Где я возьму вам хлеба? Ведь эти камни не сделаются хлебом от слез! О нет! Они также тверды, как... Как вот он! Смотрите, дети! Это префект Рима, вон тот, что едет на вороной лошади. Видите, какой ужасный взгляд у него! Но я уже не боюсь его больше. Смотрите на дети: он заставил нашего отца день и ночь стоять на стенах, пока тот не умер. Будь ты проклят, префект Рима! И сжав кулаки, она протянула их к неподвижно стоявшему префекту. -- Хлеба, мать! Дай нам есть! -- с плачем кричали дети. -- Есть я не могу вам дать ничего, но пить -- сколько угодно! -- дико закричала женщина и, прижав меньшего ребенка к груди левой рукой, схватила правой старшего и вместе с ними бросилась в воду. Крик ужаса вырвался у всех присутствовавших. -- Она безумна! -- вскричал префект. -- Нет, она умнее всех нас! -- возразил ему голос из толпы: -- Молчи! Воины, трубите в трубы! Скорее вперед, на площадь! -- вскричал префект и помчался впереди отряда. Герольды между тем согнали на площадь всех, кто был еще в домах, -- около двух тысяч изнуренных мужчин и женщин, с трудом державшихся на ногах, опираясь на копья и палки. -- Чего еще хочет от нас префект? -- говорили они. -- У нас ничего уже осталось, кроме жизни! -- А знаете? Третьего дня Центумцелла сдалась готам. -- Да, граждане города бросились на исаврийцев префекта и заставили открыть ворота. -- О, мы также могли бы это сделать. Но нужно торопиться, иначе будет слишком поздно. -- Мой брат вчера умер с голода. Вчера на скотном рынке продавали мышь вес золота. -- Я прошлую неделю доставал тайком мясо у одного мясника. Но третьего дня народ разорвал его: он зазывал к себе нищих детей, убивал их и продавал нам их мясо. -- А как добр король готов! Он, как отец, заботится о пленных, снабжает их одеждой, пищей и, кто не хочет поступать к нему на службу, тех отправляет в приморские города. Но большинство остается служить в его войсках. -- Тише, вот префект на своей черной лошади. Какой ужасный взгляд у него: холодный и вместе точно огненный. -- Да, моя мать говорит, что так смотрят люди, у которых нет сердца. В эту минуту префект выехал на середину площади. -- Граждане, Рим требует от вас новых жертв, -- сказал он. -- Я призываю вас стать в ряды войска, голод и -- стыдно сказать -- измена опустошили эти ряды. Вам нет выбора. Другие города могут выбирать между сдачей и гибелью. Но вы, выросшие в тени Капитолия, не имеете этого выбора: в стенах Рима не может быть сказано трусливое слово. Необходимо сделать последнее усилие: призываю на стены всех, от двенадцатилетних мальчиков до восьмидесятилетних стариков. Тише! Не ропщите! Я велю своим воинам ходить из дома в дом, чтобы не допустить слишком слабых мальчиков или слишком бессильных стариков взяться за оружие. Префект умолк. В толпе слышался неясный шум. -- Хлеба! -- раздался крик за спиной Цетега. -- Хлеба! -- Сдать город! -- И вам не стыдно? -- быстро обернулся к ним префект. -- Вы так мужественно вынесли все, и теперь, когда остается потерпеть только несколько дней, падаете духом. Ведь через несколько дней сюда явится Велизарий. -- Ты говорил это уже семь раз. И после седьмого раза Велизарий потерял все свои корабли. -- Сдай город! Открой ворота! -- кричала толпа. -- Сдай, мы требуем этого!... Ты вечно твердишь нам о римской свободе. Хорошо, но кто же мы сами, свободные люди или твои солдаты? Слышишь? Мы требуем сдачи! В эту минуту сквозь толпу пробрался Лициний. -- Явился готский герольд! Я пришел слишком поздно, чтобы остановить его. Изголодавшиеся легионеры впустили его через тибурские ворота. -- Долой его! -- вскричал Цетег, -- он не должен говорить! Но толпа с восторгом бросилась навстречу герольду и окружила его. -- Мир! Спасение! Хлеб! -- Мир! Мир! Слушайте герольда! -- Нет, -- закричал Цетег, хватаясь за меч. -- Нет, не слушайте его. Я -- префект города. Я защищаю его и говорю вам: не слушайте его. Но толпа густо обступила герольда: -- Говори, посланный, что приносишь ты? -- Я несу вам мир и освобождение! -- вскричал Торисмут. -- Тотила, король Италии и готов, шлет вам помилование и требует свободного пропуска. Он сам хочет говорить с вами. -- Да здравствует король Тотила! -- закричали голоса. -- Пусть идет. -- Нет, -- закричал Цетег, подъехав к герольду. -- Я начальник этого города и отказываюсь впустить Тотилу. Передай ему, что всякого гота, который вступит в город, я приму, как врага. Раздался общий крик ярости. -- Цетег! -- заговорил один гражданин, когда толпа утихла. -- Кто ты? Наш тиран или наш чиновник? Мы свободны. Ты сам часто говорил, что самое главное в Риме -- верховенство римского народа. Так вот: римский народ требует, чтобы король был впущен. Желаешь ли ты этого, народ Рима? -- Да, желаем. -- Так и будет. Будешь ли ты повиноваться народу, префект Рима? Цетег молча вложил меч в ножны. -- В Капитолий! -- вскричал он наконец. -- Ты, Лициний, защищай