я, пронизанная серебром борода не добавляла патриарху величия, беспорядочно спускаясь на грудь, она скрывала вышитый жемчугом воротник. Слева от Императора стояла Алипия Гавра, одетая настолько скромно, насколько это позволял протокол церемонии. Скаурус не видел ее уже больше двух недель с той памятной встречи в дворцовом парке; дважды он просил об аудиенции и дважды не получал никакого ответа. Он почти боялся встретиться с принцессой глазами, но та кивнула ему. Комитта Рангаве, не имевшая официального статуса жены, вынуждена была стоять в толпе придворных у длинной колоннады Тронного зала. В этом море жирных лиц ее худое, хищно-красивое лицо выделялось, как голова сокола среди стаи голубей. Увидев римлянина, она быстро метнула взгляд в сторону, желая отыскать Виридовикса, и Марк порадовался, что того нет рядом. Легкий шум ожидания наполнял зал. Великие ворота, закрытые после того как придворные собрались, медленно раскрылись, и в проеме показался высокий мужчина. Его силуэт четко вырисовывался на фоне яркого солнечного света, хлынувшего в зал из парка. Широкие уверенные шаги его казались неуместными здесь, чуждыми этому залу, привыкшему к мягкой поступи чиновников и скользящей походке евнухов. Тарон Леймокер был одет в чистую одежду, висевшую на нем, как на вешалке: за время заключения он сильно похудел. Несколько дней свободы не успели еще согнать с лица бывшего адмирала серую бледность, появившуюся за долгие месяцы вдали от солнечного света. Чисто вымытые волосы и борода все еще не были подстрижены. Скаурус слыхал, что он отказался от услуг цирюльника, заявив: "Пусть Гаврас увидит меня таким, каким я был". Больше, насколько знал трибун, Леймокеру пока ни от чего отказываться не пришлось - ни одного соглашения заключено не было. Бывший адмирал подошел к императорскому трону, остановился и взглянул прямо в лицо Туризину. При видессианском дворе, где этикет имел такое огромное значение, подобный взгляд был верхом грубости. Марк услышал, как в абсолютной тишине трещат факелы. Затем медленно, исполненный достоинства, Леймокер распростерся перед своим сувереном. - Поднимись, поднимись, - нетерпеливо сказал Туризин. В этом тоже было грубейшее нарушение этикета - для таких случаев существовали определенные, заранее предписанные формулы, и пренебрежение ими повергло придворных в отчаяние. Леймокер поднялся. Император заговорил, и каждое слово отдавало привкусом горечи: - Я снимаю с тебя обвинение в заговоре против нашей особы. Все твои имения, состояние и права снова возвращаются тебе. В толпе придворных послышался глубокий вздох. Леймокер снова начал опускаться на колени, но Туризин остановил его движением руки. - Надеюсь, мы придем к соглашению, - начал он, скорее как торговец, приступающий к заключению трудной сделки, чем как Автократор видессиан; Леймокер подался вперед. - Что ты скажешь о том, чтобы поступить ко мне на службу в качестве дрангариоса моего флота и выступить против Бурафоса и Ономагулоса? Марк отметил про себя, что императорское "мы" тут же исчезло из речи Туризина. - Почему же к тебе, а не к ним? Тюрьма не отучила Леймокера от его прямоты. Придворные отшатнулись, услышав столь ясную и смелую речь, болезненно резанувшую их слух. Но Император казался довольным, и ответ его был таким же прямым: - Потому что я не тот человек, который нанимает на службу убийц. - Нет, вместо этого ты бросаешь невинных людей в тюрьму. Толстый церемониймейстер, стоящий среди высших придворных, побелел и, казалось, был близок к обмороку. Туризин сидел с каменным, непроницаемым лицом и, скрестив руки на груди, ждал окончательного ответа. Наконец Леймокер склонил голову, спутанные светлые волосы закрыли его лицо. - Великолепно! - выдохнул Туризин. Теперь он был похож на игрока, выбросившего "солнца". Он кивнул Бальзамону. - Патриарх благословит твою клятву верности. Он едва не замурлыкал: для такого религиозного человека, как Тарон Леймокер, подобная клятва была бы крепче, чем железные кандалы. Бальзамон шагнул вперед и вытащил из кармана своего широкого плаща маленькую книгу священного писания Фоса. Но дрангариос отмахнулся от него; голос моряка, привыкший перекрикивать шум ветра, заполнил зал: - Нет, Гаврас, я не стану присягать тебе. На мгновение все замерли. Взгляд Императора стал жестким и холодным. - А что же тогда, Леймокер? - спросил он, и голос его звучал опасно. - Ты думаешь, мне хватит одного твоего согласия? В тоне Туризина слышалась насмешка, но адмирал ответил ему вполне серьезно: - Да, клянусь Фосом, иначе чего же стоит твое прощение? Я буду служить тебе, я буду твоим человеком, но не твоей собакой. Если ты не доверяешь мне, не застегнув на моей шее ошейник с шипами клятвы, тогда лучше брось меня назад в тюрьму и прокляни навеки. Леймокер замолчал, ожидая решения Гавраса. Его гордость доказывала, что он будет считать