Стивен Кинг. Ночной прибой
---------------------------------------------------------------
Перевод - А. Мясникова
Издательство "Кэдмэн" 1993
OCR, spellchecker - Дмитрий Ямашев
---------------------------------------------------------------
После того, как парень был уже мертв и в воздухе повис густой запах
горелого мяса, мы все снова пошли на пляж. Кори тащил свой старый
радиоприемник - один из тех дур на транзисторах, размером с чемодан и
которым батареек нужно, наверное, штук сорок. Но на нем, все-таки, можно
было слушать и кассеты. Качество звучания и громкость были, конечно, не ахти
какими, но работал он вполне сносно. До того, как случилась эта история с
A6, Кори считался довольно обеспеченным парнем, но с тех пор деньги
волновать его перестали. Даже эта старая магнитола была для него только
осколком прошлого. Приемник мог поймать только две радиостанции. Первая,
портсмутская, называлась WKDM и пичкала своих слушателей исключительно
религиозными программами вперемежку с новостями. Даже ди-джеи были у них все
какие-то рехнутые. Подборочки у них были приблизительно такие: Перри Комо
"Молитва", Джонни Рэй "Псалом", Джеймс Дин "Восточный Эдем", ну и так далее.
Где только откапывали такие. Однажды какой-то идиот запел песенку под
названием... что-то вроде "Вязание снопов". Мы с Нидлзом просто по земле
катались от хохота. Чуть истерика не случилась.
Массачусетская станция была намного лучше, вообще совсем другое дело,
но поймать ее можно было только в ночное время. Отличная молодежная
радиостанция - много хорошей музыки и презабавные письма от радиослушателей.
Владела ею шайка каких-то ребят. Думаю, они использовали оборудование
станций WRKO или WBZ, после того как там все умерли или просто побросали
свои рабочие места. А позывные у них были типа WDOPE, KUNT или WA6, словом
всякая неприличная муть. Нет, не подумайте, это было действительно смешно.
Очень веселая радиостанция - просто ухохотаться, помереть со смеху можно.
Как раз ее мы и слушали, возвращаясь обратно на пляж. Сюзи держала меня под
руку, Келли и Джоан шли впереди, Нидлз плелся где-то сзади за нашими
спинами. Замыкал шествие Кори, размахивая своим радиочемоданом в такт шагам.
Stones пели свою "Angie".
- Ты ЛЮБИШЬ меня? - то и дело спрашивала меня Сюзи. - Я просто хочу
знать: ты меня ЛЮБИШЬ?
Она просто нуждалась в том, чтобы я постоянно заверял ее в своей любви.
Я был для нее плюшевым мишкой, как в той песенке Элвиса.
- Нет, - честно ответил я. Она уже в те годы была настоящей толстухой.
И если доживет до старости, чего ей, думаю, не светило, то станет настоящей
жирной свиньей. К тому же, она была слишком болтлива.
- Ты подлец, вот ты кто, - прохныкала она, и, вырвав свою руку, закрыла
лицо. Ее покрытые лаком ногти тускло блеснули в свете полной луны,
поднявшейся около часа назад.
- Снова реветь будешь?
- Заткнись! - крикнула она, и я понял, что сейчас она точно разревется.
Мы вышли на гребень холма, с которого начинался спуск к пляжу, и я
остановился. Я всегда ненадолго останавливаюсь здесь. До A6 здесь был
общественный пляж. Туристы, веселые компании и семьи, выехавшие на пикник,
визгливая малышня, их толстозадые бабули в белых панамах или с шезлонгами с
солнцезащитными козырьками и так далее. Люди на разноцветных полотенцах
валялись здесь под ярким солнышком вперемежку с обгрызенными кукурузными
початками и конфетными обертками, свежий морской воздух был смешан с
автомобильными выхлопами и запахом машинного масла, находившейся тут же
неподалеку стоянки.
