рил Юлий. -- Не говори этого: есть Бог. -- Ну, оставь Бога в покое. Я не верю в него, -- ответил Цетег. -- Довольно слов. Иди же ко мне, Юлий, ты ведь -- мой. -- Нет, -- крестясь, ответил Юлий. -- Я не твой, я принадлежу Богу. -- Ты мой сын! Я приказываю тебе следовать за мной! -- вскричал Цетег. -- Но и ты сын Бога, как и я. Ты отрицаешь, а я признаю нашего Отца. Теперь я навсегда отрекаюсь от тебя. -- Следуй за мной! -- закричал вне себя префект и схватил Юлия за руку. Но тут снова блеснул меч Тотилы. Враги в третий раз бросились друг на друга, и Юлий не смог уже остановить их. Тотила первым ударом ранил префекта в голову, но тот устоял. С криком бросился Юлий между ними, но он не мог бы удержать их. И второе столкновение врагов грозило быть смертельным, оба противника лишились щитов. Но в эту минуту на ступени храма вбежали люди и удержали их. Тотилу отвлекли Гунтарис и Визанд, Цетега -- Лициний и Сифакс. -- Скорее в лагерь, король, предстоит битва, -- сказал Гунтарис. -- Пришло подкрепление и важные вести с юга. -- Скорее в лагерь, Цетег! -- кричал Лициний. -- Императрица Феодора умерла, и прибыло главное войско сто тысяч человек под начальством не Ареобиндоса, а Нарзеса. -- Нарзеса! -- побледнев, сказал Цетег. -- До свидания, Юлий, мой сын. -- Я сын Бога, -- ответил Юлий. -- Он мой! -- сказал Тотила, обнимая своего друга. -- Ну, хорошо, -- сказал Цетег. -- Битва за Рим решит и этот спор. Я вырву тебя из лагеря варваров. И он бросился со ступеней храма к своему лагерю на север. Тотила и Юлий устремились к югу. ГЛАВА XIII Цетег тотчас отправился навстречу Нарзесу и на рассвете следующего дня подъехал к его лагерю. Впереди других расположились дикого вида рослые люди с длинными копьями и широкими мечами. Без седел они крепко сидели на своих сильных лошадях. Их предводитель издали завидел подъезжавшего Цетега и стрелой бросился к нему на своей прекрасной лошади. Светлые глаза его блестели. Подъехав к префекту, он остановился и с минуту пристально смотрел на него. -- А ты, должно быть, Цетег, защитник Италии, -- сказал он наконец и, повернув коня, уехал назад еще быстрее, чем приехал, и скрылся за лесом, где стояла пехота. Цетег подъехал к рядам его воинов. -- Кто вы, и кто ваш предводитель? -- спросил он. -- Мы лонгобарды, -- ответил один из них. -- А наш предводитель -- Альбоин, сын нашего короля. Он нанялся к Нарзесу. "А, -- подумал Цетег, -- значит, труды Лициния пропали даром". Между тем, вдали виднелись носилки Нарзеса. Подле них стоял Альбоин. -- Так ты не хочешь, Нарзес? -- шептал он. -- Напрасно, он кажется мне очень опасным. Тебе не надо говорить, ты только шевельни пальцем -- и он умрет. -- Отстань, -- ответил Нарзес. -- Я прекрасно понимаю, что ты хочешь устранить Цетега с дороги не для меня, а для себя. Но он еще нужен мне. Пусть сначала он уничтожит Тотилу, а там уж я справлюсь с ним. Его судьба уже решена. Между тем, подъехал Цетег. -- Добро пожаловать, Нарзес, -- сказал он. -- Италия приветствует величайшего полководца этого столетия, как своего освободителя. -- Хорошо, оставим это, -- ответил Нарзес. -- Ты удивлен моим появлением? -- Кто ждет на помощь себе Ареобиндоса и вместо него находит Нарзеса, тот может только радоваться. -- Слушай же. Ты давно уже должен знать, что Нарзес всегда один начальствует на войне. Знай же, что император велит, тебе подчиняться мне со всем твоим войском. Если ты соглашаешься служить под моим начальством, я буду рад потому что ты хорошо знаешь Италию и готов. Если же не хочешь, то распусти своих солдат -- мне они не нужны: у меня сто двадцать тысяч воинов. Выбирай же, чем хочешь быть: моим подчиненным или гостем? Цетег прекрасно понял, что если он не согласится подчиниться, то будет пленником Нарзеса, и потому ответил: -- Я считаю большой честью служить под твоим начальством, непобедимый полководец. Про себя же подумал: "Подожди, и Велизарий явился сюда, как мой начальник, но я справился с ним. Справлюсь я и с тобой". Нарзес действительно привел с собой стодвадцатитысячное войско. -- Они узнали наше бессилие и потому опасны. Теперь после войны они еще слабы, и мы можем уничтожить их. Но через несколько лет они оправятся и тогда будь уверен, двинутся на нас, и мы не в силах будем справиться с ними, -- так Нарзес убедил Юстиниана. Юстиниан и сам сознавал, что это правда, и потому, несмотря на обычную скупость, на этот раз не пожалел денег и дал их на наем громадных орд. Со всем этим войском Нарзес двинулся в Италию, не с юга, как Велизарий, а с севера. "Готов нельзя уничтожить, начав войну с юга, -- говорил он. -- Они уйдут на север, в горы, и там их не найдешь. Я начну свой поход с севера и буду гнать их все дальше на юг, а когда все они столпятся на самом берегу, я загоню их в море и потоплю, потому что флота, на котором они могли бы спастись, у них уже нет: милейший Цетег