Каррас вернулся к изучению рисунка. Кляйн водил пальцем по
зигзагообразной линии.
     -- Видите? Волны очень ритмичные. Никаких отклонений.
     -- Да, вижу,-- Каррас нахмурился. -- Очень любопытно.
     -- Любопытно?  Если  учитывать,  что  мы  имеем   дело   с
истерией...
     -- Я  полагаю,  что  это  пока малоизвестно,-- пробормотал
Каррас,  продолжая  рассматривать  ленту.  --  Бельгиец  Айтека
обнаружил,   что  при  истерии  наблюдаются  довольно  странные
колебания волн на рисунке. Очень незначительные, но  постоянные
изменения. Я искал их здесь, но пока не смог найти.
     Кляйн ухмыльнулся:
     -- Ну и что?
     Каррас посмотрел в его сторону:
     -- Но   все-таки,   когда   вы  делали  ЭЭГ,  у  нее  было
расстройство?
     -- Да, было. Я бы сказал, что было. То есть,  конечно  же,
было.
     -- Неужели  вас  не поразило то, что результаты получились
идеальные? Даже в нормальном состоянии субъекты способны менять
рисунок  волн  в  пределах  допустимого,  а   у   Реганы   было
расстройство.  Можно  было  логически  предположить, что на ЭЭГ
появятся колебания. Если...
     -- Доктор,  миссис  Симмонс  нервничает,--  перебила   его
медсестра, открывая дверь.
     -- Да-да, иду,-- вздохнул Кляйн.
     Медсестра  поспешно  удалилась.  Кляйн  шагнул  к выходу и
обернулся:
     -- Кстати, об истерии,-- сухо вставил он. -- Извините, мне
надо бежать.
     Кляйн закрыл за собой дверь. Каррас услышал его торопливые
шаги. Потом стало слышно, как в  приемной  открылась  дверь,  и
оттуда донесся голос:
     -- Ну, как мы себя сегодня чувствуем, миссис?..
     Дверь   закрылась.   Каррас  вернулся  к  бумажной  ленте,
досмотрел ее, свернул, перевязал и вернул медсестре в приемной.
<i>Что-то есть</i>. Об этом он  мог  упомянуть  в  разговоре  с
епископом.  Каррас  мог  утверждать, что у Реганы не истерия, а
значит,  она,  возможно,  одержима.  С  другой   стороны,   ЭЭГ
порождала  еще  одну загадку: почему на ней не было отклонений?
Совсем никаких?!
     Священник возвращаются к дому Крис, но у  дорожного  знака
на  углу  35-й  улицы и Проспект-стрит сердце его екнуло: между
знаком и домом  иезуитов  стояла  машина  Киндермана.  Детектив
сидел в машине один, высунув из окна локоть и уставившись прямо
перед собой.
     Каррас  нашел  свободное место, припарковал машину и запер
ее. <i>Неужели он наблюдает  за  домом</i>?  Призрак  Дэннингса
вновь  отчетливо  встал  перед  его  глазами. Неужели Киндерман
думает, что Регана...
     <i>Спокойно. Не спеши. Спокойно.</i>
     Священник подошел к машине и нагнулся к окошку:
     -- Здравствуйте, лейтенант.
     Детектив быстро обернулся, удивленно посмотрел на него,  а
потом расплылся в улыбке:
     -- А, отец Каррас.
     <i>Успокойся</i>!  Каррас  почувствовал, что ладони у него
увлажнились и похолодели.
     <i>Спокойней.  Не  показывай  ему,  что   ты   волнуешься!
Спокойней!</i>
     -- С  вас сейчас штраф возьмут, вы это знаете? По будням с
4 до 6 здесь запрещена остановка.
     -- Не важно,-- засопел Киндерман. -- Я  ведь  разговариваю
со священником. А здесь все полицейские набожные.
     -- Как у вас дела?
     -- Говоря откровенно, отец Каррас, так себе. А у вас?
     -- Не могу пожаловаться. Вы так и не раскрыли то дело?
     -- Какое дело?
     -- Смерть режиссера.
     -- А,  это...  --  Детектив  махнул  рукой.  --  Лучше  не
спрашивайте. Послушайте, а что вы делаете сегодня  вечером?  Вы
не  заняты?  У  меня  есть  пропуск  в "Крэст". Там сейчас идет
"Отелло".
     -- А кто играет?
     -- Дездемону -- Молли Пайкон, а Отелло  --  Лео  Фукс.  Вы
довольны?  Это  же  Шекспир!  Какая разница, кто играет! Так вы
идете?
     -- Боюсь, что нет. У меня очень много работы.
     -- Вижу.  Извините,   но   выглядите   вы   отвратительно.
Засиживаетесь допоздна?
     -- Я всегда выгляжу отвратительно.
     -- А  сейчас  хуже обычного. Бросьте свои дела! Один вечер
можно и отдохнуть. Пойдемте!
     Каррас решил проверить Киндермана:
     -- А вы уверены, что именно эти актеры  в  главных  ролях?
Мне  помнится,  что  сейчас  на экранах идет картина с участием
Крис Макнейл.
     Детектив не отреагировал:
     -- Нет, я уверен. Там идет "Отелло".
     -- Кстати, что вас привело в наши места?
     -- Я приезжал специально из-за  вас,  хотел  пригласить  в
кино.
     -- Да,  конечно,  гораздо проще приехать, чем позвонить по
телефону,-- съязвил Каррас.
     Детектив невинно поднял брови и развел руками.
     -- Ваш номер был занят.
     Иезуит молча уставился на него.
     -- Что  случилось?  --  спустя  мгновение  поинтересовался
Киндерман.
     Каррас  с  мрачным  видом  просунул  внутрь  машины руку и
приподнял Киндерману веко. Осмотрел глаз.
     -- Не знаю. Вы ужасно выглядите.  У  вас  может  развиться
мифомания.
     -- Я не знаю, что это такое,-- проговорил Киндерман, когда
Каррас убрал руку.
     -- Это серьезно?
     -- Не смертельно.
     -- Но что это? Я умираю от любопытства.
     -- Загляните в справочник,-- посоветовал Каррас.