Но сейчас никакой грязи и мусора нет. Все съедено приливом. Всю эту
хреновню слизнул своим огромным прохладным языком океан. Люди уже не приедут
сюда и не нагадят здесь снова, как раньше. Есть только мы, но какой он нас
мусор. Мы любили пляж, очень любили - и не мы ли только что сделали ему
жертвоприношение? Даже Сюзи любила его, маленькая толстозадая сучка Сюзи в
дурацких расклешенных брюках клюквенного цвета.
Песок был почти безупречно белым, покрытым мелкими ветряными
барханчиками, как в пустыне. Только кое-где валялись на нем небольшие
спутанные клубки бурых морских водорослей и щепки, принесенные прибоем. Все
кругом было залито ярким лунным светом, предметы отбрасывали сочные
чернильные тени с четкими очертаниями. Высокая спасательная вышка,
находившаяся ярдах в пятидесяти от нас, была совершенно белой в этом свете и
походила на какой-то гигантский фантастический скелет, грозно возвышавшийся
над пляжем.
И прибой, ночной прибой, выбрасывающий на берег пенистые волны вдоль
всей береговой линии, насколько хватало глаз. Может быть, эти волны еще
прошлой ночью были где-нибудь на полпути от Англии.
- "Angie" в исполнении Stones, - пояснил потрескивающий голос из
радиоприемника. - Свою сегодняшнюю встречу с вами я открыл этой песенкой
неспроста. Выкопал для вас настоящий хит. Товар, что и говорить, лежалый, но
зато как звучит! Прямиком с кладбища, где нам всем лежать... Впрочем, о чем
это я? Говорит Бобби. Сегодня ночью с вами должен был быть Фред, но Фреда
подкосил грипп и он весь буквально-таки опух. Только не волнуйтесь,
пожалуйста, дорогие слушатели и особенно слушательницы. С Фредом все будет в
порядке.
В этом месте Сюзи хихикнула сквозь слезы, а я шагнул, наконец, к пляжу
и быстро зашагал под уклон.
- Подождите! - послышался сзади голос Кори. - Берни! Эй, Берни,
подожди!
Парень из радио без умолку тараторил какие-то неприличные
четверостишия, вдруг какая то девушка спросила, куда тот поставил пиво. Он
что-то ответил ей через плечо, отвернувшись, видимо от микрофона, - я так и
не разобрал, что. Пока они разбирались, где там у них пиво, мы уже почти
дошли до пляжа. Я обернулся посмотреть, где Кори. Он съезжал с дюны на
заднице, вполне в его манере, и выглядел при этом так нелепо, что мне даже
стало немного жаль его.
- Побежали, - предложил я Сюзи.
- Зачем?
- Просто так. Потому что я хочу побегать, - сказал я, шлепнув ее по
заднице. Она взвизгнула.
Мы побежали. Тяжело пыхтя как загнанная лошадь, она шлепнулась в песок
где-то у меня за спиной и закричала, чтобы я остановился, но я уже выкинул
ее из головы. Ветер свистел у меня в ушах и трепал мои волосы. Воздух свежо
и остро пах солью. Все ближе и ближе были слышны тяжелые удары прибоя. Вода
была как черное стекло с резко выделяющимися на нем белыми гребнями пены. Я
скинул резиновые шлепанцы и побежал дальше босиком, не заботясь о том, что
могу поранить себе ногу случайно подвернувшимся осколком какой-нибудь
раковины с острыми краями. Кровь просто кипела в моих жилах!
Вот я вбежал под навес, где уже сидел Нидлз. Келли и Джоан стояли
снаружи, держась за руки и глядя на воду. Не останавливаясь, я сделал
несколько кувырков через голову, чувствуя, как песок сыплется мне за
шиворот, и остановился около Келли. Он вскочил на меня верхом и шлепнул по
ляжке, как наездники стегают своих лошадей. Джоан расхохоталась.
Вообще всем было очень весело. Всем, кроме Сюзи, которая уже не бежала,
а еле волочила ноги. Даже Кори уже почти догнал ее.
- Да, здорово горело, - пробормотал Келли.
- Думаешь, он в самом деле приехал из Нью-Йорка, как рассказал нам? -
спросила Джоан.
