ла она. - Операционная Времен Волшебства. - Точно! Замечательно! - он был страшно возбужден. - Здесь можно было создать самых диковинных монстров! Здесь можно было творить чудеса! Летатели, Пловцы, Измененные, Сплетенные, Горящие, Скалолазы - изобретайте свои собственные гильдии, создавайте каких хотите людей! Да, это было именно здесь! Олмейн заявила: - Мне описывали эти операционные. Их осталось всего шесть - на севере Эйропы, в Палаше, здесь, далеко на юге в Эфрик и на западе Эйзи... - она запнулась. - И одна в Хинде. На родине Летателей. - Именно здесь изменялась природа человека? - поинтересовался я. - А как это делали? Хирург пожал плечами. - Это искусство утеряно. Годы Волшебства давным-давно прошли, старик. - Да, я знаю, но если сохранилось оборудование, имеющее человеческое семя... Хирург положил свои руки на рукоятки и внутри инкубатора ножи пришли в движение. - Отсюда вышли Летатели и все остальные. Некоторые вымерли, но Летатели и Измененные были созданы именно в таком здании. Измененные появились, конечно, в результате ошибки Хирургов. Их нельзя было оставлять в живых. - А я думал, что эти чудовища были результатом тербогенических лекарств, которые воздействовали на них, когда они были еще в утробе, - заметил я. - И это тоже, - пояснил Хирург. - Все Измененные появились в результате ошибок, совершенных Хирургами во Времена Волшебства. Однако их матери часто усугубляли безобразие своих детей таблетками... Что-то яркое пронеслось в воздухе, едва не задев лицо Хирурга. Он упал на пол и крикнул нам, чтобы мы спрятались. Когда я тоже бросился на пол, то увидел снаряд, летящий в нашу сторону. Чужеземец, который был с нами, продолжал все рассматривать. Снаряд попал в него. Пронеслись еще снаряды. Я увидел нападающих. Это была банда Измененных, яростных и безобразных. Мы были безоружны. Я приготовился к смерти. Из дверей раздался голос: знакомый голос, язык Измененных. Атака мгновенно прекратилась. Те, кто напал на нас двинулись к двери. И тут вошел Измененный Берналт. - Я увидел ваш экипаж, - сказал он. - И подумал, что вы здесь, возможно, в опасности. Кажется, я пришел вовремя. - Не совсем, - сказал Хирург и указал на распростертого чужака, которому помощь уже была не нужна. - Но почему они напали на нас? - Они сами вам расскажут, - сказал Берналт. Мы взглянули на пятерых Измененных, которые напали на нас. Они не были, цивилизованного типа как Берналт, а двое из них и вовсе напоминали искривленную, горбатую пародию на человека. От Измененного, стоявшего ближе всего к нам, мы узнали причины нападения. На примитивном эгаптском диалекте он сказал нам, что мы вошли в храм, священный для Измененных. - Мы не ходим в Ерслем, - сказал он. - Почему вы пришли сюда? Он, конечно, был прав. Мы искренне попросили прощения и Хирург объяснил, что когда он в последний раз был здесь, это здание не было храмом. Это успокоило Измененного, который согласился, что лишь недавно произошли изменения. Он еще больше успокоился, когда Олмейн достала несколько золотых монет. Измененные были довольны и позволили нам уйти. Мы хотели забрать тело чужеземца, но оно почти исчезло. Хирург объяснил, что это - результат остановки жизненных процессов. Другие Измененные крутились снаружи. Они были похожи на чудовищ из ночных кошмаров. Кожа их была разного цвета, лица как бы сотворены наобум. Даже Берналт, их собрат, был поражен их безобразием. - Я сожалею, что вас так встретили, - сказал Берналт, - и что погиб чужеземец. Но очень опасно входить в место, священное для этих неграмотных и неистовых людей. - Мы не знали об этом, - Хирург. - Мы никогда не пришли бы сюда. - Конечно, конечно, - в тоне Берналта мне послышалось что-то покровительственное. Он попрощался с нами. Внезапно я предложил: - Пошли с нами в Ерслем. Смешно идти раздельно. Олмейн от изумления открыла рот. Даже Хирург был удивлен. Но Берналт хранил молчание. Он сказал наконец: - Вы забываете, друзья, что не к лицу Пилигримам путешествовать с человеком без гильдии. Кроме того, я должен совершить здесь молитву и на это потребуется время. Не хочу вас задерживать. Он протянул мне руку, затем вошел в древнюю Операционную. За ним пошли его собратья. Я был благодарен Берналту за его деликатность. Мы сели в наш экипаж. Через мгновение мы услыхали ужасный звук - это был гимн Измененных в честь какого-то божества. - Животные, - пробормотала Олмейн. - Священный храм! Храм Измененных! Какая гадость! Они чуть было не поубивали нас, Томис. Как у таких чудовищ может быть религия? Я ничего не ответил. Хирург поглядел на Олмейн и печально покачал головой, как бы сожалея, что в ней, Пилигриме, было так мало благости. - Все они живые существа, - заметил он. В следующем городе мы сообщили властям о смерти чужеземца. Затем печальные и молчаливые мы проследовали дальше к месту назначения. Мы покидали Эгапт и входили в страну, где находился святой Ерслем. 