аживать за слепым человеком чрезвычайно трудно. -- У вас есть прислуга? -- Постоянной нет. Одна женщина каждый день убирает квартиру, но она уходит к обеду. Юло посмотрел на Морелли. -- Запишите ее имя, хотя уверен, это ничего не даст. Месье Девченко... Тон комиссара смягчился, когда он обратился к юноше. -- Мы попросим вас проехать в управление полиции, чтобы подписать свидетельские показания и обязательство помочь в расследовании дела. Если б вы могли не покидать город, мы были бы вам весьма признательны. -- Конечно, комиссар. Все, что угодно, лишь бы убийца Григория заплатил за все. Он говорил с таким чувством, что Юло уже не сомневался -- окажись Борис дома, он рисковал бы своей жизнью, только бы спасти Григория Яцимина. И тоже мог бы погибнуть. Юло поднялся, оставив Морелли заканчивать разговор с Девченко, и вернулся в гостиную, где эксперты-криминалисты завершали свою работу. Двое агентов подошли к нему. -- Комиссар... -- Слушаю вас, ребята. -- Мы опросили соседей с нижнего этажа. Никто ничего не видел и не слышал. -- И все же он стрелял. -- Супружеская пара, что живет этажом ниже, -- пожилые люди. Они принимают на ночь снотворное. Говорят, не слышат даже фейерверков, когда тут проходит чемпионат мира, где уж там какой-то выстрел. Квартира напротив принадлежит одинокой даме, тоже довольно пожилой. Сейчас она в отъезде, и там живет ее внук, приехавший из Парижа, парень лет двадцати двух -- двадцати трех. Он всю ночь провел на дискотеках и вернулся как раз тогда, когда мы звонили к нему в дверь. Ясно, что он ничего не видел и не слышал. -- А в квартире рядом? -- Никто не живет. Мы разбудили консьержа, и он дал нам ключи. Возможно, убийца проник туда и перелез через соседний балкон. Но следов взлома нет. Мы не стали входить, чтобы не испортить следы. Туда пойдут криминалисты, как только закончат работу здесь. -- Хорошо, -- сказал Юло. Фрэнк вернулся после своего обхода. Юло догадался -- ему надо было побыть в одиночестве, чтобы унять свой гнев. И поразмыслить. Фрэнк, скорее всего, понимал, что не найдет никаких следов. Но для работы подсознания очень важно иногда еще раз осмотреть место преступления. Из кухни вышел Морелли. -- Насколько я могу судить, ты не ошибся, Клод. Фрэнк и Морелли посмотрели на Юло, ожидая, что он скажет дальше. -- Во всей квартире нет ни единого кровавого следа, кроме нескольких пятен на покрывале. Ни единого следа. А ведь при подобной работе, как мы волей-неволей уже имели возможность наблюдать, проливается немало крови. Фрэнк теперь выглядел, как обычно -- спокойным. Можно было даже подумать, будто очередное поражение прошло бесследно, но Никола прекрасно знал, что это не так. Никто не способен так быстро забыть, что имел возможность спасти человеческую жизнь, -- и упустил ее. -- Наш человек идеально отмыл здесь все, когда закончил свои дела. Уверен, если использовать люминоль[52], следы крови обнаружатся. -- Почему, как ты полагаешь? Почему он не захотел оставить кровавые следы? -- Понятия не имею. Может, прав Морелли. -- Я вот думаю, неужели такое животное могло испытывать хоть какую-то жалость к Григорию Яцимину. Не тут ли собака зарыта? -- Это ничего не меняет, Никола. Возможно, хотя и не имеет никакого значения. Говорят, Гитлер нежно любил своего пса, и все же... Они помолчали, направляясь к выходу. В открытую дверь увидели, что помощники судебного врача, поместившие тело Яцимина в темно-зеленый клеенчатый мешок, направляются к лифту, чтобы не нести труп с шестого этажа по лестнице. На улице светало. Занимался новый день, кровавый брат всех других дней, прошедших с начала этой истории. Возле дома Григория Яцимина они увидят сейчас толпу журналистов, пробьются сквозь шквал вопросов, звучащих подобно пушечным выстрелам, и ответят контратакой: "Без комментариев". Средства массовой информации сорвутся с цепи чуть позже. Начальство Юло вознегодует. Ронкай утратит свой загар, а бледное лицо Дюрана позеленеет. Пока они пешком спускались по лестнице, Фрэнк Оттобре думал, что любой, кто бы ни обрушился на них, будет чертовски прав. 34 Фрэнк припарковал "пежо" возле дома Роби Стриккера на запрещенном для стоянки месте. Достал из "бардачка" опознавательный знак "Полицейская машина при исполнении служебных обязанностей" и выставил его в заднем стекле. А когда вышел из машины, навстречу ему уже направлялся агент, собиравшийся запретить парковку, но увидел опознавательный знак еще прежде, чем узнал Фрэнка, и приветственно поднял руку. Фрэнк кивком ответил ему, пересек дорогу и направился в кондоминиум "Каравеллы". Он оставил комиссара и Морелли отражать атаку журналистов, слетевшихся, словно мухи на мед, при известии о новом убийстве. Ограждение, поставленное агентами у входа, едва сдерживало их натиск. Увидев Юло и инспектора за стеклянной дверью, они