песчаной пустыне, или же, как  подумалось Майклу, подобно тому, как чья-то
невидимая рука скрыла следы того, что натворил Гарри Биверс в каменном яйце,
запрятанном под землей.
     Какой-нибудь маленький мальчик.
     Пул ступил на разноцветный ковер. Нога его провалилась в ямку под слоем
листьев, которые он только что так тщательно изучил, и...
     ...продолжала скользить  вниз, погружаясь по щиколотку,  по колено,  по
пояс.  Он потерял  равновесие  и  теперь беспомощно падал в  глубокую  дыру,
открывшуюся под расползшимися  листьями. Он слишком поздно  выбросил  вперед
руки. Майкл видел перед собой длинные острые шипы, нацеленные ему в грудь, в
шею, в живот...
     ...но земля удержала Майкла, только слегка осев под его тяжестью.
     -- ...ПРИКАЗ! -- кричал мужчина.
     Сначала Пул ничего  не разглядел на карте. Это был туз червей. Потом он
увидел  между  сердечком  в  центре и  левым  верхним  углом  едва  заметную
карандашную надпись.
     Майкл сделал шаг вперед и лицо его оказалось прямо перед картой. Тонкие
черточки сложились в слова. Пул прочитал их, перевел дух и прочитал еще раз.
Он тяжело  вздохнул.  Очень осторожно Майкл  поднял руку и коснулся  гладкой
поверхности карты. Она была пришпилена  к дереву маленькой  тонкой булавкой,
вроде тех,  что бывают на новых рубашках. Майкл вытащил булавку и  осторожно
взял карту за уголки. Он снова взглянул  на  слова, написанные  на карте,  и
положил  булавку  в карман. Он  перевернул  карту.  На  обратной стороне был
изображен  черно-белый мальчишка с огромными  глазами и вьющимися  волосами,
держащий в руках корзину, полную цветущих орхидей.
     4
     Вот что было в записке, оставленной для Майкла Пула на обороте карты из
колоды с мальчиком, несущим орхидеи, на рубашке:
     У МЕНЯ НЕТ ИМЕНИ Я ЭСТЕРГАЗ СМЕРТЬ -- ПРЕДДВЕРИЕ  ВЕЧНОЙ ЖИЗНИ С НАЧАЛА
ДО КОНЦА И ОБРАТНО
     5
     Держа  карту за  уголки, Майкл  опустил  ее  в  карман  пальто и  начал
выбираться из леса. Он крикнул стоящим на кладбище мужчинам, что выходит, но
человек в сером пиджаке  почему-то  все равно  выглядел очень  возбужденным.
Когда  Пул  направился  к  ним, продолжая осматривать  землю под  ногами  на
предмет  проволоки или новой  ловушки,  работник кладбища схватил  за  рукав
одного  из  своих сотрудников,  а  другой колотил  воздух. Пул слышал только
отголоски их беседы. Он помахал, чтобы дать понять, что  он выходит,  что он
безоружный  законопослушный  гражданин  и беспокоиться не о  чем. Человек  в
сером пиджаке не обращал  теперь  на  него ровно никакого  внимания. Молодой
человек  в  черной  куртке с  подложенными  плечами, в  котором Майкл  узнал
помощника распорядителя похорон, стоял рядом со своим боссом, явно смущенный
поведением  своего разнервничавшегося  коллеги. Майкл сделал еще шаг вперед,
размышляя  о  том,  что найденную  им карту  нужно  будет непременно  отдать
полиции, и тут вдруг остановился как вкопанный.
     Он опять услышал запах Бога -- этот ни с чем несравнимый запах цветов и
солнца. Здесь этот запах был еще сильнее, чем возле могилы Робби. Но на этот
раз  в глазах  у  него  не было  темно и  запах  не  сопровождался  никакими
видениями. Он был вполне земного происхождения. Легкий порыв ветра унес его,
затем принес снова. Майкл увидел слева целый островок колышущихся сине-белых
цветов, который и был источником этого  чудесного  запаха. Они  расцвели  во
время оттепели и  умудрились каким-то  образом пережить последовавшее  затем
похолодание. Майкл не знал, что это за цветы. Они чем-то походили  на сильно
распустившиеся тюльпаны,  но лепестки их  были синими, а ближе к середине --
белыми. Они росли  под  дубами, и их высокие зеленые стебли прорезали покров
из  опавших  листьев,  как маленькие копья. До Майкла опять  долетел сильный
ароматный запах.
     Когда Майкл снова посмотрел вперед, мужчина в сером пиджаке тыкал в его
сторону указательным пальцем.
     -- ...вывести его отсюда немедленно, Ваткинс... -- донеслось до Майкла.
     Ваткинс сделал неуверенный шаг вперед,  человек в  сером подтолкнул его
со словами:
     -- Давай, пошевеливайся.
     Ваткинс неуверенно побрел в строну Пула. Он приложил  ладонь  к глазам,
чтобы  лучше  видеть  то,  что  происходит  в  лесу,  и Майкл  подумал, что,
наверное, кажется ему расплывчатой  серой тенью,  как незадолго до этого сам
он  видел  Коко.  Огромный  живот  Ваткинса  колыхался,  он  что-то  пытался
объяснить  жестами.  При  этом  белое  пятно  его  лица выглядело  угрюмым и
расстроенным.
     -- Ничего плохого! -- крикнул ему Майкл, протягивая вперед руку.
     Ваткинс  побежал  по той же  тропинке, по которой  незадолго  до  этого
углублялся в чащу Майкл. Вот  он  нагнулся, чтобы проскочить  под свисающими
низко над тропинкой ветками дерева.
     -- Стой! -- заорал Майкл.
     Человек  в  сером  пиджаке сделал  шаг вперед,  видимо  тоже  собираясь
преследовать Майкла, а  Ваткинс сделал еще  один  неуверенный  шаг вперед  и
перелетел через проволоку.
     Пул слышал, как он тяжело плюхнулся на землю. Майкл побежал к Ваткинсу.
