за пределы земли, даже к звездам и в другие миры! Маргарет замолчала, а ее отец сказал торжественно: - Именно на основании этого предположения мы и продвигаемся в своей работе. Мы должны иметь мужество придерживаться собственных убеждений и действовать на их основании - до самого конца! Маргарет взяла его за руку и не выпускала до тех пор, пока мы не вышли из дому. Мистер Трелони закрыл дверь холла, и мы двинулись по дороге к калитке, где сели в такси, отвезшее нас в Паддингтон. Когда вещи были погружены, все рабочие сели в поезд; несколько вагонов заняли ящики с саркофагами. Обычные телеги со множеством лошадей ожидали нас в Вестертоне, нашей станции для пересадки в Киллион. Мистер Трелони заказал спальный вагон для нашей группы; как только поезд тронулся, мы все разместились в своих купе. В ту ночь мне спалось хорошо. Я ощущал чувство безопасности, абсолютное и совершенное. Заявление Маргарет, сделанное с полной определенностью о том, что "сегодня вечером у нас больше не будет неприятностей", казалось, ограждало от беспокойства. Я не задавал никаких вопросов, как и все остальные. Только впоследствии у меня возник вопрос, почему она столь уверена в этом. Поезд шел с малой скоростью, с продолжительными стоянками на маленьких станциях. Так как мистер Трелони не желал прибыть в Вестертон до наступления темноты, у нас не было нужды в быстрой езде; были заранее определены станции, на которых должны были кормить рабочих; мы ели пищу, взятую из дома. Весь тот день мы говорили о Великом Эксперименте, который полностью овладел нашими мыслями. Мистер Трелони проникался все большим энтузиазмом с течением времени; его надежды сменились уверенностью. Доктор Винчестер заражался его настроением, хотя временами сообщал некий научный факт, который, казалось, разрушал линию аргументов собеседника и действовал на нас, как завораживающий шок. Мистер Корбек молчал, пока сталкивались мнения других, но в конце спора выяснялось, что его отношение к обсуждаемому вопросу было негативным. Что же касается Маргарет, то она казалась мне почему-то изможденной. То ли это была какая-то новая фаза ее мироощущения, то ли она воспринимала наше дело теперь более серьезно, чем прежде. Чаще всего она более или менее отдалялась от нас, как бы погрузившись в раздумье; хотя из этого состояния временами выходила мгновенно. Обычно это случалось тогда, когда какой-либо заметный эпизод, как например, остановка на станции, прерывал монотонность путешествия, или когда с громогласным шумом поезд пересекал виадук, возбуждая эхо среди холмов и скал, окружавших нас. В такие мгновения она вступала в разговор, словно ей нужно было показать, что, каковы бы ни были ее абстрактные мысли, ее чувства полностью ощущали все то, что происходило вокруг нее. По отношению ко мне ее манера тоже странно изменилась. Иногда это была отстраненность, полузастенчивая, полунадменная, что для меня было новым. Иногда я замечал в ее глазах, жесте и голосе нежность по отношению ко мне, при этом моя голова кружилась от счастья. Однако в основном, путешествие протекало однообразно, в нем было мало событий, на которые стоило обращать внимание. Произошел, правда, один неприятный случай, но так как все мы в это время спали, он нас не потревожил. Мы узнали о происшедшем только утром из беседы с охранником. Между Доумишем и Тейнмаусом, поезд был остановлен предупредительным сигналом, который подавался кем-то, стоящим прямо на путях с факелом в руке, которым он размахивал из стороны в сторону. Машинист обнаружил, что прямо перед поездом находился небольшой обвал - красная земля с высокого берега обрушилась на пути. Оказалось, однако, что не разрушены рельсы, и машинист возобновил движение. Эта вынужденная задержка в пути произошла, по словам охранника, от того, что, на этой линии похоже развелось много шутников. Мы прибыли в Вестертон около девяти часов вечера. Телеги с лошадьми ждали нас, и сразу началась работа по разгрузке вагонов. Наша собственная группа не стала наблюдать за ходом работы, так как выполняли ее вполне компетентные люди. Мы сели в экипаж, который также ждал нас, и сквозь темень ночи поспешили в Киллион. На всех нас большое впечатление произвел дом, который предстал перед нами в ярком лунном свете. Огромный серый каменный дом якобианского периода; громадный и просторный, стоящий высоко над морем на самой вершине высокой скалы. Когда мы быстро обогнули кривую дорогу, прорезанную в скале, и выехали на высокое плато, на котором стоял дом, шумящие и шепчущие волны, обрушивающие на скалы далеко внизу, донесли до нас бодрящее дыхание влажного морского воздуха. Мы сразу же поняли, как хорошо здесь защищены от всего мира на этой скалистой полке над морем. Внутри дома все было уже подготовлено. Мисс Грант и ее подчиненные хорошо потрудились, и все вокруг сверкало свежестью и чистотой. Мы быстро осмотрели основные комнаты, а