вход в Капитолий со стороны площади и мой дом. А остальные -- за мной! -- Что хочешь ты делать? -- спросил его удивленный Лициний. -- Напасть и уничтожить врагов! -- ответил префект. Человек полтораста последовало за префектом. Немного времени спустя на улицах Рима раздались звуки готских рогов, впереди ехал Торисмут с шестью готами, трубившими в рога, за ними знаменосец граф Визанд с голубым знаменем готов и наконец Тотила, Гунтарис, Тейя и человек десять других всадников, почти все без оружия. Когда они выехали из ворот готского лагеря, к Гунтарису подошел белокурый юноша, почти мальчик, с большими голубыми глазами. В руке его был пастуший посох. -- Ты король? -- спросил он Гунтариса. -- Впрочем, я вижу, что не ты. А это храбрый Тейя, черный граф, как называют его в песнях. -- Чего ты хочешь от короля, мальчик? -- Я хочу сражаться в его войске. -- Ты еще слишком молод и слаб для этого. Иди пока домой и паси своих коз, а года через два приходи к нам. -- Конечно, я еще молод, но не слаб. А коз я уже пас довольно. А, вот король! -- сказал мальчик и поклонился ему. -- Желаю счастья, господин король, -- сказал он и взял за повод его лошадь. Тотила ласково смотрел на красивого юношу. Гунтарис же заметил: -- Где я видел этого мальчика? Такое знакомое лицо... Какое поразительное сходство! И как благородна осанка этого пастуха. Между тем народ бросился навстречу королю. -- Да здравствует король Тотила! -- раздавались радостные крики. Но тут к Тотиле подъехал Цетег. -- Что нужно тебе, гот, в моем городе? -- спросил он. Но Тотила только презрительно взглянул на него и обратился к народу. -- Римляне, сердце мое разрывается из-за вас! Я хочу положить конец всем страданиям. Вы знаете, я легко мог бы взять теперь город штурмом, потому что у вас нет людей для защиты его. Но взять город приступом -- значит разорить его. А мне не хочется этого, мне жаль вас. Вы достаточно уже наказаны голодом, чумой, Византией и этим демоном. Более восьми тысяч человек, не считая женщин и детей, уже погибли. Голод довел вас до того, что матери поедают собственных детей. До нынешнего дня ваше сопротивление имело еще основание, вы рассчитывали на помощь Велизария. Но теперь это безумие, потому что Велизарий возвратился домой. -- Он лжет! -- вскричал Цетег. -- Не верьте ему! -- Римляне, я никогда не обманывал вас, -- ответил Тотила, -- Но чтобы вы не сомневались, смотрите: знаете вы этого человека? Вперед выступил византиец в богатом вооружении. -- Мы знаем его! Этот конон! Начальник флота Велизария! -- закричали в толпе. Цетег побледнел. -- Римляне, -- сказал византиец. -- Велизарий послал меня к королю Тотиле. Я сегодня приехал к нему, Велизарий вынужден был возвратиться в Византию. Уезжая, он поручил Рим и Италию известному своей добротой королю Тотиле. -- Хорошо! -- прокричал с угрозой Цетег. -- Граждане, даже если это и так, значит, наступил день показать, что вы действительно римляне. Слушайте и запомните: никогда префект Цетег не сдаст города варварам. О римляне! Вспомните время, когда я был для вас всем, когда мое имя вы ставили выше имен святых. Кто доставлял вам в течение многих лет работу, хлеб и главное -- оружие? Кто защищал вас -- Велизарий или Цетег, когда полтораста тысяч этих варваров окружили эти стены? Кто спас Рим кровью собственного сердца и от Витихиса? Итак, в последний раз призываю вас к борьбе. Сомкнитесь вокруг меня, и мы прогоним варваров. -- Да здравствует король Тотила! Смерть Цетегу! -- загремела толпа. И, точно по условному знаку, женщины и дети бросились на колени перед Тотилой, между тем как мужчины с угрозой подняли свои мечи и копья против префекта -- это было оружие, которое он же сам подарил им. -- Собаки вы, а не римляне! -- с величайшим негодованием вскричал он. -- В Капитолий! И в сопровождении немногих всадников он бросился к Капитолию. -- Что же нам делать? Следовать за ним? -- спросили римляне Тотилу. -- Нет, подождите, -- ответил он. -- Прежде откройте все ворота, телеги нагружены уже хлебом и мясом. Впустите их в город. Три дня, римляне, вы можете пить и насыщаться. Мои готы будут оберегать вас. -- А префект? -- спросил герцог Гунтарис. -- Цетег не избежит бога мести, -- ответил Тотила. -- И меня! -- вскричал мальчик-пастух. -- И меня! -- прошептал Тейя. ГЛАВА VI Цетег бросился в Капитолий и, оставив Марка Лициния у ворот со стороны площади, начал размещать бывшее в его распоряжении войско. -- Префект, -- сообщил подъехавший Люций Лициний. -- Воины, те кто не был на площади, требуют, чтобы их выпустили из Капитолия. Цетег бросился к ним. Пятьсот человек стояли, выстроившись в ряды. -- Я хотел предоставить вам честь защищать Капитолий и слышу, что вы хотите уйти. Но я не могу поверить этому! Вы не покинете человека, который снова приучил вас владеть оружием и побеждать. Кто остается здесь с Цетегом, поднимите меч! Никто не