тешественник во времени, осуществляющий перемещение, подобен поднимающемуся из нынешнего времени вверх по линии пузырю, оторвавшемуся от матрицы своего пространственно-временного континуума, и поэтому не подвержен воздействию парадоксов. Это означает, что всякий, в данный момент находящийся на временной оси, способен наблюдать и корректировать изменения подлинного прошлого, и продолжает сохранять память как о ложных темпоральных событиях, так и своей роли в их исправлении. Разумеется, любой путешественник во времени, оставивший убежище транзитного состояния, становится в такой же мере уязвимым, как только он возвращается в свою исходную точку, находящуюся внизу по линии. То есть, если подняться вверх по линии и убить собственного дедушку до того, как он женится на бабушке, то это еще не означает, что в мгновение ока прекращается существование убийцы собственного дедушки, ведь он защищен от воздействия этого парадокса эффектом Бенчли. Но стоит ему вернуться в настоящее, как он тотчас же прекратит свое существование, поскольку в результате изменения собственного прошлого он уже больше не связан никакими временными узами с настоящим. Ясно? "Нет", - подумал я. Но предпочел промолчать. Мисс Далессандро же унять было невозможно. - Те, кто находятся в транзитном состоянии, защищены... - Парадоксом транзитного вытеснения, или отстранения, так мы его называем. - Парадокс транзитного вытеснения. Значит, путешествующие во времени как бы помещены в непроницаемую капсулу и, совершая прыжки во времени, вольны сравнивать то, что они видят, с тем, что, по их воспоминаниям, должно представлять из себя истинное время, и при необходимости могут производить такие изменения, которые восстанавливают должный ход событий даже после того, как он был изменен? - Верно. - Почему? Почему они должны оставаться иммунными? Я понимаю, что возвращаясь к той точке... Лейтенант Сандерсон тяжело вздохнул. - Потому что, - сказал он, - если они будут подвергаться изменениям, произведенным в прошлом, пока они сами находятся в прошлом, это и будет высшим парадоксом: путешественник во времени изменяет суть эпохи, из которой было осуществлено путешествие во времени. Такая ситуация еще в большей степени парадоксальна, чем парадокс транзитного отстранения. Согласно Закону меньших парадоксов, парадокс транзитного отстранения, будучи менее невероятным, удерживает первенство. Понятно? - Не очень, но... - Жаль, что у меня нет возможности более подробно разъяснить суть всех этих парадоксов и законов, - произнес лейтенант. - Тем не менее, я не сомневаюсь в том, что мистер Дайани посвятит вас во все эти тонкости на следующих занятиях. Он слащаво улыбнулся, посмотрев в сторону Дайани, и, быстро извинившись, ушел. Дайани - вот тут можно спорить на что угодно - оказался не в состоянии должным образом расправиться с парадоксами, которые то и дело приводила мисс Далессандро. Он вообще ничего в этом не понимал. Но у него были свои хитроумные способы уводить ход ее мыслей в сторону, как только таковые у нее возникали. - Вы можете быть абсолютно уверены в том, - каждый раз заявлял он, - что прошлое непременно восстанавливается всякий раз, когда претерпевает какие-либо изменения. Гипотетические миры, созданные нелегальными изменениями, прекращают в силу действия обратных связей свое существование в тот момент, когда засекают того, кто такое изменение осуществил. Квод эрат демонстарндум - что и требовалось доказать. Это абсолютно ничего не объясняло. Но лучшего объяснения мы так и не получили. 12 Единственное, что нам стало ясно, - это то, что благоприятные изменения прошлого так же запрещены, как и злодейские. Десятки людей были уничтожены только за то, что они пытались убедить Эйба Линкольна остаться дома и не ходить в театр в злополучный вечер убийства, или уговорить Джека Кеннеди, ради всего святого, пользоваться только пуленепробиваемым автомобилем. Они были уничтожены точно так же, как убийцы Иисуса или спасители Гитлера. Потому что было одинаково опасно для структуры нынешнего времени как подсобить Кеннеди до конца пробыть свой срок в Белом Доме, так и помочь Гитлеру воссоздать Третий Рейх. Изменение есть изменение, и даже наиболее виртуозно исполненные изменения могут иметь непредсказуемые катастрофические последствия. - Давайте представим, - убеждал нас Дайани, - что Кеннеди не был убит в 1963 году, не произошло, как это имело место при его преемнике, эскалации войны во Вьетнаме, а следовательно тысячи военнослужащих остались живы. А теперь предположим, что один из тех, кто бы в противном случае погиб в 1965 или 1966 году, стал президентом Соединенных Штатов в 1992 году и развязал атомную войну, которая привела бы к гибели цивилизации. Теперь вам понятно, почему даже внешне вполне благодетельные изменения прошлого должны быть предотвращены? Мы поняли. Мы