     -- Не  будьте злюкой. Я некоторым образом на страже закона
и могу вас задержать. Вы это понимаете?
     -- А за что?
     -- Психиатр не должен  заставлять  людей  волноваться.  Вы
эпатируете  публику,  святой отец. Нет, я серьезно, эта публика
не прочь от вас  отделаться.  Что  же  это  за  экстравагантный
священник, расхаживающий в свитере и тапочках?
     Чуть заметно улыбнувшись, Каррас кивнул.
     -- Мне  пора. Будьте осторожны. -- Прощаясь, Дэмьен дважды
постучал по окошку, потом повернулся и медленно побрел к дому.
     -- Сходите  к  психоаналитику!  --  хрипло  крикнул  вслед
детектив.  Проезжая  мимо  Карраса,  он посигналил и махнул ему
рукой.
     Каррас помахал в ответ, остановился на тротуаре и дрожащей
рукой осторожно провел по лбу. Неужели она могла это сделать?
     Неужели  Регана  так  чудовищно   разделалась   с   Бэрком
Дэннингсом?  Дэмьен  поднял  голову  и взглянул на окно Реганы.
<i>Что же там, в этом доме</i>? И сколько уже времени Киндерман
идет по следу Реганы? Может быть, он видел кого-то, похожего на
Дэннингса? Или слышал голос  этого  человека?  Сколько  времени
будет мучиться Регана?
     <i>Или она умрет?</i>
     Он должен переговорить с высшим духовенством.
     Священник  торопливо  перешел  улицу  и  направился к дому
Крис. Надавил на кнопку звонка. Дверь открыла Уилли.
     -- Миссис прилегла отдохнуть,-- заявила она.
     Каррас кивнул.
     -- Хорошо. Очень хорошо. --  Он  прошел  мимо  служанки  и
поднялся   наверх.   Ему   срочно  понадобились  неопровержимые
доказательства.
     Священник вошел в спальню Реганы и увидел Карла. Тот сидел
у окна, сложив руки и уставившись на девочку. Своей солидностью
и спокойствием  швейцарец  гармонировал  с   добротной   темной
мебелью комнаты.
     Каррас  подошел  к кровати и посмотрел на Регану. Глаза ее
закатились, слышалось невнятное бормотание, похожее на какое-то
неземное заклинание. Каррас перевел взгляд на Карла.  Потом  не
спеша  нагнулся  и  начал  развязывать  ремни, стягивающие руки
Реганы.
     -- Святой отец, не надо!
     Карл  подскочил  к  кровати   и   резко   оттолкнул   руку
священника.
     -- Не  надо,  святой  отец!  Она  сильная!  Очень сильная!
Оставьте эти ремни!
     В глазах его  без  труда  читался  неподдельный  страх,  и
Каррас  понял,  что  разговоры  о  силе  Реганы  не были пустой
болтовней. Она могла это сделать, могла свернуть шею Дэннингсу.
<i>О боже, Каррас! Спеши! Отыщи доказательства!  Думай!  Спеши,
или...</i>
     -- Ich  mochte Sie etwas fragen, Engstrom!/ Я хочу вас кое
о чем спросить, Энгстром! <i>(нем.)/</i>
     Горячей  волной  в  кровати  нахлынула   надежда.   Каррас
вздрогнул  и посмотрел на кровать. Бес издевательски ухмылялся,
обращаясь к Карлу:
     -- Tanzt Ihre Tochter gern?/ Ваша  дочь  любит  танцевать?
<i>(нем.)/</i>
     Немецкий!  Бес  спрашивает, любит ли дочь Карла танцевать!
Сердце Карраса забилось, он повернулся и увидел,  что  у  слуги
щеки  стали  пунцовыми.  Карл весь затрясся, в глазах сверкнула
ярость.
     -- Карл, вам лучше выйти,-- посоветовал Каррас.
     Швейцарец отрицательно замотал  головой  и  только  крепче
сжал кулаки.
     -- Нет, я останусь.
     -- Вы  уйдете  отсюда.  Я  прошу  вас,--  твердым  голосом
произнес иезуит, глядя прямо в глаза Карлу.
     После некоторого замешательства Карл уступил  и  вышел  из
комнаты.
     Смех  прекратился. Каррас оглянулся. Бес с довольным видом
наблюдал за священником.
     -- Итак, ты вернулся,--  пробасил  он.  --  Я  удивлен.  Я
считал,  что  неудача  со  святой водой навсегда отобьет у тебя
охоту появляться здесь. Но я совсем забыл,  что  у  священников
нет совести.
     Каррас  изо  всех сил пытался сдержаться и ждал, что будет
дальше. Ему  необходимо  было  сосредоточиться  и  оценить  все
трезво.  Он знал, что языковая проверка требует разговора, ведь
отдельно произнесенные  фразы  могли  оказаться  подсознательно
запомнившимися.   <i>Спокойно!   Ты   помнишь  ту  девочку</i>?
Служанку-подростка? Она была одержима и в  бреду  разговаривала
на   каком-то   языке,   который   в   конце   концов  оказался
древнесирийским. Каррас представил себе, как это поразило всех,
когда выяснилось, что девочка одно время работала в  доме,  где
одним из квартирантов был студент, изучающий теологию. Накануне
экзаменов он шагал по комнате, поднимался по лестнице и на ходу
читал  вслух  древнесирийские  тексты. Девочка все это слышала.
<i>Спокойно</i>!
     -- Sprechen  sie  deutsch?/  Говорите  ли  вы  по-немецки?
<i>(нем.)/</i> -- тихо спросил Каррас.
     -- Если хочешь поразвлекаться?
     -- Sprechen  sie  deutsch?  -- повторил он и почувствовал,
как сердце в надежде застучало еще быстрей.
     -- Naturlich,   /Конечно,   <i>(нем.)    /</i>--    злобно
усмехнулся  бес.  --  Mirabile  dictu  / Отличное произношение,
<i>(лат.)/</i> не правда ли?
     Сердце иезуита замерло. Не только немецкий, но  и  латынь!
Да еще разговорная!
     -- Quod  nomen  mihi  est?  -- быстро спросил Каррас. (Как
меня зовут?)
     -- Каррас.