себя правым независимо от того, какой выбор сделает Император. Краска залила лицо Туризина. Руки его телохранителей сжались на копьях. Были Автократоры, которые ответили бы на подобный вызов приказом немедленно казнить обидчика, за долгие годы Бальзамон повидал немало подобных примеров. - Ваше Величество, позвольте мне... - быстро сказал патриарх просящим тоном. - Нет, - ответил Туризин, и Марк в который уже раз убедился, насколько велика в этом зале власть формальностей. В личных покоях Бальзамон закатил бы глаза и пустился в спор, здесь же он поклонился и замолчал. Только Леймокер оставался спокойным - он черпал силы в воспоминании о том, что уже вынес. Император все еще был недоволен, но уважение к смелости и прямоте адмирала вытеснило гнев. - Хорошо, будь по-твоему. Он не стал тратить времени на угрозы или предупреждения, которые ничего не значили для Леймокера. Адмирал, такой же быстрый, как и Гаврас, поклонился, намереваясь покинуть зал. - Куда это ты так скоро? - остановил его Туризин, и подозрительные нотки вновь послышались в его голосе. - К докам, разумеется. Где же еще должен находиться твой дрангариос? Леймокер не обернулся и даже не замедлил шага. Если бы он мог, то хлопнул бы Великими воротами, уходя из зала, подумал Скаурус. Оба они - адмирал и Император, - одинаково упрямые, сумели перевернуть видессианские церемонии с ног на голову. Выходя из Тронного зала, придворные сокрушенно качали головами, вспоминая сцены, проходившие куда более гладко. - Задержись, - велел Туризин Марку, когда тот уже собрался уходить. - У меня есть дело для тебя. - Да, повелитель? - Можешь не таращить на меня свои невинные голубые глаза, - зарычал Император. - Если они и очаровывают девок, то на меня все равно не подействуют. Марк увидел, что Алипия Гавра дернула уголком рта и отвернулась. - Ты больше всех настаивал на том, чтобы этот белобрысый ханжа был выпущен на свободу. Теперь гляди за ним в оба. Если он начнет хотя бы дышать тяжелее обычного, я должен об этом знать. Понял? - Да. - Римлянин ожидал подобного приказа. - Только "да"? - Император пронзил его яростным взглядом, но момент был упущен, и ему не удалось выместить на Скаурусе свой гнев. - Ладно, убирайся отсюда. Марк шел к казарме легионеров, когда его остановила Алипия Гавра. - Я хочу попросить у тебя прощения. С моей стороны было некрасиво делать вид, будто я не получала твоих просьб об аудиенции. - Ситуация была довольно необычной, - ответил трибун. Он не мог разговаривать так свободно, как бы ему хотелось. На дороге было много людей и некоторые уже оборачивались, видя капитана наемников, гуляющего рядом с племянницей Автократора видессиан. - Это самое меньшее, что можно сказать. - Алипия тоже старалась говорить двусмысленными фразами, и Марк подумал, что скорее всего она специально решилась побеседовать с ним на людях, в официальной обстановке. - Я надеюсь, - сказал он, тщательно подбирая слова, - что вы не думаете, будто я... м-м... использовал ситуацию в корыстных целях. Принцесса внимательно посмотрела на него. - Офицер нашел бы в ней немало выгод и преимуществ. Но я умею угадывать в людях фальшь и не думаю, чтобы ты был корыстолюбивым человеком. - Она опустила голову и тут же вновь поглядела на трибуна. - А как насчет твоего маленького сына? И семьи, которую ты создал с тех пор, как прибыл в Видессос? На пиру ты выглядел вполне счастливым со своей дамой. Скаурус прикусил губу. Ему было неприятно слышать, как девушка повторяет его собственные мысли. - И вы говорите, что не видите меня насквозь! - воскликнул он в полном замешательстве. Алипия улыбнулась и сделала движение, словно собираясь взять трибуна за руку, но, вспомнив о том, где они находятся, остановилась. - Если бы все эти мысли не были у тебя в голове, чтобы их можно было прочитать, - мягко сказала она, - то ситуация эта... м-м-м... никогда бы и не возникла. Они подошли к развилке дороги. - Я думаю, нам нужно идти сейчас в разные стороны, - сказала девушка и повернула к цветущим вишневым деревьям, скрывающим императорскую резиденцию. - Да, на некоторое время наши пути разошлись, - пробормотал Марк. - Нет, ты только посмотри, что за работу дал мне Гаврас! - выкрикнул Тарон Леймокер. - Почему он сразу не посоветовал мне повеситься на крюке в камере, когда я был уже готов сделать это. Вероятно, думал, что веревка оборвется, - и был прав! Адмирал с отвращением взглянул на Неорезианский порт, располагавшийся в северной части города, которую Скаурус почти не знал. Римляне однажды занимались патрулированием в районе порта Контоскалион. Оттуда же, из южного порта Видессоса они отправились в поход против каздов. Но по сравнению с Неорезианским, названным в память давно умершего префекта города, который руководил его постройкой, Контоскалион казался игрушечным. В Неорезианском порту стояли сотни