затем разошлись, чтобы умыться и сменить одежду после долгого путешествия, занявшего более суток. Поужинали в огромной столовой на южной стороне дома, стены которого буквально нависали над морем. Шепот моря иногда заглушался, но не прекращался никогда. Северная часть дома была на открытом месте, так как маленький мыс глубоко вдавался в море. От остального мира нас закрывали большие скалы, которые располагались над домом и рядом с ним. Далеко, через залив, мы могли видеть дрожащие огни замка, а вдоль побережья кое-где мерцали слабые огоньки рыбачьих хижин. В остальном море здесь представлялось темно-синей равниной со случайными проблесками света, когда свет звезды случайно попадал на вздымавшийся склон волны. После ужина мы все собрались в комнате, которую мистер Трелони предназначил себе в качестве кабинета. Первое, что я заметил войдя, был большой сейф, похожий на тот, который стоял в его доме в Лондоне. Когда все разместились, мистер Трелони подошел к столу и, достав свое портмоне, положил его на стол. При этом он прижал его к столу ладонью. Странная бледность покрыла его лицо. Дрожащими пальцами он раскрыл портмоне, говоря при этом: - Его толщина мне не кажется прежней; надеюсь, что не произошло ничего серьезного! Все трое мужчин подошли ближе к круглому столу. Одна Маргарет оставалась спокойной, она стояла прямая, молчаливая и неподвижная, как статуя. Глаза ее были устремлены вдаль, словно она или не знала, или не беспокоилась о том, что происходит вокруг нее. С жестом отчаяния, открыв карманчик, куда он поместил Рубин из Семи Звезд, Трелони упал в кресло, стоящее рядом, и сказал хриплым голосом: - Боже мой! Рубин пропал. Без него Великий Эксперимент не может состояться! Его слова, казалось, вывели Маргарет из погружения в собственные мысли. Ее лицо исказилось, но буквально через мгновение она вновь была спокойна и почти смеялась, когда проговорила: - Вы могли оставить его в своей комнате отец. Возможно, он выпал из портмоне, когда Вы переодевались. Не говоря ни слова, мы все поспешили в соседнюю комнату сквозь дверь, открытую между кабинетом и спальней. А затем нас охватил внезапной покой, подобный легкому облаку. Там на столе лежала Драгоценность Семи Звезд, блестя и сверкая, как будто каждая из семи звезд мерцала сквозь кровь! С робостью мы огляделись вокруг, а затем посмотрели друг на друга. Маргарет теперь была настроена так же, как остальные. Спокойствие статуи покинуло ее, и она сжала руки так сильно, что косточки ее пальцев побелели. Не говоря ни слова, мистер Трелони поднял драгоценность и поспешил с ней в следующую комнату. Так осторожно, как только смог, он открыл дверь сейфа ключом, прикрепленным к кисти его руки, и положил Рубин внутрь. Когда массивные двери сейфа закрылись и были заперты, казалось, его дыхание стало более ровным. Каким-то образом это событие, хотя и обеспокоившее всех, казалось, привело нас в прежнее состояние. С тех пор, как мы выехали из Лондона, все были перенапряжены, и это событие воспринялось нами, как некое освобождение. Еще один шаг в нашем странном предприятии был завершен. Возвращение к прежнему состоянию более всего проявлялось у Маргарет. Возможно, сказалось то, что она была единственной женщиной среди нас, возможно, это произошло потому, что она была самой молодой, а быть может, повлияли обе причины, каждая по-своему. Так или иначе, изменение произошло, и я стал ощущать себя счастливее, чем за все время путешествия. Вся ее жизнерадостность, нежность, ее глубокое чувство, казалось, снова засияли в ее глазах; когда взор отца останавливался на ней, его лицо словно освещалось внутренним светом. Пока мы ожидали появления багажа, мистер Трелони провел нас по всему дому, объясняя, как будут расставлены предметы, привезенные нами. Только в одном отношении он скрыл от нас свои намерения. Местоположение всех предметов, имевших отношение к Великому Эксперименту, не было указано. Ящики, в которых они содержались, оставались во внешнем холле в настоящее время. К тому времени, когда мы обследовали дом, начали подъезжать телеги, при этом суета и беспокойство предыдущей ночи возобновились. Мистер Трелони стоял в холле возле массивной, обитой железом двери и давал указания, куда ставить каждый ящик. Те ящики, в которых было много предметов, расставляли во внутренним холле, где их должны были распаковывать. В невероятно короткое время весь груз был доставлен, и грузчики, получив щедрое вознаграждение, покинули дом. Затем мы разошлись по своим комнатам. Странное чувство уверенности охватило всех нас. Не думаю, что кто-нибудь из нас сомневался в том, что ночь мы проведем спокойно. Наша вера была вознаграждена: утром обнаружилось, что посреди этого развала все мы спали хорошо и спокойно. В течение следующего дня все вещи, кроме тех, которые требовались для Великого Эксперимента, были размещены по местам, заранее для