богат минералами, хотя то же самое касается всей центральной части земельного массива, покрываемого существом. Наши разведочные скважины были расположены на очень большом расстоянии, и мы вполне могли промахнуться мимо мозга, но я теперь полностью уверена, что он находится именно здесь. Конвей согласно кивнул. - Харрисон, - обратился он к пилоту, - это место будет нашей следующей остановкой. Но оно слишком далеко отсюда, чтобы добираться под или над поверхностью. Давайте-ка поднимайтесь наверх и договоритесь насчет нашей доставки на место грузовым вертолетом. А по пути, если не трудно, заверните к сорок третьему горловому туннелю как можно ближе к линии иссечения, чтобы я мог посмотреть на реакцию пациента на ранней стадии операции. Он непременно должен обладать какой-то естественной защитой против больших физических повреждений... Конвей замолчал, неожиданно его приподнятое настроение сменилось глубоким унынием. - Черт возьми, как жаль, что вместо того, чтобы заниматься сначала колесниками, потом этими лейкоцитами-переростками, я с самого начала не сконцентрировал все внимание на инструментах. Я потерял так много времени. - Зато теперь мы его не теряем, - откликнулся Харрисон и указал на дублирующие экраны. К лучшему или к худшему, но большое хирургическое вмешательство началось. Главный экран показал строй тяжелых крейсеров, которые следовали за головным кораблем, подававшим команду "сделай, как я", вдоль первой части иссечения. Гравитационные вибраторы делали глубокие надрезы в теле пациента, прессоры разводили края раны, чтобы идущие сзади корабли постепенно рассекали плоть все глубже и глубже. Как и все корабли имперского класса, крейсеры могли поражать цели самыми разными устрашающими средствами в очень точно отмеренных дозах - от усыпления мятежников, заполнивших несколько улиц, до аннигиляционного распыления на атомы целых континентов. Корпус мониторов редко допускал, чтобы ситуация складывалась таким образом, когда применение оружия массового уничтожения становилось единственно возможным решением проблемы, и держали его скорее в качестве внушительной дубины. Как и большинство полицейских, силы правопорядка Федерации понимали, что невынутая дубинка приносит гораздо лучшие и более долговременные результаты, чем та, которая слишком занята раскалыванием черепов. Но самым мощным и универсальным оружием ближнего боя - универсальным потому, что оно одинаково хорошо могло служить и мечом и оралом, - являлся гравитационный вибратор. Результат разработки системы искусственной гравитации, компенсирующей убийственный ускорения, с которыми летали космические корабли Федерации, и силового экрана, обеспечивающего защиту от метеоритов или позволяющего судну с достаточными энергетическими ресурсами подобно старинному дирижаблю зависать над поверхностью планеты, - луч гравитационного вибратора просто очень резко притягивал и отталкивал с силой до ста "же" и частотой несколько раз в минуту. Корпусу приходилось очень редко использовать вибраторы в качестве оружия - обычно комендоры довольствовались расчисткой и вспашкой тяжелого грунта на вновь осваиваемых планетах. Для оптимального эффекта луч должен был быть очень узким; но даже несфокусированное излучение могло стать разрушительным, особенно будучи наведено на мелкую цель типа разведывательного корабля. Вместо того, чтобы отрывать большие куски обшивки и превращать в металлический фарш то, что под ней скрывалось, оно трясло весь корабль целиком до тех пор, пока не выдерживала находящаяся внутри команда. Однако во время данной операции луч был предельно узким, а дальность его действия определялась с точностью до дюйма. На первый взгляд ничего впечатляющего не происходило. На каждом крейсере было по три батареи вибраторов, но они работали с такой частотой, что поверхность существа казалась почти непотревоженной. Создавалось впечатление, что относительно щадящие силовые лучи расположенных между вибраторами прессоров только что-то и делали - они вынимали вверх узкий клин вещества и срезали растительность таким образом, чтобы следующий гравивибратор мог сделать надрез еще глубже. И только после того, как лучи коснутся поверхности планеты и продвинутся на несколько миль вперед, должны были подлететь все еще находящиеся на орбите эскадрильи, чтобы превратить узкий разрез в ров, который, как они надеялись, остановит распространение растительной заразы из иссеченных разрушающихся мертвых районов. Фоном для изображения на экранах служили доносившиеся до Конвея отрывистые голоса артиллерийских офицеров. Казалось, они исчисляются сотнями, и все докладывали об одном и том же одинаковым набором слов. Через неправильные промежутки времени рапорты прервал спокойный неторопливый голос. Он направлял, санкционировал и координировал общие усилия - голос бога, которого иногда называли командующим флотом