     Священник возбужденно продолжал:
     -- Ubi sum? (Где я?)
     -- In cubiculo. (В комнате.)
     -- Et ubi est cubiculum? (А где комната?)
     -- In domo. (В доме.)
     -- Ubi est Dennings? (Где Бэрк Дэннингс?)
     -- Mortuus. (Он умер.)
     -- Quornodo mortuus est? (Как он умер?)
     -- Inventus est capite reverso. (Его  нашли  со  свернутой
головой.)
     -- Quis occidit eum? (Кто его убил?)
     -- Регана.
     -- Quornodo  еа  occidit  ilium? Die mihi exacte! (Как она
убила его? Расскажи мне подробно!)
     -- Ну ладно, пока и этого вполне достаточно,-- сказал бес,
оскалившись. -- Достаточно. И  вообще  хватит.  Хотя,  конечно,
тебе  и в голову не пришло, как я полагаю, что, пока ты задавал
свои вопросы на латыни, ты в уме сам же проговаривал  и  ответы
на  латыни.  -- Он рассмеялся. -- Разумеется, подсознательно. И
что бы мы вообще делали без этого подсознания? Ты понимаешь, на
что я намекаю, Каррас? Я совсем не умею говорить  по-латыни.  Я
читаю твои мысли. Я просто нашел ответы в твоей голове.
     Каррасу  стало  страшно. Уверенность его была поколеблена,
постоянно мучили сомнения, глубоко засевшие в его мозгу.
     Демон усмехнулся и продолжал:
     -- Да, я знал, что до тебя это дойдет, Каррас. За  это  ты
мне и нравишься. За это я уважаю всех разумных людей. -- Голова
его откинулась, и он захохотал.
     Мозг  священника  лихорадочно  работал.  Он  пытался найти
такой  вопрос,  на  который  можно  было  бы   дать   несколько
ответов<i>.  Но,  может  быть,  я буду думать обо всех ответах?
Ладно. Тогда можно задать вопрос,  на  который  сам  не  знаешь
ответа!</i> А правильность его можно будет определить позже.
     Он подождал, пока смех прекратится, и спросил:
     -- Quam   profundus  est  imus  Oceanus  Indicus?  (Какова
глубина Индийского океана в самом глубоком месте?)
     Глаза беса засветились.
     -- La plume de mа tante,/ Ручка моей тетушки, <i>(фр.)</i>
/-- злобно произнес он.
     -- Responde Latine./ Отвечай на латыни, <i>(лат.)</i>/
     -- Bon  jour!  Bonne  nuit!/  Добрый  день!  Доброй  ночи!
<i>(фр.</i>)/
     -- Quam...
     Каррас  не  договорил.  Глаза беса закатились, и появилось
существо, бормочущее на неизвестном языке.
     Каррас с нетерпением потребовал:
     -- Я хочу говорить с бесом!
     Ответа не было. Только дыхание.
     -- Quis es tu? (Кто ты?) -- резко спросил  он.  Голос  его
звучал раздраженно.
     Молчание.
     -- Дай мне поговорить с Бэрком Дэннингсом!
     Существо начало икать.
     -- Дай мне поговорить с Бэрком Дэннингсом!!!
     Икота  продолжалась  с  равномерными  промежутками. Каррас
покачал головой. Затем подошел к стулу и  сел  на  самый  край.
Сгорбившись, он принялся ждать...
     Время  шло.  Каррас  начал дремать. Вдруг он резко вскинул
голову и посмотрел на Регану. Тишина, икота прекратилась.
     <i>Спит?</i>
     Он  подошел  к  кровати  и  посмотрел  на  девочку.  Глаза
закрыты.  Дыхание  глубокое. Он нагнулся и нащупал пульс, потом
тщательно осмотрел ее губы. Они были сухими и растрескавшимися.
Каррас  выпрямился,  подождал  еще  немного,  затем  вышел   из
комнаты.
     Он  спустился  в кухню в надежде найти Шарон. Шарон сидела
за столом и ела суп. В руке у нее был бутерброд.
     -- Вам что-нибудь  приготовить  поесть,  отец  Каррас?  --
спросила она. -- Вы, наверное, голодны.
     -- Спасибо, не надо. Я не хочу,-- ответил Дэмьен и взял со
стола блокнот Шарон. Достал ручку.
     -- Ее мучила икота. У вас есть компазин?
     -- Да, осталось еще немного.
     Каррас  писал  что-то  на  листке  и,  не поднимая головы,
сказал:
     -- Сегодня вечером  поставьте  половину  25-миллиграммовой
свечки.
     -- Хорошо.
     -- У нее началось обезвоживание организма,-- продолжал он.
-- Поэтому  я перевожу ее на внутривенное питание. Первым делом
позвоните в магазин медицинского оборудования и скажите,  чтобы
сюда доставили вот это.
     Он протянул ей исписанный листок.
     -- Она  спит,  поэтому сейчас можно установить сустагенное
питание.
     -- Хорошо,-- кивнула Шарон. Я все сделаю.
     Выгребая ложкой остатки супа, она придвинула к себе листок
и проглядела список.
     Каррас молча наблюдал за ней.
     -- Вы ее учительница?
     -- Да.
     -- Не учили ли вы ее латыни?
     Она удивилась:
     -- Нет.
     -- А немецкому?
     -- Только французскому. И довольно серьезно.
     -- Но ни немецкому, ни латыни?
     -- Да нет же!
     -- А Энгстромы, они между собой иногда говорят по-немецки?
     -- Конечно.
     -- Регана могла это слышать?
     Шарон пожала плечами.
     -- Наверное. -- Она встала и понесла тарелки  в  раковину.
-- Да, я даже уверена в этом.
     -- А вы сами никогда не изучали латынь?
     -- Никогда.
     -- Но могли бы отличить ее на слух? -- Да, конечно.
     -- Она   никогда   не   разговаривала  по-латыни  в  вашем
присутствии?
     -- Регана?
     -- С тех пор, как заболела.
     -- Нет, никогда.
     -- А на каком-нибудь другом языке?  --  пытался  дознаться
Каррас.
     Шарон закрутила кран и задумалась.
     -- Может быть, мне это показалось, но...
     -- Что?
