- Он еще немного поразмышлял над собственными словами и пришел к выводу, что ему удалось высказать разумную мысль. Он опустился ниже облачного слоя. Это будет третий корабль, который он атакует за время полета от большего материка к меньшему. Этих кораблей не меньше, чем всяких паразитов в воде. Самцы с затейливой раскраской тела поступили правильно, обратив на них внимание. С самого начала Раса считала, что передвижения тосевитов по воде не имеют никакого смысла. -- Большие Уроды охотно делают то, что нам бы и в голову не пришло, -- пробормотал себе под нос Теэрц. Чтобы помешать тосевитам использовать морские пути, нужно задействовать много истребителей и потратить немало боеприпасов. А если попытаться полностью их обезвредить, потребуется столько самолетов, что едва ли останется возможность решать при помощи авиации другие задачи. Впрочем, не ему принимать подобные решения. Атаковать корабли -- это совсем не то же самое, что разрушать целые города. Уничтожать военную силу противника -- нормальное занятие для любого самца Расы. Для разнообразия Элифрим отдал ему приказ, который не вызвал у Теэрца внутреннего протеста. Вот он! Листовой металл и дерево, грубый и невзрачный, медленный и приземистый, за ним тянется длинный хвост дыма. Тут можно обойтись без ракет. Теэрц уже использовал все самонаводящиеся бомбы против двух предыдущих целей, но у него остались пушка и обычные бомбы, захваченные в тосевитском арсенале. Их будет достаточно. Размеры корабля стремительно увеличивались. Истребитель Теэрца мчался ему навстречу на небольшой высоте. Компьютер наведения сообщил, что пора сбрасывать бомбы, он нажал кнопку сброса, и истребитель попытался задрать нос, однако Теэрц и автопилот удержали самолет на прежнем курсе. Он видел, как тосевиты забегали по палубе. Снаряды врезались в воду, вздымая эффектные брызги и опережая бомбы. На несколько мгновений корабль пропал из виду. -- Прощайте, Большие Уроды, -- пробормотал Теэрц, вновь набирая высоту для следующего захода. Однако ему не удалось потопить корабль. Радар сообщил ему об этом еще прежде, чем Теэрц увидел вражеское судно. Впрочем, теперь дым валил из нескольких мест. Некоторые Большие Уроды неподвижно лежали на палубе, другие пытались исправить причиненный ущерб. А третьи -- на носу корабля, сквозь клубы дыма, полыхнул огонь -- третьи Большие Уроды стреляли в него! На корабле оказалась зенитная установка, она вела непрерывный огонь по истребителю Теэрца, хотя снаряды уходили довольно далеко в сторону. -- Благодарение Императору! -- сказал Теэрц. Он дал себе слово, что больше в плен не попадет. У него будет малопривлекательный выбор: утонуть или замерзнуть. Теэрц выпустил длинную очередь по тосевитской зенитной установке. Он не сомневался, что ему еще раз удалось повредить вражеский корабль, но совсем не хотел приближаться к нему -- кто знает, может быть, зенитка продолжит стрельбу. Он вновь ушел за облака, чтобы увеличить дальность действия радара. Теэрц с нетерпением ждал того момента, когда сможет приземлиться в месте, которое Большие Уроды называли Флоридой. На военно-воздушной базе в южной Франции, с которой он взлетел, становилось слишком холодно по стандартам Расы. Но во Флориде даже зимой стояла приятная погода, хотя воздух там отличался слишком высокой влажностью -- опять каждое утро придется разглядывать чешую, нет ли где-нибудь плесени. Теэрц проверил запас топлива. Дополнительные заходы при атаках привели к тому, что теперь ему едва хватит водорода, чтобы дотянуть до базы. Все-таки тосевитские океаны невероятно огромны. На такой случай Раса держала в воздухе пару самолетов-заправщиков. Через спутник Теэрц быстро связался с одним из них, и ему пришлось свернуть на север, к точке встречи. Операция требовала полной концентрации. Оставалось только радоваться, что он удержался и не попробовал имбиря; Теэрц знал, каким нетерпеливым и нервным становится под его воздействием. К несчастью, ему было прекрасно известно, каким угрюмым и печальным он делается, когда организм нетерпеливо требует новой порции. По дороге он атаковал еще один корабль. Над водой стелился густой туман, поэтому пришлось ориентироваться исключительно на показания радара. Теэрц увидел тосевитское судно в самый последний момент, но успел выпустить в него еще несколько снарядов из пушки -- в дополнение к бомбам, которые сбросил раньше. Затем он вновь скрылся за облаками. Выше ослепительно синело небо, вода в просветах была такого же цвета, лишь немного более темного оттенка. Тосев-3 вдруг показался Теэрцу прекрасным -- конечно, если тебе нравится синий цвет. Дома он встречается гораздо реже. В настоящем мире, каким представлял его Теэрц, должны доминировать желтый, красный и оранжевый. Синий хорош в качестве соуса, но не основного блюда. Радар обнаружил землю раньше, чем Теэрц ее увидел, -- прибор не обращает