поднажали, и агенты с трудом удерживали их. Это напоминало то, что происходило в порту, когда были обнаружены трупы Йохана Вельдера и Эриджейн Паркер и началась вся эта страшная история. Фрэнку подумал, что журналисты похожи на саранчу. Она тоже перемещается массами и пожирает все на своем пути. Но такая уж у них работа. Каждый имел свое оправдание. И убийца, водивший их по кругу, как глупых овец, тоже исполнял свою работу, будь она проклята навеки. Он взглянул на улицу и остановился в центре вестибюля. -- Клод, есть тут запасной выход? -- Да, для поставщиков. -- Как туда попасть? Морелли показал. -- За лестницей находится служебный лифт. Нажми "S" и приедешь во двор. Рядом спуск в гаражи. Свернешь вправо, поднимешься по пандусу и окажешься на улице. Юло посмотрел на него вопросительно. Фрэнк не счел нужным что-то объяснять ему, во всяком случае сейчас. -- Мне нужно кое-что сделать, Никола. И не хотелось бы иметь на хвосте пол-Европы. Можешь одолжить машину? -- Конечно. Бери, мне она пока не нужна. И ни слова не говоря, протянул ему ключи. Комиссар был таким усталым, что был не в силах о чем-то спрашивать. Все трое обросли щетиной и выглядели, как уцелевшие после землетрясения. Пожалуй даже еще мрачнее -- от сознания, что и эта битва опять проиграна. Фрэнк направился путем, подсказанным Морелли. Через полуподвал, где пахло плесенью и газойлем, он вышел на улицу и добрался до машины, припаркованной на другой стороне авеню Принцессы Грейс, за спиной журналистов, терзавших вопросами Никола Юло. К счастью, никто не заметил Фрэнка. Он толкнул стеклянную дверь и вошел в вестибюль кондоминиума "Каравеллы". Консьержа на месте не было. Фрэнк посмотрел на часы. Ровно семь утра. Он едва сдержал зевоту. Давала себя знать долгая бессонная ночь. Сначала радиопередача, потом поиски Роби Стриккера, затем дежурство у его дома, досада, новое убийство, обезображенный труп Григория Яцимина. За стеклянной дверью голубели небо и море. Как было бы прекрасно забыть обо всем и, задернув шторы, улечься в постель у себя в "Парк Сен-Ромен", сомкнуть глаза и забыть про кровь и надписи на стенах. Я убиваю... Он вспомнил надпись в спальне Яцимина. Если не остановить этого ублюдка, его, он никогда не прекратит убивать. И может настать момент, когда для всех этих надписей уже не хватит целой стены, а для всех покойников -- кладбища. Нет, сейчас было не до сна. Нужно поговорить со Стриккером и выяснить, зачем Райан Мосс встречался с ним. Хотя Фрэнк и догадывался, в чем тут дело, ему нужно было понять, насколько продвинулось или, наоборот, отстает расследование генерала по сравнению с их следствием, и что от него можно ожидать. Он осмотрелся. В это время консьерж вышел из своей квартиры, на ходу застегивая пиджак и поспешно дожевывая кусок. Застигнутый врасплох за едой, он вошел в швейцарскую и сквозь стекло виновато посмотрел на Фрэнка. Темноволосый, с усами, лет сорока, не слишком расторопный, но вполне угодливый -- прислужник состоятельных людей. -- Что вам угодно? -- Роби Стриккер. -- По моим сведениям, в это время он еще спит. Фрэнк достал из пиджака свой значок, постаравшись при этом, чтобы консьерж заметил пистолет в наплечной кобуре. -- По моим сведениям, уже не спит. Консьерж мгновенно сменил тон. Ком, застрявший у него в горле, похоже, был больше только что проглоченного куска... Он поспешно взял трубку домофона, одним нервным движением набрал номер и предоставил трубке долго гудеть, прежде чем заключил: -- Не отвечает. Странно. После стольких звонков Роби Стриккер, даже если спал, должен был бы проснуться. Фрэнк не считал его настолько смелым человеком, чтобы опрометчиво сбежать. Он вполне достаточно запугал мерзавца, чтобы тот не решился на такую глупость. Но если вдруг и решился, то возникло бы всего лишь осложнение, а не беда. При необходимости они мигом его отыщут. Даже если спасать его бросятся все юристы, каких только может купить ему папаша. -- Попробуйте еще. Консьерж пожал плечами. -- Домофон звонит, но никто не отвечает. У Франка возникло жуткое подозрение. Он протянул консьержу ладонь. -- Дайте мне, пожалуйста, passe-partout[53]. -- Но я не имею права... -- Я сказал -- дайте, пожалуйста, ключ. Если этого недостаточно, могу попросить не так вежливо, -- резко прервал Фрэнк. Тон его голоса не допускал никаких возражений. И взгляд тоже. Консьерж сглотнул слюну. -- А теперь пойдите на улицу и скажите агенту, который стоит там, чтобы он немедленно поднялся в квартиру Роби Стриккера. Бедняга поспешно открыл ящик и вручил ему ключ с брелоком от "БМВ". И даже привстал со стула. -- Идите! -- повторил Фрэнк уже от лифта и нажал кнопку. Почему лифт никогда не бывает там, где нужен. Почему всегда оказывается на последнем этаже, когда торопишься? Будь проклят Мерфи[54] и его долбанный закон... Наконец дверь