го свечения. Ветер поднимал в нем вихри и воронки света внутри света. Вспышку света сопровождал торопливый, шелестящий звук, напоминавший Клею далекий шум воды. Он услышал еще и какой-то замогильный смех, звучный и скользкий. Еще несколько минут спуска - и он отчетливо увидел, что их ждет впереди. Там, где гора встречалась с долиной, землю покрывало нечто блестящее. Казалось, вся долина запечатана стеклом, тянущимся до горизонта. В центре него из круглого дымохода исходил поток зеленого света. За колеблющимся, мерцающим светом он смутно различил некую массивную тень, возможно низкую широкую гору. Насколько хватало глаз не было видно никакой растительности. Все какое-то суровое и неземное. Он обратился было за объяснениями к Скиммерам, но их лица сосредоточенно застыли, они шли, словно в трансе, и он не решился прерывать вопросом их медитацию. В полной тишине процессия достигла подножия склона. Наконец своими босыми ногами он ощутил скользкий холод стекла. Каждый Скиммер, перед тем как ступить на стекло, останавливался и оставлял на границе земли и стекла свой стебель-факел. Клей повторил то же самое. Корни стремились войти в землю еще прежде, чем растение касалось ее. Растения сажали себя сами, и в свете зеленого, поднимающегося кверху облака, их прозрачность приобрела утонченную свежесть. Скользя по отполированному полу, они двигались к арке, окружавшей дымоход. Теперь он увидел все отверстие, оно казалось до странности маленьким для такого грандиозного эффекта, в диаметре не больше ширины раскинутых рук и обнесенное оправой в фут высотой. Сквозь отверстие вырывалась пульсирующая зеленая яркость вспышек, словно в коре земли ритмично работала некая фабрика. Здесь все казалось искусственным, созданным одним из видов сынов человеческих, возможно с точки зрения Скиммеров и древних, но несомненно более развитых, чем люди эпохи Клея. И вот они оказались в самом зеленом облаке. Воздух вокруг наэлектризован, в ноздри устремляется кисловатый запах. Обнаженное тело потеет. Тишина и уединение. Скиммеры все еще не в себе, и он уважительно относится к их настроению удаленности от мира. Группа расположилась примерно параллельно дымоходу. Когда он прошел мимо и вошел в дальний край зеленого конуса, он смог наконец с большей ясностью осмотреть массивную тень на западе. Это - не гора, хотя в целом это некий монолит плоти, этакий гигантский живой Молох, приземистый и громадный, сжавшийся за зеленью. Существо сидело на колоссальной изогнутой плите, вроде бы металлической и темно-алой, которая удерживала его выше уровня земли. Отблески зеленой тучи скользили по бокам этой чаши, пятная алый цвет зеленым и создавая в местах соприкосновения ошеломляющий коричневый. Таким же коричневым было и скорбевшее создание. Клей видел его толстую блестящую кожу, рубчатую, как у рептилии. По своим очертаниям существо напоминало лягушку, но лягушку из сна: без глаз, без конечностей, с высокой сводчатой спиной, жирными боками, выпирающим животом. Он сидел неподвижно, словно идол. Не заметно было даже признаков дыхания, хотя что-то убеждало в том, что он живой. Отдыхая в зеленом блеске тысячелетия, он безусловно, стал мудрым наблюдателем, спокойным колоссом. Конец его морды поднимался над землей по крайней мере на пятьсот футов. Гигантская задняя часть терялась в тени. Если бы существо задвигалось, оно потрясло бы всю планету. Громадная, чудовищная живая гора с ледяным спокойствием охраняла стеклянную долину. Что это? Откуда взялось? Он старался припомнить полученные от Квоя знания: может это Ждущий? Заступник? Разрушитель? Какой-то неизвестный ему вид? Вообще с трудом верилось, что эту штуку можно причислить к сынам человеческим. Хотя на протяжении долгих лет люди могли изменить себя, превращаясь в козлов и сфероидов, невозможно было представить себе, что они мечтали стать горами. Должно быть, это некий синтетический урод или некий гость из другой галактики, задержавшийся на земле, а может, отголосок мечтаний Скиммеров, случайно оставшийся в реальном мире. Хенмер прокладывал путь. Они осторожно двигались вдоль южной кромки гигантского блюда-платформы, на которой покоилось существо. Цвета дрожали, покрывая тела идущих потеками красного, зеленого и коричневого. Когда они уже почти миновали его, чудовище проявило наконец признаки жизни: оно издало ужасный грохочущий рев, потрясший землю. Клей услышал в этом реве боль - подобные крики издавали попавшие в капкан животные. Спросив Хенмера, когда они уже были вне опасности, он получил ответ: - Бог, - сказал ему Хенмер, - оставшийся от прошлого. Несчастное существо. - Бог, - недоверчиво повторил Клей. - Разве боги такие? - Этот такой. - Каковы же были те, что поклонялись ему? - Такие же, - ответил Хенмер. - Только меньшего размера. Они жили одиннадцать эр назад. До моего времени. - Но после моего. - Само собой. Они создали себе бога по