не было. Я заказал кофе. - Проклятые бабы, - сказал я ему. - Разумом их не понять. Моя девчонка ссадила меня на трассе. Выпить хочешь? - Конечно, - ответил тот. Он хорошенько глотнул и передал обратно бутылку. - У тебя телефон есть? - спросил я. - Я заплачу. - Звонок местный? - Да. - Бесплатно. Он вытащил из-под прилавка телефон и протянул мне. Я выпил и передал ему бутылку. Он взял. Я позвонил в компанию Желтый Кэб, дал им адрес. У моего друга было доброе и интеллигентное лицо. Иногда и посреди преисподней можно найти доброту. Мы так и передавали бутылку по кругу, пока я ждал такси. Когда такси пришло, я сел назад и дал таксисту адрес Николь. 23 После этого я вырубился. Наверное, потребил виски больше, чем думал. Я не помню, как приехал к Николь. Проснулся утром, повернутый спиной к кому-то в чужой кровати. Я посмотрел на стену у себя перед носом и увидел на ней большую декоративную букву. Буква гласила Н. Н означало Николь. Мне было херово. Я сходил в ванную. Взял зубную щетку Николь, чуть не подавился. Умыл лицо, причесался, посрал и поссал, вымыл руки и выпил много воды из-под крана над ванной. Потом вернулся в постель. Николь встала, привела себя в порядок, вернулась. Легла ко мне лицом. Мы начали целоваться и гладить друг друга. Я невинен по-своему, Лидия, подумал я. Я верен тебе по-своему. Никакого орального секса. Желудок слишком расстроен. Я взгромоздился на бывшую жену знаменитого врача. На культурную путешественницу по разным странам. У нее в шкафу стояли сестры Бронт. Нам обоим нравилась Карсон МакКаллерс. Сердце - Одинокий Охотник. Я всунул ей 3 или 4 раза особенно мерзкими рывками, и она охнула. Теперь она знала писателя не понаслышке. Не очень хорошо известного писателя, конечно, но за квартиру платить я умудрялся, и это поражало. Настанет день, и она окажется в одной из моих книг. Я ебал культурную суку. Я чувствовал, как приближаюсь к оргазму. Я втолкнул свой язык ей в рот, поцеловал ее и кончил. Скатился с нее, чувствуя себя глупо. Подержал ее немного в объятиях, потом она ушла в ванную. В Греции ебать ее было бы лучше, наверное. Америка - дерьмовое место для ебли. После этого я навещал Николь 2-3 раза в неделю, днем. Мы пили вино, разговаривали, а иногда занимались любовью. Я обнаружил, что меня она в особенности не интересует - просто нужно чем-то заняться. С Лидией мы помирились на следующий день. Она допрашивала меня, бывало, куда я хожу днем. - Я был в супермаркете, - отвечал я ей, и то была правда. Сначала я действительно заходил в супермаркет. - Я никогда не видела, чтобы ты проводил столько времени в супермаркете. Однажды вечером я напился и проболтался Лидии, что знаю некую Николь. Я рассказал ей, где Николь живет, но успокоил, что ничего особенного не происходит. Зачем черт меня дернул, не вполне понятно, но когда человек пьет, мыслит он иногда неясно.... Однажды днем я выходил из винной лавки и только-только дошел до Николь. Я нес с собой две полудюжины пива в бутылках и пинту виски. Мы с Лидией накануне опять поцапались, и я решил провести ночь с Николь. Шел я себе, уже в состоянии легкой интоксикации, как вдруг услышал, как ко мне сзади кто-то подбегает. Я обернулся. Там стояла Лидия. - Ха! - сказала она. - Ха! Она выхватила пакет с пойлом у меня из рук и стала доставать бутылки с пивом. Она била их о мостовую одну за другой. Те крупно взрывались. Бульвар Санта-Моника - очень оживленная улица. Дневное движение только начинало нарастать. Вся эта акция происходила прямо перед дверью Николь. Потом Лидия дошла до пинты виски. Она подняла ее в воздух и завопила на меня: - Ха! Ты собирался это выпить, а потом ЕБАТЬ ее! - Она хряснула бутылкой о цемент. Дверь у Николь была открыта, и Лидия побежала вверх по лестнице. Николь стояла на верхней площадке. Лидия принялась лупцевать Николь своей большой сумочкой. Ремешки у той были длинные, а размахивалась она изо всех сил. - Это мой мужчина! Он мой мужчина! Не лезь к моему мужчине! Затем Лидия сбежала мимо меня вниз и выскочила на улицу. - Боже милостивый, - сказала Николь. - Кто это была? - Это была Лидия. Дай мне веник и большой бумажный пакет. Я вышел на улицу и начал сметать битое стекло в мешок из коричневой бумаги. Эта сука зашла слишком далеко на сей раз, думал я. Схожу куплю еще пойла. Останусь на ночь с Николь - может, на пару ночей. Я нагнулся, подбирая осколки, и тут услышал за спиной странный звук. Я обернулся. Лидия на своей Дряни. Она заехала на тротуар и неслась прямо на меня со скоростью миль 30 в час. Я отскочил в сторону, машина пролетела мимо, промахнувшись на дюйм. Доехала до конца квартала, неуклюже грохнулась с тротуара, прокатилась дальше по мостовой, на следующем углу свернула вправо и пропала из виду. Я продолжал подметать стекло. Подмел и убрал я уже вс. Затем залез в свой