ее пригласили немедленно приехать в клинику, где ей по моей просьбе сегодня же сделают операцию. Жена заколебалась. Кажется, она даже ощутила чувство протеста. Она позвонила ко мне, но меня на месте не оказалось. (В три часа я сидел у члена комиссии Томоясу и вел переговоры о передаче нам трупа. В лаборатории все были, конечно, как в тумане и, видимо, забыли потом передать мне, что звонила жена.) Волей-неволей она отправилась в клинику. - Значит, аборт ты в конце концов сделала? - сказал я. Я нарочно говорил недовольным тоном, стремясь, видимо, инстинктивно избавиться от нарастающего беспокойства. - Ну да, - сердито ответила жена. - Что мне оставалось делать?.. Мы поднимаемся на второй этаж в мой кабинет, она идет позади меня. "Добрый вечер, папа!" - привычно кричит из коридора мне вслед Есио. - Я все же решила на всякий случай посоветоваться с доктором... Но его в поликлинике не было. Сам же вызвал и куда-то уехал. Я разозлилась и хотела тут же вернуться домой. Но едва я вышла за дверь, как меня нагнала какая-то женщина, видимо медсестра, с большой такой родинкой на правой стороне подбородка, и сказала, что доктор скоро вернется. Она предложила мне подождать в приемной и дала принять какие-то пилюли. Горькие пилюли в красной обертке... Кажется, в красных обертках - это сильнодействующие лекарства. Эти пилюли, во всяком случае, подействовали сильно... Спустя некоторое время я впала в странное оцепенение. Как будто все тело уснуло, остались только глаза и уши... Потом... Я все помню, но как-то словно в тумане, словно это было не со мной. Кажется, меня вывели, поддерживая с обеих сторон, усадили в машину и повезли в другую больницу... Это был госпиталь с темными длинными коридорами... Там был доктор... Это был, правда, совсем другой доктор, но ему все уже было известно, и он быстро сделал мне операцию. Все шло как на конвейере. Мне не дали времени подумать, сообразить... И еще не знаю, какой в этом смысл, но перед уходом мне вручили какую-то несуразно большую сумму. Сказали, что это сдача... - Сдача? - Да. Ты ведь заплатил заранее... - Сколько тебе дали? - сказал я, невольно поднимаясь с места. - Семь тысяч иен... Не знаю уж, сколько они посчитали за операцию. Я потянулся за сигаретой и опрокинул стакан с водой, стоявший на столе со вчерашнего вечера. - Ты была, кажется, на третьей неделе? - Да... Примерно так. Вода подтекает под стопку книг. "Вытри, пожалуйста". Семь тысяч иен... Три недели... От шеи по спине растекается огромная тяжесть, словно я карабкаюсь в гору с трехпудовым грузом на плечах. Жена озадаченно смотрит на меня. Я отвожу взгляд и, накладывая на лужу старую газету, спрашиваю: - Что это за госпиталь? Как он называется? - Не знаю. За мной прислали машину и на ней же отправили обратно. - Ну хотя бы где он, ты не помнишь? - Право... Где-то очень далеко... Совсем на юге как будто, где-то чуть ли не у моря. Я в дороге все время дремала... - Она помолчала и добавила, словно выпытывая: - Но ты-то, конечно, знаешь о нем? Я ничего не ответил. Да, я знаю, только в совсем другом смысле. Как бы там ни было, ничего говорить нельзя. Любое мое слово повлечет новые вопросы, и мне придется на них отвечать. Волнение мое улеглось, и я почувствовал, как во мне поднимается жесткое упрямство, раскаленное, как железный лист, под которым бьется жаркое пламя. Я еще не мог сказать себе, что все понял. Вернее, я не понимал причины, по которым меня все глубже и глубже затягивают в омут. Но моя жена вдруг оказалась в этой ловушке вместе со мной, и это было настолько оскорбительно, что меня охватила ярость, затмившая все перед моими глазами. 19 Я спускаюсь на первый этаж и подхожу к телефону. Жена хотела было сказать Есио, чтобы он выключил телевизор, но я остановил ее. Не хватает мне еще впутывать жену в эти дела, в которых я сам брожу на ощупь, как слепой. Прежде всего я позвонил в клинику своему приятелю и спросил адрес гинеколога, курирующего жену. Мне дали его телефон. Врач оказался дома. Мои вопросы привели его в замешательство. Разумеется, он ничего не знал и не вызывал мою жену. Да он и не мог знать, сказал он, поскольку в указанное время совершал обход больных на дому, начатый еще вчера. На всякий случай я спросил о медсестре, угощавшей жену пилюлями. Как я и ожидал, он ответил, что в клинике нет медсестры с родинкой на подбородке. Мои страхи оправдывались: дело принимало плохой оборот. Набирая номер лаборатории, я чувствовал дурноту, словно сердце мое провалилось и бьется в желудке. Дурнота эта возникала из ощущения, что ход событий, в которые я так внезапно оказался вовлеченным, совершенно противоречил всем мыслимым законам природы, согласно которым явления обыкновенно развиваются через цепь случайностей. Семь тысяч иен... Трехнедельные зародыши... Внеутробное выращивание... Крысы с жабрами... Земноводные