своему образу и подобию. Он остался сидеть здесь на площади. Все вокруг застеклено, красивые световые эффекты. Эти люди понимали толк в строительстве, и их произведения удивительно долговечны; мир так изменился, а это осталось. Но все же их нет. - Это люди? - Можно сказать и так. Клей обернулся и увидел гейзер зеленого света и могучие очертания брошенного бога. Земля дрогнула, словно божество снова закричало. Из глаз Клея хлынули слезы. Его охватило какое-то неистовое желание поклоняться божеству и он перекрестился, словно стоял перед алтарем. Этот жест удивил его самого, поскольку он никогда не считал себя христианином, тем не менее акт покорности свершился, и в воздухе светились следы движений его руки. Вскоре гора-лягушка заревела снова, даже еще ужаснее. Земля задвигалась, камни стали падать с невозможным грохотом, круша сверкающее стекло долины. За чудовищным богом вновь послышались рыдания Неправедной, и в небесах раздался смех. Его охватил страх. Не в силах двигаться, он ощутил, как по его ногам течет собственная горячая моча. Сейчас начнется землетрясение. В его запястье вцепились руки: Нинамин, Ти, Брил. - Идем, - звали они. - Идем. И снова: - Идем. Его подняли и понесли прочь, когда первые утренние лучи озарили окрестности. 10 Наступил день. Он застал их в великолепном ущелье, где они расположились на выступающем черном камне над бегущей далеко внизу речкой. Воздух здесь был влажен и сладок. Птицы кружили в голубой плоскости неба. Тяжелое солнце низко стояло над горизонтом. - Сейчас мы сделаем, - объявил Хенмер, - ритуал Подъема Моря. Клей кивнул. С восходом солнца усталость и ужас покинули его, он чувствовал себя бодрым, восприимчивым, открытым новому опыту. Вновь созрело в нем и сексуальное желание. Интересно, сможет ли он убедить одного из Скиммеров соединиться с ним? Вся их группа с момента исчезновения Серифис вела себя очень целомудренно. Преднамеренное воздержание? Или просто много других дел? Перекатываясь с боку на бок в окружении соблазнительных грудей, бедер и ягодиц, он ощутил небывалый подъем сексуальности. Скиммеры все еще казались ему незнакомыми пластиковыми манекенами, но поток страсти вовсю овладел его сознанием. И все же они могли добиться того, чтобы показаться ему людьми. Неужели он реагировал бы так же и на другие виды? Засунул бы свой жесткий стержень в желеобразную гавань сфероида? Втиснулся в вонючую плоть козложенщины? Отключился вместе с девушкой-лягушкой? Хенмер обратился к нему: - Ты примешь участие в ритуале, друг? - Если смогу. - Сможешь. Здесь требуется лишь терпение и сдержанность. Он дал обещание. Нинамин, Ангелон и Ти, которые этим утром были в женской форме, растянулись на уступе лицом вниз и с изящной мягкостью изогнули свои тела петлей, головы доставали до кончиков ступней, колени согнуты невозможным для Клея образом, ягодицы вывернуты в откровенном предложении. - Мы должны соединиться с ними, - заметил Хенмер и шагнул к Нинамин. Его член появился из укрытия и скользнул в открытую щель Нинамин. Хенмер проделал это холодно, словно пахарь, и крепко схватил Нинамин, чтобы удержать ее в этой позе. Брил так же спокойно вошел в тело Ангелон. Хенмер нетерпеливо помахал рукой Клею. - Да, понял, понял, - отозвался тот и, смерив взглядом пухлую задницу Ти, забил гол в ворота. Она издала мягкий звук. Он наклонился вперед, возмещая недостаток гибкости превосходством в размерах, и вдавил себя в нее до самого конца. Вшестером они образовали странную группу на возвышающемся уступе, табло акробатической эротики. Они замерли, словно статуи бесстрастных духов. Видя, что Брил и Хенмер не делают никаких движений, а просто стоят позади партнерш, он сделал то же самое. Он ждал. Где же сигнал? Когда начнется ритуал? Все началось незаметно. Скиммеры издали гудящий звук, такой слабый, что он скорее был внутри вселенной, чем вне ее. Их песня достигала ширины молекулы, когда Клей начал сознавать ее существование, но звук закрадывался в мир, обретая форму, цвет и массу по мере вторжения, углублялся в тембре, поднимался так, что постепенно над ущельем выросла громоподобная колонна, молот серо-черного звука поднимался и падал, крещендо все продолжалось, песня каждую минуту разрасталась, становясь более округлой, яркой, словно в ней загорались фонари, и Клей, испугавшись, что ее вес раздавит его, если он не защитится, присоединился к ней, найдя свободную ступень в этой восхитительной массе и прославляя ее. Когда он влился в общую песню, он неуверенно глянул на своих товарищей, опасаясь, что мешает им, но увидел их одобряющие улыбки. Хенмер, Брил, даже изогнувшиеся женщины нежно кивали ему. Он ощутил прилив невиданной радости и позволил выплеснуться наружу всем своим эмоциям. Купол его черепа усиливал мощные звуки, проходящие сквозь него. Он слился с ними и понял это единство, более тесное, чем единство Дыхателей в их отдельных