лифта скользнула вбок, и Фрэнк нажал кнопку этажа, где жил Стриккер. Целую вечность, пока поднимался, он все еще надеялся, что ошибся. Надеялся, что молнией мелькнувшее подозрение не окажется издевательской реальностью. Наконец лифт бесшумно распахнулся на пятом этаже, и Фрэнк увидел, что дверь в квартиру плейбоя приоткрыта. Он метнулся к ней, достал пистолет, толкнул дулом створку, чтобы не коснуться дверной ручки, и вошел. В прихожей он отметил относительный порядок, а гостиная, где они прежде сидели втроем -- он, Стриккер и актриса, -- была перевернута верх дном. Над балконной дверью, словно знамя побежденного, болталась сорванная с карниза занавеска. На полу, на серо-жемчужном ковролине, валялись осколки стакана и бутылка из-под виски, которое пил Стрикер. Жидкость разлилась и оставила большое темное пятно. Со стены слетела картина, обнаружив скрытый сейф. Стекло из нее выпало как-то странно -- оно не разбилось и лежало на полу рядом с покосившейся рамой. Большая диванная подушка была сдвинута и стояла торчком привалившись к подлокотнику. В комнате никого не было. Фрэнк прошел дальше в короткий коридор, ведущий в спальню. Слева была открыта дверь в ванную, там тоже было пусто и вроде бы все в порядке. На пороге спальни у Фрэнка перехватило дыхание. -- Дерьмо, дерьмо, тысячу раз дерьмо! -- в сердцах вскричал он, испытывая сильнейшее желание сокрушить все, что еще осталось не сломанным в этом доме. Осторожно, глядя, куда ступает, Фрэнк шагнул вперед. В центре комнаты, на мраморном полу в луже крови лежало ничком тело Роби Стриккера. Вся комната, казалось, была залита кровью. На Роби была та же рубашка, что и тогда, когда они с Фрэнком расстались, только теперь насквозь пропитанная кровью и прилипшая к телу. На спине видны были следы многочисленных ножевых ударов. Лицо представляло собой сплошной кровоподтек с глубокой раной на левой щеке. Кровь из нее залилась в рот. Левая рука была неестественно согнута. Фрэнк наклонился и пощупал горло. Пульса не было. Роби Стриккер был мертв. Фрэнк поднялся, слезы гнева застилали ему глаза. Еще один. В ту же ночь. Еще одно проклятое убийство, спустя несколько часов после первого. Он тихо проклял весь мир, день, ночь, и свою судьбу, вынуждающую его гоняться за призраками. Проклял Никола, втянувшего его в эту историю, и себя самого, поддавшегося на уговоры. Он снял с ремня рацию и нажал кнопку. -- Фрэнк Оттобре вызывает Никола Юло. Щелчок, шорох, и наконец голос комиссара. -- Говорит Никола. Слушаю тебя, Фрэнк. -- Теперь я должен сообщить известие, которое потрясет тебя, Ник. Плохая, очень плохая новость. -- Черт побери, что еще случилось? -- Роби Стриккер мертв. В своей квартире. Убит. Юло разразился такими ругательствами, что от них мог побледнеть даже солнечный свет. Фрэнк прекрасно понимал, что он сейчас испытывает. Когда гнев выплеснулся и перестала трещать рация, комиссар потребовал объяснить самое главное. -- Никто? -- Нет, убит и все. Лицо в порядке и надписи на стене нет. -- А что там за обстановка? -- Я говорю только о том, что понятно с первого взгляда. Смерть не была мгновенной. На него напали и искромсали ножом. Повсюду следы борьбы и на полу море крови. Убийца думал, что он уже мертв, и ушел, когда тот был еще жив... Тебе покажется странным, но этот несчастный подонок Роби Стриккер, умирая, сделал гораздо больше, чем сумел совершить за всю свою жизнь... -- Что же? -- Прежде чем умереть, он написал на полу имя своего убийцы. -- Мы его знаем? Фрэнк слегка понизил голос, словно хотел, чтобы Юло получше осознал то, что сейчас услышит. -- Я знаю его. На твоем месте я вызвал бы Дюрана и заставил бы его выдать ордер на арест Райана Мосса, капитана армии Соединенных Штатов. 35 Дверь открылась, и Морелли шагнул в небольшую комнату, пустую, без окон. Он прошел к серому пластиковому столу, за которым сидели Фрэнк и Никола Юло, и положил перед ними несколько еще влажных черно-белых снимков. Фрэнк взял их, просмотрел и повернул один к человеку, сидящему напротив. Наклонившись, подтолкнул, на другой край стола. -- Вот посмотрите. Не говорит ли это вам о чем-нибудь, капитан Мосс. Райан Мосс, сидевший в наручниках на стуле, едва взглянул на снимок, как на предмет, не имеющий к нему никакого отношения, и перевел на Фрэнка своим карие, лишенные всякого выражения глаза. -- И что же? От тона его мурашки побежали по коже у Морелли, стоявшего у двери, рядом с французским зеркалом во всю стену[55]. По другую, прозрачную его сторону находились Ронкай и Дюран, спешно прибывшие в полицейское управление при известии о двух новых убийствах. Фрэнк вел допрос по-английски, и оба говорили довольно быстро. Морелли, хоть и не понимал некоторые слова, все же знал язык достаточно хорошо, чтобы убедиться -- у арестованного вместо нервов стальные канаты. Поставленный