и будущие, И молимся о понимании и успокоении Во все наши дни до искупления". Мы произносили эти слова, повторяя каждую фразу, и сжимая в руках прохладные полированные звездные камни-сферы, и вступали в единение с Волей. И таким вот образом мы брели по этому миру, который не принадлежал больше людям, в страну Ерслема. 2 Когда мы были в Талии и приближались к Межконтинентальному мосту, Олмейн впервые проявила по отношению ко мне свою жестокость. Она была жестокой по природе своей, доказательством тому стали события в Перрише. Но в течение долгих месяцев, когда мы совместно совершали паломничество, она прятала свои коготки. Однажды у нас произошла остановка на дороге из-за того, что мы встретили группу завоевателей, возвращавшихся из Эфрики. Их было человек двадцать, все высокого роста с суровыми лицами, гордые от сознания того, что стали хозяевами Земли. Они ехали в роскошном закрытом экипаже, - длинном и узком, с небольшими оконцами. Мы заметили экипаж еще издали - он поднимал клубы пыли на дороге. Было жаркое время года. Небо отливало песочным оттенком, все иссеченное полосами теплоизлучений. Мы, человек пятьдесят, стояли на обочине дороги. Позади осталась Талия, а впереди нас ожидала Эфрика. Мы представляли собой пеструю толпу - в основном Пилигримы, подобно нам с Олмейн, которые совершали путешествие в святой город, но немало было также мужчин и женщин, скитавшихся с континента на континент без всякой цели. Я насчитал в нашей группе бывших Наблюдателей, были тут Индексаторы, Стражи, пара Связистов, Писец, а также несколько Измененных. Все мы стояли и ждали, пока проедут завоеватели. Межконтинентальный мост не широк и не может пропустить сразу большой поток людей. В обычное время движение было в обе стороны. Но мы боялись идти вперед, пока не проедут завоеватели. Один из Измененных оторвался от своих и двинулся ко мне. Он был небольшого роста, но широк в плечах. Туго натянутая кожа едва удерживала избыток его плоти. Волосы у него на голове росли густыми клочьями; широкие, окаймленные зеленым глаза смотрели с лица, на котором носа почти не было видно, и казалось, что ноздри выходят прямо из верхней губы. Однако, несмотря на все это, он не выглядел так гротескно, как большинство Измененных. Лицо его выражало какое-то веселое лукавство. Голосом чуть громче шепота он спросил: - Нас здесь надолго задержат, Пилигрим? В прежние времена никто не обращался к Пилигримам первым без разрешения, в особенности Измененные. Для меня эти обычаи ровным счетом ничего не значили, но Олмейн отпрянула с отвращением. Я ответил: - Мы будем стоять здесь, пока наши хозяева не позволят нам пройти. Разве у нас есть выбор? - Никакого, друг, никакого. При слове "друг" Олмейн зашипела от негодования. Он повернулся к ней, и, очевидно, разозлился, поскольку на глянцевой коже его лица выступили алые пятна. Тем не менее он вежливо поклонился ей. - Позвольте представиться. Я Берналт, без гильдии, родом из Нейроби в глубине Эфрики. Я не спрашиваю ваши имена, Пилигримы. Вы направляетесь в Ерслем? - Да, - подтвердил я, в то время, как Олмейн повернулась к нему спиной. - А ты? Домой в Нейроби после путешествий? - Нет, - ответил Берналт. - Я тоже еду в Ерслем. Мое первоначальное расположение к Измененному мгновенно улетучилось. У меня в качестве спутника уже был однажды Измененный, хоть он и оказался не тем, за кого себя выдавал. С тех пор у меня появилось предубеждение против совместных путешествий с подобными людьми. Я холодно спросил его: - А можно поинтересоваться, зачем Измененному Ерслем? Он почувствовал холодок в моем тоне, и в его огромных глазах появилась печаль. - Позволь напомнить, даже нам позволительно посетить святой город. Ты что боишься, что Измененные захватят храм возрождения подобно тому, как мы это сделали тысячу лет назад, прежде чем нас лишили гильдии? - Он хрипло рассмеялся. - Я не представляю ни для кого угрозы, Пилигрим. У меня безобразное лицо, но я не опасен. Пусть Воля дарует тебе то, чего ты жаждешь, Пилигрим. Он сделал знак уважения и отошел к другим Измененным. Олмейн в ярости повернулась ко мне. - Почему ты разговариваешь с такими погаными созданиями? - Этот человек подошел ко мне. Он держался дружелюбно. Мы здесь должны держаться вместе, Олмейн. - Человек! Человек! Ты называешь Измененного человеком? - Они человеческие существа, Олмейн. - Только чуть-чуть. Томис, вид этих чудовищ вызывает у меня отвращение. У меня мурашки ползут по коже, когда они рядом. Если бы я могла, я изгнала бы их из нашего мира. - А где же та безмятежность и терпение, которые должен воспитывать в себе Летописец. Она вспыхнула, услышав насмешливые нотки в моем голосе. - Мы не обязаны любить Измененных, Томис. Это одно из проклятий, ниспосланных на нашу планету, пародия на человеческие