кораблей, целый лес высоких мачт поднимался в небо. Многие из них, однако, принадлежали неуклюжим торговым судам и крохотным рыбачьим баркасам, подобным тому, на котором отправился в плавание Марк, когда армия Туризина переправлялась через Бычий Брод. Груз и команда давным-давно находились на берегу, поскольку корабли эти оказались запертыми в Видессосе флотом Бурафоса. Адмирал отплыл к Питиосу с лучшей частью имперского флота и сумел удержать ее под своим командованием, когда присоединился к мятежнику Ономагулосу. Из боевых кораблей у Леймокера осталась дюжина галер и десяток более мелких судов. Рыбачьи шхуны и баркасы в счет не шли. Таким образом у дрангариоса кораблей было в три раза меньше, чем у Бурафоса, к тому же лучшие корабельные команды и опытнейшие капитаны тоже оказались на стороне мятежников. - Что же теперь делать? - спросил Марк, обеспокоенный задачей, поставленной Императором перед адмиралом. Дав выплеснуться отчаянию, Леймокер стал вглядываться в море, - но не в маленькие волны, бьющие о берег, а в бесконечную даль на горизонте. Выйдя из задумчивости, он медленно повернулся к трибуну. - Во имя света Фоса, я и вправду не знаю, с чего начать. Прежде всего мне нужно осмотреться и понять, что к чему, сообразить, какие произошли перемены с тех пор, как меня сняли с корабля. Все здесь идет другим курсом и выглядит очень странно. По правилам видессианской шашечной игры захваченные шашки могли быть использованы против их первоначального владельца и в течение одной партии по нескольку раз переходили от игрока к игроку. Видессианские шашки очень напоминали игру, в которую они сейчас играли. Увидев тревогу на лице трибуна, Леймокер хлопнул его по плечу. - Никогда не теряй надежды, - серьезно произнес он. - Независимо от того, насколько сильным кажется ураган, когда-нибудь он стихает. Скотос оставляет людям отчаяние, и это одна из его самых коварных ловушек. В римской казарме затихли последние чистые звуки лютни. Шквал аплодисментов заглушил крики "Браво!". Сенпат Свиодо отложил в сторону свой инструмент, на его красивом худощавом лице появилась улыбка. Он поднял стакан с вином и отсалютовал им своей аудитории. - Это было просто великолепно, - сказала Хелвис. - Мы словно наяву увидели горы Васпуракана. Фос дал тебе великий талант. Если бы ты не был солдатом, твоя музыка сделала бы тебя богачом. - Еще мальчишкой я хотел сбежать из дома с бродячими музыкантами, которые играли на одном из праздников в усадьбе моего отца, - смущенно признался Сенпат. - Почему же ты этого не сделал? - Отец узнал и выпорол меня ремнем. Он имел на это право, пусть Фос успокоит его душу. Я был нужен семье - даже тогда отряды каздов рыскали вокруг нас, как сборщики податей вокруг человека, откопавшего сокровище. И кроме того, если бы я удрал - смотри, чего бы я лишился! Он обернулся и обнял стоявшую позади него Неврат. Яркие ленты, свисавшие с его треугольной васпураканской шапки, щекотали ее шею; она откинула их в сторону и крепко прижалась к мужу. Марк отпил вина. Он почти забыл о том, какой чудесной парой были эти горцы. Ему нравилась не только музыка Сенпата, но и его жизнерадостность. Они, и всем это было видно, так любили друг друга, что каждая семейная пара, оказавшись рядом, становилась счастливее от одного только их присутствия. - А где же твой друг с усами, похожими на расплавленную медь? - спросила Неврат трибуна. - У него неплохой голос. Я надеялась услышать, как он споет с Сенпатом сегодня вечером, хотя, к сожалению, вместе они могут петь только видессианские песни. - Маленькая птичка с желтеньким крылом, - начал Гай Филипп, хитро подмигнув Неврат. Она притворно нахмурилась и бросила в него грецким орехом. Как всегда бдительный, он поймал его на лету и расколол рукояткой своего кинжала. Но эта заминка не заставила Неврат забыть свой вопрос. Она подняла бровь и посмотрела на Скауруса, ожидая ответа. - У него были неотложные дела, не знаю, какие именно, - сказал он виновато и подумал, что догадаться о том, где сейчас кельт, вовсе не трудно. Другая бровь Неврат также приподнялась, когда она заметила его колебание. В отличие от большинства видессианских женщин она не выщипывала брови, чтобы сделать их тоньше, но это совсем не портило ее суровой красоты. Однако Марка невозможно было смутить подобными взглядами. Он хотел, чтобы никто не знал о секрете Виридовикса, и не собирался кого-либо посвящать в эту тайну. Неврат повернулась к Хелвис. - Ты стала большой дамой, дорогая. Тебе не стоит так увлекаться едой. - Если бы эти слова были сказаны другим тоном, они могли бы задеть Хелвис, но жена Сенпата искренне беспокоилась о ней. - Двоим нужно больше еды, чем одному, - устало улыбнулась Хелвис. - Кроме того, я наверняка потеряю половину съеденного завтра утром. Сначала Неврат не поняла, о чем она говорит, но через минуту обняла