внимания на цвет. Теэрц был не самого высокого мнения о местности, к которой приближался. Высокая влажность означала, что все вокруг покрыто пышным слоем нездоровой растительности. Теэрц не слишком любил зеленый цвет, хотя и предпочитал его синему. Лишь песчаные пляжи напоминали ему Родину, но они должны быть широкими полями, а не узкими полосками, граничащими с водой, проникающей всюду. Он вздохнул. Автопилот легко справится с оставшейся частью полета, подумал он и потянулся к имбирю. -- Я хочу, чтобы во время приземления у меня было отличное настроение, -- сказал он, обращаясь к приборному щитку; самолет послушно скользил вдоль морского побережья на юг. Периодически он пролетал над маленькими тосевитскими городами. Во многих бухтах стояли корабли. После приема имбиря Теэрцем обуяло воинственное настроение, но Раса владела этими землями давно, и большинство кораблей имело разрешение на торговлю. Сохранять власть над своими поступками в первые несколько мгновений после приема имбиря всегда непросто -- корабли манили его к себе, словно просили, чтобы он их уничтожил. Но Теэрц уже научился контролировать реальность даже под воздействием имбиря. Теперь он не разрешал растению брать над собой вверх, как бывало когда-то. Радар был привязан к компьютерной карте, где фиксировались названия городов, над которыми он пролетал. До Майами, рядом с которым располагалась посадочная полоса, оставалось совсем немного. Теэрц без труда узнал Майами -- самый крупный город, построенный Большими Уродами в этой части побережья. Он издалека увидел большой порт, где стояли десятки кораблей. Рот Теэрца приоткрылся в характерной "имбирной" усмешке -- он представил себе, какая бы началась паника, если бы он немножко пострелял. Искушение было велико, но Теэрц знал, что удовольствие обойдется ему слишком дорого. А затем у него на глазах весь порт -- точнее, весь город -- превратился в огненный шар. Теэрц знал, что имбирь заставляет самца соображать быстрее. Он резко развернул истребитель, уходя из сферы действия огня. Ему уже доводилось видеть такие чудовищные взрывы. Точно такой же цветок расцвел над городом дойчевитов. Пожалуй, этот шар поменьше, наверное, взрыв произошел на земле, а не в воздухе. Но взрыв ядерной бомбы ни с чем не спутаешь. Воздушная волна ударила по самолету. На несколько страшных мгновений Теэрцу показалось, что истребитель потерял управление. Океан здесь считался теплым, но Теэрцу совсем не хотелось оказаться в воде. К тому же, если Майами взлетел на воздух, кто придет к нему на помощь? Он уже начал готовиться к катапультированию, когда самолет вдруг вновь стал подчиняться его командам. "Какую дозу облучения я получил?" -- гадал Теэрц. Он ведь побывал рядом с двумя атомными взрывами в течение короткого времени. Впрочем, сейчас он ничего изменить не мог. Сейчас необходимо выяснить, уцелела ли посадочная полоса. Он включил передатчик. -- Пилот Теэрц запрашивает воздушную базу южной Флориды. Вы меня слышите? -- Никогда прежде он не задавал этот вопрос, имея в виду его буквальный смысл. К его облегчению, ответ пришел практически сразу, хотя голос оператора заглушали помехи. -- Слышим вас хорошо, пилот Теэрц. Ваш истребитель пострадал от взрыва? Что это?.. Возможно ли?.. Теэрц не винил самца, который не мог произнести вслух роковые слова. Но имбирь сделал его нетерпеливым, сейчас не время для недомолвок. -- Воздушная база, в Майами взорвалась атомная бомба. Города больше не существует. -- Но как они могли?.. -- Самец был явно ошеломлен и не мог поверить Теэрцу. -- Наш радар не засек ни самолетов в воздухе, ни запущенных ракет. Нам удалось изгнать Больших Уродов с полуострова. Они не могли пронести бомбу по земле. Что же остается? Быть может, имбирь действительно обострил восприятие! Теэрца, но он на удивление быстро нашел ответ. -- Значит, бомбу доставили по воде, -- заявил он без малейших колебаний. -- По воде? -- Самец добавил щелчок к вопросительному покашливанию, показывая, что не верит своим ушам. -- Но как?.. -- Понятия не имею. -- Правый глазной бугорок Теэрца повернулся в сторону кошмарной тучи, поднимающейся над Майами. -- Но как-то они сумели. * * * Атвар уже начал ненавидеть рекомендации специалистов по целеуказанию и обсуждение их с Кирелом, когда они решали, какой именно город следует предать огненной смерти. Кирел вызвал на экран карту Соединенных Штатов. -- И вновь наши специалисты рекомендуют взорвать Денвер, благородный адмирал, впрочем, есть еще город ближе к границе. -- Благодаря усилиям Больших Уродов центральная часть материка уже достаточно сильно заражена радиоактивными осадками, -- ответил Атвар. Постоянные повторения катастроф сделали их почти привычными -- и они уже не вызывали прежнего ужаса. После того как тосевиты взорвали первую атомную бомбу, капитаны посчитали, что в этом виновен Атвар. Когда Большие