? - спросила она. - Доверьтесь мне, - сказал Верховный лорд. В небе стоял оглушительный гул моторов, но ни одного аэроплана не было видно. Всюду теснились розовеющие вечерние облака - и вражеские аэропланы, напавшие на столицу, и те, что ее защищали, без сомнения, гонялись друг за другом, поднявшись над этой завесой. Гудению аэропланов негромко откликался далекий заградительный огонь, словно гигантский резиновый мяч снова и снова ударял в гигантский жестяной поднос. Комфортабельного "роллс-ройса" нигде не было видно. Вероятно, шофер отвел его куда-нибудь в укромное место и еще не успел вернуться. - В этом есть что-то возбуждающее, - сказал Верховный лорд. - Почему бы мне и не делить опасности с моим народом. По улице Уайтхолл шагали храбрецы в противогазах разных систем, а некоторые просто прижимали ко рту какой-нибудь лоскут или носовой платок. Многие, подобно Верховному лорду, решили, что бояться газа пока нечего, и либо несли противогазы в руках, либо вовсе обходились без них. Никаких экипажей не было видно, если не считать двух старомодных цистерн для поливки улиц. Сейчас они хлопотливо разбрызгивали тяжелую, медленно улетучивающуюся влагу с резким сладковатым запахом: считалось, что она надежно предохраняет почти от всех ядовитых газов. Жидкость постепенно испарялась, стлалась низко по земле голубоватым туманом, который кружил, редел и медленно рассеивался. После паники в Ист-Энде об антигазе много говорилось и писалось в газетах. Вот уже несколько дней как была прекращена подача обыкновенного светильного гага, и вместо него все резервуары и магистральные трубы заполнил антигаз определенной концентрации - в случае надобности его можно было получить, отвернув обыкновенный газовый рожок. У него был тот же сладковатый запах, что и у жидкости, разбрызгиваемой цистернами, и во время вражеских воздушных налетов он очень успокоительно действовал на жителей Лондона. - Пойдемте через Уайтхолл, - сказал Верховный лорд. - Помнится, было распоряжение, чтобы в случае налета мой автомобиль укрывался под аркой Адмиралтейства, где его нельзя будет заметить с воздуха. Мы можем дойти туда пешком. Миссис Пеншо кивнула. - Вы не боитесь? - спросил он. - Когда вы рядом! - возмутилась она. Автомобиля под аркой не оказалось, и они вышли на площадь. В невидимом с земли воздушном бою как будто наступила передышка. Враги либо улетели восвояси, либо поднялись так высоко, что их больше не было слышно, а может быть, у их моторов были глушители. Взрывов больше не было, доносилась только стрельба орудий внешнего пояса противовоздушной обороны. - Стихает, - сказал Верховный лорд. - Наверно, они улетели. И тут он заметил, что вокруг много народу и все держатся очень спокойно. Оказывается, улицы снова стали людными. Еще минуту назад они с миссис Пеншо были почти совсем одни. А сейчас мужчины и женщины выходили из станции метрополитена, словно пережидали там, пока стихнет ливень. Продавцы газет стояли на тротуарах с таким видом, будто вовсе и не покидали своего поста. - Есть у нашего народа особая черта - ему присуще великолепное спокойствие, - сказал Верховный лорд. - Какое-то особое упорство. Упрямое нежелание давать волю чувствам. Англичане не щедры на слова, зато они делают свое дело. _Но тут весь воздух наполнился пронзительным воем_! Минута растерянности. И вот все вокруг затряслось и загрохотало. Слепящие вспышки и оглушительные взрывы - четыре или, может быть, пять подряд, совсем близко, - и гладкая мостовая превратилась в кратер действующего вулкана. Мистер Парэм почти не сталкивался с жестокими буднями войны. Во время мировой войны 1914-1918 годов благодаря сердечной слабости, удостоверенной врачом, а также благодаря природным дарованиям он оказался полезнее в тылу. И теперь, затаясь в Верховном лорде, он просто глазам не верил: с какой чудовищной, неправдоподобной прихотливостью бомбы увечили и рвали на куски человеческое тело! Привыкнув изучать войну по патриотическим фильмам, он думал, что смерть в бою исполнена достоинства, что чуть ли не все герои, погибая, вскидывают руки к небесам и падают вперед самым приличным образом, дабы не видно было ничего такого, что могло бы как-то унизить их или оскорбить чувства зрителя. Однако люди, убитые на Трафальгарской площади во время бомбардировки, не проявляли подобной деликатности - быть может, потому, что они были штатские и не имели специальной подготовки; их разрывало на куски, смешивало с обломками кирпича и пылью разбитых зданий, швыряло во все стороны, точно лохмотья или футбольные мячи, расплескивало красной грязью. Старуха в черной шляпке - торговка спичками, сидевшая на корточках на обочине тротуара, - взметнулась высоко в воздух, протянув руки к Верховному лорду, словно хотела, подобно колдунье, пролететь над ним, - и тут же (он глазам своим не верил) распалась на куски, и коробки спичек брызнули во все стороны, словно