ельно посмотрел на Фрэнка зелеными глазами. Нервно потер ладони друг о дружку. -- Не знаю, смогу ли я сделать то, что вы просите. То есть не знаю, как я должен держаться. Одно дело вести передачу, говорить по телефону с нормальными людьми и другое говорить... говорить... Фрэнк понял, что Жан-Лу не решается произнести слово "убийца", и пришел ему на помощь. -- Знаю, что нелегко. Нам тоже трудно предположить, что там в голове у этого типа. Но мы будем здесь и дадим тебе необходимые указания при любом развитии событий. Мы пригласили еще и эксперта. Он обернулся и взглянул на Никола, до сих пор молчавшего. -- Тебе будет помогать психопатолог, доктор Клюни, консультант полиции, который обычно ведет переговоры с преступниками при захвате заложников. -- Хорошо. Если объясните, что мне делать, то я готов. Жан-Лу посмотрел на Бикжало, словно оставляя последнее слово за ним. Директор рассматривал картонный фильтр русской сигареты и складывал его по всем правилам. Он начал издалека. -- Конечно, это немалая ответственность... Фрэнк сразу понял, куда тот клонит и поднялся с кресла. Теперь он смотрел на Бикжало сверху вниз. -- Послушайте, я не знаю, понимаете ли вы всю серьезность положения. Чтобы вам окончательно все стало ясно, наверное, стоит вам кое-что показать. Он наклонился и достал из сумки Юло, лежавшей на полу возле кресла, несколько фотографий размером двадцать на тридцать. И бросил их на письменный стол. -- Мы ловим человека, который способен сделать вот это. На фотографиях были трупы Йохана и Эриджейн и их изуродованные головы крупным планом. Взглянув на снимки, Бикжало побледнел. Юло усмехнулся про себя. Фрэнк снова опустился в кресло. -- Этот человек еще на свободе, и мы считаем, что он способен повторить подобное. Нужно остановить его, и сейчас мы рассчитываем только на вас. Тут речь идет не о том, чтобы увеличить вашу аудиторию. Это охота на человека. От нее зависит жизнь или смерть многих людей. Фрэнк отвел взгляд от Бикжало подобно тому, как змея отводит на мгновение свой гипнотический взгляд от жертвы, с которой хочет поиграть. Он взял со стола пачку сигарет и принялся с интересом рассматривать ее. -- Не говоря уже о том, что, если эта история разрешится с вашей помощью, ваше радио и Жан-Лу получат такую известность, какой вы сами не добились бы и за тысячу лет. Бикжало немного расслабился. Он подтолкнул снимки к Фрэнку, коснувшись их кончиками пальцев, словно боясь обжечься. Потом с явным облегчением откинулся на спинку кресла. Теперь можно было продолжить разговор. -- Согласен, если нужно помочь закону, если от нес будет польза, "Радио Монте-Карло" не откажет. А кроме того, ведь задача "Голосов" как раз в том, чтобы помогать. Помогать людям, которые нуждаются в поддержке. Я только одно хотел бы попросить у вас, если возможно... Фрэнка молчал, и Бикжало решил, что можно продолжить. -- Эксклюзивное интервью с вами. Мы хотим быть первыми. Его проведет Жан-Лу, как только все будет закончено. Прямо тут у нас, на радио. Фрэнк посмотрел на Юло, тот еле заметно кивнул. -- Договорились. Он снова поднялся. -- Придут наши техники со своей аппаратурой, чтобы поставить телефоны на контроль. И сделают еще кое-что, потом объяснят вам подробно. Начнем сегодня же вечером. -- Хорошо. Велю своим сотрудникам быть в вашем распоряжении и всячески вам содействовать. Совещание закончилось. Все поднялись. Фрэнк поймал растерянный взгляд Жан-Лу Вердье. Он похлопал его по плечу, как бы ободряя. -- Спасибо, Жан-Лу. У тебя отличная передача. Уверен, ты прекрасно справишься. Боишься? Диджей поднял на него чистейшие, зеленые, как морская вода, глаза. -- Боюсь. Дò смерти. 13 Фрэнк взглянул на часы. Жан-Лу выпустил в эфир еще один рекламный блок. Лоран подал Барбаре знак, и на последних словах диджея она ввела музыку. Настал пятиминутный перерыв. Фрэнк поднялся и слегка потянулся, желая расправить плечи. -- Устал? -- спросил Лоран, закуривая. Дым поднялся вверх и улетел в вентиляцию. -- Не особенно. В каком-то смысле я привык ждать. -- Счастливец! А я буквально умираю от волнения, -- сказала Барбара, вставая и поправляя свои рыжие волосы. Инспектор Морелли, сидевший на стуле у стены, оторвал взгляд от спортивной газеты. Похоже, его вдруг больше заинтересовала фигура девушки в легком летнем платье, чем мировой чемпионат по футболу. Лоран повернулся вместе с креслом к Франку. -- Возможно, это не мое дело, но мне хотелось бы спросить вас кое о чем. -- Так спрашивайте, а я скажу, ваше это дело или нет. -- Что вы испытываете, занимаясь своей работой? Фрэнк смотрел словно сквозь него. Лоран решил, что тот размышляет. Он не мог знать, что сейчас у Фрэнка Оттобре перед глазами была женщина, лежащая на мраморном столе в морге, та, которая и в радостную и в трудную минуту была его женой. Та, которую