млекопитающие... Другое дело, если бы это была радиопостановка во многих сериях. Но случайности потому и случайности, что они не имеют друг с другом ничего общего. Смерть заведующего финансовым отделом... Подозрение... Смерть женщины... Таинственные телефонные звонки... Торговля зародышами... Ловушка, в которую попала жена... Цепная реакция, начавшаяся с очевидной случайности, развернулась в прочную цепь, и эта цепь все туже заматывается вокруг моей шеи. И все же я никак не могу нащупать ни мотивов, ни целей, как будто меня преследуют умалишенные. Мой рационалистический дух не в состоянии выдержать всего этого. По телефону отозвался дежурный вахтер. - Горит ли еще свет в лаборатории? - спросил я. Вахтер шумно прочистил горло, откашлялся и ответил, что свет не горит и никого там, наверное, уже нет. Я проглотил немного хлеба с сыром, выпил пива и стал собираться. Жена растерянно глядела на меня, почесывая правой рукой локоть левой, сжатой в кулак под подбородком. Вероятно, она думала, что я просто сержусь на путаницу в клинике, и испытывала чувство вины передо мной. - Может быть, не стоит? - нерешительно сказала она. - Ты ведь устал, наверное... - Эти семь тысяч тебе вручили в конверте? - Нет, без конверта. Она сделала движение, чтобы пойти за деньгами, но я остановил ее. Затем я обулся. - Когда же ты освободишься? - сказала она. - Я все хочу поговорить с тобой о Есио. Учитель сообщил мне, что он пропускает уроки. - Ничего страшного. Он еще ребенок. - Может быть, поедем послезавтра, в воскресенье, на море? - Если завтра все уладится с комиссией. - Есио ждет не дождется... Я раздавил в своей душе что-то хрупкое, как яичная скорлупа, и молча вышел из дому. Нет, я не занимался самоистязанием. Просто эти скорлупки действительно слишком хрупкие. Даже если я пощажу их, они будут раздавлены кем-нибудь посторонним. Едва я вышел, как кто-то шарахнулся от ворот, перебежал улицу и скрылся в переулке напротив. Я пошел обычной своей дорогой к трамвайной линии. Кто-то сейчас же вынырнул из переулка и как ни в чем не бывало последовал за мной. Вероятно, тот самый субъект, что давеча слонялся возле лаборатории. Я резко повернулся и двинулся ему навстречу. Он опешил, тоже повернулся и бросился бежать обратно в переулок. Преследователи из романов, которые мне приходилось читать, так никогда не поступали. Либо он неопытный новичок, либо нарочно старается обратить на себя внимание. Я пустился в погоню. Я был проворнее его. Давно мне уже не приходилось бегать, но сказались, видимо, тренировки студенческих лет. Кроме того, на следующем перекрестке он на секунду замешкался, не зная, куда повернуть. Пробежав метров сто по мостовой, засыпанной щебнем, я настиг его и схватил за руку. Он рванулся от меня, оступился и упал на одно колено. Я чуть не повалился тоже, но удержался на ногах, не выпуская его. Мы оба пыхтели и задыхались, не произнося ни слова, изо всех сил стараясь одолеть друг друга. В беге превосходство было на моей стороне, но в борьбе он был слишком для меня гибок и подвижен. Он вдруг поддался, выгнул спину и, когда я пошатнулся, ударил меня в живот головой, пахнущей бриллиантином. У меня перехватило дыхание, и я упал, словно придавленный свинцовой плитой. Придя в себя, я еще слышал вдали убегающие шаги. Значит, без сознания я пробыл недолго, несколько секунд. Но у меня уже не было ни духа, ни энергии бежать за ним. Тошный приторный запах бриллиантина пристал к моему телу. Я встал и сейчас же почувствовал острую боль, словно у меня были сломаны нижние ребра. Я присел на корточки, и меня вырвало. Потом я привел себя в порядок, вышел на трамвайную линию и поймал такси. Возле дома прики в Таката-но-Баба я велел остановиться и ждать и подошел к привратнику. прики дома не было. Нет, он не ушел, он еще не возвращался с работы. Я вернулся в такси и поехал в лабораторию. Вахтер, голый до пояса, с полотенцем на шее, при виде меня страшно смутился. - Как же так, - сказал я, - смотри, в лаборатории свет... - В самом деле... - растерянно бормотал он. - Надо туда позвонить... Верно, пока я купался на заднем дворе. Сейчас, подождите минуточку... Я оставил его и вошел в здание. Меня обступила непроглядная дрожащая тьма, словно я очутился в ящике из фольги, покрытой жирной сажей. И полная тишина. Но в машинном зале кто-то был - через дверную щель сочился свет. Ключи имелись только у меня и у прики, и еще один запасной ключ хранился у вахтера. Либо прики так и не покидал лабораторию (тогда вахтер зачем-то лгал мне), либо он что-то забыл и вернулся. Последнее предположение при обычных обстоятельствах было бы, наверное, вполне естественным. Итак, я столкнулся еще с одной случайностью. Но ведь я был почему-то совершенно твердо уверен, что непременно захвачу здесь прики. Не могу объяснить - почему, но я это чувствовал. прики