Уроды произвели целую серию атомных взрывов, самцы перестали все валить на Атвара. Они поняли, что началась другая война. -- Хвала Императору, что мы не отложили вторжение на Тосев-3 еще на одно поколение, как советовали некоторые любители урезания бюджета. Даже если бы мы не стали применять атомное оружие, тосевиты успели бы им овладеть. Не исключаю, что нам не удалось бы даже уничтожить Тосев-3, не говоря уже о том, чтобы его покорить. -- Верно, -- согласился Атвар. -- Последняя бомба, как отмечено в докладе, полностью сделана на местном плутонии. Большие Уроды научились производить его самостоятельно. Они бы овладели атомным оружием, даже если бы мы не появились на их ужасной планете. Конечно, если бы мы прибыли на поколение позже, они бы могли начать собственную полномасштабную атомную войну, что облегчило бы нашу задачу. -- Нашу -- да, но не флота колонизации, -- заметил Кирел. -- Если бы Большие Уроды отравили Тосев-3, колонизационный флот мог бы оставаться на орбите до тех пор, пока не удалось бы собрать топливо для обратной дороги, после чего он вернулся бы на Родину. Никто не смог бы их упрекнуть, -- сказал Атвар. -- Но раз уж Большие Уроды не успели испоганить свою планету, мы не имеем права так поступать. Мы знаем допустимые пределы; им они, похоже, неизвестны. -- Мы не раз говорили о том, что наши ограничения очень помогают тосевитам, -- ответил Кирел, который выделил световым пятном второй рекомендуемый объект для атомной бомбардировки. -- Я не понимаю, почему наши специалисты предложили именно это место, недосягаемый командующий флотом. Оно слишком удалено от всего остального. -- Но только в том случае, если смотреть на проблему с точки зрения самца Расы, -- заметил Атвар. -- А для тосевитов это такой же важный транспортный узел, как Чикаго. "И Чикаго они уничтожили сами", -- мысленно добавил Атвар. -- Я вижу, вы решили выбрать самый удаленный объект, -- проговорил Кирел, всем своим видом давая понять, что он бы принял иное решение. "Что ж, пока еще я командую флотом", -- подумал Атвар. Теперь у него были веские основания считать, что Кирелу никогда не занять его места. Когда возникают небольшие кризисы, самцы начинают волноваться; но когда положение становится по-настоящему серьезным, они предпочитают прятаться за спинами действующих командиров. -- Да, я сделал именно такой выбор, -- заявил командующий флотом. -- Очень хорошо, -- ответил Кирел. -- Будет исполнено Мы сбросим бомбу на Пирл-Харбор. * * * Томалсс плохо читал по-китайски. Однако немногие самцы Расы вообще могли разбирать этот чудовищно сложный язык. Отдельно изучать каждый иероглиф, обозначающий новое слово, казалось ему бессмысленной тратой времени. Впрочем, он всегда мог прибегнуть к помощи компьютера. Как Большие Уроды способны запомнить столько разных иероглифов, Томалсс понять не мог. Ему не понадобилось слишком долго размышлять, чтобы расшифровать надпись на листках бумаги, которые ему доставляли из восточной части Китая, занятой Расой. Листочки были наклеены на стенах вокруг тех районов, где произошли взрывы бомб и погибло много самцов. Часть листочков нашли среди вещей тех Больших Уродов, которые не успели взорвать свои бомбы. Тосевитская самка по имени Лю Хань не только хотела получить обратно своего птенца, она присоединилась к китайцам, которые продолжали сопротивляться Расе. Томалсс повернул глазной бугорок в сторону птенца, произведенного Лю Хань. Во-первых, это его требовали вернуть, а во-вторых, Томалсс опасался, как бы птенец не учинил какое-нибудь безобразие. Теперь он умел передвигаться на четвереньках и хватал все, до чего мог дотянуться. После чего засовывал добычу в рот. Ни один из захваченных организаторов шоу не признался, что слышал о Лю Хань. Томалсс сожалел, что имел к ней хоть какое-то отношение. Учитывая, сколько неприятностей доставил ему этот птенец, он бы с удовольствием его вернул -- если бы не научная программа. Ну как можно прекратить эксперимент, когда он наконец начал давать интересные результаты? -- Ну, а что ты скажешь? -- спросил он у птенца, добавив в конце вопросительное покашливание. Птенец повернул голову и посмотрел на него. Томалсс уже столько времени провел с Большими Уродами, что они перестали его смущать. Однако он не переставал удивляться тому, какие они несовершенные -- даже не умеют вращать глазами, как представители Расы. На лице маленького тосевита появилась гримаса, выражавшая дружелюбие: лица у них отличались гораздо большей подвижностью, чем у представителей Расы. Однако Томалсс не считал, что тосевиты хоть в чем-то превосходят Расу -- наоборот, они казались ему страшными уродами. Птенец вновь скорчил гримасу и издал звук, напоминающий вопросительное покашливание. Он уже и прежде так покашливал. Сначала птенец издавал бессмысленные звуки, а потом принимался повторять все, что слышал. Интересно, подходят