8 Город Ерслем расположен далеко от Озера Средизем на прохладном плато, окруженном цепью невысоких голых гор. Казалось, всю свою жизнь я готовился к первой встрече с этим золотым городом, чей облик я хорошо знал. И поэтому, когда я увидел его шпили и парапеты, поднимающиеся на востоке, я испытал не священный ужас, а ощущение, что я вернулся домой. Дорога, вьющаяся среди холмов привела нас в город, стены которого были сделаны из блоков прекрасного камня, розово-золотистого цвета. Дома и храмы построены тоже из этого камня. Деревья вдоль дороги были земные, а не звездные и это очень украшало этот город, старейший из всех городов, древнее Роума и Перриша. Дальновидные завоеватели не вмешивались в его управление. Городом, как и прежде, управлял Мастер гильдии Пилигримов, и даже завоеватели должны были просить у него разрешения войти в город. Конечно, это была проформа, ибо Мастер гильдии так же, как и Канцлер Летописцев были марионетками в руках завоевателей. Но это тщательно скрывалось. Завоеватели оставили наш святой город, как отдельный остров и они не ходили с оружием по его улицам. У внешней стены мы официально попросили разрешения войти у Стража, охранявшего ворота, и по всем правилам своей гильдии мягко, но настойчиво он выполнил всю процедуру. Мы с Олмейн были допущены в город автоматически, однако предъявили свои звездные камни, затем нам дали мыслешлемы, чтобы проверить наши имена в архивах гильдии. У Хирурга дело было проще - он еще раньше, будучи в Эфрике, обратился с просьбой о въезде и его мгновенно пропустили. Внутри городских стен все дышало стариной. В Ерслеме осталась архитектура Первого Цикла, и не просто разрушенные колонны и акведуки, как в Роуме, а улицы, арки, башни, бульвары. И когда мы вошли в город, в изумлении стали бродить по нему. Походив с час, мы решили, что пора искать пристанище. Мы были вынуждены расстаться с Хирургом, поскольку его не приняли бы в общежитие Пилигримов. Мы проводили его до гостиницы, где он заказал номер, затем попрощались и сняли жилье в одном из многочисленных мест, обслуживающих Пилигримов. Город существовал только для того, чтобы обслуживать Пилигримов, и он был похож на одно огромное общежитие. Мы устроились и отдохнули. Затем пообедали и пошли по широкой улице. Вдалеке на востоке виднелся самый священный район. Это был город в городе. В нем находились храмы, почитаемые старыми религиями Земли: христерами, хеберами и мислемами. Говорят, что там есть место, где умер бог христеров, но это ошибка истории, ибо что это за бог, который умирает? На высоком месте в Старом Городе стоит сверкающий храм, священный для мислемов, огражденный стеной из огромных серых камней, почитаемой зеберами. Вещи остались, а идеи, которые они выражали, утеряны. Когда я был среди Летописцев, никто не мог объяснить мне, почему нужно обожествлять стену или сверкающий храм. Однако древние архивы говорят, что эти верования Первого Цикла отличались глубиной и значимостью. В старом Городе есть место времен Второго Цикла, которое представляло большой интерес для меня и Олмейн. Когда мы в темноте глядели на его очертания, Олмейн сказала: - Завтра нужно подать заявления в дом возрождения. - Ты возьмешь меня, Томис? - Бессмысленно рассуждать об этом, - сказал я. - Мы пойдем, обратимся с заявлением, и ты получишь ответ. Она еще что-то говорила, но я уже не слушал ее, ибо в этот момент над нами пролетело трое Летателей: мужчина и две женщины. Летательница в центре была стройной, хрупкой девушкой, двигалась она с изяществом, которое встретишь не у всех Летателей. - Эвлюэлла, - задохнулся я. Все трое исчезли за парапетами Старого Города. Оглушенный, потрясенный, я прижался к дереву, стараясь отдышаться. - Томис? - окликнула Олмейн. - Ты, что заболел? - Я знаю, это была Эвлюэлла. Мне сказали, что она вернулась в Хинд, но это была она. - Ты говоришь это о каждой Летательнице, после того, как мы покинули Перриш, - холодно выдавила Олмейн. - Нет, сейчас я не ошибся. Где поблизости мыслешлем? Я узнаю все в общежитии Летателей. Олмейн взяла меня за руку. - Уже поздно, Томис. Ты весь как в лихорадке. Из-за какой-то костлявой Летательницы. Что ты в ней нашел? - Она... Я запнулся, не зная, как выразить все словами. Олмейн знала историю моего путешествия из Эгапта с этой девушкой. Она знала, как безобразный старый Наблюдатель испытывал к девушке отеческую любовь, хотя мне казалось, что я испытывал нечто большее. Как я потерял ее и она попала к лже-Измененному Гормону, а потом к Принцу Роума. Однако, что же все-таки Эвлюэлла значила для меня? Почему один вид кого-то, кто напомнил мне Эвлюэллу, привел меня в такое страшное смятение? Я искал ответ в своем бушующем рассудке