тоже скажет, что пришел сюда в надежде встретить меня, и при этом, вероятно, дружелюбно улыбнется мне. Но у меня-то вряд ли хватит смелости улыбнуться ему в ответ. Мне не хочется так думать, но я не могу больше воспринимать прики просто и без оглядки, как раньше. Нелепо, конечно, полагать, будто он заодно с противником, но тем не менее... Объектом эксперимента мы выбрали убитого заведующего финансовым отделом, и наш выбор действительно был чисто случайным. Но разве не странно, что всю эту похожую на дурную выдумку цепь случайностей прики воспринимает так спокойно и деловито? Во всяком случае, он всегда знал больше меня и видел на шаг дальше. (Это он, например, выдвинул диковинную историю о земноводных млекопитающих и тем самым подкрепил версию о торговле зародышами, казавшуюся до того болезненной фантазией бедного бухгалтера.) Он тогда, помнится, хотел рассказать еще что-то, но я заупрямился, не стал его слушать и ушел домой. А теперь не время упрямиться. Мне во что бы то ни стало надо понять, что происходит. 20 Прижав ладонью ноющее ребро, я повернул ручку и резко распахнул дверь. В лицо ударил ледяной воздух. Это было странно, но еще больше я удивился при виде женщины, стоявшей с застывшей улыбкой лицом ко мне возле пульта машины. Кацуко Вада! И она улыбалась. Но ее улыбка сейчас же исчезла и сменилась выражением изумления и испуга. Было очевидно, что она ожидала увидеть не меня, а кого-то другого. - Это ты?.. - Ох, как я испугалась! - Это я испугался. Что ты здесь делаешь так поздно? Переведя дыхание, она легко повернулась на пятках и села на стул возле пульта. Я подумал, что у нее очень живое и выразительное лицо, о чем она, может быть, и сама знает, хотя это не всегда заметно. - Простите, - сказала она. - Мы с прики договорились здесь встретиться. - Зачем же извиняться? Но вы договорились встретиться именно здесь? - Видимо, мы как-то разошлись с ним... - Она покачала запрокинутым лицом. - Мы уже давно хотели вам открыться, сэнсэй... Все реально. Все чудовищно реально. Я невольно улыбаюсь. - Ну хорошо, хорошо, не волнуйся... Значит, он должен был прийти сюда? - Нет, прики должен был здесь ждать меня. Я пришла, но здесь никого не оказалось. Тогда я вернулась домой, потом к нему на квартиру, но его не было и там, и я... Внезапно меня охватил ужас. - Но ведь сюда только что звонил вахтер! - Да, но... - Видимо, она не поняла, почему у меня изменился голос, и смущенно улыбнулась. - Он сказал, что пришел сэнсэй, а я подумала, что речь идет о прики... Ну, конечно же, прики для вахтера тоже сэнсэй. - Странно, что в зале так холодно. Как будто на машине только что работали. - В общем я решила, что он вот-вот придет, и осталась ждать, - сказала Вада, щуря глаза, словно от яркого света. Все совершенно логично. Никаких оснований для подозрений. Просто у меня слишком напряжены нервы. Растерянность вахтера тоже объясняется очень просто: он помогает этим двоим встречаться. Любовь. Самая обыденная история на свете. Можно с облегчением вздохнуть. Под ногами снова твердая, надежная почва. Нет чувства более основательного, нежели ощущение непрерывности обыденного. - А я и не замечал, что у вас с прики зашло так далеко. - Просто мне не хотелось увольняться отсюда. - Зачем же увольняться? Работали бы вместе... - Это было бы сложно... Есть разные причины... - Ну да, понятно... Я понятия не имел, что мне тут понятно. Но на душе у меня стало легко, и мне хотелось смеяться. - Между прочим, сэнсэй, - сказала Вада, - что бы вы сказали, если бы я попросила вас сделать меня объектом эксперимента? Пусть машина предскажет мне будущее. - Это было бы интересно. Действительно, мы были бы тогда избавлены от многих неприятностей. - Я серьезно. - Она медленно провела кончиками длинных пальцев по краю пульта. - Я хочу знать, почему человек во что бы то ни стало должен жить. - Вот будешь жить вдвоем и увидишь, как это просто. - Что значит вдвоем? Вы имеете в виду брак? - Ну да, все это. Люди живут не потому, что могут объяснить такие вещи. Напротив, они задумываются над такими вещами именно потому, что живут. - Все говорят так. А все же интересно, захочется ли жить, если действительно узнаешь свое будущее. - И ты хочешь подвергнуться эксперименту специально, чтобы испытать это? Странное рассуждение. - А все-таки, сэнсэй?.. - Что "все-таки"? - Если человек выносит жизнь не по невежеству своему, а потому, что жизнь сама по себе является таким важным делом, то как мы смеем допускать аборты? Я глотнул воздух и съежился. У меня даже что-то щелкнуло за ушами. Но Вада произнесла это таким неподдельно наивным тоном... Нет, это, конечно, случайное совпадение. - Существо, лишенное сознания, нельзя приравнивать к человеку. - Юридически это так, согласна, - сказала Вада ясным, честным голосом. - У нас разрешается убивать ребенка