уже не разбудит ничей голос. -- Что испытываю, занимаясь своей работой? -- Фрэнк невольно повторил вопрос, прежде чем ответить. -- Спустя какое-то время хочется только одного -- забыть обо всем. Лорен отвернулся к режиссерскому пульту, почувствовав себя неловко. Наверное, он задал глупый вопрос. Ему не удавалось проникнуться симпатией к этому американцу могучего сложения с холодными, как изморозь, глазами, который будто отгородился от окружающего мира. Такая манера исключала любое общение. Это был человек, который ничего не давал, именно потому, что ничего не просил. И все же он сидел тут в ожидании, хотя, похоже, даже он, не знал, чего именно. -- Предпоследний блок, -- сказала Барбара, снова садясь за микшер. Ее голос прервал неловкое молчание. Морелли вернулся к спортивной хронике, продолжая, однако, посматривать на волосы девушки, спадавшие ниже спинки кресла. Лоран сделал знак Жаку, оператору у пульта управления. Тот вывел в эфир эпическую музыку Вангелиса. В студии у Жан-Лу зажглось красное табло, и его голос вновь зазвучал в аппаратной и в эфире. -- Сейчас на "Радио Монте-Карло" одиннадцать сорок пять. Впереди целая ночь. Мы ставим то, что вы хотите послушать, мы говорим то, что вы хотите услышать. Никто вас не осуждает, и все слушают вас. В эфире передача "Голоса". Звоните нам. И снова режиссерская аппаратная заполнилась медленной ритмичной музыкой, напоминавшей морской прибой. За стеклом в своей студии Жан-Лу был, что называется, на своей территории и прекрасно знал, что и как делать. В режиссерской аппаратной замигал световой сигнал телефона. Фрэнк почему-то вздрогнул. Лоран подал Жан-Лу знак, и диджей ответил ему кивком. -- Кто-то звонит нам. Алло? Несколько мгновений тишины, потом послышался какой-то странный шум. Неожиданно звуковой фон сменился похоронной музыкой. Голос, раздавшийся из колонок, был уже хорошо знаком всем, записан на пленку и запечатлен в сознании. -- Привет, Жан-Лу. Фрэнк выпрямился на стуле, как от электрического разряда. Он щелкнул пальцами в сторону Морелли. Инспектор сразу понял, что нужно сделать, поднялся и взялся за рацию, висевшую на поясе. -- Ребята, внимание. Есть контакт. Будьте начеку. -- Привет, кто ты? -- спросил Жан-Лу. Человек на другом конце провода, похоже, улыбался. -- Ты знаешь, кто я, Жан-Лу. Я -- некто и никто. -- Тот, кто уже звонил сюда однажды? Морелли выбежал из аппаратной и тотчас вернулся с доктором Клюни, полицейским психопатологом, который ожидал в коридоре. Он взял стул и сел рядом с Фрэнком. Лоран включил микрофон, позволявший общаться с Жан-Лу через наушники, минуя в эфир. -- Постарайся потянуть разговор как можно дольше, -- попросил Клюни, расслабляя узел галстука и расстегивая воротничок. -- Да, друг мой. Я звонил однажды и еще позвоню. А эти ищейки там, рядом с тобой? Электронный голос будто привносил с собой пламя ада и холод мрамора. Казалось, в помещении стало не хватать воздуха, словно кондиционеры не нагнетали, а, напротитв, удаляли прохладу. -- Какие ищейки? Ответ прозвучал не сразу: -- Те, что охотятся за мной. Они рядом с тобой? Жан-Лу поднял голову и посмотрел сквозь стекло в режиссерскую кабину, словно растерявшись. Клюни слега приблизился к микрофону. -- Соглашайся, говори все, что ему хочется услышать, и постарайся, только потяни подольше... Жан-Лу продолжил разговор. Его голос звучал мрачно. -- Зачем этот вопрос? Ты ведь знаешь, что здесь. -- Мне нет до них никакого дела. Они -- пустое место. Меня интересуешь ты. -- Почему я? Почему именно я? Опять молчание. -- Я уже сказал тебе: потому что ты такой же, как я, -- голос без лица. Но тебе повезло -- из нас двоих только ты можешь подняться утром и выйти на солнечный свет. -- А ты не можешь? -- Нет. -- В этом коротком односложном ответе заключалось абсолютное отрицание, не допускающее никаких возражений, полный отказ. -- Почему? -- спросил Жан-Лу. -- Потому что кое-кто так решил. И я мало что могу сделать... Молчание. Клюни повернулся к Фрэнку и в изумлении прошептал: -- Он плачет... Снова долгое молчание, наконец, неизвестный заговорил. -- Я мало что могу сделать. Но есть только один способ устранить зло -- сразить его при помощи того же зла. -- Зачем совершать зло, когда столько людей вокруг готовы помочь тебе? Снова томительное молчание, и наконец голос произносит гневный приговор. -- Я просил помощи, но та единственная, которую я получил, убила меня. Скажи это ищейкам. Скажи это всем. Жалости не будет, потому что ее нет, прощения не будет, потому что и его нет, мира не будет, потому что его тоже нет. Только кость для твоих ищеек... -- Как это понимать? Он замолчал и на этот раз надолго. Потом сумел, видимо, справиться со своими чувствами, и его голос зазвучал, как дуновение легкого ветерка. -- Ты ведь любишь музыку, Жан-Лу? -- Люблю. А