шевельнулся. -- Значит, голод сильнее чести, -- с презрением проговорил префект. Но тут выступил начальник отряда. -- Не то, префект Рима, -- сказал он. -- Но мы не хотим сражаться против наших отцов и братьев, которые теперь на стороне готов. -- Вы заслуживаете того, чтобы я удержал вас заложниками и бросил ваши головы им, когда они пойдут на приступ. Но я не хочу. Ступайте! Вы недостойны чести спасать Рим. Лициний, выпусти их! И легионеры ушли. Но около ста человек осталось на месте, опершись на копья. -- Ну? А вы чего хотите? -- спросил префект, подъезжая к ним. -- Умереть с тобой, -- ответили они. -- Благодарю вас, -- с радостью ответил префект. -- Лициний, смотри, вот это римляне! Разве этого недостаточно для того, чтобы заново создать римское государство? Слушайте же мой план. -- Как? У тебя созрел план? -- удивился Лициний. -- Да. Я знаю варваров: овладев частью Рима, они теперь всю ночь будут пировать вместе с жителями города. Часа через два они все перепьются и заснут мертвым сном. В полночь мы бросимся и легко уничтожим их. Теперь же пойду домой заснуть. Разбудите меня через два часа, -- ровно через два часа, не раньше. Сифакс, раздай этой сотне все вино, какое есть. И он медленно поехал к своему дому. У ворот его он слез со своего вороного Плутона и потрепал его по шее. -- Следующая поездка будет жаркая, мой Плутон, -- сказал он. -- Сифакс, отдай ему весь хлеб, оставленный мне на ужин. Передав коня Сифаксу, префект вошел в дом. Прежде всего он привел в порядок и спрятал в скрытом месте свои бумаги, а затем лег. Тяжел был его сон, мрачные видения одно за другим вставали перед ним. Вдруг ему послышалось сквозь сон, будто сильный удар грома поразил крышу его дома и разрушил его. Он вскочил: действительно, раздавался громкий стук в его двери. Цетег вскочил и схватил оружие. В комнату вбежал Сифакс, а за ним Лициний. -- Вставай, господин! Готы! Они предупредили нас! -- О проклятие! -- вскричал Цетег. -- Где они? -- Они идут по реке. -- Скорее лошадь, Сифакс! Плутон был уже у крыльца. Цетег вскочил на него и помчался к берегу. Прибыв туда, он спрыгнул с лошади, Сифакс заботливо спрятал коня в одном из пустых сараев. -- Факел сюда! -- кричал Цетег. -- К лодкам! Скорее, за мной! Между тем, приближались готские корабли. На переднем из них стоял Тотила с мечом в руке. Цетег узнал его. -- Подпустите корабль совсем близко, на двадцать шагов, и тогда стреляйте все сразу. Так! Посыпался целый град стрел. Но Тотила стоял невредим. -- Бросайте огонь! Поджигайте корабли! -- кричал Цетег. Полетели зажигательные снаряды, и несколько кораблей загорелось. Но готы приближались. Цетег сам бросил снаряд в Тотилу. Но мальчик-пастух, стоявший подле Тотилы, налету отбросил его в реку. Между тем и Тотила увидел Цетега и пустил стрелу в него. Она ранила его в левое, незащищенное плечо. Префект упал на колено. В ту же минуту первый готский корабль пристал к берегу. -- Победа! -- закричал Тотила. -- Солдаты, сдавайтесь! Цетег между тем, истекая кровью, бросился с лодки и вплавь достиг левого берега Тибра. Он видел, как с переднего корабля спустили две маленькие лодки, в одну из которых прыгнул Тотила, видел, как лодка Тотилы подплыла к берегу, видел, как римские воины были обращены готами в бегство. Он бросил свой шлем и щит в воду, чтобы скорее доплыть. Увидя короля, выходящего на берег, он хотел броситься на него с мечом, но в эту минуту готская стрела попала ему в шею. Он зашатался. Сифакс подхватил его. В ту же минуту подбежал Марк Лициний, который защищал Капитолий со стороны площади. -- Ты здесь? -- вскричал префект. -- Где же твои воины? -- Все мертвы. Тейя, ужасный Тейя бросился на нас. Половина исаврийцев пала по дороге к Капитолию, остальные -- защищая твой дом. Но я не могу больше. Топор Тейи пробил мой щит и врезался в ребра. Прощай, великий Цетег! Спасай Капитолий! Но берегись: Тейя быстр. И Марк упал на землю. С Капитолийского холма высоко к небу взвивалось пламя. -- Здесь, на реке нечего уже спасать, -- с трудом сказал префект. Кровь сильно лилась из его ран. -- Надо спасать Капитолий! Тебе, Пизон, поручаю я Тотилу. Ты ранил уже одного короля готов на пороге Рима. Постарайся другого повалить на месте. Ты, Люций, отомсти за брата. Не следуй за мной. И Цетег бросил угрюмый взгляд на Тотилу, у ног которого теснились его воины, прося пощады. -- Ты шатаешься, мой господин! -- с болью вскричал Сифакс. -- Рим шатается, -- со вздохом ответил префект. -- В Капитолий. Люций Лициний еще раз пожал руку умирающего брата и пошел за Цетегом. Между тем, Тотила торопил своих готов. -- Скорее! -- кричал он. -- Надо тушить Капитолий. Битва кончена. Теперь вы, готы, защищайте Рим, потому что он ваш. В эту минуту из-за колонны храма, мимо которого проходил Тотила, выскочил Пизон и хотел поразить его мечом. Рука его была.