и. - Уйду! - сказал он. - Нет у меня ни единого друга на свете! Все порастерял, ничего не осталось. Сам не знаю, чего я наделал да почему. Одно знаю: не могу я так больше, не хочу - и все тут. - У него перехватило дыхание. - Головой в воду! - выкрикнул он. Он замешкался со щеколдой, бормоча что-то жалостливое, шарил по двери, точно искал ручку, потом дверь открылась. Он на самом деле уходил. - Арти! - резко окликнула Энн. Киппс обернулся, и опять оба застыли без кровинки в лице. - Я поеду, - сказала Энн. У Киппса задрожали губы, он затворил дверь и, не сводя глаз с Энн, шагнул к ней, лицо у него стало совсем жалкое. - Арти! - крикнула Энн. - Не уходи. - Рыдая, она протянула к нему руки. И они прильнули друг к другу... - Ох, как мне было плохо! - жалобно говорил Киппс, цепляясь за нее, точно утопающий; и вдруг теперь, когда все уже осталось Позади, долго сдерживаемое волнение прорвалось наружу, и он заплакал в голос. Модный дорогой цилиндр свалился на пол и покатился, никому не было до него дела. - Мне было так плохо, - повторял Киппс, уже и не стараясь сдержаться. - Ох, Энн, как мне было плохо! - Тише, - говорила Энн, прижимая его бедную головушку к своему плечу, задыхаясь и дрожа всем телом. - Тише. Там старуха подслушивает. Она тебя услышит, Арти, она там, на лестнице. Последние слова Энн, когда час спустя они расстались - они услышали, как вернулись и поднялись в комнаты миссис и мисс Биндон Боттинг, - заслуживают отдельной подглавки. - Запомни, Арти, - прошептала Энн, - я бы не для всякого так поступила. 9. ЛАБИРИНТОДОНТ Теперь представьте, как они спасаются бегством путаными и извилистыми путями, установленными в нашем обществе, - сперва порознь пешком на Фолкстонский Центральный вокзал, потом вместе, в вагоне первого класса, с чемоданом Киппса в качестве единственного провожатого, до Черинг-Кросс, а оттуда в извозчичьей тряской карете, неторопливо громыхающей по людскому муравейнику Лондона, - к дому Сида. Киппс то и дело выглядывает из окна кареты. - Вот за следующим углом, сдается мне, - говорил он. Ему не терпелось поскорей оказаться у Сида: там-то уж никто его не настигнет и не разыщет. Он щедро, как и подобало случаю, расплатился с извозчиком и обернулся к своему будущему шурину. - Мы с Энн решили пожениться, - сказал он. - А я думал... - начал Сид. Киппс подтолкнул его к дверям мастерской - мол, все объясню там... - Чего ж мне с тобой спорить, - заулыбался очень довольный Сид, выслушав, что произошло. - Что сделано, то сделано. О случившемся узнал и Мастермен, медленно спустился вниз и оживленно стал поздравлять Киппса. - Мне так и показалось, что светская жизнь будет не по вас, - сказал он, протягивая Киппсу костлявую руку. - Но я, право, никак не ждал, что у вас хватит самобытности вырваться... Должно быть, молодая аристократка клянет вас на чем свет стоит! Ну и пусть ее... Что за важность! - Вы начали подъем, который никуда не вел, - сказал он за обедом. - Вы карабкались бы с одной ступеньки утонченной вульгарности на другую, но так никогда и не добрались бы до сколько-нибудь достойных высот. Таких высот не существует. Все там вертятся, как белки в колесе. В мире все вверх дном, и так называемый высший свет - это сверкающие драгоценностями картежницы и мужчины, которые только и знают, что бьются об заклад, а для приправы - горсточка архиепископов, чиновники и прочие лощеные блюдолизы и сводники... Вы бы застряли где-нибудь на этой лестнице, много ниже тех, у кого есть собственные автомобили, безутешный, несчастный и жалкий, а ваша жена тем временем шумно развлекалась бы или, напротив, терзалась оттого, что ей не удалось подняться на ступеньку выше. Я давным-давно все это понял. Видал я таких женщин. И больше я уже не лезу вверх. - Я часто вспоминал, что вы говорили в прошлый раз, - сказал Киппс. - Интересно, что ж это я такое говорил? - как бы про себя заметил Мастермен. - Но все равно, вы поступили разумно и правильно, а в наше время такое не часто увидишь. Вы женитесь на ровне и заживете по-своему, никого не слушая, без оглядки на тех, кто стоит ступенькой выше или ниже. Сейчас только так и следует жить: ведь в мире все вверх дном, и с каждым днем становится все хуже и хуже. А вы прежде всего создайте свой собственный мирок, свой дом, держитесь за это, что бы ни случилось, и женитесь на девушке вашего круга... Так, наверно, поступил бы я сам... если б нашлась мне пара... Но, к счастью для человечества, люди вроде меня парами не родятся. Так-то! А кроме того... Однако... - Он вдруг умолк и, пользуясь тем, что в разговор вмешался юный мистер Уолт Порник, о чем-то задумался. Но скоро он очнулся от раздумий. - В конце концов, - сказал он, - есть еще надежда. - На что? - спросил Сид. - На все, - ответил Мастермен. - Пока есть жизнь, есть и надежда, - сказала миссис Порник. - А что ж это никто ничего не ест? Мастермен поднял стакан. - За