них предназначенным. Затем, как было условлено прежде, мисс Грант со всем штатом прислуги должна была отправиться рано утром в Лондон. Когда они ушли, мистер Трелони, убедившись, что двери закрыты, собрал всех нас в своем кабинете. - Теперь, - сказал он, когда мы все уселись по местам, - я должен поделиться с вами секретом, но должен просить каждого из вас торжественно обещать ни с кем не делиться этой информацией. По крайней мере уже в течение трехсот лет такое обещание было получено от каждого, кому был сообщен этот секрет, и не один раз жизнь и безопасность людей были сохранены, благодаря порядочности людей, не нарушивших данного ими обещания. Даже в такой ситуации я нарушаю букву этого закона, если не самый его дух, так как имею право посвящать в тайну только ближайших членов своего семейства. Мы все дали требуемого от нас обещание. Затем он продолжил: - В этом доме есть тайник - пещера, образовавшаяся естественным путем, но усовершенствованная людьми. Находится эта пещера под домом. Не хочу кривить душой и заявить, что пещера эта всегда использовалась в соответствии с законом. Во времена кровавых Ассизских судов довольно большая группа корнуэльцев укрывалась в ней от преследований; а позже и раньше, не сомневаюсь в этом, она служила для хранения контрабандистских товаров. Полагаю, вы и сами знаете, что здесь всегда жили семьи контрабандистов, а их родственники, друзья и соседи никак не презирали их профессии. По всем этим причинам безопасное, хорошо укрытое место всегда считалось ценным владением, и так как главы нашего рода всегда настаивали на сохранении тайны, считаю своей честью подчиняться этому требованию. Позднее, если все пройдет хорошо, конечно, я все расскажу вам, Маргарет и Росс, при соблюдении условий, о которых я уже говорил. Мистер Трелони поднялся, и все мы последовали за ним. Оставив нас во внешнем холле, он возвратился через несколько минут и велел всем нам следовать за ним. Во внутреннем холле мы обнаружили, что целая секция угловой части холла была сдвинута в сторону, и из образовавшегося прохода в стене мы увидели огромную дыру, тускло освещенную, и начало глубокого прохода, вдоль которого вела вниз лестница, грубо выбитая в скальной породе. Так как там все же не было темно, как в бездонной яме, можно было предположить, что какие-то источники света все-таки предусмотрены. Не теряя времени, мы последовали за хозяином, начавшим спускаться по лестнице. После сорока или пятидесяти ступеней, вырубленных в изгибающейся шахте, мы оказались в огромной пещере, дальний конец которой был погружен во тьму. Огромное помещение слабо освещалось несколькими неравномерно расположенными в стенах щелями неправильной формы, сквозь которые проникал слабый свет. По всей вероятности, это были трещины в скалах, использовавшиеся вместо окон, которые могли быть легко скрыты от посторонних. Вблизи от каждой такой трещины висел ставень, который легко сдвигался на место трещину с помощью висящей рядом веревки. Звук нескончаемых ударов волн, несколько заглушенный, доносился откуда-то снизу. Мистер Трелони сразу же продолжил свой рассказ- - Это место, которое я выбрал как лучшее из всего, что у меня имеется для нашей цели - Великого Эксперимента. Сотнями своих различных свойств оно удовлетворяет тем условиям, которые я посчитал первостепенными для успеха. Здесь мы так же изолированы, как Царица Тера была изолирована в своей гробнице в Долине Мага, и тоже в каменной пещере. Мы должны здесь испробовать свои шансы и получить результаты. Если мы проведем эксперимент успешно, то направим в современную науку такой поток информации из Старого Мира, который сможет изменить каждый постулат эксперимента и условия практической деятельности. Если же мы потерпим неудачу, то даже знание о нашей попытке умрет вместе с нами. Для этого и всего иного, что может случиться, мне кажется, мы вполне готовы! Он помолчал. Никто ничего не сказал, но все мы склонили головы, торжественно с ним соглашаясь. Мистер Трелони возобновил свою речь, теперь с некоторой поспешностью: - Еще не слишком поздно! Если кто-нибудь из вас сомневается или, как оказалось, неправильно представлял свою задачу, ради Бога, скажите это сейчас! Когда бы это ни произошло можно уйти без разрешения и промедления! Остальные могут продолжить наше дело. Он снова помолчал и внимательно посмотрел на каждого из нас. Мы тоже поглядели друг на друга, но никто не дрогнул. Что касается меня самого, то, если и имелись у меня какие-то сомнения, один только взгляд на Маргарет мгновенно их рассеял. Ее лицо выражало бесстрашие, силу воли и божественное спокойствие. Мистер Трелони глубоко вздохнул и более веселым и решительным тоном продолжил: - Так как все мы настроены одинаково, то чем скорее мы получим необходимые вещи из поезда, тем лучше. Позвольте мне сообщить вам, что это помещение, как и все остальные помещения в