первый кулек и нашел одну неповрежденную бутылку пива. Выглядела она очень хорошо. Мне она на самом деле была нужна. Я уже совсем собрался открутить пробку, как кто-то выхватил бутылку у меня из-за спины. Снова Лидия. Она подбежала к двери Николь и швырнула бутылку в стекло. Она запустила ее с таким ускорением, что бутылка пролетела насквозь, как большая пуля, не разбив вс стекло целиком, а оставив только круглую дыру. Лидия сбежала вниз, а я поднялся по лестнице. Николь по-прежнему стояла на площадке. - Ради Бога, Чинаски, уезжай с нею, пока она всех тут не поубивала! Я повернулся и вновь спустился на улицу. Лидия сидела в машине, мотор работал. Я открыл дверцу и сел. Она тронулась с места. Ни один из нас не произнес ни слова. 24 Я начал получать письма от девушки из Нью-Йорка. Ее звали Минди. Она наткнулась на пару моих книжек, но лучше всего в ее письмах было то, что она редко упоминала в них о писательстве, кроме тех случаев, когда говорила, что сама она - не писатель. Она писала о разном в общем, а о мужчинах и сексе - в частности. Минди было 25, писала она от руки, почерком устойчивым и разумным, однако, с юмором. Я отвечал ей и всегда радовался, находя ее письмо у себя в ящике. У большинства людей гораздо лучше получается выговариваться в письмах, нежели в беседе, и некоторые умеют писать художественные, изобретательные письма, но стоит попытаться сочинить стихотворение, рассказ или роман, как они становятся претенциозными. Потом она прислала несколько фотографий. Если они не лгали, то Минди была довольно хороша собой. Мы переписывались еще несколько недель, а потом она упомянула, что скоро у нее двухнедельный отпуск. Почему бы вам не прилететь сюда? - предложил я. Хорошо, ответила она. Мы начали созваниваться. Наконец, она сообщила дату своего прилета в международный аэропорт Лос-Анжелеса. Буду там, сказал я ей, ничто меня не остановит. 25 Я хранил дату в уме. Сотворить раскол с Лидией никогда не представляло особых трудностей. Я по натуре - одиночка, довольствуюсь просто тем, что живу с женщиной, ем с ней, сплю с ней, иду с ней по улице. Я не хотел никаких разговоров, никаких выходов куда-то, если не считать ипподрома или бокса. Я не понимал телевидения. Я чувствовал себя глупо, если приходилось платить деньги за то, чтобы зайти в кинотеатр и сидеть там с другими людьми ради того, чтобы разделить их эмоции. От вечеринок меня тошнило. Я терпеть не мог азартные игры, грязную игру, флирт, любительскую пьянь, зануд. Но Лидию вечеринки, танцульки, мелкий треп заряжали энергией. Она считала себя сексапилкой. Но уж чересчур очевидной. Поэтому наши споры часто произрастали из моего желания никаких-людей-вообще против ее желания как-можно-больше-людей-как-можно-чаще. За пару дней до прилета Минди я начал. Мы вместе лежали на постели. - Лидия, да ради Бога, почему ты такая глупая? Неужели ты не понимаешь, что я одиночка? Затворник? Я таким и должен быть, чтобы писать. - Как же ты вообще что-то узнашь о людях, если не встречаешься с ними? - Я уже вс про них знаю. - Даже когда мы выходим поесть в ресторан, ты сидишь, опустив голову, ты ни на кого не смотришь. - К чему тошноту вызывать? - Я наблюдаю за людьми, - сказала она. - Я их изучаю. - Дерьмо собачье! - Да ты боишься людей! - Я их ненавижу. - Как же ты можешь быть писателем? Ты не наблюдаешь! - Ладно, я не смотрю на людей, но на квартплату зарабатываю письмом. Это круче, чем баранов пасти. - Тебя надолго не хватит. У тебя никогда ничего не выйдет. Ты вс делаешь не так. - Именно поэтому у меня вс получается. - Получается? Да кто, к чертовой матери, знает, кто ты такой? Ты знаменит как Мейлер? Как Капоте? - Они писать не умеют. - Зато ты умеешь! Только ты, Чинаски, умеешь писать! - Да, так я себя ощущаю. - Ты знаменит? Если бы ты приехал в Нью-Йорк, тебя бы кто-нибудь узнал? - Послушай, мне на это наплевать. Я просто хочу писать себе дальше. Мне не нужны фанфары. - Да ты не откажешься от всех фанфар, что только могут быть. - Возможно. - Тебе нравится делать вид, что ты уже знаменит. - Я всегда так себя вел, даже еще не начав писать. - Ты самый неизвестный знаменитый человек, которого я видела. - У меня просто нет амбиций. - Есть, но ты ленив. Ты хочешь всего и на шару. Когда вообще ты пишешь? Когда ты это делаешь? Ты вечно или в постели валяешься, или пьяный, или на ипподроме. - Не знаю. Это не важно. - А что тогда важно? - Тебе виднее, - сказал я. - Ну, так я тебе скажу, что важно! - заявила Лидия. - У нас уже очень давно не было вечеринки. Я уже очень долго никаких людей не видела! Мне НРАВЯТСЯ люди! Мои сестры ОБОЖАЮТ вечеринки. Они тыщу миль готовы проехать ради вечеринки! Вот так нас вырастили в Юте! В вечеринках ничего зазорного нет. Просто люди РАССЛАБЛЯЮТСЯ и хорошо проводят время! Только у тебя в голове эта чокнутая идея засела. Ты думаешь, веселье непременно ведет к ебле! Господи Боже мой, да люди порядочны! Ты просто не умеешь хорошо проводить время! - Мне не нравятся люди, - ответил я. Лидия вскочила с постели. - Господи, меня от тебя тошнит! - Ладно, тогда я уступлю тебе немного места. Я спустил ноги с кровати и начал обуваться. - Немного места? - переспросила Лидия. - Что ты имеешь в виду - немного места? - А то, что убираюсь отсюда к чертям! - Ладно, но послушай-ка вот что: если ты сейчас выйдешь за дверь, ты меня больше не увидишь! - Меня устраивает, - сказал я. Я встал, подошел к двери, открыл ее, закрыл и спустился к фольксвагену. Завелся и уехал. Я освободил немного места для Минди. 