     -- Ну,  мне  показалось... -- Она нахмурилась. -- Я готова
поклясться, что она разговаривала по-русски.
     Каррас внимательно посмотрел на нее.
     -- А вы сами говорите по-русски? -- спросил  священник.  В
горле у него пересохло.
     Шарон пожала плечами.
     -- Чуть-чуть.  --  Она  сложила  кухонное  полотенце. -- Я
изучала его в колледже, вот и все.
     Каррас обмяк. <i>Она  выбирала  латинские  слова  из  моей
головы</i>.  Он  сидел, опустив голову на руки и ничего не видя
вокруг. Его терзали и сомнения.  и  факты.  <i>Телепатия  часто
встречается  в  состоянии сильного напряжения. Человек начинает
говорить на языке, знакомом кому-нибудь из  присутствующих.</i>
Что  же  делать?  Надо  немного  отдохнуть<i>.  А потом еще раз
попробовать... еще раз... еще раз...</i> еще раз...  Он  встал.
Шарон,  прислонившись  к  раковине  и  сложив  руки,  задумчиво
наблюдала за ним.
     -- Я пойду к себе,-- сказал Дэмьен. -- Как  только  Регана
проснется, позвоните мне.
     -- Хорошо, я позвоню.
     -- И насчет компазина,-- напомнил он. -- Не забудьте.
     Она кивнула:
     -- Конечно, не забуду. Я все сейчас сделаю.
     Каррас  пытался  припомнить,  не  забыл  ли  он что-то еще
сказать Шарон. Так всегда: когда  надо  сделать  очень  многое,
обязательно о чем-то забываешь.
     -- Святой  отец, что происходит? -- спросила Шарон. -- Что
же это? Что случилось с Реганой?
     Он поднял свои поблекшие от горя и слез глаза.
     -- Я не знаю.
     Затем повернулся и вышел из кухни.
     Проходя через зал, Каррас услышал шаги.  Кто-то  торопливо
догонял его.
     -- Отец Каррас!
     Он оглянулся. Карл нес его свитер.
     -- Извините,-- сказал слуга, протягивая свитер священнику.
-- Я хотел это сделать раньше, но совсем забыл.
     Пятна были выведены, и от свитера приятно пахло.
     -- Большое  спасибо.  Карл,-- ласково сказал священник. --
Вы очень заботливы.
     -- Спасибо  вам,  отец  Каррас.  Спасибо  за  помощь  мисс
Регане. -- Карл повернулся и с достоинством удалился.
     Каррас  смотрел  ему вслед и вспоминал о том, как встретил
его в машине Киндермана. Еще одна тайна...
     Он с трудом открыл  дверь.  Было  уже  темно.  С  чувством
отчаяния Дэмьен шагнул вперед -- из одного мрака в другой.
     Он перешел улицу и заспешил навстречу близкому отдыху, но,
войдя  в  комнату, увидел на полу у двери записку. Записка была
от Фрэнка.  Насчет  пленок.  Домашний  телефон  и  "пожалуйста,
позвоните..."
     Дэмьен   набрал   номер  и  замер  в  ожидании.  Руки  его
подрагивали.
     -- Алло?  --  зазвучал  в  трубке  писклявый  мальчишеский
голос.
     -- Можно мне поговорить с твоим папой?
     -- Да.  Подождите, пожалуйста. -- Трубку положили и тут же
снова подняли. Опять мальчик: -- А кто это?
     -- Отец Каррас.
     -- Отец Каритц?
     Сердце Дэмьена бешено стучало,  но  он  спокойно  поправил
мальчика:
     -- Каррас. Отец Каррас.
     Трубку  опять  положили, и через несколько секунд раздался
голос:
     -- Отец Каррас?
     -- Да. Здравствуйте, Фрэнк. Я тщетно  пытался  дозвониться
вам.
     -- О, извините. Я занимался дома нашими пленками.
     -- Уже закончили?
     -- Да. Это какая-то чертовщина.
     -- Я  и  сам  знаю.  --  Каррас  пытался  говорить  ровным
голосом.
     -- Так что же там, Фрэнк? Что вы обнаружили?
     -- Начнем с частности..
     -- Ну?..
     -- Здесь недостаточно примеров, чтобы  сказать  наверняка,
вы  понимаете,  но  выводы  сделать  можно.  Эти  два голоса на
пленках, возможно, принадлежат разным людям.
     -- Возможно?
     -- Под присягой я не стал бы на этом настаивать, но ошибка
почти исключена.
     -- Почти исключена... --  автоматически  повторил  Каррас.
<i>Опять</i>  сомнения...  -- А что насчет бреда? -- спросил он
безнадежно. -- Это какой-нибудь язык?
     Фрэнк рассмеялся.
     -- Что тут смешного?
     -- Это что, психологический тест, святой отец?
     -- Я вас не понимаю, Фрэнк.
     -- Или вы перепутали пленки, или я уж не знаю..
     -- Фрэнк, это язык или нет? -- перебил Каррас.
     -- Я бы сказал, что это язык. Да, именно язык.
     Каррас напрягся:
     -- Вы шутите?
     -- Вовсе нет.
     -- И что это за язык?
     -- Английский.
     Несколько секунд Каррас  молчал,  а  потом  изо  всех  сил
закричал:
     -- Фрэнк,  или я вас не расслышал, или вы решили надо мной
подшутить?
     -- У вас есть магнитофон? -- спросил Фэнк.
     Магнитофон стоял на письменном столе.
     -- Да, есть.
     -- Там есть кнопка реверса?
     -- А в чем дело?
     -- Есть или нет?
     -- Подождите. -- Каррас раздраженно положил трубку на стол
и снял с магнитофона крышку. -- Такая кнопка есть. Но  что  все
это значит?
     -- Поставьте пленку и проиграйте ее в обратную сторону.
     -- Что?!
     -- Там  какие-то  злые  гномы.  --  Фрэнк рассмеялся. -- В
общем, вы прослушайте, а  завтра  побеседуем.  Спокойной  ночи,
святой отец.
     -- Спокойной ночи, Фрэнк.
     -- Желаю вам хорошенько развлечься.
     Каррас  повесил трубку, разыскал нужную ленту и вставил ее
в магнитофон. Сначала он просто прослушал ее. Покачал головой.