доме, освещается электричеством. Чтобы сохранить в тайне свою деятельность, мы не должны подключаться к общей электромагистрали, но в этой пещере есть кабель, который можно подсоединить к проводке в холле и тем самым замкнуть цепь! Говоря это, он начал подниматься по лестнице, затем вблизи от входа в пещеру взял кабель, подтащил его вверх и подсоединил к выключателю в стене. Над кабелем был укреплен ворот и масса сильного крепежа с многочисленными блоками производства фирмы Смитона. Мистер Трелони, видя, что я рассматриваю эту систему, сказал, правильно интерпретируя мои мысли: - Да! Это - новинка. Я установил эту систему сам с определенной целью. Я знал, что нам придется опускать вниз огромные тяжести, а так как считаю нежелательным посвящать многих посторонних в наши тайны, я составил систему блоков, с которыми при необходимости мог бы управиться один. Мы сразу принялись за работу, и, прежде чем наступила ночь, вынули и разместили на местах, предназначенных мистером Трелони, все большие саркофаги и другие предметы, привезенные с собой. То был странный и жуткий процесс перемещения удивительных монументов прошедших веков в подземную пещеру, которая своей архитектурой, назначением, современнейшей техникой и электрическим освещением теперь представляла одновременно и старый и новый миры. Чем больше углублялся я в работу, тем большее восхищение и признательность вызывал во мне мистер Трелони продуманностью всех деталей и точностью организации. Я сильно испугался, когда Сильвио, которого в пещеру принесла на руках его хозяйка, вскочил, когда начали распаковывать саркофаг кота, и набросился на него с такой же яростью, как и прежде. Этот инцидент позволил увидеть Маргарет в неожиданном аспекте, и сердце мое почувствовало некий удар. Она стояла совершенно спокойно, опершись на саркофаг, в, состоянии некоторой отрешенности, которое теперь часто посещало ее, но, увидев яростную атаку Сильвио, казалось, сама поддалась приступу неудержимого гнева. Ее глаза сверкали, а рот напрягся в жестоком, недобром выражении, что было новым для меня. Инстинктивно она стала подходить к Сильвио, как если бы собралась вмешаться в атаку. Но я тоже выступил вперед, и увидев выражение моих глаз, она остановилась. Интенсивность ее гнева заставила меня затаить дыхание; я поднял, руку, чтобы протереть глаза. Когда я с этим справился, она мгновенно восстановила свое спокойствие, а на лице ее застыло выражение удивления. Со всей присущей ей грацией и прелестью она наклонилась и подняла Сильвио, так же, как это происходило в нескольких виденных мною предыдущих ситуациях; она держала его на руках, лаская и успокаивая, как будто имела дела с маленьким расшалившимся ребенком. Пока я наблюдал за этой сценой, меня охватил необычный страх. Маргарет, которую я знал, казалось, начала изменяться, и в самой глубине своей души я молился, чтобы это тревожащее меня явление прошло поскорее. Более чем когда-либо раньше, я мечтал в этот момент, чтобы наш ужасный Эксперимент скорее пришел к благополучному концу. Когда все было готово, в соответствии с планом мистера Трелони, он обернулся к нам ко всем поочередно, и пока не сконцентрировал внимание каждого из нас на себе, не начал говорить: - Теперь все готово. Нам следует только дождаться нужного часа, чтобы приступить к работе. Некоторое время все мы молчали. Первым заговорил доктор Винчестер: - Что такое "нужный час"? О каком дне идет речь? Трелони ответил сразу же: - После чрезвычайного напряжения мыслей я решил что этот день - 31 июля! - Могу ли я спросить, почему определилась именно эта дата? На этот вопрос он ответил очень медленно. - Царица Тера в большой степени руководствовалась мистицизмом, и имеется множество свидетельств, что она посвятила этому вопросу много времени, поэтому мне показалось естественным, что она должна была выбрать период правления Бога, занимавшегося этими вопросами. Далее, четвертый месяц сезона наводнений управлялся богом Хармацисом, что заменяет имя "Ра" Бога Солнца, при его восходе утром, тем самым ассоциируя восход с пробуждением. Далее, так как этот месяц начинается с нашего 25 июля, его седьмой день приходится на 31 июля, поэтому можете быть уверены, что мистическая Царица не выбрала бы никакой другой день, кроме седьмого, или какую-либо степень этого числа. И поэтому мы ожидаем только 31 июля, то есть через два дня должен быть произведен Великий Эксперимент. Глава 17. Сомнения и опасения История веков представляет из себя ничто иное, как бесконечно повторение Истории часов. История человеческой жизни - не что иное, как многократно повторенная история момента. Ангел, записывающий Историю Мира в Великую Книгу, не пользуется чернилами всех оттенков радуги; его перо погружается только в цвета света и тьма. Потому что бесконечно мудрость не нуждается в оттенках. Все явления, все мысли, все эмоции, все опыты, все