о письме, которое Катрин послала Диане, когда король Генрих, муж Катрин и любовник Дианы, лежал на смертном одре: "Верните все его подарки. Ничего не утаивайте. Я помню каждую вещь". За этой бесстрастной маской пряталось все коварство мира. Именно потому, что Катрин удавалось так искусно скрывать его, о нем следовало постоянно помнить. Как жил Антуан при дворе? Какие оплошности допустил? Мог ли он - легкомысленный, недальновидный, слабый - противостоять коварной королеве-матери? Ее письма были нежными, ласковыми. Катрин называла Жанну "дорогой сестрой". Жанна должна приехать ко двору, Катрин очень хочет видеть ее. Приезжайте, моя дорогая сестра, вместе с малышами, которых я считаю моими детьми. Я хочу обсудить с вами один план. Он касается вашей дочери Катрин, моей маленькой тезки. Не забывайте о том, что я - ее крестная мать. Я бы хотела выдать ее замуж за моего маленького Генриха. Такой брак, дорогая сестра, сделает наш союз нерасторжимым. Вам не найти более любящей и искренней свояченицы, чем я. И это писала хитрейшая женщина мира! Что это значит? Что может значить? В Нераке воцарилась величайшая растерянность. У юного короля Карла появился новый друг. Этот человек часто приходил во дворец после смерти Франциска; теперь он получил здесь личные покои. Я бы хотел быть таким, как он, думал Карл. Находиться возле Гаспара де Колиньи, адмирала Франции, было удовольствием; в обществе этого человека Карл не испытывал робости и смущения. Это даже казалось странным, потому что адмирал был гораздо более выдающейся личностью, чем любой воспитатель короля. Они гуляли вдвоем по парку возле дворца, ездили вместе верхом. Король и адмирал - самые близкие друзья, говорили люди. Карл поделился с адмиралом своим величайшим страхом - страхом перед ужасными пытками и смертью. - Не стоит бояться смерти, Ваше Величество, - сказал адмирал, - потому что после нее начинается вечная жизнь, полная радости - конечно, если человек был добрым и честным на этом свете. - Но, адмирал, если человек грешил... Адмирал улыбнулся. - У девятилетнего мальчика не могут быть серьезные грехи. Думаю, получить прощение не составит труда. - Я просил святых заступиться за меня перед Господом. - Среди нас есть люди, обращающиеся непосредственно к Богу. Новая вера! Слушать о ней было волнительным; это не являлось грехом, потому что, по слухам, мать поддерживала ее. Как приятно было внимать адмиралу! Он рассказывал не только о новой вере, но и о сражениях, в которых участвовал, о том, как во Фландрии, в дни плела, ему открылось то, что он называл "Светом". После таких бесед душа Карла ликовала, он испытывал прилив новых сил. Когда адмирал говорил о войнах и кровопролитиях, знакомых ему лучше, чем кому-либо, они представали перед Карлом совсем в ином свете, нежели когда король слышал о таких вещах от воспитателей и матери. Сражаться за дело, в которое ты веришь, - достойное занятие. Честь важнее собственной жизни; если тебе придется умереть в муках, бояться нечего, потому что борец за истину окажется на небесах, где царят добро и мир. Так говорил адмирал. Карлу хотелось поделиться с этим человеком своими надеждами, а также страхами, но он помнил предупреждение матери о том, что он не должен ни с кем говорить о любимой им Марии. Испанский посол, наблюдая за дружбой короля и Колиньи, послал своему господину письмо, полное гнева. Де Гизы следили за происходящим; они выжидали и готовились положить конец сложившемуся положению. Мария Стюарт была в отчаянии. При французском дворе появились люди из ее родной Шотландии, чтобы забрать с собой их королеву. Шотландия была для Марии чужой, незнакомой страной. Она знала о том, что является королевой Шотландии, но она принимала этот титул так же, как и другой - королевы Англии. Она всегда относилась к ним просто как к титулам, не более того. И теперь из Шотландии прибыли люди, желавшие увезти ее туда. Они, эти шотландцы, напугали Марию. Они были для нее иностранцами - высокими, светловолосыми, мрачными. Французский двор нравился им значительно меньше, чем ей; они находили его шокирующим, неприличным. Элегантные наряды, изысканные манеры, очаровательная галантность кавалеров - все это шотландцы считали порочным, скандальным. Они презирали мелодичный французский язык и отказывались говорить на нем. Почему ее дяди не пресекают планы этих людей? К кому она может обратиться? Еще совсем недавно ей было достаточно заявить о каком-то своем желании, и многие спешили удовлетворить его; придворные считали за честь служить девушке, которую все они называли очаровательнейшей из королев. А теперь она осталась без помощи. Она знала, почему это произошло. Королева-мать решила изгнать ее из Франции. Мария плакала, пока у нее не иссякли слезы; она заперлась в своих покоях, заявив, что