Дермодом. В качеств высокопоставленного офицера Корпуса мониторов двенадцатого галактического сектора он командовал более чем тремя тысячами боевых кораблей, вспомогательными и связными судами, опорными базами, верфями и огромным количеством существ, землян и инопланетян, которые всем этим управляли. Если операция провалится, Конвей, конечно же, не сможет посетовать на качество оказываемой ему помощи. Он начинал испытывать радостное чувство от того, как развивались события. Это ощущение длилось целых десять минут, пока линия иссечения не прошла через сорок третий туннель, куда они только что проникли. Конвей мог непосредственно видеть внутренний конец перемычки - толстой гофрированной сосиски из прочного пластика, которая под давлением пятьдесят фунтов на квадратный дюйм плотно прижималась к стенкам туннеля. Из-за того, что процессы лечения внутри пациента происходили удручающе медленно, дабы избежать потерь рабочей жидкости, были необходимы специальные приспособления. Вода в буквальном смысле заменяла животному кровь, а у нее, в отличие от последней, отсутствовало одно очень важное свойство - она не сворачивалась. Рядом с перемычкой дежурили два монитора и врач с Мелфа. Казалось, что они чем-то обеспокоены, но из-за огромного количества снующих по туннелю лейкоцитов разглядеть, чем именно, ему не удалось. Перед этим его экраны показали, как линия иссечения прошла поперек горлового туннеля. Между перемычкой и разрезом вылилось несколько сотен галлонов воды. Принимая во внимание размеры пациента, это вряд ли можно было назвать даже каплей. Вибраторы и силовые поля продолжали движение. Они продлевали и углубляли надрез, в то время как мощные нематериальные лучи прессоров невидимые опоры, несущие огромный вес крейсеров - разводили его края до тех пор, пока он не становился рвом. Небольшой заряд химической взрывчатки обрушил верхнюю стенку обезвоженной части туннеля, усилив пластиковую перемычку. Казалось, все идет, как планировалось, но тут на панели Конвея замигала лампочка срочного вызова, и экран заполнило лицо майора Эдвардса. - Конвей, - нетерпеливо обратился он, - инструменты атакуют перемычку в туннеле номер сорок три! - Но это же невозможно! - воскликнула Мэрчисон обиженным тоном человека, который, играя с приятелем в карты, уличил того в мошенничестве. - Пациент никогда не вмешивался в наши действия внутри тела. Тут нет глазных растений, которые могли бы выдать наше местоположение, не говоря уж об освещении, а перемычка вообще не из металла. На поверхности они никогда не нападают на предметы из пластика - только на людей и машины. - А на людей они нападают потому, что мы выдаем свое присутствие, пытаясь установить над инструментами мысленный контроль, - быстро проговорил Конвей и обратился к Эдвардсу: - Майор, выведите этих людей от перемычки в шахту для подачи питания. Быстро. Я не могу связаться с ними напрямую. И скажите им, пока они будут это делать, пусть постараются не думать... Он умолк, так как перемычка впереди исчезла в глухом белом взрыве пузырей, которые с ревом устремились в их сторону вдоль верхней стенки потолка. Снаружи из машины что-либо разглядеть было невозможно, а внутри на экранах мелькало лицо Эдвардса и космические корабли в кильватерном строю. - Доктор, снесло перемычку! - прокричал Эдвардс, скользнув взглядом в сторону. - Обломки тела за ней размывает. Харрисон, забуривайтесь в стенку. Но лейтенант не мог забуриться в стенку, так как проносящиеся мимо пузыри делали ее невидимой. Он дал задний ход, но сносивший их поток был настолько мощным, что гусеницы едва касались пола. Харрисон выключил прожекторы, лучи которых, отражаясь от пенистого свода, слепили глаза. Но впереди свет не исчез - он проникал сквозь щель, которая неумолимо становилась все шире и шире... - Эдвардс, остановите вибраторы!.. Несколькими секундами позже их вынесло из туннеля вместе с водопадом, который обрушивался вниз с органического утеса в, казалось бы, бездонное ущелье. Их машина не развалилась на части, их тела не превратились в кровавый джем, и стало ясно, что отключить батареи вибраторов Эдвардсу удалось вовремя. Когда через промежуток времени, показавшийся им вечностью, машина с треском остановилась, два дублирующих экрана эффектно взорвались, а водопад, который смягчал их падение по пути вниз, стал барабанить по обшивке, подталкивая и переворачивая корпус по дну разреза. - Кто-нибудь ранен? - спросил Конвей. Мэрчисон ослабила ремни безопасности и поморщилась. - Я вся в синяках и... вся опухла. - Хотелось бы мне на это взглянуть, - откликнулся Харрисон голосом совершенно здорового человека. - Сначала мы взглянем на пациента, - оборвал Конвей, одновременно успокоившись и рассердившись. Единственный работающий экран передавал изображение с видеокамер, которые были установлены на вертолетах, зависших над разрезом. Тяжелые