26 Я сидел в аэропорту и ждал. С фотографиями всегда вс неясно. Точно никогда не скажешь. Я нервничал. Хотелось сблевнуть. Я зажег сигарету и подавился. Зачем я все это делаю? Минди мне теперь не хотелось. А она уже летит аж из самого Нью-Йорка. Я знал множество женщин. Почему их всегда должно быть больше? Что я пытаюсь сделать? Новые романчики - это, конечно, будоражит, но ведь сколько работы. В первом поцелуе, в первой бке есть какой-то драматизм. Сначала люди всегда интересны. А потом, позже, медленно но верно проявляются и все недостатки, и вс безумие. Я становлюсь вс незначительнее для них; они будут значить вс меньше и меньше для меня. Я стар и уродлив. Может, поэтому так хорошо вставлять в молодых девчонок. Я Кинг-Конг, а они - изящные и хрупкие. Я что - пытаюсь в трахе обойти смерть на повороте? Что - с молоденькими девчонками я надеюсь, что не состарюсь ни телом, ни душой? Мне просто не хочется стареть по-плохому - лучше просто бросить вс и сдохнуть еще до прихода самой смерти. Самолет Минди приземлился и подрулил. Я чуял опасность. Женщины узнавали меня заранее, поскольку читали мои книги. Я выставлял себя напоказ. С другой же стороны, я о них не знал ничего. Настоящий игрок. Меня могли убить, мне могли отрезать яйца. Чинаски без яиц. Любовные Стихи Евнуха. Я стоял и ждал Минди. Из ворот выходили пассажиры. Ох, надеюсь, что это не она. Или это. Или в особенности вот это. А вот эта бы в самый раз! Погляди на эти ножки, на этот задик, на эти глаза.... Одна пошла в мою сторону. Я надеялся, что это она и есть. Самая лучшая изо всей этой чертовой кучи. Такой удачи не бывает. Она подошла и улыбнулась. - Я Минди. - Я рад, что вы Минди. - А я рада, что вы Чинаски. - Вам багажа ждать надо? - Да, я притащила с собой столько, что надолго хватит! - Давайте в баре посидим. Мы вошли в бар и нашли свободный столик. Минди заказала водку с тоником. Я заказал водку-7. Ах, почти в гармонии. Зажег ей сигарету. Она выглядела прекрасно. Почти девственно. В это было трудно поверить. Маленькая, светловолосая и безупречно сложенная. Больше естественная, чем изощренная. Я понял, что легко смотреть ей в глаза - зелено-голубые. В ушах у нее были 2 крошечные сережки. И она носила высокие каблуки. Я писал Минди, что высокие каблуки меня возбуждают. - Ну что, - спросила она, - страшно? - Уже не очень. Вы мне нравитесь. - Вы в жизни гораздо лучше, чем на фотографиях, - сказала она. - Мне вовсе не кажется, что вы уродина. - Спасибо. - О, я не хочу сказать, что вы красавчик - в том смысле, кого другие красавчиками считают. Лицо у вас доброе. А глаза - глаза у вас прекрасны. Они дикие, сумасшедшие, как будто зверь какой-то выглядывает из горящего леса. Господи, ну, что-то типа этого. Я неуклюже выражаюсь. - Я думаю, вы прекрасны, - сказал я. - И очень милы. Мне с вами хорошо. Мне кажется, хорошо, что мы вместе. Допивайте. Нам еще по одной нужно. Вы похожи на свои письма. Мы выпили по второй и спустились за багажом. Я гордился тем, что иду с Минди. Она ходила со стилем. Столько женщин с хорошими телами ползает, как навьюченные каракатицы. Минди текла. Все это чересчур хорошо, сидело у меня в голове. Так просто не бывает. Приехав ко мне, Минди приняла ванну и переоделась. Вышла в легком голубом платьице. Еще она изменила прическу - самую малость. Мы сидели вместе на кушетке, с водкой и водочным коктейлем. - Ну, - сказал я, - мне по-прежнему страшновато. Я сейчас немного напьюсь. - А у вас - точно так, как я себе представляла, - сказала она. Она смотрела на меня и улыбалась. Я протянул руку и, коснувшись ее затылка, чуть-чуть, придвинул к себе и слегка поцеловал. Зазвонил телефон. Это была Лидия. - Что ты делаешь? - Я с другом. - Это баба, не так ли? - Лидия, между нами все кончено, - сказал я. - Ты сама это знаешь. - ЭТО БАБА, НЕ ТАК ЛИ? - Да. - Ну, хорошо. - Хорошо. До свиданья. - До свиданья, - сказала она. Голос Лидии внезапно успокоился. Мне получшело. Ее неистовство пугало меня. Она вечно утверждала, что ревнивый - я, и я действительно частенько ревновал, но когда видел, что вс идет против, мне становилось