лугой, который по-прежнему будет ухаживать за вами. Какой смысл объяснять этому человеку, что Алоисиус Ройс в скором времени заканчивает юридический колледж и, по всей вероятности, несколько иначе представляет себе свое будущее. Но об этом нельзя и забывать, ибо когда Ройс уйдет, до чего же одиноко станет ему, Тренту, здесь, на самом верхнем этаже отеля, который уже не будет ему принадлежать. - Допустим, я отказываюсь продать отель. Что вы в таком случае намерены делать? - внезапно спросил Трент. - Ну, что ж, я подыщу другое место и построюсь. Хотя, мне кажется, вы потеряете свой отель задолго до того, как это произойдет. Но если даже этого не случится, вы не выдержите конкуренции с нами и вынуждены будете уйти от дел. Сказано это было с деланным равнодушием, но не без тонкого расчета. Дело в том, что корпорация О'Кифа жаждала заполучить "Сент-Грегори" - и как можно скорее. Отсутствие отеля О'Кифа в Новом Орлеане было равносильно отсутствию зуба в челюсти этой корпорации, перемалывающей всех любителей путешествий. Из-за этого она уже понесла весьма ощутимые потери в других городах, а для процветания корпорации это все равно что отсутствие кислорода. К тому же вызывало беспокойство и то обстоятельство, что конкуренты пользовались этим пробелом. Давно обосновался в Новом Орлеане "Шератон-Чарльз". "Хилтон", кроме гостиницы в аэропорту, строил еще одну во Французском квартале. "Корпорации отелей Америки" принадлежал и Новоорлеанский королевский отель. Условия, предложенные О'Кифом Уоррену Тренту, были продиктованы вполне реалистическими соображениями. Закладные на "Сент-Грегори" были досконально изучены эмиссаром О'Кифа, который выяснил, что заимодавцы не желают идти на уступки. Они явно намеревались заполучить в свои руки отель и держать его для того, кто больше даст. Если приобретать "Сент-Грегори" за разумную цену, делать это надо теперь. - Сколько времени вы могли бы дать мне на обдумывание? - спросил Уоррен Трент. - Я предпочел бы услышать ответ немедленно. - Но я к нему не готов. - Хорошо. - О'Киф задумался. - В субботу мне нужно быть по делам в Неаполе. Поэтому я хотел бы уехать отсюда не позже чем в четверг вечером. Давайте установим крайний срок - четверг в полдень. - Но это же меньше сорока восьми часов! - Не вижу причин ждать дольше. Упрямство побуждало Уоррена Трента выторговывать более продолжительный срок. Здравый же смысл напоминал, что предложенный О'Кифом четверг всего лишь на сутки раньше рокового дня - пятницы. - Что ж, раз вы так настаиваете... - уступил он. - Превосходно! - Широко улыбаясь, О'Киф отодвинул стул и поднялся, кивнул Додо, которая с явным сочувствием наблюдала все это время за Уорреном Трентом. - Нам пора, дорогая. Уоррен, спасибо за гостеприимство. - Подождать еще полтора дня, решил он, не так уж это долго. Теперь ведь уже не оставалось сомнений в конечном результате. Дойдя до двери, Додо обернулась и своими большими голубыми глазами посмотрела на хозяина "Сент-Грегори". - Большое вам спасибо, мистер Трент, - сказала она. Он взял ее руку и склонился в поклоне. - Даже не помню, когда эти старые комнаты были удостоены чести видеть такую гостью. О'Киф метнул на него пронизывающий взгляд, усомнившись в искренности комплимента, и, к удивлению, обнаружил, что Трент не покривил душой. У Додо была поистине непостижимая способность каким-то чудом устанавливать добрые отношения с самыми неожиданными людьми. В коридоре она взяла его под руку, он почувствовал, как от мягкого прикосновения ее пальцев у него застучало в висках. Но сначала, напомнил он себе, следует помолиться и поблагодарить господа за то, как прошел вечер. - Честное слово, есть что-то волнующее в том, как женщина роется в сумочке, доставая ключ от своей квартиры, - заметил Питер Макдермотт. - Это указывает на два обстоятельства, - тотчас откликнулась Кристина, продолжая поиски ключа. - Во-первых, раз у женщины есть квартира, значит, она независима, а, во-вторых, если она потеряла ключ, значит, она все-таки женщина. Вот! Нашла! - Подождите! - сказал Питер и, взяв Кристину за плечи, привлек ее к себе. Поцелуй был долгим, руки его скользнули вдоль ее тела, и он крепче обнял ее. Через некоторое время, еще не отдышавшись, она сказала: - За квартиру у меня уплачено. И если уж мы собираемся этим заниматься, так лучше в уединении. Питер взял ключ и сам открыл дверь. Кристина поставила сумочку на столик и, пройдя в комнату, опустилась на большой диван. С чувством явного облегчения она сбросила с ног узкие лакированные туфли. Питер сел рядом. - Сигарету? - Да, с удовольствием. Питер зажег спичку, оба закурили. Настроение у него было радостное, приподнятое - он как-то особенно остро ощущал все, что происходило с ним сейчас. Он был уверен, что их отношения дальше могут развиваться в любом направлениистоит ему захотеть. - Как приятно просто