отброшенные ногой великана. Черная шляпка на лету смахнула с Верховного лорда шляпу, в него попал коробок спичек и что-то мягкое, мокрое. Нет, все происходило совсем не так благопристойно, как положено... Это был чистейший кошмар... нет, грязный кошмар. Это было оскорбление, нанесенное извечному достоинству войны. И вдруг он понял, что в колонну угодила бомба и она падает. Она падала почти торжественно. Так долго она стояла безукоризненно прямая - и вот начала изгибаться, неуверенно, как колено ревматика. Казалось, она медленно разделяется на части. Казалось, ее спускают с неба на незримых канатах. За это время можно было даже успеть что-то сказать. Никогда еще миссис Пеншо не видела Верховного лорда столь величественным. Он обнял ее. Он хотел положить руку ей на плечо, но она была такая маленькая, что он обхватил ее голову. - Станьте поближе, - сказал он. И успел еще прибавить: - Доверьтесь мне и доверьтесь богу. Смерть не коснется меня, пока я не завершил свои труды. Нельсон опрокинулся и падал боком, не сгибаясь. С таким видом, будто спешил на деловое свидание, он врезался в фасад большого здания страхового общества на той стороне площади, куда выходит Кокспар-стрит. Огромные обломки колонны рухнули, вдребезги разбивая мостовую, вновь подскочили и наконец замерли, а вокруг Владыки Духа и его секретарши так и сыпались куски камней и асфальта. Верховного лорда отбросило в сторону по меньшей мере на ярд; шатаясь, он поднялся на ноги и увидел миссис Пеншо, стоявшую на четвереньках. Она тут же вскочила и кинулась к нему, ужас и любовь были на ее лице. - Вы весь в крови! - воскликнула она. - Весь в крови! - Это не моя, - вымолвил он, спотыкаясь, добрел до развалин фонтана, и вдруг его неудержимо, отчаянно затошнило. Намочив свой носовой платок, миссис Пеншо обмыла ему лицо и отвела его на уцелевший клочок мостовой за гостиницей "Золотой крест". - Той же слабостью страдал и Нельсон, - сказал Верховный лорд. В подобных случаях он всегда говорил что-нибудь в этом роде. - Нельсон! - повторил он, мысль его сделала внезапный скачок, он поднял глаза и увидел пустоту. - Боже праведный! От памятника только и остался кусок пьедестала вышиною футов в двадцать. - Пора нам перебраться в новое помещение генерального штаба, к Джерсону, - вновь заговорил Верховный лорд. - Хотел бы я знать, куда упрятали этот автомобиль. Где автомобиль? Постойте! Видно, опять рвутся бомбы, там, южнее. Не надо слушать. Тут он заметил, что на него с любопытством смотрят какие-то обезумевшие, растерзанные люди. Они разглядывали его неодобрительно и выжидающе. Вдруг образовалась толпа. Многие смотрели подозрительно и неприязненно. - Я с радостью остался бы здесь и помог раненым, - сказал Верховный лорд, - но мой долг призывает меня в другое место. Откуда-то появились люди с повязками Красного Креста и стали обыскивать развалины. Стонали и ползли по обломкам раненые. - Надо реквизировать автомобиль, - сказал Верховный лорд. - Найдите кого-нибудь из офицеров и реквизируйте автомобиль. Я должен увезти вас отсюда. Нам надо как можно скорее попасть в генеральный штаб. Мое место там. Надо выяснить, куда девался мой автомобиль. Джерсон его найдет. Может быть, разумнее всего вернуться пешком в военное министерство и уже оттуда отправиться. Не бойтесь. Держитесь ближе ко мне... Что это, опять бомба? 3. ВОЙНА ЕСТЬ ВОЙНА Джерсон что-то говорил ему. Они сидели в каком-то незнакомом месте. Может быть, в том самом огромном подземном убежище в Барнете, которое должно было стать новой резиденцией правительства; так или иначе, это была какая-то огромная, безобразная пещера; речь шла о том, как теперь поступить, если надеяться, что империи, на которую обрушились столь тяжкие удары и над которой нависла столь грозная опасность, еще суждено добиться победы. Где-то наверху громыхала и перекатывалась барабанной дробью канонада зенитных орудий. - Если мы станем слушать пропагандистские речи американского президента, нам крышка, - сказал Джерсон. - Народ не должен их слушать. Это отрава... бред. Продолжайте войну, пока еще не все пропало. Продолжайте войну! Теперь или никогда! В Джерсоне была мрачная, отчаянная сила, подчинявшая Верховного лорда. - Газ Л, - повторял Джерсон. - Газ Л. Весь Берлин в агонии - и конец Берлину. Да разве после этого они станут воевать дальше, какая бы там у них ни была новая взрывчатка! - Бог свидетель, я не собирался пускать в ход ядовитые вещества, - сказал Верховный лорд. - Война есть война, - возразил Джерсон. - Не такой войны я хотел. Джерсон никогда не отличался излишней почтительностью, теперь же он попросту злобно огрызнулся. - Может, по-вашему, это я хотел такой войны? - резко спросил он. - Черта с два! Нам навязали эту войну проклятые химики и ученые. Это не война, а чудище. Науку надо было задушить в зародыше еще сто лет тому назад, да кто-то прозевал. Ученая публика из кожи