отнял, вернее, украл его у них". И действительно, Нарзес высадился на севере Италии и начал войну, какой еще не видели готы, это не была борьба войска с войском, а поголовное избиение готов, никого не брали в плен, а всех убивали, -- не только мужчин, но и женщин, детей, стариков, больных, раненых, -- никому не было пощады. Так двигался он с севера, уничтожая всех готов на своем пути. Понятно, какой ужас внушил он, когда способ его войны стал известен. При его приближении готы бросали все имущество и торопились спасаться с детьми и женами на юг, в лагерь Тотилы, где могли найти защиту. Скоро на всем севере Италии не осталось ни одного гота. Тотила, между тем, расположился в Тагине и стягивал туда все войска. Последние войны сильно уменьшили число готов. В распоряжении Тотилы было всего семьдесят тысяч, из которых тысяч двадцать было разбросано в различных крепостях, так что при нем было не более пятидесяти тысяч воинов. Этого было тем более недостаточно, что население Италии, узнав о характере войны Нарзеса, изменило свое отношение к готам: в нем проснулась старая вражда к варварам, и во многих местностях они помогали Нарзесу разыскивать и уничтожать скрывавшихся готов. И Тотила в глубине сердца опасался исхода грядущей битвы. Особенно беспокоил его недостаток конницы: большая часть ее была в войсках Гунтариса и Гриппы подле Рима, и он не мог противостоять лонгобардам с численным превосходством. Но судьба, казалось, и на этот раз решила помочь своему любимцу. Уже несколько дней в лагерь готов доходили слухи о приближении какого-то подкрепления с востока. Но Тотила не ожидал оттуда решительно никакого подкрепления, и, опасаясь, чтобы это не оказался какой-нибудь византийский отряд, послал графа Торисмута, Визанда и Адальгота на разведку. На следующий же день они возвратились, и Торисмут с радостным лицом вбежал в его палатку. -- Король, -- воскликнул он, -- я в добрый час привожу тебе старого друга. Вот он! Перед Тотилой стоял корсиканец Фурий Агалла. -- Привет тебе, король готов, -- сказал гость. -- А, кругосветный мореплаватель, добро пожаловать. Откуда ты теперь? -- Из Тира и... Мне необходимо сейчас же поговорить с тобой наедине. По знаку Тотилы все вышли из палатки. -- В чем дело? -- приветливо спросил Тотила. Корсиканец в лихорадочном волнении схватил обе руки короля. -- О, скажи "да", скажи "да": моя жизнь зависит от этого. -- Да в чем же дело? -- с неудовольствием спросил удивленный Тотила, отступая назад: дикая пылкость корсиканца была противна его натуре. -- Скажи "да": ведь ты обручен с дочерью короля вестготов? Валерия свободна? Да? Тотила наморщил лоб и с гневом покачал головой. -- Не удивляйся... Не спрашивай! -- продолжал Агалла. -- Да, я люблю Валерию со всей страстью: люблю почти до ненависти. Несколько лет назад я просил ее руки, но узнал, что она твоя, и уступил. Всякого другого я задушил бы собственными руками. Но тебе уступил и уехал -- в Индию, Египет, я бросался во все опасности, предавался всевозможным наслаждениям. Напрасно: ничем не мог я изгнать образ ее из своей души. Я жаждал ее, как пантера крови. Я проклинал и себя, и тебя, и ее, думая, что она давно уже твоя. Но вот в Александрии я встретился со знакомым мне купцом из вестготов. Он рассказал мне, что ты избран королем и женишься на дочери их короля Агилы, а что Валерия живет одна в замке Тагины. Он клялся, что это правда. Я в тот же день поехал сюда. У берегов Крита я встретил порядочный отряд. Это были персы, которых Юстиниан нанял для войны с тобой. Они находились под начальством Исдигерда, моего старого знакомого. От него я узнал, с каким громадным войском Нарзес вторгся в Италию. И вот я решил заплатить тебе мой старый долг благодарности: я предложил Исдигерду двойную сумму и привел его сюда. В отряде две тысячи всадников. -- О, -- сказал обрадованный Тотила, -- благодарю тебя. Такая помощь мне очень кстати. -- Но ты не ответил мне. Что ты не женат, это я знаю. Но говорят, что Валерия... не свободна... что она... О, заклинаю тебя, скажи, свободна ли она? И он схватил руки Тотилы. Но тот с досадой отдернул их. -- Все та же старая необузданность! -- с неудовольствием сказал Тотила. -- Отвечай, гот! -- с гневом вскричал корсиканец. -- Говори, да или нет? -- Валерия моя, -- горячо сказал король. -- Моя теперь и вечно. Агалла дико вскрикнул от злобы и боли и с силой ударил себя кулаками в голову, потом бросился на постель и уткнулся лицом в подушку, чтобы заглушить стоны. Тотила несколько времени молча, с удивлением смотрел на него и, наконец, прикоснулся к его плечу. -- Да сдержи же себя! Разве это достойно мужчины? Я думал, что, испытав однажды, к чему приводит такая дикая страсть, ты научился владеть собой. Агалла, точно тигр, вскочил и схватил кинжал. -- А, так ты напоминаешь мне прошлое! Тебе, тебе одному прощу я это. Но предупреждаю: не делай