ты? -- Музыка меня не предает, музыка -- цель жизни. Музыка -- сама жизнь. Неожиданно, как и в прошлый раз, зазвучала музыка, медленная и волнующая партия электрогитары. Всего несколько отдельных протяжных нот, -- музыкант словно разговаривал со своим инструментом. Фрэнк узнал мелодию "Samba Pa Ti", слегка видоизмененную фантазией исполнителя. Одинокая гитара, надрывный всплеск и сразу же гром аплодисментов. И так же внезапно, как зазвучала, музыка умолкла. -- Вот она, кость, которую у тебя просили ищейки. А теперь мне пора идти, Жан-Лу. Сегодня ночью у меня дела. Диджей спросил его дрожащим голосом: -- А что ты будешь делать сегодня ночью? -- Ты знаешь, что я делаю по ночам, друг мой. Отлично знаешь. -- Нет, не знаю. Прошу тебя, скажи. Тишина. -- Не моей рукой написаны те слова, но теперь уже все знают, что я делаю по ночам... Снова молчание, оглушившее всех, подобно барабанному бою. -- Я убиваю... Голос умолк, но продолжал звучать в ушах, словно карканье ворона на телефонных проводах. Последние слова подействовали как вспышка магния. На какой-то миг все застыли, будто на фотографии, не в силах даже перевести дыхание. Фрэнк очнулся первым. -- Морелли, зови ребят и посмотри, что удалось сделать. Лоран, ты уверен, что все записано? Режиссер сидел за столом, обхватив голову руками. За него ответила Барбара. -- Конечно. Могу я теперь упасть в обморок? Фрэнк посмотрел ан нее. Вместо лица -- белое пятно в окружении рыжих волос, руки слегка дрожат. -- Нет, Барбара, вы мне еще нужны. Перепишите разговор на кассету, она потребуется мне через пять минут. -- Уже сделано. Я приготовила второй магнитофон во время паузы и включила его, как только начался разговор. Надо только перемотать пленку на начало. Морелли бросил на девушку восхищенный взгляд и постарался, чтобы она его заметила. -- Отлично. Молодец. Морелли? Морелли оторвал взгляд от Барбары и покраснел, будто его застали на месте преступления. -- К нам уже идет техник. И насколько я понял, не с хорошими новостями. В студию вошел молодой темнокожий человек явно африканского происхождения. Фрэнк поднялся. -- Ну что? Техник пожал плечами. На его темном лице было написано сожаление. -- Ничего. Мы не смогли определить телефон. Этот мерзавец использовал какое-то весьма эффективное устройство... -- Это был мобильник или стационар? -- Не знаем. Наш пеленгатор работает через спутник. Но мы не получили сигнала ни со стационара, ни с мобильника. Фрэнк повернулся к психопатологу, в задумчивости сидевшему на своем стуле. -- Доктор Клюни? -- Не знаю. Надо прослушать запись. Единственное, что могу сказать: мне еще никогда в жизни не приходилось сталкиваться с подобным субъектом! Фрэнк достал мобильник и набрал номер Юло. После короткого ожидания комиссар ответил. Конечно же, он не спал. -- Никола, так и есть. Наш друг объявился. -- Знаю, я слушал передачу. Одеваюсь. Сейчас буду. -- Хорошо. -- Вы все еще на радио? -- Да, здесь. Ждем тебя. Фрэнк выключил телефон. -- Морелли, как только приедет комиссар, собираем общее совещание. Лоран, мне нужна ваша помощь тоже. Если не ошибаюсь, я видел зал для заседаний рядом с кабинетом директора. Можем собраться там? -- Конечно. -- Хорошо. Барбара, в зале для заседаний можно послушать запись? -- Да, там есть все необходимое. -- Отлично. У нас мало времени. Нам надо лететь. В суматохе совершенно забыли о Жан-Лу. Его голос прозвучал в колонках. -- Ну что, теперь все? Он сидел, откинувшись на спинку кресла, совершенно неподвижно, словно бабочка, наколотая на бархат. Фрэнк нажал кнопку переговорника. -- Нет, Жан-Лу. Это, к сожалению, отнюдь не все. Ты, во всяком случае, вел себя молодцом. В наступившей затем тишине Жан-Лу медленно опустил локти на стол и обхватил голову руками. 14 Юло приехал очень быстро, одновременно с Бикжало. Директор выглядел весьма расстроенным. Он вошел в радиостудию, следуя несколько поодаль от комиссара, словно подчеркивая, что дистанцируется от всей этой истории. Наверное только сейчас Бикжало осознал, что все это значит. По помещениям радио расхаживали вооруженные люди, в атмосфере ощущалось какое-то новое, непривычное напряжение. Прозвучал некий голос, и с ним пришло предвестие смерти. Фрэнк ожидал их у двери в зал совещаний, прислонившись к стене, отделанной светлым деревом. Рядом стоял Морелли. Оба молчали. Затем вместе вошли в зал, где все уже сидели в ожидании за длинным столом. Разговоры вполголоса стихли. Шторы были подняты, окна открыты, и снаружи доносились негромкие звуки спокойного ночного движения в Монте-Карло. Юло сел справа от Фрэнка, предоставив тому место во главе стола и поручив вести совещание. Он был в той же рубашке, и не заметно было, чтобы он хоть немного отдохнул. -- Сейчас собрались здесь все, кто был сегодня вечером в студии. Комиссар и месье