посидеть и поболтать, - заметила Кристина. Он взял ее руку. - Мы же не болтаем. - Ну, а почему бы нам не поболтать? - Видите ли, заниматься разговорами не совсем... - Понимаю. Но тогда возникает вопрос: куда нас это заведет? Зачем и почему? - А не можем мы просто взять и повернуть колесо фортуны?... - В таком случае пропадет азарт игры. Останется лишь факт. - Она замолчала, задумалась. - То, что было сейчас, произошло не впервые, значит, у нас есть тяга друг к другу. - И по-моему, у нас неплохо получается. - Значит, с течением времени будет и естественный прогресс в отношениях. - Но только не одинаковый: я, по-моему, шагаю впереди вас. - В направлении постели, как я понимаю. - Я лягу слева, если стать в изножье, - мечтательно произнес он. - Я сейчас вас разочарую. - Только не говорите! Я попытаюсь догадаться. Ага, вы забыли почистить зубы. Ладно, подожду. Она рассмеялась. - До чего же трудно с вами разговаривать!... - Видите ли, заниматься разговорами не совсем... - С этого мы и начали. Питер откинулся на диван и выпустил в воздух колечко дыма, потом второе, третье. - Мне всегда хотелось этому научиться, - сказала Кристина. - Но я так и не сумела. - Так чем же вы собираетесь меня разочаровать? - спросил Питер. - У меня появилось любопытное чувство. Если то, что может произойти... произойдет, это не пройдет даром ни для одного из нас. - Значит, для вас это будет что-то значить? - Пожалуй, да. Но не знаю, не уверена. - Еще менее уверена она была в том, как вести себя дальше. Питер затушил сигарету, потом взял сигарету Кристины и тоже затушил. И когда он стиснул ее руки, она почувствовала, как рушится ее уверенность в себе. - Пора нам лучше узнать друг друга, - сказал он, внимательно глядя на нее. - Слова для этого - не всегда верный способ. Он притянул ее к себе, и она - сначала покорно, потом со всевозрастающей страстью - прильнула к нему. С губ ее срывались пылкие, бессвязные слова, вся рассудительность куда-то улетучилась, барьеры, еще несколько минут тому назад стоявшие между ними, рухнули. Вся дрожа, с колотящимся сердцем, она решила: значит, так уж суждено, теперь ни сомнения, ни доводы не заставят ее образумиться. Она слышала, как учащенно дышит Питер. И закрыла глаза. Они стояли так, застыв. И вдруг ощущение близости исчезло. - Есть вещи, которые не забываются, - сказал Питер. - Они вдруг приходят на память в самый неподходящий момент. - Он обнял ее, на этот раз очень нежно. И тихо сказал: - Ты была права. Пусть все решит время. Кристина почувствовала, как он осторожно поцеловал ее, и не столько увидела, сколько услышала, как он пошел к двери. Вот открылась входная дверь и через мгновение захлопнулась. Кристина открыла глаза. - Питер, дорогой, - шепотом позвала она. - Зачем же ты уходишь? Пожалуйста, не уходи! Ответом была тишина, потом откуда-то издалека донесся слабый гул спускающегося лифта. До конца вторника оставалось всего несколько минут. В кабачке со стриптизом на Бурбон-стрит блондинка с могучими бедрами придвинулась ближе к своему кавалеру - одна рука ее лежала у него на бедре, другая гладила его затылок. - Ну, конечно, - сказала она, - конечно, миленький, я хочу переспать с тобой. Стэн - как бишь его? - из какого-то там городишки в штате Айова, я в жизни о таком не слыхала. Но если он еще раз дыхнет на меня, тут же вырву. Это же надо, чтобы изо рта несло, как из помойки. - За чем тогда дело стало? - еле ворочая языком, проговорил он. Взял ее руку и передвинул ближе к штанине. - У меня тут, детка, кое-что для тебя припасено. "Все они одинаковы, только болтать умеют, - презрительно думала она, - да еще убеждены, что между ног у них - седьмое чудо света, женщина так и обомрет, как увидит, вот сдуру-то и хвастают, будто сами растили, как огурец для выставки. А на поверку и этот окажется не лучше других, тут же скопытится и начнет хныкать". Да ей вовсе и не хочется выяснять это. Господи, до чего же от него разит? Рядом с их столиком нестройный джаз, слишком плохонький, чтобы играть в более приличном месте, вроде "Прославленной двери", "Лягушки" или еще какого-нибудь заведения на Бурбон-стрит, с грехом пополам заканчивал очередной номер. На сцене под эту мелодию танцевала некая Джэйн Мэнсфилд - если можно так назвать любительские вихлянья. (На Бурбон-стрит была широко распространена эта хитроумная уловка - взять фамилию какого-нибудь известного исполнителя, слегка ее изменить и присвоить в надежде, что проходящая мимо публика, не разобравшись, примет тебя за подлинную звезду.) - Слушай, - нетерпеливо проговорил житель Айовы. - Почему бы нам не смотаться отсюда? - Я уже сказала тебе, голубчик. Я здесь работаю. Не могу я еще уйти. Скоро мой выход. - Плевать мне на твой выход! - Нет, миленький, это нехорошо. - И, словно вдруг придумав что-то, блондинка спросила: - А в каком отеле ты остановился? - В "Сент-Грегори". - Это недалеко отсюда. - Через пять минут ты у меня уже будешь голенькая. - А ты меня не угостишь сначала? - пропела она. - Даже обязательно! Пошли! - Постой-ка, Стэнли, дружок! У меня есть идея! Пока все идет как по маслу, подумала она, без сучка и задоринки. А то как же? Дело-то ведь не новое, тысячу раз проделанное - ну, может, на сотню раз меньше или больше. Вот уже полтора часа этот Стэн, или как его там, из какого-то там города, покорно шел по давно проторенной дорожке: первая рюмка - на проверку, и с него уже содрали в четыре раза дороже, чем в обычном баре. Потом официант подсунул ее для компании. Им все таскали и таскали выпивку, но, как и другим девушкам, работавшим за комиссионные от выручки бара, ей вместо дешевого виски, которым угощали посетителей, приносили холодный чай. Немного позже она дала знак официанту "закрутить на полную катушку" - подать бутылку местного шампанского, которое - хотя этот нюня Стэнли еще понятия об этом не имел - обойдется ему в сорок долларов, и пусть только попробует удрать не заплатив! Теперь оставалось только отделаться от него, хотя, может быть, ей удастся - если, конечно, все пройдет гладко - подзаработать на нем и еще кое-что. А что, бесплатно выносить эту вонь? - Какая же идея, малышка? - спросил он. - Оставь мне свой ключ. Тебе дадут другой, если спросишь: у портье всегда есть запасные. А я - как вырвусь - сразу приду к тебе. - Она потрепала его по ляжке. - Ты только жди меня, ладно? - Я буду ждать. - Тогда все в порядке. Давай сюда ключ. Он держал ключ в руке. Но не выпускал его. - Эй, а ты точно придешь?... - на секунду вдруг усомнился он. - Миленький, клянусь, на крыльях прилечу. - Пальцы ее снова задвигались. ("Этот мерзкий слюнтяй сейчас полные штаны наделает", - решила она.) - Да и какая девчонка не полетела бы к тебе, Стэн? Он вложил ей ключ в руку. И прежде чем он успел передумать, она исчезла. Остальное доделает официант с помощью вышибалы, если эта вонючка вздумает поднять шум из-за счета. Только нет, он, видно, не станет шуметь, но и здесь больше не появится. Этакие нюни сюда не ходят. Интересно, сколько времени он будет лежать у себя в номере и ждать ее и сколько ему потребуется, чтобы понять, что она не придет - ни сегодня, ни завтра, никогда, даже если он останется в этом отеле до конца своей никчемной жизни. Часа через два, в конце своего рабочего дня, такого же унылого, как и все прочие, - правда, на этот раз хоть заработать удалось, - блондинка с пышными формами продала ключ от номера отеля за десять долларов. Купил его Джулиус Мили по прозвищу Отмычка. СРЕДА Над Новым Орлеаном только еще начали появляться первые проблески утренней зари, а Отмычка уже проснулся. Он сидел на кровати в своем номере в отеле "Сент-Грегори", чувствуя себя отдохнувшим, бодрым, готовым приступить к работе. Накануне с полудня до вечера Отмычка крепко спал. Потом вышел прогуляться и вернулся в два часа ночи. Поспал еще часа полтора и встал, точно когда было нужно. Поднявшись с постели, он побрился и принял душ - сначала теплый, а под конец холодный. От ледяной воды Отмычку бросило в дрожь, но когда он энергично растер тело сухим полотенцем, ему сразу стало жарко. Следуя раз навсегда установленному ритуалу перед очередным выходом на дело, он надел свежее белье и чистую накрахмаленную рубашку. И сейчас ощущение приятно похрустывающей ткани еще больше настроило его на нужный лад. Если порой им на миг и овладевала смутная тревога - страх перед чудовищной возможностью в случае провала оказаться за решеткой теперь уже на пятнадцать лет, - то он сразу отгонял ее от себя. И с удовольствием вспоминал, как гладко и удачно прошла у него подготовка. Со времени приезда сюда он увеличил свою коллекцию ключей с трех до пяти штук. Четвертый ключ был получен вчера вечером самым простым способом - у дежурного портье. Сам он жил в номере 830, а ключ попросил от номера 803. Конечно, перед тем, как решиться на такой шаг, он принял необходимые меры предосторожности. Во-первых, убедился, что ключ под номером 803 висит на своем месте, а во-вторых, что в отделении под этим ключом не лежит ни писем, ни записок. Если бы там оказалась почта. Отмычке пришлось бы отложить свою затею. Отдавая почту, портье имеет обыкновение спрашивать у гостя фамилию. Отмычка же тогда послонялся немного по вестибюлю и, когда у портье прибавилось работы, спокойно встал в очередь за ключом. Ему дали ключ без расспросов. Если бы произошла заминка. Отмычка сказал бы - и это прозвучало бы вполне правдоподобно, - что перепутал номера. Эта легкость, с какою Отмычка получил ключ, показалась ему хорошим предзнаменованием. Позже, удостоверившись, что портье сменился, он точно так же добудет ключи от номеров 380 и 930. Следующая ставка тоже оказалась выигрышной. Двумя днями раньше, через надежных людей, он пришел