сомнения и надежды, все намерения и страхи, все желания, видимые вплоть до нижайших слоев их конкретных и многообразных элементов, окончательно распадаются на свои прямые противоположности. Если бы любое человеческое существо, захотело законспектировать жизнь, в которой сгруппировано все, что может выпасть на долю потомка Адама, в виде истории, полной и искренней, его вполне могло бы удовлетворить то, что я пережил в течение сорока восьми часов. И Записывающему понадобился бы, как обычно, свет солнца и тени, которые используются всегда для окончательного выражения Неба и Ада. Так как высочайшее Небо есть вера; а сомнение повисло над зияющей тьмой Ада. Конечно, выпадали времена солнечного света в те два дня; моменты, когда, осознавая всю прелесть Маргарет и ее любовь ко мне, я умудрялся рассеивать все мои сомнения, как рассеивается иногда утренний туман перед восходом солнца. Но баланс времени - а он был ошеломляющим - был таковым, что почти все время надо мной, как полог, висел мрак. Час, в приход которого я верил, приближался столь быстро и был уже столь близок, что чувство конца охватило меня! Исходом, возможно, была жизнь или смерть одного из нас, но к этому мы все уже были готовы. Что касается риска, мне было все равно, относится такой конец ко мне или к Маргарет. Моральный аспект этого случая, основанного на религиозных повериях, был слишком далек от моих интересов, а потому меня не тревожил. Что касается причин и исходов, лежащих за этими событиями, то они не только не были в моей власти, но вообще находились за пределами моего понимания. Сомнения в успехе Великого Эксперимента были такими же, какие сопровождают любое предпринимательство, представляющее великие возможности. Для меня, чья профессиональная жизнь протекала в сфере интеллектуальных сражений, такая форма сомнения была скорее стимулом к борьбе, чем средством устрашения. Что же тогда вызывало мою тревогу, составляло мое несчастье, что становилось моей душевной болью, на чем сосредоточивались мои мысли? Я начал сомневаться в Маргарет! Что это было, в чем именно я сомневался, - об этом я тогда еще не знал. Это была не ее любовь, не ее правдивость, или ее доброта, или ее усердие. Тогда что же это все-таки было? Это была она сама! Маргарет изменилась! Временами в течение прошедших нескольких дней я едва узнавал ее как ту самую девушку, которую встретил на пикнике и кому я помогал охранять ее больного отца. Тогда, даже в моменты ее величайших печалей, или страха, или беспокойства, она была сама жизнь, и забота, и сила. Теперь же она почти всегда была отстраненной, а временами - в противоречивом настроении, как если бы ее разум - само ее естество - не присутствовал при этом. В такие моменты она полностью владела и наблюдательностью, и памятью. Она знала и помнила все, что происходило вокруг или произошло с ней; но ее возвращение к самой себе производило на меня впечатление сенсации, которую могло бы вызвать появление в комнате новой личности. Вплоть до времени, когда мы уехали из Лондона, я был спокоен, где бы она ни была. В моей душе все время присутствовало чувство безопасности, пришедшее вместе с осознанием, что наша любовь взаимна. Но теперь место этого чувства заняло сомнение. Теперь я никогда не знал, была ли присутствующая личность моя Маргарет - прежняя Маргарет, которую я едва понимал и чья интеллектуальная отстраненность создавала неощутимый барьер между нами. Иногда она мгновенно просыпалась. В таких случаях, хотя она могла говорить мне нежные и приятные вещи, которые часто говорила мне и прежде, она казалась наиболее непохожей на себя. Это выглядело так, как если бы она говорила как попугай или под диктовку, как человек, который умеет говорить и играть свою роль, но не имеет собственных мыслей. После одного или двух таких экспериментов мое собственное сомнение начало строить барьер, потому что я не мог разговаривать с ней легко и свободно, что было свойственно моей личности. И так, час за часом, мы все больше отдалялись друг от друга. Если бы не было нескольких странных моментов, когда прежняя Маргарет возвращалась ко мне, полная привычного очарования, не знаю, что могло бы произойти. Но получалось так, что каждый такой момент давал мне новый старт, и я старался сохранить мою любовь неизменной. Я отдал бы весь мир за возможность поделиться с кем-нибудь своими сомнениями, кому бы я мог довериться, но это было невозможно. Как мог я говорить о своих сомнениях по поводу Маргарет с кем-нибудь, даже с ее отцом! Как мог я говорить об этом с Маргарет, если она сама представляла тему разговора. Я мог только страдать - и надеяться. Думаю, Маргарет иногда должна была чувствовать, что нас разделило какое-то облако, так как в конце первого дня она начала избегать меня. Возможно, это объяснялось тем, что она относилась в это время ко мне с большей радостью, чем обычно. Ранее она изыскивала