Бикжало слушали передачу дома. Мы все знаем, что произошло. И располагаем весьма незначительной информацией. К сожалению, не удалось определить место, откуда поступил звонок... Фрэнк помолчал. Темнокожий молодой человек и его коллега, сидевшие за столом с унылым видом, смущенно поерзали на стульях. -- Никто в этом не виноват. Нет сомнения, что звонивший -- человек весьма искушенный и знает, как сделать, чтобы его не засекли. Техника, которую мы обычно используем, сегодня сработала против нас. Поэтому тут мы бессильны. Может быть, запись телефонного разговора даст нам какую-нибудь дополнительную информацию, поэтому предлагаю прослушать ее еще раз, прежде чем строить предположения. Доктор Клюни согласно кивнул и тем самым, похоже, выразил общее мнение. Фрэнк обратился к Барбаре, стоявшей в другом конце зала возле аппаратуры. -- Барбара, можете включить запись? Девушка нажала кнопку, и комната вновь заполнилась призраками. Они снова услышали голос Жан-Лу из мира живых и голос человека, прятавшегося в какой-то своей обители, полной теней. В абсолютной тишине запись прозвучала до самых последних слов. Я убиваю... И тут у Бикжало с облегчением воскликнул: -- Да это же сумасшедший! Доктор Клюни воспринял замечание как обращение лично к нему. Его близорукий взгляд был скрыт за очками в черепаховой с золотом оправе, тонкий нос с горбинкой походил на клюв мудрой совы. Психопатолог ответил Бикжало, но обращаясь ко всем. -- В узком смысле слова, несомненно, речь идет о безумии. Имейте однако в виду, что он же убил двух человек с леденящей душу легкостью, и это говорит не только о внутреннем взрывном бешенстве, но и о ясности мышления, какая редко встречается в момент совершения преступления. Он звонит по телефону, и не дает засечь себя. Убивает и не оставляет никаких следов, разве что самые незначительные. Это человек, которого нельзя недооценивать, как впрочем и он не склонен недооценивать нас. Он бросает нам вызов. Доктор Клюни снял очки, обнажив два красных пятна на переносице. Должно быть, он никогда не носил контактных линз. И сразу же надел очки, словно почувствовал себя неловко без них. -- Он прекрасно знал, что мы будем тут, он знает, что охота началась, и не случайно говорит об ищейках. Это умный человек, возможно, обладающей высокой культурой. И он понимает, что мы мечемся в темноте, потому что нам недостает ключевого элемента, какой необходим для понимания любого преступления... Он помолчал. Фрэнк заметил, что Клюни очень хорошо владеет аудиторией. Наверное, то же самое подумал и Бикжало, потому что стал смотреть на него с профессиональным интересом. Психопатолог продолжал. -- Нам совершенно неясен мотив преступления. На неведома причина, толкнувшая этого человека на убийство и остальные поступки. В них видится некий ритуал, который имеет для него совершенно определенное значение, но нам неизвестен. Его безумие само по себе не может дать нам никаких улик, потому что оно никак не проявляется внешне. Этот человек живет среди нас, выглядит вполне нормальным, во всем ведет себя, как обычные люди: пьет аперитив, покупает газету, ходит в ресторан, слушает музыку. Самое примечательное -- он слушает музыку. Вот мотив, вот причина, почему он звонит нам сюда. Через передачу, нередко помогающую тем, кто оказался в трудном положении, он ищет помощи. Но он не хочет получить ее там, где звучит музыка, которую он любит слушать. -- Почему вы говорите, что он не хочет получить помощь? -- спросил Фрэнк. -- Потому что его "Нет!" в ответ на предложение о помощи звучит категорически. Он уверен, что никто не может ему помочь. Какая-то травма, стоящая за этим, должно быть, провоцировала неслыханный комплекс, настолько немыслимый, что таящееся в нем скрытое безумие, которым такого типа личности страдают с самого рождения, буквально извергается наружу. Он ненавидит мир и, возможно, считает его своим должником. Видимо, он пережил, какие-то чудовищные унижения или, во всяком случае, так считает. Музыка, наверное, была едва ли не единственным счастливым островком в его жизни. И он дает нам подсказки только на языке музыки. Этот музыкальный фрагмент -- его послание. А сегодня он дал нам еще одну примету, которую надо присоединить к той, что прозвучала в первый раз. Это, несомненно, вызов, но в то же время и невольная, неосознанная мольба. По сути он просит нас остановить его, если сможем, потому что сам он не остановится никогда. Комната словно превратилась в мир теней, плесени и паутины, в какое-то место, куда никогда не проникал солнечный свет. В царство мышей. -- Барбара, можно послушать эту музыку еще раз? -- Конечно. Девушка нажала кнопку, и комната почти тотчас заполнилась звуками гитары, исполнявшей вариации на тему "Samba Pa Ti", менее шумной, чем обычно, более откровенной, в иной