к определенному соглашению с девицей из стриптиза на Бурбон-стрит. Это она раздобыла ему пятый ключ, пообещав достать еще. И только на железнодорожном вокзале утомительное дежурство возле отправлявшихся поездов оказалось безрезультатным. Такое случалось и раньше, и Отмычка решил, что пора делать выводы из накопившегося опыта. Люди, едущие поездом, явно консервативнее тех, кто летит, и, наверно, по этой причине аккуратнее относятся к ключам от своих номеров. Поэтому на будущее Отмычка решил исключить железнодорожные вокзалы из своих планов. Он взглянул на часы. Дольше прохлаждаться не было оснований, хотя он чувствовал какое-то странное нежелание встать с кровати. Но он преодолел себя и приступил к последним приготовлениям. В ванной у него уже стоял стакан, на одну треть наполненный шотландским виски. Отмычка тщательно прополоскал рот, но не выпил ни капли, а выплюнул все в раковину умывальника. Затем он взял сложенную газету - утренний выпуск "Таймс-Пикайюн", который купил накануне вечером, - и сунул под мышку. Наконец, проверив карманы, где в определенном порядке лежала коллекция ключей. Отмычка вышел из комнаты. Неслышно ступая в туфлях на резиновой подошве, он двинулся вниз по служебной лестнице и не спеша, пружинистым шагом спустился на два этажа. Очутившись на шестом этаже, он вошел в коридор и быстро кинул взгляд в оба конца, но сделал это так незаметно, что, даже если бы за ним следили, никто бы ничего не заметил. В коридоре было пусто и тихо. Отмычка заранее изучил расположение комнат и систему их нумерации. Вынув из внутреннего кармана ключ под номером 641 и небрежно помахивая им, он неторопливо направился к тому месту, где, как он знал, находилась обозначенная на бирке комната. Это был первый ключ, который он добыл в аэропорту Мойсант. Кроме всего прочего. Отмычка всегда соблюдал строгую очередность. А вот и дверь под номером 641. Отмычка остановился. Свет внутри не горит. Не слышно ни звука. Он достал перчатки и быстро их натянул. Все чувства его были напряжены. Осторожно вставил он ключ в замочную скважину. И повернул. Дверь бесшумно открылась. Отмычка вынул ключ, вошел в комнату и тихо закрыл за собой дверь. Слабый свет зари уже чуть растворил царившую в комнате тьму. Отмычка стоял не шевелясь, давая глазам привыкнуть к сумеречному свету. Все вокруг было серым - поэтому-то опытные гостиничные воры и выбирают это время суток для своих операций. Света вполне достаточно, чтобы передвигаться, не спотыкаясь о мебель, а с другой стороны, можно надеяться, что тебя не увидят. Есть и другие причины, чтобы действовать именно в эту пору. Предрассветный час - время затишья в любом отеле: ночные дежурные уже клюют носом в ожидании смены. Дневные же еще не явились. Гости - даже гуляки и любители поздно ложиться - уже давно в своих номерах и скорее всего крепко спят. На рассвете человек чувствует себя спокойнее, как будто все опасности ночи уже позади. Прямо перед собой Отмычка различил очертания туалетного столика. Справа вырисовалась кровать. Услышав ровное дыхание, он понял, что человек на кровати спит. Деньги следует искать прежде всего на туалетном столике. Отмычка осторожно двинулся вперед, предварительно ощупывая ногой пространство, чтобы не споткнуться. Он уже дошел до столика, и, коснувшись его, кончиками пальцев стал шарить по крышке. Перчатка наткнулась на кучку монет. Нет, это ни к чему! Пожадничать и положить мелочь в карман - значит наделать шуму. Но там, где монеты, должен быть и бумажник. Ага, вот и он! Бумажник оказался приятно пухлым. Вдруг яркий свет залил комнату. Случилось это столь неожиданно - без единого настораживающего звука, - что мгновенная реакция, которой так гордился Отмычка, не сработала. Выручил его инстинкт. Отмычка уронил бумажник и с виноватым видом повернулся в сторону света. Владелец комнаты, включивший лампу на ночном столике, сидел в пижаме на кровати. Он был сравнительно молод, мускулист и предельно взбешен. - Какого черта вы тут делаете? - взорвался он. Отмычка стоял, с глупым видом осматриваясь по сторонам, не в силах вымолвить ни слова. Вероятнее всего, решил потом Отмычка, проснувшемуся и самому нужно было время, чтобы собраться с мыслями, поэтому-то он и не заметил виноватого замешательства своего непрошеного гостя. Однако в тот момент, чувствуя, что он упускает драгоценное преимущество, Отмычка решительно ринулся в бой. Он покачнулся, будто пьяный, и возопил: - Ч-что я тут д-делаю? А ч-что вы д-делаете в м-моей п-постели? - Говоря это, он незаметно стянул с рук перчатки. - Идиот! Это моя постель. И моя комната! Подойдя поближе. Отмычка дыхнул на незнакомца, обдав его запахом виски, которым прополоскал рот. Он заметил, как тот отшатнулся. Теперь мозг Отмычки работал четко и хладнокровно, как всегда в таких случаях. Он уже не раз выходил сухим из подобных опасных