Хелвис. - Поздравляю, - сказал Сенпат, пожимая руку трибуна. - Неужели одна мысль о том, что вы двинетесь на запад, так возбуждает тебя? Это будет уже второй, а? - Пока второй, - сказала Хелвис и переглянулась с трибуном. Когда смех утих, Сенпат сделался серьезен. - Вы, римляне, действительно собираетесь на запад, не так ли? - Я пока не слышал ни "да", ни "нет", - осторожно проговорил Скаурус. - Во всяком случае, никто никуда не пойдет, пока Бурафос стоит в Бычьем Броде. Но почему тебя это интересует? Ты ведь уже несколько месяцев как не входишь в наш отряд? Прежде чем ответить, Сенпат обменялся несколькими фразами на своем гортанном языке с Гагиком Багратони. Накхарар ответил рычанием. Остальные васпуракане закивали; один из них с силой ударил кулаком по колену. - Я снова буду с твоим отрядом, если ты не возражаешь, - обратился молодой дворянин к Скаурусу. - На западе вам придется воевать не только с мятежниками. Казды тоже будут там, а мне надо заплатить им небольшой долг. Его веселые глаза омрачились. - И мне, - добавила Неврат. Марк видел, как она сражалась у Марагхи и во время боя с намдалени Дракса, и знал, что она имела в виду именно то, что говорила. - Вы оба знаете, что я отвечу "да" независимо от того, двинемся мы на запад или нет. Как я могу отказать таким опытным воинам и отличным разведчикам, которые к тому же мои друзья? Сенпат Свиодо поблагодарил трибуна с необычной для него серьезностью. Все еще погруженный в свои мысли, Багратони заметил: - У нас тоже небольшой счет к Земаркосу. Васпуракане снова кивнули; у них имелось значительно больше причин ненавидеть фанатика-жреца, чем кочевников. И в случае, если легионеры пойдут на запад, им может представиться возможность отомстить. На пути к Марагхе Туризин посмеялся над Земаркосом, и сейчас фанатик-жрец признал Ономагулоса своим Автократором. Его последователи пополнили не столь многочисленные прежде отряды провинциального магната. На секунду казарма притихла. Римляне были преданы государству, за которое сражались, но это была лояльность наемников, лишенная внутреннего содержания точно так же, как скорлупа пустого ореха Они не имели за спиной десятилетий войн и погромов, закаливших васпуракан, как огонь закаляет сталь. Люди, называвшие себя "принцами", редко показывали посторонним свою жесткость и суровость, но прорвавшись, чувства эти способны были оледенить кровь их менее готовых к испытаниям товарищей. - Земаркос пришел из темноты! - закричал Сенпат Свиодо, чувствуя охватившее всех волнение. - Он орудие Скотоса! - Потом горец повернулся к Гаю Филиппу и совсем другим голосом спросил: - Так что вы, римляне, знаете про эту маленькую птичку? Пальцы его забегали по струнам. Легионеры громко запели, обрадованные тем, что песня разрядила всеобщее напряжение. - Что с тобой, Тарон? Ты выглядишь так, будто не спал целую неделю, - спросил Марк. - Ты почти угадал, - Леймокер громко зевнул. Бас его звучал еще более хрипло, чем обычно. Хотя он немного поправился после тюрьмы, кожа его все еще выглядела бледной и нездоровой. - Весьма утомительное занятие - делать невозможные вещи. - Даже смех его, когда-то гулкий, звучал приглушенно. - Не хватает кораблей, не хватает моряков, не хватает денег, не хватает времени. - Он загибал один палец за другим. - Чужеземец, Гаврас может выслушать тебя. Попробуй объяснить ему, что я не колдун и не могу сотворить победу мановением руки. И объясни ему это толково, иначе мы оба окажемся за решеткой. Скаурус решил, что адмирал впадает в отчаяние, но Леймокер был так настойчив, что трибун согласился поговорить с Императором. Усталость сделала дрангариоса флота раздражительным, и он не признавал сейчас никаких доводов, кроме своих собственных. Трибуну повезло, его допустили к Императору всего через день. Однако, едва он заговорил о жалобах Леймокера, Туризин остановил его: - Чего он от меня хочет? Анчоусов к обеденному столу? Каждый идиот может справиться с легкой работой, и только тяжелое испытание покажет, из какого материала сделан человек. К трону подошел посыльный. Не смея вмешиваться в разговор, он тем не менее мялся и не уходил: - Ну? - резко спросил Туризин. Гонец распростерся перед Императором, поднялся и подал ему сложенный вдвое лист. - Прошу прощения, Ваше Величество. Человек, доставивший этот документ, сказал, что нужно вручить его вам немедленно. - Ладно, давай сюда. - Император развернул лист и прочел вслух: - "Приходи к крепостной стене у моря, и ты узнаешь, что принесло тебе твое доверие. Леймокер, дрангариос флота". Лицо Туризина багровело все сильнее при каждом новом слове, он разорвал лист на части и повернулся к Скаурусу, заорав: - Фос да проклянет тот день, когда я послушался твоего ядовитого языка! Полюбуйся! Этот предатель еще и хвастается своей изменой! Зигабенос!!! Когда гвардеец появился перед ним, Император, ругаясь через