противно, и я отваливал. Лидия была не такой. Она реагировала. Она была Главным Заводилой в Игре Насилия. Но теперь по голосу я понял, что она сдалась. Водился за ней такой тон. - Это была моя бывшая, - сказал я Минди. - Все кончено? - Да. - Она вас до сих пор любит? - Думаю, да. - Тогда не кончено. - Кончено. - Мне остаться? - Конечно. Прошу вас. - Вы не просто мной пользуетесь? Я читала все ваши любовные стихи... к Лидии. - Я был влюблен. И я вас не использую. Минди прижалась ко мне всем телом и поцеловала меня. Долгий поцелуй. Хуй у меня поднялся. В последнее время я принимал много витамина Е. У меня по части секса свои соображения. Я постоянно был на взводе и продолжительно дрочил. Я занимался с Лидией любовью, затем возвращался к себе и утром мастурбировал. Мысль о сексе как о чем-то запретном возбуждала меня выше всех разумных пределов. Так, словно один зверь ножом вгоняет другого в покорность. Когда я кончал, то чувствовал, что кончаю перед лицом всего пристойного, белая сперма каплет на головы и души моих умерших родителей. Если б я родился женщиной, то наверняка стал бы проституткой. Коль скоро я родился мужчиной, я желал женщин постоянно - чем ниже, тем лучше. Однако женщины - хорошие женщины - пугали меня, поскольку, в конечном итоге, требовали себе всю душу, а то, что от меня еще оставалось, я хотел сберечь. В основном, я желал проституток, бабья попроще, ибо они беспощадны и жстки, и не требуют ничего личного. Когда они уходят, я ничего не теряю. И в то же время я жаждал нежной, доброй женщины, невзирая на ошеломительную цену. Пропал, как ни крути. Сильный мужик отказался бы и от тех, и от этих. Я сильным не был. Поэтому продолжал сражаться с женщинами - с самой идеей женщин. Мы с Минди докончили бутылку и отправились в постель. Я некоторое время целовал ее, затем извинился и отодвинулся. Слишком надрался, чтобы что-нибудь сделать. Любовничек, блядь. Наобещал множество великих переживаний в ближайшем будущем и уснул рядом с ней, прижавшейся ко мне всем телом. Наутро я проснулся в отвращении. Взглянул на Минди, нагую рядом с собой. Даже теперь, после всего этого пьянства, она была чудом. Никогда не знал я девушки столь прекрасной и в то же время - столь нежной и умной. Где все ее мужчины? В чем они облажались? Я ушел в ванную и попытался привести себя в порядок. От Лавориса чуть не стошнило. Я побрился и немного побрызгался лосьоном. Смочил волосы и причесал их. Подошел к холодильнику, вытащил 7-АП и выпил всю банку. Я вернулся к постели и снова туда залез. Минди была теплой - тело ее было теплым. Казалось, она спала. То, что надо. Я потерся губами о ее губы, мягко-мягко. Хер мой встал. Я чувствовал собой ее груди. Взял одну и пососал ее. Сосок отвердел. Минди шевельнулась. Я опустил вниз руку, ощупал весь ее живот, дотянулся до пизды. Начал потирать ее, очень легко. Словно заставить раскрыться бутон розы, подумал я. Здесь есть смысл. Это хорошо. Словно два насекомых в саду приближаются медленно друг к другу. Самец пускает свои медленные чары. Самка медленно раскрывается. Мне нравится, нравится. Два жучка. Минди раскрывается, влажнеет. Она прекрасна. Я влез на нее. И засунул, прижавшись ртом к ее рту. 27 Мы пили весь день, и в тот вечер я снова попытался заняться с Минди любовью. Меня поразило и привело в замешательство, когда я обнаружил, что у Минди крупная пизда. Сверхкрупная просто. Прошлой ночью я этого не заметил. Трагедия. Величайший порок женщины. Я вс трудился и трудился. Минди лежала так, будто ей это нравится. Я молился, чтобы это оказалось правдой. Меня прошиб пот. Заболела спина. Вс поплыло перед глазами, тошнило. Пизда же ее, казалось, становилась все больше. Я ничего не чувствовал. Как будто пытаешься выебать большой и просторный бумажный кулек. Я едва соприкасался со стенками ее влагалища. Агония, упорная работа без малейшей награды. Я чувствовал себя гнусно. Мне не хотелось ее обижать. Я отчаянно хотел кончить. Дело не только в пьянстве. Пьяным я работал получше многих. Я слышал собственное сердце. Я чувствовал его. Я чувствовал его у себя в груди. Я ощущал его в горле. Я ощущал его в голове. Я не мог этого вынести. Я скатился с нее, хватая рот воздух. - Прости меня, Минди, Господи Иисусе, мне очень жаль. - Все в порядке, Хэнк, - ответила она. Я перевернулся на живот. От меня несло потом. Я встал и налил в два стакана. Мы сели в постели и выпили, бок о бок. Я не мог понять, как мне удалось кончить в первый раз. У нас проблема. Вся эта красота, вся эта доброта - а у нас проблема. Я не способен сказать Минди, в чем она. Я не знал, как сообщить ей, что у нее большая пизда. Может, ей никто никогда не говорил. - Все будет лучше, когда я не буду столько пить, - сказал я ей. - Пожалуйста, не волнуйся, Хэнк. - Ладно. Мы уснули, или же сделали вид, что уснули. Я-то уснул, в конце концов.... 