ситуаций. Он знал, что сейчас необходимо отбросить агрессивный тон и перейти к обороне, иначе владелец комнаты может испугаться и позвать на помощь. Впрочем, этот незнакомец, казалось, сам мог сладить с кем угодно. - В-ваша комната? - глупо ухмыльнувшись, спросил Отмычка. - А в-вы в этом ув-верены? Человек в кровати еще больше разозлился. - Ах ты, проклятый пьяница! Конечно, это моя комната! - Это номер шестьсот четырнадцатый? - Вот болван! Шестьсот сорок первый. - Извините, старина. Видно, я ошибся. - Отмычка выдернул из-под мышки газету, которую намеренно брал, чтобы создать впечатление, будто он только пришел с улицы. - На вот ут-треннюю г-газету. С-специальный выпуск. - На кой мне черт твоя газета. Забирай ее и уматывай! Значит, сошло! Хорошо продуманный план отступления снова сработал. - Еще р-раз п-повторяю: из-звини, старина, - сказал Отмычка, уже направляясь к двери. - Н-не р-расстраивайся. Я ухожу. Человек продолжал сидегь в кровати и глядеть ему вслед. Сложив вдвое перчатку. Отмычка нажал на ручку двери. Итак, все позади. Он закрыл за собой дверь. И остановился, напряженно прислушиваясь: вот человек встал с кровати, шлепая босыми ногами, подошел к двери, дернул ее и накинул предохранительную цепочку. Отмычка по-прежнему не шевелился. Он простоял так не меньше пяти минут, выжидая - а вдруг постоялец позвонит администратору. Ему необходимо было это знать. Если позвонит, Отмычка должен тотчас вернуться к себе - до того, как поднимется крик и шум. Но из комнаты не доносилось ни звука, телефон не звонил. Опасность пока миновала. Конечно, потом все может принять иной оборот. Когда мистер 641 окончательно проснется, он вспомнит о ночном приключении. А поразмыслив, может задаться некоторыми вопросами. Например: даже если кто-то и ошибся комнатой, почему его ключ подошел к этой двери? А уж если он вошел, то почему стоял в темноте, когда мог включить свет? И как объяснить минутную растерянность визитера? Если это человек сообразительный, то, проснувшись, он может без труда восстановить кое-какие детали и, пожалуй, переосмыслить случившееся. Так или иначе у него может появиться повод позвонить администрации отеля и выразить возмущение. А администрация - в лице детектива отеля - сразу поймет, в чем дело. И начнется обычное в таких случаях расследование. Вызовут обитателя номера 614 и постараются свести его с владельцем номера 641. Оба заявят, что впервые видят друг друга. Детектив нисколько не удивится: это только подтвердит его подозрение, что в отель проник вор-профессионал. Молва разнесется быстро. И против Отмычки, едва успевшего развернуть свою деятельность, будет мобилизован весь персонал отеля. Не исключено и то, что отель свяжется с местной полицией. А те, в свою очередь, запросят у ФБР сведения относительно воров - специалистов по отелям, разгуливающих по стране. В любом таком списке, несомненно, будет фигурировать имя Джулиуса Милна, по прозвищу Отмычка. Да еще приложат фотографии - специальные фотографии, сделанные в полиции, которые покажут портье и всем прочим. Значит, надо собираться и удирать. Если он поспешит, то будет за пределами города меньше чем через час. Беда лишь в том, что не так это просто. Он порядком поистратился: заплатил за машину, за мотель, за номер в отеле, дал девчонке из стриптиза за ключ. У него почти не осталось денег. Нет, он должен разжиться в Новом Орлеане - и как следует. Подумай еще, Отмычка, сказал он себе. Хорошенько подумай. Итак, он рассмотрел наихудший вариант. А что, если посмотреть на это с другой стороны? Даже если события и будут развиваться так, как он сейчас думал, все равно на это уйдет несколько дней. У полиции Нового Орлеана много дел. Судя по утренней газете, все детективы брошены на раскрытие трагедии, которая произошла на одном из проспектов, - шутка ли, сразу двоих убило, весь город взбудоражен. Едва ли полиция станет сейчас отвлекаться, особенно если учесть, что в отеле пока не совершено никакого преступления. Рано или поздно они, конечно, до него доберутся. Как добирались всегда. Так сколько же у него времени? Если не зарываться, то день у него есть, а возможно, и два. Он все тщательно взвесил. Да, этого достаточно. В пятницу утром он уедет из отеля, а потом и из города и заметет за собой следы. Итак, решение принято. Ну, а сейчас что делать? Вернуться в свою комнату на восьмом этаже и отложить все до завтрашнего дня или продолжать? Желание остановиться было очень велико. То, что произошло несколько минут назад, - если быть с самим собой честным, - всполошило его куда больше, чем бывало в подобных случаях. И собственный номер казался ему сейчас надежным и уютным пристанищем. Тем не менее Отмычка мрачно решил: надо продолжать работу. Однажды он где-то прочитал, что, если военный самолет терпит аварию не по вине летчика, этого летчика тут же отправляют в