крейсеры отлетели немного в сторону, чтобы очистить место для спасательных и ведущих наблюдение вертолетов, которые словно большие металлические мухи жужжали и кружились над операционным полем. Каждую минуту тысячи галлонов воды вытекали из поврежденного горлового туннеля, увлекая за собой тела лейкоцитов, рыб-фермеров, недопереваренную пищу и клочья жизненно важной внутренней флоры. Конвей подал сигнал Эдвардсу. - Мы в порядке, - сообщил он майору, прежде чем тот успел что-либо сказать, - но в остальном положение бедственное. Если мы не остановим потерь жидкости, желудочная система разрушится, и вместо того, чтобы вылечить, мы убьем пациента. Черт побери, почему у него нет способов бороться с тяжелыми физическими травмами - каких-нибудь предохранительных клапанов или чего-то в этом роде. Я совершенно не ожидал, что может случиться такое... Конвей сам себя оборвал, понимая, что начинает ныть и извиняться, вместо того, чтобы отдавать распоряжения. - Мне нужен совет профессионала, - оживленно заявил он. - У вас есть специалист по взрывчатым устройствам малой мощности с небольшим радиусом действия? - Так точно, - ответил Эдвардс, а уже через несколько секунд зазвучал новый голос: - Боевая часть корабля "Веспасиан", майор Холройд. Могу я чем-нибудь помочь вам, доктор? Конвей подумал, что искренне на это надеется, а вслух обрисовал свои трудности. Они столкнулись с чрезвычайной ситуацией: истекающий кровью больной погибал на операционном столе. Будь пациент большим или маленьким, текла ли в его жилах кровь землянина, расплавленный металл существа ТЛТУ с Трекалда -V, или вода с небольшими добавками, которая доставляла пищу и специализированных животных в отдаленные концы обширного тела формации с Драмбо, результат в таких случаях был одним и тем же - постоянное снижение артериального давления, все более глубокий шок, прогрессирующий паралич мышц и, наконец, смерть. Обычной процедурой при подобных обстоятельствах было бы остановить кровотечение, перевязав поврежденный кровеносный сосуд и обработав рану. Но данный конкретный сосуд являлся туннелем, чьи стенки были ничуть не прочнее и не эластичней, чем окружающая их плоть, поэтому его нельзя было ни перевязать, ни даже пережать. Как виделось Конвею, единственным выходом оставалось заткнуть поврежденную артерию, обрушив свод туннеля. - TR-7 с малым радиусом действия, - быстро ответил артиллерист. У нее хорошая аэродинамика, поэтому не будет сложностей с водным потоком, а при условии, что возле входа в туннель нет острых выступов, необходимая глубина проникновения может быть достигнута с... - Нет, - твердо сказал Конвей. - Меня беспокоят компрессионные эффекты мощного взрыва в самом туннеле. Ударная волна проникнет далеко вглубь, погибнет множество лейкоцитов и рыб-фермеров, не говоря уже об огромных площадях хрупких растений. Мы должны перекрыть туннель как можно ближе к надрезу, майор, и ограничить повреждения этим районом. - Тогда бронебойные В-22, - быстро поправился Холройд. - В этом веществе мы без труда ограничимся пятьюдесятью ярдами. Предлагаю одновременно запустить три ракеты в точки, расположенные вертикально над входом в туннель, так, чтобы обрушившаяся плоть заблокировала отверстие и ее хватило бы противостоять напору воды. - Вот теперь вы говорите дело, - согласился Конвей. Но комендор с "Веспасиана" умел не только разговаривать. Буквально через несколько минут на экране показался крейсер, низко зависший над разрезом. Конвей не видел запуска ракет, так как неожиданно вспомнил, что нужно проверить, достаточно ли далеко снесло машину и не погребет ли их под возможной лавиной из обломков плоти. Первые признаки того, что вообще что-то происходит, появились, когда поток воды неожиданно стал грязным, затем он уменьшился до тонкой струйки и наконец прекратился. Несколькими минутами позднее через нижний край туннеля стали переваливаться густые, липкие куски грязи. Вдруг обширный участок вокруг входа начал оседать, потом отвалился и, словно огромная порция подгоревшей овсяной каши, соскользнул в ущелье. Теперь вход в туннель стал в шесть раз больше, чем он был до этого, а пациент продолжал кровоточить с неменьшей силой. - Извините, доктор, - заговорил Холройд. - Повторить дозу и попробовать взорвать поглубже? - Нет, подождите. Конвей отчаянно пытался что-то придумать. Он знал, что проводит хирургическую операцию, хотя на самом деле ему в это не верилось - слишком большими были и проблема и сам пациент. Если бы в подобной ситуации оказался землянин, даже при отсутствии инструментов и лекарств, он бы знал, что необходимо сделать - наложить жгут и уменьшить давление в поврежденном месте... Это было то, что нужно! - Холройд, всадите еще три штуки в то же самое место и на ту же глубину, - быстро распорядился он. - Но не могли бы вы, прежде чем запустить ракеты, сфокусировать лучи по