28 Минди прожила у меня около недели. Я познакомил ее со своими друзьями. Мы ходили везде. Но решено ничего не было. Я не мог словить оргазм. Ее, казалось, это не обламывало. Что и странно. Около 10.45 как-то вечером Минди в передней комнате пила и читала журнал. Я валялся на постели в одних трусах, пьяный, курил, полный стакан стоял на стуле. Я таращился в голубой потолок, ничего не чувствуя и ни о чем не думая. С парадного входа постучали. Минди спросила: - Открыть? - Конечно, - ответил я, - валяй. Я слышал, как Минди открывает дверь. Затем послышался голос Лидии: - Просто зашла посмотреть, что у меня за соперница. О, подумал я, вот это мило. Сейчас встану, налью им обеим по стаканчику, мы все вместе выпьем и поговорим. Мне нравится, если мои женщины понимают друг друга. Потом я услышал, как Минди закричала. И Лидия закричала. Я слышал возню, кряхтенье, падение тел. Переворачивалась мебель. Минди завопила снова - будто на нее напали. Завопила Лидия - как тигрица, идущая на убийство. Я выпрыгнул из кровати, собираясь их разнять. Вбежал в переднюю комнату в одних трусах. Там происходила безумная сцена с выдиранием волос, плевками и царапаньем. Я подбежал растащить их, но, споткнувшись о собственный ботинок на ковре, тяжело грохнулся. Минди выскочила за дверь, Лидия - следом. Они побежали по дорожке к улице. Я услышал еще один вопль. Прошло несколько минут. Я встал и прикрыл дверь. Очевидно, Минди спаслась, поскольку неожиданно вошла Лидия. Она села в кресло около двери. Взглянула на меня. - Извини. Я описялась. Так оно и было. В промежности у нее было темное пятно, и одна штанина вся вымокла. - Да ладно, - сказал я. Я налил Лидии, и та просто сидела, держа стакан в руке. Свой я в руке удержать не мог. Никто ничего не говорил. Немного погодя, в дверь постучали. Я встал в одних трусах и открыл. Мой огромный, белый, дряблый живот переваливался за резинку трусов. В дверях стояли два полицейских. - Здрасьте, - сказал я. - Мы по вызову о нарушении тишины и порядка. - Это просто небольшой семейный спор, - сказал я. - Подробности нам тоже сообщили, - сказал фараон, стоявший ко мне поближе. - Там было две женщины. - Обычно так и бывает, - ответил я. - Хорошо, - сказал первый. - Я только хочу задать вам один вопрос. - Ну. - Какую из них вы хотите? - Я возьму вот эту, - я показал на Лидию, сидевшую в кресле, всю обоссанную. - Хорошо, сэр, а вы уверены? - Уверен. Полицейские ушли, и я остался с Лидией снова. 29 Телефон зазвонил на следующее утро. Лидия уехала к себе. То был Бобби - паренек, что жил в соседнем квартале и работал в порнографическом книжном магазине. - Минди у меня. Она хочет, чтобы ты пришел и поговорил с нею. - Ладно. Я пришел с 3 бутылками пива. На Минди были высокие каблуки и черный просвечивавший наряд из Фредерикса. Он напоминал кукольное платье, и сквозь него виднелись черные трусики. Лифчика у нее не было. Валери куда-то девалась. Я сел и свернул пробки с пивных бутылок, передал их всем. - Ты возвращаешься к Лидии, Хэнк? - спросила Минди. - Извини, да. Я вернулся. - Гнило вс это - то, что случилось. Я думала, у вас с Лидией вс. - Я тоже так думал. Такие вещи - очень странные. - Вся моя одежда у тебя осталась. Надо будет прийти забрать. - Конечно. - Ты уверен, что она уехала? - Да. - Она как кобл., эта женщина, как лесбуха настоящая. - Не думаю. Минди встала и вышла в ванную. Бобби посмотрел на меня. - Я ее отъебал, - сказал он. - Она не виновата. Ей некуда было больше пойти. - Я ее и не виню. - Валери взяла ее с собой во Фредерикс, настроение поднять, купила ей новый наряд. Минди вышла из ванной. Она там плакала. - Минди, - сказал я, - мне пора идти. - Я за одеждой потом зайду. Я поднялся и вышел за дверь. Минди вышла следом. - Обними меня, - сказала она. Я ее обнял. Она плакала. - Ты никогда не забудешь меня... никогда! Я пошел к себе пешком, размышляя: интересно, а Бобби действительно ебал Минди? Они с Валери врубались во много странных новых дел. Наплевать на их отсутствие обычных чувств. Дело в том, как они вс делали, не показывая никаких эмоций: точно так же, как кто-нибудь другой мог зевнуть или сварить картошку. 