новый полет, чтобы он не потерял уверенности в себе. И он, Отмычка, должен руководствоваться тем же принципом. Первый ключ, который он здесь добыл, не оправдал его надежд. Возможно, это - знамение, указывающее на то, что надо изменить порядок и испробовать последний. Девица из стриптиза на Бурбон-стрит продала ему ключ от номера 1062. Вот и еще одна хорошая примета: цифра два приносит ему счастье! Считая про себя лестничные пролеты, Отмычка начал подниматься по служебной лестнице на десятый этаж. Житель Айовы по имени Стэнли, простак, попавшийся на удочку в кабачке на Бурбон-стрит, наконец уснул. Он долго ждал блондинку с пышными формами, сначала уверенный в том, что она придет, потом, спустя несколько часов, - со все убывающей надеждой и неприятным сознанием, что его обвели вокруг пальца, да еще как! Но вот глаза его сами собой закрылись, и он забылся тяжелым пьяным сном. Он не слышал ни как вошел Отмычка, ни как тот осторожно и методично обшарил комнату. Он продолжал спать, а Отмычка вытащил все деньги из его бумажника и прикарманил часы, перстень, золотой портсигар, зажигалку и бриллиантовые запонки. Не пошевелился он и тогда, когда Отмычка тихонько вышел. Было уже позднее утро, когда Стэнли из Айовы проснулся. Прошел еще час, прежде чем сознание его продралось сквозь тяжелое похмелье и он понял, что его обокрали. Когда же до него дошли размеры постигшего его несчастья, когда он подсчитал, во что ему обошелся вчерашний, ровно ничего не давший вечер, он бросился в кресло и разрыдался как ребенок. Отмычка же задолго до этого уже надежно спрятал свою добычу. Выйдя из номера 1062, Отмычка решил, что стало слишком светло - продолжать работу рискованно, и возвратился к себе в номер. Первым делом он пересчитал деньги. Оказалось не так уж мало - девяносто четыре доллара, в основном пятерками и десятками, причем банкноты все замусоленные, так что не опознаешь. Обрадовавшись, Отмычка сунул их к себе в бумажник. Часы и другие вещи могли доставить больше неприятностей. Он даже вначале усомнился, стоит ли брать их вообще, но жадность не позволяла упустить столь легкую добычу. Это, конечно, означало, что сегодня рано или поздно поднимется шум. Люди могут терять деньги и не вспомнить, где и при каких обстоятельствах это произошло, но пропажа драгоценностей явно указывала на кражу. Теперь уже вмешательство полиции становилось более вероятным, а значит, время, которым Отмычка мог воспользоваться, - сокращалось. Впрочем, кто его знает. Он почувствовал, как возрастает его уверенность в себе, а заодно и готовность, если потребуется, идти на риск. Среди его вещей был небольшой чемоданчик - с таким можно войти в отель и выйти, не привлекая к себе внимания. Отмычка переложил туда украденные вещи, прикинув, что наверняка получит за них у надежного человека не менее ста долларов, хотя стоили они значительно больше. Потом он подождал, чтобы отель проснулся и вестибюль заполнился людьми. Тогда он спустился на лифте и направился со своим чемоданчиком к стоянке на Канал-стрит, где накануне оставил свою машину. Отсюда он не спеша проехал к мотелю на шоссе Шеф-Мантэр, где заранее снял комнату. По дороге он остановился - вышел из машины и поднял капот, делая вид, будто устраняет неисправность в моторе; на самом же деле ему надо было достать ключ от комнаты в мотеле, спрятанный в карбюраторе. В мотеле он долго не задерживался - лишь переложил ценности в другой чемодан и запер его. На обратном пути он повторил сцену с копаньем в моторе и снова положил ключ от комнаты в карбюратор. Таким образом, когда он поставил машину на стоянку - на этот раз в другом месте, - ни при нем, ни в его номере в отеле уже не было ничего, указывавшего на его причастность к ограблению. Успех окрылил Отмычку, и он зашел позавтракать в кафе при отеле. Выходя из него, он и увидел герцогиню Кройдонскую. Она только что вышла из лифта в вестибюле, бедлингтон-терьеры - три с одной стороны, два с другой - мчались впереди нее, словно вестовые. Герцогиня крепко и властно держала поводки, однако мысли ее были явно далеко, и смотрела она прямо перед собой, словно что-то видела за толщей гостиничных стен. Она была, как всегда, величественна и надменна. И только внимательный наблюдатель уловил бы на ее лице следы усталости и тревоги, которые не могли окончательно скрыть ни косметика, ни огромная сила воли. Отмычка остановился как вкопанный, не веря своим глазам. Да нет же, это она, герцогиня Кройдонская. Ошибиться Отмычка не мог: слишком много ее фотографий видел он в газетах и журналах, которые жадно просматривал. И герцогиня, судя по всему, жила в этом отеле. Мысль у Отмычки стремительно заработала. Герцогиня Кройдонская славилась редчайшими в мире драгоценностями. Где бы она ни появлялась, она была всегда унизана ими. Даже сейчас глаза Отмычки сузились при виде колец и