в материнской утробе хоть на девятом месяце. Но ведь детей, родившихся преждевременно, убивать запрещено, считается, что это излишняя роскошь. Не из бедности ли воображения мы удовлетворяемся рассуждением о том, что можно приравнять к человеку, а что нельзя? - Так можно дойти до абсурда... Если мы продолжим твою мысль, то нам придется объявить убийцами всех женщин и мужчин, которые имеют физическую возможность зачать ребенка, но уклоняются от этого... - Я с трудом выдавил из себя смешок. - Вот мы с тобой тратим сейчас время на пустую болтовню - по-твоему, значит, мы тоже совершаем убийство? - Возможно. - Вада выпрямилась на стуле и прямо взглянула на меня. - И по-твоему, нам следовало бы принять меры к тому, чтобы спасти этого ребенка? - Да, возможно. - Она даже не улыбнулась. Я смутился, сунул в рот сигарету и отошел к окну. Я странно себя чувствовал: мне было очень жарко, а ноги словно одеревенели. - Ты очень опасная женщина... Я услышал, как Вада поднялась со стула. Я напряженно ждал чего-то. Потом молчание стало невыносимым, и я обернулся. Она стояла за моей спиной, и я никогда не видел у нее такого жесткого лица. Пока я искал слова, чтобы сказать что-нибудь, она заговорила: - Ответьте мне ясно и определенно, сэнсэй. Я буду судить вас. Я рассмеялся. Рассмеялся бессмысленно. Она тоже слегка улыбнулась. - Ты действительно странная девушка, - сказал я. - Идет суд. - Лицо ее снова стало серьезным. - Итак, сэнсэй, вы не считаете убийство ребенка в материнской утробе преступлением? - Когда размышляешь над такими вещами, легко дойти до абсурда. - Ну что же, сэнсэй, я вижу, что у вас не хватит смелости заглянуть через машину в свое будущее. - Что ты имеешь в виду? - Ничего. Достаточно. Остановка была такой резкой, что у меня словно по инерции душа выскочила из тела. Вада стояла, устремив к потолку свои слегка выпуклые глаза, и скорбно покачивала головой. Если бы не ее простодушный вид, я бы заорал от ужаса. Затем она как ни в чем не бывало взглянула на часы и вздохнула. Я тоже машинально поглядел на часы. Было пять минут десятого. - Однако уже поздно... - сказала она. - Я, пожалуй, пойду домой. Она улыбнулась мне исподлобья, плавно и стремительно повернулась кругом, и ее словно вынесло из зала. Это было так неожиданно, что я растерялся. Я стоял у окна и видел, как она попрощалась с вахтером и скрылась за воротами. Я напряг ноги и изо всех сил уперся ими в пол. Этим я показал себе, что впредь никому больше не дам надо мной издеваться. Вряд ли в странном поведении Вады был какой-нибудь тайный умысел. Если смотреть на вещи просто, то ничего особенного, по-видимому, не произошло. И, конечно, я заподозрил Ваду и сам страшно расстроился просто потому, что меня одолевают свои проблемы. Надо успокоиться и смотреть на вещи просто. Отделить важное от второстепенного и последовательно установить, что в ближайшее время необходимо предпринять. Я подошел к столу, взял лист бумаги и начертил большую окружность. Затем стал вписывать в нее окружность поменьше, но у меня сломался карандаш. Замкнуть малую окружность я не смог. 21 Я несколько раз порывался уйти, но не решался и продолжал терпеливо ждать. Если прики узнает, что я здесь, он непременно придет. Странно, что он все не приходит. А может быть, он знает, но просто хочет подразнить меня? Нет, не стоит раздражаться пустыми предположениями. Двадцать минут десятого... Без пятнадцати десять... Без десяти... Наконец в десять минут одиннадцатого он позвонил по телефону. - Сэнсэй, это вы? Я только что встретил Ваду... - Нет, голос у него не был робким и виноватым. Наоборот, он говорил оживленно и даже весело. - ...Да, мне хотелось бы вам кое-что показать. Может быть, дома удобнее? Ага, ну хорошо, через пять минут буду в лаборатории. Я глядел в окно и ждал, стараясь подготовить себя к этой встрече. Придумывал и отвергал слова, которые скажу прики. За окном расстилался ночной город. Мне показалось, что в одном месте между небом и крышами натянута тонкая белесая пленка. Ну да, это ведь станция пригородной электрички. Волнуются, сталкиваясь, бесчисленные судьбы и жизни, а когда смотришь вот так, издали, то представляется, будто там тишина и спокойствие. С горной вершины даже бурное море кажется гладкой равниной. В далеких пейзажах всегда царит порядок. И самое фантастическое происшествие не может выйти за рамки порядка, присущего далекому пейзажу... У ворот остановилось такси, из него выскочил прики. Взглянул на окно, помахал рукой. Прошло ровно пять минут. - Совсем мы растеряли друг друга, - сказал он, входя в зал. - Садись. - Я указал ему стул, на котором сидела Вада, а сам остался стоять так, чтобы свет падал на меня сзади. - Долго мне пришлось ждать. Ты что, разминулся с Вадой? - Нет. Откровенно говоря, я как ушел, так и не возвращался сюда. Меня задержали... - Ладно, это