вон лезет, чтобы сделать войну невозможной. Вот чего они добиваются. Но пока я жив, ничего у них не выйдет, зря стараются. Сперва я взорву к чертям эту паршивую планету. Они у меня все передохнут, все до последнего человека. Что за жизнь без войны? Есть один способ прекратить эту адскую немецкую бомбардировку: надо уничтожить осиное гнездо, надо уничтожить Берлин! Вот за это я бы сейчас и принялся. Но мы не можем получить сырье! Кемелфорд и Вудкок без конца тянут и вставляют палки в колеса. Если вы в день-два не расправитесь с этими негодяями, я сам с ними расправлюсь, этого требуют интересы войны. Я их арестую. - Арестуйте, - сказал Верховный лорд. - А если понадобится, и расстреляю. - Если понадобится, расстреляйте, - сказал Верховный лорд... Казалось, вся власть постепенно переходит в руки Джерсона. Верховный лорд вынужден был все чаще и чаще напоминать себе, что это делается в интересах войны. Джерсон должен стоять во главе всего, пока идет война. Его власть начинается там, где государственные деятели бессильны, а когда он сделает свое дело, государство вновь примется решать возложенные на него задачи. Верховный лорд пребывал в уверенности, что Кемелфорда и сэра Басси арестовали, но им удалось бежать. Прошло какое-то время, а он и не заметил. Да, они и в самом деле были арестованы, а потом удрали. Сэр Басси подучил Кемелфорда, и они бежали. 4. НЕИЗБЕЖНОЕ ВОЗМЕЗДИЕ Сознание Верховного лорда затуманилось. По нему проплывали облака. Чьи-то голоса, не имевшие никакого отношения к происходящему, бесконечно что-то разъясняли ему. События уже не сменяли друг друга с подобающей последовательностью. Отрывочные сцены появлялись и исчезали перед глазами Верховного лорда, точно в кинематографе. Шла погоня за сэром Басси. Джерсон преследовал его по пятам, но уже нельзя было понять, где и как все это происходит. Потом оказалось, что сэра Басси словно бы настигли в Норвегии. Агенты Джерсона поразительнейшим образом похитили его, перевезли в Норфолк и расстреляли. Приходилось действовать на территории нейтральной страны, церемониться было некогда. И - не очень ясно, почему именно - Верховному лорду совершенно необходимо было тайно отправиться ночью осмотреть труп сэра Басси. Ему вспомнилось героическое убийство Маттеотти и еще более героический поступок Наполеона, который уничтожил герцога Энгиенского [Маттеотти, Джакомо (1885-1924) - итальянский социалист, был похищен и убит фашистами по приказу Муссолини; герцог Энгиенский, принадлежавший к династии Бурбонов, в 1804 году по приказу Наполеона был схвачен за пределами Франции и расстрелян]. Необходимо, чтобы один человек умер ради всего народа. Настал черед этого отщепенца - надо было с ним покончить. Наступил день, когда собственность, как и все остальное, должна была подчиниться велениям долга. И вот после утомительной езды по извилистой и тряской дороге Верховный лорд выходит из своего автомобиля и оказывается на берегу близ Шерингема. Он ощущает какое-то странное, удивительное сходство с Наполеоном; на нем даже непременная треугольная шляпа. Ему пришлось закутаться, чтобы его не узнали. Он кутается в плащ черного бархата. Автомобильные фары освещают выбеленный известкой сарай, лодку на берегу, усыпанном галькой; а дальше, выступая из сизого сумрака, в лучах фар вспыхивают белой пеной валы беспокойного моря. - Сюда, сэр, - говорит молодой офицер и услужливо светит ему электрическим фонариком, но из-за прыгающего пятнышка света идти только труднее. Под ногами громко хрустит галька. На доске, покрытое простыней, с привязанным к ногам пушечным ядром, которое должно увлечь его в пучину, лежит тело сэра Басси. Минуту Верховный лорд стоит над ним, скрестив руки. Диктатура избавилась от последнего внутреннего врага. Все вокруг замерло, все смолкло, только одна за другой мерно ударяют о берег волны. Так вот чем кончилось шестилетнее знакомство, подумал Верховный лорд. Невозможно было подчинить это неугомонное, вечно жаждущее перемен алчное существо величественному ходу истории; Вудкок был неисправимый ослушник, вечно он сеял сомнения и раздоры, и в конце концов это вылилось в непримиримую борьбу за существование между ним и ему подобными, с одной стороны, и традициями и устоями Англии - с другой стороны. Пока он был жив, он казался грозной силой, но теперь, бездыханный, он стал таким маленьким и ничтожным, в нем даже появилось что-то трогательное и жалкое. Он был невелик ростом, несчастный коротышка. И у него были кое-какие неплохие качества - дружелюбие, гостеприимство. Почему он не послушал мистера Парэма? Почему не попытался найти свое место, не научился сотрудничать с ним и повиноваться ему? Зачем восстал против самой истории и погиб, как должен погибнуть всякий, кто восстает против традиций? Верховный лорд стоял там, где укрывавшая тело простыня немного приподнималась, - это была голова сэра Басси; Джерсон стоял