прудах. Теперь, уже войдя в круг, он не боялся сфальшивить. Почувствовав внутренние спазмы Ти, он принял их сложный и изысканный ритм, но интуитивно понял, что ему двигаться не следует. Он остался неподвижным, позволив ей двигаться вокруг оси, данной ей его телом. Физические ощущения обострялись, но он сдерживал себя с неведомым до сей поры терпением, и когда ему казалось, что больше он не может удержаться от движения, иначе он упадет, ему просто нужно было выплеснуть излишки возбуждения в песне Хенмеру или Брилу, которые помогали ему. Он ждал. Ти двигалась. На уступе возникла живая машина: он был одной из шести ее частей. Вот он прошел пик стимуляции - все его тело дрожит и светится, но он абсолютно тих. Сексуальная энергия разлилась по всем уголкам тела. Пенис поглотил его целиком, Клея больше не было, остался просто один стержень, стоящий член, погруженный в плоть. Затем исчезло даже осознание сексуальности. Он - смесь черных линий и белых капель. Он - острие карандаша. Он - сила без массы. Он - масса без измерения. Он - ускорение без скорости. Он - мощь Он - потенциал. Он - ответ. Он - создание. Настало время Подъема Моря. Розовые ленты развернулись с уступа и, кувыркаясь, устремились к огромному зеленому шару воды. Он поспешил за ними. Он стал рекой чистых ощущений, сверкающими зигзагами бегущей к устью. Вот и море, спящий гигант, крушащий свою кровать. Клей обнял его. Он почувствовал все: тяжесть, зелень, соленость, вихри, спокойствие, тепло, прохладу. Волны лижут прозрачный пляж. Таинственные долины и горные пики. Чернота. Блеск. Вот свет, танцующий в глубине. Вот создания вечной ночи, пришедшие из ночного кошмара. Вот некие сыны человеческие, огромные, прячущиеся в глубинах. Вот звуки, оплетающие планету. Слои души. Крылатые твари в зыбучих песках. Черные спины, взбирающиеся на позеленевшие камни. Случайные когти хватающие трепещущую плоть. Пасти. Зубы. Массы потревоженной воды. Молчаливо скользящие события. Балет планктона. Симфония китов. Вес. Вес. Вес. Морские шумы, озадачивающие вторгающихся. Все, как и должно быть. Ритуал необходим. Тот, кто вышел из моря, должен вернуться к истокам. Руки касаются каменистого ложа океана. Тела становятся упругими. О, да, да, да! Море поднялось! Легко, горделиво, доверчиво они подняли его и держали высоко над головой. Начался соленый дождь. Выпадали водоросли, но их водружали на место. Жидкое солнце купалось в булькающем дне. Виднелись обнаженные корни земной коры. Голос моря присоединился к их песне, перекрывая ее своим низким мощным звучанием и нежным гулом. Сладко пели трубы. Скиммеры ликовали. Они продемонстрировали мощь сынов человеческих. Круг времени замкнулся. На поверхность поднятой морской сферы вздымались протуберанцы, нарушая ее гармонию. Теперь сфера опустилась, а поднявшие ее восторженно собрались в математическом центре и легко приняли море на свои плечи. Соревновались ли они в этот момент? Нет. Нет. Еще нет. Море оседало. Отдаленное бормотание его плоти стало еще слабее. Оно вернулось в свое ложе. Легко, легко, легко, с невидимым содержанием, с огромными существами, плавающими во тьме, затонувшими древними городами, кораблями прошедших тысячелетий, укрытых илом. Требования ритуала выполнены. Те, кто поднимал, теперь могли свободно обрести свои индивидуальности и преследовать свой экстаз. Он свободен от соединявшей его с другими связи. Освобожденный океан мягко рокотал, растекаясь по своим прежним пределам. Выйдя из состояния статичности, он был готов выполнить свое предназначение. Тело его еще соединялось с телом Ти. Она двигалась, двигался и он, начались страстные движения. Согласно скользнули они на землю. Его ноги раздвинулись, спина выгнулась, он ощутил давление ее веса на своем теле, ее холодные губы на своих губах. Руки Ти стиснули его грудь и ласкали его твердеющие соски. Ти вонзается в него, скользя снова и снова по смазанной щели, входя все глубже, стучась в ворота его матки, никогда прежде он не испытывал подобного вторжения, оно пугало и удивляло его, но все же он получал и удовольствие. Задыхаясь, он ласкал сильную мускулистую спину Ти, ее крепкую талию и плоские ягодицы. Он подтянул к себе колени, чтобы их единство стало еще полнее. Камни холодили его спину. Любопытное чувство неопределенности беспокоило его. Бедра выступали, таз тяжелел. Из лона исходили волны восторга, заставлявшие содрогаться его бедра, живот, грудь. Он словно захлебнулся, взорвался от бури новых ощущений. Но это было еще не все. Ти может продолжать? Да: готовит его к следующему взрыву. Тело Ти яростно обрушивается на него. Грудь ее прижимается к его груди, твердый стержень неуклонно сверлит его. Еще один взрыв. Да. Да. Хватит! Он растерян, смущен, озадачен. Обвив бедрами тело Ти, он требует окончания. Ти пронзает его глубже, чем когда-либо, добираясь до самых почек, яичников, кишок, всего скрытого механизма внутренней плоти, и вот из члена Ти вырывается поток жидкости, она льется каскадом и поражает его неожиданной удивительной мощью. Он покорился, сдался и разрешает полному наслаждению захватить себя. Все закончилось. Ти угасла. Немного погодя, она скатилась с него, он же остался лежать по-прежнему вверх животом, с согнутыми коленями, раздвинутыми ногами и старался понять причины этого чувства дезориентации, поглотившего его после окончания ритуала Подъема Моря. Постепенно он осознал природу ситуации: он принял женскую форму. 