возможности максимального количества корабельных прессоров прямо над входом в туннель? Если возможно, нацельте их не вертикально, а под углом к поверхности надреза. Идея заключается в том, чтобы использовать вес нашего корабля для уплотнения и поддержки обрушенной ракетами массы. - Будет сделано, доктор! На перефокусировку невидимых опор и запуск ракет у "Веспасиана" ушло около пятнадцати минут, зато водопад сразу же пропал и на этот раз уже не возобновился. Входное отверстие туннеля исчезло, а там, куда были направлены лучи прессоров, на поверхности разреза появилась большая тарелкообразная вмятина. Через спрессованную перемычку по-прежнему сочилась вода, но прорваться сильным потоком она не могла до тех пор, пока корабль оставался на месте и давил на стенку своим немалым весом. Для большей уверенности во вспомогательном туннеле устанавливалась еще одна непроницаемая перемычка. Неожиданно на экране появилось покрытое морщинами, но не по возрасту моложавое лицо. Плечи зеленого мундира его хозяина украшали впечатляющие знаки различия. Это был сам командующий флотом. - Доктор Конвей, в свое время мой флагман принимал участие в весьма необычных мероприятиях, но вот выступать в роли жгута нам до сих пор не доходилось. - Прошу прощения, сэр, но мне показалось, что это единственный способ овладеть ситуацией. А прямо сейчас, если вас это не затруднит, мне бы хотелось, чтобы вы подняли отсюда нашу машину, после чего мы бы занялись нанесением на карту кое-каких реперных точек... Он замолчал, так как Харрисон замахал ему рукой. - Не на этой машине, - тихо пояснил лейтенант. - Попросите его проверить вторую, чтобы она была уже готова, когда они сподобятся вытащить нас отсюда. Через три часа они находились во второй модифицированной и усиленной проходческой машине, подвешенной к грузовому вертолету, который приближался к району, где, как они надеялись, располагался мозг существа и (или) мастерские по производству управляемых мыслью инструментов. Во время полета у них появилась возможность потеоретизировать о происхождении своего пациента. Теперь они были уверены, что первоначально он произошел от подвижной растительной формы жизни. Эти формы всегда были крупными и плотоядными. Но когда их представители стали друг друга выживать, то они начали увеличиваться в размерах, а их строение все больше усложнялось. Не было похоже, чтобы формация каким-либо образом размножалась. Она просто жила и росла до тех пор, пока ее не убивал какой-нибудь более крупный соплеменник. Их пациент был самым крупным, старым, крепким и мудрым на планете. Будучи единственным обитателем этой части суши на протяжении многих тысяч лет, он больше нуждался в мобильности и поэтому снова пустил корни. Но это не было деградацией. Не имея возможности пожирать себе подобных, он научился контролировать собственный рост, сделал более эффективным свой метаболизм, создал инструменты для выполнения таких работ, как исследование поверхности, добыча и доставка минералов, необходимых для нервной системы. Предок рыбы-фермера, возможно, принадлежал к виду, которому, подобно библейскому Ионе, поначалу просто удалось выжить внутри желудка гиганта. Позднее эти рыбы вырастили себе и хозяину зубы и научились защищаться от хищников, засасываемых из моря. Каким образом сюда попали лейкоциты, до сих пор было не очень ясно, но колесникам иногда случалось встречаться с небольшими по размерам и менее развитыми особями, которые, вероятно, и были дикими родственниками. - Но вот, что мы должны помнить, когда будем пытаться с ним говорить, - с серьезным видом закончил Конвей. - Наш пациент не только слеп, глух и нем, но и никогда не общался даже с себе подобными. Наша задача не просто обучиться необычному и трудному инопланетному языку, а наладить общение с существом, которому неизвестно само значение слова "общаться". - Если ты стараешься поднять мой боевой дух, - сухо заметила Мэрчисон, - то у тебя это плохо получается. Конвей уставился в переднюю смотровую щель, в основном, чтобы не видеть бойни, происходящей на дублирующих экранах, где атаки инструментов в районах пищевых туннелей и насосных станций становились все более ожесточенными. Неожиданно он заговорил: - Участок, где предположительно находится мозг, слишком обширен, чтобы обследовать его быстро, но, если я ошибаюсь - то поправьте, не то ли это место, где "Декарт" приземлялся в первый раз? Если это так, то инструменты, посланные тогда на разведку, должны были прийти откуда-то поблизости, и, если нам удастся проследить по оставшимся в плоти шрамам их путь, тогда... - Это то самое место! - взволнованно подтвердила Мэрчисон. Харрисон, не ожидая приказа, отдал новые распоряжения пилоту транспортного вертолета, а через несколько минут они были уже на поверхности, и машина с вращающимися врубовыми ножами ткнулась носом в волокнистую квазиплоть. Взятый