     Ошибки быть не могло: бред -- и все.
     Дэмьен промотал пленку до конца и включил  ее  в  обратную
сторону.  Он услышал свой голос, произносящий слова наоборот. А
потом  голос  Реганы  --  или  еще  кого-то   --   говорящий...
по-английски!
     ..Marin,  Marin,  Karras,  be  us  let  us.../  ...Мэррин,
Мэррин, Каррас, жить нам дай... <i>(англ.)/</i>
     Английский. Какая-то чепуха, но на аглийском! <i>К а к</i>
она это делает, черт возьми!
     Он прослушал пленку, перемотал ее и поставил снова.  Потом
еще  раз.  Итолько  после  этого  осознал, что слова тоже шли в
обратном порядке!
     Взяв бумагу  и  карандаш,  Дэмьен  сел  за  стол  и  начал
записывать  транскрипцию  слов. Он работал увлеченно, то и дело
щелкая выключателем магнитофона. Когда с этим  было  покончено,
на другом листке бумаги он записал те же слова, только меняя их
порядок в предложениях.
     Наконец  откинулся  на  спинку стула и прочитал все, что у
него получилось.
     <i>...опасность.   Но   не   совсем,</i>    (неразборчиво)
<i>умрет. Мало времени. Теперь</i> (неразборчиво). <i>Пусть она
умрет. Нет, нет так хорошо! Так хорошо в этом теле! Я чувствую!
Здесь</i>  (неразборчиво).  <i>Лучше</i> (неразборчиво), <i>чем
пустота. Я боюсь священника. Дай нам время.  Бойся  священника!
Он</i>  (неразборчиво).  <i>Нет,  не  этот,  а тот, который</i>
(неразборчиво). <i>Он болен. Ах, эта кровь,  почувствуй  кровь,
как она</i> (поет?).
     <i>На этом месте Каррас спросил: "Кто ты?" и ответом было:
"Я никто, я никто".
     Тогда  Каррас  спросил:  "Это  твое  имя?"  -- "У меня нет
имени. Я никто. Нас много. Дай нам жить. Дай  нам  согреться  в
теле.   Не</i>  (неразборчиво)  <i>из  тела  в  пустоту,  в</i>
(неразборчиво).  <i>Оставь  нас,  оставь  нас.  Дай  нам  жить.
Каррас.</i> (Мэррин? Мэррин?)...
     Он  вновь  и  вновь перечитывал написанное. Его пугали эти
слова, казалось, что здесь говорят  несколько  людей  сразу.  В
конце концов от многократного перечитывания текст превратился в
бессмысленный  набор  слов. Каррас отложил листок и закрыл лицо
руками. Это не  неизвестный  язык.  Писать  слова  наоборот  не
считалось  сумасшествием, и такое явление часто встречалось, но
говорить!
     Переделывать  произношение  так,  чтобы  при  проигрывании
назад  слова  звучали  фонетически  верно. Это было не под силу
даже чрезмерно возбужденному  интеллекту.  Может,  это  и  есть
ускоренное развитие подсознания, на которое ссылается Юнг? Нет.
Здесь что-то другое...
     Каррас  подошел к полкам, отыскивая книгу Юнга "Психология
и патология так называемых оккультных явлений", и нашел  нужную
страницу:  "Отчет  об эксперименте относительно автоматического
написания слов". Субъект подсознательно отвечал на все  вопросы
анаграммами.
     <i>Анаграммы!</i>
     Он  положил  открытую  книгу  на стол, склонился над ней и
прочитал часть отчета:
     "3-й день.
     -- Что такое человек?-- ...
     -- Это анаграмма? -- Да.
     -- Сколько в ней слов? -- Пять.
     -- Какое первое слово? -- Смотри.
     -- Какое второе слово? -- И-и-и-и.
     -- Смотри? Я должен разгадать его сам? -- Попробуй.
     Решение анаграммы субъектом было найдено:
     (Жизнь в меньшей степени может.) Он сам был  удивлен.  Это
доказывало,  что в его мозгу существует интеллект совершенно от
него независимый. Поэтому он продолжая задавать вопросы:
     -- Кто ты? -- Клелия.
     -- Ты женщина? -- Да.
     -- Ты жила на земле? -- Нет.
     -- Ты будешь жить? -- Да.
     -- Когда? -- Через шесть лет.
     -- Почему ты разговариваешь со мной? -- ...
     Субъект расшифровал и эту анаграмму: ( Я Клелию чувствую.)
     4-й день.
     -- Это я отвечаю на вопросы? -- Да.
     -- Клелия здесь? -- Нет.
     -- Тогда кто здесь? -- Никого.
     -- Клелия существует? -- Нет.
     -- Тогда с кем я разговаривал вчера? -- Ни с кем".
     Каррас   перестал   читать.   Покачал   головой.    Ничего
сверхнормального   здесь   не   было:   просто   неограниченные
возможности интеллекта.
     Он достал сигарету,  потом  снова  сел  и  закурил:  "<i>Я
никто.  Нас  много</i>".  Жутко.  Откуда  она  могла это взять?
"<i>Ни с кем</i>".
     Может  быть,  и  Клелия  появилась  так   же?   Неожиданно
возникающие личности?
     <i>"Мэррин   ...   Мэррин..."   "Ах,   эта  кровь..."  "Он
болен"...</i>
     Утомленный взгляд  Дэмьена  упал  на  книгу  "Сатана".  Он
вспомнил первые строки: "Не дай дьяволу увести меня...".
     Каррас  выпустил  дым,  закрыл  глаза  и закашлялся. Горло
саднило. Глаза слезились от дыма. Он встал,  повесил  на  дверь
табличку   "Прошу   не  беспокоить",  выключил  свет,  задернул
занавески, сбросил  ботинки  и  рухнул  на  кровать.  В  голове
мелькали  обрывки  мыслей.  Регана,  Дэннингс,  Киндерман.  Что
делать? Он должен помочь, но как? Поговорить с епископом,  имея
лишь  то  немногое,  что у него есть? Нет, рано. Пока еще он не
может отстаивать свою правоту до конца.