трактовке. В самом начале слышна была овация публики, такое случается, когда певец на концерте приступает к своему коронному номеру, и слушатели тотчас узнают его. Когда музыка умолкла, Фрэнк окинул взглядом присутствующих. -- Напомню вам, что во время первого звонка музыкальный фрагмент как бы намекал, кто окажется жертвой. Это была фонограмма фильма, рассказывающего о любви автогонщика и его подруги. "Мужчина и женщина". Как Йохан Вельдер и Эриджейн Паркер. Кто-нибудь имеет хоть малейшее представление, что может означать теперь вот этот музыкальный фрагмент? В другом конце зала Жак, звукорежиссер, слегка прокашлявшись, словно ему было трудно говорить, произнес: -- Ну, я бы сказал, что это мелодия, которую мы все знаем... -- Не надо принимать это в расчет, -- вежливо заметил Юло. -- Допустим, что никто здесь ничего не знает об этой музыке. Иногда подсказки приходят из самых неожиданных мест. -- Я только хотел сказать, что песня широко известна. Это "Samba Pa Ti" Карлоса Сантаны[19]. И ясно, что запись сделана вживую, судя по шуму зала. Много народу, похоже на стадион, хотя иногда концертные записи потом усиливают в студии, накладывая записанные отдельно аплодисменты. Лоран закурил сигарету. Дым покружил в воздухе, пританцовывая проплыл к окну, и исчез в ночи. В воздухе остался легкий запах серы от спички. -- Это все? Жак покраснел и промолчал, не зная, что еще сказать. Юло с улыбкой помог ему выйти из затруднения. -- Хорошо. Спасибо, молодой человек, это уже отличное указание. Кто-нибудь может добавить еще что-нибудь? Эта песня имеет какой-то особый смысл? Была ли она когда-нибудь связана с каким-нибудь странным событием или знаменитостью, может, с каким-то анекдотом? Присутствующие переглянулись, как бы помогая друг другу припомнить. Фрэнк предложил другой путь. -- Кто-либо из вас узнает это исполнение? Если речь идет о записи вживую, можете ли вы догадаться, где она была сделана? Или на каком диске она имеется? Жан-Лу? Диджей сидел рядом с Лораном, задумавшись, словно разговоры вокруг не касались его. Казалось, он еще не пришел в себя от беседы с тем незнакомым голосом по телефону. Он поднял лицо и отрицательно покачал головой. -- А не пиратская и это запись? -- спросил Морелли. Ответила Барбара. -- Я бы не сказала. Звук мне кажется довольно четким. Запись старая, бесспорно аналоговая, а не на цифровая. Кроме того, судя по фоновым шумам, это винил, а не компакт-диск, старая пластинка на 33 оборота. Но качество отличное. Непохоже, что запись сделана любителем на плохой аппаратуре, если учесть технические возможности того времени. Поэтому речь может идти о долгоиграющей пластинке, которую можно найти в магазине, если только это не какой-нибудь "мастер", никогда не поступавший в продажу. -- "Мастер?" -- переспросил Фрэнк, глядя на девушку. Он не мог не разделить восхищение Морелли. Барбара определенно была очень умна, и ее фигура тоже была вполне "очень". Если инспектор намеревался найти к ней подход, то ему предстояло весьма постараться. -- "Мастер" -- это пробная запись на пластинку, которая прежде делалась при грамзаписи в студии, пока не изобрели компакт-диск, -- пояснил Бикжало. -- Речь идет как правило о нескольких экземплярах из какого-нибудь непрочного материала. Такие записи используют только для контроля качества. Некоторые "мастера" очень ценятся коллекционерами. Так или иначе, "мастер" отличается от обычных пластинок тем, что по мере прослушивания его качество с каждым разом ухудшается в геометрической прогрессии. Но не думаю, что это наш случай. И снова наступило молчание, которое означало -- все, что можно было сказать, уже сказано. Юло поднялся, давая понять, что совещание заканчивается. -- Месье, наверное, мне не нужно напоминать вам о том, как важна в этой ситуации любая, самая крохотная зацепка. Убийца разгуливает на свободе. Он играет с нами в "кошки-мышки", даже подсказывает, похоже, кого собирается убить. Все, что вспомните, все, что придет на ум, сразу же сообщайте мне или Фрэнку Оттобре, или инспектору Морелли в любое время дня и ночи, не стесняйтесь. Вот номера наших телефонов. Все поднялись и один за другим покинули комнату. Техники из полиции ушли первыми, словно хотели избежать встречи с Юло. Остальные задержались, чтобы взять у Морелли визитную карточку. Инспектор помедлил, передавая визитку Барбаре, которая, похоже, не выразила недовольства такой неторопливостью. В другой ситуации Фрэнк расценил бы подобное проявление интереса к девушке как служебное упущение, но сейчас увидел в этом реванш жизни над мраком этой ночи. Фрэнк не стал вмешиваться, а подошел к Клюни, который о чем-то негромко разговаривал с Юло. Они слегка расступились, приглашая его присоединиться к беседе. -- Я хотел обратить ваше внимание на то, что в телефонном звонке есть