30 Ради умиротворения Лидии я согласился съездить в Башку Мула, штат Юта. Ее сестра ушла в поход в горы. Сестры, на самом деле, владели там большей частью земли. По наследству от отца досталась. Глендолина, одна из сестер, поставила в лесах палатку. Она писала роман Дикая Женщина с Гор. Приезда остальных ждали со дня на день. Мы с Лидией прибыли первыми. У нас была крошечная армейская палатка на двоих. Мы втиснулись в нее в первую ночь, и комары втиснулись туда вместе с нами. Ужасно. На следующее утро мы сидели вокруг походного костра. Глендолина с Лидией готовили завтрак. Я купил припасов на 40 долларов, что включало несколько полудюжин пива. Я положил их остужаться в горный ручей. Мы доели завтрак. Я помог им с тарелками, а потом Глендолина извлекла свой роман и стала нам читать. Он был, на самом деле, неплох, но очень непрофессионален и требовал большой обточки. Глендолина подразумевала, что читатель так же зачарован ее жизнью, как и она сама - а это смертельная ошибка. Другие смертельные ошибки, сделанные ею, слишком многочисленны, чтоб их тут упоминать. Я сходил к ручью и вернулся с 3 бутылками пива. Девчонки отказались, пива им не хотелось. Они были сильно настроены против пива. Мы обсудили роман Глендолины. Я уже вычислил, что все, кому хочется читать свои романы вслух, неминуемо неблагонадежны. Если это - не старый добрый поцелуй смерти, то его тогда вообще не существует. Разговор сменил русло, и девчонки защебетали о мужиках, вечеринках, танцульках и сексе. У Глендолины был высокий возбужденный голос, и смеялась она нервно, смеялась беспрерывно. Далеко за сорок, довольно жирная и очень неопрятная. Помимо этого, как и я сам, она была просто страхолюдиной. Глендолина говорила без передыху, должно быть, больше часа - и об одном лишь сексе. Перед глазами у меня все поплыло. Она размахивала руками над головой: - Я ДИКАЯ ЖЕНЩИНА С ГОР! О ГДЕ, О ГДЕ ТОТ МУЖЧИНА, ТОТ НАСТОЯЩИЙ МУЖЕСТВЕННЫЙ МУЖЧИНА, ЧТО ВЗЯЛ БЫ МЕНЯ? Ну, здесь его определенно нет, подумал я. Я взглянул на Лидию: - Пошли погуляем. - Нет, - ответила она, - я хочу почитать вот эту книгу. - Та называлась Любовь и Оргазм: Революционный Путеводитель Полового Осуществления. - Хорошо, - сказал я, - тогда я один схожу. Я дошел до горного ручья. Сунул в него руку и достал еще одну бутылку, открыл и сел выпить. Я в этих горах - в капкане, да еще и с двумя ненормальными бабами. Они отнимают всю радость у ебли, постоянно болтая о ней. Мне тоже нравится ебстись, но она ведь для меня - не религия. В ней чересчур много смешного и трагичного. Люди наверняка не знают, как с ней вообще обращаться, поэтому превратили в игрушку. В игрушку, разрушающую их самих. Самое главное, решил я, - найти подходящую женщину. Но как? У меня с собой был красный блокнотик и ручка. Я нацарапал в нем медитативную поэмку. Затем подошел к озеру. Выгоны Вэнсов называлось это место. Сестры владели большей его частью. Мне требовалось посрать. Я снял штаны и присел в кустарнике с мухами и комарами. Городскими удобствами я смогу воспользоваться в любое время. Здесь же нужно подтираться листвой. Я подошел к озеру и сунул одну ногу в воду. Та была холодной, как лед. Будь мужчиной, старик. Заходи. Моя кожа была белой, словно слоновая кость. Я чувствовал, что очень стар, очень мягок. Я двинулся в ледяную воду. Зашел по пояс, затем глубоко вдохнул и прыгнул вперед. Залез полностью! Ил взвихрился со дна и набился мне в уши, в рот, в волосы. Я стоял в грязной воде, зубы стучали. Я долго ждал, пока вода осядет и успокоится. Потом зашагал назад. Оделся и стал пробираться вдоль края озера. Дойдя до конца, я услышал что-то похожее на шум водопада. Я зашел в чащу, продираясь на звук. Пришлось огибать какие-то скалы, овраг. Звук вс приближался и приближался. Вокруг роились мухи и комары. Мухи были крупными, злыми и голодными, гораздо крупнее городских, и они определяли свою еду издали, навскидку. Я продрался сквозь какие-то густые кусты, и вот он - мой первый в жизни, ей-Богу настоящий, водопад. Вода просто стекала с горы и переливалась через скальный уступ. Он был прекрасен. Вода вс шла и шла. Эта вода притекала откуда-то. И куда-то утекала. Вероятно, к озеру вели 3 или 4 ручья. Наконец, мне надоело смотреть на него, и я решил вернуться. Кроме этого, я решил пойти другой дорогой, напрямик. Я пробрался на другую сторону озера и свернул к лагерю. Я примерно знал, где он. Моя красная записная книжка по-прежнему оставалась со мной. Я остановился и написал еще одно стихотворение, менее медитативное, потом пошел дальше. Я вс шел и шел. Лагерь не появлялся. Я прошел еще немного. Огляделся, ища глазами озеро. Озера я найти не смог - я не знал, где оно. Внезапно меня осенило: я ЗАБЛУДИЛСЯ. Эти ебучие сексуальные суки свели меня с ума, и я теперь ЗАБЛУДИЛСЯ. Я огляделся вокруг. Поодаль стояли горы, меня окружали только деревья и кусты. И никакого центра, никакой точки отсчета, никакой связи ни с чем. Я перепугался, по-настоящему перепугался. Зачем я разрешил им увезти себя из города, из моего Лос-Анжелеса? Там мужику можно вызвать такси, позвонить по телефону, там есть разумные решения разумных проблем. Выгоны Вэнсов расстилались вокруг меня на многие, многие мили. Я выкинул свой красный блокнот. Что за смерть для писателя! Я уже видел в газете: ГЕНРИ ЧИНАСКИ, МЕЛКИЙ ПОЭТ, НАЙДЕН МЕРТВЫМ В ЛЕСАХ ЮТЫ Генри Чинаски, бывший почтовый служащий, ставший писателем, вчера днем