всякую возможность быть со мной, точно так же, как я всегда стремился к ней; так что теперь любая попытка одного из нас избежать встречи, уйти от общения, причиняла новую боль нам обоим. В этот день в доме, казалось, было очень тихо. Каждый из нас исполнял свою работу или был занят собственными мыслями. Встречались только во время еды: и тогда, хотя мы и разговаривали, все казались более или менее занятыми. Порядок в доме поддерживался безукоризненно. Предусмотрительность мистера Трелони, приготовившего для нас три отдельных комнаты, сделала участие слуг в работе ненужным. Столовая была обеспечена солидным запасом еды на несколько дней. К вечеру я вышел один прогуляться. Я поискал Маргарет, чтобы просить ее присоединиться ко мне. Но, когда нашел ее, она пребывала в одном из ее апатических настроений, а очарование ее молчаливого присутствия, казалось, на меня уже не действовало. Рассердившись на самого себя, но неспособный охладить собственное раздражение, я пошел по скалистому побережью. На скале с прекрасным, широким видом на море, расстилавшееся пере мной в полной тишине, нарушаемой лишь ударами волн внизу и хриплыми вскриками чаек вверху, мои мысли текли спокойно. И все равно они постоянно возвращалась к одной теме - к сомнениям, которые истомили меня. Здесь, в одиночестве, среди необъятных сил природы, мой разум начал работать по-настоящему четко. Бессознательно я обнаружил, что сам задаю себе вопрос, на который не могу найти ответа. Наконец, настойчивость разума, работавшего без ограничений, заставила меня встретиться лицом к лицу со своими сомнениями. Привычка моей жизни начала утверждать себя, и я начал анализировать факты, тревожащие меня. Это было столь неожиданным, что пришлось заставлять себя подчиняться логике. Моей точкой отсчета было следующее: Маргарет изменилась - каким образом и под влиянием каких сил? Был это ее характер, или ее ум, или ее природа? Ведь ее физическое обличье оставалось прежним. Я начал группировать все сведения, относящиеся к ней, начиная с ее рождения. Это было странным с самого начала. Она была рождена, согласно утверждению Корбека, мертвой матерью в течение того времени, когда ее отец со своим другом пребывали в трансе в гробнице в районе Асуана. Этот транс предположительно был наведен на них женщиной, женщиной мумифицированной, но сохранившей, как мы имели разные поводы убедиться в этом даже до эксперимента, свое астральное тело, которым она могла распоряжаться по собственной воле, и активный разум. Имея астральное тело, она не испытывала преград для перемещения в пространстве. Огромное расстояние между Лондоном и Асуаном превращалось в ничто. И та власть которую Колдуны употребляли в некромании, была направлена на мертвую женщину и ее ребенка, возможно мертвого. Мертвый ребенок! Возможно ли чтобы ребенок был мертв, а потом вернулся к жизни? Значит, в него вселился оживляющий дух - душа? Если Египетская религия была верна для египтян, то "Ка" мертвой Царицы и ее "Ку" в состоянии были оживить то, что она выбрала. В таком случае Маргарет могла вообще не быть личностью, а просто фазой самой Царицы Теры - астральным телом, подчиняющимся ее воле! Здесь я восстал против логики. Каждая клетка моего существа протестовала против такого заключения. Как мог я верить в то что не было никакой Маргарет вообще, что это было наделенное душой изображение, использованное в собственных целях женщиной, умершей сорок веков назад..! Каким-то образом мой взгляд на мир стал более светлым теперь, несмотря на то, что появились сомнения. По крайней мере, у меня была Маргарет! Вновь логический маятник качнулся назад. Ребенок не был мертв тогда. А если это так имели ли Колдуны какие-нибудь отношение вообще к ее рождению? Было очевидно, - это я также знал от Корбека, - что существовало странное сходство между Маргарет и портретами Царицы Теры. Как могло это случиться? Это не могло быть воспроизведение какого-то родимого пятна, которое запечатлелось в памяти ее матери, ведь миссис Трелони никогда не видела ни одного портрета Царицы Теры. Нет, конечно, даже ее отец не видел этих изображений, пока не нашел усыпальницу всего за несколько дней до рождения дочери. От этого вопроса мне не удавалось так легко избавиться, как от предыдущего. Сомнение приняло конкретное выражение: громадный, непроходимый мрак, в котором, не подчиняясь никакому закону, мерцали нерегулярно и судорожно крошечные точки быстро исчезающего света, что, казалось, продлевает существование самой темноты. Оставалась возможность соотношения между Маргарет и мумифицированной Царицей, которая заключалась в том, что какое-то средство, почерпнутое из оккультной науки, давало возможность менять их местами. Эта точка зрения не могла быть отброшена с легкостью. Теперь, когда мое внимание было сосредоточено на ней, приходило на ум слишком много подозрительных обстоятельств, подтверждающих