надежду! - сказал он. - За светоч мира! Сид, широко улыбаясь, поглядел на Киппса, словно говорил: "Не каждый день встретишь такого человека". - За надежду! - повторил Мастермен. - Нет ничего лучше надежды. Надежды жить... Да. Так-то. Эта величественная жалость к самому себе нашла отклик в их сердцах. Даже Уолт притих. Дни перед свадьбой они посвятили увеселительным прогулкам. Сперва отправились пароходом в Кью и очень восхищались домом, полным картин, изображавших цветы; в другой раз встали чуть свет, чтобы насладиться долгим-долгим днем в Кристальном дворце. Они приехали в такую рань, что все еще было закрыто; все павильоны темные, а все прочие развлечения под замком. В огромном и безлюдном в этот час зале они даже сами себе казались какими-то козявками, а их отдававшиеся эхом шаги - неприлично громкими. Они разглядывали отлично вылепленных гипсовых дикарей, в непринужденных позах, и Энн-подумала: чудно было бы повстречать таких на улице. Хорошо, что в Англии они не водятся. Задумчиво и по большей части молча Энн с Киппсом созерцали копии классических статуй. Киппс только заметил, что чудно, видать, жили люди в те времена; но Энн вполне здраво усомнилась: неужто люди и впрямь ходили в таком виде? А все-таки вокруг в этот ранний час было слишком пустынно. Как тут было не разыграться фантазии! И они с облегчением вышли на огромные террасы парка, под скупое октябрьское солнце, и бродили среди множества искусственных прудов, по тихим просторным угодьям; все тут было такое огромное, сумрачное, пустынное - впору великанам, а вокруг ни души - все удивляло и восхищало их, но куда меньше, чем можно бы ожидать. - Ни в жизнь не видал такой красоты, - сказал Киппс и повернулся, чтобы лучше разглядеть огромный зеркальный фасад с гигантским изображением Пакстона посредине. - А уж что денег стоило такое построить! - почтительно протянула Энн. Скоро они вышли к пещерам и протокам, где всевозможные диковинки напоминали о неистощимой изобретательности того, кто создал все живое. Они прошли под аркой из китовых челюстей и остановились: перед ними на лугу паслись отлично вылепленные, раскрашенные золотом и зеленью огромные доисторические звери - игуанодоны, динотерии, мастодонты и прочие чудища; одни щипали траву, другие просто стояли и глядели по сторонам, словно дивились на самих себя. - Чего тут только нет! - сказал Киппс. - После этого и на графский замок смотреть не захочешь. Огромные чудовища очень заинтересовали Киппса, он никак не мог с ними расстаться. - И где только они добывали себе пропитание, ведь им какую прорву нужно! - повторял он. Нагулявшись, они сели на скамью перед озером, над которым нависал великолепный зеленый с золотом лабиринтодонт, и заговорили о будущем. Они плотно позавтракали во дворце, насмотрелись на картины, на многое множество всяких диковинок, и все это да еще ласковое янтарное солнце настроило их на особый умиротворенно-философский лад, словно они причалили к тихой пристани. А потом Киппс нарушил это задумчивое молчание, он вдруг заговорил о том, что гвоздем сидело у него в голове. - Я перед ними извинюсь и предложу ее брату денег в возмещение. Ну, а уж если она все равно подаст в суд, потому как я нарушил обещание, что ж... с меня взятки гладки... Из моих писем они на суде не больно много вычитают, потому как я ей писем не писал. В общем, выложу тыщу-другую - и все уладится, это уж верно. Я не больно боюсь, Энн. Чего ж тут бояться... Вовсе и нечего. - И помолчав, прибавил: - А здорово, что мы женимся! Интересно, как все в жизни получается. Вот если б не наткнулся я на тебя, что бы со мной сейчас было?.. Да уж потом мы и встретились, а у меня все равно ничего такого и в мыслях не было... то есть, что мы поженимся... вот до того самого вечера, как пришел к тебе. Правда-правда, и в мыслях не было. - И у меня, - сказала Энн, задумчиво глядя на воду. Некоторое время Киппс молча глядел на нее. До чего же милое у нее сейчас лицо! По озеру проплыла утка, легкая рябь пошла по воде, трепетные отсветы заиграли на щеках Энн и тут же истаяли. - Верно, так было суждено, - вслух подумала Энн. Киппс немного поразмыслил. - Прямо даже чудно, как это меня угораздило с ней обручиться, - сказал он. - Она тебе не подходит, - сказала Энн. - Вот то-то и оно. Еще бы! То-то и оно, что не подходит. Даже не пойму, как это все получилось? - Уж, верно, все ее рук дело, я так понимаю, - сказала Энн. Киппс уже готов был согласиться. Но тут он почувствовал угрызения совести. - Да нет, Энн, - сказал он. - Вот ведь что чудно. Я и сам не пойму, как оно вышло, да только она тут ни при чем. Даже и не припомню... Ну, никак... Одно скажу: заковыристая штука жизнь. И я тоже, видать, парень с закавыкой. Иной раз найдет на меня, накатит - и тогда мне все трын-трава, сам не знаю, что делаю. Вот и тогда так вышло. Да только... Оба задумались, Киппс скрестил руки и подергал свои редкие усики. Но