этого в другой раз. Даже от тебя я не могу снести этого! О, не брани меня, а лучше пожалей! Разве вы, люди севера, знаете, что такое любовь! И он снова начал стонать. -- Я тебя не понимаю, -- ответил ему Тотила. -- Вижу только, что ты дурно относишься к женщине. -- Тотила! -- с угрозой вскричал Агалла. -- Да, дурно, как к лошади, которую, если не взял один, то может получить другой. Неужели ты думаешь, что у женщины нет души? Что она не имеет своей воли, не сделает сама выбора? Неужели ты воображаешь, что если бы я действительно женился на другой или умер, то Валерия тотчас стала бы твоей? Нет, Агалла, вы -- слишком разные люди. Женщина, которая любила Тотилу, едва ли согласится выйти за Фурия Агаллу. Точно пораженный молнией, вскочил корсиканец. -- Гот, ты стал слишком горд! Как смеешь ты считать меня ниже себя? Возьми назад свои слова! -- Я сказал истину: кто любит меня, тот после никогда не сможет любить тебя. Валерия боится твоей дикости, ты внушаешь ей ужас. Тут Агалла снова вскочил и схватил Тотилу за плечи. -- Ты рассказал ей! -- дико закричал он. -- Ты открыл ей!... Ты... В таком случае... -- Довольно, -- ответил Тотила, оттолкнув его. -- Нет, л ей этого не сказал пока, хотя ты заслуживаешь... -- Молчи об этом! -- с угрозой прервал его Агалла, но тотчас же переменил тон. -- Прости, -- сказал он. -- Я теперь пришел в себя. Завтра я сам буду сражаться с моей конницей и заглажу свою вину. -- Вот видишь, Фурий, теперь ты совсем другой человек. Еще раз благодарю тебя за помощь. Твоя конница позволяет мне привести в исполнение превосходный план битвы, от которого иначе я должен был бы отказаться. А вот кстати идут и мои главные военачальники. Не уходи, выслушай мой план. В палатку вошли Тейя, Гильдебранд, Гриппа, Торисмут, Маркья, Алигерн и Адальгот. -- Друзья мои! -- обратился к ним Тотила. -- Я пригласил вас на совет. Выслушайте же меня. Вот подробная карта окрестностей Тагины. Это фламиниева дорога, которая от Капры ведет к Тагине, и спускается оттуда к Риму. Тут, при Тагине будет решена битва. Ты, Гильдебранд, будешь командовать нашим левым крылом, даю тебе десять тысяч воинов. Ты, Тейя, станешь на правом крыле с пятнадцатью тысячами и на горе позади Капры. -- О нет, -- вскричал Тейя, -- позволь мне быть подле тебя: я видел такой дурной сон! -- Нет, мой Тейя, -- возразил Тотила, -- план битвы нельзя составлять по снам. У вас с Гильдебрандом будет много дела, когда наступит решительный момент, потому что, еще раз повторяю, здесь, между Капрой и Тагиной, будет решено дело. Вот почему я и ставлю здесь половину своего войска. В центре армии Нарзеса стоят герулы и -- лучший отряд его -- лонгобарды. Так слушайте же. Я знаю лонгобардов, они слишком увлекаются во время битвы, на этом я и строю весь свой план. Я с небольшим отрядом своей готской конницы выеду из Капры против лонгобардов. Они, конечно, не замедлят броситься на меня. Я же со всем отрядом тотчас обращусь в притворное бегство назад в Каиру. Лонгобарды бросятся за нами и далеко опередят свою пехоту. Они погонят нас через всю Капру и затем бросятся по фламиниевой дороге к Тагине. Тут дорога суживается и проходит между двух высоких гор, густо поросших лесом. В этих лесах будут скрыты в засаде персы Агаллы. Когда лонгобарды, преследуя нас, подъедут к этим горам, я быстро поверну свой отряд назад, на них. В то же время зазвучит рог, и по этому знаку твои персы, Фурий, бросятся также с двух сторон на лонгобардов. -- Они погибли! -- с торжеством вскричал Визанд. -- Но это еще только половина дела, -- продолжал Тотила. -- Ведь Нарзес поспешит с пехотой на помощь лонгобардам. Но я скрою в домах Капры стрелков из лука, а в Тигане -- копьеносцев. И когда Нарзес бросится и захочет вмешаться с пехотой в борьбу конницы между двумя городами, наши стрелки нападут на него с двух сторон и задержат его. -- Не хотел бы я завтра быть лонгобардом, -- сказал Агалла. -- Вы, Гильдебранд и Тейя, когда увидите, что пехота Нарзеса подходит к Капре, броситесь на ее центр, а мы в то же время бросимся на оба крыла и легко отделим их от главной массы. -- Ты -- любимец Одина, -- заметил ему Гильдебранд. Вслед затем все разошлись. В палатке остались только Тотила и Агалла. -- Король, -- сказал корсиканец. -- Я хочу просить тебя об одной милости. Завтра после битвы я уезжаю и никогда не возвращусь сюда. Позволь мне перед Н отъездом еще раз увидеть Валерию. -- К чему? -- спросил, нахмурившись, Тотила. -- Это только будет тяжело и тебе, и ей. -- Нет, мне это принесет счастье. Или ты боишься, король готов? -- Фурий! -- с негодованием вскричал Тотила. -- Ступай, убедись сам, как мало походите вы друг на друга. ГЛАВА XIV В тот же день вечером Валерия гуляла в саду монастыря Тагины, в котором прожила столько лет. Вдруг послышались мужские шаги. Она повернула назад, к дому, но через минуту против нее стоял