- Не знаю.
Лично я не видел никакой разницы в том, так он приехал, как рассказал
нам, или не так, из Нью-Йорка или откуда-нибудь еще. Когда мы натолкнулись
на него, он сидел за рулем огромного роскошного "Линкольна" и что-то
бессвязно бормотал, мало чего, по-видимому, понимая. Его голова раздулась до
размеров футбольного шара, а шея, напротив, была тоненькой как сосиска. На
коленях у него лежал путеводитель, почему-то вверх ногами. Видимо, ему было
все равно. Мы вытащили его из машины, связали веревкой, нашедшейся у него же
в багажнике, втащили на самый высокий холм около пляжа и сожгли там. Он
сказал, что его зовут Элвин Сэкхейм и все время, как в бреду, звал свою
бабушку. Он даже Сюзи принял за свою бабушку. Ее это очень развеселило. Бог
ее знает, почему. У нее какое-то очень необычное, мягко выражаясь, чувство
юмора. Вы бы знали, какие странные вещи могут порой рассмешить ее.
Сжечь его предложил Кори, и поначалу это было просто шуткой. Учась в
колледже, он прочел массу книг по колдовству и черной магии и, отведя нас в
темноту за "Линкольном" Элвина Сэкхейма, он, хитро поглядывая на нас в
темноте, сказал шепотом, что если мы принесем жертву темным силам, то, может
быть, духи защитят нас от A6.
Конечно, никто из нас не поверил сначала во всю эту лабуду но...
Постепенно разговор становился все серьезнее и серьезнее. Для нас это было
по меньше мере дико, но одновременно нечто новое, неиспытанное, и, в конце
концов, мы решились и сделали это. Мы привязали его к штативу, на котором
был раньше наблюдательный бинокль, - если опустить десятицентовик, в ясную
погоду виден практически весь Портленд. Проверив, достаточно ли крепко он
привязан, мы разошлись в разные стороны в поисках сухих веток и разных
деревяшек, принесенных прибоем, - довольные и возбужденные, как дети,
играющие в новую игру. Все это время Элвин Сэкхейм почти безжизненно
болтался там, где мы его оставили, уронив голову на грудь и невнятно бормоча
что-то своей воображаемой бабушке. Глаза Сюзи ярко горели, как у
какой-нибудь ведьмы во время шабаша, грудь сильно вздымалась от учащенного
взволнованного дыхания. Все происходившее ей явно нравилось. Когда в поисках
дров мы спустились в небольшую ложбинку за дюной, она подошла ко мне и,
обняв, крепко поцеловала в губы. Ее губы были покрыты толстым слоем помады и
поэтому ее поцелуй был похож скорее на прикосновение чего-то очень жирного и
сального с приторным слащавым запахом.
Я с очень недовольным видом оттолкнул ее в сторону, и она тут же
надулась.
Набрав достаточное количество сухих веток и досок, мы вернулись наверх
и обложили ими Элвина Сэкхейма до пояса. Нидлз крутанул колесико своего
"Зиппо" и костер стал быстро разгораться, даже бумаги не понадобилось.
Сэкхейм закричал почему-то только после того, как огонь коснулся волос на
его голове. Запах поплыл как от свежеприготовленной китайской свинины.
- Сигаретки не найдется, Берни? - спросил Нидлз.
- Сзади тебя, в машине, у заднего стекла пачек, наверное, пятнадцать
валяется.
- Идти неохота, - проговорил он с какой-то странной улыбкой и
прихлопнул комара на руке.
Я дал ему сигарету и присел на песок. Мы с Сюзи встретили Нидлза в
Портленде. Он сидел на бордюре перед зданием театра и играл Лидбелли на
старой большой гибсоновской гитаре. Гитара была настолько дорогой, что у
нас, почему-то не возникло никаких сомнений в том, что он просто стащил ее
откуда-то. Звуки гулким эхом разносились по всей Конгресс-стрит, как будто
он играл в концертном зале.