почти рядом с Тотилой, как вдруг он громко вскрикнул и выпустил меч: сильный удар палки сломал его руку. Вслед затем молодой пастух бросился на него и свалил на землю. -- Сдавайся, римский волк! -- крикнул звонкий голос мальчика. -- Э, Пизон! Он твой пленник, мальчик. Но кто ты? -- спросил Тотила. -- Он спас твою жизнь, король! -- сказал старик Гильдебранд. -- Мы видели, как римлянин бросился на тебя, но были слишком далеко, чтобы помочь тебе или крикнуть. -- Как же тебя зовут, молодой герой? -- Адальгот. -- Зачем ты пришел сюда? -- Мне нужен злодей Цетег. Где он, король? -- Он был здесь, но убежал. Вероятно, теперь он в своем доме. Неужели ты хочешь броситься на этого дьявола с палкой? -- спросил Гильдебранд. -- Нет, теперь у меня есть меч... -- И, схватив оружие своего пленника, он исчез. ГЛАВА VII Между тем, префект бросился к Капитолию. Несмотря на раны, он бежал так скоро, что Лициний и Сифакс едва поспевали за ним. Он достиг корментальских ворот, те уже были заняты готами. Внизу стоял Вахис. Он издали узнал префекта и бросил ему в голову большой камень. -- За Раутгунду! -- закричал он. Хотя камень и ушиб префекта, но он не упал и тотчас бросился в другую сторону, к северо-восточной части стены, он вспомнил, что там есть пролом. Но когда он уже приближался к нему, навстречу бросились три исаврийца. -- О, господин, беги! Капитолий потерян! Этот черный дьявол Тейя! -- Так это он зажег Капитолий? -- спросил Цетег. -- Нет, мы сами зажгли деревянные шанцы, чтобы не допустить врагов. Готы тушат. -- Варвары спасают мой Рим! -- с горечью вскричал Цетег. -- Ну, так я пойду домой. -- О, нет, господин! Это опасно. Черный Тейя всюду ищет и расспрашивает о тебе. Теперь он в Капитолии, но наверно придет и в твой дом. -- Я должен зайти домой, -- ответил префект. Но едва он сделал несколько шагов, как навстречу ему вышла целая толпа готов и римлян. Они узнали его. -- Префект! Он погубил Рим! -- закричали все, и целый град камней, стрел и копий полетел в него. Одна стрела слегка задела его в плечо. Префект вынул ее. -- Римская стрела! С моим знаком! -- горько улыбнулся он. С трудом, благодаря темноте, он успел скрыться в соседней улице и скоро подошел к своему дому. Толпа готов была уже там, стараясь разбить главные ворота, но по их яростным крикам префект догадался, что им это не удается. "Ворота крепки, -- подумал он. -- Пока они их сломают, я успею". И через боковую калитку из переулка он вошел в дом. В эту минуту раздался точно удар грома. "Удар топора! -- подумал Цетег. -- Это Тейя. Он взглянул в окно: действительно, это был Тейя. Черные волосы его развевались, в одной руке был топор, в другой -- горящая головня. -- Цетег! -- кричал он. -- Префект! Где ты? Я искал тебя в Капитолии, но тебя там нет. Неужели он спрятался в своем доме? В эту минуту вбежал Сифакс. -- Беги, господин. Я своим телом загорожу вход. И он бросился ко входной двери. Цетег повернул направо. Он едва держался на ногах. В главной зале он упал, но тотчас вскочил: послышался страшный треск. Ворота были сломаны, и Тейя бросился в дом. Точно пантера прыгнул Сифакс на него сзади, с ножом в руке. Но Тейя одним ударом отбросил его так, что тот покатился вниз со ступеней. -- Цетег! -- кричал Тейя, бегая из комнаты в комнату. -- Где ты? Цетег, трус! Где ты прячешься? Вот он уже в кабинете, рядом с залой, в которой был Цетег. Послышался топот многих ног. Очевидно, и другие готы вбежали туда. Цетег не в силах был держаться на ногах. Он прислонился к статуе Юпитера. -- Сжечь дом! -- кричал между тем Тейя. -- Но король запретил поджоги! -- возразил ему кто-то. -- Да, но этот дом он отдал в мое распоряжение, и я уничтожу его. Долой всех этих идолов! Раздался громкий удар, и огромная статуя Цезаря, стоявшая в кабинете, разлетелась на куски. Из нее посыпались слитки золота, драгоценности, письма, документы. Очевидно, здесь был тайник, где префект хранил наиболее важные вещи. Услышав удар и затем шум падения, префект догадался, что статуя разбита. -- А, варвар! -- вне себя вскричал он. -- Что это? Голос префекта! -- закричал Тейя и бросился в зал. Но там уже не было никого. Только подле статуи Юпитера стояла лужа крови. Кровавые пятна от статуи вели к открытому окну во двор. Тейя бросился туда, но там не было никого. Тейя осмотрел ближайшие дома в переулке и нашел только меч префекта. Он сам исчез. Мрачно возвратился он в дом. -- Соберите все, что выпало из статуи, -- сказал он готам, -- и отнесите королю. Он теперь в храме, благодарит Бога за победу. -- А ты разве не пойдешь туда? -- спросили его. -- Где же ты проведешь ночь? -- На развалинах этого дома, -- ответил Тейя и поджег пурпуровый ковер, покрывавший постель префекта. После взятия Рима король Тотила поселился в нем и жил там в мире. Большая часть городов и крепостей Италии добровольно признала власть готов. Завоевывать пришлось очень немногие. Это дело Тотила поручал своим