Фурий Агалла. -- Ты здесь, Агалла? Что привело тебя сюда? -- Потребность проститься с тобой, Валерия, проститься навеки. Завтра мы едем на смертельный бой. Твой... король позволил мне еще раз увидеть ту... которую только ему одному я уступаю... должен уступить, но... но не могу. -- Агалла, я невеста твоего друга! -- с достоинством сказала Валерия. -- Я знаю!... Это огненными буквами написано в моем сердце. И к чему он, именно он, встал между мной и тобой! Всякого другого я уничтожил бы! -- Ты заблуждаешься, Агалла. Чтобы раз и навсегда положить конец подобным разговорам, знай, что если бы даже я никогда не встретила Тотилы, все же никогда не вышла бы за тебя. Прощай! И Валерия хотела пройти мимо него. Но он загородил ей дорогу. -- Нет, не уходи. Я не могу молчать. Ты должна знать, как люблю я тебя. Ты должна... И он схватил ее за руку. -- Ко мне! На помощь! -- закричала Валерия. В эту минуту сильный толчок отбросил корсиканца далеко назад. -- Тигр! -- вскричал Тотила. -- Не хочешь ли ты убить и мою невесту также, как свою? С диким криком ярости бросился на него Агалла. Но Тотила спокойно смотрел ему прямо в глаза. Фурий сдержался. -- Как? Неужели этот безумец убил свою невесту? Агалла взглянул на Тотилу и видел, как тот утвердительно кивнул головой. Этого он не смог вынести, бросился бежать и через минуту исчез в тени деревьев. -- Я пожалел, -- сказал Тотила, -- что позволил ему посетить тебя, и поехал) вслед за ним. Ты очень испугалась? -- Да, он глядел безумным. Но теперь все прошло. Завтра -- решительная битва? Ты беспокоишься? -- Никогда в жизни не ожидал я битвы с такой радостью, как теперь. Она прославит меня в истории. Мой план хорош, и меня радует победа над великим полководцем. Я жду этой битвы, как праздника. И ты должна украсить мой шлем, и копье, и моего коня венком из цветов и лент. -- Цветов и лент! Но ведь так украшают только жертву! -- И победителя, Валерия. -- Хорошо. Завтра к восходу солнца я пришлю тебе в лагерь оружие, украшенное цветами, покрытыми утренней росой. -- Да, я хочу выехать украшенным на эту лучшую мою победу. Завтра одной битвой я выиграю и невесту, и Италию! Возвратившись в лагерь, Тотила послал графа Торисмута к Агалле спросить, не изменил ли он своего намерения помочь ему. Торисмут возвратился с запиской: "Завтра я исполню то, чего ты ожидаешь от меня. После битвы ты не будешь больше укорять меня", -- писал Агалла. -- Что он делал, когда ты приехал туда? -- спросил Тотила. -- Он самым заботливым образом расставлял в засаду своих всадников. С восходом солнца на следующее утро Тотила выехал с небольшим отрядом своей конницы из ворот Капры. Его вооружение блестело золотом и серебром и было украшено венками роз и разноцветными лентами. Снежно-белый конь его также нес чудный венок на шее, а в гриву его были вплетены длинные яркие ленты. Рядом с Тотилой ехал Юлий. Он не был вооружен и держал в руке только прекрасный щит, данный ему Тейей. -- О! -- вскричал Альбоин, увидя Тотилу. -- Он едет на битву, нарядившись, как на свадьбу! Какое дорогое вооружение! Гизульф, брат мой, у нас и не видали такого! И что за конь под ним! О, я должен получить и этого коня, и это вооружение! С этими словами он бросился вперед. Тотила остановил коня и, казалось, ждал удара. Альбоин налетел, но в последний миг Тотила чуть потянул повод, и лошадь его сразу отпрыгнула в сторону, так что Альбоин проскакал мимо. Тотила очутился сзади него и без труда мог бы пронзить его своим копьем. Лонгобарды этого не ожидали и с громкими криками ужаса бросились к своему вождю. Но Тотила быстро обернул копье и тупым концом ударил противника по плечу с такой силой, что тот упал с лошади, Тотила же спокойно поехал к своему отряду. Альбоин быстро вскочил на лошадь и повел свое громадное войско на небольшой отряд готов. Но, прежде чем они подъехали, готы бросились бежать обратно к Калре. Альбоин сначала остановился в изумлении, но затем вскричал: -- Да это бегство! Конечно, бегство! Передние уже скрылись в воротах! Скорее, волчата! За ними в город! И многочисленная конница его помчалась в Каиру. Нарзес со своих носилок видел все происшедшее. -- Стой! -- с яростью кричал он. -- Остановитесь, безумные! Ведь это бегство притворное! Назад! Трубите отступление! Громче! Но лонгобарды слишком увлеклись преследованием врага, остановить их было невозможно. -- Ах, -- вздохнул Нарзес. -- И я должен смотреть на такую глупость! Следовало бы дать им погибнуть в наказание. Но они мне нужны, надо спасти их. Итак, вперед, во имя глупости! Цетег, Анцал, Либерий, за ними в Каиру! Ведите исаврийцев, армян и иллирийцев. Но помните: город не может быть пуст! Берегитесь! Мои носилки последуют за вами. Но я не в силах больше стоять. Он в изнеможении упал на подушки. Цетег же и другие полководцы бегом повели пехоту. Между тем, готы и за ними лонгобарды вскачь