я дело без парижского сорванца? Фрике, разумеется, воспользовался троицыным днем, чтобы выпросить от- пуск у хозяина таверны. В отпуске ему отказать было нельзя, так как по условию он получал свободу по большим праздникам, четыре раза в году. Фрике находился во главе шествия. Он, конечно, сам подумал, что надо бы сбегать за доктором" но в конце концов гораздо веселее было кричать во всю глотку: "Убили господина Бруселя! Господина Бруселя, отца народа! Да здравствует господин Брусель! - чем шагать одному по темным улицам и тихо сказать человеку в темном камзоле: "Пойдемте, господин доктор, со- ветник Брусель нуждается в вашей помощи". К несчастью, Фрике, игравший в шествии видную роль, имел неосторож- ность взобраться на оконную решетку, чтобы подняться над толпой. Често- любие его погубило: мать заметила его и послала за доктором. Затем она схватила советника в охапку и собралась тащить его наверх, но на лестнице советник неожиданно встал на ноги и заявил, что может подняться и сам. Он просил служанку только об одном: уговорить народ ра- зойтись. Но та не слушала его. - О мой бедный хозяин! Дорогой мой хозяин! - кричала она. - Да, милая, да, Наннета, - бормотал Брусель, пытаясь ее утихомирить, - успокойся, все это пустяки. - Как я могу успокоиться, когда вас раздавили, растоптали, растерза- ли! - Да нет же, нет, - уговаривал ее Брусель, - ничего не случилось. - Как же ничего, когда вы весь в грязи! Как же ничего, когда у вас голова в крови! Ах, господи, господи, бедный мой хозяин! - Замолчи наконец! - сказал Брусель. - Замолчи! - Кровь, боже мой, кровь, - кричала Наннета. - Доктора! Хирурга! Врача! - ревела толпа. - Советник Брусель умира- ет! Мазаринисты убили его! - Боже мой, - восклицал Брусель в отчаянии, - изза этих несчастных мой дом сожгут! - Подойдите к окну и покажитесь им, хозяин! - Нет, уж от этого я воздержусь, - ответил Брусель. - Показываться народу - это дело королей. Скажи им, что мне лучше, Наннета, скажи им, что я пойду но к окну, а в постель, и пусть они уходят. - А зачем вам нужно, чтобы они ушли? Ведь они собрались в вашу честь. - Ах! Неужели ты не понимаешь, что меня из-за них повесят? - твердил в отчаянии Брусель. - Видишь, вот и советнице стало дурно! - Брусель! Брусель! - вопила толпа. - Да здравствует Брусель! Доктора Бруселю! Поднялся такой шум, что опасения Бруселя не замедлили оправдаться. На улице появился взвод гвардейцев и ударами прикладов разогнал беззащитную толпу. При первом крике: "Гвардейцы, солдаты! - Брусель, боясь, как бы его не приняли за подстрекателя, забился в постель, не сняв даже верхней одежды. Благодаря вмешательству гвардейцев старой Наннете, после троекратного приказа Бруселя, удалось наконец закрыть наружную дверь. Но едва лишь она заперла дверь и поднялась к хозяину, как кто-то громко постучался. Госпожа Брусель, придя в себя, разувала своего мужа, сидя у его ног и дрожа как лист. - Посмотрите, кто там стучит, Наннета, - сказал Брусель, - и не впус- кайте чужих людей. Наннета выглянула в окно. - Это господин президент, - сказала она. - Ну, его стесняться нечего, откройте дверь. - Что они с вами сделали, милый Брусель? - спросил, входя, президент парламента. - Я слышал, вас чуть не убили! - Они явно покушались на мою жизнь, - ответил Брусель со стоической твердостью. - Бедный друг! Они решили начать с вас. Но каждого из нас ждет та же участь. Они не могут победить нас всех вместе и решили погубить каждого порознь. - Если только я поправлюсь, - сказал Брусель, - я, в свою очередь, постараюсь раздавить их тяжестью своего слова. - Вы поправитесь, - сказал Бланмениль, - и они дорого заплатят за это насилие. Госпожа Брусель плакала горючими слезами, Наннета бурно рыдала. - Что случилось? - воскликнул, поспешно входя в комнату, красивый и рослый молодой человек. - Отец ранен? - Перед вами жертва тирании, - ответил Бланмениль, как петый спарта- нец. - О! - вскричал молодой человек. - Горе тем, кто тронул вас, батюшка! - Жак, - произнес советник, - пойдите лучше за доктором, друг мой. - Я слышу крики на улице, - сказала служанка, - наверное, это Фрике привел доктора. Нет, кто-то приехал в карете! Бланмениль выглянул в окно. - Это коадъютор! - воскликнул он. - Господин коадъютор! - повторил Брусель. - Ах, боже мой, да пустите же, я пойду к нему навстречу! И советник, забыв о своей ране, бросился бы встретить г-на де Репа, если бы Бланмениль не остановил его. - Ну-с, дорогой Брусель, - сказал коадъютор, входя, - что же случи- лось? Говорят о засаде, об убийстве? Здравствуйте, господин Бланмениль. Я заехал за своим доктором и привез его вам. - Ах, сударь! - воскликнул Брусель. - Вы оказываете мне слишком высо- кую честь! Действительно, меня опрокинули и растоптали мушкетеры короля. - Вернее, мушкетеры кардинала, - возразил коадъютор. - Вернее, маза- ринисты. Но они поплатятся за это, будьте покойны. Не правда ли, госпо- дин Бланмениль? Бланмениль хотел ответить, как вдруг отворилась дверь, и лакей