ли его голосовые связки для языка Расы? Через две или три тысячи лет после покорения Тосев-3 все Большие Уроды будут говорить на языке Расы и станут такими же достойными подданными Империи, как народы Работев-2 и Халесс-1. Многих Больших Уродов природа наградила лингвистическими способностями. Впрочем, в этом нет ничего удивительного -- на Тосев-3 так много различных языков! Но сейчас Томалсса интересовало, как сможет овладеть языком Расы птенец, которого учат с младенчества. Если вернуть птенца Лю Хань, придется начинать эксперимент с самого начала. В лабораторию заглянул Тессрек. -- Наслаждайся обществом своего Маленького Урода, пока можешь, -- заявил он. Честно говоря, Томалсс насладился бы, вышвырнув Тессрека из шлюза без скафандра. -- Птенец находится здесь не для моего удовольствия, -- холодно ответил он. -- Животные нужны нам для изучения, мы не привязываемся к ним, как Большие Уроды. -- Вспомнив свои недавние размышления, он добавил: -- Впрочем, тосевиты не животные. Когда мы завершим покорение Тосев-3, они станут подданными Империи. -- Лучше бы они оказались животными, -- заявил Тессрек. -- Тогда их мир стал бы нашим. Даже если бы они оказались варварами -- помнишь изображение тосевитского воина, которое прислал на Родину зонд? -- Размахивающий ржавой железкой дикарь, который сидит на животном? Такое не забудешь. -- Томалсс вздохнул. Как жаль, что в реальности все оказалось иначе. Впрочем, Томалсс не стал тратить время на размышления о варварском прошлом тосевитов. -- Что ты имел в виду, когда сказал, чтобы я наслаждался птенцом? Мне никто не сказал, что принято решение вернуть его Большим Уродам. -- Насколько мне известно, такого решения никто не принимал, -- признался Тессрек. -- Но разве может быть иначе? Конечно, сейчас глазные бугорки всех представителей Расы вращаются в разные стороны из-за серии взрывов атомных бомб, но рейды китайцев унесли жизни многих толковых самцов. Если возвращение одного птенца даст нам хотя бы небольшую передышку, почему бы не выполнить их требования? -- Тут все не так просто, -- рассудительно проговорил Томалсс. -- Если мы вернем птенца, Большие Уроды решат, что могут выдвигать новые требования. Они должны нас бояться -- а не наоборот. -- Если они нас и боятся, то очень ловко это скрывают, -- заметил Тессрек. -- Теперь, когда у Больших Уродов есть атомное оружие, они могут нанести нам серьезный урон. Возможно, мы будем вынуждены общаться с ними как с равными. -- Чепуха, -- автоматически возразил Томалсс. Раса считала себя выше остальных народов. Да, представители Работев-2 и Халесс-1 имели равные права почти во всех областях жизни, у них сохранилась собственная социальная иерархия, но их миры находились в руках Расы. Впрочем, если подумать, в словах Тессрека есть доля истины. Тосев-3 не покорен. Томалсс полагал, что рано или поздно это свершится, но с каждым днем его надежды становились все более и более призрачными. -- Кроме того, -- продолжал Тессрек, -- многие наши коллеги -- и я с ними совершенно согласен -- заметили, что присутствие маленького тосевита на борту нашего корабля оказывает отрицательное воздействие на экологию. Он ужасно воняет. Многие самцы с удовольствием избавились бы от него по одной этой причине, о чем они не раз говорили. -- Лично я считаю, что такой подход пахнет еще хуже, чем тосевиты, -- ответил Томалсс. Он постарался скрыть охвативший его страх. Если все остальные исследователи и психологи объединятся против эксперимента, он будет закрыт, несмотря на его очевидную важность. Нечестно, но птенец проклевывается с той стороны яйца, где ему удобнее. "Хм, -- задумался Томалсс, -- какое влияние на исследования Больших Уродов оказывают личные отношения?" Наверное, никакого. В противном случае, как им удалось преодолеть такой огромный путь от варварства до атомного оружия -- ведь Раса объединилась задолго до того, как Большие Уроды вообще возникли. Сама мысль о том, что тосевиты в некотором смысле превосходят Расу, вызывала возмущение. Томалсс старательно искал, но нигде не находил логических ошибок. -- Пока я не получу прямого приказа, я буду продолжать эксперимент в его нынешней форме. В любом случае я не отдам птенца на милость Больших Уродов, если не будет принято соответствующее решение на самом верху. К тому же многие меня поддерживают. Моя работа необходима для разработки принципов общения с тосевитами. Мы изучаем их сексуальность и ее влияние на остальные аспекты жизни. Если эксперимент будет прекращен, мы потеряем несколько перспективных направлений исследования. -- А тебе придется отправиться на поверхность Тосев-3, -- злорадно заявил Тессрек. -- Ну, я уже не раз бывал на планете, -- парировал Томалсс. И хотя он без особого энтузиазма относился к Тосев-3 и Большим Уродам, он добавил: -- Некоторые самцы считают, что исследования можно проводить только