полководцам -- Тейе, Гунтарису, Гриппе, Алигерну, сам же занялся самым трудным делом: приведением в порядок разоренного государства. С этой целью он повсюду разослал своих герцогов и графов. Они должны были восстановить разрушенные храмы, как католические, так и арианские, пересмотреть законы, заново распределить налоги. Результаты всех этих забот сказались очень скоро: поля крестьян были снова обработаны, в опустелых гаванях Италии снова теснились купеческие корабли. Весть о восстановлении готского государства быстро разнеслась по всему западу, и германские народы один за другим присылали послов. Король франков прислал подарки, но Тотила не принял ни послов, ни подарков. Король вестготов предложил ему союз против Византии и руку своей дочери. Авары и славяне на восточных границах притихли. Но Тотила понимал, что Византия гораздо сильнее его, н потому искал мира с ней. Он решил уступить ей Сицилию и Далмацию с тем, чтобы византийцы освободили Равенну, которую готы никак не могли взять до сих пор. Для этих переговоров он выбрал Кассиодора, человека, который всюду пользовался большой известностью и уважением за свою ученость. Хотя благочестивый Кассиодор давно уже удалился от дел и жил в монастыре, но Тотила уговорил его принять на себя этот труд. В помощь ему он дал Юлия. Друг его жил в Галлии. Тотила написал ему письмо, которое заканчивал словами: "Вернись же, мой Юлий. Помоги привести в исполнение намерения, которые в былые времена ты называл мечтами. Помоги мне создать из готов и итальянцев новый народ, который соединил бы в себе достоинства обоих и не имел бы их недостатков. Помоги мне создать царство правды и мира, свободы и красоты. Юлий, ты построил церковь для монастыря. Помоги же теперь мне создать этот храм для человечества. Я одинок, мой друг, на высоте своего счастья, -- война лишила меня брата, -- неужели же ты не возвратишься, мой второй брат? Через два месяца мы с Валерией будем ждать тебя в монастыре в Тагине". И Юлий, глубоко тронутый письмом, ответил: "Я еду". Молодой Адальгот, в благодарность за спасение жизни короля, был сделан королевским герольдом и виночерпием. Он прекрасно сошелся со всеми при дворе, но особенно любил он Тейю. И мрачный Тейя со своей стороны охотнее всего проводил время с юношей, умевшим слагать песни. Тейя сам был поэтом, он мог дать много полезных советов бывшему пастуху. Часто проводили они вместе целые вечера. Однажды они сидели в саду и беседовали. -- Каким же образом стало известно, что герцог Аларих был невинен? -- спросил Тейя. -- Слушай, я все расскажу тебе, -- ответил Адальгот. -- В ночь взятия Рима я всюду искал префекта: сначала на Тибре, потом в Капитолии и наконец побежал за тобой в его дом. Там, как ты знаешь, я разбил его статую, из нее выпало много золота, драгоценных камней и документов. Я собрал их и, как ты велел, отнес к королю. Король приказал своему писцу рассмотреть их, потом начал читать их сам и вдруг вскричал: "Итак, герцог Аларих Балт был невинен!" На следующий день я был назначен его герольдом, и первым делом моим было объехать на белом коне все улицы Рима и всюду объявлять: "В доме бывшего префекта Цетега пастухом Адальготом найдены документы, доказывающие, что герцог Аларих Балт, который около двадцати лет назад был обвинен в государствен ной измене и приговорен к смерти, был невинен. -- Но как же это было открыто? -- спросил Тейя. -- Среди этих документов был дневник Цетега, где он сознается, что посредством подложных писем обвинил ненавистного ему герцога перед королем в государственной измене. Гордый герцог был заключен в темницу, но оттуда исчез каким-то таинственным образом. И вот я ездил по всему городу и объявлял: "Невинен герцог Аларих Балт. Его имущество, которое было отнято от него в пользу государства, снова возвращается ему или его прямым наследникам. И герцогство Апулия также возвращается". А другие герольды в то же время объезжали все города и села Италии, всюду объявляя то же самое, вызывая герцога или его наследников для получения его имущества. Как хорошо было бы, если бы эти герольды нашли где-нибудь старика и провели его к нашему двору, где его снова назначили бы герцогом этой чудной Апулии. -- Ну нет, -- ответил Тейя. -- Едва ли старик жив. -- Но Гунтарис говорил, что у него был сын, мальчик лет четырех, который также исчез вместе с отцом. Где бы мог он быть теперь? Должно быть, живет под чужим именем в каком-нибудь маленьком городке. Воображаю, как удивится он, когда услышит, что герольд призывает его принять герцогство Апулию. Непременно сложу песню по этому поводу! ГЛАВА VIII Месяца два спустя после взятия Рима Тотилой, на горе Иффингер, где стояла хижина старика Иффы, сидела прекрасная девушка, скорее еще девочка. Она только что загнала своих коз и теперь, задумавшись, любовалась закатом солнца. Но вот солнце скрылось. Девушка вздохнула. -- Вот