перед очевидным, он проявлял спокойствие и хладнокровие, каким позавидовал бы и айсберг. Обычно в подобной ситуации даже самые закоренелые преступники, как эта, сдавались и начинали мямлить. Этот одним только своим видом внушал страх даже с наручниками на запястьях. Морелли подумал об этом несчастном Роби Стриккере -- каково было тому увидеть перед собой капитана с ножом в руке. Паршивая история, действительно паршивая. И она клинком вонзилась в другую, совсем уже поганую. Морелли не мог забыть несчастное обезображенное тело Григория Яцимина, уложенное на кровать запоздалой жалостью своего убийцы. Фрэнк откинулся на спинку стула. -- Так вот, на полу, мне кажется, лежит труп. Или нет? -- И что же? -- повторил Мосс. -- Вам не кажется странным, что рядом с трупом написано ваше имя? -- Нужно иметь богатое воображение, чтобы увидеть мое имя в этой кляксе. Фрэнк оперся локтями о пластиковый стол. -- А я бы сказал, напротив, что только твоя дерьмовые глаза не хотят видеть очевидное. Мосс улыбнулся. Это была улыбка палача, нажимающего на рычаг люка в полу. -- В чем дело, мистер Оттобре, у тебя сдают нервы? Улыбка, которой Фрэнк ответил Моссу улыбкой повешенного, у которого оборвалась веревка, предназначенная удушить его. -- Нет, капитан Мосс. Это у тебя сдали нервы, сегодня ночью. Я видел, как ты разговаривал со Стриккером у входа в "Джиммиз", когда мы за ним приехали. Не знаю, как ты вышел на него, но именно это я и намерен выяснить. Увидев нас, ты скрылся, только недостаточно быстро. Хочешь расскажу, как дальше развивались события. Ты наблюдал за домом Стриккера. Когда мы ушли, подождал еще немного. Видел, как ушла его девушка. Поднялся наверх. Вы поссорились. У бедняги, должно быть, не выдержали нервы, у тебя тоже, вы подрались, и ты ударил его ножом. И решил, что он умер, но у Стриккера хватило времени написать твое имя на полу. -- Это все твои бредни, мистер Оттобре. Не знаю уж, какое лекарство тебе давали, когда лечили, но, по-моему, перестарались. Видно, что ты плохо знаешь меня... Взгляд Мосс сделался стальным. -- Если я пускаю в ход нож, то не ухожу, пока не уверен, что противник мертв. Фрэнк поднял руку. -- Похоже, ты допускаешь промахи, Мосс. -- О'кей. Вот теперь, полагаю, я имею право отвечать на вопросы только в присутствии моего адвоката. В Европе действует это правило, не так ли? -- Конечно. Хочешь адвоката -- имеешь право получить его. -- Тогда отправляйтесь вы оба в задницу. Не скажу больше ни слова. Мосс опустил занавес. Уставился на свое отражение в зеркале отсутствующим взглядом. Фрэнк и Юло переглянулись. Пожалуй, больше ничего они от Мосса не добьются. Фрэнк собрал снимки со стола. Они поднялись и направились к двери. Морелли попустил их и вышел следом. В соседней комнате Ронкай и Дюран сидели, словно на углях. Ронкай обратился к Морелли: -- Извините нас, инспектор... Если вы не надолго... -- Конечно. Пойду попью кофе. Морелли ушел, а четверо остались. По ту сторону зеркала был виден Мосс, неподвижно сидевший на стуле, как солдат, оказавшийся во вражеских руках. Капитан армии Соединенных Штатов Америки Райан Мосс, личный номер... Дюран кивнул в его сторону. -- Твердый орешек, -- оценил он прошедший допрос. -- Весьма. Твердый, потому что знает -- за ним все силы мира. Да будь у него поддержка хоть самой Святой Троицы, наши доказательства пригвождают его без малейшего сомнения. Главный прокурор взял снимок из рук Фрэнка и снова, в который уже раз принялся рассматривать его. На снимке видно было тело Стриккера, распластанное на мраморном полу в его спальне, правая рука неестественно выгнута под, кисть лежит на полу. Смерть остановила его в тот момент, когда указательный палец дописывал имя убийцы -- Райана Мосса. -- Надпись на слишком четкая. -- Стриккер умирал, и левая рука у него была сломана... Он указал на неестественно изогнутую руку. Фрэнк помнил силу и ловкость Мосса в рукопашной схватке. Он лично испытал это на себе. Тот прекрасно знал, как нанести противнику подобную травму. -- Мы нашли в доме Стриккера снимки, на которых он играет в теннис. Отчетливо видно, что он левша. Это он писал правой рукой. Понятно, что надпись получилась не совсем обычной. Дюран, явно смущенный, продолжал рассматривать снимок. Фрэнк ждал. Посмотрел на Юло, смертельно уставшего, прислонившегося к стене. Тот молчал и тоже ждал, что будет дальше. Дюран решился. Он перестал кружить вокруг да около, а поставил вопрос ребром, словно изучение снимка помогло ему сделать это. -- Эта история рискует превратиться в casus belli[56]. Скоро заработает дипломатическая машина, и поднимется такой шум, будто вот-вот начнутся соревнования на Гран-при. Чтобы задержание капитана Мосса стало арестом, нам нужны неопровержимые доказательства, а то сядем в лужу. Эта история с Никто и без того уже