существа. Я презираю их! Она не была одинока в своем отношении к Измененным, и мне не хотелось спорить с ней сейчас. Экипаж с завоевателями приближался. Я надеялся, что, когда он проедет, мы сможем возобновить наше путешествие. Но экипаж замедлил ход и остановился. Несколько завоевателей вышли из него. Они неторопливо шли к нам, и их длинные руки болтались, как веревки. - Кто здесь главный? - спросил один из них. Никто не ответил: все мы путешествовали независимо друг от друга. Через мгновение завоеватель нетерпеливо произнес: - Нет главного? Ладно, тогда слушайте все. Дорогу нужно очистить. Движется конвой. Возвращайтесь в Парлем и ждите до завтра. - Но мне нужно быть в Эгапте к... - начал было Писец. - Межконтинентальный мост сегодня закрыт, - отрезал завоеватель. - Возвращайтесь в Парлем. Голос его был спокоен. Вообще завоеватели отличались уравновешенностью и уверенностью в себе. Писец вздохнул, не сказав больше ни слова. Страж отвернулся и плюнул. Человек, который бесстрашно носил на щеке знак своей гильдии Защитников, сжал кулаки и едва подавил в себе ярость. Измененные шептались между собой, Берналт горько улыбнулся мне и пожал плечами. Возвращаться в Парлем? Потерять день пути в такую жару? За что? За что? Завоеватель сделал небрежный жест, указывавший на то, что пора расходиться. Именно тогда Олмейн и проявила свою жестокость ко мне. Тихим голосом она предложила: - Объясни им, Томис, что ты на жалованьи у Прокуратора Перриша, и нас двоих пропустят. В ее темных глазах мелькнула насмешка. У меня опустились плечи, как будто я постарел на десять лет. - Зачем ты это сказала? - спросил я. - Жарко. Я устала. Это идиотство с их стороны - отсылать нас обратно в Парлем. - Согласен, но я ничего не могу поделать. Зачем ты делаешь мне больно? - А что, правда так сильно ранит? - Я не помогал им, Олмейн. Она рассмеялась. - Что ты говоришь? Но ведь ты помогал, помогал, Томис! Ты продал им документы. - Я спас Принца, твоего любовника... - Все равно, ты сотрудничал с завоевателями. Есть факт, а мотив не играет роли. - Перестань, Олмейн. - Ты еще будешь мне приказывать! - Олмейн... - Подойди к ним, Томис. Скажи, кто ты. Пусть нас пропустят. - Конвой сбросит нас с дороги. В любом случае я не могу повлиять на завоевателей. Я не состою на службе у Прокуратора. - Я не пойду до Парлема, я умру. - Что ж, умирай, - сказал я устало и повернулся к ней спиной. - Предатель! Вероломный старый дурак! Трус! Я притворился, что не обращаю на нее внимания, но остро ощутил обжигающую обиду. Я в действительности имел дело с завоевателями, я на самом деле предал гильдию, которая дала мне убежище. Я нарушил ее кодекс, который требует замкнутости и пассивности как единственной формы проявления протеста против завоевания Земли чужеземцами. Это правильно, но жестоко было упрекать меня. Я не задумывался о патриотизме в высшем смысле, когда нарушал клятву, я только пытался спасти жизнь человеку, за которого чувствовал ответственность, более того, - человеку, которого она любила. Со стороны Олмейн было гнусностью обвинять меня в предательстве и мучить мою совесть из-за вздорного гнева, вызванного жарой и дорожной пылью. Но если эта женщина могла хладнокровно убить своего мужа, можно ли было ждать от нее милосердия? Завоеватели поехали дальше, а мы ушли с дороги и, спотыкаясь, побрели обратно в Парлем - душный, сонный город. В тот вечер, как будто для того, чтобы утешить, над нами появилось пятеро Летателей, которым понравился город, и в эту безлунную ночь они скользили в небесах - трое мужчин и две женщины, стройные и прекрасные. Более часа я стоял, любуясь ими, пока душа моя, казалось, не взлетела ввысь и не присоединилась к ним. Их огромные мерцающие крылья почти не заслоняли звезд, их бледные угловатые тела, - руки прижаты к телу, ноги соединены вместе, а спина слегка выгнута - выделывали изящные пируэты. Вид их возродил в моей памяти воспоминания об Эвлюэлле, и меня охватило щемящее чувство. Воздухоплаватели описали в небе последний круг и улетели. Вскоре взошли ложные луны. Я зашел на постоялый двор. Через некоторое время Олмейн попросила разрешение зайти. Чувствовалось, что она раскаивается. В руках она держала восьмигранную флягу зеленого вина, явно не талианского, а чужеземного происхождения, купленного за огромную сумму. - Прости меня, Томис, - сказала она. - Вот. Я знаю, ты любишь это вино. - Лучше бы мне не слышать тех слов и не пить этого вина, - ответил я. - Ты знаешь, я становлюсь очень раздражительной в жару. Извини, Томис. Я бестактная дура. Я простил ее в надежде, что в дальнейшем наше путешествие будет более спокойным. Мы выпили почти все вино, и она ушла в свою комнату. Пилигримы должны вести целомудренный образ жизни. Долгое время в лежал без сна. Несмотря на примирение, я