и не мог его найти. - Пойдем в гостиницу, отдохнем, - предложила Олмейн. - Завтра мы обратимся с заявлением о возрождении. Однако сперва я надел мыслешлем и связался с жилищем Летателей, задал вопрос и получил нужный ответ. Да, Эвлюэлла из Летателей в самом деле находилась в Ерслеме. - Передайте ей, пожалуйста, - попросил я, - что Наблюдатель, которого она знала в Роуме, и который сейчас Пилигрим, будет ждать ее завтра в полдень у дома возрождения. После этого я вернулся с Олмейн в наше жилище. Она была какой-то угрюмой и отчужденной, и когда сняла маску в моей комнате, все ее лицо было перекошено - отчего? От ревности? Да. Для Олмейн все мужчины были рабы, даже такой изношенный, как я. И у нее вызывало отвращение, что другая женщина может так зажечь меня. Когда я вынул звездный камень, Олмейн поначалу не присоединилась ко мне. И лишь когда я приступил к ритуалу, она согласилась. Но я был в таком напряжении, что не смог войти в единение с Волей, и Олмейн тоже. Мы угрюмо глядели друг на друга полчаса, потом разошлись спать. 9 Идти в дом возрождения нужно самому по себе. На заре я проснулся, вступил на некоторое время в единение с Волей и, не позавтракав, ушел без Олмейн. Через полчаса я стоял у золотой стены Старого города, еще через полчаса я пересек аллеи внутреннего города. Я прошел мимо золоченого купола исчезнувших мислемов и повернул налево, следуя за потоком Пилигримов, которые в столь ранний час шли к дому возрождения. Дом этот был построен во Втором Цикле, ибо именно тогда зародился процесс возрождения и из всех наук того времени, только возрождение дошло до нас примерно в том же виде, как его практиковали тогда. Прямо при входе меня приветствовали члены Возрождающих в зеленом одеянии - первый член этой гильдии, которого я встречал за всю свою жизнь. Возрождающих набирают из Пилигримов, которые хотят остаться работать в Ерслеме и помогать другим возрождаться. Эта гильдия подчиняется той же администрации, что и гильдия Пилигримов, даже одеяние у них одинаковое, хотя и разного цвета. Голос Возрождающего был веселым и бодрым: - Добро пожаловать в этот дом, Пилигрим. Кто ты и откуда? - Я Пилигрим Томис, ранее Томис из Летописцев, а еще ранее я был Наблюдателем и при рождении мне было дано имя Вуэллиг. Я родился на Исчезнувших континентах. Много путешествовал до и после того, как стал Пилигримом. - Чего ты здесь ищешь? - Возрождения. Искупления. - Пусть Воля дарует тебе исполнение твоих желаний, - сказал Возрождающий. - Пойдем со мной. Через узкий, слабо освещенный коридор он привел меня в небольшую каменную камеру. Он сказал мне, чтобы я снял маску и крепко сжал свой звездный камень. Привычные ощущения единения охватили меня, но единства с Волей не было. Я скорее испытывал, что связан с умом другого человеческого существа. Хотя мне показалось это странным, я не сопротивлялся. Кто-то изучал мою душу. Все было выложено как на ладони: мой эгоизм и моя трусость, мои ошибки и падения, мои сомнения и мое отчаяние, и сверх всего - самое позорное действие, которое я совершил, продав завоевателям документ. Я видел все это и знал, что недостоин возрождения. В этом доме можно продлить срок своей жизни в два-три раза, но почему Возрождающие должны оказывать это благо мне, недостойному? Я долго размышлял о своих недостатках. Затем контакт прервался и вошел другой Возрождающий. - Воля благоволит к тебе, друг, - сказал он, протянув кончики пальцев, чтобы коснуться моих. Когда я услышал этот низкий голос, увидел эти белые пальцы, я понял, что уже встречал его раньше, когда стоял перед воротами Роума в сезон перед тем, как пала Земля. Тогда он был Пилигримом и пригласил меня путешествовать с ним в Ерслем, но я отказался, так как меня звал Роум. - Твое Паломничество было удачным? - спросил я. - Да, оно было ценным, - ответил он. - А у тебя как? Ты уже не Наблюдатель, как я погляжу. - Да, это у меня уже третья гильдия за год. - Будет еще одна, - сказал он. - И что же, я должен стать Возрождающим? - Я не имел этого в виду, друг Томис. Но мы поговорим об этом, когда ты сбросишь часть своих лет. Тебя приняли к возрождению, я рад тебе это сообщить. - Несмотря на мои грехи? - Из-за твоих грехов. Таких, какие они есть. Завтра на заре ты войдешь в первую ванну возрождения. Я буду проводником в этом твоем втором рождении. Я - Возрождающий Талмит. Ты можешь идти, а когда вернешься, спросишь меня. - Один вопрос... - Да? - Я совершал Паломничество с женщиной Олмейн, ранее она была Летописцем из Перриша. Ты не можешь мне сказать, приняли ли ее для возрождения? - Я ничего о ней не знаю. - Она плохая женщина, - сказал я. - Тщеславная, властная, жестокая. Но все же, я думаю, она может спастись. Ты можешь помочь ей? - У меня нет никакого влияния, - ответил Талмит. - Ее подвергнут допросу, как и всех