образец был не цилиндром, а плоским перевернутым конусом. Его боковая грань резко сужалась к вершине, где находился маленький, толщиной почти с волосинку, шрам. Он резко сворачивал к предполагаемому району, и машина двинулась вдоль него. - Очевидно, корабль затащило под поверхность не очень глубоко, рассуждала Мэрчисон. - Но достаточно, чтобы инструменты касались его всей своей поверхностью, опираясь на тело существа, а не скакали по воздуху, задевая обшивку лишь вскользь. А ты заметил, что инструментам, даже двигаясь на максимальной скорости, удается избежать повреждений нервной системы, через которую передаются приказы и сигналы?.. - При данном угле наклона, - перебил ее Харрисон, - мы будем у нижней поверхности через двадцать минут. Сонары указывают на наличие каверн или больших впадин. Конвей не успел ответить ни тому, ни другой - главный экран мигнул, на нем показалось лицо Эдвардса. - Доктор, выбило перемычки с тридцать восьмой по сорок вторую. Мы уже поставили жгуты на восемнадцатый, двадцать шестой и сорок третий туннели, но... - Действуйте, как и раньше, - прервал его Конвей. Раздался приглушенный звон, за которым вдоль всего корпуса машины последовал металлический скрежет. Звуки стали повторяться со все возрастающей частотой. - Инструменты, доктор, - доложил Харрисон, не поднимая головы. Десятки инструментов. Проходя через этот волокнистый материал, они не смогут причинить нам большего вреда, да и дополнительная броня с ними справится. Но меня беспокоит купол антенны. Прежде чем Конвей успел спросить почему, Мэрчисон отвернулась от иллюминатора и сообщила, что потеряла начальный след. - Этот район практически весь изборожден шрамами от инструментов, пояснила она. - Должно быть, движение здесь весьма оживленное. Вспомогательные экраны демонстрировали расположение кораблей, наземной техники, дезактивационного оборудования и перемещения в районах шахт и насосных станций, а на главном экране показался "Веспасиан", который больше уже не висел над входом в сорок третий туннель. Он терял высоту, носовая часть величественно выписывала концентрические окружности, в то время как его пилот, видимо, изо всех сил старался не дать ему опрокинуться на бок. Во время очередного оборота Конвей разглядел, что один из четырех прессоров как бы расплющен гигантским молотком, и ему не стоило труда догадаться, что это именно тот, который держал закрытым поврежденный сорок третий туннель. По мере приближения корабля к поверхности Конвею захотелось закрыть глаза, но тут он увидел, что вращение прекратилось, а растения на поверхности распластались под действием оставшихся трех прессоров, работающих на полную мощность, чтобы удержать вес корабля. "Веспасиан" приземлился жестко, но без катастрофических последствий. Другой крейсер занял место над сорок третьим туннелем, а вертолеты и наземные машины бросились на помощь к потерпевшему аварию кораблю. Они достигли "Веспасиана" одновременно с большой группой инструментов, которые, понятно, помогать вовсе не собирались. Неожиданно экран заполнила голова Дермода. - Доктор Конвей, - обратился к нему взбешенный командующий ледяным тоном, - это не первый случай, когда корабли вокруг меня превращается в металлолом, но я не могу сказать, что со временем привык к подобным ощущениям. Авария произошла из-за того, что практически весь вес корабля был перенесен на единственный узконаправленный луч прессора. В результате несущая конструкция прогнулась и чуть было не разнесла корабль. Его голос слегка потеплел, но не надолго. - Если мы собираемся держать жгуты на каждом туннеле, а инструменты будут атаковать каждую перемычку, то, похоже, мне придется сделать следующее, - продолжал он, - либо я отзываю свои корабли для капитальной реконструкции, либо использую их в течение часа или около того за один раз и проверяю их на предмет возможных конструктивных неполадок после каждого дежурства. Но это вовлечет гораздо большее количество кораблей в непродуктивную деятельность, и чем длиннее будет разрез, тем больше будет туннелей, на которых нам придется сидеть, и тем медленнее будет продвигаться работа. Операция быстро становится логически невозможной, число людских и материальных потерь делает ее неотличимой от полномасштабного сражения. Если бы я думал, что единственным результатом операции будет удовлетворение вашего медицинского любопытства, доктор, и любопытства моих специалистов по культурным контактам, то я уже сейчас сказал бы твердое "нет". У меня мозги полицейского, а не солдата. Федерация предпочитает именно это. Я не гоняюсь за славой в... Машина дернулась, и на мгновение к Конвею пришло чувство, которое в данных обстоятельствах было невозможным, - чувство свободного полета. Затем раздался треск, и корпус ударился о каменистый грунт. Машина упала на бок, дважды перевернулась и продолжила движение