вот он слегка улыбнулся. - Заведем себе славный домик где-нибудь в Хайте. - Там поуютней, чем в Фолкстоне, - сказала Энн. - Славный домик и чтоб беспременно маленький, - сказал Киппс. - Оно, конечно, у меня есть Хьюгенден. Так ведь он отдан внаем. И велик больно. Да и не по душе мне больше жить в Фолкстоне... никак не по душе. - Это бы хорошо, свой домик, - сказала Энн. - Бывало, в услужении я сколько раз думала: вот бы похозяйничать в собственном домике! - Да, уж ты всегда будешь знать про наших слуг, чего там у них на уме, - пошутил Киппс. - Слуги? На что нам слуги! - испугалась Энн. - А как же, у тебя беспременно будет прислуга, - сказал Киппс. - Хоть для всякой черной работы. - Вот еще! Тогда и в собственную кухню не войдешь. - Без прислуги никак нельзя. - Всегда можно принанять женщину на черную работу, она придет и все сделает, - сказала Энн. - А потом... если мне попадется какая-нибудь девица из нынешних, так я все равно не утерплю, отберу у нее метлу и все сама переделаю. Так уж лучше вовсе без нее. - Уж одна-то прислуга нам беспременно нужна, - сказал Киппс. - А то захочется пойти куда вдвоем или еще что, как же тут без прислуги? - Ну, тогда я подыщу совсем молоденькую, выучу ее по-своему, - решила Энн. Киппс удовольствовался этим и вновь заговорил о доме. - По дороге, как ехать на Хайт, есть такие домики, нам в самый раз: не слишком большие и не слишком маленькие. Там будет кухонька, столовая и еще комнатка, чтоб сидеть по вечерам. - Только чтоб в нем не было полуподвала, - сказала Энн. - А это чего такое? - Это в самом низу такое помещение, там света никакого нету, и все надо таскать по лестнице вверх-вниз, вверх-вниз с утра до ночи... и уголь и все. Нет уж, раковина и слив - это все пускай будет наверху. Знаешь, Арти, вот я сама жила в услужении, а то бы и не поверила, до чего ж иные дома глупо да жестоко построены... а лестницы какие... будто нарочно строили, назло прислуге. - У нас будет не такой домик, - сказал Киппс. - Мы заживем тихо, скромно. Куда-нибудь сходим, погуляем, потом посидим дома. А нечего будет делать, может, книжку почитаем. А там в иной вечерок старина Баггинс заглянет. А то Сид приедет. На велосипедах можно прокатиться... - Чудно что-то: я - и вдруг на велосипеде, - сказала Энн. - А мы заведем тандем, и будешь сидеть, как настоящая леди. И я быстренько свезу тебя в Нью-Ромней, в гости к старикам. - Это бы можно, - согласилась Энн. - Домик мы выберем с умом и обзаводиться тоже будем с умом. Никаких этих картин и всякого художества, никаких фокусов да выкрутасов, все только добротное, нужное. Мы будем очень правильно жить, Энн. - Без всякого социализма, - высказала Энн свое тайное опасение. - Без всякого социализма, - подтвердил Киппс, - просто с умом. - Которые в нем понимают, те пускай и занимаются социализмом, Арти, а мне его не надо. - Да и мне тоже, - сказал Киппс. - Я не умею про это спорить, а только, по-моему, это - все одно воображение. Но вот Мастермен - он башковитый. - Знаешь, Арти, сначала я его невзлюбила, а теперь он мне даже по душе. Такого ведь не сразу поймешь. - Он до того умен, я и половины не разберу, куда он гнет, - признался Киппс. - Я такого башковитого сроду не видал. И разговору такого не слыхал. Ему бы книги сочинять... Какой-то сумасшедший этот мир, - чтоб такой парень и не мог заработать на хлеб. - Это потому, что он хворый, - сказала Энн. - Может, и так, - согласился Киппс и на время умолк. Потом вдруг сказал: - Нам будет хорошо в нашем домике, верно, Энн? Она поглядела ему в глаза и кивнула. - Я прямо его вижу, - сказал Киппс. - Такой уютный. Вот скоро время пить чай, а у нас сдобные булочки, сбоку в камине чайник греется, на коврике кошка... беспременно заведем кошку, Энн... и ты тут же сидишь?! А? Они окинули друг друга одобрительным взглядом, и Киппс вдруг заговорил о том, что вовсе не относилось к делу. - Да что ж такое, Энн, - сказал он, - я не целовал тебя, поди, целых полчаса. Как из пещер вышли, так и не целовал. Ибо они уже не теряли поминутно голову и не начинали целоваться, не глядя на время и место. Энн покачала головой. - Веди себя как следует, Арти, - сказала она. - Расскажи лучше еще про мистера Мастермена... Но мысли Киппса уже приняли другое направление. - Мне нравится, как у тебя заворачиваются волосы вон там, - сказал он и показал пальцем. - Ты когда девочкой была, они тоже так заворачивались, я помню. Вроде как колечком. Я часто про это думал... Помнишь, как мы бегали наперегонки... тот раз, за церковью? Посидели молча, каждый думал о чем-то приятном. - Чудно, - сказал Киппс. - Чего чудно? - Как все получилось, - сказал Киппс. - Полтора месяца назад мы и думать не думали, чтоб нам с тобой вот так тут сидеть... А что у меня будут деньги - да разве кто бы поверил? Он перевел взгляд на огромного лабиринтодонта. Сперва просто так, нечаянно поглядел и вдруг с любопытством