в ногах. Мысли Верховного лорда перенеслись от мертвеца к живущим. Кто, в сущности, убил сэра Басси - он или Джерсон? В чем заключаются истинные, глубочайшие и непримиримые противоречия жизни человеческой? Наперекор водовороту событий, обрушившихся на Верховного лорда, мысль его не переставала работать. На первых порах, став диктатором, он полагал, что самое основное противоречие в жизни людей - это борьба исторически сложившегося общества, обладающего определенными устоями и традициями, против скептицизма, пренебрежения и беспорядка, против всяческих новомодных затей, глубоко ему враждебных. Но так ли это? Верно ли, что его подлинный враг был сэр Басси? А может быть, подлинный враг - более всеобъемлющий и последовательный, холодный, отчужденный разум Кемелфорда? Ведь это Кемелфорд разбудил мятежный дух сэра Басси, вырвал его из-под влияния мистера Парэма. Не кто иной, как Кемелфорд, нашел форму выражения для таинственных и неистребимых склонностей сэра Басси. Точно так же, как сам Верховный лорд из страха, предрассудков, сопротивления, привычек, преданности, мощи и мудрой осторожности, присущих роду человеческому, извлек и пробудил к действию героическую бесчувственность Джерсона. А если так, значит, истинные движущие силы нынешних событий, воплощение подлинного могущества - это сэр Басси и Джерсон, а он и Кемелфорд - лишь вдохновители, своим разумом вызвавшие к действию неугомонное беспокойство одного и упорство другого. Но почему, если в сэре Басси воплощена была основополагающая сила человеческого бытия, так легко оказалось его убить? Нелепо даже помыслить о том, чтобы убить такую силу. Да полно, в самом ли деле удалось его убить? Сомнение вонзилось в мозг Верховного лорда и окрасило все его мысли. - Откройте лицо, - сказал он. И сделал знак шоферу направить свет фар на бледное, сморщившееся в кулачок лицо убитого. Поразительно, - а впрочем, могло ли быть иначе? - сомнения его подтвердились. - Да, - произнес Верховный лорд. - Сходство большое, но это не он. Разумеется, Джерсон, вы всегда убиваете не того, кого надо. Хорошо, что я решил сам посмотреть. Но Джерсон нимало не смутился. - А теперь, - сказал он, - раз это поддельный Вудкок, пора нам ловить настоящего, не то империя не получит вовремя газ Л, а тогда ей не выиграть войну. - Кто этот человек? - Да просто первый встречный. В военное время без этого не обойдешься. Выдержка начала изменять Верховному лорду. - Но получим ли мы наконец это сырье? Одолеем мы когда-нибудь Кемелфорда и сэра Басси? - Должны! - в ярости крикнул Джерсон. 5. ИНТЕРЛЮДИЯ С ЗЕРКАЛОМ Похоже, что Верховный лорд опять оказался в огромном убежище в Барнете. Он был в одном из небольших боковых помещений, выходивших в центральный подземный зал, - комнатка эта служила ему туалетной. Он облачался в мундир хаки, готовясь к путешествию, полному опасностей. Ему робко помогал молодой офицер. Не без досады Верховный лорд услыхал в коридоре громовой голос Джерсона. Джерсон теперь не разговаривал, а бушевал и гремел. Они все еще преследовали Кемелфорда и сэра Басси: поступили сведения, что эти двое находятся на загадочных новых химических заводах в Кэйме, Лайонесс. Нужно захватить их - и пусть, хотя бы под дулом револьвера, служат тем политическим идеям, от которых пытались бежать. Спор о том, кто будет править миром, солдат или ученый, велся теперь уже не на словах, а силою оружия. Чуждая действительность спасалась бегством, традиция следовала за нею по пятам. Джерсон и Верховный лорд должны были лететь в Девоншир на аэроплане и уже оттуда захватить Кэйм "молниеносно и безошибочно, прыжком тигра", как выразился Джерсон. Ну, а тогда, взяв в плен химиков и обеспечив себя газом Л, Британская империя поставит весь мир перед выбором: повиновение или смерть. Верховный лорд застегивал перед зеркалом хитроумные пряжки портупеи. Потом замер, пристально всматриваясь в свое отражение. Куда девалась спокойная красота Владыки Духа? Из глубины зеркала на него смотрел человек, которого он тысячи раз видел прежде в других зеркалах. Это было лицо, которому не хватало силы и спокойствия, ибо в нем сквозил намек на брюзгливость и нерешительность, - лицо старшего преподавателя из колледжа Сен-Симона. И этот тревожный взгляд мистера Парэма. И в волосах - прежде он этого не замечал - уже проступает седина. Он и раньше знал, что они начинают редеть, но оказалось, что они и седеют. Всего лишь мистер Парэм? Неужели Верховный лорд просто пригрезился ему и во всем, что произошло, не было другого героя, кроме него самого? Да и было ли все это на самом деле? А может быть, он сейчас приходит в себя после какого-то чудовищного опьянения? Тут он вздрогнул: вошел Джерсон, все ближе раздавались его мерные, четкие шаги. Сей творец победы вытянулся и отдал честь, зазвенев шпорами и всем металлом своего генеральского снаряжения. - Все готово, сэр, - сказал он повелительно. Мистер Парэм кивнул в знак согласия, но теперь он понимал, что просто повинуется Джерсону. Подобно грешникам в видениях Сведенборга [Сведенборг, Эммануил (1688-1772) - шведский мистик и теософ], он по доброй воле пошел в рабство. 