слово самым грязным образом, приказал ему немедленно послать солдат в доки и остановить Леймокера, если они успеют это сделать. Под конец он сердито буркнул: - Скорее всего, уже слишком поздно, но мы должны попытаться. Гнев Императора был так страшен, что когда он поднялся с трона, Марк отступил на шаг, опасаясь, что тот бросится на него. Вместо этого Туризин, яростно сверкнув глазами, коротко приказал: - Пойдешь со мной. Если мне предстоит увидеть плоды твоей глупости, то и тебе лучше быть рядом. Гаврас стремительно зашагал по коридору, за ним следовал ошеломленный Скаурус. Все, чему поверил римлянин, все, что восхищало его в Леймокере, оказалось ложью. Это было хуже, чем простое предательство, поскольку доказывало, что Марк совершенно не разбирается в людях. Чувство было настолько унизительным, что у трибуна дух захватывало и он с трудом поспевал за Императором. Придворные бежали следом за Гаврасом, но никто не осмелился напомнить ему о других, еще не оконченных делах. Поминутно ругаясь, он быстро прошел через дворцовый комплекс и поднялся на бастион, откуда хорошо было видно море. Туризин не глядел на Скауруса, у которого был вид человека, приговоренного к казни. Зрелище, открывшееся Императору с зубчатых стен, исторгло из его груди новый крик ярости: - Этот выродок украл весь мой флот! Легкие корабли, триремы и короткие галеры шли к западу от Неорезианского порта. Морская пена вскипала на веслах при каждом ударе о волны. Сердце Марка упало - он и представить себе не мог, что такое возможно. - А теперь смотри, - сказал Император, указав на порт одного из пригородов столицы на противоположном берегу Бычьего Брода. - Пес Бурафос идет, чтобы пригласить моего дрангариоса к своему очагу! Корабли мятежного адмирала были видны уже совсем отчетливо и приближались с каждой минутой. Туризин погрозил им кулаком. На лестнице послышался стук сапог. Солдат подбежал к Императору и доложил: - Мы опоздали, Ваше Величество, Леймокер уже отплыл. - Да ну? - язвительно рявкнул Гаврас. Глаза солдата стали круглыми, когда Туризин махнул рукой в сторону моря. Корабли Леймокера построились напротив мятежников. Тяжелые галеры стояли в центре, триремы с более легкими судами на флангах. Несмотря на то что этот элемент построения отличался от тактики сухопутных сражений, Марк сразу же понял маневр адмирала. - Он построил корабли к бою! - Клянусь Фосом, ты прав! - сказал Туризин, впервые обратив внимание на трибуна. - Но какое это имеет значение? Кем бы ни был твой драгоценный друг, предателем или ненормальным, он все равно вгонит меня в могилу. Его ждет поражение, Бурафос будет с ним играть, как кот с кузнечиком. Ты только взгляни на его корабли. Неизвестно, думал ли Гаврас в действительности, что Леймокер его предал, но Бурафос не колебался ни минуты. Весь его флот изготовился к атаке, и тяжелые корабли устремились к маленьким судам противника, намереваясь быстро потопить немногочисленную эскадру дрангариоса. Проклятия, которые Туризин только что посылал Леймокеру, теперь понеслись в адрес Бурафоса. Посланец Зигабеноса слушал его с восхищением. Марк почти не замечал Императора. Наблюдать за боем, в котором он не мог принимать участия, показалось ему хуже, чем сражаться самому. В рукопашной схватке, один на один с врагом, не было времени на размышления. Стоящим же на крепостных стенах только это и оставалось. Трибун впился ногтями в кожу ладоней, наблюдая за тем, как гребцы обоих отрядов увеличили скорость. Корабли сходились все ближе и ближе. Интересно, подумал Скаурус, на что надеется Леймокер. С какой такой радости он вообразил, будто каждый видессианин в отряде мятежников примет его за бога и сдастся без боя... Оба флота были уже на расстоянии полета стрелы друг от друга, когда одна из бирем Бурафоса развернулась и атаковала трирему, следовавшую за мятежным адмиралом. Более тяжелая трирема, не ожидавшая такого сюрприза, была искалечена - весла одного борта сломались, послышались дикие крики искалеченных гребцов. Вода хлынула в пробитое тараном отверстие в борту, и трирема начала медленно, почти с достоинством, погружаться. Тут только Марк заметил, что бирема при развороте атаковала не только трирему, но и шедшую слева по борту галеру. С десяток весел на ней было сломано, и галера оказалась изувечена настолько, что практически вышла из строя и вынуждена была повернуть к недавно покинутому берегу. Бирема между тем устремилась к следующей жертве. Неожиданная атака эта послужила сигналом десятку других кораблей мятежного адмирала, обрушившихся на остальные суда Бурафоса и совершенно расстроивших тем самым боевую линию его флота. На кораблях, верных Ономагулосу, царило смятение, вызванное таким оборотом дела. Никто из капитанов, следовавших за Бурафосом, не знал, кто из их товарищей все еще друг им, а кто враг, и они замерли в нерешительности, нервно