всмотрелся в огромную широкую морду. - Провалиться мне на этом месте, - пробормотал он. Энн спросила, что это он. Киппс положил руку ей на плечо и показал пальцем на огромного зверя. Энн испытующе поглядела на лабиринтодонта, потом с немым вопросом - на Киппса. - Неужели не видишь? - удивился Киппс. - Чего не вижу? - Да ведь он вылитый Филин! - Он же вымерший, - возразила Энн, не поняв. - Ну да, я знаю. А все равно он точь-в-точь наш Филин в старости. И Киппс задумался, глядя на изображения доисторических чудовищных зверей и ящеров. - А интересно, почему все эти допотопные твари вымерли? - спросил он. - Разве кому было под силу их перебить? - А я знаю! - догадалась Энн. - Их потоп загубил... Киппс поразмыслил. - Так ведь в ковчег полагалось взять всех по паре... - Ну и взяли, сколько могли, всех-то не увезешь, - сказала Энн. На том и порешили. Огромный зелено-золотой лабиринтодонт пропустил мимо ушей их разговор. Неколебимо спокойный, он устремил взор своих удивительных глаз поверх их голов - в бесконечность. Может, это и вправду был сам Филин, столь чуждый высокомерия Филин, который больше не желал их замечать. Была в этом его спокойствии какая-то терпеливая уверенность, равнодушие могучей силы, ожидающей своего часа. И Энн с Киппсом смутно почувствовали это, обоим стало не по себе, и, посидев еще немного, они поднялись и, то и дело невольно оглядываясь, пошли своей дорогой. В должный срок эти две простые души сочетались браком, и Урания, богиня супружеской любви, богиня поистине великая, благородная и добрая, благословила их союз. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ЧЕТА КИППС 1. КАКИМ БУДЕТ ДОМ Медовый месяц, как и все на свете, приходит к концу, и вот уже мистер и миссис Артур Киппс выходят на перрон Хайтского вокзала, они приехали в Хайт искать славный маленький домик, осуществить лучезарную мечту о домашнем очаге, впервые высказанную в парке Кристального дворца. Киппсы - храбрая чета, вы это, конечно, уже заметили, но ведь они лишь песчинки в нашем огромном, нелепом и сложном мире. На мистере Киппсе серый костюм, воротничок с широкими отворотами и щегольской галстук. Миссис Киппс - все то же пышущее здоровьем юное существо, с которым вы встречались на вересковой равнине на протяжении всего моего объемистого труда; ей ничуть не прибавилось ни роста, ни солидности. Только теперь она в шляпе. Однако шляпа ее совсем не похожа на те, которые она надевала прежде по воскресеньям, это роскошная шляпа, с перьями, с пряжкой, с бантами и прочими украшениями. От цены этой шляпки у многих захватило бы дух: она стоила две гинеи! Киппс сам ее выбирал. Сам за нее заплатил. И когда они вышли из магазина, у обоих пылали щеки и на глаза просились слезы, оба не чаяли поскорей убраться подальше от снисходительной усмешки надменной продавщицы. - Арти, - сказала Энн, - зря ты это... И больше ни слова упрека. И, вы знаете, шляпа совсем ей не шла. Все новые наряды совсем ей не шли. На смену простеньким, дешевым и веселым нарядам появилась не только эта шляпа, но и несколько других подобных вещей. И из всей этой пышности смотрело хорошенькое личико умного ребенка - чудо безыскусственности пробивалось сквозь нелепую чопорную роскошь. Киппсы купили эту шляпу, когда пошли однажды полюбоваться магазинами на Бонд-стрит. Киппс разглядывал прохожих, и вдруг ему пришло в голову, что Энн дурно одета. Ему приглянулась шляпа весьма надменной дамы, восседавшей в роскошном автомобиле, и он решил купить Энн такую же. Носильщики на вокзале, извозчики, толпившиеся у дверей, два игрока в гольф, леди с дочерьми, которая тоже сошла в Хайте, - все заметили какую-то несообразность во внешности Энн. Киппс чувствовал, что на них смотрят, ему было не по себе - он побледнел и тяжело переводил дух. А Энн... трудно сказать, что из всего этого заметила Энн. - Эй! - окликнул Киппс извозчика и огорчился, что это прозвучало не слишком внушительно. - У меня там чемодан. И метка есть - А.К., - сказал он контролеру, проверявшему билеты. - Обратитесь к носильщику, - бросил контролер и повернулся к нему спиной. - Тьфу, пропасть! - не сдержался Киппс, и вышло это у него довольно громко. Одно дело - сидеть на солнышке и беседовать о своем будущем доме, и совсем другое дело - отыскать такой дом, как хочется. Мы, англичане, - да в сущности и весь мир - живем ныне странной жизнью: нам нет никакого дела до величайших общечеловеческих проблем, мы покорились наступающим со всех сторон, торжествующим свою победу мелочам; мы всему предпочли приятную незначительность общения со своим ограниченным кружком; мелочная благопристойность, тщательно соблюдаемые правила светского обхождения - вот основа нашего существования. И уйти от этого надолго никак не удается, даже если совершил из ряда вон выходящий поступок: сбежал в Лондон с девушкой без всяких средств и притом низкого звания. Туманная дымка благородного