болезнь не позволяет ей появляться при дворе. Кто-то должен помочь ей. Когда умер Франциск, она не поняла, что это для нее - серьезное несчастье, за которым последует еще большее. Многие представители знати восхищались ее красотой, пожирали Марию глазами; поэт Ронсар посвящал ей стихи, написанные специально для нее. Она считала, что поклонники готовы умереть ради юной королевы. И теперь ее разлучали с ними, высылали в холодную и бедную страну, где нет веселья, балов, поэтов - только мрачные люди, похожие на этих незваных гостей, которым не по душе ее красота и жизнелюбие. Она не верила в то, что подобное может случиться с ней - королевой Франции, всеобщей любимицей. Она вспомнила свое прибытие во Францию, отца Франциска, короля Генриха, на колене которого она сидела; Мария любила его. Она думала о внимании, которое уделяла ей Диана де Пуатье, фактическая королева Франции того времени. Тогда Мария получала удовольствие от игр с принцами и принцессами, от совместных уроков, она любила демонстрировать, насколько она сообразительней и обаятельней их. Много лет она считала эту землю своим домом, думала, что никогда не покинет ее. Почему с ней поступают так жестоко, позволяют увезти из Франции? Она любила Франциска, хотя и не так безумно, как он - ее. Было приятно видеть его обожание; она искренне горевала, когда он умер. Но она не думала, что его смерть приведет к ее изгнанию из жизнелюбивого края, где она чувствовала себя прекрасно. Однако оставался лучик надежды. Маленький Карл любил ее. Конечно, никто не смотрит на мальчика, которому не исполнилось еще и десяти лет, как на мужа; однако помолвки - и даже бракосочетания - юных королей и королев случались в прошлом. В ее покои приходили многочисленные посетители, они пытались утешить Марию, но она чувствовала, что никто из них не любит ее по-настоящему. Марию посещали девери, Генрих и Эркюль, но они были слишком эгоистичны, чтобы искренне переживать за нее. Эркюль в силу своего малого возраста не мог оценить ее красоту, а Генрих никогда не обращал внимание на привлекательных женщин. Марго демонстративно поплакала вместе с ней, но на самом деле она не сочувствовала Марии и обрадовалась бы ее отъезду - она видела в шотландке соперницу. Марго знала, что такое быть объектом восхищения; в восемь лет она была настоящей кокеткой. Она хотела, чтобы мужчины восхищались ею, а не Марией; поэтому, говоря Марии о том, что она опечалена известием, что Шотландия, кажется, не самая приятная страна, Марго разглаживала складки платья, поправляла свои красивые темные волосы и думала: "Когда Мария уедет, я буду самой красивой принцессой при дворе". Что касается Карла, то видеться с ним Марии не разрешали. Почему дяди не устроят ее брак с новым королем? Они не замечали Марию, и она поняла, что совсем недавно они уделяли внимание не своей любимой маленькой племяннице, а королеве Франции, которую они использовали, чтобы руководить действиями короля. Она смертельно испугалась. Дело, было не только в том, что ей не хотелось покидать страну, которую она считала своим домом; Мария знала, что боится не только ностальгии, которую будет испытывать до конца жизни; ее ждало рискованное путешествие по морю, она опасалась своей грозной родственницы, сидевшей на английском троне и не гарантировавшей ей безопасность в пути. Она боялась рыжеволосой английской старой девы и имела к тому основания, потому что кое-кто утверждал, что Мария имеет больше прав на английскую корону, чем внебрачная дочь Анны Болейн. Пока Мария предавалась этим грустным мыслям, дверь ее покоев открылась столь бесшумно, что девушка не услышала ни звука; королева-мать, очевидно, простояла, наблюдая за ней, несколько минут, прежде чем Мария заметила гостью. - Мадам! - Мария вскочила с кровати и поклонилась. Катрин улыбалась; ее улыбка и поза говорили Марии о том, что она, еще недавно являвшаяся королевой Франции, которую все баловали, сегодня была для королевы-матери незначительной фигурой. - Мое дитя, ты губишь свою красоту. Тебе вредно столько плакать. Мария опустила голову; она не могла видеть глаза, смотревшие на нее из-под остроконечной шапочки. - Ты не должна так горевать о бедном Франциске, - сказала Катрин. - Мадам, я очень страдаю. Сначала я потеряла мужа, а теперь... надо мной нависла угроза изгнания отсюда. - Бедная Мария! Бедная маленькая королева! Но после такого несчастья, как потеря мужа, отъезд из Франции не покажется тебе слишком важным событием. Я думаю, что Господь посылает нам эти испытания одно за другим, чтобы мы укрепили с их помощью наши души. Разлука с Францией при жизни твоего мужа, которого, я знаю, ты любила, стала бы для тебя трагедией. Но сейчас, после большей трагедии, она покажется пустяком, поскольку Франциск, наверно, был тебе