Тот повернул к нему свою огромную голову с буквой "О" вместо рта. Секунду он
удивленно смотрел на Майкла, затем буква "О" начала издавать гневные крики.
     -- Заткнись, -- велел Ваткинсу его босс.
     -- Он порезал меня!
     -- О чем ты, черт побери?
     Ваткинс поднял руку, залитую кровью.
     -- Взгляните, мистер Дель Барка.
     Дель Барка встал перед Майклом Пулом и снова направил свой указательный
палец ему в грудь.
     -- Стойте  здесь  --  я арестовываю вас, -- заявил он.  --  Вы нарушили
границу частного кладбища и к тому же ранили моего сотрудника.
     -- Успокойтесь, -- попросил его Пул.
     -- Я требую, чтобы вы объяснили, что делали в лесу.
     -- Я  пытался поймать человека,  который  устроил  эту  ловушку, -- Пул
подошел  к тому месту, где лежал  поверженный Ваткинс, выставив вперед левую
ногу.  Лицо его  было красным,  волосы лоснились от пота. На  левой  штанине
расплывалось бесформенное кровавое пятно.
     -- Какую еще ловушку? -- спросил Дель Барка.
     -- Расслабьтесь, -- посоветовал ему Майкл. -- Я -- врач, и этот человек
нуждается  в моей  помощи.  Он споткнулся о проволоку, вторая  повредила ему
ногу.
     -- Что еще,  черт возьми, за проволока? -- взревел Дель Барка. -- О чем
вы говорите?
     Майкл нагнулся и пошарил рукой за спиной  Ваткинса.  Проволока была  на
месте,  тонкая и блестящая  она напоминала  лезвие бритвы.  Майкл  как можно
осторожнее коснулся ее.
     -- Вам еще  повезло, --  сообщил он Ваткинсу.  -- Могло вообще отрезать
ногу. Вы же слышали, я кричал ему остановиться.
     -- Вы кричали ему? -- продолжал орать Дель Барка. -- И кто же виноват?
     --  Прежде всего вы.  Может,  посмотрите теперь,  к чему привязана  эта
штука? Если это не ствол и не камень, то лучше не трогайте.
     -- Проверьте, -- отдал распоряжение одному из рабочих Дель Барка.
     -- И ничего не трогайте, -- повторил Майкл.
     Пул присел на корточки рядом с Ваткинсом и мягко уложил его на землю.
     --  Вам придется  накладывать  швы,  --  сказал он, --  но сейчас  надо
взглянуть, насколько сильно вы поранились.
     --  Лучше  тебе действительно оказаться  врачом, парень,  --  угрожающе
произнес Дель Барка.
     -- Джон, Джон, --  мягко, но  настойчиво  произнес распорядитель.  -- Я
знаю его.
     Майкл  засунул  руку в  разрез  на  штанине Ваткинса  и  потянул. Кусок
окровавленной материи остался у него в руке.
     -- Эта проволока может быть до сих пор связаны  с взрывным устройством,
--  сказал  Пул  молоденькому усатому  рабочему,  которому  Дель Барка велел
проверить ловушку.
     Парень  немедленно отдернул  руку от  проволоки, будто  она  неожиданно
раскалилась  докрасна. В ноге Ваткинса был очень глубокий порез, из которого
довольно медленно, но весьма обильно вытекала кровь.
     -- Вам надо  в  палату скорой помощи  больницы  Святого  Варфоломея, --
сказал Майкл и поднял глаза на Дель Барку. -- Дайте мне ваш галстук.
     -- Мой что?!
     -- Галстук. Или вы хотите, чтобы этот парень истек кровью? Дель Барка с
выражением  негодования на лице развязал галстук и  дал  его  Пулу. Затем он
обернулся к распорядителю.
     -- Ну так и кто же это?
     -- Я не помню его имени, но он доктор, это точно.
     --  Меня зовут доктор Майкл Пул,  -- сообщил Майкл, завязывая фирменный
галстук Дель Барки вокруг  ноги  Ваткинса и крепко затягивая его, прежде чем
сделать узел.
     -- С вами все будет  в  порядке, как только вас  отвезут в больницу, --
сказал  он,  вставая. --  Я доставлю его  туда довольно  быстро.  А впрочем,
можете подогнать сюда свою машину и усадить его туда.
     Выражение нескрываемого отвращения появилось на лице Дель Барки.
     -- Одну секунду, -- сказал он. -- Это вы устроили эту... эту ловушку?
     -- Я  просто узнал  ее, -- сказал  Пул.  -- Достаточно таких повидал во
Вьетнаме.
     Дель Барка удивленно заморгал.
     -- Проволока привязана  к деревьям с обеих  сторон,  -- доложил  усатый
паренек.
     Ваткинс жалобно захныкал.
     -- Давай-ка,  Трэдлз, -- распорядился Дель Барка. -- Подкати  сюда свой
катафалк. Он ближе.
     Трэдлз  мрачно   кивнул  и  начал  спускаться  к  катафалку.   Помощник
отправился за ним.
     -- Я  был здесь на похоронах Стаси Тэлбот, -- объяснил Пул Дель  Барке.
--  Затем  прошел   сюда   взглянуть  на  могилу  сына  и  увидел  человека,
удаляющегося в лес.  Он выглядел настолько странно, что я последовал за ним.
А когда увидел проволоку, заинтересовался им настолько, что решил догнать. А
потом вы стали кричать на меня. А тот парень, скорее всего, просто убежал.
     -- Наверное, на шоссе у него была машина, -- сказал парень с усами.
     Они смотрели, как Трэдлз  подъезжает  к  ним  на  катафалке по узенькой
дорожке. Подъехав настолько близко, насколько это было возможно, он вышел из
машины и стал ждать у двери. Помощник открыл задние дверцы.
     -- Давайте, поднимайте его, -- командовал Дель Барка. -- Ты ведь можешь
стоять, Ваткинс. Ведь тебе все же не отрезало ногу. -- Он  повернул к Майклу
свою  хитрую, подозрительную  физиономию. -- Я собираюсь  сообщить  об  этом
полиции.