в пыш- ной ливрее доложил громким голосом: - Герцог де Лонгвиль. - Неужели? - вскричал Брусель. - Герцог здесь? Какая честь для меня! - Ах, монсеньер! Я пришел, чтобы оплакивать участь нашего доблестного защитника, - сказал герцог. - Вы ранены, милый советник? - Что с того! Ваше посещение излечит меня, монсеньер. - Но все же вы страдаете? - Очень, - сказал Брусель. - Я привез своего врача, - сказал герцог, - разрешите ему войти. - Как! - воскликнул Брусель. Герцог сделал знак лакею, который ввел человека в черной одежде. - Мне пришла в голову та же мысль, герцог, - сказал коадъютор. Врачи уставились друг на друга. - А, это вы, господин коадъютор? Друзья народа встречаются на своей территории... - Я был встревожен слухами и поспешил сюда. Но я думаю, врачи немед- ленно должны осмотреть нашего славного советника. - При вас, господа? - воскликнул смущенный Брусель. - Почему же нет, друг мой? Право, мы хотим поскорей узнать, что с ва- ми. - Ах, боже мой, - сказала г-жа Брусель, - там снова шумят! - Похоже на приветствия, - сказал Бланмениль, подбегая к окну. - Что там еще? - вскричал Брусель, побледнев. - Ливрея принца де Конти, - воскликнул Бланмениль, - сам принц де Конти! Коадъютор и герцог де Лонгвиль чуть не расхохотались. Врачи хотели снять одеяло с Бруселя. Брусель остановил их. В эту минуту вошел принц де Конти. - Ах, господа, - воскликнул он, увидя коадъютора, - вы предупредили меня! Но не сердитесь, дорогой Брусель. Как только я услышал о вашем несчастье, я подумал, что быть может, у вас нет врача, и привез вам сво- его. Но как вы себя чувствуете? Почему говорили об убийстве? Брусель хотел ответить, но не нашел слов: он был подавлен оказанной ему честью. - Ну-с, господин доктор, приступайте, - обратился принц де Конти к сопровождавшему его человеку в черном. - Да у нас настоящий консилиум, господа, - сказал один из врачей. - Называйте это, как хотите, - сказал принц, - но поскорей скажите нам, в каком состоянии наш дорогой советник. Три врача подошли к кровати. Брусель натягивал одеяло изо всех сил, но, несмотря на сопротивление, его раздели и осмотрели. У него было только два ушиба: на руке и на ляжке. Врачи переглянулись, не понимая, зачем понадобилось созвать самых сведущих в Париже людей ради такого пустяка. - Ну как? - спросил коадъютор. - Ну как? - спросил принц. - Мы надеемся, что серьезных последствий не будет, - сказал один из врачей. - Сейчас мы удалимся в соседнюю комнату и установим лечение. - Брусель! Сообщите о Бруселе! - кричала толпа. - Как здоровье Брусе- ля? Коадъютор подошел к окну" При виде его толпа умолкла. - Друзья мои, успокойтесь! - крикнул он. - Господин Брусель вне опас- ности. Но он серьезно равен и нуждается в покое. Тотчас же на улице раздался крик: "Да здравствует Брусель! Да здравствует коадъютор!" Господин де Лонгвиль почувствовал ревность и тоже подошел к окну. - Да здравствует Лонгвиль! - закричали в толпе. - Друзья мои, - сказал герцог, делая приветственный знак рукой, - ра- зойдитесь с миром. Не нужно таким беспорядком радовать наших врагов. - Хорошо сказано, господин герцог, - сказал Брусель, - вот настоящая французская речь. - Да, господа парижане, - произнес принц де Конти, тоже подходя к ок- ну за своей долей приветствий. - Господин Брусель просит вас разойтись. К тому же ему необходим покой, и шум может повредить ему. - Да здравствует принц де Конти! - кричала толпа. Принц поклонился. Все три посетителя простились с советником, и толпа, которую они рас- пустили именем Бруселя, отправилась их провожать. Они достигли уже набе- режной, а Брусель с постели все еще кланялся им вслед. Старая служанка была поражена всем происшедшим и смотрела на хозяина с обожанием. Советник вырос в ее глазах на целый фут. - Вот что значит служить своей стране по совести, - удовлетворенно заметил Брусель. Врачи после часового совещания предписали класть на ушибленные места примочки из соленой воды. Весь день к дому подъезжала карета за каретой. Это была настоящая процессия. Вся Фронда расписалась у Бруселя. - Какой триумф, отец мой! - восклицал юный сын советника. Он не пони- мал истинных причин, толкавших их людей к его отцу, и принимал всерьез всю эту демонстрацию. - Увы, мой милый Жак, - сказал Брусель, - боюсь, как бы не пришлось слишком дорого заплатить за этот триумф. Наверняка господин Мазарини составляет сейчас список огорчений, доставленных ему по моей милости, и предъявит мне счет. Фрике вернулся за полночь: он никак не мог разыскать врача. XXX ЧЕТВЕРО ДРУЗЕЙ ГОТОВЯТСЯ К ВСТРЕЧЕ - Ну что? - спросил Портос, сидевший во дворе гостиницы "Козочка", у д'Артаньяна, который возвратился из Пале-Рояля с вытянутой и угрюмой фи- зиономией. - Он дурно вас принял, дорогой д'Артаньян? - Конечно, дурно. Положительно, это просто скотина! Что вы там едите, Портос? - Как видите, макаю печенье в испанское вино. Советую и вам делать то же. - Вы правы. Жемблу, стакан! Слуга, названный этим звучным именем, подал стакан, и