оно скрылось, и однако все мы знаем, что завтра оно покажется снова. Так и Адальгот: хотя он и ушел далеко, но я знаю, что увижу его еще, -- проговорила она. Между тем, мало-помалу стемнело. Гото оглянулась, -- в хижине сквозь от крытую дверь виднелся огонь, на темном небе показались звезды. Вот одна из них быстро пролетела по направлению к югу. "Она зовет меня туда! -- вздрогнув, сказала Гото. -- Как охотно пошла бы я! Но что буду делать при дворе короля я, простая пастушка?" И вздохнув, она вошла в хижину. Там у пылавшего очага сидел старик Иффа, укрыв ноги медвежьей шкурой. Он казался гораздо старше и бледнее, чем в тот вечер, когда прощался с Адальготом. -- Сядь здесь, подле меня, Гото, -- сказал он. -- Вот молоко с медом. Пей и слушай, что я буду говорить... Наступило время, о котором я давно уже говорил тебе. Мы должны проститься. Я отправляюсь домой. Мои старые, усталые глаза едва видят твое милое личико. А когда я вчера хотел сам спуститься к источнику, чтобы зачерпнуть воды, у меня подкосились колени. Я понял, что близок конец. Я послал мальчика в Териолис с этим известием. Но ты не должна присутствовать при том, как душа старого Иффы вылетит из его рта. Смерть человека неприятно видеть, а ты еще не видела ничего печального. Никакая тень не должна падать на твою молодую жизнь. Завтра утром, раньше, чем пропоет петух, сюда придет храбрый Гунибад из Териолиса взять тебя. Он обещал мне это. Хотя раны его еще и не зажили, и он еще слаб, но говорит, что не хочет лежать в то время, как там внизу снова началась борьба с врагами. Он хочет идти к королю Тотиле в Рим. Туда же нужно идти и тебе с важным поручением. Пусть он будет твоим проводником и защитником. Привяжи к ногам крепкие подошвы из кожи. Твоя дорога далека. И Бруно, старая собака, пусть идет с вами. Возьми с собой также вот эту кожаную сумку. В ней шесть золотых. Они остались еще от ... Адальгота... от вашего отца. Но ты можешь расходовать их дорогой. Денег хватит тебе до Рима. Возьми с собой пучок душистого сена с горы Иффингера. Ночью клади его себе под голову, чтобы лучше уснуть. Когда ты придешь в Рим и войдешь в золотой дворец короля, в главную залу его, то посмотри, кто из мужчин имеет золотой обруч вокруг головы и чьи глаза блестят кротко, как утренняя заря на вершине горы. Это и будет король Тотила. Ты склони голову перед ним, но не низко, и не опускайся на колени: потому что ты -- свободное дитя свободного гота. Передай королю этот свиток, который я много-много лет верно хранил здесь. Это от дяди Варгса, который погребен там на горе. С этими словами старик вынул один камень из стены, запустил руку в отверстие и достал оттуда сверток папируса, заботливо обвязанный и запечатанный. -- Вот, -- сказал он, подавая его Гото, -- храпи его. Я упросил длинного Гильдегизеля, который жил там, наверху, написать это. Он поклялся, что будет молчать об этом, и сдержал клятву. Теперь он уже не может говорить: он погребен подле входа в церковь. Но ты и Гунибад -- вы не умеете читать. Это хорошо. Было бы опасно для тебя и для другого, если бы это стало известно ему и людям прежде, чем узнает кроткий и справедливый король то, что написано в этом свитке. Особенно береги его от вельхов. К какому бы городу ты ни подошла, прежде чем войти в ворота, спроси стражу, не живет ли в нем Корнелий Цетег, префект Рима. И если тебе скажут "да", то как бы ты ни устала, какая бы ни была поздняя ночь, как бы ни жгло полуденное солнце, ты тотчас повернись и уходи без оглядки, пока три реки не лягут между тобой и человеком, которого зовут Цетегом. Не меньше, чем свиток, береги вот этот кусок старого золота. Он вынул из углубления в стене половину широкой золотой медали, с уважением поцеловал ее и надпись на ней и дал внучке. -- Она была получена еще от Теодориха, великого короля. Помни, она принадлежит Адальготу. Это лучшее наследство его. Другую половину медали и надписи я отдал мальчику, когда отправлял его. Когда король прочтет свиток, и Адальгот будет близко, -- а он должен быть там, если послушал моего совета, -- тогда позови Адальгота, приложите обе половинки медали одну к другой и покажите королю. Он должен быть умен и кроток, и проницателен, как луч солнца. Он поймет смысл надписи. А теперь поцелуй мои усталые глаза. Ложись пораньше, пусть сам Царь небесный и все Его светлые очи -- солнце, луна и звезды -- охраняют тебя во время пути. Когда ты найдешь Адальгота и будешь жить с ним в маленьких комнатах душных домов, в узких городских улицах, и когда вам покажется слишком тесно и душно там внизу, тогда вспоминайте дни вашего детства здесь, на высокой горе Иффы. И это воспоминание укрепит вас, точно свежий горный воздух. Молча слушала и повиновалась старику пастушка -- Прощай, дедушка! -- сказала она, целуя его глаза. -- Благодарю за твою любовь и заботы. Но она не плакала. Она не знала, что