Сюзи, наконец, добрела до навеса, все еще не в силах отдышаться оттого,
что пробежала несколько метров.
- Ты подлец, Берни, вот кто! - пропыхтела она, плюхнувшись в песок.
- Да перестань, Сью. Давай-ка смени пластинку. Это у тебя что-то совсем
заедает.
- Подонок! Придурок безмозглый! Сукин сын!
- Исчезни, - тихо сказал я, - или в глаз получишь. Сомневаешься?
Она снова заплакала. Нюни она распускать любила. Может быть, даже
больше всего в мире. К этому времени подошел Кори. Он попытался успокоить
ее, положив ей руку на плечо, но получил в ответ сильный удар локтем прямо в
пах. Прошипев сквозь зубы какое-то самое сильное, наверное, свое
ругательство, он скрючился и отошел в сторону и, в конце концов,
красноречиво плюнул в ее сторону.
- Я УБЬЮ ТЕБЯ! - взвизгнула она и бросилась вдруг на него, молотя по
воздуху руками, как двумя пропеллерами. Кори от удивления несколько раз
хлопнул глазами и, чуть не упав, бросился наутек, держась руками за свой
самый важный орган. Разъяренная Сюзи неслась за ним во всю прыть, препотешно
тряся своим жирным задом и истерично выкрикивая самые разнообразные
ругательства и проклятия. Нидлз запрокинул голову и громко расхохотался. Шум
прибоя почти заглушил звуки радиоприемника.
Келли и Джоан куда-то исчезли. Повертев головой, я увидел, что они ушли
уже далеко вдоль берега по самой кромке воды. Идут себе в обнимочку и не
видят всего этого цирка. Они выглядели так, как будто только что сошли с
рекламного плаката какого-нибудь турагенства - ПОСЕТИТЕ УДИВИТЕЛЬНУЮ
СЕНТ-ЛОРКУ. Ну прямо точь-в-точь. Они действительно здорово смотрелись,
просто позавидовать можно. Похоже, у них серьезно.
- Берни?
- Что? - отозвался я.
Я закурил и как раз в тот момент вспоминал, как Нидлз, откинув крышечку
"Зиппо", крутанул колесико, щелкнул кремнем и поднес огонек к сухим веткам у
ног того бедняги, совсем как средневековый палач во времена инквизиции или
как какой-нибудь звероподобный неандерталец.
- Я его подцепил, - тихо проговорил он.
- Что? - я быстро посмотрел на него. - Ты уверен?
- Конечно, уверен. Голова болит, желудок. Писать - и то больно.
- Может, это просто Гонконгский грипп. У Сюзи он уже был и прошел.
Правда, с осложнением на мозг, - усмехнулся я. Это было еще в университете,
где-то за неделю до его закрытия и приблизительно за месяц до того, как
человеческие тела начали вывозить за город грузовиками и закапывать в
огромные могилы с помощью экскаваторов и бульдозеров.
- Вот, смотри, - сказал он и, широко раскрыв рот, зажег перед ним
зажигалку. Я приподнялся и отчетливо разглядел первые грязно-серые пятна на
его языке и слизистой горла. Первые признаки, вне всякого сомнения. Да, это
был A6...
- О'кей, - констатировал я и без того очевидный факт.
- Но я не так уж плохо себя, вообще-то, чувствую, - сказал он. - По
крайней мере внушаю себе это и не раскисаю... Признайся, ты ведь тоже много
думаешь о нем.
- Вовсе нет, - соврал я.
- Думаешь... Как и тот парень. Ты тоже думаешь об этом, мне можешь не
рассказывать. А что касается того бедолаги, то я считаю, что мы даже лучше
ему сделали. А он даже и не понял, наверно, ничего.
- Понял.
- Неважно, - пожал он плечами и повернулся к морю.
Мы молча курили и смотрели на волны, с шумом выкатывавшиеся на песок и
с шипением откатывающиеся обратно. Все-таки это не миновало Нидлза. Я сразу
стал воспринимать все окружающее как-то по-другому. Был уже конец августа.