д'Артаньян уселся возле своего друга. - Как же это было? - Черт! Вы понимаете, что выбирать выражения не приходилось. Я вошел, он косо на меня посмотрел, я пожал плечами и сказал ему: "Ну, монсеньер, мы оказались слабее". - "Да, я это знаю, расскажите подробности". Вы по- нимаете, Портос, я не мог рассказать детали, не называя наших друзей; а назвать их - значило их погубить. "Еще бы! Монсеньер, - сказал я, - их было пятьдесят, а нас только двое". - "Да, - ответил он, - но это не помешало вам обменяться выстре- лами, как я слышал". - "Как с той, так и с другой стороны потратили нем- ного пороху, вот и все". - "А шпаги тоже увидели дневной свет?" - "Вы хотите сказать, монсеньер, ночную тьму?" - ответил я. "Так, - продолжал кардинал, - я считал вас гасконцем, дорогой мой". - "Я гасконец, только когда мне везет, мопсеньер". Этот ответ, как видно, ему понравился: он рассмеялся. "Впредь мне наука, - сказал он, - давать своим гвардейцам лошадей получше. Если бы они поспели за вами и каждый из них сделал бы столько, сколько вы и ваш друг, - вы сдержали бы слово и доставили бы мне его живым или мертвым". - Ну что ж, мне кажется, это неплохо, - заметил Портос. - Ах, боже мой, конечно, нет, дорогой мой. Но как это было сказано! Просто невероятно, - перебил он свой рассказ, - сколько это печенье пог- лощает вина. Настоящая губка! Жемблу, еще бутылку! Поспешность, с которой была принесена бутылка, свидетельствовала об уважении, которым пользовался д'Артаньян в заведении. Он продолжал: - Я уже уходил, как он опять подозвал меня и спросил: "У вас три ло- шади были убиты и загнаны?" - "Да, монсеньер". - "Сколько они стоят?" - Что же, это по-моему, похвальное намерение, - заметил Портос. - Тысячу пистолей, - ответил я. - Тысячу пистолей! - вскричал Портос. - О, это чересчур, и если он знает толк в лошадях, он должен был торговаться. - Уверяю вас, ему этого очень хотелось, этому скряге. Он подскочил на месте и впился в меня глазами. Я тоже посмотрел на него. Тогда он понял и, сунув руку в ящик, вытащил оттуда билеты Лионского банка. - На тысячу пистолей? - Ровно на тысячу, этакий скряга, ни на пистоль больше. - И они при вас? - Вот они. - Честное слово, по-моему, он поступил как порядочный человек, - ска- зал Портос. - Как порядочный человек? С людьми, которые не только рисковали из-за него своей шкурой, но еще оказали ему большую услугу! - Большую услугу, какую же? - спросил Портос. - Еще бы, я, кажется, задавил ему одного парламентского советника. - Как! Это тот черный человечек, которого вы сшибли с ног у кладбища? - Именно, мой милый. Понимаете ли, он очень мешал ему. К несчастью, я не раздавил его в лепешку. Он, по-видимому, выздоровеет и еще наделает кардиналу неприятностей. - Вот как! А я еще осадил мою лошадь, которая чуть было не смяла его. Ну, отложим это до следующего раза... - Он должен был, скупец, заплатить мне за этого советника! - Но ведь вы не совсем его задавили? - заметил Портос. - А! Ришелье все равно сказал бы: "Пятьсот экю за советника!" Но до- вольно об этом. Сколько вам стоили ваши лошади, Портос? - Эх, друг мой, если б бедный Мушкетон был здесь, он назвал бы вам точную цену в ливрах, су и денье. - Все равно, скажите хоть приблизительную, с точностью до десяти экю. - Вулкан и Баярд мне стоили каждый около двухсот пистолей, и если оценить Феба в полтораста, то это, вероятно, будет полный счет. - Значит, остается еще четыреста пятьдесят пистолей, - сказал д'Ар- таньян удовлетворенно. - Да, - ответил Портос, - но не забудьте еще сбрую. - Это правда, черт возьми! А сколько стоит сбруя? - Если положить сто пистолей на три лошади, то... - Хорошо, будем считать, сто пистолей, - прервал д'Артаньян. - У нас остается еще триста пятьдесят. Портос кивнул головой в знак согласия. - Отдадим пятьдесят хозяйке в счет нашего содержания и поделим между собой остальные триста. - Поделим, - согласился Портос. - В общем, грошовое дело, - пробормотал д'Артаньян, пряча свои биле- ты. - Гм... - сказал Портос, - это уж всегда так. Но скажите-ка... - Что? - Он совершенно обо мне не спрашивал? - Ну как же! - воскликнул д'Артаньян, боясь обескуражить своего друга признанием, что кардинал ни словом о нем не обмолвился. - Он сказал... - Что он сказал? - подхватил Портос. - Подождите, я хочу припомнить его подлинные слова. Он сказал: "Пере- дайте вашему другу, что он может спать спокойно". - Отлично, - сказал Портос. - Ясно как день, что все-таки он собира- ется сделать меня бароном. В этот момент на соседней церкви пробило девять часов. Д'Артаньян вздрогнул. - В самом деле, - сказал Портос, - бьет девять, а в десять, как вы помните, у нас свидание на Королевской площади. - Молчите, Портос, - нетерпеливо воскликнул д'Артаньян, - не напоми- найте мне об этом. Со вчерашнего дня я сам не свой. Я не пойду. - Почему? - спросил Портос. - Потому что мне очень тяжело видеть снова двух людей, по вине кото- рых провалилось наше предприятие. - Но ведь ни тот, ни другой