гораздо дороже второй родины. Верно, дочь моя? - Да, я любила Франциска. И все же, мадам, думаю, если бы мне позволили остаться во Франции, я смогла бы со временем найти здесь счастье. - О, - произнесла Катрин, - тогда очень жаль, что ты должна покинуть нас! Мария опустилась на колени и взяла Катрин за руку. - Мадам, вы можете сделать так, чтобы я осталась. Сейчас, когда Мария не видела ее лица, Катрин позволила себе изменить его выражение. Перед ней находилась девушка, называвшая Катрин де Медичи "дочерью торговцев", смевшая держаться с королевой-матерью пренебрежительно, потому что она видела, что так поступают другие. Мария брала пример с мадам де Пуатье. Что ж, Катрин не удалось отомстить этой женщине, но она могла поквитаться с Марией. Катрин не делала из мести самоцель. Если бы было политически выгодно оставить Марию во Франции, королева-мать забыла бы старые обиды и унижения. Но сейчас она могла свести старые счеты и одновременно способствовать успеху новых планов. Она доставит себе удовольствие маленьким спектаклем. - Я могу сделать так, чтобы ты осталась? - сказала Катрин. - Ты переоцениваешь мою власть. - Нет, мадам. Вы - регент Франции. Вся власть принадлежит вам. - Моя дорогая, я делю ее с королем Наварры; еще есть Совет; король, хоть он и мальчик, также имеет право голоса. - Тогда мне стоит поговорить с королем. Он поймет. Поможет мне. - Король нездоров. Я не могу позволить, чтобы его беспокоили. Тебе известно, что физическое состояние Карла оставляет желать лучшего. - О, мадам, неужели у вас совсем нет жалости? Вы вышлете меня из Франции... моей родной страны? - Нет, мое дитя. Это твоя приемная родина, как и моя. Я не сомневаюсь, что, когда в возрасте шести лет ты узнала, что тебе предстоит покинуть твой дом и отплыть во Францию, где твоим воспитанием займутся чужие люди, ты пролила немало слез. Теперь тебя ждет новое подобное потрясение. Через год ты будешь смеяться над твоими сегодняшними слезами. Ты полюбишь туманы своей суровой родины, как некогда - наши снега и солнце. - Мадам, я никогда не полюблю другую страну. - Ты - королева Шотландии! - И Франции, мадам. - А также Англии, - с недоброй усмешкой напомнила Катрин. - Твоя кузина не очень-то рада тому, что ты носишь этот титул! - Вы знаете, что такова была воля вашего мужа, короля, и моего супруга. Я не хотела этого. - Однако ты, похоже, гордишься им, очень гордишься. Бедняжка Мария! Генрих и Франциск не могут извиниться за свою ошибку перед английской фурией. Но я уверена, что она простит и полюбит тебя. - Она будет ненавидеть меня. Она всегда ненавидела меня. Даже отказалась гарантировать мне безопасный проезд в Шотландию. - Несомненно, твои очаровательные манеры помогут тебе наладить отношения с ней столь же успешно, как и со мной. Ты знаешь, как они покорили меня. Я уверена, Элизабет Английская полюбит тебя не меньше, чем я. Катрин хотелось рассмеяться. Ей были известны чувства, испытываемые рыжеволосой королевой к этой девочке, чье существование грозило Элизабет потерей английского трона. Как отреагировала бы Элизабет, если бы Мария стала шпионить за ней? Это не сошло бы Марии с рук так легко. Она бы лишилась головы. - Не вешай носа, - ободрила ее Катрин. - Ты полюбишь свое маленькое королевство. Будешь вспоминать нас, как и мы - тебя. - Мадам, юный король Карл любит меня. Если я уеду, его сердце будет разбито. - Ерунда. Он еще ребенок. - Он весьма взрослый для своего возраста. Он часто говорил, что, если бы его брату Франциску не посчастливилось жениться на мне, он сам сделал бы мне предложение. - Да, он развит не по годам. В таком возрасте думать о женитьбе! - Он любит меня. - Несомненно, многие будут любить тебя... в Шотландии. Не может быть и речи о твоем союзе с Карлом. Ты - вдова его брата. Это было бы... неэтичным. Ты помнишь, что случилось, когда король Англии женился на вдове своего брата? Попроси королеву Элизабет напомнить тебе. Она-то уж точно не забыла. - Неужели вы не пожалеете меня? - сказала Мария. - Прошу вас... умоляю... не прогоняйте меня. Катрин принялась шагать по комнате. Она позволила себе бросить взгляд на прошлое. Она увидела маленькую девочку на уроке латыни; вспомнила презрительный шепот, сорвавшийся с надменных губ Марии: "Дочь торговцев". В ее памяти возникла девочка, быстро сообразившая, что ей следует добиваться расположения Дианы де Пуатье и без почтения относиться к номинальной королеве Франции. Катрин вспомнила, как она злилась, когда ее муж Генрих вступил в связь с гувернанткой Марии Стюарт. Если бы маленькая шотландка не приехала во Францию, ей, Катрин, не пришлось бы терпеть это. Но Бог с ней, с местью! Какой в ней прок? Она приносит наслаждение, как любимые ею дыни или как филе из телятины, при мысли о котором рот Катрин наполнялся