чувства, окутывающая вас, неминуемо растает, и, отторгнутый от своих божеств, вы снова окажетесь на виду у всех, беззащитная овечка под неусыпным взором ревнивого стража, стоглазого Аргуса - нашего общества, и на вас обрушится град мелочных, низких придирок и беспощадных суждений: о вас самих, о вашей одежде, о вашей манере себя держать, о ваших стремлениях и желаниях, о каждом вашем шаге. Наш сегодняшний мир устроен нечестно, и скрывать это было бы тоже нечестно. И вот одно из следствий этого нечестного устройства: в нем очень мало славных маленьких домиков. Они не являются пред вами по первому требованию; в наше постыдное время их не купишь за деньги. Их строят на землях чудовищно богатых бессовестных вымогателей несчастные алчные скупцы, одержимые страстью не ударить лицом в грязь перед соседями. Чего же можно ждать при таких нелепых порядках? Пустившись на поиски дома, поневоле убеждаешься, что мир наш, который пыжится изо всех сил, пытаясь выглядеть роскошно, на самом деле гол, что наша цивилизация неприглядна, если содрать оборки, занавеси и ковры, что люди в суете и растерянности тщетно пытаются свести концы с концами. Видишь подло задуманные и в подлых целях подло осуществленные планы, отброшенные условности, разоблаченные тайны и убеждаешься: от всего, что проповедуют, что считают основой бытия наши Филины, остались только грязь, лохмотья, запустение. И вот наша милая чета бродит по Хайту, Сандгейту, Ашфорду, Кентербери, по Дилу и Дувру и, наконец, даже по Фолкстону; в руках у Киппса "разрешение на осмотр" - розовые, зеленые, белые листочки бумаги и ключи с ярлыками, ходят они озадаченные и хмурят брови... Они сами толком не знают, чего хотят, но зато твердо знают: из того, что они уже осмотрели, они не хотят ничего. Повсюду до отчаяния много домов, которые им не подходят, и ни одного, который подошел бы. Взамен розовой мечты - пустые, заброшенные комнаты, на выцветших обоях темные пятна - следы некогда висевших здесь картин, все двери - без ключей. Они видели комнаты, где в деревянных полах зияли дыры, торчали занозы и в щели между половицами проваливалась нога, а плинтусы красноречиво свидетельствовали о предприимчивости мышей; видели кухни с дохлыми тараканами в пустых буфетах и множество разных, но одинаково мерзких и неудобных подвалов для хранения угля и темных кладовых под лестницами. Они выглядывали из чердачных люков, в наивном изумлении таращили глаза на грязные крыши в саже и копоти. Подчас им казалось, что все агенты в заговоре против них: уж слишком унылы, мрачны были эти пустые дома по сравнению с любой самой жалкой, но обитаемой лачугой. Обычно дома были чересчур велики. Огромные окна требовали широченных занавесей; множество комнат; бесчисленные каменные ступени, их надо мыть и чистить; а кухни приводили Энн в ужас. Она уже настолько правильно представляла себе высокое положение Киппса в обществе, что примирилась с мыслью о прислуге - об одной прислуге. - Господи! - восклицала она. - Да с таким домом девушке нипочем не справиться, неужто брать мужчину! Если же дом оказывался не очень велик, это была, чаще всего, дрянная, наспех сбитая постройка из тех, каким сейчас нет числа, - плод спекуляции, которую вызывал небывалый рост населения, сущий бич девятнадцатого столетия. От новых домов Энн отказывалась наотрез: они были сырые, - а те, в которых уже кто-то пожил, даже построенные совсем недавно, сразу выставляли напоказ свои пороки: штукатурка отваливалась, полы проваливались, обои покрывались плесенью и отставали, двери слетали с петель, кирпич крошился, перила ржавели; пауки, уховертки, тараканы, мыши, крысы, плесень и неистребимые малоприятные запахи наводняли дом - природа брала свое... И вечно, неизменно никуда не годилось расположение комнат и всего прочего. У всех домов, которые они пересмотрели, был один общий недостаток - Энн не могла подыскать для него название, но вернее всего назвать это хамством. - Они строят дома так, будто прислуга не человек, - говорила Энн. Видно, ее заразил своим демократизмом Сид, но так или иначе во всех современных домах они обнаруживали все то же примечательное невнимание к людям, обязанным эти дома обслуживать. - Тут из кухни уж больно крутая лестница, Арти! - говорила Энн. - Бедной девушке придется день-деньской бегать вверх-вниз, и она совсем собьется с ног, а все оттого, что у них не хватило ума сделать лестницу поудобнее... И наверху нигде нет воды... Каждый раз придется тащить снизу! Вот в таких домах служанки и выбиваются из сил. - Я знаю, все беды оттого, что дома строят мужчины, - прибавляла она. Как видите, чета Киппс воображала, будто ищет простенький и удобный по нынешним временам домик, на самом же деле она искала либо сказочную страну, либо от рождества Христова год примерно тысяча девятьсот семьдесят пятый, а до него, увы, было еще далеко. И все же Киппс поступил преглупо, когда взялся