в стерильных условиях; они не понимают, как важно изучить среду обитания тосевитов. Результаты, полученные в лабораториях, не отражают реальности в полной мере. -- А некоторые самцы получают удовольствие, наступая на куски экскрементов, -- очевидно, им нравится очищать ноги от кала. -- Тессрек обратил глазные бугорки в сторону тосевитского птенца. -- А другие самцы, должен добавить, не имеют никаких оснований смеяться над работой своих товарищей, когда сами уютно устроились в лаборатории на борту корабля. -- Условия моего эксперимента требуют, чтобы я находился здесь, -- сердито ответил Томалсс. -- Я пытаюсь выяснить, насколько Большие Уроды способны адаптироваться к нашей системе ценностей, если они будут жить среди нас с самого детства. Я привез сюда птенца, чтобы лишить его контактов с другими Большими Уродами. На поверхности Тосев-3 добиться этого практически невозможно. -- В результате ты вынудил _нас_ вступить в контакт с ароматами этого жалкого маленького существа, -- сказал Тессрек. -- Система очистки рассчитана на _наши_ запахи, так что нам приходится постоянно мириться с его отвратительной вонью. -- И он добавил утвердительное покашливание. Птенец тут же издал звук, который при желании можно было назвать утвердительным покашливанием. Возможно, звук получился даже более чистым, чем предполагал Томалсс, поскольку Тессрек тут же обратил глазные бугорки на маленького тосевита, а затем повернулся к нему спиной, словно отказываясь поверить в то, что услышал. -- Вот видишь! -- торжествующе воскликнул Томалсс. -- Птенец, несмотря на все свои недостатки, готов приспособиться к нашим обычаям, даже на ранних стадиях своего развития. -- Он просто издал серию громких неприятных звуков, -- не сдавался Тессрек. -- Абсолютно бессмысленных. -- И чтобы подчеркнуть свою мысль, кашлянул. Томалсс с беспокойством посмотрел на птенца. Даже он не всегда понимал смысл звуков, которые издавал его подопечный. Только изучая птенцов такого же возраста, он мог бы сделать обоснованные выводы. Однако он бы с радостью отдал все, что заработал за очередной период, только чтобы птенец издал утвердительное покашливание. Томалсс ни на что не рассчитывал, но тут -- как раз в тот момент, когда он расстался с последними надеждами, -- маленький тосевит кашлянул. И получилось у него весьма недурно! -- Совпадение, -- изрек Тессрек, прежде чем Томалсс успел открыть рот. Однако Тессрек воздержался от третьего утвердительного, покашливания. -- Вовсе нет, -- Возразил Томалсс. -- Именно так Большие Уроды учатся языку. Поскольку птенец общается только с нами, а мы являемся носителями языка, он имитирует звуки, которые слышит. Пройдет некоторое время, и он научится увязывать звуки со смыслом -- иными словами, овладеет речью. -- Большие Уроды даже на своем языке не умеют говорить внятно, -- высокомерно сказал Тессрек. Однако он не стал продолжать спор с Томалссом -- очевидно, признал его правоту. -- Поскольку идет постоянная видео- и аудиозапись того, что происходит в этом помещении, я хочу поблагодарить тебя за вклад, который ты внес в мою работу. Тессрек прошипел какую-то гадость и стремительно удалился. Томалсс приоткрыл рот -- он смеялся, сегодня его победа не вызывала сомнений. Тосевитский птенец издал звук, который заменял ему смех. Иногда звуки, не похожие на речь Расы, ужасно раздражали Томалсса. Теперь же он засмеялся еще сильнее. Птенец понял его чувства и разделял их. Чтобы зафиксировать достигнутый результат, Томалсс добавил: -- Растущий уровень взаимных контактов требует новых серьезных исследований. -- Неожиданно для себя он с теплотой посмотрел на маленького тосевита. -- Пусть только попробуют тебя забрать. Ты представляешь слишком большую ценность, чтобы мы могли вернуть тебя Большим Уродам. Глава 20 Йенс Ларссен выглянул в окошко фермерского домика, в котором скрывался несколько дней. Большую часть времени, проведенного здесь, он наблюдал за отрядом, прочесывающим местность. Рано или поздно они уйдут. -- Им меня не поймать, -- пробормотал он. -- Я слишком умен для них. И не позволю себя обнаружить. Он не сомневался, что сумеет оторваться от погони, преследовавшей его от самого Денвера, и выйти на территорию, которую контролируют ящеры. Однако проблема оказалась более сложной. Выяснилось, что его ждут на востоке. И Ларссен не забыл о телеграфе и телефоне (даже если они не работают, зачем рисковать), а также о радиосвязи и почтовых голубях. Поэтому он ждал, когда его перестанут искать. Пройдет еще несколько дней, или даже недель, и они решат, что он замерз в горах во время метели или сумел проскользнуть мимо постов. Наконец нельзя исключать, что военные действия обострятся, и людям станет не до него. Тогда он вновь пустится в дорогу. Ему казалось, что это время уже почти пришло. Он рассмеялся. -- Им меня не поймать, -- повторил Ларссен. -- Черт