прочих. Могу сказать только одно - добродетель не является единственным критерием для возрождения. Он проводил меня до выхода. Холодное солнце освещало город. Я был как выжатый лимон, опустошенный, и даже не радовался тому, что меня допустили к возрождению. Был полдень, я вспомнил о свидании с Эвлюэллой и обошел вокруг дома с возрастающим беспокойством. Придет ли она? Она стояла перед зданием позади памятника времен Второго Цикла. Алый жакет, меховые чулки, стеклянные сандалии на ногах, два явных горбика на спине - даже с расстояния было видно, что это Летательница. - Эвлюэлла! - крикнул я. Она повернулась. Она была бледна, худа и выглядела еще моложе, чем тогда, когда я видел ее в последний раз. Ее глаза изучали мое лицо в маске и на мгновение она была озадачена. - Наблюдатель? - спросила она. - Это ты? - Зови меня теперь Томис, - сказал я. - Но я тот самый человек, которого ты знала в Эгапте и в Роуме. - Наблюдатель! О, Наблюдатель! Томис. - Она прижалась ко мне. - Как давно это было! Сколько всего произошло! Она зарделась и бледность исчезла с ее щек. - Пойдем, найдем гостиницу и поговорим. Как ты нашел меня здесь? - С помощью твоей гильдии. Я увидел тебя в небе вчера вечером. - Я прилетела сюда зимой. Я была в Фарсе некоторое время по пути в Хинд, а затем передумала. Домой не нужно возвращаться! Теперь я живу около Ерслема и помогаю... - Она резко прервала свое предложение. - Тебя допустили к возрождению, Томис? Мы спустились в более спокойную часть внутреннего города. - Да, ответил я. - Меня омолодят. Мой проводник Возрождающий Талмит. Помнишь, мы встретили его у Роума? Она не помнила. Мы сели в дворик около гостиницы и Слуги принесли нам вино и пищу. Ее радость была очевидной - я почувствовал, что возрождаюсь от одного общения с ней. Она рассказывала о тех последних днях в Роуме, когда ее забрали во дворец наложницей, о том как Измененный Гормон поразил Принца в тот вечер падения Земли. Он объявил, что он не Измененный, а завоеватель, и лишил Принца трона, наложницы и зрения. - Принц умер? - спросила она. - Да, но не от слепоты. И я рассказал ей, как Принц переоделся Пилигримом и удрал из Роума, как я сопровождал его в Перриш, как мы жили среди Летописцев, как Принц связался с Олмейн и его убил муж Олмейн. - В Перрише я встретил Гормона, - сказал я. - Его теперь зовут Победоносный Тринадцатый. Он в совете завоевателей. Эвлюэлла улыбнулась. - Мы с Гормоном оставались вместе очень недолго после завоевания. Он хотел поездить по Эйропе, я летала с ним в Донски Свед, а затем он охладел ко мне. Тогда я почувствовала, что должна вернуться домой, а потом передумала. Когда начинается твое возрождение? - На заре. - О Томис, а как же будет, когда ты станешь молодым? Ты знал, что я тебя любила? Все время, что мы путешествовали вместе и когда я делила постель с Гормоном, и была наложницей Принца я хотела тебя. Но ты был Наблюдателем и это было невозможно. И ты был таким старым. Теперь ты уже не Наблюдатель и скоро вернешь молодость и... - Ее рука сжала мою. - Я бы никогда тебя не бросила. Мы были бы избавлены от многих страданий. - Страдания учат нас, - пояснил я. - Да, да. Я понимаю. Сколько времени будет проходить возрождение? - Обычно, сколько потребуется. - А после, что ты будешь делать? Какую гильдию ты выберешь? Ты же не можешь быть Наблюдателем. - Нет, и Летописцем тоже. Мой проводник Талмит говорил о какой-то новой гильдии, но не назвал ее. Он считает, что я вступлю в нее после возрождения. 10 Возрождающий Талмит встретил меня у входа и повел по коридору, облицованному зеленой плиткой к первой ванне возрождения. - Пилигрим Олмейн, - сообщил он мне, - принята для возрождения и придет позже. Это была последняя информация, которую я услышал о делах другого человеческого существа. Талмит ввел меня в маленькую низкую комнату, узкую и влажную, освещенную тусклыми лампами и слегка пахнущую цветком смерти. У меня забрали одеяние и маску и Возрождающий возложил мне на голову золотисто-зеленую сетку из какого-то легкого металла. На сетку подали ток, и когда он снял ее, на голове не осталось ни одного волоса. - Легче вводить электроды, - объяснил Талмит. - Можешь входить в ванну. Я спустился по плавному уклону и почувствовал под ногами теплую мягкую грязь. Талмит сказал мне, что это - регенеративная грязь стимулирующая деление клеток. Я вытянулся в ванной, а над мерцающей темно-фиолетовой жидкостью возвышалась только моя голова. Грязь как колыбель ласкала мое усталое тело. Талмит крутился надо мной, держал какие-то медные провода. Когда он приложил эти провода к моему оголенному черепу, они распустились и погрузились сквозь кожу и череп в серую морщинистую массу. Я чувствовал только легкое покалывание. - Электроды, - объяснил Талмит, - сами ищут в мозгу центры старения. Мы