важное указание, дабы мы не путались и не теряли напрасно времени... -- То есть? -- удивился Юло. -- Он доказал нам, что речь идет не о шутке и что он -- именно тот человек, который убил этих двух несчастных на яхте. Фрэнк кивнул, соглашаясь: -- Не моей рукой написаны те слова... Клюни посмотрел на него с одобрением. -- Совершенно верно. Только настоящий преступник мог знать, что надпись сделана по трафарету, а не от руки. Я не стал говорить об этом при всех, потому что, мне кажется, это одна из немногих деталей расследования, которая не должна стать достоянием публики. -- Правильно. Спасибо, доктор Клюни. Отличная работа. -- Не за что. Есть еще некоторые моменты, которые я должен изучить. Лексика, интонация, синтаксис и кое-что другое. Буду изучать, пока не обнаружу что-нибудь. Дайте мне, пожалуйста, копию записи. -- Вы ее получите. До свиданья. Психопатолог вышел из комнаты. -- И что же дальше? -- спросил Бикжало. -- Вы сделали все, что могли, -- ответил Фрэнк, -- теперь очередь за нами. Жан-Лу выглядел расстроенным. Несомненно, он охотно обошелся бы без такого опыта. Может быть, случившееся было не столь возбуждающим, как он себе представлял. Смерть никогда не возбуждает, смерть -- это кровь и мухи, -- подумал Фрэнк. -- Ты вел себя молодцом, Жан-Лу. Я бы не сумел лучше. -- сказал ему Фрэнк. -- Привычка не в счет. Когда сталкиваешься с убийцей, это всегда как будто в первые. А теперь иди домой и постарайся не думать ни о чем какое-то время... Я убиваю... Все понимали, что этой ночью им будет не до сна. Ведь как раз в это время кто-то выходил из дома в поисках предлога для своей ярости и новой пищи для своего безумия. Именно сейчас что-то бродившее в его голове рвалось наружу, превращалось в мучительный вопль, который мог слиться с криками ужаса его новой жертвы. Жан-Лу опустил плечи, словно потерпел поражение. -- Спасибо. Пойду, наверное, домой. Он попрощался с Фрэнком и ушел, унося весьма тяжелое бремя, которое могли не выдержать и куда более крепкие плечи. В сущности он был еще юношей, который всего лишь выдавал в эфир музыку и слова. Юло направился к дверям. -- Ладно, мы тоже идем. Здесь мы больше не нужны, во всяком случае сейчас. -- Я провожу вас. Тоже ухожу. Поеду домой, хотя думаю, что вряд ли удастся уснуть... -- сказал Бикжало, пропуская Фрэнка вперед. У выхода они услышали, что снаружи кто-то набирает код доступа. Дверь отворилась, и появился Лоран. Он выглядел очень взволнованным. -- Слава богу! Я так надеялся застать вас тут. Мне пришла в голову одна идея. Я знаю, кто нам может помочь! -- С чем? -- спросил Юло. -- С музыкой. Я знаю, кто может определить, что это за музыка. -- Кто же? -- Пьеро! Бикжало просиял. -- Ну, конечно, Мальчик дождя! Юло и Фрэнк переглянулись. -- Мальчик дождя? -- Это парень, который помогает нам на радио и занимается архивом, -- объяснил директор. -- Ему двадцать два года, но по умственному развитию он ребенок. Питомец Жан-Лу и обожает его. Готов за него в огонь броситься, если только попросят. Его прозвали Мальчик дождя, потому что похож на Дастина Хофмана[20] в фильме "Человек дождя". Способности у него довольно скромные, зато когда речь идет о музыке, это настоящий компьютер. Единственное его достоинство, но совершенно феноменальное. Фрэнк посмотрел на часы. -- Где живет этот Пьеро? -- Точно не знаю. Его фамилия Корбет и живет он с матерью где-то недалеко от Ментона[21], мне кажется. Муж ее, мерзавцем, бросил их на произвол судьбы, узнав, что сын -- практически идиот. -- Кто-нибудь знает адрес или телефон? Лоран бросился к компьютеру на столе Ракели. -- Вот телефонный секретарь. Тут домашний телефон и мобильник матери. Комиссар Юло посмотрел на часы. -- Очень сочувствую мадам Корбет и ее сыну, но думаю, что этой ночью они проснуться в неурочное время. 15 Мать Пьеро -- серая женщина в серой одежде -- сидя на стуле в зале для совещаний, растерянно смотрела на людей, собравшихся вокруг ее сына. Они разбудили ее среди ночи, и она немало перепугалась, когда по домофону сказали, что приехала полиция. Ей велели разбудить Пьеро, как можно быстрее одеться и посадили в машину, помчавшуюся на сумасшедшей скорости, отчего стало еще страшнее. Автомобиль отъехал от дешевого многоквартирного дома. Женщина беспокоилась из-за соседей. Хорошо бы, чтобы в этот ночной час они не видели, как ее с сыном увозит, словно преступников, полицейская машина. Ей и так нелегко приходилось из-за разной болтовни и сплетен о е прошлом, ни к чему добавлять новые. Комиссар, тот, что постарше и выглядит очень даже порядочным человеком, заверил ее: бояться нечего, сын нужен им по очень важному делу. Теперь вот они приехали сюда, и она все ломала голову, зачем им понадобился Пьеро, ее сын, которого она любила, словно он был гением, и которого люди чаще всего