6. КЭЙМ В ЛАЙОНЕССЕ По приказанию Джерсона шофер резко затормозил. - Поставьте машину к обочине, - распорядился генерал, - сделайте вид, что у вас неисправность в моторе. Он вышел. - Поднимемся на холм. Вон там, на вершине, наш разведчик. А за холмом Кэйм. Верховный лорд молча повиновался. До гребня оставалось всего каких-нибудь двести - триста шагов. Солнце садилось - раскаленный добела шар - и окаймило радужным сиянием гряду холмов. Верховный лорд поглядел назад, на голую, неприютную, залитую солнцем корнуэльскую равнину и стал подниматься в гору. - Пока это проклятое солнце не село, мы вряд ли что увидим, - сказал Джерсон. - Но нам спешить некуда. - Воздушный разведчик, - сказал Верховный лорд. - Это они высылают. Он тут все время кружит. А другой над морем. Но вода не так уж прозрачна, надеюсь, наши подводные лодки сквозь нее не разглядишь, да они особенно близко и не подходят. - У нас есть подводные лодки? - Пять штук. Было шесть. Но одна погибла. Носилась вдоль берега как чумовая. Дно морское неровно, Черт их знает, как они это ухитрились - подняли десятки квадратных миль. Как-то сумели. Наша лодка, видно, напоролась на какую-то глыбу или барьер... на том месте его не должно было быть. Они создали весь этот свой Лайонесс из ничего, чтоб не платить законным владельцам земли. Они въелись в это самое дно и добывают из него ископаемые, прямо из-под моря... То самое сырье, за которое мы бы все на свете отдали. Верховный лорд озадаченно разглядывал каменный выступ справа от них. - Кажется, я припоминаю эту дорогу... вон та скала мне знакома... и поворот за ним. - Дорога идет в Пензанс. Прежде шла. - И тот заброшенный оловянный рудник, что мы миновали, тоже мне знаком. Что-то есть странное в этой двойной шахте... я бывал здесь только в юности. Тогда я бродил по этим местам с заплечным мешком. От Лендс Энда, через эти места, до самого Тинтэйджела. - Тут теперь все по-другому, сейчас увидите. Верховный лорд промолчал. - Ну вот. Теперь нас могут заметить. Шагайте как ни в чем не бывало. Вон тот молодчик, может, следит за нами. Вечер ясный, прозрачный, как стеклышко. Ни тумана. Ни облачка. Я бы предпочел, чтоб сегодня было пасмурно. - А почему не видно наших аэропланов? - Потому что нам надо застать ваших приятелей врасплох, - не без презрения ответил Джерсон. И в какой уже раз за последние несколько дней Верховный лорд с огорчением почувствовал, что он не на высоте. Он задал глупый вопрос. Джерсон, великий знаток и мастер по части войны, все больше забирал власть в свои руки. Сказать было нечего, и Верховный лорд молча стал созерцать открывшийся им вид. Джерсон по-прежнему был начеку. - Давайте-ка сядем тут, на берегу, надо укрыться в вереске. Нечего стоять и глядеть по сторонам, а то они еще заподозрят, что за ними следят. Да, тут все переменилось. Кэйм не похож ни на город, ни на завод, ничего подобного мистер Парэм еще никогда не видел. Ибо не кто иной, как мистер Парэм, смотрел сейчас на этот странный пейзаж. Кэйм торчал на фоне пламенеющего неба, широкий, черный, приземистый, точно какой-то невиданный, несуразный военный корабль. Низкий, длинный, в десятки раз больше всякого военного корабля. Он стоял против света, и потому нельзя было толком разглядеть его, виден был лишь тяжелый, вытянутый силуэт. Его огромная клинообразная тень покрывала тайной и мраком что-то неразличимое - быть может, в ней скрывались бесчисленные потоки и глубокие водоемы. Полоска суши, протянувшаяся к этой махине, поблескивала в лучах заходящего солнца, а там, где скала или камень загораживали свет, ее перерезали длинные, зубчатые тени, перемежающиеся треугольники тьмы. - Но ведь тут было море, - сказал мистер Парэм. - Да, было. - А там мыс Лэндс Энд, где кончалась суша. - Теперь она тянется дальше. - Я бродил в этих местах... теперь трудно сказать, где именно... и в заплечном мешке у меня лежал Теннисон - "Смерть короля Артура". И я... я был тогда молод... я глядел на закат... великолепный, сияющий закат, вот такой, как сегодня... и грезил об исчезнувших городах и дворцах Лайонесса, и наконец они привиделись мне, точно мираж, сверкающий в лучах заходящего солнца. - А Лайонесс вот он, и нет тут ни городов, ни дворцов, ни рыцарей. И ничего он не сверкает. И вместо короля Артура с его круглым столом тут засела шайка Кемелфорда и замышляет черную измену... Хотел бы я знать, что именно они замышляют, хотел бы я знать... Джерсон помолчал, потом вновь заговорил, пожалуй, не столько с мистером Парэмом, сколько с самим собой. - Они раздобыли здесь сырье. Захватили его, они все захватили. Если б мы могли вырвать у них Кэйм... все было бы наше, у меня есть