поняли что, пока у нас от страха не выпадут все зубы, не видать нам зачисления в Службу Времени, ибо казалось неизбежным, что рано или поздно мы сотворим такое там, наверху по линии, что обрушит на нас весь смертельный гнев патруля времени. - Не стоит особенно об этом беспокоиться, - успокоил меня Сэм. - Если бы было так, как они о том болтают, смертные казни производились бы миллион раз ежедневно. На самом же деле вряд ли за последние десять лет наберется хотя бы пятьдесят казней за совершение преступлений во времени. И все казненные были на самом деле чокнутыми - разве кто-либо в здравом уме станет считать своей священной миссией убить Магомета? - Тогда каким же образом патрулю удается предохранять прошлое от изменений? - Они этого и не делают, - сказал Сэм. - А прошлое и так все время изменяется. Несмотря на существование патруля времени. - Почему же не изменяется при этом наш мир? - Он изменяется. Только понемногу. - Сэм рассмеялся. - Если курьер времени даст Александру Великому антибиотик и поможет ему дожить до преклонного возраста, это станет непоправимым изменением, и патруль времени предотвратит его. Но очень большое число мелких изменений происходит непрерывно. Курьеры откапывают потерянные рукописи, спят с Екатериной Великой, собирают произведения искусства для перепродажи их в других эпохах. Твой наставник Дайани вовсю торгует фрагментами Креста, на котором был распят Христос, разве не так? Его изобличили в этом, но и не думали казнить. Просто на некоторое время сняли с прибыльного маршрута и засунули в класс для новичков. А большая часть мелких проделок и вовсе остается неразоблаченной. - Он многозначительно провел взглядом по всей коллекции произведений искусства прошлых эпох. - Когда ты сам займешься подобными делами, Джад, ты обнаружишь, что мы накоротке с прошлым. Всякий раз, когда курьер времени наступает на муравья даже в 2000 году до Рождества Христова, он уже одним этим изменяет прошлое. Каким-то образом нам удается выжить. Эти тупоголовые громилы из патруля времени бдительно следят за структурными изменениями истории, но всякую там мелочовку оставляют без внимания. Да иначе они и не могут. Чтобы держать под контролем все, даже не такие уж малозначащие события, не напасешься патрулей. - Но ведь это означает, - сказал я, - что мы создаем великое множество крошечных изменений истории, крупицу за крупицей, и накопление их когда-нибудь может привести к настоящему взрыву изменений в нынешнем времени, а тогда уже никто не будет в состоянии проследить все причины и водворить все на свои прежние места! - Точно. - Похоже на то, что тебя это не очень-то беспокоит, - сказал я. - А почему это должно меня тревожить? Я, что ли, владею этим миром? Да мне наплевать на всякие там изменения истории! - Еще бы - пока это тебя не касается непосредственно. А там глядишь - вот и ты сам перестал существовать! - Есть более серьезные вещи, о которых надобно беспокоиться, Джад. Хотя бы о том, чтобы каждый день был проведен не так уж плохо. - И неужели тебе совершенно безразлично, что когда-нибудь ты можешь просто исчезнуть из этого мира? - Когда-нибудь так оно и произойдет, - сказал Сэм. - В этом не приходится сомневаться. Если не раньше, то позже. А тем временем лучше наслаждаться жизнью. Есть, пить, веселиться, парниша. А чему суждено случиться завтра, пусть завтра и случится. 13 Когда нам закончили вдалбливать в головы правила, нас послали в испытательную вылазку вверх по линии. Все мы, разумеется, уже бывали в прошлом до того, как начался инструктаж, - нам устроили предварительную проверку, выясняя, в состоянии ли мы перенести психологические нагрузки, связанные с путешествиями во времени. Теперь же начальству захотелось посмотреть, какими мы будем курьерами при прохождении настоящей службы. Поэтому нас "прилепили" к обычным туристским группам в качестве стажеров. Нас разделили таким образом, что к каждой группе из шести-восьми туристов прикрепили по двое новичков. Чтобы не было сильно накладно, нас всех послали понаблюдать за событиями, происходившими здесь же, в Новом Орлеане - ведь для того, чтобы например, отправить нас на поле битвы при Гастингсе, нужно было для начала перевезти нас в Англию самолетом. Необходимо физически присутствовать в том месте, куда хочешь попасть, прежде, чем совершить прыжок через время. Новый Орлеан - прекраснейший город, но история его весьма небогата примечательными событиями. Поэтому я не очень-то понимаю, почему кому-то так уж хочется платить большие деньги за то, чтобы отправиться вверх по линии в такое, обойденное большой историей, место, когда за почти ту же плату можно стать свидетелем подписания Декларации Независимости, падения Константинополя или убийства Юлия Цезаря. Но Служба Времени охотно предоставляет возможность отправиться посмотреть практически любое сколько-нибудь