принимали за недоумка. Она с тревогой посмотрела на Роберта Бикжало, директора "Радио Монте-Карло". Он принял ее сына сюда на работу, в надежное место, где Пьеро занимался тем, что любил больше всего на свете, -- музыкой. При чем тут полиция? Она молила бога, чтобы Пьеро по своей наивности не совершил бы какого-нибудь промаха. Она не переживет бы, если у нее почему-либо отнимут сына. Сама мысль о том, что она может остаться одна, без него, а он может оказаться где-то без нее, приводила ее в ужас. Она почувствовала, как холодеют пальцы и тревога судорогой сжимает желудок. Лишь бы... Бикжало приветливо улыбнулся ей, как бы подтверждая, что все будет хорошо. Она наблюдала за другим полицейским, помоложе, с суровым, заросшим щетиной лицом, говорившим по-французски с легким акцентом. Он присел на корточки перед сидевшим на стуле Пьеро, чтобы лучше видеть его лицо, а сын в свою очередь с любопытством рассматривал полицейского. -- Извини, что разбудили тебя в такой час, Пьеро, но нам нужна твоя помощь в очень важном деле. И помочь можешь только ты. Женщина немного успокоилась. Лицо этого человека внушало страх, но голос был ровный и приятный. Пьеро слушал его без всякого испуга. Более того, похоже, неожиданное ночное приключение, поездка на полицейской машине и то, что он вдруг оказался в центре внимания, внушали ему гордость. Мать вдруг ощутила прилив нежности и заботы к своему странному сыну, жившему в своем абстрактном мире, заполненном музыкой и чистыми мыслями, где даже грязные слова, как он называл их, имели невинный смысл детской игры. Молодой полицейский продолжал говорить в своей спокойной дружелюбной манере: -- Сейчас мы дадим тебе послушать одну песню. Послушай ее. Послушай внимательно. И скажи, знаешь ли ты ее и можешь ли сказать, что это за музыка и на какой пластинке записана. Попробуешь? Пьеро помолчал. Потом еле заметно кивнул. Человек поднялся и нажал кнопку на магнитофоне. Звуки гитары внезапно заполнили комнату. Женщина посмотрела на сына. Лицо его было напряженным и сосредоточенным. Он внимательно слушал звуки, лившиеся из динамиков и заполнявшие все вокруг. Прошло всего несколько секунд, и наступила тишина. Полицейский снова присел возле Пьеро. -- Хочешь еще послушать? Все так же, ничего не говоря, парень отрицательно покачал головой. -- Узнаешь? Пьеро посмотрел на Бикжало, словно его ответ предназначался только ему. -- Есть, -- тихо произнес он. Директор подошел ближе. -- Ты хочешь сказать, что у нас есть эта музыка? И Пьеро снова кивнул, как бы подчеркивая все значение своих слов. -- Есть. В комнате... -- В какой комнате? -- спросил Юло, тоже подходя ближе. -- Комната -- это архив. Внизу, в полуподвале. Там работает Пьеро. Там тысячи пластинок и компакт-дисков, и он знает их все наперечет. -- Если знаешь, где она лежит в комнате, не сходишь ли за ней? Принеси ее сюда, -- вежливо попросил Фрэнк. Парень оказывал им неоценимую услугу, и вовсе не хотелось испугать его. Пьеро снова посмотрел на директора, как бы спрашивая разрешения. -- Иди, Пьеро, принеси ее нам, пожалуйста. Пьеро поднялся, прошел через комнату своей забавной, слегка подпрыгивающей походкой и исчез за дверью, провожаемый изумленным и тревожным взглядом матери. Комиссар Юло подошел к женщине. -- Мадам, простите еще раз, что мы позволили себе так невежливо разбудить вас и привезти сюда. Надеюсь, вы не слишком встревожены. Вы даже не представляете, как необходим нам сегодня ваш сын. Мы крайне признательны вам за то, что позволили воспользоваться его помощью. Гордясь за сына, мадам Корбет в смущении поплотнее запахнула на груди дешевое платье, второпях надетое поверх ночной рубашки. Вскоре Пьеро вернулся, такой же молчаливый, как прежде. Он держал под мышкой несколько потрепанный конверт с пластинкой на 33 оборота. Подошел ближе, положил на стол, и с религиозным трепетом, стараясь не коснуться пальцами бороздок, извлек виниловую пластинку. -- Вот эта. Тут записана эта музыка, -- произнес Пьеро. -- Поставь ее, пожалуйста, -- приятным голосом попросил полицейский, что помоложе. Парень подошел к проигрывателю и принялся действовать, как человек, который хорошо знает, как с ним обращаться. Нажал на какие-то кнопки, поднял крышку и поставил пластинку, включил еще что-то, и она завертелась. Он осторожно опустил головку тонарма. Из колонок зазвучала та же мелодия, которую неизвестный недавно прислал им по телефону, словно с издевкой бросив вызов, чтобы они остановили его ночное путешествие. Все дружно обрадовались, каждый старался подчеркнуть, что это личная победа Пьеро, а тот оглядывался с простодушной улыбкой. В глазах матери читалось самозабвенное восхищение, лишь отчасти возмещавшее успех сына. Это был единственный случай, один-единственный, когда мир, казалось, вспомнил о нем после долгого