такое смерть. Она вышла за порог хижины и оглядела окрестные горы. Небо было ясно, вершины горы блестели, освещенные луной. -- Прощай, гора Иффа! -- сказала она. -- И ты, Волчья голова! И ты, Голова великана. Прощай и ты, сверкающая внизу Пассара! Знаете ли вы? Завтра утром я покину вас всех! Но я иду охотно, потому что иду к нему. Между тем, Кассиодор и Юлий отправились по просьбе Тотилы в Византию. Через несколько недель они возвратились, но мира не заключили. -- Сначала переговоры пошли очень удачно, -- говорил Юлий Тотиле в присутствии главнейших вождей. -- Юстиниан был, видимо, склонен к миру. Оба великие полководца его -- Велизарий и Нарзес -- заняты теперь войной с персами, и у него нет средств вести в то же время войну и в Италии, она ему и так обошлась очень уж дорого. Мы ушли от него вполне обнадеженные, что мир состоится. Вдруг вечером из дворца является раб с прощальными подарками, -- знак, что переговоры кончены. Кассиодор, желая всей душой мира, сделал невозможное: добился у короля еще одной аудиенции, уже после принятия подарков. Но Юстиниан встретил нас сурово и заявил, что никогда не будет смотреть на готов Италии иначе, как на врагов, и не успокоится, пока не изгонит их отгуди. -- Что за причина такой быстрой и резкой перемены в нем? -- спросил Тотила. -- Не знаю. Мы ничего не могли узнать. Разве только... -- Что? -- спросил Тейя. -- Когда я вечером возвращался из дворца, мне встретились носилки императрицы. Я заглянул в них, и мне показалось, что там сидел... -- Ну? -- нетерпеливо спросил Тейя. -- Мой несчастный друг, воспитатель, пропавший Цетег. -- Ну, едва ли, -- заметил король. -- Он, вероятно, утонул. Ведь его плащ нашли в воде. -- Вы все истинные христиане и не знаете, что дьявол не может умереть! -- заметил Тейя. -- Но это мы узнаем после, -- сказал Тотила. -- А теперь, друзья мои, слушайте. Юстиниан отказывается от мира. Но он воображает, что мы будем сидеть и ждать, пока ему удобно будет начать войну с нами. Покажем же ему, что будем опасными врагами для него. Он хочет изгнать нас из Италии! Хорошо, он увидит готов снова, как во времена Теодориха и Алариха, в своей собственной земле. Но прежде всего храните наше решение в тайне, потому что тайна -- мать победы. Готовься, Юстиниан! Мы скоро явимся к тебе! Защищайся! ГЛАВА IX В простом, но уютном домике в Византии сидели в трапезной двое людей за бокалами вина. -- Расскажи же, что было с тобой. Ведь мы так давно не виделись, -- сказал Прокопий. Цетег отпил. Он значительно изменился с той ночи. Глубже были морщины на его лбу, мрачнее взгляд. Вообще, он не то чтобы постарел, но казался еще холоднее, беспощаднее. -- Ты знаешь ход событий до падения Рима. В ту ночь я видел его падение, Капитолий рушился, мой дом погиб. Эта картина причиняла мне большую боль, чем горящие стрелы готов и даже римлян. Когда варвар разбил статую моего предка, я от злобы и боли потерял сознание. Очнулся я на берегу Тибра, свежие струи которого и теперь оживили меня, как двадцать лет назад, когда я также лежал там, смертельно раненый. На этот раз меня спас Люций Лициний и верный мавр, каким-то чудом избежавший встречи со страшным Тейей. Варвар отбросил его к двери, но не убил. Мавр вскочил и бросился к боковой калитке, где встретил Лициния, который был оттеснен толпой на улицах и только теперь достиг моего дома. Вместе с мавром они бросились по моим кровавым следам в дом, в залу, где я был, и нашли меня в обмороке. Они завернули меня в мой плащ и спустились через окно во двор, а оттуда к реке. Там было уже пусто, все готы и римляне бросились тушить Капитолий. Притом Тотила строго приказал щадить всех не сражающихся, поэтому никто из попадавшихся навстречу готов и не остановил их. На берегу реки они нашли пустую рыбачью лодку, полную сетей. Они положили меня на сети и принялись обливать водой, а мой плащ умышленно бросили в реку, будто я утонул. Вскоре я очнулся, но в сильном бреду. В гавани Рима стоял купеческий корабль. Мои спасители внесли меня туда, а сами отправились за хлебом и вином. Один из гребцов корабля узнал меня и начал громко звать готов, желая выдать меня. Готы осматривали все выходившие из гавани суда, но гребцы покрыли меня кучей зерна, Сифакса и Лициния посадили за весла и таким образом благополучно вывезли нас из гавани и доставили в Сицилию. Но долго еще я был при смерти от ран, никого не узнавал и только беспрестанно кричал: "Рим! Капитолий!" Наконец, благодаря искусству врача, а главным образом заботливому уходу верного мавра, я выздоровел. Прежде всего я продал все свои громадные поместья. -- Как? Ты продал эти чудные виллы, которые были у тебя на берегу моря? -- Все продал богачу Фурию Агалле. Ведь надо было нанять новых солдат, а без денег... -- Неужели ты снова будешь бороться? -- с удивлением спросил Прокопий. -- Конечно, до последней минуты жизни. Запасшись