неважно... - прервал я его, стараясь говорить спокойно. - Пусть будет так. Дело вот в чем. Мне нужно поговорить с тобой, и я хочу, чтобы наш разговор фиксировала машина. - То есть?.. - прики вопросительно склонил голову. Ни тени смущения не было на его лице. - Я хотел бы еще раз тщательно обговорить все, что произошло с сегодняшнего утра. - Это было бы здорово... - Он закивал и уселся поудобнее. - Я уже пытался как-то проанализировать эти события и очень сожалел, что вы, сэнсэй, не пожелали этим заняться. Помнится, вы перед уходом даже рассердились на меня как будто. - Да... Что, бишь, я тогда сказал? - Что с вас довольно и что вы не желаете играть в сыщиков. - Действительно. Итак, продолжим этот разговор. Включи вход. прики нагнулся над входным устройством, затем удивленно произнес: - Да она же включена! И никто не заметил, потому что перегорела сигнальная лампа. Ну и ну, хороши же мы с вами!.. - Что на входе? - Микрофон. - Значит, она фиксировала все, что здесь говорилось? - Видимо, да... - Он откинул кожух и запустил ловкие пальцы в узлы металлической нервной системы. - Ага, вот оно что... То-то Вада так уверена, что я был здесь до ее прихода. Я отрицал, но она и слушать не хотела. "Тогда, - говорит, - почему же в зале так холодно?" Меня это, конечно, тоже озадачило. А теперь все понятно. Опять он меня обвел. Я даже не знаю, что ощутил острее: разочарование или подозрение, что это тоже было подстроено. Когда он сказал, что не возвращался сюда, я уже торжествовал в душе. В мое отсутствие никто, кроме него, машину включить не мог, и холод в зале выдавал его с головой. А теперь все сорвалось. Ну что же, ничего не поделаешь. Вешать нос по этому поводу, во всяком случае, не стоит. - Хорошо, - сказал я. - Начнем с общего обзора событий. - Прошу вас. Я, со своей стороны, буду вносить поправки и уточнения. - Мы выбрали объект эксперимента для представления комиссии по программированию. Наш выбор был совершенно случаен. И вдруг оказалось, что этот человек кем-то убит... Поскольку в момент убийства мы находились вблизи от места преступления, возникла возможность, что подозрение падет на нас. - Вернее, на меня, - поправил прики. - Арестовали любовницу убитого, но полиция, кажется, этим не удовлетворилась... Впрочем, не знаю, полиция ли... Возможно, что мысль, о поиске в другом направлении внушили полиции, скажем, соучастники убийцы с целью нас припугнуть. - Согласен. - Как бы то ни было, мы оказались в ловушке. Мы знали, что надо что-то предпринимать, иначе полиция рано или поздно доберется до нас. И чтобы вызвать на бой истинного убийцу, мы решились на стимуляцию трупа убитого. Помимо всего прочего, это можно было бы представить в случае успеха как первый эксперимент с блестящими результатами. Но мы выяснили только, что убийца не женщина, а также выслушали диковинную сказку о торговле человеческими зародышами. Приложением к эксперименту явился телефонный звонок от какого-то шантажиста. - Следует обратить особое внимание на то, как быстро этот субъект получает информацию... - Да. И на то, что голос его мне определенно знаком... - Вы так и не вспомнили? - Нет. Кажется, вот-вот вспомню, но не могу. Во всяком случае, это человек из нашего окружения. - И вдобавок, - подхватил прики, - он в какой-то степени осведомлен о нашем механическом предсказателе. Именно поэтому, едва мы решили подвергнуть анализу любовницу убитого, он сразу почуял опасность и убил ее, прежде чем она попала к нам в руки... Но все это не объясняет, каким образом смерть совершенно случайного человека повлекла за собой события, связанные с нашими делами. - Что ж, никто нам не мешает рассматривать это как случайность. В таком случае получается так, что противник загнал нас в ловушку с целью оградить себя от неприятностей. Но могут существовать еще другие, неизвестные пока нам, звенья этой цепи. И тогда ловушка приобретает, возможно, гораздо более серьезный смысл. - Что вы имеете в виду? - То, что кто-то поставил перед собой цель дискредитировать машину-предсказатель. - Не понимаю. - Ладно, пойдем дальше... Как бы там ни было, в руках у нас не осталось ни одной нити. - На первый взгляд это так. - Впрочем, этого им показалось мало... Мне снова позвонил шантажист; ко мне приставили для слежки какого-то субъекта. В то же время ты поведал мне любопытную историю о подводных млекопитающих, и я уже оставил всякую надежду что-либо понять... - Я как раз хотел... - Минутку, дай мне закончить... Но, вернувшись домой, я узнал поразительную вещь. Оказывается, пока меня не было, мою жену обманом заманили в какой-то госпиталь и там насильно сделали ей аборт. - Что вы говорите! - Жена была беременна на третьей неделе. И когда она уезжала, ей выплатили семь тысяч иен... Да подожди же... Это, разумеется, не заставит меня поверить в версию о