был найден в разложившемся состоянии лесником У. К. Бруксом-мл. Возле останков также найдена небольшая красная записная книжка, содержащая, очевидно, последнее произведение, написанное мистером Чинаски. Я пошел дальше. Вскоре я очутился в каком-то заболоченном месте, полном воды. То и дело какая-нибудь нога у меня проваливалась в трясину по колено, и мне приходилось себя вытягивать. Я дошел до изгороди из колючей проволоки. Я сразу же понял, что через нее мне лезть не нужно. Я знал, что это будет неправильно, и просто стоял, сложив ладони в рупор, и орал: - ЛИДИЯ! Ответа не было. Я попробовал еще раз: - ЛИДИЯ! Голос мой звучал очень скорбно. Голос труса. Я двинулся дальше. Славно будет, думал я, вернуться к сестренкам, слушать, как они смеются и над сексом, и над мужиками, и над танцульками с вечеринками. Славно будет слышать голос Глендолины. Славно будет запускать руку в длинные волосы Лидии. Я преданно буду брать ее на все посиделки в городе. Я даже буду танцевать со всеми женщинами и отпускать блистательные шуточки обо всем на свете. Я выдержу всю эту недоразвитую говенную бредятину с улыбкой. Я почти что слышал собственный голос: - Эй, да это великолепная танцевальная мелодия! Кто хочет по-настоящему пошевелиться? А ну, кто хочет буги сбацать? Я шел по болоту дальше. Наконец, достиг сухой земли. Выбрался на дорогу. Просто старая грунтовка, но выглядела она хорошо. Я мог разглядеть следы шин, отпечатки копыт. Над головой даже тянулись провода, они несли куда-то электричество. Мне нужно было просто-напросто идти за этими проводами. Я шел по дороге. Солнце стояло высоко, должно быть, уже наступил полдень. Я шел дальше, чувствуя себя дураком. Я добрался до запертых ворот посреди дороги. Что это означает? Сбоку маленькая калитка. Очевидно, ворота не пускают скот. Но где этот скот? Где владелец скота? Может, он наезжает сюда только раз в полгода. Макушка у меня начала раскалываться. Я поднял руку и пощупал то место, по которому мне навернули дубинкой в филадельфийском баре 30 лет назад. Остался шрам. Теперь этот шрам, пропеченный солнцем, распух. Он выпирал небольшим рогом. Я отковырял кусочек и выбросил на дорогу. Я шел еще час, потом решил повернуть назад. Значит, придется тащиться обратно весь путь, однако я чувствовал, что сделать это надо. Я снял рубашку и обмотал ею голову. Раз или два я останавливался и вопил: - ЛИДИЯ! - Ответа не было. Через некоторое время я добрел до тех самых ворот снова. Нужно было лишь обойти их, но кое-что меня не пускало. Оно стояло перед воротами, футах в 15 от меня. Это была маленькая важенка, олененок, что-то типа того. Я медленно двинулся к нему. Оно не пошевелилось. Пропустит или нет? Казалось, оно меня совсем не боится. Наверное, чует мое смятение, мою трусость. Я подходил все ближе и ближе. Оно никак не уступало мне дорогу. У него были большие прекрасные карие глаза - прекраснее глаз любой женщины, что я когда-либо встречал. Невероятно. Я стоял от него в 3 футах, уже готовый сдать назад, когда оно рванулось с места и сигануло с дороги в леса. Оно было в отличной форме - бегать могло еще как. Идя дальше по дороге, я услышал, как где-то течет вода. Вода мне нужна. Без воды ведь долго не проживешь. Я сошел с дороги и двинулся на шум воды. На пути стоял небольшой пригорок, покрытый травой, и, перевалив через него, я ее увидел: вода лилась из нескольких цементных труб в стене плотины в нечто вроде водохранилища. Я уселся на край и снял ботинки с чулками, закатал штанины и сунул ноги в воду. Потом полил себе на голову. Потом попил - но не слишком много и не слишком быстро, совсем как это делают в кино. Немного придя в себя, я заметил пирс, выступавший в водохранилище. Я вышел на него и наткнулся на большой железный ящик, привинченный к стенке пирса. Он был заперт на засов. Там, внутри, вероятно, телефон! Я мог бы позвонить и вызвать подмогу! Я сходил, нашел камень побольше и начал сбивать им замок. Тот не поддавался. Что, к дьяволу, сделал бы на моем месте Джек Лондон? Что бы сделал Хемингуэй? Или Жан Жене? Я продолжал колотить камнем по замку. Время от времени я промахивался и попадал по замку или по самому ящику рукой. Содрал кожу, потекла кровь. Я собрался с силами и нанес замку один последний удар. Дужка отскочила. Я снял его и открыл железную дверцу. Телефона внутри не было. Внутри был ряд каких-то переключателей и какие-то толстые кабели. Я сунул туда руку, коснулся провода - и меня ужасно тряхнуло. Затем потянул на себя выключатель. Заревела вода. Из 3 или 4 дыр в цементной стене плотины ударили гигантские белые струи воды. Я дернул второй переключатель. Еще три или четыре дырки открылись, выпуская тонны воды. Я потянул за третий - и вся плотина дрогнула. Я стоял и смотрел, как вырывается вода. Может, у меня получится устроить