11 Лишенный своего мужского состояния, он поднялся, чтобы докопаться до природы вещей. Как он понял, ритуал преобразил их всех: Хенмер и Брил были теперь женщинами, а Ангелон, Нинамин и Ти - мужчинами. Для них в этом, конечно, не было ничего удивительно, но не для него. Он обследовал себя. Рост уменьшился, наверное, дюймов на шесть - теперь он не выше Хенмер, и угол видения мира тоже изменился. На бедрах наросла плоть. Он ощупал руками свои контуры от подмышек к низу и поразился происшедшим переменам. Он сжал пальцами мясо и смутно нащупал спрятанные внутри кости. Теперь у него появилась грудь. Когда он двигал плечами, грудь колыхалась. Сверху форма грудей казалась грушевидной, заканчивающейся маленькими темными сосками. Ему показалось, что груди раздвинуты слишком далеко друг от друга. Покопавшись в своей памяти, он старался вспомнить, действительно ли грудь располагается по углам, выступая почти из-под мышек? Конечно же он преувеличивал. Все в порядке, они размещались нормально. Просто прежде он никогда столь тщательно не изучал этот вопрос. Не с такого угла. Он положил руки на груди. Сжал их. Потер пальцами соски. Сдвинул горы плоти вместе, так что между ними образовалась глубокая обманчивая долина. Приподнял снизу, ощутив их тяжесть. С момента своего пробуждения, он не прикасался к настоящей женской груди и теперь понял, насколько плоть женщин-Скиммеров отличается от плоти Homo sapiens. Но чрезмерного подъема он не испытал. Ведь эта грудь была его собственной. Он отпустил грудь и погладил руками нежную округлость живота. Как таинственна теперь его внутренняя анатомическая путаница: яичники, трубы, матка, шейка. Интересно, можно ли его оплодотворить? Конечно, Ти это не под силу (как они вынашивают потомство? есть ли у них вообще потомство?), но в ловушку времени может попасться новый пленник, он сможет взять его, войти в него и наполнить своей спермой, возникнет зародыш, матка начнет увеличиваться - возможно ли это? Он весь дрожал. Дотронувшись до атласно-гладких бедер, он, минуту поколебавшись, потянулся четырьмя пальцами правой руки к паху. Отсутствие привычных гениталий встревожило его гораздо меньше, чем можно было ожидать. Знакомые болтающиеся органы исчезли, оставив открытое пустое место, но все же там что-то было. Он сунул руку между бедрами, нащупывая щель, выпуклость, влажную внутреннюю поверхность, говоря себе: это малые губы, это должно быть клитор, это большие губы, это вагинальное отверстие. Теперь я должен присесть, чтобы пописать. В меня будут вторгаться, а я не буду. Он словно увидел это наяву: его тело плотно прижатое к другому телу, и толстый длинный предмет погружается в его глубину, раздвигая внутренние органы. Как странно. Он разобрал грамматику произошедшей метаморфозы: не трахать, а быть оттраханным, вот как это будет. Я должен научиться долго держать бедра раздвинутыми; я должен владеть внутренними мышцами, я должен приучить спину к новому горизонтальному положению. Будут ли у меня месячные? Больно ли это? Женственна ли моя походка? Следует ли семенить и прискакивать? Рано ли появятся морщины? Когда я привыкну к новому положению? Он закрыл глаза и, наклонившись, пробежался руками по груди, животу, бедрам, лону. Он менялся прямо на глазах. Вспомнив Ти верхом на себе и то, как она вторгалась в него, он задумался, так ли воспринимают это все его подружки по женскому полу? Вторжение Бодающий рог? Должно быть, им это нравится. Миллион миллионов миллионов лет они занимаются этим, моя реакция не может быть типичной. Это результат мужской ориентации. Или просто первичная враждебность бывшей девственницы. Но даже я получил от этого удовольствие. Хотя и чувствовал себя оскорбленным и изнасилованным. Переменюсь ли я когда-нибудь в обратную сторону? Он положил обе руки на пах и постарался вспомнить утраченную мужественность. Как приятно было становиться твердым! Это щекочущее предвкушение, пульсация, удары молота. Все ушло! Теперь он всегда будет мягким и текучим и будет получать. Хенмер в мужской форме приблизился к нему. - Как ты прекрасно выглядишь, - сказал он. - Как необычно. Как элегантно. Клея охватило желание спрятаться. Хенмер придвинулся ближе: - Можно мне прикоснуться к тебе? Можно осмотреть тебя? Мы восхищаемся твоим другим Я, но можем оценить и новый облик. Он точно соответствует