     -- Хорошая идея, -- ответил Майкл. -- Пусть проверят весь этот участок.
Но скажите им, чтобы были осторожны.
     Все  молча  наблюдали,  как  огромный  Ваткинс  ковыляет  к  катафалку,
опираясь на своего маленького напарника, морщась и охая при каждом движении.
     --  Вы не  знаете,  как  называются цветы,  которые растут прямо там, в
лесу? -- спросил Майкл у Дель Барки.
     --  Мы не выращиваем цветов, --  Дель Барка  мрачно  улыбнулся.  --  Мы
продаем их.
     -- Большие синие с белым,  --  настаивал Майкл. -- С сильным дурманящим
запахом.
     --  Сорняки, -- сказал  Дель Барка.  --  Если  они вырастают, мы обычно
предоставляем им возможность загнуться самим.
     6
     Вернувшись  в  пустую  квартиру  Конора,  Майкл  выглянул  из  окна  на
Уотер-стрит.  Не то чтобы он ожидал увидеть  Виктора  Спитални, глядящего на
его  окна.  Майкл  прекрасно понимал, что тому  ничего  не  стоит  сделаться
невидимым,  смешавшись  с толпой  туристов, заполняющих Уотер-стрит во время
уик-эндов. Тем не менее Майкл внимательно оглядел толпу. Он предполагал, что
Спитални знает об этой квартире и о том, что Майкл здесь остановился.
     Этот  день  принес  Пулу  много  потрясающих событий. Появление Виктора
Спитални заставило его  на время прервать размышления  о том, что же явилось
ему у могилы сына. Конечно, это была галлюцинация. Стресс, волнение, чувство
вины  -- все  это заставило  его докинуть на время мир реальности.  Чудесный
запах,  который,  как  показалось Майклу, сопровождал  явление  высших  сил,
исходил  на самом деле от диких  лесных цветов. И все-таки это  было  чудом.
Посреди охватившего его горя и боли он вдруг  увидел все кругом как будто бы
в  первый  раз. Каждая частичка всего  сущего  вдруг  напомнила  ему о себе,
поразив  своей весомостью и значимостью, своей силой. Ему очень хотелось  бы
быть в состоянии описать свои переживания кому-нибудь, кто смог бы понять их
и разделить.
     Майкл хотел поговорить об этом с Тимом Андерхиллом.
     Пул  в  последний раз взглянул на  полную  машин и  людей Уотер-стрит и
вернулся в  пустую  комнату. На крючке в  прихожей  он  не обнаружил пиджака
Конора. Майкл подошел к обеденному столу и увидел наконец то, что должен был
заметить, как только вошел.  Это был белый листочек,  вырванный,  видимо, из
блокнота, лежащего в кухне рядом  с телефоном, на котором печатными  буквами
было нацарапано: "МИКИ".
     Пул улыбнулся  и перевернул листочек, чтобы  прочесть послание  Конора:
"Уехал к Эллен провести вместе пару дней.  Надеюсь,  ты понимаешь. Успехов в
Милуоки.  С  приветом.  Конор.  PS.  Ты  ей  понравился.  PPS.  Если  решишь
позвонить,  вот номер телефона".  Дальше  следовал  номер,  начинавшийся  на
двести три.
     Майкл вынул из кармана  игральную карту и  положил ее рядом с запиской.
"У  меня  нет дома". Коко видел  объявления  Биверса.  "Я -- Эстергаз".  Это
доказывает,  что Спитални читал книгу Тима Андерхилла, а также перекликалось
с фразой из объявления: "Мы, которые знают твое настоящее имя". И, возможно,
это  заявление о том, что Спитални решил совершить самоубийство, как  сделал
это Эстергаз. Если  Спитални чувствует себя Эстергазом, значит, он мучается:
как и  Эстергаз, он убивал слишком  часто  и теперь начал осознавать, что он
натворил.  Пулу хотелось верить, что появление Коко на  кладбище было как бы
жестом прощания,  последний взгляд на  человека, которого он знал когда-то в
прошлой  жизни, прежде чем он перережет себе  вены или пустит пулю  в лоб  и
обретет таким образом "жизнь вечную".
     "С начала до конца и обратно" по-прежнему выглядело  запертой дверью  с
кодовым замком, ключ к которому знает только сумасшедший.
     На еще одном листочке, вырванном из  блокнота у  телефона Конора, Майкл
скопировал три  строчки  записки, оставленной ему Коко.  Затем он достал  из
ящика стола крошечный пакетик, который точно подходил по размерам, и засунул
туда карту, а сверху кинул булавочку.
     На другом листочке он написал записку лейтенанту Мэрфи: "Я хотел, чтобы
вы получили  это как  можно скорее. Это  было  приколото к дереву в лесу  за
кладбищем  "Мемориал Парк" в  Уэстерхолме. Коко,  должно быть,  проследил за
мной,  когда я  отправлялся туда на похороны  пациентки. Завтра я уезжаю  из
города и позвоню, когда вернусь. Я держал эту карту только за уголки. Доктор
Майкл Пул".
     Перед тем, как поехать  в аэропорт, он купит конверт и пошлет все это в
адрес участка Мэрфи.
     Затем Майкл набрал телефонный номер "Сайгона", чтобы поговорить с Тимом
Андерхиллом.
     7
     -- Итак, ты сбежал от Гарри?
     -- Просто имело смысл  перебраться сюда,  -- сказал Андерхилл. -- Места
тут  не  так уж много, но  можно  не путаться  под ногами у Гарри и спокойно
продолжать  писать.  -- Последовала пауза.  -- И я вновь рядом с моим другом
Винхом,  что  просто  ошеломило  меня  в первый момент.  Я ведь не  мог даже
сказать с полной  уверенностью, что  он еще жив. А ему удалось выбраться  из
Вьетнама. Он отправился в Париж, там женился, затем переехал сюда, что стало
возможным   благодаря   тому,  что  здесь  уже   обосновались   многие   его
родственники. Жена умерла  при  родах,  и с тех  пор  Винх  один растит свою
девочку, Хелен. Она  -- очаровательный ребенок и сразу привыкла ко мне. Я ей
вроде дядюшки, а  может, скорее, тетушки. Она просто  чудо. Винх приводит ее
сюда почти каждый день.