торговле зародышами в материнской утробе. Возможно, шантаж по телефону они сочли недостаточным и прибегли к более внушительной форме устрашения. Не знаю. Недаром говорят, что хитрый мошенник старается укрыть большую ложь в куче мелких. Может быть, этими семью тысячами они стараются приковать мое внимание к самому бессмысленному месту в исповеди убитого... Нет, дай мне договорить до конца... с целью оглушить меня психологически. Хотя, впрочем, не все ли равно, какая у них цель. Самое важное здесь то, что мерзавец, организовавший весь этот гнусный заговор, отлично знал результаты стимуляции. Не так ли? Разве я мог бы воспринять происшествие с женой как угрозу, если бы в исповеди убитого не говорилось о торговле зародышами, о семи тысячах иен, о трехнедельном сроке? Этот субъект знал все. Так?.. Так. Но содержание исповеди было известно только двоим. Мне и тебе. Ты не станешь отрицать этого? - Да, я признаю это, - произнес прики. Он сидел неподвижно, немного побледнев и опустив глаза. - Еще бы ты не признавал. Ведь все теперь понятно. - Что понятно? Я встал перед ним и, протянув руку к его лицу, медленно, слово за словом выдавил из себя: - То... что убийца... ты! Против ожиданий прики не сник и не вспылил. Он не мог скрыть нервного напряжения, но голос его был холоден и спокоен. Глядя мне прямо в глаза, он сказал: - А как же с мотивом? - Если ты полагаешь, что я не ожидал такого возражения, то ты глубоко ошибаешься. Если ты убийца, мотив обнаружится сам собой. Короче говоря, убитый только для меня был случайным человеком, ты же знал его и имел в виду с самого начала. В тот день у нас не было определенной цели, к тому же мы сильно устали. Завести меня в кафе и обратить мое внимание на этого человека, которого заманили туда через любовницу, было не так уж трудно. И ты проделал это весьма умело. Ты заманил меня в ловушку, запугал полицией, потом ты сделал вид, будто помогаешь искать преступника, и этим отвел от себя мои подозрения. Ты все предусмотрел, даже мелочи. И теперь тебе, наверное, досадно, что в твоих замыслах оказалась прореха... Слишком уж ты полагался на этот самый вопрос о мотиве... - А если бы этой прорехи не оказалось, что тогда? - Ну, расчет твой ясен. Ты ожидал, что мне, загнанному и запуганному, останется только во всеуслышание солгать, будто машина подтвердила виновность этой женщины-самоубийцы. - Любопытный силлогизм... И что же вы собираетесь теперь предпринять, сэнсэй? - Я вынужден просить тебя пойти куда следует. - Хотя бы и без мотива? - Об этом ты, наверное, будешь советоваться с адвокатами. Впрочем, может случиться и так, что тебя в законном порядке подвергнут испытанию на нашей машине... - У меня вдруг иссякли силы, и я ощутил в себе страшную пустоту. - Подумать только, сколько ты глупостей натворил!.. Ну разве можно так? Ведь ты... Я всегда возлагал на тебя такие надежды... Кто бы мог подумать!.. Это просто ужасно... - Что здесь говорила Вада? - Вада? Ах да, Вада... Ничего особенного она не говорила... Хотя... Да, кажется, она беспокоилась о тебе... Ну вот, ты и ее теперь сделал несчастной... Да что толку жалеть, ничего уже не исправишь... прики глубоко вздохнул и отрицательно покачал головой. - Очень любопытный был силлогизм. Совершенно в вашем духе, сэнсэй. Логичный и строгий. Правда, есть в нем одна ошибка - тоже совершенно в вашем духе. - Ошибка? - Ну, пусть не ошибка. Назовем ее слепой точкой. - К чему эти увертки? Ведь все зафиксировано машиной. - А действительно, почему бы нам не обратиться за помощью к машине? Вот она и рассудит нас. - прики сел за пульт и, манипулируя кнопками, произнес в микрофон: - Готовность к суждению. Зеленая лампочка - сигнал готовности. - Определить наличие или отсутствие ошибки в указанном силлогизме. Красная лампочка - сигнал наличия ошибки. прики переключил выходное устройство на динамик и скомандовал: - Указать, в чем ошибка. Машина немедленно отозвалась: - Имеет место логический скачок в изначальном предположении. При наличии информации о торговле зародышами человек должен знать заранее, что этот вопрос будет отражен в результате стимуляции трупа. Я вскрикнул и схватил прики за руку. - Это он! Тот самый голос! Я узнал его! - Но, сэнсэй, это же ваш голос. Ах, черт!.. Ну конечно... Когда машину озвучивали, ей придали мой голос. И именно этот голос говорил тогда со мной по телефону, сомнений быть не может. Не мудрено, что он показался мне знакомым. Вероятно, кто-то снял его с машины и записал на пленку! Я торжествовал. Я тряс и дергал руку прики и кричал: "Вот она, шкура оборотня! Ах ты, хитрец, ах ты, бестия этакая! Что, не выгорело? Мерзость мерзостью и наказывается!" прики не пытался вырваться и стоял неподвижно, глядя в сторону. Потом, когда я задохнулся и замолчал, он тихо произнес: - Но это же не доказательство. Голос не так