посылаем сигналы, которые раскручивают обратно обычные процессы старения, а мозг перестает понимать, в какую сторону течет время. Тело становится более восприимчивым к стимулирующему действию ванны. Закрой глаза. На мое лицо он наложил дыхательную маску, слегка толкнул меня и я весь погрузился в середину. Ощущение тепла усилилось. Я слышал легкие булькающие звуки. Я представил себе, как черные фосфористые пузырьки поднимаются из грязи, в которой я плавал. Я представил, что жидкость приобрела цвет грязи. Я дрейфовал в открытом море и ясно ощущал, как ток идет по электродам, как что-то щекочет мой мозг, как меня затягивает грязь и ампиотическая жидкость. Откуда-то издалека доносился густой голос Возрождающего Талмита, который звал меня в юность, тянул меня обратно через десятилетия, поворачивал для меня время вспять. Во рту у меня был привкус соли. Снова я пересекал земной океан, на меня нападали пираты и я защищал от них свои приборы для Наблюдения. Снова я стоял под жарким эгаптским солнцем, увидел Эвлюэллу в первый раз. Я вернулся в места своего рождения на западных островах Исчезнувших континентов, что прежде были Сша-амрик. Во второй раз я видел, как пал Роум: фрагменты памяти проплывали сквозь мой податливый мозг. Не было никакой последовательности, никакого естественного развития событий. Я был ребенком. Я был древним стариком. Я был среди Летописцев. Я посетил Сомнамбулистов. Я видел, как Принц Роума пытался купить глаза в Дижоне. Я торговался с Прокуратором Перриша. Я схватил свои приборы и начал Наблюдение. Я ел деликатесы из далеких миров, я вдыхал аромат весны в Палаше, я дрожал по-стариковски одинокой холодной зимой, я плыл в бурном море, веселый и счастливый, я пел, я плакал, я сопротивлялся искушению, и уступал ему, я ссорился с Олмейн, я обнимал Эвлюэллу, я ощущал скользящую смену ночей и дней в то время, как мои биологические часы двигались в странном обратном ритме и с ускорением. Мне виделись галлюцинации. Огонь нисходил с неба; время двигалось в нескольких направлениях. Я сделался маленьким, а затем громадным. Я слышал алые и бирюзовые голоса. Музыка звучала с гор. Биение моего сердца было грубым и огненным. Я находился в ловушке между ударами поршня моего мозга. Руки мои были прижаты к бокам, чтобы я занимал как можно меньше места. Звезды пульсировали, сжимались, расплавлялись. Эвлюэлла сказала мягко: "Мы получаем вторую молодость от благословенных импульсов Воли, а не из-за добросовестного выполнения своей работы!.." Олмейн воскликнула: "Какая я стала тонкая!" Талмит изрек: "Эти колебания процесса постижения означают лишь растворение желания по отношению к саморазрушению, которое лежит в основе процесса старения". Гормон сказал: "Эти ощущения колебаний означают лишь самоуничтожение желания по отношению к растворению, которое лежит в основе процесса старения сердца". Прокуратор Человековладетель Седьмой сказал: "Мы посланы в ваш мир как средство очищения. Мы выполняем Волю". Землетребователь Девятнадцатый возразил: "С другой стороны позвольте не согласиться. Сочетание судеб Земли и наших - чисто случайное явление". Мои веки окаменели. Маленькие создания, что наполняли мои легкие, стали цвести. Кожа отслаивалась, открывая мускулы, прижавшиеся к костям. Олмейн сказала: "У меня уменьшаются поры. Моя плоть становится плотной. У меня уменьшается грудь". Эвлюэлла сказала: "Потом ты полетишь с нами, Томис". Принц Роума прикрыл глаза руками. Башни Роума качались от солнечных ветров. Я схватил шаль пробегающего Летописца. Клоуны плакали на улицах Перриша. Талмит будил меня: "Теперь проснись, Томис. Томис, очнись, открой глаза!" - Я уже молодой, - сказал я. - Твое возрождение только началось, - возразил он. Я больше не мог двигаться. Помощники подхватили меня, обернули во что-то пористое, положили на каталку и повезли меня ко второй ванне, крупнее размером, в которой плавало с десяток людей. Их обнаженные черепа были усеяны электродами, глаза закрыты розовой лентой, а руки мирно соединены на груди. Я вошел в эту ванну. Здесь не было видений, я просто дремал без всяких сновидений и в этот раз проснулся от шума прибоя. Я увидел, что ноги мои проходят через узкую водопроводную трубу в какую-то закрытую ванну, где я дышал только жидкостью, и где пребывал больше минуты и меньше столетия. А грехи мои в это время слущивались с моей души. Это была тяжелая, трудоемкая задача. Хирурги работали на расстоянии. Их руки в перчатках управляли крошечными ножами, снимая кожу. Они снимали с меня скверну - слой за слоем, вырезая и чувство вины, и печаль, и ревность, и гнев, и жадность, и похоть, и нетерпение. Когда они закончили свою работу, открыли крышку и вынули меня. Без их помощи я не мог стоять. Они прикрепили приборы к моим конечностям для массажа и восстановления тонуса. Я