сапфировой броши, которые были на герцогине, - брошь была небрежно приколота, а ведь ей цены нет. Такая любовь к украшениям означала, что, несмотря на все меры предосторожности, герцогиня наверняка возит с собой хотя бы часть своих богатств. И безрассудный, дерзкий, невозможный замысел - такой ли уж невозможный? - понемногу начал обретать в голове Отмычки вполне определенные очертания. Он неотрывно смотрел на герцогиню Кройдонскую, пока та, предшествуемая терьерами, не пересекла вестибюль и не исчезла на залитой солнцем улице. Херби Чэндлер приехал на работу рано, но из соображений собственной выгоды, а вовсе не в интересах "Сент-Грегори". Среди побочных доходов старшего посыльного, - как и во многих других отелях, где есть бары, - была статья, именуемая "спиртные остатки". Гости, останавливающиеся в отеле и предпочитающие питаться в номере или просто любящие выпить в одиночестве, часто, уезжая, оставляют бутылки с недопитым вином. В чемодан открытые бутылки никто не кладет - из опасения, что вино прольется, или из боязни, что в аэропорту получится перевес. Но такова уж человеческая натура, что просто вылить вино - невозможно, а потому его обычно оставляют на туалетном столике. Посыльный, вызванный в номер, чтобы снести вниз багаж, заметив оставленные бутылки, через несколько минут возвращается и забирает их. Если же гости сами выносят чемоданы, - а теперь многие предпочитают так поступать, - то об оставленном вине горничная по этажу сообщает посыльному, и он делится с ней прибылью. В "Сент-Грегори" это собранное по капелькам спиртное поступало в один из углов подвальной кладовой - в единоличное владение Херби Чэндлера. И хранилось там до поры до времени под присмотром кладовщика, который, в свою очередь, пользовался помощью Чэндлера в осуществлении собственных махинаций. Бутылки стаскивали сюда обычно в бельевых корзинах, с которыми посыльные могут ходить по всему отелю, не вызывая подозрений. В результате за один-два дня у Чэндлера собиралось поразительное количество спиртного. Два-три раза в неделю, - а если в отеле проводились съезды, то и чаще, - старший посыльный, как, например, сегодня, сортировал свои запасы. Сначала Херби отделил бутылки с джином. Затем, выбрав две бутылки с этикетками наиболее дорогих сортов, он через маленькую, видавшую виды воронку слил в них все остатки. Одна бутылка оказалась доверху полной, вторая - на три четверти. Он завинтил на обеих крышки и вторую бутылку отставил в сторону - долить в следующий раз. Потом он проделал такую же процедуру с американским виски, шотландским виски и водкой. Всего набралось семь полных и несколько неполных бутылок. Остатки водки он после некоторого колебания вылил в джин. К концу дня полные бутылки будут переправлены в бар, за несколько кварталов от "Сент-Грегори". И хозяин бара, не вдаваясь в анализ качества, продаст эти напитки своим завсегдатаям, а Херби Чэндлеру выплатит половину того, что он заплатил бы обычному поставщику. Время от времени Херби выдавал дивиденды тем, кто промышлял вместе с ним в отеле, но - самые мизерные. В последнее время дело со "спиртными остатками" шло хорошо и сегодняшний итог мог бы порадовать Херби, если бы его не угнетали другие мысли. Вчера поздно вечером ему позвонил Стэнли Диксон. И пересказал - в своей версии - разговор с Питером Макдермоттом. Сообщил он и о том, что Макдермотт ждет его - и его дружков - у себя в кабинете завтра - значит, уже сегодня - в четыре часа дня. Собственно, Диксон звонил затем, чтобы выяснить, много ли знает Макдермотт. Херби Чэндлер не в состоянии был ответить Диксону на этот вопрос, но он посоветовал держаться настороже и все отрицать. Однако с тех пор он все думал о том, что же в действительности произошло в номере 1126-27 двое суток тому назад и насколько информирован обо всем - включая и роль в этом деле самого Чэндлера - заместитель управляющего. До четырех дня оставалось еще целых девять часов. Сегодня, подумал Херби Чэндлер, эти часы покажутся ему бесконечно долгими. Кэртис О'Киф, не меняя раз и навсегда заведенного порядка, вначале принял душ, затем помолился богу. Такая последовательность действий была вполне рациональной: во-первых, магнат чистым представал перед Всевышним, а во-вторых, за те двадцать минут, что он проводил на коленях, завернувшись в махровый халат, он успевал как следует высохнуть. Яркий солнечный свет, заливавший уютные, освежаемые кондиционером апартаменты, привел О'Кифа в благодушное настроение. Это отразилось и на молитве, которая получилась многословной, скорее похожей на задушевную беседу. Магнат не забыл, однако, напомнить господу богу о своем интересе к отелю "Сент-Грегори". Завтрак был подан в апартаменты Додо. Она сама сделала заказ, после того как сосредоточенно, во всех деталях прочла необъятное меню, а потом долго беседовала с официантом, несколько