выставила нас в смешном виде, я бы сказал... Дюран хотел подчеркнуть, что временное задержание возможного убийцы Роби Стриккера нисколько не изменило его оценку убийства Григория Яцимина. Это была еще одна позорная неудача полиции Княжества, считавшейся одной из лучших в расследовании убийств, сильнейший удар по ее престижу. Фрэнк лишь помогал следствию, главная же ответственность лежала на Службе безопасности Княжества Монако. Именно ей приклеивали всякие обидные прозвища газеты и адресовали ядовитые комментарии телевизионщики. Фрэнк пожал плечами. -- Что касается Мосса, решать, безусловно, вам. Я же считаю, если мое мнение что-нибудь значит, что имеющегося у нас в руках вполне достаточно, чтобы идти правильной дорогой. Есть доказательство, что Райан Мосс был знаком со Стриккером. Я сам видел как он разговаривал с ним этой ночью в "Джиммиз". И есть его имя на снимке. Не знаю, что еще нужно, что может быть необходимо... -- А генерал Паркер? Утром Фрэнк отправился вместе со всеми в Босолей задержать капитана. Когда они въехали во двор дома, снятого Паркером, Фрэнк прежде всего отметил, что помимо некоторых несущественных различий, здание было по сути точно таким же, как вилла Жан-Лу. Отметил и тотчас забыл. Фрэнк представил себе, какую сцену сейчас устроит генерал, но недооценил этого человека. Паркер был слишком силен, чтобы поступать так. Он вышел к ним при полном параде, в военной форме, словно ожидал их. В ответ на требование полицейских он кивком вызвал Мосса. Тот, стоя перед ними, выглядел напряженным, как струна. И когда они предложили ему следовать за ними в управление, вопросительно смотрел на старика. Жду приказаний, мистер. Фрэнк заподозрил, что если бы только Паркер дал знак, Мосс фурией набросился бы на людей, пришедших арестовать его. Но генерал лишь едва заметно качнул головой, и напряжение Мосса как рукой сняло. Он спокойно протянул руки и молча стерпел позор, когда на них защелкнулись наручники. Паркер сумел на минуту задержать Фрэнка, пока Мосса вели в машину. -- Боюсь, что дерьмовое дело вы затеяли, Фрэнк, и сами прекрасно знаете это. -- Боюсь, что дерьмовое дело сотворил сегодня ночью ваш человек, генерал. И весьма серьезное. -- Я мог бы засвидетельствовать, что капитан Мосс со вчерашнего вечера не покидал моего дома. -- Если выяснится потом, что солгали, даже сам президент не снимет с вас обвинения в пособничестве убийце. Никто в Америке не станет рисковать, защищая вас. Хотите совет? -- Послушаем. -- На вашем месте, генерал, я сидел бы себе спокойно. Капитан Мосс попал в неприятную историю, и даже вы не можете его теперь вытащить. Думаю, в учебниках военной тактики предусмотрены схожие ситуации. Иногда необходимо сдать позицию и предоставить кое-кого его личной судьбе, дабы избежать худших потерь. -- Никто не посмеет учить меня военной тактике, тем более вы, Фрэнк. Я скручивал людей покрепче вашего и засовывал их, словно макулатуру, в измельчитель для бумаг. Вы на очереди, обещаю. -- Каждый делает свой выбор и рискует по-своему, генерал. Таков закон любой войны, мне кажется. Фрэнк направился к выходу и тут встретился взглядом с Еленой, стоявшей у дверей гостиной. Фрэнк не мог не обратить внимание на то, как необыкновенно она хороша. Нисколько не было заметно, что проснулась она, видимо, рано и неожиданно. Лицо ее сияло. Светлые волосы будто бы и не лежали только что на подушке, а были убраны парикмахером. Оказавшись рядом, Фрэнк отметил, что глаза у нее не голубые, как ему показалось при первой встрече, а серые. И в них таилась вся печаль мира. Когда спускались с холма, направляясь в центр города, Фрэнк откинулся на спинку сиденья, глядя на пластиковый потолок салона. Он пытался вытеснить из сознания эти два лица, сменявшие друг друга. Гарриет и Елена. Елена и Гарриет. Те же глаза. Та же печаль. Фрэнк постарался думать о другом. Когда входили в полицейское управление на рю Нотари, он вспомнил издевательскую иронию генерала. Никто не посмеет учить меня военной тактике... Генерал даже не представлял себе, сколько невольной иронии оказалось в его словах. По городу бродил убийца по имени Никто, который мог преподать урок кому угодно. -- Что, по-вашему, предпримет генерал Паркер? -- повторил генеральный прокурор. Фрэнк настолько ушел в свои мысли, что не сразу расслышал вопрос Дюрана. -- Извините, доктор Дюран... Думаю, что Паркер сделает для Мосса все, что в его власти, но не станет наклоняться с балкона настолько, чтобы упасть. Конечно, он задействует консульство, но есть один неоспоримый факт. Арест Мосса был произведен агентом ФБР, американцем. Грязное белье стираем у себя дома. Лицо спасено. Не забывайте, что в нашей стране конституция предусматривает impeachment[57] и у нас всегда хватало смелости применять его. Дюран и Ронкай переглянулись. Рассуждение