оглядываясь по сторонам и не зная, что предпринять. Прямо в центр этого хаоса врезались корабли Тарона Леймокера. Туризин подпрыгивал на бастионе. - Теперь ты знаешь, что я почувствовал, узнав о твоем предательстве, ублюдок! - закричал он Бурафосу так яростно, будто надеялся, что тот его услышит. - А, теперь ты знаешь! Только сейчас Скаурус понял причину бессонных ночей Леймокера: дрангариос боронил это поле в течение многих дней и теперь, увидев, что урожай созрел, пришел собрать его. Но несмотря на первый успех, морская битва была еще не выиграна. Даже со своими столь внезапно обнаружившимися союзниками Леймокер имел куда меньшее число кораблей, а Элизайос Бурафос был опытным моряком. И все же суда его были окружены, и кольцо вокруг них сжималось все теснее. Когда Бурафос попытался прорваться сквозь него, очередная галера мятежников подняла весла и прошла так близко от другой галеры, что полностью искалечила корабль. Еще одно судно наше, подумал Марк. Так оно и случилось - галера заняла место в строю флота Леймокера. Обе эскадры, как нарочно, вывесили на мачтах одинаковые флаги с золотым солнцем. Марк увидел еще один стяг на носу триремы, казавшийся маленьким из-за расстояния - красный вымпел с золотой каймой, - эмблему дрангариоса флота. Бурафос, должно быть, решил, что единственный выход из затруднительного положения - это убить соперника-адмирала. Четыре его лучших галеры рванулись к кораблю Леймокера, потопив по пути одно из маленьких судов противника. Рядом с Леймокером не осталось никого, кто мог бы ему помочь. Трирема дрангариоса развернулась на волнах по направлению к порту. Гребцы резко ускорили темп, стараясь уйти от врагов. Пена кипела под косом триремы, шедшей сейчас прямо к тому месту, где на бастионе стоял Скаурус. Вот она благополучно проскочила мимо бурлящего водоворота, образовавшегося там, где затонуло одно из первых судов Бурафоса, вильнула в сторону, избегая встречи с наиболее яростным преследователем... Одни за другим корабли мятежников вырывались из окружения и бросались в погоню за флагманом. - Чтоб Скотос и демоны забрали их, они догонят адмирала! - крикнул Туризин, крепко сжимая зубец стены. Несколько минут назад он готов был бросить Леймокера в кипящее масло, а теперь сходил с ума из-за того, что дрангариос может быть ранен или даже убит. Но Леймокер знал, что делает. С берега хорошо была видна шапка его светлых волос, и, присмотревшись, можно было разглядеть, как он жестикулирует, отдавая команды. Извернувшись, как змея, трирема обогнула тонущую галеру и ударила носовым тараном ближайшего преследователя. В пробоину хлынула вода, моряки с криками стали прыгать в воду, чтобы уйти от водоворота, который образуется там, где тонет корабль. Ошеломленные мятежники не сумели не только прийти на помощь галере, но и отомстить за нее. Остальные три корабля Бурафоса остановились, как будто Леймокер оказался не только опытным моряком, но и чародеем. Дерзкий маневр дрангариоса вдохнул надежду в его эскадру и поколебал дух его противников. Около двадцати прорвавшихся кораблей прекратили преследование флагмана и бросились в бегство, отступив к пригородам Видессоса на противоположном берегу Бычьего Брода. Для них битва была закончена. Другая часть флота Бурафоса, видя, что ситуация резко изменилась, перешла на сторону победителя и напала на своих бывших соратников. Туризин пустился в пляс. Забыв о своем императорском достоинстве, он хлопал Марка и гонца Зигабеноса по плечам и хохотал, когда они отвечали ему тем же. Десятка полтора кораблей мятежников продолжали, однако, сражаться. Скаурус не удивился, увидев на одном из них вымпел адмирала-предателя. Зная, что битва проиграна, Элизайос Бурафос и преданные ему моряки продолжали драться, чтобы дать возможность спастись остальным. Они бились искусно и яростно, и все же сражение закончилось быстрее, чем ожидал трибун. Белые флаги один за другим стали подниматься на мачтах кораблей мятежников, и вскоре последний капитан Бурафоса сдался на милость победителя. - Потопи их всех! - крикнул Гаврас возбужденно, но через секунду неохотно добавил: - Нет, не делай этого. Они понадобятся мне когда-нибудь в битве против Намдалена. - Он обернулся к Марку: - Я должен думать о будущем, и, черт бы меня побрал, я думаю о нем. Проклятая должность Автократора заставляет меня слишком много думать. - Гаврас вздохнул, вспомнив, как свободен он был в своих помыслах и поступках прежде, пока еще не стал Императором. В Неорезианском порту Император снова повеселел. Порт был заполнен толпами солдат и горожан. Для видессиан победное возвращение Леймокера было зрелищем, которое обидно упустить. Кроме того, солдаты знали, что теперь они наконец смогут лицом к лицу встретиться с Баанесом Ономагулосом: щита, который прикрывал его от них, больше не существовало. Туризин приветливо