снова мог ходить. Я взглянул на свое обнаженное тело, сильное и мощное с упругими мускулами. Пришел Талмит, бросил вверх пригоршню зеркальной пыли, чтобы я мог себя увидеть и, когда крошечные частички соединились, я взглянул на свое сверкающее отражение. - Нет, - сказал я. - Лицо не похоже. Я не так выглядел. Нос был острее, губы не были такими толстыми, а волосы такими черными. - Мы работали по записям гильдии Наблюдателей. Ты на себя похож больше, чем тебе это запомнилось. - А такое возможно? - Если хочешь, мы сделаем тебя таким, каким ты себя представляешь. Но это не серьезно и займет много времени. - Нет, - сказал я. - Не имеет значения. Он согласился. И сообщил, что мне придется пребывать в доме возрождения еще некоторое время, пока я к себе привыкну. Мне дали нейтральное одеяние без обозначения какой-либо гильдии - мой статус в качестве Пилигрима завершился. Со своим возрождением я мог вступить теперь в любую гильдию. - Сколько длилось возрождение? - поинтересовался я, одеваясь. - Ты пришел сюда летом, сейчас - зима. Это быстро не делается пояснил он. - А как дела у Олмейн? - С ней ничего не получилось. - Не понимаю. - Хочешь ее увидеть? - спросил Талмит. - Да, - ответил я, думая, что он поведет меня в комнату Олмейн. Вместо этого он повел меня к ее ванне. Я стоял рядом и смотрел на закрытый контейнер. Талмит дал мне фибрильный телескоп, я взглянул в его глазок и увидел Олмейн, вернее то, что от нее осталось. Это была обнаженная девочка лет одиннадцати, с гладкой кожей, безгрудая. Она лежала, прижав колени к груди. Сперва я не понял, а когда ребенок пошевелился, я узнал младенческие черты Олмейн. Ужас охватил меня и я сказал Талмиту: - Что произошло? - Когда тело так сильно загрязнено, Томис, его нужно резать на большую глубину. Это был сложный случай. Мы не должны были за него браться, но она настаивала. - Что же с ней произошло? - Процесс возрождения вошел в необратимую стадию прежде, чем мы смогли нейтрализовать все яды, - ответил Талмит. - Так вы ее сделали слишком молодой? - Как видишь. - Что же будет дальше? Почему вы ее не извлечете и пусть она себе растет. - Ты невнимательно слушал, Томис. Процесс необратим. - Необратим? - Она сейчас охвачена детскими грезами. С каждым днем она будет становиться все моложе и моложе и вскоре станет грудным ребенком. Она никогда не проснется. - А что будет потом? Сперма и яйцеклетка? - Нет, ретрогрессивный процесс не идет так далеко. Она умрет в малом возрасте. Мы теряем таким образом многих. - Она знала о риске, связанном с возрождением, - сказал я. - И все же настаивала. Душа ее была темной. Она жила только для себя. Она пришла в Ерслем, чтобы очиститься и теперь она очистилась. Ты любил ее? - Никогда. Ни секунды. - Тогда что же ты потерял? - Кусочек своего прошлого, наверное. Я вновь приложил глаз к окуляру телескопа и взглянул на Олмейн, невинную, очищенную, несексуальную, целомудренную, в согласии с Волей. Ребенок в ванне улыбался. Его тельце раскрылось, а затем свернулось в плотный шарик. Олмейн была в согласии с Волей. Внезапно Талмит бросил еще одну пригоршню зеркальной пыли в воздух, и появилось еще одно зеркало. Я посмотрел на себя, увидел, что со мной сделали и понял, что мне дана еще одна жизнь с условием, чтобы я сотворил с ней нечто большее, чем с первой. Я почувствовал смирение и помолился, чтобы мог служить Воле и меня охватили волны радости, как могучий прилив Земного океана. Я попрощался с Олмейн. 11 Эвлюэлла пришла ко мне в комнату в доме возрождения и мы оба испугались, когда встретились. Жакет, который был на ней, оставлял ее крылья снаружи и они совсем ей не подчинялись: они нервно раскрывались и толчками складывались. Глаза были широко раскрыты, а лицо еще более худым и заостренным, чем когда бы то ни было. Моя кожа начала теплеть, зрение затуманилось. Я чувствовал, как бушуют внутри меня силы, которые я десятилетиями сдерживал. Я и боялся их, и был им рад. - Томис? - спросила она наконец, и я кивнул. Она трогала мои плечи, руки, губы, а я касался ее кистей, бедер и затем, с некоторым колебанием я положил руки на ее маленькие груди. Как двое слепых, мы знакомились друг с другом наощупь. Мы были незнакомцами. Старый иссушенный Наблюдатель, которого она знала и, возможно, любила, исчез. А вместо него стоял некто таинственным образом измененный, неизвестный, тот, кого она никогда не встречала. - У тебя те же глаза, - сказала она, - я бы все равно узнала тебя по глазам. - Что ты делала эти долгие месяцы, Эвлюэлла. - Я летала каждую ночь. Я летала в Эгапт и вглубь Эфрик. Затем вернулась и слетала в Стенбул. Ты знаешь, Томис, я чувствую себя живой только тогда, когда я здесь. - Ты из гильдии Летателей, свои ощущения вполне понятны. - Когда-нибудь мы полетим вместе, Томис. Я рассмеялся: - Древние Операционные