люди, им бы только дорваться до этого сырья, они бы уж знали, что с ним делать. Тогда у нас будет вдоволь отравляющих веществ, чтобы нагнать страху на весь мир... И мы нагоним на них страху... Но действовать надо быстро и уверенно - броском, чтоб они и опомниться не успели, - сразу положить их на обе лопатки. Сами они нам завод не отдадут - скорее взорвут его. Кемелфорд так и сказал: Бог знает, до чего дойдут эти химики! В прошлую мировую войну они не смели сказать военным "нет". - Эти берега сильно изменились, - сказал мистер Парэм. - И весь мир изменился. Сегодня мне кажется, что и сам господь бог изменился, он стал непонятен и страшен. Посидели молча. Солнце, еще недавно ослепительно-яркое, клонилось к закату, вот оно четко выписало в небе силуэт Кэйма и из слепящего белого пламени превратилось в багряный диск. - Скажите, - заговорил мистер Парэм, - каковы наши планы? Джерсон покосился на разведчика, чтобы увериться, что он их не услышит. - У нас сейчас столько газа Л, сколько успела произвести империя, пока эта публика не завладела сырьем. Примерно столько, сколько нам сегодня потребуется, не более того. Там, немного подальше, он свален у дороги под видом бочек с дегтем. А вон около тех домишек - прежде это был рыбачий поселок, а теперь местные жители выращивают овощи, держат коров и стирают на тех, кто работает в Кэйме, - стоят штабеля бочонков с пивом - это тоже газ Л. И среди скал тоже спрятаны баллоны и ящики. - А где же наши люди? - В Бодмине, в Пензансе, - дождутся темноты, вскочат на велосипеды - и сюда... да и здесь их немало, только вам не видно: с вечера прячутся в канавах и под грудами сухого вереска в лесу, где мы проезжали. Ждут бесшумно ракеты, она будет пущена ровно в час ночи. Каждый знает, что он должен делать. А за этой первой линией наготове Берчиль, у него свои люди в каждом городишке и селении от Плимута до Экзетера, все они до поры до времени держатся в тени, но в нужную минуту вмешаются. Берчиль - вот это человек! Какая энергия! Он как мальчишка - умнейший великан мальчишка. Уж он не допустит, чтоб кашу заварили без него. Побольше бы нам таких! - А что будет в час ночи? - Мы тихонько перетащим баллоны и бочки в большой ров, который у них выкопан вокруг всего завода, проверим, надежно ли пригнаны наши маски, и выпустим газ. - И что тогда? - Они тут поизвиваются малость, черт бы их подрал! - А потом? - А потом им крышка. Мы в противогазах пойдем на завод - и он наш. Это все равно, что уничтожить осиное гнездо. - А вдруг газ не подействует мгновенно и они успеют все взорвать? - Тогда нам с вами крышка, дорогой мой Верховный лорд. Когда мы вернемся в Лондон, он будет готов предать нас и продать вместе с британским флагом - лишь бы нашелся покупатель. Когда мы вернемся, никакой любви к отечеству не будет и в помине - нигде, от Китая до Перу. А лорды и диктаторы пойдут по дешевке - десяток на пенни. Или - если мы не потеряем уважения к себе - мы не вернемся в Лондон. Но, я думаю, мы можем положиться на газ Л. Никогда еще Верховный лорд не чувствовал себя до такой степени мистером Парэмом. Он огляделся вокруг - вечер был точно золотой купол, воздвигнутый из тепла и тишины, и жизнь казалась прекрасной, и откуда-то издалека доносилось блеяние ягнят, отзывавшихся низким голосам маток. - Очень возможно, что книга истории с треском захлопнется, - сказал Джерсон. - Это очень даже возможно. Сегодня в час ночи. Мы сделали все, что могли. Мы стояли за свои убеждения, как подобает мужчинам. Но вот, к примеру, газ Л можно разглядеть простым глазом - он как прозрачный голубовато-серый туман. Пожалуй, ночью они его и не заметят - но если увидят его прежде, чем вдохнут... Или если у них есть антигаз... Генерал не договорил, предоставив воображению мистера Парэма дорисовать эту картину. - Неужели он будет сторожить всю ночь? - спросил мистер Парэм, кивком указывая на медленно описывающий круги аэроплан-разведчик. - Они сменяют друг друга. Насколько могу судить, нас уже обнаружили. Насколько могу судить, наш хитроумный замысел уже известен им во всех подробностях. Насколько могу судить, мы пытаемся застрелить спящего тигра горохом из духового ружья, но только того и добьемся, что разбудим его. Долгое молчание. Купол солнца становился все больше, все багровей, - казалось, он медленно, упорно вливает свой расплавленный металл в таинственный черный сосуд Кэйма. - Как здесь тихо! - шепнул мистер Парэм. - В том-то и подлость, - отозвался Джерсон не без злости. - Они всегда тихие! Они себя не выдадут. Эта ученая братия, эти "современные" люди, как они себя называют, никогда не заявят о себе во всеуслышание, не предложат заключить сделку, над которой мог бы поразмыслить порядочный человек. Вечно одна только беспредметная критика да бессмысленный пацифизм. Мы зазевались - и наука выскользнула у нас из рук. Когда-то она была послушным нашим орудием. Давным-давно