наводнение, приедут ковбои на лошадях или в маленьких видавших виды пикапах и спасут меня. Я уже видел заголовок: ГЕНРИ ЧИНАСКИ, МЕЛКИЙ ПОЭТ, ТОПИТ ШТАТ ЮТА, СПАСАЯ СВОЮ МЯГКУЮ ЛОС-АНЖЕЛЕССКУЮ ЖОПУ. Я решил, что лучше не стоит. Вернул все переключатели в нормальное состояние, закрыл железный ящик и повесил на место сломанный замок. Я ушел от водохранилища, чуть повыше нашел еще одну дорогу и пошел по ней. Казалось, ею пользовались чаще, чем первой. Я шел. Никогда я так не уставал. Глаза едва видели. Вдруг навстречу мне попалась маленькая девчушка лет 5. В синем платьице и белых туфельках. Похоже, она испугалась, увидев меня. Я постарался выглядеть приятным и дружелюбным, бочком придвигаясь к ней. - Девочка, не уходи. Я ничего плохого тебе не сделаю. Я ЗАБЛУДИЛСЯ! Где твои родители? Девочка, отведи меня к своим родителям! Маленькая девочка ткнула куда-то пальцем. На дороге впереди я увидел трейлер, а рядом - машину. - ЭЙ. Я ЗАБЛУДИЛСЯ! - закричал я. - ГОСПОДИ, КАК ЖЕ Я РАД, ЧТО ВАС УВИДЕЛ! Из-за трейлера вышла Лидия. Из волос торчали красные бигуди. - Иди сюда, хлюздя городская, - сказала она. - Пошли домой. - Я так рад тебя видеть, крошка, поцелуй меня! - Нет. Иди за мной. Лидия пустилась бегом футах в 20 впереди. Не отставать было сложно. - Я спросила тех людей, не видали ли они поблизости парня из города, - крикнула она через плечо. - Они сказали, что нет. - Лидия, я люблю тебя! - Давай быстрей! Как ты медленно! - Постой, Лидия, подожди! Она сиганула через колючую проволоку. У меня не получилось. Я запутался в колючках. Я не мог пошевелиться. Как корова в мышеловке. - ЛИДИЯ! Она вернулась со своими красными бигудями и стала отцеплять меня от проволоки. - Я пошла по твоему следу. Нашла твой красный блокнотик. Ты специально заблудился, потому что тебе моча в голову стукнула. - Нет, я заблудился из невежества и страха. Я незавершенная личность - я городская личность с задержкой в развитии. Я, в какой-то степени, - моросливый говенный неудачник, которому нечего предложить. - Господи, - сказала она, - ты думаешь, я этого не знаю? Она освободила меня от последней колючки. Я припустил за ней. Я снова был с Лидией. 31 Через 3 или 4 дня я должен был лететь на чтения в Хьюстон. Я съездил на бега, надрался там, а после поехал в бар на Бульваре Голливуд. Вернулся домой в 9 или 10 вечера. Пересекая спальню на пути к ванной, я зацепился за телефонный шнур. Упал и ударился об угол кровати - стальной край рамы, острый, как лезвие ножа. Поднявшись на ноги, я увидел, что чуть выше лодыжки у меня глубокая рана. Кровь хлестала на ковер, и я оставлял за собой кровавую полосу, идя в ванную. Кровь лилась на кафель, и, расхаживая, я оставлял везде кровавые следы. В дверь постучали, и я впустил в дом Бобби. - Святый Боже, чувак, что стряслось? - Это СМЕРТЬ, - сказал я. - Я истекаю кровью до смерти.... - Дядя, - сказал он, - лучше тебе что-нибудь сделать с этой ногой. Постучалась Валери. Ее я тоже впустил. Она завопила. Я налил по одной Бобби, Валери и себе. Зазвонил телефон. Лидия. - Лидия, маленькая моя, я истекаю кровью! - Это опять один из твоих драматических приходов? - Нет, я истекаю кровью до смерти. Спроси Валери. Валери взяла трубку. - Это правда. Он раскроил себе лодыжку. Тут кровищи повсюду, а он ничего не хочет делать. Лучше приезжай.... Когда Лидия приехала, я сидел на тахте. - Смотри, Лидия: СМЕРТЬ! - Из раны свисали крохотные сосудики, похожие на спагетти. Я дергал некоторые из них. Потом взял сигарету и стряхнул пепел в рану. - Я МУЖЧИНА! Дьявольщина, я МУЖЧИНА! Лидия сходила, нашла где-то перекиси водорода и залила ею рану. Славно. Из раны ринулась белая пена. Она шипела и пузырилась. Лидия подбавила еще. - Тебе бы лучше в больницу, - посоветовал Бобби. - Не нужна мне ваша ебаная больница! - сказал я. - Само пройдет.... На следующее утро рана выглядела кошмарно. Она все еще не закрылась, но, казалось, уже покрывалась хорошенькой коростой. Я сходил в аптеку за перекисью, бинтами и горькой солью. Налил в ванну горячей воды, насыпал туда горькой соли и залез. Я начал представлять себя с одной ногой. Преимущества тоже были: ГЕНРИ ЧИНАСКИ, БЕЗ СОМНЕНИЯ - ВЕЛИЧАЙШИЙ ОДНОНОГИЙ ПОЭТ В МИРЕ Днем заглянул Бобби. - Ты не знаешь, сколько стоит ампутировать ногу? - 12.000 долларов. После его ухода я позвонил своему участковому врачу. Я полетел в Хьюстон с плотно забинтованной ногой. Пытаясь вылечить инфекцию, я принимал антибиотики в пилюлях. Мой врач упомянул, что любое пьянство уничтожит то хорошее, что мне принесут эти антибиотики. На чтение, проходившее в музее современного искусства, я пришел трезвым. После того, как я прочел несколько стихотворений, кто-то из публики спросил: - А как получилось, что вы не пьяный? - Генри Чинаски не смог приехать, - ответил я. - Я его брат Ефрем. Я проче