закрыты, Эвлюэлла. Здесь делают чудеса, но не могут из меня сделать Летателя. Нужно родиться с крыльями. - Чтобы летать, крылья не нужны. - Знаю. Так летают завоеватели. Я видел тебя с Гормоном в небе. Но я не завоеватель. - Ты полетишь со мной, Томис. Мы вместе будем парить и не только ночью, хотя у меня и ночные крылья. Мы будем летать в ярком солнечном свете. Мне нравилась ее фантазия. Я обнял ее, она была прохладная и хрупкая, и в моем теле начал жарко биться новый пульс. Еще немного мы поговорили и полетах. Я отказался от того, что она предлагала, и был доволен тем, что ласкал ее. Нельзя проснуться в одно мгновение. Затем мы пошли по коридорам и вышли в большую центральную комнату, через потолок которой проникал зимний солнечный свет, и долго изучали друг друга в этом свете. Когда она проводила меня в мою комнату, я сказал: - Перед возрождением ты рассказала мне о новой гильдии Искупителей, я... - Поговорим об этом позднее, - с неудовольствием произнесла она. В комнате мы обнялись и я почувствовал, как огонь в полную силу загорелся во мне и я испугался, что поглощу ее прохладное, тонкое тело. Но этот огонь не поглощает, а зажигает нечто подобное в другом. В экстазе она распустила крылья и нежно охватила ими меня. И я уступил яростной радости. Мы перестали быть незнакомцами, перестали бояться друг друга. Она приходила ко мне каждый день во время моих упражнений и мы гуляли вместе. А наш огонь разгорался все больше. Талмит часто встречался со мной. Он обучал меня искусству обращения с новым телом и тому, как стать юным. Однажды он сказал мне, что ретрогрессия закончилась, и что скоро я покину этот дом. - Ты готов? - спросил он. - Думаю, готов. - Задумывался ли ты, каково будет твое предназначение после? - Я должен искать гильдию. - Многие гильдии захотят получить тебя, Томис. Какую же ты выберешь? - Ту гильдию, в которой я был бы полезен людям, - ответил я. - Ведь я обязан Воле жизнью. - Летательница говорила с тобой о возможностях? - спросил Талмит. - Она упоминала вновь образованную гильдию. - Она ее назвала? - Гильдия Искупителей. - Что ты знаешь о ней? - Весьма мало. - Хочешь знать больше? - Если есть, что узнать. - Я из гильдии Искупителей, - сказал Талмит. - И Эвлюэлла тоже. - Но вы оба уже состоите в своих гильдиях. Нельзя состоять более чем в одной гильдии. Только Властителям это было позволено. - Томис, гильдия Искупителей принимает членов всех других гильдий. Это - высшая гильдия. Как когда-то были Властители. В ее рядах есть Летописцы, Писцы, Индексирующие, Слуги, Летатели, Сомнамбулисты, Хирурги, Клоуны, Купцы. Есть Измененные и... - Измененные? - задохнулся я. - Они же по закону стоят вне всех гильдий. Каким образом какая-либо гильдия может принять Измененных? - Это гильдия Искупителей. Даже Измененные могут достичь искупления, Томис. - Да, даже Измененные, - согласился я. - Но странно представить себе такую гильдию. - Ты будешь презирать гильдию, которая примет Измененных? - Просто мне тяжело это воспринять. - В свое время придет и понимание. - Когда же оно наступит, "свое время"? - В тот день, когда ты покинешь это место, - ответил Талмит. Вскоре наступил этот день. Эвлюэлла пришла за мной. Я неуверенно вступил в весну Ерслема. Талмит дал ей указания, как быть моим проводником. Она повела меня по городу, по всем святым местам, чтобы я помолился у храмов. Я преклонил колени у стены хеберов и у золоченого купола мислемов. Затем я пошел в нижнюю часть города к серому, темному зданию, построенному там, где, как говорят, умер бог христеров. Затем я пошел к фонтану Воли, затем в дом гильдии Пилигримов. И в каждом из этих мест я обращал к Воле слова, которые давно хотел произнести. Наконец я выполнил все свои обеты и стал свободным человеком, способным выбрать дорогу в жизни. - Пойдем теперь к Искупителям? - спросила Эвлюэлла. - А где мы их найдем? В Ерслеме? - Да, в Ерслеме. Через час будет собрание по поводу твоего вступления в гильдию. Из-под туники она достала что-то маленькое и блестящее. В изумлении я узнал звездный камень. - Что ты с ним делаешь? - поинтересовался я. - Только Пилигримы... - Положи свою ладонь на мою, - сказала она, протянув ладошку с камнем. Я подчинился. Ее маленькое личико стало строгим сосредоточенным. Затем она расслабилась и убрала камень. - Эвлюэлла что?.. - Это сигнал для гильдии, - ответила она мягко. - Сообщение, чтобы они собирались, так как ты на пути к ним. - Откуда ты получила этот камень? - Пошли, - сказала она. - О, Томис, если бы мы могли полететь туда. Но это недалеко. Мы встречаемся почти в тени дома возрождения. Пойдем, Томис, пойдем! 