пренебрежения и признал его заслугу. Она расплакалась. Комиссар ласково тронул ее за плечо. -- Спасибо, мадам. Ваш сын был великолепен. Теперь все в порядке. Я велю сейчас же отвезти вас домой на нашей машине. Вы работаете завтра? Женщина подняла залитое слезами лицо и смущенно улыбнулась, как бы извиняясь за минутную слабость. -- Да, я служу домработницей в итальянской семье, которая живет тут, в Монте-Карло. Комиссар ответил ей улыбкой. -- Назовите фамилию этого месье вон тому человеку в коричневом пиджаке, инспектору Морелли. Мы постараемся, чтобы вам дали два оплаченных выходных дня за причиненное беспокойство сегодняшней ночью. И вы сможете побыть с вашим сыном, если хотите... Комиссар повернулся к Пьеро. -- Что же касается тебя, молодой человек, то скажи-ка мне, хотел бы ты провести день в нашей машине, поговорить по рации с полицейским управлением и стать у нас почетным полицейским?[22] Наверное Пьеро не знал, что значит стать почетным полицейским, но при одной только мысли, что его будут возить в полицейской машине, глаза его засияли. -- И дадите мне наручники? И я смогу включать сирену? -- Конечно, сколько хочешь. И получишь пару новеньких наручников в подарок, если пообещаешь, что прежде чем арестовать кого-то, спросишь у нас разрешения. Юло сделал знак агенту, и тот взялся проводить Пьеро и его мать домой. Когда они выходили, слышно было как парень сказал матери: -- Теперь, когда я стал почетным полицейским, я арестую дочку мадам Нарбонн, она все время смеется надо мной, отвезу ее в тюрьму и... Они так никогда и не узнали, что ожидало несчастную дочку мадам Нарбонн, потому что голос Пьеро из коридра до них не долетел. Фрэнк облокотился на стол и задумчиво посмотрел на конверт пластинки, которую парень принес из архива. -- Карлос Сантана. "Lotus". Концертный альбом. Записан на в Японии в семьдесят пятом году. Морелли взял конверт и внимательно осмотрел с обеих сторон. -- Почему этот человек дал нам прослушать мелодию с пластинки, записанной в Японии почти тридцать лет тому назад? Что он хотел этим сказать? Юло, посмотрев в окно на машину, увозившую Пьеро и его мать, повернулся и взглянул на часы. Была половина пятого утра. -- Не знаю, но нам необходимо понять это как можно скорее. Он помолчал, он не высказал вслух мысль, которая возникла в этот момент у каждого: "Если только уже не поздно..." 16 Аллен Йосида подписал чек и протянул его сотруднику ресторана. Для сегодняшней вечеринки доме он специально выписал из Парижа шеф-повара своего любимого ресторана "Ле Пре Кателан" в Булонском лесу. Это обошлось в целое состояние, но стоило того. Он до сих пор помнит изысканный вкус супа из лягушек с фисташками -- из необыкновенного меню этого вечера. -- Спасибо, Пьер. Все было великолепно, как всегда. Как вы заметите, я добавил к сумме чека чаевые для вас. -- Спасибо вам, мистер Йосида. Вы как всегда щедры. Не беспокойтесь, не надо провожать меня, я знаю дорогу. Спокойной ночи. -- Спокойной ночи, друг мой. Пьер слегка поклонился, и Йосида ответил ему тем же. Человек неслышно удалился за дверь из темного дерева. Подождав, пока заурчит стартер, Йосида взял со стола пульт управления и направил его на деревянную панель на стене слева. Панель бесшумно раздвинулась, обнаружив целый ряд экранов, на которые поступали изображения с видеокамер, размещенных повсюду в доме. На одном из них он увидел, как выезжает за ограду машина Пьеро и охранники, закрывают за ней ворота. Он был один. В просторной гостиной повсюду заметны были следы вечеринки. Персонал ресторана унес свой инвентарь и незаметно удалился, как было принято. На следующий день придут уборщицы и наведут порядок. Аллен Йосида не любил, чтобы в его доме находились посторонние. Люди, которые обслуживали его, прибывали утром и вечером уходили. Если нужно было, он просил кого-нибудь из них остаться, или же приглашал людей со стороны. Он предпочитал быть единственным хозяином своих ночей, дабы не опасаться, что чьи-то нескромные глаза и уши случайно обнаружат то, чем он желал располагать исключительно в полнейшем одиночестве. Он вышел в сад через огромные, распахнутые прямо в ночь стеклянные двери. Снаружи, хитроумная цветная подсветка создавала теневые эффекты среди деревьев, кустарников и цветочных клумб -- заслуга специалиста по ландшафту, выписанного из Финляндии. Он отцепил галстук-"бабочку" с элегантного смокинга от "Армани" и расстегнул белую рубашку. Не расшнуровывая, скинул, придержав пятку носком, лакированные ботинки. Наклонившись, снял и шелковые носки, бросив их тут же. Он любил ходить босиком по влажной траве. И теперь направился к ярко освещенному бассейну с переливом, который днем, казалось, соприкасался с морем, а сейчас сверкал, словно огромный аквамарин, вставленный во мрак ночи. Он опустился в шезлонг