такую возможность. Я вспомнил все странные, непонятные события, которые наполнили нашу жизнь в течение нескольких последних дней. Сначала все они перемешались у меня голове, но снова аналитический характер ума, свойственный человеку моей профессии, превалировал и заставил все эти события выстроиться в нужном порядке. Теперь мне было легче управлять собой, и надо было сделать какие-то обобщения, произвести некоторую работу, хотя она была довольно печальная, так как могла оказаться направленной против Маргарет. Но ведь целью этого разбирательства и была сама Маргарет! Я думал о ней и сражался за нее, и если я буду работать в потемках, то могу причинить ей вред. Моим главным оружием для ее защиты была правда. Я должен был многое узнать и понять; тогда я смог бы начать действовать. Конечно, я не мог действовать в ее пользу, не имея даже целостной концепции и знания фактов. Расположенные по порядку, они выглядели следующим образом. Во-первых: странное сходство Царицы Теры и Маргарет, родившейся в другой стране за тысячу миль от Египта, где ее мать, возможно, даже не имела ни малейшего представления о внешности египтянки. Во-вторых: исчезновение книги Ван Хайна, в которой я прочел описание Семизвездного Рубина; в-третьих: обнаружение светильников в комнате Маргарет. Тера со своим астральным телом могла открыть дверь комнаты Корбека в отеле и запереть ее снова, после того как ушла оттуда с лампами. Таким же образом она могла открыть окно и оставить светильники в доме мистера Трелони. Не было необходимости в том, чтобы Маргарет собственной персоной участвовала в этом деле, хотя бы частично, но это было, по меньшей мере странно. В-четвертых: подозрения детектива и доктора. В-пятых: бывали ситуации, когда Маргарет предсказывала с абсолютной точностью наступление покоя, как будто она была убеждена или знала о намерениях Царицы. В-шестых: имело место ее предположение о том, где находится Рубин, который потерял ее отец. Когда я заново вспоминал теперь этот эпизод в свете подозрений о том, что она обладает собственной таинственной силой, то единственный выход, к которому я пришел - это необходимость всегда исходить из того, что теория об астральной сущности Царицы была правильна. Очевидно, беспокоясь о том, что бы все прошло хорошо по пути из Лондона в Киллион, Царица Тера сама похитила Драгоценность, считая ее необходимой для своей сверхъестественной охраны путешествия. Затем каким-то мистическим способом она через Маргарет помогла найти Рубин. И наконец: странное двойное существование, которое Маргарет вела в последнее время, и которое казалось следствием того, что произошло раньше. Двойное существование! Это, действительно, было выводом, который преодолевал все противоречия и согласовывал их. Если и вправду Маргарет не свободно действовала во всех событиях, а вынуждена была говорить или действовать в соответствии с получаемыми ею инструкциями или если все ее существо могло быть заменено на другое без вероятности, что кто-нибудь это заметит, тогда все остальное оказывалось возможным. Все должно было зависеть от свойств души той личности, которая направляла таким образом все ее действия. Если эта индивидуальность была справедлива, добра и чиста, все могло быть хорошо. Но если нет!.. Ужас этой мысли не мог быть выражен словами. Я скрипел зубами в бессильной ярости, когда вероятность ужасных возможностей приходила мне в голову. До этого утра провалы Маргарет в ее новую сущность были немногочисленны и едва заметны, за исключением того случая, когда раз или два ее отношение ко мне показалось мне странным. Но сегодня все было по-другому, и изменения почти полностью захватили ее самым ужасным способом. Может быть, вторая индивидуальность была худшего, а вовсе не лучшего сорта? Теперь, когда я раздумывал об этом, у меня появилась причина для страха. В истории мумии, с времен Ван Хайна, взломавшего гробницу, список погибших, о которых мы знали, предположительно составленный по ее воле и по ее приказу, был ужасающим. Араб, укравший руку мумии и другой, который взял ее с тела умершего. Пытавшийся украсть Драгоценность у Ван Хайна, арабский шейх, на шее которого появились отметки семи пальцев. Два человека обнаружены мертвыми в ту ночь, когда Трелони выбрался из усыпальницы, а три других трупа - по возвращении в гробницу. Араб, который открыл секретный сердаб. Девять мертвецов, один из которых был, очевидно, убит рукой самой Царицы! И сверх того несколько диких нападений на мистера Трелони в его собственной комнате, где, с помощью своего Гадателя, она пыталась открыть сейф, чтобы вынуть оттуда драгоценный Талисман. Прикрепление ключа к руке с помощью золотого браслета, хотя и оказалось эффективным, почти стоило жизни мистеру Трелони. Если Царица, намериваясь возродиться, осуществляла это свое намерение через кровь, что могло остановить ее от совершения любого