Через пару недель уже, может быть, начнутся первые заморозки. Самое время
перебраться куда-нибудь потеплей, под хорошую крышу с теплым очагом. Зима. К
Рождеству, возможно, никого из нас уже не останется в живых. Может быть, все
мы будем лежать и разлагаться в какой-нибудь гостиной чьего-то заброшенного
дома, а приемник Кори будет еще какое-то время продолжать тихо работать,
стоя на журнальном столике рядом с книжном шкафом, битком набитом номерами
"Ридерс Дайджест". Если к тому времени радиостанции будут еще работать.
Через никому уже ненужные занавески будет пробиваться слабый зимний свет,
отбрасывая на ковер расплывчатые желтоватые пятна. Мое воображение
нарисовало все это настолько явственно, что я передернул плечами. Не стоит
думать о зиме в августе.
- Вот видишь? - рассмеялся Нидлз. - Ты ДУМАЕШЬ об этом.
Что мог я ему возразить? Я только поднялся на ноги и сказал:
- Пойду поищу Сюзи.
- Может быть, мы последние люди на земле, Берни. Ты когда-нибудь думал
об этом?
В бледно лунном свете он сам выглядел наполовину покойником: черные
круги под глазами на осунувшемся лице с обостренными чертами,
мертвенно-бледные тонкие пальцы напоминали голые кости.
Я подошел к воде и пристально посмотрел вдоль прибрежной линии в одну и
в другую стороны, но не увидел ничего, кроме пустынного пляжа и черных волн
с аккуратными белыми гребешками пены. Шум прибоя, разбивающегося о
волнорезы, превратился уже в настоящий грохот, который сотрясал, казалось,
всю землю. Я закрыл глаза и ввинтился в песок голыми пятками. Песок был
прохладным, влажным и очень плотным. А если мы действительно последние люди
на Земле, тогда что? Оставалось надеяться только на то, что к утру мои мысли
будут не такими мрачными.
Тут я увидел Сюзи и Кори. Сюзи уселась на него верхом и изображала
будто объезжает дикого мустанга, который между тем постоянно брыкался и
возмущенно тряс головой. Оба были мокрыми от пота. Я не спеша подошел к ним
и столкнул ее с бедного Кори ногой. Освобожденный Кори быстро вскочил с
четверенек и отбежал в сторону.
- НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! - заорала Сюзи, разинув при этом свою пасть так, как
будто хотела проглотить меня. Пасть эта была как вход в комнату смеха. Когда
я был маленьким, мама часто водила меня в парк Гаррисона, где была очень
любимая мною комната смеха с кривыми зеркалами. На фасаде этого здания
вокруг входной двери было нарисовано огромное лицо весело смеющегося клоуна,
а дверь была как раз его ртом.
- Ну, давай, вставай, - протянул я ей руку. Она недоверчиво взялась за
нее и поднялась. Вся она была в налипшем на мокрую одежду и кожу песке.
- Как ты посмел ударить меня?! Как ты мог...
- Да ну тебя, - попытался я оборвать ее. Но это было не так просто. Она
ничуть не походила на музыкальный автомат в баре. В нее не надо было бросать
монеты, она и без того никогда не затыкалась.
Мы медленно побрели по песку к остальной компании. Они уже подходили к
небольшому домику недалеко от пляжа. В нем, конечно, никого не было. В
домике оказалось всего четыре кровати, причем одна из них - двуспальная, но
для одного из нас места все равно не хватало. Нидлз великодушно объявил, что
будет спать на полу. Его, похоже, начинало одолевать безразличие ко всему.
В домике кроме жилых помещений, находившихся на верхнем этаже, была еще
и небольшая лавка, располагавшаяся на первом. Решив посмотреть, что нам
может пригодиться, я спустился вниз. Лежавшие на витрине товары, которые
никто не потрудился украсть, были покрыты уже довольно заметным слоем пыли.