оригиналу? Клей издал в знак согласия какой-то звук. - Я люблю тебя, - спокойно сказал Хенмер. - Пожалуйста. - Нам нужно отпраздновать успешный Подъем Моря еще раз. - Может быть в другой раз. - Откладывать жестоко. Сейчас. Сейчас. - Хенмер дотронулся до груди Клея. Маленькие тонкие пальцы обвивались вокруг его сосков. Он выказал свое неудовольствие, и Хенмер погрустнел. - Мы должны разделять ощущения, - произнес он. - Иди. Дай мне войти в тебя, как однажды и ты вошел в меня. Клей вдруг все вспомнил: Хенмер обернулся женщиной вскоре после их встречи и стал теплым и нежным, правда быстро исчезнувшим, другом. Тогда Клей не возражал против его транссексуальности. Ему не казалось ненормальным совокупляться с тем, кто еще недавно был мужчиной. Но теперь, когда они поменялись местами, он не в силах отдаться. Он не отдастся. Твердое решение. Железная дева. Он попытался прикрыть наготу, спрятав колышущуюся грудь одной рукой, а другой закрыв низ живота. Образец целомудрия. Улыбка Хенмер наполнилась меланхолическим разочарованием, он был сражен благоразумным отступлением в лице непоколебимого девичества. Он не заставит его, потому что игра, может, не стоит свеч. Ну? Ну? Глаза Клея заморгали. Вокруг головы жужжали золотые пчелы. Он отвернулся и помчался прочь. Вниз по тропинке к реке у подножия утеса. Ветка стегнула по мягкой груди и оставила красную полоску. Он мчался со скоростью ветра. Тропинка петляла и изгибалась так, что иногда он не видел уступ, на котором остались лежать Скиммеры. Они его не преследовали. Обнаженный, слишком мясистый, он сбегал вниз. На последних метрах своего пути он упал и замер. Поднявшись, он понял, что остался один. Собравшись с силами, огляделся вокруг. Над ним, словно плиты черного стекла, возвышались стены ущелья. Небо виднелось в далекой трещине. Здесь не росли деревья, лишь на берегу реки рассыпались маленькие красные грибки. Он осторожно пошел между ними, опасаясь раздавить их ногой. Река не отвечала его представлениям о реке. Ее основной голубой цвет причудливым образом переплетался с яркими вкраплениями красного, желтого и зеленого, словно по реке плыли некие цветные частицы. Река переливалась, словно в ней утонула радуга. Там, где поток рассекали клыки торчащих из воды камней, в воздух взмывали пенные буруны. На самом берегу Клей опустился на колени и наклонился поближе к воде, чтобы хорошенько все рассмотреть. Да, окрашенные частицы, ясные и отдельные, несомненно, были в воде. Может, это вода, но в ней были пассажиры. Поток желеобразной рыбы? Он зачерпнул воду ладонью. В ней играли мерцающие огоньки, какие-то вспышки. Однако вскоре краски угасли. Вода, сочащаяся между пальцев, имела обычный цвет воды и не больше. Вылив воду, он попробовал зачерпнуть еще. Снова то же самое: ему удается что-то подцепить, но оно не остается в руке. Придерживаясь руками за камни, он приблизил лицо к потоку. Теперь он услышал смутное бормотание, словно река монотонно говорила сама с собой. Краски сверкали. Казалось, их несли не частицы в реке, а они сами были компонентами реки. Он вдруг посмотрел на реку как на живое существо, некую границу между одушевленным и неодушевленным. Вот ее клетки, ее тельца, ее гомункулусы. Войти в нее? Вот и вполне подходящее место. Берег здесь песчаный и приятный. Зайдя в воду по щиколотку, он наблюдал, как рыскают вокруг его ног щекочущие цвета. Его словно приглашали войти дальше. Глубже. Вода теперь доходит до бедер. Он плещет водой, омывая грудь и плечи, затем лицо. Еще шаг. Дно реки гладкое и твердое. Вода касается ягодиц. Лона. Приди, говорит он реке, верни мне мои яйца. Темный треугольник волос на лобке сверкает красками реки. С ногами творится что-то странное, но они больше не видны. Он зашел глубже, по пояс. Его бьет дрожь. Его поднимает и выбрасывает. С сильным всплеском он падает лицом вниз на водяной поток. Грудь погрузилась в воду. Да, сожги их, убери их! Он забил ногами и поплыл! Потом расслабился. Зачем трудиться? Все равно он плыл по течению. Настроение немного улучшилось. Теперь осталось легкое сожаление о том, что он захотел так быстро избавиться от своей вновь приобретенной женственности. К чему паниковать? К чему ненавидеть? Не следовало ли ему сначала научиться жить в этом новом теле? Раньше он был очень восприимчив к новому опыту и гордился этим. Разве совсем недавно он не стремился понять, как происходят такие изменения? А теперь это случилось с ним. И он борется с этим. Его оглушило то, что Ти засунула в него нечто. Отверг Хенмера. Угрюмо, невеликодушно. Сука. Задира. Внезапно его охватила печаль. Он не начал использовать возможности этого тела. Разве отдаваться страшнее, чем брать? Тебя потрясло, что после стольких лет, когда пахал ты, вспахали тебя? Ты не в состоянии привыкнуть? Ты тверд в своих убеждениях? Почему бы не лечь, не раздвинуть ноги и позволить войти в себя? Расширь