вперед, соскальзывая на одну из сторон. Звук инструментов, бьющихся об обшивку, становился оглушительным. Лоб командующего прорезали две вертикальные морщины. - Какие-нибудь сложности, доктор? Постоянный грохот инструментов путал мысли. Конвей утвердительно кивнул и стал объяснять: - Я не ожидал нападения на перемычки, но теперь я понимаю, что пациент просто пытается защитить те места, которые, как он считает, подвергаются наибольшей опасности. Я также теперь понимаю, что его чувство осязания не ограничивается верхней поверхностью. Понимаете, он слеп, глух и нем, но похоже, что он способен осязать в трех измерениях. Глазные растения и нервные корневые системы у нижней поверхности дают лишь смутное, недетализированное представление о давлении в том или ином месте. Чтобы узнать мелкие детали, существо посылает инструменты, которые очень чувствительны - чувствительны настолько, что способны с помощью крыльев осязать потоки воздуха, когда они принимают форму дельтаплана, и по собственной воле могут принимать форму исследуемого предмета. Наш пациент очень быстро обучается, поэтому дельтаплан, который я ему показал, обошелся нам в немалое число жизней... - Доктор Конвей! - грубо перебил его командующий. - Вы пытаетесь то ли принести свои извинения, то ли прочитать мне очень подробную лекцию о вещах, которые я уже знаю. Выслушивать ни то, ни другое у меня нет времени. Мы стоим перед лицом серьезных хирургических и тактических проблем. Конвей отчаянно затряс головой. У него появилось ощущение, будто сам он только что произнес или подумал о чем-то важном, но о чем именно, никак не мог вспомнить. Чтобы снова вытащить мысль на свет, ему было необходимо продолжить цепь своих рассуждений. И он продолжил: - Пациент видит и испытывает все чувства посредством осязания. До сих пор все контакты обычно происходили через инструменты. Они являются мысленно управляемым продолжением органов чувств внутри тела и на коротком расстоянии от него. Наше собственное мысленное излучение гораздо интенсивнее, чем у существа, но оно резко ограничено по дальности. Ситуация напоминает двух фехтовальщиков, которые пытаются общаться лишь с помощью кончиков своих рапир... Конвей резко замолчал, так как обнаружил, что обращается к пустому экрану. Все три телевизора светились, но ни звука, ни изображения не было. - Этого-то я и боялся, доктор! - прокричал Харрисон. - Мы усилили броню обшивки, но для того, чтобы обеспечить двустороннюю связь, антенну пришлось закрыть обтекателем из пластика. Инструменты отыскали наше слабое место. Теперь мы тоже слепы, глухи, немы, да вдобавок еще и хромы - левая гусеничная лента повреждена. Машина остановилась на ровной скалистой площадке внутри большой каверны, стенки которой под крутым углом уходили в нижнюю поверхность существа. Вокруг и над ними свисали тысячи корней, соединявшихся и сраставшихся до тех пор, пока они не превращались в толстые перекрученные кабели серебристого цвета, исчезавшие в глубинах пола, стен и потолка. Из каждого кабеля прорастал по крайней мере один бутон, похожий на смятый листочек металлической фольги. Самые большие бутоны дрожали и пытались принять форму инструментов, атакующих машину. - Это одно из тех мест, где он производит инструменты, - сказала Мэрчисон, используя фонарик в качестве указки, - или правильнее было бы сказать - выращивает. Я по-прежнему никак не могу решить, чего в нем больше - животного или растительного. Похоже, здесь расположен и нервный центр, почти наверняка являющийся частью мозга. И он очень чувствителен - видишь, как осторожно обходят инструменты эти серебристые кабели, нападая на машину? - Мы тоже будем осторожны, - сказал Конвей и обратился к Харрисону: - Мы сможем добраться вон до той нависающей стены, не перебив кабели, идущие по полу? Повреждения в этом чувствительном районе могли обернуться серьезными последствиями для пациента. Лейтенант кивнул и начал дергать машину вперед-назад, постепенно передвигаясь по площадке, пока они не достигли указанной стены. Теперь сверху их защищали чувствительные кабели, снизу - дно каверны, а с правого борта - скалистая стена, поэтому атаки инструментов ограничивались лишь левым бортом. Они снова могли сами себя слышать, но Харрисон извиняющимся, но твердым тоном сообщил, что на одной гусенице им не взобраться по склону и не пробуриться наружу, что они не могут позвать на помощь и что воздуха у них осталось на четырнадцать часов и то, если только они наденут скафандры, чтобы использовать газ в баллонах. - Давайте-ка оденем их прямо сейчас, - оживленно сказал Конвей, - и выйдем наружу. Расположитесь по обоим концам машины - под кабелями и спиной к стене. Таким образом, вам придется беспокоиться о нападении только спереди - любой инструмент, пытающийся атаковать сквозь скалу сзади, произведет слишком много шума, чтобы застать вас врасплох. Мне