12 В комнате не было света. Эвлюэлла ввела меня в какую-то подземную темноту, сказала, что это зал гильдии Искупителей и покинула меня. - Не двигайся, - предупредила она. Я чувствовал, что в комнате находились другие. Мне что-то протянули. Эвлюэлла сказала: - Вытяни руки. Что ты чувствуешь? Я коснулся какого-то маленького ящичка, который, по-видимому, стоял на металлической раме. На его поверхности были знакомые рамы и рычаги. Мои руки нащупали рукоятки, выступающие над корпусом. Мгновенно, как будто не было моего возрождения, как будто Земля не была завоевана - я снова стал Наблюдателем, ибо, конечно же, это было оборудование Наблюдателя. - Но это не тот прибор, который был у меня, - удивился я, - хотя и не сильно отличающийся. - Ты не забыл свое искусство, Томис? - Тогда работай с прибором, - порекомендовала Эвлюэлла. - Совершай свое наблюдение и скажи нам, что ты видишь. Легко и свободно я вспомнил старые навыки. Я быстро совершил первичный ритуал, выбросив из ума сомнения и беспокойство. Было удивительно просто ввести себя в состояние наблюдения - хоть я не занимался этим с момента падения Земли, а мне показалось, что я сделал это быстрее, чем в прежнее время. Я взялся за рукоятки. Какие они были странные, не такие к каким привыкли мои ладони. Что-то холодное и твердое было встроено в конец каждой рукоятки. Наверное, драгоценный камень. А может и звездный камень. Я почувствовал момент предвкушения, даже страха. Затем привел себя в состояние необходимого спокойствия и душа моя потекла в устройство, стоящее передо мной, и я начал наблюдение. Я не воспарил к звездам, как в былые времена. И хотя я постигал, я постигал только окружение в этой комнате. Закрытые глаза, тела в трансе. Сперва я увидел Эвлюэллу - она была возле меня. Она улыбнулась, кивнула мне, глаза ее сияли. - Я люблю тебя. - Да, Томис. И мы всегда будем вместе. - Я никогда не ощущал такой близости ни с кем. - В этой гильдии мы все близки друг другу. Мы - Искупители, Томис. Такого еще не было на Земле. - Как я с тобой разговариваю? - Твой ум говорит со мной при помощи этого прибора. А когда-нибудь и он нам не понадобится. - И тогда мы с тобой полетим? - Нет, полетим мы значительно раньше. Звездные камни нагревались в моих руках. Я четко ощущал этот прибор - Наблюдателя, но с некоторыми изменениями. Я вгляделся в другие лица, лица тех, кто был мне знаком. Слева от меня был Талмит, за ним стоял Хирург, с которым я путешествовал в Ерслем, а рядом - Измененный Берналт. Других я не узнал - там было двое Летателей и Летописец, сжимающий свою шаль, женщина-Слуга и другие. Сначала мой ум прикоснулся к Берналту. Он радушно приветствовал меня и я понял, что лишь тогда, когда я смогу смотреть на Измененного как на брата, Земля получит свое Искупление. Ибо до тех пор, пока мы не являемся единым народом, как сумеем мы положить конец нашему наказанию? Мне хотелось проникнуть в ум Берналта, но я побоялся, что не удастся скрыть собственные предрассудки, жалкое презрение - все эти условные рефлексы, с которыми мы относимся к Измененным? - Ничего не скрывай, - посоветовал он. - Все это для меня не секрет. Присоединяйся ко мне. В душе у меня была борьба. Я отбросил дьявола, я вызвал в памяти сцену около храма Измененных, после того, как Берналт спас нас. Каково было мое отношение к нему тогда? Смотрел ли я на него хоть одно мгновение как на своего брата? Я усилил этот момент благодарности и дружелюбия и под странной внешностью Измененного увидел человеческую душу. Я и нашел дорогу к искуплению. Я присоединился к Берналту и он принял меня в свою гильдию. Теперь я был Искупителем. В уме звучал чей-то голос и я не знал, то ли это звучный голос Талмита, или сухой ироничный Хирурга, или осторожное бормотание Берналта, или тихий спокойный шепот Эвлюэллы - ибо все они звучали одновременно. И все они твердили: "Когда все человечество вступит в нашу гильдию, закончится наше поражение и плен. Когда каждый из нас - частичка другого, страдание исчезнет. Нет нужды сражаться с завоевателями. Присоединяйся к нам, Томис, который был Наблюдателем Вуэллигом". И я присоединился. Я стал ими, а они - мной. И пока мои руки сжимали звездные камни, у нас были едины душа и разум. Это не было единением, которым Пилигрим погружается в Волю, а скорее союз самости с самостью. Я понимал, что это было нечто совершенно новое на земле, не просто создание новой гильдии, а новый цикл человеческого существования, рождение Четвертого Цикла на этой, познавшей поражение, планете. Голос же сказал: "Томис, сперва должны быть искуплены те, кто больше всего нуждается. Мы пойдем в Эгапт, в пустыню, где несчастные Измененные прячутся в старинных зданиях, которые обожествляют. Мы заберем их к нам и снова их очистим. Мы пойдем на запад в несчастную деревню, пораженную кристаллической болезнью и приостановим болезнь. Мы пойдем за пределы Эгапта к тем, кто без гильдии и без надежды, у кого нет завтрашнего дня. И придет время, когда вся Земля по