границы своего сознания. Пойми и другую сторону. Отдайся. Отдайся. Отдайся. Когда-нибудь твой клюв вернется к тебе. Он сделал попытку выбраться из реки. Как же трудно плыть к берегу. Он яростно колотил ногами, махал руками, словно мельница, рассекал воду ладонями и все-таки продолжал плыть по течению. Сверкающий каменистый берег не приблизился. Он искал дно ногами, пытаясь за что-нибудь зацепиться, но дна не было. Он плыл вперед. Даже когда борьба стала еще яростнее, результат остался тем же. Он совсем выбился из сил. Жажда стала такой сильной, что казалось можно выпить море. Сияющие корпускулы реки впитались во внутренности. Он погрузился в водоворот красок. Река не давала ему уходить, она сковала его бедра цепью. Но впереди появился шанс спастись: посередине реки вырос гладкий серый купол камня. Он даст воде прибить себя к камню и как-нибудь вскарабкается на него. На камне можно отдохнуть и набраться сил для борьбы с течением. Да. Камень приблизился. Нужно подготовиться к столкновению, выставить вперед плечо, чтобы защитить чувствительную грудь. Он увидел себя налетевшим на камень, куча раненых конечностей, белого мяса, темных волос, розовых сосков, пустоты в мошонке. Бум. Бум. Но ничего подобного не произошло. Стремительно летя к каменной массе, он съежился, но тело его разделилось без всякой боли - одна его часть проплыла слева от валуна, другая - справа, за камнем он соединился и продолжал свое пассивное путешествие. Теперь все понятно. Река его поглотила. Это тело, этот набор органов, плоти, мышц и костей, эта гора кальция, фосфора, водорода и тому подобного, всего лишь иллюзия. Грудь - иллюзия, пухлая соблазнительная попка - иллюзия. Треугольник волос - иллюзия. Он влился в мерцающий поток, пожертвовав своим телом. Теперь оно состояло из тех же мерцающих частиц, составляющих границу между жизнью и не-жизнью, которая так восхитила его при первом приближении к реке. Теперь невозможно отделить себя от частиц. Все они едины в этом потоке жизни. Возможно ли спасение? Спасение невозможно. Он будет плыть и плыть, порожденный стремительным течением, пока не вольется в море, которое так недавно помогал поднимать. Он вольется в него и распространится в его обширности. Останется ли его сознание неприкосновенным, когда он разделится на миллион миллионов цветных пятен в его неизмеримых глубинах? Он уже утратил себя. Множество крошечных вспышек чужого огня уже смешались с его субстанцией. Он разбавлен. Растворен. Утратил всякое представление о себе как о мужчине или женщине и с трудом может вспомнить себя как организм с обменом веществ. Исчезли груди, мошонка, глаза, пальцы ног, остались лишь мерцающие корпускулярные частицы. Умереть такой бессмысленной смертью безумие! Потеряться в спешке ослепительных огней! Вселенная мерцала. Он терпел броуновское движение души и отдаленно осознавал миграцию своих бывших составляющих сквозь тело реки: одна уплыла по течению, другая затонула, третья попала в водоворот. Река текла по разным местностям. Ущелье исчезло позади и теперь река двигалась по плоской равнине, огибая препятствия, образуя островки посреди течения. Наступила ночь. Воды спешили. Он был лишен членов, разъединен, расселен, вскрыт, расчленен, размешан, разрушен, разведен, разделен. Река яростно сверкала в темноте; ее свет озарял все окрестности. Он спускался к морю. Оно было уже близко. Река вошла в дельту. Что она внесет в море? Какой ил взбаламутит? Впереди лежало множество каналов; поток же нашел дорогу прямо к Матери Морю. Там он разделился еще больше. Он растворился совсем. Вода пела. Дрожь с блестящей яростью и яростным блеском. Соседние корпускулы кричали. Здесь судьба. Впереди мир. Врозь, один, неподвижный. Сейчас он плыл. Nunc dimittis. Здесь путешествие заканчивалось и начиналось новое. Сынам человеческим - прощайте! Иди. Иди. Расставайся. Воздух ярок, повсюду огни. Огни! Какое прекрасное свечение. Это мои краски. Этот красный, зеленый, желтый, синий, фиолетовый. Легко, легко, облегчая мой путь в ночи, вниз, вниз, не сопротивляясь, последняя яркая вспышка, прежде чем уйти. Что это? Что здесь выпало? Моя тяжесть. Масса. Грубость. Я - ил. Я в дельте. Может ли быть так? Да. Да. Да. Да. Прилип здесь. Затвердел. Сгустился. Связался. Здесь. Здесь. Здесь. Я сгущаюсь. Аккумулируюсь. Укрепляюсь. Объединяюсь. Включаюсь. Что-то неожиданное заставляет его опасть. Головокружительное путешествие в море быстро подошло к концу. Он выпал из несущего потока и, замедлив движение, частица за частицей, падал и громоздился на пустынном берегу маленького островка. Собрав свои части, он не соединился, не обрел форму мужчины или женщины; сейчас он едва напоминал холмик постиранных обрывков, словно крохотные личинки ракообразных, вынесенные на берег приливом. В эту груду вместе с его частицами замешались и принесенные сюда чужие частицы; они вонзились в него, словно