     -- А Винх разве не живет там с тобой?
     --  Я  живу в маленькой комнатенке за  кухней -- полиция все еще держит
опечатанной квартиру  Тино. Винх переехал туда, где оставлял до этого дочку.
Он чаще всего ночевал там и раньше,  именно поэтому его не  оказалось дома в
ту ночь, когда убили Пумо. Один из сыновей его сестры женился и перебрался в
"Асторию", так что в доме освободилась комната. Как бы то  ни было,  я опять
начал писать и у меня готово уже страниц сто новой книги.
     -- Ты все еще собираешься в Милуоки? -- спросил Майкл.
     --  Больше,  чем когда-либо. Насколько  я понимаю, мы  летим в компании
Мэгги.
     -- Надеюсь, что так.  Но  звоню я вовсе  не по этому  поводу. Мне нужно
кое-что тебе сообщить.
     Майкл рассказал Тиму о встрече с Коко и о том,  как нашел карту, прочел
вслух записку.
     -- Он, наверное,  совсем запутался, -- предположил Андерхилл. -- Что-то
с ним  не  то  происходит. Может,  он пришел в себя  ровно настолько,  чтобы
пожелать прекратить то, что затеял. Возвращение в Америку наверняка было для
него  шоком,  если я могу  судить  по себе. В любом  случае, упоминание Хола
Эстергаза делает поездку в Милуоки еще более интересной.
     Майкл с Тимом договорились встретиться в пол-одиннадцатого в аэропорту.
     Затем  Майкл  позвонил  Конору,  рассказал  ему  о  встрече  с  Коко  и
посоветовал  оставаться  в квартире  Эллен  Войцак, пока  они не вернутся из
Милуоки. Прежде чем  попрощаться,  он дал  Конору телефон отеля,  в  котором
заказал номера для всей компании.
     -- "Форшеймер"? -- переспросил Конор. -- Звучит как марка пива.
     Майкл позвонил в  Уэстерхолм, но Джуди  все еще отказывалась говорить с
ним. Майкл сказал Пэт Колдуэлл, чтобы она включала в саду освещение, которое
он провел туда через год после смерти Робби, и  обязательно вызвать полицию,
если   она   увидит   кого-нибудь   около  дома   или  услышит  какие-нибудь
подозрительные  звуки. Майкл не думал, что Коко  станет преследовать женщин,
но тем не менее считал, что лучше  им быть начеку. Еще он сказал  Пэт, что в
подвале лежит  охотничье  ружье и дал  ей номер "Форшеймера". Пэт  спросила,
имеет ли все это отношение к человеку, которого они разыскивали в Сингапуре.
Майкл ответил, что все не так просто, но она скорее права, чем не права. Да,
он едет  в Милуоки,  чтобы  попытаться  разыскать  этого  человека.  Да,  он
надеется, что все это скоро закончится.
     Повесив  трубку,  Майкл  снова  подошел к окну и  посмотрел  на  толпу,
текущую  между ярко  освещенными ресторанами  и  кафе.  Затем он  вернулся в
комнату и уложил в чемодан смену белья на два дня. Закончив сборы, Майкл еще
раз позвонил в Уэстерхолм. Пэт ответила немедленно.
     -- Ты что сидишь рядом с телефоном? -- спросил Майкл.
     -- Наш последний разговор не вселил в меня бодрости.
     -- Возможно я все несколько преувеличиваю. Этот парень не придет ко мне
домой.  Он вообще не нападает  на женщин, когда  они  одни.  Ему нужны парни
вроде меня и Гарри. Ты включила свет во дворе?
     -- Дом напоминает теперь бензоколонку.
     -- Когда я навешивал эти лампочки, то хотел, чтобы было как можно ярче.
Чтобы негде было спрятаться.
     -- Я понимаю, о чем ты. А соседи никогда не жаловались?
     -- Года два назад я зажигал их каждый вечер, и соседи ни разу ничего не
сказали. Должно быть, деревья хорошо все скрывают. Как Джуди?
     --  Нормально.  Я сказала  ей о нашем разговоре.  Джуди  по-прежнему не
желала разговаривать с Майклом, так что они с Пэт распрощались.
     И в последнюю очередь Майкл позвонил Гарри Биверсу.
     -- Я слушаю, -- ответил тот.
     -- Это Майкл, Гарри.
     -- А, ты... Ну и что у тебя? По-прежнему собираешься ехать?
     -- Завтра утром.
     -- О'кей.  Я просто спросил. Ты слышал об Андерхилле? О том, что он мне
сделал? Этот парень взял  и съехал  отсюда. Ему оказалось недостаточно того,
что  я  предоставил  ему крышу,  содержание, не  совался  в  его  дела.  Ему
недостаточно оказалось того, что он мог здесь в любое время суток стучать на
своей дурацкой  машинке.  Будь осторожнее с этим парнем,  это я тебе говорю.
Ему нельзя доверять. Я думаю...
     -- Остановись, Гарри. Я знаю об этом, но...
     -- Ты знаешь об этом, да? -- в голосе Биверса зазвенел металл.
     -- Да, Гарри.
     -- Кому  и знать, как  не  тебе, правда?  У кого  развязался язык перед
хорошенькой девчонкой? Кто сообщил ей, что известная  нам личность находится
в Нью-Йорке? По-моему, это был не я, а, Майкл? И уверен что не Конор. Кто-то
рассекретил нашу миссию, и боюсь, что это был ты, Майкл.
     -- Мне жаль, что ты такого мнения обо всем этом.