слюной, или как бокал редкого вина. Месть - эфемерное удовольствие. Истинная причина, по которой Мария должна уехать, заключается в том, что, если она останется и выйдет за Карла, ее самоуверенные дяди снова обретут власть, и тогда повторится невыносимая для Катрин ситуация, с которой она боролась всеми имеющимися в ее распоряжении средствами, включая приближение смерти Франциска. Мария действительно глупа, если рассчитывает на подобную милость. - Успокойся, дитя мое. Ты будешь королевой Шотландии, твоей родины. Я слышала, там чудесная природа; господин Джон Нокс ждет тебя. Я уверена, ты сможешь отлично проводить время. Что касается твоей английской кузины, то, по-моему, она для тебя не опасней, чем я. А теперь умой глаза. Я пришлю тебе средство, которое сделает их более выразительными. Катрин повернулась к двери. - Отдохни, дитя мое, и насладись твоими последними днями во Франции. Опечаленная Мария отправилась на север, в Кале. Зга поездка показалась ей траурным шествием. Она постоянно горько плакала; последний раз она увидела любимую ею страну глазами, опухшими от слез. Она имела лишь одну беседу с грустным королем, который плакал вместе с Марией; он просил ее остаться во Франции и вопреки воле матери выйти за него замуж. Но даже во время их разговора его глаза были безумными; Мария поняла, что он поможет ей не больше, чем Катрин. Она попрощалась со своими могущественными дядями; она умаляла их оставить ее здесь. - Я буду жить скромно, - сказала Мария, - как вдовствующая королева Франции. Я владею моим приданым, Пуату и Туреном. Я буду жить во Франции, как простая женщина. Отдам все... только не отправляйте меня в эту суровую страну. Позвольте остаться здесь... дома. Но дяди уже посоветовались друг с другом. Они не имели точного представления о том, что произошло при дворе. Там не утихали многочисленные интриги. Прежде королева-мать напоминала безобидную спящую змею; сейчас она поднимала голову и показывала зубы - де Гизы знали, что они несут яд. Дяди заверили Марию в том, что, если бы брак с Карлом был возможен, они бы добились его заключения, поскольку прежде всего думали о ее благе. Пусть она относится к поездке в Шотландию как к временному визиту. Она должна периодически посещать страну, королевой которой является. Они не сомневаются в том, что скоро она вернется во Францию и вступит в брак не менее блестящий, чем первый. - Король Карл хочет жениться на мне сейчас, - сказала она. - Он еще слишком юн. Позже... мы устроим это. Положись на нас, племянница. - Поспешите, прошу вас. Поспешите. Они обещали ей поторопиться, нежно поцеловали, после чего Марии пришлось отправиться в безрадостное путешествие. Апрель в этом году выдался пасмурным, холодным; весна запаздывала. - Природа грустит вместе со мной, - сказала шотландская королева Мария. - Святая Дева, как я боюсь этого путешествия! Оно пугает меня сильнее, чем смерть. Когда они поднялись на корабль, который должен был повезти Марию по неспокойному серому морю, прочь от земли, где она познала радость, в страну, где ее ждали беды, она вспомнила не последние часы жизни ее мужа, не улыбки поэта Ронсара, не обожание юного короля Карла, а холодный, змеиный взгляд женщины, которая могла избавить Марию от этого изгнания. Теперь Мария знала, что Катрин, которую она почти не замечала прежде, вовсе не была серым, безликим существом. Королева Шотландии поняла, почему люди называли Катрин "Мадам Змея". Она смотрела на удаляющийся берег, пока он был виден; когда холодные брызги коснулись ее щеки, она постаралась представить себе неведомое будущее, на которое уже падали тени мрачного Джона Нокса и рыжеволосой королевы Англии, способной помешать прибытию Марии в Шотландию. Ей было страшно и грустно; она чествовала, что ее сердце разбито женщиной, которую она по-настоящему узнала только теперь. - И не собираюсь! - заявил Генрих де Гиз; его отец засмеялся - они оба считали, что женщины созданы для утех, но им нельзя позволять вмешиваться в серьезные дневные дела. Больше всего Генрих любил своего отца за то, что Франциск относился к сыну как к взрослому человеку. - Разумеется! - сказал герцог, обняв Генриха. - А теперь слушай. Ты будешь играть с принцем Генрихом. Ты проследишь за тем, чтобы вы остались одни. Мы с герцогом Немурским подойдем к вам и пригласим принца на небольшую прогулку. Я заговорю о ней с тобой, а герцог Немурский предложит Генриху присоединиться к нам... так, словно мне безразлично, поедет он или нет. Но ты позаботишься об этом. Расскажешь ему о Лоррене, объяснишь, как весело будет Генриху с нами. - Я сделаю это, отец. Когда все произойдет? - Вечером. - Но покои принца охраняются. - Не беспокойся об этом. Мы вытащим его через окно; нас будет ждать экипаж. Генрих де Гиз радостно засмеялся. Он стоял