лезвие. Остров подозрительно напоминал груду отбросов, и его грудь не была собственно грязью, но разрушенным органическим веществом, как он сам. Что теперь? Остаться здесь, чтобы гнить в темноте? С одного бока его еще омывали воды реки, но уже не размывали, не разрушали: его выгнали. Мог ли он двигаться? Нет. Что-то различать? Только смутно. Помнить? Да, помнить он мог. Будет ли его природа изменяться и дальше? Он не знал. Отдых. Развалины. Он подождет дальнейшего развития. - Я тоже жду, - объявил могучий голос. Кто это сказал? Где? Еще один обломок, выброшенный рекой? Как ему ответить? Отвечать он не мог. Если я слышу, настаивал он внутри, то могу и говорить. А я слышу. И тогда он сказал: - Помогите. Скажите мне, кем я стал? - Ты - чистый потенциал. - А ты? - Я жду. - Дай мне посмотреть на тебя, - попросил Клей. Пришло видение: он увидел огромного размера создание, посаженное на красноватую песчаную почву острова. Над поверхностью поднимались лишь голова и плечи. На плоской, широкой голове были одни глаза и ничего больше. Голова без шеи росла прямо из широченных плеч. Он увидел и ту часть создания, что была погребена в земле. Длинная, без всяких конечностей с грубой, пористой кожей и мантией из отростков, которые исполняли роль корней, добывая из почвы нитраты. Клей узнал в создании одного из Ждущих, о которых слышал от Квоя Дыхателя. Несмотря на весь свой растительный вид, это было животное и даже более того, один из нескольких сосуществующих в эту эпоху видов людей. Изображение поблекло и исчезло. - Я тоже человек, - сказал Клей. - Был. - И сейчас еще. - Но что я теперь? - Созвездие возможностей. Ты еще движешься по своему пути. Кем бы ты стал? - Самим собой. - Ты и так ты. - Но это не моя истинная форма. Казалось Ждущий смеется. - Как можно говорить об истинной форме? - Истинная форма та, в которой я начал свое путешествие. Ждущий показал ему ряд сменяющих друг друга форм: младенец Клей, подросток Клей, взрослый Клей, Клей спящий, Клей бодрствующий, Клей бодрый, Клей скучный, Клей голый, Клей одетый, Клей, выбирающийся из очищающего ручья, Клей Дыхатель в пруду Квоя, Клей женщина, Клей, растворенный в живой реке, Клей, громоздящийся в дельте. - Который из них ты? - спросил Ждущий. - Все. - Те и другие. Зачем ограничивать себя? Принимай опыт таким, каков он есть. Кем бы ты стал? - Выбирай ты, - ответил Клей и превратился в Ждущего. 12 Местом жительства его стала влажная холодная грязь. Двигаться он не мог, даже мысль о том, что можно двигаться, казалась ему странной. Довольный своим прочным положением, он впитывал через свои волокнистые корни все необходимые питательные вещества и наблюдал великолепные переливающиеся оттенки речной зыби. Другой Ждущий жил неподалеку. Клей постоянно сознавал мысли Ждущего: великая сила, горделивое спокойствие, страстный интеллект и оказывающая на все влияние степень каменистой меланхолии, грусть о вещах вещей. Он не знал возраста Ждущего, но очень быстро понял, что спрашивать об этом глупо, поскольку время интересовало Ждущего только его отрицанием. - Мы изучили достоинство безвременности. Он даже не пытался узнать и то, в какой момент человеческой истории созрела мысль принять данную форму и по какой причине. Он пассивно принимал все и научился ожидать неопределенное разнообразие. Пассивность рождает пассивность. - Какова твоя цель? - спросил он Ждущего. - Ждать. - Вас много? - Много. - Ты контактируешь с другим Ждущими? - Редко. - Ты ощущаешь здесь свое одиночество? - Я ощущаю свободу. Вопросы Клея закончились. Лучше изучать реку. Глаза, словно антенны, принимали изображения со всех сторон; он видел горы, море, тучи, бархатные туманы. Солнце всходило и садилось, всходило и садилось, но эти перемены не воспринимались как течение времени. Всего лишь феномены освещения. Время не текло. Не-минута перетекала в не-минуту, а не-минуты громоздились в не-часы, которые складывались в не-годы и нестолетия. Промежутки безвременности случайно прерывались какой-то неповоротливой мыслью, которая медленно пробивалась из глубин сознания. Новый порядок вещей не оскорблял. Оказалось вполне приятно, великолепно, прекрасно жить именно так, с тех пор как появилась возможность изучать каждый аспект идеи, поворачивания ее так и этак, потирая, разминая, щупая. Постепенно между Ждущим и ним установилась глубокая связь. Много говорить не было необходимости. Нужно было лишь думать, рассматривать, воспринимать и понимать. Из разума ушла куча ненужного хлама. Отброшено заблуждение поступательного движения, абсурдность стремлений, глупость агрессивности, идиотизм приобретательства, ошибка прогресса, ошибочность скорости, отклонение гордости, галлюцинация любопытства, иллюзия завершения, мираж порядка и еще многое из того, что он слишком долго таскал с собой. Крепко посаженный, имеющий достаточное питание, всецело довольный своим