побери, они были в доме, но им не пришло в голову, что я здесь прячусь. Ларссен повел себя умно. Конечно, всем известно, что физики обладают высоким интеллектом. Он выбрал домик с подвалом. Всякий раз, когда к дому кто-то направлялся, он прятался внизу. Ему удалось даже накрыть ковриком люк, ведущий в подвал. Не раз тяжелые сапоги солдат стучали по полу у него над головой, но ни один из них не догадался, что он сидит в темноте, положив палец на спусковой крючок "Спрингфилда". Йенс снова рассмеялся. У солдат не хватило ума заглянуть себе под ноги. Ничего другого Ларссен от них и не ждал -- и не ошибся. -- Я почти всегда прав, -- заметил он. -- Если бы эти глупцы меня послушали... -- Он покачал головой. Они не слушали. А вот ящеры не пренебрегут его мнением. Люди, построившие дом, не были физиками, но казались довольно умными. Однако они куда-то исчезли -- значит, им не удалось спастись от ящеров. Или просто не повезло. Так или иначе, они исчезли. Однако подвал остался, причем забитый продуктами, которых хватит, чтобы прокормить целый взвод в течение месяца. Во всяком случае, так показалось Йенсу. Говядина, свинина, курятина, овощи... Сада с фруктовыми деревьями не было, и Ларссену не хватало сладкого, пока он не отыскал здоровенную банку с пудингом из тапиоки. Очевидно, хозяйка дома сделала слишком большую порцию лакомства, а остатки отправила в погреб. Он ел пудинг до тех пор, пока его не затошнило. Ларссен отыскал здесь даже сигареты, но не стал курить, чтобы его не выдал запах. Вот когда он вновь окажется на дороге -- тогда другое дело. Он с нетерпением ждал этого момента, хотя и помнил, что когда начинал курить после большого перерыва, на него нападал кашель -- как на Тома Сойера, которому Гек Финн предложил первую трубку. Йенс подошел к окну, выходящему на поля и сороковое шоссе. Снова пошел снег, не сильный, как во времена его детства в Миннесоте, но такой густой, что видимость существенно ухудшилась. В некотором смысле снегопад был вреден, поскольку он мог не заметить, если кто-нибудь подойдет к дому. Впрочем, сейчас Ларссен не ощущал опасности. Шоссе оставалось пустым с тех пор, как поисковый отряд три дня назад осмотрел дом. Кстати, снегопад мог сыграть и на руку Ларссену -- при такой слабой видимости его будет трудно заметить, а тем более узнать. -- Ну, похоже, пришло время двигаться дальше, -- сказал Йенс. Он находился неподалеку от Лимона. А там до границы рукой подать. Ему снова придется соблюдать осторожность: на границе много американских солдат. Но если он правильно понимает, их гораздо больше будут занимать ящеры, чем Йенс Ларссен. Он был уверен, что рассчитал все правильно. Ну, не мог он больше ошибаться. Да, один промах он совершил: сбежать следовало гораздо раньше. Ларссен спустился в подземное убежище и вытащил свой велосипед. Выехав на шоссе, он сразу закурит сигарету. Наверное, его затошнит, но он вновь почувствует замечательный вкус табака. * * * Русецкому уже приходилось бывать похороненным заживо, сначала в подземном бункере в Варшаве, а потом в подводной лодке, которая перевезла их из Польши в Англию. Из чего вовсе не следовало, что Мойше это нравилось. Впрочем, выбирать не приходилось. Светловолосый морской офицер по фамилии Стэнсфилд командовал военным кораблем "Морская нимфа". -- Добро пожаловать на борт, -- сказал он, когда Мойше, Ривка и Рейвен перешли на его корабль с грузового судна, на которое сели в Англии. Это было где-то на побережье Португалии или Испании. -- Могу спорить, что вы мечтаете погрузиться под воду. Как и многие другие военные, с которыми Мойше приходилось встречаться, -- поляки, нацисты, англичане и даже ящеры, -- он до неприличия небрежно говорил о своей профессии. Может быть, без этого военным не удавалось привыкнуть к постоянной опасности. -- Да, -- коротко ответил Мойше, решив, что не стоит вдаваться в подробности. Когда англичане решили отправить его вместе с семьей в Палестину, все казалось очень просто: ящеры довольно редко атаковали корабли. Но затем американцы взорвали одну за другой две атомные бомбы, сначала в Чикаго, затем в Майами. Когда Мойше думал о Чикаго, он сразу вспоминал о гангстерах. О Майами он и вовсе ничего не знал. Теперь уже не имело значения, что он думал об этих городах. Очевидно, ящеры решили, что корабли каким-то образом связаны со взрывами атомных бомб, поскольку принялись с упорством, достойным лучшего применения, уничтожать все морские суда, которые попадались им на глаза Мойше не мог сосчитать, сколько раз он поднимал голову к небу, пока они плыли из Англии в Испанию. Правда, он довольно быстро сообразил, что это совершенно бесполезное занятие. Ну, заметит он самолеты ящеров, и что изменится? Однако он продолжал задирать голову вверх. Сначала путешествие на "Морской нимфе" показалось ему безопасным. Под водой им не только не угрожали ящеры, но