надо было запретить всякие исследования всем, кто не подчинен воинской дисциплине, а на всяких ученых распространить действие закона о государственной тайне. Вот тогда они были бы у нас в руках. И, может быть, этот их треклятый прогресс шел бы не так быстро. Они бормотали бы свои паршивые теории по углам, и мы бы над ними смеялись. А будь мы покруче с торговцами и ростовщиками, они не забрали бы себе воли и вели бы дела пристойно, как было в старину. Но мы всех их распустили - ученых, промышленников, банкиров, и вот они делают, что им в голову взбредет, и никого не слушают. Теперь эта банда космополитов-заговорщиков сбросила маски, ни много, ни мало - перехватывает вооружение, жизненно необходимое нашей империи, и, никого не спросясь, сговаривается о мире с вражескими государствами. Ведь это получается вроде как символически, сэр, что мы с вами проводим военную операцию крадучись, как воры, и даже мундиры каши такого цвета, чтоб нас нельзя было увидать издали... Война стыдится самой себя!.. Вот до чего они нас довели! И вдруг Джерсон разразился потоком бессмысленной непристойной брани, столь любезной простым душам во всех концах света. Он обрекал ученых мужей происшествиям самым противоестественным и ждал от них поступков самых неподобающих. В ярости ополчался он на тщеславие разума, на гнусную самонадеянность человеческой мысли. Последний ярко-алый краешек солнечного диска так внезапно исчез с черной крыши завода, словно кто-то вдруг вспомнил о нем и втащил его в здание. В небе слабыми золотыми полосами обозначились крохотные перистые облачка, прежде невидимые, и вновь медленно померкли. Мистер Парэм по-прежнему сидел очень тихо. Генерал Джерсон обратился к стоявшему поодаль на страже разведчику и приказал ему вытащить из автомобиля пледы и корзину с провизией, а машину отослать в Пензанс. Они с Верховным лордом будут ждать здесь, среди скал, пока не настанет час идти в атаку. Мистеру Парэму показалось, что время прошло очень быстро. Вечерняя синева, озаренная багряной полосой на западе, постепенно сгустилась в сумерки, потом настала ночь, высыпали звезды, - меньше всего их было на северо-западе, где еще светлело закатное небо. Мистер Парэм подкрепился запасами из корзинки и прилег у скалы, а Джерсон опять и опять с таинственным видом уходил за скалу и дальше, через болото, и переговаривался с кем-то, подражая крику несуществующих в природе птиц. Они долго еще шептались, и ползали по земле, и наконец, когда совсем стемнело, ощупью двинулись в путь, вниз по отлогому склону, к утесам, отмечавшим границу прежней суши, - за ними начиналась новая земля, недавно поднятое морское дно. Потом поползли дальше, с величайшей осторожностью, стараясь не выдать себя ни шорохом, ни стуком. Внезапно мистер Парэм почти с испугом понял, что они с Джерсоном уже не одни: справа и слева осторожно прокрадывались поодиночке и группами еще какие-то фигуры, едва видимые на фоне неба, - некоторые пробирались налегке, другие что-то тащили. Джерсон подал мистеру Парэму противогаз. - Надевайте как следует, - предупредил он. - Это ведь газ Л, не что-нибудь. Смотрите, чтоб края маски присосались к лицу. Минуты ожидания, когда слышишь громкий стук собственного сердца, потом беззвучно, как метеор, проносится по небу ракета. Снова нескончаемо долгие минуты - и газ Л втихомолку выпущен на свободу. Газ Л был ясно виден; от него словно шло какое-то сероватое свечение. Он стлался по земле, потом отдельные струи и потоки стали приподниматься, изгибаясь, словно лебединые шеи, словно змеи, тянулись вперед, и вновь опускались, и вытягивались по направлению к темным, уже совсем близким - рукой подать - таинственным громадам Кэйма. Они достигли его и, казалось, ощупью стали взбираться по его крутым бокам, медленно, страшно медленно достигли гребня окружавшей завод высокой стены и полились внутрь... - На рассвете мы войдем туда, - сказал Джерсон, голос его был чуть слышен сквозь маску. - На рассвете мы войдем. Мистер Парэм вздрогнул и ничего не ответил. Ему было неудобно, все тело словно свело судорогой, маска противогаза давила на уши; потом он, должно быть, уснул, - во всяком случае, время пролетело незаметно, и вдруг оказалось, что уже ярко светит солнце. В его лучах совсем близко высились мрачные, зеленоватые стены Кэйма; они были точно из потускневшего металла и прямо из рва уходили в небо - ровные, чуть покатые, без единого окна или амбразуры. Ров оказался неожиданно глубоким, глянешь - и даже голова кружится, в нем не было воды и дна тоже не было видно, лишь далеко внизу что-то клубилось, словно раскручивался и вновь свивался спиралями, не поднимаясь выше, тяжелый желтоватый дым. Двигаться надо было очень осторожно и смотреть в оба, что совсем не просто, когда на тебе маска противогаза. Видишь не все окружающее, а словно бы мелко нарезанные картинки. Атакующие растянулись по краю