пронеслись через Капру и помчались по фламиниевой дороге к Тагине. Передние ряды лонгобардов достигли того места, где лесистые горы с двух сторон суживают дорогу. Увидя это, Тотила дал знак, зазвучал рог, и в ту же минуту из ворот Тагины бросился отряд пехоты с копьями, а с обеих гор выскочили из засады персы. Пораженный Альбоин быстро оглянулся. -- Мои волчата, никогда еще не бывало нам так худо! -- закричал он и повернул лошадь назад к Капре. Но в эту минуту оттуда бросились скрытые в домах готские стрелки. Лонгобарды оказались окруженными со всех сторон. -- Ну, Гизульф, теперь остается только храбро умереть. Кланяйся моей Розамунде, если тебе удастся выбраться! -- крикнул Альбоин и бросился на одного предводителей конницы, который в золотом, открытом шлеме мчался прямо на него. Альбоин готовился уже ударить его, но тот закричал: -- Стой, лонгобард! Идем вместе на наших общих врагов! Долой готов! -- И с этими словами Фурий Агалла рядом с Альбоином понесся на готов. Первое мгновение готы, увидя это, молчали, думая, что, быть может, это какая-нибудь хитрость, но затем поняли и с криками: "Измена! Измена!" в страшном смятении бросились назад к Тагине. Тотила также побледнел, увидя Агаллу рядом с Альбоином. -- Да, это измена! -- вскричал он. -- А, тигр! Долой его! И он понесся на корсиканца. Но прежде чем он успел достичь его, Исдигерд целым отрядом персов очутился между ним и Агаллой. -- На короля! -- крикнул он персам, -- Все на короля! Вот он, на белой лошади! -- И целый град стрел направился в Тотилу. Щит его был, совсем пробит. Между тем, Агалла также увидел его. -- А, это он! Моей должна быть кровь его сердца! -- И он бросился к Тотиле, который страшным ударом успел убить Исдигерда. Агалла поднял копье, прицеливаясь бросить его в открытое лицо Тотилы. Но вдруг две стрелы вонзились в лошадь Тотилы, а третья в ту же минуту попала ему в плечо. И лошадь, и всадник упали. Персы Исдигерда громко вскрикнули от радости. Агалла и за ним Альбоин пришпорили коней. -- Пощадите жизнь короля! -- вскричал Альбоин. -- Возьмите его в плен! Он пощадил мою жизнь! -- Нет, смерть ему! -- крикнул Фурий и бросил копье. Алигерн в это время старался поднять раненого Тотилу на вороного коня префекта. В эту минуту пронеслось копье Агаллы, но Юлий отразил его щитом Тейи. Агалла пустил второе копье: Алигерн прикрыл короля щитом, но оружие было брошено с такой силой, что пробило щит и ранило короля. Агалла подъехал уже почти вплотную и занес меч над Тотилой, но молодой Адальгот со страшной силой ударил его древком знамени, которое держал, и тот опрокинулся назад, оглушенный. Между тем, Алигерну удалось, наконец, посадить раненого Тотилу на коня, и в сопровождении Юлия и Адальгота, он вывез короля из битвы и помчался в Тагину. Торисмут между тем, успел привести свой отряд в порядок. Тотила хотел распоряжаться битвой, но не мог сидеть в седле. -- Торисмут, -- сказал он. -- Ты защищай Тагину и пошли скорее гонца к Гильдебранду: он должен сейчас вести сюда весь свой отряд и во что бы то ни стало загородить дорогу на Рим. Тейя, как я узнал, уже на месте битвы, он должен прикрывать отступление на юг, к Риму. Это последняя надежда. Тут он потерял сознание. -- Везите его отсюда, -- сказал Торисмут. -- Скорее туда, на гору, в монастырь. Скорее. Из ворот Капры движется уже пехота Нарзеса, наступает решительный момент. Я буду защищать Тагину, пока у меня останется хоть один человек. Ни один всадник -- ни перс, ни лонгобард -- не войдет в город, пока я в состоянии поднять руку: я буду охранять жизнь короля, пока он не очутится в безопасности. Действительно, из ворот Капры появилась пехота Нарзеса. Цетег узнал уже о поступке Агаллы. Он подъехал к нему и протянул руку. -- Наконец-то, мой друг Агалла, ты примкнул к нам! -- О, он не должен жить, этот Тотила! -- с яростью вскричал Агалла. -- Как? Разве он еще жив? Мне казалось, он умер! -- быстро возразил Цетег. -- Нет, не умер! Его увезли раненого. -- Он не должен жить! -- закричал Цетег. -- Его смерть важнее, чем взятие Тагины. Это может сделать Нарзес -- их ведь семьдесят против семи готов. А ты, Агалла, скорее в погоню за Тотилой. Он ранен, значит не может сражаться. Его увезут в лес за городом. Туда можно пробраться по двум дорогам. Бери триста всадников и поезжай одной дорогой, а я возьму триста других и поеду другой. -- О, он, наверно, теперь в монастыре, у нее, у Валерии! Я задушу его там!... Благодарю, Цетег. Я иду правой дорогой, ты -- левой. Между тем, друзья отвезли раненого короля в ближайший лес за Тагиной. Там он напился у источника и немного окреп. -- Юлий, -- сказал он, -- поезжай к Валерии. Скажи ей, что битва проиграна, но ни Рим, ни я, ни надежда еще не потеряны. И привези ее сюда. Не хочешь? Ну, так я сам поеду к ней в монастырь. ' Юлий неохотно согласился ехать. -- Сними с меня шлем и плащ: они так