не одержали над нами верх. Мой пистолет был еще заряжен, а вы стояли оба лицом к лицу со шпагами в руке. - Да, - сказал д'Артаньян, - но не кроется ли в свидании... - О, вы так не думаете, д'Артаньян. Это была правда. Д'Артаньян не считал Атоса способным на обман, а просто искал предлога, чтобы увильнуть от свидания. - Надо идти, - сказал великолепный сеньор де Брасье. - Иначе они по- думают, что мы струсили. Ах, мой друг, раз мы бесстрашно выступили вдво- ем против пятидесяти противников на большой дороге, то мы можем смело встретиться с двумя друзьями на Королевской площади. - Да, да, - сказал д'Артаньян, - я это знаю; но они примкнули к пар- тии принцев, не предупредив нас о том. Атос и Арамис провели меня, и это меня тревожит. Вчера мы узнали правду. А вдруг сегодня откроется еще чтонибудь? - Вы в самом деле не доверяете им? - спросил Портос - Арамису - да, с тех пор как он стал аббатом. Вы представить себе не можете, мои дорогой, чем он теперь стал. По его мнению, мы загораживаем ему дорогу к сану епископа, и он, пожалуй, не прочь нас устранить. - Арамис - другое дело; тут я не удивился бы, - сказал Портос. - Пожалуй, господин де Бофор вздумает захватить нас. - Это после того, как мы были у него в руках и он отпустил нас на свободу? Впрочем, будем осторожны, вооружимся и возьмем с собой Планше с его карабином. - Планше - фрондер, - сказал д'Артаньян. - Черт бы побрал эту гражданскую войну! - воскликнул Портос - Ни на кого нельзя положиться: ни на друзей, ни на прислугу. Ах, если бы бедный Мушкетон был здесь! Вот кто никогда бы меня не покинул. - Да, пока вы богаты. Эх, мой друг, не междоусобные войны разъединяют пас, а то, что мы больше не двадцатилетние юноши, то, что благородные порывы молодости угасли, уступив место голосу холодного расчета, внуше- ниям честолюбия, воздействию эгоизма Да, вы правы, Портос; пойдем на это свидание, по пойдем хорошо вооруженные. Если мы не пойдем, они скажут, что мы струсили Эй, Планше! - крикнул д'Артаньян. Явился Планше - Вели оседлать лошадей и захвати карабин. - Но, сударь, на кого же мы идем? - Ни на кого. Это простая мера предосторожности на случай, если мы подвергнемся нападению - Знаете ли вы, сударь, что было покушение на доброго советника Бру- селя, этого отца народа? - Ах, в самом деле? - спросил д'Артаньян. - Да, но он вполне вознагражден: народ на руках отнес его домой. Со вчерашнего дня дом его битком набит Его посетили коадъютор, Лонгвиль, принц де Копти; герцогиня де Шеврез и госпожа де Вандом расписались у него в числе посетителей Теперь стоит ему захотеть. - Ну что он там захочет? Планше запел: Слышен ветра шепот, Слышен свист порой Эго Фронды ропот "Мазарини долой!" - Нет ничего странного, что Мазарини было бы более по сердцу, если бы я совсем задавил его советника, - хмуро бросил д'Артаньян Портосу. - Вы понимаете, сударь, что если вы просите меня захватить мой кара- бин для какого-нибудь предприятия вроде того, какое замышлялось против господина Бруселя. - Нет, нет, будь спокоен. Но откуда у тебя все эти подробности? - О, я получил их из верного источника - от Фрике. - От Фрике? - сказал д'Артаньян. - Это имя мне знакомо. - Это сын служанки Бруселя, молодец парень; за пего можно поручиться - при восстании он своего не упустит. - Не поет ли он на клиросе в соборе Богоматери? - спросил д'Артаньян. - Да, ему покровительствует Базен. - Ах, знаю, - сказал д'Артаньян, - и он прислуживает в трактире на улице Лощильщиков. - Совершенно верно. - Что вам за дело до этого мальчишки? - спросил Портос. - Гм, - сказал д'Артаньян, - я уж раз получил от него хорошие сведе- ния, и при случае он может доставить мне и другие. - Вам, когда вы чуть не раздавили его хозяина! - А откуда он это узнает? - Правильно. В это время Атос и Арамис приближались к Парижу через предместье Сент-Антуан. Они отдохнули в дороге и теперь спешили, чтобы не опоздать на свидание. Базен один сопровождал их. Гримо, как помнят читатели, ос- тался ухаживать за Мушкетоном, а затем должен был ехать прямо к молодому виконту Бражелону, направляющемуся во фландрскую армию. - Теперь, - сказал Атос, - нам нужно зайти в какую-нибудь гостиницу, переодеться в городское платье, сложить шпаги и пистолеты и разоружить нашего слугу. - Отнюдь нет, дорогой граф. Позвольте мне не только не согласиться с вашим мнением, но даже попытаться склонить вас к моему. - Почему? - Потому что свидание, на которое мы идем, - военное свидание. - Что вы хотите этим сказать, Арамис? - Что Королевская площадь - это только продолжение Вандомской проез- жей дороги и ничто другое. - Как! Наши друзья... - Стали сейчас нашими опаснейшими врагами, Атос... Послушайтесь меня, не стоит быть слишком доверчивым, а в особенности вам. - О мой дорогой д'Эрбле!.. - Кто может поручиться, что д'Артаньян не винит нас в своем поражении и не предупредил кардинала? И что кардинал не воспользуется этим свида- нием, чтобы схватить нас? - Как, Арамис, вы думаете, что д'Артаньян