Фрэнка выглядело безупречным. Во всяком случае хоть с этой стороны не ожидалось проблем. Дюран повел издалека. -- Конечно, Фрэнк, ваше присутствие здесь -- гарантия, что все исполнены добрых намерений. К сожалению, одних добрых намерений порой недостаточно. В данный момент нам, я имею в виду полицию Княжества, нужны прежде всего результаты. Дело Роби Стриккера, насколько мне кажется, не имеет никакого отношения к убийце, за которым мы охотимся... Фрэнк чувствовал, что за спиной у него стоит Никола Юло. Оба знали, к чему клонит Дюран. Небо было затянуто темными тучами. И на фоне туч был занесен топор. -- Однако сегодня ночью появилась еще одна жертва, четвертая по счету. Мы не можем оставаться в бездействии, пока на нас буквально ведрами вываливают мусор. Повторяю, ваше сотрудничество чрезвычайно приветствуется, Фрэнк... Вежливые отговорки, Дюран. Только вежливые отговорки. Почему бы не сказать все, как есть? Ведь я только что таскал за тебя каштаны из огня, лез в самое пекло -- в дом генерала Паркера и его головорезов. Дюран следовал своей дорогой. Он намеревался выгрузить навоз в огороде Юло. -- Но вы же понимаете, что власти не могут спокойно смотреть на целую серию убийств и не предпринимать никаких мер, какими бы неприятными они ни были. Фрэнк посмотрел на Никола. Он стоял, прислонившись к стене, оказавшись вдруг совершенно одиноким в этом сражении. У него был вид приговоренного к расстрелу, который отказывается от повязки на глаза. У Дюрана хватило порядочности посмотреть ему в лицо. -- Мне жаль, комиссар, я знаю, что вы превосходный работник, но в данном случае я не могу поступить иначе. Вы отстраняетесь от ведения дела. Юло никак не реагировал. Возможно, он слишком устал, чтобы как-то ответить. Он лишь слегка кивнул. -- Понимаю, доктор Дюран. Нет проблем. -- Можете взять отпуск. Думаю, это расследование было для вас нелегким. Разумеется, для печати... Юло прервал его. -- Нет проблем, я же сказал. Не надо сластить пилюлю. Мы здесь взрослые люди и знаем правила игры. Отстранение от дела можете объяснить по своему усмотрению, как сочтете нужным. Если Дюран и был удивлен ответом Юло, то не подал виду. Он обратился к Ронкаю, будто воды набравшему в рот. -- Хорошо. С сегодняшнего дня вести это расследование придется вам, Ронкай. Держите меня в курсе всех малейших подробностей. В любое время дня и ночи. Всего доброго, месье. Генеральный прокурор Ален Дюран вынес из комнаты свою ненужную элегантность, оставив за собой тишину, в которую вовсе не желал погружаться сам. Ронкай провел рукой по волосам, хотя его прическа в том не нуждалась. -- Сожалею, комиссар. Я весьма охотно обошелся бы без этого дела. Фрэнк подумал, что это и в самом деле так. Начальник полиции был весьма огорчен, но не по той причине, в какую хотел заставить поверить. Теперь он сам оказался в клетке с хлыстом в руке и должен был показать, что умеет укрощать львов. -- Выспитесь как следует, думаю, вам обоим это необходимо. Потом жду вас, Фрэнк, в моем кабинете, как только сможете. Есть кое-какие детали, о которых я хотел бы поговорить с вами. Так же внешне спокойно, как Дюран, он исчез из комнаты. Фрэнк и Юло остались одни. -- Видел? И вся беда в том, что я не могу с ними спорить -- они правы! -- Никола, не думаю, чтобы Ронкай и Дюран, будь они на нашем месте, достигли бы лучших результатов. Сейчас уже действует политика, а не логика. Я однако еще связан с ней. -- Ты. Но я-то здесь причем? -- Ты по-прежнему комиссар, Никола. Ты отстранен от дела, но не уволен из полиции. Возьми отпуск, как тебе предложили и в твоем распоряжении будет то, чего нет ни у кого, кто связан с расследованием... -- Что ты имеешь в виду? -- Круглые сутки сможешь заниматься этим делом, не отдавая никому никакого отчета и не тратя времени на писанину. -- Кого гонят в дверь, тот возвращается через окно, так, что ли? -- Совершенно верно. Есть одна вещь, которую нам с тобой надо проверить. Я ведь до сих пор не убежден, что заметил ту пластинку на видеозаписи... -- Фрэнк, ты дерьмо. Жуткое дерьмо. -- Но я твой друг. И я тебе обязан. Юло изменил тон. Покрутил головой, чтобы расслабить шею. -- Ну, думаю, пойду спать. Теперь я имею право, тебе не кажется? -- Честно говоря, оттого, что Ронкай ждет меня в своем кабинете "как только я смогу", мне ни горячо, ни холодно. Я уже лежу в своей постели, разве не видишь? И все же после этих слов, покидая комнату, оба представили одну и ту же картину -- лежащее на кровати, накрытое белой простыней, безжизненное тело Григория Яцимина с обезображенным лицом, и его глаза, и его глаза, устремленные в потолок, не видевшие еще до смерти. 