     --  А  мне жаль, что ты сделал то, что сделал. --  Было слышно,  что на
другом конце провода тяжело вздохнули. -- Я  и не надеюсь, что  ты помнишь о
тех вещах, которые я сделал для вас и для нашего общего  дела. Все это время
я только и делаю, что даю, даю, даю, даю. Меня судили за вас, Майкл. Я сидел
в тесной хижине и ждал приговора. Надеюсь, тебе никогда в  жизни не придется
пройти через нечто подобное...
     --  Мне надо  кое-что  сказать  тебе,  --  оборвал  Биверса  Майкл.  Он
рассказал о происшествии на кладбище.
     -- Ты точно видел его? Тебе лучше рассказать мне все, как есть.
     -- Думаю, да.
     --  Ну что  ж,  игра  близится  к концу. Он видел  мои объявления.  Все
работает. Я надеюсь, ты не позвонил Мэрфи, чтобы поделиться информацией?
     -- Нет, -- сказал  Пул, умолчав о том, что собирался послать лейтенанту
найденную им игральную карту.
     -- Думаю, я должен  быть  благодарен тебе и за это. Дай мне название  и
адрес вашего  отеля. Если этот парень собирается ходить за  нами  по пятам и
оставлять записки,  то  очень  скоро появится  что-нибудь  новенькое  и  мне
понадобится с вами связаться.

     Сидя в тесной квартирке Конора,  Пул еще примерно час  или  два пытался
читать, но  чувствовал себя  настолько не в своей  тарелке,  что  в  длинных
предложениях ему стоило большого труда  уловить смысл. В семь часов он вдруг
понял, что голоден и вышел,  чтобы  перекусить. На  улице  Майкл увидел свою
машину, припаркованную около кафе-мороженого, и  вспомнил, что книги Робби о
Варваре  все  еще  лежат в чемодане.  Он пообещал  себе, что  не  забудет на
обратном пути забрать их с собой.
     8
     Майкл пообедал в маленьком  итальянском ресторанчике и снова погрузился
в "Послов". Он думал  о  том, что завтра  они  отправляются  в детство Коко.
Майкл  чувствовал, что  стоит  на пороге  великих  перемен,  к  которым  он,
впрочем,  вполне  готов.   Корпорация   здравоохранения  Нью-Йорка  выделила
специальное пособие в размере пятидесяти тысяч долларов, чтобы они открывали
кабинеты в районах, где люди сильнее всего нуждаются в медицинской помощи. А
потом именно  этим врачам в первую очередь завали  кредит, который надо было
начинать  выплачивать  не  меньше чем через два года.  Два,  три максимум --
четыре дня, думал Пул, и он сможет наконец сойти с моста и отправиться туда,
где в нем действительно нуждаются.
     9
     Когда  Пул, пообедав, вернулся в квартиру Конора, он зажег везде свет и
уселся в кухне на стул, чтобы почитать  до  того  времени, когда  пора будет
ложиться в постель.  Но его все время  мучило чувство,  что  что-то осталось
несделанным, пока он  наконец  не вспомнил,  что забыл захватить  из  машины
детские книжки. Майкл  уже совсем было приготовился  одеть пальто и выйти за
ними, когда, проходя мимо телефона, вспомнил, что не сделал еще одного дела.
     Он  так  и не позвонил  стюардессе,  которая  знала Клемента В. Ирвина,
первую жертву Коко в Америке.  Пул  даже удивился,  что все  еще помнит  имя
этого человека.
     Но как звали стюардессу? Он попытался  вспомнить хотя бы имя стюардессы
с их рейса. Оно должно было  чем-то напоминать его собственное. Мики, Марша,
Микаэла,  Минни,  Мона...  Нет,  скорее  оно похоже на  имя  героинь фильмов
Хичкока. Грейс Келли. Блондинка. Типпи Хедрен, актриса, которая снималась  в
"Птичках". И  тут он вдруг  точно  вспомнил имя девушки,  словно  только что
увидел табличку на ее груди, --  Марни. А  подругу  Марни звали... Лиза.  Он
стал вспоминать фамилию. Как можно было быть настолько глупым и не записать?
Ведь он  же спрашивал ее фамилию. И девушка  назвала ее.  Что-то связанное с
Ирландией. Лиза Дубли. Лиза  Галуэй. Тепло,  тепло. Лиза Ольстер. Лиза Майо,
вспомнил наконец Майкл.
     Он подошел к  телефону  и набрал  номер  справочной  службы  Нью-Йорка.
Конечно же, у нее не было личного номера, чего и следовало ожидать, и Майклу
пришлось  выяснять  телефон  Лизы  Майо через авиакомпанию,  на которую  она
работала. Он  долго ждал у телефона, пока металлический голос не сообщил ему
семь  цифр телефона  Лизы  Майо,  который  Пул  немедленно  набрал,  от души
надеясь, что это была именно та Лиза Майо. А если и та,  то она вполне может
оказаться в данный момент в воздухе за сотни миль от Сан-Франциско.
     Телефон прогудел  четыре, пять  раз, и трубку взяли в тот момент, когда
Майкл уже собирался ее повесить.
     -- Да? -- сказала молодая женщина.
     -- Меня зовут доктор Майкл Пул и я разыскиваю Лизу Майо, подругу Марни.
     -- Марни Ричардсон? А где вы с ней познакомились?
     -- Во время полета из Бангкока.
     --  Марни  сумасшедшая.  Я  со всем  этим  завязала,  когда  уехала  из
Сан-Франциско. Очень мило, что вы позвонили, но...
     -- Извините, -- перебил девушку Майкл. -- Я думаю,  вы неправильно меня
поняли. Я звоню по поводу  человека, которого  убили в  аэропорту около трех
недель назад. Мисс Ричардсон сказала, что вы знали его.
     -- Вы звоните по поводу мистера Ирвина?
     -- Отчасти. Вы видели его в тот раз, перед тем, как он был убит?
     -- Еще  бы. Я вообще видела его по меньшей мере раз  пятнадцать за год.