и Портос приложат руку к такому бесчестному делу? - Между друзьями, вы правы, Атос, это было бы бесчестное дело, но по отношению к врагам это только военная хитрость. Атос скрестил руки и поник своей красивой головой. - Что поделаешь, Атос, - продолжал Арамис, - люди уж так созданы, и не всегда им двадцать лет. Мы, как вы знаете, жестоко задели самолюбие д'Артаньяна, слепо управляющее его поступками. Он был побежден. Разве вы не видели, в каком он был отчаянии на той дороге? Что касается Портоса, то, может быть, его баронство зависело от удачи всего дела. Но мы встали ему поперек пути, и на этот раз баронства ему не видать. Кто поручится, что пресловутое баронство не зависит от нашего сегодняшнего свидания? Примем меры предосторожности, Атос. - Ну а если они придут безоружными? Какой позор для пас, Арамис? - О, будьте покойны, дорогой мой, ручаюсь вам, что этого не случится. К тому же у нас есть оправдание: мы прямо с дороги, и мы мятежники. - Нам думать об оправданиях! Об оправданиях перед д'Артаньяном и Пор- тосом! О Арамис, Арамис, - сказал Атос, грустно качая головой. - Клянусь честью, вы делаете меня несчастнейшим из людей. Вы отравляете сердце, еще не окончательно умершее для дружеских чувств. Поверьте, лучше бы у меня его вырвали из груди. Делайте, как хотите, Арамис. Я же пойду без оружия, - закончил он. - Нет, вы этого не сделаете. Я не пущу вас так. Изза вашей слабости вы можете погубить не одного человека, не Атоса, не графа де Ла Фер, но дело целой партии, к которой вы принадлежите и которая на вас рассчиты- вает. - Пусть будет по-вашему, - грустно ответил Атос. И они продолжали свой путь. Едва только по улице Па-де-ла-Мюль подъехали они к решетке пустынной площади, как заметили под сводами, около улицы Святой Екатерины, трех всадников. Это были д'Артаньян и Портос, закутанные в плащи, из-под которых тор- чали их шпаги. За ними следовал Планше с мушкетом через плечо. Увидев их, Атос и Арамис сошли с лошадей. Д'Артаньян и Портос сделали то же самое. Д'Артаньян, заметив, что Ба- зен, вместо того чтобы держать трех лошадей на поводу, привязывает их к кольцам под сводами, приказал и Планше сделать так же. Затем - двое с одной стороны и двое с другой, сопровождаемые слугами, они двинулись навстречу друг другу и, сойдясь, вежливо раскланялись. - Где угодно будет вам, господа, выбрать место для нашей беседы? - сказал Атос, заметив, что многие прохожие останавливаются и глядят на них, словно ожидая, что сейчас разыграется одна из тех знаменитых дуэ- лей, воспоминание о которых еще свежо было в памяти парижан, в особен- ности живших на Королевской площади. - Решетка заперта, - сказал Арамис, - но если вы любите тень деревьев и ненарушаемое уединение, я достану ключ в особняке Роган, и мы устроим- ся чудесно. Д'Артаньян стал вглядываться в темноту, а Портос даже просунул голову в решетку, пытаясь разглядеть чтонибудь во мраке. - Если вы предпочитаете другое место, - своим благородным, чарующим голосом сказал Атос, - выбирайте сами. - Я думаю, что если только господин д'Эрбле достанет ключ, лучше это- го места не найти. Арамис сейчас же пошел за ключом, успев, однако, шепнуть Атосу, чтобы он не подходил очень близко к д'Артаньяну и Портосу; по тот, кому он по- дал этот совет, только презрительно улыбнулся и подошел к своим прежним друзьям, не двигавшимся с места. Арамис действительно постучался в особняк Роган и скоро вернулся вместе с человеком, говорившим: - Так вы даете мне слово, сударь? - Вот вам, - сказал Арамис, протягивая ему золотой. - Ах, вы не хотите дать мне слово, сударь! - сказал привратник, качая головой. - В чем мне ручаться? - отвечал Арамис. - Я вас уверяю, что в настоя- щую минуту эти господа - паши друзья. - Да, конечно, - холодно подтвердили Атос, д'Артаньян и Портос. Д'Артаньян слышал разговор и понял, в чем дело. - Вы видите? - сказал он Портосу. - Что такое? - Он не хочет дать слово. - В чем? - Этот человек просит Арамиса дать слово, что мы явились на площадь не для поединка. - И Арамис не захотел дать слово? - Не захотел. - Так будем осторожны. Атос не спускал с них глаз, пока они говорили. Арамис открыл калитку и посторонился, чтобы пропустить вперед д'Артаньяна и Портоса. Входя, д'Артаньян зацепил эфесом шпаги за решетку и принужден был распахнуть плащ. Под плащом обнаружились блестящие дула его пистолетов, на которых заиграл лунный свет. - Вы видите? - сказал Арамис, дотрагиваясь одной рукой до плеча Атоса и указывая другой на арсенал за поясом д'Артаньяна. - Увы, да! - сказал Атос с тяжелым вздохом. И он пошел за ними. Арамис вошел последним и запер за собой калитку. Двое слуг остались на улице и, словно тоже испытывая недоверие, держа- лись подальше друг от друга. XXXI КОРОЛЕВСКАЯ ПЛОЩАДЬ В молчании все четверо направились на середину площади. В это время лупа вышла из-за туч, и так как на открытом месте их легко было заме- тить, они решили свернуть под липы, где тень была гуще. Кое-где там стояли скамейки. Они