индивидуален, как лицо... У меня сперло дыхание, и на глаза выступили слезы. Я отпустил руку прики, чтобы вытереть их. прики отошел и, загородившись стулом, сказал: - Итак, как утверждает машина, все ваши рассуждения, сэнсэй, построены на слепой точке: на твердом убеждении, что торговля зародышами есть не что иное, как фантазия убитого. Стоит усомниться в этом, и весь ваш блестящий силлогизм рассыпается в прах... Я, конечно, тоже не знаю ничего конкретного. И пусть это окольный путь, но, уж коль скоро мы не имеем возможности вести поиск открыто, на виду у полиции, почему бы нам не испробовать и эту версию? Это, конечно, всего лишь рабочая гипотеза... Но давайте предположим на время, что торговля зародышами действительно имеет место. Выводы могут оказаться не менее интересными, чем следствия из версии о том, будто я убийца. Вот, например, из недавнего бюллетеня министерства здравоохранения явствует, что число абортов в стране примерно равно числу новорожденных и составляет в год около двух миллионов. Таким образом, если торговля зародышами существует, она может осуществляться в широких масштабах и достаточно организованно. И следовательно, достаточно велика вероятность того, что случайный объект может оказаться так или иначе связанным с этой организацией. - Все это глупости. Сказки для бездельников. прики закусил губу, упрямо насупился и достал из кармана фотографию величиной с почтовую открытку. Он спокойно положил ее на сиденье стула и сказал: - Вот, взгляните, пожалуйста. Это фото подводной собаки... Честно говоря, я нынче вечером ездил в лаборатории брата господина Ямамото. Я получил разрешение на осмотр и прихватил заодно этот снимок. Действительно, это была фотография собаки, плывущей под водой. Передние лапы ее были поджаты, задние вытянуты, голова опущена. От шеи по спине тянулись цепочки пузырьков воздуха. - Собака не из породистых... Вот здесь, в утолщении за нижней челюстью, видны черные щели. Это жабры... На уши не обращайте внимания, это дефект фотографии. В общем у нее, как видите, облик обыкновенной собаки, хотя какое-то незначительное оперативное вмешательство сразу после рождения все-таки, кажется, необходимо. Вот глаза у нее действительно странные. Одновременно с отмиранием легких претерпевают изменения и различные железы, в частности, вырождаются и слезные железы, а это влечет за собой изменение формы глаза. - Синтетический оборотень, чудо хирургии... - Ничего подобного. Такие жабры есть только у акул, а разве возможна прививка от акулы к собаке? Нет, здесь результат планируемой эволюции на основе внеутробного выращивания. Если бы вы видели это своими глазами... - Понятно. Ты хочешь сказать, что торговля зародышами имеет целью производство подводных людей? - Размеры трехнедельного зародыша не превышают трех сантиметров. Если их скупать на мясо, то платить по семь тысяч иен за штуку не имеет смысла. Я смотрел на эту фотографию, похожую на дурной сон, и у меня было ощущение, будто реальность перестала быть реальностью. Я уже не верил, что за стенами этого зала есть улицы, что на этих улицах живут люди. - ...И они разрешили осмотр? - Да, мне удалось уговорить их, - прики оживился и придвинулся ко мне. - Только с условием, что мы будем молчать. - Слушай, тут же концы с концами не сходятся. Допустим, что торговля зародышами существует, и заведующий финансовым отделом убит потому, что мог разгласить эту тайну. Почему же такие страшные конспираторы так просто пускают нас к себе? - Видимо, как ни странно, у них есть на то свои причины. - Причины?.. Воображаю, что это за причины!.. А хочешь знать мое мнение? Если бы там можно было зацепиться за какую-нибудь улику, они бы нас ни за что не пустили. И раз они пускают все-таки - значит, и ехать к ним нечего. прики судорожно проглотил слюну. - Сэнсэй... - расслабленно проговорил он. - Это, наверное, последний шанс. - Что, они прекращают работу? - Я не о поездке. Это ваш, сэнсэй, последний шанс. - Что такое? - Ничего, достаточно... Что это? У меня уже был где-то с кем-то такой разговор. Ах да, те же самые слова произнесла недавно Кацуко Вада... - Эта собака... она сама ловит рыбу? У прики блеснули глаза. - О да, их там специально обучают. Если мы поедем, то можно будет посмотреть, как это делается. - Странно, право. Чему ты так радуешься? Мы же собираемся в лагерь противника. - Я?.. Да, я доволен. Если нам повезет, подозрение с меня будет снято. - Ты подумал о том, что мы можем и не вернуться оттуда? прики рассмеялся. - Если хотите, оставим здесь записку. 