рва - неуклюжие, сутулые, похожие на павианов с вытянутыми белыми мордами, они двигались бесшумно, с опаской, переговариваясь знаками. У всех были в руках винтовки, либо револьверы. Некоторое время они в нерешительности медлили на краю рва. Потом дружно повернули налево и пошли вдоль него гуськом, словно надеясь найти место, где можно будет перебраться на другую сторону. Вскоре стена отступила и, повернув за угол, мистер Парэм увидел подъемный мост, вернее, перекинутую через ров узкую полосу металлической решетки, перед которой сгрудились наступающие. Мистер Парэм понял, что надо показать пример. И вот они с Джерсоном стоят у входа на мост, а остальные смотрят на них и словно бы ждут их решения. В дальнем конце этой полоски сквозного металла виднеется вход. Это не дверь, а просто арка, ведущая в темноту неосвещенного коридора. Там, за аркой, странная, неживая пустота. Не видно ни души, не доносится ни звука, над Кэймом нависла гнетущая, ничем не нарушаемая тишина. "Мышеловка", - мелькнуло в голове у мистера Парэма, но он постарался отогнать эту мысль. - Ну? - слабо послышалось из-под маски Джерсона. - Если они там все перемерли - наше счастье, - сказал мистер Парэм. - А если нет, чтобы мы ни делали, все равно - даже здесь мы в их власти. Довольно одного меткого стрелка, чтобы оттуда перестрелять нас поодиночке. - Почему они оставили эту дверь открытой? - недоумевал Джерсон. - Не знаю. Но чувствую, что должен войти. - Все или ничего, - сказал Джерсон. Он обернулся и знаками приказал шестерым солдатам сопровождать их. Мистер Парэм, не малодушный, но и не дерзкий, некий новый мистер Парэм, озадаченный, полный страха и любопытства, перешел мостик. И вступил в коридор. Джерсон, шедший следом, задержался и стал изучать дверной проем. Сказал что-то, чего мистер Парэм не расслышал. Поднял глаза и вдруг отпрянул. Сверху стремительно скользнула в пазах металлическая дверь, с лязгом защелкнулась и отрезала их обоих от дневного света и от всякой помощи извне. Джерсон выругался и попробовал открыть дверь. Мистер Парэм смотрел на все это без удивления и даже не шевельнулся. Вокруг было светло. Горело несколько крохотных электрических лампочек, - должно быть, дверь, опустившись, автоматически включила их. 7. ПРОТИВНИК ЗАГОВОРИЛ Мистер Парэм был поражен собственным фатализмом. Он, еще недавно уверенный, что в его изящных руках сосредоточена власть над всем миром, сейчас чуть ли не с полным безразличием созерцал свое крушение. И на Джерсона, который дубасил кулаками в дверь ловушки, он смотрел с чувством, близким злорадству. Ему стало ясно, что в Джерсоне всегда воплощалась самая неприятная сторона его владычества; Джерсон всегда все портил; к утонченной романтике он примешивал непредвиденные ужасы и жестокость. Мистер Парэм был верен традициям и хотел хранить им верность, но Джерсон - теперь это ясно - хватал через край, в нем было что-то давно устаревшее, архаичное. Глядя на эти обезьяньи кулаки, которые то бешено барабанили в толстую металлическую дверь, то замирали, дожидаясь ответного стука извне, мистер Парэм понял, что он в последнее время возненавидел Джерсона не меньше, чем сэра Басси. Он знал, что ярость Джерсона бессмысленна и бесплодна, и презирал ее столь же сильно, как ненавидел. Протянув руку, он тронул Джерсона за плечо. Джерсон отпрыгнул, обернулся, - ясно было, что он страшно зол, маска не вполне заглушила его удивленное рычание. - Дверь могла опуститься и автоматически, - сказал мистер Парэм. - Нам пока ничего не известно, может быть, там все мертвы. Джерсон подумал минуту, потом кивнул и жестом предложил мистеру Парэму пройти вперед. "Да, - подумал мистер Парэм, - насколько я понимаю, очень может быть, что они мертвы". Через минуту он убедился в своей ошибке. В конце недлинного коридора виднелось что-то вроде огромного круглого зала, и там стояли двое без масок и смотрели на них. Газа Л как не бывало. На этих двоих были белые халаты, которые всегда носят химики и хирурги. Они делали какие-то знаки, словно бы предлагая мистеру Парэму и генералу ступать осторожнее. И указывали на что-то, еще скрытое от взоров вошедших. Фигуры этих двоих казались немного расплывчатыми, жесты - немного преувеличенными, словно их искажало какое-то прозрачное вещество, отделявшее их от пришельцев. Итак, для газа Л у них имелся антигаз. Мистер Парэм приблизился, вплотную за ним шел Джерсон. Они вышли на круговую галерею. Это странное место показалось мистеру Парэму внутренностью резервуара на заводе, где перекачивают светильный газ. Наверно, резервуар внутри выглядел бы именно так, будь в нем электрическое освещение. Зал был очень просторный, должно быть, ярдов сто в диаметре, и походил формой на барабан. Узкая галерея, на которой оказались мистер Парэм и Джерсон, обегала его кругом, а посередине громоздился гигантский стеклянный сосуд, занимавший большую часть помещения