отсутствовало и волнение, доставлявшее ему и Ривке с Рейвеном немало неприятностей. На больших глубинах было совершенно спокойно. Отсутствие волнения облегчало жизнь всем, поскольку в узких проходах было полно труб и торчащих в разные стороны металлических предметов, не говоря уже о краях огромных люков, при помощи которых одно помещение герметически отделялось от другого. Приходилось постоянно беречь голову, плечи и ноги. Мойше считал, что все это следовало спрятать под обшивкой -- явная недоработка конструктора, который, наверное, имел не самую высокую квалификацию. Интересно, почему? На своем не слишком уверенном английском он спросил об этом у капитана Стэнсфидда. Офицер удивленно заморгал и пожал плечами. -- Будь я проклят, если знаю ответ на ваш вопрос. Наверное, все дело в том, что подлодки строились в такой ужасной спешке, что инженеры думали только об одном: как бы побыстрее отправить корабль в плавание. Пройдет пара поколений, и в подводных лодках станет гораздо приятнее жить. Впрочем, говорят, что по сравнению с лодками времен прошлой войны наши корабли -- настоящий рай для моряков. Русецки не мог себе представить, что райские кущи могут произрастать в узкой вонючей и шумной трубе, освещенной тусклыми оранжевыми лампами. Уж скорее это христианский ад. Если нынешнее положение вещей является существенным улучшением, остается только пожалеть матросов, которые служили на таких лодках со времен рождения подводного флота. Мойше с семьей разместили в каюте одного из старших офицеров. Даже по чудовищным стандартам варшавского гетто здесь было тесновато для одного человека, а уж втроем... Впрочем, по сравнению с кубриками простых матросов, чьи койки громоздились в три этажа, их каюта казалась недостижимой роскошью. Подвешенное на проволоке одеяло создавало иллюзию уединения. -- Когда мы плыли из Польши в Англию, -- сказала на идиш Ривка, -- я боялась, что буду единственной женщиной на корабле, полном матросов. Теперь это меня не пугает. Они совсем не похожи на нацистов и не пытаются воспользоваться нашей беспомощностью. Мойше задумался, а потом сказал: -- Мы на одной стороне с англичанами, а для нацистов мы были хорошей дичью, на которую разрешили охоту. -- Что значит "хорошая дичь"? -- спросил Рейвен. Он помнил гетто, где голодал и всего боялся, но с тех пор прошел почти год. В жизни маленького мальчика это большой срок. Его шрамы успели зарубцеваться. Как жаль, что страшные воспоминания у взрослых не стираются с такой же легкостью. После пребывания под водой в течение целого дня -- заметим, когда ты находишься в темном тесном месте, время подчиняется своим собственным законам -- "Морская нимфа" всплыла. Открылись люки, чтобы впустить внутрь свежий воздух и яркий солнечный свет, который тут же проник в сумрачные помещения подлодки. Никогда зимнее солнце Варшавы или Лондона не казалось Мойше таким ослепительным. -- Мы войдем в Гибралтар, чтобы поменять батареи и взять свежие продукты, -- сказал капитан Стэнсфилд Мойше. -- Потом вновь совершим погружение и под водой пойдем в Средиземное море на встречу с судном, которое доставит вас в Палестину. -- Он нахмурился. -- Во всяком случае, таков исходный план. К сожалению, в Средиземном море ощущается заметное присутствие ящеров. Если их авиация столь же активно атакует корабли, как и в океане... -- Что мы будем делать тогда? -- спросил Мойше. Стэнсфилд состроил гримасу. -- Я точно не знаю. Вероятно, ваша миссия имеет большое значение: в противном случае в ней не было бы задействовано такое количество людей и ресурсов. Однако у меня нет ни топлива, ни припасов для длительного путешествия, и сейчас никто не знает, удастся ли нам добыть все необходимое. Возможно, ситуация прояснится после того, как я свяжусь с командованием в Лондоне. Будем надеяться, что до худшего не дойдет. -- Да, -- кивнул Мойше, -- всегда следует рассчитывать на лучшее. Они с Ривкой и Рейвеном погуляли по палубе "Морской нимфы", пока шла заправка топливом и продовольствием. Зимнее солнце жарило здесь изо всех сил, и бледная кожа очень быстро начала розоветь. Немцы и итальянцы бомбили Гибралтар еще в те времена, когда в войне участвовали только люди. Затем пришел черед ящеров, которые все делали намного эффективнее. Тем не менее порт остался в руках англичан. Здесь не было мощных военных кораблей, но Мойше заметил еще две подводные лодки. Одна заметно отличалась от "Морской нимфы". Возможно, ее строили не англичане. Неужели ось Берлин -- Рим использовала порт, который пыталась уничтожить? Когда команда лодки задраила люки у них над головой, Мойше ощутил укол в сердце -- ему вдруг показалось, что невидимая сила тащит его в темную пещеру. После яркого средиземноморского солнца тусклые лампы подействовали на Русецкого особенно угнетающе. Однако через два часа он снова привык к их оранжевому свету. Время медленно ползло