строить собственный дом. Его подхлестнула злость на агентов по продаже Домов, которая все росла у него в душе. Все мы ненавидим агентов по продаже домов, точно так же, как всем нам любы моряки. Без сомнения, ненависть эта необоснованная и несправедливая, но долг романиста - заниматься не этическими принципами, а фактами. Все ненавидят агентов по продаже домов, потому что все, кто имеет с ними дело, оказываются в невыгодном положении. Представители всех прочих профессий что-то получают, но и что-то дают, агенты по продаже домов только получают. Представители всех прочих профессий зависят от вас: поверенный боится, как бы вы не наняли другого, доктор не осмеливается заходить слишком далеко, романист - вы этого и не подозреваете, - точно жалкий раб, старается угадать ваши невысказанные желания; ну, а что до торговцев, - молочники будут чуть не драться за право носить вам молоко, зеленщики зальются слезами, если вы вдруг перестанете брать у них овощи; но слыхано ли, чтобы хоть один агент по продаже домов навязывал кому-либо свои услуги? Вам нужен дом; вы идете к агенту; растрепанный, утомленный поездкой, снедаемый нетерпением, вы забрасываете его вопросами; он же невозмутим, отутюжен, медлителен, скуп на слова и пребывает в праздности. Вы упрашиваете его уменьшить ренту, побелить потолки, показать вам другие дома, где сочетались бы беседка, как в доме номер шесть, и оранжерея, как в доме номер четыре, - а ему хоть бы что! Вам нужно продать дом - агент все так же безмятежно равнодушен. Однажды, помню, я его расспрашивал, а он, отвечая, не переставал ковырять в зубах. Что им конкуренция! Все они на один лад; их ничуть не огорчит, если вы уйдете от одного агента к другому; и агента не уволишь, можно только уволить себя от покупки дома. За барьером красного дерева, сверкающим медью, агент неуязвим, его не достать, даже если сгоряча сделать ловкий выпад зонтиком; ну, а не вернуть ключи, которые он вам дал для осмотра, и попросту вышвырнуть их - это самое обыкновенное воровство и наказуется по закону... И вот некий агент из Дувра в конце концов натолкнул Киппса на мысль строить дом. С дрожью в голосе Киппс выпалил свой ультиматум: никакого полуподвала, не больше восьми комнат, наверху горячая и холодная вода, кладовая для угля в доме, но с отдельной дверью, чтобы угольная пыль не попадала в буфетную, и так далее, и тому подобное. Выпалил - и, отдуваясь, замолчал. - В таком случае придется вам самому строить дом, - с усталым вздохом ответил агент. И поначалу, просто чтобы сбить с него спесь, вовсе не думая об этом всерьез, Киппс пробормотал: - Вот этим-то я, видать, и займусь... Это мне подойдет. Агент вместо ответа улыбнулся. У-лыб-нул-ся! А потом, призадумавшись, Киппс с удивлением обнаружил, что зерно запало ему в душу и дало ростки. В конце концов мало ли народу строит дома! Откуда бы взялось столько домов, если б их не строили? А что, если и впрямь построить дом! И тогда он придет к этому агенту и скажет: - Эй, послушайте! Вы тут копались, не могли мне подыскать что-нибудь подходящее, а ведь я сам построил свой собственный дом, вот провалиться мне на этом месте! Он обойдет всех этих агентов, всех - в Фолкстоне, Дувре, Ашфорде, Кентербери, Маргете, Рамсгете - и всем-всем окажет эти самые слова!.. Может, хоть тогда они пожалеют, что так скверно с ним обошлись? И, раздумывая об этом среди ночи, он понял, что решение уже созрело. - Энн, - позвал он, - Энн! - И подтолкнул ее локтем. Она наконец открыла глаза и спросонок пробормотала: - Чего ты? - Энн, я решил строить дом. - Что? - словно бы окончательно проснувшись, спросила она. - Решил строить дом. Она невнятно посоветовала ему подождать до утра и тут же с завидной доверчивостью опять крепко уснула. А Киппс еще долго лежал без сна и в мыслях строил свой дом и утром за завтраком объяснил, что к чему. Хватит, натерпелся он от этих агентов. Теперь он с ними сквитается... Лучшей мести не придумаешь. - И у нас вправду будет славный домик... Такой, как нам надо. Порешив на этом, они без труда сняли дом на год - дом с полуподвалом, без подъемника, так что грязь растаптывалась по всему дому, без горячей воды в верхних комнатах, без ванной, с огромными подъемными окнами, которые приходится мыть, стоя на подоконнике, с неровными, открытыми всем дождям каменными ступенями в угольную кладовую, с тесными чуланами, немощеной дорожкой к мусорному ящику, неотапливаемой комнатой для прислуги, с щербатыми, занозистыми полами, которым конца-краю не было - мыть не перемыть! - короче говоря, то был типичный дом английского обывателя со средним достатком. И, прикупив кое-какую мебель и наняв вялую молодую особу по имени Гвендолен с крашеными золотыми волосами, обрученную с каким-то старшиной и служившую прежде в гостинице, они переселились в свое новое жилище и провели несколько тревожных ночей, рыская по всем углам и закоулкам в поисках