очень прямо, подражая выправке отца; он сожалел о том, что не имеет боевого шрама под глазом. Иногда он хотел сделать себе такой шрам, чтобы люди спрашивали: "Это Меченый-отец или Меченый-сын?" Он был полон решимости справиться с заданием. Держался рассеянно с Марго. Она упрекнула его в этом, попыталась заставить Генриха приласкать ее, но юный де Гиз был холодным, отчужденным; таким, в его воображении, становился старший де Гиз перед важным сражением; сейчас не время для флирта, считал Генрих. В назначенное время он был на своем посту, с принцем Генрихом; юный де Гиз сделал так, чтобы они остались одни. Не следовало ожидать, что де Гизы позволят событиям и дальше развиваться так, как они развивались непосредственно после смерти короля Франциска. Герцог и кардинал поняли: подобная ситуация сложилась потому, что, как и другие окружавшие Катрин люди, они недооценили силу королевы-матери. Неожиданно использовав Бурбонов в борьбе против де Гизов, она поймала последних врасплох, но это, несомненно, можно было изменить; де Гизы решили нанести первый удар по чувствам Катрин. Весь двор знал, что она души не чает в Генрихе; говорили, что он "дороже ей правого глаза". Значит, Генриха следует забрать у Катрин; она не получит его назад, пока не поймет, кто истинные хозяева Франции. План герцога был простым; к его осуществлению он привлек собственного сына Генриха. Никого на свете герцог не любил так сильно, как своего старшего сына, и юноша отвечал ему взаимностью. Герцог Франциск видел в Генрихе де Гизе, в настоящее время принце Жуанвилле, копию того подростка, которым был когда-то он сам. Их внешнее и внутреннее сходство казалось удивительным даже для отца и сына. Юный Генрих охотно умер бы по приказу отца, и герцог Франциск с такой же готовностью отдал бы свою жизнь за сына. Поэтому герцог знал, что может без риска поделиться с Генрихом своим планом похищения другого Генриха, сына Катрин Медичи. - Мы не причиним ему вреда. Только проучим его мать. Но Генрих де Гиз не испугался бы, узнав, что она причинят вред принцу. Он не любил принца, презирал его, считал женственным созданием, полным антиподом его самого и Франциска де Гиза. - Не говори об этом никому... даже Марго. Он украдкой улыбнулся отцу, герцогу Франциску, когда тот, согласно их плану, подошел к детям со своим другом и сообщником, герцогом Немурским. Герцог Немурский заговорил с маленьким принцем, в то время как герцог Франциск отвернулся и стал беседовать с сыном. - Добрый день, принц, - сказал герцог Немурский. - Добрый день, - ответил принц; он коснулся ушей, чтобы убедиться в том, что серьги на месте. - Какую веру ты исповедуешь, мой принц? Ты - папист или гугенот? Хитрые глаза Медичи внимательно посмотрели на герцога. Принц Генрих был умным мальчиком, он знал, что волнения в этой стране возникли из-за религиозных противоречий. Стоило герцогу затронуть эту тему, как Генрих насторожился. - Я исповедую ту же веру, что и моя мама, - произнес он сухим тоном. - Это хорошо, - сказал герцог. - Значит, ты - послушный сын. Теперь пришел черед заговорить юному Генриху де Гизу. Подбежав к принцу, он сказал: - Мой отец берет меня в замок Лоррен. Я приглашаю тебя поехать с нами. Принц Генрих перевел свои итальянские глаза с герцога на юношу. - Мама не захочет, чтобы я покинул моего брата, короля. - В Лоррене будет весело, - не сдался Генрих де Гиз. - Там ты будешь главным лицом. А здесь ты всего лишь брат короля. У моей мамы великолепные драгоценности. Я уверен, тебе очень понравятся ее сапфиры. - Какие сапфиры? - с интересом спросил принц Генрих. - Самые разные. А еще у нее есть красивые итальянские наряды. Мы откроем ее шкафы и облачимся в них. Ты должен поехать с нами. Глаза принца Генриха засверкали, потому что больше всего на свете он любил переодеваться. Он захотел услышать больше о туалетах и нарядах герцогини де Гиз. - Поехали с нами, ты все сам увидишь, - лукаво произнес Генрих де Гиз. - Хорошо, - сказал принц. - Только ненадолго. Франциск де Гиз ласково, одобрительно сжал плечо сына; мальчики отбежали в сторону. Когда взрослые уже не могли их услышать, принц недоверчиво спросил Генриха де Гиза: - Почему мы едем без разрешения моей мамы? - О... но это короткий визит, он быстро завершится. Нет необходимости беспокоить ее. - Пожалуй, я не поеду, не получив разрешения у мамы. Генрих де Гиз забеспокоился; решив сделать приключение более захватывающим, он прошептал: - Это будет потрясающей забавой. Мы выберемся из дворца через окно; на дворе нас будет ждать карета, которая повезет нас в Лоррен. Принц задумался; он не любил грубые мальчишеские игры так сильно, как его приятель. Генрих де Гиз был еще мальчиком; ему не пришло в голову, что такой способ бегства испугает принца. Генрих Валуа понюхал свой