важное историческое событие, выбранному по вкусу клиентов, группы, состоящей самое меньшее из восьми туристов, у которых есть деньги на билеты; и, патриотически настроенные жители Нового Орлеана имеют полное право поглядеть на прошлое своего родного города, если это им так хочется. Поэтому мистер Чудник и мисс Далессандро были переправлены в 1815 год приветствовать Эндрю Джексона после битвы при Новом Орлеане. Мистер Берлингем и мистер Оливейра были засланы в 1877 год полюбоваться на то, как из города вышвыривали последних так называемых "саквояжников" - северян, добившихся влияния и богатства на Юге после Гражданской войны. Мистер Хочкисс и миссис Нотабин отправились в 1803 год поглядеть на то, как Соединенные Штаты вступают во владения Луизианой, после того, как откупили ее у Франции. А мисс Чамберс и я ушли вверх по линии всего лишь в 1935 год, чтобы собственными глазами увидеть убийство Хью Лонга. Сам акт убийства происходит очень быстро, поэтому никто не отправляется вверх по линии за тем, чтобы поглядеть на несколько выстрелов и все. Служба Времени предлагала туристам пятидневное пребывание в Луизиане в начале двадцатого столетия с пистолетной пальбой в качестве его кульминации. С нами было шесть попутчиков во времени: три состоятельные супружеские пары из Луизианы возраста от пятидесяти пяти до шестидесяти пяти лет. Один из мужчин был адвокатом, другой - врачом, третий - большим начальником в Луизианской электроэнергетической компании. Наш курьер времени как никто другой подходил для роли пастыря таких троих столпов высшего общества - это был весь прилизанный, вкрадчивый типчик по имени Мэдисон Джефферсон Монро. "Зовите меня Джефом", сразу же представился он. Для начала мы приняли участие в нескольких ориентировочных собраниях. - Вот вам ваши таймеры, - сказал Джеф Монро. - Держите их как можно ближе к телу все время. Как только вы оденете их на себя в штаб-квартире Службы Времени, больше их уже не снимайте, пока не вернетесь сюда назад, вниз по линии. Купайтесь с ними, спите с ними, даже выполняйте все... э... все интимные функции, оставляя их на себе. Причина этого совершенно ясна. История может в высшей степени пострадать, если хотя бы один таймер попадет в руки кого-либо из живущих в двадцатом столетии - поэтому мы не можем допустить, чтобы подобные устройства хотя бы на мгновение лишались своего владельца. "Он лжет, - сказал Сэм, когда я повторил это ему. - Никто вверху по линии ни черта не смыслит в том, что такое таймер и что с ним делать. Истинная же причина заключается в том, что иногда туристам приходится в спешке покидать места, где они опустились, например, для того, чтобы избежать линчевания. Поэтому курьер должен быть абсолютно уверен, что кто-либо из его группы не оставил свой таймер в номере гостиницы. Но он просто не отваживается прямо сказать им об этом". Таймеры, которые раздал нам Джеф Монро, несколько отличались от тех, что были у нас с Сэмом, когда я совершил свой первый прыжок вверх по линии. Кнопки управления на них были опломбированы, а сами таймеры могли функционировать только после того, как курьер включал на своем таймере генератор несущей частоты. И это было весьма благоразумной мерой предосторожности: Службе Времени совершенно не нужно, чтобы туристы имели возможность совершать прыжки во время, когда им вздумается. Наш курьер долго и нудно перечислял все последствия, которыми грозит любое изменение прошлого и умолял нас без конца не подвергать нынешнее время опасности. - Начинайте говорить только тогда, когда обращаются к вам непосредственно, - сказал он, - но даже в этом случае ограничивайте любые разговоры с незнакомыми людьми минимум слов. Ни в коем случае не прибегайте к сленгу - вас просто не поймут. Вы можете узнать кого-либо из других туристов во времени. Вам категорически запрещается вступать с ними в разговор или окликать их и здороваться с ними каким угодно образом, а также необходимо игнорировать любые знаки внимания, которые они могут оказывать вам. У всякого, кто нарушит эти правила, пусть даже совершенно нечаянно, может быть тотчас же аннулировано его разрешение на шунтирование, и тогда он будет немедленно возвращен в нынешнее время. Понятно? Мы торжественно склонили головы. - Представьте себе, - добавил Джеф Монро, - будто вы переодетые христиане, которые тайком проникли в священный для мусульман город Мекку. Пока вы не разоблачены, вам ничто не угрожает, но как только окружающие вас люди обнаружат, кем вы на самом деле являетесь, считайте, что вы попали в большую беду. Следовательно, для собственной же вашей пользы, вам лучше пореже раскрывать рот, пока вы находитесь по линии вверху, побольше смотреть и поменьше говорить. И с вами ничего не случится плохого, если только вы не привлечете чем-нибудь к себе внимание. От Сэма я узнал, что туристы во времени