тяжелы! -- просил раненый. Юлий снял. В эту минуту ему послышался топот лошадей. -- Нас преследуют, -- сказал он товарищам. Алигерн бросился к опушке леса и тотчас возвратился. -- Да, два отряда персов приближаются с двух сторон, -- сказал он. -- О, Юлий, скорее же, спаси Валерию! Веди ее под защиту Тейи. -- Да, я спасу ее! -- ответил Юлий, в уме которого блеснула счастливая мысль: "Один раз мы с ним обменялись плащами, и это спасло его от удара убийцы. Сделаю я и теперь то же, этим я отвлеку погоню от него". И он быстро надел шлем и окровавленный белый плащ Тотилы и вскочил на вороного Плутона. И действительно, как только он выехал из леса на открытую дорогу, всадники бросились за ним. Чтобы отвлечь врагов как можно дальше от Тотилы, Юлий пустил Плутона во всю прыть. Но добрый конь был ранен, ему трудно было взбираться на крутую гору. Погоня настигла его. -- Он ли это? -- спросил ехавший впереди. -- Тотила, кажется, выше ростом? -- Он, -- ответил другой. -- Его шлем и белый плащ. -- Но ведь он был на белой лошади. А это вороная, -- и какая чудная! -- Да, это благородный конь. Я знаю его. Он сейчас остановится, смотри... Стой, Плутон! На колени! -- закричал первый. И Плутон, дрожа и фыркая, сразу остановился и, несмотря на шпоры н удары, медленно стал опускаться на колени. -- Да, варвар, езда на лошади префекта гибельна для вас! Вот это тебе за Рим, это за Капитолий, это за Юлия! И префект с яростью нанес три страшных удара в спину Юлия. Тот упал с лошади. Префект спрыгнул с лошади, подошел к нему и снял шлем с его головы. -- Юлий! -- в ужасе вскричал он. -- Ты, Цетег? -- Юлий! Ты не должен умереть! -- закричал снова префект, стараясь унять кровь, которая лилась из трех глубоких ран. -- Если ты меня любишь, -- сказал умирающий, -- спаси его, спаси Тотилу. И кроткие глаза его закрылись. Цетег пощупал пульс, приложил ухо к груди. "Он умер! -- беззвучным голосом сказал он. -- О, Манилия! Юлий, тебя я любил -- и ты умер с его именем на устах!.. Теперь порвалась последняя моя связь с людьми. Теперь, мир, ты мертв для меня!" -- Поднимите его на благородного коня. Это мой Плутон, будет последней службой в твоей жизни. Отвезите его туда, в монастырь. Пусть священники похоронят его. Сжажите им, что он кончил жизнь, как монах, умер за своего друга: он заслуживает христианского погребения. И он сел на лошадь. -- Куда? Назад, в Тагину? -- спросил верный Сифакс. -- Нет! Туда, в лес. Он там скрывается, потому что Юлий выехал оттуда. Между тем, Тотила немного подкрепился, сел на лошадь Юлия и в сопровождении Адальгота, Алигерна и некоторых других воинов, поехал через лес к монастырю. Уже виднелись белые стены его, как вдруг справа раздался страшный крик, и на лесную прогалину выехал сильный отряд конницы. Тотила узнал их предводителя и, прежде чем спутники его успели опомниться, пришпорил коня и понесся на него, опустив свое копье. -- Гордый варвар! -- вскричал тот. -- Гнусный изменник! Точно две грозовые тучи, столкнулись враги и с такой яростью бросились друг на друга, что ни один не заботился о прикрытии себя: каждый думал только о том, чтобы нанести более сильный удар. Фурий Агалла упал с лошади мертвый. Тотила опустился на руки Адальгота, смертельно раненый. -- Готы! -- прошептал он еще. -- Италия!... Валерия!... -- и скончался. В эту минуту, прежде чем успел начаться неравный бой, подъехал Альбоин со своими лонгобардами. Молча, с поникшей головой смотрел он на труп короля. -- Он подарил мне жизнь, а я не мог спасти его, -- с грустью промолвил Альбоин. Один из его воинов указал на богатое вооружение покойника. -- Нет, -- сказал Альбоин, -- этот герой-король должен быть погребен со всеми почестями в королевском вооружении. -- Там в монастыре, Альбоин, -- грустно сказал Адальгот, -- его ждет невеста и могила, которую он давно уже выбрал для себя. -- Несите его туда. А вы, всадники, за мной, назад в битву! ГЛАВА XV Между тем, Цетег уже напал на след Тотилы. Вдруг к нему прискакал посланный с места битвы. -- Скорее, префект, назад! -- кричал он. -- Почти верная победа ускользает от нас. Нарзес потерял сознание. Либерий, заступивший его, в отчаянии. Твое присутствие необходимо. Цетег быстро повернул коня назад, к Тагине. -- Слишком поздно! -- крикнул ему навстречу Либерий. -- Битва уже кончена. Перемирие. Остатки готов удаляются. -- Как? -- с яростью закричал Цетег. -- Перемирие? Отступление?... Где Нарзес? -- Он лежит без сознания в своих носилках. Испуг вызвал страшный припадок его болезни. И неудивительно. -- Рассказывай, что случилось. -- Со страшными потерями -- эти готы стояли, точно стены, -- ворвались мы в Тагину, но тут мы должны были брать с боя каждый дом, каждую комнату. Их предводитель разбил нашего Анцала. -- Как зовут этого предводителя? Тейя? -- с живостью спросил префект. -- Нет, граф Торисмут. Когда мы уже почти кончали