надушенный платок, изучающе поглядел на кольца, украшавшие его пальцы. На губах мальчика появилась хитрая улыбка, и он, улучив удобный момент, побежал к матери. Она нежно обняла его; с ним, в отличие от других своих детей, она забывала об этикете. - Мама, - в его глазах появилось лукавство, - я должен покинуть мои покои через окно, чтобы сесть в карету и поехать в Лоррен; там я смогу посмотреть туалеты, и драгоценности герцогини де Гиз. - О чем ты говоришь, мой дорогой? - Такой план они придумали. - Кто, мой дорогой? О чем идет речь? - Это сказал мне Генрих. Его отец находился рядом и господин де Немур - тоже. Они спросили меня, папист я или гугенот, и я ответил, что исповедую ту же веру, что и ты. Они пригласили меня к себе в Лоррен; мы должны вылезти через окно и сесть в карету. По-моему, такое поведение является неприличным для принца. Катрин крепко обняла сына. - О, мой дорогой. Мой мудрый и умный мальчик. Как правильно ты поступил, сразу же придя к маме! С этого дня она не выпускала сына из своего поля зрения. Они напугали ее. Они хотели похитить Генриха. Опасные люди! Она сама поставила себя в рискованное положение, открыто заключив союз с Бурбонами. Когда через несколько дней Катрин столкнулась лицом к лицу с Франциском де Гизом, она вновь осознала силу этого человека. Он сердился на нее, потому что его план похищения принца провалился; он перестал доверять Катрин, увидел в ней другую женщину, непохожую на то кроткое создание, которым он считал ее раньше. Глаз Франциска над шрамом заметно увлажнился: его безжалостный, решительный рот окаменел. - Мадам, - резким тоном произнес он, - я и мои друзья позволили вам стать регентом Франции, чтобы вы могли защищать веру. Если ваши намерения изменились, другие люди - принцы королевской крови, мудрые государственные мужи, - готовы взять на себя ответственность, лежащую на вас. С чуждой ей прямотой Катрин спросила: - Вы, господин де Гиз останетесь верны мне, если я вместе с моим сыном изменю веру? - Нет, мадам, - искренне ответил герцог. - Не останусь. - Тогда вы недостаточно преданы короне. - Пока вы с королем храните верность религии ваших и моих предков, я готов отдать жизнь за ваше дело. Она ни на мгновение не усомнилась в правдивости его слов. Она увидела фанатичный блеск в глазах герцога; за последние годы она познакомилась с фанатизмом. Значит, могущественный герцог, поборник строгой дисциплины, великий солдат, был так же фанатично религиозен, как и те люди, которых пытали и сжигали на костре. Это было поразительное, но приятное открытие. Она размышляла о фанатиках, беззаветно служивших делу. Они были слабее Катрин, руководствовавшейся лишь соображениями практической выгоды, имевшей одну религию - стремление к власти. Она могла с легкостью менять курс, используя ветры судьбы; другие люди должны двигаться вперед независимо от того, какой ветер дует - попутный или встречный. Она поняла, как ей следует вести себя с этим человеком. Она внушала ему страх. Он был лидером мощной католической партии, имел силу и власть, которых не хватало Бурбонам. Она поступила глупо, продемонстрировав слишком большое расположение к Антуану Наваррскому, Луи Бурбону - принцу Конде, Колиньи и его братьям. - Господин де Гиз, - тихо сказала Катрин, - будьте спокойны - у меня есть только одна вера - вера моих и ваших предков. Могло ли быть иначе? Почему я должна менять веру вместе с этими... фанатиками? - Похоже, мадам, именно это вы и сделали, - холодным тоном заявил де Гиз. - Я слышал, что вы даже разрешаете реформистам читать проповеди во дворце. Окружаете себя еретиками. Поэтому целесообразно оградить маленького принца Генриха от этих дурных влияний. - О, господин герцог, вы поняли меня превратно: Я - ревностная католичка. Мне больно видеть, как страну сотрясают волнения на религиозной почве. Я хотела подать людям пример веротерпимости. Вернуть их к истине с помощью доброты и мягкости. - Они не понимают мягкость, мадам. Ваша защита делает их самоуверенными, наглыми. Мы сделали вас регентом Франции не для этого. Она приблизилась к герцогу, положила руку ему на плечо, посмотрела на него и хитро улыбнулась. - Мой герцог, я хотела вернуть принцев Бурбонов в лоно католической церкви. Он не скрывал своего презрения, и это испугало Катрин. Он по-прежнему не сомневался в могуществе своего дома. - Вот что, оказывается, означает ваша дружба с ними, мадам? Вот почему вас так часто видят в обществе короля Наварры... и еще чаще - его брата? Катрин испытала приступ гнева - она поняла значение последних его слов. Но она злилась на себя не меньше, чем на Франциска де Гиза. Она поступила глупо, позволив своему романтическому чувству одержать верх над рассудком. Но когда она заговорила, ее голос был тихим и сдержанным. - Вы