частенько затевают ссоры с людьми, живущими вверху по линии, невзирая на все усердие, с которым их курьеры стараются избежать подобных инцидентов. Иногда неприятности удается уладить с помощью нескольких дипломатических фраз - часто курьер, извиняясь, объясняет оскорбленному аборигену, что у его обидчика просто не все дома. Иногда же это сделать весьма трудно, и курьеру приходится отдавать распоряжение о быстрой эвакуации всех туристов; сам курьер должен оставаться до тех пор, пока не отправит всех своих людей в целости и сохранности вниз по линии, в результате чего имели место даже случаи гибели курьеров при исполнении служебных обязанностей. В самых крайних случаях неблаговидного поведения туристов на арену приходится выходить патрулю времени и заблаговременно аннулировать всю вылазку, "выдергивая" неосторожного туриста из группы и тем самым предотвращая возможный ущерб. "Очень часто, рассказывал Сэм, - такие богатые негодяи приходят в неописуемую ярость, когда в самую последнюю минуту объявляется сотрудник патруля времени и начинает объяснять, что ему нельзя производить шунтирование вследствие того, что он выкинет нечто совершенно непредсказуемое вверху по линии. Они просто никак не могут понять этого. Они обещают быть паиньками и никак не могут поверить в то, что такие их обещания ничего не стоят, потому что поведение их уже запротоколировано. Главная трудность в общении с большинством тупоголовых туристов заключается в том, что они просто не в состоянии мыслить в четырех измерениях". "Так же, как и я, Сэм", - признался я, расстроившись. "Научишься. Обязательно научишься", - подбодрил меня Сэм. Прежде, чем нас отправить в 1935 год, с нами провели краткий гипнокурс по общественно-политической обстановке, господствовавшей в эту эпоху. Нас накачали массой разнообразных сведений о Великой депрессии, Новом курсе президента Рузвельта, семье Лонго из Луизианы, восхождении Хью Лонга к славе, его программе "Поделим наше богатство", в которой он предлагал отбирать деньги и ценности у богатых и раздавать бедным, о его схватке с президентом Франклином Рузвельтом, о его мечте самому стать президентом после выборов 1936 года, о его вызывающем неуважении к традициям и демагогических воззваниях к массам. Нам сообщили также много дополнительных сведений, касающихся своеобразия именно 1935 года, - праздниках, спортивных турнирах, ценах на бирже 97 с тем, чтобы мы не чувствовали себя безнадежно чужими в тогдашней атмосфере. И наконец нас одели по моде 1935 года. Мы с важным видом прохаживались, без всякого стеснения высмеивая друг друга в этих эксцентричных нарядах. Джеф Монро, проверяя нас напоследок, напомнил мужчинам о ширинках и о том, как ими пользоваться, предупредил женщин, что им категорически запрещено обнажать груди, начиная с сосков и ниже, и настоятельно просил нас не забывать ни на одно мгновенье о том, что мы отправляемся в эпоху с незыблемыми пуританскими нравами, в которой невротическое подавление собственной индивидуальности считается добродетелью, а столь привычная нам раскованность выглядит греховной и бесстыдной. И вот мы готовы. Нас провели на самый верхний уровень, уровень Старого Нью-Орлеана, поскольку было небезопасно для нашего здоровья осуществлять прыжок через время с одного из нижних уровней. Поместили в одной из комнат пансиона на Норт-Рампарт-стрит, откуда мы должны были шунтироваться в двадцатое столетие. - Вот мы и отправляемся вверх по линии, - произнес Мэдисон Джефферсон Монро и подал нам сигнал активировать свои таймеры. 14 И мы сразу же очутились в 1935 году. Мы даже не заметили каких-либо изменений в полусумраке комнаты, в которой находились, но тем не менее прекрасно понимали, что находимся вверху по линии. На нас была тесная обувь и смешные наряды, а в карманах настоящие наличные деньги, доллары Соединенных Штатов, ибо здесь при расчетах отпечатками пальцев не пользовались. Отправленный раньше специальный агент забронировал нам места в одной из наиболее респектабельных гостиниц, расположенной на набережной на периферии французского квартала, где нам предстояло провести первую часть нашего путешествия. Затем Джеф Монро в последний раз предупредил нас о том, чтобы мы как можно более осмотрительно себя вели, и мы вышли наружу, обогнули угол и направились к гостинице. Поток автомобилей на улицах был просто фантастическим для этой, как ее считали у нас, "депрессии". Так же, как и издаваемый ими грохот. Мы осторожно стали продвигаться вперед по двое, впереди всех шел Джеф. Мы подолгу задерживали свои взгляды на многом из того, что нас окружало, но это не вызывало каких-либо подозрений у окружающих. Местные жители просто считали нас туристами из какого-нибудь другого штата, ну хотя бы Индианы. Наше любопытство ничуть не выдавало, что мы родом из 2059 года. Тибо, крупному энергетическому