Он летал туда-сюда чуть ли не столько  же,  сколько я. Я была  в шоке, когда
узнала, что с  ним случилось,  но не могу сказать,  что  мне стало его очень
жалко.  Он вовсе  не  был приятным молодым человеком.  Ой, мне, наверное, не
стоило этого говорить. Но мистер
     Ирвин  не  пользовался  популярностью ни у одного из  экипажей. Он  был
чересчур требователен. Но вас-то почему все это интересует? Вы знали мистера
Ирвина?
     --  Меня интересует в основном человек, который во  время  полета сидел
рядом с мистером Ирвином. Вы не могли бы вспомнить что-нибудь о нем?
     -- О нем? Все это слишком таинственно. Кроме того, мне завтра предстоит
довольно рано встать, а сейчас уже поздно. А вы полицейский?
     От  того,  как девушка произнесла "о нем?",  у  Пула почему-то побежали
мурашки по спине.
     --  Нет, я  не  полицейский,  я  врач, но  я  связан  с  расследованием
обстоятельств смерти мистера Ирвина.
     -- Каким образом?
     -- Это очень долго объяснять.
     -- Ну  что  ж, если вы думаете, что парень, который сидел  рядом, имеет
какое-то отношение к убийству мистера Ирвина, то вы рискуете попасть пальцем
в небо.
     -- Почему?
     -- Потому что он не мог иметь к этому отношение. Не  мог, и все. Я вижу
каждый день столько людей. А этот парень  был таким милым, таким скромным...
Мне  было жаль,  что  ему пришлось  сидеть  рядом  с нашим "Зверем". Так  мы
называли мистера  Ирвина. Сейчас я даже вспоминаю, что он сумел  разговорить
Ирвина, они даже вроде бы заключили какое-то пари или что-то в этом роде.
     -- Вы не помните его имя?
     -- Имя было како-то испанское. Может, Гомес? Или Гортиз. Вот это да!
     У Майкла перехватило дыхание.
     -- Может, Ортиз? Роберто Ортиз?
     Она рассмеялась.
     --  Как  вы узнали? Правильно, именно  так.  Он еще сказал,  чтобы  его
называли Бобби.
     -- Вы не можете вспомнить никаких его особых  примет? О чем он говорил,
как, или что-нибудь необычное?
     -- Странно, но когда  я пытаюсь припомнить,  как  он выглядел, то перед
глазами появляется только какое-то расплывчатое  пятно с улыбкой посередине.
Я  помню,   что  он  очаровал  весь   экипаж.  Но  что  он  говорил...  Хотя
постойте-ка...
     -- Да?
     --  Я вспомнила кое-что странное. Он пел или  я даже не  знаю, как  это
назвать. Не то  чтобы он пел песню со словами,  а  так, мурлыкал себе что-то
под нос.
     -- На что это было похоже?
     --  Это  звучало  немного  странно.  Какая-то  абракадабра.  Может,  на
иностранном   языке?   Что-то   вроде  "помпо-по,   помпо-по,  поло,   поло,
помпо-по..."
     Тело Пула снова покрылось гусиной кожей.
     -- Да, -- сказал он. -- Спасибо вам.
     -- Это то, что вы хотели услышать?
     -- "Помпо-по, помпо-по"... или больше похоже на "рип-э-рип-э-рип-э-ло"?
     -- Очень похоже, -- ответила девушка.
        Часть седьмая
        "МЯСОРУБКА"
        <i>32</i>
        <i>Первая ночь в "Форшеймере"</i>
     1
     -- Я не знаю,  существует ли название для  подобных вещей, --  произнес
Андерхилл.
     Он  сидел возле окна, Майкл рядом с проходом,  а Мэгги между ними.  Они
были в воздухе где-то над Пенсильванией, Огайо или Мичиганом.
     --  Можно  назвать  это ощущением  пика, предела, но это чересчур общее
определение.  Или  можно считать это экстазом, вполне  близкие понятия.  Или
моментом Эмерсона. Ты знаешь статью Эмерсона "Природа". Там он пишет о таком
состоянии, когда человек весь становится как бы огромным глазом: "Я ничто; я
вижу все; частицы Вечного Бытия текут сквозь меня".
     -- Звучит как еще один способ повстречаться со слоном, -- сказала Мэгги
ровным, лишенным выражения голосом. Мужчины рассмеялись.
     -- Вам не следовало так пугаться этого чувства. Когда вы увидели своего
сына, то должны были сразу понять, что что-то в этом роде произойдет.
     -- Но я не видел сына,  --  начал было Пул, но  слова застряли у него в
горле.  Он вовсе  не был  уверен, что хочет рассказать  Мэгги и Андерхиллу о
"Боге",  и  даже  когда  заговорил,  эта неуверенность  не  покинула его. Но
коротенькая фраза Мэгги продолжала эхом отдаваться в его мозгу.
     -- Нет, вы его видели, --  настаивала Мэгги. -- Вы видели, каким  бы он
мог быть,  когда стал бы мужчиной.  Вы видели именно  Робби. -- Мэгги как-то
странно,  почти  вопросительно  взглянула  на  Майкла.   --  Вот  почему  вы
почувствовали такую любовь к тому, кого увидели.
     -- Вас можно нанять прорицательницей? -- спросил Мэгги Андерхилл.
     -- Смотря сколько у вас денег, -- ответила Мэгги все также бесстрастно.
-- Очень дорого  вам обойдется,  если вы хотите, чтобы я продолжала говорить
совершенно очевидные вещи.
     -- Мне нравится думать, что это был ангел.
     -- Мне тоже, -- сказала Мэгги. -- Вполне может быть.
     Несколько секунд все сидели  молча. Майкл понимал,  что Робби никак  не
мог  вырасти в того мужчину,  которого он видел,  скорее  ему  явился  образ
некоего совершенного Робби, того, в котором  расцвели  пышным цветом все его
лучшие качества. Помимо счастья, он испытывал какое-то другое чувство, почти
что восторг, при мысли о том, что он мог дать жизнь мужчине, подобному тому,
которого видел у могилы  сына.  В  каком-то смысле он действительно дал  ему
жизнь Он и никто другой. Мужчина не был галлюцинацией или плодом воображения
-- он  был как  бы произведением Майкла. Майкл  был его автором,  он <i>сочинил</i>
его.