22 - Ладно, на сегодня довольно. Устал... - говорю я вяло и поднимаю к лицу два пальца, которыми упирался в стол. На подушечках пальцев белеют плоские округлые следы. - Простите, сэнсэй... - возражает прики. Он упрям и настойчив, как обычно. - Я, вероятно, надоел вам, но раз уж вы согласились, может быть, покончим с этим делом сегодня же? - С каким делом? - С визитом к подводным млекопитающим. - Что за глупые шутки? Уже одиннадцать часов. - Знаю. Но раз уж мы решили ехать, то не все ли равно, который час? Вдобавок нельзя забывать, что до заседания комиссии осталось всего три дня; и если мы собираемся представить господину Томоясу наш проект, у нас для работы остается всего один день, завтрашний. - Так-то оно так, только вряд ли они обрадуются, если мы явимся так поздно. Да и нет там уже никого, наверное. - Ничего подобного. Директор лабораторий, господин Ямамото, нарочно ради нас перенес свое дежурство на эту ночь. - Директор дежурит? - Там ведь все как в больницах. Поскольку они работают с живыми существами... И вообще там по ночам много работы. Впрочем, вы сами увидите. - Послушай... - Я поставил колено на сиденье кресла и достал сигарету, хотя мне не хотелось курить. Возможно, такой позой я намеревался продемонстрировать прики и самому себе, что полностью сохраняю душевное равновесие. - Если говорить прямо, ты но вполне откровенен со мной. прики оттопырил губу и насупился. Кажется, он хотел что-то сказать, но промолчал. Я продолжал: - Мне многое хотелось бы сказать тебе. Я не улавливаю логики происходящего. Мало того, я испытываю какую-то внутреннюю неудовлетворенность. Грубо выражаясь, мне все это отвратительно. - Кажется, я вас понимаю. - А раз так, то брось околичности и расскажи мне все, что тебе известно. Нас загнали в тупик. Кто-то зачем-то спутал нас по рукам и ногам. Мы не знаем, чего добивается противник, и потому не можем отвечать на удары. Кто и какую выгоду может извлечь из того, что мы в ловушке? - Эта шайка, несомненно, боится машины-предсказателя. - Вряд ли... Ведь машина так и не дала нам ничего по-настоящему. Женщину они убили, никаких нитей в наших руках не осталось. Чего же им еще бояться? Нет, это не то. - Мы же будем продолжать работу. Во-первых, комиссия надеется найти истинного преступника и не позволит нам остановиться на полдороге. - Комиссию можно обвести, подсунув ей характерные показатели личности убитого. - Не знаю... - прики покачал головой. - Ведь о том, что мы работаем, известно и полиции. Правда, самым высшим чинам. Они ждут от нас результатов и потому держатся в роли стороннего наблюдателя и даже помогают нам. И если мы не найдем убийцу и подозрение падет на нас, тогда все пропало... Нет, это не годится. Никуда не годится. - Хорошо. Допустим, ты прав. Но тогда напрашивается вот какое соображение. Эти бандиты - предположим, что они действительно существуют... Так вот, эти бандиты, очевидно, могут выставить своих свидетелей и натравить на нас полицию в любое время, когда только им заблагорассудится. Мы целиком и полностью зависим от них. - Какая чушь! Да они только и ждут, чтобы вы упали духом. Трус всегда попадается на эту удочку. Услышит, что поблизости бродят волки, забьется в свою нору и, хотя отлично сознает, что неминуемо помрет от голода, нипочем не высунет носа наружу. Ох, простите, сэнсэй, это я от злости, что у нас все так нелепо складывается. - Ничего, я и сам знаю, что я трус. Но вот я сейчас слушал тебя, и мне пришло в голову... Послушай, пойдем в полицию и все расскажем, ведь нам самим легче станет. прики исподлобья глядит мне в лицо. То ли он действительно жалеет меня, то ли осуждает, а может быть, просто притворяется. Закусив губу, он невнятно говорит: - Кое-кто, вероятно, обрадуется. Их ведь уйма таких, кто спит и видит выгнать нас с вами отсюда и превратить лабораторию в подсобный вычислительный центр... И вот еще что, сэнсэй. Вы отказываетесь признать существование торговли зародышами. Вы считаете, что вашу супругу заманили в ловушку, чтобы привлечь внимание к этой сказочке. А вы представьте себе, что такое предприятие действительно существует. Тогда получится, что они не только не собираются прятаться от вас, но сами настойчиво подсовывают вам факты... - Легонько постукивая пальцами по краю пульта, прики вдруг переходит на шепот: - Или, может быть, это предупреждение, сэнсэй. Они хотят вам показать, что у них достанет силы расправиться и с вами... Действительно, мужчина убит, женщина убита... - И что же ты предлагаешь? - Я замечаю, что давно уже расхаживаю, стуча каблуками, среди блоков машины. - Выяснить, что собой представляет эта ловушка. Ничего другого не остается. - Я молчу, и прики вкрадчиво добавляет: - Впрочем, можно запросить машину. - Довольно! - кричу я. Мне страшно, и я зол на себя за этот страх. Кажется, я ждал этого предложения. Ждал и боялся. - Почему? Разве вы больше не доверяете машине? - Машина - это логика. Здесь не может быть речи о недоверии. - Тогда почему?.. - Это не такое дело, с которым стоит обращаться к помощи машины. - Странно... Значит, вы признаете, что прав я? - Почему же странно? - Но вы колеблет