боссу, стало не по себе от одного вида силовых электрических проводов, проложенных открыто и висевших между поддерживавшими их столбами. - Я читал о таком способе передачи электроэнергии, - несколько раз повторил он, - но никогда у меня и в мыслях не было, что такое возможно на самом деле! Женщины болтали без умолку о здешних модах. Был жаркий и душный сентябрьский день, однако одежда на всех встречных была наглухо застегнута. Женщины никак не могли понять этого. Определенные неприятности доставила нам погода. Наши тела были совершенно непривычны к такой высокой влажности воздуха; здесь, разумеется, не было никаких нижних уровней, а ведь у нас только совсем рехнувшиеся поднимаются на уровень поверхности, если в данной местности влажный климат. Поэтому нам пришлось попотеть и попыхтеть. В гостинице также не оказалось никаких установок для кондиционирования воздуха. Когда мы завершили процедуру регистрации, портье, который, разумеется, был человеком, а не одним из терминалов компьютера, потряс колокольчиком и завопил "Сюда!" - и целая бригада улыбающихся чернокожих коридорных, как коршуны, набросилась на наш багаж. Я подслушал слова миссис Бьенвеню, жены адвоката, с которыми она обратилась к своему мужу: - Как ты думаешь, это - рабы? - Откуда? - свирепо огрызнулся тот. - Рабы были освобождены за семьдесят лет до этого! Портье, должно быть, тоже слышал этот разговор. Интересно, какие мысли при этом у него промелькнули. Курьер поместил меня и Флору Чамберс в одном номере. Он пояснил, что зарегистрировал нас как мистера и миссис Эллиот, потому что не разрешалось, чтобы неженатые пары селились в одном и том же номере гостиницы, даже если они и принадлежали к одной и той же группе туристов. Флора одарила меня обнадеживающей улыбкой, хотя и побледнела при этом, и произнесла: - Мы будем изображать из себя пару, находящуюся во временном браке. Монро строго поглядел на нее. - Нечего здесь болтать о нравах, царящих внизу по линии! - У них здесь, в 1935 году, нет временных браков? - Заткнись! - прошипел он сквозь зубы. Мы распаковались, выкупались и вышли из гостиницы полюбоваться городом. На Бэзин-стрит послушали какой-то весьма приличный примитивный джаз. Затем прошли несколько кварталов и вышли на Бурбон-стрит, где были расположены питейные заведения и можно было насладиться стриптизом. Место, в которое мы заглянули, было заполнено народом, но больше всего нас поразило то, что взрослые мужчины и женщины способны были высидеть целый час, изнывая от унылой музыки и прокуренной атмосферы, только для того, чтобы наконец дождаться, когда на сцену выйдет всего одна девчонка и снимет кое-что из своей одежды. А когда она все же разделась, то на ней все равно еще остались небольшие блестящие накрывашки на сосках и треугольный лоскут материи в районе промежности. Всякий, кто питает серьезный интерес к обнаженному телу, может увидеть куда больше в любой общественной купальне. Но ведь это была, разумеется, эпоха подавления сексуальности, напомнили мы самим себе. Стоимость выпивки и всех наших остальных расходов в ночных клубах включалась в один счет, по которому всегда платил Джеф Монро. Службе Времени совсем не хочется, чтобы мы, невежественные туристы, возились с незнакомыми для нас валютами, кроме тех случаев, когда это абсолютно необходимо. Курьер также искусно оберегал нас от то и дело пристававших к нашей группе пьянчужек, попрошаек, назойливых проституток и других опасностей, которым мы могли подвергнуться в ситуациях, возникавших в 1935 году в сфере общественной жизни. - Нелегкая это работа, - заметила Флора Чамберс, - быть курьером. - Зато подумайте о той свободе передвижения, которую она вам предоставит, - сказал я. Нас до глубины души ужасало уродство людей, живших вверху по линии. Мы понимали, что нет здесь салонов красоты, еще не открыта косметическая микрохирургия, и даже эстетическая генетика, если бы о ней услышали в 1935 году, почиталась бы одним из проявлений фашистского или коммунистического заговора против права свободных людей обзаводиться уродливыми детьми. Но все равно, мы не могли не выказывать удивления или страха при виде неправильной формы ушей, изрытой оспинами кожи, искривленных зубов, деформированных носов - всех этих заранее незапрограммированных и не прошедших косметическую коррекцию, людей. Самая невзрачная замухрышка из состава нашей группы сошла бы за театральную красавицу в сравнении со стандартом 1935 года. Мы жалели этих людей за то, что довелось им жить в такую темную, вызывающую дрожь омерзения, эпоху. Когда мы вернулись к себе в номер гостиницы, Флора тотчас же сбросила с себя все, что на ней было, и повалилась на кровать, исступленно разбросав в стороны ноги. - Давай, и побыстрее! - пронзительно закричала она. - Я такая пьяная! Я тоже был чуточку пьян, и поэтому сделал то, что она