улыбаетесь, месье, потому что вы не знакомы с моим планом. У меня есть отличный план, который, я убеждена, заставит этих двух принцев забыть о борьбе и религии. - Неужели, мадам? Она презрительно фыркнула. - Антуан Наваррский, маленький щеголь, самый тщеславный мужчина Франции! Почему, думаете, он - верный гугенот? Причина - в его жене, мадам Жанне. - Он стал гугенотом раньше, чем она. - Любое его мнение всегда меняется раз в день или чаще. Он - ренегат, вероотступник! Нам приходится иметь дело с таким человеком... или придется... из-за его жены. Катрин позволила себе громко рассмеяться. - Мадам Жанна д'Альбре, королева Наварры! Она много лет была тайным гугенотом. О да, мне известно, что она недавно признала это публично, но она давно исповедует новую веру. Что касается Антуана, то он - гугенот, потому что этого пожелала его супруга. Он - марионетка. Если мы хотим подчинить Антуана нашей воле, нам следует действовать через его жену. - У вас есть план нападения на королеву Наваррскую. - О, я не хочу сказать, что нам следует отправиться с армией на юг. Это - не мой стиль, месье. Таким путем мы мало чего добьемся. Во Франции начнется гражданская война, гугеноты захотят освободить свою героиню. Нет, мы нанесем удар по Жанне через ее мужа. Вы видели их на свадьбе Франциска и Марии? Помните серебряные галеоны? Антуан выбрал тогда свою жену. Какой любящий муж! - говорили все. Я собираюсь сделать Антуана чуть менее преданным супругом. - По-вашему, это возможно? Жанна весьма сильна. - А Антуан - слаб. Поэтому мы ударим через него. У меня в голове великолепные планы; я - несчастная, слабая женщина, которая ненавидит насилие. Мои планы бесшумны, но я уверена, что они сработают так же эффективно, как ваша бойня. Мы вобьем клин между Антуаном и его женой. В конце концов для мужчины противоестественно быть таким верным супругом. Он рожден ловеласом. Мы подбросим ему соблазн. Разозлим эту святошу, его жену; она придет в ярость. Обожаемая половина, публично выбранная своим мужем, испытает на себе пренебрежение супруга, будет видеть его в обществе почитаемой им любовницы. В каком положении окажется предводительница гугенотов? Месье, вы знаете этих людей. Они - еще большие пуритане, чем мы, католики. Они не любят женщин, вступающих в адюльтеры. Любовница будет руководить Антуаном, как сейчас это делает его жена. Согласно моим планам, она вернет его в католическую веру. Франциск де Гиз пришел в восторг. План Катрин показался ему хорошим и осуществимым. Если королева-мать с самого начала имела в виду это, то он ошибся в ней. Она так же предана католицизму, как и он. Катрин остается его союзником, как и при жизни Франциска. Он посмотрел на нее и сказал с недоброй улыбкой на лице: - А принц Конде? - Принц Конде, - медленно повторила Катрин. Она помимо желания вспомнила свои визиты в его камеру, их беседы, содержавшие намек на нежность. Она отогнала от себя подобные мысли и смело поглядела в глаза Меченого. - Для Конде у меня есть такой же план, что и для его брата, - сказала Катрин. - Он также имеет сильную и добродетельную жену, которая, я подозреваю, наставляет его. - Ему, мадам, вы тоже подыщете любовницу, которая вернет его в лоно католической церкви? - Я предлагаю сделать это. - Думаете, в случае Конде подобное реально? - Да, месье. - И, - в глазах герцога появилась явная усмешка, - кого вы предложите на роль соблазнительницы принца Конде? Она была готова к этому вопросу. - В моем Летучем Эскадроне есть подходящая особа. Не знаю, заметили ли вы ее. Это Изабелла де Лимей. Она очень красива; просто неотразима для большинства мужчин. - Значит, ей предстоит соблазнить Конде? - Да, месье. - А Антуана? - Мадемуазель де Руе. Герцог кивнул. - Вы выбрали двух очень красивых и безнравственных женщин. - Именно эти качества необходимы для выполнения подобного задания - привлекательность и аморальность. Уверяю вас, нам не подошли бы такие женщины, как принцесса Элеонора и королева Наваррская. Герцог засмеялся вместе с ней, к нему вернулось хорошее настроение. - А как быть с Колиньи? - спросил он наконец. - Этот человек наиболее опасен. - Верно; никакая кокетливая красотка не заставит его забыть о том, что он считает своим долгом. Когда придет время, мы найдем способ нейтрализовать Колиньи. Герцог приблизился к Катрин, и она поняла по его глазам, что он помнит ходившие о ней слухи. Она догадалась, что его мысли перескочили на дофина Франциска, умершего после того, как виночерпий-итальянец поднес ему воду. - Когда придет время, - повторила она, - мы найдем способ. Он поцеловал руку Катрин, напомнив себе, что весьма полезно иметь эту итальянку в качестве союзницы. Глядя на гордую голову, склоненную над ее рукой, Катрин пожалела о том, что она не может устранить всех мешавших ей людей. Она