кивал каждому капитану, сходившему с корабля на берег. Он делал вид, что все они равны перед ним, и не пытался отделить моряков, отплывших с дрангариосом, от бывших мятежников. Последние, зная его вспыльчивый характер, приближались к нему с опаской, но Туризин был так счастлив, что радость победы перевесила злобу на тех, кто изменил ему. Галера Тарона Леймокера подошла к берегу последней из-за полученных в бою повреждений. На обоих бортах недоставало нескольких весел, гребцы, сидевшие на них, погибли; в палубе зияла большая дыра. Солдаты Гавраса радостно приветствовали адмирала, который не обращал на них внимания до тех пор, пока трирема не была пришвартована. Лишь после этого он помахал им рукой и ловко, как юноша, спрыгнул на берег. Толпа приветствовала победителя восторженными воплями и дрангариосу пришлось изрядно попотеть, прежде чем он добрался до Императора. Низко поклонившись, Леймокер сказал: - Я полагаю, мое донесение было доставлено Вашему Величеству своевременно и смогло успокоить вас. Склонившись в поклоне, он едва заметно подмигнул Скаурусу, чего Туризин, к счастью, не заметил. Император густо покраснел и шумно втянул ноздрями воздух. Он уже готов был разразиться проклятиями, но, заметив, что Марк изо всех сил пытается скрыть улыбку, сдержался. - Ты чересчур простодушен, черт бы тебя побрал! - проворчал он, обращаясь к адмиралу. - Я говорил это не один год, запомни. - Это значит, что моя работа закончена и мне пора назад, в камеру? - Дрангариос ответил Туризину шуткой, но прозвучала она, как показалось Скаурусу, не слишком весело. - После страха, который я из-за тебя испытал сегодня, ты, несомненно, заслуживаешь этого. - Глаза Туризина внезапно сверкнули. - Ага, кто же это у нас сегодня в гостях? Два моряка подвели к Императору пленника; им пришлось поддерживать его за руки - вся левая сторона красивого лица была залита кровью. Его сильно ударил камень, выпущенный из пращи. - Тебе лучше было бы остаться в Питиосе, Элизайос, - промолвил Туризин, разглядывая мятежного адмирала. Бурафос гневно посмотрел на Туризина и тряхнул головой, пытаясь прогнать застилавший глаза туман. - Мы держались неплохо, пока этот проклятый камень не уложил меня на палубу. Впрочем, и цель у него была завидная. Найдись подобная на вашем флоте, и мои катапульты бы не промахнулись. - Бурафос плюнул под ноги Тарону Леймокеру. Шутка вышла слабой, но Марк почувствовал уважение к силе духа мятежника, который мог так разговаривать в подобную минуту. - Больше такой возможности тебе не представится, - сказал Туризин. - Знаю. Когда же ты начнешь воевать сам, Гаврас? Ты стравил меня с этим навозным мешком, а потом бросил его на меня. Какой же ты после этого воин? - Такой, что стал повелителем вас обоих, - сурово ответил Туризин и повернулся к морякам. - Отвести его к Кинегиону. Они уже уводили Бурафоса, когда Гаврас, внезапно вспомнив о чем-то, остановил их. - В память о службе, которую ты когда-то сослужил мне, Элизайос, твои земли не будут конфискованы в казну. Кажется, у тебя есть сын? - Да. Это очень щедро с твоей стороны, Гаврас. - Он не был моим врагом и никогда не пытался причинить мне вреда. Твоя голова не будет украшать Майлстоун. - Ты волен делать все, что хочешь. - Бурафос пожал плечами. - Я не слишком забочусь о своей голове после того, как игра проиграна. - Он повернулся к матросам. - Пошли. Полагаю, вы хорошо знаете дорогу. Сопровождаемый стражниками, Бурафос вышел, и шаги его стали намного тверже. - Он умирает с честью, - сказал Марк, - не сумев удержать свои мысли при себе. - Это так, - кивнул Император. - Но лучше бы он жил с честью. Трибун не нашелся с ответом и промолчал. Небольшая кучка зевак глазела на корабль, стоящий у пирса. - Что это там написано на борту? - поинтересовался Гай Филипп. Буквы, покрытые солью, расплылись и выгорели. - "ПОБЕДИТЕЛЬ", - прочел Марк. Старший центурион поджал губы и пробормотал: - Он никогда не заслужит этого названия. "Победитель" качнулся на волне. Более широкий, чем обычные тонкобортные корабли видессиан, он нес широкий квадратный парус, обвисший сейчас из-за отсутствия ветра. С берега видны были банки для гребцов, так что корабль мог а случае необходимости маневрировать. - Это суденышко построено не вчера, что правда, то правда, но оно благополучно доставит нас до Присты, а это главное, - уверил друзей Горгидас, разбиравшийся в кораблях значительно лучше римлян, и придвинул к себе ногой большой кожаный мешок. Марк помогал греку укладывать вещи и знал, что не менее половины его веса составляли свитки, перья, стилос и несколько пакетов сушеных чернил. - Император не теряет драгоценного времени, - заметил трибун. - Прошла всего неделя, как мы одержали победу на море, а ты уже едешь в Аршаум. - Давно пора, - проворчал Ариг, сын Аргуна. - Я уже соскучился по своей горячей лошади. Пикридиос