просила. Мэдисон Джефферсон тщательно следил за тем, чтобы каждому из нас досталось не более одной порции алкогольных напитков. Каким бы ни был соблазн, вторая рюмка была нам строго воспрещена, и все остальное время приходилось ограничиваться соками и лимонадом. Он не имел права рисковать из опасения, что мы можем сболтнуть что-нибудь такое, что могло бы показаться подозрительным, под влиянием алкоголя - вещества, к которому фактически мы были непривычны. Ведь даже этой одной порции оказалось вполне достаточно, чтобы развязались наши языки и размягчились мозги до такой степени, что те несколько замечаний, которые кое-кто из нас неосторожно сделал, будь они подслушаны, могли навлечь на нас серьезные неприятности. Меня просто поразило, как много алкоголя могут выпить люди из двадцатого столетия, не валясь при этом с ног. "У них выработалась привычка к алкоголю", - разъяснил мне Сэм. - Это самая любимая отрава для ума в большинстве мест, расположенных вверху линии. Научись и сам терпеть ее, иначе хлопот не оберешься". "А наркотики?" - спросил я. - "Ну, кое-где травку и можно раздобыть, но ничего на самом деле психоделического. И там нигде нет Дворцов Грез. Научись пить спиртные напитки, Джад. Научись непременно". Этим же вечером, только гораздо позже, к нам в номер заглянул Джеф Монро. Флора валялась на постели бесформенной массой в полном изнеможении, ничего не понимая, а мы с Джефом долго обсуждали проблемы, возникающие у курьеров. Мне он даже начал слегка нравиться, несмотря на всю его прилизанность и внешнее легкомыслие. Ему, казалось, очень нравилась его работа. Его специальностью были Соединенные Штаты двадцатого столетия, и единственное, о чем он горевал, была удручающая скука, которую вызывали у него многочисленные убийства, к месту которых ему приходилось приводить сопровождаемые им группы. - Никого совершенно не интересует что-либо иное, - пожаловался он. - Даллас, Лос-Анджелес, Мемфис, Нью-Йорк, Чикаго, Батон-Руж, Кливленд, непрерывное повторение все одного и того же. Я не в состоянии передать, как мне тошно проталкиваться в толпу, проходящую по той памятной эстакаде, и показывать на то злополучное окно на шестом этаже, а самому видеть, как та несчастная женщина корчится на заднем сиденье автомобиля. К нынешнему времени в Далласе собралось уже добрых два десятка моих двойников. Неужели людям совсем не хочется посмотреть на счастливые эпизоды двадцатого столетия? - А таковые бывали? - спросил я. 15 Позавтракали мы у Бреннана, пообедали у Антуана и совершили экскурсию в знаменитый Район Садов, после чего вернулись в старый город, чтобы посетить собор на площади Джексона, а затем спустились к реке, чтобы полюбоваться Миссисипи. Еще мы зашли в один из кинотеатров посмотреть на Кларка Гейбла и Джин Харлоу в "Красной пыли", посетили почтамт и публичную библиотеку, накупили множество газет (в качестве разрешенных Службой Времени сувениров) и провели несколько часов, слушая радио. Мы прокатились по маршруту "Трамвая Желание" и в нанятом автомобиле с Джефом за рулем. Он и нам самим предлагал поводить машину, но нас привела в неописуемый ужас перспектива сесть за рулевое колесо после того, как мы вдоволь насмотрелись на запутанный и совершенно непонятный для нас процесс переключения скоростей, который раз за разом приходилось ему повторять. Мы испытали еще множество всяких других ощущений, которые мог предложить нам век двадцатый. Мы буквально упивались ароматом этой эпохи. Затем мы отправились в Батон-Руж, где, собственно, и был убит сенатор Лонг. Мы прибыли туда в субботу, 7 сентября, и расположились в номерах - Джеф в этом торжественно поклялся - лучшей гостиницы города. Парламент США все еще заседал, и сенатор Хью вернулся сюда из Вашингтона на пару дней, чтобы уладить какие-то свои личные дела. Мы бесцельно ошивались по улицам городка до второй половины дня в воскресенье. Затем Джеф стал готовить нас стать свидетелями этого исторического события. Сам он одел термопластическую маску, и его лицо из розового, правильной формы превратилось в болезненно-желтое, изрытое оспинами, на нем появились усы, а глаза он прикрыл темными очками - трюк, который, он, возможно, позаимствовал у Дайани. - Я уже в третий раз провожу этот маршрут, - объяснил он нам. - Как я полагаю, могут возникнуть немалые неприятности, если кто-нибудь заметит троих совершенно одинаковых людей, стоящих в коридоре, в котором произойдет убийство Хью. Он призвал нас не обращать ни малейшего внимания на других Джефов Монро, которых мы можем увидеть на месте преступления. Нашим подлинным курьером является только он, усатый, с покрытым оспинами лицом и в светозащитных очках. К двум другим нельзя было приближаться ни в коем случае. Под вечер мы прогулялись к колоссальному тридцатичетырехэтажному зданию Капитолия штата Луизиана и как бы невзначай прошли