вперед. Матросы либо спали, либо несли боевое дежурство. Мойше также старался побольше спать, поскольку не мог придумать себе никакого полезного занятия. Еще никогда в жизни он не испытывал такой скуки. Даже в бункере, под полом варшавской квартиры, он мог заниматься любовью с Ривкой. Здесь это было невозможно. Много времени отнимала возня с Рейвеном. Его сын также скучал и никак не мог понять, почему нельзя выйти в коридор и посмотреть, что делают матросы. -- Так нечестно! -- снова и снова повторял он. Вероятно, он был прав, но выпустить мальчика из каюты Мойше не мог. "Морская нимфа" плыла на восток, отрезанная от остального мира. "Похоже ли путешествие между мирами на космических кораблях ящеров на то, что происходит сейчас с нами?" -- гадал Мойше. Он понимал, что ящерам приходится проводить в своих кораблях гораздо больше времени. Когда субмарина вновь поднялась на поверхность, вокруг царила ночь. Ящеров опасаться не приходилось, но пересадка в темноте оказалась непростым делом. -- С таким же успехом можно искать черную кошку в подвале с углем в полночь, -- проворчал капитан Стэнсфилд. -- Я уже не говорю о том, что кошки там, вполне возможно, и нет. -- Насколько точно вы можете определить местонахождение корабля под водой? -- спросил Русецки. -- Лодки, -- рассеянно поправил его Стэнсфилд. -- Конечно, задача довольно трудная. Если мы в нескольких милях от цели, то с тем же успехом можем быть и в Колорадо. -- Он улыбнулся, словно вспомнил старую шутку. Однако Мойше не понял ее смысла. Стэнсфилд продолжал: -- Ночь сегодня выдалась ясная. Мы можем узнать наше положение по звездам и переместиться в нужном направлении. Но очень скоро рассветет -- мы находимся заметно южнее, и ночь кончается раньше, чем в британских водах, -- мне совсем не хочется, чтобы нас засекли. -- Да, я понимаю, -- кивнул Мойше. -- Вы можете доплыть обратно до Гибралтара под водой? -- Мы воспользуемся дизельным двигателем, чтобы подзарядить аккумуляторы, -- ответил капитан субмарины. Далеко не сразу Русецки понял, что Стэнсфилд не дал полного ответа. "Морская нимфа" подвергалась серьезной опасности, доставляя Мойше и его семью на место встречи. Стэнсфилд достал секстант, и тут из боевой рубки вышел матрос и сказал: -- Сэр, мы засекли корабль в полумиле по правому борту. Похоже, они нас не заметили. Это то судно, которое мы ищем? -- Вряд ли здесь будет болтаться другой корабль, -- ответил Стэнсфилд. -- А если и так, они все равно никому про нас не расскажут. Мы об этом позаботимся. Мойше не сразу понял, что имеет в виду Стэнсфилд. Капитан был военным человеком -- и совершенно спокойно говорил о необходимости убивать людей. "Морская нимфа" почти бесшумно заскользила навстречу другому кораблю. Мойше хотелось выйти на палубу, но он понимал, что будет только путаться у матросов под ногами, в точности как Рейвен. Мойше не любил, когда за него решали его судьбу -- это случалось слишком часто. Послышался стук шагов по ступенькам железной лестницы, ведущей в боевую рубку. -- Сэр, мадам, капитан просит вас собрать вещи и пройти со мной, -- сказал матрос. Речь матроса была не слишком чистой, но это не смутило Мойше, который и сам говорил с ошибками. Они с Ривкой подхватили свой скромный багаж и, пропустив Рейве-на вперед, начали подниматься вверх по лестнице. Мойше вглядывался в темноту. Грузовой пароход покачивался на волнах совсем рядом с "Морской нимфой". Даже в темноте Мойше разглядел, какой он старый и грязный. Подошел капитан Стэнсфилд и показал на стоящее рядом судно. -- Это "Накос", -- сказал он. -- Он отвезет вас на Святую Землю. Удачи вам. -- Он протянул руку, и Мойше пожал ее. Зазвенели цепи, и с "Наксоса" спустили шлюпку. Мойше помог жене и сыну забраться в нее, затем перебросил вещи и сел сам. Один из матросов на веслах что-то сказал на не знакомом Мойше языке. К его удивлению, Рейвен ответил. Матрос удивленно посмотрел на мальчика и расхохотался. -- Это какой язык? Когда ты успел его выучить? -- спросил на идиш у сына Мойше. -- Что значит, какой язык? -- ответил Рейвен тоже на идиш. -- Матрос сказал те же слова, которые говорили близнецы Стефанопулос, и я ему ответил. Мне нравилось с ними играть, хотя они и не евреи. -- Он выучил греческий, -- с укором сказал Мойше Ривке, но уже в следующую минуту рассмеялся. -- Интересно, успели ли близнецы Стефанопулос продемонстрировать матери знание идиш? -- Да, они пользуются моими словами, папа, -- сказал Рейвен. -- В этом нет ничего плохого, правда? -- Мальчик встревожился, не выдал ли он своим друзьям какую-то тайну; в гетто быстро узнаешь, что болтать опасно. -- Все в порядке, -- успокоил сына Мойше. -- Более того, я горжусь тобой. Ты быстро выучил слова чужого языка. -- Он почесал в затылке. -- Надеюсь, что не только ты сможешь объясняться с матросами. Когда они поднялись на палубу "Наксоса", капитан испробовал