     Каррас подумал о том, что  неплохо  было  бы  раздеться  и
забраться  под  одеяло.  Но  он  слишком устал. Тяжесть событий
давила на него, а он хотел быть свободным.
     <i>"...Дай нам жить!"</i>
     "Дай мне жить!" -- ответил он на это. Тяжелый глубокий сон
постепенно окутал его.

     Дэмьен проснулся от телефонного звонка.  Слабой  рукой  он
потянулся  к выключателю. Интересно, сколько сейчас времени? Он
снял трубку. Звонила Шарон и просила его прийти  прямо  сейчас.
Каррас снова почувствовал себя затравленным и измученным.
     Он  прошел в ванную, умылся холодной водой, натянул свитер
и вышел из дома.
     Было еще темно. Несколько кошек  в  испуге  шарахнулись  в
разные стороны.
     Шарон  встретила  его внизу. Она была в кофте и куталась в
одеяло. Вид у нее был перепуганный.
     -- Извините,  святой  отец,--  прошептала  Шарон,--  но  я
подумала, что вы должны это видеть.
     -- Что?
     -- Сейчас  увидите. Только тише. Я не хочу будить Крис. --
Она кивком пригласила Карраса следовать за ней.
     Войдя в спальню Реганы, священник ощутил ледяной холод. Он
нахмурился и недоуменно посмотрел на Шарон.
     -- Отопление включено на полную мощность,-- прошептала она
и взглянула на Регану, на страшные белки  ее  глаз,  сверкающие
при свете ночника. Казалось, Регана находится в бессознательном
состоянии.  Дыхание тяжелое, полная неподвижность. Трубка -- на
месте, сустаген медленно вливается через нос в горло ребенка.
     Шарон осторожно подошла к кровати, наклонилась и  медленно
расстегнула  Регане воротник пижамы. Каррас с болью наблюдал за
тем, как обнажается  исхудалое  тело  девочки.  По  выступившим
ребрам,  казалось, можно было сосчитать остаток ее дней на этой
земле.
     Он почувствовал, что Шарон смотрит на него.
     -- Я  не  знаю,  святой  отец,   может   быть,   это   уже
прекратилось,-- прошептала она. -- Но вы посмотрите на грудь.
     Брови  Карраса поползли вверх. Он заметил, что кожа Реганы
начала краснеть, но не на всей груди, а только местами.
     -- Вот, начинается,-- шепнула Шарон.
     По телу Карраса поползли мурашки, но не от  холода,  а  от
того,  что  он увидел на груди Реганы. Ярко-красными рельефными
буквами на коже четко проступили два слова:

     ПОМОГИТЕ МНЕ

     -- Это ее почерк,-- прошептала Шарон.
     В 9 часов утра священник Дэмьен Каррас явился к президенту
Джоджтаунского   университета   и   попросил   предварительного
разрешения на проведение ритуала изгнания дьявола. Получив его,
он отправился к епископу епархии. Тот серьезно выслушал рассказ
Карраса.
     -- Вы  уверены,  что это настоящая одержимость? -- спросил
епископ.
     -- Я  могу  утверждать,  что  все  признаки,  описанные  в
"Ритуале",  сходятся,-- уклончиво ответил Каррас. Он все еще не
осмеливался  поверить  в  случившееся.  Не  разум,   а   сердце
заставило  его  прийти  сюда.  Жалость  и надежда, что внушение
поможет излечить девочку.
     -- Вы  хотели  бы  провести  изгнание  сами?  --   спросил
епископ.
     Дэмьен  почувствовал  в  себе  прилив  сил. Ему захотелось
сбросить с  себя  тяжкий  груз  и  избавиться  от  надоедливого
призрака собственного неверия.
     -- Да, конечно,-- ответил он.
     -- Как ваше здоровье?
     -- В порядке.
     -- Вам    когда-нибудь   приходилось   делать   что-нибудь
подобное?
     -- Никогда.
     -- Хорошо, мы примем решение. Конечно, в таких делах лучше
всего иметь  человека  с  опытом.  Их,  конечно,  немного,  но,
возможно,  кто-нибудь вернулся из заграничной миссии. Дайте мне
время  подумать.  Когда  что-нибудь  прояснится,  я  сразу   же
поставлю вас в известность.
     После того как Каррас ушел, епископ связался с президентом
Джорджтаунского  университета,  и они поговорили о Дэмьене, уже
второй раз за этот день.
     -- Да, он знает всю историю болезни,-- заметил в разговоре
президент. -- Я  думаю,  не  будет  вреда,  если  взять  его  в
качестве  помощника.  В  любом  случае  необходимо  присутствие
психиатра.
     -- А кого пригласить для изгнания? У вас есть какие-нибудь
предложения? Я ума не приложу.
     -- Здесь сейчас Ланкэстер Мэррин.
     -- Мэррин? Мне казалось, что он сейчас в Ираке.  По-моему,
я читал, что он работает на раскопках где-то в Ниневии.
     -- Да,  рядом  с  Мосулом.  Все  правильно,  только он уже
закончил работу и три или четыре месяца назад  вернулся.  Он  в
Вудстоке.
     -- Преподает?
     -- Нет, работает над очередной книгой.
     -- Бог  да  поможет  нам!  Вам, однако, не кажется, что он
слишком стар? Как его здоровье?
     -- Наверное, неплохо,  иначе  он  не  стал  бы  заниматься
раскопками, не так ли?
     -- Думаю, вы правы.
     -- Кроме того, у него есть опыт, Майкл.
     -- Я этого не знал.
     -- По крайней мере так говорят.
     -- Когда это было?
     -- Мне  кажется,  10 или 12 лет назад, по-моему, в Африке.
Изгнание длилось несколько месяцев, он сам чуть не погиб.
     -- В таком случае  я  сомневаюсь,  чтобы  он  захотел  это
повторить.
     -- Мы  делаем  то,  что  нам  говорят,  Майкл.  Среди нас,
священнослужителей, мятежников нет.
     -- Спасибо за напоминание.
     -- Ну и что же вы думаете?
     -- Я полагаюсь на вас и на архиепископа.