     Он  чувствовал себя так, будто двумя словами Мэгги Ла вернула ему сына.
Потому что, раз он  существует, значит принадлежит Пулу. Этот мужчина -- его
мальчик. Траур Майкла закончен.
     Когда  Майкл  обрел  наконец  способность  говорить,  он  спросил  Тима
Андерхилла,  проводил  ли тот какие-нибудь  специальные  исследования, когда
писал "Расколотого надвое".
     -- Я хочу  сказать, лазил ли ты в путеводители по городу или что-нибудь
в этом роде.
     Мэгги  позволила  себе  издать  какой-то невнятный  звук,  напоминавший
фырканье.
     -- По большинству  американских городов путеводителя  не существует, --
ответил  Тим  на  вопрос  Майкла.  --  Я  просто  вспоминал, что рассказывал
М.О.Денглер.  А  затем  я  дал  волю  воображению  и  остался вполне доволен
проделанной работой.
     -- Другими словами, ты хочешь сказать, что просто сочинил этот город.
     -- Да,  я сочинил  его, --  согласился  Тим. Вид у него  при  этом  был
несколько озадаченный.
     Мэгги Ла подарила Пулу сияющий взгляд и слегка смутила его, похлопав по
колену то ли в знак одобрения сказанного, то ли просто посмеиваясь.
     -- Я  что-то прослушал? -- спросил  Андерхилл,  заметив  этот знак и не
поняв его значения.
     -- Пока что нет, -- ответила Мэгги.
     -- Задумался о Викторе Спитални и его родителях,  -- Тим попытался было
закинуть  ногу  на ногу, но вспомнил, что  для  этого  здесь вряд ли  хватит
места.  -- Представьте, что чувствует большинство родителей,  когда их  дети
исчезают. Вам не  кажется,  что они продолжают твердить себе, что их мальчик
жив,  как  бы  долго  он  ни  отсутствовал?  Но,  думаю,  родители  Спитални
отличаются от большинства.  Вспомните, они  заставляли сына чувствовать себя
сиротой,  взятым  в  дом из  милости.  Если  я правильно  это  понимаю,  они
превратили своего ребенка в Виктора Спитални, которого мы знали, а уже позже
он сам себя превратил в Коко. Так что я уверен, его  мать говорит вслух, что
сын  ее мертв. Она уже знает, что  он убил Денглера. Но, готов спорить,  она
знает также, что он совершал и другие убийства.
     -- Так что же она должна подумать о нас и о том, что мы делаем.
     -- Она может решить, что мы маемся дурью и просто-напросто высмеять нас
в  непринужденной обстановке  за чашкой  чая. Или же может  выйти из  себя и
вышвырнуть нас из дома.
     -- Тогда зачем же мы летим?
     -- Потому  что она может ведь оказаться и честной женщиной, которую Бог
наказал, послав ей сумасшедшего сына. На свете много всяких несчастий, и сын
ее был, возможно,  худшим из них  в ее жизни. В этом случае  она поделится с
нами информацией, которой располагает сама.
     Андерхилл увидел выражение лица Майкла и добавил, что единственное, что
он  точно знает  о Милуоки,  это то,  что  там  будет  градусов на  тридцать
холоднее, чем в Нью-Йорке.
     --  Думаю,  теперь  я поняла,  почему  у них  там немного туристов,  --
сказала Мэгги.
     2
     В час дня Майкл Пул  стоял у окна своего номера в отеле  "Форшеймер"  и
смотрел на то, что было бы четырехполосной дорогой, если бы огромные сугробы
не занимали примерно  половину крайней полосы с каждой стороны. То здесь, то
там виднелись погребенные под снегом машины, а для того, чтобы люди, вылезая
из  машин,  могли  попасть  на тротуар,  в  снежных  заносах  были проделаны
проходы, напоминающие  горные тропы. По  расчищенной части дороги в один ряд
двигались  машины, покрытые замерзшей грязью буро-болотного  цвета. На  углу
Висконсин-авеню призрачным  светом  мерцал зеленый глаз светофора. Было ноль
градусов по Фаренгейту -- примерно как где-нибудь в центре Москвы. Несколько
мужчин и женщин, закутанных в толстые пальто и шубы, двигались в направлении
светофора, который как раз  сменил расплывчатый нимб зеленого цвета на точно
такое же красное пятно, и хотя на перекрестке не показалось ни одной машины,
пешеходы послушно остановились.
     Это  действительно  был именно тот город, который описывал Денглер. Пул
чувствовал себя как москвич,  взглянувший на  родной город свежим  взглядом.
Для него закончился наконец  долгий-предолгий процесс похорон сына.  То, что
осталось  от Робби, было внутри него. Он даже не был уверен, что ему все еще
нужны книжки про Варвара, оставшиеся в багажнике. Мир никогда не будет вновь
единым целым, но когда он вообще был единым целым, этот мир? Горе  его вновь
напомнило о себе,  затем  опять утихло,  и  он действительно смотрел  на все
абсолютно свежим взглядом.
     За  спиной  Майкла  Тим  Андерхилл  и  Мэгги  Ла  смеялись  над чем-то,
рассказанным Тимом.
     Светофор в конце квартала вновь вспыхнул зеленым, а светящийся знак для
пешеходов переключился на "Идите". Пешеходы начали переходить через улицу.