преступления, если шансы осуществления ее плана уменьшились? От какого ужасного шага отказалась бы она, если он увеличивал вероятность исполнения ее желания? Что значили ее желания, что было ее окончательном желанием? Ведь до сих пор мы знали обо всем этом только из утверждений Маргарет; наполненных энтузиазмом ее высокой души с высокими благородными устремлениями. В этих утверждениях не нашлось места для выражения любви, о которой Царица Тера мечтала или которую она нашла. Мы знали наверняка только то, что она поставила выше всего задачу своего возрождения, и в этом событии, по-видимому, особую роль должен был играть Север, который она очень любила. Но то, что возрождение должно произойти в одинокой гробнице в Долине Мага, было очевидно. Все было тщательно подготовлены для выполнения задуманного. С саркофагом была снята крышка. Сосуды с маслом, хотя и закрытые герметически, легко открывались рукой; было предусмотрено уменьшение количества масла за столь большой промежуток времени. Даже кремень был припасен для получения пламени. Яма для мумии оставалась открытой из-за возможных нападений, и, кроме каменной двери на внутренней стороне скалы была установлена абсолютно нерушимая цепь, которая давала возможность безопасно спуститься на землю. Но каковы были дальнейшие намерения Царицы, мы не знали и даже не имели никаких догадок на сей счет. Если она предполагала начать жизнь снова как смиренная обычная личность, в этой мысли содержалось нечто благородное, что обогревало мое сердце, и в таком случае у меня возникла потребность пожелать ей успеха. Сама такая идея, казалось, подтверждала удивительный вклад Маргарет в ее выполнение и помогла успокоить мою растревоженную душу. С этим сильным чувством, живущим во мне, я намеревался предупредить Маргарет и ее отца об ужасных возможностях и ожидать, развития событий, над которыми был не властен. Я вернулся в дом в другом настроении, которое ощущал, выходя из него, и обрадовался, увидев Маргарет - прежнюю Маргарет, ожидавшую меня. После обеда, оставшись наедине с Маргарет и ее отцом, я поделился с ними, хотя и со значительной нерешимостью, я поделился размышлениями: - Как вы думаете, не было бы разумно предпринять все возможные предосторожности (на случай, если Царица не пожелает воспользоваться тем, что мы делаем) и во время и после ее пробуждения, если оно произойдет? Маргарет ответила очень быстро, так что у меня сложилось впечатление, что ее ответ был подготовлен заранее для кого-то другого: - Но она уже все одобрила! Конечно, и иначе быть не могло. Отец с величайшим мужеством старается претворить в жизнь все то, чего желает великая Царица! - Вряд ли это именно так, - возразил я. Все, что она приготовила, всеми мыслимыми методами отгородившись от всего живого, состоит из гробницы высоко в горах, в безлюдной пустыне, в закрытом от всего мира месте. Мне кажется, она, надеялась на эту изолированность, считала, что сможет избежать непредвиденных случаев. Конечно, здесь, в другой стране, и в другом времени, в совершенно других условиях, она может, находясь в постоянном беспокойстве, совершать ошибки и угрожать кому-нибудь из вас, из нас, как это делала она в отношении других в прошедшие времена. Девять человек, о которых нам известно, были убиты ее собственной рукой или по ее повелению. Она может быть безжалостна, когда ей это надо. Прежде, чем заговорить, я опасался оскорбить мистера Трелони; но приятным сюрпризом для меня оказалось, что он искренне засмеялся, когда ответил мне: - Мой дорогой друг, некоторым образом вы совершенно правы. Царица несомненно намеривалась пребывать в изоляции, и конечно, было бы гораздо лучше, если бы ее эксперимент произошел в выбранных ею условиях. Но только поду, майте, это ведь стало невозможным, когда этот датский исследователь вломился в ее гробницу. Это дело не имело ко мне никакого отношения. Я не виновен в происшедшем, хотя именно оно заставило предпринять все меры, необходимые для повторного осмотра усыпальницы. Имейте в виду, я ни единого раза не сказал, что я не делал ничего такого, что натворил Ван Хайн. Я спустился в гробницу из чистого любопытства, и взял оттуда то, что я взял, заразившись рвением стяжательства, которое вдохновляет коллекционера. Но помните также, что в то время я не имел никакого представления о намерениях Царицы возродиться, не знал о всей полноте ее подготовки. Все это выяснилось много позже. Но когда это произошло, я сделал все возможное, чтобы полностью выполнить ее пожелания. Единственное, что представляется мне страшным, это опасение, что я мог неправильно интерпретировать тайнопись Царицы или пропустить, проглядеть что-нибудь. Но в одном я уверен: я не оставил невыполненным ничего из того, что, по-моему представлению, должно быть выполнено, и я не сделал ничего такого, что послужило бы во вред приготовлениям Царицы Теры. Хочу, чтобы ее Великий Эк