     Этим  же  вечером  молодой  человек,   готовящийся   стать
священником, бродил по Вудстокской семинарии штата Мэриленд. Он
искал  худого  седовласого  иезуита  и  нашел  его, когда тот в
раздумье прогуливался по аллеям  семинарии.  Юноша  вручил  ему
телеграмму.  Пожилой  человек поблагодарил его, тепло посмотрел
на юношу, затем повернулся и продолжал свои размышления. Он шел
и любовался природой; иногда  останавливался,  прислушиваясь  к
пению  малиновки и наблюдая за поздними бабочками. Он не вскрыл
телеграмму и не прочитал ее,  так  как  уже  знал,  что  в  ней
написано. Он прочитал ее в пыльных храмах Ниневии.
     Он   был   готов,  поэтому  и  продолжал  свою  прощальную
прогулку.


         * ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ * 

     "Да приидет вопль мой пред лице твое.."

     <i>"Тот, кто остается верным любви, остается верным Богу,
     а Бог -- ему..."</i>
                                                 СВЯТОЙ ПАВЕЛ.

        Глава первая

     Киндерман  сидел  за  столом  в  полумраке  своего  тихого
кабинета.  Свет  от настольной лампы падал на ворох документов.
Рапорты  полицейских  и  отчеты  из  лабораторий,  вещественные
доказательства  и служебные записки. В задумчивости он медленно
разложил их в виде лепестков цветка, чтобы сгладить то  мерзкое
заключение,  к  которому  они его привели и которые он никак не
мог принять.
     Энгстром был невиновен. Во время гибели Дэннингса он был у
своей дочери -- снабжал ее деньгами для покупки наркотиков.  Он
солгал в первый раз, чтобы не выдать ее и чтобы мать, считавшая
дочь  умершей,  ничего  не  узнала.  Когда  Киндерман рассказал
Эльвире,  что  ее  отец  подозревается  в  соучастии   убийства
Дэннингса, она согласилась все рассказать. Нашлись и свидетели,
которые  подтвердили рассказ. Энгстром был невиновен. Невиновен
и молчалив. От него нельзя было узнать, что происходит в доме у
Крис.
     Киндерман нахмурился, рассматривая свой  "цветок":  что-то
ему не понравилось.
     Он  передвинул один "лепесток" немного ниже и правее и еще
раз проанализировал все факты.
     Киндерман уставился в самую середину своей бумажной  розы,
где  лежала  старая  выцветшая  обложка  популярного журнала. С
фотографии на него смотрели Крис и  Регана.  Он  пригляделся  к
девочке:  симпатичное,  веснушчатое  лицо,  волосы  завязаны  в
"хвостики", не хватает переднего зуба.  Киндерман  посмотрел  в
окно. На улице было темно. Моросил надоедливый дождик.
     Он  пошел  в  гараж,  сел  в черный автомобиль и поехал по
блестящим,  мокрым  от  дождя  улицам  в  сторону  Джорджтауна.
Припарковавшись   на   восточной   стороне  Проспект-стрит,  он
просидел в машине около четверти часа, глядя  на  окно  комнаты
Реганы.  Может быть, нужно постучаться и потребовать, чтобы ему
ее показали? Он опустил голову и потер лоб рукой.
     <i>Уильям В. Киндерман! Вы больны!  Идите  домой!  Примите
лекарство и ложитесь спать!</i>
     Он  опять  посмотрел  на окно и задумчиво покачал головой.
Нет. Неумолимая логика руководила его поступками.
     К дому подкатил автомобиль.
     Детектив насторожился, повернул ключ зажигания  и  включил
дворники.
     Из такси вышел высокий пожилой человек. На нем были черный
плащ и  шляпа,  в  руках  он  держал  видавший виды чемоданчик.
Старик заплатил шоферу и остановился, осматривая дом  с  улицы.
Такси  тронулось и повернуло на 36-ю улицу. Киндерман поехал за
ним. Поворачивая за угол, он заметил, что пожилой человек так и
не двинулся с места; он стоял в туманном свете уличного фонаря,
как памятник путнику: полный спокойствия и застывший на века.
     Детектив посигналил фарами таксисту.

     В это время Шарон делала Регане укол либриума, а Каррас  и
Карл  держали  девочку за руки. За последние два часа доза была
увеличена до четырехсот миллиграммов. Это было очень много,  но
после   временного   затишья,   длившегося   много  часов,  бес
неожиданно проснулся в таком приступе  ярости,  что  ослабевший
организм Реганы не смог бы долго продержаться.
     Каррас  измотался.  После  визита  к представителю высшего
духовенства  он  вернулся  к  Крис,  чтобы  рассказать   ей   о
результатах.   Потом   помог  наладить  для  Реганы  внутреннее
питание, вернулся домой и сразу же рухнул в кровать. Однако уже
через полтора часа  его  разбудил  телефонный  звонок.  Звонила
Шарон.  Регана все еще была без сознания, и ее пульс постепенно
замедлялся.  Каррас  сразу  же  бросился  на  помощь,  захватив
чемоданчик  с  медикаментами.  Он  уколол  Регану  в ахиллесово
сухожилие, чтобы посмотреть на ее реакцию. Реакции не было.  Он
с   силой   надавил   на   ноготь.   То   же  самое.  Священник
забеспокоился. Хотя он знал, что  при  истерии  и  в  состоянии
транса  иногда  наблюдается  невосприимчивость к боли, в данном
случае  он  опасался  наступления  комы,  которая  легко  могла
закончиться  смертью.  Каррас  измерил  давление:  девяносто на
шестьдесят, пульс -- шестьдесят. Он оставался в комнате и делал
повторные измерения через каждые  пятнадцать  минут  в  течение
полутора  часа,  пока  не  убедился в том, что Регана была не в
состоянии шока,  а  в  оцепенении.  Шарон  получила  инструкцию
продолжать  измерять  пульс  каждый  час.  После  этого  Дэмьен
вернулся к себе, чтобы поспать. Но его снова разбудил  телефон.
Ему  сообщили,  что  "изгоняющим  дьявола"  назначен  Ланкастер
Мэррин, а помощником -- он, Каррас.