Гуделес еле заметно вздрогнул. - О, больше тебе скучать не придется, ведь лошадь, насколько я знаю, является единственным средством передвижения в степях. Боюсь, что и мне придется снова к ней привыкать. - Он обернулся к Скаурусу: - Новые военные кампании против узурпатора и каздов будут не легкими. Солдаты аршаумов, скорее всего, не сумеют принять участие в первой, но к войне с каздами вполне могут успеть. - Разумеется, - кивнул Марк. Туризин доверял Гуделесу настолько, что решился послать его специальным эмиссаром в Аршаум, и это удивляло римлянина. Он не мог понять причин такого доверия и склонен был думать, что Император просто убирает со сцены потенциального противника. Впрочем, какими бы соображениями ни руководствовался Гаврас, в паре с чиновником он, потакая своей подозрительности, послал военного - Ланкиноса Скилицеза. Скаурус плохо знал этого крепко сложенного человека с жесткими чертами лица и не был уверен, не является ли он братом Скилицеза, погибшего в ночной схватке около года назад. По крайней мере, одно качество свидетельствовало в пользу пригодности Скилицеза для такого поручения - римлянин слышал, как тот разговаривал с Аригом на языке кочевников. Возможно, он вообще специализировался на информации по Пардрайским степям. - Есть еще одна причина для спешки, - вступил в разговор Скилицез. - Прошлой ночью пришли новые донесения из Присты. В степях появился Авшар. Боюсь, он снова набирает солдат, и нам надо опередить его. Марк издал возглас огорчения, и остальные, услышав это известие, разделили его чувства. В глубине души трибун был уверен, что князю-колдуну удалось благополучно улизнуть из Видессоса, но прежде он хоть мог тешить себя надеждой, что тот запутается в собственных кознях. - Ты уверен? - спросил он Скилицеза. Тот твердо кивнул. Он не похож на обычного болтливого видессианина, подумал Марк. - Пусть духи помогут нам встретиться с ним, - Ариг выразительно взмахнул рукой, словно в ней был меч. Марк восхитился его мужеством, но не здравомыслием. Многие выражали подобное желание, но исполнение его не доставило им большой радости. Гай Филипп снял с пояса меч и передал Горгидасу. - Возьми, - сказал он, - если это порождение змеи гуляет на свободе, он может тебе пригодиться. Грек был тронут подарком, хотя и попытался отказаться от него: - У меня нет опыта владения таким оружием. Да и учиться этому мне не хочется. - Все равно возьми его, - настаивал Гай Филипп. - По мне, так хоть в мешок засунь, но возьми обязательно. Старший центурион говорил так, будто наставлял легионера, а не вручал подарок другу, однако настойчивость его была вызвана заботой, и Горгидас понимал это. Он принял меч со словами благодарности и сделал именно то, что посоветовал ему Гай Филипп, - засунул его в мешок. - Очень трогательно, - усмехнулся Гуделес. - Ну, а теперь давайте подсластим прощание. Он вытащил флягу, отпил глоток и передал Скаурусу. Вино было легким. В самый раз для Гуделеса, подумал трибун. С берега на корабль была переброшена доска. Капитан "Победителя", крепкий мужчина средних лет, крикнул: - Эй, ребята, пора уже подниматься на борт! - Он махнул рукой, приглашая их. Ариг покинул землю Видессоса, даже не оглянувшись. Правой рукой он поддерживал саблю, левой - висящий на боку мешок. Скилицез последовал за ним и был столь же невозмутим. Пикридиос Гуделес издал театральный стон, взваливая на спину свой мешок, хотя не похоже было, чтобы тот весил особенно много. - Береги себя, - приказал Гай Филипп Горгидасу, хлопнув его по спине. - У тебя слишком доброе сердце, так не годится, парень. Врач раздраженно фыркнул: - Зато ты набит дерьмом до отказа, даже глаза коричневые. Он крепко обнял обоих римлян, поднял свой мешок и последовал за остальными. - Помни, я собираюсь прочитать то, что ты напишешь о своем путешествии, постарайся, чтобы книга была хорошей, - крикнул ему Марк. - Тебе нечего беспокоиться, Скаурус, ты будешь ее читать, даже если мне придется привязать тебя к столу и тыкать рукописью тебе в лицо. Это достойное наказание за то, что ты напомнил мне о моей читательской аудитории. - Ну, что там, закончили погрузку? Все на борту? - спросил капитан, когда грек поднялся на палубу. - Отчаливаем! Два полуголых матроса втащили на борт доску, еще двое прыгнули на пирс, чтобы перебросить толстые швартовы. - Эй, подождите отчаливать, отплывать, как там это у вас называется! Пирс задрожал под грохочущими подкованными сапогами Виридовикса. На голове кельта был шлем, а за спиной - мешок. Лицо его покраснело и взмокло от пота. Судя по громкому пыхтению, Виридовикс примчался из римской казармы в ужасной спешке. - Что случилось? - в один голос опросили Марк и Гай Филипп, обменявшись тревожными взглядами. Если не считать сражений и любовных похождений, в характере культа не замечалось стремительности. - Ага, так ты все-так