также хотелось бы, чтобы вы были подальше от центральной части машины, где буду я сам, и не мешали мне своими мыслями попытаться установить контроль над инструментами... - Мне знакомо это напыщенное и самодовольное выражение лица, - обратилась Мэрчисон к лейтенанту, натягивая гермошлем. - У нашего доктора очередное озарение. Я думаю, он собирается провести с пациентом беседу. - На каком языке? - сухо спросил Харрисон. - Полагаю, - Конвей улыбнулся, чтобы продемонстрировать уверенность, которой он вовсе не испытывал, - вы могли бы назвать его языком Брайля [шрифт Брайля - рельефно-точечный шрифт для письма и чтения слепых, разработанный французским тифлопедагогом Луи Брайлем] в трех измерениях. Он быстро объяснил, что собирается делать, и через несколько минут они заняли свои места рядом с машиной. Конвей присел спиной к ее левой гусенице в нескольких футах от заполненной водой впадины в полу. В центре впадины зияло отверстие неизвестной глубины, проеденное кабелем или ему подобным растением, добывающем руду. Сбоку от него группа из семи или восьми слившихся воедино инструментов, распластавшихся на обшивке, пыталась ее продавить, и в некоторых местах уже начали расходиться швы. Конвей мысленным усилием оторвал шайку металлических разбойников от машины, после чего, словно огромный оживший ком серебристого теста, закатил их в углубление. Затем он приступил к работе. Конвей не пытался защититься от атакующих инструментов. Он намеревался так сильно сосредоточиться на одной определенной форме, что любой из них, попав в зону досягаемости его мыслей, лишится, как он надеялся, всех опасных краев и выступов. Сформировать наружные очертания существа было совсем не трудно. В считанные минуты посередине углубления с водой лежал большой серебристый блин - мелкомасштабная копия пациента. Но представить себе в трех измерениях рты, желудки и соединяющие их туннели оказалось очень нелегко. Еще сложнее была следующая стадия, когда он заставил крохотные желудки расширяться и сжиматься, всасывая и выпуская воду с песком и водорослями. Это была грубая, очень упрощенная модель. Восемь ртов и восемь соединяющихся с ними желудков одновременно стали его лучшим достижением, и он очень боялся, что его модель похожа на пациента так же, как кукла на живого ребенка. Затем он добавил неторопливые движения тела, которые наблюдал у менее крупных молодых формаций, оставив при этом центральную часть неподвижной. Конвей надеялся, что вкупе с сокращениями желудков это создает впечатление, как от живого организма. Выступивший на лбу пот застилал ему глаза, но к тому времени это уже не имело значения, так как создаваемые им детали все равно не были видны. Он начал думать об определенных частях модели, как о твердых, неподвижных и мертвых. Он сымитировал распространение этик омертвевших районов, пока вся модель постепенно не превратилась в твердый безжизненный ком. После этого он сморгнул пот с ресниц и начал все сначала, и еще раз, и еще, и тут он обнаружил, что его спутники стоят с ним рядом. - Они больше на нас не нападают, - тихо сообщил Харрисон, - и, прежде чем они передумают, я хочу попытаться наладить поврежденную гусеницу. По крайней мере здесь нет недостатка в инструментах. - Кроме как ни о чем не думать, чтобы не испортить твою модель, я могу тебе чем-нибудь помочь? - спросила Мэрчисон. - Да, пожалуй, - ответил Конвей, не поворачивая головы. - Я собираюсь снова все повторить в той же последовательности, но на этот раз остановлюсь, когда достигну положения, которое имеется на сегодняшний день. Когда я это сделаю, ты будешь думать о наших надрезах, продлевать и углублять их, а я заткну поврежденные горловые туннели и пробурю вспомогательные и пищевые шахты. Ты немного отодвинешь отрезанную часть и сделаешь ее твердой, то есть мертвой, а я в это время попытаюсь передать мысль, что другая часть шевелится и жива и останется таковой в дальнейшем. Она очень быстро ухватила идею, но у Конвея не было возможности узнать, ухватил ли ее, да и мог ли вообще ухватить их пациент. Позади них Харрисон трудился над поврежденной гусеничной лентой, в то время как перед ними модель пациента и проводимое хирургическое вмешательство становилось все более детальным - вплоть до миниатюрных гофрированных перемычек и того, что случится, если их повредить. Конвей неожиданно поднялся и стал карабкаться по наклонному полу. - Извини, - произнес он вслух, - но мне необходимо выйти за пределы мысленной досягаемости модели и дать мыслям немножко перевести дух. - Мне тоже! - через несколько минут воскликнула она. - Я к тебе... - Взгляни! В это время Конвей стоял, уставившись в темный свод каверны и давая отдых глазам и мозгу. Он быстро посмотрел вниз, подумав сначала, что инструменты снова атакуют, но увидел лишь Мэрчисон, которая указывала рукой на их модель - их работающую модель! Несмотря