не мог забыть обидных слов, которыми Олмейн попала мне в самое больное место: я действительно предал людей Земли. До самой зари я вел диалог с самим собой. - Что я совершил? - Я сообщил завоевателям о некоем документе. - Они имели моральное право познакомиться с ним? - Он рассказывал о достойном стыда обращении наших предков с их соплеменниками. - Что плохого в том, что они его получили? - Стыдно помогать завоевателям, даже если они находятся на более высоком моральном уровне. - Небольшое предательство - это серьезное дело? - Не бывает малого предательства. - Наверное, данный вопрос следует расследовать в комплексе. Я действовал не из-за симпатии к врагу, а желая помочь другу. Но я ощущаю свою вину. Я задыхаюсь от стыда. - Это упрямое самобичевание отдает грешной гордыней. Когда наступил рассвет я встал, обратил свой взор на небеса и попросил Волю помочь найти мне успокоение в водах возрождения в Ерслеме, где закончу свое паломничество. Затем я пошел будить Олмейн. 3 В этот день Межконтинентальный мост был открыт, и мы присоединились к толпе, которая тянулась из Талии в Эфрику. Второй раз в своей жизни я переправлялся по Межконтинентальному мосту: год назад - это казалось так давно - я шел здесь, направляясь в Роум. Для Пилигримов есть два пути из Эйроп в Ерслем. Идя северным путем, надо пересекать Темные земли восточной Талии, садиться на паром в Стамбуле и идти по западному побережью континента Эйзи в Ерслем. Я бы предпочел именно этот путь, ибо, познакомившись со многими великими городами мира, я никогда не был в Стамбуле. Но Олмейн там уже побывала, когда проводила исследования в свою бытность Летописцем, и ей город не понравился. Поэтому мы и пошли южным путем - через Межконтинентальный мост вдоль берега великого озера Средизем, через Эгапт и пустыню Аобау в Ерслем. Истинный Пилигрим всегда передвигается пешим ходом. Но это не очень нравилось Олмейн, и она бесстыдно навязывалась тем, кто имел какой-либо транспорт. Уже на второй день нашего путешествия она упросила богатого купца, который направлялся к побережью, подвести нас. У него и в мыслях не было пускать в свой роскошный экипаж кого бы то ни было, но он не смог устоять перед глубоким музыкальным чувствительным голосом Олмейн, хотя и исходил этот голос из-под маски Пилигрима. Купец путешествовал в роскоши. Для него словно не произошло никакого нашествия на Землю, и не было упадка за последние столетия Третьего Цикла. Управляемый им наземный экипаж был длиной в четыре человеческих роста, а по ширине в нем могли комфортабельно разместиться пять человек. Внутри пассажир чувствовал себя удобно, как в утробе матери. Установленные в нем несколько экранов при включении показывали, что происходит снаружи. Температура здесь никогда не отклоняется от заданной. Краны подавали прохладительные и крепкие напитки. Можно было получить любые пищевые таблетки, амортизирующие диваны предохраняли пассажиров от дорожной тряски. Около главного сидения стояла подставка с мыслешлемом, но я так и не мог понять: вез ли купец с собой законсервированный мозг для памяти о городах, которые он проезжал. Это был пышный, крупный человек явно любящий свою плоть. Кожа у него была оливкового цвета, волосы густые и черные. Глаза темные, взгляд внимательный и проницательный. Как мы узнали, он торговал продуктами из других миров. Сейчас он ехал в Марсей, чтобы ознакомиться с грузом галлюциногенных насекомых, только что прибывших с одной из дальних планет. - Вам нравится моя машина? - вопрошал он, видя, как мы с восторгом все разглядываем. Олмейн вперила свой взгляд в толстое покрывало, отороченное парчой с бриллиантами. Она была явно изумлена. - Она принадлежала Графу Перриша, - продолжал он. - Да-да, именно Графу. Вы знаете, его дворец превратили в музей. - Знаю, - сказала Олмейн. - Это была его колесница. Ее должны были поставить в музей тоже, но я перекупил ее у одного жулика-завоевателя. Вы ведь не знали, что и у них водятся жулики, а? От звучного хохота купца чувствительное покрывало на стенах машины свернулось в кольцо. - Это был мальчик-приятель Прокуратора. Да-да, у них тоже есть такие. Он искал корешки, которые растут на одной планете в созвездии Рыб. Корешки эти усиливают мужскую потенцию. Он узнал, что я единственный поставщик этих корешков на Земле, и мы с ним заключили сделку. Конечно, машину нужно было слегка переделать. Граф держал четверых ньютеров, которые питали двигатель своим метаболизмом. Ну, знаете, какая-то разница температур... конечно, это прекрасный способ передвижения, если ты имеешь возможности Графа, ведь для него в год требуется слишком много нейтрализованных, и я подумал, что это не для моего статуса. Кроме того, могли быть неприятности с завоевателями. Поэтому я снял кабину для ньютеров и поставил с