битву, и Нарзес велел нести себя в город, вдруг явился посланный с нашего левого крыла -- его совсем уничтожили. -- Кто? -- Он, этот ужасный Тейя. Он узнал, что их центр в опасности и что король ранен, и -- понимая, что не успеет уже помочь им, -- с безумной смелостью бросился на наше левое крыло, разбил его, погнался за беглецами в самый их лагерь и захватил там десять тысяч пленных со всеми вождями. Потом связал Зевксиппа и отправил его со своими герольдами к Нарзесу, требуя перемирия на двадцать четыре часа. -- Невозможно! -- вскричал Цетег. -- Иначе он поклялся, что умертвит все десять тысяч пленных вместе с вождями. -- И пусть бы умертвил! -- закричал Цетег. -- Да, для тебя, конечно, все равно, римлянин. Что тебе до наших войск! Но Нарзес не так относится к ним. На него страшно подействовала эта ужасная неожиданность, он упал в припадке и потерял сознание, протянув мне жезл главнокомандующего. А я, конечно, принял условие. -- Я тотчас начну битву снова. -- Нет, ты не можешь сделать этого. Тейя оставил большую часть пленных и всех предводителей у себя заложниками, и если ты выпустишь хоть одну стрелу, он убьет их. А за это Нарзес не поблагодарит тебя. Между тем, Тейя и Гильдебранд, окончив битву, поспешили к тому месту, где лежал труп Тотилы. С рыданием бросился навстречу им Адальгот и, взяв за руки, повел к гробнице. Здесь на своем щите лежал молодой король. Торжественное величие смерти придало благородным чертам его строгость. Слева рядом с ним лежал труп Юлия, а между двумя друзьями, на белом, залитом кровью плаще Тотилы, лежал третий труп -- прекрасной римлянки Валерии. Когда ей сообщили, что в монастырь несут ее жениха, она без слез, без вздоха, бросилась к широкому щиту, на котором Адальгот и Алигерн торжественно вносили покойника в ворота, помогла уложить его в саркофаг и затем спокойно, не торопясь, вынула из-за пояса кинжал и со словами: "Вот, строгий Бог христиан, возьми и мою душу!" вонзила острое орудие себе в сердце. У ног ее плакала Гото. Кассиодор с маленьким крестом из кедрового дерева переходил, шепча молитвы, от одного трупа к другому, и обильные слезы текли по лицу его. Вскоре часовня наполнилась воинами. Молча подошел Тейя к трупу Тотилы, положил правую руку на глубокую рану в его груди и, нагнувшись, прошептал: "Я окончу твое дело". Затем он отошел к высокому дереву, которое росло на вершине холма у могилы, и обратился к толпе воинов, молча стоявших вокруг: -- Готы! Битва проиграна, и государство пало также. Кто из вас хочет перейти к Нарзесу и подчиниться ему -- пусть идет. Я не удерживаю никого. Сам же я хочу сражаться до конца. Не для того чтобы победить -- это невозможно, -- а чтобы умереть смертью героя. Кто хочет разделить мою участь -- оставайтесь. Вы все хотите? Хорошо. Тут поднялся старик Гильдебранд. -- Король умер. Но готы не могут, далее когда идут на верную смерть, сражаться без короля. Аталарих, Витихис, Тотила... Только один есть среди нас, который может быть четвертым после этих трех благородных героев, -- это ты, Тейя, наш последний, наш самый великий герой! -- Да, -- ответил Тейя, -- я буду вашим королем. Не на спокойную и счастливую жизнь, а на геройскую смерть поведу я вас. Тише! Не приветствуйте меня ни радостными криками, ни звоном оружия. Кто хочет иметь меня своим королем, сделайте то же, что я. И он сорвал с дерева, под которым стоял, маленькую веточку и воткнул ее себе в шлем. Все молча последовали его примеру. -- О, король Тейя! -- прошептал Адальгот, стоявший подле него. -- Ведь это ветки кипариса. Так увенчивают обреченных в жертву! -- Да, мой Адальгот, ты говоришь, как предсказатель: обреченных на смерть!... КНИГА VII Тейя ГЛАВА I История готов быстро продвигалась к концу, точно камень, катящийся с крутой горы. Под Капрой и Тагиной погиб цвет их пехоты: из двадцати пяти тысяч, которые привел туда Тотила, не осталось ни одной. На флангах тоже погибло много готов, осталось всего не более двадцати тысяч человек, с которыми Тейя поспешно двинулся на юг по фламиниевой дороге. По пятам за ним гнались Цетег и лонгобарды, а за ними Нарзес, окруживший готов с запада, юга и севера. Движение готов сильно замедлялось огромным количеством неспособных к войне -- женщин, детей, стариков, больных, которые, в ужасе от жестокостей Нарзеса, бежали изо всей Италии в лагерь короля. Чтобы неприятель не нагнал, готам приходилось почти каждую ночь жертвовать небольшим отрядом. Выбирали место, где отряд мог надолго задержать огромное войско неприятеля, и человек пятьсот оставались там и вступали в ожесточенную борьбу с врагами. Победить они, конечно, не надеялись, но своим храбрым сопротивлением задерживали врага на несколько часов и этим давали возможность своим уйти дальше. Около Фоссатума Тейя узнал от бежавших готов, что Рим потерян для них, что римляне в условленную ночь умертвили всех