имела в виду не столько Колиньи, сколько герцога де Гиза. Дамы Летучего Эскадрона собрались в гостиной, чтобы побеседовать. Они только что вернулись с утомившей их охоты. Располневшая королева-мать сохраняла бодрость и энергию. Мадемуазель Луиза де ла Лимодьер, дочь господина д'Иль Руе, мысленно улыбалась. Она была очаровательна и делила со своей подругой и конфиденткой Изабеллой де Лимей привилегию считаться одной из двух самых привлекательных женщин этого узкого круга, критериями отбора членов которого были не только остроумие и умение ездить верхом, но и физическая красота. Сегодня в лесу королева-мать говорила с Луизой. Катрин объяснила ей, что от нее требуется. Луизе следовало стать при первом удобном случае любовницей ни кого иного, как самого короля Наварры, Антуана де Бурбона. Луиза улыбнулась. Антуан был восхитительным мужчиной. Поручение не удивило ее. Каждая женщина Летучего Эскадрона знала, что ее тело и душа принадлежат королеве-матери, точно так же, как все женщины Узкого Круга являлись собственностью короля Франциска Первого. Время от времени их посылали в то или иное место, им поручали влюбить в себя какого-нибудь министра, выведать у него секрет и сообщить его королеве-матери. Членство в Эскадроне было опасным и увлекательным; каждая дама знала" что покинуть его по своей воле невозможно. Как сказала Изабелла, это все равно что продать душу дьяволу. Когда она произнесла эту фразу, ее глаза сверкнули; Луиза прекрасно понимала подругу. Жизнь в подчинении у такой госпожи - которую они видели с более близкого расстояния, чем другие, - была насыщенной волнениями, физическими и духовными удовольствиями, обладала зловещей притягательностью. Все знали, что самовольное избавление от ига королевы-матери, выдача ее секретов могли привести к одному печальному концу. Они видели, как это происходило. Одна девушка пожелала покинуть Эскадрон; она решила изменить веру и уйти в монастырь. - Пожалуйста, - сказала королева-мать, - если вы хотите оставить наше общество, уходите. И девушка ушла из Летучего Эскадрона, однако она не успела обрести безопасность в монастыре. Она заболела, ее кожа стала дряблой, глаза запали, зубы стали крошиться. Луиза вздрогнула; однако ее волнение было радостным. Она-то не хотела уходить в монастырь, ей нравилась жизнь Летучего Эскадрона. Она была весьма чувственной женщиной. Она получала удовольствия от нежного прикосновения атласа к ее телу, от аромата духов, которыми парфюмеры Катрин снабжали дам из Летучего Эскадрона. Луиза знала, что эти духи разжигают страсть, обладают возбуждающим действием. Она была догадливой, сообразительной, как и все женщины Эскадрона. Луиза любила читать эротическую литературу, вошедшую в моду при дворе; она сама сочиняла стихи и превосходно пела. Эскадрон Катрин очень походил на Узкий Круг Франциска; королева-мать, как и он, собирала вокруг себя женщин, обладавших одновременно умом и красотой. С улыбкой глядя на лепной потолок ее комнаты, на восхитительно пухлые тела обнаженных купидонов, Луиза думала об Антуане. Она часто охотно поглядывала на него; ей казалось, что он тоже обращает на нее внимание; его останавливавшийся на ней взгляд был полон сожаления; она догадывалась, что за ним стояли воспоминания о строгой супруге, Жанне Наваррской. Жанна Наваррская! Эта женщина с холодным, суровым лицом, новый лидер гугенотов. Они весьма глупы, эти строгие пуританки, считающие себя умными. Они с такой энергией организуют проповеди, готовят указы; действительно умные женщины добиваются желаемых результатов более простыми способами. Изабелла подошла к ее кровати, легла рядом с ней и зашептала так тихо, чтобы их никто не услышал: - Королева-мать разговаривала с тобой сегодня днем? Луиза кивнула. - Со мной - тоже, - сказала Изабелла. - Кто твоя будущая жертва? - Никогда не догадаешься. - Готова поспорить, ему далеко до моего подшефного. - Ты напрасно в этом уверена. Мне поручено заняться принцем. - А мне - королем. - Королем! - Антуаном... королем Наварры. Изабелла засмеялась. - Да, верно, - сказала она. - Тебе достался король, а мне - всего лишь принц, но мой мужчина важнее твоего. - Почему это? Антуан - самая значительная фигура при дворе после королевы-матери. - Это только видимость, моя дорогая. Уверяю тебя, ему далеко до брата. - Значит, ты займешься Конде? - Ты мне завидуешь. Луиза, рассмеявшись, запела так тихо, чтобы ее услышала только Изабелла: Этот красавчик Вечно поет да смеется И крошку целует свою Да сохранит его Бог. - О, моя дорогая, - сказала Изабелла, - я вижу, ты ревнуешь. - Кто не стал бы ревновать на моем месте? Но ты не соблазнишь Конде. - Как бы не так! - Он верен своей жене. - Антуан - тоже. - Думаешь, я боюсь соперницы - добродетельной гугенотки? - Но ты, похоже, считаешь, что друг