на то, что модель была вне пределов досягаемости их разума, она не осела и сохранила все детали. Конвей моментально забыл о физической и умственной усталости. - Должно быть, таким способом оно пытается сообщить, что понимает нас, - возбуждение сказал он. - Но мы должны расширить контакт, больше рассказать о себе. Иди и прихвати еще несколько инструментов, и сделай модель этой каверны со всеми ее кабелями, а я отформую в соответствующем масштабе машину и наши движущиеся фигурки. Модели, конечно, будут очень грубыми, но начнем с того, что нам необходимо передать всего лишь идею о том, какие мы маленькие и как уязвимы перед атаками инструментов. Затем мы отойдем немного в сторону и сформируем действующие модели проходческой машины, бульдозеров, вертолетов и разведкораблей - все, что есть на поверхности, но ничего такого большого и сложного вроде "Декарта", по крайней мере для начала. Нам нужно, чтобы все было предельно просто и доходчиво. За очень короткое время площадка вокруг машины была буквально усыпана моделями. Как только люди заканчивали придавать им должную форму, пациент брал управление моделями на себя, и все новые и новые инструменты грузно, но очень осторожно вкатывались в каверну, как бы сгорая от нетерпения, чтобы из них что-то сделали. Но запотевшие стекла гермошлемов стали почти непрозрачными, да и воздух был почти на исходе. Мэрчисон настояла на том, что у нее как раз осталось время для еще одной модели - большой, на которую уйдет до двадцати инструментов, - как из-за машины появился Харрисон. - Я вынужден забраться внутрь, - сообщил он. - В отличие от некоторых, я тяжко трудился и истратил свой запас воздуха... - Пни-ка там его за меня. Ты к нему поближе. - ...но машина будет двигаться в четыре раза медленнее, - продолжал лейтенант, - а если не будет, то теперь мы сможем позвать на помощь. Я использовал инструмент и сформовал новую антенну - мне известны точные размеры, - так что у нас есть даже двусторонняя видеосвязь... Он резко остановился, уставившись на то, что творила Мэрчисон со своими инструментами. - Я в этой команде патолог, - немного сварливо объяснила она, - и это моя работа рассказать пациенту, а точнее - дать ему почувствовать, как мы выглядим. Эта модель имеет весьма упрощенные дыхательную и кровеносную системы, органы пищеварения и речи со всеми, как видите, основными узлами. Естественно, что, поскольку я знаю о себе немножко больше, чем кто-либо другой, этот представитель рода человеческого - женщина. И, что не менее важно, не желая лишний раз сбивать пациента с толку, я не стала ее одевать. На ответ у Харрисона не хватило воздуха. Они последовали за лейтенантом в машину, и, пока Конвей налаживал связь, Мэрчисон инстинктивно подняла руку, прощаясь с каверной и разбросанными по площадке моделями из инструментов. Должно быть, она слишком усиленно думала о прощании, потому что ее последняя модель тоже подняла руку и не опускала ее до тех пор, пока машина медленно не пересекла границу мысленного контроля. Неожиданно ожили все три экрана, и на Конвея в упор уставился Дермод. На лице командующего отразились озабоченность, облегчение и воодушевленность - сначала поочередно, а потом все вместе. - Доктор! Я уже думал, что мы вас потеряли, - сообщил он. - С тех пор, как вы отключились, прошло уже четыре часа. Но я могу доложить вам о положительных изменениях. Иссечение продолжается, а все нападения инструментов прекратились полчаса назад. Из вспомогательных шахт, от перемычек, из дезактивационных команд - отовсюду сообщают, что проблем с инструментами у них больше нет. Доктор, эти условия - временные? Конвей протяжно и громко вздохнул от облегчения. Несмотря на порой замедленную физическую реакцию, в интеллектуальном отношении их пациент был очень ярким парнем. Конвей отрицательно покачал головой и сказал: - С инструментами сложностей больше не будет. Наоборот, они помогут вам управиться с оборудованием и будут делать все необходимое в труднодоступных местах разреза, как только мы объясним, что нам нужно. Вы также можете забыть о необходимости расширять линию иссечения для изоляции здоровой части тела от больной - наш пациент сохранил достаточную подвижность, чтобы самостоятельно отползти от ампутированных районов, - а это значит, что у вас высвободятся дополнительные корабли, иссечение пойдет быстрее и мы закончим операцию раньше планировавшегося срока. - Видите ли, сэр, - закончил Конвей, - теперь пациент начнет активно с нами сотрудничать. Большая операция была закончена меньше, чем за четыре месяца, и Конвея отозвали обратно в Госпиталь. Послеоперационное лечение громадного пациента должно было растянуться на многие годы. Предполагалось, что параллельно будет осуществляться более близкое знакомство с Драмбо, будут исследоваться его обитатели и их культура. Перед отлетом, все еще находясь под в