положением, он пассивно постигал ослепительную вселенную мыслей. Среди его новых взглядов были и такие: Все моменты сходятся на настоящем. Статика содержит и окружает динамику. Ошибочно представлять, что существует линейное согласование событий. Сами события - это просто случайные скопления энергии, из которых мы извлекаем наше ошибочное ощущение формы. Сражаться с энтропией значит вырывать собственные глаза. Все реки возвращаются к истокам. Единственная доктрина более поддельная, чем детерминизм, это доктрина свободной волны. Память - зеркало неправды. Создавать физические объекты из заданных чувственных данных - приятное времяпрепровождение, но такие объекты не имеют достоверного содержания и следовательно нереальны. Мы должны сознавать a priori, что всем идеям о природе вселенной присуща фальшь. Нет необходимых условий и причинных отношений, следовательно логика - это тирания. С тех пор как он пришел к пониманию этих истин, вся нетерпеливость покинула его. Он жил в мире. Никогда прежде он не был так счастлив, как в форме Ждущего, ибо он понял, что радость и печаль - лишь аспекты одного заблуждения, не более запутанного или важного, чем электроны, нейтроны или мезоны. Можно было обойтись без всех ощущений и жить в окружении чистой абстракции: без текстуры, цвета, тона, вкуса и определенной формы! Трудно отвергнуть послания чувств, но все же он отвергал их реальность. В новой атмосфере спокойствия он быстро узнал, что Ждущие должны считаться наивысшим аспектом человеческой жизни, ибо они наиболее полно являлись хозяевами окружения. Тот факт, что человеческий род продолжал изменяться после появления Ждущих, есть тривиальный парадокс, основанный на ошибочном понимании случайности событий и не стоило тратить времени на его изучение. Все эти Скиммеры, Дыхатели, Едоки, эти поздние формы, к сожалению не сознают, что не имеют отношения к не-структуре не-вселенной. Он никогда не оставит этот мир. Тем не менее в самодовольстве развились любопытные наблюдения. Например, соседний Ждущий часто изучал скучные сомнения, что было странным для философии Ждущих. Иногда река разливалась и выбрасывала облака мерцающих частиц к тому месту, где закрепился в земле Клей, эти испарения моментально блокировали его чувственное восприятие и он оставался чрезвычайно озабоченным важностью осознания. Хотя он преодолевал такие трудности, его волновала фундаментальная неопределенность цели, которая вступала в конфликт не только с сознанием несуществования цели, но и с сознанием несуществования конфликта. Он миновал этот непонятный вопрос, не стараясь разрешить его. Безвременно проходило время, проявлялось в серии самопожиравшихся концентрических серых раковин. Он не различал больше утро и вечер. Он не возвращался к линейной схеме событий до того самого дня, когда на острове появились представления о текстуре и плотности и смогли проникнуть в его изоляцию. Он различил мягкость внутри твердости. Он различил овал в прямоугольнике. Он различил звук в тишине. Он услышал, как грубый голос произнес: - Тебя ищут друзья. Ты вернешься к ним? Клей позволил этому совпадению стать иллюзией действительности. И вот можно было уже различить его воскресшего спутника, сфероид. Он увидел розовое желеподобное существо в сверкающей металлической клетке. - Но ведь это не правда... Я не понимаю твою речь. - Вечных барьеров не существует, - возразил сфероид. - Я уже настроился на язык этой эпохи. - Зачем ты здесь? - Чтобы помочь тебе. Это мой долг, ведь ты вернул мне жизнь. - Никаких долгов. Жизнь и смерть - неразличимые состояния. Я просто помог тебе. - И тем не менее. Разве ты хочешь и дальше оставаться здесь, приросшим корнями к земле? - Я путешествую в свое удовольствие и не покидая своего места. - Я не могу тебя судить, но боюсь ты - не хозяин сам себе. Мне кажется, ты нуждаешься в спасении. Разве ты остаешься в песке по собственной воле? - Позволь мне объяснить, что значит свободная воля, - попросил Клей и заговорил. Он говорил долго, а сфероид тем временем подкатился к нему поближе. Клей дошел только до внутренней природы кажущейся линейности событий, когда сфероид начал излучать яркое кольцо золотистого свечения, которое скользнуло в землю вокруг Клея и заключило его в энергетический конус. Глубоко во влажном песке кольцо прижало все отростки его корней. Обескураженный Клей возмутился: - Что ты делаешь? - Спасаю тебя, - спокойно ответил сфероид. Но Клей не желал, чтобы его спасали. - Нарушение физической цельности. Антисоциальное поведение. Противоречие ненасилию, обычному для этой эпохи. Измена против меня во имя меня же, против моей воли. Прошу тебя. Ты не имеешь права. Во имя твоего долга передо мной. Оставь все как есть. Насилие. Оставь меня. Почему ты не оставишь меня? Одного? Это насилие. Принуждение - бомба в войне с энтропией. Уходи. Прочь. Но ничего не могло отвлечь сфероид от выполн