бывших там готов с их женами и детьми. После этого идти к Риму было бесполезно. Надо было изменить направление пути. Тейя оставил под Фоссатумом тысячу готов под начальством графа Маркья, чтобы задержать Цетега и Альбоина, а сам повернул к Неаполю. К полудню подошли войска Цетега и Альбоина, и началась битва. Она продолжалась до самой ночи. Когда рассвело, в лагере готов была гробовая тишина. С величайшей осторожностью приблизились преследователи к окопам готов: все так же тихо. Наконец, Цетег, а за ним Сифакс взобрались на шанцы. -- Идите смело! -- обернувшись, крикнул Цетег своим исаврийцам. -- Опасности нет, вот все они лежат мертвые, вся тысяча, вот и граф Маркья, я знаю его. Очистив дорогу, Цетег снова пустился в погоню за Тейей по фламиниевой дороге. Но местные крестьяне сообщили ему, что готы не проходили здесь, -- всякий след их исчез. Цетег созвал совет и решил разделить свое войско, искать исчезнувших готов: одна часть под начальством Иоанна должна идти направо, Альбоин же -- налево. Сам префект решил идти к Риму и, овладев городом при помощи своих верных исаврийцев, не пускать в него Нарзеса. Пока префект обсуждал подробности этого плана, в палатку его вошел Нарзес, опираясь на руку Василиска. -- Ты позволил тысяче готов задержать себя здесь до тех пор, пока остальные успели скрыться, -- с гневом начал главнокомандующий. -- И к чему ты отправляешь Иоанна на юг? Тейя не пойдет туда, он, наверно, уже знает, что Рим него потерян. Глаза Цетега сияли. -- Да, -- продолжал Нарзес. -- Я послал в Рим умных людей, и они возбудили тамошнее население против готов. В условленную ночь римляне умертвили живших готов, с женщинами, детьми и стариками. Не более пятисот человек успели запереться в башне Адриана. Новый римский пала Пелагий прислал мне своих послов. Я заключил с ними договор, которым, надеюсь, ты будешь доволен. Добрые граждане Рима ничего не боятся так сильно, как третьей осады, и просят, чтобы мы не предпринимали нечего, что могло бы повести к новой борьбе из-за Рима. Готов в башне Адриана, пишут они, голод заставит сдаться, после этого они поклялись открыть ворота своего города только своему естественному начальнику и защитнику, префекту Рима. Вот договор, читай сам! С глубокой радостью прочел Цетег этот договор. Итак, они его не забыли, римляне! К нему, а не к ненавистным византийцам обратились они теперь, когда наступает решительная минута! Его зовут назад в Капитолий! -- Ну что? -- спросил Нарзес. -- Доволен? -- Да, я доволен, -- ответил Цетег, возвращая прочитанный документ. -- Я обещал не брать города силой, -- сказал Нарзес. -- Надо прежде отправить короля Тейю вслед за Тотилой. Тейя, между тем, прекрасно воспользовался задержкой врага у Фоссатума. Оставив фламиниеву дорогу, он бросился на восток, к берегу моря, прошел Самниум и отсюда уже свернул на юго-запад, к Неаполю. Дорогой он узнал, византийцы из Капуи угрожают Кумам. -- Ну, нет, -- вскричал Тейя, -- мы должны поспеть в этот город раньше их. Там у меня есть важное дело. Оставив для защиты женщин и детей небольшой отряд, сам он бросился к Капуе и неожиданным нападением уничтожил значительное византийское войско. Эта удача была последней улыбкой бога побед. На следующий день Тейя вступил в Кумы. Посреди этого города возвышалась высокая, крепкая башня, окруженная толстыми, высокими стенами. В это башне содержались римские заложники, которых Тотила взял с собой, когда в последний раз уходил из города. Их было около трехсот человек, самых знатных граждан Рима, -- сенаторов, патрициев. Они были приведены в эту башню ночью, в глубокой тайне, и как ни старались римляне узнать, где они находятся, им это не удалось. Теперь Тейя вошел в эту башню с несколькими готами, успевшими спастись во время последнего избиения их в Риме. По его велению, готы рассказали заложникам, как римляне, возбужденные подосланными Нарзесом людьми, в одну ночь умертвили всех готов в городе, даже женщин и детей. Так ужасен был взгляд Тейи, что заложники поняли, что участь их решена. И действительно, через час головы их были выставлены на стенах города. -- Но не только за этим торопился я сюда, -- сказал Тейя Адальготу. -- Есть еще один священный долг, который мы должны исполнить здесь. И он пригласил всех вождей к себе на ужин. Когда печальное торжество было окончено, он сделал знак Гильдебранду. Тот тотчас встал и взял горящий факел. -- Идите за мной, товарищи, -- сказал он. -- Возьмите с собой свои щиты. Был третий час ночи. Молча вышли из зала, следуя за королем и седым Гильдебрандом, Гунтарис, Адальгот, Алигерн, Гриппа, Рагнарис и Визанд. Позади всех шел с факелом Вахис, который со смерти Витихиса служил оруженосцем при Тейе. Прямо против дворца, в саду, возвышалась громадная круглая башня, "башня Теодориха", как ее называли. К ней направился старый Гильдебранд, освещая дорогу. Войдя в к