36 Фрэнк проснулся и увидел голубой прямоугольник окна. Когда он вернулся в "Парк Сен-Ромен", у него не хватило сил даже принять душ. Он рухнул на кровать, едва раздевшись и не задвинув шторы. Я не здесь, не в Монте-Карло, подумал он. Я все еще в том доме на берегу моря и пытаюсь собрать себя по кусочкам. Гарриет вышла на пляж, она недалеко, лежит на полотенце и загорает, ветер шевелит ее волосы, она улыбается. Сейчас поднимусь и пойду к ней, и не будет никакого человека в черном. Никто не встанет между нами. -- Никто... -- произнес он вслух. Он вспомнил двух вчерашних покойников. Поднялся с постели с той же неохотой, с какой Лазарь вставал при воскрешении. За стеклом видно было море, порывы ветра разрисовывали его на горизонте пятнами алькантары.[58] Он подошел к окну и сдвинул стекло: ворвавшийся теплый воздух взметнул легкую занавеску и выгнал из комнаты ночные кошмары. Фрэнк взглянул на часы. Первый час. Он спал недолго, а казалось, проспит целую вечность. Он принял душ, побрился, надел чистое белье. Размышляя о том, как развиваются события, приготовил кофе. Теперь, когда Никола вышел из игры, все значительно усложнится. Он не считал, что Ронкай способен успешно руководить следствием. Тот несомненно был волшебником во всем, что касалось связей с общественностью и прессой, но для расследования конкретных дел он не годился -- это уж точно не его хлеб. Возможно, когда-то Ронкай и работал неплохо, но теперь он скорее политик, чем полицейский. Тем не менее у него отличные сотрудники, которые могут действовать вместо него. Не случайно полиция Княжества считалась одной из лучших в мире. Присутствие Фрэнка в Княжестве между тем превратилось в дипломатическую миссию, и ею нельзя было пренебрегать со всеми ее плюсами и минусами. Фрэнк не сомневался, что Ронкай постарается заполучить максимум первых и минимум вторых. Он хорошо знал методы, принятые в Монте-Карло. Здесь никто никогда ничего не говорил, но всем все было известно. Все, кроме имени убийцы... Он решил наплевать на все. Как, впрочем, поступал и прежде. Их дело не являлось совместным расследованием двух полицейских служб. Ронкай и Дюран, хоть и представляли власть, были тут ни причем. И уж тем более Америка и Княжество. Это было личное дело их троих -- его, Никола Юло и человека в черном, коллекционировавшего лица своих жертв, словно маски безумного и кровавого карнавала. Все трое нажали на кнопку "Пауза" и остановили нормальное течение своих жизней, ожидая, чем завершится эта упрямая борьба. До сих пор события развивались сами собой, но теперь все могло измениться. Должно было измениться. Фрэнк сел за стол и включил компьютер. Получил письмо с приложением от Купера. Наверняка это сведения, которые он просил собрать о Натане Паркере и Райане Моссе. Не то чтобы это было очень нужно сейчас, когда Мосс сидел в тюрьме, а Паркер был на время обезврежен. Пока не нужно, уточнил Фрэнк для самого себя. Он не строил иллюзий относительно генерала. Паркер был из тех, кого нельзя считать мертвым, пока в них не заведутся черви. В электронном послании Купера была пометка: "Как только перестанешь колесить на своем новом прогулочном судне и найдешь минутку, позвони мне. В любое время. Нужно поговорить. Куп". Он удивился, что могло быть такого срочного. Посмотрел на часы, сопоставил время и набрал домашний номер Купера. Можно было не опасаться, что он кого-то побеспокоит, потому Купер жил один в своего рода loft[59] на берегу Потомака. После нескольких звонов в трубке прозвучал сонный голос друга. -- Алло. Кто это? -- Куп, это я, Фрэнк. -- А, ты. Привет, мошенник, как дела? -- Только что разломился супертанкер, полный дерьма, и пятно расплылось, насколько хватает глаз. -- Что случилось? -- Еще два покойника, сегодня ночью -- Мать его так! -- То-то и оно! Одного убрал наш тип своим обычным способом. Уже четвертого. Мой друг комиссар отстранен от расследования с нероновской безапелляционностью. А другого поместил в некролог этот распрекрасный тип Райан Мосс. Сейчас он в тюрьме, и генерал мечет громы и молнии, пытаясь вытащить его оттуда. Теперь Купер окончательно проснулся. -- Господи, боже мой, Фрэнк, ну и дела у вас там творятся! В следующий раз ты сообщишь мне, что началась ядерная война. -- Не исключено и такое. А у тебя что за срочность? -- Здесь тоже много чего происходит. В деле Ларкиных, я имею в виду. Мы кое-что раскопали. В общем, похоже, у них есть где-то неплохое прикрытие, какое-то совместное предприятие, весьма крупное, но пока мы на него не вышли. К тому же из Нью-Йорка приехал Гудзон Маккормик. -- Кто это? И какая связь с Ларкиными? -- Мы тоже хотели бы понять. Официально он прибыл как юрист, адвокат Осмонда Ларкина. Мы удивились, потому что этот засранец мог бы позволить себе защитника и получше. То есть мог бы, как всегда, в нанять кого-нибудь из тех королей адвокатуры,, что получают гонорары с шестью нулями. А Маккормик -- обычный юрист, тридцать пять лет, член Нью-Йоркской коллегии адвокатов, больше