остановились около одной из них. По знаку Атоса д'Артаньян и Портос сели. Атос и Арамис продолжали стоять. Наступило молчание; каждый испытывал замешательство перед неизбежным объяснением. - Господа, - заговорил Атос, - наше присутствие на этом свидании до- казывает силу нашей прежней дружбы. Ни один не уклонился, значит, ни од- ному из нас не в чем упрекнуть себя. - Послушайте, граф, - ответил д'Артаньян, - вместо того чтобы гово- рить комплименты, которых, быть может, не заслуживаем ни мы, ни вы, луч- ше объяснимся чистосердечно. - Я ничего так не желаю, - ответил Атос. - Я говорю искренне, скажите же откровенно и вы: можете ли вы в чем-нибудь упрекнуть меня или аббата д'Эрбле? - Да, - сказал д'Артаньян. - Когда я имел честь видеться с вами в ва- шем замке Бражелон, я сделал вам предложение, которое было хорошо вами понято. Но, вместо того чтобы ответить мне, как другу, вы провели меня, как ребенка, и этой восхваляемой вами дружбе был нанесен удар не вчера, когда скрестились наши шпаги, а раньше, когда вы притворялись у себя в замке? - Д'Артаньян, - с кротким упреком проговорил Атос. - Вы просили меня быть откровенным, - продолжал д'Артаньян, - из- вольте. Вы спрашиваете меня, что я думаю, и я вам это говорю. А теперь я обращаюсь к вам, господин аббат д'Эрбле. Я говорил с вами, как говорил с графом, и вы так же, как он, обманули меня. - Поистине, вы странный человек, - сказал Арамис. - Вы явились ко мне с предложениями, но разве вы их мне сделали? Нет, вы старались выведать мои секреты - и только. Что я вам тогда сказал? Что Мазарини ничтожество и что я не буду ему служить. Вот и все. Разве я вам сказал, что не буду служить никому другому? Напротив, я, как мне кажется, дал вам попять, что я на стороне принцев. Насколько мне помнится, мы с вами даже преве- село шутили над возможностью такого вполне вероятного случая, что карди- нал поручит вам арестовать меня. Принадлежите вы к какой-нибудь партии? Бесспорно, да. Почему же и нам тоже нельзя примкнуть к другой партии? У вас была своя тайна, у нас - своя. Мы не поделились ими; тем лучше, это доказывает, что мы умеем хранить тайны. - Я ни в чем не упрекаю вас, - сказал д'Артаньян, - и если коснулся вашего образа действий, то только потому, что граф де Ла Фер заговорил о дружбе. - А что вы находите предосудительного в моих действиях? - надменно спросил Арамис. Кровь сразу бросилась в голову д'Артаньяну. Он встал и ответил: - Я нахожу, что они вполне достойны питомца иезуитов. Видя, что д'Артаньян поднялся, Портос встал также. Все четверо стояли друг против друга с угрожающим видом. При ответе д'Артаньяна Арамис сделал движение, словно хотел схва- титься за шпагу. Атос остановил его. - Д'Артаньян, - сказал он, - вы пришли сюда сегодня, еще не остыв после нашего вчерашнего приключения. Я надеялся, д'Артаньян, что в вашем сердце найдется достаточно величия духа и двадцатилетняя дружба устоит перед минутной обидой самолюбия. О, скажите мне, что это так! Можете ли вы упрекнуть меня в чем-нибудь? Если я виноват, я готов признать свою вину. Глубокий, мягкий голос Атоса сохранил свое прежнее действие на д'Ар- таньяна, тогда как голос Арамиса, становившийся в минуты дурного настро- ения резким и крикливым, только раздражал его. В ответ он сказал Атосу: - Я думаю, граф, что еще в замке Бражелон вам следовало открыться мне и что аббат, - оказал он на Арамиса, - должен был сделать это в своем монастыре; тогда я не бросился бы в предприятие, в котором вы должны бы- ли стать мне поперек дороги. Но из-за моей сдержанности не следует счи- тать меня глупцом. Если бы я захотел выяснить, какая разница между людьми, которые к аббату д'Эрбле приходят по веревочной лестнице, и те- ми, которые являются к нему по деревянной, я бы заставил его говорить. - Как вы смеете вмешиваться! - воскликнул Арамис, бледнея от гнева при мысли, что, может быть, д'Артаньян подглядел его с г-жой де Лонг- виль. - Я вмешиваюсь в то, что меня касается, и умею делать вид, будто не замечаю того, до чего мне нет дела. Но я ненавижу лицемеров, а к этой категории я причисляю мушкетеров, изображающих из себя аббатов, и абба- тов, прикидывающихся мушкетерами. Вот, - прибавил он, указывая на Порто- са, - человек, который разделяет мое мнение. Портос, не произносивший до сих пор ни звука, ответил одним словом и одним движением. Он сказал: "Да", и взялся за шпагу. Арамис отскочил назад и извлек из ножен свою. Д'Артаньян пригнулся, готовый напасть или защищаться. Тогда Атос свойственным ему одному спокойным и повелительным движени- ем протянул руку, медленно взял свою шпагу вместо с ножнами, переломил ее на колене и отбросил обломки в сторону. Затем, обратившись к Арамису, он сказал: - Арамис, сломайте вашу шпагу. Арамис колебался. - Так надо, - сказал Атос и прибавил более тихим в мягким голосом: - Я так хочу. Тогда Арамис, побледнев еще больше, но покоренный этим жестом и голо- сом, переломил в руках гибкое лезвие, затем скрестил на