раз меняя при этом выбранные ранее блюда. Сегодня почему-то массу сомнений доставил ей выбор сока, и, разговаривая по телефону с невидимым человеком, принимавшим заказ, она несколько минут никак не могла решить, что же лучше: ананасовый сок, грейпфрутовый или апельсиновый. Кэртис О'Киф немало позабавился, представив себе, какая путаница из-за этого продолжительного разговора получилась в буфете одиннадцатью этажами ниже, да еще в самый час "пик". В ожидании завтрака Кэртис О'Киф перелистывал утренние газеты: новоорлеанскую "Таймс-Пикайюн" и доставленную самолетом "Нью-Йорк таймс". От отметил, что в местной газете не появилось никаких новых сведений о сбитых автомобилем женщине и ребенке - самом злободневном происшествии в городе. В нью-йоркской газете он просмотрел биржевую сводку, из которой явствовало, что акции отелей О'Кифа съехали вниз на три четверти пункта. Падение курса было незначительнымсобственно, обычное колебание на бирже, - и уж, конечно, акции снова поднимутся, едва лишь молва о новом приобретении корпорации достигнет биржи, а это, по-видимому, не за горами. Тут О'Киф вспомнил, что ему предстоит проскучать здесь еще целых два дня в ожидании ответа Трента. Он пожалел, что не настоял на окончательном решении вопроса вчера, но поскольку теперь он уже связал себя словом, ничего не оставалось, как терпеливо ждать. Впрочем, он нисколько не сомневался в благоприятном ответе Уоррена Трента. Собственно, другого выхода у Трента не было. К концу завтрака раздался телефонный звонок, и Додо подняла трубку. Звонил Хэнк Лемницер, личный представитель Кэртиса О'Кифа на Западном побережье. Догадываясь о теме разговора, О'Киф попросил переключить разговор на свой телефон и закрыл дверь, соединявшую его номер с апартаментами Додо. Как он и предполагал, щекотливая тема всплыла в разговоре после обычного доклада о различных финансовых операциях, не связанных с гостиничным делом, а Лемницер нарочно долго не слезал с этого конька. - Есть еще один вопрос, мистер О'Киф, - наконец сказал он, покалифорнийски растягивая слова и гнусавя. - Речь идет о Дженни Ламарш, тон самой куколке... э-э... молодой леди, к которой вы проявили интерес, когда останавливались в отеле "Беверли-хиллз". Вы ее помните? Конечно, О'Киф помнил ее - яркая стройная брюнетка, с великолепной фигурой, холодной усмешкой и, живым, озорным умом. Его поразила тогда и сама женщина, и уровень, на котором она могла поддерживать разговор. Он припомнил, что кто-то сказал, будто она окончила колледж Вассара для благородных девиц. У нее был контракт с какой-то малоизвестной киностудией. - Да, помню, - ответил О'Киф. - Я несколько раз беседовал с ней, мистер О'Киф. Она будет рада отправиться с вами в путешествие. А может быть, и не в одно. Не было необходимости спрашивать, догадывается ли мисс Ламарш о том, что повлечет за собой такое путешествие. Хэнк Лемницер уж позаботился просветить ее на этот счет. Перспектива, не мог не признаться себе О'Киф, открывалась заманчивая. Его прельщала возможность не только поболтать с Дженни Ламарш, но и установить с ней более близкие отношения. Уж она-то, конечно, сумеет найти нужный тон и поставить себя с теми, с кем им предстоит встречаться. И вряд ли ее будут разбирать сомнения относительно того, какой следует выбрать к завтраку сок. И все же - к собственному удивлению - он колебался. - Я бы хотел быть уверенным в одном - что будущее мисс Лэш обеспечено. - И не думайте об этом, - донесся до него уверенный голос Лемницера с другого конца страны. - Я позабочусь о ней так же, как заботился обо всех остальных. - Я не об этом, - резко перебил его Кэртис О'Киф. Лемницер был человек, конечно, полезный, но временами ему недоставало тонкости. - А о чем же, мистер О'Киф? - Я хотел бы, чтобы вы подобрали что-то специально предназначенное для мисс Лэш. Что-то хорошее. И дали мне знать об этом еще до ее отъезда. - Постараюсь, мистер О'Киф. - В голосе Лемницера прозвучали нотки сомнения. - Но ведь Додо звезд с неба не хватает... - Не первую попавшуюся роль, ясно? - настаивал О'Киф. - Не спешите, лишь бы пристроить. - А как же быть с Дженни Ламарш? - У нее что, нет никаких других планов? - Думаю, что нет. - Лемницера явно начало злить то, что он вынужден считаться с этим капризом своего босса, но он взял себя в руки и тут же добавил: - Хорошо, мистер О'Киф, будет исполнено. Я вам позвоню. Когда Кэртис О'Киф вернулся в гостиную, Додо убирала со стола тарелки и ставила их на столик, на котором официант привез завтрак. - Перестань! - раздраженно прикрикнул он. - В отеле же есть прислуга, которой платят за это деньги. - Но, Кэрти, мне так нравится это делать. - Она посмотрела на него, и он увидел в ее выразительном взгляде растерянность и обиду. Все же она послушалась и перестала заниматься тарелками. Не очень сам понимая, почему у него вдруг и