внутрь - повосхищаться этим сооружением - детищем Хью, которое обошлось налогоплательщикам в пять миллионов долларов. Нам это удалось сделать без каких-либо помех. У Джефа Монро на учете была каждая секунда. Он расположил нас в таком месте, откуда все прекрасно просматривалось, но куда не могли попасть пули. Я заметил одного человека, который, безусловно, был Джефом Монро. Он стоял с группой туристов. Другая группа сгрудилась вокруг человека точно такого же роста и комплекции, который, однако, был в очках с металлической оправой и с пунцовой родинкой на щеке. Мы едва себя сдерживали, чтобы не смотреть в сторону этих двух групп. Им и самим было несладко, когда они изо всех сил старались не глядеть на нас. Меня очень беспокоил кумулятивный парадокс. Мне казалось, что все, кто отправлялся или еще когда-либо отправится вверх по линии, чтобы стать свидетелем гибели Хью Лонга, должны сейчас здесь присутствовать - может быть, тысячи людей, которые будут здесь толпиться. Однако здесь было всего лишь несколько десятков туристов, кто прибыл из 2059 года и более ранних лет. Почему же не было всех остальных? Неужели время - столь пластичная субстанция, что одно и то же событие может происходить бесконечно часто, и каждый раз для все более многочисленной аудитории? - Вот он идет, - прошептал Джеф. Навстречу нам торопливой походкой шел невысокий, круглолицый мужчина, следом за ним - его личный телохранитель. У мужчины было багровое лицо, вздернутый нос, светлые волосы, мясистые губы, разделенный глубокой впадиной подбородок. Я убеждал себя, что в состоянии ощутить исходящую от этого человека энергию и власть, но одновременно с этим задумался, а не ввожу ли я самого себя в заблуждение. Приближаясь к нам, он почесал свою левую ягодицу, что-то сказал человеку, который шел от него слева, и закашлялся. Костюм у него был несколько помятый, волосы - взъерошены. Неплохо выдрессированные своим курьером, мы знали точно, где произойдет убийство. По сигналу, изданному Джефом шепотом, - и ни мгновением ранее! - мы разом повернули свои головы и увидели, как из толпы отделился д-р Карл Остин Уэйсс, сделал несколько шагов, направляясь прямо к сенатору, и приложил к его животу ствол пистолета 22-го калибра. Он выстрелил всего один раз. Смертельно раненый Хью с изумленным лицом упал назад. Его телохранители моментально выхватили свои пистолеты и застрелили убийцу. На полу начали образовываться поблескивающие отраженным светом, лужи крови; все вокруг стали пронзительно кричать, краснолицые охранники начали нас отталкивать, колошматить нас, веля отодвинуться подальше. Вот как оно произошло. То событие, ради которого мы и прибыли сюда. Оно казалось каким-то нереальным, как бы еще раз прокрученной лентой фильма по древней истории, умным, но далеко не убедительным "трехмером". На нас произвело должное впечатление мастерство режиссуры постановки, что разыгралась у нас на глазах, но мы совершенно не испытывали никакого ужаса перед последствиями этого события. Даже тогда, когда вокруг нас свистели пули, подлинность происходящего не тронула наши души. А ведь эти пули были настоящими, и если бы одна из них задела кого-либо из нас, этот человек умер бы вполне настоящей смертью. Да и для тех двоих, что лежали теперь на паркете коридора здания Капитолия, это событие было в высшей степени реальным. 16 Я участвовал еще в четырех пробных вылазках прежде, чем мне было присвоено звание курьера времени. Все мои прыжки были произведены в прилегающие к Новому Орлеану территории. Мне довелось изучить историю этой местности куда более полно, чем это когда-либо мне вообще представлялось. Третья из этих вылазок была совершена в 1803 год, по маршруту "Приобретение Луизианы". Туристов было семеро. Нашим курьером был невысокий мужчина с суровым лицом по имени Сид Буонокоре. Когда я упомянул его имя при Сэме, он громко расхохотался и произнес: - Ох, и темная же это личность! - В чем же таком предосудительном он замечен? - К его услугам раньше прибегали на маршруте "Ренессанс". Затем патруль времени подловил его на том, что он сводил дамочек-туристок с Цезарем Борджиа. Эти шлендры хорошо ему платили, да и Цезарь был щедр. Буонокоре же настаивал на том, что он всего лишь делал как положено свою работу - видишь ли, давал им возможность более глубоко прочувствовать дух Ренессанса. Но его все же сняли с того маршрута и прикрепили к "Приобретению Луизианы". - А что, курьеру положено надзирать за половой жизнью вверенных ему туристов? - спросил я. - Нет, но ведь нельзя же, чтобы он потворствовал транстемпоральным совокуплениям. При более близком знакомстве этот транстемпоральный сводник показался мне обаятельным распутником. Красавцем Буонокоре никак нельзя было назвать, однако он прямо-таки наполнял все вокруг себя веселой атмосферой всеядной сексуальности. И его неутолимая