груди руки и стал ждать, дрожа от ярости. То, что они сделали, принудило отступить д'Артаньяна и Портоса. Д'Ар- таньян совсем не вынул шпаги, а Портос вложил свою обратно в ножны. - Никогда, - сказал Атос, медленно поднимая к небу правую руку, - ни- когда, клянусь в этом перед богом, который видит и слышит нас в эту тор- жественную ночь, никогда моя шпага не скрестится с вашими, никогда я не кину на вас гневного взгляда, никогда в сердце моем по шевельнется нена- висть к вам. Мы жили вместе, нснавпдоли и любили вместе. Мы вместе про- ливали кровь, и, может быть, прибавлю я, между нами есть еще другая связь, более сильная, чем дружба: мы связаны общим преступлением. Потому что мы все четверо судили, приговорили к смерти и казнили человеческое существо, которое, может быть, мы не имели права отправлять на тот свет, хотя оно скорее принадлежало аду, чем этому миру. Д'Артаньян, я всегда любил вас, как сына. Портос, мы десять лет спали рядом, Арамис так же брат вам, как и мне, потому что Арамис любил вас, как я люблю и буду лю- бить вас вечно. Что значит для вас Мазарини, когда мы заставляли посту- пать по-своему такого человека, как Ришелье! Что для нас тот или иной принц, для нас, сумевших сохранить королеве ее корону! Д'Артаньян, прос- тите, что я скрестил вчера свою шпагу с вашей. Арамис просит в том же извиненья у Портоса. После этого ненавидьте меня, если можете, но кля- нусь, что, несмотря на вашу ненависть, я буду питать к вам только чувство уважения и дружбы. А теперь вы, Арамис, повторите мои слова. И затем, если наши старые друзья этого желают и вы желаете того же, расс- танемся с ними навсегда. Наступила минута торжественного молчания, которое было прервано Ара- мисом. - Клянусь, - сказал он, глядя спокойно и прямо, хотя голос его дрожал еще от недавнего волнения, - клянусь, я по питаю больше ненависти к моим былым товарищам. Я сожалею, что бился с вами, Портос. Клянусь далее, что не только шпага моя никогда не направится на вашу грудь, но что даже в самой сокровенной глубине моего сердца но найдется впредь и следа непри- язни к вам. Пойдемте, Атос. Атос сделал движение, чтобы уйти. - О пет, нет! Не уходите! - вскричал Д'Артаньян, увлекаемый одним из тех неудержимых порывов, в которых сказывалась его горячая кровь и при- родная прямота души. - Не уходите, потому что я тоже хочу произнести клятву. Клянусь, что я отдам последнюю каплю моей крови, последний живой лоскут моей плоти, чтобы сохранить уважение такого человека, как вы, Атос, и дружбу такого человека, как вы, Арамис. И он бросился в объятия Атоса. - Сын мой, - произнес Атос, прижимая его к сердцу. - А я, - сказал Портос, - я не клянусь ни в чем, но я задыхаюсь от избытка чувств, черт возьми! Если бы мне пришлось сражаться против вас, мне кажется я скорее дал бы себя проткнуть насквозь, потому что я никог- да никого не любил, кроме вас, в целом свете. И честный Портос, заливаясь слезами, бросился в объятия Арамиса. - Друзья мои, - сказал Атос, - вот на что я надеялся, вот чего я ждал от таких сердец, как ваши. Да, я уже сказал и повторяю еще раз: судьбы наши связаны нерушимо, хотя пути наши и разошлись. Я уважаю ваши взгля- ды, Д'Артаньян, я уважаю ваши убеждения, Портос. Хотя мы сражаемся за противоположные цели, - останемся друзьями! Министры, принцы, короли, словно поток, пронесутся и исчезнут, междоусобная война погаснет, как костер, но мы, останемся ли мы теми же? У меня есть предчувствие, что да. - Да, - сказал Д'Артаньян, - будем всегда мушкетерами, и пусть нашим единственным знаменем будет знаменитая салфетка бастиона Сен-Жерве, на которой великий кардинал велел вышить три лилии. - Да, - сказал Арамис, - сторонники ли мы кардинала или фрондеры, не все ли равно? Останемся навсегда друг другу добрыми секундантами на дуэ- лях, преданными друзьями в важных делах, веселыми товарищами в веселье. - И всякий раз, - сказал Атос, - как нам случится встретиться в бою, при одном слове "Королевская площадь!" возьмем шпагу в левую руку и про- тянем друг другу правую, хотя бы это было среди кровавой резни. - Вы говорите восхитительно! - сказал Портос. - Вы величайший из людей и целой головой выше нас всех! - вскричал д'Артаньян. Атос улыбнулся с несказанной радостью. - Итак, решено, - сказал он. - Ну, господа, ваши руки. Христиане ли вы хоть сколько-нибудь? - Черт побери! - воскликнул Д'Артаньян. - Мы будем ими на этот раз, чтобы сохранить верность нашей клятве, - сказал Арамис. - Ах, я готов поклясться кем угодно, хоть самим Магометом, - сказал Портос. - Черт меня подери, если я когда-нибудь был так счастлив, как сейчас. И добрый Портос принялся вытирать все еще влажные глаза. - Есть ли на ком-нибудь из вас крест? - спросил Атос. Портос и д'Артаньян переглянулись и покачали головами, как люди, зас- тигнутые врасплох. Арамис улыбнулся и снял с шеи алмазный крестик на нитке жемчуга. - Вот, - сказал он. - Теперь, - продолжал Атос, - поклянемся на этом кресте, который нес- мотря на