известный как игрок за команду "Звезды и полосы". Ну, ты знаешь, кубок Луи Вюиттона. И никаких особых заслуг на юридическом поприще. -- Проверили его? -- Еще бы! Проверили и перепроверили. Ничего. Совершенно ничего. Расходы не превышают доходы, ни на цент. Ни тайных пороков, ни женщин, ни кокаина. Кроме работы, интересуется только парусными яхтами. И вот теперь вдруг появляется, словно черт из табакерки, чтобы показать нам, как тесен мир. -- Что ты хочешь сказать? -- Я хочу сказать, что наш Гудзон Маккормик в эти минуты летит в Монте-Карло. -- Рад за него, хотя сейчас и не лучший момент для посещения Лазурного берега. -- Он отправляется туда для участия в одной, довольно важной регате. Однако... -- Однако? -- Фрэнк, тебе не кажется по меньшей мере странным, что скромный нью-йоркский адвокат, никому неизвестный, нигде не проявивший себя, впервые в жизни получив важное дело, бросает его, пусть даже на время, чтобы съездить в Европу ради прогулки на яхте? Любой другой на его месте с головой окунулся бы в дело и вставал бы каждый день на час раньше, чтобы работать двадцать пять часов, а не двадцать четыре. -- Если все обстоит именно так, не стану спорить, ты совершенно прав. -- Ты на месте и знаешь дело. Сейчас этот человек -- единственная связь Осмонда Ларкина с миром. Он может быть всего лишь его адвокатом, но может оказаться и кое-кем поважнее. Речь идет о горах наркотиков и горах долларов. Мы все знаем, что такое Монте-Карло и какие там отмываются деньги. Однако, когда речь идет о терроризме и наркотиках, мы можем заставить открыть любой сейф. Ты сотрудничаешь с местной полицией. Тебе ничего не стоит попросить их вести за ним скромное наблюдение -- скромное, но эффективное. -- Попробую что-нибудь сделать... Он не сказал Куперу, что тут практически за всеми, в том числе и за ним самим, ведется скромное, но эффективное наблюдение. -- Я послал тебе с письмом его фотографию в формате JPG, просто, чтобы ты взглянул на эту физиономию. Ну, и там еще разная другая информация, которую нам удалось собрать о его пребывании в Княжестве. -- О'кей. Спи дальше. Людям не слишком умным, вроде тебя, нужна полная подзарядка для полной работоспособности. -- Пока, негодяй. Ни пуха. Фрэнк положил трубку рядом с компьютером. Новый поворот, новая гонка, новые осложнения. Он переписал вложение с данными о Гудзоне Маккормике на дискету, даже не открывая его. Наклеил этикетку, найденную в ящике стола, и написал "Купер", для посторонних -- безобидное имя. Недолгий разговор с коллегой на мгновение перенес его домой, хотя дом стало теперь для него весьма смутным. Он чувствовал себя так, словно его астральное тело безучастно бродило по руинам его жизни, перемещаясь на тысячи километров, прозрачное, как призраки, которые все видят, но сами остаются невидимыми. Он находился одновременно и в доме Купера, и в кабинете, который они столько времени делили с ним в управлении, и в своем доме, пустующем уже столько месяцев, и на темных улицах Вашингтона. -- К чему все это? Хоть кто-нибудь во всей этой жалкой истории, среди этих несчастных людей понял это? И если понял, почему не объяснил всем? Вот, может быть, самый достоверный ответ: никто ему не поверил... Он закрыл глаза, и ему вспомнился разговор с отцом Кеннетом, священником, психологом в клинике, куда его поместили после того, как гибель Гарриет низвергла его в самое чрево земли. В перерыве между анализами и процедурами он сидел на скамейке в парке этого роскошного сумасшедшего дома. Сидел, уставившись в пространство, и боролся с желанием последовать за Гарриет ее же дорогой. Отец Кеннет подошел к нему, неслышно ступая по траве, и присел рядом на скамейку из кованого чугуна с темными деревянными рейками. -- Как дела, Фрэнк? Он внимательно посмотрел на священника, прежде чем ответить. Долго вглядывался в вытянутое и бледное лицо заклинателя злых духов, в умные глаза ученого и священника, прекрасно понимающего противоречие между этими двумя понятиями. Кеннет был в цивильной одежде и вполне мог сойти за родственника кого-либо из пациентов. -- Я не сумасшедший, если вы это хотите услышать от меня. -- Знаю, что не сумасшедший, и ты прекрасно понимаешь, что не это я хотел услышать. Я действительно хотел узнать, как у тебя дела. Фрэнк развел руками -- жест этот мог означать и все что угодно, и весь мир. -- Когда я смогу уйти отсюда? -- Ты готов? Отец Кеннет ответил вопросом на вопрос. -- Если спрошу сам себя, то отвечу, что никогда не буду готов. Поэтому и спросил Вас. -- Ты верующий, Фрэнк? Священник посмотрел на него с горькой усмешкой. -- Пожалуйста, святой отец, не надо банальностей вроде "обрати свой взор к господу, и господь узрит тебя". Последний раз, когда наши взгляды встретились, бог отвел глаза в сторону... -- Не оскорбляй мой разум, а главное -- свой собств