деньгами, я отправился в страну старых своих знакомых -- исаврийцев, армян и абасгов -- и нанял там значительные отряды, хотя, к сожалению, Нарзес забрал почти всех к себе для борьбы с персами. Но я узнал об одном новом племени германцев, племени хотя не особенно многочисленном, но очень храбром, о лонгобардах. -- Лонгобарды! -- сказал Прокопий. -- Видел я их! Да, они храбры, но храни Бог твою Италию от них: это волки в сравнении с овцами-готами. -- Тем лучше, -- мрачно ответил Цетег, -- они уничтожат готов. Я послал к ним Лициния для переговоров, а сам поспешил сюда, рассчитывая при помощи императрицы склонить Юстиниана снова послать войска в Италию. Но не понимаю, что сталось с Феодорой? Мы с ней давно знакомы, с молодых лет, она и теперь под моим влиянием, но о войне и слышать не хотела, -- занялась исключительно мыслями о постройке церквей. Откуда такая перемена в ней? -- Не знаешь? Да ведь она страдает каким-то страшным недугом и только благодаря необыкновенной силе воли скрывает свои страдания, так как Юстиниан не выносит больных. Узнай он, что она больна, -- он под предлогом лечения отправил бы ее на край света. -- Удивительная женщина! Но, как бы ни было, я уже отчаялся в помощи Юстиниана, тем более, что прибыли послы от готов. -- Кассиодор и... и другой, с предложением мира. Феодора была против войны, и все казалось потеряно для меня. Но в последнюю минуту мне все же удалось подействовать на нее. От нее же самой я узнал, что Юстиниан милостиво принял готских послов. И я сказал: "Ты тратишь все свое золото на постройку новых церквей, но едва ли сможешь выстроить их еще сотню. А если ты убедишь Юстиниана вырвать Италию из рук еретиков-готов, то этим самым ты возвратишь Небу сразу тысячи церквей, которые теперь принадлежат еретикам. Думаешь ли ты, что твоя сотня имеет больше значения?" Это подействовало. "Да, большой грех оставлять церкви в руках еретиков, -- проговорила она. -- Я не возьму такой грех на себя. Если мы и не будем в состоянии вырвать все церкви из рук готов, то все же никогда Юстиниан не признает их прав на Рим. Благодарю, Цетег! Много общих грехов нашей юности простят нам святые за то, что ты удержал меня от этого греха". Она тотчас пригласила Юстиниана к себе и поцелуями и мольбами побудила его поддержать дело Христа. В тот же вечер Юстиниан отказался от дальнейших переговоров с Кассиодором. Пока еще нет средств начать войну, но я найду их: Рим должен быть свободен от варваров, -- решительно сказал Цетег. -- Цетег! -- вскричал Прокопий, глядя на него с удивлением. -- Я поражаюсь величию твоих духовных сил, и особенно в наше время, когда всюду видишь только ничтожных людишек. Я понимаю теперь, почему все враги так суеверно боятся тебя. Такая сила и настойчивость не могут не влиять на людей -- вот почему ты и побеждаешь всех своих врагов. -- Всех? Да, мелких, конечно. Но что мне в том, когда в Риме властвует враг, единственный, который действительно велик. О, как ненавижу я этого белокурого мальчишку с женственным лицом! Когда наступит день, в который его кровь обагрит мой меч! С самого начала моей борьбы за Рим этот мальчишка становится мне поперек дороги и почти всегда побеждает! Он отнял у меня Юлия, мой Рим и даже моего благородного коня Плутона. Пизон рассказал мне, что его воины нашли Плутона в том месте, где скрыл его Сифакс. И из всей добычи Рима Тотила взял только "лошадь префекта". О Плутон! Перебрось его через свою голову и растопчи его своими копытами! -- Однако ты горячо ненавидишь его! -- вскричал Прокопий. -- Да, ненавижу! Я поклялся, что он умрет от моей руки. И это так и будет. Но когда удастся мне найти средства, чтобы натравить Юстиниана на готов! В эту минуту вошел Сифакс. -- Господин, во дворце какая-то странная суета. У всех ворот расставлены сторожа, чтобы тотчас проводить в закрытых носилках прибывших гонцов во дворец. И вот тебе записка от императрицы. Цетег схватил поданную записку и прочел: "Не покидай завтра своего дома, пока не получишь известий от меня. Завтра решится твоя судьба". Действительно, двор Юстиниана был сильно взволнован. Приехавшие гонцы сообщали невероятные, но тем не менее справедливые известия: готы сами начали войну. После целого ряда побед они не только овладели всеми городами Италии, которые оставались еще во власти Византии, захватили Сицилию, Сардинию и Корсику, но вторглись уже в пределы самого Византийского государства. Соединенный флот их под начальством Гунтариса, Маркья и Гриппы после двухдневной битвы уничтожил византийский флот, а сухопутное войско под начальством Тотилы и Тейи вторглось в Македонию, захватило Фессалонику и этим открыло себе свободный путь в Византию, так как государство не имело наготове нового войска для защиты столицы. Но Тотила не двинулся дальше, а снова прислал послов с предложением мира: он предлагал возвратить Византии все захваченные у не