алмазы, все-таки крест, - поклянемся, что бы ни случилось, веч- но сохранять дружбу. И пусть эта клятва свяжет не только нас, но и наших потомков. Согласны вы на такую клятву? - Да, - ответили все в один голос. - Ах, предатель! - шепнул д'Артаньян на ухо Арамису. - Вы заставили нас поклясться на кресте фрондерки! XXXII ПАРОМ НА УАЗЕ Мы надеемся, что наши читатели не совсем забыли молодого путешествен- ника, оставленного нами по дорого во Фландрию. Потеряв из виду своего покровителя, который, стоя перед старинной церковью, провожал его глаза- ми, Рауль пришпорил лошадь, чтобы избавиться от грустных мыслей и скрыть от Оливена волнение, исказившее его лицо. Все же одного часа быстрой езды оказалось достаточно, чтобы рассеять печаль, омрачавшую живое воображенние молодого человека. Неведомое досе- ле наслаждение полной свободой, наслаждение, которое имеет свою прелесть даже для того, кто никогда не тяготился своей зависимостью, золотило для него небо и землю, в особенности же тот отдаленный горизонт жизни, кото- рый мы зовем своим будущим. Все же после нескольких попыток завязать разговор с Оливеном юноша почувствовал, что долгое время вести такую жизнь ему будет очень скучно. Разглядывая проездом разные города, он вспоминал ласковые, поучительные, глубокие беседы графа: теперь никто не сообщит ему об этих городах таких ценных сведений, какие получил бы он от Атоса, образованнейшего и занимательнейшего собеседника. Еще одно воспоминание печалило Рауля. Подъезжая к городку Лувру, он увидел прятавшийся за стеною тополей маленький замок, который до того напомнил ему замок Лавальер, что он остановился и смотрел на него минут десять, затем, грустно вздохнув, поехал дальше, не ответив Оливену, поч- тительно осведомившемуся о причинах такого внимания к незнакомому дому. Вид внешних предметов - таинственный проводник, который сообщается с тончайшими нитями нашей памяти и иногда, помимо пашей воли, пробуждает ее. Эти нити, подобно нити Ариадны, ведут нас по лабиринту мыслей, где мы иногда теряемся, гоняясь за тенями прошлого, именуемыми воспоминания- ми. Так, вид этого замка отбросил Рауля на пятьдесят миль к западу и заставил его припомнить всю свою жизнь, от момента прощания с маленькой Луизой до того дня, когда он увидел ее впервые. Каждая группа дубков, каждый флюгер на черепичной крыше напоминал ему, что он не приближается, а, наоборот, с каждым шагом все больше и больше удаляется от друзей сво- его детства и, может быть, покинул их навсегда. Наконец, не умея справиться со своей подавленностью и печалью, он спешился, велел Оливену отвести лошадей в небольшой трактир, видневшийся впереди при дороге на расстоянии мушкетного выстрела от них. Он сам ос- тался подле красивой группы каштанов в цвету, вокруг которых жужжали рои пчел, и приказал Оливену прислать ему с трактирщиком бумагу и чернил на стол, точно нарочно здесь для этого поставленный. Оливен покорно поехал дальше, и Рауль сел, облокотясь, за стол, уст- ремив рассеянный взгляд на чудесный пейзаж, на зеленые поля и рощи и от времени до времени стряхивая с головы цвет каштана, падавший, точно снег. Рауль просидел так минут десять и уж совсем углубился в мечты, когда вдруг он заметил странную фигуру с багровым лицом, с салфеткой вместо передника и с другой салфеткой под мышкой, поспешно приближающую- ся к нему с бумагой, пером и чернилами в руках. - Ах, ах, - сказало это видение, - видно, у вас, дворян, у всех одни и те же мысли. Не больше четверти часа назад молодой господин на такой же красивой лошади и такого же барского вида, как вы, и, наверное, ваше- го возраста, остановился около этих деревьев, велел принести сюда стол и стул и пообедал здесь вместе с пожилым господином, должно быть своим воспитателем. Они съели целый паштет без остатка и выпили до дна бутылку старого маконского вина. Но, по счастью, у нас есть еще запасной паштет и такое же вино, так что, если вашей милости угодно приказать... - Нет, друг мой, - сказал Рауль, улыбаясь, - в настоящий момент мне нужно лишь то, о чем я просил. Мне только хотелось бы, чтобы чернила бы- ли черные, а перо хорошее. В таком случае я готов заплатить за перо столько, сколько стоит вино, а за чернила - сколько стоит паштет. - Тогда я отдам вино и паштет вашему слуге, - отвечал трактирщик, - а перо и чернила вы получите в придачу. - Делайте, как хотите, - сказал Рауль, только еще начинавший знако- миться с этой особой породой людей, которые состояли раньше в содружест- ве с разбойниками большой дороги, а теперь, когда разбойники повывелись, с успехом их заменили. Хозяин, успокоившись насчет платы, поставил на стол чернила, перо и бумагу. Перо случайно оказалось сносным, и Рауль принялся за письмо. Хо- зяин продолжал стоять перед ним, с невольным восхищением глядя на это очаровательное лицо, такое кроткое и вместе с тем строгое. Красота всег- да была и будет великой силой. - Этот не таков, как тот, что сейчас проехал, - сказал хозяин Оливе- ну, кот