На полках ютились по соседству горы футболок с надписью "ЭНСОН БИЧ" и
трехцветным морским пейзажем на груди, дешевенькие медные браслеты, которые
сияют как золотые при покупке, но начинают зеленеть уже на следующий день,
оставляя пятна на запястьях, яркие и тоже дешевые сережки из какого-то
светлого металла, волейбольные мячи, безвкусно раскрашенные статуэтки из
гипса, изображающие мадонну в младенцем, полиэтиленовые пакеты с забавной
надписью "ВОТ, ЖЕНА, КУПИЛ ТЕБЕ ПОДАРОК", бенгальские огни к Четвертому
Июля, который, похоже, никто и никогда праздновать уже не будет, пляжные
полотенца с изображениями роскошных девиц в бикини в окружении названий
различных знаменитых курортов, среди которых ярче всего выделялась, конечно,
надпись ЭНСОН БИЧ, воздушные шарики, женские купальники и мужские плавки
чуть ли не всех оттенков радуги и прочая ерунда. По всему полу были
разбросаны чьи-то визитные карточки. В углу был небольшой бар с зазывающей
вывеской ОТВЕДАЙТЕ НАШЕ ФИРМЕННОЕ БЛЮДО - ПИРОГ С УСТРИЦАМИ.
Я часто приезжал на пляж Энсон Бич, когда учился в школе. В последний
раз это было за семь лет до A6, я приезжал тогда с девушкой по имени Морин.
Это была высокая и очень красивая девушка. Чаще всего она надевала на пляж
свой любимый купальник - розовый, а я шутил поэтому поводу, что купальника
совсем не видно, а если приглядеться, то выглядит он как нижнее белье. Мы
любили выходить на дощатый причал и подолгу смотреть на океан, залитый
лучами яркого солнца. Под босыми ногами доски причала были почти нестерпимо
горячими, но нам это все рано очень нравилось и мы так ни разу и не отведали
ИХ УСТРИЦ.
- Куда это ты пялишься?
- Никуда. Так просто, смотрю, что может пригодиться.
Ночью мне снились кошмары с участием Элвина Сэкхейма. Проснулся я весь
в холодном поту. Он сидел за рулем своего сверкающего желтого "Линкольна" и,
уставившись куда-то в пространство остекленевшими глазами, о чем-то
разговаривал со своей бабушкой. Но страшным было не это. Самым страшным было
то, что это был не просто Элвин Сэкхейм. Это был обгоревший зловонный труп
Элвина Сэкхейма. Он все говорил и говорил, а я все никак не мог проснуться и
чуть не задохнулся во сне от жуткого зловония, исходившего от него.
Сюзи спала совершенно спокойно, неуклюже раскидав во сне ноги. На моих
часах было без десяти четыре утра, но, присмотревшись, понял, что они
остановились. За окном было еще темно. Прибой продолжал греметь, и волны
разбивались о берег с невероятным грохотом. Стало быть, теперь где-то
четверть пятого, и скоро должен начаться рассвет. Я вылез из постели,
подошел к балкону и распахнул дверь. Мое разгоряченное тело приятно обдало
прохладным свежим бризом. Все-таки, вопреки всему мне страшно не хотелось
умирать.
Я спустился в лавку и, подсвечивая себе огоньком зажигалки, обнаружил
там три или четыре ящика пива "Буд" и несколько больших коробок с самыми
разнообразными сигаретами. Пиво было теплым, поскольку электричество давно
не было. Я не отношусь к любителям теплого пива. Пиво есть пиво, а настоящее
пиво должно быть холодным. Выбирать, однако, не приходилось. Я взял пачку
сигарет и, выйдя на крыльцо, уселся на каменные ступеньки. Открыв банку,
сделал несколько больших глотков.
Ветер с океана уже почти высушил мою кожу от противного липкого пота, и
я почувствовал, как начинаю сходить с ума от мыслей о том, что я сижу вот
здесь и пью пиво, а практически все остальное человечество уже погибло.
Уничтожено. Не ядерным или каким-нибудь другим биологическим оружием, или от
массового загрязнения среды, или еще от чего-то, столь же значительного.