     Новость   потрясла   его.   Мэррин!   Философ-палеонтолог,
человек, обладающий удивительным, тонким умом! Его книги всякий
раз  приводили  в  волнение  церковь,  потому  что  в  них вера
объяснялась  с  точки  зрения  науки,  постоянно  развивающейся
материи,   судьба  которой  --  стать  субстанцией  духовной  и
присоединиться к Богу.
     Каррас тут же позвонил Крис,  чтобы  передать  новость,  и
узнал, что епископ уже сообщил ей об этом лично.
     -- Я  ответила  епископу,  что Мэррин может остановиться у
нас,-- сказала Крис. -- Это займет день или два, верно?
     -- Я не знаю,-- ответил Каррас.
     Подождав еще немного он продолжал:
     -- Вы не должны слишком многого ждать от него.
     -- Я хотела сказать,  если  это  поможет.  --  Голос  Крис
звучал подавленно.
     -- Я   и   не  думал  убеждать  вас  в  том,  что  это  не
подействует,-- подбодрил ее Каррас. -- Просто на это, возможно,
понадобится время.
     -- Сколько времени?
     -- Бывает по-разному.
     Он  знал,  что  изгнание  дьявола  часто  затягивалось  на
недели,  а  то  и  на  месяцы.  Знал,  что  часто оно вообще не
помогало. Предчувствовал, что бремя лечения  свалится  на  него
очередным и на сей раз последним грузом.
     -- Это  занимает  несколько  дней  или недель,-- сказал он
Крис.
     После  разговора  Каррас  почувствовал  себя  до   предела
усталым  и  измученным.  Вытянувшись  на  кровати,  он  думал о
Мэррине. Волнение и сомнения овладели им.  Дэмьен  считал  себя
вполне  подходящим  кандидатом  для  проведения ритуала, однако
епископ выбрал не его. Почему? Из-за того, что  Мэррину  раньше
уже приходилось делать это?
     Он  закрыл  глаза  и  вспомнил,  что  для  изгнания  бесов
выбирают тех, "кто  набожен"  и  обладает  "высокими  душевными
качествами".   Ему  припомнился  отрывок  из  Евангелия,  когда
ученики спросили Христа, почему они не могут изгонять бесов,  и
он ответил им: "Потому что вера ваша слаба".
     Архиепископ знал о его проблеме, знал об этом и президент.
Может быть, один из них и рассказал епископу?
     Каррас   повернулся   на   кровати   и  почувствовал  себя
недостойным, неумеющим, отвергнутым. Эта мысль  больно  ужалила
его.  В  таком  подавленном  настроении он все же заснул, и сон
постепенно заполнил все трещины и пустоты в его сердце.
     Но и на этот  раз  он  проснулся  от  телефонного  звонка.
Рыдающая  Крис  сообщила,  что  у  Реганы опять приступ. Дэмьен
поспешил к ним  и  проверил  у  девочки  пульс.  Сердце  бешено
колотилось. Он ввел ей либриум, потом еще раз. И еще раз. После
этого  Каррас  отправился  на кухню и сел рядом с Крис за стол,
чтобы выпить чашечку кофе.  Крис  просматривала  одну  из  книг
Мэррина, которые по ее просьбе были доставлены на дом.
     -- Мне  это  недоступно,--  тихо сказала она. Однако по ее
виду можно было догадаться, что книга ей очень понравилась.
     Она перелистала назад несколько страниц, нашла  отмеченное
место и передала книгу Каррасу. Он прочитал:
     "...У нас есть установившееся мнение относительно порядка,
постоянства  и  обновления материального мира, окружающего нас.
Хотя каждая часть его преходяща и все  элементы  его  движутся,
все  же  он  связан  законом  постоянства, и хотя он постепенно
умирает, он  так  же  постоянно  и  возрождается.  Исчезновение
одного  только  лишь  дает  рождение  другим,  и  смерть -- это
появление тысячи новых жизней. Каждый час бытия свидетельствует
о том, как преходяще и как одновременно с этим твердо и  велико
сие грандиозное существование единства. Оно подобно отражению в
воде:  всегда  одно  и  то же, хотя вода течет. Солнце заходит,
чтобы снова взойти, ночь поглощает день, чтобы он снова родился
из нее, такой же ясный,  словно  никогда  и  не  угасал.  Весна
становится летом, а потом, пройдя лето и осень,-- зимою, но тем
яснее  и  ближе  становится  ее  возвращение, которое все равно
восторжествует над холодом, хотя к холоду весна стремится уже с
самого первого своего мгновения. Мы горюем  о  майских  цветах,
потому что они непременно завянут, но мы знаем, что однажды май
непременно  возьмет верх над ноябрем, и этот круговорот никогда
не остановится. Это учит нас надеяться и никогда ни  в  чем  не
отчаиваться..."
     -- Да,  это  красиво,--  тихо  сказал  Каррас,  не отрывая
взгляда от книги.
     Сверху послышался крик беса:
     -- Негодяй! Подонок! Набожный лицемер!..
     -- Она всегда клала мне розу на тарелку... утром...  перед
тем, как мне уходить на работу.
     Каррас вопросительно посмотрел на Крис.
     -- Регана,--  пояснила  она  и опустила глаза. -- Я совсем
забыла,  что  вы  ее  раньше  никогда  не   видели.   --   Крис
высморкалась и коснулась пальцами век.
     -- Вам  налить  немного  бренди  в  кофе,  отец Каррас? --
спросила она, силясь придать голосу бодрость.
     -- Спасибо, не нужно.
     -- А для меня просто кофе не подходит,--  прошептала  она.
-- Я налью себе бренди, если вы не возражаете.
     Крис вышла из кухни.
     Оставшись  один,  Каррас мелкими глотками допил свой кофе.
Ему было тепло в свитере, надетом под рясу. То, что он не  смог
успокоить  Крис,  слегка расстроило его. Он вдруг вспомнил свое
детство, и ему стало грустно. У него жила  собачонка  Джинджер,
простая  дворняга,  которая  однажды  заболела и лежала в ящике
прямо в его комнате. Ее все время лихорадило и рвало, и  Каррас
укрывал  ее  полотенцами,  заставлял  пить теплое молоко. Потом
пришел сосед и сказал, что  собака  больна  чумой.  Он  покачал
головой  и