жажда собственного обогащения была настолько неприкрытой, что создавала вокруг него ореол сильной личности. Воришка, шныряющий по карманам, вряд ли может заслужить аплодисменты, зато трудно не восхищаться не имеющим себе равных, бандитом. Вот таким был Сид Буонокоре. А кроме всего прочего, он еще был и очень умелым курьером. Он хитроумно препроводил нас в Нью-Орлеан 1803 года, замаскировав под компанию голландских торговцев, совершающих поездку с целью выяснения конъюнктуры рынка. Лишь настоящий голландец, мог бы разоблачить нас. Мы находились в полнейшей безопасности, а ярлыком "голландский" прекрасно прикрывался странный акцент нашего говора. Мы таскались по городу в очень неудобных одеждах начала девятнадцатого столетия подобно сбежавшим с костюмированного бала-маскарада, а Сид обеспечивал нам занимательные зрелища самым великолепным образом. Я быстро обнаружил, что в качестве побочного промысла он вовсю ведет торговлю валютой, добывая себе золотые дублоны и испанские монеты достоинством в восемь реалов. Он даже не удосужился скрывать то, чем он занимался, от меня, но сам ничего не объяснил, а мне так до конца и не удалось выяснить все тонкости этого бизнеса. Возможно, смысл его состоял в получении выгоды от игры на разнице в обменных курсах. Все, что я знаю, - это то, что он менял серебряные доллары Соединенных Штатов на британские гинеи, гинеями пользовался для того, чтобы скупать французскую валюту намного ниже ее номинальной стоимости, а затем на ночных встречах с карибскими пиратами на берегах Миссисипи выменивал испанское золото и серебро за французские монеты. Что он потом делал с этими своими дублонами и восьмиреаловиками, я так и не узнал. Скорее всего, он просто пытался как можно больше наменять тогдашней валюты, чтобы создать изрядный запас монет для продажи их нумизматам, жившим внизу по линии, хотя иногда мне это казалось слишком уж бесхитростной операцией для такого изощренного пройдохи, как он. Он не делал попыток делиться со мной своими тайнами, а я был слишком застенчивым, чтобы спрашивать. К тому же, он вел очень напряженную сексуальную жизнь, что, впрочем, не было чем-то необычным для курьера. ("Дамочки-туристочки - наша законная добыча, говаривал Сэм. - Они горазды пригнуть выше головы, лишь бы поваляться с нами в постели. Мы для них нечто вроде белых проводников для любителей охоты на крупную дичь в Африке") Только вот Сид Буонокоре не ограничивал удовлетворение своих аппетитов охочими до романтики туристочками, как я вскоре обнаружил. Как-то поздним вечером во время нашей вылазки в 1803 год, я запутался в решении некоторых чисто технических вопросов, связанных с нашими путешествиями во времени, и отправился в спальню курьера, чтобы из первых уст получить разъяснение. Я постучался, и услышав "войдите!" смело прошел внутрь спальни, но он там был не один. На его кровати валялась темно-шоколадная деваха с длинными черными волосами, совершенно голая, вся аж лоснящаяся от пота, какая-то взъерошенная и помятая. Груди у нее были твердые и тяжелые, а соски - почти черные. - Извините меня, - промямлил я. - Мне не хочется быть назойливым, но... - Чепуха, - смеясь, произнес Сид Буонокоре. - Мы как раз только-только кончили. И вы ничему не помешали. Это Мария. - Привет, Мария, - произнес я для начала. Она издала пьяный смешок. Сид что-то сказал ей на креольском наречье, и она снова рассмеялась. Поднявшись с постели, она исполнила, оставаясь в чем мать родила, грациозный реверанс и пробормотала: "Бон суар, месье", после чего, полностью отключившись, аккуратно повалилась на пол лицом вниз. - Прелестна, не правда ли? - с гордостью произнес Сид. - Наполовину индианка, наполовину испанка, наполовину француженка. Хотите рому? Я сделал глоток прямо из бутылки, которую он мне предложил. - Что-то слишком уж много в ней половинок, - заметил я. - Мария ни в чем не мелочится, что бы она ни делала. - Я это вижу. - Я познакомился с нею в свой предыдущий визит сюда. Я очень тщательно соблюдаю правильность хода времени, чтобы у меня была возможность понемножку обладать ею каждую ночь, пока я здесь, стараясь не отнимать такой же возможности у всех остальных моих воплощений. Я хочу сказать, что я не в состоянии точно предугадать, сколько еще раз побываю на этом проклятом маршруте, но не могу же я лишать себя небольших удовольствий всякий раз, когда приходится отправляться вверх по линии. - Может быть, не стоило бы говорить о таких вещах при... - Она ни слова не понимает по-английски. Совершенно безопасно. Мария пошевелилась и громко застонала. Сид забрал у меня бутылку и слегка полил ее содержим голые груди Марии. Она снова захихикала и начала сонно потирать свои груди, как будто это была волшебная мазь, способствующая росту их размеров. По-моему, она и так совершенно не нуждалась ни в какой такой мази. - Ве