Нет, вовсе нет. ПРОСТО ОТ ГРИППА. У меня появилось желание поставить
огромный памятник в честь этого события. Ну, скажем, где-нибудь на
Бонневильском соленом озере. Эдакий куб из бронзы, каждая сторона длиной в
три мили. А сбоку громадными буквами, чтобы хорошо было видно издалека, а то
вдруг какие-нибудь инопланетяне захотят приземлится, выбить - ПРОСТО ОТ
ГРИППА.
Я отшвырнул пустую банку. Она пусто звякнула о бетон и закатилась за
угол дома. Невдалеке на пляже черным треугольником темнел навес, под которым
мы вчера стояли. Я подумал о том, как хорошо было бы, если бы Нидлз тоже
проснулся сейчас и спустился ко мне.
- Берни?
Она стояла в дверях, накинув на себя мою рубашку. Ненавижу, когда
кто-нибудь надевает мои вещи. К тому же, от нее воняло потом, как от свиньи.
- Ты больше не любишь меня? Да, Берни?
Я ничего не ответил ей. Бывают моменты, когда я чувствую какое-то
вселенское сострадание буквально ко всему, что окружает меня. Сейчас мне
было очень жаль ее, хотя она этого совершенно не заслуживала.
- Можно посидеть с тобой?
- Да вряд ли мы здесь вместе поместимся.
Она, обиженно шмыгнув носом, стала отступать в глубину комнаты.
- Нидлз подцепил A6, - тихо сказал я.
Она остановилась и посмотрела на меня. Ее лицо было совершенно
спокойным. Не лицо даже, а какая-то совершенно тупая физиономия.
- Не шути так, Берни.
Я молча закурил сигарету.
- Не может быть. Он же... У него же...
- Да, у него был A2. Гонконгский грипп, как у тебя, у меня, у Кори, у
Джоан. Как у всех нас, одним словом.
- Но это не дало...
- Иммунитета против A6, - закончил за нее я.
- Может быть, мы тоже... Может заразиться от него?
- Вряд ли. Но это не исключено. Вероятнее всего, что он просто наврал
нам, что перенес A2, чтобы мы взяли его с собой тогда, - задумчиво
проговорил я.
- Конечно наврал, - выдохнула она. - Я бы точно так же поступила на его
месте. Никто ведь не хочет оставаться один...
Затем, помолчав, она нерешительно спросила: - Пойдем, может быть,
спать?
- Нет, я посижу еще.
Она ушла в дом. Я мог и не говорить ей о том, что A2 не является
гарантией против A6, Она сама прекрасно знала об этом. Я сидел и смотрел на
прибой. Несколько лет назад Энсон был одним из главных центров серфингистов
этого штата. Вдалеке я увидел высокую вышку типа наблюдательной. Через
несколько мгновений она как-то пропала. Не знаю - может быть, ее просто
стало не видно, а может быть, она просто померещилась мне. Иногда Келли
ходит туда с Джоан. В последнее время они, кстати, пристрастились отделяться
от всей остальной компании и бродить вместе по окрестным холмам, горам или
пляжу. Вот и сейчас их наверняка нет наверху.
Я спрятал лицо в ладони и с силой сжал его, чувствуя руками каждую
образовавшуюся напряженную морщинку. Вот так же и все вокруг сжималось,
сокращалось с непостижимой быстротой... В этом-то и заключалась основная
подлость, и лично я не видел в смерти никакого достоинства.
А волны все обрушивались на песок и откатывались, обрушивались и
откатывались, обрушивались и откатывались... Вечно.
Мы приехали сюда летом, я и Морин. В первое лето после окончания школы
и перед поступлением в колледж, задолго до того, как A6 пополз из
юго-восточной Азии и постепенно накрыл весь земной шар черным покрывалом
смерти. А здесь, летом, в июле, мы ели пиццу, слушали радио и втирали друг в
друга масло от загара. Стояла замечательная погода. Воздух был горячим,
солнце - ярким, а океан - пронзительно голубым...
Last-modified: Wed, 29 Jun 2005 05:41:02 GMT