грабителей: непривычное сознание, что они одни в ответе за весь дом, не давало уснуть. После этого Киппс на время успокоился и окончательно решил строить свой собственный дом. Поначалу Киппс искал совета, ибо совершенно не представлял, как приняться за дело. В один прекрасный день он отправился в контору подрядчика в Сибруке и заявил восседавшей там особе, что намерен построить дом. Он задыхался от волнения, но был исполнен решимости и готов тут же, не сходя с места, отдать все необходимые распоряжения, однако особа не торопилась, она сказала, что мужа сейчас нет, и Киппс ушел, даже не назвав себя. Потом один рабочий показал ему на какого-то человека, проезжавшего в двуколке, и сказал, что этот малый недавно построил дом близ Солтвуда, и Киппс заговорил с ним, но человек этот сперва слушал с недоверием, а затем уничтожил Киппса язвительной насмешкой. - Вы, видно, каждое воскресенье строите новый дом, - сказал он, презрительно фыркнул и повернулся к Киппсу спиной. Каршот, с которым Киппс поделился своими планами, сильно поколебал его решимость, рассказав две-три весьма тревожные истории про подрядчиков; потом Пирс высказал сомнение: разве надо начинать с подрядчика, а не с архитектора? У Пирса был в Ашфорде приятель, у приятеля - брат, архитектор, а так как всегда лучше иметь дело со знакомым человеком, то еще до ухода Пирса чета Киппсов, которую немало напугали рассказы Каршота, решила обратиться к брату Пирсова приятеля. Так они и сделали, хоть и не без колебаний. Архитектор этот оказался маленьким подвижным человечком в шелковом цилиндре и с черным чемоданчиком; он уселся за обеденный стол, положил на равном расстоянии от себя, справа и слева, цилиндр и чемодан - и так восседал, важно, недвижимо, истукан истуканом, а Киппс, стоя на коврике перед камином, внутренне дрожал от сознания, что предпринимает нечто грандиозное, и неуверенно отвечал на конкретные, деловые вопросы архитектора. Энн облокотилась на угол резного дубового буфета - эта позиция показалась ей самой подходящей для такого случая - и не сводила глаз с архитектора, готовая каждую минуту прийти на помощь мужу. Оба отчего-то чувствовали себя припертыми к стене. Архитектор первым делом спросил о местоположении дома и, видно, был несколько обескуражен, узнав, что место еще не выбрано. - Я просто желаю построить дом, - сказал Киппс, - а где, я еще не решил. Архитектор заметил, что предпочел бы сперва увидеть место, чтобы решить, в какую сторону повернуть дом "неприглядной стороной", как он выразился, но, разумеется, если им угодно, можно проектировать дом и "просто в пространстве", не применяясь к определенному месту, с "условным фасадом". Киппс слегка покраснел и, втайне надеясь, что это не составит большой разницы в оплате, ответил без особой уверенности: ладно, можно и так. Сухо кашлянув, и этим как бы отметив, что предварительные переговоры закончены, архитектор открыл свой чемодан, вынул из него рулетку, несколько сухарей, металлическую фляжку, пару новых лайковых перчаток, кое-как завернутый в бумагу игрушечный заводной автомобиль, букетик фиалок, пакет медных винтиков и, наконец, большой, распухший блокнот, потом аккуратно уложил все прочее обратно в чемодан, раскрыл блокнот, послюнил карандаш и спросил: - Какой же вам требуется дом? И тут Энн, которая с напряженным вниманием и возрастающим ужасом следила за каждым его движением, ответила так поспешно, так горячо, словно только и ждала этого вопроса: - С кладовками! - И прибавила, вопросительно взглянув на мужа: - Беспременно. Архитектор записал. - Сколько комнат? - спросил он, переходя к второстепенным вопросам. Молодожены уставились друг на друга. Что сказать? Ведь потом уж не отопрешься. - Ну, сколько, например, спален? - спросил архитектор. - Одна? - неуверенно предложил Киппс, жаждавший теперь, чтобы дом был как можно меньше. - А Гвендолен? - вмешалась Энн. - К вам могут приехать гости, - подсказал архитектор. - Да мало ли что может случиться, - прибавил он сдержанно. - Тогда, может, две? - сказал Киппс. - Нам, понимаете, нужен совсем маленький домик... - Но даже в самом скромном охотничьем домике... - возразил архитектор. Сошлись на шести - архитектор упорно отвоевывал у них спальню за спальней, подогрел их воображение словом "детская" (он, разумеется, понимает, что это дело далекого будущего), и в конце концов они неохотно уступили: ладно, пусть будет шесть; после чего Энн подошла к столу, села и выложила одно из своих заранее обдуманных условий. - Горячая и холодная вода во всех комнатах, - сказала она. - Беспременно. Эта идея еще давно была позаимствована у Сида. - Да, - сказал Киппс, стоя на коврике у камина, - горячая и холодная вода в каждой спальне, так мы порешили. Тут архитектор впервые догадался, что ему предстоит иметь дело с весьма своеобразной четой, а так как только накануне он всю вторую половину дня потратил на