     Мэгги поселили в небольшой одноместный номер  рядом  с тем, где все они
сидели сейчас.  Пул и Андерхилл  положили  свои чемоданы на  две двуспальные
кровати.  Это  была  комната  с  высокими  потолками,  выцветшими  обоями  и
потрепанным ковром на полу, на котором едва угадывался цветочный орнамент, и
зеркалом в стиле рококо в золоченой раме.  На стенах висели огромные картины
девятнадцатого века  с  изображениями собак, виляющих хвостами  над  трупами
окровавленных мертвых крестьян,  и портреты  добродушных  толстых бюргеров в
сюртуках  и  полосатых  атласных жилетах.  Мебель  была старой и облупленной
настолько, что невозможно описать, а размеры комнаты заставляли ее к тому же
теряться, казаться совсем маленькой. Краны и отделка ванной  были латунными,
самая  ванна  стояла, как  лев,  на тяжелых  фарфоровых лапах.  Окна,  через
которые все трое смотрели теперь на улицу, были почти от пола до потолка, на
них  висели  тяжелые  темно-коричневые  занавеси,  которые  задергивались  с
помощью махрящихся  старых  веревок. Пул никогда еще  не видел  гостиничного
номера похожего  на этот. Он подумал, что так, наверное,  выглядят  номера в
лучших  отелях Праги или  Будапешта.  И  что, стоя  у окна  в двадцать футов
высотой, когда за  тобой  такая  огромная, элегантная, хотя  и рассыпающаяся
постепенно комната, недурно  было  бы услышать снаружи конское ржание и звон
колокольчика на санях.
     В  фойе отеля  перед полированной конторкой толпились  одинаково одетые
карлики ростом с папоротники, стоявшие тут же рядом. На клерке были очки без
оправы и бабочка.  Кругом  все было отделано латунью,  на полу лежал толстый
ковер,  кругом сверкали лампы, в свете которых огромные картины,  висящие на
стенах,  отбрасывали  еще  более внушительных размеров тени.  И, конечно же,
перед клерком  не было  компьютера.  Широкая  лестница вела  в  комнату,  на
которой висела табличка "Бэлморал".
     Дальше лестница заворачивала и упиралась в дальний конец фойе, переходя
в  коридор,  который вел  мимо  деревьев в  горшках  и  стеклянных ящиков  с
чучелами звериных голов к тускло освещенному бару.
     --  У меня  такое чувство, -- сказал Пул. -- Будто в двух  шагах отсюда
должна протекать Нева.
     --  И полицейские в медвежьих шапках и кожаных сапогах до колена  ходят
взад-вперед по проспекту, -- подхватил Андерхилл.
     -- И ждут,  когда представится  возможность  схватить  голого человека,
которого мороз выгнал из леса, -- продолжила Мэгги.
     Да,  все  так.  В миле-двух  должен обязательно быть  густой лес, и  по
ночам, открывая окно бального зала, можно услышать вой волков.
     -- Давайте  поищем в телефонной книге,  --  предложил Майкл, отходя  от
окна.
     -- Давайте сначала поищем телефонную книгу, -- сказал Андерхилл.
     Сам  телефон,  старомодная модель с диском, но без обычной  инструкции,
как звонить в прачечную, горничной, консьержке, клерку, и даже без лампочки,
показывающей, что  для вас оставлено  сообщение, стоял на  маленьком столике
возле кровати Пула.
     Мужчины начали открывать один за другим ящички разнообразных  шкафчиков
и  комодиков,  стоящих  вдоль стен. В  одном из  комодов Андерхилл обнаружил
телевизор,  которой  поворачивался  вместе с полкой на шарнирах.  Пул  нашел
гидеоновскую  Библию  и буклет  под  названием "История  отеля  Форшеймер" в
длинном  шкафчике, устланном бумагой  с нарисованными на ней рождественскими
елками.
     Андерхилл  открыл  шкаф, стоящий  между  двух  окон,  и  перед  глазами
удивленных друзей предстали корешки множества книг.
     --  О,  Боже!  --  воскликнул  Тим.  -- Библиотека.  А книги-то  какие!
"Хорошенькая муфточка Китти",  "Ноготь мистера Тикера", "Сожженные поцелуи",
"Исторические жилища Малайского  полуострова". Боже мой! -- Тим снял с полки
засаленную копию  "Расколотого надвое". --  Значит ли это, что я бессмертен,
или только лишь, что я пишу такую же невнятную белиберду?
     --  Все зависит от того,  как человек относится к "Хорошенькой муфточке
Китти", -- сказала Мэгги,  снимая книгу  с полки. -- Может, телефонная книга
где-то здесь?
     Она стала помогать Андерхиллу, просматривая нижнюю часть шкафа.
     -- "Волшебство, легенды, тайны рождения", -- зачитал Андерхилл названия
еще одной книги, снятой с полки.
     Мэгги потянула за скрытый рычаг, и перед ними открылась еще одна полка,
которая как бы выдвинулась  из глубины шкафа. На ней был  серебряный шейкер,
запылившийся и даже затянутый паутиной, ведерко для льда, практически пустая
бутылка  джина,  почти полная  бутылка вермута и  банка по виду  явно тухлых
оливок.
     --  Все  это  стоит  здесь,  наверное,  со  времен  сухого  закона,  --
предположила Мэгги. -- А телефонной книги так нигде и нету.
     Девушка  встала,  пожала   плечами  и  вместе  с  выбранной  ею  книгой
отправилась на диван.
     --  Наша поездка  совсем не похожа  на путешествие  с  Гарри Биверсом и
Конором  Линклейтером,  --  сказал Майкл.  --  Когда  я  спросил  Конора, не
собирается  ли  он передумать  и  отправиться с нами, он ответил, что  знает
лучшие способы расправиться со своим временем.
     Пул снова  взглянул в  окно  и  на сей  раз  увидел,  что сверху падают
крупные хлопья снега.
     -- О чем твоя книга? -- спросил за его спиной Андерхилл.
     -- О пытках, -- ответила Мэгги.
     Пул услышал,  как внизу загудели автомобили,  и подошел  ближе к  окну.
Справа на дороге показались лошадиные головы, затем сами кони, запряженные в
пустой двухколесный экипаж. На козлах сидел полный человек с багровым лицом.
Он  направил экипаж на самую середину улицы, заставив тем самым  большинство
водителей резко дать задний ход.
     -- И моя тоже, -- сказал Андерхилл.  -- Это просто шутка,  Мэгги, Убери
руки.
     --  В твоей  совсем  нет  картинок. А  в  моей  только  они и есть. Пул
отвернулся от окна как раз  в