то, чтобы отыскать в журнале "Строитель" три больших дома, из которых намеревался скомбинировать один и, позаимствовав из каждого по мере возможности, выдать его за свой оригинальный проект, он, естественно, изо всех сил сопротивлялся выдумкам Киппсов. Он долго разглагольствовал о чрезвычайной дороговизне водопроводов и всего того, что он не предусмотрел для задуманного проекта; наконец Энн заявила, что тогда лучше пускай вовсе никакого дома не будет, а Киппс, который все это время не вмешивался в разговор, сказал, что ему все равно, во сколько это обойдется, лишь бы все было, как он желает; и только после этого архитектор вопреки своим привычкам и методам согласился внести в будущий проект некоторое своеобразие. Он кашлянул в знак того, что с этим вопросом покончено, и сказал: - Ну что ж, если вы не боитесь отступить от общепринятого... Далее он объяснил, что неплохо бы построить дом в стиле королевы Анны (услыхав свое имя, Энн украдкой кивнула Киппсу). Сам он не любит, когда снаружи дом уж слишком педантично выдержан в каком-то одном стиле, - но пусть этот стиль преобладает; вот, скажем, слуховые окна, фронтоны и оконные переплеты можно сделать в стиле королевы Анны, кое-где пустить грубую штукатурку простым наметом, то тут, то там подделку под дерево, небольшой навес - все это придаст оригинальность, сделает дом поинтереснее. В том-то и преимущество стиля королевы Анны, что он допускает большое разнообразие... Но если они хотят уйти от общепринятого, что ж, это можно. Сейчас много строят в необычном стиле, и некоторые дома выходят очень недурно. В этих сугубо современных постройках часто делают упор, так сказать, на внутренние особенности - например, строят староанглийскую дубовую лестницу и галерею. В таких домах предпочитают грубую штукатурку простым наметом и зеленую краску. Сухо кашлянув, он дал понять, что экскурс в область стилей окончен, и вновь раскрыл блокнот, которым вдохновенно размахивал, живописуя бессчетные достоинства внешней отделки дома в стиле королевы Анны. - Шесть спален, - сказал он, послюнив карандаш. - В одной окна забраны решеткой - на случай, если понадобится превратить ее в детскую. Киппс неохотно, осипшим голосом подтвердил свое согласие. Затем стали обсуждать, где и как расположить хозяйственные помещения, - в этом интереснейшем разговоре Киппс играл более чем скромную роль. От спален перешли к кухне, потом к буфетной, и тут Энн проявила такое знание дела и сообразительность, что архитектор не мог не выразить ей своего восхищения. У Энн был свой, неслыханно новый взгляд на местоположение кладовой для угля: в обычных домах это подвал, и оттуда уголь слишком тяжело таскать. Они сочли непрактичной идею перенести кладовую и кухню на самый верх: тогда уголь придется проносить через весь дом, а значит, вдвое больше мыть и убирать; остановились было на мысли сделать угольную кладовую на первом этаже, но подвести к ней удобную лестницу и вывести наружу лоток, через который будут пополняться запасы угля. - Может быть, это была бы даже оригинальная деталь наружной отделки, - с некоторым сомнением сказал архитектор и сделал пометку в блокноте. - Только все неизбежно будет черное, пачкотня снаружи. Потом они принялись обсуждать, не лучше ли построить подъемник, а потом архитектора вдруг осенило: газовое отопление! Киппс, пыхтя и еле переводя дух, исполнил сложнейшую словесную фугу на тему "Газовое отопление пожирает воздух"; наконец он сделался красный как рак и надолго замолчал, только беззвучно шевелил губами. Несколько дней спустя архитектор написал им, что, просматривая свой блокнот, он нашел подробнейшие указания насчет окон фонарем во всех комнатах, насчет спален, водопровода, подъемника, высоты ступеней на лестнице, которая ни в коем случае не должна быть винтовой, насчет кухни, каковая должна быть размером в двадцать квадратных футов, с хорошей вентиляцией, с двумя шкафами для посуды и вместительным ларем... насчет буфетной, и служб, и кладовых, но ни слова о гостиной, столовой, библиотеке или кабинете, а также о примерной стоимости постройки; поэтому он ждет дальнейших указаний. Он полагает, что в доме необходимы комната для завтраков, столовая, гостиная и кабинет для мистера Киппса - таково по крайней мере его мнение, - и молодожены долго и горячо обсуждали этот план. Энн явно ничего подобного не желала. - Не пойму, для чего это надо - гостиная да еще столовая, когда есть кухня! Если б мы хотели пускать на лето жильцов, тогда ладно. Но мы ж не хотим. Ну и ни к чему нам столько комнат. Да еще холл! На что он нужен? Только уборки прибавится, вот и вся радость. А кабинет! Прочитав письмо архитектора, Киппс принялся мурлыкать себе под нос какую-то песенку и поглаживать усики. - А я бы не отказался от небольшого кабинета - совсем маленького, конечно, но чтоб в нем стоял письменный стол и книжный шкаф, как в Хьюгендене. Я бы не отказался.